Камбург Роман Аронович
Ромашка на паркете

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 4, последний от 10/02/2016.
  • © Copyright Камбург Роман Аронович (moskovsky2003@yahoo.com)
  • Обновлено: 11/03/2010. 9k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Поиграем..любит-не любит

  •   Ромашка на полу
      Ольге Голлер посвящается
      
      Ветер разнесет по весям
      Крыльев паутину,
      И аккорды прежних песен
      Сложатся в картину.
      
      Крылья вдруг взмахнут на крышу,
      Взбудоражат нашу душу.
      А потом все выше, выше...
      Круче, тягостнее, уже...
      
      Песни в стаи соберутся,
      К югу, к морю улетают,
      Тишиною отзовутся
      Взмахи крыльев. Звуки тают...
      
       В старинной квартире с высокими потолками и тяжеловесной мебелью помнили времена. В той жизни времена определялись вождями. Сталинская эпоха сразу вызывала напоминание о войне, которую и называть не надо было. Только в учебниках она именовалась отечественная. В остальном другом мире ее называли вторая мировая. Но у людей времена назывались проще - до войны, во время войны, после войны. Торгсины* - до, лендлиз** - во время...и Гулаг после. Нет, Гулаг всегда.
      *Торгсин (торговля с иностранцами), ** лендлиз-американская помощь СССР во время войны
      
      Да уж, Гулаг он больше в голове, в подкорке, в генах.
      
       В те стародавние времена паркетный пол обычно блестел словно каток. Убожество со страхом тогда властвовало у неимущих, а совбуржуазия "процветала" с нянями, уборщицами. Благодаря уборщицам паркет напоминал лед. Скользили по нему важные папы генералы, избранные врачи, министры. Неприступные с виду и чадолюбивые жены. Дети избалованные, настоящие отпрыски родителей. Яблоки, словно яблони.
       Случались исключения. В семье Обуховых рос Женя. По правде говоря, его нельзя было назвать исключением. Учился прилежно. Слушался родителей. Правда был мечтателен не в меру, чем навлекал подспудное раздражение своего папы. Когда тот подвыпивал на празниках, то всегда вспоминал, что его сын не только Обухов, но и... вернее, что его мама Ольга Обухова, урожденная Грановская, имела прямую связь с мудрым народом книги. А как известно все они исключения из правил. Женя читал много, слишком много, знания же обычно порождают скорбь. И частые несчастья.
       Первое из них началось при поступлении Женечки в университет, когда важная информация о его связи с народом книги просочилась в первый отдел. Но это были еще цветочки, папа вскоре все уладил. Года же через три начались несчастья серьезнее. Женя начал дружить с представителями "творческой интеллигенции". Семьи поэтов, писателей, актеров, композиторов. Там половина была из того народа. Там Женечка познакомился с девушкой по имени..случаются же такие совпадения, Оля -Оленька. И с первой же встречи, он к ней прилепился, влюбился, втюрился... как еще можно описать это нелепое и в то же время самое счастливое на свете состояние.
       Времена послесталинские быстро сменились на "оттепельные" хрущевские. Обухов вышел в отставку. Дабы не сойти с ума со скуки или не спиться, как многие, устроился на некую службу в должности директора книжного издательства. Отставному высшему офицеру всегда полагается быть не меньше, чем директором. Поначалу Обухов ненавидел новую работу. Каждый день входил в свой просторный кабинет, будто на каторгу. Обязан был подолгу сидеть с главным редактором, расхлябанным неопрятным и слушать его невнятную картавую речь. Потом после обсуждения планов издательства подписывал бумаги. Через пару месяцев полковник привык, как привыкают ко всему на свете, хорошему и плохому.
       В тот памятный вечер Обухов возвращался домой поздно. Его друзья отставной полковник Говоров и подполковник Эсмеральдов пригласили помянуть "хозяина", было всеми еще не забытое пятое марта. Говоров, как обычно молчал, налегая на "старку", а Эсмеральдов "травил" анекдоты сериями про Чапаева, про инородцев, про алкашей...В общем, расходились поздно и под хмельком. Обухов конечно предупредил жену, что задержится, был уверен, что она уже спит, возвращался в спокойном, даже приподнятом настроении, напевая свой любимый с молодости марш "Прощание славянки".
       Он открыл обитую кожей дверь, вошел, вдыхая привычный уже много лет запах дома, родного очага. Самым главным культом в семье полковника была чистота и порядок. Когда он входил, то почувствовал даже не обонянием, а каким то собачьим шестым или седьмым чувством посторонний запах. Сбросил уличные туфли и прошел на кухню, залпом осушил стакан любимой "зельтерской", жажда томила его после возлияний. Потом опять-таки, как пес принюхался и по запаху пошел длинным коридором к комнате сына. Он знал, что Женечки дома нет. Сын собирался после занятий поехать с друзьями на выставку, а потом заночевать у одного из них. Полковник не очень приветствовал контакты сына, но что было делать, тот вырос, скоро уже двадцать три ему исполнится.
       Со странным чувством Обухов входил в его комнату. Во всю мощь пахнул запах свежей масляной краски. "Неужели и Женьку приобщили к этой мазне?"- подумал он, нащупывая в темноте выключатель. Как ни настраивал себя не быть старомодным, не мог преодолеть отвращения к современной живописи, которую называл не иначе как мазня.
       Включил свет. В углу между окном и диваном что-то белело на полу. Обухов сделал несколько шагов. В полуметре от стены на дубовом блестящем глянцевом паркете была нарисована ромашка. Белой масляной краской, по-простому "белилами", а в центре красовалась яркая будто солнце пуговка, от которой расходились лепестки. Внизу печатными буквами было приписано "Любит-не любит". "Любит-не любит"-повторил Обухов про себя. И почувствовал, как от нахлынувшего возмущения, кровь прилила к его и без того разгоряченному водкой и закусками лицу.
       "Мерзавец! Я заставлю его выскоблить это до последней крошки". Хорошо, что жена спала, а то бы выплеснул на нее свой ярый полковничий гнев. И без того он "разносил" ее заочно: "Вырастила лоботряса! Верзилу! Бездельника! Вшивого интеллигента! Романтика! Такой паркет испоганил!".
       А Женечка тем временем и не думал спать. Весь этот день проносился в его голове. После крупной ссоры с Ольгой он пригласил ее к себе домой, перед этим выпил почти стакан коньяка. Что-то ему хотелось сделать необычное. Одна из фантазий была загримироваться под старинного длинноволосового принца и предстать перед ней принцем на белом коне. Коньяк подогревал его воображение, так он даже собирался звонить другу, у которого отец раньше служил в кавалерии, а теперь учил верховой езде подростков из дворца пионеров. Оставив эту идею, Женечка решил достать отцовский револьвер и сыграть на глазах у Ольги в русскую рулетку. Но на обычном месте револьвера не оказалось, да он еще опьянел с непривычки, может искал не в том месте. Вдруг взгляд его упал на маленькое ведерко с масляной краской. Осталась после ремонта. Женя принес его в свою комнату и за несколько минут вечный сюжет ромашки с "любит-не любит" был готов.
       Кстати Ольга сделала неприступный вид, даже не растаяла от произведения Женечки. А когда потянула носом и учуяла запах краски вместе с алкогольным духом, то сказала свое привычное "Фи!", развернулась на высоких каблучках и удалилась, громче чем обычно хлопнув входной дверью. Женечка пометался по комнате. Коньячные пары постепенно оставляли его. Чтобы не слышать родительского скандала, он поехал ночевать к Павлу Рабиновичу.
      
      "Мозес, Мозес, гив май пипл гоу.."*
      Ветер нас кружит по кругу,
      Шепчет какие то глупости,
      Дайте быстрее же руку,
      Чтобы взлететь, как в юности.
      Выше, круче и шире,
      Птицей лишь на мгновение.
      Нет ничего в мире
      Приятней полета - парения.
      
       Много лет минуло с тех пор. Ушла в память долгая почти безбрежная брежневщина. И появилась новая надежда- меченый Горби. Разное он делал, и плохое и хорошее. Но, что народ отпустил, так памятник золотой заслужил. Да только не поставили. Другие люди видать были нужны. В один из тех лет подалась в иные края Оленька. А Женечка остался. Женился не раз, разводился. Наверное маялся без Оленьки. Но время и эту болезнь лечит. Подзабывать стал иногда. Оленька тоже маялась, но легче. Меняла мужей, любовников, колесила по странам. Наряды, мишура всяческая. Только однажды вздумалось ей посетить ностальгические края.
       *Моисей, дай моему народу уйти... (англ)
      
       Когда уже прилетела в северную столицу, поняла какая она сама Оленька совершенно иная, измененная, не похожая на тех столичных, напыщенных дамочек. Да и интересы давно у нее другие, чужими ей стали пристижные парикмахерши, закрытые массажные кабинеты, обязательные фирменные одежды, известные там фамилии и связи. Она достала записную книжку. И вдруг...Телефон Женечки почти тридцатилетней давности...Ее рукой уже двигал кто-то или что-то. Она набирала его номер.
       Ехала на трамвае, улыбалась. Вспоминала. И наконец тот же самый, прошедший через десятилетия дом на Котельнической. Ей он показался чуть меньше и ниже, чем тогда. Да, да..это известная иллюзия времени. Ольга выпрыгнула из трамвая и почти побежала к знакомому парадному. Лысоватый, седоватый, но до боли знакомый Женечка открыл ей дверь. "Женька!"-вскрикнула она. "Оленька!". Они утонили в обьятиях друг друга. Стуча своими вечными коблучками, Оля прошла в его комнату. На столике уже стояли розовый лосось, лимоны, коньяк. Несколько минут они могли только обмениваться междометиями и восклицаниями "Женька! Оленька!".
       А потом ее взгляд упал на паркет...Там в углу белела их ромашка.
      

  • Комментарии: 4, последний от 10/02/2016.
  • © Copyright Камбург Роман Аронович (moskovsky2003@yahoo.com)
  • Обновлено: 11/03/2010. 9k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.