Мики родился в Иерусалиме семнадцать лет назад. Он был высоким немного меланхоличным парнем. И высокий рост, и задумчивость не свойствены рожденным на нашей горячей земле. Но исключения лишь подтверждают правила. Это не всё, он любил читать. Совсем редкость для семнадцатилетних начала двадцать первого века. Читал Мики не без разбора, а был привередлив, как и в еде. Например, он не любил Пруста, но обожал Кафку, не принимал Толстого, но боготворил Достоевского, откладывал в сторону Агнона, но имел все изданные книги Амоза Оза. В книгах из его домашнего окружения и друзей мало кто разбирался. Его же прихоти в еде некоторых раздражали, а многие просто считали его чудаком. Он не ел гамбургеры и не пил колу, отвергал всю жаренную пищу. Таким рос Мики.
Он шел по улице Бецалель. Небо над Иерусалимом было чистым, голубым. Солнце чуть подвинулось к горизонту, дома начали отбрасывать тени на половину улицы. И по этой половине шли большинство прохожих. Мики шагал в задумчивости, услышал привычный сигнал телефона. Сообщение послала Ширли.
"Ты помнишь, что завтра парад гордости. Я хочу, чтобы мы пошли вместе".
"Я точно не знаю. Скорее всего нет".
"Ну почему, пойдем. Будет интересно".
"Я подумаю", - ответил уклончиво Мики, хотя уже точно знал, что он не пойдет. Нельзя сказать о его нелюбви к гомосексуалам и лесбиянкам. Он терпимо относился ко многим вещам на свете. Просто он не любил шума и скопления людей. А на параде кроме нескольких тысяч человек будут сотни полицейских и журналисты. Интересно же, парад секс-меньшинств в самом сердце святого города.
Он шел, вспоминал их недавнее знакомство. Они познакомились на молодежной вечеринке. Мики не был влюбчив, но сразу его "глаз лег" на Ширли. Они сидели вместе, он спросил: "А сколько тебе лет?" Сразу понял, "спорол" глупость, уже предвидел ее ответ. А Ширли улыбнулась открыто, сверкнув белыми зубками, ответила обезоруживающе прямо: "Пятнадцать". Почему-то эта прямота полностью "растопила" его сердце.
2
Поздно вечером Ширли снова послала Мики сообщение о завтрашнем параде. И он уже окончательно отказался. Ночью он засиделся за компьютером. Назавтра в этот иом шиши (пятница) они не учились, и он спал почти до обеда. Мики открывал глаза, снова закрывал, ненадолго засыпал. Услышал, что получил новое сообщение.
Это Ширли, она любила посылать их: "Привет. Мы сейчас на улице Керен Каемет. Жарко. Людей полно. Жалко, что тебе нет". Кратко, как телеграмма. Он решил ответить чуть позже. Вновь прикрыл глаза. Наконец, встал, пошел умываться. Когда он вышел из ванной, заглянул в салон. Мамы с папой не было, они работали до трех часов, а сейчас час дня. Включен телевизор, наверное брат забыл. Мики почти не смотрел телевизор, но сейчас бросил беглый взгляд на экран. Показывали какой-то балаган, масса людей, крики, полиция. Он искал пульт, чтобы выключить, но вдруг услышал по телевизору Керен Каемет. Усилил звук. В это мгновение шум стих. Появился ведущий новостей.
"Несколько минут назад на параде гордости в Иерусалиме совершено нападение...".
Сердце Мики заколотилось, он начал набирать телефон Ширли.
"Известный полиции ортодокс ударил ножом в спину девушку, участницу парада...".
Ширли не отвечала. "Оставьте сообщение", - услышал Мики.
"Нападение произошло на улице Керен Каемет, преступник задержан, тяжелораненная девушка доставлена в больницу Эйн Карем. Ее имя пока не разрешено для публикации..."
Мики дрожащими руками вновь начал набирать телефон Ширли, еще и еще... И тут стали показывать нападение. Мужчина в черном лапсердаке, с пейсами, в кипе, с огромным кухонным ножом в руке бежал за группой девушек, догнал одну и ударил ее в спину несколько раз. Это была она... Ширли. Она упала на асфальт, а на спине расплывалась кровь... "Ей же больно, - пронеслось у Мики. - Идиот. Надо звонить в больницу. Быстрее... Быстрее... Идиот". Снова показывают ведущего. "Нам только что сообщили, в больнице девушка скончалась. Попытки реанимировать оказались безуспешны. Ее имя Ширли Леви, пятнадцати лет".
Мики не плакал. Он не мог плакать. Он окаменел. Он не мог осознать, что Ширли убита. Он открыл ее сообщение. Прошло меньше часа, как она написала ему в последний раз. Он понял, что папе с мамой, брату он пока не может ничего сказать, они не знали про их короткое знакомство.
Иерусалим готовился к шабату. Родители выставили подсвечники со свечами. На белой праздничной скатерти уже стояла бутылка шабатнего вина. Салаты. Мама сделала ее фирменное блюдо - рыбу в остром соусе- хераймэ. Кускус. Хумус. Тхина.
Папа читал молитву: "Боже, ты творец всего сущего...в честь тебя зажигаем шабатнюю свечу...". Мама зажгла обе свечи. Все четверо подняли бокалы, сказали: "Амен. Шаббат шалом". Мики вначале стоял, как соляной танаховский столб. Потом автоматически сел и принялся кушать. Он повторял про себя: "Почему я не пошел с ней? Почему? Я бы защитил ее". Этот вопрос не давал ему покоя много часов. Еле живой от усталости, Мики погрузился в сон после полуночи.
3
А на следующий день, уже на исходе шабата ему позвонили из полиции. Вызвали на встречу, обьяснили: "В связи с убийством вашей знакомой Ширли Леви". В его же голове по-прежнему вертелось: "Почему я не пошел с Ширли на парад гордости?" Он считал про себя: "Сколько раз мы с ней встречались? Три, четыре... в пятый раз не встретились".
В полиции царствовали шум и суета. Мики сидел у дверей кабинета уже больше получаса, переписывался по фейсбуку. Минут через двадцать его вызвали. Первые вопросы ему задавали скучные, стандартные. Кто он, откуда, кто родители, где он учится. Потом - где познакомились с ней, при каких обстоятельствах, состояли ли в близких отношениях. Первый обескураживший Мики вопрос был: "А почему она так много писала сообщений именно тебе?"
"Я не думал об этом. Я не знаю. Возможно она просто любила писать сообщения", - отвечал Мики.
"А ты знаешь, что последнее в своей жизни сообщение, она написала тебе за пол часа до своей смерти?"
Мики не выдержал и уронил голову, закрыл лицо руками.
"Ну ладно, ладно... выпей воды... ты же мужчина".
После минутной паузы офицер спросил: "А почему ты не пошел виесте с ней на парад гордости?"
Мики словно пробудился: "Я сам все время задаю себе этот вопрос. Он меня мучает третий день. Со мной бы ничего этого не произошло. Я бы защитил ее, я бы не дал, не позволил! Я второй ее убийца и меня надо судить!"
Опять повисло молчание.
"Дурачок, - тихо сказал офицер, - в таком случае надо судить всех людей на свете. Если бы мы знали, что случится с нами через десять минут. И еще запомни, что прошлого не вернуть, а многих ошибок не исправить".
Он продолжал что-то писать в компьютере.
"А теперь иди. Вот мой телефон, если нужно позвони. Капитан Пораз".
С этих пор задумчивость Мики изменилась. Раньше, если его пытались вывести из нее, он или не отвечал или с блаженной улыбкой отвечал невпопад, сейчас он огрызался, иногда достаточно жестко. Да и сам он изменился. На похороны Ширли он не пошел, зато начал посещать ее могилу. Там ему приходило вновь и вновь: "Почему я не пошел с ней?", и потом: "Прошлого не вернуть, а многих ошибок не исправить". В какой-то из дней он решил, что должен увидеть в тюрьме ее убийцу. Для чего? Он не знал. Набрал телефон Пораза. Просил помощи в этом деле.
Через неделю офицер ответил: "Получено разрешение на встречу".
4
Мики остановился перед зданием тюрьмы. Он не знал до сих пор, что скажет этому человеку. После проверки документов в проходной сопровождающий повел Мики внутрь и потом по коридору. Кого-то также провожали, но навыход. Мики столкнулся с ним почти лицом к лицу. Тот, одетый в черную религиозную одежду, истерически кричал: "Это не отец, это дьявол". А сопровождающий охранник подталкивал его к выходу и говорил: "Успокойся. У нас здесь люди нервные". В конце концов зашли в комнату встреч. И Мики увидел его. Почему-то весь облик его напоминал паука. Паук в наручниках и наножниках. Мики смотрел на него, как на нечеловека, не в силах открыть рот.
"Паук" первый нарушил молчание: "Сейчас мой был, идиот. Ты из его друзей что-ли?"
"Нет, я ее друг. Если бы я мог, отомстил бы тебе, "Паук!", - Мики не сдержался и плюнул на пол.
"Запрещено!", - закричал охранник.
"Паук" демонически хохотал. Мики повернулся к выходу, и охранник повел его.
Ровно через год святой Иерусалим принимал очередной парад гордости. Мики с товарищем шли по улице Керен Каемет. Здесь прямо на мостовой с краю горело множество свечей в память о Ширли. Парни отошли в сторону и зажгли две своих свечки. У Мики на глаза навернулись слезы. "Ладно тебе", - неумело утешал его товарищ.
"Я не рассказывал тебе, что год назад я был в тюрьме у этого чудовища. Настоящий "паук". Гадость!"
Мики обернулся. Ему показалось, что он видел уже этого парня. Де жа вю. Он не мог вспомнить где и когда. Тот был накрашен, явный гомосексуалист.
Парень улыбался: "Паук" наказан дважды. И это второе наказание более страшное, чем наша либеральная тюрьма. Мы с тобой как-то столкнулись там в коридоре. Извини, что я орал тогда, словно ненормальный. Я его сын".