Эту главу я писала долго и по частям. Откладывала и снова возвращалась к ней. Я знала, что рано или поздно мне придется рассказывать о том, что хотелось бы забыть или спрятать в самые дальние закоулки памяти. Если пережитое, оставившее болезненный след в душе, все-таки вытаскиваешь наружу, все равно самые неприятные подробности невольно пытаешься обойти...
...Перед рождением второго сына я захлебывалась счастьем общения с Алькой, которому было уже почти два года. Но с появлением Игоря мои радости сразу были отодвинуты в сторону. В наш дом пришли тревоги.
Мой первенец Алька ходил, разговаривал, был смышленым, добрым малышом, чутким к нашим переживаниям, связанным с Игорешей. Малыш мало что понимал, но, я уверена, мое настроение улавливал. Как близка мне была его еще младенческая душа! Она живо откликалась на мои тревоги за здоровье только что появившегося младшего брата...
Даже спустя семь лет, когда я вспоминаю о том времени, чувствую пробегающие по коже противные мурашки.
...При осмотре Игоря ортопедом еще в роддоме - это был опытный врач, хотя внешне очень щуплый, смешной старичок, - показалось ему, что у нашего малыша врожденные подвывихи обоих тазобедренных суставов. Узнав об этом, Олег побелел! С трудом сдерживая волнение, он едва слышно спросил: "Что же нам делать?" Ортопед - мы пригласили его в наш дом - оптимистично сказал: "Теперь для вашего сынули примерно на год наступит время очень суровой дисциплины - и глядишь, все будет хорошо..."
Никаких торжеств по поводу рождения Игоря мы не затевали...
...Алька-младший стоит у стола, на котором я развернула свое сокровище, и папа разглядывает кроху без тени улыбки. Первенец смотрит на нас во все глаза, ничего не понимая. Пытается дотронуться до пятки братика, но не достает.
Звонок в дверь. В комнате появляется старичок-ортопед. Алька здоровается с ним, говорит с гордостью, показывая на кучу пеленок, где лежит Игорь: "А это мой новенький братик!" Старичок улыбается, гладит сына по головке, что-то говорит. Подходит к столу и осторожно осматривает Игорешу, который сонно потягивается. Алька немного обижен, что старичок уже не обращает на него внимания. Отходит в сторонку.
Глядя, как доктор рассматривает рентгеновские снимки, как осторожно сводит и разводит ножки Игореши, я с трудом справляюсь со своими эмоциями. Непроизвольно привлекаю Альку к себе, но сын чувствует: сейчас маме не до него. Высвобождается от моих ладоней и молча уходит в детскую...
...Я уже многое умела делать, и появление второго ребенка меня не пугало. Но, узнав про возможные "...подвывихи тазобедренных суставов", готова была потерять сознание в ту минуту, когда Игоря надо было завернуть в пеленки и кормить! Ортопед дал мне и Олегу несколько уроков специального пеленания, но каждый раз мне казалось, что малыш... рассыплется у меня на руках.
Человека остро чувствуешь в моменты жизненных сложностей. Почти сразу после убийственной новости слышу от своей матери: "Я тебя предупреждала! Не надо рожать! У твоего мужа плохая наследственность. У твоих детей когда-нибудь или туберкулез разовьется, или..."
...Олег от своей матери знал, что врачи терялись в догадках по поводу причин его болезни ног. Официальный диагноз - туберкулез тазобедренных суставов - сопровождал его всю жизнь, хотя сейчас он - практически здоровый человек.
Еще в самом начале нашего знакомства, сидя за столом в обществе моих родителей (было у нас и такое...), Олег отвечал на вопросы моей матери о больных ногах. Ее интерес, как мне показалось, был доброжелательным. Ни он, ни я не думали, что однажды у нее возникнет соблазн обратить искренность Олега во зло, чтобы заставить его, да и меня тоже страдать. Увы! Так и случилось...
Обвинения матери в легкомысленности моего брака я слышала давно. С появлением Игореши опять закрутилась "старая пластинка". Правда, Олегу адресовались теперь только гневные взгляды тещи. Высказываться при нем вслух она уже не решалась. Но я и мой муж не из железа сделаны...
...Пока у нас не было никакого выбора, решили на первых порах в точности соблюдать все рекомендации ортопеда. Олег, в случае необходимости, был готов ехать с Игоречком в Москву на консультацию в Институт детской травматологии и ортопедии. А пока, опять же по рекомендации старичка-доктора, он положил на матрасики кроватки и коляски деревянные щиты, аккуратно вырезав их из толстой фанеры, а поверх туго натянул два слоя фланелевых пеленок.
Пеленая Игорешу, папа Олег всегда очень тщательно укладывал ножки, в точности, как учил его ортопед, и завернутый малыш напоминал маленькую мумию. Были видны только пухлые щеки, носик и... ресницы. Повернуться, тем более хоть как-то сдвинуть ноги младенец не мог.
У старичка-ортопеда нашлись оппоненты. Они считали, что он явно ошибается с диагнозом, к тому же, если он прав и подвывихи есть, при жестком пеленании в мышцах будет плохая циркуляция крови. Они не смогут получать двигательных стимулов, необходимых для их развития. Предостерегали, что это приведет к вялости не только тазовых мышц, но и локтевых, плечевых, икроножных. Такое мнение казалось убедительным. Во всяком случае, мне. Олег быстро нашел компромисс. Плотно пеленая ноги сына, он оставлял верхнюю часть тельца свободной. Месяца через два он стал часто переворачивать Игоря на живот, вынуждая его поднимать голову, поворачивать ее влево-вправо, опираться на ручки, напрягая шейные, грудные мышцы, а также спины и живота. Их напряжение передавалось в поясничную и тазовую области, стимулируя мышцы запеленутых ног.
Хотя ортопед и скептически относился к страхам оппонентов, но наш метод одобрил. Мама настойчиво требовала от меня прислушаться к советам своих коллег и пеленать Игорешу свободно. Аргументы к тому были очень расплывчатыми: "Так делается всем детям". Или: "...когда малыш сучит ножками, он стимулирует тазовые мышцы к активному развитию..." Наш ортопед предупреждал: "Положение бедренных костей, судя по снимку, немного искривлено, и жестким пеленанием развивающиеся кости ребенка фиксируются целенаправленно, а мышцы при таком пеленании как бы "вылепливаются" в верную внутреннюю конфигурацию". Так я записала услышанный разговор оппонентов у нас в комнате. Моя мама не унималась...
Однажды Олег в сердцах заявил ей: "Хорошо! Вы берете на себя всю полноту ответственности за исход всей этой истории? То есть, в случае, если от советов ваших коллег ничего путного не получится, вам придется самой все объяснять внуку, когда он вырастет! Я, например, и наш врач-ортопед готовы отвечать за свои действия. А вы готовы?"
Лицо матери медленно покрывалось багровыми пятнами. На лбу и щеках появилась испарина. Она хоть и сильная женщина, но, по-видимому, после слов Олега хорошо себе представила, что такое ответственность за судьбу малыша!
Теперь она ограничивалась незначительными замечаниями. Забегая вперед, скажу, что, когда все наши тревоги остались позади и второй наш сын потопал своими ножками, "бабиня", конечно, была счастлива! Но сказать добрые слова в адрес отца своего внука она так и не сумела! В такие минуты мне ее ужасно жаль! Как сказала моя подруга Таиса... Я зову ее за жизненную мудрость "народной женщиной"! Так вот, она сказала: "Каждый человек способен только на то, на что он способен!"
...Шесть месяцев, промелькнувшие со дня рождения Игорешки, были переполнены страхами, сомнениями и тревогами. Забыть это время невозможно.
Конечно, с его рождением у меня прибавилось хлопот. Я уже закончила университет и сразу стала готовиться к вступительным экзаменам в аспирантуру. Нежданно расщедрившись, мой отец купил электрическую пишущую машинку, и я стала брать заказы на дом - перепечатывать рукописи. Кое-какой прибыток это нам приносило.
Днем, когда Олег был на работе, Алька в саду, я оставалась с Игорешей дома. Делать ему специальные пеленания я научилась, но ино-гда себе все-таки не доверяла. Терзалась сомнениями: правильно - неправильно запеленала?.. Почти на грани нервного срыва, звонила Олегу в институт, где он тогда работал, и просила срочно приехать и все проверить. Хорошо, у него был гибкий график, а до дома - две-три троллейбусные остановки! Он приезжал и все проверял. Если надо - переделывал, снова терпеливо учил меня, и очень скоро я, наконец, все хорошо усвоила. Хоть и жалко было моего мальчишку, пеленала "солдатиком".
...К исходу семи месяцев рентген показал очень точное, "классическое", как выразился ортопед, положение головок подросших бедренных и тазовых костей по отношению друг к другу. Наш "старичок-лесовичок", как в шутку прозвал его Олег, рекомендовал делать жесткие пеленания до года, а перед ночным сном и по утрам легонько массажировать икры ног и тазовые мышцы.
...Ставили Игоря на ножки позже, чем его братиков. Делали это с предосторожностями, но над малышом уже не "тряслись". Олег прицепил на крючки, ввинченные в дверной проем детской комнаты, веревки, концы которых привязал к глубокому мешку с отверстиями для ног. Он сам его сшил из сложенной втрое медицинской клеенки.
Игоря сажали в этот мешок, вставив ноги в отверстия, чтобы стопы лишь слегка касались пола. Сидит малыш в таком мешке, слегка ножками "сучит", легонько отталкиваясь от пола, как бы тренируя тазовые мышцы, икры, связки стоп, готовясь уже ходить. Чуть приспустим веревки - Игорь может теперь немного постоять на ножках. Минуту-вторую постоит, шаг, полшага сделает и плюхается попкой в мешок. Страховка - надежная! Схватится малыш за веревки, снова встанет. Стоит, покачивается. Сделает на месте шаг-другой. И так полчаса - час, пока не надоест.
Я зорко следила, как сын себя ведет. Не подтягивает ли под себя ножки после того, как встанет полностью на стопы? Именно так, по рассказам бабушки Зины, было у Олега, когда он начал вставать на ноги, уже "прихваченные" болезнью.
"Мать, - рассказывал мне Олег, - говорила врачам, что когда я вставал на правую ножку, то тут же поджимал ее, как бы обжигаясь! Видно же, что было больно..." Ничего подобного у Игоря не было. Смотрела во все глаза. Постоянный анализ крови успокаивал нас: никаких отклонений...
Потом появились у Игоря ходунки на колесиках. Тут уж наш первенец взялся за дело. Встанет Игорь в ходунки, в нетерпении топает ножками, едет то вправо, то назад, то вперед, а "тренер", Алька-младший, спокойно говорит ему: "Не спеши, милый. Не спеши. Та-а-ак, пошли потихонечку. Осторожно, не упади". Слова такие же, как говорят малышу папа с мамой.
За ужином, когда Игорь сидит рядом за столом на своем складном "троне", Алька докладывал папе: "Игорь сегодня много-много километров прошел! И совсем не плакал. Ножки его ходят уже хорошо..."
В полтора года Игорь пошел сам. Да так резво, что мы только диву давались! "Застоялся конь в стойле, застоялся!" - шутил папа.
Прививку от туберкулеза мы сделали ему года в три, и наконец-то тревожная страница судьбы нашего ребенка была благополучно перевернута.
Прощаясь с нами, ортопед напутствовал: "Не жалейте мальчика - закаливайте, массажируйте тело, потом обязательно - спорт, да так, чтобы всю свою жизнь ваш сын тренировал свое тело, связки, суставы".
Так мы и делали. Все годы до самой школы Игорь занимался с папой каждое утро "бытовым спортом" во дворе, где было установлено множество спортивных приспособлений. Потом папа привел его в секцию самбо...
...Когда родился Ярослав, принесли его домой торжественно! Весело, с нашими друзьями, с коллегами нашего папы по институту - он работал тогда в Академии наук Белоруссии - отметили это событие. А через две недели - как гром среди ясного неба! Разворачиваю моего сынулю, чтобы поменять пеленки, и вижу, что все его тело... покрыто гнойными головками! Инфекция? Но как в родильном умудрились ее проглядеть? Кричи не кричи, надо малыша спасать!
Конечно, и в этот раз выслушала я "компетентное мнение" моей мамы-врача: "...Доча, Олег рассказывал, что у его отца был фурункулез! Это - "гостинец" от дедушки Бори..." Тут уж я сорвалась почти в крик: "А у тебя был туберкулез легких! А у моего отца? Вспомни! Может, все-таки не Олег, а вы с отцом виноваты?"
Я была вне себя! Все тело малыша в гнойничках, надо срочно что-то делать, а мне опять жужжат по поводу дурной наследственности мужа. В сердцах захлопнула дверь, сижу - реву...
Купание в отваре шалфея, в растворе марганцовки, всевозможные мази не помогали, а давать антибиотики такому крохе врачи опасались. Лечили малыша варварски! Вижу, как молодая женщина-врач, которая приходила к нам домой, очень ловкими и точными движениями прихватывала концами пинцета гнойные головки, вытаскивая их "с корнями". Малютка, которому от роду всего месяц-полтора, кричит, извивается, как на горячей плите! Я не выдерживала, затыкала уши, убегала на кухню или запиралась в ванной, не сдерживая слезы.
Пахнущего йодом, мазями малыша заворачивали в стерильные пеленки, которые я или Олег предварительно "варили", проглаживали горячим утюгом, и смертельно уставший от "экзекуции" сын забывался у моей груди в долгом сне.
Три месяца с переменным успехом длилась эта пытка. Каждое утро мы с Олегом, затаив дыхание, разворачивали Ярика, чтобы поменять пеленки после ночного сна. День-два тело было чистым. На третий или пятый снова появлялись гнойные головки! Правда, постепенно их число сокращалось.
Неделю - тело чистое, а потом видим: на спине, животе, на ножках новые нарывы. Конечно же, давали все необходимые и уместные в таком положении ребенка лекарства. Тут уж "бабиня" была на высоте! Била во все колокола! Предлагали нам даже сделать переливание крови, однако другие врачи предостерегали: мал еще, лучше пусть потерпит... В общем, спешить с переливанием не стали. Очень хорошо помогали компрессы из грудного молока. Я тогда сцеживала почти по кружке в день, и примочки из моего молока мы прикладывали к ранкам, оставшимся после извлеченных гнойных головок...
В общем, едва родившись, натерпелся Ярослав сполна неприятностей. В ту пору, наверное, и развил наш парень свои голосовые связки. Оказался самым горластым среди наших сыновей.
Мы ходили с Олегом, как две сомнамбулы. Валились с ног! Наконец наступило полное выздоровление и Ярик начал быстро набирать вес. Года два еще можно было видеть на его теле множество белесых точек - следов "выкорчеванных" нарывов. Годам к пяти почти все они разгладились...
...Болезни детей - драма! Хлопоты, тревоги для семьи. Не могу отрицать, что моя мама-врач очень облегчала наши заботы с заболевшими детьми. Сравнивая свой опыт материнства и моих сверстниц, хотя троих детей ни у кого из моих подруг или знакомых не было, могу сказать откровенно: наши дети болели не очень часто.
Сезонные простуды, садиковские инфекции в раннем возрасте - неизбежны... Раз уж не сумели преодолеть предрассудки и мои, и моей матери, не стали закаливать детей радикальными методами, приходилось каждую осень отдавать дань инфекциям и простудам. Это, наверное, известно каждой семье, где есть дети садиковского возраста.
В пять лет - Альке, в четыре - Игорю пришлось пережить инфекционное воспаление легких. Оба попали в больницу, но не надолго. А вот Ярик почти не болел ни в годовалом возрасте, ни позже. Инфекция в Краснодаре - не в счет! Особый случай, и то, как заметил Олег, вы-здоровление прошло без осложнений. Что будет потом, не знаю, а пока приятно вспоминать, что после его бед с фурункулами мы с его здоровьем больших хлопот не знали...
То, что в минуты страданий детей мать ближе всех к малышам, - аксиома. Но было бы несправедливым утаить другое: накапливающуюся месяц за месяцем ее усталость. Даже когда болезни преодолены, ребенок здоров, весел, у него хороший аппетит, он радует звонким смехом, крепким сном, цена этому счастью - усталость матери.
Когда мы всей семьей отдыхали на Нарочи или в деревне на реке Березине, дети были с нами неотлучно. Хотя возраст сыновей от года до пяти сравнительно "покладистый", но требует постоянного и пристального внимания. Зазеваешься - и до беды короче шага...
...Стою в ванной, стираю. Коляска с Игорем, которому минуло только десять месяцев, - рядом, у самой двери. Не припомню, почему я его оставила в коляске, а не положила в кроватку. Как обычно, ноги сына крепко запеленуты, хотя руки свободны. Как мне показалось, новые игрушки, подвешенные прямо над ним, захватят внимание сына и он полежит спокойно. Мне нужно-то минут пять-семь, чтобы простирнуть, прополоскать его распашонки и пеленки. Стою спиной, но поминутно поворачиваюсь, чтобы посмотреть: как он там? Ничего не предвещало беды!
Вдруг "спиной" слышу крик Игоря. Поворачиваюсь - и немею от ужаса: вижу у него только... один глаз! Олег уже ушел, недавно хлопнула дверь. Мой крик его вернул. Я мечусь у коляски, ору как ненормальная: "Он что, потерял глаз?" Папа берет сына на руки и видит, что нижнее веко глубоко продавлено.
Уже только потом сообразили, что к чему. Игорь, перевернувшись на живот (и когда успел?), приподнялся и, падая, ткнулся глазом в железную треугольную деталь, выступавшую по периметру коляски.
Ловко оттянув нижнее веко, Олег резко, но легонько нажал на верхнее, как бы "вставив" глаз на место. Через минуту малыш уже спокойно лежал в кроватке и даже не плакал. Я же рухнула на диван без сил...
...Дети подрастали. Даже если для тревог не было никаких видимых причин, они, эти причины, обязательно "спрячутся" где-то от меня совсем рядом. У них есть имена: Алик, Игорь, Ярик...
...Воспользовалась передышкой, сижу за своим столом, читаю. Завтра выступление на кафедре о плане диссертации. В доме почти тихо. Мои мальчики в детской. Вдруг шестилетний Алька вбегает в гостиную и кричит: "Мама! Игорь просунул голову в балкон!" Прибегаю в дет-скую комнату и вижу такую картину. Игорь стоит на коленях, а его голова просунута между вертикальными прутьями балконного ограждения. Пацанчик хнычет, жалобно постанывая: "Вытащи меня... Выта-а-ащ-и-и меня-а-а-а!"
Папа - ну прямо смех и грех, как говорит бабушка Зина, - именно в это время сидит в туалете. Расстройство желудка у папы случилось явно некстати! Слышу его голос: "Что там у вас?" Алька подбегает к двери туалета и сообщает: "Игорь просунул голову сквозь балкон!" Папа не понимает сына: "Куда просунул?" - "Ну я же говорю тебе, насквозь балкона!" Папа опять не понимает. Кричит: "Позови маму!" Алька бежит за мной. Я кручусь около попавшего "в плен" сына. Не могу сообразить, как же теперь вытащить его голову? А тут, наверное из "солидарности", громко захныкал Ярик. Он присел рядом с Игорем и спрашивает со слезами в голосе: "Зачем ты ее просунул? Что теперь с твоей головой будет?"
Подхватываю Ярика на руки. Идем с ним к туалету, где все еще сидит наш папа.
- Ну, ты скоро?
- Таня, объясни толком, что там у вас случилось? - В голосе папы неподдельный интерес к происходящему.
- Игорь голову просунул сквозь прутья балкона и назад не может вытащить! Уши не пускают!
Слышу веселый хохот мужа. Чувствую, что и сама едва могу удержаться. Иду к Игоречку, чтобы утешить его.
Наконец появляется папа. Хорошо, что все случилось в воскресенье! Вижу у Олега в руках... бутылочку с машинным маслом. Не могу понять, зачем она ему понадобилась? Стоим с Алькой и Яриком у дверей на балкон, ждем, как папа голову бедолаги Игоря из плена выручать будет.
Он, добродушно посмеиваясь, наклоняет застрявшую между двумя прутьями голову Игоря, подносит носик бутылочки к его ушам, льет на них тоненькую струйку масла и слегка растирает пальцами. Просит сына: "Стой, не двигайся..." Затем этим же маслом густо смазывает железные прутья балконного ограждения.
Наконец приближается торжественный момент! Просунув свою руку сквозь ограждение, Олег прихватывает Игоря ладонью за лоб и со словами: "Ну, давай-ка, назад, не торопясь..." - подтягивает голову сына к себе. Еще усилие, и Игорешкины уши, встретившись с промасленным ограждением балкона, почти сплющиваются и проскальзывают.
Сын счастлив! Мы - тоже. Подхватив Игоря, мы с папой радостно закружились по комнате. Радовались так, что забыли обо всем на свете! Я висла на шее у мужа, выкрикивая, что "...нет на свете всех милее! Всех умнее!"
И тут раздался жуткий крик Альки: "Ярик из балкона уходит!" Повернувшись на крик, я едва не потеряла сознание. Трехлетний малыш, то ли позавидовав "приключениям" Игоря и хлопотам вокруг него, сделавшим брата центром внимания, то ли по другим неведомым мне причинам, шагнул между железными балконными прутьями и, почти просунув попку сквозь ограждение, уже встал правой ножкой на узкий выступ балкона, обитый железом.
Папа мгновенно оказался рядом. Подхватив сына, перенес его через перекладину и поставил на пол. Конечно, слишком шустрый малыш получил "воспитательный" шлепок по пронырливой попке. Тяжелая папина ладонь явно испортила "храбрецу" настроение.
Разобиженный Ярик сел в кресло и, наверное, хотел немного похныкать. Но тут в комнату влетела оса, и наш малыш, подняв глаза к потолку, с интересом следил за ее виражами. Проказник уже забыл о своих недавних рискованных приключениях...
"Не будем искушать судьбу", - философски заметил наш папа, взял из кладовки моток мягкой красной проволоки и стал переплетать узкими параллельными строчками вертикали балконного ограждения...
...Ночью я спала плохо. Мне снились большие красные Игорешины уши, плотно прижатые к щекам, и Ярик, который, как лунатик, гуляет по краю балкона, с хитрой улыбкой поглядывая с пятого этажа на меня, в ужасе застывшую внизу...
...Своих детей и себя в общении с ними я узнавала из года в год нашей жизни под одной крышей. Мои страхи и тревоги, восторги и гордость, недовольство и гнев менялись в унисон с переменами, происходящими в их характерах и поступках.
Я не могла не замечать перемен в поведении старшего сына, потому что, переходя от детства в раннее отрочество, от пяти к шести, восьми, девяти годам, он мне показывал то, что я не видела да и не могла видеть у него ни в четыре, ни пять лет. Это естественно, но почти всегда я отставала от понимания причин и мотивов поведения моего старшего сына. Особенно когда он делал что-то такое, что меня пугало, не нравилось или сильно огорчало...
...Можно ли всегда одинаково относиться к своим детям? Вопрос, может быть, и звучит риторически, но в его предпосылках - немало загадочного. Говорю только о себе. Мое отношение к сыну, неважно, кто это - Алик, Игорь или Ярик, зависит от душевного настроя, бытовой загруженности, накопившейся усталости и, конечно, самого поступка твоего ребенка. Это - "узелки" отношения к детям. Они связаны друг с другом очень плотно.
Когда дети были совсем маленькими, я никогда не срывалась в крик, эмоций гнева не было. Малыши вызывали сочувствие, если болели, ушиблись... Или - беспричинную радость: "Ах ты, мой милый!" Сяду с ними в обнимочку, поворкую и наслушаюсь вдосталь их веселого "чириканья". Вот так бы всегда с ними и сидела!
...Дети стали подрастать. Минуло пять лет старшему, среднему. Но вот в наступившем у них шестилетнем, семилетнем возрасте я почувствовала, что от старшего Альки и подросшего Игоря мне ужасно хочется... понимания моих забот, нагрузок и усталости.
Меня удивляло, как тяжело было добиться от старшего, уже восьми-девятилетнего Альки сделать что-то в помощь мне. Он умел делать уже многое. Хорошо справлялся с домашними делами, разве что только обеды не готовил. Но почти никогда старший сын не выполнял мое поручение без многократных напоминаний или настойчивых, почти на нервном срыве, просьб. Подрос Игорь - такая же история! Меня это угнетало!
Поделилась с подругой, у которой росли мальчик, сверстник Альки, и девочка на год младше. Она в сердцах воскликнула: "О каком сочувствии ты мечтаешь? Я, например, точно знаю, что мои дети - потребители моей с мужем жизни! Моего времени, моих денег, моего здоровья, наконец!" Кстати, Олег думает точно так же.
Однажды записала в своей тетради разговор с ним. ...Мы нужны детям совсем не так, как они нам! Закон природы: каждый ребенок живет за счет ресурсов жизни родителей! Сначала ты даешь им жизнь добровольно. Подрастая, взрослея, они отбирают у тебя для своих нужд твою энергию, твое время и все остальное, что, казалось бы, принадлежит тебе. Одни родители отдают детям все без остатка. Другие - не дают ничего: рожают и отказываются от детей. Третьи ведут себя вполне прилично: рожают, воспитывают, однако, обделяя детей вниманием и заботами, стараясь о себе не забывать! Такова логика отношений детей с родителями и наоборот! Любовь родителей к детям и любовь детей к родителям вовсе не абсолют! Она обнаруживается в жизни не так часто, как бы хотелось. В этом смысле кому-то из родителей или детей - повезет. Кому-то нет. Примеров забвения и родителями, и детьми морального долга друг перед другом - полно! Кто есть кто, можно видеть лишь в зеркале нравов. А оно, это зеркало, нередко оказывается мутным...
Вадик и Миша - дети тети Гени, нашей соседки - пример нежной, просто неистовой любви матери и такого же ответного сочувствия детей к ней.
Буквально напротив нашей квартиры живет семья. Отец - алкоголик, его жена - безутешная мученица. Жертва. Судьба их 17-летнего сына - драматична. Он - алкогольный дебил. Его старший брат - нормальный парень, а вот младшему не повезло...
Рядом с нашей - дверь в квартиру семьи, где растут две девочки. В доме тишина, мир, покой. Любовь отца и матери. Нежная ответственность перед детьми. Девочкам повезло... Это только в нашем подъезде. Да и то не в каждую семью я "заглянула".
...И все же я снова возвращаюсь к мысли о моих переменах в отношении к сыновьям. Олег меня избаловал вниманием и сочувствием. Ими пропитаны все минуты нашего общения! Я вижу, чувствую его внимание всегда! Не потому ли я хочу такого же отношения к себе у подрастающего старшего сына, в его уже подступающие десять лет? Когда вижу его равнодушие к моей усталости, к моим просьбам - очень расстраиваюсь. Он был отзывчивее, когда был младше. Куда все подевалось в девять лет?
Мы любим его, иногда философствуем между собой, даже при гостях, по поводу его характера. Как же без этого? Мы даже забегаем вперед года на два или три, "прокладывая" в наших родительских мечтах тропы его судьбы. Когда сын нас радует, мы видим его будущее в розовых тонах. Если его проступки нас чем-то пугают или расстраивают, тревожат, мы, в лучшем случае, надолго умолкаем. Задумываемся...
Каждый из нас - и я и папа - погружаемся в загадочный мир причин и следствий, пытаясь понять корни недоброго дела, сделанного сыном. Если ничего дурного он еще не сотворил, с удовольствием "подкармливаем" свои родительские надежды тем хорошим, что было им сделано в недавнем времени.
Вот такие "качели" нашего отношения к старшему сыну Альке. С младшими все не так. "Пусть подрастут", - многообещающе смеется Олег, услышав мой вопрос: "А почему нет таких "качелей" с малышами?.."
Конечно, "качели" были и с малышами! Только "детские", когда наше недовольство смягчалось естественной снисходительностью к невинному возрасту. Но и тогда не обходится без родительских "сердитых эмоций", недоумения или испорченного настроения.
...Стою в троллейбусе. На руках у меня Алька. Ему - почти пять лет. Ну не уступили нам с ним место... Стою. Задумалась о чем-то своем. Ничего вокруг не замечаю, прижавшись щекой к плечу сына, который смирно сидит у меня на руках.
А в это время Алька влез в карман гимнастерки какого-то военного, стоявшего рядом, и вытащил книжечку удостоверения личности. Миг недоумения, растерянности у меня и у "пострадавшего". Потом мое недоумение почти сразу вытесняется нешуточным "обстрелом" осуждающих реплик "бдительных" пассажиров. Хватит злословить! Малыш же! Ну что такое пять лет?
И все же... Хочется оправдаться, сослаться на то, что сын ничего не понимает. Глуп еще! "Ах, как нехорошо!" "Как же ты его воспитываешь, милая!" Тогда-то "сердитые эмоции" меня и настигли! Конечно, досадно! Захотелось надавать малышу по рукам. Сказать ему что-то строгое. Но прежде - побыстрее выйти из троллейбуса.
Да, сыну всего... А может быть - уже? Пять лет! Но мое самолюбие матери под "обстрелами" бабских реплик уязвлено! Возможно, в тот момент была я слишком щепетильной? Может, мне просто не повезло в тот день? В троллейбусе ехало больше глупых и агрессивных людей, чем снисходительных? Не знаю... Что было, то было! По-моему, я тогда впервые столкнулась с неприятной реальностью: публичным осуждением меня - матери еще глупого сына, совершившего, по глупости, дурной поступок. Ощущения - не из приятных!
...Когда старшему исполнилось восемь лет, очень часто приходилось подсознательно сопоставлять его поступки с общепринятым порядком и нормами поведения. В четыре, пять лет, хорошо помню, делали это мы с Олегом снисходительно и спокойно. А вот окружающие нас люди, те же соседи по дому, если им пришлось стать свидетелями провинностей наших детей, делали это куда строже, чем мы.
Нашего провинившегося в каких-то дворовых событиях сына соседи оценят строгим словом. Могут помянуть и нас недобрым, в зависимости от того, что сын натворил. "И кто только тебя воспитывал?" Случалось, сама эти слова слышала...
То есть мы, родители и наши дети, все время находимся под "прицелом" придирчивого внимания окружающих нас людей. А почему они вправе судить и нас, и наших детей? Кто они такие? "Социальный контроль..." - хмыкнув, отвечает папа-социолог, когда я расстроилась от очередного дворового конфликта с соседями, рассерженными моим восьмилетним сыном, заоравшим на весь двор в восемь утра в воскресенье: "Са-а-а-шка! Выходи, в футбол поиграем!"
Растут дети, - записала я свой разговор с Олегом, - и наша родительская репутация с каждым годом становится все чувствительней. Но вряд ли дети в девять и в десять, в тринадцать и в шестнадцать будут нашу репутацию беречь. Хотя мы о ней заботимся. Без репутации - нельзя! Конечно, вовсю стараемся свою родительскую честь не запятнать! Должно пройти много лет, чтобы дети, повзрослев, это, наконец, поняли...
Когда мой школьник ходит по улицам без меня, когда может встречаться с "согражданами", он обязательно будет нас... представлять! Его проступки мне просто недоступны. Меня-то рядом с ним нет! А вот "сограждане"... Их всегда много. Они всегда рядом с ним... С моим сыном. Если что и случается с нашим мальчиком "неподобающее", мы об этом можем и не знать! Разве что иногда до нас дойдут какие-то слухи. Или если сын сам признается. И то если уж какое-то ЧП произойдет. Вспоминаю себя в этом возрасте. Было... Олег не спорит: "...конечно, скрытничал..." Обычное дело...
"Маленькие детки - маленькие бедки..." - слабое утешение. Рассказала, например, соседка, что Алик (ему было уже восемь лет) отказался помочь ей донести сумку с продуктами на третий этаж. Слышу в ее голосе осуждение в адрес моего сына, а значит, и в наш с папой тоже!
В этой ситуации - прост хамский ответ: "Не обязан мой ребенок таскать вам сумки..." У нас в семье детям внушаются иные правила. По ним и спрашиваем с Алика. "Как же ты? Она же старенькая, одинокая женщина!" Молчит. Или скажет: "Я очень спешил..." Настаиваю на своем: "А ты извинился? Потом хоть объяснил, что спешил?.." Молчит. Значит, особых причин отвернуться от просьбы пожилой женщины у сына не было. Спешил куда-то, махнул рукой и убежал.
Считать ли мне это первыми звоночками равнодушия к пожилому человеку или это обыкновенное продолжение равнодушия ко мне, к моим просьбам, которые Алька часто оставляет без внимания, пока не наткнется на мое недовольство, гнев папы или совсем уж мою "слезную просьбу" ...
Отчего же вдруг в характере мальчишки такие тревожные перемены? Казалось бы, в семье все так прочно нами внушается. Вроде бы должно "доброе, вечное" глубоко прорасти в его душе! Увы, всходы добродетели у старшего сына с возрастом почему-то становятся вялыми, плохо набирают силу и рост...
Кстати, многие мои сверстницы жалуются на то же самое. Не до-просишься принести, отнести, помочь по дому... И тот же возраст: семь, восемь, десять, двенадцать лет...
...Наши старания удержать Альку в музыкальной школе, добиться, чтобы он все-таки научился играть на гитаре, окончательно лопнули к его девяти годам! Протесты сына, его отказ тренироваться играть на инструменте, учить гаммы все более укрепляли нас с Олегом в печальном мнении, что с его волей, только-только набирающей силу, мы... не справляемся. Во всяком случае, в ситуации с музыкальной школой.
Желание дать сыну элементарное музыкальное образование оказалось только у меня. Но поначалу мы с сыном были союзниками в этом. Правда, всего-то год! Еще год он вяло, но с каждым днем все заметнее сопротивлялся этому.
К девяти годам от требований и уговоров я устала. Олег, после неистовых "слез сопротивления" Альки музыке, отказался настаивать. Однажды я поймала себя на мысли: сыну я сочувствую! Вижу, что он протестует, когда я настаиваю на уроке, на упражнениях, на заучивании сольфеджио. Кричит мой сын, плачет! В настоящей ярости отбрасывает инструмент! Потом узнала, что он уже стал нас обманывать: намеренно пропускал занятия в школе...
Конечно, только я, а не мой сын готова была понять, что, отказавшись от предоставленной ему возможности учиться игре на гитаре, он теряет много шансов душевного самовыражения, творчества, контактности...
Тогда я впервые поняла: сопротивление нашим желаниям, пусть даже самым важным для будущей судьбы сына, - хоть и печальная, но очевидная реальность! И сопротивление моей настойчивости в девять лет - осмысленное! Он действительно злится на меня, если я заставляю его заниматься. Мое упорство его угнетает. Тогда я поняла, что, упорствуя, мы с папой становимся его... противниками.
Мы - противники его желания забросить гитару, уйти играть с пацанами во двор или сидеть и смотреть "телик". Когда это осознаешь, возникает страшная внутренняя усталость! Во всяком случае, у меня.
Своим упрямством, явно неразумным, даже глупым, он утверждает какие-то свои "права", которые ни мне, ни Олегу уже не удается проигнорировать.
Папа знает, что может "власть употребить". Знает, что его воля готова преградить путь нелепым желаниям старшего сына, в основе которых лень, глупость... Но убежден: не тот случай! Уговоры не помогают? Придется идти на компромисс. В итоге из музыкальной школы Альку пришлось забрать. Вслед за ним ушел и второй сын. Правда, туда он с самого начала "записался", да и балалайку выбрал... глядя вслед старшему брату. Мы с папой это знали, "хорошую мину" сохраняли, поддержав его самостоятельность, добросовестно оплачивая расходы на школу, поощряя занятия. Но и с Игорем не вышло...
...Моя подруга (у нее мальчик и девочка, они ровесники моим) послушав меня, сказала:
- У них с рождения - своя жизнь!
- И какая же, можно узнать?
Подруга смеется.
- Об этом ты узнаешь, когда он вырастет! Так что оставь мальчишку в покое!
Вот оно что! "...С рождения своя жизнь". И подступиться к ней со своими родительскими надеждами, желаниями "не моги"! Нелепость какая-то! Итак, я "проиграла" в противостоянии со старшим сыном! Может быть, не он, а я виновата в этом? Ладно, не хочет заниматься старший сын музыкой... Поняла, уступила... Меня ждет новый вопрос: готов ли сын всегда быть достойным представителем нашей семьи? Везде! В магазине, в троллейбусе, в школе, во дворе, в кинотеатре...
Детям труда не составит "плыть по течению". Особенно когда рядом нет родителей. Тому же Альке в его девять лет противостоять "сильной струе" в этом течении, какому-нибудь "оболдую" с дурными манерами, тоже непросто. А ведь он получил от нас, родителей, право... Только послушайте, как магически оно звучит: право ходить куда хочется! Разумеется, с учетом времени суток и возможностей его возраста. Да, "за ручку" мы его уже не держим!
От сына мы требовали сущую безделицу - сообщить нам, куда он идет, где он будет находиться, и прийти домой вовремя. Доверие к детям было папиным "коньком". Однако отчитываться, где был, что делал, для сына все чаще и чаще становилось делом ...обременительным. Наша надежда на откровенность Альки, на его готовность поделиться с нами своими впечатлениями от дворовых "малолетских тусовок" постепенно обращалась в родительскую иллюзию, прибавлявшую нам тревог. А ведь поначалу дети щедро "баловали" нас откровенностью. Семилетний Игорь и пятилетний Ярик в особенности. Уже в девять Алька стал "скрытничать".
Тогда мы с папой придумали свою "теорию". В каждом дне самостоятельности старшего сына - рассуждали мы - экзамен и ему, и нам. Что-то мы ему внушали с малолетства, чему-то учили и учим до сих пор... Теперь мы ждем его поступков, как студенты ждут экзаменационной сессии.
В недели и месяцы моей болезни, во время трудных забот у папы самостоятельность старшего сына заметно подрастала, а возможность нашего родительского контроля сокращалась. По-моему, этот "закон подлости" знаком каждой семье. Тогда-то некоторые поступки моего первенца и стали "неудом" в нашей с папой родительской "зачетке". Старший сын далеко не всегда был готов следовать тем правилам, которым мы учили его с "младых ногтей". А может быть, уже и не хотел?..
Годами внушая: "...это надо делать так, а этого делать нельзя...", трудно рассчитывать на то, что, в конце концов, твои требования закрепяться в сознании ребенка. Что его поступки станут продолжением моральных привычек родителей. Например, не врать. Не поддаваться глупым соблазнам. Быть благодарным... Уже на исходе первой десятки лет жизни старшего сына многое в его поведении говорило, что наши родительские ожидания могут и не оправдаться. Конечно, оптимизма мы с папой не теряем, но ответа на вопрос, как характер старшего будет складываться в следующее десятилетие, у нас нет. Может быть и не надо "забегать вперед"?
Очевидно, в истории всех семей ясный ответ на такой вопрос едва ли возможен заранее. Единственное, о чем можно сказать определенно: старший сын войдет в пресловутый подростковый возраст. Даже с нашим родительским опытом боюсь к нему подступаться...
Никогда не давала мне покоя мысль Льва Толстого о том, что воспитание ребенка заканчивается в пять лет. Может быть, я что-то не поняла в этой парадоксальной мысли классика? Она кажется мне жутко фатальной! Моему Альке сегодня уже девять. Уже нет надежд что-то в характере сына "подправить"? Задумаешься...
Вернусь ко времени, в котором мое физическое недомогание стало ежедневной реальностью. Случилась со мной беда к середине девяти лет старшего сына, и, пока младшие братья "набирали темп", характер Альки был уже различим.
Под влиянием болезни обострились, наверное, и мои родительские чувства. Взгляд на старшего сына стал пристальным и придирчивым, потому что в человеке девяти лет от роду уже многое заметно. Спрашиваю себя: хоть что-то в нем получилось или не получилось? Я то знаю, что будет со мной завтра...
...Алька с младенчества... нет, до рождения, если хорошо вспомнить время и события моей беременности, посеял в моих ощущениях нежные зерна любви. За годы его детства они разрослись до сильных и сочных побегов надежд. Время шло, сын подрастал - и на смену сплошным радостям младенчества, раннего детства, первых школьных месяцев пришли мои несносные тревоги. Мое доверие стало первой "жертвой" наступавшего взросления сына. Да, первым "потерялось" доверие к Альке как к надежному "поводырю" или "няньке" младших братиков. Ему исполнилось семь, потом восемь - и вдруг стало опасно оставлять с ним во дворе младших братьев. Бросит... Уйдет куда захочет... Оставит и даже забудет, где же малышня заигралась.
В восемь - то же самое! Отругаешь, даже накажешь... Исправится, но не надолго. А в девять услышала: "Мама, я не буду для них нянькой, хватит!"
...Ностальгически вспоминаю, как пятилетний сын был настоящим помощником в доме! Играет, но не забывает сообщить мне, что Ярику надо сменить колготки, а Игорь залез на стул и сейчас упадет. Во дворе, если мы гуляли "всем гуртом", его глаз - самый зоркий. Непрестанно подбегает к малышам-братикам, пытается предостеречь от опасностей. В шесть, семь эти "благородные рефлексы" стали сильно ослабевать.
Тогда-то и стал меня папа подговаривать сделать "тренировки ответственности и доверия". Это когда мы уходили в кино, в театр, погулять по вечернему парку, а наши дети во главе с "первым помощником капитана" - шестилетним Алькой - должны были самостоятельно посмотреть "Спокойной ночи, малыши", поужинать и лечь спать. И так все надо было делать, чтобы ни соседей не залить, ни дом не спалить, ни "базар" в квартире не устраивать. Я писала об этом, помните?
Минули месяцы седьмого года жизни старшего, наступил год восьмой...
...В тот памятный для меня прохладный мартовский вечер мне захотелось, чтобы старший сын, которому исполнилось уже восемь лет, "попас" Ярика во дворе.
В тот злополучный день хотелось поработать над книгами, в тишине, хотя бы часик. Через две недели предстоял кандидатский экзамен по философии. Дети есть дети, их присутствие рядом часто накачивает тебя эмоциями, причем не всегда радостными. Болеют, дерутся, плачут, капризничают. Пропитаешься такими эмоциями и чувствуешь, как тебя наполняет неподъемная усталость. Начинаешь раздражаться. Голос свой не узнаешь...
Детская площадка - напротив нашего подъезда. Мне сверху, из окна, все видно. Сказала Альке, чтобы не выходил из-за ограждения, и он, кивнув, остался с Яриком в песочнице "строить замки".
Папа отвел Игоря в музыкальную школу, а сам пошел по магазинам что-то к ужину купить.
Отрываюсь от книг, своих конспектов, смотрю на площадку. Вон они, Алик и Ярик, играют в песочнице. Старший и младший. Идиллия!
Незаметно подкрались сумерки. Собралась звать детей, встала на стул, открыла форточку, смотрю на площадку: нет моих ребят! Ни Альки, ни Ярика. Почему не насторожилась, не спустилась вниз, не поинтересовалась, куда же делись дети? Не знаю. Наверное, просто не успела...
Громкий стук в дверь. Бегу открывать. В голове мелькнуло: дети вернулись! На пороге - мужчина из соседнего подъезда с перекошенным от испуга лицом.
- Танька, беги в наш подъезд, там твой старшой на подоконник четвертого этажа брата посадил, неровен час свалится, разобьется же насмерть!
Говорит это, сбегая по лестнице, а я уже несусь вслед за ним. Обгоняю! Влетаю в соседний подъезд. По лестнице, мигом - на площадку четвертого этажа!
Вижу: сидит мой пятилетний Ярик в пальто, в шапке - холодная выдалась тогда весна... Сидит на самом краю подоконника, а окно - распахнуто! Пытается посмотреть вниз... Шагах в трех от окна, на лестничной площадке, стоят Алька и его приятель. Весело о чем-то болтают...
Хватаю малыша... За такое головотяпство готова старшего растерзать. Вниз спускаюсь с Яриком на руках - сама не своя! Сын - оправдывается. Плетется за мной.
Дома "выкрикиваю" пережитые свои страхи. Они буквально выжигают в моем воображении путь возможного падения Ярика с четвертого этажа! Вся накалена, себя сдержать не могу. Схватила кухонное полотенце, сына отхлестала. Сажусь на диван. Пережитые страхи за малыша рвутся наружу! Чувствую: не могу сдержать рыданий.
Минуту спустя прошу неведомые мне силы, чтобы Олег задержался подольше. Знаю, что придется рассказать, что сотворил мальчишка. Знаю, что у папы, как и у меня, воображение сработает, достанется старшему сыну на орехи!
Беспрестанно спрашиваю, буквально допрашиваю сына:
- Ну как же ты так? Я же просила тебя: не уходи из садика. А ты потащил ребенка на четвертый этаж! Посадил на подоконник! Тебе же во-о-о-осемь лет!
В общем, нервы...
Пришел отец. Увидел меня, мое лицо, красные глаза, еще дрожащие руки. Узнав все подробности, медленно стал наливаться негодованием. Алька сидит в детской, ждет разговора с папой, наверное, понимает, что попадет ему по первое число. Конечно, попало...
...Через месяц Альке будет девять лет. Пошел папа с мальчиками в театр на детский спектакль. Возвращаются домой веселые... Проходят мимо книжного магазина. Папа не удержался, но старший сын в магазин идти не хотел, младшие с ним готовы подождать папу на воздухе. Почему бы и нет? Погода хорошая... "Алька, поиграй тут минуточку с ребятами. Я мигом посмотрю новинки, может, и вам новые книжки куплю". Старший сын согласно кивает: "Конечно, иди..."
Выходит папа минут через пять-десять - нет детей! Огляделся во-круг - исчезли! Искал-искал, с тяжким чувством приезжает домой. Видит - я сижу на скамейке у подъезда, а рядом, понурив голову, - Алька. Об эмоциях молчу... Стали разбираться.
...Старшему быстро надоело приглядывать за детьми, и он пошел к троллейбусной остановке, что была неподалеку, с намерением уехать домой... Но ведь папа же просил! Ты же обещал! Папе! Даже, оказывается, Ярик крикнул брату: "А папа?" Бежит старший к троллейбусной остановке, за ним Игорь, Ярик. Одному почти восемь, другому - пять с "хвостиком"...
Догнали... Опытные "ездоки", натренированные папой, сели в троллейбус втроем. Тут же, как рассказал Игорь, разгорелся скандал из-за места у окна. Старший разозлился и через две остановки выходит на площади Победы, оставив младших братьев в троллейбусе. Малышня - за ним! Выпрыгнули Игорь с Яриком на остановке, но старшего уже и след простыл. Стала малышня моя играть в "прятки" среди сизых елочек в скверике рядом c площадью Победы. До дома - рукой подать, но... свобода!
Я в это же время еду в троллейбусе с работы. Проезжаю мимо елочек и глазам не верю! Игорь? Ярик? Что они здесь делают? Одни, без Альки, без папы? Как сюда попали? Выяснили...
"Как же так? Как ты мог?" - в гневе, недоумении задаем старшему сыну вопросы, которые можно назвать... дурацкими. Откуда сын может знать на них ответы?
В такие минуты безумно тяжело справиться с отчуждением к "помощнику"! Позже, когда все уляжется, утихнет, наступает особая минута: задним числом начинаешь мучительно искать причины случившегося...
Задумываешься над тем, что если в таком возрасте случаются подобные нелепости с твоим старшим сыном, которого ты так любишь, так хвалишь за хорошие мозги, который много раз тебе показывал, что многое умеет, который, в конце концов, просто твой первенец, то что же будет дальше?
Когда подобное повторяется, несмотря на уговоры, долгие беседы, даже суровость наказания, перед тобой неизбежно встает вопрос: в чем же дело? Почему твой старший сын так тебя "подставляет"? Кто виноват в том, что он совершает такие поступки?
После шумных объяснений и слез в голову приходит отчаянная мысль: твоего собственного ума и опыта уже не хватает, чтобы понять случившееся. Что же делать? Читать журнал "Семья и школа"? Просить консультации на кафедре психологии в родном университете?
Тогда же, насытившись этими вопросами "про нелепости", замечаешь: в твоем отношении к старшему сыну что-то начинает происходить. Что-то накапливается... Досада? Настороженность? Недоверие? Не знаю... Но, главное, что-то теплое, нежное, с младенчества адресованное твоему ребенку, постепенно уходит. Недоверие скребет где-то в самых глубинах, останавливая летучие твои эмоции, обычно питающие спонтанные просьбы к сыну и надежды на отзвук в его душе.
Конечно, потом, спустя день, два, три, в порыве все тех же непроизвольных эмоций, кажется, начинаешь забывать. Обнимешь своего парнишку, заворкуешь над его ухом что-то свое, материнское. Нет... Все-таки след случившегося и день, и месяц спустя возьмет да и напомнит о себе!
Иногда с какой-то "фатальной" иронией Олег произносит: "Послезавтра все равно наступит...", вкладывая в слово "послезавтра" какой-то таинственный, мрачноватый смысл. Это и есть планида родительская - жить, зная, что "послезавтра все равно наступит!" Ни на что не уповая? Снова вспоминаю слова подруги: "...у них с рождения своя жизнь..."
...Сидим с Олегом в гостиной. Скоро полночь. Разговор наш труден и долог. Сегодня Игорь и Алик, а одному же девять, другому - восемь, принесли в наш дом большой ящик с игрушками и разбираются с ними. Случилось это, когда я выскочила в магазин кое-что купить к ужину. Возвращаюсь - старшие дети играют в своей комнате. В доме - тишина, благодать! Завозилась на кухне, приготовила ужин и зову детей. Никакого отклика. Увлеклись? Прихожу в детскую. Вижу такую картину: Алька сидит посреди комнаты, с увлечением возит груженый мелкими игрушками большой самосвал, сделанный из желтого пластика. Игорь в углу весь обложен какими-то кубиками и машинками. Рядом барабан с пластиковыми палочками. Спрашиваю, что это за богатство? Нельзя ли все отложить и пойти поужинать? Зазвонил телефон. Папа сообщает, что они с Яриком возвращаются из кинотеатра "Пионер", где Олег представлял детский фильм, а затем посмотрел его с малышом. Старшие ребята от фильма отказались. Уже видели и остались играть во дворе. Скоро вся семья будет в сборе.
Решила подождать. В конце концов, папа с Яриком придут уже минут через пятнадцать-двадцать, тогда все и поужинаем. Сижу, жду, и в голове неожиданно всплывает вопрос: а что это за игрушки, с которыми дети с таким увлечением играют?
Снова отвлеклась, а может быть, и зачиталась. Слышу, папа пришел, а секунду спустя - уже громкий голос Ярика: "И я хочу поиграть! Алька, дай мне на самосвале покататься!" Иду из гостиной на кухню, в коридоре сталкиваюсь с папой. Он нежно меня целует, доволен детским фильмом, действительно красочным и веселым. Идем, обнявшись, по коридору и заглядываем в детскую комнату. Я почти непроизвольно поворачиваю к кухне. Надо посмотреть, картошка не остыла?..
Слышу вопрос Олега, адресованный детям: "А где вы взяли эти игрушки?", и голос Альки: "...с площадки, они там валялись..." Игорь молчит, но вскоре слышу и его голосок: "Да... они там просто лежали, и мы взяли их..." Я вошла в детскую комнату. Села на диван. Внутри стало неуютно, словно меня промочило липким дождиком на сквозняке. Глянула в лицо Олега. Тень растерянности еще не растворилась в его чертах, но глаза... Глаза были тяжелыми и почти скрылись под мохнатыми бровями. Он оперся о косяк двери, спросил:
- Эти игрушки были раскиданы по площадке?
- Да, - простодушно пролепетал Игорь.
- Н-ннет, - протяжно ответил Алька.
- Где же они лежали? - допытывается папа.
- Они там были, в домике, - выдавливает Игорь почти шепотом. Заметно, что он с трудом удерживается от соблазна сказать все, что знает, но не может справиться с каким-то препятствием, осторожно поглядывая на Алика.
- Ничего не в домике, не ври! Алька решительно мотнул головой и уже готов был продолжить игру, но вздрогнул от отцовского вопроса, будто хлыстом перетянувшего его по спине:
- Так вы у к р а л и эти игрушки в детском саду?
- Н-нет, - запнувшись, ответил Игорь и добавил: - Мы просто взяли их поиграть.
- У кого же вы спросили разрешения? - уточняет папа. Дети подавленно молчат.
Я была в состоянии полного недоумения. Тема "брать - не брать", что "плохо лежит" детям, особенно Игорю и Алику, давно была хорошо знакома. В детском саду мне приходилось внимательно обследовать их шкафчики, как говорится, на предмет присутствия чужих вещей. Почти всегда находила. Уже знала о так называемом "эффекте сороки-воровки", который очень рано обнаруживается у некоторых маленьких детей и "застревает" надолго. Знала и о клептомании. В младенчестве все выглядело безобидно. Ну взял какую-то игрушку, поиграл, забыл, не отдал, не вернул...
Олег к этому отнесся очень серьезно. "Привычка присваивать чужое в детском возрасте безобидна временно. А если "застрянет"? Станет неудержимой потом, позже? Пусть я буду неправ! Пусть я преувеличиваю опасность! Но воровство, как и любой порок, начинается с малого: с умильного взгляда мамы или папы на схваченную детскими пальчиками чужую игрушку".
Однажды четырехлетний Ярик, играя с братьями "в магазин", не хотел пользоваться бумажками, на которых фломастером было написано: "100 рублей", "300 рублей", а просто пошел в гостиную, открыл ящички "семейной кассы", в которой лежала наша наличность, и, вернувшись в детскую, то есть в "магазин", стал "расплачиваться", так сказать, "кредитными билетами"! Что с него возьмешь, малыш!
Алька увидел - опешил! "Ты что, с ума сошел, Ярик!" Схватил деньги и вернул их в "кассу", разложив все банкноты в ящички. Ярик похныкал, похныкал и успокоился. О наших "кровных" дети знали, и объяснять такие вольности, какие допустил малыш, не требовалось. Казалось, все понятно! Старший - молодец!
Назавтра я случайно увидела в портфеле у Альки симпатичный игрушечный мотоцикл. Он сиял лаком и красками. Привлекательная вещица, ничего не скажешь.
Сын завершал уже второй класс. Прошло полгода с того дня, как произошел случай с кражей игрушек в детском садике, о котором, казалось бы, невозможно было забыть! К этому случаю я еще вернусь...
Следуя привычке быть внимательной к "сюрпризам" старшего сына, спрашиваю Алика: "Откуда у тебя это?" - "Мне Вадик подарил..." Молча иду в гостиную, открываю тетрадку с телефонами друзей и одноклассников Альки, набираю номер Вадика К. Он почти сразу же берет трубку. Краем глаза вижу стоящего у двери в гостиную сына, с тревогой поглядывающего на меня.
- Вадик, - говорю я спокойно и даже мягко, - я тебя хотела только спросить, Алька сказал тебе "Спасибо!" за игрушку, которую ты ему подарил?
В трубке растерянное молчание. Слышу громкое сопение не совсем вылеченного от простуды носа Вадика.
- А какую игрушку? Это Вадик явно с трудом старается понять, что это затеяла мама Альки Юрганова.
- Мотоцикл, - так же спокойно отвечаю я и вижу, что Алькино лицо начинает как бы "увядать". Это происходит обычно, когда он попадается на вранье. Опустив глаза, сын проходит в комнату и усаживается в кресло, равнодушно ожидая своей участи.
- А я ему ничего не дарил! Голос Вадика решителен...
Ларчик открывался просто. Оказалось, что Алька заприметил этот мотоцикл в киоске у дома. Игрушка понравилась. Сын решил все просто: взял 3 рубля из домашней кассы.
Называйте случившееся как угодно: "украл", "взял", "позаимствовал", даже "воспользовался служебным положением домашнего банкира, неважно. Это мы с Олегом перечисляли, какие же из этих слов удобнее было бы нам, родителям, употребить, оценивая ситуацию.
...Теперь вернусь к случаю с игрушками, "позаимствованными" Аликом и Игорем из детского садика. Прогуливаясь с Яриком, папа да и я иногда перебрасывали малыша через низкий забор на площадку детского садика. Очень удобно! Сидит пацанчик у песочницы, играет за заборчиком в полной безопасности, а папа, поднявшись на пятый этаж и распахнув окно, если теплое время года, садится за стол и работает. Час выдался, и можно провести его с толком. Надоело Ярику, крикнет: "Папа!"... Тогда-то Ярик и сказал папе, который вытаскивал его из-за заборчика: "Я там в домике... - это летний домик детского садика, куда, если дождь, детки спрячутся и непогоду пережидают. - ...Я видел много-много игрушек! Посмотри, вон там". Малыш тянет отца к забору, но уже с другой стороны, и показывает на окно домика. Папа замечает: на полу большой ящик, а в нем разные игрушки. Видит и небольшой висячий замок на закрытой двери...
Сейчас перед папой тот же ящик и те же игрушки, только в собственном доме. Спрашивает сыновей:
- Вы открыли дверь и взяли эти игрушки, так?
Алик нехотя кивнул. Игорь встал и отошел в сторонку.
- Но там же был замок!
Реплика папы, как пишут в романах, "повисла в воздухе". Дети молчали...
Олег заставил собрать игрушки в ящик, и мы все вместе спустились вниз. Сыновья протиснулись в небольшой лаз в проволочном
ограждении забора, таща вдвоем злополучный ящик с игрушками, и направились к домику. Папа обошел забор с другой стороны. Подойдя с ним туда же, я увидела, что одной петли замка на двери домика нет, вторая сильно погнута, а неподалеку валяется кусок кирпича.
Алька с Игорем распахнули створки двери и поставили ящик с игрушками на место. Когда Алька открывал дверь, Олег показал мне пальцем на лежавшую в траве сорванную с одной из створок двери петлю, в отверстии которой был небольшой замок. Я молча кивнула.
Было уже темно. Наши голоса, возня у домика привлекли внимание сторожихи. Пожилая женщина с озабоченным видом открыла ключом замок в калитке и быстро вышла на площадку. Что-то ворча себе под нос, она так же быстро направилась к домику. В это время Алик с Игорем уже пытались закрыть дверь, но у них никак не получалось. Мы молча наблюдали. Подошла сторожиха. Не заметив нас, она схватила мальчиков за рукава, запричитала: "Ах вы разбойники! Это вы замок сломали?" Тут она увидела и меня с Олегом. Узнала. Недобро проговорила: "Смотрите? Сегодня они у дитев игрушки воруют, а завтра по хатам пойдут?" Ткнув дверь, которая не хотела закрываться и все время распахивалась, сторожиха снова с досадой посмотрела в нашу сторону: "Ну что я теперь скажу Нине Лексеевне?" Махнула рукой, сокрушенно вздохнув: " А вот так и скажу, мол, ваши дети, - она мотнула простоволосой головой в нашу сторону, - все это поломали и хотели покрасть..."
Алька с Игорем спешно умчались домой. Я готова была сквозь землю провалиться. Олег стоял молча и только кивал в такт словам сторожихи. Потом, также молча, поднялся на пятый этаж, домой, взял инструмент, вышел на площадку. Поднял с травы вторую дверную петлю с замком, которую Алик выбил кирпичом, валявшимся неподалеку от двери. Распрямил плоскогубцами петли, оставшиеся на двери. Сторожиха принесла ключ от замка. Папа надежно закрепил шурупами пару петель, вставил замок, запер и отдал ключ сторожихе.
...Ужин прошел в молчании. За кухонным столом сидели только я, папа и Ярик. "С ворами за один стол не сяду!" - решительно заявил папа, и я отнесла Альке с Игорем еду в детскую.
Минут через десять, кое-как проглотив ужин, вернулись с Олегом в детскую. Ярик ушел в гостиную смотреть мультики.
Неожиданно я снова вспомнила слова сторожихи и испытала липкий внутренний жар стыда. Видя сгорбленную фигуру мужа, выражение мрачной ярости на его лице, сжатые в кулаки пальцы, я ощутила такую горькую безысходность, что не выдержала и всхлипнула.
Олег растерянно посмотрел на меня. Я беззвучно плакала, и теперь мне было жалко и себя, и папу, и детей, сидевших неподалеку на полу, у балконной двери.
От правды не уйдешь. Ее неумолимость "просачивается" в твоем беспомощном сморкании в платок. Олег, осторожно прихватив меня за локоть, увлек из детской.
Пришли на кухню. Слышу голос мужа: "Я попробую применить японский метод". Что такое "японский метод"? Я не знала ничего об этом и замерла! Он ушел в детскую и закрыл за собой дверь. Сижу на кухне, прислушиваюсь к каждому слову Олега, выговаривающему что-то там, в детской, провинившимся детям. Гнева в голосе папы я не
услышала, не было и плача детей.
Не выдержав озадачившей меня тишины, я тихонько подошла к двери детской комнаты и прислушалась. Голос Олега звучал отчетливо, гневно и жестко: "Вы поступили гадко. Вы - мерзавцы и заслуживаете сурового наказания. Вас можно назвать только ворами, и вы сами все слышали сегодня от сторожихи. Я, ваш папа, и мама тоже пережили сегодня настоящее горе! У вас есть все, что надо. У вас полно игрушек, но вы хотите забрать себе еще и чужое! Чтобы такое больше не повторилось, я накажу вас".
В комнате детей стало очень тихо. Я увидела, как Олег взял за плечо Альку и поставил его в левый угол комнаты, Игоря - в правый. Затем он сказал: "Слушайте и повторяйте: "Я Алик... Я - Игорь - украл! Я поступил, как вор. Это - позор! Я никогда больше не буду брать чужое!" Дети послушно повторили за папой эти слова несколько раз. Убедившись, что слова раскаяния дети выучили в точности, Олег включил магнитофон. "Здесь час все записывается. Если вы остановитесь, будете болтать или говорить неправильно, придется повторять эти слова еще в течение часа". Сказав это, Олег вышел из комнаты и почти лоб в лоб столкнулся со мной.
"Я прочитал об этом методе случайно, - вполголоса говорил мне Олег, плотно затворив дверь в детскую, иногда прислушиваясь к голосам, доносившимся оттуда. - В семьях японских самураев дурные наклонности детей, едва только обнаруживались, очень сурово искоренялись, но не в этом дело. Здесь должен работать эффект внутреннего резонанса. Они повторяют слова, обозначающие совершенные ими действия, и слово, которым называют человека, совершившего зло. Эти слова, многократно повторяясь, отложатся в разуме, погрузятся в подсознание. Застрянут! Когда соблазн взять чужое вновь возникнет, может быть, им удастся получить предостережение из подкорки?"
Я не могла слушать дальше. До меня доносились слова покаяния, которые дети бубнили, стоя в своих углах. Войдя в гостиную, мы снова уселись на диван, и Олег взял меня за руки. "Таня, я в отчаянии!" - сказал он, взглянув на меня растерянно.
- Мы не можем с тобой справиться с пороками детей. Этим порокам тысячи лет! Дети вырастут, наступит "послезавтра", и кто знает, сумеют ли они избежать поступков, которые будем осуждать уже не мы и не сторожиха детского садика, а Уголовный кодекс. Тогда наказывать будем уже не мы, а милиция, прокурор, тюрьма!"
Я никак не могла сосредоточиться. В ушах стучали слова, повторяемые детьми в комнате.
...Через час Олег зашел в детскую, а вслед за ним проскользнула туда и я. Игорь и Алик виновато смотрели на нас. Гримаса вынужденного раскаяния, наверное, рефрен слов, произнесенных не один десяток раз, могла только казаться искренней. Я смотрела в лицо старшего сына и... не верила ему.
...Мы с Олегом в тот вечер долго не могли успокоиться. Но у жизни свои законы. Назавтра пошла наша жизнь своим чередом. И потом не случалось особых приключений. А примерно через полгода Алька крадет (заимствует? прихватывает?) деньги из домашней кассы и покупает себе в киоске, неподалеку от нашей арки, красивую игрушку!
Слышу его голос: "Мама, не говори, пожалуйста, папе..." Я сохранила это в тайне от Олега, но спустя месяц рассказала. Был какой-то праздник! Мы справили его весело, с друзьями... А тут еще погода настроила на добродушный лад.
Олег молча меня выслушал и воскликнул в сердцах: "Вот засранец! И японский метод ничего не дал! Теперь нам ничего не остается, как быть подозрительными, проверять его постоянно и с надеждой ждать, когда же в его разуме заработают стыд и совесть..."
...Недавно оказалась рядом с Алькиной школой. Случайно. Заходить причин не было. Говорить с учительницей "о том, о сем" не хотелось. Знала, уроки уже кончились, и решила сына дождаться. Вместе домой пойти. Вижу, ватага старшеклассников по ступенькам спускается. Девчонки, мальчишки... Слышу отборный мат. Опешила! Оглядываюсь. Огибая меня, ребята-старшеклассники о чем-то оживленно переговариваются, и мат, как что-то само собой разумеющееся, вылетает из пацаньих губ, легко достигая девчоночьих ушей. Но вот слышу уже их звонкие голоса. Да, тоже мат, такой же, какой слышала у нас во дворе от подвыпивших мужиков. Тут и мой сын появляется. Увидел меня, удивился, обрадовался.
Спрашиваю Альку, почему-то очень тихо: "А на переменках у вас старшеклассники матом ругаются?" Алька смотрит на меня настороженно: "Конечно!" Умолк. Идем, взявшись за руки. Невольно вспомнила эпизод из нашей семейной жизни. Года четыре назад это случилось, когда мой старший сын, вылечившись от инфекционного воспаления легких, вернулся домой из больницы, где пролежал неделю.
В моей толстенной тетради под названием "Амбарная книга", в которую я, как "летописец" жизни наших детей, заносила всякие события, случившиеся у нас в семье, проделки детей, свои размышления, а потом уж и куски глав и абзацев книги, сохранилась запись от 22 октября 1976 года.
...Выписали нашего Алюню из больницы. Попал туда с воспалением легких. Скорее всего, подхватил инфекцию в садике. Может, и мы недоглядели. Теперь он дома и, кажется, все в порядке. Малыши сумели от болезни увернуться, хотя Игорь немного сопливый, но Ярик здоров.
Все бы хорошо, да вот с Алюней у нас приключилась незадача. Пришел он из больницы и всех нас ужасно шокировал своими новыми привычками: стал плеваться как-то по-хулигански, сквозь зубы. Если не получается, сердится и снова пробует сплюнуть, ну, совсем как урка. Нашему мальчику - пять лет, а он ругается "как сапожник"! Я даже не могу записать! Приходит к нему Игореша поиграть, а он ему: "А пошел ты на... " Я ушам своим не поверила. Но очень скоро слышу опять! В общем, подтвердил мне сыночек, что русский мат выучил в больнице отменно! Ярик описался или кушать хочет, Алька кричит мне: "Ну чего это он разоряется? Прикрой ему хлебало!" Это я привожу только самые "деликатные" и печатные выражения. Досталось и мне. Даю сыну чай. Оказалось, что для него горячий. Тут мне сынок и выдает: "... твою мать! Ты что, не могла проверить?" Я думала, что тут же на кухне и кончусь!
Приходит папа. Алюня в полном порядке, но, видимо, у него "нервы сдали", когда кроха Игорь взял у него игрушку без разрешения. Я даже "для истории" не могу привести на бумаге это слово.
Когда папа услышал выражения, вылетающие из ротика нашего "милого мальчика", он побледнел. Никогда такого отборного мата в стенах нашей квартиры мы не слышали, а вот от малолетнего сына довелось!
Замечания, просьбы, уговоры, требования ни к чему не привели. Грязь, казалось, навсегда прилипла к губам малыша, который продолжал выражать свое негодование отборным матом. Досталось от внука и нашей "бабине". После этого поехала она в детскую клинику полюбопытствовать, откуда Алюня набрался этой дряни? Ей говорят: "Да, случается такое. Дети лежат вперемешку. В палате, где лежал ваш внук, были и десятилетние, и шестнадцатилетние мальчишки. Они же просто счастливы, когда могут научить ребенка всяким гадостям".
Ломаем с папой голову: что делать? Приходит к нам девочка поиграть с Алюней. Что-то они не поделили. Алюня ей прямо и без предисловий: "Пошла на..." Это он на "три буквы" послал девочку. Та ничего не поняла, но обиделась и "послание" нашего мальчика запомнила.
Назавтра звонит мне ее мама. Хоть и была она нашей хорошей знакомой, но говорила в сильном волнении. "Татьяна, ты понимаешь, что мне Мариночка рассказала? Твой Алюня посла ее на..." И она решается в точности передать "адрес", куда наш сынуля "послал" ее дочку. Пытаюсь объяснить, покрываясь жарким потом от стыда за своего пятилетнего сына. "Прости, ради Бога, - говорю, - это у нас вроде кори или сыпи..." - "Ничего себе корь." - кричит в трубку приятельница...
Когда мой пятилетний сын снова послал меня туда же, куда и дочку подруги, Олег отшлепал сына. Почувствовав гневную руку папы, сын дня три "держался". Но однажды слышу Алькин громкий шепот: "Игорь... твою мать! Я же сказал тебе..." Тут он употребил слово, обозначающее блудливых женщин. И снова, теперь уже в гневе, но все еще шепотом: "Пошел ты на..."
Игорь, кажется, из услышанных бранных слов ничего не понимает. Однако что-то в эмоциях и, наверное, в лексике Алюни малыша все же смутило. Он отошел от брата и весь день его обходил.
Позвала сына в другую комнату и очень сердито сказала: "Мало тебе было от папы за грязные слова? Ты еще хочешь?" Надулся. сам встал в угол. Но уже минут через пятнадцать, вернувшись в детскую, снова выругался. Хоть шепотом, но я услышала.
Тогда же Олег придумал образ "слова-какашки". Ему показалось, что Алюне можно внушить чувство гадливости, если обозначить используемые им бранные слова именно так. Однако "словесная корь" все не проходила. Я чувствовала, что Олег накаляется. Еще бы! Из садика пришла целая делегация воспитателей с просьбой урезонить матерящегося малыша. Мы с папой были просто в панике!
...Однажды у нас засорилась канализация и мы почти два дня не могли пользоваться унитазом. Взрослые бегали к соседке, тете Гене, а Игорь и Алька снова сели на свои горшки. Как приспичило, старший сын взял кучу игрушек, положил рядом с собой, сидит на горшке, играет. Подходит Игорек, просит машинку и тут же слышит гневное: "Пошел ты на..." Сказал пакостное Алюня - и тут же осекся. Папа сидел на кухне, пил чай и все слышал.
Он подошел к Алюне, сидящему на горшке, спокойно, без гнева, держа большую ложку в руке. Алюня с горшка встал... Я растерялась, видя Олега рядом с сыном, который стоит с голой попкой. Ну, думаю, опять несдобровать... Олег протягивает сыну ложку и говорит требовательно и сурово: "А сейчас ты все это съешь!" Алюня в ужасе смотрит в горшок. Я остолбенела! Папа продолжает: "Ты спокойно употребляешь слова-какашки. Суешь их нам в уши. В доме дышать нечем: ты все время воняешь грязными словами-какашками! Раз так, то теперь покажи нам, что ты сможешь их кушать!"
Потрясенный Алюня смотрел то на папу, то на меня, то на то, что лежало на дне горшка. Машинально взяв у папы ложку, сын тихо, но очень внятно сказал: "Я больше никогда не буду говорить слова-какашки!" - "Посмотрим", - заключил папа и ушел на кухню допивать свой чай.
Действительно, больше мы не услышали от Альки ни одного бранного слова. Вот так "неординарно" Олег отучил старшего сына материться. Это стало и для младших братьев хорошим уроком!
Снова взяла свою тетрадь очень скоро, потому что вспомнила: на этом тема не была исчерпана. Вот запись, датированная уже октябрем 1979 года. ...Ярику исполнилось пять лет. Праздник отшумел, разошлись гости, а мы с папой вспоминаем, что за свои пять лет наш самый младший успел нам продемонстрировать. Может, и некстати, но вспомнили, как принес Ярик с улицы какое-то "слово-какашку". Алюня отвел его в другую комнату и сказал громко и веско: "Хочешь свое говно съесть?" Это слово Ярик уже знал и "ударился" в громкие слезы. Алюня держит его за руку и продолжает: "Если еще раз такое скажешь, папа тебя за-ставит твое говно есть, понял?" Ужас Ярослава был непередаваем!
После разговора с Аликом малыш прибежал ко мне и спросил: "Мама, а "дурак" - это слово-какашка?" Услышав мое "нет", с облегчением вздохнул, ушел в детскую, а через полчаса снова прибежал ко мне консультироваться: "Мама, "болван" тоже не слово-какашка, правда?" Пришлось согласиться и с этим. На этом Ярик решил остановиться. Больше бранных слов мы от него не слышали. Мне кажется, что он будет самым аккуратным в употреблении бранных слов и никогда в жизни не будет грязно браниться!
Конечно, все мы - люди, человеки! Ругаться горазды и для разрядки, и "для смеху". Когда вокруг эпидемия мата, о профилактике можно только мечтать!
Наш приятель Володя Б. ругается так сочно, естественно и беззлобно, что понимаешь: он не столько ругается, сколько просто называет буквами русского алфавита такие внутренние свои состояния, которые, по-видимому, передать приличными словами просто не в силах! Ну, а раз ему это не удается, значит, надо брать "напрокат" слова бранные, "соленые", чтобы достичь нужного ему "эффекта". Конечно, эффекта, "нужного" для него, а не для собеседников! Так наши с Олегом терпение и снисходительность приносятся в жертву привычке Б. легкомысленно браниться.
Олег дома никогда не матерится. То, что он умеет ругаться "на все этажи", я знала только по его рассказам. В "оригинальном" исполнении никогда не слышала, но убеждалась не раз, что в гневе или в ярости, а я знаю, что это такое у мужа, "чистоту речи" он блюдет по двум причинам: дома я - женщина, а рядом - дети.
Сама я никогда не испытывала потребности грязно выругаться. Честное слово! Говорю как на духу, хотя все мои сверстники, не комплексуя, использовали площадную брань "под настроение". Мой бранный лексикон я могу привести хоть сейчас. Тут же честно готова признаться, что пользовалась этими выражениями при детях, словесно реагируя на не понравившиеся мне проступки сыновей.
Итак: "паршивец", "мерзавчик", "бесстыдник", "негодник", "за-сранец", "балбес". Негусто? Мне достаточно. То ли темперамент у меня был не слишком горячий для более крепких выражений, то ли я не очень ясно представляла себе, какое бранное слово лучше всего подходит к каждому конкретному случаю. В общем, ограничивалась я именно этим набором гневных слов.
Олег до восьмилетнего возраста Алика ругал его за проделки такими же словами. Мне кажется, что слова "засранец", "балбес", "паршивец" и даже "мерзавчик" я позаимствовала все-таки у мужа. Не потому, что у самой фантазии не хватало, а просто от природной своей лени к ругани. Страшно не люблю ссориться. Гнев у меня уходит в крик или, наоборот, в молчание, даже в слезы, но не в бранные слова.
Олег признавался мне, что в годы своего детства бранные слова усвоил от отца и тех "однопалатчан", с которыми общался в больницах и санаториях. Конечно, и мой отец ругался "по-черному". Мать? Ввернуть "словечко" она умела тоже. Я не раз попадалась под ее "горячее слово"! Ну, а родители мои эти "сокровища" черпали из одного источника, поскольку "...вышли мы все из народа!".
Случай с Алькой еще раз показал, насколько прилипчивы самые гнусные бранные слова, как трудно их выкорчевывать. Разговоры о принадлежности мата к культуре народа меня не утешают. Но и глянец наводить на каждого из нас - бессмысленно. Ругались, ругаемся и... будем ругаться! Потому что бранные слова действительно обладают способностью лаконично охарактеризовать человека, совершившего проступок, не говоря уже о странном "терапевтическом" эффекте матерщины...
Однажды решил папа объяснить сыновьям смысл гневных слов, периодически звучавших в нашем доме вслед за плохими поступками детей. Посадил сыновей на кухне и попросил меня помолчать. Я еле сдерживалась от подступавшего смеха. Папа, наоборот, - сама серьезность! Правда, под его лохматыми бровями заметила не очень уж уверенные глаза, "схваченные" краями напряженно прищуренных век.
- Я вас ругаю, и вы знаете за что, верно? Папа испытующе посмотрел на детей.
- Конечно! - это с решительной готовностью за всех братьев произнес Алик. Игорь ограничился кивком. Он был уверен, что сейчас за ним нет никаких грехов. Папа совсем недавно похвалил его за отлично вымытый пол на кухне. И у него даже "Орден Благородной Бригантины". Так что беспокоиться не о чем.
- Я ругаю вас, - продолжил папа, - и при этом использую слова, которые называются плохими. Когда такими словами называют человека, всем становится ясно: он сделал что-то плохое!
Наблюдаю дальше. Пока вроде все ясно! Смотрю на Алика, Игоря, Ярика и снова едва сдерживаю смех. Сидят, как послушные студенты.
- Вот я говорю "мерзавец!" - почему-то глубоко вздохнув, продолжил папа. - Это значит, что я поступок считаю мерзким, противным, грязным и самого человека - таким же!
Олег красноречиво сморщился, передернул плечами, почему-то вытер указательным пальцем губы, которые скривились в брезгливой гримасе. Дети неотрывно смотрели на отца, и в их мимике, как мне показалось, появилась тень такой же брезгливости.
- Например, Алик ударил Игоря. Брат поднял руку на брата! Как это можно назвать?
- Мерзавец! - послушно и очень четко произнес Алик. Игорь охотно кивнул, почему-то погладив свой чубчик. Может, шишку вспомнил, след Алькиного удара гантелькой. Шишка долго была заметна. Торчала, как у знаменитого Единорога, прямо посередине лба!
- "Скотина", - продолжил папа, - оскорбление серьезное. Но я хочу, чтобы вы поняли его смысл. Животное наподобие грязной свиньи или упрямого осла ведет себя так, что противно смотреть! Оно лишено разума, не понимает слов, подчиняется только плетке или палке!
Я невольно посочувствовала нашему папе. Объяснять восьми- и семилетнему пацанчикам смысл этого малосимпатичного слова вовсе не следовало. И не потому, что они его не поймут. Может, даже и поймут! Но когда услышат это слово в свой адрес, все равно не будут готовы "оскорбиться". Планка их совести еще низка, смысл человеческого достоинства пока осознан слабо, а понятия "честь" и "благородство" для них чаще всего - пустой звук!
Папа, почуяв мое противоречивое настроение, сказал: "Три дня назад Алька по расписанию, - папа ткнул пальцем в красиво раскрашенный им "График дежурств на кухне", - мыл пол на кухне. Веником не подмел мусор, оставив огрызки, шелуху, бумажки. Налил воду и стал мусор мокрой тряпкой загонять по углам".
Что было, то было! Я тогда рассердилась, прогнала сына из кухни и все сделала сама. Муж этот случай и припомнил нашему ленивцу. "А теперь представьте. Если бы мама не убрала грязь, что бы случилось? Прихожу я и вижу грязь! А назавтра уже чувствую вонь! Почему? Грязь стала гнить!"
Тут уж папа явно "пережал". Такого у нас никогда не случается. Но вижу глаза Олега, мол, помолчи, дай возможность "убедить иллюстрацией". Молчу...
Вдруг Игорь радостно крикнул: "А мы в прошлом месяце на свиную ферму ездили! Так там такой запах жуткий!" - "Вот! - подхватил папа, с благодарностью глянув на сына. - Мы - люди, но если поступаем, как скоты, то так и надо нас называть, чтоб стыдно было!"
Все остальные бранные слова, которые комментировал папа, вызывали улыбку и даже смех. Больше всего рассмешило детей то, как папа объяснял слово "балбес". "Самым первым хулиганом, - сообщает папа, - для которого все нипочем, был черт, или его называют еще и "бес"! Сущая беда для людей! Вот и у вас так происходит. Посадят вас за стол, а вы скатерть сдернете, чашку разобьете. Сядете за уроки, задачку внимательно не прочтете, а уже начисто писать в тетрадь начинаете. Сто раз вам говорено: реши сначала на черновике, а вы за свое! И что же? Ошиблись - и тут же исправлять начинаете. Здесь же, в тетради. Накорябаете, клякс наставите, ну совсем как бес копытами прошелся или рогами своими, которые в чернила окунул!" Дети хохочут.
И тут Алька, у которого явно есть "лингвистическая шишка", спрашивает: "Папа, а ты ведь нас ругаешь и говоришь не "бес!", а "балбес!" Папа слега теряется в поисках толкового объяснения, смотрит на меня, но я - пас! Чего не знаю, того не знаю. Но папа - человек находчивый, не растерялся перед такой неожиданной провокацией.
- Ну, это все равно, что назвать тебя Олег, Алька, Алюня... Бес - это как бы его основное имя, как твое имя Олег, а уж варианты - по настроению...
Все смеются, и я тоже. Остались слова, которые папе явно не хочется комментировать, но тут уж я показываю свой "вредный" характер. "А расскажи нам про слова "сволочь", "подлец". Растормошенный смехом Алька подхватывает мои слова. Теперь он чувствует какую-то приятную размягченность, ведь слова, которые, бывало, носились во-круг него, как осы, угрожая ужалить, оказались такими смешными и совсем не грозными.
Папа на миг задумался. Он красноречиво посмотрел на меня, мол, не встревай!
- "Сволочь" происходит от слов "волочь", "тащить". Бывает, ко-гда мусор, грязь убирают, люди пачкаются. Они стремятся избавиться от грязи, но она, грязь, их пачкает! Они спешат поскорее грязь сволочь (тут папа изменил ударение, поставив его на втором "о"), убрать, очиститься от нее. И когда человек кричит в гневе: "Сволочь!", он называет дурного человека той грязью, которой можно испачкаться, а проступок его называет грязным, неприятным для всех остальных людей.
Конечно, я вовсе не была уверена в правильности "этимологии", приведенной мужем, но его убедительная речь произвела на детей впечатление. Они молча слушали, и уж не знаю, что в эту минуту себе представляли. Однако вскоре я убедилась, что Алик это бранное слово особенно невзлюбил.
Приятель Альки Саша из соседнего подъезда не вступился за него, когда расшалившиеся мальчики из соседнего двора на год-два старше нашего сына стали играть в футбол... Алькиным портфелем. Порвалось днище, вылетели тетради, рассыпались страницы учебника, поломались пенал и карандаши.
- Знаешь, мама, - сказал сын с чувством, - Сашка - просто сволочь!
Я рассказала мужу об этом случае, он позвал Сашку к нам домой. Закрыв дверь в гостиную, долго с мальчишкой о чем-то говорил. Потом, отпустив его, пришел в детскую и спросил у Алика: "Теперь ты знаешь, что такое "сволочь"?" Сын согласно кивнул, повторив еще раз слова, сказанные мне накануне. "Это страшно, когда человек - сволочь! - убежденно сказал папа и добавил: - Такой человек становится опасным для окружающих..."
Действительно, мне приходилось слышать, как вылетают из уст мужа слова, адресованные детям: "подлец", "негодяй". Часто трудно было усомниться в справедливости звучащей брани и его гнева. Не сомневаюсь и в том, что такая словесная плетка бьет действительно больно.