Опубликовано в журнале:
"Нева" 2008, 12
Дмитрий Каралис
Принцип реванша
Из электронных дневников и рабочих тетрадей. 2004-2005 гг
Продолжение дневниковых записей Д. Каралиса. Начало см.: Хроники смутного времени. Из дневников. Нева: 2006. 7; Частная жизнь начала века. Хроники. Из дневников и путевых тетрадей. 2007. 12.
Дмитрий Николаевич Каралис родился в Ленинграде в 1949 году, автор одиннадцати книг прозы, лауреат литературных премий им. Н. Гоголя (2004 год) и Александра Невского (2005 год). Председатель писательского клуба Санкт-Петербурга. С 1997-го по 2007 год - директор Центра современной литературы и книги.
Из электронных дневников и рабочих тетрадей. 2004-2005 гг.
25 сентября 2004 года,Зеленогорск.
Вытащил из Интернета "100 самых часто употреблявшихся слов и словосочетаний в России в конце двадцатого века". Вот они:
"...россияне, однозначно, ситуация под контролем, "Тефаль" всегда думает о вас, критические дни, "Дирол", зачистка, Доренко, Лукашенко, Кириенко, менты, выборы, братва, налоги, Ленин жив, Ельцин болен, Грозный, доллар, задержка зарплаты, рынок, дурдом, фильтруй базар, кредиты МВФ, колбасно, Путин, "Титаник", "Блендамед", гексаген, кризис, бандиты, боевики, беженцы, в одном флаконе, занять, бюллетень, Лужков, Примаков, деньги, долги, депутаты, Роял Конин, "Яблоко", ЛДПР, КаПээРэФ, прокладки с крылышками, наливай, охренели, дураки, олигархи, патриоты, Зюганов, дорого, Жириновский, Березовский, грипп, импичмент, киллер, Югославия, НАТО. Клинтон, разворовали, козлы, повышение пенсии, масло "Олейна", безопасный секс, иномарка, избирком, наркотики, подонки, 2000 год, Моника Левински, терроризм, конец света, цены, безработица, новогодние праздники, дубленки ночью дешевле..."
Увы! Всё в точку! Это наша жизнь. Я бы добавил "политические проститутки".
В "Литературной газете" днями вышла моя статья "Катком по извилинам", и сразу я почувствовал холодок со стороны некоторых писателей из либерального союза. А господа, стоящие на информационном шухере, так и вовсе, сказывают, всполошились. Один из них порвал на себе рубашку до пупа: "Проглядели! Но я всегда знал, что Каралис - не наш человек!" Не ваш, не ваш, успокойтесь, уважаемый. Я консерватор, радикал и реваншист. Это же видно из статьи. Пока страна вновь не станет мощной, доброй и справедливой ко всем своим гражданам, я не успокоюсь - таков мой принцип реванша.
Статья - вот она, тяну ее из компьютерной папки "Моя публицистика":
КАТКОМ ПО ИЗВИЛИНАМ
1
Жизнь многих стран показывает, что сменить государственную доктрину и общественное мнение на прямо противоположные можно в считанные исторические секунды.
Пяти лет оказалось достаточно, чтобы немецких бюргеров, набожных крестьян и пролетариат превратить в нацистов. Именно за такой срок германский народ усвоил нацистскую идеологию после прихода фюрера к власти в 1933 году. Правда, семена упали на хорошо взрыхленную почву - выражения вроде "немецкие свиньи", "тупые Гансы" и "колбасная отрыжка" не сходили со страниц немецкой прессы до прихода Гитлера к власти, и реванш национального духа, униженного Версальским договором и собственными идеологами, состоялся. К 1939 году немцы научились маршировать, ненавидеть народы-притеснители, и их повели завоевывать мировые пространства.
Еще меньше - три года прошло между патриотическим порывом в войне 1914 года и февральской революцией 1917-го в России. Исторический миг между лозунгами "За веру, царя и отечество!" и "Долой самодержавие!".
"Пятилетка безбожия" - и население православной России собственными руками разрушает церкви. Мощный вал газетных статей, книг, кинофильмов, спектаклей, песен, частушек, рейдов агитбригад - и нет старого человека, есть новый - атеист, пионер, комсомолец и - как верх человеческого совершенства - коммунист.
Сдававшие при последнем русском царе экзамен по Закону Божьему умирали вполне безбожными советскими людьми, верующими в справедливость коммунистической идеи. Их дети и внуки уже не мыслили иной веры, кроме веры в торжество социализма и светлое будущее.
В начале 1990-х разваливается СССР, и знания, что тянули на пятерки по истории и философии, вызывают дружный хохот и презрительное фырканье.
Еще несколько лет, и уже никто не вспоминает шведскую, французскую и прочие модели социализма, которые еще недавно взахлеб предлагали России. Они перестали существовать вообще или перестали быть ориентирами для нашего общества? "Спросите у Лившица!"
Неудивительно, когда новое поколение начинает жить по-новому. Удивительно, когда поживших людей легко удается обратить в противоположную веру.
...Женщина лет шестидесяти в очереди к врачу взялась утверждать, что жизнь пошла новая, интересная, не в пример прошлой жизни. Вот у нее, инженера, в советское время не хватало денег сыну на молоко, и она поила его сладким чаем из бутылки, а теперь молока - залейся, десять сортов. Раньше нужно было выпрашивать разрешение на работу по совместительству, поклониться в ножки каждому члену "треугольника", и все равно могли отказать, а сейчас ее сын, никого не спрашивая, спокойно халтурит на трех работах и еще раздумывает, какую машину - без очереди! - ему купить. И все слушали с интересом ее откровения, пока не выяснилось, что по врачам она ходит из-за дистрофии - упала в голодный обморок, и теперь ее после больницы обследуют. "Что же ты, мать, молчала?" - сказал якобы сын. "А чего я буду жаловаться? - продолжала рассказ женщина. - Мы же, блокадники, привыкшие..."
И кто внушил ей мысль, что голодный обморок при молочных реках и сыне-многостаночнике - это хорошо? Кто инсталлировал в ее сознание убеждение, что все идет лучше некуда?
Примерно тот же, кто внушал, что она живет в самом справедливом обществе - обществе развитого социализма.
2
Я всерьез опасаюсь этих людей, перебежавших из одной армии в другую, сменивших флаг и окошко кассира.
Вчера - ярые слуги советского строя: вдумчивые радиожурналисты, пламенные публицисты, идейные литературоведы, не садившиеся есть и пить без упоминания работ Ленина, сегодня - телевизионные аналитики и комментаторы, в гневе брызгающие слюной при одном упоминании об их вчерашнем кумире. Если бы они отдали гонорары за свои книги-агитки в фонд репрессированных, сдали квартиры и дачи, полученные за службу у коммунистов, и, прозрев, перешли в новую армию рядовыми, было бы понятно и убедительно. Они же перебежали к другому окошку с сохранением чинов, званий и окладов; некоторые даже с повышением.
3
В нежном октябрятском возрасте я дискутировал со старшими сестрами-комсомолками, азартно доказывая, что оказаться слепым гораздо лучше, чем без рук, без ног, потому что слепой человек может трудиться с пользой для общества и даже стать стахановцем, в то время как безногому-безрукому остается только завистливо наблюдать, как остальные с песнями строят коммунизм.
Коллективизм, общественное выше личного, один за всех, и все за одного - такие были времена на дворе.
Нравственные ценности и общественные призывы поменялись на наших глазах. "Труд - дело чести"? "Кто не работает, тот не ест"? Засуньте их себе в карман! "Выигрывай вместе с нами!", "Собери десять пробок и проведи уик-энд в Париже!" Только ветер свистит в ушах...
Почти мгновенно оказались забыты такие понятия, как прибавочная стоимость, законы диалектики и развития общества, - так крепко забыты, словно по извилинам населения прошлись катком, чтобы впечатать в восковую мягкость материала новые клише, новые коды: марксизм - ошибка, классовой борьбы не существует, есть только два класса людей - успешных и неуспешных, остальное от коммунистов, от лукавого.
Борьба идей заменена борьбой за телевизионные каналы. Вместо товарища маузера - господин телевизор. Его не перекричишь. Идеи господствующих классов быстро становятся господствующими в обществе, - кажется, так писал старик Маркс.
4
Так повелось, что со сменой идеологии историю пересматривают - наверное, чтобы освежить и расставить акценты. Но при этом выводы делаются поразительные.
Оказывается, народы, населявшие Российскую империю, а затем РСФСР и Советский Союз, только и делали, что ошибались: ошибочно совершили три революции, ошибочно устроили гражданскую войну, ошибочно провели коллективизацию и индустриализацию, неправильно готовились к войне с фашизмом и "неправильно" победили фашизм, а затем - уже совершенно неправильно восстановили страну из разрухи, неправильно первыми полетели в космос и неправильно стали сверхдержавой.
Посудите сами, на что годится такое сообщество неумек, пусть даже и с тысячелетней историей? Ну, разве быть официантами возле золотого миллиарда: подавать на подносе сырье и спрашивать "чего изволите?".
А может, что-то было правильное в жизни огромного народа?
Нас окормляли идеей светлого будущего ежечасно - в детском садике, школе, в армии, на работе. Точно так же, как сейчас исподволь кормят идеей, что капитализм - это путь всего прогрессивного человечества, иного не дано, ибо социализм - это издевательство и унижение человека, это репрессии, лагеря, расстрелы...
Расставьте своим предкам оценки из нашего времени! Этот был барином, угнетал крестьян, и ему - двойка. Этот не сопротивлялся сталинской коллективизации, дал вовлечь себя в колхоз - ставим ему пару. А этому дедушке - кол! - он был стахановцем, вступил в партию большевиков и на финской войне был комиссаром. Этот с усиками смалодушничал, признал себя английским шпионом и оговорил десяток сослуживцев... А что поставим бабушке, которая занималась в аэроклубе, прыгала с парашютом и готовилась к войне, вместо того чтобы протестовать против раздела Польши?..
Рука не поднимется ставить оценки родичам. Но целому народу - пожалуйста!..
Наивная попытка судить прошлое по пятибалльной системе в плоской системе координат.
5
Сорок лет смотрю телевизор и читаю газеты - и все сорок лет при всех генеральных секретарях и президентах мы идем правильной дорогой. Потом, оглядываясь на пройденное, видим, что на пыльной дороге истории лежат кучи ошибок, оставленные лидерами нации, но в настоящем - все хорошо!
Перемена общественного мнения с помощью телевидения - явление практически мгновенное.
Если вечером недавнего врага обаятельная телеведущая объявит другом державы, то утром ему можно смело давать "Героя России" - под дружные продолжительные аплодисменты. А бывшего друга, про которого с дрожью в голосе скажут, что он нарушал права человека, - без приговора ставить к стенке, никто и не всплакнет.
То, что произошло в не существующей более Югославии, Афганистане и Ираке - мерзость, как ни взгляни. Но если взглянуть через экран телевизора, то тишь да гладь, - борьба за права человека и с мировым терроризмом.
Многие страны бойкотировали Московскую Олимпиаду 1980 года за ввод наших войск в Афганистан, - инициаторами бойкота были США. Сейчас эта страна, оккупировавшая втрое больше того, за что мы еще недавно посыпали себе голову пеплом, вовсе не международный жандарм, а миротворец.
Что это - новый Мюнхен, новый пакт Молотова-Риббентропа? Тогда политики тоже боялись рассердить рычащую собаку.
Ученые давно установили, что ложь вредно отражается на здоровье человека - как врущего, так и слышащего ложные суждения: психика бунтует, возникают стрессы, подступают хвори... Чушь, которую иной раз несут средства массовой информации, сравнима по своему вредному воздействию с радиацией, с угрюмым потоком лжи начала восьмидесятых, от которого спасались подорожавшей водкой и бормотухой.
6
Главари немецкого фашизма осуждены, и германский народ прощен. Покаявшаяся Германия - ныне процветающее федеральное государство. В эту страну безбоязненно едут и турки, и албанцы, и евреи. С десяток членов Союза писателей Санкт-Петербурга - города, перенесшего фашистскую блокаду, отправились в эту очищенную от грехов прошлого страну на постоянное место жительства.
Возникает вопрос: почему у нас в стране до сих пор не прощен коммунизм с его трагическими ошибками, несмотря на то, что день 7 ноября объявлен днем национального примирения и согласия? Утверждают, что в Германии процедура осуждения фашизма проводилась широко и глубоко, вылилась в многолетнюю государственную кампанию. Вот, дескать, если бы у нас с таким же размахом каялись - можно было бы и простить. А без размаха - нельзя: рано.
Подобные рассуждения - от лукавого. Тем более что ведут их зачастую вчерашние соловьи коммунистической эпохи, которым бы самим не помешало слегка испачкать брюки в области коленок.
Надо либо прощать сердцем все прежние грехи человечества, либо не прощать ни одного: ни фашизм, ни коммунизм, ни истребление индейцев Америки, ни расовую сегрегацию в США, ни инквизицию!.. (Но простить не значит забыть о трагедиях и ошибках! И правы те, кто ведет речь о необходимости покаяния ВЛАСТИ, ГОСУДАРСТВА за все страдания, причиненные своему народу. Без этого покаяния власть и сейчас чувствует себя свободной от обязательств перед людьми: кого у нас наказали за последние трагедии - обесценивание вкладов, дефолт, "Курск", "Норд-Ост" и т. д., и т. п.? Все идет так, словно у власти - пожизненная индульгенция на любые ошибки.)
От выборочного же исторического прощения за версту несет политическим лавочничеством и банальной корыстью. Если кто-то считает возможным забыть фашистские газовые печи Бухенвальда, Бабий Яр, Хатынь, глумление голодом над женщинами, стариками и детьми в осажденном Ленинграде, но постоянно вспоминает коммунистическую тиранию, то можно только подивиться такой избирательной памяти.
Почему Германия для многих - земля желанная, а Россия - чуть ли не исчадие ада? Ответ прост: Германия выплатила и продолжает платить компенсации пострадавшим от фашизма, а Россия закрыла тему компенсаций, едва ее обозначив.
Возвращаясь к теме покаяния. Лично я (и думаю, таких окажется немало) каяться не готов. За какие деяния предков я должен каяться? За то, что они вступили в партию в блокадном Ленинграде: отец водил поезда в осажденный город по "коридору смерти", а мать сдавала кровь и, оставив в подушках малыху дочку, поднималась во время бомбежек на крышу дома, чтобы тушить немецкие зажигалки? За то унижение голодом и холодом, которое они переносили все 900 дней блокады? А мне лично за какие деяния каяться? За то, что позволил принять себя в пионеры и вместе со своим отрядом собирал металлолом для строительства первой очереди Красноярской ГЭС, которая, поговаривают, нынче стала частной собственностью?
Естественная ненависть к недостаткам российской жизни часто подменяется ненавистью к стране. В столицах доходит до абсурда: если ты любишь Родину-мать - ты имперский подлец, если на каждый плюс в российской истории найдешь десять минусов - свой парень.
7
На Востоке говорят: если есть человек, который живет и не работает, то есть и другой - умирающий с голоду.
Стараясь угодить всем международным комиссиям по правам человека сразу, наши реформаторы и их приемники, похоже, бояться и заикнуться о том, что в нормальном обществе человек обязан трудиться, хотя бы для того, чтобы платить налоги, на которые содержится армия, строятся дороги, учат детей, оказывается медицинская помощь. Невозможно жить в обществе и быть свободным от него, говорилось еще пару десятков лет назад.
Если человек не работает, но живет не бедствуя, он либо проживает наследство, либо собственные накопления, либо работает тайно, либо жульничает. Первые два случая - пожалуйста; вторые - антиобщественны, противозаконны. Знакомый израильтянин, посетивший по служебной линии Нью-Йорк, был по возвращению приглашен в налоговую инспекцию и давал письменные объяснения по поводу источников финансирования недельного вояжа. И откуда, интересно, они прознали о его поездке?..
У нас вопрос о месте работы и источниках существования считается чуть ли полицейским произволом: "На что хочу, на то и живу!"
8
Журналы и газеты гудят по поводу близкого конца России. Даются прогнозы, с чьей помощью произойдет этот конец - Китая, исламских стран или Америки. Уже решено и за Господа Бога, и за русский народ: российскому этносу суждено исчезнуть, как исчезли финикийцы, византийцы и прочие имперские народы. Россия, дескать, свернется до размеров Московского княжества, а китайцы и благополучные рыночники-азербайджанцы ассимилируют русский народ. (Интересно, что писали эти умники-предсказатели за год до крушения СССР?)
В общественное сознание внедряется идея: Бог с ней, с Россией, - ей все равно конец, лучше подумать о себе, любимом.
Возникает вопрос: почему же эти "аналитики", хорошо осведомленные о скором завоевании России, не призывают принять экстренные меры к спасению родной страны? Например, в темпе совершенствовать ядерные силы сдерживания или бросить все нефтедоллары на поддержку рождаемости? Или эти разговоры - секретная подготовительная часть плана "просвещенных ястребов" по спасению России?..
9
Трудно дать определение тому, к чему, спотыкаясь, добрело наше общество; ясно только, что правовым государством это не назовешь. Скорее, неправовое государство. Ибо как могло получиться, что все, созданное трудом нескольких поколений советского еще народа (или, как любят говорить, совка), могло в мгновение ока оказаться в руках разного рода дельцов: электростанции, железные дороги, нефть, газ, удобрения, добыча полезных ископаемых, флот, самолеты, гигантские заводы... Колоссальные богатства! Дарение Хрущевым Крыма Украине кажется рядом с таким актом пустяком. История огромной страны и та оказалась приватизированной отдельным кланом. И власть - Кремль, президент - ни словом не обмолвятся, что такого правовым путем не достигают. От того, что "все всё знают" и "об этом сто раз говорилось", проблема правовой оценки не исчезает. Надежда, что приватизация забудется и класс миллионеров будет спокойно сидеть в офисах и считать доходы от различных труб, карьеров и металлургических заводов, призрачна. Такое в Россия не забудется.
Стоит хотя бы на месяц развернуть телевидение на сто восемьдесят градусов и начать показывать правду: бездомных детей, стариков, безработных, нищету на фоне роскошной жизни, показать, на что тратят деньги олигархи, какие вина и коньяки в стоимость легкового автомобиля пьют с друзьями государственные чиновники, попросить популярного артиста напомнить с экрана русскую пословицу о трудах праведных и палатах каменных, дать залп аналитических программ о результатах приватизации и вымирающей крестьянской России, - и сожженные "элитные" поселки вкупе с разбитыми "мерседесами" гарантированы на всем пространстве от Питера до Владивостока. Сто лет для России не срок, и еще живы люди, читавшие в учебниках про крестьянские бунты, сожженные барские усадьбы и революции.
Дмитрий Каралис, Санкт-Петербург
Дневник - это репортаж из своего времени: факты, мысли, размышления. Пусть будет и статья. Все сильнее расхожусь с либералами. Если человек не чувствует ответственности за происходящее в стране, значит, это не его страна, и он просто ошибся адресом. Что звать родиной, каждый выбирает сам. Это не громкие слова. Это реальность.
Поражают люди, которые решают кроссворды и таблоиды в общественном транспорте. Такое ощущение, что они смирились со своей долей обманутых вкладчиков, обманутых дольщиков, обобранных налогоплательщиков и прочими незавидными долями, которые им шулерским образом выдали из колоды нынешнего времени. Смирились и тренируют память.
Но зачем им память, если они предпочитают все забыть?..
Нас втащили в капитализм, не спросив согласия. Был референдум по изменению политического строя? Нет! Мы договаривались, что будем строить капитализм? Не припомню! Несколько указов не всегда трезвого президента Ельцина - и страна оказалась в другом измерении. Миллионы людей - моряков, военных, крестьян, инженеров и конструкторов - выброшены из жизни. Самое удивительное, что конец-то понятен: поиграем в капитализм, "энергичные люди" окончательно обворуют Россию, скупят все замки и виллы на Средиземном море, разбегутся, и мы вернемся на круги своя. "Круги своя" - это не общественно-экономический уклад, это наша русская судьба. Кто бы написал историю второй попытки капитализма в России?..
26 сентября 2004 года, Зеленогорск.
Бледное небо с серыми облаками. На западе - красное солнце в тучах цвета черники тонет. Ветрено. Ходил на залив за вдохновением. Не обрел. Пришел, подкинул в печку дровишек, сварил картошки с укропом, перекусил, и настроение улучшилось.
Собираюсь делать фильм о "коридоре смерти".
С точки зрения темы мне повезло. Детство прошло в железнодорожном доме на 2-й Советской улице - там жили некоторые из тех, чьи воспоминания я теперь читаю.
Каждый день я видел машинистов, проводников, путейцев, начальников и простых деповских слесарей - люди как люди. Играли в домино, поднимались по лестницам, оставляя за собой запахи папиросного дыма, пива, водки, одеколона "Шипр", отвечали на мои звонкие приветствия, гладили по голове или с притворной забывчивостью спрашивали: "А ты кто такой? Как тебя зовут?" - и, нахмурив брови, ждали ответа. Я помню их кители, фуражки с белым верхом, морщинистые лица, животы, бахрому брюк, блеск золотых или стальных коронок. Понятия "ветеран" еще не было. Я люблю этих людей, как и ушедшее детство.
Припадаю сразу к нескольким источникам.
Архив 48-й колонны Особого резерва
Народного Комиссариата путей сообщения
(Славу Богу, он уже обработан и есть на диске.)
Почти месяц читал с карандашом в руках книгу военного историка В. Ковальчука "Магистрали мужества" - серьезная монография о коммуникациях блокадного Ленинграда - там наиболее полно говорится на запретную прежде тему - о "коридоре смерти". Сделал целую тетрадь выписок.
И недавно вышли два тома "Неизвестной блокады" Никиты Ломагина. Просто детектив! Ломагин успел поработать в архивах НКВД-КГБ-ФСБ в тот короткий момент, когда они были открыты на волне гласности. Потом их вновь прикрыли. Просканировал более пятидесяти документов из тысячи, приведенных в книге.
Читаю, читаю, читаю. При этом пытаюсь писать. Вспоминаю. И предки, неслышно ступая, приходят к изголовью моей кровати...
Почти уверен, что история ленинградской трагедия еще не написана...
Георгий Иосифович Федоров (Жора Полундра):
"В трудные по своей драматической насыщенности военные годы я находился в 48-й Паровозной колонне особого резерва НКПС в качестве политрука паровоза и впоследствии рядового машиниста. Неприятельские снаряды и осколки не пощадили меня. Был несколько раз ранен, но бежал из госпиталя.
Я хорошо понимал всю важность событий, происходящих в осажденном Ленинграде и на Октябрьской железной дороге, и втайне от начальства записывал о мужественных людях - моих товарищах. После войны мои записки никому не пригодились, наоборот, мне дали понять, что лучше бы их не было: так будет спокойней и для меня, и для всех нас. Чтобы записи не отобрали, я специально сказал, что сжег их, и даже показал одному товарищу остатки бумажного пепла в топке холодного паровоза.
Но в 1965 году, когда отношение к блокаде Ленинграда изменилось, я, не таясь, начал собирать материал о нашей 48-й колонне, благо почти все были живы. Одному человеку осилить такой труд было немыслимо - я организовал вокруг себя близких товарищей. Они с увлечением начали помогать мне воспоминаниями. Мы разослали по всему СССР письма друзьям с просьбой присылать воспоминания. Люди в 48-й колонне работали со всей страны. Кроме того, у меня остались от покойной жены Люси разрозненные записки, которые она вела по моей просьбе в годы блокады 1941-1942 годов. Воспоминания страшные по содержанию. Некоторые я даже уничтожил. Люся умерла от голода в 1942 году. До последнего дня она работала в депо Сортировочная.
Я вернулся в депо с Ленинградского фронта по приказу Государственного Комитета Обороны 1762/а) в июле сорок второго. Нас, железнодорожников, тогда возвращали в Ленинград с фронтов, потому что некому стало работать на паровозах, некому стало обслуживать поезда: многие специалисты железнодорожного транспорта умерли в первую блокадную зиму, а большинство, скрыв вкладыш брони, ушли на фронт добровольцами еще в июле сорок первого. Всем нам хотелось быстрее поквитаться с вероломным Гитлером.
Я сам застал первые дни войны на Октябрьской железной дороге. Все знали, что война с фашистами неминуема, но ни начальник дороги Саламбеков, ни начальник паровозной службы не издали приказов и наставлений машинисту, как он должен вести себя в условиях бомбежки, артобстрелов, нападения диверсантов на паровоз, как исправлять повреждения паровоза в пути. К тому же паровозные бригады не имели вооружения.
Все вместе сказанное вносило сумятицу, путаницу и суматоху в продвижении поездов с эвакуированными жителями Пскова, Луги, Кингисеппа. От комендатуры слышалось лишь одно: "Под суд!", "Трибунал!", "Расстреляю!"
Паровозные аптечки скоро оказались пустыми - все ушло на перевязку раненых. Машинисты и поездные бригады неделями не бывали дома и не знали, вернутся ли живыми.
Блокада опоясала город 8 сентября 1941 года. Движение поездов резко упало, лишь начались эвакуационные перевозки населения с Финляндского вокзала до станции Ладожское Озеро.
Воспоминания о блокаде, которыми делились мои товарищи, не были похожи на официальные описания и сообщения Совинформбюро. Следует напомнить, что Совинформбюро ни разу не сообщало о событиях в 48-й ОРПК, о героических поступках людей. Были запрещены фото- и киносъемки в "коридоре смерти", как называли "Дорогу Победы" сами железнодорожники".
Это еще не "коридор смерти", это только начало войны и блокады.
Архив 48-й колонны ОРПК НКПС
Машинист Владимир Мацидонский:
"Ночью 22 июня меня разбудил "хожалый" из нашего тосненского военкомата, вручил предписание: "Явиться в управление военно-восстановительных работ, Фонтанка, 117". С первым поездом поехал. В вагонах - одни мужики, курят, матерятся, только и разговоры о войне. Всем не терпится набить Гитлеру морду...
В военкомате тоже давка. Выдают винтовки, новое обмундирование, кирзовые сапоги, во дворе идет построение сформированных батальонов, оркестр играет "Прощание славянки"... Нашел своих, деповских. Подошла наша очередь - военком глянул в свои документы:
- Так у вас броня!
- Ну и что же! - кипятится Сашка Стальной. - Я должен быть в авиации, там мое место!
- Ваше место на паровозе - войска перебрасывать! Кругом, марш! Следующий!
Поплелись в депо, а по дороге решили: "Все равно на фронт уйдем, а "броню" не покажем, и дело с концом". А молодые паровозные кочегары все попали на фронт, но они поступили умно: "броню" не показали".
"А. Стального было не узнать в гробу. Бабы в депо запричитали: "Это не он!" Парторг дрожащей рукой приподнял верхнюю губу покойника:
- Видите! Зуб золотой есть!"
Как воевал и погиб лихой питерский парень Саша Стальной - это отдельная история. О нем осталось много воспоминаний друзей. Природная фамилия - Иванов. Стальной - это, так сказать, военно-железнодорожный псевдоним.
Из дневников Люси Федоровой,
первой жены Георгия Федорова, Жоры Полундры
Он называл ее Лю.
"10 июля 1941 года. Провожали Гошу на войну, я приказала ему надеть все новое, вплоть до нижнего шелкового белья. Поехали по повестке на Выборгскую сторону - я, мама, отец и Гоша. По дороге я сказала ему: "Знаю, что на фронт меня не возьмут, но я всегда буду с тобой - вот наша фотокарточка, храни ее вместе с комсомольским билетом". Мы не плакали. Гоша меня просил: "Лю, обязательно веди дневник, записывай, что делается в депо, кто ушел на войну, в общем, все дела". В казармы нас не пустили, расцеловались, и тут я дала свой бабий рев. Дверь за Гошей закрылась, и мы стояли у ворот, - из них с музыкой оркестра выходили строем маршевые роты. Теперь я солдатка".
"1 сентября 1941 года.На политинформации Сенечка Кулибеков читал нам, что фашисты уже ведут бои за Красное Село, Стрельну и Урицк. Не бывать им в Ленинграде - на что же наши мужики ушли на фронт? Гулять, что ли?
Воздушные тревоги по нескольку раз в день. Фашисты берут на испуг. Этот "испуг" им даром не пройдет. Есть защитники! Это мы! Коль он войдет на окраины города, то ему там будет могила. Домой пришла в 5 часов вечера, и сразу со свекром на тележке поехали на огород выкапывать последнюю грядку картошки - накопали два мешка и в темноте приехали домой. Трамваи ходят с синими лампочками - светомаскировка".
Архив воспоминаний 48-й колонны
Кэйс Э. Н., дежурный по станции Куоккола (нынешнее Репино):
"Эта ночь врезалась мне в память. Мы, отступившие с Карельского перешейка, уже 15 дней находились на Финляндской товарной станции. Мы с одной девушкой несли охрану станции, слякотный дождик, у нас винтовки без патронов, и вдруг - воздушный налет, загавкали зенитки, лучи прожекторов шарят по небу. Наверху зашелестело, смотрим - парашютист на нас опускается.
Сел, да неудачно, запутался в парашюте, мы в крик - подбежали братья Беляевы, скрутили его же стропами, он выхватил пистолет, а моя подруга ткнула его штыком. Он - орать в голос. Сдали милиции".
Машинист Николай Мисюк:
"6 июля 1941-го повел воинский эшелон на Ригу. Со мной помощник - Коля Кирсанов, тезка, крепкий надежный парень. Двигаемся рывками - впереди стоят санитарные эшелоны, составы с окопниками... На подъезде к станции Плавиняс встали. Пошла выгрузка, где-то ухают орудия, тянет дымом горелого торфа... Подходит дежурный по станции (латыш или эстонец - не знаю):
- Механик! Там Рига горит, в лесах бандиты, диспетчер передает - вам идти на Резекне, у меня возьмете эвакуационный состав - отступают городские организации, надо срочно вывозить людей... Тут уже двух латышей у паровоза постреляли за отказ ехать с поездом... Думай! - и ушел.
А чего думать? Привязали нам состав: люди, живность, архивы, станки - всего 1200 тонн, да без главного и старшего кондукторов. Проехали немного, у станции Цырма кто-то открыл стоп-кран в составе. Пошла беспорядочная пулеметная стрельба из леса...Люди выпрыгивают из вагонов и тут же падают под пулями... Из вагонов полетели вещи, узлы, куры квохчут, какие-то люди все тащат в лес, стреляют людей прямо у вагонов. Натуральный бандитизм, как в гражданскую. Сидим с помощником, ни живы, ни мертвы, партийный билет спрятал в голенище сапога. Вдруг с двух сторон будки одновременно: "Стой! Руки вверх! Ни с места!" Залезают в будку два бугая с наганами: один в меня целится, второй - в помощника. И на своем языке переговариваются. Главный бандюга приказывает: "Двигай на Резекне, там рассчитаемся!"
Делать нечего. Переглянулись осторожно - пока подчинимся, а там посмотрим. Заныли клапаны, помощник закачал воду, и тут сорвался поливной рукавчик с крутым кипятком - заплясал по полу, как змея. Оба бугая заорали истошными голосами - их ошпарило. Кирсанов угольной лопатой своего по голове - бабах! - тот упал! Я своего - головой в живот! - тоже на полу! Кирсанов ему наотмашь лопатой по лбу добавил - вырубил окончательно.
- Коля, - кричит, - проволоку давай!
Скрутили им руки за спину, связали ноги. Бандюги очнулись, застонали. Кирсанов срезал у них пуговицы на штанах, а своему примотал руки за голову - его же ремнем. Теперь у нас два нагана, теперь мы вооружены. Тут и стрельба стихла, все налетчики в лес убежали. Только слышно, как куры в лесу кудахчут да люди у вагонов плачут.
Стоим. На паровоз влезает гражданский в кожаном реглане, предъявляет энкавэдэшные документы, говорит с прибалтийским акцентом:
- Следует нам попадать обратно на Резекне, а оттуда на Ленинград. А эти что лежат?
- Да мы их в плен взяли, - говорит Кирсанов.
- Везите в Резекне, там разберемся...
Отправились. Гражданский с нами на паровозе, пленные ругаются, - скоро, говорят, большевикам капут. Ну, Коля, им еще по разу преподнес - замолкли... Подъезжаем к Резекне - паника, стрельба...
- Банды орудуют, - говорит энкавэдэшник. - Будем прорываться.
...В итоге 12 июля прибыли в Бологое, сдали пленных, оружие. Нас поблагодарил капитан НКВД.
Неужели паровозная служба да Саламбеков не могли вооружить паровозные бригады? Хорошо, что все обошлось, а ведь они могли нас расстрелять, вывести из строя паровоз, сделать крушение, - об этом начальство не подумало..."
Машинист депо Московская-Сортировочная Кричкунас Ф. Ф.:
"Начальство из паровозной службы не выпустило никаких наставлений, инструкций, как должен поступать машинист при налете фашистских самолетов на поезд, повреждении паровоза и т. д. Все брошено на опыт и интуицию паровозной бригады, а если механик убит, как дальше?..
Так вот случай подкараулил меня. С Варшавской-Товарной взял состав с красноармейцами и народными ополченцами... На паровозе красноармеец-телефонист, тут же и комендант эшелона, коротко сказал: "Идем под Лугу - там тяжелые бои..."
Тронулись! Главного кондуктора нет, только старший на хвосте; нет поездного мастера, а если буксы загорятся - кто устранит? А военным все равно - вперед и вперед! Им нет дела до наших правил технической эксплуатации и инструкций... Расписание тоже не действует - война!..
Только эшелон ввалился на станцию Серебрянка, из-за леса вылетели фашистские самолеты и давай поливать свинцом по составу. Встали на водокачку - досталось и нам! Вдруг где-то зашипело, пар садится - уже 8 атмосфер. Помощник кричит: "Клапан снесло!" А тут прибегает комендант: "Поехали!" А пар уже сел вполовину - до 5 атмосфер. Вторая волна самолетов - опять обстрел. Я коменданту: "Дальше следовать не могу". Он пистолет из кобуры рвет: "Трибунал!"
Шум, крики, брань. Вывели меня к паровозу, поставили на колени: "Завяжи глаза!" Отказался! Подошло отделение красноармейцев, щелкнули затворы, молюсь Богу, а тут дежурный по станции бежит: "Даем вам паровоз в голову!"
Поддали мне пинка, я взлетел на паровоз, тут мой помощник Вася Климов говорит: "Давай забьем дырку клапана клином!" Обожглись, но забили. Паровоз подошел, сцепились и пошли дальше. Даже испугаться толком не успел. Если бы не этот паровоз, лежал бы расстрелянным. На ходу нагнали пары".
Кочегар паровоза Вера Архипова:
"Наш паровоз срочно отправили на станцию Кастенскую - под "червяк", разрушать пути, чтобы немец не мог дорогой пользоваться. Едем, а сзади рельсы, как проволока, загибаются.
Сколько путей разрушили - не помню, работала и за помощника машиниста, и за кочегара. А беженцы все отступают, на паровоз лезут с детишками, раненых много. Фашисты прощупали наш "червяк", отбомбили, но в паровоз не попали. Двигаемся в сторону Ново-Лисино, вдруг видим - впереди мост горит! Встали. На паровоз взлетает военный, и к машинисту Масальскому: "Взрывай паровоз! Отступайте!" Тут и мост рухнул. Я слетела с паровоза и пошла брод искать. Нашла. К полуночи, вся мокрая, добрела до Ново-Лисина. Тяжело было, но не представляла, что ждет впереди..."
Многие железнодорожники в искреннем порыве скорее набить морду фрицам ушли добровольцами на фронт, скрыв в военкоматах вкладыши "брони", которые с 1930 года были в военных билетах почти у всех работников железнодорожного транспорта: "Во время военных действий не подлежит мобилизации, так как является специалистом данной профессии".
К страшному декабрю 1941 года на железных дорогах Ленинграда случилась катастрофическая нехватка паровозных бригад и других специалистов - ремонтников, путейцев, кондукторов, поездных мастеров... Штабеля продовольственных и военных грузов, скопившихся на станции Ладожское Озеро, не могли быть доставлены в Ленинград: оживить обыкновенными дровами замерзший паровоз и провести состав в пятьдесят вагонов по занесенным снегом путям мог далеко не каждый железнодорожник.
27 октября 2004 года, Зеленогорск.
Чем дальше от блокады, тем больше сказок и домыслов.
Рассказывают, что ленинградское начальство, собираясь драпать, планировало устроить аэродром на Дворцовой площади: свалить Александрийскую колонну в специально вырытую траншею и спилить деревья в саду возле Адмиралтейства, чтобы самолеты могли зайти на посадку, а потом взлететь. Только куда намеревалось драпать начальство - в Москву к доброму товарищу Сталину или в близкую Финляндию, воевавшую с нами? И что, не хватило бы других аэродромов, которые были в Ленинграде?
Сейчас много спекуляций о том, как питалось начальство в блокадном Ленинграде. Больше всех достается астматику Жданову. И в теннис он играл на подземных кортах под Смольным, чтобы лишний вес согнать, и поваров приказывал расстреливать, которые холодные булочки подавали к чаю, и собственная корова у него паслась на берегу Невы под маскировочной сеткой... Бред какой-то... Узнавал - никаких кортов никогда под Смольным не было. И поваров не расстреливали. И вообще, подавать булочки к чаю - не их работа. И все прочее...
Тут важно другое. Что, Жданову, который работал с утра до вечера, принимал сотни людей, давал сотни указаний, готовил документы, постоянно находился на связи, был, в конце концов, членом Военного совета фронта, и на него распространялась не городская норма питания, а военная, ему надо было получать, как иждивенцам, служащим и детям, 125 граммов хлеба в день? Ну, давайте выдадим ему мысленно задним числом эту пайку и посмотрим, что сможет сделать для города этот едва волочащий ноги человек, впадающий в дрему от усталости и думающий о теплом уголке.
Не следует забывать, что город Ленинград и Ленинградский фронт питались по разным нормам и закрома у них были разные. И надо обладать весьма узким сознанием, чтобы не понимать разницы между долей фронтовика - на переднем крае обороны - в окопе - и долей блокадного горожанина-страдальца.
А руководители производства? Кто сталкивался с производством, понимает, о чем речь. Чертежи, станки, оборудование, инструмент, электроэнергия, сжатый воздух, смазка, сверла, абразивы, чтобы заточить те же сверла и токарные резцы, шайбы, доски и рейки для ящиков, вощеная бумага, железная лента для окантовки, бланки сопроводительной документации, которые надо отпечатать и заполнить, краска, кисти, растворитель... Завод - это целое государство.
А люди? Накормить, напоить, научить ремеслу, обогреть, похвалить, поругать, но не обидеть, организовать быт на заводе... И часто этими людьми, этой рабочей силой, "трудовыми резервами" были мальчишки-девчонки, которые вставали на ящик, чтобы дотянуться до шпинделя токарного станка. ("Нам в сорок третьем выдали медали, // И только в сорок пятом - паспорта".)
А все это в городе, отрезанном от страны, в городе, где не ходят трамваи, не журчит из крана вода, не работает канализация.
Да, шкурничество, вороватость, лень, барство, подлость и другие не лучшие качества человека проявлялись в блокадном городе - это неоспоримый факт. Было бы удивительно, случись наоборот - люди есть люди... Трудности военного времени - катализатор человеческой натуры, ускоряющий ее проявление.
Вот, пожалуйста.
"...партийные и советские органы, не говоря уже об уровне Военного совета, Городского комитета и Областного комитета ВКП(б), тягот голода в дни блокады на себе практически не ощущали. Если руководящие работники промышленных предприятий (директора и их заместители, главные инженеры), крупные работники науки, литературы и искусства дополнительно к карточкам получали обеды, обеденные карточки и сухие пайки, то "руководящие работники партийных, комсомольских, советских, профсоюзных организаций", кроме названных выше привилегий, имели возможность ужина. На особом литерном питании находились командование Ленфронта и КБФ, высокопоставленные командированные, а также семьи генералов, адмиралов и Героев Советского Союза" (Никита Ломагин. "Неизвестная блокада". С. 151).
Или вот:
Из спецдонесения заместителя начальника УНКВД Ленинградской области от 22 декабря 1941 года на имя секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) Я. Ф. Капустина о вопиющих нарушениях в сфере распределения продовольствия со стороны руководителей Приморского района города Ленинграда на протяжении военных месяцев 1941 года.
"С наступлением войны секретари Приморского РК ВКП(б) и председатель райисполкома организовали в столовой 13 при райисполкоме 2 нелегальные группы на незаконное получение продуктов питания без карточек. Первые месяцы войны, когда продуктов питания в городе было достаточно, существование таких групп в 5 и 7 человек не вызывало никаких резких суждений и толкований, но теперь, когда с продуктами питания положение в городе весьма серьезное, существование таких двух групп казалось бы недопустимым.
С ноября месяца одна из групп в 7 человек на получение продуктов питания без карточек была ликвидирована, а группа в 5 человек осталась существовать и по настоящее время. Продукты питания без карточек секретарь РК ВКП(б) Харитонов дал указание получать коменданту Сергееву непосредственно самим от треста столовых, а не столовой 13, что им и делается.
По имеющимся данным известно, что трестом столовых перед ноябрьскими праздниками было отпущено специально для столовой 13 - 10 кг шоколада, 8 кг зернистой икры и консервы. Все это было взято в РК ВКП(б), а 6 ноября из РК ВКП(б) звонили директору столовой Викторовой, требуя предоставления еще шоколада, на что последняя отказалась выполнить их требование.
Незаконное получение продуктов идет за счет государства, на что ежемесячно расходуется 2-2,5 тысячи рублей, а в ноябре месяце было израсходовано 4 тысячи рублей. Представленный трестом столовых счет на 4 тысячи рублей пред. райисполкома Белоус к оплате, последний отказывается его оплатить, а хочет сумму в 5 тыс. рублей отнести за счет спецфондов.
Харитонов, полученные директором столовой 13 папиросы "Зефир" для всего аппарата РК ВКП(б), в том числе и сотрудников РО НКВД, дал приказание директору эти папиросы около 1000 пачек никому не выдавать, заявляя: "Я сам буду курить".
Сейчас нет возможности выдавать детям пирожное, а Белоус в начале ноября с. г. звонил Таубину: "Достать ему 20 шт. пирожных". Это последним было выполнено. Сообщается на Ваше распоряжение" (Никита Ломагин. "Неизвестная блокада". С. 152).
Н. Ломагин пишет, что все упоминавшиеся в документе лица продолжили работу на прежних должностях, и обращает внимание на неоперативность УНКВД - злоупотребления имели место с начала войны, а информация в Смольный пошла лишь в конце декабря 1941 года. Вероятно, обида за папиросы, которые не выдали чекистам, имела место, и накопленному компромату все же дали ход.
Наверное, они не были святыми. Но не нам из нашего времени ставить им оценки по пятибалльной системе. Лучше честно взглянуть на самих себя. По миллиону в год уменьшается население. Старики бедствуют. Двадцать олигархов обладают всеми богатствами страны. Армия развалена, НАТО стоит у наших границ, и господа Повзнеры каждый день упрекают нас собственной историей... И помощников у них хватает, в том числе в рядах писателей!
Вот вдруг, через полвека, сыскались счетоводы, задиристо взявшиеся поправлять и корректировать число жертв блокады. Цифры, дескать, объявленные советской властью, заниженные. На самом деле не 700 тысяч человек погибло в осажденном Ленинграде, а на 200 тысяч более. И с такой радостью и сорочьей поспешностью об этом сообщается, словно не о погибших, а о родившихся идет речь. И почему-то не к Германии сей счет предъявляется, а к своим, к тем, кто якобы занизил число умерших и кого самих уже нет в живых.
Вот, дескать, какая бесстыжая была у нас власть. Фашисты тут совсем ни при чем, это наши виноваты, они скрывали!
А почему эти корректировщики не хотят добавить трагическую цифру к материалам Нюрнбергского процесса? Срока давности по преступлениям против человечества не существует...
И надо ли добавлять? В блокадном городе кое-кому было выгодно завышать количество смертей.
Докладная записка городского управления милиции П. С. Попкову
о приписках при перевозке трупов
29 апреля 1942 года. Литер "А"
В целях ускорения работы по вывозке трупов из районных моргов и прозекторских больниц на транспорте, находящемся в ведении треста "Похоронное дело", введена прогрессивная оплата труда - за каждую сделанную сверх установленной нормы поездку шофер и бригада грузчиков получают дополнительно 50 г водки и 100 г хлеба.
Однако должный эффект этого мероприятия снижается отсутствием контроля за работой транспорта как со стороны треста "Похоронное дело", так и со стороны райкоммунотдела и больниц.
Отметка путевых листов транспорта, отражающих проделанную работу, возложена на низовых незаинтересованных работников - на сторожей моргов и кладбищ, на санитаров больниц, которые производя отметку, подсчета вывозимых трупов не производят, подписывают любое количество, записанное в путевом листе. Эти обстоятельства широко используются транспортными бригадами, которые предпочитают получать прогрессивную надбавку не увеличением интенсивности труда, а путем злоупотреблений. Так, например, при контрольной проверке одной из бригад 20.IV-1942 г. оказалось, что сторож Приморского морга Андреева заверила шоферу путевой лист на 220 трупов, тогда как этой машиной доставлено на Пискаревское кладбище всего лишь 107 трупов, т. е. на 113 трупов меньше. Таким образом бригада могла оформить лишнюю поездку, фактически ее не сделав.
Аналогичные факты не единичны и имеют место исключительно благодаря отсутствию должного контроля транспорта.
Доводя до Вашего сведения об изложенном, прошу сделать соответствующие указания райкоммунотделам, горздравотделу и тресту "Похоронное дело" на необходимость установления строгого контроля за работой транспорта по перевозке трупов, что даст возможность усилить его работу и ликвидировать распространившиеся злоупотребления.
Начальник Управления милиции г. Ленинграда
инспектор милиции Е. Грушко
Резолюция: Тов. Шеховцов! Надо разобраться, а жуликов сдать под суд. Попков. 4.V.42 (ЦГА СПб., ф. 7384, оп. 3, д. 58, л. 122-122 об. ПОДЛИННИК.
В тресте "Похоронное дело"- вымогательства и грабеж. Чтобы похоронить в гробу и в земле (гроб могли просто прикопать или еще хуже - продать по второму разу), могильщики требовали в жуткие дни декабря 1941 года до трех буханок хлеба! При карточной норме иждивенца в 125 граммов! После разборок директору треста "Похоронное дело" Кошману дали восемь лет тюрьмы.
Многие историки приводят такие данные: "Общие безвозвратные потери советских вооруженных сил в битве за Ленинград составили около 980 тыс. человек. В результате блокады города умерло примерно 700 тыс. человек".
А сколько из этой цифры могильщики могли приписать? Теперь и сто прокуроров не разберутся.
...Семьсот тысяч ленинградцев, полегших в землю и развеянных трубами городских крематориев, призывают: говорите правду! всю, до конца! Говорите, как умер я, как умерли мой брат, мама, бабушка, как Севке из пятой квартиры срезало голову осколком снаряда, и голова с широко открытыми глазами заскакала по ступенькам лестницы. А мы от страха и ужаса лишь корчились на карачках и пускали длинные желтые слюни, а когда осела пыль от взрыва и тело Севки успокоилось, Лиза поскользнулась на крови и сломала руку.
Расскажите, как мы ненавидели фрицев, как зло стучали наши маленькие сердца и сжимались кулаки, когда мы сидели в бомбоубежище и придумывали казнь для Гитлера и его солдат после нашей победы!
Расскажите, почему пятилетнего Леньку из нашего двора прозвали Меня-чуть-не-съели. Как двое мужичков повели его через подворотню на улицу, обещая конфет, но он не знал, что такое конфеты, и они пообещали ему хлеба, и тогда он пошел с ними, но кто-то успел крикнуть его матери, что ребенка уводят, и она на ослабевших ногах догнала их и вырвала сына...
Расскажите все, как было, расскажите о величии духа и его падениях...
Но не подчиняйте факты своей художественной идее - возвысить или приземлить минувшее. Не ставьте нам оценок из своего сытого настоящего. И пусть вам помогут те, кто выжил в блокадном аду!.. Дайте им слово...
28 сентября 2004 года, Петербург.
Был в Управлении Октябрьской железной дороги на совещании, посвященном подготовке к 60-летию Победы. На совещании присутствовало человек двадцать - все молодые, хорошо одетые, пахнущие дорогой парфюмерией.
Говорят, на железной дороге, все, кроме рельсов, шпал, ремонтных депо, средств связи и балластной призмы, отдано частным компаниям. Уверенная поступь государственного капитализма.
Меня не покидало ощущение, что тени военных железнодорожников, некогда обитавших в старинных кабинетах на площади Островского, с осторожным интересом взирают на собравшуюся молодежь.
В конце заседания мне дали слово. Я представился, коротко рассказал историю вопроса и предложил снять документально-исторический фильм о блокадных железнодорожниках, о "коридоре смерти". Сказал, что в наше время только телефильм может вызвать у людей интерес к забытой теме, расшевелить молодежь. Было видно, что некоторые слышат о "коридоре смерти" впервые, но тема их цепляет. Оживились, стали задавать вопросы. Молодая женщина, похожая на директора вагона-ресторана, сказала с чувством, что ее дед во время войны был машинистом и "надо обязательно показать про них кино". Покивали, обещали рассмотреть заявку на фильм, потом шумно расходились.
Я вышел на площадь Островского, прошел мимо машин, сверкающих у входа в управление, и посидел на лавочке под желтыми осенними деревьями в Екатерининском садике. Рядом азартно стучали по кнопкам шахматных часов. Уже на пенсии отец работал в управлении, в отделе жалоб и обращений Дорпрофсожа, и в его блокнотах той поры встречаются записи: "Вы знаете, сколько людей еще живет в подвалах?", "Сергеева, с тремя детьми, на очередь не ставят, муж-инвалид, пьет, дерется..." Батя всегда о ком-то хлопотал: устраивал на работу вышедшего из тюрьмы Славку Воронова, сына паровозного машиниста, переправлял в Москву жалобы путейцев, плотно живших в зеленогорских бараках, и никогда не сидел на лавочке с "домкомом", что я - подросток - особенно ценил.
Мне показалось, отец тоже взирал на меня в старинном кабинете, где проходило совещание. Надеюсь, я его не огорчил.
Продолжаю сканировать "Неизвестную блокаду".
Док. 61, 25 декабря 1941 года.
Расхитители социалистической собственности и спекулянты, используя продовольственные трудности, продают продукты питания по ценам:
Хлеб........................................ 100 грамм - 30 рубл.
Масло...................................... 100 грамм - 70-80 рубл.
Сахар....................................... 100 - - 30 рубл.
Мясо........................................ 1 кгр - 200 рубл.
Конина.................................... 1 кгр - 150 рубл.
Картофель................................ 1 кгр - 60 рубл.
Чай.......................................... 50 грамм - 60 рубл.
Жмых (дуранда)....................... 1 кгр - 80-100 рубл.
Шоколад "Спорт"................... 100 грамм - 130-160 р.
Папиросы "Беломорканал"...... 1 пачка - 10 рубл.
Конфеты шоколадные.............. 1 шт. - до 5 рубл.
Отмечены факты обмена продуктов на промтовары по следующей стоимости:
За дамское кроличье манто - 1 пуд картофеля
За карманные часы - 1,5 кгр. хлеба
За валенки с галошами - 4 кгр. жмыха
За русские сапоги - 3 кгр. хлеба.
За время с 1 октября за спекуляцию и хищение социалистической собственности арестовано 1.524 чел.
29 сентября 2004 года, суббота, Зеленогорск.
Закончил расшифровку беседы с Мариной Георгиевной Ковалевской - я познакомился с ней в Феодосии, на нашей писательской горе, куда мы с Ольгой ездили этим летом на двадцать дней. Они с мужем несколько лет назад купили там домик на высоте 270 метров, чуть выше нашей будки. Живут с весны до осени. Милая семейная пара. Сын Сергей - поэт, гитарист, живет с женой в Феодосии, у них там домик недалеко от моря.
Марина Георгиевна Ковалевская, 1929 года рождения, во время блокады проживала на ул. Жуковского, 31. Была эвакуирована с матерью, братом и сестрой 24 июня 1942 года на катере через Ладожское озеро. До 1945 года находились в Башкирии - деревня Утюганово, районный центр Карламан, затем станция Белое Озеро, дер. Дарьино, затем снова Уфа. Реэвакуировались в ноябре 1945 года. Вернуться тоже были проблемы: их квартира была занята людьми из разбомбленного дома.
Отец - Ковалевский Георгий Владимирович, 1905 года рождения, заведующий отделом зерновых во Всесоюзном институте растениеводства (ВИР). Умер от голода 12 марта 1942 года. Это он и его сотрудники спасли коллекцию зерновых в блокаду.
Дед - Ковалевский Владимир Иванович, один из основателей Политехнического института, был замминистра финансов (при С. Ю. Витте), окончил Лесотехническую академию, сидел два года в тюрьме за укрывательство народовольца С. Нечаева (тот ночевал у него одну ночь), работал в министерстве мануфактур, там его и нашел Витте. Вместе с Д. И. Менделеевым разрабатывал систему политехнического образования в России.
За двоюродным братом деда была замужем Софья Ковалевская, урожденная Корвин-Круковская, первая в мире женщина-профессор.
Мать - Елена Владимировна Ковалевская (урожд. Дючконова), 1905 года рождения, умерла в 1996 году, работала в "Ленэнерго". Сразу после начала войны она уволилась - собиралась эвакуироваться с детьми. Произошла путаница. Ей предложили эвакуировать детей одних, она не отдала. Обратно на работу не взяли, лишилась карточки служащего.
"...Голод начался в конце ноября. Отец принес с работы пакетик морской капусты. Напротив дома 32 по ул. Жуковского упала пятисоткилограммовая бомба, все разнесла в пух и прах. В нашем доме вылетели все окна. Впервые в жизни испытала животный страх.
|
