( Роман в дневниках, письмах, записках и размышлениях)
Глава 13.
Школа? Школа! Школа...
Когда Альке стукнуло семь лет и он стал школьником, где-то в самой глубине души я ему посочувствовала: детство у моего старшего кончилось!
Вопрос "Что такое школа?" для каждой семьи совсем не риторический. Шутка ли, придется нашим детям, да и нам, родителям, тоже, надолго запрячься в скрипучую "телегу", груженую уроками, книжками, ответственностью...
Свое отношение к школе мы, взрослые, формируем в зависимости от собственных впечатлений от прошлого опыта школьных своих лет. Кое-какие суждения о школьном времени есть в моем раннем дневнике. Придет время, и, может быть, у моих детей появится желание сравнить их со своими...
...Я иду по коридорам 64-й школы, где училась сама, держа за руку своего Альку. Встретила пожилого, уже почти совсем седого учителя. Он преподавал в нашем классе математику. "Здравствуйте, Танечка!.." Смотрит на Альку: "Сына привела... Молодец!" Об этом человеке у меня сохранились очень приятные воспоминания. С его именем не были связаны нудные классные собрания или беседы "на личную тему". Был он нормальным учителем и хорошо знал свой предмет, который (не хочу хвастаться, но так и было) я успешно усваивала именно потому, что в этом человеке талант педагога сочетался с талантом математика...
...Размышляя об интеллектуальном развитии своих детей, понимая неизбежность их вступления в "общественные институты", мы с Олегом предполагали, что подготовка к школе должна идти по двум направлениям. Самое первое - это выработка у сына навыков самоорганизации. Школа во многом - рутина, тренинг, муштра. Пошел в школу, значит, влился в систему организационных требований - обязательств, отношений, стандартов поведения, дисциплинарного контроля, поощрения и наказания. Едва переступив порог школы, ученик должен будет ко всему этому сразу же привыкать. Приходить на уроки без опозданий, с приготовленными домашними заданиями, аккуратно одетым. Сидеть в классе все сорок пять минут, не вставая и не бегая, а слушая учителя внимательно и терпеливо. Не отвлекаться на разговоры. Быть готовым весь урок реагировать на замечания или вопросы учителя.
Я не спорила с Олегом, когда он излагал мне свое видение школы. Да, это организационная система. Верно и то, что эта система очень болезненно относится к нарушению ее правил, порядка и отношений с персоналом, установленных и оберегаемых дирекцией и учителями... Следовательно, рассуждал Олег, приучив сына к самоорганизации, самодисциплине, мы дадим ему шанс, как минимум, избегать конфликтов с этой системой.
Почему-то мне стало очень грустно и обидно за моего мальчика. Ну что такое семь лет? Еще совсем ребенок! Но выбора не было. Впрочем, первый опыт повиновения требованиям системы у сына уже есть. Это садик. Опаздывать - нельзя. Сидеть за столом и есть надо спокойно, аккуратно и по возможности быстро. Режим дня и занятия контролировались воспитательницей группы. Она инструктировала детей при работе с карандашами, фломастерами, клеем и бумагой. Детям надо слушать и выполнять, что им говорят, со старанием. И в саду пресекались нарушения дисциплины. Были наказания, жалобы родителям. Ну разве что атмосфера общения воспитателя с детьми была помягче...
Наш опыт постепенного, а главное, игрового приучения детей к обязанностям и ответственности, например, корабль "Павел Корчагин", дал возможность привить Альке к школе навыки хоть какой-то упорядоченности поведения.
Меня с Олегом друзья упрекали в "казарменном стиле" воспитания. Однако нелепо противостоять аргументам реальной жизни! От того факта, что в сутках 24 часа, никуда не деться. Равно как от того, что ребенок должен приходить в школу вовремя, сидеть на уроках выспавшимся, быть сытым первые два часа работы в классе, а не утолять голод, воровато жуя булочку, пряча ее под партой. Ребенок хочет после школы побегать, поиграть как можно подольше! Попробуй тут назидательно произнести над ним: "Делу - время, потехе - час!" Поймет ли? А уроки надо делать хорошо, чтобы не схлопотать нагоняй от учителя. Назавтра нашему мальчишке надо пойти в школу в чистых костюме и рубашке. При этом он остается и братом, и сыном, то есть членом большой семьи, обязан помнить об этом постоянно. Должен выполнять свои домашние обязанности, откликаться на просьбы младших братьев поиграть с ними, даже позаниматься, потому что и ему теперь папа поручает учить элементарному счету младшего брата Игоря...
Что плохого в том, что уже в пять лет у наших детей появлялись обязанности по дому, свои рабочие места, личный ящик или шкафчик для вещей, свои тетради и книжки? Мы требовали от мальчиков держать в чистоте "подшефный" участок гостиной, детской комнаты. Помогали приобрести опыт личной гигиены, самообслуживания. Что плохого, если ребенок учится сам стирать свои трусики, носочки, чистить ботинки, туфли, следить за ногтями пальцев рук и ног? Мальчики поочередно дежурили на кухне: мыли посуду, полы, выносили мусор. Разве это плохо? А помогать мне по дому, ходить со мной или самостоятельно в магазины? Конечно, надо было ко всему этому приучать и требовать. Я, например, "за" такую "казарму", потому что убедилась: в доме, где царят порядок и чистота, соблюдаемые детьми, жить проще и комфортней. А чувствовать помощь сына, который вымоет после себя тарелку или накроет на стол, поможет тебе донести сумку из магазина, очень приятно. Я не говорю уже о том, что привычка к упорядочению жизни и быта пригодится детям в будущем.
Когда Альке минуло пять лет, папа разработал программу "домашней школы", в которую включил прежде всего навыки самоорганизации. У сына появилось свое рабочее место, персональная полка в шкафу. На стены повесили настоящую школьную доску и огромную географическую карту, а в детской стоял большой глобус. Были куплены тетради, букварь, карандаши, учебник математики для первого класса. И, напомню еще раз, началось все не с усвоения азбуки и счета, а с организации жизни старшего сына в доме, в семье. Главным папа определил выработку навыков, о которых я уже писала, - самостоятельности и ответственности. Это было предметом постоянных забот отца, потому что вслед за первенцем подрастали малыши, которых тоже надо было вовлекать в эту постоянную рутину порядка, дисциплины и самоконтроля на примере нашего старшего сына.
Результаты этих стараний папы обнадеживали: в шесть лет Алька, например, уже четко знал, когда надо вставать, что делать дома, как вести себя на улице, общаться со взрослыми, соблюдать элементарную вежливость и отвечать за свои ошибки. К концу шести лет он бойко читал, решал задачки, даже писал, хотя и печатными буквами.
Конечно, это не значило, что он постоянно следовал тем стандартам поведения, которые мы ему внушали. Были в его поведении "приливы" и "отливы". Случалось, что у меня просто руки опускались, ко-гда в его поведении я видела такое "саморазрушение", что, казалось, передо мной не семи- или восьмилетний Алька, а малыш, тот же Ярик. Когда же старший сын показывал, как говорил папа, "чудеса взрослости", мы все ходили в праздничном настроении и гордились итогами своих усилий.
Наш опыт воспитания ответственности и самоконтроля показывал, что никогда не следует ждать от ребенка, у которого "растут года", прочности тех привычек, которые изо дня в день внушают ему родители. Мало того, что с возрастом в его организме и психике происходят изменения, бывает, что даже день-два гостевания у "бабини" могут разрушить у ребенка навык самоорганизации, "проросший" благодаря нашим длительным усилиям. Требования и контроль резко снижаются, когда дети или родители болеют. Отболеешь - и все зачастую надо начинать сначала, а ребенок с трудом возвращается в скучную и нудную рутину внушаемых родителями обязанностей.
Да, я слышала слова подруг, друзей, что мои дети "не видят детства", что "муштра губит детские души", что "самоконтроль превращает их в роботов". Меня совсем не смущают эти замечания, потому что я на собственном опыте убеждалась в обратном.
Конечно же, дети отлынивали от обязанностей или делали то, что им поручалось, спустя рукава. Такое было, и не редко. Да, за это они наказывались. Провинившийся лишался просмотра любимой телепро-граммы, сокращалось время пребывания во дворе, вводилась внеочередная обязанность по кухне, ему отказывалось в любимом лакомстве, два-три дня не разрешалось приводить в дом друзей...
В итоге сын в школу шел с уже более или менее отработанными навыками самоорганизации и ответственности. Из тех требований, которые предъявляла ему школа, его мало что удивляло. Конечно, его там не заставляли мыть посуду и вытирать пыль. Наказывая, не лишали любимой телепрограммы. Но школьный учитель подключал к своим мерам наказания, например, записи в дневнике, вызов родителей в школу, звонок домой. Мы, конечно, "реагировали"... Алька понимал это.
Я искренне жалела моего первоклашку и даже пыталась пропускать мимо ушей первые замечания его первой учительницы Ирины Александровны, считая их обычным занудством. Я умудрилась даже провести с ней "сепаратные переговоры": мол, вы не пишите замечания в дневник - это травмирует мальчика. Лучше я вам сама регулярно буду звонить раз в неделю и вы мне устно все расскажете. Сначала Ирина Александровна согласилась, наверняка подумав, что Олег, прочитав в дневнике замечание, может рассердиться и сына наказать и я таким образом пытаюсь отвести гнев отца.
За свою наивность я довольно быстро была "наказана", когда мой сын моментально воспользовался странной покладистостью учительницы, которая перестала записывать в дневник сведения о его грешках, а просто осуждающе поглядывала, ограничивалась устными замечаниями, что-то помечая в своей записной книжке. Когда, позвонив учительнице и получив от нее "сведения", я беседовала с сыном, упрекая его за провинности, он, уже давно забыв о своих проделках в классе, искренне возмущался: "Я? Я разговаривал? Когда? Я ходил по классу? Да ты что? Мама, Ирина Александровна говорит неправду!". На меня смотрели большие красивые серые глаза старшего сына. В странной улыбке кривились его пухлые губы. Неровная линия челки пересекала лоб. Я решительно не знала: что же делать? Как сейчас поступить?
Признаюсь честно: я просто терялась в догадках, пока не разобралась, что мой сын, едва переступив порог школы, начал вырабатывать защитные механизмы уклонения от ее требований. Он учился маневрировать между Сциллой по имени "надо" и Харибдой по имени "хочу".
Честно говоря, Олег меня предупреждал об этих "сюрпризах" в характере мальчика, попытки которого избегнуть ответственности "совершенствовались" одновременно с повышением папой планки предъявляемых ему требований. Наверное, это естественно! Такое лукавство обнаружили все наши дети.
Игорь, например, демонстрировал поразительную способность врать и сваливать все на обстоятельства, на братьев, на собственную забывчивость или на "случайность". Ярослав в пять лет, желая показать свою полную беспомощность перед моими, папиными требованиями или когда я упрекала его в нерадивости и лени, так убедительно "подключал" свое обаяние, что я беспомощно разводила руками, слыша дрожащий голос малыша: "Я не сумел... Мне было так тяжело это сделать! Болели спина, руки... Я еще такой маленький, а стол такой большой, что я не сумел его вытереть... Я забыл... Ну может человек забыть? Ты тоже забываешь, мама, хотя ты взрослая..."
Уклониться от наших требований Альке было нелегко. Он знал: никакие его аргументы не подействуют, ведь он - старший брат, на него смотрят младшие. Тогда проказник применил тактику сваливания вины за плохо выполненную обязанность на братьев. Старый, как мир, прием во всех многодетных семьях, когда старший не обращает внимания на обиды младших в несправедливости обвинений. Мы с папой хорошо знали, что малыши действительно могли созорничать и помешать Альке что-то выполнить из порученного по дому или хорошо сделать уроки.
...Папа просматривает тетрадь первоклассника: "Почему такие уродливые прописи?" - "А ты бы видел, что Игорь с Яриком тут вытворяли, когда я писал!" В голосе Алюни почти слезы. Игорь и Ярик тут же возмущаются: "Что-о-о-о! Мы телевизор смотрели! В другой комнате!" - "Да-а-а! Рассказывайте ска-а-а-зки-и-и!" Алька прячет глаза. Нежелание переписывать домашнее задание в прописях берет верх, и он снова апеллирует к папиному чувству справедливости.
Иногда эти "спектакли" старшего сына папу убеждали. Он вздыхал, шел беседовать с младшими, сочувственно гладил Альку по голове, не заставляя переделать работу. Но вот другая ситуация. "Причина" Алькиных недобросовестных занятий отсутствовала: братья играли во дворе. И тут папа слышит иные аргументы: "И кому эти прописи нужны? Я не могу писать лучше! Мне надо было задачку решить, а время уже кончалось. Ты же сам сказал, чтобы я больше одного часа за уроками не сидел!"
Действительно, папа очень боялся "перебора" сидений за уроками. Организм растет, ему важна подвижность, активность. И, кроме уроков, надо еще успеть в спортивную секцию, в музыкальную школу, к тому же есть немало увлекательных занятий!
За три года учебы в домашней школе Алька многому научился, и, казалось бы, нелепо просиживать часами за письменным столом ради нескольких аккуратных строчек в тетради со школьными прописями. Так казалось и мне. Но навыки письма, как любой другой урок, учительница контролировала! Значит, надо сосредоточиться, научиться выводить линии фрагментов букв по данному контуру. А это - работа, и никуда от нее не деться!
Хоть и верно: не боги горшки обжигают, но в родительском ремесле мы, увы, не были богами и торили тропы день ото дня, заставляя детей следовать нормам поведения и навыкам жизни в обществе, в котором жили. Я, например, тоже прошла через требования усвоить стандарты поведения в школе и сейчас еще помню дискомфорт от суровой назидательности учителей, администрации школы и своих родителей. Теперь пришло время и моему сыну "лиха хлебнуть"...
Нелепо было оспаривать нудную реальность школьных требований и стандартов, особенно когда сама хорошо помнишь их живучесть. "Итак, если Алька не будет опаздывать на уроки, а его внешний вид будет аккуратным, он не будет спорить с учителем из-за пустяков, научится выполнять хорошо домашние задания, не будет нарушать школьную дисциплину во время перемен, на уроке, будет всегда вежлив в общении с учителем и с администрацией, вплоть до уборщицы тети Даши, у него не будет проблем! Но вот вопрос: всегда ли ему удастся это делать?" Так рассуждал папа, хотя я от этих рассуждений зеленела от тоски и сочувствовала сыну.
А после школы, дома, у сына неизбежно возникают свои проблемы. Причем они имеют "свойство" появляться некстати, когда дома нет родителей, которые помогли бы сыну справиться с ними. Тогда вся надежда на привычки в характере подросших детей. Сам себя покорми, убери посуду, спрячь продукты в холодильник. Следи за временем и не заигрывайся. Мои "контрольные" звонки домой, "инструкции" - не панацея. И я это хорошо знала! Да не только я...
Наши многолетние старания в воспитании в Альке, Игоре и Ярике навыков самоорганизации добавляли нам хлопот и головной боли! Однако невозможно проложить путь к культуре учебы, культуре физической, культуре общения, культуре художественной без культуры самоорганизации. Почему? Да просто не будет на все это времени! Почему? Повторюсь: в сутках 24 часа и у каждого ребенка свой навык отношения со временем. Один делает свою работу быстро и легко, другой - медленно, но основательно, третий... В общем, понятно, правда же?
При наборе аргументов в пользу нашего "занудства" и "жестокого обращения к детству" - термин одного из наших приятелей - папы единственного сына - мы должны быть бдительными. "Сопротивление материала" обнаруживается почти сразу, как только начинаешь приучать детей к порядку. Ребенок может успешно манипулировать родительским доверием, нашей склонностью прощать. Оказывается, дети быстро распознают наши слабости, прокладывая "курс" для своих собственных желаний. Эти желания нередко противоречат требованиям родителей или школы. Ну прямо замкнутый круг!
Хочу рассказать об одном забавном, но поучительном случае, который произошел у нас в доме в первые месяцы учебы Алюни-первоклассника.
...Моя подруга, назову ее Нина, серьезно повздорила с мужем и позвонила мне с просьбой разрешить ей с дочерью переночевать у нас. Я давно уже знала, что у подруги нелады с супругом, и мы с Олегом решили положить девочку, ровесницу Альки, тоже первоклассницу, в детской комнате, а маму - в нашей.
Нина пришла часов в одиннадцать с ужасно уставшим ребенком. Наши мальчики уже спали. Постель для дочки Нины, Наташи, была готова, и она быстро уснула под мерное посапывание наших сыновей. "Наташе завтра надо идти в школу?" - спрашиваю Нину. "Да, конечно!" - Нина показала портфель, который она поставила у самой двери в прихожей, и дала мне мешок с форменным школьным платьем дочери. Раскрыв мешок, я увидела смятое платье и передник. Ужаснулась: "И ты наденешь на нее такое платье?" - "Ах, да!" - вздохнула Нина, бросив отсутствующий взгляд на скомканные вещи. Я пожалела подругу, сама привела в порядок платье и повесила его на вешалку рядом со школьной формой Альки, уже приготовленной им самим к завтрашнему дню. Проходя в нашу комнату, где разговаривали Нина с Олегом, я заметила, что Наташины туфли в грязи. "Куда же это вы вляпались, Нина?" - спросила я у подруги, показывая ей туфли ее девочки. "Ах, Таня! Мы к бабушке на дачу поехали, но там после дождя такая грязь!" Нина все так же устало посмотрела на меня. В ее глазах была явная мольба: "Вымой туфли и отстань от меня!" Через полчаса, вымыв туфли, постирав носочки девочки, которые тоже были в грязи, и высушив их под утюгом, я вернулась в комнату, где Нина внимательно слушала Олега. Я поняла, что муж рассказывает ей, как начнется завтрашний день и что ей не обязательно вставать рано, потому что Алька возьмет Наташу с собой. Ходят-то они в одну и ту же школу, в параллельные классы. Нина согласно кивнула и спросила меня: "А ты тоже в 6.30 встанешь?" - "Что же делать, - вздохнула я, - к восьми младшие дети идут в сад, старший в школу..." - "Можно же спать еще час! - в голосе Нины было искреннее изумление. - Встать в половине седьмого утра, когда в восемь, - она повторила с нажимом, - только в восемь! малышам надо выходить из дому... Садик-то совсем рядом, под вами!"
Олег начал объяснять, что надо встать, убрать постель, спуститься во двор, сделать зарядку на прекрасно оснащенной дворовой площадке... "Кому нужна эта зарядка?" - и на этот раз Нина была совершенно искренна. Она удивлялась: зачем поднимать детей в такую рань ради каких-то "физических упражнений". Лучше дать им поспать лишний часок. Разговор не клеился, да и поздно уже было. Однако неожиданно Нина попросила меня разбудить ее. "Хочу посмотреть на ваших ребят, как они и зарядку делают, и сами в садик топают, и как Алька в школу сам собирается..."
...У нашего папы талант: просыпается он всегда без будильника. Ему достаточно перед сном вслух два или три раза назвать час, когда следует назавтра наутро подняться. И еще один талант: он умеет "собрать себя в кулак" и делать то, что надо в конкретный час и минуту, причем быстро и без раскачки. К тому же он приучал и сыновей.
Проснувшись и быстро надев спортивную форму, тихо, но внятно Олег произнес над ухом Нины: "Подъем!" Та распахнула свои большие, чуть навыкате голубые глаза, удивилась: "Как, уже? Мы же только недавно легли спать!" Чувствовалось, Нина колеблется, но наш папа Олег хорошо помнил, что она просила разбудить ее, как бы она ни умоляла оставить ее в покое. Потому наш "капитан первого ранга" и старался. "Па-а-а-дъем!" - ротмистрским баском, но с воркующими интонациями повторил папа, стоя над раскладушкой Нины. "О Господи! - с ужасом в голосе произнесла она, но тут же вполне осознанно и внятно сказала: - Все, все! Я готова! Я встаю..." Олег ушел в детскую комнату.
Я быстро умылась и пошла на кухню. Надо было приготовить завтрак Альке с Наташей и что-то нам всем сообразить на обед. Сегодня я работаю, стало быть, что-то сварить попозже времени просто не будет.
Из детской послышался мелодичный звоночек "корабельных склянок". Дети вообще-то встают сами, по будильнику, но иногда они просят папу подымать их "склянками". Слышу тихий голос Олега: "Пора вставать!" Через минуту-две уже кипела работа. Дети складывали свои раскладушки, засовывали матрасы в шкаф, надевали спортивную форму, кеды и быстро выбежали во двор вместе с папой. Дочь Нины, проснувшись от "бурления" вокруг ее раскладушки, сладко потягивалась, но вставать, кажется, не собиралась.
...В открытую форточку кухни, где я готовила завтрак, доносились команды: "Бегом, марш! Т-а-а-ак, отжимайся! Прыжки через веревочку на-а-ач-а-а-али!" Нина пошла в детскую посмотреть, встала ли дочь. Та уже успела выбежать вместе с мальчиками во двор. Нине эта резвость девочки понравилась: "Смотри-ка, сама встала!"
Заглядывая в окно, Нина видела, как и ее девочка, вместе с нашими сыновьями, шустро лазила по железным конструкциям, во множестве установленным на детской площадке нашего двора. Потом она хотела было спуститься во двор и посмотреть на зарядку с "близкого расстояния", но ускользнула в ванную.
Олег взял на зарядку веревку. Теперь он, дав один конец Ярику и Алику, другой вручив Игорю и Наташе, скомандовал: "Начали!". Дети стали весело, с переменным успехом, "тянуть канат". Потом через веревку все попрыгали и, наконец, папа, хлопнув в ладоши, сказал: "Быстренько наверх, умываться, одеваться, завтракать..."
Прибежали, быстренько умылись, благо Нина уже вышла из ванной, потом оделись. Алька уже в школьной форме сел за стол, а малыши убежали в садик, который был у нас во дворе.
Нина, заплетая косу дочери, восхищенно поглядывая на Олега, не скупилась на комплименты: "Я никогда не думала, что моя Наташка разохотится и пойдет на зарядку..." У Альки с Наташей до школы оставалось минут двадцать пять. Обычно на дорогу уходило минут десять-пятнадцать, на завтрак - пять-семь. Так что времени было вполне до-статочно.
Взрослые решили позавтракать, как только Наташа и Алька уйдут в школу. Дети поели творога со сметаной, выпили по чашке какао, съели по булочке и, не торопясь, вышли из дому. Алька ходил в школу сам, хотя иногда я, для собственного спокойствия, выходила вслед за ним через минуту - две, чтобы проверить, как он переходит через улицу, садится в трамвай... Однако подходил к концу второй месяц учебного года и сын все делал умело и спокойно. Нина сначала хотела дочь проводить, а заодно и Альку до школы, но Олег убедил ее, что "...наш рыцарь не оставит девочку в беде!"
Через три - пять минут после того, как дети ушли, в дверь постучали. Нина, видя, что я занята на кухне, пошла открывать. Олег уже принимал душ и ничего не видел и не слышал. На пороге стояла Наташа. Нина смотрела на дочь с удивлением, явно ничего не понимая.
- Что с тобой? А где Алька?
- Я сказала ему, что в школу не пойду, и вернулась, а он уехал на трамвае...
Я вышла из кухни и увидела Наташу, которая держалась за живот, постанывая, пытаясь обойти мать и пройти в большую комнату. Она подошла к дивану и улеглась на него в куртке.
Нина растерялась: "Что с тобой случилось? Где болит?" - ее во-просы звучали тревожно, а в голосе уже были слышны нотки паники. Лежавшая на диване Наташа действительно была немного бледна, но, по-моему, не более, чем обычно. Она прикрыла глаза правой рукой, а левую ладошку прижимала к животу.
Нина стала раздевать дочь, и та нехотя подчинялась все еще с за-крытыми глазами. Из ванной вышел Олег. Посмотрев на девочку, он деловито спросил у нее: "Где болит?" - "Вот тут", - неопределенно махнула девочка рукой к правой стороне. Уже не закрывая глаза, она с интересом смотрела, как вокруг нее хлопочут взрослые. Олег скептически хмыкнул и сказал: "По-моему, все это фантазии. Просто ребенок не хочет идти в школу и..." Нина не дала ему договорить, с возмущением парировала: "Это твоя зарядка! Твои перетягивания каната! Надо вызывать "скорую!" Олег пожал плечами: "Вызывай, но я пошел на работу, у меня нет времени..." Однако он набрал "03" и сказал в трубку: "Ребенок жалуется на боли в животе. Адрес..."
Едва Олег ушел, как Нина стала возмущаться, что ее девочку нельзя было так вот сразу тащить на зарядку, теперь неизвестно, что случилось с ее организмом, "...таким хрупким и нестойким к нагрузкам, тем более физическим...". Я попыталась напомнить, как Нина восхищалась, глядя на свою дочь, шустро лазившую по железным конструкциям детской площадки. "Да, мне это нравится, но ты же видишь, во что это выливается? Ребенок зря не будет жаловаться!"
Приехала "скорая". Молодой мужчина вошел в комнату и увидел сидевшую на диване девочку, которая играла со своими косичками, то заплетая их, то расплетая.
- Наташенька, - ласково сказала ей мама, - что же ты села? Ложись, детка...
- Так что же случилось? - нетерпеливо спросил фельдшер. - Что и где болит?
Девочка показала на правый бок. Фельдшер положил на указанное место ладонь, и его пальцы стали осторожно двигаться, чуть-чуть придавливая поверхность живота. Наташа спокойно и с любопытством смотрела на его действия и молчала.
- Когда все началось? - спросил фельдшер, глядя на свою руку, которая покоилась на правом боку Наташиного живота. Нина торопливо стала рассказывать, как сегодня утром Наташенька пошла на детскую площадку и, по-видимому, "перетрудилась".
- Да, - живо подхватила девочка, - я тянула скакалку с дядей Олегом, но у него был еще Ярик и Алька, а мы с Игорем только... - Наташа надула губки. Нина решила уточнить.
- Понимаете, это такое упражнение - перетягивание каната...
Фельдшер кивал, продолжая все так же мягко ощупывать живот Наташи. Та не подавала никаких признаков беспокойства, внимательно слушая рассказ мамы и периодически согласно кивая. Нина сердито посмотрела на меня и спросила:
- Сколько твой муж весит?
Я от неожиданности не могла ответить и промямлила:
- Килограммов шестьдесят...
- Вот видите, - громко сказала Нина, глядя на фельдшера, - и моя девочка, перетягивая канат со взрослым дядей, от напряжения что-то себе повредила, так же, доктор?
Врач, перестав прощупывать живот Наташи, вяло сказал, что-то помечая в своих бумагах:
- Женщина, не волнуйтесь! Отвезем вашу дочку в ДХЦ ...
- А что это такое? - испуганно глянув на него своими огромными голубыми глазами, воскликнула Нина.
- Как что? - воззрился на нее мужчина. - Детский хирургический центр. Народ там опытный, разберутся быстро.
- Но вы что-то подозреваете? - в голосе Нины слышалась неподдельная тревога. Я тоже почувствовала, как в сердце заползает неприятный холодок.
- Мне кажется, - нараспев начал фельдшер, укладывая заполненные бумаги в толстую папку и передавая ее своему помощнику, молодому парню лет двадцати пяти с бородкой - под Хошимина, - мне кажется, что у вашей дочери... разрыв селезенки и ей потребуется срочная операция!
Нина, охнув, села рядом с дочкой на диван и ладонями закрыла глаза. Между тем фельдшер деловито спросил: "Кто поедет с девочкой?" Нина встрепенулась и почти закричала: "Как кто? Конечно, я!" Наташа, видимо, поняв, что тети и дяди очень озабочены тем, чтобы поскорее увезти ее куда-то лечиться, встала и пошла к двери. Она еще держала руку на правом боку, но уже вполне бодро и даже весело сказала маме: "Ну что ты сидишь? Давай одевай мне куртку. Я готова ехать, мама!"
Нина с Наташей, фельдшер, по-моему, слегка ошарашенный бодрой подвижностью девочки с "разрывом селезенки", и его помощник спустились вниз, а вслед за ними и я, чтобы пожелать всего хорошего и попросить подругу: "Звякни мне, когда что-то узнаешь..." Вернулась домой, и в ту же минуту зазвонил телефон. Это был Олег. "Ну, что там?" - спросил он почти весело. Я в какой-то прострации сказала упавшим голосом: "Разрыв селезенки!" Он молчал, напряженно сопя в трубку. Потом сказал почти отрешенно: "Ладно, посмотрим..." Я была в страшной растерянности. Мне казалось, что вокруг меня разыгрывается спектакль и от меня, зрителя, его организаторы настойчиво требуют поверить, что все представление - чистая правда!
Вечером Нина позвонила мне и со смехом стала рассказывать, как в этом самом ДХЦ рентген и всякие анализы ничего не показали. Врачи разводят руками... "Ты знаешь, моей Наташке, наверное, уже надоело валять дурака, и она попросилась домой..." Нина беззаботно болтала и сообщила мне, что у нее "хорошая новость". Ее муж совершенно неожиданно, уже сегодня, летит в Венгрию на две недели. Теперь ей можно вернуться домой и спокойно отдохнуть от "его вселенской дури". Уже под конец разговора Нина сказала мне тихо, почти доверительно: "Танька! Я тебе сочувствую... У тебя ж - настоящая казарма!" Не слыша моего ответа, подруга положила трубку.
У каждой матери свой взгляд на поступки детей, на их способность манипулировать чувствами и страхами своих родителей. Спектакль под названием "разрыв селезенки" сочинила девочка восьми лет. Надеюсь, что мои мальчики не столь изобретательны, хотя и они могут умело манипулировать моими настроениями, страхами за них и эмоциями, которые возникают, когда я стою перед трудным выбором. Например, отправить в школу слегка захворавшего сына или оставить его дома. За-ставлять зубрить гитарные аккорды, сольфеджио, когда неожиданно начинает капризно ссылаться на головную боль, или поверить его жалобам и отстать от него. Сколько раз бывало так: уступишь - и диву даешься, когда минут через пять, воспользовавшись моим согласием сделать перерыв в музыкальных уроках или вообще отложить задания в сторону, ребенок с воодушевлением играет со своими пластиковыми солдатиками или, украдкой пробравшись в гостиную, смотрит мультик.
...Я уже убедилась в том, что здоровье моих детей, их организованность, помощь по дому, навыки Алюни работать, как того потребовала школа, - результат той самой "казармы", которая так не понравилась моей подруге. От добра добра не ищут!
Между тем в поведении моего школьника стали происходить странные и абсолютно непонятные мне перемены. Прошло полгода новизны и бурных успехов в учебе, когда мальчик быстрее всех в классе читал, лучше всех считал, знал множество стихов, которые его одноклассники только начинали учить. В общем, наступили будни и та самая рутина, которую сын отчаянно невзлюбил.
К середине учебного года я услышала от старшего сына "жалобы на жизнь". Зачем надо рано вставать и заниматься зарядкой? К чему идти в школу в отглаженном костюме и вычищенных ботинках, если половина его одноклассников ходит, как говорится, "не отряхнув перьев с плеч"? Почему надо корпеть над прописями, когда "...я уже умею писать". Хорошо ведь знает, что умение писать печатными буквами не считается признаком освоения письма в первом классе, но... Мне было жаль сына. Его нытье я могла объяснить усталостью, трудностями "втягивания" мальчика в строгие требования, от которых действительно можно устать.
Корабль "Павел Корчагин" - организация веселая, интересная, а школа Љ 64? Какое там! Но если к ее требованиям не пристраиваться, что же получится? Между тем нытье старшего продолжалось. Как ни уговаривала его, как ни увещевала, что-то во мне случилось и я, наконец, "сломалась".
Олег с недоверием смотрел на сына, пытался вызвать его на разговор, но первоклашка, уже преодолевший "экватор" учебного года, опустив глаза, молчал. Наверное, Алька понял, что я уже "дала трещину", решил, что пусть родители сами разбираются с его "недомоганием", и продолжал "гнуть свою линию".
Наконец папе надоело мое бесконечное и, пожалуй, даже опасное, как я потом убедилась, сочувствие сыну. Однажды он тихо сказал мне: "Ладно! Пусть будет по-твоему. Сама посмотришь, что из этого выйдет!" Олег перестал обращать на старшего сына внимание, сказав ему при мне: "Мальчик ты большой, многое уже умеешь и знаешь, попробуй действовать так, как тебе можется и хочется!"
Теперь малыши, Игорь и Ярик, вскакивали вместе с папой, шли на зарядку, потом быстренько одевались и бежали в сад, а их старший брат нежился в постели, вызывая у папы "скрежет зубовный".
Начались, конечно же, опоздания в школу, хотя сына я по утрам постоянно подталкивала, просила делать все побыстрее. Постепенно и незаметно для себя я уже сама стала и чистить его школьную форму, и протирать ботинки от грязи, надраивать их гуталином, простирывать носочки и трусики...
Появились первые записи в дневнике, в тетрадях: "Алик не пишет все ряды прописей!", "Алик плохо пишет цифры!", "Алик разговаривает на уроках!"
Дежурство Альки по кухне не выдерживало никакой критики. Я отлично знала, как здорово сын умеет навести здесь порядок, уговаривала его, как могла, пыталась убедить, что "...так нельзя!" Но теперь, уже даже не ссылаясь на занятость, он просто оставлял без внимания и грязную посуду, и невымытый пол, и мусор, как бы говоря всем нам, что это уже не его дело!
Делая скидку на его загруженность, искренне веря, что он устает в школе, я, конечно, если у меня была такая возможность, помогала сыну, даже готова была что-то делать за него и делала, понимая, что нагрузки растут, а он, по-видимому, к этому просто не готов ни физически, ни психологически.
Однако когда-нибудь эта "лафа" должна была закончиться. "Не затем я устанавливал правила и порядок для детей, чтобы однажды все это бросить к чертям собачьим!" Возмущение папы было справедливым, и только редкостным терпением можно было объяснить его готовность из-за моих "слез" дать старшему сыну шанс самому понять нелепость "барских" желаний, а мне убедиться, что без "порядка" из пацанчика мужчину не вырастить!
Придя с работы в девять вечера и войдя на кухню, папа увидел там полный беспорядок. В тот вечер я была занята "под завязку" и ничего вокруг не замечала. По графику дежурств, который висел на стене, папа увидел, кто именно виноват в грязи. В детской комнате стояла подозрительная тишина, хотя дети улеглись лишь минуту назад. Папа подошел ко мне и сказал: "Я сейчас подниму Альку и заставлю его все сделать как надо". Я была против: "Завтра рано вставать, он сегодня устал..." - "И впредь так будем поступать? Ты еще не убедилась, что он просто тобой манипулирует!" - "Ну дай ему возможность исправиться завтра..." - "Завтра на кухне дежурит Игорь, значит, свою грязь он "законно" свалит на плечи брату. Ты что, не знаешь?" - "Я понимаю, но..." - простонала я.
Отец поднял Альку, привел на кухню и показал все огрехи: посуда со следами жира, на полу грязь, мусор не выброшен. Сын стоял молча, опустив голову, и ждал, что же будет дальше? "Еще раз такое себе позволишь, - папин голос был суров и строг, - придется всю субботу и все воскресенье дежурить на камбузе, понял?" Сын кивнул и нехотя принялся исправлять свои ошибки. Спать он лег, конечно, поздно и назавтра долго не хотел подниматься. Но папа уже принял решение и был неумолим: "Вставай! На зарядку! И вообще, никто не отменял наш корабельный порядок, ясно?"
Почти два месяца ушли на "выпрямление" тех зигзагов, которые с моей "помощью" образовались в поведении первоклассника Алюни. Я понимала, что, скорее всего, оказала своему сыну "медвежью" услугу, но мне действительно было очень жаль мальчишку. К тому же он мог прекрасно изображать "страдание", а при появлении "бабини" и деда его лицо выражало такую гамму противоречивых чувств, что "предки" моментально "догадывались": отец житья не дает бедному мальчику! Все это было бы смешно, если бы не было так грустно.
У моих родителей созрели свои претензии к отцу их внука. Приносят бабушка с дедушкой детям подарок: билеты на цирковое представление. Нет, не на детское, не в субботу или воскресенье днем, а на обычное взрослое представление, которое оканчивается в половине двенадцатого ночи! Олег - против: завтра рано вставать! У малышей - сад, у Алюни - школа.
Казалось бы, какие разговоры? Все же ясно! Однако просьба Олега отменить поход в цирк вызывает у родителей искреннее негодование. Понимаю, они неправы, пытаюсь "достучаться до разума", но мое вмешательство лишь усиливает накал страстей. Ясное дело! Бабушка с дедушкой готовились вкусить радостного "пирога" - счастливых улыбок детей, благодарности внуков, а им зять, то бишь папа внуков, сообщает: "Это невозможно! Завтра рабочий день! Дети не выспятся..."
Скандала и неминуемого конфликта удалось избежать, только принеся в жертву детей и их завтрашний день, который обещал быть для мальчиков трудным... Так оно и получилось. Назавтра подняли детей на час позже. От зарядки пришлось отказаться. Школьный костюм Алюни и его ботинки пришлось чистить мне и папе, потому что начало спектакля в 8 вечера, а именно в это время дети, особенно наш первоклассник, начинают готовиться к завтрашнему утру. Постели тоже мы с папой постелили, "приняли" детей из цирка уже в "вялом" виде. Ярик заснул у деда на руках, Игоря пришлось раздевать в кровати, потому что он сразу же заснул, едва коснулся головой подушки. Алька разделся сам, но его выходной костюм и рубашка с галстуком "улеглись" на полу, рядом с кроватью. Кому нужен такой
"культпоход"?
Быстренько ретировавшиеся дедушка с бабушкой были довольны: дети позабавились, глядя на клоуна, хотя наверняка ничего не поняли из его реприз, адресованных взрослым зрителям. "Ах, какие были львы и леопарды! Ах, какие лошади и наездники!" - моя мама действительно искренне радовалась, пересказывая мне на следующий день по телефону, какой замечательный был спектакль на арене. Она не спросила меня, как дети встали или как старший провел день в школе. А в дневнике у внука появилась запись, адресованная, между прочим, не бабушке, а мне: "Татьяна Александровна! Обратите внимание на режим вашего сына! Он заснул на уроке!"
Странные спады и подъемы в поведении старшего сына, уже известные мне в первом классе, во втором прошли как-то не очень заметно, но в третьем все вернулось, как будто он взял и потерял опыт, который накопил за два года учебы! Мне, например, казалось, что в 9 лет уже не требуется напоминать о том, что надо мыть руки перед едой, класть на место свои вещи, соблюдать порядок на рабочем месте, чистоту в своей комнате, помогать младшим братьям делать то же. Я была убеждена в том, что старшему сыну, отметившему девятый раз день своего рождения, уже никогда не надо будет напоминать, что носки должны быть чистыми, а рубашка выглаженной, тем более что он умел прекрасно сам и стирать рубашку, и гладить ее. В первые два месяца учебы в третьем классе все действительно было в порядке. Но постепенно, точно так же, как и в первом, и во втором классах, аккуратность стала куда-то "исчезать".
Едва пришел из школы - бросил туфли, портфель, школьную форму где попало! Переоделся - руки не вымыл, бегом на кухню, схватил кусок хлеба - и к телевизору! Дома - никого, полная свобода, а значит...
Что происходило с мальчиком? Какие причины приводили к спадам, разрушению тех привычек, за которыми мы следили из года в год и которые упорно прививали ему?
Я болела, перенесла трудную операцию, вернулась домой слабая, и, чтобы как-то избавить меня от нудного контроля за сыном, папа снова "ослабил вожжи". Теперь уже решено было уповать на разум третьеклассника. Как обычно, папа утром приходил в детскую, тихонько будил младших, быстренько сбегал с ними вниз, на площадку, делал короткую зарядку, потом принимал душ, завтракал и уходил на работу. Ярик завтракал в саду, Игорь - дома и уходил в школу. Он уже учился в первом классе.
Все это время Алька спал, и я его не будила, считая, что времени достаточно, успеет все сделать, тем более что учился он во вторую смену и уходил в школу к часу дня. Я все-таки тоже верила, что идет уже третий год школы, сын сам все понимает, осознает, что хорошо для него и для нас, а что - плохо. Я допускала, что будут ошибки, но это - его ошибки! Он способен будет их осознать. Ума-то вполне достаточно, чтобы понять, как себя следует вести ему, уже школьнику "со стажем". Моя наивность была неистребимой!
...Сын продолжал валяться в постели до упора. Наконец вставал, убирал постель, умывался, одевался, приходил на кухню, завтракал, садился, делал уроки и уходил в школу уже совсем "впритык". Мне было совершенно ясно, что в школу он опять опоздает, но я продолжала надеяться на его благоразумие и не приставала.
А договор с Алькой у меня действительно был! Однажды я присела рядом, когда он уплетал вкусную гренку и запивал "какавой", и сказала доверительно: "Я хочу с тобой договориться, чтобы ты сам себя контролировал. Ты уже опытный ученик, умный мальчик и все умеешь! Тебе надо просто делать все так, как надо!" Алька довольно кивает, соглашается, обещает.
Младшие дети были возмущены тем, что "...нас подымают так рано, а вот принцесса Алюня спит...", однако папа тихо и внушительно сказал им, что сейчас, в самом начале третьего учебного года, "...начинается научный эксперимент", в котором участвует Алик Юрганов, а мама записывает "все научные данные" в тетрадь и потом выступит на "международном симпозиуме" в Болгарии (почему именно там, так и не знаю!) с докладом на тему "Конфликт между совестью и ленью у младших школьников".
Игорь и Ярик слушали папу с нескрываемым изумлением. "И мама возьмет Алюню с собой на этот... этот... симпозиум в Бугарию?" Похоже, что Ярика буквально душила зависть к Алюне. Игорь внимательно приглядывался к папе, наверняка чувствуя какой-то подвох в его словах, но папа был деловит, спокоен и убедителен. "Конечно! Мама будет показывать его как образец и рассказывать ученым все, что наблюдала..." Тут Игорь не выдержал: "А если и мы тоже будем наблюдать и сообщать маме все, что увидели, она возьмет нас на этот сипозиум?" Я убежала в гостиную, чтобы не рассмеяться и не испортить спектакль папе. Слышу голос папы: "И что же ты, Игорек, заметил, скажем, вчера или сегодня утром?" Тот выпалил: "Алюня лег вчера очень поздно. Включал свет, смотрел книжку, не давал нам спать..."
Разговор происходит на кухне, куда Ярик пришел сказать маме с папой "до свидания" и бежать в детский сад, а Игорь - поцеловать маму, отправляясь в школу. Алька еще в постели. До школы ему четыре часа. Нет, он уже проснулся, но еще лежит, "нежится" и наверняка слышит разговор папы с малышами. Ярик не хочет отставать от Игоря, но его поставило в тупик слово, которое он часто слышит, а значение его так и не знает: "А что такое совесть?" Папа немного растерялся, но быстро нашел выход: "Ярик, ты молодец! Про самое главное у папы спрашиваешь. Но давай сделаем так: ты свой вопрос принеси сегодня вечером на кухню, а Алюня на него ответит. Он знает, что такое "совесть". Ярик кивнул, они с Игорем убежали.
В то утро я осталась дома и видела, как старший сын, которого уже третий день никто не трогает и ничего от него не требует, вразвалочку поднимается, умывается, собирается... Я, убегая на работу, с досадой смотрю на его школьный костюм. Третий день, занятая по горло, я не могу добиться от сына, чтобы он почистил школьную форму. Рубашку взял вчерашнюю, оказалось, что постиранная мною вечером другая еще не высохла. Что поделаешь, нет времени проглаживать, я уже опаздываю на работу. Говорю ему об этом, но не уверена, что сын меня услышал и сделает. Краем глаза замечаю: постель запихивает в ящик кое-как. Рассыпал по полу тетради... Бегу вниз по лестнице, злюсь и на себя, и на него...
Вечером, вернувшись из школы, Алька кладет передо мной дневник, в котором я вижу грозную запись Ирины Александровны: "Татьяна Александровна! С вашим сыном что-то происходит! Он приходит в грязном костюме, в мятой рубашке, на уроках не работает, домашние задания выполняет неряшливо, не взял учебник по математике, постоянно опаздывает и в школу, и на уроки. Прошу вас прийти в школу в любое удобное для вас время".
Папа на работе задержался, и Алька, опустив голову, стоит и ждет моей реакции. Прочла "послание" учительницы и спросила сына: "В чем дело?" - "Не знаю..." - в голосе Альки смущение, испуг. "А кто же нам объяснит все это?" Я смотрела на старшего сына и думала, что сейчас, видя эти красные чернила и грозное предложение прийти в школу, он начнет хоть как-то объяснять случившееся, оправдываться, что ли... Но он молчал. Я решила дать ему возможность самому разобраться со всем тем, что с ним происходит: "Садись за уроки, а завтра утром пойдем в школу".
Папа прочитал запись, помрачнел и посмотрел на меня очень красноречиво: "С пяти лет Алька готовился к школе. Два года уже проучился. Я остаюсь при своем мнении: контроль и требовательность. Ты - за добровольность и гуманность. Пока у сына не получается самоконтроль. Твой "гуманизм", - Олег презрительно поджал губы, - явно сыну вредит! Давай советоваться с учителем, тем более нас приглашают..." Выбирать не приходилось.
...Нам с Олегом разрешили посидеть и посмотреть, как идет урок. Устроившись на задней парте, мы смотрели на доску поверх детских головок.
Ирина Александровна вызвала Альку решать примеры. Он справился с ними очень быстро и получил новые, которые тоже решил. Чувствовалось, что наше присутствие его совсем не волнует. Он-то знал, почему мы пришли. Вчерашнее замешательство, когда он раскрыл передо мной дневник с приглашением учительницы, сменилось совершенно иным чувством. Теперь он стоит, чуть ли не подмигивая мне, мол, смотри, как я быстро и ловко щелкаю задачки и примеры.
После уроков мы уселись в пустом классе. Ирина Александровна отправила Альку в коридор и начала разговор: "Я не понимаю, что с вашим сыном? Месяца три все было хорошо..." - "Мы тоже, честно говоря, не понимаем, а только догадываемся", - Олег лукаво улыбнулся.
В том нашем разговоре с учителем обнаружилась новость: оказывается, Альку в классе многие сверстники... недолюбливают. "Может быть, он немного заносчив... - размышляла Ирина Александровна. - Мальчик продолжает оставаться самым сильным учеником. Прекрасно читает, считает, умен, с его мнением в классе трудно не считаться, потому что говорит он веско, основательно, логично. Правда, как-то уж слишком снисходительно он относится к сверстникам! Иногда у него это получается почти... - она стала искать подходящее слово, стараясь, видимо, и нас не обидеть, и поточнее выразить свою мысль, - презрительно, мол, что ты, малявка, понимаешь".
Мы говорили еще минут пятнадцать-двадцать. Из нашего разговора я поняла, что личность Альки, имевшая на третьем году его учебы свои особенности и черты; его ум, уже способный на многое, как бы держали очередной экзамен в школе. И теперь получалось, что в общении со сверстниками и перед требованиями учителя он этот экзамен частенько не выдерживал!
Ему нравилось общаться и в школе, и во дворе дома только со старшими мальчиками. Он быстро находил с ними общий язык, и внимание ребят старше его на три, а то и на пять лет было для сына чем-то вроде бальзама на душу.
...Прямо из школы мы с Олегом разошлись по своим работам, а вечером, отправив младших играть в детскую, позвали Альку на кухню. Он ждал нашего разговора и, чувствовалось, - тревожился. Я заметила: костюм вычищен, рубашка отглажена и повешена под пиджак, туфли сверкают. На рабочем месте был порядок. На первый взгляд, придраться было не к чему. ...
"Ирина Александровна рассказала нам, - начал папа очень тихим доброжелательным голосом, - что ты многое знаешь, умеешь и все было бы хорошо, если бы некоторые вещи тебе не мешали. Какие, ты и сам знаешь. Так что обойдись впредь без тех безобразий, из-за которых нас вызвали в школу, хорошо?" Папа тут же встал и ушел к своему рабочему столу. Алька удивленно посмотрел на меня и спросил:
- И все?
- Что? - не поняла я.
- Ну, вы больше не будете меня ругать?
- Ну, если ты все понял... Вот когда не поймешь, снова все по-старому станешь делать, тогда придется, наверное, поругать крепко!
- А что я теперь должен буду делать?
Вот странности! Казалось бы, чуть ли не с шести лет знает наш мальчуган, что надо делать! Вставать вовремя, не вылеживая в постели до последней минуты, выполнять все привычные домашние дела, уроки...
Может, случилось так, что быстрое интеллектуальное развитие сына, те радости, которые доставлял родителям год-два назад его ум, фантазии, отодвинули на второй план нашу родительскую "моральную жвачку"? Ведь кажется странным объяснять сыну, что надо садиться за уроки в одно и то же время, что плохо брать чужое, что Маша или Саша не могут читать быстро и грамотно не потому, что "дураки", а потому, что им просто не повезло и с ними отец не занимался с четырех лет. Девятилетнего мальчика, для которого сверстники не интересны, а старшие ребята привлекают видимыми признаками уважения, "моральная жвачка" родителей раздражает, а их контроль злит!
Папа стал работать полный день, а я попала в больницу с тяжелым недугом. Потом и я стала работать "от звонка до звонка". В такой ситуации Алька получил возможность сам решать, когда ему делать уроки, а когда развлекаться. Как ни гордились мы с Олегом итогами воспитания в сыне самостоятельности и ответственности, три школьных года показали: наш сын не обладает природной усидчивостью, а делать работу хорошо - противно его натуре. Выбора у нас не было: контроль, по мере сил и времени. Заставлять переделывать плохо сделанную работу. Пожалуй, все родители знают, насколько это непросто и для них, и для детей. Вот почему наши надежды: воспитать в нашем школьнике основы добросовестности - дрогнули.
Сын не хочет замечать, что урок сделал плохо! Но я-то вижу! То же самое увидит и учитель. Я заставляю переделывать, сын куксится! Конечно, ему неприятно: я забираю на переделывание его время, предназначенное для отдыха, игр. Сам себя не заставил делать урок хорошо, значит, заставлять должна я! Печальная "карусель" какая-то!
Часто его просто жаль, а когда устаешь, хочется закрыть на все глаза. Но в моем соблазне посочувствовать ребенку, дать ему "сачкануть" есть опасность. Сколько раз я в этом убеждалась! Папа говорит: "Лень - агент инстинкта самосохранения, и с ней надо считаться, но подкармливать категорически запрещается, потому что агент начинает очень успешно вербовать ум! А ум сочиняет искусные аргументы в пользу праздности. Ну а дальше - пошло-поехало!" Хоть и "кудряво" папа высказался, но убедительно!
Третий класс, как и два первых, Алька закончил с похвальной грамотой. Были поздравления, подарки, похвала папы, мамы, зависть Ярика, поскольку он еще не учился. Приветствия пришли из Краснодара и из ближних краев - с улицы Пулихова, где проживали наши "местные предки" - "бабиня" и дед. Летом повезли грамоты показать дедушке Боре и бабушке Зине на Кубань, чтобы не обидно было, а то созерцают свидетельство успехов в школе лишь минские родственники героя. Мы с папой признались друг другу, что эти грамоты и нам тоже...
...Когда Алька окончил первый класс, Игорь стал рваться в школу не на шутку. Мы призадумались. Конечно, хорошо отдать Игоря с шести лет в школу: раньше вступит в "систему", раньше привыкнет к ее уже понятным старшему брату строгостям и проблемам. Придется среднему сыну жить не по правилам детского садика. Теперь мама будет за ним приглядывать да старший брат. Зря, что ли, мы его приучали к ответственности, хоть и увиливал от нее постоянно... Старший брат вынужден был признать, что Игорь задачки за первый класс как орехи щелкает, пишет хоть и печатными буквами, зато весь алфавит и слоги знает отлично! Читает не так бегло, как брат, но для школы совсем неплохо...
...Прихожу с Игорем в школу. Решили мы воспользоваться тем, что в системе народного образования наступило время экспериментов. Детей-шестилеток стали в школу брать. Родителей спрашивают, мол, не будете ли возражать, предупреждают, что в любой момент можно ребенка из школы забрать снова в детский сад, в подготовительную группу и дожидаться семи лет. Проводятся и предварительные испытания для малышей, особо охочих побыстрее повзрослеть.
Подумали мы, посовещались и решили этому желанию Игореши уступить. Приходим в школу, говорим: хотим в школу попытаться поступить. Молодая симпатичная учительница улыбается и приветливо отвечает: попытайтесь сначала тест пройти. Тут Игореша с испугом мне на ухо шепчет: "Мама, а я на тесто не пройду, оно липкое и густое!" Я смеюсь над страхами сына, а учительница недоумевает, что это с мамашей случилось? Уж не от переживаний ли, что сын тест не пройдет, на нее такой нервный смех напал?
Извиняюсь, объясняю... Теперь и учительница смеется. Игореша и вовсе растерялся. Стоят две тети рядом с ним и смеются неизвестно по какой причине. Но малыш оказался стойкий и говорит: "Ладно, мама! Я готов сквозь тесто пройти, спроси, где оно?" Тут мы с учительницей и вовсе задохнулись, но вовремя спохватились. Она все же на работе, а я с сыном в школу пришла, а не в какое-то увеселительное заведение.
Посадили малыша за стол, и учительница дала ему задачку. В руках у нее оказался секундомер, совсем как у нашего папы. Он тоже на скорость решения задач время засекал. Подмигнул мне сынуля, и я оглянуться не успела, как он говорит бодро: "Готово!" Учительница на секундомер смотрит, а стрелка стоит. Выходит, нажала на кнопку плохо, но и так видит, что скорость у парня нашего просто космическая.
Дала она ему вторую задачу: "Эта будет посложнее... А ну попробуй!" Теперь уже секундомер включила правильно. Сидит Игорь, решает. Губами и пальцами шевелит, почему-то в потолок смотрит. С пальцами у него давнишний "уговор". Когда папа его считать учил, пальцы у Игоречка вместо калькулятора "работали". Как ни уговаривал его папа постепенно отказываться от пальцев, ничего не получалось. Оно и понятно, привычка! Но малыш приспособился пальцами не пользоваться открыто, а, сжав кулачок, лишь вздрагивать ими. Вот и теперь, вижу: вздрагивают пальчики, шевелятся - значит, считает.
Решил задачку, к тому же точно в срок уложился. Тогда ему дали примерчики. Он их тоже быстренько перещелкал. "Ну, ты молодец!" - воскликнула учительница, не замечая, что мне ее похвала сыну как бальзам на душу. "Что еще проверять будете, - спрашиваю, - наверное, письмо?" - "Нет, - отвечает учительница, - читать будем!" И дала Игорю знакомый до боли букварь. Первые странички порхали как бабочки. В середине букваря темп чтения слегка снизился и ошибок прибавилось. Но и эти странички были преодолены. Тексты, что были напечатаны в конце букваря, Игорю уже не поддавались, и учительница его остановила. "Очень неплохо! Я думаю, что можно принять вашего мальчика даже не в подготовительный, а в первый класс. Чего ж ему время терять?"
Записали... Приходим домой, сын наш горд. Звонит папе, докладывает: "Папа, я принят в школу! И сразу в первый класс!" Папа в восторге. Возвращается домой с работы, в руках куча подарков, купил сразу школьные принадлежности, а через час поехали в универмаг и там приобрели нашему второму ученику новенькую школьную форму. Доложили "бабине" с дедом. Приходят они радостные, щедрые и в наш бюджет "инвестиции" предлагают. Алька у нас казначей, согласовал свое мнение с нами и солидно так говорит дедушке с бабушкой: "Спасибо большое! Ваша помощь нам очень кстати! Игорю как раз на портфель хватит". Мои родители просто ошалели от такой взрослости первенца.
До школы оставалось еще дня три. В садик Игорь уже не ходил, расслаблялся дома в обществе старшего брата к черной зависти Яро-слава, который уже спросил папу: "А когда я буду в домашней школе заниматься?" От такой жажды знаний самого маленького сына папа чуть со стула не свалился. Призер по лени и медлительности, Ярослав вдруг заговорил о своем желании учиться в "домашней школе"! До поступления Игоря в первый класс Ярика никакими калачами не удавалось заманить позаниматься вместе с братиком. Конечно, папа уставал от "вкладывания знаний" в голову Игоря. Иногда папа пытался "соблазнить" Ярика поиграть с Игорем "в школу", но малыш соглашался лишь приклеивать на свой живот большие буквы или слоги, когда брат учился читать. Теперь, наверное позавидовав Игорю-первокласснику, наш "боцман", к радости папы, изъявил желание учиться.
Занятия с Игорем, как и с Аликом, проходили как игры. Папа, например, изображал "шпиона", который превратил азбуку в шифрограмму. "Случайно" у себя под подушкой Игорь обнаруживал "план" нашей детской комнаты. В нем указывалось место, где эта "шифровка" была спрятана. С веселым азартом поискав ее, мальчишка, наконец, находил под диваном "секретный пакет". На листе, среди множества закорючек и каких-то нелепых знаков, точек, тире, оказывались буквы русского алфавита и слоги. "Юный разведчик" должен был изучить попавшее в его руки "донесение шпионов" и "расшифровать его". То есть необходимо было найти все буквы алфавита, которые Игорь знал, подсчитать их количество и отметить каждую красным фломастером. Все это надо было делать под тиканье секундомера!
Олег получил этот механизм в подарок от своего друга Бори К. и теперь не расставался с ним на уроках "домашней школы". Какое бы задание ни давалось, папа называл время или просил "...как можно быстрее...". Дети просто балдели от папиной страсти делать все и быстрее и лучше, чем соперник. Зато награды были что надо! Шоколадка, автомобиль с открывающимся мотором и багажником, игрушечный пистолет марки "Смит-Вессон" с шикарной кобурой...
Итак, учеба Игоря в школе началась! Помня свои "проколы" с Алькой, когда я ныла по поводу его нагрузок и сорвала тот порядок, который, как мне казалось, ужасно тяготит моего сына, я терпеливо помогала Игореше вживаться в школьный режим. Он быстро привык, и у нас почти не возникало проблем с распорядком дня и нашими домашними требованиями. Алька, конечно же, "сачковал" и был не слишком озабочен соблюдением младшим братом распорядка дня после возвращения из школы. Я в это время вовсю трудилась у себя на кафедре в университете, пока два моих "гаврика" были предоставлены сами себе.
Результаты такой "безнадзорности" выявлялись только к вечеру, когда я или папа приходили с работы. Тут же обнаруживалось, что уроки ни Алькой, ни Игорем не сделаны, носки и трусики не постираны и не вывешены на балкон сушиться, посуда после обеда не помыта, полы на кухне грязные и так далее.
"Разбор полетов" проводился быстро и кратко. Алька признавался в том, что не сделано, и тут же приступал к исправлению ошибок. Поначалу Игорь пытался найти себе оправдания, выставляя десятки причин, которые у меня вызывали оторопь. Задержка на дворе объяснялась тем, что мальчику требовалось срочно вмешаться в конфликт между Вовкой и Сашкой и поговорить с ними, чтобы не ссорились больше, потому и время ушло... Потом, сразу после еды, у него разболелся живот и ему срочно надо было "посидеть в туалете", потому и не успел вымыть посуду и выполнить домашнее задание полностью. Альке поручалось к пяти часам привести Игоря домой. "Старшой", глядя честными глазами то на меня, то на папу, говорил в свое оправдание: "Я вышел, крикнул пару раз: "Игорь, домой!" Ответа не было, я ушел... Мне ж надо свои уроки делать!"
Папа резонно спрашивает: "Так ты же дежурный сегодня и должен помыть посуду, полы и постирать свои трусики и носки". Алька озабоченно смотрит на папу: "Я подумал: уроки в первую очередь! Ну и сел за уроки, а задача попалась очень трудная, просидел над ней много времени и не успел все сделать".
Вижу глаза Игоря. Там скачут веселые бесенята. Та-а-ак, думаю, что-то скрывают эти братья-кролики. Но что? Как тут узнаешь, когда они уже вступили в сговор и круговая порука - древнейший метод ухода от ответственности - налицо! Папа понимает, что именно так все и происходит. Улыбается в усы, а уложив детей спать, говорит мне: "Давай-ка попробуем их перехитрить. Сделаем систему зачетов по делам "белым" и делам "черным". Звучит ужасно: "черным"... Но ты не боись, это так, для контраста".
Слушаю, что еще новенького придумал муж в борьбе с разгильдяйством и ленью подрастающего поколения. Он продолжает: "Берем тетрадку и нарезаем "хвостики", свисающие с каждой страницы. На странице написаны обязательства, от которых дети ни в коем случае не освобождаются. Например: "Отлично учиться"... Я мгновенно возмутилась: "Ну что ты! Отлично учатся только зубрилы или гении. Пусть наши дети учатся хотя бы на "хорошо!" В моих глазах - явная жалость к ученикам, которые еще только привыкают к новому учебному году после бурного лета у бабушки с дедушкой в Краснодаре.
Олег настроен миролюбиво: "Ладно, ладно! Хорошо учиться... Пойдет?" Я радостно киваю. "Выполнение графика дежурств по кухне". Я молчу. В самом деле, куда денешься? Чистота - залог здоровья! Между тем папа берет тетрадь, садится к пишущей машинке, печатает на ней большими буквами текст требований, вытаскивает лист и приклеивает на страницу тетради. Затем надрезает нижнюю часть листа, сделав длинные "хвостики", а на них пишет даты: "2 октября", "3 октября"... Один "хвостик" с датой в верхней части закрашивается белой краской, а другой, точно такой же, с такой же датой, - черной.
Логика проста: если Алька 2 октября не сделал порученное дело, он отрывает "хвостик" с черной меткой. Если сделал, тогда с белой. "Хвостики" сын должен хранить в своем ящике стола. В субботу, когда наступает время отдыха и наград, игр и всяких приятных посещений, например кафе-мороженого или кино, поездки на рыбалку на Минское море или в лес на печеную картошку, дети показывают их. За неделю разрешалось иметь не больше двух черных "хвостиков".
В октябре Игорь и Алька соревновались друг с другом изо всех сил! "Хвостики" с белыми метками с переменным успехом преобладали то у младшего, то у старшего. И тут неожиданно возникла проблема стукачества. Попеременно то Игорь, то Алька "примеряли" на себя образ "стукача". Папе или мне сообщалось, очень часто "сугубо конфиденциально", что Игорь, например, приходит домой с опозданием и с опозданием делает уроки или плохо моет посуду и ему, Альке, приходится исправлять (так я и поверю!) его ошибки. "А ведь он не черные, а белые хвостики оторва-а-а-ал и в свой ящик спрята-а-а-л!"
"Конфиденциально" мне сообщалось: "Ты знаешь, мама, Алюня долго за уроки не садился. Я ему говорю: "Садись, не нарушай порядок, папа рассердится!", а он мне говорит: "Заткнись! Не твоего ума дело, малявка!" Разве так с братом разговаривают? А он оторвал белый хвостик с обязательством быть вежливым со мной. Это не справедли-и-и-иво!" Детки загнали меня и папу в тупик! С самого начала ставка была на доверие. А как проверишь, действительно ли нагрубил Алька младшему брату или тот все выдумывает? Решили на этом не сосредоточиваться. При подсчете белых "хвостиков" победил Алька, и ему был вручен приз - большая шоколадная конфета.
То ли Игорь затаил обиду на брата - сам-то он был ужасным сладкоежкой и, не получив шоколадку, был явно расстроен, - то ли иные тому были причины, но на следующей неделе мы с папой от Игоря получили аж целых три "конфиденциальных" сообщения о том, что "старшой", так сказать, жульничает. Поскольку мы с папой по "информации снизу" мер не принимали, то рассчитывали, что "стукачество" постепенно иссякнет.
Конечно, такие показатели, как хорошая учеба, сомнению не подвергались - "пятерка" или "четверка" в дневнике всегда были очевидны. Но приход вовремя с прогулки, вежливое обхождение с младшим братом, упражнение в игре на гитаре (Алик учился еще в музыкальной школе) нам проконтролировать не удавалось.
Меня и папу "стукачество" детей, конечно же, расстраивало. Мы пытались как-то урезонить братьев, старались с юмором относиться к "конфиденциальной" информации. Но "стук" продолжался с обеих сторон, и тогда нам пришлось сказать просто и ясно: "Каждый из вас и учится, и привыкает к вежливому обхождению и взаимной помощи, к чистоте и порядку. Все, что вы замечаете друг в друге плохое, говорите друг другу, помогайте исправлять..."
Мораль, которую мы с Олегом исповедовали, нам хотелось передать сыновьям. Откровенно говоря, мы не очень верили, что она будет ими полностью усвоена. Ну как она может быть усвоена, если, попав в школу, дети стремятся обойти - нередко им это успешно удается - наши моральные требования! Именно в школе, по моим наблюдениям, началось противоречие между моральными требованиями семьи (будь честным, не жульничай, делай, что от тебя требует учитель...) и теми привычками "целесообразного" поведения, которые ребенок усваивает в этом "социальном институте": не говори правду учителю - родителям "настучит", а те... Спросили урок вчера - незачем учить задание на завтра. Просит дневник двойку поставить - лучше сказать, что забыл его дома, а назавтра учитель, может, и ...
Переходя из класса в класс, ребенок усваивает правила выживания, и очень часто эти правила противоречат привычным для семьи нормам. Если повезет и в классе окажется по-настоящему порядочный учитель, преданный своей профессии, а это - редкость, значит, и нам, родителям, повезет тоже. Наши требования к ребенку будут поняты, и мы найдем в учителе - воспитателе у детей порядочности - союзника. А если нет?
...Игорь самый слабый в классе, потому что самый маленький. Так получилось. Стоит на уроках физкультуры в самом конце шеренги. Ну и что? Зато арифметика у него лучше всех! Давление в классе сильных над слабыми - норма, но учительница этого не замечает! Ей не до этого.
Игорь читает хуже, чем требуется по стандартам скорости чтения. Дома занимается с папой, а учительница упорно не хочет замечать хотя бы минимальных успехов сына в чтении и поддержать его. В итоге мы с папой предоставлены сами себе, решая две проблемы: первая - чтение, вторая - защита чести и достоинства сына от кулаков быстро подросших одноклассников. Помните, я рассказывала о снах Игоря? Ничто даром для наших детей, ставших школьниками, не проходит. Впрочем, как и для нас, родителей. Их и нас ждут проблемы едва ли не с первых месяцев школьной жизни... Нам удалось помочь нашему сыну эти проблемы решить.
Конечно, мы решили обе проблемы. Скорость чтения удвоилась, и учительница, наконец, увидела подвижки. Игорь пошел заниматься в секцию самбо, и через месяц того, кто издевался над ним в классе, наш мальчишка особым приемом перебросил через себя и распластал на полу. Правда, он "заслужил" от учительницы "головомойку" и сомнительный эпитет - "бандит". Но, как сказал наш папа, это "...издержки школьной реальности..." Нашим детям их вряд ли удастся избегнуть. Да и не только нашим...
...За два года учебы, которые завершились похвальными грамотами, Игорь и Алька усвоили уловки "социального эгоизма". Суть за-ключается в том, что дети научились делать вид, что отзывчивы и активны. Они ловко манипулируют словами и умело избегают всяческих общественных поручений, стараясь при этом учиться и вести себя в классе во время уроков так, чтобы не было замечаний учителя ни в дневнике, ни устных. Это наверняка трудно, но это для них выгоднее, чем природная искренность. Между прочим, и для нас, родителей, это тоже выгодно: меньше разговоров с учителями. Но я совсем не уверена, хороша ли такая "выгода" для самих детей, для их души...
Наткнулась как-то на обрывок письма Олега его другу в Саратове - Мише. Я воспитывался моим отцом так, что понятие "добросовестная работа" стало для меня драматическим. Если я делал что-то "тяп-ляп", железные пальцы моего отца поворачивали мою голову к факту нерадивости и меня он заставлял все снова переделывать. В 11 лет я иногда подрабатывал в его мастерских, отложив в сторону костыли, без которых не мог ни ходить, ни стоять. Пристроив мне к стулу почтовые ящики, которые я должен был красить, отец, видя мою явную нерадивость, заставлял меня переделывать работу. В этом он жалости не знал и правильно делал! В 15 лет я помогал ему делать макеты телеграфных линий и аппаратов для лаборатории. Кропотливая работа! Надоедало ее делать, я пытался уклониться от его требовательности. Сначала он мне говорил, что делать плохо - позор. Что люди придут, будут смотреть на сделанное, зная, что отец исполняет эту работу, помянут недобрым словом. Его резоны с меня - как с гуся вода. Слово "репутация" было для меня пустым звуком. Снова и снова он требовал переделывать работу. Причем я действительно мог делать хорошо, и отец это знал! Но делать на совесть - для меня штука слишком хлопотная... Да, я получал весомые подзатыльники, мне "снимали штаны", чтобы "прогуляться" ремнем по моим "холмам". Наконец, вроде бы приучили. Но когда стали подрастать мои дети, я столкнулся с древней истиной: путь к совести растущего человека мужского пола проходит через его "холмы"! Это, может быть, не у всех людей так, но у большинства. Так вот, я теперь, в свои сорок лет, мою посуду - тщательно. Чищу картошку - тщательно. Варю суп - добросовестно. Готовлю лекцию - стараюсь до мелочей все учесть. Пишу статью - стремлюсь очень аккуратно обращаться с фактами. Но что я вижу вокруг? Сплошь и рядом делается "тяп-ляп", на "глазок", без соблюдения порядка и технологии. Поразительно, но факт: при этом даже что-то в конце концов даже получается! А за итоги такой "работы" еще и деньги платят.
И так во всем! Что же мне, как отцу, делать при таком махровом и всеобщем разгильдяйстве вокруг? ...Научил Игоря играть в шашки. Очень скоро заметил, что он не хуже приснопамятного Ноздрева жульничает с фишками. Только моргнешь - он тут же передвинет фишку! Уличишь, и когда, казалось бы, никаких у него надежд оправдаться, слышу: "Это я случайно!" или "Ты просто не заметил. Эта фишка здесь стояла!" И столько в этой его "позиции" страсти, убежденности, что я буквально закипаю от обиды и ярости: шести-, семилетний мальчик старательно делает из своего отца - идиота! Почему? Чтобы победить - любой ценой! Во втором классе он завел ... два дневника и две пары тетрадей, необходимых для письма и математики. В одном дневнике были только "пятерки" и "четверки", в другом всякие "неприятности". Хочешь - верь, хочешь - нет, но я буквально обалдел: как еще совсем маленькому мальчику пришла в голову такая хитроумная идея "двойной бухгалтерии"? То же самое с тетрадями. Тетрадки по письму и математике с хорошими отметками он показывал мне и Тане, с плохими - прятал. Как ему удавалось следить за "последовательностью" показа нам своих уроков, ума не приложу! Проверять тетради и сверять даты получаемых "хороших" оценок ни я, ни Таня не удосуживались. Просто не подозревали, что наш Игорь с таким жульническим искусством подсовывал нам туфту и получал за свои "пятерки" и "четверки" "заслуженные" награды: поздравления, демонстративное к себе уважение родителей, старшего и младшего братьев.
Откуда это жульничество? С ростом и проведением львиной доли времени в школе два моих пацана приобретают опыт "маневрирования" между моральными требованиями, с которыми я, подобно Дон Кихоту, скачу по этой жизни. Бедная моя Таня. Она молча переживает наши "педагогические страдания", хотя, случайно разоблачив юного конспиратора, смеется заливисто и щедро. Логика действий детей проста: если есть возможность жульничать, то почему бы этим не воспользоваться? Зачем трудиться, стараться, пыжиться, когда есть возможность добиться успеха и желанного вознаграждения - уважения папы и мамы - лукавым путем!
Жульничество младшего сына меня действительно рассмешило, но Олег к этому факту отнесся очень болезненно. Его душе претил постоянный надзор, но иного выхода воспитать в детях порядочность и совестливость ни я, ни он не видели. Постоянный контроль за жизнью и учебой детей, наверное, во многих семьях - вполне нормальное явление, особенно в младших классах. Но он требует времени, а его-то у нас и не хватало!
Я уже сдала все кандидатские экзамены, успела попасть в клинику на операцию, с очень неприятным диагнозом вернулась домой и, оглушенная болезнью, постепенно возвращалась в обычную колею.
Олег написал книгу, изданную тиражом 75 тысяч экземпляров, которая моментально разошлась по стране, и уже подумывал о ее переиздании. Каждый месяц выходили его авторские теле- и радиопрограммы. Вскоре вышла вторая книга и сразу же была "заложена" третья из серии "Этика - школьникам". Загруженность у нас просто сумасшедшая. А впереди меня ждала защита диссертации, предварительное чтение которой уже показало, что я на верном пути и максимум через год могу смело защищаться. И тут эта "двойная бухгалтерия" Игоря...
...Воспитывая мальчиков от года до пяти, я пребывала в восторге от их талантов, ангельской внешности, фантазий и юмора, а потом Олег упорно, весело внушал им элементарные знания. Примерно лет с пяти-шести я с занудством гувернерши - старой девы - приучала детей к опрятности, порядку и вежливости. В то же время Олег упорно, строго, но, я бы даже сказала, как-то "романтично" вылепливал в их характерах ответственность и самостоятельность. Готовил к выживанию в окружающей среде, учил мыслить и действовать в нестандартных ситуациях. Понимать, "что такое хорошо, а что такое плохо", разбирая каждый их проступок, наказывая за серьезные провинности, приучая сыновей к самоконтролю.
А дети, как показал наш последующий опыт, когда Алька и Игорь стали школьниками, в то же время - шли... своим путем! Я уже не раз ловила себя на том, что снижаю привычную требовательность к порядку, дисциплине, качеству выполняемых моими школьниками уроков. Олег однажды признался: "Иногда чувствую странную усталость, когда вижу следы явного "тяп-ляпства" у наших школьников. В душе понимаю: надо заставить переделать плохо сделанный урок, но сразу представляю себе слезы, скрытую агрессивность их внутреннего ежа по имени "Не хочу!" и замираю на миг в какой-то трудной внутренней борьбе".
Мой собственный ученический опыт, умноженный на родитель-ский, убеждал в неизменности таких ощущений: в стенах школы преобладает, как правило, черно-белая палитра оценки личности. Школьника с первого же класса приучают отказываться от себя, от природного любопытства, от своего мнения и собственных заблуждений, хотя, как известно, это и есть первые признаки формирующейся личности и самостоятельного мышления.
В классе можно увидеть учащегося с явными признаками дебильности и его сверстника, ум которого самой природой настроен на пытливое познание тайн мироздания. Вижу лица, рассказывающие о тяжелой наследственности, хроническом невежестве родителей, и те, в которых уже следы раннего ума и одухотворенности! Эти лица - перед глазами учителя, которому поручено одинаково старательно внедрять в разум этих учащихся стандартные знания, стандартное поведение, стереотипы. Когда это становится упрямой самоцелью педагога-функционера, ребенок постепенно превращается в "социальное животное" с набором рефлексов для будущей жизни в обществе, а обнаружившиеся таланты могут и не раскрыться в полной мере!
Я поняла и другое: сеять в душах своих детей "доброе и вечное" оказалось делом трудным и даже нудным. Я как мама школьников и мои сыновья, вступившие в мир "системы" с ее порядком и пресными правилами, начинаем сложную "игру в отношения", в которые я пытаюсь вложить привычный для меня нравственный смысл, а сыновья - свое моральное недомыслие и лукавство.
Уже кончилась счастливая безмятежность наших отношений, бывшая в младенчестве и раннем детстве. Прежде чем я пойду на поводу у своей спонтанной нежности к сыновьям-школьникам, я, оказывается, должна убедиться, что они "заслужили" это. То есть они не принесли "двоек", добросовестно сделали порученную им работу, честно оценили свои проступки и рассказали о них без утайки. Они подсознательно могут воспринять мои эмоции как не заслуженное ими поощрение... Мое естественное желание приголубить моих мальчиков не за "что-то", а "просто так", от душевной моей потребности нередко вытесняется досадой или гневом, тревогой или разочарованием. Причины для этого всегда найдутся, потому что в жизнь детей и родителей пришла школа. Впрочем, что это я? Еще не вечер...