Все повторяется на свете, почему не повторяется человек...
Наконец после всеобщего ожидания и с опозданием почти на 2 недели Оля родила девочку. Случилось же это в те недавние времена, когда до родов не знали пола ребенка, а счастливых отцов не пускали немедленно к их женам-матерям, будто бы беспокоясь о чистоте. На самом же деле стафилококк царствовал в больницах и родильных домах, а отделения безуспешно закрывали на чистки.
Обычно не принято давать имен детям сразу же после рождения, однако для новорожденной имя уже заготовили. Папу ее звали Александр, Саша, Алекс, что так обычно для славянской и англо-саксонской среды. Семейный матриархат в лице жены Ольги и ее мамы Анны Николаевны, урожденной Павловской, очень элегантно убедили Алекса согласиться с именем Полина, Полечка в честь прабабушки, мамы Анны Николаевны. Алекс, честно говоря, мечтал о мальчике, и в случае его рождения хотел назвать его Дмитрием, женщины же остановились на Эдуарде. Но родилась Поля, Полина Александровна, тезка ее прабабушки Павловской Полины Стефановны.
Известно было, что Павловские происходили от старинного польского рода, в который затем в конце 19го и начале прошлого 20го веков обильно вливалась кровь русская и еврейская. Спустя же почти столетие, как требовали правила игры тех непростых лет, а когда ж в империи они бывали простыми, по паспортам все Павловские традиционно писались русскими. Русской была записана и новорожденная Полечка. Когда ее привезли домой, бабушка Аня, заглядывая внутрь завернутого одеяла, тут же воскликнула-Вылитая прабабушка! На что утомленная родами Ольга ответила-Изменится еще, они быстро меняются. В пеленках, стирках и бессонных ночах пролетали первые месяцы. Как то вечером Анна Николаевна пересказывала валящейся с ног Ольге рассказ прабабушки Полины Стефановны о ее детском сне.
Ее детский сон был навеян отцовским рассказом, вычитанном им из какой-то газеты.
А снился ей дом детства, немного другой, чем в действительности. Одноэтажный с гладкими кремовыми стенами и всего тремя-четырьмя окнами. Он стоял в сосновом бору, светлом, пронизанном лучами солнца. А солнце во сне было яркое-яркое. Лес стоял напоенный ароматами разогретой хвои, смолы, и кружил, как и наяву, голову. Мама рассказывала, что у городских жителей в сосновом лесу обычно кружится голова и хочется спать, как от снотворного. Мама говорила, что в сосновом лесу столько кислорода, что он то и кружит голову отвыкшим от него горожанам.
А дорога к дому вела через песчаный пригорок, на котором росла одинокая, отделенная от всего леса, сосна или будто бы сосна, дерево почему-то больше похожее на старый дуб с узловатыми корнями и толстенным стволом. И вдруг...Да-да, вдруг на стволе появились глаза, даже не глаза, а один глаз, огромный с плавающим зрачком, странный и страшный глаз! Когда она присмотрелась, то это был даже и не глаз, а глаз-рот! И веки глаза были губами рта! От страха сердце ее во сне заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди.
-ЛАОТОНВАЛО!!!-пронеслось во сне. Это таинственное слово, от которого кровь стыла и спина немела от холода, первый произнес отец, вычитав о нем в газете. Лаотонвало жило в Африке, где же с таким именем можно еще жить! Оно поедало людей. Почему нет? Если есть цветы, поедающие насекомых, почему нет деревьев, питающихся людьми? Тогда наяву после отцовского рассказа ее поразил средний род этого чудища. Не он, не она, а оно...И звучало оно, как нечто колдовское, первобытное, варварское, египетское. Но во сне Лаотонвало оказалось еще коварнее. Ее стало неудержимо словно магнитом тянуть к дереву. Наверное подобное ощущение испытывает кролик, идущий в пасть удава. Рот-глаз двигался, раскрывал губы, ветви как руки шевелились, предвкушая новую жертву. Мысль ее была занята как бы попасть домой, обойдя страшилище, ведь дом то был рядом на виду, а ноги не слушались, вели ее напрямую к зловещей пасти.
В поту и с колотящимся сердцем она проснулась. Ей показалось, что она даже кричала во сне. ЛАОТОНВАЛО! Впечатление было настолько сильным, что дерево-чудовище снилось ей потом много лет подряд. Прабабушка Полина росла скрытной девочкой, и ни маме ни папе ни единым словом не обмолвилась она об этом сне. Только дочери своей Анне рассказала спустя годы после того, как уж сон перестал ей сниться, да в таких красках, что и Анна Николаевна помнила этот мамин рассказ всю жизнь.
Через три года волею судьбы молодая семья Павловских-Поликарповых оказалась в Австралии. Саша подписал контракт с Сиднейским университетом, надеясь затем продлить его, как делали многие. Он был бы непрочь и остаться на пятом континенте бессрочно. Почему нет? В те годы мир вдруг раскрылся, стало модным передвигаться по свету и часто менять место своего жительства. Ольга невероятно тосковала по матери, но только еще через долгих четыре года удалось вызвать ее в гости. Постаревшая Анна Николаевна, а у детей и пожилых каждый год идет за несколько, ведь скорость на подъеме и спуске меняется, еле живая после суточного перелета, не знала к кому броситься вначале-к дочери или к внучке. После первых объятий и поцелуев Саша понес ее вещи к машине, и через мгновение они уже неслись по хайвэю в Сидней.
-Олюшка, Поленька, смотрите. И она, не выдержав, вытащила из дорожной сумки старый альбом с черно-белыми, но уже пожелтевшими от времени фотографиями.-Мистика, какая-то!-воскликнула Ольга. На одной из старинных фотографий была запечатлена девочка-точная копия ехавшей сейчас в машине Поли. Поля рассмеялась-Это когда вы меня так смешно сфотографировали? А Ольга все не могла успокоиться-Это ж надо, даже прическа та же самая! Почему то Ольгу больше всего поразило сходство причесок.-Ну я понимаю, лицом похожи, но также косу заплести, как 70 лет назад! Анна Николаевна и Ольга в конце концов сошлись во мнении, что Ольга когда-то видела это фото и подсознательно сделала такую же прическу, которая была у маленькой прабабушки Полины Стефановны.
Полине Стефановне пошел 80-й год. Она мирно жила в глухом провинциальном городишке Резекне, что в Латвии на самой границе с Россией. Прежде в Российской империи местечко это именовалось по-русски Режица. Но империю с годами перестали именовать империей, а местечко изменили на национально-латышское Резекне. Жизнью же назвать существование прабабушки Полины было трудно, да что делать, называли так это течение времени и бытие в нем миллионы страдальцев от Балтики до Тихого океана, и от северных морей до закавказских и среднеазиатских рубежей. Другого и не ведали.
У Полины Стефановны не было гражданства. Латвия считала ее русской, а Москве были глубоко безразличны старые изношенные люди, молодых то в ту пору клали без счета от Афгана до Чечни. И так она поскрипывала, перебивалась без гражданства и пенсии, а существовала на подачки от соседей. Соседи же подавали не от жалости или избытка, самим бы выжить, а по другой причине. Анна Николаевна, несмотря на свои трудности и бедствия вечных революций, а в 67-м даже тема сочинений была-есть у революции начало, нет у революции конца, исхитрялась пару раз в год приезжать к одинокой, но гордой матери. Она везла ей в конверте зеленькие, то 100, то 150, и это на пол года. Давала соседям. Те сразу же доллары забирали и в тот же день меняли на рубли, нечего было с долларами делать в Резекне. А вместо этого они приносили старушке Павловской то яйцо от своей курицы, то картошечку с участка. Полина Стефановна же не была злой, а благодарила за все, только империю она непременно называла мачехой, наверное в ответ на родину-мать, которую полагалось любить всем ее гражданам. Да не была прабабушка ничьей гражданкой...
В Резекне в декабре вступила в свои полные права зима с морозами и ветрами. Полина Стефановна постоянно мерзла, последние годы топили плохо. Она сидела, укутавшись в фамильную пуховую шаль и смотрела телевизор, концерт, посвященный одному из нововведенных праздников. Кто-то постучал в дверь. Соседи звали ее к телефону, в целях экономии она давно уже закрыла свою телефонную линию. Звонили из Австралии.
В Сиднее в эти декабрьские дни стояла тяжелая влажная жара, лето было в разгаре в перевернутом мире. Полечке исполнилось недавно 8 лет. Она часто отвечала на бабушкины вопросы по-английски. В этот воскресный жаркий день можно было отдохнуть от школы, и Полечка пошла наверх на второй этаж, в свою любимую комнату, полную игрушек. Сон сморил ее неожиданно посреди игр. Ольга с Анной Николаевной расположились в салоне на первом этаже. Ненавязчиво гудел кондиционер. Ольга пила спрайт со льдом, а бабушка налегала на фрукты, наслаждаясь австралийским киви и дыней. Разговаривали мало, слушали через компьютер фуги Баха. Саша сидел в своем кабинете, писал очередную статью. Для него, как для истинного ученого, и воскресенье не было выходным днем.
Вдруг сверху из детской раздался душераздирающий крик. Вместе в самых страшных ожиданиях кинулись наверх мама и бабушка.
Полечка сидела в постели и плакала.-Что, что случилось, моя маленькая?-Ольга обняла ее.-Ла, ла, ла...-у малышки не попадал зуб на зуб.-Что, что? Я не поняла. Успокойся, дочурка.-Лао, лао...-На выпей воды и расскажи спокойно, что тебе приснилось. Это же сон, только сон.-Полечка расплескивала воду на кровать и никак не могла придти в себя-Лаото, лаото..лаотон...-Ольга глянула на мать. Анна Николаевна оперлась о низкую спинку кровати, побелев, как мел, став неотличимой от стены.-Что с тобой, что с вами?-кричала уже в нечеловеческом испуге Ольга.-ЛАОТОНВАЛО!-наконец произнесла Анна Николаевна.-Да, да, да!!!-захлебываясь слезами, подхватила Полечка-оно! Откуда ты знаешь?-Вы, что с ума сошли?-воскликнула Ольга. Анна Николаевна осела на кровать, лишившись сил, и положив ладони на лоб внучки.-Оленька, сходи вниз и принеси чего-нибудь успокаивающего полегче. У меня в сумочке есть кальмневрин, в таком темном пузыречке. Пожалуйста.- Поленька постепенно начала успокаиваться.-Оно было живое?-спросила ее бабушка.-Да, да, такой огромный эвкалипт с пастью. А откуда ты знаешь?-Я все знаю, я старая. А еще чего было?-Я хотела убежать, а оно не давало. Как бы это сказать?-Гипнотизировало?-Да, я вспомнила это слово-hypnotize.-Ну, ладно, ладно, это ведь только сон, правда? Иди успокойся, умойся. А мы с тобой сходим по Сиднею прогуляемся, я думаю, жара уже спала.-
Поздно вечером, когда Поленька уже уснула, Анна Николаевна говорила Ольге-У нее это может повториться. Мистика какая-то. Я до сих пор в шоке. Не верится! Фантастика, фантасмагория!-Да скажи, наконец, что произошло? Что это было?Я боюсь, боюсь за нее.-Пока не знаю. Но ей снился сон один к одному похожий на сон, который мучил долгие годы ее прабабушку мою маму Полину Стефановну.Только с местным австралийским колоритом, эвкалипт вместо сосны.-Как же это возможно? Ведь это было почти 70 лет назад.-В том то и дело. И это не самое главное. Ты знаешь, нет в это невозможно поверить! Она полная копия Полины Стефановны из Режицы. Как бы прабабушка номер 2.-Надо рассказать Саше.
Выслушав рассказ возбужденных женщин, жены и тещи, Алекс сказал-Надо будет сделать генетический анализ. У меня есть товарищ в университете на генетике, я договорюсь.-Вопрос, как ты возьмешь материал? Поедешь на край света в Резекне? И что это даст?-Почему нет. И тогда Саша набрал телефон Полины Стефановны.
Месяца через два австралийский лайнер приземлился в Москве. Не теряя ни минуты, Алекс взял такси до Рижского вокзала. Слава богу с билетами проблем не было. Уже через час сидел он в поезде Москва-Рига и с изумлением смотрел в окно на подмосковные леса, с изумлением человека прилетевшего с другого края света. Стемнело. А рано утром было Резекне. Он почти не спал, боялся проспать. Рассветало как то серенько по-туберкулезному. Отвык уже от серых цветов под жгучим австралийским солнцем, а ведь несколько лет назад он жил в этом и жил этим, и не знал другой жизни. Быстро привыкаешь и отвыкаешь тоже.
С трудом он вытянул на платформу огромную дорожную сумку, в аэропорту немало за перевес заплатил. Но как же, по-другому нельзя. Подарков насовали австралийских. А главная вещь почти невесомая-злополучный конверт с тысячью баксами. Цены теперь повсюду и в занюханном Резекне, как в Европе. Пригодятся денежки старушке. Да неизвестно, застанешь ли ее в живых следующий раз? И когда будет этот следующий раз, не намотаешься из Австралии. В бумажнике у Алекса лежала инструкция от генетиков-как взять соскоб со слизистой рта, а затем хранить материал в замороженном виде. Кроме того, ему предстояло делать фотографии и снимать отпечатки пальцев.
А назавтра, поработав славно несколько часов подряд, и наговорившись с Полиной Стефановной, он отправлялся в обратный путь. Несмотря на то, что старушка была суховатой в общении, да и его она недолюбливала, много она распрашивала об Австралии, угощала вареньем из лесной земляники и крыжовника, чаем с собственноручно насушенными травами. Всучила, несмотря на протесты Алекса, те же травы и варенья, да еще и грибов сушеных. Когда прощались, всплакнула-Уж не увидимся больше, я знаю. И начала часто-часто крестить Алекса. И он расчувствовался, неловко обнимал ее, успокаивал-Да Вы еще хоть куда, Полина Стефановна. В Москве зашел в институт, где когда-то работал, залил свой галлоновый американский дюар жидким азотом, чтоб хватило до Сиднея, и с трудом преодолевая настойчивые требования выпить за встречу, на такси помчался в Шереметьево. В самолете он разглядывал сделанные поляроидом фото и дивился на самом деле невероятному сходству старушки с ее правнучкой, его дочкой.
Примерно недели так через три-четыре профессор генетики Норман Рэй пригласил на встречу в университет всю семью Павловских-Поликарповых. Кроме Рэя присутствовали ассошэйтед-профессор Стивэн Чейн и два китайских ассистента. На первом слайде профессор скомпоновал фотографии Полины-старшей и Полины-младшей в фас и в профиль. На другом слайде фотография Полины Стефановны в 8и летнем возрасте и опять в сравнении с Полей младшей. Здесь все просто ахнули, как будто копия одного человека. Профессор комментировал медленно, чтобы Оля успевала переводить матери каждое его слово. Далее он перешел к отпечаткам пальцев. Они индивидуальны у всех жителей земли, даже у однояйцевых близнецов отличаются, но в данном случае речь идет как-будто об одном и том же узоре. И наконец, генетический анализ, проведенный Рэем совместно с Чейном и ассистентами. Разница в последовательности нуклеотидов и генов составляла менее 0.0001%, что говорит о практически одном индивидууме. У всех присутствующих, Ольги, Алекса, Анны Николаевны мурашки поползли по коже после заключительных слов профессора. Чейн зааплодировал, а китайцы смеялись белозубыми улыбками и быстро-быстро говорили друг с другом по-китайски.
Только Поленька младшая сохраняла абсолютное спокойствие, как бы говоря-Ну и что здесь удивительного, что я копия своей прабабушки. Алекс же напевал из любимого им Высоцкого-
Кто верит в Магомета, кто - в Аллаха, кто - в Исуса,
Кто ни во что не верит - даже в чёрта - назло всем...
Хорошую религию придумали индусы:
Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.
Стремилась ввысь душа твоя -
Родишься вновь с мечтою,
Но если жил ты, как свинья, -
Останешься свиньею.
Пусть косо смотрят на тебя, привыкни к укоризне.
Досадно? Что ж, родишься вновь - на колкости горазд.
А если видел смерть врага еще при этой жизни,
В другой тебе дарован будет верный зоркий глаз.
Живи себе нормальненько,
Есть повод веселиться -
Ведь, может быть, в начальника
Душа твоя вселится.
Пускай живешь ты дворником, родишься вновь - прорабом,
А после из прораба до министра дорастёшь.
Но если туп, как дерево, - родишься баобабом
И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.
Досадно попугаем жить,
Гадюкой с длинным веком -
Не лучше ли при жизни быть
Приличным человеком?
Дак кто есть кто, дак кто был кем - мы никогда не знаем.
"Кто был никем, тот станет всем" - задумайся о том!
Быть может, тот облезлый кот был раньше негодяем,
А этот милый человек был раньше добрым псом.
Я от восторга прыгаю,
Я обхожу искусы -
Удобную религию
Придумали индусы!
Профессор Рэй не знал этой веселой песенки. Но уединившись в кабинете после встречи с русской семьей, он стал напевать свою любимую мелодию Good night, Irene, good night, Irene..и думать, что же произошло. Норман был искушенным генетиком. У него забилось сердце в предвкушении чего-то на самом деле большого, необычного. Он был уверен, что случай уникален, и только описать его без всякого объяснения, поднимет большой шум в генетическом мире. Статья в Nature получится великолепной! Профессор заходил по кабинету немного нервно, посасывая свою пустую трубку. Кроме того, что он был один из лучших генетиков Австралии, Рэй имел качественную врачебную школу. И сейчас мысль его метнулась от статьи и научного шума к практике.-Хорошо бы съездить и протестировать старушку. А потом расспросить ее о том о сем, про детство и молодость. Невероятно интересна взаимосвязь физического сходства с психологическим. Например, как правнучка будет себя вести в схожей ситуации, как прабабушка или по-другому? И можно ли ее учить вести себя по-другому? Сможет ли она избежать пра-бабушкиных просчетов в жизни? Похоже на однояйцевых близнецов, но только в разных поколениях. Интересно! Фантастически интересно! Но без помощи Алекса мне не обойтись ни в случае с правнучкой, ни тем более в случае с бабушкой. Рэй даже слово это не мог выговорить, место, где жила старушка. Хорошо. Завтра он начнет со звонка Алексу. Профессор сел и записал в ежедневнике -Wednesday, morning. Call to Alex.
А утром они сидели в университетском кафе и рассуждали о Поле-старшей и Поле-младшей.-Алекс, феномен этот с точки зрения статистики почти невозможен, но почти...это почти. Кроме того, я абсолютно не убежден, что события подобного рода встречаются намного чаще, чем мы об этом знаем. Представьте ситацию, что бабушка Поля не рассказала бы сон, или просто она умерла бы до рождения правнучки Поли, поэтому мы должны использовать ситуцию и ехать вместе с Вами в Латвию, в Ре..Ре, как это место называется?-Резекне.-Еще раз, пожалуйста, я хочу запомнить.-Резекне-Резекне-с трудом повторил профессор Рэй-теперь я запомню, Резекне, Резекне. Так вот, я знаю, что вы ездили туда за свои деньги. На этот раз я похлопочу перед университетом и поездка будет полностью им оплачена. Кроме того, я думаю как бы привлечь благотворительные организации и просто богатых благотворителей для создания фонда. И первые пожертвования я бы конечно перевел прабабушке. Я помню как вы рассказывале в каком ужасе они живут.-Скажите, Норман, а что вы хотите исследовать? Для чего нам ехать в Резекне?-Алекс, сейчас мы подошли с вами к самой интересной части. Это почти детектив, нет намного сильнее и интереснее. По крайней мере, вы должны знать в чем уникальность нашего с вами детектива. В случае с однояйцовыми близнецами, а он самый близкий к нашему, события развиваются параллельно во времени. Близнецы рождаются с разницей в несколько минут и развиваются в одной временной шкале. Поля-младшая родилась через 70 лет после своей прабабушки, то есть ее жизнь будет протекать в другом времени. И я как нейрогенетик хотел бы знать как поведение будет программироваться и как меняться в другой жизненной реальности.-Норман, а что это даст практически? Вы думаете, что зная наперед события, вы сможете влиять на них?-Мой друг, а сейчас вы задали невероятно интересный, но не профессиональный и не научный, а философский вопрос, и я не знаю как вам ответить. Меня похожие вопросы мучают нередко. Но давайте оставим их на нашу совместную поездку. Путь предстоит не близкий, и может быть за проделанные несколько десятков тысяч миль нам посчастливится хоть на дюйм приблизится к истине. О кэй, а теперь к делу. Я возьму на себя всю организацию поездки и денежные расходы, от вас же я хочу в ближайшие дни получить русские варианты наших психологических опросников для прабабушки.-О кэй, Норман. Дайте мне опросники, и я надеюсь в течение трех-четырех дней перевести их. Допив остатки кофе, профессор Норман Рэй и исследователь Александр Поликарпов разошлись по своим лабораториям.
Так всегда и случается в жизни по пресловутому правилу Мэрфи, переводимому вольно-то пусто, то густо. Алекс никогда и представить не мог, что через полтора месяца после первого визита в Резекне, ему предстоит второй, уже с профессором Рэем. Норман был напористым организатором, уже к концу недели у него лежали русский вариант психологических опросников и билеты не только до Москвы но и до Резекне. Он собрал около трех тысяч долларов пожертвований для ставшей легендарной в Сиднейском университете мадам Паулины. Специально для нее Рэй увеличил и вставил в рамку ту ее фотографию с правнучкой, которая произвела недавно такой фурор среди его сотрудников и семьи Павловских-Поликарповых. Накануне отьезда из своего кабинета профессор и Алекс позвонили Полине Стефановне.
У Рэя был план взять у старушки образцы волос и ногтей для самых новейших генетических исследований, чтобы затем сравнить анализы прабабушки и правнучки. Этими идеями он не поделился даже с Чейном, а готовился сделать некий сюрприз, который он опубликует и непременнов в Nature. Единственное, что Норман не успел пока сделать-это поговорить по-настоящему со своим давним другом профессором психологии Харри Харрисоном. Они почти ежедневно болтали по телефону о погоде и семьях, но почему-то с дня на день откладывали главный разговор. Рэй очень хотел, чтоб Харри подумал о программе работы с Полей младшей. Вопрос Алекса-Норман, а что вы будете с этим делать? Вы надеетесь, что сможете реально влиять на поведение моей дочки?-посещал профессора часто и неожиданно, и он абсолютно не приблизился к ответу. Почему то он сильно уповал на разговор с Харрисоном.
Наконец сегодня накануне отлета они договорились пойти с Харри в паб. Холодное пиво и философская беседа в Сиднейском пабе БАРЬЕРНЫЙ РИФ ожидали его в конце дня. Норман нетерпеливо поглядывал на часы. Ровно в 9 вечера он выехал по направлению к океану. Пробок не должно было быть, потому что главный трафик кончался до 8. Все таки в районе пабов и кабаре Норман застрял, и потому опоздал на четверть часа. Харри уже сидел за столиком с литровой кружкой пива ДЕРБИ, которую наполовину уже успел опустошить. Норман знал эту слабость Харри пить пиво много и быстро. И растущее от года до года брюшко Харри свидетельствовало об этом пристрастии.
-Хай!-поприветствовал он Рэя не подавая руки и не приподнимаясь со скамейки. Они были так давно и близко знакомы, что могли позволить себе не церемониться.-Хай!-ответил Норман и тяжело опустился напротив Харри. Подскочил молодой парень официант с серьгой в ухе.-Ему, как и мне-густым низким голосом заказал Харри пива для друга-да и еще крекеров не забудь. И беседа потекла немного сумбурная, отрывистая, но понятная им двоим не только по словам, но и по интонациям. Около часа ночи Норман дождался заветной фразы изрядно отяжелевшего от пива Харрисона-Это неслыханно интересный проект! Я готов индивидуально заняться с девочкой. Ко всем твоим опросникам подключим психоанализ. А когда вы вернетесь, я надеюсь, что у меня появятся новые идеи.-Вскоре они распрощались, и на этот раз долго пожимали друг другу руки и даже хлопали один другого по плечу.
Прошло немало лет с той поездки, когда Полечка, Поля младшая, сидела в долгой очереди Сиднейской мэрии. Три П, а именно так звали Полину Павловскую-Поликарпову ее друзья и подруги, решила изменить свои имя и фамилию на Эмми Никольсон. Никольсон-это фамилия ее бой-френда, а Эмми-так хотел он, ее милый Джеф. Нет, нет они не женились, просто они были вместе уже три года, и к трехлетию Поленька решила сделать подарок-стать Эмми Никольсон, тем более ей это нравилось, и это так подходит Австралии!
В это самое время сильно потолстевший и изрядно постаревший Харрисон нашел в биографии уже покойной Полины Стефановны интереснейшую деталь. В 19-и летнем возрасте, идя против воли отца и матери, девушка изменила русский вариант своего отчества Степановна на польский Стефановна. Всего одна буква, но сколько вечеров она не давала покоя Харрисону после того, как он узнал о превращении трех П в Эмми Никольсон. Он был хитер, ох как хитер, профессор психологии и психоанализа. Встретившись в один из вечеров как бы невзначай с Поленькой он сказал, что в полном восторге от ее нового имени. Но в конце добавил-Моя милая Эмми, только знайте, что меняя имя, обычно меняют и судьбу, и не всегда к лучшему. Поэтому подумайте как следует, прежде чем идти в мэрию. В той самой прабабушкиной биографии обнаружилась интересная деталь, что уже через несколько месяцев после смены отчества она оказалась в царской тюрьме будто бы за поддержку польских революционеров. Ее сосед, плохо знавший историю, и только помнивший из поляков Стефана Батория, да и то польского короля, говорил жандарму-Конечно революционерка, Стефановна, не русская, они все не русские- революционеры...Жандарм, усмехаясь и забирая молодую прабабушку, говорил-Дурак, а как же татары?-Татары? Не знаем-с, но полячки они все ненадежные-с...
Теперь уже Харрисон точно знал, что Полечка сменит имя на Эмми, и что чем-то она поплатится за это в своей судьбе, подчиняясь воле рока или же полного генетического сходства с прабабушкой. Не дождавшись дождливой Сиднейской зимы друг Эмми Джэф оставил свою подругу. Предсказания Харрисона сбылись, но его продолжал мучить вопрос-Рассказывать ли обо всем этом Эмми или нет?-В конце концов он решился и пригласил девушку на вечернюю прогулку по океану. Они стояли на палубе катера ЛАЙФ и любовались на ночной Сидней, сверкавший мириадами огней, а над Сити вообще стояло зарево, как будто собиралось взойти солнце. Дул освежающий ветер, но настроение Эми было препаршивейшее, она глотала таблетки, мешая транквилизаторы с антидепрессантами. Харрисон долго не знал, как начать разговор. Украдкой он бросал взгляды на ее нежный славянский профиль, и наконец решился.-Эми, детка, я хотел тебе кое-что рассказать.То, что я скажу, будет непросто воспринять, но это важно, очень важно для твоей молодой жизни. У тебя еще все впереди.-Профессор положил свою мягкую лапу с фамильным платиновым кольцом на мизинце на сухощавую, аристократически удлиненную кисть Эми.-Ты знаешь, что незадолго до смерти прабабушки Полины твой отец и мой друг профессор Рэй побывали у нее в Латвии в маленьком городке с таким непривычным австралийскому уху именем. Она была в здравом уме и полна иронии и остроумия, а память на далекое прошлое у стариков отличная. Так вот Алекс и Норман привезли тогда ее подробнейшую биографию с мельчайшими деталями. Ты понимаешь почему это важно, что ты и она полные генетические копии.
Утекло уже немало времени с их памятного разговора на корабле. Эми повзрослела психологически. Про мальчиков говорят возмужал. Про девушек? Стала настоящей женциной. После постигшего ее удара в виде разрыва с Джэфом, она сильно изменилась. Такое состояние человек описывает, как потерю веры. Эми потеряла веру в любовь, но она приобрела новую веру-в свои силы. Эми Никольсон все реже и реже вспоминала о прабабушке Полине. О ней ей напоминали нечастые контакты с Харри. Харри же проишел к выводу, что от судьбы не уйдешь. Правда оригинально для профессора психологии! Последний год выдался для него плодотворным. Он писал статью за статьей в International Journal of Psychology. Одна из них называлась-Фатализм судьбы-генетическая предопределенность или свобода воли? В ней он и доказывал свой тезис, что поведение человека практически полностью программируется. Вечером, выйдя на балкон после спавшей дневной жары, Харри решил снова почитать свою настольную книгу-биографию Полины Стефановны.
Профессор вставил диск в компьютер. Его интересовал период жизни Павловской в 20-е годы, когда прабабушке было столько же лет, как теперь правнучке.
(Записано в 19.. году Алексом Поликарповым и Норманом Рэем со слов Полины Стефановны Павловской, Резекнэ, Латвия).
-Была в разгаре гражданская война. Украинские, белорусские, российские деревни переходили из рук в руки иногда по несколько раз за день, то к красным, то к белым, то снова к красным. Они как-будто соревновались в жестокости-жгли, вешали, стреляли, топили. Я окончила медсестринские курсы и работала сестрой милосердия в маленькой больничке Тамбовской губернии, размещавшейся в обычной избе. Лекарств конечно же не хватало. Я до сих пор помню девушку с толстой пшеничной косой, настоящую русскую красавицу. Всю ее большую семью перестреляли-и отца и мать, и братьев и сестер. Причем, кого не смогли пострелять одни, расстреливали другие. А девушка спаслась, спрятавшись в колодце. Но то ли выдал кто то, то ли как, но при очередной смене власти, нашли ее. Солдат намотал ее роскошную косу на руку и так вытащил беднягу, сорвав с нее половину скальпа. Как она мучилась, раны гноились. Обезболивающих не хватало. Долгими ночными часами я сидела около нее. Когда она приходила в сознание, начинала рассказывать про свою жизнь. И кроме мамы и папы, вспоминала про первую свою любовь. Какой он был ласковый, гладил ей руки, а она стеснялась и краснела...Рвала ромашки и отрывала лепестки. Любит-не любит. Было не любит и оставалось два лепестка. Она их сорвала вместе, чтоб было-Любит. Любит...Любит...Потом она забывалась в бреду, а я бежала к фельдшеру вымаливать опий. В один из вечеров я сдела на крыльце больнички и курила. На той войне и такие девушки как я курили. Причем курила я махорку. Неожиданно из темноты донесся шум, послышалось несколько выстрелов. Я не успела выбросить самокрутку и забежать в больницу, как несколько конных с длинными ружьями со штыками и в длиннополых шинелях уже окружили меня. Я даже толком не поняла, кто они-красные, белые или просто бандиты. Но уже научилась, что спрашивать ничего не надо. Только отвечать.-Главный врач красный или белый?-спросил один из них. Теперь уже надо ответить. А в голове гудит-Я ж за секунду приговор могу подписать! Но вроде бы повезло. На ушанке у одного из них звезда.-Красный -ответила я тихо. Он засмеялся нехорошим смехом-А сейчас проверим. И соскочил с коня.-А ты, сучка, за кого?-Он за подбородок приподнял мое лицо.-Медсестра я.-Он снова засмеялся.-Заприте ее пока, а потом разберемся какая она медсестра.-Меня затолкали в чулан и заперли снаружи. Я слышала шум во дворе, крики, сухие щелчки выстрелов. Было ли страшно? Нет, было состояние леденящего ужаса и полного бессилия. Но меня пока не трогали. Под утро еще до рассвета кто-то закопошился у двери и тихо ее открыл.-Ну вот и все-подумала я.
Зашел молодой высоченный, показавшийся мне красавцем. Правда был он небрит и с красными воспаленными от недосыпания глазами. Подошел вплотную.-Только тихо!-повелительно, но шепотом приказал он.-Может быть насиловать будет? Это они любят делать перед тем, как пустить в расход-пронеслось в голове.-Тихо!-еще раз сказал он-иди за мной и не стучи сапогами. Он запер пустой чулан. Я шла, почти бежала за ним, еле поспевая за широченными его шагами. Вел он меня за конюшню, а потом еще метров 200 до болота. Он снял шапку, а я загляделась на его голову, на пышные кучерявые волосы. До сих пор я не понимала, что произойдет дальше, еще через мгновение. Вдруг он резко нагнулся и вытащил из воды белую кувшинку.-Возьми на память-Я ее держала, а вода текла на пальцы и за рукав.-Вот лошадь. Скачи быстрее, быстро, как можешь, в ту сторону, на юг. До рассвета ты должна быть там в госпитале. О тебе позаботятся. Обратись к доктору Энгельгардту. Скажешь от меня от Эдуарда. Он подсадил меня на лошадь, а когда подсаживал, едва коснулся губами щеки.-Будь там, а через несколько дней я заберу тебя.- А потом Эдуард сдержал слово и взял меня...в жены. Пока болезнь не оторвала его от меня. Но случилось это уже через много лет после следующей войны.- Харри выключил компьютер.
Эмми же покупала билет до Сингапура. Один из ее факультетских друзей, желавший быть больше, чем другом, советовал Эмми делать докторат по психологии не в Австралии, а в Сингапуре. Они вместе нашли несколько адресов в интернете. После короткой переписки она решилась ехать. Самолет вылетал в понедельник в 9 утра.-Очень удобный рейс-сказали ей в агенстве-к ужину вы уже будете в гостинице. И гостиницу Эмми тоже заказала заранее, для начала на три ночи. Она запланировала две встречи на один день, второй и третий оставила в запасе для дел и для осмотра Сингапура. Эмми любила готовиться заранее. И в этом она подсознательно оставалась верной породе Павловских, точнее ее прабабушки. Чемодан на колесиках стоял упакованный с субботы. В аэропорт Сиднея ее привезла мама.-Будь осторожна, и успехов, моя радость-напутствовала мамочка Эмми перед прощальным поцелуем. Самолет взлетел мягко, суля приятные несколько часов в воздухе, и тоже приятную, хотя немного тревожащую неизвестность в новом городе. Эмми дремала, а когда открывала глаза, то видела на экранах какую то старую голливудскую комедию, снова проваливалась в дрему. Она не вслушивалась в периодические обращения экипажа к пассажирам-Застегнуть ремни! Сейчас подадут напитки! Потом устройство самолета и как вести себя в экстремальной ситуции. До Сингапура оставалась добрая половина пути. Радио вновь зашипело, но Эмми приятно дремало и грезила в дреме. На этот раз в салоне почувствовалось какое-то движение. Она открыла глаза и мгновенно поняла-Что-то случилось!-Что произошло?-спросила она сидевшего рядом и изменившегося в лице ухоженного господина.-Вы не слышали?! Самолет захвачен какими-то бандитами и меняет курс!-Что?!-Вот Вам и что. Вы не слышали кто такие террористы?-Нет, я разумеется знаю...баски, ирландцы, еще палестинцы, Аль Каида.-Вот, вот, Аль Каида. Посмотрите вперед и назад, только нерезко пожалуйста.-Эмми увидела впереди в проходе какого-то низкорослого черного парня с напяленной на лицо маской, а главное, дуло короткого автомата было направлено на них, на пассажиров. А сзади? Она незаметно повернула голову. Там стоял такой же с автоматом, да на поясе у него висело еще несколько штуковин. Гранаты!-пронеслось в голове Эмми.-Что же делать?-автоматически и почти безразлично спросила Эмми. Ей показалось, что все происходит с кем-то другим, словно в каком то фильме.-А что можно делать?-отозвался сосед. Он держался молодцом.-Я думаю для начала не слишком их злить.
Снова заверещало радио. На этот раз фильм отключили. С сильным акцентом на едва понятном английском сказали-Самолет идет на посадку. Никому не вставать с мест! От туалетов воздержаться! Стреляют без предупреждения! Чувствовалось, что самолет делает необычно резкий вираж, одно крыло задралось вверх, а другое ушло вниз. Кому-то стало плохо. Захныкал ребенок. Но стюардесс не было. Через несколько минут сообщили-Посадка будет на Филлипинах.-Вот в переделку влетели-отозвался сосед Эмми. Эмми же подумала-Это вместо доктората в Сингапуре.
После посадки сидели долго в неведении. По радио слышались только помехи. Говорили на каких то чужих языках, кажется на арабском. Паника охватила всех, когда в переднем салоне, где бизнес-класс, щелкнул сухой выстрел, и кто-то дико заорал. Наконец, часа через полтора раздалась внятная английская речь. Все пассажиры-заложники. Террористы ведут переговоры с правительством Филлипин. Сколько это продлится-никто не знает. Ужас закрался Эмми в душу. Что делать? Между рядов прохаживались те же несколько человек в масках. Один из них был повыше ростом, кажется европеец. Потом они разрешили вывести детей и стариков. Тогда самолет на четверь или даже на треть опустел. Европеец, так она его окрестила, несколько раз прошел мимо кресла Эмми, туда-обратно, туда-обратно. Она даже собиралась с ним заговорить, да все не решалась. А когда решилась, так в жизни часто случается, он исчез. Но вновь появился через несколько минут. Вдруг Эмми почувствовала, что что-то коснулось ее плеча. Маленький плотный бумажный шарик оказался на ее подлокотнике. Она, стараясь быть незаметной, развернула его.-Пока я здесь, чувствуйте себя в безопасности. Через несколько времени разрешат идти в туалет. Будут большие очереди. Идите вперед. Я вас встречу между задним и средним салонами. Подписи не было.
Когда она проходила под дулами автоматов, то почти не волновалась. Это напоминало рок, судьбу. Между салонами европеец крепко сжал ее запястье и куда-то потянул. -Может быть меня хотят продать в какой-нибудь филипинский бордель?-мелькнуло у Эмми. Но европеец уже выталкивал ее через аварийную дверь наружу в горячий и влажный филипинский воздух.-Идите в эту машину!-шепнул он-и тихо, без лишних вопросов! Я найду вас часа через 3-4, когда вся эта заварушка кончится.-Ее привезли в неплохую гостиницу. Потом завели в номер с кроватью и телевизором. Все молча без слов. Ее чемодан остался в самолете. Она прошлась по номеру, увидела телефон. Долго сомневалась-звонить или нет? В конце-концов решила-нет, не стоит, может телефон прослушивается и нарвешься на какую-нибудь провокацию. Ведь европеец сказал-тихо и без вопросов. Эмми раскрыла бар и опрокинула в рот подряд две маленьких по 50 мл бутылочки алкоголя, вначале смировскую водку, потом виски-скоч. Голова чуть затуманилась. Она сняла туфли и легла поперек постели, еле живая от напряжения. В этот момент дверь каким-то образом раскрылась. Он-европеец вошел в номер. Высокий широкоплечий чуть скуластый парень. Не Джеймс Бонд, конечно, но приятный, и от него исходила спокойная сила. Теперь по его английскому Эмми поняла, что он не европеец и не австралиец.
-Разрешите представиться, работник американских спецслужб Эд Марш.-В эту секунду портье внес огромный букет орхидей и бутылку шампанского в ведерке со льдом. Через два месяца Эмми и Эд поженились. Первая свадьба была в НьюДжерси, вторая в Сиднее.