Аннотация: Беседа с Дмитрием Андреевичем Достоевским
Правнук Достоевского в Доме Набокова
Дмитрий Достоевский:
1) "Я пришел к книгам своего прадеда после двадцати пяти лет..."
2) "В молодости я сознательно выбрал "дорогу в народ", и не жалею об этом. Знания можно начитать - жизнь по книгам не узнаешь".
Как воспринимают произведения Федора Достоевского в современном мире, и как живется потомкам великого писателя на петербургской земле, рассказал на очередном заседании Писательского клуба правнук классика русской литературы - Дмитрий Андреевич Достоевский, типичный ленинградец и типичный петербуржец.
С гостем беседовали ведущий Писательского клуба Дмитрий Каралис и заведующий отделом культуры "Невского времени" Владимир Желтов.
Дмитрий Каралис (Д.К.):Вашего прадедаФедора Михайловича пытались запретить, объявляли мракобесом, призывали "сбросить с корабля современности", но не удалось - книги Достоевского хранились в домашних библиотеках, их читали, несмотря на запреты, да и в личной библиотеке Сталина имелись книги Достоевского...
Дмитрий Достоевский (Д.Д.): Будучи в молодости семинаристом, Сталин, возможно, спотыкался на строчке из "Дневника писателя": "Самый страшный человек - это неоконченный семинарист". Но он понимал, какая перед ним глыба русского характера. И Достоевского возвратили народу, его вновь стали издавать, изучать.
Д.К. Вокруг имени Достоевского, как и вокруг других имен русской литературы, собираются команды ученых, они трактуют их творчество, пишут о них книги - делают творчество писателей своей профессией, иногда безжалостно копаются в их личной жизни. Мне, например, исследователи творчества Достоевского надолго отбили всякую охоту читать Федора Михайловича. В десятом классе я прочитал биографию Достоевского, написанную в серии "ЖЗЛ" Василием Гроссманом, и ужаснулся: писатель предстал желчным, завистливым человеком, он молился, чтобы Бог послал ему выигрыш в рулетку, он был одержим мелкими страстями... Таково было мое первое соприкосновение с достоевоведением.
Д.Д.: Не самым, надо сказать, лучшим - ангажированным.
Д.К.: Лет до тридцати я не брался за Достоевского, хотя в школьные годы с удовольствием прочитал в его "Дневнике писателя" - "Нечто о вранье" и рассуждения о русском мате - изумительные по точности наблюдения, сделанные в конце девятнадцатого века, но актуальные до сих пор. О том, что русский человек врет зачастую не для собственной выгоды, а единственно, чтобы поразить воображение собеседника, доставить ему удовольствие... Мне кажется, воду классики надо пить из первоисточника, из ключа, а не из литературоведческих бутылочек с уже наклеенными этикетками.
Д.Д.: Иногда "В контакте" молодые люди просят меня: порекомендуйте основные книги по творчеству Достоевского. Я отвечаю: критикуйте и делайте выводы сами, потому что Достоевский сугубо индивидуален. И проходите мимо того, что пишут о нем, если вы, конечно, не филологи. Достоевского надо принять в себя самостоятельно, перейти через барьер недоверия к нему, иначе возникнет мучительная борьба, текст жуткий, тяжелый, страсти нешуточные, и никакое достоевоведение не поможет. Я сам пришел к книгам своего прадеда после двадцати пяти лет...
Владимир Желтов (Вл.Ж.): Пушкин - наше все, но Пушкина в Японии не знают. А Достоевского знают во всем мире. Он, пожалуй, самый после Михаила Булгакова издаваемый автор.
Д.Д.: У японцев Достоевский вообще национальный герой.
Вл.Ж.: А что японцам до нашего Достоевского, до нашего православия?
Д.Д.: Японцы такие же эмоциональные, как мы, но внутренняя пружина более сжата. Когда я прилетел в Японию, то обнаружил, что все мужчины, начиная с профессуры и кончая обычным подметальщиком мусора - пьяные.
Д.К.: В рабочее время?
Д.Д.: Нет, работа - это святое. Но после работы большинство мужчин идет поддавать, и ночуют в специальных гостиницах, где есть маленькие комнатки-пеналы, в которые они закладывается, а утром опять идут на работу. Многие японские мужчины так живут - семья сама по себе, они - сами по себе. Сопровождавший меня профессор пил и меня заставлял - я думал, сопьюсь в Японии за две недели. А не выпьешь с ними саке - обижаются, как и русские. При внешней сдержанности, у японцев эмоции бьют через край. И чтобы японцу выйти на откровенный разговор, нужно, чтобы на столике стояло. Кстати, именно японец Акутагава - первый классик, кто открыто заявил, что его творчество основано на Достоевском. И за ним многие писатели время от времени признаются: Достоевский - мой учитель.
Д.К.: Вас часто приглашают в другие страны как представителя семьи Достоевских, но вы не литературовед, не филолог, вы - как сами любите подчеркивать - обладатель двадцати шести вполне земных специальностей - трамвайщик, электрик, радиомонтажник, алмазчик, почтальон... Как вы общаетесь с любителями творчества вашего знаменитого прадеда, с профессорами, писателями, литературоведами? Наверное, надо знать творчество Федора Михайловича от и до, владеть, как говорится, вопросом?
Д.Д.: Моя жизнь разделяется на две части. Первая - личная. Вторая - потомок Достоевского. Если меня ночью разбудят и зададут вопрос, как потомку Достоевского, я должен встряхнуться и ответить по всей форме, а не отмахнуться. Это моя родовая обязанность, которую я четко воспринимаю и пытаюсь передать своему сыну Алексею, который сейчас волею судеб капитан монастырского флота на Валааме. Слава Богу, я не стал профессиональным достоевоведом, хотя творчество прадеда и его биографию знаю не хуже профессоров из Института русской литературы. Моя мама долгие годы была Главным библиотекарем в Публичной библиотеке, и очень хотела, чтобы я получил филологическое образование. Но я сознательно выбрал "дорогу в народ", и не жалею об этом. Знания можно начитать, а жизнь по книгам не узнаешь.
Д.К.: Роду Достоевских недавно было пятьсот лет - он дал России массу замечательных личностей - и военных, и служивых людей, и поэт Арсеньев из этого же рода, есть пересечения с родом Пушкиных. Братья Федора Михайловича - Николай и Андрей Достоевский были гражданскими архитекторами...
Д.Д.: Да, семья была большая, я знаю три дома, построенные братом Федора Михайловича - Николаем: на Васильевском острове и на улице "Правды"... Достоевские зародились на землях нынешней Белоруссии - городок Пинск, родовое село Достоево, я недавно был там, посидел на родовых камнях. "Достоин" - это воинский человек, воинское звание, мои предки были ратными людьми. Например, мой отец учился в Политехническом институте на факультете моторных агрегатов, тракторов и военной техники. Воевал на Невском пятачке. И остался жив благодаря своему деду-писателю - пуля попала в бюст Достоевского, который он взял с собой на войну. Были такие легкие бюстики, пустотелые, у меня дома сейчас такой стоит. В одном из писем он пишет - "пуля, предназначавшаяся мне, попала в бюст Достоевского, и у меня на спине теперь только большой синяк". То есть, дед спас внука. Это уже мистика. Отец дошел до Кенигсберга, там его, как танкового специалиста развернули на Маньчжурию...
Д.К.:Вы тоже служили в армии. И в нелегкие времена.
Д.Д.: Я служил на Кубе в ВВС, служил в Европе во время чехословацких событий. Еще до армии я получил в клубе ДОСААФ хорошую армейскую специальность - диспетчер дальнего привода посадки военных самолетов. Расчет посадочной глиссады - смесь электроники и математики. На Кубе мы ходили в рубашках с коротким рукавом, а на заборах висели кубинки с сигарами в руках - заманивали нас, подзывали и все такое прочее. А когда из казармы или палатки выходил наш блондин, они восторженно завывали и падали с забора. Веселая была компания, но - кругом начальство. Потом нас в ужасных условиях тайно отправили с Кубы в Союз - в трюме сухогруза с койками чуть ли не в восемь этажей. Сыро, страшно, душно. Днем температура до плюс шестидесяти, на палубу выпускали только ночью. А ночью холодно, ветер океанский прет, и нас гоняют с борта на борт, потому что неподалеку ходит галсами американский корвет и освещает прожекторами. Нас прятали. И вот однажды всплывает наша подводная лодка, только ее рубка вышла - и эти корветы - сначала один, потом второй - сразу за горизонт. И было такое громогласное "Ура!", что железо на корабле загремело. Никогда этого "Ура!" не забуду. Лодка несколько часов нас сопровождала, и мы на нее никак налюбоваться не могли.
Сейчас я пишу мемуары, и печатаю их "В Контакте" - у меня там хорошая молодежная аудитория, ребята пишут интересные отзывы. Я петербуржец в четвертом поколении, родился в географическом центре города, рядом с Исаакиевским собором: улица Союза Связи, дом 5, квартира 4 - наш адрес. Это была 7-комнатная квартира действительного статского советника Андрея Михайловича Достоевского, брата писателя. Потом Андрея Андреевича Достоевского, его сына - племянника писателя, а к моему рождению квартира превратилась в одну комнату над аркой. Этот дом уже умер. Он первый в городе, как выяснилось, был продан частному лицу. Сейчас он заклеен тканью, там что-то строят. У меня есть рассказы о том, пленные немцы восстанавливали у нас во дворе флигель, наполовину разрушенный снарядом во время блокады Ленинграда. Мы играли рядом, и с немцами почти не общались, хотя все время на них посматривали. И они на нас - все же люди. И когда они закончили работу, какой-то немец наделал ветряков и воткнул их в кучу песка. Помню, вышел утром - "Ах!" - стоят разноцветные ветряки вертятся, такое удовольствие!
Вл. Ж.: А какая самая любимая ваша профессия?
Д.Д.: Водитель трамвая, вожатый. Она случилась неожиданно, но стала любимой. Это одна из немногих профессий, которая позволяет наблюдать жизнь города! С годами мастерство позволяло уже смотреть не только на рельсы, а поглядывать по сторонам с уровня почти второго этажа. Я недавно написал: "Вечером, когда зажигаются окна, я вижу: эти люстру поменяли, эти шкаф новый купили, здесь родился ребенок - уже в знакомых мне квартирах, мимо которых я еду".
Во всех профессиях я достигал определенных высот. Я стал, например, водителем-учителем. Первый класс. Осталась только следующая ступень - водитель-наставник. Я водил трамвай восемь лет. И еще бы водил, если бы не произошла авария - отказали все тормоза. И я, как снаряд, летел по 58-му маршруту в Сосновой Поляне. Тогда я впервые в жизни почувствовал, как волосы двигаются на голове, потому что у меня два полных вагона со школьниками, которые ехали на встречу с ветеранами, это было 8-го мая. Я выскочил из кабины, и заорал "Спасайся кто может!" таким голосом, что даже во втором вагоне услышали. От моего крика все уцепились, за что могли. И никаких тормозов, только остатки воздуха, чтобы позвонить в звонок, вылетая на остановку, где полно народу, а потом я выскочил на красный свет, сбил продуктовую машину с бочковыми помидорами - они раскатились, пролетел еще сто пятьдесят метров и остановился на виадуке. Слава Богу, никто серьезно не пострадал. Но водить трамвай я вскоре бросил - стало страшно.
Д.К.: Имя Федора Михайловича Достоевского привлекает не только любителей литературы, его пытаются сделать торговым брендом - открывают казино, носящие имя классика, ресторанчики, выпускают облигации. Род Достоевских заявляет протесты по этим поводам?
Д.Д.: Да, я как официальный обладатель товарного знака на нашу фамилию, заявляю протесты через своего адвоката. И по казино, и по гостинице, и по разным другим злачным местам, названным именем Достоевского. У меня есть государственная бумага, свидетельство. Но, к сожалению, в суде все решают деньги. Я-то иду в суд с бумагой, а не с деньгами. Два дела уже проиграны, деньги взяли свое. В конце концов, я не выдержал и "В контакте" предложил: "Давайте будем писать "великий русский игрок Достоевский"! Молодежь в Сети взбурлила... Имя прадеда требует защиты, но доходов, простите, не приносит. Хотя издают Федора Достоевского во всем мире. Я как-то встречался с потомком Александра Дюма, он известный оперный певец. Он тоже сказал: если бы Бог не дал мне голоса, я бы нищенствовал. Знаменитая фамилия и ему денег не приносит, хотя Дюма широко издают, как и Достоевского.
Вл.Ж.: Как вы думаете, почему Федор Достоевский на сегодняшний день - самый издаваемый писатель? Зачем он современному читателю?
Д.Д.: Какой бы ни был век на дворе, человек остается человеком, со всеми своими слабостями. И пока никто не смог обойти Достоевского в мастерстве передачи всех тонкостей и переливов человеческой души. Вот мой пример из советского времени. Мне в юношеском максимализме иногда просто хотелось убить какого-нибудь своего обидчика, мне казалось, что этот шаг изменит мою судьбу к лучшему. Если покопаться, у каждого такие примеры найдутся. Но Достоевский очень просто поставил вопрос: убить человека чрезвычайно легко, это как придавить комара. И он уловил, что люди это прекрасно понимают. Но что будет дальше? Как, перейдя эту черту? Как ты будешь жить, и сможешь ли достигнуть целей, ради которых ты этого никчемного, как тебе казалось, человека убил? Это вопрос всей молодежи, в любое время. А сейчас и в большей степени - у них полная свобода. Оголю пупок и пойду туда - и никто мне не указ, пойду сюда - буду направо-налево ножичком резать, пока не остановят. И вдруг, открыв Достоевского, они обнаруживают, что все это уже было обдумано и перечувствовано: "Вот перед чем я стою, вот что колотится у меня в голове!". Это я подытоживаю и свое собственное ощущение, потому что я тоже с Достоевским боролся.
Вл.Ж.: Некоторые объясняют мировую известность Достоевского не только его мастерством писателя, проникнувшего в тайные закоулки человеческой души, но и доступностью его текстов для перевода. В каких странах не издавался еще Достоевский?
Д.Д.: Если сказать навскидку, то, возможно, Достоевский не издавался в Северной Корее. Но я в этом не уверен. Практически, Достоевский известен на всех континентах. На международной конференции Всемирного общества Достоевского, которая проводится раз в четыре года, были представители и Латинской Америки, и Австралии, и Новой Зеландии, не говоря о традиционных странах, где Достоевский уже давно в большом почете.
Д.К.: Ваши мемуарные записки в Интернете подкупают искренностью и доброжелательность. В них - послевоенный Ленинград, детство, юность, ваша трамвайная эпопея... Похоже, продолжение следует, и конца мемуарам не видно. Все это хорошо читается, и хорошо обсуждается. То есть, вам, правнуку писателя, литературное не чуждо?
Д.Д.: Конечно. Некоторые Достоевские, вслед за знаменитым предком, пробовали себя в литературе. Сын Федор Федорович писал, но сжигал написанное. В Пушкинском доме лежит его письмо на 26 страницах - рассказ о русской бане. Оно было написано матери, но читается как рассказ. Дочь Федора Михайловича - Люба - тоже пыталась стать писательницей. Она знакомится с сыном Льва Толстого, с Львом Львовичем Толстым, ведет с ним дружбу, переписку, надеется, что он обратит на нее внимание... Они вместе пишут пьесы, пытаются ставить. Но ничего не происходит, она остается одна, замуж не выходит, детей у нее нет - это вообще трагедия ее жизни... Я пишу, как очевидец происходившего, не претендуя на писательство в высоком смысле, мне интересно вспоминать то, что я видел и знал, поделиться своим жизненным опытом с молодежью.
Д.К.: Известно, что Петербург - город литературный, некоторые склонны утверждать, что в городской толпе до сих пор мелькают герои Достоевского - то Родион Раскольников, то Сонечка Мармеладова... Сам антураж Петербурга обязывает сохранять, а не разрушать исторические декорации. Если застроить центр города уродцами современной архитектуры, то герои исчезнут, не впишутся в родное для них пространство, найдут другие места обитания. Конечно, это мистика, но мистика во благо традиций города, прославленного всемирно известными писателями, в том числе Достоевским.
Д.Д.: То, что герои разбегутся подальше от новоделов - это факт. Возможно, будет нелепостью, если мы попытаемся законсервировать для каждого литературного героя историческую среду его обитания. Но вторгаться ради прибыли в исторический центр города, изменять его культурный ландшафт - это позор для Петербурга.
Д.К. Думаю, имена застройщиков и чиновников, при которых совершается насилие над Петербургом, не войдут, а влипнут в историю нашего города. Пройдет годы, и к этим коммерческим новостройкам отнесутся, как к "хрущобам" двадцать первого века - будут расселять и сносить.
Д.Д.Как говорил Федор Михайлович, "Нет более комичного, чем настоящая действительность"...
Вл.Ж. Дмитрий Андреевич, с недавнего времени вы - почетный председатель "Международной ассоциации сотрудничества с организациями российских соотечественников", которая ставит своей целью приобщить детей наших эмигрантов к русскому культурному наследию, помочь им не только приехать на каникулы в Петербург, но и пожить в летнем лагере, сделать что-то полезное для страны своих предков. Расскажите, пожалуйста, об этом проекте.
Д.Д.: Есть такая общественная организация "Мир тесен", которую поддерживает городской комитет по молодежной политике. За рубежом я часто сталкиваюсь с молодежью - русской по корням, но уже не говорящей на русском языке - у них есть огромное желании больше узнать о России. Я бы назвал это явление "русскостью" - в отличие от ностальгии, которая присуща поколениям, родившихся в России. Проживая за рубежом, эта молодежь приняла некое враждебно-подозрительное отношение европейцев к России, но зачастую рассказы родителей о прародине разрушают его, вызывают вопросы. Цель проекта - дать им возможность приехать в Россию, где они, занимаясь каким-то конкретным делом вместе со своими русскими сверстниками, получат достоверное представление о стране своих предков...
Д.К. Дмитрий Андреевич, мы надеемся, род Достоевских будет навечно связан с Петербургом, не только памятью о великом писателе, творившем в нашем городе, но и добрыми делами его потомков. Успехов вам в ваших начинаниях. Благополучия вашей семье!