Словами «И мысли взмутнены...» Учитель, живший тогда в роще Джеты, начал повествование о совершенстве высшей мудрости. (Обо всем, что происходило тогда, будет рассказано в «Повести о большом подземном ходе».)

«В стародавние времена в Варанаси правил царь Джанака. Бодхисаттва же в ту пору обрел земное существование в семье брахманов, которые нарекли его царевичем Сенакой. И когда Сенака стал взрослым и обучился в Такшашиле всем наукам, ремеслам и искусствам, он воротился в Варанаси и предстал перед царем. И сделал его царь советником своим и тем восславил великою славою.

Сенака наставлял царя и во вседневных заботах, и в горнем долге. Ибо был он сладкоречив, говоря о дхарме, и сумел повести царя путем пяти добродетелей, научил подавать милостыню ближнему, блюсти посты и не пренебрегать десятью праведными деяниями. Тем Сенака утвердил царя на стезе благодати, и во всем царстве все изменилось так, будто настала пора Пробужденных. В дни поста, в полнолуние и новолуние, приказывал царь разукрасить залу, и сходились туда он сам, и царевичи, и все царедворцы и внимали дхарме. И в той зале, ради слова дхармы разубранной, на оленьем троне восседал Велико-сущный и наставлял всех в дхарме с силою убеждения, возможной лишь в Пробужденном, и речи его, прославляющие дхарму, были схожи с речами прежних Пробужденных!

Жил в ту пору один старый брахман, который странствовал повсюду, собирая подаяние, ибо хотел накопить богатство. И вот, когда у него набралась тысяча монет, он оставил ее на хранение в одной брахманской семье, а сам вновь отправился за подаянием. И пока он ходил, та семья растратила все его деньги. Воротившись, брахман стал требовать назад свою тысячу, но у главы семьи денег не было, и взамен он предложил старому брахману в жены свою дочь. Тот согласился, взял ее за себя, и стали они жить в брахманской деревне, вблизи Варанаси. Жена, совсем еще юная, не получала удовлетворенья своих плотских желаний и стала искать утешения с юным брахманом.

Ибо ведь, как говорят, в шестнадцати случаях насыщение недостижимо: океан не насыщается впадающими в него водами, огонь — топливом, царь — царством, глупец — скверной, женщина — плотскими утехами, украшениями и деторождением; брахман - молитвами; созерцатель — мерой сосредоточения; стремящийся к просветлению — отдалением от мирской суеты; неприхотливый — самоограничением; обладающий силой — напряжением силы; проповедник — проповедью; мудрец — ученой беседой; верующий — служением общине; дающий — самопожертвованием; праведный — служеньем дхарме; все последователи Татхагаты — его лицезрением.

Так вот и та юная брахманка, ненасытная в плотских утехах, задумала извести мужа и без помех предаваться пороку. Замыслив дурное, она улеглась однажды в постель и, когда муж вопросил: «Что с тобой, милая?» — отвечала: «Я, брахман, не могу одна делать всю работу по дому, найми служанку!» — «Милая,—сказал на то брахман,—нет у меня денег. Как мне нанять служанку?» — «Ступай побираться. Накопишь денег и возьмешь служанку!» — «Тогда, милая, приготовь мне в дорогу еды!» Жена наполнила кожаный мешок разной снедью — и твердой, и мягкой — и подала ему.

И вот, скитаясь по деревням, по малым и большим городам, насобирал тот брахман семь сотен монет. Думая: «Такого богатства мне хватит и на служанку, и на слугу!» — отправился он в обратный путь. Уже подходя к своей деревне, остановился брахман в красивом местечке вблизи воды, развязал мешок, поел и спустился напиться, а мешка не завязал. Тем временем черная змея, что жила в корнях дерева, учуяв запах съестного, забралась в мешок, улеглась, свернувшись кольцом, и принялась за еду. Брахман же, воротясь, завязал мешок, даже не заглянув внутрь, закинул его за плечо и пошел своей дорогой. На пути явился ему лесной дух, что жил в дупле дерева, и, возвестив : «Эй, брахман! Ежели заночуешь в пути — умрешь сам, ежели дотемна доберешься до дому — умрет жена твоя!» — сокрылся из виду. Брахман стал озираться, но никого не увидел и сильно перепугался. Мучимый страхом смерти, стеная и плача добрался он до ворот Варанаси.

А в Варанаси в ту пору был пост полнолуния — тот день, когда Бодхисаттва восседал на изукрашенном сиденье Учителя, чтобы изречь наставление, и великое множество людей всех сословий с цветами и благовониями спешили внимать слову дхармы. Завидев людей, брахман спросил: «Куда вы идете?» — и в ответ услыхал: «Тебе, брахман, разве не ведомо, что сегодня премудрый Сенака, чей голос так сладок, наставляет народ в дхарме как истинно Пробужденный?!» Подумал тогда брахман: «Говорят, он мудр и искушен в слове дхармы, а меня терзает страх смерти. Ведь мудрые способны избавить от самой великой печали! Надо пойти туда и внять слову дхармы!» Помыслив так, брахман направился туда, где собралась вся царская свита с царем во главе и уже расселась вокруг Великосущного. Брахман с мешком за плечами стал неподалеку от сиденья Учителя и стоял, мучимый страхом смерти.

Великосущный стал наставлять всех в слове дхармы — будто низверглись на землю воды небесной Ганги, будто божественный напиток бессмертия дождем окропил всех собравшихся. Тут у всех слушателей наступило блаженное просветление и, восклицая: «Да будет так!» —они внимали слову дхармы. Премудрые ведь потому и зовутся так, что зрят все и насквозь! И вот Великосущный раскрыл глаза, блистающие ясновидением, и, внимательно оглядев всех собравшихся, обратил взор на того брахмана. И подумал: «Все это сонмище моих последователей в блаженстве очищенного сознания одобрительно восклицает, внемля дхарме, лишь один этот брахман, чье сознание замутнено, плачет, стоя поодаль. Есть, должно быть, причина его страдания, рождающего эти слезы! Подобно тому как снимают кислотой патину с меди или стряхивают каплю воды с лотосового листа, повертывая его во все стороны, я встряхну и поверну его сознание, избавлю его от страдания, дам блаженство, наставлю в дхарме!» И, подумав так, Великосущный обратился к брахману: «О брахман! Доверься мне, поведай обо всем! И я, премудрый Сенака, тотчас избавлю тебя от страдания!» И, говоря ему это, Великосущный спел:

«И мысль замутнена, и смешаны все чувства:

Из глаз твоих потоки слез струятся!

О чем горюешь? И на что надеясь, брахман,

Сюда явился ты? Ответствуй, не таясь!»

И брахман ответил:

«Умрет жена, коль ворочусь домой сегодня,

Иль сгину сам, коль не вернусь, — предрек мне яккха!

И вот о том теперь горюю и страдаю.

Открой же, Сенака, мне смысл его речений!»

Услыхав, что говорит брахман, Великосущный раскинул сеть своего знания — будто забросил ее в пучину океана — и так рассудил: «У сущих в этом мире для смерти множество причин: одни сами тонут в океане, других хватают хищные рыбы; эти сами низвергаются в Гангу, тех влекут туда крокодилы; кто-то падает с дерева, кто-то гибнет от ядовитой колючки или от ран, нанесенных оружием; некоторые травятся, вешаются, бросаются в пропасть; иные умирают от холода или болезней. Так какая же смерть суждена этому брахману и его жене, если яккха сказал: “Заночуешь в пути — сам умрешь, доберешься до дома — жена умрет!”?»

И, думая так, Великосущный узрел вдруг мешок за плечами у брахмана и подумал: «Должно быть, брахман этот забыл завязать мешок, когда после утренней трапезы пошел напиться к воде, а какая-нибудь змея, почуяв запах пищи, залезла в мешок. Затем брахман, напившись, воротился и, ничего не подозревая о заползшей в мешок змее, завязал его и пустился в путь. Если он заночует в пути, то вечером на привале развяжет мешок с мыслью: «Надо бы перекусить!», запустит в него руку, а змея его за руку цапнет и тем лишит жизни. Вот отчего он умрет, если заночует в пути! А что будет, пойди он прямо домой? Мешок наверняка окажется в руках у жены, и та, подумав: «Посмотрю-ка я, что в нем!» — развяжет его, сунет туда руку и погибнет от укуса змеи! Вот что стало бы причиной смерти жены, воротись брахман сегодня домой!» Все это вмиг уразумел Великосущный с его совершенным знанием средств и путей! И вот что еще пришло ему на ум: «Видно, змея эта — не ведающая страха черная кобра! Ведь она не обнаружит себя ни единым движением — даже не шевельнется, когда мешок на ходу бьется о ребра брахмана! Даже здесь, в многолюдном собрании, она ничем не выдает своего присутствия! Вот почему я полагаю, что это должна быть черная кобра, отважная и бесстрашная!» Так Великосущный, проницающий все своим божественным оком, обладающий совершенным знанием средств и путей, все это постиг! Силою своего всеведенья он восстановил все происшедшее, будто сам был там и видел, как змея заползает в мешок. И, уяснив себе все, Великосущный в стремлении дать ответ на вопрос брахмана, находясь в том собрании, возглавляемом самим царем, спел:

«Я мыслью обозрел все множество причин

И то, что изреку, есть истина сама:

В мешок с едою, полагаю я, змея

Залезла, брахман, но не ведал ты о том!»

И, пропев это, спросил Великосущный: «А что, брахман, есть в твоем мешке съестное?» — «Да, есть, великомудрый», —отвечал брахман. «Ел ты что-нибудь сегодня утром?» — «Да, ел, премудрый!» —«А где расположился?» — «В лесу под деревом».— «А когда после трапезы ты пошел испить воды, завязал ты мешок?» — «Нет, не завязал, великомудрый». — «А когда, напившись, воротился, осмотрел его прежде чем завязывать?» — «Нет, премудрый, не осмотрел!» — «Так вот, брахман, — молвил Бодхисаттва, — пока ты ходил пить воду, змея, почуяв запах съестного, залезла в мешок, а ты и не знал о том! Поэтому спусти мешок с плеч, положи наземь среди собрания, развяжи чуть, отойди, возьми палку и лупи что есть мочи по мешку, покуда не вылезет из него черная кобра, шипя и раздувая капюшон. Узрев ее, ты избавишься от сомнений!» И, говоря так, Великосущный спел такой стих:

«Ударив палкой, ты в мешке змею почуешь, Ту, что глуха, нема и чей язык раздвоен. Тогда без колебаний и сомнений Мешок раскрой — и гибкотелого узришь ты!» И, вняв речам Великосущного, брахман, хотя и был взволнован и дрожал от страха, сделал все, как ему велели. Свернувшаяся же змея, отведав палки, выскользнула из мешка и замерла, оглядывая собрание.

И, толкуя смысл происшедшего, Учитель спел еще один стих:

«Когда в собранье брахман возбужденный

Мешок с едою развязал, на свет явился,

От ярости шипя и весь народ пугая,

Змей ядовитый, капюшон свой раздувая!»

В тот самый миг, когда змея, раздувши капюшон, показалась из мешка, всем стало ясно, что Великосущный явил себя как всецело Пробужденный. И все великое множество народу исполнилось восторга, многие от радости размахивали полами одежд и приплясывали, щелкая пальцами. На собравшихся низвергались драгоценности всех семи видов — будто потоки дождя с небес, — и тысячи возгласов «Да будет так!» наполняли воздух. Шум стоял такой, будто земля разверзлась. Но не знатное происхождение, не клан, не род и не место рождения, не слава и не богатство позволили Пробужденному постичь смысл случившегося и быстро найти надлежащий ответ — только силою мудрости сумел он сделать это. Ибо лишь благодаря мудрости, человек, взрастив духовное видение, может распахнуть врата Благородного Пути, войти в великую и вечную нирвану, став либо архатом, либо просветленным-для-себя, либо Всепробужденным. И среди дхарм, ведущих к великой и вечной нирване, мудрость, поистине, главная, а прочие — лишь ее свита. Вот почему сказано:

«Премудрость — главное!» — благие изрекают,

Она — как месяц среди звезд, светил владыка!

Ведь благость, изобилье, истина и дхарма —

Служанки лишь у мудрости великой!

И пока Великосущный толковал брахману смысл происшедшего, некий заклинатель змей сумел накрыть кобре голову, схватил ее, отнес к кустам и выпустил там. Брахман же, сложив почтительно руки перед грудью, поклонился царю и, воздавая ему хвалу, пропел такой стих:

«Сколь счастлив и удачлив царь Джанака,

Что может зреть он Сенаку премудрого!»

Восславив царя, брахман достал из мешка семь сотен монет и, вознося хвалу Великосущному, желая одарить его и выразить свое восхищение, спел:

«Все сорваны покровы, ибо ты — всевидящ,

Всезнание твое ввергает в трепет!

Семьсот монет моих, что насбирал я,

Все без остатка передать тебе хочу я:

Тебе благодаря я жив сегодня

И здравствует жена — все это ты содеял!»

В ответ на это Бодхисаттва пропел:

«Премудрым не нужна стихами плата,

И чувств их вирши пестрые не тронут.

Счастлив в богатстве да пребудешь, брахман,

Свое забрав, ступай, веди хозяйство!»

И, молвив так, Великосущный повелел добавить брахману монет до полной тысячи и спросил его: «О брахман, а кто послал тебя за подаянием?» — «Жена, премудрый». — «А жена у тебя стара иль молода?» — «Молода, премудрый!» — «А коли так, она нарочно отослала тебя из дому, чтобы безбоязненно предаться блуду. Если понесешь деньги домой, она найдет способ передать богатство, в муках обретенное тобой, любовнику. Поэтому закопай сперва деньги под деревом или еще где-нибудь, а уж потом ступай домой!» — и с этими словами Великосущный отпустил брахмана.

Брахман зарыл деньги под деревом неподалеку от деревни и, когда стемнело, пошел домой. С порога окликнул он жену, которая в это время забавлялась с любовником. Услыхав голос мужа, она погасила светильник и отворила дверь, а едва брахман вошел, вывела любовника из дому, оставила у дверей и вернулась в дом. Пошарила в мешке, убедилась, что там пусто, и спросила мужа: «Брахман, сколько же ты насобирал денег?» — «Целую тысячу», — отвечал брахман. «Где ж она?» — «Спрятана там-то и там-то, после заберем, не тревожься!» — успокоил ее брахман. Жена вышла из дому и обо всем рассказала любовнику. Тот пошел в указанное место и забрал все деньги, как если бы они принадлежали ему.

На следующий день брахман сам отправился за деньгами, но, не найдя их, пошел к Бодхисаттве. «Чего тебе, брахман?» — спросил Бодхисаттва. «Не нашел я своих денег, премудрый!» — отвечал брахман. «А сказал ты жене, где они спрятаны?» — «Да, премудрый, сказал». Бодхисаттва понял, что жена обо всем рассказала любовнику, и опять спросил брахмана: «А нет ли, брахман, у твоей жены какого-нибудь знакомого брахмана?» — «Да, есть», — отвечал тот. «И у тебя тоже есть такие знакомые?» — «Да, премудрый». Тогда Великосущный приказал выдать брахману денег, чтобы ему хватило на семь дней, и так наставил его: «Ступай, брахман, и в первый день позови семь брахманов из твоих друзей и семь — из друзей жены и угости их, а после каждый день зови и тех, и тех на одного меньше, чтобы к седьмому дню осталось всего двое, и если заметишь, что жена твоя и в последний день пригласит брахмана, который хаживал к вам все шесть дней, дай мне знать!» Брахман сделал все, как велел Бодхисаттва, и спустя неделю сказал Великосущному: «Приметил я, о премудрый, того брахмана, что ходит к нам постоянно на трапезы!»

Тогда Бодхисаттва послал с брахманом своих людей, приказал им доставить к нему любовника и, когда тот явился, спросил: «Не ты ли забрал тысячу монет, зарытых вот этим брахманом под таким-то деревом?» — «Ничего я не брал, премудрый!» — отвечал тот. «Ты, видно, не знаешь, что зовусь я премудрым Сенакой и что заставлю тебя принести сюда эти деньги!» — пригрозил Бодхисаттва. Испугавшись, брахман признался: «Да, это я их взял!» — «И что же ты с ними сделал?» — «Я, о великомудрый, положил их там-то». — «Ну что, брахман, — обратился тогда Бодхисаттва к мужу, — желаешь ли ты остаться со своей женой или возьмешь другую?» — «О мудрый,— сказал брахман, — пусть останется эта!» Бодхисаттва тогда велел доставить к нему деньги, спрятанные любовником, и саму неверную жену и тут же приказал любовнику передать деньги мужу из рук в руки. Затем распорядился примерно наказать вороватого брахмана и изгнать его из города, а неверную жену проучить хорошенько. Старого же брахмана Бодхисаттва восславил великою славою и оставил жить подле себя».

И, завершая свое наставление в дхарме, Учитель явил собравшимся Четыре Благородные Истины, и, познав их, многие обрели плод от вступления в Поток и вкусили от разных иных плодов. Учитель же, разъясняя рассказ, так истолковал перерождения: «Тем брахманом в ту пору был Ананда, духом дерева — Шарипутра, царскими приспешниками — служители Пробужденного, премудрым же Сенакой был я сам».

Джатака о мешке с едой (402)