В шкафу на третьей полке от пола за стопкой белья стояла большая коробка, наполненная игрушками. В этой завидной коллекции ее "королем" не даром считался "хулиган", прозвище дала ему хозяйка спальни, она играла с ним чаще всех остальных. Хулиган был розового цвета, гладкий, нежный на ощупь, упругий, в известную меру жесткий и в то же время гибкий. Конечно, кто его создавал, понимали, что и для чего делали. Форма у него больше всего напоминала большую каплю, а от перешейка капли, где она сужалась, словно вырастали два отростка, похожие на пальцы. На самом же конце капли совсем незаметно прятались три маленькие кнопочки.
Хулиган любил вечерние часы, чаще после десяти или даже после одиннадцати. Обычно это случалось несколько раз в неделю. Напротив шкафа располагалась кровать хозяйки, рядом с ней прикроватный столик с зеркалом, стул, на другой стене висел телевизор. Коробка с коллекцией уже стояла на столике, хозяйка любовно перебирала игрушки и почти всегда выбирала его хулигана. Он чувствовал тепло ее рук, касание пальчиков с изящными серебряными колечками. Потом на него лилась вязкая жидкость с приятным запахом, обычно она была одна и таже, но иногда через несколько месяцев появлялась новая, чуть другая. Рука хозяйки гладила хулигана, обмазывая его всего, он становился еще более нежным и блестящим.
Больше всего на свете он любил эти минуты. Он почти весь оказывался внутри в темном влажном мягком коридоре, только "пальцы" наружи и узкое основание капли с кнопочками, за которое хозяйка держит его. Вот она нажимает на только ей известные кнопочки. Он чувствует, как дрожит его тело внутри и пальцы наружи, но самая сладкая из этих минут, когда хозяйка усиливает его дрожь. Тогда на его тело льются горячие потоки, пальцы перебирают какие-то бугорки, и его дрожь передается телу хозяйки, они вибрируют вместе, как одно целое. Хулиган чувствует сокращения со всех сторон ее ног, живота, бедер, и тогда неожиданно он оказывается наружи. Он слышит звуки, тяжелое дыхание хозяйки, стоны с экрана телевизора. Иногда в эти мгновения перед тем, как снова отправиться в коллекцию, она доставляет ему последнее удовольствие, облизывает его, абсолютно мокрого, пахнущего горячими соками их игры.
Хулиган выучил эту игру наизусть, но она всегда манила его.
Однажды же игра немного изменилась. Когда хозяйка уже вынула хулигана из коробки и обильно намазала обычной жидкостью, она передала его кому-то в руки. Руки отличались от ее ручек, они были без колец, чуть больше и грубее. Эта рука и вела себя по-другому, она вначале нажала на кнопки, затем уже дрожащего хулигана ввела в хозяйку. Ему показалось, что он был в хозяйке меньше времени, хотя все остальное было также, и горячие струи внутри, и их общие содрогания телами. Да и потом, уже на свободе, он не выключенный, валялся на постели, продолжая дрожать, а кровать под ним колебалась, и четыре сплетенные ноги и два соединенных тела ударялись о него, лишь когда все затихло, эти двое вспомнили про него, кнопкой уняли его дрожь. Сегодня его никто не облизал, только поздней ночью хозяйка вытерла его салфеткой и вернула в коробку.
"Змейка"
У нее у одной из целой коробки было женское имя-прозвище, наверное, не с проста. Она была самой длинной и самой гибкой из всей коллекции, а на конце располагалась похожая на змеиную головка треугольной, даже скорее конической формы. Самое же необычное заключалось в абсолютно такой же головке на другом конце змейки, так получалась двухголовая змейка. Если с хулиганом хозяйка играла часто, то змейке ее радости выпадали очень редко. Она помнила, как впервые оказалась у хозяйки подарком ее подруги. Хозяйка с подругой сидели за столиком в салоне и что-то пили из красивых бокалов на тонких ножках, они разговаривали, змейка, лежа в подарочном пакете, не разбирала их слов. Наконец, хозяйка разорвала пакет и вынула змейку наружу. Именно тогда она сказала: "Настоящая змея, я ее буду называть ласкательно змейкой". Подруга ей что-то ответила, а после небольшой заминки они обе, стуча каблучками, проследовали в спальню хозяйки.
Змейка еще ничего не понимала, когда хозяйка и подруга начали раздеваться, она только предвкушала тогда нечто новое для себя. Обе фривольно расположились на кровати, а хозяйка взяла какой-то спрей и брызнула его по очереди на обе головки змейки. Ее подруга протянула руку между ног хозяйки, неожиданно одна головка змейки оказалась там, а потом и внутри хозяйки. Змейка слышала ее протяжный стон "Ааа". Потом то же проделала хозяйка, ввела вторую головку в подругу. Для змейки это оказались совершенно новые упоительные ощущения. В обеих женщинах было по-разному, но в обеих было хорошо. Они делали какие-то движения, потому что змейка чувствовала, то большая часть ее тела оказывалась наружи, то почти вся она погружалась внутрь. Как хотелось ей видеть женщин вместе, слышать их, но вместо этого ей надо было участвовать в их игре с ней, то и дело нырять вглубь их горячих тел. Она не знала сколько длилась игра, она не понимала времени, но ей хотелось продолжать еще и еще.
Потом что-то полилось на змейку по очереди с двух сторон, что-то судорожно сжимало ее тело, это было похоже на ураган, но вот он закончился, ее вынули наружу.
Как она мечтала потом о повторении, но это случилось еще только раз, большую часть времени она проводила в надоевшей коробке.
"Микрофон"
Наверное, он получил прозвище за большой черный набалдашник, сидящий на довольно тонком теле. Хозяйка никогда не пускала его внутрь себя, поэтому он завидовал другим, которых пускали. Раз даже поздней ночью он приставал к змейке, расспрашивая ее о похождениях там в глубине тела, но она только загадочно улыбалась, храня тайну.
"Сколько ты была в ней?" - спрашивал микрофон.
"Я не знаю времени".
"А где была твоя вторая голова в это время?"
"В другой женщине".
"А как ты двигалась там?"
"Они двигали меня своими телами, иногда помогали руками".
"О, это должно быть очень приятно" - восхищался микрофон.
"Да, экстаз".
"Но и от меня она входит в экстаз".
"А что делаешь ты?" - наконец поинтересовалась змейка.
"Она прижимает меня к самой чувствительной части своего тела".
"А где это? Как оно называется?"
"Названия не знаю, а находится оно ниже ее живота. Чтобы играть со мной она обычно ложится и широко раздвигает ноги. Включает что-то, и моя голова начинает вибрировать. Тогда она прижимает ее к маленькому нежному еле заметному бугорку чуть выше места, в которое входишь ты, и это сводит ее с ума".
"А тебя?" - не унималась змейка.
"Что тебя возбуждают эти рассказы?"
"Невероятно, я уже сейчас хочу забраться поглубже в нее".
"Первое время она почти всегда пользовалась мной. Она включала телевизор, откуда раздавались стоны и крики, брала меня, включала и почти сразу начинала стонать, как там, в телевизоре. Потом появился хулиган, со мной она играла все реже".
"Ты рассказал, как вы начинали игру, а как заканчивали?" - змейка оказалась очень любопытной.
"Она усиливала мои вибрации до самых сильных, одной рукой двигала мной, а вторую заводила внутрь, все ее тело вдруг начинало содрогаться..."
"А я знаю, - змейка перебила микрофон и хитро улыбнулась, - только никому не говори".
Она приблизила одну из голов к микрофону и прошептала:
"Это и есть цель игры, ее конец, стонать и содрогаться, извиваться и кричать. И чем дольше и сильнее, тем лучше".