Катюшке в День Рождения тридцать второй (03.04.09)
В аэропорту во время паспортного контроля Сэм первый раз столкнулся с реальностями черного материка. Слущащий сидел в своей будке непривычно высоко метрах в двух от пола. Чтобы подать ему паспорт человеку обычного роста надо было протянуть руку вверх и положить документ в окошечко. Вначале Сэм подумал, что это изобретение для безопасности, ведь не секрет, что здесь в Африке неспокойно. Он стоял и ждал возвращения паспорта или обычного в таком месте вопроса-"Цель поездки?" Но увы. Ни вопросов, ни паспорта. Неожиданно сбоку появился высокий местный мужчина и учтиво попросил:
"Плиз, смол мани, сэр" и кивнул наверх в сторону окошка. Сэм вынул пятидолларовую бумажку, протянул ее наверх, даже не зная кому. Высокий рядом улыбнулся, расшаркался "Тэнк ю вери мач, сэр" и быстро, словно пританцовывая, подскочил к парочке в соседней очереди. Через несколько секунд Сэму вернули сверху паспорт, приглашая пройти на территорию суверенной Нигерии. Он никогда прежде не бывал в Африке, хотя мечтал о ней и читал еще в далеком розовом детстве о путешествиях Ливенгстона. Но там не писали, что пять американских долларов могут открыть ворота в страну. Он покатил свой чемоданчик на колесах дальше, как кто-то сзади его обратился
"Ничего, ничего. Всегда бывает первый раз. Как, впрочем, и последний". Сэм почему-то вспомнил свой стих. Написал его несколько лет назад.
Наш первый крик, что знаем мы о нем?
Быть может он остался в памяти иной,
А может только матери альбом
Хранит тот день рожденья нулевой.
Наш первый шаг и первый зуб,
И слово первое. Наивный первый раз,
Где ж эти первые счастливые мгновенья,
Оставшиеся в нас,
Как облачка на небе предосеннем.
А сколько в жизни раз мы скажем первый раз?
Я вижу девушку из розового детства,
И синеву ее с ума сводящих глаз,
Свидания пленительное место.
И первое прикосновение к руке,
И поцелуй, воспетый бесконечно,
И обладанье первое. Везде
И всюду первый круг извечный.
И жизни час пробьет, недолгий сладкий час,
И зимний саван сменит дождь весенний,
В последний раз приходит первый раз,
И в первый раз бывает раз последний.
Жизнь чар полна, ловушек и несчастий,
Сплетенных вместе в царственный венок,
И смена наших дней, веков, династий
Сольется в нескончаемый поток.
Сэм улыбнулся, подал руку и представился. Его нового знакомого звали Анри Леклерк, житель Бордо. Он рассказал Сэму, что же происходит в аэропорту. Когда служащий наверху видит, как приближается клиент из развитой страны и в его карман может попасть несколько монет, он не торопится вернуть паспорт, а связывается со своим ассистентом по вымогательству внизу. Тот уже объясняет непонятливым, что надо делать. Опытные же люди с запада заранее готовят деньги и вкладывают их в паспорта. Они разговорились. Оказалось, что часть пути по Лагосу им предстоит проделать вместе.
"Кстати и с такси будет та же история"-предупредил Леклерк, когда они уже ехали. "Если бы мы сразу же положили ему аванс, он бы минут за двадцать нас довез. А так прокрутит около часа. Ну да мы не торопимся, поговорим. Здесь некуда торопиться, чтоб вы знали".
А Сэм всю жизнь торопился. Для чего?
Леклерк, как бы читая мысли сказал-
"Ваши негры с их вечными болезнями-малярией, глистами, СПИДом никуда не денутся. Вы станете современным Швейцером. Может быть даже прославитесь и спокойно уйдете в иной мир с чувством выполненного долга. Неправда ли, вы ведь для этого сюда приехали?"
"Откуда вы узнали?"
"Я ведь доморощенный Шерлок Холмс. Во-первых, вы рассказали, что врач. И я сразу понял-не нефть привела вас сюда. Потом в разговоре вы незаметно для себя несколько раз упомянули небезизвестного Альберта Швейцера. И еще..как-то про смерть заикнулись. Так я и узнал".
Честно говоря, Сэм появился в Африке не только помогать местным больным, но...как ни банально звучит фраза, найти себя, свою духовность, которую как ему казалось невозможно найти в цивилизованной стране, в обществе потребления.
Когда он приехал в поселок километрах в двухстах от Лагоса, был уже горячий вечер, влажный экватериальный. Сэм валился с ног от усталости. В хижине, которую он нашел для ночлега, старая морщинистая женщина стелила ему на тростниковых матах разные цветные тряпки. Он сидел за низким столиком и ел ломтики ананаса. Рядом на полу у ног черная лохматая собака смотрела за каждым его движением. Сэм попробовал дать ей корочку от ананаса, так она ее на лету поймала и не жуя проглотила...Потом он дал ей целый ломтик. Она и его проглотила с тем же удовольствием. Может быть ломтик понравился собаке больше, чем корочка, но не дано человеку проникнуть вглубь собачьих переживаний. В эту секунду хозяйка что-то сказала на своем наречии, и только по жестам Сэм догадался, можно ложится спать. Когда он усыпал, то в последние секунды почему то думал о собаке.
Бубу.
Собака обнюхала странного незнакомца. Он пах необычно. И с этим запахом связывались приятные воспоминания об ананасе. Конечно Бубу пробовал ананасы, здесь их выбрасывали прямо на траву напротив хижины. Но первый раз в жизни человек резал ей ананас , как для равной. Для Бубу это было совершенно новое острое ощущение. Чувство равенства. Чувство уважения. Он не знал, как можно это выразить человеку. "Они же ничего не понимают. Размахивают смешно своими лапами как ветками от дерева..и издают странные звуки, думая что их кто то может понять." Бубу пошел в свой угол неподалеку от пришельца, лег и почти сразу же погрузился в поверхностный собачий сон.
Сэм встал рано и вышел во двор. Около хижины росло несколько пальм. Свора собак лаяла в углу площадки. Вдруг одна из них отделилась и бастро побежала к нему. Да это же его вчерашний знакомый Бубу! Он гладил черную густую шерсть, а собака лизала его ладонь и прижималась к ноге, смотрела своими умными преданными глазами. "Бубу, Бубу"-приговаривал Сэм.
Он пошел собираться. Расплатился с хозяйкой. Еще вечером договорился о тремпе в поселок... а оттуда уже не очень далеко до той заветной деревушки. Про нее рассказал Сэму товарищ, который посетил ее лет пятнадцать назад. После его рассказов о местных колдунах и повериях, Сэм загорелся мечтой, которая вот вот воплотится. А уж потом мечта облеклась в одежды духовных поисков и физической помощи. Оставалось минут сорок до отъезда соседского джипа. Он вынес на улицу свой колоссальный рюкзак и спортивную сумку на плече. Сел на камень. По утрам его настроение всегда бывало приподнятым. Он сфотографировал двор, хижину, потом жестами попросил соседского босоного мальчишку сфотографировать его с хозяйкой. И тут снова появился Бубу. Он его гладил и взял на руки, хотел запечатлеть его и фото повесить в своей будущей комнате. Бубу не привык к рукам. Но пару неплохих фото удалось сделать. Шофер подъехавшего джипа уже сигналил Сэму. Он обнял вначале хозяйку, потом фотографировавшего их паренька, взвалил рюкзак и сумку, двинулся к джипу. Открыл преднюю дверь, потом заднюю, чтоб закинуть вещи, и в ту же секунду Бубу заскочил с разбега на переднее сиденье. Он вилял хвостом, дышал громко, высунув розовый язык. Шофер знал немного английский. Сэм его спросил, что делать с Бубу. Шофер что-то крикнул хозяйке. Потом, перекрикиваясь с ней, он наконец сказал Сэму
"Она разрешает тебе взять его. У нее вон сколько собак". Сэм махал ей рукой, а Бубу смотрел на него, как человек, и даже подвинулся, когда Сэм забрался на высокое сиденье.
Бубу.
"Какой добрый оказался незнакомец. Наверное мне добра не хватало. Слишком много снисходительности и нисколько добра. А добро как равенство, как справедливость, нужно всем. Всем! Всееем!" Бубу залаял от возбуждения. Но конечно же незнакомец ничего не понял. И все-таки между ними возник общий язык, поэтому Бубу так радовался. Бубу знал, что чувствовал он намного сильнее незнакомца. Может быть меньше знал. Но почему -то люди считали, что знание делает их выше всех. А Бубу считал, что чувства важнее знаний. Но кто же его понимал, черную маленькую дворовую и беспородную африканскую собачку!
Ехали долго. Пейзаж изменился, стал больше похож на саванну.
"Это саванна?" спросил Сэм.
"Ес, оф коз" ответил шофер, хотя по его лицу было видно, что он не понял вопроса.
"Гуд" сказал Сэм.
"Гуд. Гуд" развеселился шофер.
Судя по времени они должны были скоро подъехать. Сэм держал раскрытой карту, взятую из интернета. Но шофер читать вообще не умел, а дорожных знаков не было видно. Прошло еще минут сорок. Наконец он остановил джип.
"Аут. Аут"- покрикивал он, и Сэм с вещами и Бубу выпрыгнули наружу. Шофер взял рюкзак.
"Хелп, хелп"-он снова обнажил белые зубы, контрастирующие с кожей.
Они прошли метров сто от джипа.
Бубу.
После дальней поездки Бубу утомился. Он еще никогда в жизни не преодолевал такого расстояния на джипе. Жажда томила его. Он побежал и нашел на краю деревни маленькую лужицу расплесканной кем-то воды и пил, пил, даже мокрую глину, в которой накопилась вода, вылакал. Его новый хозяин объяснился при помощи шофера джипа с долговязым молодым парнем. Парень взял у шофера рюкзак хозяина, понес его к хижине. Хотя деревня это немного скромнее поселка, где родился и рос Бубу, сама хижина оказалась просторнее. Да и вокруг нее оказалось множество интересных закоулков-заброшенная собачья конура, несколько сарайчиков. Бубу не удержался, чтобы не обнюхать все эти милые собачьему характеру уголки, а потом обессиленный лег на циновке и входа в хижину и погрузился в сон.
Ему снилась дальняя дорога от его поселка к деревне. Непривычные запахи саванны и зверей будоражили его. Он чувствовал резкий злой запах гиены, перебивающий многие другие запахи. Но в этом оркестре запахов он различал и быструю стройную антилопу и львов, охотившихся за антилопами.
Сэм вошел в хижину, которой предстояло стать его новым домом. Как он был счастлив! Он переходил из одной микроскопической комнатки в другую. Ему нравилось здесь все. Пучки трав под потолком источали незнакомые экзотические ароматы. Он надеялся, что совсем скоро будет знать названия местных трав и различать их. На деревянной самодельной тарелке лежало несколько фруктов-манго и кокосов. Это были фрукты не из супера, а настоящие африканские живые, они дышали. Здесь все дышало. Воздух жил и дышал. Потом Сэм стал думать о Бубу. "Кстати, где он сейчас? Вот он, мой чудный пес! Спит. Я буду заботиться о нем. Он оставил свой дом ради меня!"
Сэм начал выкладывать свои книги из рюкзака, они оказались самыми тяжелыми и объемными. В эту минуту он почувствовал горячее и липкое на своей щиколотке. От неожиданности вздрогнул...и увидел у своих ног Бубу, который облизывал их. Сэм нагнулся, поцеловал собачку во влажный кожистый нос, тонувший в шерсти. Хотелось дать ему что-нибудь вкусное. Кроме курицы ничего не приходило на ум. Он прошел через длинный двор к соседям, показывая на Бубу выкрикнул "Чикен, чикен". В конце концов мальчик лет десяти вынес большую явно не куриную кость ,и они вместе дали ее Бубу.
Бубу.
"Наивный, он думает что я всегда озабочен только едой. Все люди такие, и он не исключение. Он не понял, что самое важное, как он для меня пошел за костью. Для меня. Как для равного". Бубу довольно зарычал и с костью залез в старую собачью конуру. Там пахло прежней хозяйкой. Его воображение нарисовало худую высокую песочного цвета собаку , каких немало в африканских деревнях.
Сэм с чувством выполненного долга вернулся в хижину раскладывать вещи. То ли влажная жара, то ли дальняя дорога так расслабила его, что он почти мгновенно упал на нерасстеленную лежанку лицом вниз. Во сне он перенесся в дни своей молодости и в незнакомый европейско-азиатский город, в котором ходили трамваи и лежал подтаивающий снег. Его машина зарылась в снег, он оставил ее, еще и потому, что она не могла тормозить. Ощущение езды без тормозов часто навещало Сэма по ночам во снах. Может быть в чувстве опасности, неотвратимой беды таилось нечто генетическое. Потом он оказался в районе суровых ледяных гор со спусками без конца, с завыванием ветра. На нем были лыжи, а вокруг много людей из детства, юности, молодости, последних лет, мама с папой, дед. Все перемешалось словно колода карт в этой странной машине времени снов. Уже на границе сна и яви Сэм почему-то жалел, что нет Фрейда, уж он то объяснил бы все. Еще жалел, что нет у него этой машины времени. И еще, да еще...ненасытный человек. Где же мама, папа, дед? Ах!
Позолоченные рощи
Дремлят осенью туманной,
Мне приснился прошлой ночью
Мир спокойный и желанный,
Я с любимой, нет разлуки,
Лист, шуршащий под ногами,
Что-то шепчет нам на ухо
Мир спокойный и желанный.
Опьяненный тихим счастьем
Непривычным и чуть странным
Я прошел сквозь все ненастья
В мир спокойный и желанный.
Ты любовью вся объята
В уходящем дне туманном,
Окунулась в блеск заката,
В мир спокойный и желанный.
Оборвался сон, как нитка,
Я проснулся утром ранним,
Потеряв в рассвете липком
Мир спокойный и желанный.
Да, "спокойный и желанный мир"- мечта-с, как говорил небезизвестный Смердяков. Покажите мне мечту-с!
Сэм надеялся следующим же утром начать прием больных. Достал свое заранее заготовленное объявление, лежащее на дне сумки, приделал его к входной двери и решил прогуляться перед сном. В какой бы точке мира он не был, ничто не могло его отвлечь от вечернего моциона. Он помнил, как в девять вечера шел по самому опасному маршруту Америки между Капитолием и Белым домом. А ведь предупреждали-ночной Вашингтон не место для ночных прогулок. Правда тогда все обошлось.
Около их хижины была такая идиллия, что он пошел по узкой тропинке между пальмами, взяв с собой фотоаппарат, карабин и палку с острой рогаткой. Закат над саванной надо видеть. Он сделал свои первые африканские снимки-Закат с баобабом, Силуэт жирафы. Потом птицы, названий которых не знал. Словно неведомая сила гнала и гнала его вперед в поиске новых сюжетов. Темнота опустилась мгновенно, тогда Сэм уже повернул обратно. Фосфорисцировали какие-то насекомые рядом с тропинкой. Он думал их рассмотреть, но решил все-таки двигаться к дому. На душе все пело от новых впечатлений. И он замурлыкал песенку из "Отеля Калифорния".
Welcome to the hotel california
Such a lovely place
Such a lovely face
Plenty of room at the hotel california
Any time of year, you can find it here
Рычание неподалеку слева заставило Сэма снять с плеча карабин.
Бубу.
После долгого сна он потянулся, пошел смотреть своего нового хозяина. Дом был заперт, а на входной двери белым пятном трепетал на ветру лист бумаги. Бубу конечно не умел читать человечьи крючки, но понял, что листок значит нечто новое, и хозяин его писал для других людей. "Где же он?"-подумал пес, и тревога закралась в его сердце. Он побежал трусцой по запаху. Вначале запах был слабый, но потом сильнее и сильнее. И вдруг его перебил запах..кого же? Дрожь пробрала Бубу-Львы! Он мгновенно собрался словно пружина и понесса по тропинке, выбрасывая вперед обе передние лапы. Он не задумывался, что же он сделает со львами, но он чувствовал-Его хозяин в опасности!
Сэм шел медленно, как ему казалось по направлению к своему новому дому-к хижине и поводил из стороны в сторону дулом взведенного карабина. Он думал, если выстрелит в одного и попадет, то может наброситься второй, и он просто не успеет перезарядить свой карабин. Страх медленно, но верно сковывал его. Вдруг справа между пальмами раздался громкий рык. Может быть показалось, что Сэм видел горящие глаза, но он почти не прицеливаясь выстрелил. Приклад карабина больно ударил в плечо, запахло порохом, но он сразу же понял, что не попал.
Бубу услышал выстрел и помчался на него так быстро, как мог. Теперь он знал точно-львов было двое. В конце концов хозяин попал в одного, и тот лежал, истекая кровью. Второй же, возбужденный запахом, приблизился вплотную к человеку. Бубу залаял до хрипоты. Он видел сейчас, знал и чувствовал намного больше и сильнее хозяина. Если лев бросится на Бубу, то может быть хозяин успеет убежать. Бубу ощущал горячее дыхание льва. В этот момент раздался еще выстрел, но удар львиной лапы сбил собаку с ног, и она отлетела на несколько метров. Бубу ударился всем телом о ствол дерева. Он уже не слышал нового выстрела, который сразил второго льва.
Сэм задыхаясь бежал с Бубу на руках. Он был без сознания, но дышал. "Мой спаситель! Мой Бубу!" Сэм не знал ни одного ветеринара. Но он сам здесь и врач и ветеринар..и господь бог. По проблескам фонарей он понял, что приближается к деревне. "Еще пол километра бежать. Так это немного. Я же бегаю по десять". У самой деревни Бубу тихо заскулил. "Жив! Жив!".
Дома при свете Сэм осмотрел его. Живот был мягкий. Наружных ран он не заметил. Но иногда внутренние бывают намного опаснее наружных. Его насторожила струйка запекшейся крови у носа собачки. Сэм взял пальцами и высунул его язык наружу. Пальцем проверил пасть. Потом поднес к его носу вату, смоченную нашатырем. Бубу среагировал на нашатырь. Чихнул. И снова заскулил. Сэм гладил его, приговаривая: "Бубочка, мой спаситель". Неожиданно вспомнил про телефон Леклерка. Только несколько секунд в нем боролось чувство неудобства, ведь он почти не знал француза, да и было уже одиннадцать ночи. С другой стороны Сэм боялся за собаку. Может быть надо рентген сделать. И он набрал номер Леклерка.
Леклерк знал ветиринара километрах в ста от деревни. Он предложил свой вертолет.
Бубу.
Первый раз, когда он очнулся и открыл глаза после удара о дерево, он почувствовал, что находится на руках у хозяина. Хозяин бежал, тяжело дыша. Бубу принюхался к запаху разгоряченного человеческого тела. Сильно болела голова, тошнило. Бубу снова погрузился в беспамятство. Резкий запах пробудил его. Из его сухого горла вырвался слабый собачий звук. Он чувствовал ладони хозяина и так хотел лизнуть их. Но не было сил. Хозяин давал ему что-то мокрое на язык. "Как он знает, что я хочу пить?".
Бубу глотнул, и несколько капель попало в его горящую глотку. Хозяин повторял это несколько раз. Бубу собрал последние силы, наконец дотянулся языком до пальцев хозяина, лизнул их.
Леклерк прилетел через рол часа, Сэм занес Бубу на вертолет. Ветеринар был местный молодой парень, учивший ветеринарию в Лионе. Сразу же до начала осмотра он начал вливать Бубу физиологический раствор. Сделал анализ крови, снимки черепа. "Это шок"-сказал он -"Сейчас давление начало подниматься. Я рад, что вы привезли его вовремя".
Часть 2.
Прошло немного времени, месяца два-два с половиной, с их достопамятного первого вечера в деревне. Сэм вел ежедневные приемы больных с утра и до обеда, а после короткой сиесты и до вечера. Они тянулись нескончаемым потоком, первичные, повторные, как предсказывал Леклерк, с глистами, малярий, тропическими лихорадками, укусами, иммунодефицитом. Они снились Сэму короткими тяжелыми ночами. Спал он тогда меньше пяти часов в сутки. В первое время его чернокожие пациенты были на одно лицо, но вскоре он научился различать их по виду и характеру, по диагнозам и жалобам. Даже имена многих запомнил. И становилось меньше первичных и больше повторных. Каждый приносил подарки. Чаще всего фрукты или поделки из дерева, кости. На двери дома с первого дня висело обьявление "Здесь не берут денег за лечение". Но наивные подарки принимались с охотой. Сэм с удовольствием ел фрукты. Для других подарков была выделена специальная комнатка, в доме было семь небольших комнат, три из них пустовали. В какой-то из дней конца недели в доме Сэма и Бубу появилась маска. Она оказалась достаточно тяжелой, чтоб быть из гипса, но поверху казалась гипсовой, умело и обильно раскрашенной натуральными красками. Оркестр цветов состоял из солнечного золота, горящего кармина, немного лазури.
На следующее же утро Сэм наблюдал любопытную и в то же время пугающую картину. Он пошел в свою кладовую, где хранились лекарства. Проходил через комнату подарков, вдруг увидел, сидящего перед маской, окаменевшего словно египетский сфинкс, Бубу. Сэм от неожиданности затаился за полуоткрытой дверью. Ни с того ни с сего Бубу зарычал, начал пятиться к двери. Шерсть вздыбилась. Поза выражала страх с агрессией. Пожалуй больше страха. Сэму тотчас вспомнилась сцена со львами.
"Бубочка, что ты? Что с тобой , малыш?"-вопрошал Сэм.
Бубу.
Когда он первый раз вошел в комнату с подарками, сразу же ощутил присутствие постороннего. Чего-то враждебного, непонятного, необъяснимого. Он чувствовал угрозу себе и хозяину. В предчувствии угрозы Бубу намного превосходил Сэма. Угроза исходила со стены. Бубу вначале затаился, застыл, пытаясь по-своему понять степень опасности. Интересно, как и тогда, он прежде всего думал о хозяине. Он воспринимал его как младшего, как слабого, неспособного понять многое, чего понимал он, Бубу. В то мгновение, когда хозяин увидел его, степень напряженного ожидания Бубу достигла кульминации. Он ощутил опасность, близкую и реальную. Попятился назад, изготовился к защите. Когда Сэм заговорил с ним, Бубу готов был залаять, но голос Сэма остановил его.
Несколько дней до этого в деревне был праздник, куда конечно же пригласили Сэма. Карнавал мистики и колдовства длился до трех часов ночи. Все без исключения были в масках, и местные жители накануне раскрашивали тела. Некоторые из них делали настоящие татуировки, африканский пирсинг включал деревянные палочки, кость. Сэм научился немало понимать на местном наречии хауса, и даже объяснялся чуть-чуть, но ритуалы оставались для него неведомыми. Одна из старушек, сидевшая с ним, рассказала, что в иерархии колдунов самый высший это Оно. Почему-то сходство имени со средним родом поразило Сэма. Ни Он, ни Она, а Оно. "Может быть так они понимают их пра-Бога". Сэм пил некий напиток, чувствуя как тело его обретает легкость, даже невесомость. Сэм успел подумать про наркотики, но ему было все равно, и он продолжал медленно прихлебывать похожую на чай жидкость. Фигуры африканцев размазались, а затем приобрели резкие, яркие тона, словно на картинах фовистов. Он вспомнил Вламинка и ван Денгена. Старушка что-то говорила ему. Сэм уже не слышал ее.
Для Бубу ночной праздник стал настоящим пиром. Почти каждый давал ему еду. Но пес не спускал глаз, вернее не зрение, а чувство, со своего любимого хозяина. Он сразу подскочил к нему, когда ощутил, что тот потерял контроль над собой. Старушка подозвала двух мужчин. Они подхватили Сэма с обеих сторон. Бубу лаял изо всех сил, стараясь направить их движение к дому, к месту, где он жил с хозяиным. Но его отнесли в другой дом. Бубу держался рядом, не отставая ни на шаг. Он видел, как с хозяина сняли маску, заменили ее на другую, и новую положили рядом с ним на циновке. Пес обошел вокруг маски, обнюхал ее. Запомнил своей собачьей памятью. Памятью запаха. Вдруг появился чернокожий старик, с густо раскрашенным телом, в перьях. "Оно"-обращались к нему с ударением на первом слоге и с поклонами остальные. Старик пробормотал несколько слов, бросил на маску рядом с Сэмом щепотку порошка. Один из мужчин ударил в бубен. Через несколько минут хозяин очнулся. Ему дали пить. Он погладил Бубу. Один из сопровождающих мужчин протянул Сэму маску и сказал, что ее надо хранить дома, как знак любви и благодарности всех его пациентов. Так маска оказалась на стене в комнате подарков.
Сэм сидел поздно вечером и писал письмо своей старшей дочери Катрин. В этом уголке Нигерии электронной почты не было. Приходилось пользоваться обычными письмами, которые доходили отсюда к адресатам месяца за полтора-два.
"Дорогая Катрин. Ты помнишь, как писал тебе о надежде найти здесь себя. Пока мне кажется, что я точно убежал от цивилизации. Но не уверен, что место может дать человеку ответы. Ответы внутри. Просто их надо уметь вытащить наружу. Место, тишина на самом деле хорошие помощники в этом процессе. Но мелкие человеческие чувства зависть, месть также коснулись мнившимися мне неиспорченными африканские души. Не очень давно на одном из местных праздников меня опоили зельем и пробовали околдовать через фетиш маску. А все из-за того, что бедные люди валом пошли лечиться ко мне, а не к местному главному шаману. Они его считают полубогом, зовут странным именем Оно. Он-Оно не желал делиться со мной ни моей скромной докторской славой, ни милыми деревенскими подарками. Уже второй раз верная собачка Бубу оберегает меня от разных напастей. В первый раз она спасла мне жизнь, как не напыщенно звучит эта фраза. А сейчас благодаря ей я понял значение зловещей маски. Просто выбросить маску было невозможно. Здесь все открыто, и люди все знают. Я пустился на хитрость. В другой деревне заказал копию маски, и заменил заколдованную на обычную. Может быть ты скажешь, что я поддаюсь варварским глупостям. Наверное, в Европе или Америке ты была бы права. Но здесь по-другому...".
Бубу сразу же понял, что новый предмет на стене нейтральный, безвредный. Он подбежал к Сэму и лизнул его. "Мол, молодец, сделал правильно, как я тебе сказал".