Тель-Авив на самом деле город вечной весны, скорее даже вечного лета. И солнца конечно! Кафе на набережной непрерывны, похожи на один длинный ресторан от старого Яффо до порта. Этак километров пять-шесть вдоль моря.
Шломит поджидала подругу. Та опаздывала, и каждые несколько минут Шломит звонила ей с одним и тем же вопросом:
"Ну где ты?"
И Орна неизменно отвечала:
"В пробке Шломитуш, в пробке"
Да, пробки в Тель-Авиве особенные, наши пробки, улицы ведь по-средневековому узкие. Машины припаркованы с обеих сторон.
Шломит закурила свою тонкую женскую сигарету. Она сама не знала зачем курила. Единственно, чем отличалась от других курящих - никогда не пыталась бросить. Некоторым мужчинам, с которыми она встречалась, это представлялось иначе. Они ей говорили:
"Очень секси!"
"Что секси?", - спрашивала Шломит.
"Как ты куришь"
"Я думала я сама секси"
"Ты...разумеется". А Шломит смеялась, показывая свои ровные белоснежные зубки. Их не портило курение. Она кокетливо поводила своим одним голым плечом, на котором красовалась татуировка - бабочка, опустившая хоботок в раскрытый цветок. У Шломит было много вещей на теле по-настоящему секси.
В ожидании Орны Шломит начала считать сколько мужчин, проходивших рядом с кафе, обращали на нее внимание. Она отметила время и за полторы минуты поймала одиннадцать мужских взглядов. Еще один звонок Орне. Та уже подъезжает. Шломит изменила условия игры. Сейчас она будет считать только откровенные "раздевающие" взгляды. За две минуты три таких взгляда. Ну вот, наконец и подруга пришла. Они обнялись, поцеловались, рассыпались в комплиментах друг дружке. Орна сразу же заказала крепчайший эспрессо. А Шломит рассказывала ей результаты игры "ловля взглядов". Первые минуты они говорили ни о чем. Смеялись после каждого слова, находили в любой фразе смысл, знакомый только им двоим, как старым подругам. Правда Шломит сразу после очередного взрыва смеха вдруг грустнела.
"Что-то случилось?", - поинтересовалась Орна.
"Нет... а вобщем, да"
"Ты какая-то странная сегодня, задумчивая"
"Да уж задумаешься, пожалуй. С моим Иосиком история. Начал сейчас с дамой моих лет"
"Да что ты говоришь?И как она?"
"Ты первая из всех кто спросил это. Остальные просто были в шоке".
"Почему в шоке. Если она ему подходит и нравится"
"Ты не думаешь, что это патология?"
"Сейчас многие не считают даже однополую любовь патологией"
"Я все это понимаю, когда не относится к своему чаду"
Шломит и Орна сидели долго. Из сумочки Шломит раздался звонок телефона. Она чуть отдалив лицо, взглянула на номер, ответила с улыбкой:
"Да... Да... Нет, я сегодня не могу... может в начале недели... пока", и она с той же загадочной улыбкой и чуть в смущении закрыла телефон.
"Ты меня интригуешь! Кто это?"
"Можно я тебе потом расскажу, не сегодня"
"Ладно... ладно... я тебя уж давно не видела такой взволнованной"
"Кажется опять влюбилась..но мне надо немного подумать"...
Иоси вспоминил свою последнюю встречу с Сарой. Эта темнокожая женщина жила в их дворе. Все знали, что она и ее старенькая мама приехали из Индии. Весь двор звал ее Сарале. Иоси тогда закончил школу и оставалось месяца три до армии. В свои неполные восемнадцать лет он еще не имел девушки. Как-то со всеми дружба выходила, а любовь нет. Вечером в июле стояла жара и влажность, было похоже на теплицу с тропическими растениями. Иоси с друзьями возвращался из бара уже за полночь. Они постояли около двора, разговаривали громко после нескольких порций текилы со спрайтом. Кто-то выглянул из окна и закричал на них:
"Не мешайте спать... а то я полицию вызову!"
Друзья Иоси были вообще тихие и законопослушные. Да и времена.. Ох, уж эти времена. А моду вошла текила со спрайтом, а законопослушание стало выходить из нее. Начали ребята расходиться, да попритихли. Иоси пересекал двор, вдруг его тихо, но настойчиво окликнули. Он вздрогнул от неожиданности, обернулся. У входа в дом стояла Сарале. Он подошел к ней. В свете ночных ламп она казалась ему восточной королевой из сказки. Смотрела снизу вверх на него черными словно бархатными глазами. От такого взгляда у него внутри все всколыхнулось.
"Шалом, Сарале..ты не спишь" спросил он и покраснел, что спорол глупость. Но она и виду не подала, а тихо ответила:
"Нет, как и ты... начала усыпать, да потом кто-то на вас кричал"
"А... это мы с друзьями громко говорили после бара"
"Я вижу ты выпил"
"Да, но немного... три текилы... хотя голова чуть-чуть...", - он не договорил.
"Я знаю..кружится... я тебе дам выпить сейчас индийского чая с травами, и она перестанет кружится... зайди ко мне... мама уже уснула", - и Сара посмотрела на него опять таким же будоражащим взглядом.
Она двигалась по комнате тихо босиком. Иоси бросил взгляд на ее ступни ног. Ногти были покрыты ярким лаком. У иосиных знакомых девушек кибуцниц такого не было. Сара поставила на столик палочку, спичкой подожгла ее, запахло сандалом. Этот запах Иоси уже знал.
"Нравится? - спросила Сара, - это запах любви". Иоси смутился. Сара поставила чайник, налила чай в чашечку с нарисованным слоном. "Пей теперь"
Она положила руку на его колено. Он попытался захватить ее своей рукой, но Сара не дала.
"Мне можно, а тебе нет"
Она улыбалась и смотрела, как Иоси пил чай. Иоси пил, ему казалось, что мама поит его. Почему-то вначале он даже опьянел сильнее, и Сарале сливалась с его мамой. Он хотел даже раз окликнуть ее "има*". Он смотрел на ее яркие ногти на ногах и вспомнил, что мама тоже их красила, чуть другим цветом... Сара дала ему вторую чашечку. После нее он почувствовал, как очистилась голова.
"Ну ладно... поздно уже... пол второго ночи... иди отдыхай". Иоси поднялся с ощущением будто что-то не сбылось.
Сара читала его мысли.
"Мы с тобой не последний раз видимся... иди... спокойной ночи"
Шломит не рассказала подруге о начале своего нового романа. Ей показалось неудобным рассказать про сына и тут же начать про себя. После развода с отцом Иоси Шломит почти пол года была одна, но время взяло свое... и она начала встречаться. Неудачи шли одна за другой. Обычно первая ее встреча оказывалась последней, она прекращала отвечать на телефонные звонки. Но двое из нескольких десятков продолжали ей изредка звонить. А с Маркусом Шломит встретилась уже несколько раз, и конечно наступал вопрос "А что же дальше?". Дальше они должны были попробовать себя в сексе. Шломит хорошо знала правила этой игры. И судя по всему время подошло. Шломит чувствовала что Маркус ее захватывает. Ей было интересно с ним, ее покоряла его внешность, его сила, исходившая от него энергия. Сегодня вечером они шли в кино, а потом она решила пригласить его к себе. "Живем один раз", - повторяла она сама себе избитую фразу, накладывая косметику на щеки. То она сомневалась, что надо звать Маркуса, то вновь приходила уверенность. "Будь что будет". Он звонил ей опять.
История Маркуса похожа на истории многих приехавших из Южной Америки. Он рассказывал Шломит словно сказку про их соседа из Байрэса. Скромный и вежливый служаший. Друг деда Маркуса, этот конторщик обычно приносил детям по вечерам марципаны. Его звали Рикардо, Рикардо Клемент. Дети любили синьора Рикардо. В один из вечеров он не пришел. Не пришел он ни через день, ни через два. Отец все время хотел спросить деда, но тот последние дни был занят на работе. Потом отец заболел скарлатиной. Лежал, усыпанный словно красной манкой, сыпью, и с жаром больше сорока градусов. Уже к концу, к выздоровлению, вбежала в комнату его сестра Алисия и закричала-
"Смотрите, смотрите, по телевизору показывают нашего соседа, синьора Рикардо!"
Дед оказался дома, включил телевизор, и вдруг десятилетний отец слышит по первому аргентинскому каналу "...Адольф Эйхман, известный нацистский преступник, проживавший в Буйнос-Айресе под именем Рикардо Клемента, предан суду в Израиле в тюрьме Рамле, повешен, сожжен, а пепел развеян в Средиземном море вне территориальных вод Израиля".
"А я учил это уже на уроках истории в школе", - сказал Маркус.
Он блистал парадоксами, увлекая Шломит все сильнее. Его шутки не были избиты. Он чувствовал струны женской души и играл на них, как на скрипке. Когда его рука поднялась слишком высоко по ее ноге, Шломит остановила руку и сказала:
"Стой, запретная зона!"
На что Маркус с улыбкой ответил:
"Зоны, зоны... ох уж эти зоны... запретные... эрогенные..."
Она хоть и была намного старше и опытнее, смутилась, что-то промямлила про эрогенные. Он же вместо ответа встал, наклонился над ней и стал целовать ее в ушко с серебряной сережкой. Шломит не отстранилась, только тихо прошептала:
"Свет... хотя бы на первый раз..."
Пока он дошел до выключателя, успел подумать: "А она не собиралась играть... все сразу и по-настоящему... а я еще был настроен на игру..."
Когда он возвращался в темноте к креслу, где сидела Шломит, вдруг услышал ее серебряный смех из соседней комнаты:
"А я уже здесь, дорогой...". Маркус подошел к кровати. Через тонкие шторы пробивался свет от ночных фонарей в ее спальню, на Шломит остались только серебряные сережки. Так начался их роман. "Серебряный" роман, как он прозвал его.
А Иоси не спал уже вторую неделю. Когда он ложился в постель, то волны возбуждения накатывались на него. Он вскакивал, шел на кухню, пил залпом два - три стакана ледяной воды из холодильника и возвращался в постель. Долго устраивался, то на одном боку, то на другом. Ложился на спину. Ему казалось, ночная тишина начала усыплять его. Вдруг он подумал про маму. "Что с ней, как она...". Вчера она пришла после часа ночи. Позавчера она кажется не ночевала дома. Он это понял утром. Стеклянная кастрюля с фаршированными перцами оставалась стоять на плите. Мама у Иоси на кухне была по-немецки пунктуальной. И вдруг перцы не в холодильнике. Иоси снова встал и пошел на кухню. Он оказался прав - второй день они на плите. Он вынул один, желтый огромный перец, и сразу же запах разлился вокруг. Иоси поставил перцы в холодильник. Бросил взгляд на часы-два часа ночи. Уже хотел набрать мамин телефон, но одумался. "Она давно одна и имеет право на свою жизнь". Эта мысль поразила Иоси своей новизной. Действительно мама не должна принадлежать ему, только ему. И тотчас он подумал о Сарале. "Да ведь и он уже не принадлежит маме, маме Шломит...Часть его души принадлежит Сарале...". Иоси доел перец, самым вкусным был соус. Снова взглянул на часы. Без четверти три. Пошел в постель. Быстро начал проваливаться в сон. Словно картинки проплывали... дымок от сандалового дерева... блестящий от яркого лака ноготь на большом пальце ноги... чашечка и пузатый фарфоровый чайник со слоном. Мама давно не целовала его перед сном. А Сара? Дай бог, чтоб она хоть раз поцеловала его... Да, да... Сара... Сарале...
К каким только уловкам не прибегал он, чтобы встретить ее! Удивительно, целую неделю у него ничего не получалось. Ему казалось, что Сара нарочно прячется от него. Корил себя за неиспользованный шанс, посланный судьбой. Был уверен, что любой из его друзей остался бы с Сарой до утра. Ну а он слюнтяй и растяпа!
Приближался праздник Рош а Шана. В этом году он был в октябре, в неизменном месяце тишрее*. Забегали с моря первые облака, обычно по ночам. Женщины убирались в домах. И вот в один из этих предпраздничных дней Иоси увидел стоящую в распахнутом окне Сарале. Она была в джинсах и простой белой майке. Наклонялась над ведром с водой. Он смотрел завороженный, словно видел ее первый раз. Закричал неожиданно для самого себя. "Сарале, сладкая! Я скучал без тебя!"
Его пальцы скользили по ее смуглой гладкой коже.
"Боже, это ган эден*..." прошептала Сара.
"Ты - ган эден..." ответил он.
На стене прямо напротив постели висела квадратная картина. В первый раз Иоси ее и не заметил. Но сейчас ее было невозможно не увидеть. Вначале он решил, что перед ним "Квадрат" Малевича. Даже подумал о Сарале в связи с "Квадратом"".
"Женщина, у которой над кроватью Малевич - необычная женщина!". Но глаза его привыкли к индийскому ночнику, и он понял "Это не Малевич!".
Это была современная картина. Если не двадцать первый, то конец двадцатого века. Она была написана жирными тяжелыми мазками. Только одну краску использовал мастер... киноварь... киноварью был покрыт весь квадрат картины... по краям мазки были вялыми рыхлыми... краска создавала ощущение маргинальности... и вот мазки начали набирать силу... как волны моря... прибой... все гуще и гуще... все тяжелее... так тяжело дышат мужчина и женщина, словно вместе в гору поднимаются все выше и выше... и чем ближе к вершине... нет к центру картины... мазки ложатся один на другой... появляется ощущение центра... втяжения... воронки... интернальности... словно внутрь втягивается пространство картины... словно звук появляется такой булькающий, стонущий...
Как наваждение. Иоси на минуту потерял ощущение времени. Сара опасаясь нарушить впечатление, молчала. Наконец, тихо-тихо спросила "Тебе нравится?"
Иоси поцеловал ее в губы. "Ты лучше!", - ответил он.
"Какая связь?", - ему показалось, что Сара обиделась.
"Эта картина, Сарале, одна из лучших, которые я видел в последнее время. Поверь мне, я хорошо разбираюсь в них. Кто ее написал?"
"Иоселе, я помню, что автор - молодой украинский художник. А название картины "Эрогенная Зона". Она мне понравилась, я купила ее на шуке пишпешим*. Я сейчас решила подарить "Эрогенную Зону" тебе"
Сарале завернулась в простыню, как в римскую тогу, встала во весь рост на постель, потянулась к картине и сняла ее с гвоздя. Иоси показалось, что движение ее тела и киноварная воронка картины слились в один порыв. Сара взяла тонкую длинную кисточку, маленький флакон краски и написала сзади картины "Моему дорогому Иоселе с любовью от Сарале" и пририсовала два маленьких сердечка.
Ночь выдалась жаркой и влажной, с пустыни пришел горячий хамсин, смешавшийся с влажностью Средиземного моря. В эту ночную жару шел Иоси домой и нес завернутую в бумагу "Эрогенную Зону". Мамы дома не было, но на этот раз Иоси порадовался своему одиночеству. Он всю дорогу предвкушал, как раскроет картину. Наконец раскрыл ее в своей комнате, начал примерять где ж она будет висеть. Остановился на двух опциях. Или напротив стола, или напротив кровати. У стола за компьютером он проводил много часов. А в постели только перед сном и утром несколько минут. Он обычно усыпал мгновенно. После колебаний Иоси решил повесить "Эрогенную Зону" над кроватью. Он вбил гвоздь. Красная притягивающая воронка оказалась на белой стене. Смотрел на нее долго. Воронка гипнотизировала его.
После нескольких ночей с Маркусом Шломит вошла в комнату сына. Как давно она не была здесь. Села на край незастеленной постели. Взгляд ее упал на стену, и мгновенно новая картина приковала его. Она восприняла ее по-другому, чем Иоси. Ей казалось, что в центре картины цветок, ярко-алый цветок, глубокий, бархатистый. В глубине цветок был почти черный. Похоже на чрево. На плоть. Шломит ощутила свою близость к картине, сродство с ней. Она в эти последние была как цветок, полный нектара. Шломит потянула носом, словно густой сладковатый запах меда разлился в воздухе. Она прошлась босиком по тихой ночной комнате сына. Посмотрела на картину с другого ракурса. "Да. Как все перевернулось в их стабильном "буржуазном" доме. Роман с Маркусом в самом разгаре" Шломит закурила. " И ее Иоси тоже загулял. Надо с ним поговорить. Хотя в его возрасте можно себе позволить. Но хоть бы поделился кто его девушка. Раньше он все рассказывал". Шломит докарила сигарету, потянулась от физического удовольствия словно кошка, бросила последний взгляд на киноварный квадрат на стене и пошла спать.
Из сна ее вырвал сигнал пелефона. Было семь утра. Шломит набрала номер сына. Он не отвечал. Она оставила сообщение "Сынуля... Доброе утро... Я побежала на работу... Перезвони мне днем".
Они встретились вечером за домашним ужином только через неделю. Шломит перед разговором с сыном написала план. Но уже в самом начале, когда они сели в салоне к столику и принялись грызть орешки, она вдруг сорвалась, перешла в наступление.
"Ну и кто она?", - спросила с вызовом.
"О ком ты, мам?"
"Да что ты прикидываештся. Уже вторую неделю дома не ночуешь"
Иоси смешался. Покраснел.
"Мам, ну успокойся... Она чудная женщина...Ты ее знаешь"
Он подошел к Шломит и обнял ее.
"Кто она?"
"Сара, наша соседка..."
"Чтоооо!!! Она же тебе в матери годится!!! Ты не мог найти свою ровесницу!!!" Шломит отстранилась от обьятий сына.
"Ну, мам... ты всегда смотрела на жизнь широко... и меня учила этому"
"Иоси, всему есть границы. Начать роман с женщиной, которая на двадцать лет старше тебя!"
"Мам, успокойся... она хорошая... какую картину подарила... пойдем, я тебе покажу... называется "Эрогенная Зона", - и Иоси потащил Шломит в свою комнату. Он усадил маму на край кровати. Вместе они стали смотреть на киноварный квадрат. Шломит приходила в себя. Иоси погружался в картину.
"А она тебя уже научила, что такое эрогенная зона?"
"Конечно, и в теории, и на практике", - Иоси решил злить Шломит до конца. Сегодня это было легко.
Горячая любовь Маркуса и Шломит начала остывать очень быстро. Сценарий раскручивался банально. Маркус перестал реагировать на Шломит. Все ее попытки привлечь внимание приносили ей только разочарование. Она приходила домой раздраженная. Сидела по вечерами одна. Злилась на Маркуса, злилась на сына, злилась на его подружку Сару. В один из вечеров она выпила почти пол стакана виски. Непривычная к алкоголю, опьянела сразу. Пол качался под ней, словно палуба корабля в шторм. Шломит не помнила, как оказалась в комнате сына. Включила свет. Вот она один на один с "Эрогенной Зоной".
"Это ты во всем виновата, красавица!, - крикнула она картине, - молчишь, старая развратница!". Шломит вне себя выскочила из комнаты, вернулась со своей туфлей на высоком каблуке, ударила каблуком по центру "Эрогенной Зоны". Еще, еще и еще!
Мир не перевернулся. Ничего не изменилось. Только в центре киноварного квадрата появились несколько безобразных дыр. Шломит мгновенно протрезвела. Выбежала в смятении, забыв в комнате сына туфлю. Не раздеваясь, упала на свою постель, забылась тяжелым сном.
Иосиле пришел как обычно под утро. На цыпочках, чтоб не будить мамулю, прошел салон и коридор. По запаху ее духов он знал, что она дома. Умиротворенный, зашел в свою комнату. Споткнулся обо что-то. Чуть не упал. Включил свет. Это оказалась туфля мамы. "Интересно, как она здесь оказалась", подумал он. Посмотрел на нее вблизи. Улыбнулся. "Очень эротическая штука". Поставил туфлю около стены. "Мама...мамочка..как я тебя люблю".
Иоси принял душ и забрался в постель. Тело его приятно "гудело" после встречи с Сарой. Он прислушался к этому чувству и перевел взгляд на стену... "что это... словно кто-то выел, выдрал кусок "эрогенной зоны"..." Иоси встал на стул и увидел эти дыры в центре картины. Он окаменел. К нему пришло понимание. Мамина эротическая туфля и "Эрогенная Зона". Эрогенная зона Сарале. Его Сарале. "Надо что-то делать... так не может быть... он должен защитить свою маленькую индусочку".
Иоси снял картину, завернул ее в полотенце. Одел джинсы и майку. С картиной под мышкой вышел на улицу. Заливались утренние птицы. Они чувствовали приближение нового дня.