В пору подростковости, когда эротичность Рони расцвела подобно тропической орхидее, каждая девушка или женщина казалась ему загадочной, а каждое ее самое простое действие элементом тайны. Воображение рисовало парню невероятные картины, эротики в них было намного больше, чем в известных полотнах Рубенса или Ренуара. Он не видел обнажённых тел, однако воображение раздевало и одевало учениц и учительниц, знакомых семьи и родственниц, соседок, просто женщин или девушек с улицы. Да собственно не обнаженное тело являло тайну, все-таки в 21 веке по телевизору или интернету можно увидеть все, иногда он наблюдал прихорашивающуюся перед зеркальцем девушку из класса, ее взгляд сосредоточенный на своем отражении, движения щеточки с тушью для ресниц, ее облизывания излишков губной помады, может быть Вермеер пытался остановить такие мгновения. Но даже Вермеер не запечатлел почти незаметных движений, как заходя в класс слегка одергивается юбочка или заученно подсознательно поправляется бретелька лифчика. Рони не мог делиться своими переживаниями ни с кем, родители сразу же исключались, хотя папа Ави пытался не раз вызвать на откровенность подрастающего сына. Друзья говорили о девушках чаще грубо и пренебрежительно, например, о красотке Дане "ей кроме большого... ничего не надо, короче с-ка". Рони ни разу в голову не приходило, что под подобными пошлостями скрываются похожие на его эмоции, товарищи, как родители, исключались.
Рони любил живопись, рисовал карандашом, писал акриловыми и масляными красками, больше года ходил в изостудию, он знал художников, художественные школы, течения. Эротика в живописи соединилась в нем с эротикой жизни, сидящая на коленях Рембрандта Саския, улыбающаяся загадочной улыбкой Джоконда, и Дана, которая согласилась ему позировать, но "не долго", как она попросила.
Она сидела на складном пластмассовом стульчике в углу его комнаты, который Рони называл студией. В числе атрибутов стоял настоящий солидный мольберт, рядом на маленьком столе расположились палитра, стакан с кистями, карандаши, пастели, баночки, тюбики с красками, на стене висело несколько картин Рони, на полках был художественный беспорядок, альбомы по живописи, статуэтки, фотографии, постеры. В самом углу студии отвелось место для рам, пустых и с натянутыми холстами, картоны разных форматов.
"Малыш" - обратилась к нему Дана, так она называла Рони в школе. Они были одного возраста и роста, поэтому в ее слове "малыш" скрывалось некое покровительство, в то же время намек на интимность, возможно ему просто казалось, главное, нравилось.
"Хочу колу со льдом".
"Сейчас принесу".
Он смотрел, как Дана через розовую трубочку пила колу, слегка помешивая фиолетовые льдинки. Разглядывал ее восточный облик, черные волнистые волосы до плеч, гладкую, смуглую кожу, карие, подведенные тушью глаза, худощавую фигурку четырнадцатилетней принцессы. Она отпила пол стакана.
"Ты знаешь, что такое гиперактивность и нарушения внимания?" - спросила она.
"Ну конечно, они у нас принимали риталин".
"Я не принимала, но у меня это есть. Мне трудно высидеть на одном месте".
"Я понял, ты просто не хочешь мне позировать".
"Малыш, попробуем, но недолго, ладно".
Рони готовился к сеансу, сегодня он сделает несколько эскизов карандашом, идея портрета еще не пришла, пусть будут быстрые зарисовки лица в фас, в профиль и в три четверти, если она выдержит, то он успеет сделать набросок всей ее фигуры. Эти мимолетные размышления приходили на фоне необычного эротического напряжения Рони. Он разговаривал с собой "почему я молчу, тюфяк", "я еще ни разу не дотронулся до нее сегодня", в это время Дана рассматривала аксессуары мастерской, вдыхала с удовольствием необычные запахи красок.
"Ну садись здесь" - он показал на складной стульчик. Она села. Сердце Рони забилось.
"Не так" - он тронул ее за голое смуглое плечико, слегка подталкивая Дану сесть чуть боком к нему.
Она вынула телефон, спросила: "Можно?", улыбнулась, сводя Рони с ума.
Он не подал вида о буре своих чувств, принялся за работу.
Дана погрузилась в телефон, давая парню шанс рисовать. Ему показалось, что он ухватывал движения ее лица, улыбки от милых глупостей инстаграма и тик-тока, как быстро тонкими пальчиками с колечками она нажимала на кнопки телефона, посылая лайки и красные сердечки. Вначале он решил назвать будущую картину "Девочка с телефоном", потом пришла идея написать Дану со спины, как она оборачивается к зрителю с немного удивленной и наивной улыбкой. А может быть оба варианта. Он успел сделать несколько набросков, прежде чем она оторвалась от своего телефона и сказала:
"Все, хватит, принеси еще колы".
И когда она пила, Рони подумал о "Девочке, пьющей кока-колу". Потом она смотрела на его скетчи, стоя за ним с недопитым стаканом и положив одну руку ему на плечо. Это касание, может быть ничего не значащее для нее, будоражило воображение парня подобно всем женским тайнам на свете.
"Интересно, не знала, что я такая - произнесла Дана - я пошла, увидимся в школе". Она нагнулась и чмокнула его в щеку на прощание.
Медленно, но верно после месяца трудов оба портрета приближались к завершению. Рони писал их одновременно, иногда переходя в тот же вечер по несколько раз от одного к другому. Дана на них представала в той же ипостаси современной загадочной марокканской принцессы. Естественно, девушка, пьющая кока-колу или держащая в руке смартфон, может быть только современной, но некая тайна в ее темных глазах, которую пытался передать Рони, шла из древности, может быть с времен Танаха. Возможно, она жила только в воображении Рони, в плоде его юношеской эротики, возможно она существовала с картин Адама и Евы Кранаха и Дюрера. Рони торопился, через неделю Дане исполнялось 15 лет, он так мечтал подарить один портрет ей, второй оставить у себя, чтобы так символически закрепить их виртуальную, как ему казалось, глубокую связь между ними. Дана уже пригласила его на вечеринку, и к вечеринке обе картины должны быть готовы. Не раз она упрашивала показать ей портреты, Рони же непреклонно отвечал отказом. Ему хотелось сюрприза на вечеринке, он представлял, как подарит Дане портрет, сдернет с него при всех покрывало, потом при всех они поцелуются, но не глупым чмоком в щеку, а настоящим поцелуем в губы, долгим и глубоким, как глубока их связь. Рони почти не спал три последние ночи перед вечеринкой, он заканчивал "Девочку с телефоном", "Девочку, пьющую кока-колу" он закончит для себя чуть позже, через несколько дней.
На день рождения к Дане пришло около двадцати парней и девушек. Праздновали в пабе, Рони немного опоздал, сразу погрузился в атмосферу музыки "тяжелый металл" и разноцветных вспышек света, почти все танцевали, многие с рюмками крепкого или с бокалами коктейлей. Явно не подходило дарить здесь картину, поэтому Рони оставил ее завернутой, прислонил к бару, заказал текилу со спрайтом. Дана сама заметила его, подошла, тяжело дыша от танца, она положила руку ему на плечо, выказывая некоторую их близость, обдала легким запахом фруктовых духов. Он смотрел на ее необычно яркую в честь дня рождения косметику, на пучочки приклеенных ресниц, похожих на колыхающиеся крылышки бабочек. Рони встал довольно неуклюже, произнес: "Поздравляю" и после заминки... поцеловал в открытое плечико. Она смотрела Рони в глаза новым неведомым ему взглядом, и свершилось то, что он воображал, Дана впилась губами в его губы, так прижавшись, обнимались и целовались на виду у всех без утайки, только никому здесь не было до них дела.
"Принес тебе картину" - он кивнул на бар.
"Ну показывай".
"Но не здесь же".
Она держала его за руку, наконец отпустила, сказав:
"У меня есть идея, я отойду".
"Хорошо, хотел выпить за тебя".
"Пей, я сейчас вернусь, тогда выпьем вместе".
Рони выпил, с непривычки сразу ударило в голову, он потерял счет времени, как вернулась и села рядом с ним Дана.
"Сейчас выпьем за меня, а потом я тебе кое-что покажу".
"На меня уж подействовало" - признался Рони.
"Ничего, можно еще одну" - она пальцем подозвала бармена - "две текилы, два спрайта, лимон пожалуйста".
Вдруг Дана повертела чем-то перед лицом Рони.
"Что это?"
"Сейчас выпьем, скажу".
Они подняли рюмки.
"За твой день рождения".
"Спасибо. Я тебе скажу, как пить" - Дана насыпала соль на нежный сгиб своей руки.
"Соль лизнешь отсюда, а текилу закусишь лимоном отсюда" - она взяла губами дольку лимона.
Когда он дотянулся до лимона их губы вновь встретились.
"А теперь смотри - Дана показала ему ключ - мне дала его Таль, мы с тобой в квартире будем одни, там подаришь мне картину".
Опьяневшее сердце Рони забилось быстрее.
"Сейчас я закажу такси, и мы поедем".
Как виновница торжества исчезла из паба никто не заметил, музыка продолжала греметь, танцевали, пили, веселились, только одна из подруг Даны Таль знала, где именинница. Родители Таль сдавали жилье квартирантам, а квартиранты надолго уехали за границу, Таль раз в неделю приходила поливать цветы, утром она полила цветы, случайно ключ остался в ее сумочке, этот случай помог Дане и Рони. Они открыли дверь, не заперев ее, тотчас обнялись, продолжив прерванный в пабе жаркий поцелуй.
"Погоди... погоди... - с придыханием повторяла Дана - вначале картина".
Рони разорвал бумагу, поставил на стул "Девочку с телефоном".
Тона картины были горячие, словно солнце и огонь, лимонный и алый брызгали в глаза, Дана стояла спиной к зрителю, обернувшись. На ней была легкая летняя белая майка, в руке смартфон. Рони старательно передавал смуглость и гладкость кожи, полуулыбку, темный глубокий, волнующий взгляд. С волосами Даны он немного пофантазировал, сделал их длиннее и кучерявее, чем на самом деле, и они блестели от специального геля.
После короткой паузы Дана произнесла:
"Я в шоке... спасибо... у меня не было друзей художников..."
И тогда, не сговариваясь, одновременно, взявшись за руки они пошли вглубь незнакомой квартиры.
"Кажется сюда" - прошептала она и через мгновение упала на кровать.
Приблизился ли Рони к тайне женщины, первый раз побывав с ней? Он просто несколько дней летал наяву. Все в нем ликовало, за пару вечеров он закончил свою "Девочку с кока-колой". Думал, обе картины словно невидимая нить связывают его с Даной. Он решил позвать ее к себе на просмотр, а может быть еще на что-то. Звонил, писал ей сообщения, готовился. В назначенный день Рони, как обычно выходил из школы, в небольшом парке перед школой стояли снаряды для спорта школьников. Он бросил туда взгляд и неожиданно увидел Дану, сидящую на скамейке с парнем, оба курили. Рони не курил, но знал, что Дана балуется сигаретами, это его не отвращало, наоборот придавало ее образу нечто, он не мог объяснить, может быть эротическую привлекательность или взрослость подруги, а он считал, что она его подруга, она его. И вдруг он увидел издалека, как они смеются, а Дана положила ладонь на колено парня. Все мгновенно перевернулось в Рони, он вспомнил "ей кроме большого... ничего не надо, короче с-ка". Почему-то он побежал домой, в жару он вспотел, сердце стучало, выскакивая из груди. Он уже знал, что сделает через несколько минут.
Рони вынес картину во двор, недалеко был небольшой песчаный пустырь, его использовали для парковки машин. Между огромным грузовиком и кустами оставалась полоса песка, там на песке он разломал подрамник, ножницами разрезал картину и поджег ее.
Больше он не отвечал Дане на телефонные звонки или сообщения, на ее просьбы об объяснении, при встречах в школе он делал вид, что не узнает ее.
2. Патриоты
В одиннадцатом классе "иуд алеф" Рони мечтал только о службе в боевых частях, тема служению стране вдохновляла его. В живописи от подросткового реализма времен первой любви к Дане он перешел к символизму. Перед Ханукой закончил картину "Сопротивление", в ней попытался изобразить ветер, весь фон словно колыхался от бури, а в центре ветру противостоял один человек, вернее символ человека с буграми мускулов и выпяченной вперед грудью. Человек не был прорисован, самым важным являлась поза, противостояние невероятной силе природы. В некоторых местах потоки ветра будто прорезали тело стоящего, но он держался непоколебимо. Картина соответствовала духу Рони и духу Хануки. На другом полотне изображалась каменная серая стена, занимающая почти все пространство, давящая на зрителя тяжестью и цветом, над ней узкая полоска голубого неба, но вдруг через камни пробился упорный, голубой как небо, цветок с зеленым стеблем и зелеными листьями, это называлось "Жажда жизни".
В те же ханукальные каникулы Рони начал интенсивные тренировки, чтобы соответствовать своим идеалам, одно писание картин не прибавляло физической силы. Неподалеку от дома располагался небольшой парк с уютным уголком спортивных снарядов. В тот день поутру Рони обошел его, отметив для себя турник и горизонтальную лестницу. Он подошел к турнику, огляделся по сторонам, ему очень не хотелось сегодня свидетелей собственной слабости, никого вокруг не было. Он подтянулся три раза, приказав себе продолжать, пришлось извиваться всем телом, "как червь на крючке" подумал он, все-таки "вытянул" четвертый раз. Задыхаясь и злясь на свою слабость, спрыгнул. Немного размялся, после разминки запрыгнул на лестницу и с огромным трудом прошел по ней руками с одного конца на другой. Все это была "проба пера", Рони понял, насколько он слаб. Решил пробежаться пару раз вокруг парка, потом пошел на третий круг, но не выдержал, сердце выскакивало из груди, он перешел на шаг, понурый вернулся домой.
Он вновь взглянул на обе картины, словно зарядился от них, сел за компьютер, с помощью интернетовских рекомендаций составил программу на месяц. Через месяц он должен регулярно подтягиваться 8 -10 раз, по два раза проходить руками лестницу туда и обратно, пробегать по 5 километров. Он позвонил другу Йоси, начал без предисловий:
"Пойдем завтра с утра на пробежку и спорт в наш парк".
"Только не рано, ладно, ты знаешь я допоздна сижу с компьютером".
"Хорошо, сегодня вечером посидишь на час меньше".
Йоси в противоположность другу имел математический склад ума, знал досконально компьютер, мечтал служить в разведке, в элитной части "8-200". Для этого он учил арабский, продвинулся в нем. Наверное, сродни другу в 11 классе за год до призыва, он был большим патриотом, новые символические картины Рони ему нравились, тема героизма, стойкости увлекали его. Наконец, они оба получили предложения от армии, среди нескольких были для Йоси его желанное "8-200", для Рони боевые части "Голани". В каникулы они вместе просмотрели старые культовые фильмы с участием Аси Даяна "Он шел по полям" и "Операция "Йонатан", где Аси играл израильских суперменов патриотических сабр-сионистов. Как бы продолжая тему захлестнувшего их патриотизма, вернулись в современность к "Картине победы" Ави Нешера. Здесь мнения друзей не совпали. Рони, художник, романтик, был очарован улыбкой главной героини защитницы кибуца, улыбка, которая через годы ожила в альбоме и памяти египетского репортера, улыбка символизировала духовную силу и победу, но не египтян, а израильтян. Йоси, юноша логики, спорил с Рони, его поразило, что кибуцу не предоставили помощи, что нескольких человек с ружьями и пистолетами оставили противостоять танкам и самолетам. Один из представителей молодой израильской власти в фильме показан формальным черствым партийцем. Друзья спорили недолго, придя к консенсусу, что оба правы.
В каникулы они тренировались вместе каждый день, все тело Рони с непривычки болело, после каникул оба продолжали, но отдельно. Постепенно Рони втянулся, с началом учебы ходил в парк три раза в неделю, придирчиво осматривал перед зеркалом все тело, каждую мышцу, наконец, решил записаться в спортклуб. Художник постепенно становился сильным, мускулистым, как мечтал.
В голове созрела новая картина, банальная по названию, одновременно важная для него "Автопортрет". Он изображал себя первый раз в жизни, долго всматривался в свои недавние фотографии, сделал несколько "селфи" в разных ракурсах. Работал над автопортретом много, долго, каждый раз оставался недовольным, начинал и бросал, переделывал и начинал заново. Автопортрет не давался, словно заколдованный. Как-то во время бега Рони думал "Наверное, я не знаю себя, я не понимаю кто я, что я, для чего я. Пока я мечтаю только о "Голани". Так на бегу родилась картина. За неделю автопортрет семнадцатилетнего художника был написан. Лицо вышло абсолютно реалистичным, в нем была смесь восточноевропейских ашкеназских корней, глаза чуть с усмешкой и с любопытством, нос узкий с небольшой горбинкой, губы сжаты, в то же время с еле заметной улыбкой, которую подчеркивают ямочки на щеках. В детстве у Рони были щеки "щеки", но, когда он вытянулся в подростка, в юношу щеки исчезли, а намеки на ямочки остались. Свой подбородок он ненавидел, считал его слабым безвольным, но он вписывался в его романтический облик художника. На уровне головы на заднем плане автопортрета виднелись мольберт, палитра, кисти, традиционный аксессуары. Однако самое неожиданное представляло тело. В контрасте с лицом широкие плечи, рельефные бицепсы, простая цвета хаки майка без рукавов и лежащий на коленях автомат "Тавор". Реальность и мечта, так он пытался соединить увлечение живописью и желание защищать страну.
Примерно через год он узнал, что призовется в "Голани".
Очередная настоящая заваруха на территориях началась уже посередине его службы. Взвод участвовал в нейтрализации банды опасных и опытных террористов в районе Дженина. В группе Рони был снайпер, который один за другим ликвидировал их. Потом прогремел взрыв невероятной силы, боевики взорвали бронетранспортер, несколько солдат получили ранения. Сразу же после взрыва, пользуясь ситуаций, банда начала атаку на солдат с фланга, где находился Рони, он не растерялся, дал очередь из автомата и метнул гранату, террористы затаились за камнями. Эта заминка стоила многого, солдаты атаковали их, часть уничтожив, часть взяв в плен.
Командир похлопал Рони по плечу:
"Молодец, гордимся тобой".
Уже в лагере после боя товарищи пожимали ему руку. Однако, дня через два вечером в новостях сообщили, что в бою с террористами у Дженина был тяжело ранен журналист "Аль-Джазира", и арабский мир возмущен действиями армии обороны. Командир вызвал Рони, чуть в смущении сообщил:
"По предварительным данным журналист был ранен твоей гранатой, вероятно, будет создана комиссия по расследованию".
А еще через день раненый журналист скончался в больнице.
В их батальон приехал один из политиков, затем прибыл генерал с немаленькой группой сопровождения. Политик нравоучал солдат об осторожности:
"Весь мир смотрит на вас с подозрением, мы обязаны разобраться и дать ответ мировому сообществу".
Рони упал с небес на землю, не выдержал, позвонил Йоси, служившим в 8-200,в красках эмоционально описал ситуацию.
"Мой друг, успокойся, это обычное дело, ты не первый, ты не последний".
"Я не успокоюсь, мы рискуем жизнью, а их волнует мировое сообщество!"
"Они люди не самостоятельные, должны отреагировать".
"Идиотизм! Я буду с ними бороться!" - кричал Рони.
"Дурачок, с кем? С системой?"
Ночью Рони не спал, вместо патриотизма он кипел негодованием.
3. Семья
Первым женился Йоси вскоре после окончания университета, по нынешним временам в обычном возрасте двадцать восемь. Рони был его свидетелем, он пришел не один, со своей подругой Тамар, девушкой серьезной, деловой, многообещающей, она проходила стажировку в адвокатской конторе, в ближайший год могла стать самостоятельным адвокатом. Уже за полночь, когда многие гости в годах разошлись, оставалась танцевать молодежь, под гром музыки и бешенную игру света, во время танца Тамар вновь намекнула Рони, что пришло время оформить и их отношения.
"Это что, индукция Йосиной свадьбы?", спросил в ответ он.
"А я серьезно", продолжала Тамар.
"Давай поговорим завтра в нормальной обстановке".
"Завтра, завтра, только не сегодня".
Назавтра уже к обеду Рони звонил Йоси, между прочим сказал другу:
"Тамар вчера опять давила, хочет замуж".
"Славно дружище, давай, дерзай, нечего ждать, лучше ее ты никого не найдешь".
Эти слова, как слова родителей, друзей в последнее время, задели Рони. Он подошел к зеркалу, вначале для смеха высунул язык, растянул губы в улыбке, скорчил удивительную гримасу, набрал телефон Тамар:
"Дорогая, вечером я приглашаю тебя на ужин в твой любимый "Фиш" на набережной, встретимся у входа. Тебе подойдет в 7 вечера?"
"Сабаба (здорово - сленг, ивр.), я сейчас немного занята в конторе", только произнесла она.
Так между делом принимаются судьбоносные решения. Рони заказал стол на двоих по телефону, чтобы не было сюрпризов, поехал в теплицу, спросил какие цветы подходят к предложению о свадьбе. За полчаса до встречи Рони уже осматривал столик в "Фиш", он волновался. Ему хотелось, чтобы с обоих мест и Тамар и он могли бы видеть море, потом он просил поставить букет красных роз в более красивую вазу, свое эмоциональное предложение он записал на телефон, как голосовое сообщение, его он пошлет сразу после первого бокала вина. Тамар любила белое вино "Гевюрц", Рони попросил попробовать, остался доволен.
Она была из тех редких женщин, которые приходят минута в минуту. В походке начинающей адвокатши чувствовалась энергия и уверенность. Тамар появилась в ресторане прямо с работы в строгом костюме, черных брючках до щиколоток, белой блузке, черном пиджачке, черных туфельках на тонких, но не очень высоких каблучках. Они обнялись, знакомый запах духов тотчас унял волнение Рони перед предложением.
"Сейчас принесут "Гевюрц", сказал он.
"Молодец, что заказал, я еле живая после сумасшедшего дня. А что будем кушать? Барбунью?"
"Как всегда".
Они сделали заказ и подняли бокалы.
"Ты не обратила внимания на розы, это для тебя. Сегодня необычный вечер... Рони выдержал паузу, ты вчера намекала на йосиной свадьбе, так вот сегодня предлагаю тебе, моя дорогая, руку и сердце...".
Тамар поставила бокал на стол, встала, приблизилась к сидящему Рони, наклонилась и страстно поцеловала его в губы.
"Милый, это лучший вечер в моей жизни", в ее серых глазах стояли слезы радости.
Солнце закатилось над Средиземным морем, дневная пустынная жара сменилась на вечернюю влажную духоту теплицы. Они не раз фотографировались у стола, обнимаясь, целуясь, на фоне заката. А вскоре уже после свадьбы началась официально всеми принятая семейная жизнь. Рони часто задумывался над парадоксом "До хупы все было как будто, а сейчас по-настоящему, по-настоящему для родственников, для друзей, для всего так называемого общества, для министерств и раввинатов".
В семейной жизни Тамар оказалась идеальной, все утверждали, как повезло Рони с женой. Молодая адвокатша делала успешную карьеру, была общительной, скромной, вскоре после свадьбы начала готовиться стать мамой. Ее смешанные восточноевропейские корни по мужской линии и средиземноморские египетские по женской создали замечательное сочетание культуры, образования, красоты, страсти. Миниатюрная фигурка, чуть скуластое лицо, длинная шея, прямой нос, как продолжение высокого лба напоминали легендарную Нефертити, но светло-серые глаза выдавали северную европейскую кровь. В конце недели к шабатам она нередко готовила артишок, фаршированный мясом, и картофельные оладьи, которые обожал Рони. Однако пик счастья еще не настал. Он настал с рождением первенца Арие, тогда Тамар появилась в ипостаси идеальной мамы. Любовь Рони полыхала в полный накал и к младенцу, и к жене, ему казалось, что семейный рай будет продолжаться вечно.
Как-то после работы он вернулся усталый и чуть не в настроении, Тамар укачивала младенца, увидев его издали, она сделала ему знак не шуметь, тотчас послала сообщение на телефон "Ужин в холодильнике". Арие долго плакал и не засыпал, в одиночестве Рони сел ужинать. В этом не было ничего сверхъестественного для молодой семьи, лишь мимолетной тенью пролетело у Рони ощущение одиночества, но голова работала, выстраивала сцены последних недель, как он ездил один к родителям, как Тамар отказалась встречаться с его друзьями.
"Дааа...", вздохнул про себя, отгоняя глупые мысли.
Почему-то мысль "одиночество в семье, в идеальной семье..." возвращалась в последнее время, она искала подтверждений и находила их. После армии Рони научился не сдаваться, для противодействия он принялся больше заниматься живописью, написал несколько картин с Арие, Тамар поощряла его:
"Это намного сильнее равнодушных фотографий, представляешь на стене в красивой раме повесим "Мадонну с младенцем, 21".
Мадонной представала она, младенцем Арие, а 21 намек на наш век.
У Рони было несколько поклонников и поклонниц, которым он посылал фото своих новых картин. Одна из них Айелет отозвалась на "Мадонну":
"Смелость твоих решений всегда поражала меня. Буду рада попозировать для портрета. Об условиях договоримся".
Рони познакомился с Айлет на своей единственной до сих пор выставке. Она оказалась экстравагантной женщиной лет на десять старше Рони, с копной рыжих волос, выбритых на висках, с несколькими татуировками на руках и ногах, с пирсингом в ушах. Тогда она подошла к Рони вплотную, дистанция полностью характеризует человека, поблагодарила за выставку, протянула ему визитную карточку. Там значилось "Директор по продажам, маркетинг" и название неизвестной ему частной фирмы. Айелет долго, эмоционально рассуждала о его картинах, просила присылать новые произведения. Своей энергией и экзотической внешностью она увлекла Рони, что его остановило тогда, начавшийся роман с Тамар. Позже он посылал Айелет фото своих вещей, кроме живописи они не общались о другом, сейчас ее предложение позировать несколько обескуражило Рони. Наверное, чувство семейного одиночества подвигло его согласиться. Он назначил ей встречу в студии. Давно уже он и пара товарищей художников снимали студию в промышленной зоне города. Рони выбрал время, когда студия пустовала, Айелет мало изменилась с той их встречи на выставке, они обнялись, как старые друзья. Сели в закутке, называемом буфетом, в холодильнике стояла початая бутылка белого вина, вода.
"Вино, воду, кофе?", спросил Рони.
"Не откажусь от вина".
Рони налил Айелет пол стакана вина, а себе воды. Они не знали друг о друге ничего, вся их переписка касалась только живописи.
"Я люблю твой стиль, мне пришла идея заказать свой портрет. Время, цену назначаешь ты", начала Айелет, отпила вина.
"Я ни разу не писал на заказ и за деньги. По времени думаю четыре, пять сеансов достаточно".
"Хорошо, начнем с полторы тысячи шекелей, а там посмотрим".
Они договорились начать через неделю вечером. Рони приготовил холст на подрамнике, вынул свои любимые кисти, масляные краски, на самом деле писать на заказ для него нечто новое. Какое-то неожиданное чувство к Айелет вдруг всколыхнулось внутри. Они с ней не переписывались, не говорили по телефону, он даже ничего не знал про нее, есть ли муж, дети, но словно наваждение он считал дни до начала сеанса. В эту неделю Рони выполнял обычные обязанности мужа и отца, только он перестал чувствовать внутреннее одиночество, вместо одиночества появилась Айелет. Перед встречей с ней он вспомнил свою первую любовь Дану, прошло с тех пор пол его жизни.
Айелет опоздала на полчаса и не извинилась, почти тотчас она попросила холодного белого вина, как в прошлый раз. Когда Рони ее усаживал, то заметил морщины на шее, в их возрасте десять лет разницы это много. Но Рони уже был во власти этой женщины, мысленно он уже не раз изменил Тамар с Айелет. В первый сеанс они ни разу не вышли за рамки приличия, говорили мало, уже вставая, перед прощанием она спросила:
"Ты женат, есть дети?"
"Да, сыну скоро год. А ты?"
"Я не замужем, у меня есть дочь, скоро мобилизуется в армию".
На третьем сеансе они были близки, развеяв иллюзию добропорядочной образцовой семьи.
4. Карьера
После армейской службы и полугодового путешествия в Индию Рони продолжал рисовать, работал на разных временных работах официантом, развозчиком продуктов, продавцом, тогда же задумался о карьере и учебе. Юношеская мечта стать художником пошатнулась после знакомств с несколькими профессиональными коллегами.
Один из них сформулировал положение дел "Ты должен иметь нормальную специальность или богатую жену, тогда сможешь писать в свое удовольствие, а не нищенствовать. И еще, талант есть, но тебе нужна школа, или "Бецалель" (Колледж искусств в Иерусалиме), или сильный мастер".
Итак, жена в то время не предполагалась, а о профессии Рони уже думал. Деньги крутились в хайтеке, в военно-промышленном комплексе, в строительстве и продаже недвижимости, но это все не его песня. Иногда он обращал свой взор в сторону уважаемых профессий врача или адвоката, они не привлекали его. Был период, когда близкой казалась психология, Рони любил читать Фрейда, Юнга, Фромма, в судьбу вмешался господин случай в лице одного из парней Томера, подрабатывающего по вечерам официантом в том же ресторане, где работал Рони. Их смены как-то пересеклись, Томер рассказал, что учится в Институте Вайцмана, изучает молекулярную и клеточную нейробиологию. Это было похоже на биллиардный шар, молниеносно залетевший в лузу, Рони потерял нить разговора, но тотчас решил податься в нейробиологию. Через несколько дней словно опытный проводник Томер вел товарища в лабораторию. Их путь лежал по дорожкам Института Вайцмана через ровные зеленые газоны травы, достойные британского королевства. Рони входил в здание в стиле постмодерн с оригинальным зеркальным цилиндром в центре и высокими зеркальными окнами по бокам, с трепетом, как в святыню. Томер рассказывал про метод PCR, применяемый в молекулярной биологии для анализа фрагментов ДНК.
"Сейчас увидишь, как это выглядит", он открыл дверь лаборатории.
На Рони выплеснулись запахи химикатов, в углу лаборатории за столом работали два студента, один из них был китаец или кореец, второй индус. Экзотика лаборатории околдовала гостя, Томер продолжал увлеченно рассказывать про методы, потом переключился на нейродегенеративные заболевания, на стене напротив них висел постер со схемами каскадов белков и липопротеидов при болезни Альцгеймера. Рони слушал, решение созрело, он начнет учить нейробиологию здесь в Институте Вайцмана.
Он познакомился с Тамар в самом конце своей учебы через подружку Томера, так получилось, по времени совпали их роман и свадьба, с другой стороны, начало его карьеры. Рони приближался к завершению доктората и остановился перед выбором, работа в фирме или академическая карьера. По вечерам еще до рождения Арие, он и Тамар за ужинами обсуждали pro и contras каждого из путей. В фирмах намного лучше платили и карьеры, как им казалось, делались быстрее, в академии требовалось больше протекции для продвижения, бюрократия была невероятной. Но Рони не торопился, он привык к академии, любил своего профессора, ему хотелось изучать глубины нейробиологии и нейрохимии. В академии он чувствовал себя, как рыба в воде, мир биотехнологии он знал только понаслышке. Поэтому он все больше склонялся к продолжению своих исследований. В один из вечеров Тамар сказала ему:
"Ты художник, ты не боялся начинать новое, помню, как рассказывал мне, оставил реализм и принялся за символизм. Меня поразили "Сопротивление", "Жажда жизни", дерзай, ищи, пробуй".
После недолгих поисков Рони приняли в фирму по разработке препарата от деменции заведующим лабораторией. У него в подчинении было всего три человека, но зарплата возросла вдвое от Института Вайцмана.
Молодой заведующий лабораторией вступил на первую ступеньку карьерной лестницы. Перед лабораторией стояла задача определять проникновение кандидатов на препарат в головной мозг через гематоэнцефалический барьер, как его называют специалисты ГЭБ, ткань отделяющая кровь от ткани мозга. Хитроумный барьер не дает каждому веществу достигать мозга, это зависит от многих свойств молекул, размера, заряда, строения. В Институте Вайцмана Рони написал несколько статей по ГЭБ при болезни Альцгеймера, в нем обнаружились специфические дефекты, поэтому Рони с легкостью приняли на проект, совпадающий с направлением его работ. Концентрации препаратов в ткани мозга экспериментальных животных измеряли методом микродиализа, миниатюрные электроды вживлялись стереотаксисом, межклеточная жидкость диализировалась через полупроницаемую мембрану и отправлялась в химическую лабораторию на газожидкостную хроматографию. Рони открывал для себя много нового, изучал микродиализ, химию. Ни один месяц заняло получить положительный результат, два кандидата из десятка проверенных определялись в тканях мозга. Начальник Рони директор по науке и развитию солидный администратор американского происхождения Эли Кауфман был в восторге от результатов:
"Поедешь докладывать данные на сессию Нью-Йоркской Академии, там много моих друзей, они тебя хорошо примут".
Та поездка была пиком научной удачи Рони, одна из известных американских фирм по лечению нейродегенеративных заболеваний попросила его о встрече в Нью-Йорке. По видеосвязи присоединили и Кауфмана. Рони блаженствовал в центре внимания, получая комплименты с разных сторон. Он жаждал успеха, карьеры, вспомнил обещания босса сделать его заведующим целым отделом, практически стать заместителем Кауфмана. От науки разговоры перешли к бизнесу, Рони чувствовал жар от жонглирования десятками миллионов долларов, американцы собирались приехать в следующем месяце с готовым предложением. Итак, Рони возвращался из-за океана победителем.
Но в лаборатории ждали нехорошие сюрпризы, основная часть препаратов в мозге содержалась в виде метаболитов*, активны эти метаболиты или нет в плане защиты от Альцгеймера, никто не знал, для получения результатов требовались новые эксперименты, а главное, время, несколько месяцев. Сотрудники пока не сообщали данные Кауфману, поджидали Рони.
Лабораторную дискуссию провели в первый же день, распад препаратов на метаболиты происходил и системно в крови и в тканях мозга. Было ли это критическим не знал никто. С графиками и таблицами Рони пошел к Кауфману. Тот слушал, не поведя ни одним мускулом. Потом сказал, достаточно буднично:
"Встреча с американцами состоится, как запланировали".
"Конечно, но и им придется показать новые данные".
"Совсем необязательно, их надо еще проверить".
"Мы до их приезда повторим эксперименты".
"Рони, не делай глупостей, мы должны вначале получить их инвестицию, а потом рассуждать, и на их деньги ставить опыты".
Рони вскипел: "Я в эти грязные игры играть не стану!"
"Ты хочешь, чтобы фирма существовала ближайшие три года, ты хочешь получить за свой успех в Нью-Йорке достойный бонус, ты мечтаешь о карьере моего зама, так что учись научной и деловой корректности, а не веди себя, как мальчишка".
Рони выходил из кабинета Кауфмана в глубоком шоке, на многих языках с древности это состояние звучало так "ме игара рама ле бира амиката", что на арамейском значило "с высокой крыши в глубокую яму", а на более современном русском "с небес на землю". Ни уговоры Тамар, ни убеждения коллег, друзей, родителей не помогли, через несколько дней Рони оставил фирму. Разочарование в людях, в карьере преследовало его долгие годы.
5. Богема
Известно, что потеря одних иллюзий порождает другие. Рони оставил несостоявшуюся блестящую карьеру в биотехнологической фирме, ему показалось, что это плата за предательство живописи, что его предназначение рисовать. По времени кризис в работе почти совпал с кризисом в семье. Он с триумфом закончил свою первую работу на заказ, портрет Айелет, она заплатила ему больше, чем они договаривались, самое главное, у него впервые появилась любовница, интересная, опытная, не стандартная, увлекшая его. Как Рони не скрывал этой связи, она поглощала его, отдаляла от Тамар. Наконец, он решил переехать в микроскопическую и баснословно дорогую квартиру-студию в Тель-Авив.
Айелет приходила к нему почти каждый вечер, тащила его в ночные бары, там она хвасталась своим молодым любовником гениальным художником. Она умела убеждать, ее знакомые, а потом незнакомые стали покупать картины Рони, заказывали новые, цены в Тель-Авиве были намного выше, чем на периферии, так он становился популярным и обеспеченным. Правда Айелет требовала много внимания и много денег, любила дорогие отели, экстравагантную одежду. Она вышла на известного тель-авивского художника, договорилась об уроках для Рони, главное, было важно известное имя. И Рони и Айелет давно поняли, продается не картина, а имя, поэтому важно выстроить имя.
"Ты помнишь историю с Сальвадором Дали, его сделала Гала, я сделаю тебя", смеясь говорила она.
"В этом что-то есть", он целовал ее и тащил в свою квартиру.
Как-то по прошествии нескольких месяцев Айелет стала замечать, может быть просто начало казаться, может это была рефлексия ее собственных ощущений, что Рони стал охладевать к ней. Он говорил:
"Надо больше работать, надо ходить к Калушману", так звали известного художника.
Айелет была искушенной женщиной, у нее была давняя и хорошенькая подружка Сапир, в молодости они даже гуляли вместе в Тель-Авиве, пробуя наркотики и групповой секс. Как шахматный игрок, Айелет сделала ход, однажды вечером она пригласила Сапир к себе, расслабила ее угощением, рассказами, как бы между делом рассказала об ощущении охлаждения с Рони. Сапир конечно же была в курсе этого последнего романа подруги, она даже собиралась заказать у Рони картину.
"Ты хочешь, чтоб я обратила внимание на него, как на мужчину?", спросила она.
"Почему нет".
"Попробуем втроем, как делали в молодости?"
Айелет кивнула утвердительно.
"Но ты же его любишь, будешь ревновать ко мне".
"Я уже интересовалась, он ни разу не пробовал. Все-таки я старая для него, а чтобы удержать парня, нужно разнообразие".
"Я поняла, - рассмеялась Сапир, - я буду создавать антураж, который удержит его с тобой".
"Именно так".
"А не боишься, что он увлечется мной?"
"Все может быть, но это зависит от тебя. Если ваши отношения ограничатся нашим общим интимом втроем, то ничего не будет".
"Хорошо, попробуем, ты мне столько раз помогала, что я тебе обязана помочь".
Итак, дебют был разыгран достаточно ненавязчиво.
До конца недели Рони должен был закончить картину на заказ "Семейный портрет". Связь с этой богатой семьей, владевшей сетью ювелирных магазинов, сделала, разумеется, Айелет. Она звонила ему несколько раз с утра в пятницу, он отвечал, к вечеру закончит. Уже стемнело, зашел шабат, Рони с облегчением ответил, закончил. Вскоре к нему без предупреждения пришли обе подруги Айелет с Сапир, разодетые, накрашенные.
"Отметим праздник, ты ее закончил, молодец", Айелет горячо обнималась со своим другом.
"У меня как-то ничего нет сегодня...", мямлил Рони.
"Мы принесли, смотри Сапир купила то, что ты любишь".
Сапир вынула несколько видов сыров "Чедер", "Рокфор", "Бри", а Айелет принесла клубнику.
"Девочки, вы не против текилы? У нас осталась с прошлого раза", Рони поставил на стол начатую бутылку.
"Ооо, покажем Сапир, как мы ее пьем, очень романтично", возбудилась Айелет.
Женщины посидели напротив картины.
"Еще краска не везде высохла", заметила Сапир.
"Да, свеженькая. Похоже на современные "Менины" Веласкеса, но сколько иронии в картине, сколько лицемерия в их лицах, Рони, ты гений", нахваливала друга Айелет.
"Хочу текилу, как в прошлый раз. Сегодня в честь картины... и в честь любви", Айелет выразительно посмотрела на подругу. Сапир улыбалась "Я жду с нетерпением", их откровенные взгляды встретились.
Рони подошел к сидящей Айелет, насыпал на нежный сгиб ее руки щепотку соли, дал в рот дольку лимона, он слизал соль с ее руки, выпил рюмку текилы, а потом впился в дольку лимона, и это последнее перешло в их долгий чувственный поцелуй на виду Сапир.
"Ну как?", спросила Айелет.
"Настоящее эротическое шоу".
"А сейчас с тобой. Рони, Сапир тоже хочет попробовать".
"Ты не заревнуешь?", спросил Рони.
"Сегодня вечер без ревности", Айелет выключила большой свет, оставила ночник.
Видно все вместе, полумрак, вторая выпитая рюмка, слова Айелет "вечер без ревности", главное, новизна, новая женщина, завели Рони, и во время поцелуя он с Сапир начали горячие объятия. Когда они разъединились, Айелет была в новом эротическом белье, она разлили текилы Сапир и себе, что-то шепнула ей, та сняла платье, так полураздетые они выпили за любовь, за свободу и за свободную любовь.
Это была ночь, прежде незнакомая Рони, ночь свободной любви.
После этой ночи Сапир заказала Рони свой портрет вместе с любимым сыном, Айлет чувствовала, что их чувства вернулись, Рони продолжал свою богемную жизнь, зарабатывал много денег и много их тратил.
В конце октября тяжелые облака все чаще наплывали со стороны моря, прошел первый настоящий дождь, дни становились все короче. Рони вышел на набережную подышать вечерним морским воздухом. Звонок Айелет вырвал его из размышлений:
"Душа моя, есть новый заказ..."
Она продолжала говорить, но он не мог слушать, внутри словно что-то напряглось и разорвалось подобно взрыву, Рони не владел собой, он перебил ее и кричал:
"Я не хочу больше никаких заказов! Я хочу писать, когда мне хочется и что мне хочется! Я все равно не вижу этих денег! Они уплывают на пабы, на гостиницы, на тряпки, на побрякушки! Я уже месяц не видел сына! Я устал от всего этого!"
Он сделал паузу, тяжело дыша, произнес "Извини" и отключил телефон.
Рони сел на скамейку лицом в шумящему морю, он попросил закурить у прохожего, ему хотелось к Тамар, к Арие, он хотел домой в нормальную жизнь, он пресытился богемой.
6
Возвращение
Вечер перешел в ночь, а Рони продолжал сидеть, неотрывно смотря в море, но он не видел его, он смотрел вглубь себя. "Кто я? Зачем я?", задавал извечные вопросы, тотчас отвечал "Мне уже больше тридцати, но ничего не сделано, во всем неудачи, карьера закончилась ничем, глупым бунтом за несуществующую правду, идеальная семья развалена без всяких причин, променяна на похождения юноши, но не созревшего мужчины, нет ни одной картины, которую можно показать, настоящей серьезной, глубокой картины".
Наконец, он взял себя в руки, поднялся, побрел к дому. Он хотел тотчас позвонить Тамар, но сдержался, было пол первого ночи. У себя, чтоб совсем успокоиться, прибрался, сложил в большую папку эскизы, наброски, разбросанные здесь и там. Один из листов оказался чистым, а рядом лежала рыжая сангина, Рони набросал в углу листа свою первую девочку с телефоном Дану, затем несколько образов девушек и юношей в армейской форме, один из них был Йоси, наконец, Томер, сидящий у микроскопа, в профиль, директор по науке Кауфман, похожий на двуликого Януса, Тамар он изобразил в нескольких ипостасях, строгой адвокатши, мамы их сына - мадонны, полуобнаженной женщины, его Рони, женщины... Он немного посидел перед листом, подумал, что остались не нарисованными ни Айлет, ни Сапир, ни он сам напротив мольберта, но почему-то продолжать расхотелось. Рони вместо этого набросал нечто подобное блудному сыну Рембрандта, тогда созрело решение, он напишет свою настоящую картину "Возвращение блудного отца".
С этим решением он упал в постель.
Поутру после телефонного разговора с Тамар Рони понял, что возвращение не будет простым, она говорила с ним не как брошенная жена, а как строгий адвокат. Максимум, чего он добился вечером навестить ее и сына, тем более времени будет в обрез, после семи вечера Арие надо укладывать спать, малыш ходил в сад.
До вечера у Рони оставалось немало времени, в своем постоянном магазине он купил холст на подрамнике, водрузил его на мольберт, начал размечать главные фигуры. Заглавной была фигура женщины в центре картины, смотрящей на малыша сына взглядом полным обожания. Спиной к зрителю, склоня голову стоял мужчина, ее муж, отец ребенка, сын снизу вверх словно заколдованный смотрел на отца, он немного забыл его, в этом возрасте несколько месяцев, как несколько лет. В его взгляде сквозило любопытство и бесконечное прощение. Мать, наверное, тоже простит мужа, но не сейчас, позже, ее нынешняя обида глубже, взрослее. Будет еще несколько фигур, скорее второстепенных, может родственников, друзей, Рони еще не решил их значения, возможно, он и не решит, художники часто пишут спонтанно на подсознании, лишь позволяя будущим специалистам строить гипотезы, находя скрытые или явные смыслы, которых никогда не существовало.
Картина задумана большая по размеру, Рони работал несколько часов подряд, потом делал перерывы, в конце концов не успел закончить того, что хотел. С холстом он поехал домой.
Тамар приняла его достаточно сухо, Арие с восторгом. Рони играл с сыном, искупал в ванной, уложил его спать, такого чувства радости и спокойствия давно не испытывал. Арие уже посапывал во сне, когда Рони вышел из его комнаты для разговора с женой.
"Дорогая, прости меня за все, что произошло", он опустил голову, как на своей картине.
"А я не знаю, что произошло до сих пор, ты без объяснений оставил семью".
"Это было затмение, я вел себя по-детски".
"Положим так, и что дальше?"
"Я задумал большую картину, начал писать сегодня, хочу продолжать ее дома, работа предстоит долгая на несколько месяцев".
"Это причина или повод, я не понимаю, как можно просто так оставлять жену, ребенка и просто так возвращаться".
"Давай поговорим завтра о поводах и причинах".
"Я поняла, хочешь остаться сегодня, ты уже раз делал так и через день уехал".
"Сейчас другое".
"Ладно, иди в свою комнату. Простыни, наволочки в шкафу в том же месте. К восьми отведешь Арие в сад, я пошла подготовлюсь к делу, завтра в два тяжелое дело, если силы останутся, вечером поговорим. Спокойной ночи".
Итак, Рони получил передышку до завтра и обнадеживающий не воинственный тон Тамар. Это подвигло его еще пару часов разрабатывать картину. Он добавил образ женщины, похожей на сестру Тамар Ширли, которая уговаривала брошенную жену простить мужа. В картине начинала преобладать тема прощения.
Два дня он почти не занимался картиной, играл с Арие, водил его в садик и забирал оттуда, пару раз звонила Айлет, делала вид, что ничего не случилось, спрашивала, когда он вернется в Тель-Авив, соблазняла всем, чем могла:
"Сапир интересуется, когда увидит тебя. Есть новый заказ, портрет в твоем стиле, готовы платить авансом. Я всем говорю, что ты любимый ученик Калушмана, действует безотказно. Милый, я соскучилась без тебя, может быть, приедешь сегодня? Купила что-то новенькое, тебе понравится, я знаю..."
На третий день вечером не выдержала Тамар, когда заснул Арие, она постучала в комнату Рони:
"Может сегодня поужинаем нормально?", спросила она через дверь.
Он вышел, отметил, что жена была в японском кимоно, которое он купил ей в Токио в командировке от "AA, Anti-Alzheimer", словно другая эпоха прошла. Обычно Тамар одевала это яркое кимоно, как намек на интимность, Рони знал, если на ней кимоно, будет близость. Тотчас он придвинулся к ней с поцелуем, но Тамар увернулась, играя:
"Чуть позже".
На ужин она приготовила любимые стейки Рони, салат и красное вино, на столе стояли фрукты, черный виноград и персики.
"Сегодня праздник?", спросил он.
"Да, мы вместе", ответила она.
Для Рони не было ничего вкуснее сочных стейков с красным вином. В бутылке оставалось уже меньше половины, с бокалом Тамар села к Рони на колени, она гладила его густые черные волосы и продолжала игру:
"Ну кто из них лучше, Айлет или Сапир?"
"Ты", признался он, целуя ее в ушко.
"Приятно слышать, но я в эти месяцы тоже не могла быть все время одна, Йоси познакомил меня со своим товарищем".
"И как?"
"Очень даже, почти как ты", Тамар рассмеялась, дразня его, наверное, ревность смешалась с вином, с любовью, Рони поднял ее на руки, она же руками обхватила его шею:
"Ты думал, я буду сопротивляться".
"Возвращение" на картине превратилось в реальность.
Как будто жизнь возвращалась на круги свои. За месяцы интенсивных тель-авивских заказов у Рони скопилось немного денег, кроме этого, оставались накопления с работы в "АА", поэтому он мог позволить себе сосредоточиться на картине. Название, мотив конечно же напоминали Рембрандта, но лица, одежды, атрибуты возвращали к современности. Рони избегал лессировки, преобладали грубые, выпуклые мазки, он играл со светом, но в отличии от Рембрандта свет был не наружным, а внутренним, исходящим из самих персонажей. Например, невинность ребенка выражалась в теплом мягком свете всей его небольшой фигурки, от мужчины и женщины свет исходил более резкий, нервный, прерывистый, причем у двух женщин источник находился в районе груди, живота, а у мужчины в голове.
Рони должен был сдать свою съемную квартиру-студию, нужно ехать в Тель-Авив, выдержать непрерывные пробки на дорогах и проблемы с парковкой, он решил в тот же день пригласить на прощальный ужин Айелет с Сапир. По большому счету они не сделали ему ничего плохого, открыли новые грани мира, Айелет имела на него, как художника, далеко идущие планы, возможно в будущем придется воспользоваться ее талантом менеджера, но сегодня надо распрощаться с этими двумя женщинами, его партнершами, он должен вернуться в семью и физически и ментально, красиво закрыть часть своей жизни. Так думал Рони по дороге в Тель-Авив. В районе Невей-аЦедек они нашли то, что он искал ресторан с сочными стейками и красным вином, женщины наслаждались, много смеялись, намекая ему на продолжение после ужина.
"Я уже сдал свою квартиру сегодня", заметил Рони.
Айелет любила вино, она успела расковаться:
"Милый, ну что ты, у Сапир есть место, она нас пригласит, правда?"
"Да, сегодня чудесный вечер, мы поедем ко мне", Сапир подыгрывала подруге.
"Девочки, нет, спасибо, но я не поеду", Рони до конца остался непреклонен.
Он возвращался достаточно поздно, ему не надо было ничего придумывать, он предупредил Тамар, что едет по делам в Тель-Авив, возможно, задержится.
Дома стояла удивительная тишина.
"Наверное, давно спят", подумал Рони. Прошел на кухню, не зажигая света. Он включил фонарик телефона, на темном шаеше (мраморное покрытие на кухне) белела записка.
"Арие у бабушки, возьми его завтра из сада. Я поехала к товарищу Йоси, тебе о нем рассказывала, это был не блеф, а правда, когда вернусь, не знаю".
В шоке Рони присел на стул, развеивалась одна из его иллюзий "семья".
7. Школа
Спустя немало времени Рони начал давать частные уроки живописи школьникам, по несколько часов после обеда до вечера, раз в неделю бывали групповые занятия. Он наслаждался этими занятиями, приводили ребят из разных школ, из разных общественных групп, в его студии не было различий между светскими и религиозными, между белыми и черными, между иудеями, христианами, мусульманами. Как-то в группе Рони спросили о его образовании, он рассказал об институте Вайцмана, о нейробиологии, о художнике Калушмане, тогда одна бойкая ученица спросила:
"Почему вы не даете уроки биологии, это очень интересно, не меньше рисования, я бы ходила на них?"
Он ответил:
"Я подумаю".
Когда ученики разошлись, Рони на самом деле задумался над брошенной девочкой идеей. Для начала он опросил всех своих подопечных, нашлось шестеро желающих. Теперь ему самому придется заниматься, готовиться к урокам.
Все дни недели, включая исход субботы, оказались занятыми, частные уроки приносили неплохие заработки, давая возможность Рони писать картины по утрам и субботам. В ту весну перед Песахом приходило особенно много учеников, и тогда у него родилась идея, которая требовала партнера. Большого выбора у него не было, первым кандидатом оказался Йоси. После истории с изменой Тамар отношения между друзьями юности испортились, Рони винил его в соучастии, на что Йоси отвечал:
"Первым изменил ты, я был на ее стороне, ты ничего тогда не сказал мне, я был обижен, Тамар сказала, что, если я не найду ей друга, она найдет его сама через сайты знакомств. Я вспомнил об Ави, он незадолго развелся, прекрасный парень, порядочный, сексуальный, представительный..."
Тогда Рони не простил, но прошло время, оно стерло остроту его обиды, они быстро и спокойно развелись с Тамар, Ави стал ее гражданским мужем, у Рони появилась подруга, с которой они изредка встречались, проводили праздники, путешествовали.