В пору подростковости, когда эротичность Рони расцвела подобно тропической орхидее, каждая девушка или женщина казалась ему загадочной, а каждое ее самое простое действие элементом тайны. Воображение рисовало парню невероятные картины, эротики в них было намного больше, чем в известных полотнах Рубенса или Ренуара. Он не видел обнажённых тел, однако воображение раздевало и одевало учениц и учительниц, знакомых семьи и родственниц, соседок, просто женщин или девушек с улицы. Да собственно не обнаженное тело являло тайну, все-таки в 21 веке по телевизору или интернету можно увидеть все, иногда он наблюдал прихорашивающуюся перед зеркальцем девушку из класса, ее взгляд сосредоточенный на своем отражении, движения щеточки с тушью для ресниц, ее облизывания излишков губной помады, может быть Вермеер пытался остановить такие мгновения. Но даже Вермеер не запечатлел почти незаметных движений, как заходя в класс слегка одергивается юбочка или заученно подсознательно поправляется бретелька лифчика. Рони не мог делиться своими переживаниями ни с кем, родители сразу же исключались, хотя папа Ави пытался не раз вызвать на откровенность подрастающего сына. Друзья говорили о девушках чаще грубо и пренебрежительно, например, о красотке Дане "ей кроме большого... ничего не надо, короче с-ка". Рони ни разу в голову не приходило, что под подобными пошлостями скрываются похожие на его эмоции, товарищи, как родители, исключались.
Рони любил живопись, рисовал карандашом, писал акриловыми и масляными красками, больше года ходил в изостудию, он знал художников, художественные школы, течения. Эротика в живописи соединилась в нем с эротикой жизни, сидящая на коленях Рембрандта Саския, улыбающаяся загадочной улыбкой Джоконда, и Дана, которая согласилась ему позировать, но "не долго", как она попросила.
Она сидела на складном пластмассовом стульчике в углу его комнаты, который Рони называл студией. В числе атрибутов стоял настоящий солидный мольберт, рядом на маленьком столе расположились палитра, стакан с кистями, карандаши, пастели, баночки, тюбики с красками, на стене висело несколько картин Рони, на полках был художественный беспорядок, альбомы по живописи, статуэтки, фотографии, постеры. В самом углу студии отвелось место для рам, пустых и с натянутыми холстами, картоны разных форматов.
"Малыш" - обратилась к нему Дана, так она называла Рони в школе. Они были одного возраста и роста, поэтому в ее слове "малыш" скрывалось некое покровительство, в то же время намек на интимность, возможно ему просто казалось, главное, нравилось.
"Хочу колу со льдом".
"Сейчас принесу".
Он смотрел, как Дана через розовую трубочку пила колу, слегка помешивая фиолетовые льдинки. Разглядывал ее восточный облик, черные волнистые волосы до плеч, гладкую, смуглую кожу, карие, подведенные тушью глаза, худощавую фигурку четырнадцатилетней принцессы. Она отпила пол стакана.
"Ты знаешь, что такое гиперактивность и нарушения внимания?" - спросила она.
"Ну конечно, они у нас принимали риталин".
"Я не принимала, но у меня это есть. Мне трудно высидеть на одном месте".
"Я понял, ты просто не хочешь мне позировать".
"Малыш, попробуем, но недолго, ладно".
Рони готовился к сеансу, сегодня он сделает несколько эскизов карандашом, идея портрета еще не пришла, пусть будут быстрые зарисовки лица в фас, в профиль и в три четверти, если она выдержит, то он успеет сделать набросок всей ее фигуры. Эти мимолетные размышления приходили на фоне необычного эротического напряжения Рони. Он разговаривал с собой "почему я молчу, тюфяк", "я еще ни разу не дотронулся до нее сегодня", в это время Дана рассматривала аксессуары мастерской, вдыхала с удовольствием необычные запахи красок.
"Ну садись здесь" - он показал на складной стульчик. Она села. Сердце Рони забилось.
"Не так" - он тронул ее за голое смуглое плечико, слегка подталкивая Дану сесть чуть боком к нему.
Она вынула телефон, спросила: "Можно?", улыбнулась, сводя Рони с ума.
Он не подал вида о бури своих чувств, принялся за работу.
Дана погрузилась в телефон, давая парню шанс рисовать. Ему показалось, что он ухватывал движения ее лица, улыбки от милых глупостей инстаграма и тик-тока, как быстро тонкими пальчиками с колечками она нажимала на кнопки телефона, посылая лайки и красные сердечки. Вначале он решил назвать будущую картину "Девочка с телефоном", потом пришла идея написать Дану со спины, как она оборачивается к зрителю с немного удивленной и наивной улыбкой. А может быть оба варианта. Он успел сделать несколько набросков, прежде чем она оторвалась от своего телефона и сказала:
"Все, хватит, принеси еще колы".
И когда она пила, Рони подумал о "Девочке, пьющей кока-колу". Потом она смотрела на его скетчи, стоя за ним с недопитым стаканом и положив одну руку ему на плечо. Это касание, может быть ничего не значащее для нее, будоражило воображение парня подобно всем женским тайнам на свете.
"Интересно, не знала, что я такая - произнесла Дана - я пошла, увидимся в школе". Она нагнулась и чмокнула его в щеку на прощание.
Медленно, но верно после месяца трудов оба портрета приближались к завершению. Рони писал их одновременно, иногда переходя в тот же вечер по несколько раз от одного к другому. Дана на них представала в той же ипостаси современной загадочной марокканской принцессы. Естественно, девушка, пьющая кока-колу или держащая в руке смартфон, может быть только современной, но некая тайна в ее темных глазах, которую пытался передать Рони, шла из древности, может быть с времен Танаха. Возможно, она жила только в воображении Рони, в плоде его юношеской эротики, возможно она существовала с картин Адама и Евы Кранаха и Дюрера. Рони торопился, через неделю Дане исполнялось 15 лет, он так мечтал подарить один портрет ей, второй оставить у себя, чтобы так символически закрепить их виртуальную, как ему казалось, глубокую связь между ними. Дана уже пригласила его на вечеринку, и к вечеринке обе картины должны быть готовы. Не раз она упрашивала показать ей портреты, Рони же непреклонно отвечал отказом. Ему хотелось сюрприза на вечеринке, он представлял, как подарит Дане портрет, сдернет с него при всех покрывало, потом при всех они поцелуются, но не глупым чмоком в щеку, а настоящим поцелуем в губы, долгим и глубоким, как глубока их связь. Рони почти не спал три последние ночи перед вечеринкой, он заканчивал "Девочку с телефоном", "Девочку, пьющую кока-колу" он закончит для себя чуть позже, через несколько дней.
На день рождения к Дане пришло около двадцати парней и девушек. Праздновали в пабе, Рони немного опоздал, сразу погрузился в атмосферу музыки "тяжелый металл" и разноцветных вспышек света, почти все танцевали, многие с рюмками крепкого или с бокалами коктейлей. Явно не подходило дарить здесь картину, поэтому Рони оставил ее завернутой, прислонил к бару, заказал текилу со спрайтом. Дана сама заметила его, подошла, тяжело дыша от танца, она положила руку ему на плечо, выказывая некоторую их близость, обдала легким запахом фруктовых духов. Он смотрел на ее необычно яркую в честь дня рождения косметику, на пучочки приклеенных ресниц, похожих на колыхающиеся крылышки бабочек. Рони встал довольно неуклюже, произнес: "Поздравляю" и после заминки... поцеловал в открытое плечико. Она смотрела Рони в глаза новым неведомым ему взглядом, и свершилось то, что он воображал, Дана впилась губами в его губы, так прижавшись, обнимались и целовались на виду у всех без утайки, только никому здесь не было до них дела.
"Принес тебе картину" - он кивнул на бар.
"Ну показывай".
"Но не здесь же".
Она держала его за руку, наконец отпустила, сказав:
"У меня есть идея, я отойду".
"Хорошо, хотел выпить за тебя".
"Пей, я сейчас вернусь, тогда выпьем вместе".
Рони выпил, с непривычки сразу ударило в голову, он потерял счет времени, как вернулась и села рядом с ним Дана.
"Сейчас выпьем за меня, а потом я тебе кое-что покажу".
"На меня уж подействовало" - признался Рони.
"Ничего, можно еще одну" - она пальцем подозвала бармена - "две текилы, два спрайта, лимон пожалуйста".
Вдруг Дана повертела чем-то перед лицом Рони.
"Что это?"
"Сейчас выпьем, скажу".
Они подняли рюмки.
"За твой день рождения".
"Спасибо. Я тебе скажу, как пить" - Дана насыпала соль на нежный сгиб своей руки.
"Соль лизнешь отсюда, а текилу закусишь лимоном отсюда" - она взяла губами дольку лимона.
Когда он дотянулся до лимона их губы вновь встретились.
"А теперь смотри - Дана показала ему ключ - мне дала его Таль, мы с тобой в квартире будем одни, там подаришь мне картину".
Опьяневшее сердце Рони забилось быстрее.
"Сейчас я закажу такси, и мы поедем".
Как виновница торжества исчезла из паба никто не заметил, музыка продолжала греметь, танцевали, пили, веселились, только одна из подруг Даны Таль знала, где именинница. Родители Таль сдавали жилье квартирантам, а квартиранты надолго уехали за границу, Таль раз в неделю приходила поливать цветы, утром она полила цветы, случайно ключ остался в ее сумочке, этот случай помог Дане и Рони. Они открыли дверь, не заперев ее, тотчас обнялись, продолжив прерванный в пабе жаркий поцелуй.
"Погоди... погоди... - с придыханием повторяла Дана - вначале картина".
Рони разорвал бумагу, поставил на стул "Девочку с телефоном".
Тона картины были горячие, словно солнце и огонь, лимонный и алый брызгали в глаза, Дана стояла спиной к зрителю, обернувшись. На ней была легкая летняя белая майка, в руке смартфон. Рони старательно передавал смуглость и гладкость кожи, полуулыбку, темный глубокий, волнующий взгляд. С волосами Даны он немного пофантазировал, сделал их длиннее и кучерявее, чем на самом деле, и они блестели от специального геля.
После короткой паузы Дана произнесла:
"Я в шоке... спасибо... у меня не было друзей художников..."
И тогда, не сговариваясь, одновременно, взявшись за руки они пошли вглубь незнакомой квартиры.
"Кажется сюда" - прошептала она и через мгновение упала на кровать.
Приблизился ли Рони к тайне женщины, первый раз побывав с ней? Он просто несколько дней летал наяву. Все в нем ликовало, за пару вечеров он закончил свою "Девочку с кока-колой". Думал, обе картины словно невидимая нить связывают его с Даной. Он решил позвать ее к себе на просмотр, а может быть еще на что-то. Звонил, писал ей сообщения, готовился. В назначенный день Рони, как обычно выходил из школы, в небольшом парке перед школой стояли снаряды для спорта школьников. Он бросил туда взгляд и неожиданно увидел Дану, сидящую на скамейке с парнем, оба курили. Рони не курил, но знал, что Дана балуется сигаретами, это его не отвращало, наоборот придавало ее образу нечто, он не мог объяснить, может быть эротическую привлекательность или взрослость подруги, а он считал, что она его подруга, она его. И вдруг он увидел издалека, как они смеются, а Дана положила ладонь на колено парня. Все мгновенно перевернулось в Рони, он вспомнил "ей кроме большого... ничего не надо, короче с-ка". Почему-то он побежал домой, в жару он вспотел, сердце стучало, выскакивая из груди. Он уже знал, что сделает через несколько минут.
Рони вынес картину во двор, недалеко был небольшой песчаный пустырь, его использовали для парковки машин. Между огромным грузовиком и кустами оставалась полоса песка, там на песке он разломал подрамник, ножницами разрезал картину и поджег ее.
Больше он не отвечал Дане на телефонные звонки или сообщения, на ее просьбы об объяснении, при встречах в школе он делал вид, что не узнает ее.