В одиннадцатом классе "иуд алеф" Рони мечтал только о службе в боевых частях, тема служению стране вдохновляла его. В живописи от подросткового реализма времен первой любви к Дане он перешел к символизму. Перед Ханукой закончил картину "Сопротивление", в ней попытался изобразить ветер, весь фон словно колыхался от бури, а в центре ветру противостоял один человек, вернее символ человека с буграми мускулов и выпяченной вперед грудью. Человек не был прорисован, самым важным являлась поза, противостояние невероятной силе природы. В некоторых местах потоки ветра будто прорезали тело стоящего, но он держался непоколебимо. Картина соответствовала духу Рони и духу Хануки. На другом полотне изображалась каменная серая стена, занимающая почти все пространство, давящая на зрителя тяжестью и цветом, над ней узкая полоска голубого неба, но вдруг через камни пробился упорный, голубой как небо, цветок с зеленым стеблем и зелеными листьями, это называлось "Жажда жизни".
В те же ханукальные каникулы Рони начал интенсивные тренировки, чтобы соответствовать своим идеалам, одно писание картин не прибавляло физической силы. Неподалеку от дома располагался небольшой парк с уютным уголком спортивных снарядов. В тот день поутру Рони обошел его, отметив для себя турник и горизонтальную лестницу. Он подошел к турнику, огляделся по сторонам, ему очень не хотелось сегодня свидетелей собственной слабости, никого вокруг не было. Он подтянулся три раза, приказав себе продолжать, пришлось извиваться всем телом, "как червь на крючке" подумал он, все-таки "вытянул" четвертый раз. Задыхаясь и злясь на свою слабость, спрыгнул. Немного размялся, после разминки запрыгнул на лестницу и с огромным трудом прошел по ней руками с одного конца на другой. Все это была "проба пера", Рони понял, насколько он слаб. Решил пробежаться пару раз вокруг парка, потом пошел на третий круг, но не выдержал, сердце выскакивало из груди, он перешел на шаг, понурый вернулся домой.
Он вновь взглянул на обе картины, словно зарядился от них, сел за компьютер, с помощью интернетовских рекомендаций составил программу на месяц. Через месяц он должен регулярно подтягиваться 8 -10 раз, по два раза проходить руками лестницу туда и обратно, пробегать по 5 километров. Он позвонил другу Йоси, начал без предисловий:
"Пойдем завтра с утра на пробежку и спорт в наш парк".
"Только не рано, ладно, ты знаешь я допоздна сижу с компьютером".
"Хорошо, сегодня вечером посидишь на час меньше".
Йоси в противоположность другу имел математический склад ума, знал досконально компьютер, мечтал служить в разведке, в элитной части "8-200". Для этого он учил арабский, продвинулся в нем. Наверное, как и его друг в 11 классе за год до призыва, он был большим патриотом, новые символические картины Рони ему нравились, тема героизма, стойкости увлекали его. Наконец, они оба получили предложения от армии, среди нескольких были для Йоси его желанное "8-200", для Рони боевые части "Голани". В каникулы они вместе просмотрели старые культовые фильмы с участием Аси Даяна "Он шел по полям" и "Операция "Йонатан", где Аси играл израильских суперменов патриотических сабр-сионистов. Как бы продолжая тему захлестнувшего их патриотизма, вернулись в современность к "Картине победы" Ави Нешера. Здесь мнения друзей не совпали. Рони, художник, романтик, был очарован улыбкой главной героини защитницы кибуца, улыбка, которая через годы ожила в альбоме и памяти египетского репортера, улыбка символизировала духовную силу и победу, но не египтян, а израильтян. Йоси, юноша логики, спорил с Рони, его поразило, что кибуцу не предоставили помощи, что нескольких человек с ружьями и пистолетами оставили противостоять танкам и самолетам. Один из представителей молодой израильской власти в фильме показан формальным черствым партийцем. Друзья спорили недолго, придя к консенсусу, что оба правы.
В каникулы они тренировались вместе каждый день, все тело Рони с непривычки болело, после каникул оба продолжали, но отдельно. Постепенно Рони втянулся, с началом учебы ходил в парк три раза в неделю, придирчиво осматривал перед зеркалом все тело, каждую мышцу, наконец, решил записаться в спортклуб. Художник постепенно становился сильным, мускулистым, как мечтал.
В голове созрела новая картина, банальная по названию, одновременно важная для него "Автопортрет". Он изображал себя первый раз в жизни, долго всматривался в свои недавние фотографии, сделал несколько "селфи" в разных ракурсах. Работал над автопортретом много, долго, каждый раз оставался недовольным, начинал и бросал, переделывал и начинал заново. Автопортрет не давался, словно заколдованный. Как-то во время бега Рони думал "Наверное, я не знаю себя, я не понимаю кто я, что я, для чего я. Пока я мечтаю только о "Голани". Так на бегу родилась картина. За неделю автопортрет семнадцатилетнего художника был написан. Лицо вышло абсолютно реалистичным, в нем была смесь восточноевропейских ашкеназских корней, глаза чуть с усмешкой и с любопытством, нос узкий с небольшой горбинкой, губы сжаты, в то же время с еле заметной улыбкой, которую подчеркивают ямочки на щеках. В детстве у Рони были щеки "щеки", но когда он вытянулся в подростка, в юношу щеки исчезли, а намеки на ямочки остались. Свой подбородок он ненавидел, считал его слабым безвольным, но он вписывался в его романтический облик художника. На уровне головы на заднем плане автопортрета намеками виднелся мольберт, палитра, кисти, традиционный аксессуары. Однако самое неожиданное представляло тело. В контрасте с лицом широкие плечи, рельефные бицепсы, простая цвета хаки майка без рукавов и лежащий на коленях автомат "Тавор". Реальность и мечта, так он пытался соединить увлечение живописью и желание защищать страну.
Примерно через год он узнал, что призовется в "Голани".
Очередная настоящая заваруха на территориях началась уже посередине его службы. Взвод участвовал в нейтрализации банды опасных и опытных террористов в районе Дженина. В группе Рони был снайпер, который один за другим ликвидировал их. Потом прогремел взрыв невероятной силы, боевики взорвали бронетранспортер, несколько солдат получили ранения. Сразу же после взрыва, пользуясь ситуаций, банда начала атаку на солдат с фланга, где находился Рони, он не растерялся, дал очередь из автомата и метнул гранату, террористы затаились за камнями. Эта заминка стоила многого, солдаты атаковали их, часть уничтожив, часть взяв в плен.
Командир похлопал Рони по плечу:
"Молодец, гордимся тобой".
Уже в лагере после боя товарищи пожимали ему руку. Однако, дня через два вечером в новостях сообщили, что в бою с террористами у Дженина был тяжело ранен журналист "Аль-Джазира", и арабский мир возмущен действиями армии обороны. Командир вызвал Рони, чуть в смущении сообщил:
"По предварительным данным журналист был ранен твоей гранатой, вероятно, будет создана комиссия по расследованию".
А еще через день раненый журналист скончался в больнице.
В их батальон приехал один из политиков, генерал с немаленькой группой сопровождения. Политик нравоучал солдат об осторожности:
"Весь мир смотрит на вас с подозрением, мы обязаны разобраться и дать ответ мировому сообществу".
Рони упал с небес на землю, не выдержал, позвонил Йоси, служившим в 8-200, в красках эмоционально описал ситуацию.
"Мой друг, успокойся, это обычное дело, ты не первый, ты не последний".
"Я не успокоюсь, мы рискуем жизнью, а их волнует мировое сообщество!"
"Они люди не самостоятельные, должны отреагировать".
"Идиотизм! Я буду с ними бороться!" - кричал Рони.
"Дурачок, с кем? С системой?"
Ночью Рони не спал, вместо патриотизма он кипел негодованием.