( Роман в дневниках, письмах, записках и размышлениях)
Глава 8.
Веселые "вральки" и превраьности фантазии
Когда я стала искать в первых словах и фразах детей "мысли след", то обзавелась толстым томом с надписью: "Амбарная книга". Листов много - пиши на здоровье!
Труднее было собирать и сохранять бесчисленное множество листков, страничек из альбомов для рисования, запечатлевших мгновения "творческого вдохновения" моих подрастающих сыновей.
Настало время, когда я готова была признать, что рассказывание детьми историй, намеренное переделывание ими читаемых мною сказок, сюжетов детских мультиков, рисование картинок, смешных этюдов и есть то, что уже можно назвать словом "творчество".
С наступлением четырех-пяти лет у моих сыновей стало появляться что-то новое. Ум каждого сына преподносил свои сюрпризы. Довольствуясь тем, что дети, как бы между прочим, подбрасывали мне свою "продукцию" в "Амбарную книгу" или в зеленую папку, где хранились их рисунки, размышляя над всем этим "материалом", я понимала, что по своей природе все дети - творцы и мои не исключение! Но считать их в чем-то особо одаренными у меня не было никаких оснований.
Сравнивая записи в тетрадях, где я только начинала в первых словах моих детей "искать мысли след", с нынешними, когда они подросли, я все-таки рискнула на обложке второй тетради написать: "Творчество моих детей". То есть я для себя решила, что настало, пожалуй, время, когда мои дети уже начали сочинять. Они пользуются увеличившимся словарным запасом, следуют "подсказкам" книг, читаемых им папой и мамой или прочитанных самими.
Я, конечно, не строила иллюзий, слушая стишки, истории, фантазии детей. Время моей материнской "бронзы" давно прошло. Разглядывая их рисунки, я видела обыкновенные картинки без каких-либо следов оригинальности или природного дарования.
В музыкальных занятиях Альки и Игоря очень скоро обнаружилось их упорное желание избегнуть трудностей. Не было никаких намеков что-то сочинить самим, пользуясь уже изученной нотной грамотой и элементарными навыками пользования инструментом: гитарой и балалайкой.
Другое дело - словесное творчество. В нем-то и проявились, как мне показалось, новые грани ума и чувств сыновей, которые нельзя было не заметить.
Меня очень привлекал сам процесс детского сочинительства, в котором я видела те перемены в уме, эмоциях подросших детей, которые невозможно было не заметить. Тогда же обнаружились и перемены в поведении детей, в их характерах. По-моему, родителям никогда не удастся заранее подготовиться к таким изменениям в личности ребенка.
Точно так же невозможно спокойно относиться к неизбежности наказания повзрослевших детей, уже совершающих проступки, еще невозможные или маловероятные год-два назад.
То, что по мере их взросления менялось и наказание, значило для меня лишь одно: прелесть младенчества, время наивности и простодушия раннего детства уходит бесследно! Оно сменяется неприятными для родителей и вовсе теперь не наивными ухищрениями детей, снисходительно относиться к которым мне, например, удавалось уже с трудом.
Конечно, некоторые проступки были еще со следами "ангельских" крылышек. Однако уже обнаруживались намерения или поступки детей, которые вызывали у нас с папой гнев и даже душевное смятение. Но об этом - потом...
Безоговорочно признаю, что первая часть портрета моих детей и прежде всего Альки с Игорем, написанная от года до шести лет сочными красками природной наивности, завершилась. Старшие дети ступили в новый возрастной круг, где хотя и не сразу, но безвозвратно исчезает "желторотая" прелесть! Заметив это, с грустью признаешь, что
утрата твоим подросшим дитем наивности - необходимое условие для вступления его в новые жизненные коллизии, из которых путь - на следующие ступени взросления.
И все-таки, как "летописец", свидетель младенчества, детства, раннего отрочества моих мальчиков, я получила, кроме их неожиданных, иногда странных для меня "сюрпризов", еще и щедрую палитру их словесного творчества. Спасибо им за это...
Обнаружив новый "продукт" ума и эмоций сыновей, я, конечно же, не оценивала его на взрослый, искушенный взгляд. Перечитывая эти "произведения" сейчас, когда два их автора уже давно учатся в школе, а третий готовится переступить ее порог на будущий год, я искренне смеюсь. Мне весело от корявых слов, нелепо скроенных сюжетов их историй, материалом для которых служили все те же прочитанные книги или персонажи мультиков и фильмов.
Перебираю рисунки, наскоро записанные стишки - следы эмоций и мышления подрастающих "братцев-кроликов" или добросовестно запечатленный мною в "Амбарной книге" "поток сознания" моего старшего сына.
Пока я не рискую предвидеть, кем они будут и какими вырастут. Еще рано об этом думать. Однако, перебирая все, что выплеснули их эмоции, запечатленные в словах и кратких фразах, я радуюсь. А бывает, и восторгаюсь!
Мне кажется, что первые признаки словесного творчества детей - это следы той меры врожденной духовности ребенка, которая постепенно начинает себя обнаруживать. Они, эти следы, могут быть едва различимы или довольно отчетливо заметны, однако в них радость и удивление родителей, которые созерцают и слушают внутренний мир своих детей на старте их мышления. Я же пыталась еще как-то и оценить эти признаки.
...Альке шесть лет. Он берет карандаш, бумагу. Задумался. Крутил, крутил бумагу и так, и сяк, двигал карандашом по воздуху, как бы примериваясь к листу. Наконец провел горизонтальную линию у основания листа и... замер. Что-то там, в его головенке, происходило. Но что? И вот слышу: "Я всегда начинаю рисовать с полоски!" Ну чем не "творческий метод"?
Прошло полтора года. Сижу в гостиной, двери открыты. Время ночного сна, и мальчики уже в постелях. Алька тоже в кровати, но, кажется, что-то напевает. Я затревожилась: не разбудил бы братиков... Подошла к двери детской. Хочу попросить не мешать Игорю и Ярику спать. Но что-то меня остановило. Прислушалась. Мне показалось, что напеваются какие-то "стихоподобные" строчки. Быстро взяла карандаш, тетрадь и устроилась на полу, прямо в полоске света, идущего от кухонной потолочной лампы. Сын, как будто специально для мамы, "во всеоружии" насторожившейся у двери в детскую, речитативом запел:
Шел солдат на войну,
Пушками гремел!
Это солдат, этот солдат -
Был Аты-Бат!
Шел солдат на войну,
Саблями гремел...
И гранату свою бросить не успел.
Шел солдат на войну,
Песни он не пел,
Про него я пою,
Он уж постарел.
Шел солдат на войну,
Шел он, шел и шел.
Шел он тридцать пять веков,
До войны дошел...
Шел солдат на войну,
Чаю он не пил,
Потому что на войне
Пищи - не добыть!
Шел солдат, шел солдат
Дальше на войну.
Шел он тридцать пять веков...
А война от него да-ле-ко!
Шел солдат на войну,
Песни он не пел
Про него я пою,
Он уж постарел...
Торопливо записываю этот "поток сознания". Умолк... Закончил? Осторожно приоткрываю двери, тихонько просовываю голову. Слышу ровное, мерное сопение "братцев-кроликов". Алька тоже спит. Минуту назад он "выдал" мне что-то созревшее в его внутреннем мире.
Стала вспоминать: что недавно читали? Что смотрели в кинотеатре, в театре, по телевизору? Вспомнила! Мы всей семьей в кинотеатре "Пионер" смотрели фильм "Аты-баты, шли солдаты". Про войну... Значит, что-то застряло в его уме и чувствах? Наверняка! И вот нате вам...
Успела записать Алькин "опус" полностью, а утром спрашиваю сына: "А что это за песенка про солдата, что ты напевал вечером перед сном?" Изумленно смотрит на меня. Подумала, что Алька хитрит, цену себе набивает. Нет - искренен. Прочитала ему записанные строчки. Удивляется: "Это я сочинил? Правда?"
Не буду оценивать этот текст. Признаюсь только, что не удержалась, показала его друзьям, коллегам на кафедре, где тогда работала, рассказав предысторию. "Поток сознания" Алюни у многих вызвал удивление. Мне кажется, что импровизация Альки, при всех ее корявостях, все же обнаруживает некую философию. Для меня, например, она вполне осязаема в этом тексте. Я чувствую скорбь, безысходность, сострадание. Да если бы только я...
Шутки ради мы дали почитать эти строчки артисту, частенько выступавшему с чтением стихов на эстраде. Он иногда захаживал к нам на "огонек". Альки дома не было, гостил у "бабини", и наш папка, вспомнив его "Аты-баты", когда зашел разговор о войне, не удержался и...
Сочный, прекрасно натренированный баритон артиста, искусное маневрирование между уязвимыми местами текста, лишенного поэтического баланса строф и рифм, вызвали странный эффект... заклинания! Кто-то из моих подруг неожиданно всхлипнул. Я заметила, что тоже поспешно приложила к своим глазам салфетку: оказывается, и у меня...
...О сказке про Колобка и готовности Альки вмешаться в ее сюжет я уже писала. Даже не знаю, чем привлекал сына этот сказочный герой. Ему месяца два назад исполнилось восемь лет. В тот день он был болен и попросил меня почитать сказку. Тогда я пожалела его и не стала, как обычно я уже делала, просить его самого читать ради тренировок скорости или для выработки навыка выразительности. Молча села на край его дивана, раскрыла книгу и вслух стала читать сказку про Колобка. Очень скоро сын остановил меня и говорит: "Знаешь, мама, давай мы с тобой сами сочиним новую сказку про Колобка!"
Идея мне понравилась. Действительно, скучно большому мальчику перечитывать давно и часто читанную сказку. Взяла тетрадь, ручку и приготовилась быть при сыне "секретарем". Он уже и сам неплохо писал, но в тот день я решила ему помочь.
Со смехом, с "творческими спорами" мы за день сочинили новую версию сказки про Колобка. Причем Алька настолько быстро и складно сочинял текст, что я едва успевала записывать. Магнитофон у нас тогда сломался, и пришлось мне стать чуть ли не стенографисткой.
Сейчас покажу, что из всего этого получилось. Конечно, пришлось текст подредактировать. Расставить знаки препинания, уважить правила грамматики и синтаксиса.
Вечером сказку прочитали Игорю и Ярику. Братья с увлечением слушали и с завистью смотрели на автора. Тот снисходительно говорил им: "Я еще для вас что-нибудь сочиню. Мама запишет, а папа напечатает на машинке..." Всем нашел работу! Итак, представляю сказку, как положено, начиная с имени автора...
Алик Юрганов (младший),
при участии
мамы - стенографистки и редактора.
НОВАЯ СКАЗКА ПРО КОЛОБКА
Жили-были дед и баба. Стало им скучно, и решила бабушка испечь Колобок. Нашла немного муки и масла, испекла Колобок. Положила на окошко, чтобы остыл, и ушла деда порадовать. Колобок прыгнул с окна и покатился по дорожке. Прикатился на вокзал, смотрит: стоит паровоз.
- Ты что здесь делаешь? - спрашивает Колобок.
- Я - Паровоз, я бегаю по этим рельсам.
- Вот по этим узеньким дорожкам? - удивился Колобок и попробовал пробежать по рельсам. Но у него не получилось. Тогда он попробовал пробежать по рельсу, как канатоходец, и тут же упал! Встал и спрашивает у Паровоза:
- Как же ты по двум дорожкам сразу бегаешь? Все время падаешь, да?
- Бегаю! - важно засопел Паровоз. - И не падаю вовсе !
- Врешь! - упрямится Колобок. - Падаешь, только признаться не хочешь!
- Это ты падаешь, - обиделся Паровоз, - а я бе-га-ю! Он заморгал фарами, засвистел, надулся и громко запыхтел. На голове у него была кепочка, и из-под кепочки вырвался белый пар. Вот как он рассердился на Колобка. Но очень быстро Паровоз успокоился и говорит Колобку:
- Ну чего с тобой спорить! Садись, Колобок, если не веришь, я прокачу тебя по моим блестящим железным дорожкам.
- Ой, правда прокатишь? - удивился Колобок. Он подумал, что сердитый Паровоз сейчас укатит и все! Присел Колобок и как прыгнет прямо на ступеньку к Паровозику.
- Слушай, Колобок, - строго спросил Паровозик, - а билет-то у тебя есть?
- Н-н-нет... - смутился Колобок. - Я же не знал, что билет понадобится!
Он уже хотел спрыгнуть со ступеньки Паровозика, но тот сказал:
- Ладно! Так и быть, прокачу тебя без билета. Только крепко держись!
Засвистел Паровозик, запыхтел, дернул своими колесами и тронулся с места. Испугался Колобок, зажмурился и даже заткнул пальцами уши. Когда Паровозик дернулся и поехал по рельсам, Колобок покатился и чуть не упал на землю.
- Я же тебе говорил, держись крепко! - крикнул Паровозик Колобку.
- Вот видишь! А ты сомневался! - рассмеялся Паровозик и побежал в гору. Солнце жарило Колобка, как огонь в печке, и только он об этом подумал, как увидел впереди черную дыру в большой стенке. Это было похоже на печку, в которой его пекла бабка. "Ой, сейчас приедем прямо в печку!" - подумал Колобок, и тут же Паровозик вбежал в темноту. Жары не было, и Колобок очень удивился. Он хотел спросить у Паровозика, почему в печке совсем не жарко, но тот выскочил наружу и опять побежал под солнцем.
- Смотри, смотри! - закричал Колобок Паровозику, - Что-то там впереди блестит!
- Это речка, - засмеялся Паровозик, - мы через нее по мосту проедем.
- А я хочу к речке, можешь остановиться?
- Ладно, так и быть, - сказал Паровозик и остановился, как только переехал по мосту через речку.
- Слушай, Паровозик, - спросил Колобок, когда спрыгнул на землю со ступенек Паровозика, - а что это было такое черное, куда мы въехали, и очень похожее на печку, только без жары?
- Эх ты! - засмеялся Паровозик. - Сразу видно, что ты никогда по моим железным дорожкам не ездил. Это же тоннель! Тоннель! - крикнул Паровозик и покатил по своим блестящим дорожкам дальше.
Колобок подкатился к берегу реки, остановился у самой воды и удивился. На самой середине реки стоял какой-то большой дом с трубой, который, наверное, заблудился.
- Эй, дом, чего ты там делаешь на середине реки? Ты что, заблудился?
- А я не дом, - ответил тот, кто был посредине реки. - Я - пароход и не стою, а плаваю.
- А как тебя звать?
- Пароходик! А тебя как?
- Колобок! А как это ты плаваешь? У тебя нет ни рук, ни ног...
- У меня есть два больших колеса и мотор, который их крутит. А ко-гда колеса крутятся, то я ими отталкиваюсь от воды и еду вперед или назад.
- Ух ты! - восхитился Колобок и попросил Пароходик к берегу подплыть.
- Да, - сказал Колобок и, как только Пароходик подплыл к берегу, прыгнул прямо на палубу.
Качнул Пароходик своими боками, закрутились два больших колеса, которые были на двух боках, и Колобок поплыл!
- Эй, Колобок! - крикнул Пароходик. - Держи спасательный круг, а то скатишься в реку и утонешь!
Колобок прыгнул в серединку спасательного круга, удобно устроился и стал смотреть, как назад плывут берега реки.
- Пароходик! А куда это мы плывем?
- А куда бы ты хотел?
- В Африку можно?
Колобок очень хотел докатиться до Африки. Там было жарко, как в печке у бабки, но Колобок этого совсем не боялся.
- Можно и в Африку, - сказал Пароходик и басом пропел: "Плы-в-у-у-уу в Африку-у-у-у-у-у!!"
"Хорошо! - подумал Колобок. - Может, в Африке встречу льва Бонифация" - и... заснул. Пароходик из реки выбрался в голубое море, а из моря попал прямо в огромный океан. Ему повезло: никакой бури и никакого шторма в океане не было. Пока Колобок спал, Пароходик приплыл к Африке. Колобок спрыгнул на берег Африки, сказал Пароходику спасибо и покатился навстречу новым приключениям.
Очень скоро Колобок увидел детишек, которые были сделаны из шоколада! Они бежали рядом с ним и спорили, кто это. Одни кричали: "Это - мяч!", другие говорили: "Нет, это - сын Луны". А один шоколадный мальчик сказал важно: "Это - рыба-шар! Теперь она решила пожить на берегу, потому что в море вода очень соленая!"
Слушал-слушал Колобок, захохотал, замахал руками.
- Эй, ребятки-шоколадки. Все вы неправильно говорите. Я - не сын Луны, и не рыба-шар, и совсем не футбольный мяч.
Я - Колобок:
У меня - румяный бок,
Очень сладкий
Я на вкус,
Никого я не боюсь!
- Это, оказывается, Колобок, - радостно закричали, заплясали шоколадные дети и стали петь: "У тебя - румяный бок! Очень сладкий ты на вкус!!!"
- Никого я не боюсь, - добавил Колобок и прыгнул на ручки к самому маленькому мальчику, потому что прыгать высоко не умел.
- А ты из шоколада или тебя пережарили? - очень тихо спросил Колобок мальчика и сказал:- Когда много сахара в тесто кладут, а потом в печку, в жар, то можно тесто пережарить. Но меня бабушка не пережарила, а твоя, наверное, тебя пережарила?
Мальчик весело смеялся и на вопросы Колобка не отвечал. Остальные мальчики, то ли шоколадные, то ли пережаренные, тоже смеялись и хотели Колобка подержать в своих ладошках.
- Эй, ребята! Пошли к вашим бабушкам!
- К бабушкам пошли, к бабушкам! - обрадовались детки и побежали за мальчиком, который нес Колобка в своих не очень пережаренных и почти совсем не шоколадных ладонях.
Из домиков стали выбегать бабушки и мамы, дедушки и папы шоколадных или пережаренных мальчиков и девочек. Колобок удивился, когда увидел, что и бабушки с дедушками, и мамы с папами такие же шоколадные или пережаренные, как их детки.
"Вот это да!" - подумал Колобок, но тут же раскрыл рот от удивления. Он увидел что-то очень похожее на подъемный кран. Только этот кран в Африке был живой! Он смотрел на Колобка, хлопал большими ресницами, такими же прямыми, как у дедушкиной лошади Мадеры. Колобок помнил, что Мадера была ласковой, нежной. Она не говорила, а шептала - тихо-тихо...
Подъемный кран с такими же ресницами, как у дедушкиной лошади Мадеры, тихонечко опустил маленькую голову с двумя маленькими рожками к Колобку и прошептал:
- Здравствуй!
Колобок храбро прыгнул на шею подъемного крана и громко спросил:
- А кто ты?
- Я - Жирафа!
- Ты та самая Жирафа Анюта, которая вместе с крокодилом Геной и Чебурашкой строила дом Дружбы?
- Нет, я не та Анюта, но я тоже Жирафа и работаю экс-кур-со-во-дом.
Жирафа сказала очень длинное слово. Оно к ней очень шло, потому что было похоже на жирафу. Колобок хотел узнать, а что такое "экс-кур-за-вод"?
- Куры здесь ни при чем, - сказала Жирафа и опустила Колобка на землю. - Завод тоже ни при чем... Жирафа немного обиделась на Колобка. Ей показалось, что он над ней смеется. - Я показываю туристам наш город. Ты ведь тоже турист, правда?
- Кто я? - не понял Колобок и увидел, как Жирафа открывает рот. Она просто зевнула, а Колобок подумал, что она сейчас его съест!
- Только ты меня не ешь, - испуганно закричал он, - я тебе сейчас песенку спою! И начал петь. Я - Колобок, Колобок, я - в печке испечен...
- Знаем, знаем мы эти сказки, слышали, - сказала Жирафа. - Ты ушел от бабушки, ты ушел от дедушки. Знаем. Но это - нехорошо! Они волнуются, ищут тебя повсюду, а ты себе спокойно гуляешь по Африке! Нехорошо!
Колобок от смущения еще больше зарумянился. Он вспомнил добрые руки бабушки, и ему стало стыдно.
- Ты думаешь, мне надо скорее домой возвращаться?
- Конечно! Незамедлительно! Безусловно! - Жирафа говорила так медленно, что все ее слова казались Колобку тоже похожими на нее. - Но сначала я покажу тебе наш город. Пойдем!
Колобок снова подкатился к шее Жирафы, потом по шее покатился к ее маленьким рожкам и устроился там очень удобно! Жирафа медленно пошла по улице с Колобком на голове.
Это был замечательный город. Бананы, апельсины, ананасы, мандарины росли прямо на автобусных остановках. На мороженое никто не смотрел, так было его много! Такси катало всех бесплатно, и каждому пассажиру шофер говорил спасибо! Все горожане - большие и маленькие, старые и молодые - ходили в шортиках, потому что было очень жарко! И были эти шортики, как и рубашки, шляпы, всех цветов радуги.
Пока Жирафа разговаривала с регулировщиком на перекрестке, Колобок разогрелся на солнце и незаметно пересел с Жирафиной шеи на какую-то "штуковину", которая висела чуть выше Жирафиных рожек. Эта "штуковина" была похожа на скворечник, только почему-то с тремя окошками. Каждое окошко было круглым, и в нем сидело по одному попугайчику. Они были с красными, желтыми и зелеными перышками.
Когда попугайчики увидели Колобка, они пришли в ужас! Какой-то круглый и румяный предмет вкатился в помещение СВЕТОФОРА! Попугайчики очень рассердились и вылетели вон! Колобок подумал: "Ну, как хотите! Мне и здесь удобно!" - и устроился в одном из окошек этого скворечника. Он смотрел на улицу и ничего не понимал.
А там произошло что-то невероятное. Регулировщик в белых перчатках показывал в сторону скворечника с попугаями, но они же улетели! Машины не видели ни красного попугая, ни желтого, ни зеленого! Они видели только что-то круглое, румяное, думали, что это красный свет, а Колобок тут же поворачивался своим чуть-чуть поджаренным боком и получалось, что шофер видел желтый свет! "Когда же будет зеленый?" - кричали все, а зеленого все не было!
Жирафа тоже посмотрела на светофор и догадалась, что случилось. Она заглянула в окошечко светофора и шепнула Колобку: "Прыгай мне на голову, а то тебя сейчас оштрафуют!" И снова Колобок удобно устроился у Жирафы между рожками, и она пошла к дому, где была надпись: "ПОЧТА".
Когда Жирафа узнала, что Колобок не послал бабушке с дедушкой телеграмму, что он укатился в Африку, она сказала ему, что повезет его на почту и оттуда он может послать бабушке с дедушкой весточку. И вот они пришли туда и Колобок написал такую телеграмму: "Очень жарко в Африке. Не волнуйтесь, как в печке! Жив, целую. Колобок". Жирафа прочитала телеграмму и очень тихо сказала Колобку: "Исправь! Разве можно "волноваться, как в печке"? Ты что, плохо учился, да?"
- Н-н-нет... - смутился Колобок. - Я сейчас все переделаю -
и будет хорошо. Снова написал: "Ох, жарко в Африке, как в печке. Не волнуйтесь. Колобок".
Пока Колобок переделывал телеграмму, Жирафа увидела льва Бонифация, который прогуливался по улице. Жирафа вспомнила, что каникулы у Бонифация кончились и он очень-очень скоро отплывает домой. Он согласился взять Колобка с собой и проводить его к дедушке и бабушке.
Бабушка Бонифация быстро-быстро связала сетку, куда улегся Колобок, когда лев поднялся в самолет. Когда самолет летел над городом, где у Колобка было столько приключений, он увидел сквозь облака голову Жирафы. Глаза у нее были грустными: она плакала. Колобок помахал Жирафе и увидел, что люди на земле раскрывают зонтики. "Им кажется, что дождь идет, а это плачет Жирафа", - подумал Колобок, и ему стало ее очень жалко. Он помахал ей еще раз и громко закричал:
- Не плачь! Не плачь! Я еще раз когда-нибудь прикачусь к тебе в Африку!"
Когда они прилетели домой, был большой ливень, и Колобок очень испугался.
- Ой, ой! Бонифаций! - кричал он. - Я же размокну! Что же делать? Что делать?
- Прыгай, - приказал Бонифаций, - прыгай, Колобок, ко мне в пасть!
- Ой! Куда? Туда? - Колобок с ужасом ткнул пальцами в зубы Бонифация.
- Не бойся! Ты же видел, что укротитель клал мне в пасть голову, да еще и в шляпе! Вот и ты сейчас по команде "Але, оп!" прыгнешь ко мне в пасть, и я отнесу тебя к дедушке с бабушкой. У меня, правда, там тоже сыро, но не такой же ливень, правда?
- А если ты меня проглотишь? Можешь же случайно...
- Не бойся, Колобок, - успокаивал его Бонифаций, - я буду идти молча и ни с кем не буду разговаривать. Пасть моя будет приоткрыта, чтобы ты не задохнулся.
- А если с тобой поздоровается твой друг или сосед? - не унимался Колобок. - Ты что, не ответишь?
- Нет, промолчу, - грустно сказал очень воспитанный Бонифаций. Еще бы, что могут подумать о нем люди!
"Але, оп!" - сказал Бонифаций, и Колобок, зажмурившись, прыгнул в пасть льва. Он сразу устроился между клыками и замер.
Самолет уже приземлился, и лев Бонифаций с Колобком в пасти вышел. Лапы у льва были заняты, потому что он нес в них чемодан и мешок с гостинцами для дедушки и бабушки Колобка. Пасть была приоткрыта, а голова немного опущена вниз, чтобы дождь не попадал на Колобка.
Друзья встречали знаменитого дрессированного льва, который вернулся с каникул. Они громко кричали: "Привет! Здравствуй, Бонифаций! С приездом домой!" Но лев не мог им ответить, потому что боялся случайно проглотить Колобка. Сначала друзья очень расстроились, а потом стали беспокоиться: что-то с Бонифацием случилось! Он никогда не был таким! Друзья шли рядом, спрашивали: "Что случилось, Бонифаций?" Но лев шел с Колобком в пасти и молчал!
- О-о-о!!! - закричали друзья. - Наш Бонифаций, наверное, заболел в Африке какой-то странной болезнью! Его срочно надо везти к доктору! Самые настойчивые друзья Бонифация подскочили к нему, схватили его под руки и понесли к машине "скорой помощи". И вот Бонифаций в кабинете знаменитого доктора Айболита. Как хорошо, что была пятница, потому что доктор Айболит в субботу и воскресенье всегда был в цирке и помогал дрессированным животным, если у них что-то болело.
Как только Бонифаций оказался в кабинете доктора, где было светло, тепло и сухо, и увидел доктора Айболита, он широко открыл пасть и оттуда, веселый и невредимый, выскочил Колобок!
- Привет всем! - крикнул Колобок. - Ох, как мне пришлось попотеть... Но это ничего!
Доктор Айболит и друзья Бонифация, которые его привели сюда, остолбенели. Вот это да! Колобок прыгает из пасти льва. Такого еще ни в одном цирке мира не видели! А Колобок кричал и размахивал руками, подкатывался то к одному, то к другому:
- Не сердитесь на Бонифация. Он удивительный, он вежливый, воспитанный лев! А какой он верный друг! Он не мог с вами поздороваться, потому что спасал меня от ливня в своей пасти!
Друзья Бонифация быстро все поняли и тут же бросились Бонифация обнимать, подбрасывать Колобка до потолка. А потом Колобок пригласил всех в гости к своим бабушке с дедушкой. Увидели бабушка, дедушка и лошадь Мадера Колобка, а с ним много-много друзей, обрадовались. В их доме давно не было такого веселого праздника.
Дедушка с бабушкой решили Колобка не ругать за то, что он убежал из дому. Он все-таки вернулся, да еще и стольких друзей с собой привел. Уж теперь-то бабушке с дедушкой скучно не будет. А назавтра дедушка решил пойти в цирк работать. Ухаживать за животными, помогать доктору Айболиту. Бабушка решила тоже работать в цирке. Она будет печь вкусные пряники и угощать детей, которые пришли посмотреть на представление льва Бонифация.
И лошадь Мадера тоже захотела работать в цирке. Тогда Бонифаций с Колобком решили придумать для Мадеры цирковой номер. Скоро появится афиша: "Внимание! Колобок, Мадера и Бонифаций на арене цирка! Приходите, всем будет очень весело!"
Сюжет Алька строил сам, приключения героев - тоже. Труднее ему было выразить свои фантазии более или менее нормальным языком. Вот здесь-то я и помогала. Смотреть на сына в момент, когда он буквально шквалом выбрасывал мне разные "сюжетные ходы", было одно удовольствие. А сейчас перечитала сказку с нескрываемым удивлением...
...Однажды прихожу с работы домой. Младших ребят видела во дворе - играли в футбол,- но Альку там не заметила. Прошла на кухню мимо детской комнаты и услышала там голоса. Дверь была прикрыта, но через стекло - оно было у нас полуматовым - я увидела: папа и старший сын сидят на полу, разговаривают. Стало ужасно любопытно, что они затеяли? Слышу, восьмилетний Алька убеждает папу что-то делать "без бумажки", а папа смущенно бормочет, мол, неплохо бы "по ходу делать пометки".
Решила устроиться на полу прямо у щели между створкой двери и косяком, понаблюдать. Мимо неспешно прошла Кнопочка, задрав свой красивый хвост. Она изящно просочилась в детскую комнату, приоткрыв дверь пошире и этим оказав мне услугу: слышно стало лучше. Моя тетрадь, та самая "Амбарная книга", лежала на полке, в шаге от двери в детскую. Быстренько ее взяла, прихватила ручку и, вернувшись на свою "позицию", приготовилась делать заметки "с места события". Вскоре я поняла, что папа обкатывает недавнюю свою идею, которую назвал "гимнастикой фантазии".
А началось все с пустячной сценки, которую он частенько разыгрывал по воскресеньям на кухне, когда мы все собирались вместе. Папа брал куклу, которую однажды подарил мне, насаживал ее на руку и, заходя на кухню, сразу же начинал изображать кокетливую девочку: "Здравствуйте! Меня зовут Юля, а тебя?" Папа поворачивал куклу к Альке или к Игорю с Яриком, и дети весело подхватывали игру. Здороваются, пытаются погладить Юлю, даже сделать ей "козу", как малышке.
И тут папа говорит за Юльку: "А я о вас все знаю, потому что живу в этом доме давно. А вы что-нибудь знаете обо мне?" Дети в растерянности. Кукла действительно давно стоит в шкафу, под стеклом, к ней привыкли. Правда, иногда она попадала в мальчишеские руки, а Ярик однажды даже искупал ее. После просушки "макияж" Юльки немного "поплыл" и поблек, как и краски на ее одежде. Папа тогда очень рассердился, и дети над куклой больше не "издевались".
И вот сидит папа, а пострадавшая Юлька, водруженная на его руку, говорит мужским голосом (изображать женский папа долго не мог, сказывалось уязвимое горло нашего "вечного лектора"): "Попробуйте догадаться, как я появилась на свет? Кто дал мне имя? Кто одел, обул? Кто причесал? Какие со мной случились приключения?"
Дети, перебивая друг друга, стали фантазировать "на тему Юльки". Каюсь, что тогда не записала эти импровизации мальчишек, но ясно было одно: дети часами были готовы сочинять легенды, в которых кукла Юлька прошла огонь, воду и медные трубы.
Игра всем понравилась, но особенно, как я заметила, нашему папе. Он говорил мне, что кто-то из писателей, кажется, Чехов или Андерсен, были готовы любой предмет "одушевить". Вот, например, перед ним на столе стоит чернильница и Андерсен мог написать о ней захватывающую историю. "Дети - настоящие сказочники, - воодушевлялся папа, - "гимнастируя" фантазию детей, я не раз убеждался в этом!"
Конечно, фантазии детей были нередко примитивны, занудливы и пресны. Однако все зависело от их настроения... Иногда бывали дни настоящего "творческого вдохновения"! Тогда семилетний Алька, шестилетний Игорь и даже четырехлетний Ярослав, захлебываясь, подхватывали самые невероятные зигзаги сюжета, героями которых была кукла Юля и даже предметы, окружающие нас в доме: книжный шкаф, стул, большая деревянная ложка... Папа строил обычно простую фабулу, вводил главных героев и "запускал" фантазию детей, как бы стартером включая двигатель автомобиля. Мальчики подхватывали и наперегонки предлагали свои "ходы" и даже своих героев...
...В настроении каждой семьи бывают свои спады и подъемы. Не знаю, чем это объяснить, но сама была свидетелем этого в нашей семье. Все начинается неожиданно. Однажды наш папка рассказал смешную историю, приключившуюся с ним в пионерском лагере. Хоть и было ему нелегко среди здоровых сверстников, но, если летом он оказывался дома, а не в больницах, родители отправляли его в пионерский лагерь, куда-нибудь в Геленджик или Горячий Ключ. Места курортные, берег Черного моря, благодатное время, почему не поехать? О том, что там ему приходилось трудновато, он сам быстро забывал и возвращался домой, как он мне признавался, со множеством впечатлений.
Эти-то впечатления и стали основой огромной серии "историй в лагере", которые папа Олег рассказывал детям два года почти ежедневно! Конечно, папа фантазировал по мотивам каких-то событий, случившихся с ним в отрочестве! Мальчишки не давали папе отдыха, теребя его: "Папа, расскажи историю в лагере!" Я вовсе не уверена, что все рассказанное папой случилось на самом деле. Слишком уж смешно и фантастично! Но слушать эти "истории в лагере" можно было бесконечно!
Сначала Олег выстраивал сюжеты своих историй, не слишком заботясь о "реализме". Эффект был! Дети хохотали, изумлялись изворотливости "героя" этих историй, конечно же, папы, в возрасте 10 или 12 лет, требовали новых подробностей...
Но потом наш хитрый папа, озабоченный, чтобы в его историях для детей был прок, то есть "добрым молодцам урок", стал в свои истории закладывать мораль. Была она достаточно прозрачна: осуждался порок - вранье, вороватость и проповедовать добро - смелость, бескорыстие.
Я очень скептически воспринимала эти "моралите". Однако справедливости ради скажу, что сюжет каждой такой истории Олегом строился с таким искусством, а повествование шло с такой энергией, что дети слушали, затаив дыхание, проглатывая с "наживкой" и эту самую мораль.
Зимой Олег гасил верхнюю лампу и зажигал свет в ванной, окно которой выходило на кухню. Теперь его голос звучал таинственно и даже банальные сюжеты, при изложении в таком полумраке, воспринимались иначе, а поступки героев историй выглядели или страшновато, или так забавно, что, когда наступало время смеяться, дети, слегка устав от нагнетаемого папой напряжения, счастливо и оглушительно хохотали. Я умудрилась записать только одну из таких незатейливых историй, рассказанных папой.
Однажды вечером, уже когда протрубил горн отбой, уговорил я приятеля, который лежал в соседней кровати, немного прогуляться неподалеку от нашего летнего домика. Пошептались мы с ним, чтобы ни-кто не знал, что мы задумали, и притворились, что спать хотим. Засопели почти по-правдашнему. Соседа моего Эдиком звали. Ему понравилась моя идея, хотя он признался, что боится, если увидит вожатый Гриша, нам не поздоровится. Я тоже, честно говоря, побаивался, потому что могли нарваться не только на Гришу, но и на "товарищ Женю", старшую пионервожатую, которая была еще больше, чем Гриша, строгой. Слышим, кто-то из пацанов громко шепчет другому: "А Гриша влюблен в товарищ Женю! Понял?" Мы с Эдиком в любви ничего не понимали, и он не удержался, спросил: "А ты видел, как они целуются?" Тут пацаны тихонько засмеялись, но быстро успокоились, потому что мимо окна прошла товарищ Женя. В общем, мы с Эдиком засопели громко, вроде как спим, и постепенно все пацаны угомонились. Смотрим мы с Эдиком, что все спят, взяли тонкие свои одеяла, завернулись и вышли за порог домика. Неподалеку от нашего домика росло толстое дерево. Наверное, столетнее. Луна ярко сияет. Тишина. Мы мимо дерева проходим, чтобы пройти в кустарник слева от домика, но тут услышали голоса. Что делать? Бежать к домику? Нет, не успеем! Стоим под деревом и не знаем, что делать. Хорошо, луна скоро за тучу спряталась. Стало темно-темно, а мне с Эдиком страшно. Эдик шепчет мне: "Пошли назад", а мне не хочется! И тут прямо в десяти шагах от нас, видим, идет в темноте кто-то. Разговаривает. Я узнал голоса товарища Жени и пионервожатого Гриши. Толкаю Эдика и шепчу: "Стань на коленки и руками в землю
упрись. Я тоже, а сверху накинь одеяло! Мы будем как скамейка". Эдик быстро меня понял. Головами друг в друга уперлись, попками в разные стороны, одеяло сверху накинули и стали похожи на скамейку у дерева. Сидим, дрожим от страха. Слышим, Гриша говорит товарищ Жене: "Давай немного посидим, сейчас луна выглянет". Я от ужаса чуть не упал, а Эдик лбом о мою голову бьется, потому что дрожит от страха. Тоже испугался. Товарищ Женя говорит: "Да нет, пойдем, уже спать пора!" Гриша настаивает: "Еще же детское время..." Я слышу, шаги к нам приближаются, и думаю: все, конец! Сядут на нас - раздавят! А Эдик просто колотится весь. Тут мы почувствовали, что на наши головы что-то тяжелое давить стало. Мы с Эдиком ойкнули и под тяжестью упали. Это товарищ Женя стала садиться, вроде как на скамейку, и упала, потому что мы с Эдиком не выдержали. Она как закричит. Гриша ее хватает за руку, а мы вскочили и побежали. Слышим только голос товарищ Жени: "Кто это!" А Гриша смеется и говорит: "Ты спроси, что это такое было?" Они смеются, а мы лежим в своих кроватях и не дышим. А что было назавтра, потом расскажу". Мальчики хохотали без удержу! Игорь и Алик тут же попытались изобразить скамейку по "проекту" папиного детства, кричали мне: "Садись, мама, мы выдержим!"
Мне кажется, что с той поры, как стали регулярно звучать "истории в лагере", Алька-младший почувствовал особый вкус к сочинительству. Папа это заметил и решил, что это желание надо поддержать и направить в русло, полезное для развития его творческого мышления. Олегу показалось, что главным достоинством детского творчества будет тренировка фантазии. Только ею надо управлять, то есть ставить перед сыном, готовым что-то сочинить, допустим, сказку или какую-то историю из современной жизни (бывало и такое!), - конкретные цели. Дети охотно садились с папой "в круг" и сочиняли "буриме".
Тут же появились сюрпризы. Фантазируя, например, втроем с Алькой и Игорем, папа все время сталкивался с "конфликтом интересов". Герои сюжета, предложенные или Алюней, или Игорем, реже Яриком, "выделывали" в сочиняемой истории то, что желал их "создатель", и папе надо было как-то умиротворить соавторов, обиженных друг на друга, если их предложения отклонялись. Чаще всего мне так и не удавалось пробраться сквозь гвалт "творческих дискуссий" соавторов и записать истории моих домашних "веселых и находчивых".
Тогда папа, видимо, устав от дискуссий вперемежку с "дуэлями" между авторами и поиском спасительного компромисса, решил пойти по пути наименьшего сопротивления.
Он стал уединяться со старшим сыном, которому было уже восемь лет. Фантазировать с Алькой папе было легче, хотя... так могло показаться лишь на первый взгляд. Легко потому, что в фабулу, которую предлагал папа, Алька сразу вставлял героев, которые ему были хорошо известны: милиционер, учительница, одноклассники, дворовые приятели Альки. Он знал, что может каждый из этих героев делать, и ему проще было сочинять историю с ними. Сложность же была в том, что в свои восемь Алька был очень импульсивным мальчиком и такими же оказывались его герои. Они у него обычно обнаруживали "авантюрные" наклонности. Тот же милиционер, учительница, продавщица магазина... Ну какой реализм? Правда, папа внимательно следил за моральным контекстом поведения героев, придуманных сыном.
Едва Алька предлагал какой-то "легкомысленный" поступок для героя, не очень то задумываясь над "можно-нельзя", папа вводил в сюжет последствия такого поступка или предлагал какого-то "антигероя", который обязательно сурово оценивал или явно осуждал легкомыслие героя Алькиного.
В конце концов история благополучно завершалась. Происходило это потому, что папа не забывал помогать сыну оценить обстоятельства, которые могли бы привести героя фантазии Алюни к неудачам и даже к гибели.
Нет, скучно не было! Папа всегда лихо "раскручивал" сюжет, наделяя героев чертами характера, присущими живым людям. Милиционер у него заиграл на губной гармошке, а учительница пекла пироги и все время теряла очки, хотя была совсем молодой. Алька был неистощимым выдумщиком невероятных сюжетных ходов, непредсказуемых событий и таинственных коллизий. Эта его способность была настоящим испытанием для воображения папы, потому что ему надо было успеть вовремя реагировать на идеи сына.
Герои, как я уже упоминала, были "плохие" и "хорошие". Рядом с ними действовали "соучастники", "союзники" и "противники". Случалось и так, что на авансцену вдруг выходили герои второстепенные, а главные куда-то и неизвестно почему исчезали. Такое случалось обычно по воле сына, которому неинтересно было повествовать только о действиях одного главного героя, и он в любую минуту мог привнести в сюжет невесть откуда взявшегося "новичка". Папе было очень нелегко держать в голове сюжет, раскручиваемый сыном. Но он был терпелив.
Иногда в "творческом" диалоге с папой Алька бунтовал, упрямился. Он просто "губил" главного героя в какой-то неожиданной "аварии" ("самолет разбился и..."), делая это ради выдвижения на авансцену понравившегося ему второстепенного персонажа: "Гриша умеет кататься на коньках, он очень умный, давай его оставим!" Фантазеры ссорились, и со стороны смотреть на них было ужасно уморительно...
...И вот сижу я на маленьком стульчике у приоткрытой двери в детскую комнату и записываю. Историю назвала сама: "Приключения инженера Сидорова". Записывала на скорую руку, а потом немного почистила, согласовала с авторами и сохранила в своем архиве. Это - единственная записанная мною полностью "тренировочная фантазия" для гимнастики детского ума, конечно же, с непременным "моралите". Теперь можно почитать. Итак:
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ИНЖЕНЕРА СИДОРОВА
Инженер Сидоров работал на автомобильном заводе. Это был очень талантливый инженер. Он предлагал много интересных идей, и от этих идей машины, которые делал завод, становились все лучше и лучше. Была у Сидорова жена, звали ее Ира, и сын Сергей. Он был еще очень маленький. Когда сын научился говорить, то первым его словом было "машина".
Был у Сидорова сарай, который он называл гаражом. Он хорошо его оборудовал. Но автомобиля у Сидорова не было. Купить автомобиль "Жигули" Сидоров не мог, не хватало денег, а вот сделать автомобиль своими руками он мог. Правда, не знал, с чего начать.
Приходит к нему приятель и говорит, что недалеко от базара стоит развалившийся "Запорожец". Сидоров обрадовался. Пошел посмотреть. Посмотрел. Годится! Есть колеса, есть мотор, есть фары. Вышел на дорогу, видит: едет подъемный кран. Остановил его, рассказал шоферу про свою беду. Тот согласился помочь за 10 рублей. Приехали к развалюхе, кран подхватил "Запорожец" и привез к гаражу Сидорова.
День и ночь без устали работал Сидоров с машиной. Долго ли коротко, но дело сделал. Из машины, которую надо было сдавать в утильсырье, Сидоров сделал настоящий лимузин. Но тут случились два события.
Однажды жена Сидорова громко заплакала и сказала, что уйдет от него, потому что не может больше терпеть одиночества. Сидоров забросил дом, забыл о сыне и о ней, его жене. Сидоров растерялся и хотел жене все хорошенько объяснить, но не успел. Жена села в такси и уехала в другой город. Обидно стало Сидорову, ведь его машина была уже почти совсем готова!
Назавтра после ухода жены пришел к Сидорову милиционер с собакой. Он сказал, что у гражданина Никитина, который живет рядом с базаром, украли "Запорожец". Он уехал в отпуск и оставил машину на улице, а когда приехал, машины уже не было.
Сидоров растерянно молчал. Долго молчал. Милиционер посмотрел на лимузин и сказал, что его собака взяла след, но потеряла его где-то неподалеку от дома Сидорова. Сидоров все еще молчал, милиционер подумал, что сказать ему просто нечего, и ушел.
А послезавтра пришел к Сидорову тот шофер, который помог ему перевезти "Запорожец" в гараж. "Давай, - говорит, - сделаем так, что я снова переставлю этот "Запорожец" на место и отдам тебе деньги, а то мне стыдно, что я помог тебе украсть машину". Сидоров снова растерялся. Он не знал, как ему быть. "Запорожца" уже не было, а был лимузин, и теперь надо было отдавать его! Шофер крана лимузин не видел и все твердил: "Дай мне исправить мою ошибку! Где тот "Запорожец"?" Тут он прошел к гаражу Сидорова и увидел лимузин. "А где "Запорожец"?" - "Нет его!" - ответил Сидоров. "А куда ж ты его дел?"- "Вот каким он стал!" - показал Сидоров на лимузин. Почесал шофер в затылке, вернул Сидорову 10 рублей и уехал домой, потому что ему надо было уже выгуливать собаку.
Решил Сидоров посоветоваться с женой. Сел он в свой лимузин и поехал в тот город, где жили его жена с сыном. Приехал. Жена увидела машину и обрадовалась: "Чего ж ты раньше не приехал?" - "Да я только сегодня кончил делать!" Села жена с ребенком в машину Сидорова, и они поехали домой. Дома Сидоров все жене рассказал. Она заплакала. Ей уже хотелось на машине кататься, а Сидоров сказал, что машину придется вернуть, раз она чужая. Жена сказала, что это уже не так! "Ты, Сидоров, столько трудов вложил, делая из утильсырья лимузин!" Но Сидоров решил твердо, что надо отдать машину, раз она не его!
Но как найти владельца? Если просто поставить машину там, где Сидоров ее когда-то взял, владелец не узнает ее и она так и будет стоять, пока ее не возьмет кто-то другой, а это будет несправедливо! Если обратиться в милицию, то Сидорова накажут: взял развалившийся "Запорожец" без разрешения хозяина! Если пойти в дом владельца "Запорожца" и сказать ему: "Извини, больше не повторится, вот твоя машина - возьми!" - тот может удивиться: "Была развалюха, а ты мне, Сидоров, лимузин даешь!"
Думал Сидоров, думал и решил все-таки познакомиться с владельцем "Запорожца". Приходит к нему домой. Тот спрашивает: "Что вам надо?" - "У вас "Запорожец" не пропадал?" - спрашивает Сидоров. "Да! - отвечает тот.- У меня его кто-то украл!" - "Это я его взял!" - признается Сидоров. "И вам не стыдно?" - "Стыдно!" - "А теперь что делать будете?" - "Я вам его капитально отремонтировал. Может быть, вы мне его продадите?" - "Давай, - согласился владелец "Запорожца" Никитин, - только по всем правилам! Поехали в комиссионный магазин".
Приходят они в комиссионный магазин. Входит специальный продавец. Сидоров говорит ему: "Я хочу купить у товарища Никитина машину "Запорожец". "Пожалуйста, покажите машину", - просит продавец. Сидоров показывает на лимузин. "О! Красавица! - восхищается продавец. - Она будет стоить девять тысяч!" Сидоров побледнел. Хозяин "Запорожца" сказал продавцу: "Это не моя машина! У меня была развалюха, которую теперь Сидоров хочет купить".
Продавец растерялся. "Какая развалюха? Это ж лимузин!" - "Правильно, - сказал Сидоров - но это я ее сделал такой. Я ее отремонтировал, усовершенствовал. Но раньше это была развалюха! Теперь я хочу ее купить у прежнего владельца". - "Ничего не понимаю, - сказал продавец. - Почему вы ее не покупали, когда она была развалюхой, я бы тогда определил ее стоимость!"
Сидоров опустил голову. Никитин тоже вздохнул и сказал: "Он взял ее у меня без разрешения..." - "А я думал, что она - ничейная", - оправдывался Сидоров. "Так вы ее украли?" - воскликнул продавец и куда-то исчез. Через пять минут пришел милиционер с собакой и шофер автокрана. Сидоров совсем растерялся и даже испугался. Милиционер составил протокол. Оштрафовал шофера автокрана на 10 рублей. Сидоров попросил милиционера разрешить ему, Сидорову, заплатить этот штраф, потому что шофер автокрана не виноват. Милиционер не разрешил: "Пусть думает! У него голова на плечах есть! Он что, на собственной машине работает? Нет! Вот пусть и расплачивается".
Когда шофер автокрана ушел, милиционер спросил Сидорова: "Что же вы мне сразу не сказали, что этот лимузин был "Запорожцем"?" "Не успел!" - ответил Сидоров. Милиционер оштрафовал Сидорова на 50 рублей. Сидоров заплатил.
Тут Никитин видит, что Сидорову приходится туго, и говорит: "Ладно, все ты теперь понял, езди на своем лимузине, я дарю тебе свой старый "Запорожец"!" "Как же так, - говорит милиционер, - "Запорожца"-то нет! Что вы ему дарите?" Никитин говорит: "Пусть как будто я ему "Запорожец" подарил, когда он был еще развалюхой". "Ну, раз так, я пошел!" - сказал милиционер и ушел вместе с собакой.
Сел Сидоров в лимузин, посадил Никитина и весь день катал его по городу. А потом познакомил со своей женой, и снова они катались все вместе по городу. Так они и подружились.
В том "потоке сознания", которым обменивались папа и старший сын, хотелось прежде всего уследить за логикой развития событий, репликами героев, особенно за их смыслом.
Дидактичность истории понятна и простительна. Повторю, что папа старался с помощью "гимнастики фантазии" внушить сыну нравственные представления, а главное, убедить его в существовании связи поступков людей с теми последствиями, которые они вызывают в жизни других людей. На словах восьмилетнему ребенку это объяснить трудно, слишком абстрактно все выглядит. А вот когда маленький человек сам начинает строить сюжеты, создавать коллизии, пытается обозначить взаимоотношения между героями (помните, жена ушла от Сидорова...), то, как мне кажется, он впитывает и смысл, и логику, допустимость или непозволительность действий героев своих фантазий.
Разговоры про автомобиль мальчики и папа вели в доме часто. Мотивы "свое-чужое", такие явные в истории про Сидорова, тоже были актуальными у нас дома. Дети постоянно приносили домой игрушки, которые "плохо лежали" то в нашем дворике, то в соседнем, куда мальчики ходили иногда поиграть. Это становилось настоящей эпидемией, которая меня с Олегом очень тревожила...
...Придумать что-то особенное стало настоящим азартом у старшего сына. Однажды стал он сочинять какие-то забавные задачки, которые предлагал решить своим друзьям в школе или во дворе. Некоторые из этих задачек я даже успела записать.
У меня есть собака, у соседей тоже есть собака. У других соседей тоже есть собака. Спрашиваю соседа: "Сколько сигарет в день вы выкуриваете?" Он отвечает: "Дома - три!" "А на работе?" - спрашиваю я его. Он отвечает: "Одну в день". Вопрос такой: сколько сосед выкуривает сигарет?" Записала эту задачку и спрашиваю с искренним недоумением: "А причем же здесь собаки?" Сын лукаво улыбается: "Это я просто так, для разнообразия!" Помолчал-помолчал и говорит: "Хочешь еще? Слушай!" И продолжил снова о соседе и собаке, но с некоторыми изменениями: Я соседа спрашиваю: "Сколько раз ваша собака в субботу лает?" "Двадцать раз", - отвечает сосед. А я ему говорю: "А моя собака двенадцать раз! А вот из квартиры напротив - десять раз". Теперь - общий вопрос задачки: "Сколько раз в субботу собаки лают вместе?" Помолчал... Потом хитро улыбнулся и завершил свой сеанс "математических фантазий": "Привет собакам!"
Это он повторил любимое выражение моего бывшего одноклас-сника, суетливого и шумного. Он частенько к нам заглядывал, крича с порога вместо приветствия именно эту фразу.
Я не была удивлена довольно примитивной логикой арифметических фантазий сына. Алька уже познал "курс наук" во втором классе и, скорее всего, резвился "по мотивам" начал арифметики. Правда, обратила внимание: все эти соседи, сигареты и собаки - из нашей жизни. Сосед напротив и живущие этажом ниже - заядлые курильщики. Их домашние восстали, и теперь мужчины потакают своей дурной привычке на лестничной площадке. Сквознячок тянет дым в нашу прихожую, так что и мы чувствуем его в своей квартире.
Недавно мне в руки попалась книжка ранних заметок А. Чехова, подписанных забавным именем "Антоша Чехонте", и я просто ошалела, увидев там в "Задачках сумасшедшего математика" такую: "За мной гнались 30 собак, из которых 7 были белые, 8 - серые, а остальные - черные. Спрашиваю, за какую ногу укусила меня собака? За правую или левую?" Как говорится - выводы делайте сами...
Задачки про собак Алька сочинял явно вслед событиям. У соседей этажом ниже - собаки. Едва откроешь или закроешь свою дверь, они, услышав звуки, начинают лаять, видимо, "для порядка". Облают и успокоятся. Днем их не слышим: мы на работе, старшие дети в школе, Ярик в саду. Лайте на здоровье! А вот по ночам - беда... Поэтому для нас это актуально, так что задачки хоть и просты, но в русле знакомого тезиса классика, слегка мною отредактированного: "Бытие определяет фантазию..."
Алька продолжает развивать в задачках тему. "Мама, послушай, еще про собак и курильщиков. Мой сосед говорит мне: "Вот я курю сигареты, а не лаю. Собаки лают, но не курят сигареты. Ты скажи мне, говорит сосед, сколько раз собаки лают и сколько сигарет я выкуриваю во время лая собак? Курю я, только когда собаки лают. У меня такая привычка, когда я волнуюсь. И курю я по три сигареты, когда собаки лают".
Юный сочинитель опять хитро глянул на меня и сказал: "Здорово я накрутил и запутал? Но все равно можно решить, сколько выкуривает сигарет и дома, и на работе сосед и сколько раз собаки лают в разных квартирах..."
Прошло время. Алька читал какую-то книгу про шпионов. Сидим, разговариваем с ним, и он просит записать новую задачку. На этот раз героями его "арифметических фантазий" оказались шпионы. Вот эта задача. Ехали в машине четыре шпиона, а им навстречу 18 милиционеров. Сколько было и шпионов и милиционеров? Но это только первый вопрос. Случилось такое: заметили шпионы милиционеров и открыли огонь! Убили четырех милиционеров, а шпионов на два меньше. Теперь вопрос такой: сколько же убили милиционеров, шпионов и сколько стало теперь их вместе? Вот такая кровавая "арифметика"...
Увлечение "арифметическими фантазиями" благополучно завершилось. Что-то сына не устраивало то ли в сюжетах задач, то ли еще в чем. Не знаю, но больше задачи не составлялись, а вот стремление описывать домашние истории, то есть то, что случилось дома между братьями, с участием домашних животных, между мной и детьми, папой и сыновьями, неожиданно стало повальным увлечением и у него, и у младших братьев.
Записала как-то историю, назвав ее, как предложил сам автор - Алька, которому было уже восемь с "хвостиком" лет, "Джек и Кнопочка". Это наши четвероногие домочадцы: собака с "профилем" восточноевропейской овчарки (впрочем, на этом сходство с этой породой и заканчивалось!) и сиамская кошка.
Алик Юрганов
ДЖЕК И КНОПОЧКА
Кнопка с Джеком - в большой комнате. Подошла Кнопочка к Джеку, она принимает его за свою маму, стала что-то шептать ему на ухо. В это время по-пластунски в комнату вползли Ярик с Игорем. Игорь сказал Ярику: "Ярик - тихо! Кнопка что-то Джеку шепчет!" И они начали ловить Кнопку. Игорь дернул Джека за ногу, Джек свалился и начал пищать. Кнопка вылетела белой ракетой из комнаты. Игорь устроился за диваном, Ярик на диване, и они стали сторожить Кнопку, которая уже спряталась под диван. Кнопка выскочила и стала прыгать по дивану, а Игорь и Ярик ее ловили. Но Игорь поймал только пустое место: Кнопка убежала. Игорь сказал: "Нет, без папы нам Кнопку не словить. Давай, Ярик, подождем папу". Тут защелкали ключи в двери и зашел папа. Он был от дождя весь мокрый, как ручеек. Папа держал в руке большой мокрый зонт. Ярик и Игорь сказали папе два раза:
- Здравствуй, папа!
- Здравствуй, папа! Дай нам зонтик!
- А зачем вам зонтик? - спросил папа. Хитренький Игорь сказал: "Чтобы под дождиком ходить!" Взял Игорь зонт и закрылся на замок с Яриком.
Потом Игорь и Ярик стали снова ловить Кнопочку, но уже с зонтом, и чуть не зацепили ей хвост. Вошел папа, и Игорь со страху сломал зонтик. Папа сказал: "Что же ты сломал мой единственный зонтик? Я же теперь буду мокнуть, как сосулька!" Вошла мама. Ребята подбежали к ней и стали просить у нее черную ручку. Взяли ручку и поймали Кнопочку. Поймали и стали марать ее чернилами. Ярик сказал Игорю: "Пойдем покажем папе, какое у нас получилось чудовище!" Игорь сказал: "Нельзя, а то папа нас наругает!"
Понесли Игорь и Ярик Кнопочку в ванную и взяли пемзу. Они начали Кнопкины волосы оттирать пемзой. Они оттерли Кнопочку, и она стала желтой. Мама увидела все это и крепко наругала Игоря и Ярика, а папа помыл Кнопочку.
Автор попросил папу громко прочитать его рассказ. Сидели, слушали, смеялись, и... как уже не раз случалось, между братьями возникла творческая конкуренция. Игорь писал еще неуверенно, но все-таки в свои семь лет сумел набраться терпения и написать историю "Лисица и Рак". Конечно, все это было им где-то прочитано, где-то слышано, однако...
Игорь Юрганов
ЛИСИЦА И РАК
Шла Лисица по лесу. Потом она увидела Рака. Лисица сказала: "Давай перегоняться!" Когда Лисица побежала, Рак вцепился ей в хвост. Лисица добежала до того места, посмотрела туда, шевельнула глазьем, и Рак отцепился и сказал: "А я тебя здесь давно жду!" Потом Лисица сказала: "Пойдем к Волку перегоняться втроем". Пришли они к Волку, и Лисица сказала... (придется уточнить: что сказала Лисица, так и не знаю до сих пор, сам же автор по каким-то причинам это утаил). Начали они перегоняться. Рак переполз к пеню около дерева и стал там. Пока соревновались, и становились на старт, и болтали, Рак переполз через пеню и сказал: "Эх вы, медленные черепахи!"
Сохранила всю авторскую орфографию в неприкосновенности. Конечно же, узнала старую сказку про Лису и Черепаху и еще какую-то, но не в этом дело! Папа оглушительно хохотал, слушая, как сын старательно читает свою историю. Правда, "старшой" - Алюня - очень скептически хрюкнул и ушел. Ярик настойчиво требовал от Игоря показать, как Рак переползал через "пеню".
Соперничество нарастало: едва один из "авторов" озвучивал свой рассказ, как немедленно ему "на пятки" наступал конкурент.
Наблюдая за поведением "творческих соперников", мне казалось, что в их реакциях многое напоминало поведение взрослых.
Я работала на филфаке в университете, и мне часто приходилось наблюдать, какими ядовитыми оценками сопровождались суждения коллег о статье, написанной кем-то из преподавателей кафедры, или с каким пренебрежением встречались ими выход новой книги, публикация положительной рецензии на нее в профессиональных журналах! Зависть - бессмертна! Не знает она и возраста...
Сочинения братьев Алька почти никогда не хвалил. Он "уничтожал" соперника сначала взглядом, потом ухмылками, а когда чтение прекращалось, он вставал и говорил иронически: "Ой, ой! Тоже мне писатель! Научись сначала грамотно говорить!" Из-за недостатков своей речи Игорь стал немного комплексовать. Он теперь старался читать только мне или папе, предупреждая тихо: "Только не показывай Алюне!"
Я и наш папка не очень расстраивались по этому поводу, понимая, что рано или поздно детям придется столкнуться с чем-то аналогичным в "социуме", как выражался Олег. И вот однажды...
Игорь простыл. Ученик второго класса уже знал: когда болеешь, наступает совсем другая жизнь! Тебя балуют, братьев-конкурентов дома нет, никто не мешает делать что хочется. Была дома лишь я. Через неделю - кандидатский экзамен по философии. Надо готовиться, вот и сижу над конспектами.
Мой мальчишка, иногда покашливая и сморкаясь в платок, чем-то занимался в детской комнате и не тревожил меня. Папа был на работе, иногда мне позванивал, интересуясь, как там дела у сына.
Назавтра, в субботу вечером, когда вся семья собралась за ужином, папа, как обычно, спросил: "Ну, писатели, создали что-то новенькое?" Игорь моментально поднял руку, и, хотя существовало негласное правило демонстрировать свои сочинения по старшинству: Алик, Игорь, Ярик, если, конечно, было что показать,- старший сын спорить не стал. То ли у него настроения не было, то ли что-то задумал и решил сделать нам сюрприз, но слушать Игоря он не захотел. Ушел в детскую комнату.
Игорь явно воодушевился. Я подумала, что его, наверное, "воодушевил" уход старшего брата, отчаянного "критика". Читал он на редкость складно и размеренно. История была про собаку, которая потерялась и искала своих хозяев, которые ее тоже искали...
Неожиданно из детской комнаты приходит Алик. Прислушивается. Мне показалось, что с каждой минутой его лицо становится зеркалом каких-то внутренних "страстей", пока мне непонятных.
И вдруг он почти истошно завопил: "Ты сам написал эту историю?" Игорь Алика не видел, сидел к нему спиной. От резкого голоса брата он вздрогнул, поперхнулся, прижал тетрадь к себе и сказал очень тихо: "Да, сам..." "Что ты врешь?!" - Алик негодовал! Он подошел к папе и стал показывать ему свою тетрадку, которую держал в руках, когда вернулся из детской. Выхватил из рук Игоря его блокнот, который папа накануне подарил "сочинителю", стал лихорадочно его перелистывать...
Позже, когда все успокоилось, Игорь, заливаясь горючими слезами, признался мне, что в пятницу, когда я не пустила его в школу, он открыл ящик Алика, вытащил оттуда его тетрадку и переписал в свой блокнот его рассказ "Как пропала собака", который очень старательно автором был записан большими аккуратными печатными буквами. "Грамотность - страшная сила!" - пробормотал папа, услышав признания среднего сына. И добавил растерянно: "Это ж надо, сколько времени потратил на переписывание..." Я увела рыдающего Игоря во двор, чтобы немного развеяться и дать остынуть "возмущенному разуму" старшего, который не на шутку раскипятился...
...Поздним вечером, когда дети уже спали, Олег, сидя за своим секретером, молча вглядывался в ночное окно. Перелистывая свои бумажки, я услышала его голос:
- Они только учатся жить... Он неопределенно махнул рукой в сторону дверей гостиной.
- Дети? - решила уточнить я.
- Да, а кто же еще? - Олег посмотрел на меня необычно грустными глазами. - А сколько они нам с тобой показали уже именно оттуда!
Он мотнул головой в сторону окна, за которым ночная мгла уже растворила ветви деревьев, контрастно выделив свет окон в домах напротив. "Оттуда", сообразила я, это значит из общества, куда, повзрослев, войдут наши дети... Нередко мы говорили на эту тему, и мне было ясно, о чем Олег сейчас размышляет.
Помолчав, он рассказал, как однажды случайно увидел рукопись своего коллеги, отставного капитана второго ранга, уволенного с корабля в запас и работавшего теперь научным сотрудником в их Институте философии и права Академии наук Белоруссии, не имея ни малейшего представления "...ни о праве, ни о философии...".
"...Я случайно заглянул в текст и ...обомлел! Узнаю в нем проект своего выступления на научной конференции, которая должна была состояться через месяц.
Представь теперь мое положение. Доказать, что это именно мое выступление, я не смогу! Моя рукопись бесследно исчезла! С завсектором она не была мною даже еще согласована. Просто сидел как-то с приятелем, разговаривал о теме в присутствии этого отставника. Спокойно и подробно излагал свои идеи, готовясь к другому семинару на сходную тему. Черновик с тезисами положил в ящик стола, который стоял как раз напротив стола "боцмана", как мы его прозвали.
Заикнись я о плагиате моего коллеги, будет скандал! Что я скажу? Что рукопись лежала у меня в столе? Что я с приятелем обговаривал подробности? И вовсе у меня не было уверенности, что тот поспешит подтвердить мои слова. Моя версия, что Георгий Авдеевич, ну, этот боцман, переписал пять страниц в свою тетрадку, как наш Игореша у Альки, слово в слово, а мою рукопись просто выбросил, станет предметом скандального разбирательства. Он, конечно, оскорбится. Начнется базар..."
Олег давно уже не работал в том институте, ушел на телевидение, но многие неприятные события, случившиеся с ним там, хорошо помнил...
...Прошел месяц или два после конфуза с "кражей" Игорешей истории о пропавшей собаке, и братья вскоре опять дружно делили благосклонность музы. Правда, она в этот раз оказалась ужасно хулиганистой и даже какой-то крикливой. Снова и снова рифмуя, "склеивая" слова и строчки, мальчики бежали ко мне или к папе, показывая, что у них получилось. И теперь малейшее сходство в строчках Игоря с теми, которые произнес Алька, вызывали у него подозрительность.
Правда, справедливости ради скажу, что Игорь старался быть теперь очень аккуратным и стычки соперников почти прекратились. А вскоре заметила, что Игорь с Аликом снова объединили свои творческие усилия и приносили мне показать совместные смешные песенки и стихи. Одну записала специально, для "истории":
Жила-была мышка по имени Крышка.
Она жила в пещере, ее любили звери.
Она умела лазить по вышкам и
По крышкам...
Весь день она трудилась,
Под вечер уморилась...
Она любила кушать
Яблоки и груши.
Но ела в пещере
И не показывала зверям...
Я не стала разбираться с тем, что у Крышки был странный характер: она прятала от зверей свою еду, не делилась, но почему-то ее, такую эгоистку, звери любили. Не до того было. Братья без конца горланили первые две строчки совместного "опуса": "Жила-была мышка по имени Крышка...".
...В день, когда старшему сыну исполнилось девять лет, он на целый день был нами объявлен королем! Взяли гладильную доску, поставили на нее табурет, задрапировали "трон" ярко-красной тканью (кажется, это был мой отрез на платье). Прежде чем виновник торжества взгромоздился на "трон", мы с папой изрядно поломали головы в поисках короны. Наконец нашли желтый (почти золотой!) металлический обод от конфетницы и водрузили сыну на голову. Корона получилась классная!
"Король" уселся на "трон" и очень старался быть величественным! Мы устроились на полу у ног "его величества" и беспрерывно повторяли бесконечно сладостную для него фразу: "Чего изволите, ваше королевское высочество?" Честно говоря, мы побаивались, что "высочество-величество" захочет чего-то такого, что нам окажется "не по зубам"! Наконец "король" громко заявил: "Мне нужны гимны в мою честь!"
Ну вот, доигрались, подумала я, но папа, тут же изобразив королевского шута, пригнул головы Игоря и Ярика к полу и, изображая подобострастие, спросил "их величество": "Не могли бы вы подсказать нам, вашим королевским поэтам, слова, которые вы обязательно хотели бы услышать в гимнах?" В папином вопросе был свой смысл. Я играла с детьми в "стихоплетство" и, научив их конструировать рифмы, заметила, что игра быстро увеличивает их словарный запас. Папа решил взять у "короля" рифмы, чтобы в день рождения заставить и "его величество" немного поработать мозгами.
Алька, то бишь "король", презрительно ухмыльнулся, и я невольно подумала: откуда у детей появляется и накапливается такое количество точных мимических масок с гаммой презрительных, снисходительных, чванливых, высокомерных и прочих уничижительных акцентов? Ведь еще совсем дети!
"Их величество" произнесло: "Берите карандаш и записывайте!" Игорь и Ярик с удовольствием заметили, что папа решил сам записать "высочайшее повеление", потому что не смогли бы поспеть за капризным "королем".
Однако Алька в тот день был явно не "в ударе" и надавал нам кучу пресных слов и рифм. "Не знаю - пылаю", "любое - простое", "министра - быстро" или что-то в этом роде.
Мы решили разделиться: папа объединил свои творческие усилия с Яриком, я - с Игорем. "Король", сидя на своем троне, ждал гимнов в свою честь. Коротать время ему помогали "Бременские музыканты", песни которых наш "король" любил слушать.
Наконец "творцы гимнов" объявили, что работа закончена, и папа, почтительно кланяясь, с радостью принял распоряжение "их величества" прочитать. Вот мое с Игорем "сочинение":
О наш король, увы! не знаю,
Чем вас порадовать. Пылаю
Желанием придумать быстро
Вам речь от вашего министра.
Скажи желание любое -
Волшебное или простое.
Все будет: слон, банан, машина,
Ведь так правительство решило!
А если вы хотите танк,
Дадим на танк - зеленый бланк.
А если вы хотите гром,
Мы в барабан ударим - "Бом!"
На сердце руку положи -
Всего, что хочется, - скажи!
Мы сядем все на вертолет,
Кто обещает - чур не врет!
Пока ты пьешь свой царский чай,
Слетаем всюду, даже в рай...
Король (прекрасная деталь!),
Когда не трус он и не враль,
Когда ему все по плечу,
Как цирковому силачу...
Тогда король всегда в "пятерках"
Зимой катается на горках.
Да здравствует король!
Привет!
Ему сегодня - девять лет!
Игореша в "творческом союзе" со мной был на редкость сговорчивым и полностью доверял мне все манипуляции с теми словами и рифмами, которые "их величество" произнес и приказал использовать в тексте "гимнов" в свою честь.
Когда папа торжественно завершил чтение наших виршей, Алька благосклонно кивнул и сказал: "Хорошо, ваше превосходительство мама! А теперь читайте дальше, что вы там сочинили, дорогой королевский шут!"
Папа непочтительно прыснул, Ярик ничего не понял и сказал строго: "Не обзывайся, понял?" Но папа замял неловкую и явно рискованную для Ярика в день рождения "короля" реплику. Он торжественно стал читать "совместный" с малышом гимн "королю". Вот он.
Не знаю лучше я министра,
Чем наш Алюня дорогой!
Соображает он так быстро,
Как будто конь спешит домой.
Заданье выполнит любое
(Машина даже не смогет).
Вот их величество решило
Всем танкам произвесть учет!
И, взявши в руки чистый бланк,
Алюня записал в нем? "Танк!"
Но тут раздался страшный гром!
Бом, бом, бом, бом, бом, бом, бом, бом!
И все услышали приказ:
Войну скорее отложи,
Слова приветствия скажи!
И короля усвой наказ:
Войны не будет! Вертолет
Не отправляется в полет!
Заварим тихо мирный чай,
В своей семье устроим рай...
По государству объявленье:
Король справляет день рожденья!
Войну и пушки - все убрать!
И в игры мирные играть!
Краем уха я слышала диалог соперничавшей с нами "двойки": "Ты согласен с такой строчкой?" - спрашивал папа пятилетнего Ярика и тут же получал в ответ "горячее одобрение": "Да, конечно, здорово! Согласен!" Ну чем не "слияние душ"?
"Король" не преминул заметить в адрес папы с Яриком, что из их "гимна" не понял, кто он сегодня - глава государства или министр? Авторы смущенно опустили очи долу, но Ярик моментально все поставил на свои места: "Ты же не сразу стал королем, правда? Сначала ты был солдатом, потом - министром, а уж совсем потом - королем!"
"Их величество" хмыкнул, но перечить такой логике помощника "придворного поэта" не стал. Через минуту "король" спустился к "народу", и мы весело стали распевать свои скороспелые вирши-гимны.
Рифмотворческий зуд захватил детей надолго... Споры о сочетаемости рифм переходили иной раз границы "парламентских" правил дискуссий. И все-таки я слушала эту "творческую полемику" с большим удовольствием.
...Игоря с Яриком отправили мыть посуду на кухню. Вымыли. Стали спорить. Почуяв "запах паленого", хотела уже вмешаться. И тут слышу: "Под водой - раки", - говорит Ярик. Немного помолчал и, как всегда, восторженно и громко завершил: "Ползут во мраке!"
Слышу голос Игоря: "Нет! Нет! Не так, а так: "Под водой раки, они пошли во мраке!" Сама чувствую симпатию к варианту Ярослава, но, довольная уже тем, что дискуссия не перерастает в потасовку, молчу, слушаю. Ярик пока не в силах заметить, что в варианте Игоря нет никакого отличия от его собственного, но то, что брат пытается изменить его, Ярикины, рифмы, самолюбивому автору очень не нравится! "Собаки, может быть?" По-моему, он пытается иронизировать, но в его голосе уже чувствуется приближение слез. Слышу Игоря: "Собак под водой не бывает!" Ярик доволен: "Ну вот, а ты говорил!"
Через несколько минут "поэты" приходят на кухню и сообщают уже спокойно и даже деловито: "Мама! Мы сочинили хорошие стихи: "Под водою раки во мраке". Запиши!" И уходят.
Бывали у нас дни и вечера, которые папа называл Болдинской осенью. Дети открывали для себя рифмы с восторгом. Их настолько поражала игра совпадений окончаний слов, что они снова и снова подбирали самые невероятные сочетания. Правда, бывало это очень редко!
Вот мальчики уже лежат в кроватях. Пора угомониться, но где там! "Поэт - привет!" Это - Игорь. "Вот за мной идет коза, дам ей шапкой три раза!" Это дурачится Алька. Все хохочут! Прислушиваюсь... Шепот братьев вдруг резко нарушается громкой пренебрежительной репликой старшего: "Тоже мне, Пушкин!" Слышу ответ самого младшего: "Не Пушкин, а Стишкин!" Хоть Ярик еще неграмотен, но лингвистическая интуиция подсказывает ему, что Пушкин - это тот, кто делает пушки, а стихи пишет Стишкин!
Случалось, что необычно долгая тишина в детской оказывалась обманчивой. Вдруг оттуда выскакивают полуголые, безумно размалеванные наши мальчики и, топая ногами, размахивая руками, кричат:
Пейте водку!
Бейте в глотку!
Пейте пиво!
Бейте в гриву!
Пейте квас!
Бейте в глаз!
Это, так сказать, вульгарный крен в "поэтическом творчестве" юных рифмоплетов. Заметила, что "с годами" он становился все более явственным. Правда, поначалу я не очень тревожилась по этому поводу, потому что все было в рамках приличия. Но вскоре стала замечать в словах и рифмах детей наши с папой "словесные шлаки".
Иногда появлялись слова, оброненные гостями, не слишком щепетильными в выражениях. Иногда это настораживало, но не более того. Тревог особых не было, просто я поняла, что происходит неизбежное "лексическое засорение".
Словесные прелести типа "шкаф сказал: "Гав!", а комод сказал: "Урод!"" постепенно сменялись пресным и однообразным, примерно такого пошиба, выданным Игорем: "Алюня-кастрюля пошел в магазин, купил там колбаску и маленький сыр. А мама-мамаша пошла на базар. Купила она там большой самовар. А папа-папаша..." И все в таком духе - примитивно и уже, увы, не смешно.
...Со временем "словесное творчество" братьев обрело новое направлени: они увлеклись сочинением детективов. Хоть и громко сказано, но появился жанр, который старший сын назвал "вральками", а Игорь с удовольствием его поддержал.
Дети изображали чекистов, шпионов, милиционеров, разведчиков. Играли увлеченно и всерьез - с допросами, погонями, тайниками, шифровками. Вскоре я записала в своей тетрадке: "Насмотревшись фильмов о преступлениях, приключениях, шпионах, Алюня, который уже перешагнул порог третьего класса средней школы, пришел к заключению, что живет он скучно, и ему захотелось, чтобы вокруг поскорее "запахло жареным".
По-моему, Альке показалось, что всякая детективная история начинается с таинственного письма "неизвестного". Таковым был, конечно же, сам Алик. Теперь осталось решить: кому это письмо адресовать? Я могла только предположить, что в поисках достойного адресата Алик остановит свой выбор, конечно же, на папе. "Неизвестный" сразу же приступил к делу. Утром папа обнаружил на своем столе конверт с письмом. Там было написано:
"Здравствуйте, дорогой!
Срочно вызываем вас в Париж, у нас произошел ужасный случай! Мы знаем, что вы хороший психолог. Мы вам все объясним, когда вы прилетите". На конверте был обратный адрес: "Париж, улица кардинала Ришелье, дом 25, квартира 106".
Открыв в подъезде ячейку с номером своей квартиры, папа нашел второе письмо! Тут же его распечатав, он прочитал: "Господин! Если вы приедете в Париж и поможете нам решить проблему, вас ждет много золота!" Подпись, стоявшая в конце письма, ввергла папу в полное смятение: "Казатская банда".
Я, разумеется, сохраняю орфографию оригинала, чтобы сберечь весь "стилистический аромат" текста. Разумеется, "хороший психолог" решил в Париж не ехать, чтобы не испытывать судьбу. Кто знает, чего там задумала эта "казатская банда"?
Больше всего меня рассмешила такая деталь "подметных писем". Слово "проблема" - любимое у папы. Подхватив его, дети придали своему тексту особый привкус.
Детективный жанр, прозванный самими авторами "вральками", снова объединил братьев. Вместе писали, вместе рисовали к своим историям иллюстрации, читали, громко хохоча, и впервые не спешили показывать свои "творения" ни мне, ни папе.
Влияние прочитанных книг, увиденных по "телику" фильмов, например "Трех мушкетеров" с Боярским-Д"Артаньяном, определенно чувствовалось. А история бравого солдата Швейка, которую я совсем недавно закончила читать детям, так им понравилась, что "авторы" стали все чаще делать этот персонаж романа Гашека чуть ли не главным действующим лицом своих сочинений.
Я приведу сейчас несколько историй, авторы которых, наверное, уже и забыли об их существовании. Повторяю, я сохраняю орфографию и пунктуацию, потому что не могу устоять перед аурой очаровательной безграмотности "авторов". Именно она придает неповторимость тексту "детективов".
Вралька 1. Как Швейк хотел записаться в роту мушкетеров
(Здесь же нарисованы герои "вральки": Атос, Портос, Арамис, Д"Артаньян, Швейк и кардинал.) Приехал Швейк в Англию. Он убежал от паручика дуба. Сначала он пожил один день в лесу и переночевал там. А потом он пошол искать город. Решил Швейк искать Город Мушкетеров. Искал он искал и наконец пришел в Париж. Передвижение Швейка из Праги в Париж через Англию нашего папу ужасно рассмешило! Он взял карту, показал детям Прагу, Англию, провел пальцем через пролив, отделяющий Британские острова от Франции, и наглядно продемонстрировал, какой длинный путь прошел несчастный Швейк. Но "авторы" пропустили мимо ушей папины географические коррективы. "Это же "вралька", папа!" - сказал старший сын и укоризненно глянул на отца. Ну в самом-то деле!
Вралька 2. Швейк в Париже
В Париже охранники стоят у ворот. Сколько Швейк ни ходил его в город не пустили. Тогда он взял свой ремень а он у Швейка был такой что нужно только нажать кнопку и он вытягивался в двадцать пять метров! Тогда он закинул на стенку ремень и перелез через нее.
Лаконизм текста выдавал, скорее всего, поспешность, с какой авторы хотели писать эти истории, чтобы тут же прочитать их вслух самим себе. Воображение сочинителей хранило гораздо большее количество деталей, чем те, которые "выливались" на страницы тетрадей. Недаром они громко смеялись. Написание текста было стимулом к включению воображения. Их "внутренний телевизор" показывал героя во всей красе, и авторам не требовалось описывать на бумаге все его проделки! Писалось для стороннего читателя или слушателя, но процесс сочинительства никак не хотел согласовываться с процедурой написания. Последнее было делом нудным и требовало много терпения. А вот его у авторов как раз-то и не хватало!
Вралька 3. Солдат Швейк вступает в роту мушкетеров
Увидел солдат Швейк из-за забора мушкетеров и кричит им: "Я тоже хочу быть мушкетером!" Тут кто-то тронул его за плечо и сказал: "Хочешь быть моим денщиком?" Швейк испугался и сказал: "Так точно!" И неизвестный унес его с собой в неизвестном направлении.
Вралька 4. Швейк в доме кардинала
Очнулся Швейк в доме кардинала. Он увидел открытое окно. "Ой, я же могу спрыгнуть!" Он спрыгнул потому, что был на первом этаже. Его никто не заметил. Он побежал искать двор мушкетеров. На дворе мушкетеров все было в разгаре. Мушкетеры тренировались.
Мне показалось, что с каждой серией "авторы" приобретали навыки более или менее упорядоченного изложения событий, которые происходили со Швейком.
Вралька 5. Как Швейк поступил в роту мушкетеров
Швейк подошел к воротам двора мушкетеров и его заметил господин Де Тервиль и казал: "Что тебе тут надо?" А Швейк говорит: "Я хочу поступить в роту мушкетеров!" А Де Тервиль отвечает: "Если ты умеешь драться на шпагах, то возьму.
- Я умею!
- Так покажи! - Де Тервиль дал Швейку шпагу, с которой он будет драться. И Швейк начал.
Вралька 6. Как Швейк ранил всех четырех мушкетеров
Швейк победил всех мушкетеров, которых капитан Де Тервиль дал ему, для того, чтобы Швейк показал, как он дерется. Первого мушкетера он оглушил, второго ударил по ноге, третьего сразил ударом в кобчик, а четвертого проткнул шпагой в руку. "Ловко! Сказал Де Тервиль. Кто ты?" "Я - Швейк!" Закричал веселый Швейк." "Это мой денщик! Он у меня служит!" - раздался голос кардинала." "Я - погиб!" - подумал Швейк и выпругнул в окно.
Тут уж сам "накал" ситуации очевиден!
Вралька 7. Швейк в драке с гвардейцами
Подумал Швейк и сказал сам себе: "Ну Швейк прощай!" И только он это сказал, как услышал за спиной четыре голоса: "Ах! Я тебе вот так то! За проказы! Давно асфаль нюхал? Ты козел давно травку щипал?" "Что такое, что такое?" возмутился Швейк. Оказывается мушкетеры били гвардейцев кардинала. А рядом стоял кардинал и со страхом смотрел на побоище пока Швейк не изловчился дать ему по голове какой-то мотыгой. "Молодец, парень!" Крикнул Д"Артаньян Швейку. Но Швейк не остановился на достигнутом, он так мутузил гвардейцев, что кардинал, когда пришел в себя от этой картины снова упал в обморок. Да! Драка была очень горяча! Бились тем, что под руку попадалось. Главным героем этого побоища был наш Швейк. Он без разговоров здоровается с гвардейцем, а когда тот уходил в середину драки запускает в него кирпич или дубину. В общем картина выглядела так: мушкетеры сидят на каких-то бревнах, стройными рядами лежат гвардейцы во главе с кардиналом.
Вот так, а не иначе!
Примерно через две недели интенсивного творчества "авторы" выдохлись, чего и следовало ожидать...
...Было утро воскресного дня. Дети бегали по квартире еще не умытые и не одетые, постоянно натыкаясь друг на друга, громко визжа и даже падая. Это безобразие я решила изобразить в картинках, и, когда мальчики немного угомонились и сели с папой завтракать, быстренько нарисовала недавние сцены утреннего столпотворения.
Свой сатирический плакатик я повесила рядом с расписанием дежурств по кухне, и дети очень быстро увидели его. К каждой рожице, которую я набрасывала, не слишком заботясь о сходстве, прилагалась эпиграмма, и Алька, как самый грамотный и уже бегло читавший, стал громко декламировать, прерывая чтение громким хохотом:
АЛИКУ:
Алик рано встал, чуть свет,
Только толку в этом нет!
Он уроки сделал, но -
Было в голове темно...
На зарядке - разрядился
И потом весь день ленился.
Нотки бедные на грифе,
На струне: четыре - пять,
Словно корабли на рифе -
Только некому их снять.
Шлют сигналы в океан:
"Помоги нам, Нариман,
Напиши ему в тетрадь:
"Ноты твердо надо знать!"
Алик им ответ дает:
"Я таких не знаю нот!"
Придется все-таки кое-что разъяснить. В эпиграмме - мотивы наших домашних бед: Алька учился играть на гитаре у педагога по имени Нариман.
Игорь нашел свою рожицу.
ИГОРЮ:
И войдет навеки в спорт
Новый чтения рекорд.
Чемпион ужасно горд,
Улыбаясь во весь рот.
Он читает за минуту
Девяносто слов подряд!
Только книжки почему-то
Непрочитаны стоят...
О тренировке Игоря на скорость чтения я уже писала, но любовь к книге еще предстояло привить. Вот и возник у меня сюжет для этого сатирического стишка.
ЯРИКУ:
Это что за рожа?
На кого похожа?
Рот уехал к уху,
Нос полез на лоб.
С музыкальным слухом
Кто это орет?
Слышно даже во дворе:
"До-Ре-Ми-До-Ре-е-е-е!".
А потом исчезла рожа
И от слез просохла кожа.
Вот сияет, как фонарик,
Наш веселый мальчик Ярик!
Ярослав был малышом вспыльчивым. Моментально взрывался и орал. Чтобы "глас вопиющего в пустыне" был услышан в любой точке планеты, голос орущего должен быть именно таким, как у нашего Ярика.
В тот воскресный день Ярик орал особенно вдохновенно. Немного оглохшие, мы общими усилиями наконец-то успокоили мальчугана. Однако крикун очаровал нас своими совершенно сухими глазами и сногсшибательной, как говорит наш папа, улыбкой. Вот об этом я решилась написать в своих стишках на плакатике...
...Наш папа решил, что пора от развлекательных форм "словесного творчества" переходить к полезным для общества. Я опешила от такого заявления главы нашего семейства и попыталась получить разъяснения. Олег, улыбаясь, сказал: "Мы с тобой пишущая братия, так? Ну, и дети наши унаследовали от нас эти способности. Не берусь прогнозировать, станут ли они прозаиками и поэтами, но учиться писать в газету уже можно!" "Зачем?" - вырвался у меня вопрос, потому что я действительно была искренне удивлена, зачем мальчику, едва закончившему первый класс, нужно учиться писать в газету.
Папа позвал Алика в гостиную, посадил на стул напротив себя, а меня усадил на диван. Он попросил сына рассказать, что сегодня (разговор случился уже под вечер) было в школе.
Алька весело начал рассказывать, как прошел в школе праздник скворечника (на дворе был апрель), как в классе выпустили первую сатирическую газету "Гвоздь" и двое ребят и одна девочка, которые все время шалили на уроках, попали туда. "На них нарисовал карикатуру один мальчик, Саня Мельников, совсем как мама рисовала на меня..." Еще были какие-то события, о которых наш ребенок рассказал нам.
"Теперь, - таинственно прищурившись, сказал папа, - идите в другую комнату, я вас скоро позову". Мы вышли. Сын стал меня пытать, что это папа придумал? Я и сама не знала. Когда живешь с таким выдумщиком и фантазером, как наш папа, невозможно знать, что ждет тебя в следующую минуту.
И действительно, очень скоро папа позвал меня и Алика. Мы слышали, как стучала пишущая машинка, и я предположила, что папа что-то пишет и хочет нам показать. Когда мы вошли, он держал в руках листочек с ровными рядами печатного текста. "Сейчас я вам прочту сообщение об одном дне из жизни Алькиного класса", голос у папы был каким-то особо торжественным. Он слегка приподнял листок и стал читать. Мы услышали про то, о чем несколько минут назад рассказывал старший сын. Только изложено это было темпераментно и весело. Папа постарался изложить события как можно ближе к Алькиному стилю, и получилось просто здорово! Алька был в восторге. Потом папа взял местную газету "Зорька" и прочитал несколько сообщений о жизни школ республики под рубрикой "Юные корреспонденты сообщают". Это были коротенькие заметочки о том, что случилось в той или иной школе.
"Ты уже натренировался выражать свои мысли вслух, - голос папы звучал очень серьезно, а взгляд выражал то ли надежду, то ли поощрение. Алька тоже слушал отца очень внимательно и кивал. - Теперь надо научиться эти мысли "причесывать", грамотно излагать на бумаге и такие заметки отправлять в газету. Будешь писать о событиях, которые видел, в которых сам принимал участие. Это - жизнь твоего класса. Школьная жизнь. Потом ты, например, придешь в театр и напишешь о своих впечатлениях, о том, что увидел на сцене. Может так случиться, что тебе в поведении твоих товарищей что-то не понравится или, наоборот, очень обрадует, ты и об этом можешь написать..."
Я и подумать не могла, что папе придет в голову обратить внимание нашего школьника на... журналистику. "А почему бы и нет! - Олег вдохновенно ходил по комнате, пытаясь растворить мой скепсис в своих, как всегда, очень убедительных аргументах. - Мальчик неплохо владеет устным словом. Мыслит логично. Пусть пишет для пользы дела. Будет мыслить еще точнее, пристальнее смотреть на окружающую жизнь..."
Я не то чтобы возражала... Просто не представляла себе, что Алька готов к таким экспериментам. Слишком мал, девять только что исполнилось... Правда, папа еще год назад научил сына фотографировать, доверял ему даже свой фотоаппарат! Для нашей домашней стенгазеты, которая выходила раз в три месяца или в полгода, Алька часто писал короткие заметочки. Папа его заметочки редактировал, потом эта обязанность перешла ко мне.
...О жизни своего класса и школы Алька сначала наговаривал на магнитофон. Папа просил повторить пересказ два-три раза, и сын, слушая запись, убеждался, что в каждом варианте остается какая-то главная деталь, коренное событие, вокруг которого уже "хороводились" все остальные.
Потом Алик садился за папин стол и уже писал окончательный вариант. Мне кажется, что у него получалось неплохо.
К середине учебного года Алик опубликовал в той же газете "Зорька" свою первую заметочку. Он писал, как в их классе отмечали именины троих ребят, у которых и год, и день рождения совпали. Было много веселых эпизодов, о которых сын написал толково и, как показалось даже мне, - интересно. Ни я, ни папа текст его информации не правили.
Мне не удалось сохранить эти газетные вырезки, но я помню, с какой гордой физиономией ходили сам автор и его братья. Ярик, тогда еще не умеющий читать газетный текст, прихватил в садик какую-то газету - то ли "Правду", то ли "Советскую Белоруссию" - и просил воспитательницу Альбину Петровну: "Почитайте! Здесь статья Алика. Это мой брат. Он - писатель для газеты".
А вот статеечку Алика, которая из минской газеты "Зорька" попала даже в большую молодежную газету "Комсомольская правда", мне сохранить удалось. Не стоит удивляться такому "взлету" юного журналиста! Ларчик открывался просто: в нашем доме жила милая женщина Вера, которая была одновременно заместителем главного редактора газеты "Зорька" и собственным корреспондентом "Комсомольской правды" в Белоруссии.
А случилось все так. Приходит однажды сын из школы, было как раз время обед, и мы с папой были дома. Возбужденный Алька кричит с порога: "Ты понимаешь, папа, что этот гад сделал? Он медаль..." Мы удивленно смотрели на сына: "Садись, рассказывай..."
Выслушав Альку, папа отодвинул тарелку и серьезно сказал: "Да за такое дело... В общем, так! Надо тебе сесть и написать об этом в газету. Пиши, как все случилось, как сам пережил, и, главное, помни, что это твоя точка зрения и ее надо будет читателю объяснить, ясно?" Сын согласно кивнул и, как был в школьной форме, помчался на свое рабочее место в детской комнате, сел писать по "горячим следам".
Вечером старший брат рассказал о случившемся младшим и между прочим сообщил, что об этом безобразии написал в газету! Игорь и Ярик моментально прониклись уважением к брату. Через неделю, получив газету с его статьей, потребовали, чтобы у каждого был свой экземпляр...
Вот она, эта статья.
Алик Юрганов
ДЕДУШКИНА МЕДАЛЬ
Произошло это с нашим одноклассником, имя которого я называть не стану по просьбе моих друзей. Как он мог это сделать, я не знаю, но он украл у своего дедушки медаль и принес в школу. Он хотел выменять ее на двух игрушечных ковбоев. И одноклассник Артур с ним поменялся! Но, подержав у себя медаль два первых урока, подумал: честно ли будет менять медаль, которую сам "обменщик" не заслужил? Артур вернул мальчику медаль и сказал, чтобы тот возвратил ее владельцу. Он не знал, что медаль принадлежала дедушке того одноклассника, но предупредил его, что расскажет об этом нашей учительнице Ирине Александровне. Мальчик испугался. Он сказал: "Бери за просто так, только не рассказывай учительнице!" Мы строго осудили этот поступок всей звездочкой, и медаль была передана дедушке мальчика. Хочу рассказать историю про медаль, только другую.
Я гулял во дворе. Вдруг в траве что-то заблестело. Это оказалась медаль "За доблестный труд в Великой Отечественной войне". Я принес медаль домой. А потом отдал ее бабушке. Она положила мою находку туда, где хранятся и ее награды. У нашей бабушки много медалей. Она часто рассказывает, за что ее награждали. И я понял, как нелегко получить награду Родины, как она дорога сердцу того, кому она принадлежит, и относиться к ней нужно бережно!
Примерно через три месяца, как раз к празднику 9 Мая, в "Комсомольской правде" эта статья Альки появилась в ряду писем и заметок, опубликованных ко Дню Победы. Газету нам принесла собкор Вера и вручила юному корреспонденту подарок от молодежной газеты - шариковую ручку и красивый блокнотик. Алька был страшно горд, а младшие братья ходили с ним по двору, как свита, показывая всем на карман алькиной куртки, из которой торчали заветные ручка и блокнот с наименованием газеты, многозначительно уточняя: "Это ему прислали из Москвы!"
В адрес Альки стали приходить письма, в которых дети соглашались с ним, клеймили тех самых "мальчишей-плохишей", которые поступали, как тот пацан с дедушкиной медалью. Алька стал на письма отвечать. Тут уж мне пришлось помогать с грамматикой, потому что негоже автору такой заметки показывать свою еще не очень окрепшую грамотность.
Потом случилось и вовсе невообразимое! Оказывается, "Зорька" объявила конкурс на лучшую заметку на тему дня и Алька попал, что называется, "в струю". Он выиграл конкурс и был приглашен в редакцию для получения приза. Это была книга "Рядом с отцами" о детях-партизанах, воевавших в тяжкие годы оккупации в одном ряду со своими родителями.
В тот день Алька болел и прийти в редакцию не смог, но представитель редакции, молодая улыбчивая женщина, появилась у нас дома с тортом и призом, которые торжественно вручила хворавшему автору-победителю...
...В каждом деле есть спады и подъемы. Алька по горло ушел в учебу и в газету писал все реже и реже. Но шутки, словесные забавы нет-нет да и захватывали воображение братьев, творчество которых продолжалось.
Неважно, что их сочинения укладывались "в мамину папку", главное, что теперь, когда я перелистываю эти уже пожелтевшие странички, меня смешат каракули и бесхитростные рисунки, уместившиеся под обложкой, на которой выведено: "Вральки".
...Перечитала все написанное. Посмеялась, хотя почти наизусть знаю все репризы моих детей. Пусть будет в каждой семье так: ребенок, открывающий родителям свои неожиданные и новые возможности. Правда, случается, что мы, родители, остаемся равнодушны к творчеству наших детей. Принес ребенок рисунок, стишок, а нам недостает доброй снисходительности, чтобы посмотреть, похвалить, что-то даже записать себе на память.
Я искренне веселилась и радовалась, когда детям удавалось сочинить что-то действительно смешное и забавное. А когда у своих мальчиков я обнаруживала искры растущего ума, так же искренне удивлялась и... гордилась!
Пусть я немного все-таки "довожу до ума" то, что сотворили дети, не способные еще к своим сочинениям отнестись критически. Может быть, я не слишком терпеливая и умелая мама, чтобы в творчестве детей укреплялись и грамотность, и тщательность. Может быть. Но от радости созерцания творчества моих мальчиков я никогда не откажусь, даже если доживу до того времени, когда они, с высот своей зрелости, будут оценивать "продукцию" своего раннего ума с откровенно скептическими физиономиями...
...Между тем на "гимнастику фантазии" нам с Олегом все-таки пришлось посмотреть настороженно. Одновременно с творчеством детей обнаружился рано созревший рецидив застарелой болезни всех детей всех времен и народов - ложь.
Может быть, я признаюсь сейчас в собственной наивности, но я действительно не знала, откуда у детей появляется ложь. Возможно, она всегда сопутствует пересказу детьми случившихся в их жизни событий, эпизодов дворовых историй, конфликтов, которые случаются у каждой девочки или мальчика, едва они получают возможность поиграть без присмотра родителей. Муж считал, что ложь как бы "обслуживает" интересы детей, их притязания, стремление защитить себя от нелице-приятных оценок взрослыми их поступков. Самолюбие ребенка естественно, отсюда и его попытки уклониться от строгих родительских оценок, особенно в случаях, если свои притязания ребенок осуществляет непозволительным способом. Ну как тут обойтись без лжи? В общем, все не так просто...
...Приходит домой пятилетний Игорь. Взмокший, с растрепанными волосами, почти в слезах. Что случилось? "А Сашка сломал мой домик, который я строил там, в песочнице". И в пять, и в шесть-семь лет таких эпизодов множество. Решила все-таки разобраться. Спускаюсь с пятого этажа, подхожу к песочнице и вижу Сашку, такого же взмокшего и плачущего. Слушаю его жалобы. Его версия иная. Игоречек строил какой-то шатер или "вигвам" (накануне мы читали книгу про индейцев!), а Саша строил "пещеру" и вел подкоп так, что проник на территорию Игоря. Возник "конфликт интересов". Наш сын рассердился и бесцеремонно растоптал Сашкину "пещеру". Тот возмутился, ну и, конечно, от "вигвама" Игореши остались только воспоминания. С ними разобиженный Игорь и пришел домой жаловаться маме. Сашка решил больше "судьбу не испытывать", ушел в другую песочницу, но слезы обиды еще не просохли и у него.
Вечером за ужином Игорь рассказывает шестилетнему Алюне и трехлетнему Ярику эту историю. Вожусь на кухне и краем уха тоже прислушиваюсь. Какие разительные изменения произошли в новой версии Игоря! Оказывается, он строил в песочнице не шатер и тем более не "вигвам" (это слово он почти сразу забыл), а корабль! Зловредный Сашка, оказывается, "пещеру" не строил, а этот корабль стал коварно бомбить песочными бомбами. Песок попал Игорю в глаза, и тогда он стал "стрелять" из "корабельных" пушек в противника. Сашка заплакал. "А я ему говорю, - тоном человека, убежденного в своей правоте, сообщает Игорь, - чего ты в мой корабль стреляешь и мне в глаза песком сыплешь?" Братья историю слушают внимательно, даже старший не ухмыляется скептически, а согласно кивает...
Слушаю и недоумеваю, где же правда?
... Из папиного ящика под его секретером стали пропадать значки, которые он когда-то начинал коллекционировать, но так и не "набрал темп" в своем увлечении. Однажды искал какое-то удостоверение. Недоумевает, куда запропастилось? Расспрашивает детей: может быть, кто-то видел? Мальчики сочувственно пожимают плечами.
Дня два спустя слышу разговор Алюни с Игоречком. Было им в ту пору одному - 6, другому - 5 лет. Алька спрашивает брата:
- Окуда у тебя этот значок?
- Кнопочка принесла, - отвечает Игореша. Алька с явным недоверием в голосе решил уточнить:
- Прямо тебе принесла, в твой ящик положила?
- Да, принесла... - ответил Игореша, правда, как мне показалось, с некоторой неуверенностью в голосе.
- Не ври, - резко сказал старший брат и громко позвал папу. Тот был занят в гостиной и попросил меня вмешаться. Алька стал рассказывать мне, как он нашел на рабочем месте Игореши значок, о котором спрашивал папа. "Игорь мне сказки рассказывает про Кнопочку, которая таскает ему папины значки прямо в его ящик с игрушками! Надо посмотреть: там, наверное, и лежит все, что папа искал!" Алюня был категоричен, а Игореша уже явно смущен. Я решила не прибегать к "ревизии", хотя и у меня уже возникли подозрения.
- Расскажи-ка и мне, - попросила я сына, - как это тебе Кнопочка таскает папины значки?
Игорь сначала нехотя, но потом, все более увлекаясь, стал рассказывать, как он лепил вчера из пластилина Бармалея, к нему подошла наша сиамская красавица кошка Кнопочка и принесла вот этот значок. Сын показал. Я знала, что у нашей Кнопки и в самом деле обнаружились "собачьи" способности таскать то бумажку, то кусочек колбасы, то невесть откуда появившуюся тряпочку.
Свою "добычу" она могла принести то Алику, то папе, то Игореше. Мы знали об этой особенности нашей кошки, но я, например, и предположить не могла, что кошка будет именно Игорю таскать папины значки. Ящик-то она открыть не способна!
- И много она тебе значков натаскала из папиного ящика?
Пятилетний Игорь простодушно пожал плечами. "...Значит, она крадет у папы значки и таскает тебе?" Это съязвил Алюня. Однако его скепсис все-таки не поколебал юного фантазера, увлеченного рассказом о талантах кошки. Пока разговаривала с Игорем на кухне, где возилась с ужином, Алька уже из детской громко кричит:
- Мама! Иди посмотри, что тут у Игоря!
Алька, в нарушение всех запретов лазить по чужим ящикам, все-таки не удержался. Иду в детскую, вижу в ящике книжечки удостоверений, которые папа искал уже третий день, и горочку значков.
- Вот, - гневно кричал Алюня, - что ты нам тут сказки рассказываешь про Кнопочку! Ты лазил в ящик стола к папе, все воровал и прятал к себе!
На шум пришел папа и, узнав, в чем дело, молча собрал все свои "цацки" и снова ушел к себе в комнату. Он был ужасно занят, готовил новую передачу "Акценты", к тому же "трещали" сроки заказанной молодежной газетой большой статьи...
Когда все угомонились, я никак не могла выбросить из головы этот эпизод. Вранье и мелкие кражи были прилипчивыми спутниками детства наших мальчиков. Одному ребенку игрушка надоедала, он зарился на игрушку брата, которого могли "настигнуть" такие же соблазны. Тогда у Алика под подушкой оказывалась игрушка Игоря, о которой тот забыл, но, увидев случайно, что Алюня играет с ней, возмущался и требовал вернуть. Наверное, в каждой семье такое не редкость...
В той истории со значками меня обеспокоило, как увлеченно, правдоподобно рассказывал Игорь про Кнопочку, которая якобы таскала ему значки. Пять лет - время прелестное, и, глядя в большие зеленые глаза мальчугана, полные искренности, верить сыну хотелось безоговорочно, а "разоблачив", свести все к снисходительному смеху. Во всяком случае, так хотелось мне...
Если бы не нарушение Алюней запрета лазить по чужим ящикам, я была бы готова поверить младшему сыну, тем более что знала: папа у нас человек рассеянный, мог значок уронить на пол. Ну а Кнопочка... Бывают среди домашних животных и очень талантливые! А Игорешу Кнопочка действительно как бы выделяла среди остальных детей. Почему бы не принести ему "дань" за ту ласку, которой малыш одаривал кошечку? В общем, тогда ни я, ни Олег не стали делать выводов из случившегося, увидев в этом поступке обычное безудержное любопытство Игоря и такое же обычное лукавство, в котором нелепо было искать у пятилетнего малыша "криминальный" подтекст.
...Наступил шестой год жизни Игоря. Папа уже занимался с ним по полной программе, готовя к школе. Сын знал азбуку, решал простые арифметические примеры, ну и, конечно, с увлечением, как и его старший брат, проходил через папину "гимнастику фантазии".
Невольно я стала уже внимательней прислушиваться к рассказам детей. Пыталась хоть как-то сопоставить то, о чем они рассказывали, с теми событиями, которым сама была свидетелем. Меня ждали сюрпризы, но как к ним относиться, я знала далеко не всегда.
Пришли однажды дети из цирка. Ярик, которому уже исполнилось четыре года, рассказывает о дрессировщике. С удивлением слышу (я тоже была цирке с детьми), что у слона "на голове стоял дом, а в доме сидели два мальчика..." Дом - сильно сказано! Было нечто, напоминавшее широкую бадью, обернутую ковровой дорожкой. А внутри действительно сидели два лилипута обоего пола. Но малыш не может разобраться в таких деталях. Это понятно!
Игорь, ему шесть лет, подперев кулачками розовые щеки, хитро улыбаясь, рассказывает папе о представлении в цирке. "Внутри железного шара ездит мотоциклист и стреляет! "Трах-тах-тах!" А пули прямо мимо моих ушей свистят!" Папа искоса посматривает на меня. Он в цирке не был. Старший брат сразу же вносит в рассказ Игоря дозу скептицизма: "Ты что, сдурел? Если бы они там стреляли, была бы паника!" Однако Игорь не теряется: "А люди там все кричали! Я сам слышал, это они от страха! Кричали так: "Ах! Ах! Ах!" Цензор - старший брат -терпеливо уточняет: "Конечно, это они боялись, что мотоциклист упадет, а не потому, что кто-то там в шаре стрелял и пули свистели!"
Не дожидаясь, когда Игореша замолчит, Алька начинает излагать уже свои впечатления. Рассказывает о воздушных гимнастах: "Летят они друг к другу под куполом цирка, и вдруг один из них не успел схватить за руку другого и падает, прямо вниз!" Папа полушутливо-полусерьезно почти кричит в ужасе: "Разбился?" Алюня страшно доволен: "Ну что ты, папа, не знаешь разве, что там натянута спасательная сетка. Гимнаст упал на нее и стал прыгать по сетке, как на батуте, и снова схватился за перекладину на веревке!"
По-моему, такие пересказы интересны, и дети, внося в них "отсебятину", придают пережитым или увиденным событиям привкус собственного внутреннего соучастия.
...Все чаще и чаще я убеждалась, что дети стали опускать в своих рассказах о случившихся с ними событиях невыгодные для них детали. Мимика и жесты, слова, в которых можно было явно разглядеть "комплимент самому себе", украшали их роль в рассказанном эпизоде, особенно если речь шла о каком-то дворовом конфликте со сверстниками. "Я взял его вот так! - рассказывает семилетний Алька, показывая, как он защитил слабого от сильного драчуна, сложив руки в кольцо. - И он просто не мог пошевелиться!"
Если учесть, что обидчик был на голову выше Альки и на год старше, то объективность рассказа уже была под сомнением.
Позже и, как часто бывает, случайно выяснились вовсе не привлекательные для нашего Алюни детали. Оказывается, и "обидчик", и "защитник" были заодно против "жертвы", ненароком сломавшей игрушку Алюни - недавно купленный заводной мотоцикл. Кто-то из наших соседей "разборку" детей увидел и остановил.
Понимая, что информация просочится к маме с папой, которые всегда требуют делать все "по справедливости", а уж нападения типа двое на одного никак не одобрят, Алька оказался перед альтернативой: рассказать этот эпизод, сделав акценты на обиде за поломанную игрушку или на том, что в конфликте он защитил слабого!
В тот момент у нас в семье идея "Защити слабого!" была особо почитаема. Потасовки между братьями, особенно когда старший, в порыве "безудержного гнева", распалялся, да так, что малыши начинали плакать, нас с папой очень тревожили. Что в таких случаях делать? Выбор невелик! Читаем книжки, говорим о том, что "обижать младших и слабых дурно!" А тут случилось это злополучное событие во дворе... Алюня и решил во время вечерней беседы за ужином упредить "утечку информации" и рассказать нам, какой он "справедливый человек". Он полагал, что, поскольку прямых улик его лжи нет, можно без риска разоблачения показать, какой ты хороший человек!
Случайно разговорившись с соседкой, которая видела потасовку из окна своей квартиры и строго попеняла мальчишкам, я услышала от нее подробности, а с ними и укор: "Ну как твой Алик стал колотить Генку по голове, я аж испугалась! А этот Леша, ну Алкин сын... Ему помогал. Тут я и заорала на них".
Когда дома мы снова вернулись к этому событию, Алька подавленно молчал. Он не отказывался, что потасовка была и соседка крикнула из окна, но быть откровенным так и не захотел. Папа резонно заметил сыну:
- Или ты совершил хороший поступок и соседка сказала неправду, то есть оклеветала тебя, или она права, тогда тебе, видимо, есть чего стыдиться. Только ты можешь сказать, что же было на самом деле. Если ты молчишь, я, как твой папа, должен пойти к Генке (та самая "жертва"), к твоему приятелю Леше ("соучастник"), Марии Григорьевне (соседка-свидетель) и спросить их, как все было на самом деле. Но я хочу, чтобы ты сам все нам рассказал.
Стараясь хоть в чем-то сгладить свой проступок, Алька почти шепотом, коротко рассказал о случившемся. Правда, ни я, ни папа не увидели в мучительном признании старшего сына даже намека на раскаяние. В лучшем случае- протокол: "Генка попросил мотоциклиста поиграть. Вернул мне с погнутым рулем. Я его побил, а Лешка добавил, потому что Генка стал со мной драться..."
Олег все-таки пошел к "жертве" домой. Он хорошо знал его родителей и попросил мальчика рассказать, как все вышло. К тому же он увидел две свежие и глубокие ссадины на щеке и подбородке у мальчика. Это и были следы "орудия расправы" - мотоциклиста, которым наш старший сын колотил "противника".
Я специально записала в своем дневнике эту историю так подробно, чтобы понять корни "защитной" лжи для облагораживания дурного поступка, который совершил мой сын. Ни Олег, ни я не считали верным "тезис": "Дети есть дети, сами разберутся".
Мы слышали его часто от друзей, соседей, от незнакомых людей, когда заходил разговор о проделках детей. Опыт наших наблюдений за поведением сыновей показал, что надо разбираться с каждым фактом и помогать ребенку понять опасность его проступков, если для этого появились причины.
По-моему, именно с этого случая мы вступили в полосу жизни старшего сына, в которой его ложь стала предметом нашего беспокойства и внимания. Вот почему в разговорах с мужем об этом я стала откровенно тревожиться, что "гимнастика фантазии", которой так увлекся папа Олег, будет только совершенствовать детскую ложь.
Что-то надо сделать такое, говорила я Олегу, чтобы эти тренировки фантазии и логики не привели разум наших детей к опасной изворотливости в будущем! Надо менять наше отношение к рассказам детей о пережитых ими событиях и эпизодах, чтобы правда факта все-таки преобладала. Надо учить ребят оценивать себя честно.
Я вспомнила старый шутливый прием контроля за правдой в рассказах детей, который применяла бабушка Зина. Как только ей казалось, что начинаются "завирания", она тут же накладывала средний палец на указательный. Это значило для рассказчика: "Не верю!" Если рассказчик продолжает фантазировать, бабушка Зина делает это и на другой руке. Энтузиазм увлекшегося враньем рассказчика заметно угасает. Недоверие слушателя резко снижает "масштаб вранья".
Мы с папой решили применить этот "бабушкин" метод. Сначала рассказали детям, что вранье - не такое уж и безобидное "увлечение", как может показаться на первый взгляд, что можно привыкнуть говорить неправду и уже не отличать, где правда, а где ложь. Словом, побеседовали и показали бабушкин "знак сомнения", предупредили, что будем его применять, если и нам покажется, что...