Опубликовано в журнале:
"Нева" 2007, 12
Дмитрий Каралис
Частная жизнь начала века
Из дневников и путевых тетрадей. 2001-2004 годы. Хроники
11 июля 2001 года. Зеленогорск
Сегодня позвонил собкор "Литературной газеты" Аркадий Соснов.
- Как здоровье? Чего запыхался?
- Дрова, - говорю, - колю.
- У тебя же операция на сердце была!
- Врачи не запрещают! Наоборот, говорят, нужна физическая активность.
Аркадий помолчал недоверчиво, потом попросил меня быть осторожней, не делать резких движений. Я еще нахвастал, что собираюсь путешествовать в Румынию. Поговорили, и пошел дальше колоть звонкие березовые чурки.
Собираюсь по линии Международного литературного фонда съездить в Румынию, в Дом творчества на берегу Черного моря, а заодно и в Яссы, где жили предки моей матушки. Переписываюсь по электронной почте с доцентом Ясского университета Эмилем Йордаки, он преподает на кафедре русского языка и литературы. Сам из староверов, что жили на Дону и считали царя Петра антихристом, за что тот наслал на них карательный отряд, от которого староверы бежали на Дунай и там рассеялись в православных дунайских княжествах - Молдове, Трансильвании, Валахии... Этот румын из русских староверов отлично владеет языком своих предков, жену его зовут Ольга, и он обещает теплый прием, радушие и помощь в разговорах с румынскими генеалогами и историками, с которыми мне бы надо побеседовать о предках моей матери.
Прекрасные салаты в этом году уродились - Ольга сажала. Одесский кучерявец - упругие сочные листы с бахромой; итальянский, йодистый, с коричневым отливом на бледно-зеленых листочках, тоже кучерявый; и наш - с прямым листом. Врачи говорят, что салаты после операции - милое дело. Уписываю по несколько пучков в день - с лучком, молодым чесночком, хлебом. Зеленый веник выметает наркоз, и мозги просветляются день ото дня.
1 сентября 2001 года. Москва
Добрались до Киевского вокзала столицы, сели в полутемный вагон Москва-Бухарест и узнали от бойкого проводника Саши два обстоятельства: во-первых, нам повезло, поскольку мы увидим страну Румынию, в которой люди живут еще хуже, чем в России. Во-вторых, нам не повезло: делать в Румынии абсолютно нечего. И далее огорошил: пересечение румынской границы еще недавно было связано с трагической для женского пола процедурой. Дикие сотрудники пограничной стражи Румынии якобы насиловали всех женщин подряд от 13 до 65 лет за право въехать в Румынию. И вполне может быть, что традиция эта еще существует. Правда, наш проводник давно не ездил в Румынию...
Саша смотрелся добрым молодцем: голубоглазый блондин лет тридцати с соломенными усами, армейская осанка, правильная бойкая речь - ординарец с маршальским жезлом в ранце.
- Дикая страна, - Саша принес нам постельное белье в пластиковых пакетах. - Всех подряд имели, ни один вагон не пропускали. А потом одна девчонка в туалете повесилась, и это прекратилось. Если до границы будут какие-нибудь проблемы, обращайтесь ко мне! Вы в гости едете или шопиться?
Я сказал, что едем по писательской линии, по приглашению Союза писателей Румынии.
- Да вы не волнуйтесь, - сказал проводник, - сейчас стало потише. А тогда было круто. Они работали, как звери!.. Ходили целыми бригадами, запирали вагон, и - понеслось!
- А что же проводники не заступались? - спросил я.
- А что проводники? Мы на работе, нас не трогали...
Бойкий проводник ушел темным пустым коридором, и моя жена Ольга затряслась от страха.
- Да не слушай ты этого дурака! - сказал я. - Несет ахинею! Никто тебя в обиду не даст. Он просто хочет, чтобы мы перед ним заискивали да отвалили ему денег.
- Я скажу, что у меня спид! - волновалась супруга.
- Пусть только сунутся, сразу бутылкой по черепу получат! У нас четыре бутылки водки "Санкт-Петербург" - четверым и достанется! - храбрился я.
Я вышел в пустой коридор и попытался представить техническую, так сказать, сторону дела. Где? Как? На постели или уводили женщин на станцию для личного досмотра? И сколько, так сказать, сексуальных палачей, должно быть в вагоне, чтобы снять натуральную плату со всего состава? Чушь. И какой визг могут поднять наши неробкого десятка женщины, попробуй какие-то пограничники задрать им юбки!
Вагон с надписью "Москва - Бухарест" стоял у перрона Киевского вокзала, - помимо нас с Ольгой и отважного проводника, в нем никого не было. Так в одиночестве мы и двинулись в путь, под Сашины рассказы о разрухе в Румынии. Проходя мимо нашего купе, он считал необходимым поделиться воспоминаниями:
- Живут в халупе три на два метра вместе со скотиной, теснота, грязь, нищета, дети голые бегают, в магазинах ничего нет, - как у нас в советские времена... Жуть!
Сексуальный оброк, конечно, глупая выдумка. Однако спокойствие не приходило. Я все еще воображал, как бью румынского пограничника кулаком в челюсть, лягаю его ботинком, а потом защемляю его голову дверью.
2 сентября 2001 года.
Поезд Москва-Бухарест, вагон 16
Утром в Харькове в наше купе подсела женщина с десятилетней дочкой. Рассказала, что уже много лет ездит через Румынию, потому что замужем за болгарином, но ничего о сексуальном терроре на границе не слыхала.
Ольга повеселела, да и мне стало легче на душе. Ехали вместе, пели песни, пили чай с еще домашними пирожками, смотрели в окно, разговаривали.
Первые дни осени, сладковатый запах с полей, ползут комбайны и трактора, золотеют подсолнухи, кукуруза прячет початки в волосатых коконах...
Когда в купе вошли румынские пограничники, Ольга, растрепав по лицу волосы, лежала на верхней полке и изображала косоглазую дебилку. Я сидел при входе в купе, готовый резко захлопнуть дверь, отсекая помощь румынскому пограничнику, и выхватить из раскрытого чемодана бутылку-гранату. Пограничники вяло шлепнули штампы в паспорта и пожелали счастливого пути. Румынские таможенники нас даже не досматривали.
Отправляясь в незнакомую страну, всегда опасаешься худшего: и люди могут оказаться недружелюбнее, чем у нас, и погода выкинет фортель - будут идти сволочные дожди, а цены будут кусаться, как собаки. Боязнь незнакомого, чужого - род ксенофобии.
Английская поговорка: "В путешествие бери поменьше вещей и побольше денег" - не вяжется с нашей: "Едешь на день, запасов бери на неделю". По британским меркам нет никакого смысла класть в чемодан три футболки, достаточно одной, случись нужда - купишь на месте; но как это - "купишь на месте", когда не знаешь цен на футболки, может, они стоят там, как фрак здесь? А мочалки, шампунь, зубная паста, полотенца? А рубашки, шорты?.. А пляжные тапочки и выходные ботинки? И, разбегаясь полушариями мозга между мудростью джентльменов британцев и житейской хваткой земляков-скифов, пытаешься держаться середины: кладешь в чемодан выходные ботинки, но оставляешь пляжные тапочки, берешь охапку носовых платков, но игнорируешь носки, которые жена уложила из расчета - пара в день, чтобы не возиться со стиркой в гостиницах. Но зачем тогда, спрашивается, столько мыла? Ах, мыло может оказаться плохим и дорогим? И потом неизвестно, как в Румынии с мылом...
О современной Румынии я практически ничего не знаю, кроме того, что там живут румыны, говорящие на румынском языке, и что там в 1991 году без суда и следствия застрелили главного коммуниста Чаушеску. В советские времена из Румынии, помнится, поступали любимое дамами вино "Котнари", мебель, ковры и добротная кожаная обувь. Винцо было красивым - золотисто-солнечным, с изумрудным отсветом, в прозрачных фасонистых бутылках и с затейливой кожаной фишкой на шнурке...
Из путеводителя по Румынии
Румыния - государство на юге Европы, в бассейне Нижнего Дуная. Глава государства - президент. Площадь государства 238,4 тыс. кв. км, в центральной и северной частях расположены горы Восточных и Южных Карпат (высшая точка г. Молдовяну, 2544 м) и Трансильванское плато. 27 % территории покрыто лесами, на равнинах - степная и лесостепная растительность.. Население 22,8 млн человек, около 90 % - румыны, 7 % - венгры. В городах проживает более 55 % населения. Подавляющее большинство верующих - православные христиане. Морской порт - Констанца. Столица Бухарест. Время отстает от московского на два часа.
За последние годы я много прочитал из истории Румынии, но современная жизнь молодого европейского государства, которому не исполнилось и 150 лет, была для меня тайной.
Если остановить на улице русского человека и спросить: "Кто такие румыны? Нравятся ли они вам?", то ответ будет скорее "нет", чем "да". В том смысле, что румыны - это такие чернявые цыганистые люди с дудочками в руках и в барашковых жилетках, за которыми нужен глаз да глаз, потому что могут "срумынить" все, что хочешь - и кошелек, и лошадь, и бутылку водки... И если спросить этого человека: "Откуда это вам известно? Вы жили в Румынии? Или водились с румынами?", то, скорее всего, он пожмет плечами и скажет, что так ему кажется, такова молва.
Один русский писатель, узнав о балканских корнях моей матери, задумчиво произнес:
- Понятно: молдаване, цыгане, румыны...
Стараясь быть спокойным, я объяснил коллеге, кто такие молдаване, валахи и трансильванцы, называемые нынче по стране проживания румынами. А также, кто такие цыгане, обреченные, согласно легенде, на вечное скитание, потому что не дали напиться воды Божьей матери, когда она шла через их селение.
Выслушав краткую лекцию, писатель махнул рукой и сказал, что он все это знает. А если знаешь, какого лешего повторяешь нелепицу? А вот такое у нас в стране представление о румынах...
Представление о русских тоже своеобразное: грязные свиньи, пьяницы, коварные захватчики, душители свободы, поклонники коммунистического тоталитаризма... Я ничего не забыл? Ах, да: все, что мы ни делаем, получается сделанным через одно место; на Западе это называется "русская работа". А вообще, на самом деле русских нет, потому что стоит поскрести русского, и обнаружишь татарина. Этот факт установили просвещенные французы.
Можно и о французах кое-что вспомнить, но тогда придется перечислять все известные сведения о других европейских нациях, чтобы никого не обидеть...
И окажется, что Европа населена легкомысленными бабниками, пожирателями чеснока, сала, лягушек, горилки, устриц, вина, пива, скупердяями, пустозвонами, охранителями нелепых традиций, вспыльчивыми идиотами, которым слова поперек не скажи, врунами, говорунами, болтунами, рыночными обманщиками, туповатыми северными молчунами, скрягами, любителями бренчать на гитарах, балалайках и тянуть волынку... Да неужели вся эта бестолковая компания обустроила европейский ландшафт, ездит на прекрасных автомобилях и поездах, снимает замечательные фильмы и летает в космос?
Род моего деда Бузни оказался хорошо представленным в российских дворянских документах с 1611 года. Всё, что раньше, следовало искать в Румынии. Так объяснили мне молдавские историки, когда мы с Ольгой еще в 2000 году побывали в Кишиневе.
Еще выяснилось, что основатель Румынии Иоан Куза, объединивший в 1859 году три княжества, приходился моему деду дальним родственником, о чем мельком сообщалось в румынском историческом журнале, который мне предъявили кишиневские историки. Как я понял, у румын с историей родов дело налажено обстоятельно, и фамилия Бузни (что в переводе на русский означает "врывающийся, как ветер") изучена генеалогами неплохо.
2 сентября 2001 года.
Поезд Москва-Бухарест, вагон 16
Ольга задает вопросы, я отвечаю. Хотя мне кажется, я уже отвечал на них во время прошлогоднего путешествия в Молдову. Теперь тоже едем в Молдову, только румынскую. Наличие двух Молдов, в одной из которых она побывала и которая раньше называлась Молдавской Советской Социалистической Республикой, и другой, румынской, Молдовы, в которую мы пробираемся через Украину, немного беспокоит мою жену. У "нашей" Молдовы столица Кишинев, у румынской - Яссы. Объясняю дальше: до 1812 года это было единое княжество со столицей в городе Яссы, а после Бухарестского мира, заключенного по окончании очередной войны между Россией и Турцией, Александр I присоединил часть православной Молдовы к владениям своей короны. Почему не взял целиком? Обстановка не позволила. Наполеон Бонапарт уже ревниво обходил со своими армиями Европу, не давая спуску ни родному тестю - императору австрийскому, ни английской короне, да и Россию видел в близкой перспективе как свою вотчину.
Княжество Молдову разделили, как это часто случается в истории, по естественной границе - реке Пруту, в те годы многоводной и славящейся целебной водой и вкусной рыбой.
Александр I взял бывших турецкоподданных под свое крыло и назвал новое приобретение Бессарабией.
Так предки моего деда - бояре, помещики, имевшие поместья между Прутом и Днестром, а службу - в Яссах, оказались, не двигаясь с места, со всеми своими крестьянами, полями, садами, мельницами, отарами овец и стадами коров в Российской империи. Изменение для них вынужденное, но беспечальное, ибо стали они служить не басурманскому турецкому султану, а русскому православному царю, о чем многие из них и мечтали.
В 1821 году Александр I предложил молдавским боярам переходить в русское дворянство, назначив для этого комиссию по выяснению знатности претендентов.
И предки моей матери, которая в советские времена выдавала себя за дочку крестьянина-самоучки, оказались записанными в высший разряд российского дворянства - шестую часть дворянской родословной книги "Старинные дворянские роды". Об этом я узнал почти через двести лет, вытянув в историческом архиве карту своего деда с экзотическим пятым пунктом - "молдаванин".
3 сентября 2001 года, Бухарест
На Бухарестском вокзале нас встретил худощавый смуглый паренек Мариус, водитель Союза писателей Румынии, и отвез на новенькой южнокорейской "Dаеwoo" в старинный отель "Империал".
Я все пытался разглядеть следы дикости и разрухи, но не разглядел. Вокзал и перроны сверкали чистотой, женщины-полицейские в синих костюмах стояли у вокзальных турникетов, и носильщики были неназойливы и предупредительны. Толкотни, бомжей и шумных киосков, как на московских вокзалах, не наблюдалось.
Мариус взял нам билеты до курортного поселка Нептун на берегу Черного моря, где расположен Дом творчества румынских писателей, и повез показывать вечерний Бухарест. Когда-то его называли балканским Парижем. До королевского дворца, где правил Александр Иоан Куза, первый глава объединенной Румынии, мы не доехали: хотелось есть и спать. Что поделать: мы, русские, ленивы, не любопытны и любим поесть, в том числе на ночь.
Гостиница "Империал": ковры, широкие кровати, резные трюмо, картины в массивных рамах... После душа спустились в ресторан под открытым небом, сели за столик на газоне. Тихая музыка. Подошел официант. Взяли по куску мяса с картошкой, красного вина, минеральной воды, овощных салатов... Поужинали при свечах.
Стал рассказывать официанту о цели нашего приезда. Вот, дескать, ищу румынских предков своей матери, фамилия Бузни, были такие бояре, не слышали? Нет, не слышал.
- А фамилию Бессараб слышали?
- Футболист, что ли?
Я махнул рукой, чтобы не запутывать паренька дальше. Счет официант не принес, но попросил весьма приличную сумму. Возможно, счел меня сумасшедшим миллионером, который ездит по миру с причудливой целью - разыскать далеких предков...
- Это тебе за родство с боярами, - сказала Ольга по поводу оплаты ужина. - Может, твои предки-бояре его предков-крестьян угнетали. Вот он и отомстил.
Из путеводителя по Румынии
Румынская кухня отличается обилием овощей и мяса: суп с мясными шариками и овощами, суп из рубца, тушеные овощи, голубцы из капустных и виноградных листьев, копченое козье мясо и другие. К сожалению, трудно отыскать эти блюда в румынских ресторанах. Обычно у них бывают только свиные котлеты с жареным картофелем и, если повезет, балканский салат (огурцы, помидоры и белый сыр).
Румыния славится своим превосходным вином. Среди лучших румынских вин: Cotnari, Murfaltar, Odobeste и другие. Бутылка охлажденного белого вина в ресторане двухзвездного отеля не должна превышать 2 $.
Русские проститутки сидели на парковой скамейке возле обширной клумбы и, судя по унылому виду, не особенно верили, что шумная свадьба выплеснет на них из ресторана денежных клиентов. Они курили, вяло переругивались и зевали.
Перед поездкой я читал фронтовые дневники Бориса Слуцкого. В 1944 году он отметил присутствие в Бухаресте доступных женщин, связанное, конечно же, с тяжестью военной поры. Женщины стояли на каждом оживленном углу, курили и кокетливо поглядывали на русских солдат. Через пятьдесят с лишним лет картина поменялась: внучки русских победителей курят в центре Бухареста и ждут, чтобы их купили внуки побежденных. Румыния воевала против СССР на стороне Германии до 1944 года, а потом на нашей. Если я не ошибаюсь, Сталин наградил румынского короля Михая орденом Победы - одним из самых дорогих, уважаемых и величественных. А вот Черчилля, союзника по антигитлеровской коалиции, не наградил. Почему? Так надо! Дядюшка Джо раскладывал собственные пасьянсы. Может, поэтому, обидевшись на Сталина, Черчилль и произнес знаменитую Фултонскую речь, положившую начало холодной войне? Кто знает...
Вот он, прозорливый ум русского: глянешь из окна гостиницы на обыкновенных проституток - и влетишь мыслями в большую политику...
4 сентября 2001 года. Поезд Бухарест-Нептун
В курортный поселок Нептун, что невдалеке от знаменитого порта Констанца, нас повез чистенький поезд с мягкими шестиместными купе и голубыми занавесками на окнах. Кто-то когда-то сказал, что культура нации определяется состоянием дорог и туалетов. Я бы сказал мягче: "в том числе".
Так вот, румынский поезд, идущий от Бухареста к берегу Черного моря. В сидячем вагоне два туалета - с баллончиками жидкого мыла, пипифаксом и салфетками. Чистые зеркала. Даже стены в туалете не исписаны и не разрисованы. Туалеты в международном вагоне нашего доброго молодца Саши выглядели запущеннее и пахли так, как ни в коем случае не должны пахнуть туалеты в начале третьего тысячелетия.
В купе - сдвигающаяся дверь с окном в коридор. Почему в наших сидячих поездах колхозная традиция - ехать общим сараем, казармой, так, чтобы все были под одной крышей вагона?.. Трепещущие от ветра занавески на окнах чисты и как будто только что отглажены. По вагонам ходят кондукторы и контролеры; заглядывают в купе вежливые разносчики напитков, закусок и газет. В обоих концах коридора, перед выходом на площадку, предусмотрены объемные ниши, куда можно сдвинуть багаж, чтобы он не мешал в проходе, или поставить клетку с животным.
Вышел в гудящий тамбур, посмотрел на табличку завода-изготовителя - сделано в Румынии. Говорят, во времена Чаушеску Румыния все делала сама - от гвоздей, торговых судов, автоматов Калашникова до автомобилей, турбин и тракторов. Не все было отменного качества, но все - свое... Автаркия - замкнутая, самообеспеченная экономика.
Народ в купе чрезвычайно доброжелательный: учительница, пожилой парикмахер и муж с женой - крестьяне. По-русски не говорят, по-английски не говорят, и я по-румынски понимаю два слова. Но мы как-то объяснялись, даже их профессии вызнал. Угощали румынских попутчиков питерской соленой соломкой, они нас - сладкими сливами и сочными грушами.
Учили нас счету. Ольга быстро выучилась считать по-румынски до десяти. Потом я принялся объяснять нечто о жизни в России, стал рассказывать про грозу, снег и град, но они никак не могли понять, что я пытаюсь изобразить грохотом и возгласами: "вассер", "вотер", "аква", "вода, черт подери!", "дождь, ливень". Даже рисовал на бумаге картинку: дом стоит, труба дымит, тучи на небе, из них льет дождь, молния сверкает. Только плечами пожимали. Улыбались виновато. Вспотел и разозлился. Так и не поняли, что я имел в виду.
Да уж, сообразительный народец у меня в предках. Но может, это был коллективный розыгрыш русского простачка? Румыны, поговаривают, люди очень язвительные и ироничные. Не знаю, не знаю...
По вагону прошла очаровательная голубоглазая румынка - статная, лет двадцати, - я с трудом отвел глаза, чтобы Ольга не видела. Такие голубоглазые светловолосые румынки - от даков, природных жителей тех земель, куда пришли римские легионеры и каторжники, сосланные при каком-то императоре на край империи. От каторжников римлян современным румынам достались прямые носы, смуглость кожи, карие глаза и тридцать процентов слов в румынском языке... Румыны, таким образом, по внешнему виду бывают двух типов: голубоглазые (даки) и смуглые, кареглазые (римляне). Мой дед-молдаванин, профессор Бузни, был густой смуглости, несмотря на то, что его мать была белокурой польской дворянкой, девушкой с голубыми глазами и белой нежной кожей. Дед сделал в дневнике трогательную запись о внешнем виде своей мамы, разглядывая ее юношескую цветную фотографию-дагерротипию, выполненную в Варшаве в году примерно 1855-м. Вот она, польза дневников! Польскую прабабушку не видел, но представляю по описанию.
За окном ярким пятном нарисовалось цыганское стойбище: кибитки, дым костров, веревки с бельем, армейские палатки, чумазые дети, женщины в пестрых юбках.
Приближаемся к станции назначения. Километров двадцать осталось. Поезд едет по побережью Черного моря. Почти как у нас: санатории, белые домики, чистенькие улочки, лента шоссе, светофоры (очень мало машин), фруктовые сады... С каждым километром уровень комфортности возрастает, как по пути от нашего Лазаревского к Сочи.
Милые крестьяне и парикмахер сошли на остановке, и в купе протиснулся большой угрюмый господин в костюме-тройке, шляпе, с чемоданом и корзинкой. Уместив вещи на полке, он стал у открытого окна в коридоре и принялся курить сразу две сигареты.
Замечательный господин! Он вставлял в рот сигаретную двустволку, затягивался глубоко и основательно, словно перед расстрелом, закатывал глаза, растягивал рот в гримасе, и мы с Ольгой решили, что он чокнутый. Распалял следующий дуплетный заряд, жадно тянул, ветер рвал и мял дым, и он все не мог накуриться.
На каждой остановке в вагон входили кондукторы в синей форме и проверяли билеты.
Когда мы остались с курильщиком в купе одни, он отправлялся в туалет, прихватывая с собой объемистый чемодан и корзину; возвращаясь, вновь укладывал их на полку. Боялся нас, русских? Хорошо известно на Западе, что мы, русские, жуликоватые, много пьем, воруем: стащить для нас чемодан или корзинку соседа по купе - раз плюнуть...
Поезд тащится через кукурузные поля. Проехали порт Констанцу и широкий длинный канал, соединивший при Чаушеску Дунай с Черным морем.
Мальчишка из песни моего детства не бросал в Констанце якоря и огорчался этим. Речь, как я позднее узнал, шла о мятежном броненосце "Потемкин", который, в 1905 году расстреляв из главного калибра Севастополь, заявился с красным флагом в румынскую Констанцу и отдал на рейде порта якоря. Власти Констанцы ужаснулись, увидев в своих территориальных водах русский броненосец с революционной командой на борту. Они боялись принимать незваных гостей, еще больше боялись, что те в случае отказа начнут бомбардировать город. И как быть с русским правительством, если мятежники попросят убежища?
В конце концов все уладилось. Царское правительство предложило принять броненосец и обещало не требовать выдачи матросов, лишь бы дорогостоящий корабль был возвращен в сохранности.
И семьсот русских моряков высадились в Констанце!
Поначалу работали на помещичьих полях, на нефтяных промыслах, на фабриках. Семейные стали выписывать из России жен и детей. Русских ценили как искусных и трудолюбивых работников. Но после бурного крестьянского движения, прокатившегося по Румынии в 1907 году, начались придирки, а потом и травля матросов - их стали называть бациллой революции. Матросики разбрелись по Европе, часть уехала в Америку, но были и те, что остались в Румынии - обзавелись женами, детишками...
Снова кукурузные поля. Мы с Ольгой приуныли... Но вот вдали показались многоэтажные отели, высокие тенистые деревья, газоны, и поезд вкатился в курортную зону.
4 сентября 2001 года. Румыния, курортный поселок Нептун
Вышли из поезда и спросили водителя, занимающегося частным извозом, говорит ли он по-английски и сможет ли довезти до писательского дома отдыха.
"Йес, йес", - закивал мужчина в чистеньких шортах и майке. Чтобы избежать двусмысленности в понимании числительных, он изобразил с помощью пальцев сумму за провоз и погрузил наши чемоданы в машину, похожую на "Москвич". Адреса Дома творчества мы не знали, но водитель столь уверенно покивал головой: "О'кей, о'кей!", что мы расслабились. По сведениям, полученным из Международного литературного фонда, писательский дом находился в четырехстах метрах от вокзала: сесть в машину, несколько раз вздохнуть и тут же выйти, сказав "спасибо". Но едва мы оказались на главной улице курортного городка, водитель принялся озабоченно крутить головой, словно слегка подзабыл дорогу, и что-то бормотать. По интонации можно было предположить, что он жалуется на свою нелегкую жизнь, которая некоторым кажется слаще некуда, а на самом деле хуже горькой редьки, жалуется на жару, на встречные автомобили, на светофоры, клянет, быть может, тещу, которая лежит в тенечке под яблоней, пока он крутится тут, как ошалелый. Есть такие водители-ворчуны.
Неожиданно притормозив около шляпного магазина, водитель вбежал в него, и мы увидели, как он машет за стеклом руками и ему в ответ машут, объясняя, очевидно, более короткий путь к нашей цели.
- О'кей, о'кей! - отмахнулся от моих вопросов водитель. - Вери гуд!
Мы проехали еще метров триста, и нас высадили около стильного здания с зеркальными окнами кафе на первом этаже.
- Здесь, здесь! - водитель торопливо потыкал пальцем в сторону здания, выдал нам чемоданы, получил деньги и укатил.
Зашли в кафе. Девушка за стойкой бара сказала, что по-английски она говорит, но о писательском доме ничего не знает. Здесь маленькая гостиница и кафе, но писателей у них нет. Мы можем остановиться у них, но до моря далековато. Зато европейский уровень.
Самое поразительное, что, когда через час с небольшим мы разыскали наконец Дом творчества (он оказался в противоположной стороне от того места, куда нас завезли) и подошли к стойке регистрации, Ольга указала глазами на нашего водителя - он пил кофе за столиком в фойе и оживленно разговаривал с какой-то женщиной.
Мне даже подходить к нему не захотелось, тем более стыдить. Я догадался, что, кроме нескольких слов по-английски, он ничего не знает и вез нас согласно своим фантазиям. Потом мы еще несколько раз встречали его в Доме творчества писателей и догадались, что он заезжает к жене, которая работает на кухне.
- Ну, не дурак ли, прости меня, Господи! - в сердцах сказала Ольга. - Завез не туда и бросил!
- Дурак, - согласился я. - А в Москве тебя не возили по всему городу за твои денежки? А в Питере не предлагали отвезти от аэропорта до центра за пятьдесят долларов? Это же профессия такая - таксист, шабашник, заряжала. Таксист - он и в Африке таксист.
5 сентября 2001 года.
Поселок Нептун, вилла Захария Станку
Дом творчества румынских писателей, вилла Захария Станку, названа в честь бывшего секретаря Союза писателей Румынии, много сделавшего в социалистические времена для коллег-писателей. Неподалеку - бывшая дача Чаушеску. Забор, охрана, павлины. Говорят, Чаушеску приглашал писателей на вечерний чай, и все пели народные песни, чудили, стреляли в тире, ходили ватагой купаться. Сейчас там правительственная резиденция.
Кстати, Чаушеску не расстреляли, а застрелили. Вместе с женой.
Вспоминаю запись в своем дневнике, которую сделал тогда по поводу его ареста: "Рухнул, подлец!" И ведь от души считал, что Чаушеску - негодяй, как большинство коммунистических лидеров. У него большие деньги на личных счетах за границей, жил в роскоши...
Не видал я тогда еще настоящих негодяев...
Наша вилла стоит на берегу моря, на горе. К пляжу ведет бетонная лестница уступами. Небольшой садик с фонариками и цветами. Терраса ресторанчика. Трехэтажный домик с лоджиями под красной черепичной крышей. Половина виллы сдана в аренду отдыхающим, благодаря этому доходу писательская путевка стоит гроши. Даже для нас, иностранцев, пять долларов в день за приличный номер с трехразовым питанием.
Наш номер 44 на третьем этаже. Лоджия, душ, туалет, две широченные кровати, встроенная мебель, отличный письменный стол, напоминающий бюро. Все сделано из хорошей древесины - бука или ясеня. В это писательское бюро можно было влюбиться. Я зарисовал его, чтобы при случае смастерить нечто похожее на даче. Глядя на него, представляешь, как сидишь за ним и пишешь большой роман - год пишешь, два пишешь, и гладкое буковое бюро помогает тебе изяществом форм, обстоятельностью, таинственностью, настраивает на неторопливость... Что-нибудь вроде "Ста лет одиночества" должно писаться за таким бюро и видом на пепельно-голубое море.
Агентство РИА "Новости" сообщает:
В Румынии встречается немало людей, обладающих уникальными биомагнитными свойствами. Некоторые, приложив к своему телу вилки, ложки, а то и утюги, могут легко удерживать их несколько часов подряд. Но случай с двадцатилетним студентом из Ясс - из ряда вон выходящий. Как только он въехал в старую девятиэтажку, ее жильцы стали замечать в доме что-то неладное. То сразу несколько электроприборов выйдут из строя, то лампочки в подъезде перегорят, то лифт ни с того ни с сего остановится между этажами. Вскоре жильцы сообразили, что всему причиной - недавно вселившийся странный юноша, и послали управдома поговорить с ним. Однако тот опрометчиво протянул молодому человеку руку для рукопожатия и получил электрический разряд такой силы, что продолжать разговор уже не мог.
В Яссы мы и едем после Дома творчества. Я сказал Ольге, чтобы она не спешила там протягивать руку для рукопожатия или поцелуя. Звезданет током, и угодишь в румынский госпиталь. А что ты можешь сказать румынским докторам, кроме "здрасьте - до свидания" и сосчитать до десяти? Ольга сказала, что, по ее наблюдениям, многие говорят и понимают по-русски, просто не спешат обнаруживать свои знания. Похоже на правду.
5 сентября 2001 года. Вилла Захария Станка
В Доме творчества живут двое русских: Владимир Максимович, литературовед, работник Института мировой литературы, его книгу перевели и издали в Румынии. И Татьяна Николаевна, дочь русского дворянина, флотского офицера, оказавшегося в Румынии в революционные годы вместе с флотом, она и перевела книгу своего давнего знакомца Владимира Максимовича.
Мы с ними за одним столиком, они нас опекают. Татьяна Николаевна выросла в Румынии, сейчас преподает в Италии, приехала на отдых; ее мать окончила Смольный институт, отец - из прибалтийских немцев.
Сегодня за ужином я подарил Татьяне Николаевне и Владимиру Максимовичу по книге Ф. Лурье "Российская история и культура в таблицах", которой взял на подарки целую пачку. Они с интересом принялись листать книги, оживились.
Сначала поговорили о писательских делах - расколы по национальным признакам, сгоревший Дом писателя в Питере и т. п. Затем я стал рассказывать о замысле своего романа, сказал, что хочу этим романом реабилитировать молдаван и румын в глазах русского читателя, к ним, дескать, отношение в России настороженное. Т. Н. с усмешкой сказала, что у румын к русским отношение тоже не самое лучшее. Я привел пример, когда один петербургский писатель, пишущий, кстати, на исторические темы, вполне серьезно считал, что цыгане и молдаване - один народ.
Т. Н. скорбно покивала головой, признавая сей факт достойным сожаления.
Владимир Максимович сказал, вкусно принимаясь за чай с булочкой:
- Вы меня извините, но я националист. Я воевал в минувшую войну против румын и большей безалаберности и бездарности, как в румынской армии, нигде больше не видел!
- А итальянцы? - игриво спросила Татьяна Николаевна, преподающая ныне в Италии.
- Это само собою... - кивнул седой головой Владимир Максимович. - А вы знаете изречение Бисмарка? Когда ему сказали, что Румыния внесла протест, он сказал: "Я не знаю такого государства - Румыния, я знаю такую специальность - румын".
Знал я это расхожее изречение и стал объясняться за немецкого канцлера. Это, дескать, было на Берлинском мирном конгрессе в 1878 году, где "румынские представители были заслушаны, но не выслушаны". В то время на румынском троне уже сидел немецкий принц Карл Гогенцоллерн-Зигмаринген, но Бисмарк как военный сноб решил поиграть словами и ситуацией. Тогда же Румынскому государству предписывалось изменить конституцию - удалить из нее запрет на получение национального гражданства евреями и мусульманами. И этот Бисмарк сам оказался лавочником международного масштаба - хлопотал активнее всех, потому что деньги берлинского политического бомонда были вложены в румынские железные дороги через биржевого маклера с забавной фамилией Блейхредер. И на его же грабительских условиях они должны были быть выкуплены Румынией. Бисмарк тогда пригрозил, что станет всерьез требовать выполнения Берлинского трактата относительно равноправия евреев и мусульман, если румынское правительство не примет условий биржевого маклера. Дело сводилось, таким образом, к финансово-политическому шантажу, в котором ставкой являлись миллионы марок, вложенных прусской знатью в предприятие, а средством вымогательства служили права румынского еврейства. Это общеизвестный факт. Так что не прощелыге Бисмарку строить из себя военного аристократа...
- Откуда вы это знаете? - удивилась Татьяна Николаевна.
- Перед поездкой читал в Интернете Троцкого - "Балканы и балканская война".
Татьяна Николаевна одобрительно кивнула и порекомендовала мне изучать румынский язык.
- Тогда вы не только Бисмарку сможете надрать уши! - приветливо улыбнулась она.
- Уже изучаю: научился считать до десяти. А вообще, хочу найти могилы предков в Яссах, они там служили.
Николай Максимович, допивая чай, сказал, что принимал участие в Ясско-Кишиневской военной операции, и авторитетно заявил, что боев в городе Яссы практически не было. Так что кладбища с могилами моих предков Красная Армия не трогала.
- А где вы служили, Владимир Максимович?
Владимир Максимович служил в 5-м гвардейском казачьем кавалерийском корпусе под командованием генерал-майора Исы Плиева (2-й Украинский фронт). Яссы освобождали осенью 1944 года, и для него, двадцатилетнего московского паренька, казалось удивительным (он впервые перешел границу СССР), что могут быть такие нарядные, красивые города с обилием памятников, чистеньких церквей, садов и ярких домов.
- Это был город, который не хотел войны, он хотел сдаться, - с какой-то теплотой и сожалением сказал Владимир Максимович. - Нарядный православный городок, он хотел мира с русскими солдатами. Как невеста, стоял городок. Мы его взяли быстро и тихо, почти без потерь и разрушений...
Я стал расспрашивать его о военной службе.
- Служба была тяжелой! - кивнул Владимир Максимович. - Кавалерия, по сути дела, воевала пехотинцами, но с дополнительной нагрузкой по обслуживанию лошадей. Но зато мы брали реванш при торжественных вступлениях в освобожденные города - красавцы парни, казаки! Все девки были наши!..
- Да? - с улыбкой взглянула на него Татьяна Николаевна.
- А как вы хотите? - словно извиняясь за необходимость соответствовать моменту, пожал плечами Владимир Максимович. - Парни-то все молодые...
Я спросил Татьяну Николаевну, хочет ли румынская интеллигенция присоединения запрутской Молдовы к Румынии. Т. Н. сказала, что есть люди, которые горячо хотят присоединения, есть люди, кому на это наплевать, а кто-то не хочет этого присоединения. Спросила, а как в Молдавии - хочет ли интеллигенция? Я сказал, как запомнилось по прошлогодней поездке.
- Бухарест должен понимать, что Приднестровье в составе Румынии будет для него вроде проглоченной гранаты со снятой чекой, - сказал Владимир Максимович, вновь наливая себе чай. - Им хватает проблем с румынскими венграми...
- Какие у вас образные сравнения, - то ли похвалила, то ли покритиковала Татьяна Николаевна.
- Я старый солдат, не знающий слов любви, - засопел Владимир Максимович.
- Ну-ну, - кивнула Татьяна Николаевна.
5 сентября 2001 года. Вилла Захария Станку
Захария Станку родился в 1902 году. Его стихи, которые я прочел перед отъездом в толстенной книге "Антология румынской поэзии", посвящены нелегкой крестьянской доле. Вроде того, что писал наш поэт Некрасов. И вообще - стихи против богатеев и бар, которые издеваются над крестьянами и простым людом. Захария Станку призывал в стихах своего сына не ослаблять борьбы, не давать спуску разным проходимцам и жалеть простого человека, которому всегда достается больше всех.
В наше время к этой теме можно относиться снисходительно, с усмешкой - сейчас на первом плане другие вызовы человечеству, сытая Европа и Америка боятся терроризма, а не голода, но сколько еще детей умирает от антисанитарии и голода, так и не став взрослыми, - это, конечно, пустяк - это статистика...
Вчера купались. Был сильный ветер, вода плюс 20. Два ослабевших парня не могли выплыть на берег - их заносило за волноломы, и мужчины со всего пляжа помогали: кто советами, кто бодрящими криками, кто бросился вплавь. Ольга меня не пустила - с моей срастающейся после операции грудиной там делать нечего; руководить и кричать по-румынски я смог бы лишь в пределах нескольких числительных, и на пользу терпящим бедствие это бы не пошло. Вскоре парней общими усилиями вытащили из воды. Оба в пупырышках, дрожат, смуглая от загара кожа приобрела оливковый оттенок. Укутали в пледы, полотенца, принесли вино и чай из буфета. У всех румын такие милые лица, как будто спасали своих детей и теперь тихо радуются спасению.
Сегодня пасмурно и ветрено. Мы русской компанией собрались на пляже, сидели, укутавшись в полотенца, в шезлонгах, читали и переговаривались.
- До 1 ноября принимаются документы на возврат поместий и зданий. Все документы собирают, а вы роман пишете!.. - укоризненно сказала Татьяна Николаевна. - Если вы родственник Александра Иоана Куза, просите, чтобы отдали его дворец в Бухаресте, - и пошла легкой походкой к морю, не стесняясь своего возраста, дряблой гусиной кожи и ног с венозными буграми.
Владимир Максимович стал выспрашивать, сколько стоит операция на сердце в Петербурге и как она проходит. У него стенокардия, прикидывает: оперироваться в свои семьдесят шесть лет или нет? Я назвал стоимость операции. Выяснилось, что в Москве в три раза дороже, около десяти тысяч долларов. "Конечно, оперируйтесь, - сказал я. - Это еще десяток лет полноценной жизни..." - "Хотелось бы, хотелось бы, - задумался Владимир Максимович и улыбнулся, представляя свое будущее без стенокардии. - За десять лет можно еще такого натворить, что мало не покажется. На два персональных дела нагулять можно, как говорили в наше время..."
Мир тесен: Татьяна Николаевна сказала, что знает нашего писателя Михаила Глинку - его ученый дядя, работавший в Эрмитаже хранителем Галереи 1812 года, помогал ей с розысками предков.
6 сентября 2001 года. Яссы. Усадьба Погора
Румыния оказалась довольно протяженной страной. Сев утром в поезд на берегу Черного моря, мы только к позднему вечеру прибыли в бывшую столицу княжества Молдовы.
В полумраке перронного навеса стоял человек, похожий на писателя Василия Шукшина, и, просеивая толпу цепким взглядом, держал в руке табличку с моей фамилией. Я взял чемодан и шепнул жене: "Кажется, это Эмиль".
Эмиль Йордаке - румынский писатель, литературовед, переводчик русской классики, доцент кафедры русского языка и литературы Ясского университета. Начиная с весны мы вели с ним электронную переписку, закончившуюся лапидарно: "Выезжаем!" - "Встречу на вокзале в Яссах!" И вот - встретил.
Сначала Эмиль собирался приехать к нам в Петербург, но в начале лета началась румынская литературная война, ему нужно было отстреливаться, ходить в атаки, прыгать из окопа в окоп: рвались тяжелые снаряды язвительных статей, и он чуть было не эвакуировал к нам в Питер жену с подружкой, но женщины слишком долго выбирали туалеты, стрельба стала затихать, и было решено, что приедем мы с Ольгой. В письмах я советовал коллеге не высовываться из окопа и носить каску. Его голова, связи и румынский язык были мне необходимы: без них поездка по делам предков теряла всякий смысл. По-румынски я мог только поздороваться, попрощаться, теперь вот еще - сосчитать до десяти.
"У нас в Яссах время тянется медленно, - укладывая наши чемоданы в багажник автомобиля, предупредил Эмиль. - В минуте - сто секунд, в часе - сто минут... Все успеем сделать, найдем ваших предков".
Мы погрузились в румынский легковой автомобиль "Дачия" и поехали к месту будущего жительства. За рулем сидел немногословный зять Эмиля - Михай, преподающий в университете историческую географию. Это такая наука, которая позволяет по изменчивым названиям населенных пунктов судить, каким народам они раньше принадлежали. Вспомогательная наука историков. Мне, плутающему в дальних временах, нужна позарез, особенно с румынским уклоном.
Автомобиль сделал несколько плавных зигзагов по вечерним улицам городка, который в сорок четвертом освобождал со своей конницей Владимир Максимович, и остановился перед коваными воротами.
За воротами, на холме, темнел обвязанный строительными лесами двухэтажный особняк. Меж старых деревьев белели статуи. Эмиль объяснил, что это бывшая усадьба Василия Погора, поэта и мэра Ясс, а теперь здесь расположены Литературный музей и кафе. А статуи - это памятники румынским писателям. Целый Летний сад румынских писателей.
Мы поскрипели гравием в сторону от особняка, по дорожке вдоль ограды, и поднялись на крылечко одноэтажного каменного домика с палисадником. "Это флигель, - Эмиль поставил чемоданы и вручил мне ключи. - Раньше здесь жил румынский милиционер, ему дали квартиру в центре города, а флигель вернули Литературному музею. Теперь это гостевой домик. Открывайте! Там есть все, необходимое для жизни. Завтра я за вами заеду".
Эмиль с Михаем помахали нам от ворот.
Пронзительно стрекотали цикады. В комнатах стоял прохладный запах свежего белья и вымытых полов. Ольга раскладывала по шкафам и тумбочкам вещи и любовалась старинным трюмо.
Я вернулся на крыльцо и огляделся. В дальнем конце парка светилось гирляндами кафе, томно играла скрипка. С высоты пьедесталов за мной приглядывали румынские классики. Вдоль ограды прошуршал автомобиль, блеснули фары, и по каменным лицам статуй пробежали быстрые тени.
Вздохнув, я принялся настраивать себя на торжественный лад, собираясь совершить то, что положено совершать в подобных случаях.
"Вот здесь, в этих краях, четыре века назад жили и служили мои предки, - мысленно проговаривал я. - Возможно, где-то неподалеку они лежат в этой теплой южной земле. Здравствуй, историческая родина материнских предков!" Я прошел по темному газону, опустился на колени, набрался торжественности и приложился губами к земле предков.
Губы ткнулись во что-то твердое и продолговатое, с характерным запахом.
Пошарив пальцами в траве, я вытянул засохший сигаретный окурок и быстро отшвырнул его, словно боялся, что кто-то увидит в темноте. Но было поздно.
Увидели! Мне даже показалось, что они приподняли в улыбках свои каменные губы. А некоторые так и вовсе сморщили носы от смеха...
Хотел чертыхнуться, но рассмеялся.
7 сентября 2001 года. Румыния.
Яссы. Усадьба Погора
Очевидно, еще в Петербурге к нам прицепилась бацилла осеннего дождя, которая здесь, на теплых Балканах, вызрела до настоящего ливня.
Утром, прыгая с зонтиком через лужи, прибежал Эмиль. Мы сварили на электрической плитке кофе и обсудили наши планы. Я надеялся зигзагом посмотреть город, подышать воздухом исторической родины материнских предков и копнуть с помощью Эмиля архивы Румынского института генеалогии и геральдики. Ну, и культурная программа - музеи, достопримечательности, старинные кладбища. Но куда отправишься в такую непогоду?
Пришлось доставать из чемодана водку "Санкт-Петербург", наливать в маленькие стопочки, услужливо явившиеся взору на кухне, и вести неспешную беседу, как полагается в Яссах. Правильнее сказать не "Яссы", а "Яшшы", ибо по-румынски название древней столицы княжества Молдовы именно шипит, а не присвистывает, а тем более осенью, когда шуршит опавшая листва, булькают дождевые струи в водосточных трубах и жадно урчит мутная вода в керамических желобах по краям покатых улочек, смывая песок и щепки.
Достав красивую красную папку с документами, я показал Эмилю генеалогическую схему матушкиного рода из журнала "Din trecutul nostru" ("Наше наследие") за 1935 год - на румынском языке. Эмиль шлепнул стопочку водки, крякнул совсем по-русски, подтверждая свое происхождение, закусил соленой соломкой, потер руки и стал водить пальцем по схеме, хмыкая и шмыгая носом. Затем попросил налить еще, чтобы не простудиться, и весело сообщил, что бывшие владельцы поместья, во флигеле которого мы сейчас в тепле и уюте попиваем замечательный продукт, эти владельцы - Погоры - связаны с родом моей матери Бузни. Эмиль постучал ноготком по левому углу схемы и прочитал: "Анастасия Погор, дочь Иона Банташа и Екатерины Зосин".
Я посмотрел в окно, за которым было серо от ливневых струй, и книжно подумал, что и моим предкам, и радушному амфитриону Василию Погору, когда-то приютившему здесь литературное общество "Жунине", приятно было бы узнать, что далекий потомок-литератор приехал из России, чтобы навестить могилы предков и поискать в архивах следы их жизни...
И еще подумал, что, наверное, предки смотрят на нас с того света и умиляются.
Ольга с интересом наблюдала за Эмилем, ожидая разъяснений по поводу моей родословной: а вдруг я все наврал или перепутал?
- Смотри-ка, - Эмиль подвинул ко мне схему, - одна из твоих двоюродных прабабок - мать нашего легендарного летописца Мирона Костина! Ты знал об этом?
- Да, - как можно скромнее кивнул я, давая понять, что я не какой-нибудь выскочка: спросят меня: "Вы случайно не родственник знаменитого молдавского летописца Мирона Костина?", я степенно отвечу: "Да, в некотором роде", а сам кричать и звонить об этом на всю Румынию не стану.
- А замужем она была за внуком господаря Петра Рареша, который в свою очередь - побочный сын Штефана Великого! Неслабая у тебя родня!
Ольга кротко улыбнулась. Я, стараясь, чтобы мое лицо не выражало ничего, кроме покорности непредсказуемой судьбе, вновь скромно пожал плечами: да, оказались в нашем литовско-русском роду величественные молдавско-румынские предки.
- У тебя с Мироном Костиным - один родовой корень! - продолжал радоваться за меня Эмиль, постукивая пальцем по схеме. - Много бы я дал за такое родство! В Румынии это очень высокая проба!
Мы еще выпили - маленькими стопочками, маленькими глоточками, закусывая соленой соломкой. За окном ливень. В гостевом домике под старыми деревьями тепло, беззаботно. "Хорошо сидим". Эта цитата из фильма "Осенний марафон" популярна в Румынии среди поживших при социализме людей. Как, впрочем, и по другую сторону Прута - в "нашей" Молдове, со столицей Кишиневом. Так сказать, культурный код советского периода.
Мы стали обсуждать литературные дела, вспоминать и сравнивать то Маркеса с Достоевским, то Джойса с Львом Толстым, то уносились в какую-нибудь дремучую даль - к исландским сагам или финскому эпосу "Калевала". Идти к ученому-генеалогу по шипящим дождем покатым улочкам было бы безумием. Мы включили свет, нарезали сыр, и сидеть стало еще веселее.
- Для того и дождь, чтобы сидеть дома и починяться, - сказал заглянувший к нам на огонек директор Литературного музея Василиу Лучану. Его кабинет находится на втором этаже особняка Погора, откуда видны парк и наш флигель, и чуткий Василий быстро догадался, что братья-литераторы делают в дождливую погоду. Василий оказался остроумным, деликатным и скромным парнем. Более слушает, чем говорит. Но молчит уважительно, а не по той причине, что собеседники ниже его уровнем - умеет молчать. Любому гостю важнее, чтобы его уважили, а не помогли найти истину в споре. Тем более если гость уверен, что он истину чует, как гончая собака чует зайца.
Эмиль с восторгом заговорил о Бродском. Я сказал, что, на мой взгляд, его значение для русской литературы несколько преувеличено, читателей у него немного, и я согласен со статьей Льва Куклина в журнале "Нева" об искусственности, оторванности от земли и жизни поэзии Иосифа Бродского. Статья Куклина так и называлась - "Гидропонная поэзия". Я бегло пересказал ее, добавив свои суждения. Эмиль не согласился:
- Бродский спас русскую литературу от позора безвременья!
- Почему ее надо было спасать? Какое безвременье?
- После Солженицына, которого сразу же запретили и выслали, в русской литературе не было ничего значительного!
- Как это - не было? А Виктор Конецкий? А Виктор Некрасов? А Юрий Казаков? А Виктор Астафьев? А Вадим Шефнер? А Василий Шукшин? А Юрий Поляков? А братья Стругацкие? Да я тебе назову два десятка первоклассных русских прозаиков, которых хватит на европейскую страну среднего размера. Не путаешь ли ты политику с литературой? - Когда дело доходит до литературных споров, меня несет, как грузовик без тормозов. - А Довлатов? Читал Довлатова?
- Читал! Хороший прозаик. Но не более того.
- А что Бродский? Нобеля ему дали потому, что он русский поэт, высланный из России, - политика на пятьдесят процентов. Каждый год дают Нобелевку, да кто помнит этих лауреатов! А как тебе Битов?
- Да ничего, - пожал плечами Эмиль. - Ничего особенного. Читал "Пушкинский дом". Но вот это скорее политика, чем литература... А Бродский - это Бродский!
- А напиши для "Невы" статью про Бродского. В ответ на "Гидропонную поэзию" Куклина. Возникнет дискуссия.
- Напишу, - кивнул Эмиль. - Ты мне пришли ее по мэйлу. Вот закончу перевод "Анны Карениной" и напишу (и написал! - Д. К.).
- И приезжай в Питер! Я тебя в Сенат свожу, где заседал бедняга Каренин. Это от меня по прямой линии не больше километра. Там сейчас Исторический архив, и в фойе, рядом с гардеробом, сохранились старинные изразцовые печи. В ресторан "Идиот" свожу! По местам Достоевского пройдемся...
- И жену берите, - весело подсказала Ольга.
...Визит к доктору генеалогии состоялся, но чуть было не прошел по принципу "пошли за шерстью, а вернулись стрижеными". Доктор капризно повертел в руках мои документы, копии статей из румынских журналов и сказал, что сомневается в некоторых семейных связях семейства Бузни с могущественным родом Мовилэ и через них - с королевскими фамилиями Европы.
- Этот Безвиконный, автор статей, был немного сумасшедший. Продал свой дом, чтобы издавать исторический журнал... Вы, наверное, знаете?.. Вот тут, - карандаш генеалога обвел кружочком значок "=", который означал в родовой схеме замужество моей праматери Теодоры Бузни за будущим господарем Молдовы Ионе Мовиллэ, - вот тут есть сомнения... Безвиконный мог напутать...
Этим кружочком господин генеалог лишал меня изрядной доли предков и свойственников, в том числе Василия Погора, в поместье которого мы остановились.
В руках я держал папочку с тридцатью прозрачными карманчиками, в которых хранились документы доказательной базы - на все непредвиденные случаи и заминки; я собирал материалы четыре года.
- Вы сомневаетесь и в решении Герольдического комитета Правительствующего Сената Российской империи, выдавшего роду Бузни дворянские документы?
Генеалог сказал, что он ни в чем не сомневается, просто ему не все ясно. Схема из румынского журнала требует тщательной проверки.
- У меня в роду тоже были Бузни, - неожиданно сказал генеалог по-русски.
- Кто? - возопил я, знавший, как мне казалось, всех материнских родичей наперечет.
- Сейчас не помню... У человека так много предков...
- А все-таки? - настаивал я.
- Все равно истинных Бузней не осталось.
- В Румынии, может быть, не осталось. А в России есть. - Я имел в виду своего двоюродного брата Льва, следы которого затерялись в Латвии, где он служил офицером на флоте, и двух троюродных братцев - Артёмия и Евгения, живших в Ялте и в Москве. С теми я имел электронную переписку перед самой поездкой.
- Не знаю, не знаю, - засомневался профессор в наличии живых отпрысков Бузни по мужской линии на территории России.
- Вот их фотографии, полюбуйтесь, - я вытащил из карманов папки карточки родичей. - А вот наши с ними предки. Обратите внимание на типологическое сходство: длину и сливообразность носа, разрез глаз, волевое выражение лица, тяжелые набрякшие веки...
- Да-да, - бегло глянул профессор и вернул карточки.
Тогда я достал и развернул лист родового древа.
- Забавно, забавно, - покивал генеалог и стал собираться на выход: ему позвонила жена и срочно просила помочь с компьютером. - К сожалению, должен откланяться... - по-румынски сказал генеалог.
Когда мы вышли на улицу и завернули за едва различимый в струях дождя серый угол здания, Эмиль сказал, ни к кому не обращаясь:
- Возможно, он решил, что вы приехали судиться из-за собственности предков. Сейчас все бегают - документы собирают... Интрига! К тому же в Румынии сейчас модно не любить русских. Увы! То, что он заговорил с тобой по-русски,- знак большого уважения и доверия. Цени!
- Ценю. Ну, что? Пойдем к нам? Не гулять же по городу в такую непогоду...
- Пошли!
...Уже полночь. Ольга спит. Я, как рачительный душеприказчик, вновь проверил документы своих предков. Вышел на улицу, покурил. Луна. Светлеют дорожки. Белеют меж деревьев писательские статуи. Ощущение такое, словно меня обокрали.
Завтра буду просить Эмиля содействовать мне в новой встрече с генеалогом. Вот так, одним словом, одним легким жестом, этот милый ученый-генеалог поставил под сомнение исследования другого ученого, пусть и немного сумасшедшего, а как иначе? Настоящий ученый всегда немного не в себе, а то, что Безвиконный работал кладбищенским сторожем и продал свой дом, чтобы выпускать исторический журнал, характеризует его в моих глазах с самой лучшей стороны. Это не тот случай, когда за твои деньги тебя хоть князем сделают, хоть родственником Магомета. И что, четыре года родовых исследований - псу под хвост? У меня все сходится. У Безвиконного все сходится. В Российском государственном историческом архиве все сходится. В Геральдическом комитете Российской империи все сошлось, все предки, как на плацу, стоят, грудь колесом, сверкают ордена, сабли, шпаги, дымятся походные костры, гарцуют кони, шелестят манускрипты... А тут вдруг - "сомневаюсь"... Не позволю! Вызову на дуэль румынского генеалога - он, видно, не знает, что во мне течет кровь гордых литовцев, заносчивых поляков, мудрых греков и обстоятельных в драках русских, которые так могут хрястнуть оглоблей по кумполу, то мало не покажется... Дуэль на оглоблях - это элегантно...
Что мне нравится в Румынии? Люди. Открытые, нешумные, готовые поддержать разговор, помочь поставить чемодан на полку, принять угощение из коробочки с соломками, чтобы тут же угостить своими яблоками или виноградом. Улыбки от души, а не для этикета.
Отсутствие бандитских рож нравится - нет джипов, из которых враскорячку, словно у них вспухло в паху, выходят бритоголовые молодчики. Зачем в Румынии джипы? - удивился Эмиль. Дорога есть к любому селу, а по вспаханным полям у румын ездить не принято. Полиция не соревнуется с бандитами, не играет в догонялки, она знает свою силу и правоту. Поймают на месте преступления с оружием - могут и пристрелить. Очень быстро отвадили рэкетиров, обиравших перегонщиков подержанных машин из Западной Европы. Пусть они своим внукам рассказывают сказки, что всей толпой остановили машину, чтобы справиться у водителя, который час, или разменять деньги. Накрыли на месте вымогательства - получите предупредительные выстрелы по ногам, а дальше - по обстоятельствам. Адвокат в Румынии нынче модная профессия, но большая часть юристов занята в сфере гражданского права. Защищать бандита в суде непрестижно - растеряешь остальную клиентуру, и рассуждения о гуманистических принципах не в моде: адвокат не врач, который давал клятву Гиппократа не оставлять больного без помощи. Румынский бандит сидит тихо, не строит фешенебельных особняков, не шляется в открытую по кабакам, не скачет лихим героем по страницам книг или экранам телевизоров. Виллы и особняки "новых румын" - большая редкость. Отношение к ним по русской пословице: с трудов праведных не наживешь палат каменных. Дома в основном небольшие, аккуратные, и их вид вызывает чувство покоя и размеренной семейной жизни.
Чисто. Но нет бессмысленной стерильной чистоты, в которой преуспели Западная Европа и Скандинавия, где тебя не покидает ощущение, что живешь не сам по себе, пользуясь вещами, а для того, чтобы вещи были чистыми.
Понравилось, что при рыночной, в общем-то, экономике розничную цену товара определяет производитель, а не продавец (скорее, они делают это вместе), и пачка сигарет "Мальборо", бутылка воды или книга стихов румынского классика Эминеску везде стоит одинаково: будь это ларек или фешенебельный магазин. Я проследил это по книгам Эмиля в трех книжных магазинах и по табачным киоскам, куда из любопытства совал нос. Жена сделала соответствующие выводы по продуктам питания. При таком подходе меньше лазеек для мухляжа и проще собирать налоги.
В Румынии почти двадцать три миллиона жителей, из них два миллиона - цыгане. В Румынии обосновался "цыганский царь", дочка которого учится в Америке. Цыган я побаиваюсь с детства, но за десять дней не было повода для беспокойства - стайка цветасто одетых женщин встретилась нам лишь однажды в центре Ясс, у памятника господарю Штефану Великому, где они пытались продавать открытки с видами города. Наверное, цыгане только числятся за Румынией, а промышлять ездят к нам в Питер, как и личности в тюбетейках и ватных халатах, загораживающие тебе путь-дорогу с бычье-заячьим выражением красных глаз. Кто такие, откуда, на каком языке говорят - непонятно. Первый раз они встретились мне на аллее старинного Смоленского кладбища, где и своих убогих хватает. Они шли длинным караваном с мешками за спинами, задевая кусты сирени, а впереди них катились по земле дети, хлопая себя по голым животам и пуская пузыри из носа. Я осторожно обошел детей и поравнялся с бородатым предводителем каравана. Он молча выставил ладонь лодочкой... "Эвона, приперлись! - привлекая мое внимание, громко сказала женщина в черном платочке, сидящая на раскладном стульчике перед блюдечком с мелочью. - Ни стыда, ни совести. А если мы в ихнюю мусульманию всем колхозом за милостыней приедем?! Что они нам скажут?.." Постигая глубину реплики, я не подал ни заезжим, ни своим.
В тихом городке Яссы в 1791 году между Россией и Турцией был подписан Ясский мирный договор, закреплявший пятилетние итоги авантюрной русско-турецкой войны, которую Екатерина II вела с замыслом овладеть Константинополем, восстановить православную Византийскую империю и посадить на ее трон своего внука Константина Павловича. Все это называлось "Греческий проект". За его реализацию взялись крепкие смышленые парни: на суше - граф Суворов (ставший во время этой кампании еще и Рымникским), граф Румянцев, граф Репнин, князь Потемкин (венчанный муж императрицы Екатерины), а на море - Федор Федорович Ушаков, знавший толк в морских баталиях и причисленный нынче православной церковью к лику святых. Элита! Гордость русской армии и флота! Но! Во Франции случилась революция, Екатерина Великая испортила отношения с Англией, а в 1790 году скончался австрийский император Иосиф II, и Россия, быстро растеряв своих союзников, стала искать мира. Дело осложнялось и тем, что на севере сумасбродный шведский король Густав III, приходившийся Екатерине II родственником, грозил морскими десантами на Петербург; в столичных дворцах звенели окна от близкой канонады, а западный ветер приносил с моря тучи порохового дыма. А по суше на Петербург катились шведские войска, но, слава Богу, не докатились: наши соседи финны, мобилизованные в шведскую армию, устроили волнения и офицерский заговор, за что им, конечно, большое спасибо. И вообще, финны добрые и разумные в историческом смысле соседи: их Маннергейм несколько раз отказывал Гитлеру в наступлении на осажденный Ленинград, и финские войска стояли на реке Сестре, не двигаясь с места. Как писали в письмах финские офицеры: "Мы стоим на старой границе и на чужую землю идти не хотим". Уважаю. Других соседей не пожелаешь.
Так вот. Ясский договор закрепил (подтвердил) за Россией Крым, обеспечил свободу черноморской торговли и установил границу с еще сильной Портой по Днестру и Кубани. Россия возвращала занятые в ходе войны Молдавию и Валахию, а турки обязались не нападать на кубанскую границу и не претендовать на грузинские земли.
Так что городок Яссы, столица некогда единого княжества Молдовы, давно вошел в европейскую историю.
Вновь сходили к генеалогу. Говорили каждый на своем языке. Эмиль переводил. Вот суть. Сомнения ученого вызвали длинные, как ему показалось, временные промежутки между рождениями отца и сына, деда и прадеда. Иными словами, его смущает повышенный репродукционный период мужчин в роду Бузни. Вместо среднестатистических четырех жизней на столетие у нас в среднем получается три или даже две. Отец рождает сына в пятьдесят лет, а сын тоже продолжает род в почтенном пятидесятилетии. Ну и что? Да, такая особенность мужчин в роду Бузни мне известна. Моя мама родилась, когда ее отцу было сорок семь, я родился восьмым ребенком в семье, когда отцу было сорок пять, и в прошлые века некоторые мужчины производили потомство точно так же - в солидном возрасте. Да, семейная нить во времени скорее напоминает провисающую бельевую веревку, а не туго натянутое леерное ограждение на борту адмиральского катера. Ну и что? Да ничего, сказал генеалог, улыбаясь. Чего вы так разволновались? Я же не отбираю ваше родство, не отбираю ваших предков. Я просто высказал сомнение, как и положено ученому. Спите спокойно.
И мы распрощались.
Фрукты в Румынии стоят на наши деньги копейки. Точнее, рубли. Но не десятки рублей. В селах, сказал Эмиль, виноград можно купить по три рубля за килограмм. На рынке он - от десяти до пятнадцати. Торгуют перекупщики. Слива - семь рублей. Яблоки - пять. Торговли с лотков или с ящиков в Яссах не встретишь. Вся торговля овощами и фруктами только на рынках. Почти нет ларьков, уродующих перспективы улиц. Так распорядился новый мэр города Яссы.
Румынская фруктовая водка вкусна и стоит дешевле нашей. Делают ее из натурального фруктового спирта. А с вином вот какая закавыка. У румын принято пить вино, разведенное водой, - такова древняя традиция, занесенная на Балканы римскими легионерами. Румынское вино дешевое, но минеральная вода, разливаемая по бутылкам международными корпорациями, стоит дороже самого вина, которое ею разводят. Нонсенс? Самый настоящий! Спасибо глобалистам. Скоро и у нас так будет. Не в том смысле, что начнем бодяжить водой вино, а в том, что родные нефть, газ и бензин станут отпускаться по мировым ценам, а за ними и все остальные цены подскочат, как на Западе.
Отец Эмиля живет в селе. Мать недавно умерла. Крестьянам несколько лет назад вернули землю, с которой они приходили в колхоз, но не вернули лошадей. И чем обрабатывать эту землю? "Твои родители привели в колхоз четырех лошадей? А твои двух? А твои десять? Хорошо. Вот трактор, в нем двадцать лошадиных сил - берите его и делите на всех..."
Раньше всю сельхозпродукцию закупало государство. Теперь не закупает: "экономически нецелесообразно".
"В селах есть все для питания, но мало денег, - сетовал Эмиль, чьи родители получили после роспуска колхозов свои полтора гектара виноградников. - Раньше основным покупателем было государство, теперь - шиш! Своей кукурузы девать некуда, но покупают во Франции, там дешевле. А дешевле потому, что французское правительство дотирует свое сельское хозяйство. Вот тебе и экономическая свобода. Горы винограда - некуда девать. Скармливают коровам. Если вино делать, так тары не хватит. Да и не выпить столько. Ну не дураки ли такое придумали?"
Я сказал в утешение Эмилю, что и у нас то же. Потребляем импортные продукты, забросив производство своих.
Водка в Румынии хороша и также стоит дешевле минеральной воды. Много пальинки - абрикосовой и сливовой водки. Та чуть дороже. Но у нее нет запаха, у нее - аромат.
Коснулись темы происхождения румынского народа. "Одно время мы смотрелись в зеркало и не могли отвести глаз - какие мы умные, какие мы благородные потомки древних римлян и гето-даков". Договорились до того, что и колесо изобрели румыны, и Ева была румынкой. "Румыны спасли Европу от нашествия варваров с востока! Благодаря румынам Европа смогла спокойно жить и развиваться, отдыхать!" Румыны, дескать, стояли на границах, как вышибалы при входе в ресторан, и теперь - голодные, озябшие - хотели бы сесть за столик и подкрепиться в тепле и комфорте, но их не хотят пускать в европейский ресторан..."
- А что было в Кишиневе, знаешь? Там вообще с ума посходили!
Эмиль стал рассказывать, как женили памятник Штефана Великого в Кишиневе с некой молдавской поэтессой, которая забиралась к бронзовому господарю на пьедестал в подвенечном платье. И всё потому, что Штефан III Великий был в своей жизни женат на русской княжне. Сначала Штефана развели с русской женой, а потом женили на молдавской поэтессе. Зачем ему нужна пьяная молдавская поэтесса в качестве жены, пусть даже и символической, непонятно. Но красиво и поучительно, так думали организаторы акции, искоренявшие все русское.
"Говорят, что Эдисон был по паспорту масон, если так, едрёна мать, буду лампочки ломать!" - вспомнил я стишок. Эмиль закивал, соглашаясь.
Союз писателей Румынии живет за счет поступления арендной платы от казино, которое расположилось в их бывшем доме (сами они занимают здание попроще), и налога от продажи книг в пользу писателей (1 или 2%), точно не знаю. Любой пожилой румынский писатель может подать сигнал "sos!", и ему будут привозить на дом бесплатный обед и ужин - за счет Литературного фонда.
Ай да румыны! Ай да их расторопный председатель господин Урекару!
А что у нас? Умники из Литфонда почти все распродали, закон о творческих союзах много лет лежит в Думе, налог от продажи книг классиков в пользу писательских союзов никак не удается внести на рассмотрение. Старики писатели едва волочат ноги, писательская молодежь идет в рабство к бульварным издателям, а мы продолжаем кичиться своим писательским званием, даем советы, как жить обществу, и не можем организовать свою собственную писательскую жизнь! А две тысячи румынских писателей могут. Хотя наверняка народ склочный и амбициозный, как все писатели мира.
Похороны в Румынии, где земля на кладбище стоит баснословно дорого, - большая проблема. Легче сыграть несколько свадеб, чем устроить на погосте одного усопшего. Государство хоронит своих писателей за казенный счет, отведя на кладбищах мемориальные участки. Такие Литераторские мостки на Балканском полуострове.
- Что издают в Румынии? - спросил я Эмиля. - Много ли детективов, этого кумира нашего обывателя?
- Румынских детективов вообще нет, - был ответ. - Выходит множество специальной литературы, правильнее сказать, книг. О современности практически никто не пишет. Зато много мемуаристики с косметикой сегодняшнего дня. Философско-религиозные труды пользуются спросом. Достаточно много на прилавках русской классики, переведенной на румынский: Чехов, Достоевский, Гоголь, Толстой... Пожалуй, больше других русских поэтов любят и ценят Есенина. Пушкин на втором месте. Лермонтова знают мало. Современных российских авторов не знают вообще.
|
