Анна Петровна твердо решила, что в этот раз на продажные выборы ни за что не пойдет, хотя обычно она в качестве партийного наблюдателя допоздна просиживала на своем участке и вообще слыла ярой активисткой.
Дело в том, что в разгар предвыборной кампании в парткоме случился скандал - один из секретарей уворовал партвзносы, а потом еще заявил, что на самом деле все партии подкармливает Кремль, а вся оппозиционность только для вида. И вообще, мол, электорат - это такое животное, которое нужно кормить обещаниями строго по расписанию: раз в четыре года, да и то лишь для того, чтобы он смог прийти к урнам и проголосовать в них так как надо. Он еще много чего наговорил о пластмассовой демократии, когда его исключали из партии, а неделю спустя стал функционером другой.
Вся эта история явилась для Анны Петровны ударом, который она переживала с трудом. А бывший секретарь разразился серией статей, где не стесняясь рассказывал обо всей подноготной внутрипартийной жизни. Некоторые из откровений перепечатывали даже в центральной прессе. После такого Анна Петровна в отчаянии сожгла свой партбилет, сорвала все партийные плакаты со стен в своей комнате, даже небольшой гипсовый бюст вождя разбила об угол тумбочки и напрочь отказалась принимать участие в этой "управляемой демократии".
Но телевизор и прочие СМИ нагнетали, и месяц предвыборной гонки измотал совершенно. Эфир бурлил от накала теледебатов, а газетные страницы страшно даже было развернуть от обилия компромата и черного пиара. Будущие слуги народа, а пока просто кандидаты, в одночасье озаботились своим имиджем и вовсю окучивали электорат, внушая, что жить стало лучше, жить стало веселей и все это лишь благодаря им. Государственные мужи с телеэкранов изо всех сил любили народ и с пеной у рта выясняли, кто больший патриот. Но Анна Петровна была почти уверена, что все депутаты - просто грязное сборище продажных людей. Их цель - выгода, их желания - пошлость. Как пошутил один политтехнолог из телевизора: "Мы должны быть рады, что политики столь остервенело рвутся к власти. Это означает только одно - у нас в стране еще не все разворовано".
Очевидно, кандидаты были с ним вполне согласны и с воодушевлением задавали тон предвыборной кампании, от которой лихорадило всю страну. Каждый настырно желал довраться до власти. Политиканам вовсю подпевали столь же продажные поп-звезды и прочая медиа-шалупонь. "Это ваш выбор!" - заклинали телерожи с такой самоуверенной интонацией, что становилось ясно - никакого выбора нет и быть не может. Чудилось Анне Петровне будто наглый наперсточник гоняет шарик по столу и, точно зная что тот у него в руке, еще нагло спрашивает: "Где он? Делайте ваши ставки!" Еще бы, все эти лохотронщики точно знают: людьми так легко манипулировать, если внушить им, что они делают всё по собственной воле.
Итак, Анна Петровна для себя решила окончательно: выборы - это глупый, а иногда и вредный ритуал, а бюллетень - ничего не значащая бумажка. Все равно голоса подсчитают так как надо, а не так как на самом деле. В общем, голосуй - не голосуй, все равно получишь х..., ведь все давно решено, так что выходить из дома вовсе ни к чему.
Однако в день выборов проклятый зомби-ящик нагнетал особенно ожесточенно, и от работы этого телеохмурителя страшно трещала голова. Весь день верещали ненавистные телерожи, и говорящие головы чуть не каждую минуту наперебой разъясняли зачем надо идти на выборы. То и дело на экране мелькали политики, которые показывали пример явки и демонстративно голосовали сами за себя. От этих рож мутило, и Анна Петровна выключила телевизор. Но теперь из радиоприемника доносилось те же воззвания прийти на выборы. В запале Анна Петровна вырвала вилку. Но тут же выяснилось, что по улицам разъезжают машины с громкоговорителями и тоже призывают, доказывают как важен каждый голос. Анна Петровна закрыла форточки, задернула шторы. Но тут начал надрываться телефон. Звонили из ЖЭКа, просили прийти проголосовать, за что обещали бесплатный сеанс в кино, дешевый буфет и распродажу подушек и пододеяльников прямо на участке.
Это было уже слишком. Анна Петровна вышла вон из квартиры. На площадке она по привычке открыла почтовый ящик, из которого вывалился целый ворох листовок. На них были все те же призывы и те же рожи. Спасаясь от них, Анна Петровна выскочила во двор. Но там сосед-алкаш с упоением рассказывал, как после вчерашнего он пришел в себя только к обеду, но все же сходил на выборы, получил бутылку, проголосовал как надо и теперь был абсолютно доволен, вовсю пропагандируя демократию. Вдобавок из раскрытых окон орали телевизоры, где патриарх Христом-Богом молил, муфтий Аллахом, а президент во имя демократии просил исполнить свой гражданский долг. Даже собаки, казалось, тявкали о выборах и ветер шуршал листвой деревьев о том же. В конце концов Анна Петровна поняла, что если не волеизъявится, то просто сойдет с ума.
Ближе к вечеру она не выдержала. Наскоро натянула пальто, взяла паспорт, вернее оба. Кроме российского непонятной темно-бордовой расцветки документа, она постоянно имела при себе и краснокожий советский паспорт, оскверненный милицейским дыроколом и вообще с неким презрением относилась к паспорту "этой страны", считая себя гражданкой могучего СССР.
По улице забитый реформами телепослушный народ понуро брел к урнам, точно скот на добровольное заклание. В глазах рябило от обилия различных рекламно-политических плакатов, которые были расклеены буквально всюду: на столбах, деревьях, стенах, дверях. Повсюду скалились наглые рожи кандидатов, а огромный аляповатый плакат установленный на самом видном месте гласил: "Все на выборы!".
У входа на участок скучали милиционеры, в самом здании звучала развеселая музыка, члены избирательной комиссии травили анекдоты, наблюдатели равнодушно зевали. Разношерстная публика живо волеизявлялась в урну. Небрежно вертя на пальце брелок от крутой иномарки, без очереди пролез какой-то нувориш в спортивном костюме. Едва получив бюллетень, он тут же поставил галочку, опустил его в урну и важной походкой направился к выходу. На возмущенный ропот ему было абсолютно плевать. Какой-то старый дед, заплутав в огромном списке партий, никак не мог понять, куда же ставить галочку. Одни советовали сюда, другие - туда. В итоге дед наставил галочек по всему периметру и с чувством выполненного долга отправился домой.
Анна Петровна в своем заношенном пальтишке отстояла очередь за бланком, зашла в кабинку и плотно зашторилась. Выложив на столик бюллетень, она принялась внимательно его разглядывать. Вот они, ублюдки-претенденты. Все как один - по спискам. Все теперь в ее руках. Наконец-то! Теперь она может выразить все, что думает по поводу всей этой продажной власти. И почему галочку не напечатали сразу там, где надо? Вот это был бы апофеоз управляемой демократии.
Первоначально Анна Петровна хотела поступить как некоторые ее знакомые, которые просто уносили с собой чистые бланки, "чтобы врагам не достались". Но затем передумала. Еле сдержав протестующий вопль, она судорожно, обеими руками скомкала бюллетень и уже была готова порвать его на сотни маленьких клочков, однако нашла в себе силы сдержаться. Нет! Такого этим ублюдкам мало! Удовольствие надо растянуть - следующего раза еще четыре года ждать. Тщательно разгладив бюллетень - благо, что бумага оказалась крепкой, Анна Петровна взяла ручку и принялась старательно зачеркивать одно название партии вместе со списком лидеров за другим. "Вот вам! Вот вам! Вот вам!" - почти выкрикивала она с каждым взмахом руки. В упоении собственной властью Анна Петровна не сразу заметила, что текст стал неразличим, а на листе и живого места не осталось, кое-где он был разодран до дыр.
Вдруг Анне Петровне показалось, будто за ней кто-то наблюдает. Она с трудом нашла в себе силы остановиться и тут только она обнаружила, что тяжело дышит, будто после долгой пробежки. Сердце бешено стучало в ушах, к лицу прильнула кровь, руки наполнились необычной силой. Анна Петровна огляделась кругом, но ничего не заметила: все было словно в тумане. Тогда она еще раз для верности перечеркнула бюллетень крест на крест, затем вдоль и поперек, но это было еще не все.
В отличие от прочих избирателей, кроме паспорта Анна Петровна прихватила с собой еще и ножницы. Достав их из кармана пальто, она принялась уже ими остервенело кромсать бумагу. "К черту всех этих уродов! Не мешало бы скинуть атомною бомбочку в район Охотного ряда - вот бы народ порадовался!" - еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, твердила Анна Петровна. Лишь когда бланк превратился в безобразное конфетти, она опомнилась. Так не годилось. Протест надо было выразить до конца. Переведя дыхание, Анна Петровна принялась складывать изуродованную бумагу. Теперь предстояло самое главное: подойти к урне и запихать в ее узкую щель свое послание.
Вот она, урна, оставшаяся еще с советских времен: обшарпанная, красная, с гербом СССР. Анна Петровна украдкой заглянула в щель. Ей чудилось, будто прямо за ней и скрываются все ублюдки, страстно требующие ее голоса. "Вот вам мой голос! Получайте же! Иной возможности докричаться до вас нет!" - неслись в голове мысли, однако запихать изуродованную бюллетень в щель оказалось не так-то просто. Урна словно не желала заглатывать уродца. Анна Петровна с неистовством пихала бумагу в щель, уже в слух приговаривая: "Нате, подавитесь! Нате, подавитесь! Чтоб вам пусто было!" Она так увлеклась, что лишь спустя минуту заметила, как на нее изумленно смотрят граждане, желающие опустить своей уверенной рукой заполненные бюллетени, а наблюдатели о чем-то оживленно переговариваются.
- Н-да, - протянул один из наблюдателей, - когда электорату предоставляют возможность думать самостоятельно, он перестает думать совершенно. Демократия нашему народу противопоказана.
- Как ни странно, кроме тех, кто голосует вот так, - не согласился другой. - Эта тетка как раз имеет свое мнение, в отличие от прочих.
- Может, народовластие и хорошо, да только народа в России нет, - вмешался третий.
- А чего есть?
- Быдло. По поводу Чечни уже должно было быть восстание, а уж из-за реформ всяких - революция. Где она? Власть проверяет - и так и сяк народ натянут, а он лежит как труп. Трупы лежат пока их не съедят черви. Там где нет народа, есть быдло, а зачем быдлу жизнь улучшать?
- Это вот правильно. Бороться надо не с властью, а с рабством. Все давим и давим по капле, а выдавить не можем. Так что откуда не быдлу взяться? 70 лет лгали...
- Нынешняя ложь страшнее, потому что наглее.
- Да ну вас, оппозиция хренова, - махнул рукой первый наблюдатель. - Опять за свое. Чего ж вы сами в этом балагане участвуете?
- А то не знаете - им бабки надо отрабатывать.
- А вам не надо? Я не о том сказать хотел. У нас даже не охлократия, а быдлократия, потому что когда народу дают абсолютную свободу, он превращается в абсолютное быдло.
- Вот-вот, а в борьбе с народом власть как раз и опирается на толпу. Не для нас эта демократия. Как говорится, глас народа и Христа распял.
- Тьфу ты! А еще коммунист.
- Да что вы все заладили: быдло, толпа? Просто всем наплевать на власть, а власти наплевать на всех. Скоро как у этой тетки будет в головах: "Мы для вас - никто, но и вы для нас - никто. А тогда с какой стати мы должны вам подчиняться?". И тогда уже не бумагу кромсать начнут.
- Чем болтать, взяли бы ее и пристыдили. Или вон, милицию вызвать.
- Да ну ее, связываться. Еще ножницами пырнет. В протоколе отметим - и достаточно.
Тем временем Анна Петровна все-таки пропихнула бумагу в урну и направилась к выходу. На лестнице ее кто-то окликнул, но, заметив полубезумный взгляд, шарахнулся в сторону.
На улице уже стемнело. По впалым щекам Анны Петровны катились слезы. Она громко шмыгала носом, наконец принялась подвывать. А в глазах с плакатов маячили все те же ненавистные рожи, и некуда от них было спрятаться. Тогда как-то дико взвизгнув, Анна Петровна выхватила ножницы и принялась ими с наслаждением раздирать листовки на ближайшей тумбе. "В морду! В морду их всех!" - уже во весь голос кричала она. Попадись ей под руку живые кандидаты - заколола бы не задумываясь. Досталось всем, фотографии кандидатов были искромсаны до неузнаваемости. Однако выходка Анны Петровны осталась незамеченной. Тогда она подбежала к другой тумбе и там раскромсала все плакаты.
Какой-то прохожий попытался было ее остановить, но что он мог сделать с обезумевшей теткой? Она вырвалась, уколов его ножницами, и направилась к забору, где было наляпано с полсотни одинаковых плакатов. Все разодрать она не успела, так как на сей раз ее приметил патруль. Двое ментов выскочили из бобика и попытались скрутить Анну Петровну, но она вновь воспользовалась ножницами. "Сука! - заорал один из ментов выхватывая дубинку. - Она мне чуть глаз не выколола!" И оба стража порядка принялись дружно охаживать Анну Петровну гуманизаторами.
В одиночной камере, куда на ночь поместили Анну Петровну, она тихо сошла с ума, перед этим в кровь содрав все ногти об листовку одного из кандидатов, намертво пришпандоренную к двери.
После курса лечения ей стало значительно легче, и не мудрено, ведь психушка - единственное место, которое выборная лихорадка обходит стороной, а психи - единственные люди, избавленные от гражданской обязанности голосовать. Психиатры предусмотрительно запрещают смотреть телевизор и вообще контактировать с внешним миром на все время агитации. Наверное поэтому во время выборов лишь здесь можно встретить нормальных людей.