Аннотация: Глава 1. РОМАН РОМАНА ПРОДОЛЖАЕТСЯ ВМЕСТЕ С ЖИЗНЬЮ.
Система
Глава 1
1
Поликлиника находилась на втором этаже многоэтажного достаточно запущенного здания. Серая штукатурка на наружных стенах во многих местах отпала. Вокруг валялись бумажки от каспоматов, кассовые чеки магазинов, просто обрывки газет. Перед главным входом нередко просила милостыню одна и та же темнокожая старушка, морщинистая, чуть похожая на бабу-ягу. При входе сидел охранник, привычно читающий газету. Внутри этаж полон людей, аптека "Ньюфарм", магазинчики сладостей, орехов, пряностей, чуть сбоку супермаркет с еще одним охранником. А с другой стороны этажа маленький восточный ресторанчик. Здесь едят домашние котлеты, салаты и пьют пиво "Гольдстар". Каждое из заведений старается завлечь к себе рекламой. И все это разноцветие живых цветов, ярких подарочных наборов, рекламных щитов смешивается с разноголосием белых, желтых, смуглых, черных людей и речью ивритской, амхарской, русской, английской, арабской.
Эскалатор поднимал посетителей на второй этаж к нам в поликлинику "Клалит". Второй этаж по сравнению с первым намного тише и скромнее. Парикмахерские, сапожник Алекс, пара магазинчиков и наконец мы - "Клалит".
2
Впервые я попал сюда на прошлой неделе. А случилось это так. Я работал в больнице зауряд-врачом, как здесь сочно называли с долей пренебрежения "лям-лям"* - не интерн и не специалист. Просто первый экзамен уровня А я сдал, а вот с Б не повезло, не добрал несколько баллов. Заработать сносные деньги этот "лям-лям" мог только ночными дежурствами. Так он включался в нескончаемую карусель дежурств. С этих пор многие выходные и праздники проходили на дежурствах или в постели после них. Если для интерна и специалиста состояние было преходящим, то для "лям-лямов" оно становилось постоянным. Однажды после очередного дежурства я подумал: "Хватит. Достаточно. Не стоит единственную жизнь проводить в карусели "до", "во время" и "после". "До" - тревожное состояние готовности, настройки на очередное дежурство. "Во время" - конвейерная работа, во время которой не задумываются ни о чем. "После" - на сленге "отходняк", бедное существо, называемое врачом, хочет одного - тишины.
В те годы вся медицинская система находилась в кризисе. Не хватало врачей. Население росло быстро, намного быстрее, чем в устоявшихся странах.
Иногда наедине с собой я начинал размышлять о медицине вообще.
"Сегодня я думал о Парацельсе. Он верил в цинк. Моя сегодняшняя больная просила проверить цинк в крови, у нее выпадали волосы. Цинк в крови был нормальным. А в волосах? Этого мы со времен Парацельса не знали. И во многом мы недалеко ушли от него Пара-Цельса, рожденного, как Филлип Аурелий Теофраст Бомбастус фон Гугенгайм. Почему? Я думаю потому, что цинк со времен Парацельса не принадлежал никому. И было невозможно получить патент и сделать из этого деньги, большие деньги. Мир наш вращается вокруг денег. Меня каждый день учат смотреть на полную половину стакана, а я смотрю на пустую".
Моя новая начальница из управления, невысокая, очкастая и властная, сказала, что я должен быть счастлив от нового назначения. Как бонус дала мне несколько дней поучиться у одного из лучших семейных врачей - доктора Аарони.
Аарони принимал в поликлинике на самой окраине города. Она выглядела совсем сельской в маленьком домике, зажатом со всех сторон башнями новостроек. Когда я вошел в кабинет, доктор принимал больного. Он бросил на меня быстрый взгляд, извинился перед пациентом, встал и протянул мне руку, сказал: "Приветствую, коллега. Сядьте там, через пару минут я займусь вами". Я сел, оглядывая комнату. Я не успел сосредоточиться на названиях книг на полках. Он выглянул в дверь и попросил больных немного подождать. "У меня важная встреча с доктором", - услышал я последние его слова, он вернулся в кабинет и запер дверь на ключ. "Иначе нам эти бедняги не дадут поговорить и трех минут".
"Во-первых, поздравляю с вступлением "в клуб", - он засмеялся. И мне показалось, что сказал без всякого цинизма, хотя в самой фразе есть уже некий подтекст. "Когда вы хотите посидеть по-настоящему на приеме, что называется, потрогать живую медицину?"
"Можно сейчас".
"Давайте, очень хорошо. Оденьте мою белую куртку. Я то могу позволить быть без нее, больные меня сто лет знают, а если по-настоящему то уже тридцать два года. Сейчас войдет Менахем. Менахем Ивги".
"А как вы знаете?", - перебил я его.
"Я его видел около двери. А вообще смотрите сюда в компьютер. Новая программа под названием "Кью флоу". Мы видим имя больного, время его приема и зеленая лампочка, значит он здесь, ждет. Обратите внимание, до его очереди еще сорок минут, но он уже ждет. Чаще всего я не пытаюсь навести железный порядок, у нас это бесполезно, мы не Германия и не Швейцария. Есть возможность, я приму его. Смотрите как это делется, только пожалуйста откройте дверь. Вот здесь нажимаем, прислушайтесь".
Я услышал за дверью: "Номер сто семьдесят семь, кабинет номер три".
Аарони метнул молниеносный взгляд на Менахема, я же не спускал глаз с доктора. "Здесь запишем пару главных фраз, жалобы, обследования. Для облегчения и ускорения процесса есть уже готовые штанцы".
Менахем обладал всем современным "букетом" болезней и соответственно полным набором лекарств. Метформин от диабета, симовил для снижения жиров, эналаприл от давления, аспирин от всего остального, и омепрадекс от аспириновой изжоги. Кроме того, мазь от зуда, капли для увлажнения глаз, бондормин для сна,витамин Д, которого почему-то не хватает у многих наших соотечественников, невзирая на самое сильное солнце в мире.
В это мгновение я отвлекся, потерял нить приема. Мне еще это позволительно сегодня, я все-таки на учебе. Аарони кажется уловил мой блэк-аут. Он дал мне передышку пока Менахем не вышел. Сделал вид, что ничего не случилось. Спросил: "Ну как впечатление?".
"В принципе больной мне понятен. Но не очень понятно для чего он пришел и что с ним делать".
"О, вы попали в самую точку. Через полгода таких вопросов не будет. А сейчас я попробую обьяснить. Самое лучшее знать своих подопечных. Но на это надо время. Вообще же половина пациентов посещает меня из-за своих реальных болезней. Другая же половина просто приходят поболтать, у них много свободного времени и не хватает общения. Менахэм Ивги один из них. Этой самой распространенной нынче болезни мы не найдем в Хариссоне. Многие ее и за болезнь не считают. Но назовите ее как хотите, болезнью, проблемой... Не важно. Имя ей одиночество".
3
У меня с Аарони установились теплые отношения. Два-три раза в месяц мы встречались в пабе или кафе, чаще всего, в "Блэк". В один из вечеров он признался, что собирается на пенсию. Я как-то не очень среагировал на это, ответил: "Все врачи собираются, и все продолжают работать". Он хмыкнул только.
Месяца через полтора-два "большая начальница" из управления позвонила мне. "Вечером, в нерабочее время. Наверное, что-то случилось, кто-нибудь пожаловался на меня".
"Доктор. Я собираюсь поставить тебя заведующим поликлиникой "Наот" вместо доктора Аарони, который уходит на пенсию. Он дал тебе прекрасную характеристику. Мне нужен формальный ответ до конца недели. Мы должны быстро провести конкурс".
"Но, но... я ведь даже не врач-специалист..."
"Доктор, мы прекрасно понимаем, что такое конкурс. Если я хочу поставить тебя, значит будешь ты".
"Но у меня еще нет стажа работы в системе".
"Доктор, у меня нет времени спорить. Ты должен ответить в течение четырех дней до конца недели. Спокойной ночи".
Так я в очередной раз стал маленьким начальником. Иерархия и система очень древние понятия. Уже получив место, я лежал у себя в постели с включенным телевизором, размышлял о системе. Система отфильтровывает только подходящих ей людей. Например, любые принципы отрицаются кроме одного, верность системе. Кроме того, надо знать правила игры, и играть в нее. И я решил поиграть.
На третий день меня вызвали в управление. Сидя в машине, я настривал себя на "позитив". Во-первых, мне за это платят неплохие деньги. Во-вторых, надо учить и учить правила игры. В третьих, это их работа. Вызывать "на ковер".
И я играл, как в шахматы. Дебют. Принципы я уже знал. Мафия времен семидесятых годов прошлого века. "Рука руку моет". Протекция и протекционизм. Полное отсутствие критики и самокритики, демократии. Ощущение полной безнаказанности. "Нападение есть лучшая защита". Но у меня уже было преимущество. Я их понимал. А они не знали этого.
Первый удар мне нанесли начальники, сказав, что я должен играть на их стороне, а не на стороне сотрудников. И я выучил новый принцип мафии. Я склонил голову в знак согласия.
"Ты должен заставить их работать, работать и работать". Это я уже знал. "Arbeit macht frei". Мы подходили к миттельшпилю.
И вот коронный удар "Параметры качества". Этого я ожидал и выстроил защиту, что при нынешнем количестве больных качества быть не может. Мафиозники чуть не съели меня. Я ехал домой после встречи понурый и уставший. Выхода не было. Они испортили мне весь день. А что будет если они начнут делать эти гадости часто? В ближайшие недели оказалось, что они занялись мной вплотную. Тогда пришло ощущение полной безнадежности, и я начал отсчитывать дни своей каденции. Это стало напоминать тюремное заключение. И мрак поселился в моей душе.
4
Месяца через три в управлении я повстречал женщину. Она была моего возраста, стройная, одета в брюки бежевого цвета и свободную розовую блузочку. Глаз ее я не видел, на ней были солнечные очки. Она вышла из той же двери, в которую через пару минут должен был я зайти на назначенную встречу. Стучали ее острые каблучки. Когда она поравнялась со мной, обдало аурой ее тела. По порывистой походке я понял, что она не спокойна. Хотелось заговорить с ней, но она прошла мимо очень быстро, не оставляя мне никакого шанса. Но случай, или не случай, что-то сзади меня ударилось об пол. Я сразу оглянулся и увидел, что по гладкому полу в мою сторону скользит, как лягушка, черный телефон, а женщина резко остановилась и сняла очки. Я подскочил к телефону, поднял его и подал ей. "Кажется не разбился", - сказал я.
"Спасибо", - ответила она.
"Мне кажется лицо знакомое"
"Возможно мы встречались на лекциях. Здесь одни и те же люди, из одной системы"
"Да, да, именно, из одной системы"
"А вы в какой поликлинике?" - спросила она.
Я ответил. Посмотрел на часы. Надо было уже зайти к ним "на ковер".
"Я поняла, вас тоже вызвали на прочистку мозгов. Конвейер у них работает". Она рассмеялась. "Давайте поговорим не сейчас. Дайте номер телефона, я сейчас же перезвоню. Заодно и мой проверим работает ли". Телефон работал, я получил ее номер и записал имя "Гила".
На этот раз "темой" разговора был уход больных из поликлиники. Надо понимать, что каждый больной больничной кассы это большие деньги в карманах мафионеров. Поэтому и идет борьба не на жизнь, а на смерть за каждого "клиента". Здесь их не называют больными и пациентами. Они клиенты системы обслуживания "здоровья". Здоровьем здесь пахнет мало, больше деньгами и мафией. После головомойки я выходил не только забыв про Гилу, я даже не помнил как меня зовут. Мне физически захотелось помыться. Я зашел в туалет. Кроме всего прочего тошнило. Я вставил два пальца в рот, поглубже, пощекотал зев и меня вырвало. Я долго умывался, хотелось пить. Из крана противно, из "их" кулера еще противней. Я спустился на лифте вниз, купил полуторалитровый пластик содовой из холодильника и на улице около машины выпил почти половину. Сел в машину. Вдруг почувствовал, все вокруг нормальные люди ходят, жизнью наслаждаются, а я словно зомби с другой планеты служу выполнению чьих-то указаний.
5
С утра больные шли непрерывным потоком. В некоторые моменты я ощущал, что поток захлестывает меня. Сейчас за дверью только три человека. "Одного приму и в туалет, а заодно и кофе сделаю в буфете", - сказал я себе. Но когда я принял этого, то увидел в компьютере, что их уже пятеро и опоздание почти полчаса. Я отложил туалет и кофе в сторону, продолжил бороться с потоком. Принял еще троих, как в телефоне раздался сигнал сообщения. Заглянул в телефон. Писала Гила: "Доктор, держитесь. Хорошего дня". И в конце сообщения солнце. Я вызвал еще больного, а сам написал ей: "Вы замужем?". Повезло. Ему нужны только рецепты. Она ответила: "Что это вдруг? Мы же не знакомы, доктор". Я выписал рецепты и с широчайшей улыбкой вышел из кабинета, направляясь в конце концов в туалет. Успел ей написать: "Вот мы и знакомимся". Около самого туалета ответ: "В разводе". Уже в туалете я написал: "И я. Вечером созвонимся?". Кофе решил не пить. Залетел обратно в кабинет. Их сидело трое. Неплохо, не самый худший вариант. Она написала: "ОК. Вечером". Вдруг по просшествии пары часов настала тишина. Я посмотрел на часы, пять минут до конца работы. Уже повезло, и я пулей выскочил из кабинета.
На "ковер" в управление меня вызывала обычно секретарша по имени Смадар. Она была приятной женщиной, но выполняла очень неприятную функцию. У меня при ее голосе вспыхивало раздражение, которое не удавалось подавить волей. На этот раз она только сказала: "Доктор, здравствуйте. Мне нужно, чтоб вы приехали подписать некоторые документы. Когда вам удобно?"
"Обычно мне назначают время", - ответил я.
"А сейчас вы мне назначите", - и Смадар рассмеялась.
Ее мягкий рассыпчатый смех меня чуть расслабили.
"Можно завтра после работы".
"Хорошо, я вас жду в три часа".
Вечером я звонил Гиле. Интересно, бывает раз-два общаешься, словно всю жизнь знакомы, и наоборот, общаешься-общаешься, а ощущение неудобства и чужеродности остается навсегда. С Гилой мне было легко. Уже через час после звонка мы сидели в кафе, пили кофе и с двух сторон расправлялись с куском творожного торта.
Гила руководила поликлиникой больше восьми лет, третью каденцию по четыре года. Я же только месяц, и назывался молодым директором. С места в карьер мы начали о нашей работе. Я пожаловался на невозможное количество больных. Врач принимает до восьми и даже до девяти пациентов в час!
"Давай на ты**. Милый доктор, ты еще не привык к нашему сумасшедшему дому?"
"Нет конечно. Я привык к медицине с ее анамнезом, осмотром, аускультацией, перкуссией, пальпацией. Я привык к дифференциальному диагнозу".
"Прежде всего ты должен отвыкнуть от понятия медицины. Мы сотрудники сферы обслуживания. И работа наша очень далека от работы врача. Скорее мы медицинские секретари с повышенной зарплатой".
"Вроде банальные вещи говоришь, а я на всю эту трагикомедию с другой стороны начинаю смотреть".
Гила что-то продолжала, но мне захотелось повернуть наш разговор в иное русло.
"А как ты относишься к совместной экскурсии на природу в конце недели?"
Она подняла свои кофейного цвета с зеленцой глаза. Глаза Гилы улыбались мне утвердительно.
6
Смадар встретила меня суховато. Начала раскладывать бумаги. Несколько раз босс вызывал ее кабинет и она извинялась.
"Хоть бы быстрее это кончилось", - думал я. Сам дух мафии пропитал все, стены, бумаги, людей. Я почему-то вспомнил, как меня физически тошнило здесь. Сейчас выработался некий иммунитет, мне удавалось мысленно отстраняться от них. Я вспоминал слова Гилы: "Смотри на это, как на спектакль, как на игру, иначе не выдержишь, сердце не выдержит. Они не стоят твоих нервов и твоего здоровья". Смадар вернулась через пару минут.
"Что-то случилось?", - спросил я ее. Ее взгляд и порывистые движения излучали напряжение.
"Да нет, все как обычно. Давайте подпишем бумаги. И я вас освобожу. Уверена, что вы торопитесь". Она только показывала пальцем, где подписывать, а я ставил свою привычную и малопонятную закорючку. Я следил за ее пальцем. Пальцы, руки расскадывают нам о многом. Не меньше, чем взгляд. Руки Смадар мне поведали, что она женственна, хотя и курит, и сегодня сильно нервничает.
"Ну вот и все. Я выйду вместе с вами,время покурить".
"А я знаю, что вы курите".
"Как?"
"По двум пальцам правой руки".
"Ой, доктор, доктор, от вас ничего не скроешь. Как Шерлок Холмс".
Мы шли вместе по коридору, и ее присутствие меня немало волновало. Раза три с ней говорили по телефону, кто-то из управления и ее дети.
"Доктор, вы конечно не курите", - то ли спросила, то ли подтвердила Смадар.
"Очень редко, например, где нибудь в пабе, если выпью. Но с вами сегодня я разделю компанию, можно?"
"Конечно, конечно".
Я с ней стоял на специальной площадке для курения. Она продолжала волновать меня.
"Смадар, вы замужем?" - вдруг выпалил я. Тот же вопрос, который я на днях задал Гиле. Он как-бы интимный, но при этом допустимый.
"Нет, уже давно в разводе. Был друг, но я и с ним разошлась несколько месяцев назад...", - Смадар хотела продолжить, в это время телефон снова зазвонил.
"Босс. Сейчас докурю и пойду".
Я молча ждал пока она докурит. Наконец она выбросила окурок в губной помаде, положила ладонь мне на предплечье: "Ну я пошла. Доктор, если будет желание, телефон у вас есть. Хорошего дня". И Смадар скрылась за дверью управления.
"... если будет желание, телефон у вас есть", - пронеслось у меня в голове. Несмотря на начало романа с Гилой желание у меня оставалось.
7
Так волею случая начались два романа почти в один день. Ни одна встреча с Гилой не обходилась без критики мафии. Смадар же в первую нашу встречу ограничила четко: "Доктор, мы не говорим с вами о работе". Я чувствовал, что раздвоилось мое "Я". Это было сладкое и вместе с тем непростое чувство. Я к нему привык не сразу. Кроме обычной романической дипломатии у меня была забота, чтоб обе моих героини не встретились со мной и друг дружкой. И большим усилием воли заставлял себя не вспоминать про наши рабочие будни со Смадар. Ведь на работе мы проводили не только половину своей жизни, но тратили там больше половины жизненной энергии.
Это утро начала недели в поликлинике началось, как говорится, с "левой ноги". После дождя потекла неправильно спроектированная крыша здания, и все лобби залило водой. Массы больных после шабата хлынули в поликлинику, обходя лужи и чертыхаясь. Компьютерная система вызова больных не работала. Балаган был редкостный. Каждый из них хотел попасть к врачу немедленно и воспользоваться неразберихой, чтоб войти первому. Я умел собираться в экстремальных ситуациях. Минут за десять беспорядка уже не было. Только несколько больных продолжали возмущаться нашей системой и нашими безобразиями. На этот раз олицетворением системы по воле судьбы был я. С кем только меня не сравнивали и какой грязью не поливали.
А дальше, дальше начался нескончаемый поток клиентов. В дверь стучали непрерывно. Телефон надрывался от звонков. Звонили врачи, сестры, регистратура, управление. Несколько раз я пытался прослушать легкие, но кроме стука и звонков не слышал ничего. Ах да, к поликлинике примыкал супермаркет, и оттуда доносился рев грузовиков, подвозящих продукты. На самом деле так было почти каждый день. Как горько шутили мои врачи: "На вопрос "Как было?" можно ответить по-разному "Плохо" или... "Очень плохо". Сегодня "Очень плохо".
8
С Гилой я поехал на пикник в стиле Прованса. Был не очень жаркий шабат. Мы оба оказались "жаворонками", еще до девяти утра добрались до чудесного места километрах в пятнадцати от Иерусалима. Люди отсыпались после недельной работы. Кроме голосов птиц и жужжания насекомых стояла тишина. Мы расположились на поляне между рощей и виноградником. Я выложил бутылку красного вина "Гамла" и фрукты, то, что просила Гила, груши и хурму. Она принесла салат и сыр. Сюрприз ожидал меня в конце. Она достала два роскошных стеклянных бокала.
"Я не люблю пить вино из пластика. Это священодействие, а не употребление алкоголя", - объяснила она.
"Прелесть. Я согласен".
"Что прелесть? Бокалы?"
"Да. И их хозяйка". Это был первый полукомплимент, который осмелился сделать я.
Она только улыбнулась мне. Ничего не ответила.
"Мне кажется, что есть виноград. Пойдем посмотрим".
И мы пошли песчаной сельской дорогой к винограднику. Действительно, то тут, то там висели грозди. Сорт кажется был винный, насколько я понимал, виноградины маленькие иссиня-черные с легким сизым налетом. Я попробовал, чистый сахар. Сорвал виноградину и поднес к ее губам. Она прикрыла глаза, вдохнула аромат уже разогретой солнцем виноградины, коснулась ее языком и захватила губами. Чувственность переполнила меня, я не выдержал и поцеловал Гилу в губы. Мы не могли не обняться. И продолжали поцелуй. Это был первый наш поцелуй в винограднике, с виноградиной во рту. А потом взялись за руки и повернули назад.
Около часа мы наслаждались тишиной, вином и друг другом. Говорили мало. Одна за другой в лес начали заезжать машины. Детские голоса, как серебрянные колокольчики, раздавались повсюду. Птицы затихли. Солнце пекло во всю свою пустынную полуденную мочь. И мы с Гилой заговорили, и конечно о работе, интимность растворилась будто облачко, сладкое эфемерное облачко.
А на следующей неделе Смадар и я встречались в пабе. Так хотела она. Было темно и шумно. Музыка молотом била по голове. Смадар привыкла к шуму и должно быть любила его. Танцевали, вернее "толклись" на узкой площадке между столиками и баром. В это же время пили все, что лилось, пиво, разноцветные коктейли, водку, виски. Пахло разогретыми телами и марихуаной. В пабе я не думал ни о системе, ни о мафии. И это уже было здорово. Я вспомнил про них на завтра.
9
В поликлинику я уже давно приходил первым еще до того, как сестры начинали брать кровь. Первым делом я отключал сигнализацию, затем включал свой компьютер. До своего директорства я начинал с просмотра анализов своих больных. Теперь же окрывал почту. В этот день важным было два письма от администрации. Одно, в конце недели явиться к ним на встречу. Второе, о конференции директоров, на которой мне надлежало выступить. Но до конференции еще есть время, почти два месяца перед самым Песахом.
Я послал сообщение Смадар, поинтересовался о цели моего приглашения "на ковер". Она ответила "Не знаю. Спасибо за вчерашний вечер". И в конце прицеплено сердечко. Сердечко подняло мое настроение. Начал заниматься анализами. А еще через полчаса пришло сообщение от Гилы. Она звала меня в театр. Настроение у меня еще поднялось, и предстоящий долгий и нудный рабочий день с перерывом на обед, мне казался коротким и смешным. Обе женщины любили меня, и я любил обеих. Почему Гала Дали могла это себе позволить, а мы нет? Воспоминания об эротическом театре в Фигуэросе вызвали у меня новый прилив энергии, и я принимал больных, словно щелкая орешки, думая о своем. Через несколько часов этот бешенный натиск кончился, я запер дверь на ключ, и несколько минут сидел в полной тишине. Я открыл шкаф, кто-то из больных принес мне сегодня пакет. Там внутри него была бутылка "Чиваса". "Чивас", так "Чивас". Если говорить честно, я больше любил "Джек Даниэль", да на работе я никогда не пил. И вдруг, да вдруг, пришла мысль: "А почему бы и нет". Перерыв предстоял трехчасовой, сегодня дел в перерыв не было. Ни посещений больных, ни бесконечных и пустых совещаний. Я отвернул пробку и налил чуть-чуть в стаканчик. "За Гилу, за Смадар, за Дали, за любовь, за Испанию, за жизнь, и... и против системы". Я усмехнулся, сделав один длинный-длинный глоток. В конце глотка забарабанили в дверь, и в ту же секунду зазвонил телефон. Я затаился. Не отвечал. Это помогло. Минут через пять, когда все затихло, я схватил свою сумку и по-шпионски через запасной выход покинул поликлинику. Настроение мое оставалось на утренней высоте. Как врач, я понял, что мне нужно получать письма с сердечками, делать глоток виски и убегать от преследователей.
10
Идиллия длилась недолго. В конце недели меня снова ждал "ковер". Принимал меня не "сам", а его "зам". Какая разница, те же мафиози. Вначале он расслаблял меня, вызвал секретаршу приготовить мне кофе. Несколько раз переспросил, какой кофе я люблю, как и с чем его пью. И вот он, первый удар, когда кофе уже стоял напротив меня.
"Доктор, а какие отношения вас связывают со Смадар Коэн?"
Внутри все вскипело. Но с мафиози нельзя терять выдержку.
"Дружески-романтические", - с улыбкой ответил я.
Он тоже улыбнулся, словно мы играли в покер или в шахматы.
"Доктор, вам придется романтические отношения с Коэн прекратить, а дружеские... Это не моя прихоть, а согласно уставу нашей организации. Вот прочитайте здесь, я специально выделил желтым маркером". Он говорил, говорил... я же думал о своем. Я думал как сохранить мой любовный треугольник, и в то же время не повредить ни одной его стороне. Кроме того, я подобно китайскому болванчику не переставал улыбаться и кивать мафиознику. Мне показалось это возымело некое действие. Он тоже улыбался. Наконец, он заключил: "Я надеюсь, доктор, вы все поняли. Нашу организацию надо любить, надо уважать и хранить. Она столько для вас делает".
"Конечно, конечно. Я все понял. Я постараюсь изменить положение".
"Постарайтесь доктор, очень постарайтесь".
И мы распрощались. В этот день Смадар не работала. Мне даже показалось меня специально вызвали в день, когда ее не было. Почему-то и после посещения управления я оставался в эйфории. Не покидало нереальное ощущение игры. На улице солнце заливало все вокруг. Нашел уютную скамеечку в тени и в тишине. Словно для меня она стояла пустая. Я звонил Смадар. Ее глубокий голос чуть с хрипотцой вернул меня в реальность.
"Они говорили с тобой", - полувопрос, полуутверждение. Мы давно уже перешли на ты, и не только.
"Да, сейчас вышел".
"Жив?"
"Еще как! И даже непрочь встретиться".
Прозвучала пауза.
"Со мной или с доктором Гилой?"
"Лям-лям"*- на иврите -ло мумхэ, ло митмахэ - не специалист, не интерн