Конец октября 1994 года. Весна в самом разгаре. Сижу на пороге двери в сад и наблюдаю за его обитателями. Сад этот в Претории, в той самой Претории, о правительстве которой мы все были наслышаны, не так ли? Весна здесь осенью. Сад невелик, несколько фруктовых деревьев, да в самом центре могучая вековая акация. Она-то и притягивает птиц, пока не созрели фрукты. К дому примыкает виноградник размером с гараж. Из-за высоты над уровнем моря почти в полтора километра виноград в Претории вызревает только одного сорта, его называют катоба, но он совершенно неотличим от изабеллы, гроздьями свисавшей над головами во всех садах в той маленькой кавказской деревушке на берегу Черного моря, куда меня в детстве отправляли на лето. Листва на лозе уже обильная и сочная и в гуще ее кипит жизнь.
Кипит и пусть кипит. Хочется, конечно, знать, что там шуршит, но страшновато, а вдруг змея, или какой-то злостный паук. Мы только недавно переехали сюда из квартиры в многоквартирном доме в паре кварталов от "Юнион Билдинг", здания в колониальном стиле, где находится приемная президента ЮАР. Там за газонами и цветниками вокруг дома смотрел "бой" лет сорока. Ему же вменялась в обязанность ежедневная мойка горячей водой с мылом мусорных баков после их опорожнения городскими мусорщиками, а также и ежедневная мойка лифтов и лестниц, за чем бдительно следила дама строгих правил, миссис Смит. И вот теперь мы оказались лицом к лицу с африканской природой.
Птицы диковинных расцветок и размером от крох с длинными тонкими клювами, трепещущих, словно бабочки, рядом с цветущими кактусами, до серых хохлатых, скандально крикливых, размером с большую ворону, бестрепетно расхаживающих по траве почти у моих ног, чувствуют себя в нашем саду вполне по-свойски. Возможно, причина проста: только у нас нет ни кошек, ни собак, разве что со скуки забежит соседский бобик Тео, по малости размеров и беспородности не посаженный на цепь. Вследствие тех же причин ему удается просочиться в дырку размером в один кирпич в стене, высотой в рост человека, разделяющей соседние сады. Тео большой охотник до оладий, замешанных на сметане.
Трава растет не по дням, а по часам в буквальном смысле. По утрам понимаешь это со всей очевидностью. Стричь приходится два-три раза в неделю, чтобы, во-первых, она оставалась пригодной для машинной стрижки, а во-вторых, не становилась рассадником нежелательных насекомых, вроде комаров и термитов. Вот так, оказывается, создается английский газон. Наш уже совсем неплох, даже существовавшая прежде проплешина в тени под деревом затянулась и обещает стать самым подходящим местом, где можно будет накрыть стол для гостей, приглашенных на ланч, на обед, по-нашему.
Вот что забавно: если вы здесь приглашаете кого-то на ланч, можете быть уверены, что в четыре часа пополудни ваши гости отправятся восвояси. Не приведи господи предложить кофе в три, они воспримут это как знак, что им уже пора уходить, и поспешат с ним разделаться и отбыть. К ужину можно спокойно приглашать следующую партию гостей. Удобно, особенно если количество приборов и стульев ограничено. Но уходить, не выпив кофе или чая, тоже не принято. Поэтому вначале, не ведая о подобных тонкостях, мы приглашали гостей к часу дня, и, начав потчевать борщом, к шести добирались до тортов и совершенно не могли понять вопросов, не ожидаем ли мы кого-то к обеду. Теперь уж мы не те.
Итак, к вопросу о траве. Она, как уже отмечалось, растет и требует стрижки. И вот, когда ее стрижешь, даже ранним утром, когда солнце еще прячется за ближним холмом, это приятный, но тяжкий труд. И сад уже не кажется маленьким, да и не только садовую траву нужно стричь, но и траву на том газоне, что тянется вдоль вашего забора на улице. Его можно не стричь, конечно, поскольку он не ваш, а собственность муниципалитета, но газонов и парков в городе так много, что до вашей улицы очередь доходит не чаще, чем раз в месяц. Если же уличный газон не стрижен, то можно не сомневаться, в доме поселились наши соотечественники. Как ни удивительно, наших соотечественников в Претории много. Времена-то изменились. И правительство Претории теперь не то. Де Клерк прочно подружился с Манделой, который в свою очередь старается подружиться с вождем Бутулези, чтобы наступил, наконец, на райской земле Южной Африки мир и снизошло на всех благоденствие. Шутники, однако, говорят, что Мандела за долгие годы в тюрьме забыл о подоплеке вражды между племенами зулусов и козу, а дело-то в том, что женщины козу испокон веку предпочитали своим соплеменникам рослых и складных мужчин зулу. Отсюда все и распри. Разве это можно изменить?
На том холме, что заслоняет нам с утра солнце, район роскошных вилл. Как правило, владельцы вилл теперь в них не живут, а сдают их в аренду служащим посольств аккредитованных в Республике Южной Африки, переставшей быть парией. Так вот, с уличными газонами на холме картина та же. Как говорится, было бы смешно, когда бы не было так грустно. Тает всякая надежда увидеть Россию умытой.
И вот с ревущей газонокосилкой я выбираюсь на улицу. Она пуста. По обеим ее сторонам тянется тщательно постриженный газон и непрерывная череда заборов разной высоты. Принимаюсь за дело доведения высоты травы на нашей части уличного газона до общепринятого уровня.
Поглощенная работой, не заметила, что рядом остановился чернокожий парень в чистом оранжевом комбинезоне с ярко-зеленым мусорным баком на колесах, с которым он в течение всего рабочего дня обходит наш квартал, собирая мусор. Я не слышала его приветствия, он ждет, чтобы повторить его, когда я выключу машину. Улыбка в тридцать два белоснежных зуба. И не верится, что мне нужно его опасаться. Он предлагает помочь мне достричь газон, потому что уже слишком жарко. И, вообще, у него есть младший брат, который за малые деньги мог бы стричь этот газон раз в неделю. Снабдив парня бутербродом и соком, обещаю подумать над его предложением. Напевая и даже пританцовывая, парень по имени Мозес, уходит кружить дальше по улицам, чтобы Претория оставалась ухоженной и прекрасной.
Принимаю душ и усаживаюсь под деревом. Собственно Мозес прав: эта работа мне не по силам, особенно учитывая приближение лета. Становится жарко. Но и садовника нанимать очень не хочется. Мне и соседка справа уже намекала, что у ее боя есть один свободный день. А во мне все восстает против барских замашек, да и нравится мне самой заниматься садом. Правда, одна дама заметила мне на это, что заниматься садом, не значит стричь траву, а если нужна физическая нагрузка, то она, например, дважды в неделю играет в теннис по два часа и я могла бы составить ей в том компанию. И что бы вы думали? У ее садовника тоже есть свободный день. Я, однако, в теннис не играю, а учиться уже поздновато. К тому же, однажды я уже проявила слабость, и у нас появилась чернокожая прислуга, Мария.
Мария оказалась чрезвычайно прилежной и чистоплотной и, похоже, это наш крест на всю жизнь. Траву же она стричь не может, потому что, видите ли, дело это не женское. Дом у нас небольшой и вещей в нем мало, так что ее посещения дважды в неделю не являются необходимыми, но она всегда находит, что постирать и погладить. Досталась же она нам спустя всего месяца два после нашего приезда в Преторию.
Однажды утром раздался звонок в квартиру. Я открыла дверь и увидела вышеупомянутую миссис Смит. Тоном, не терпящим возражений, она оповестила меня, что мне несказанно повезло, поскольку у ее "герл" освободились два дня в неделю, и она в эти дни может работать у меня. Мое бормотание относительно того, что я не работаю, и сама вполне справляюсь с домашними делами, она отмела, заявив, что жене профессора не пристало лазать по крышам, а Марии необходима работа. На крыше дома, как это принято в Претории, натянуты веревки, на которых развешивают белье для просушки. И я сдалась. Передала домашние дела Марии, а сама поступила учиться в колледж Претории, чтобы усовершенствовать свой английский, а главное, получить диплом. В колледже есть отделение для взрослых, рассчитанное на иностранцев, которым необходимо знать язык, чтобы получить работу. Это государственное учебное заведение всегда было доступно представителям всех рас и обучение в нем стоит недорого. Я поступила на последний курс ради местного диплома. И вот диплом есть, но и Мария тоже, несмотря на наш переезд в район, куда ей очень неудобно добираться. Мы к ней уже привыкли.
Вдруг в кроне у меня над головой поднялся оглушительный и страшно знакомый щебет, и с дерева, словно ветром, сдуло на траву перед домом стайку обыкновенных сереньких воробышков. Они деловито принялись выклевывать что-то в только что постриженной траве, а один неожиданно стремительно влетел в дом. Я испугалась, что он разобьется об окно, расположенное прямо напротив двери в сад, о которое всегда бились птицы, изредка влетавшие в дом. Но опасения мои оказались излишними. Воробей, действительно, подлетел к окну, но не ударился о стекло, а приземлился на столе перед окном и стал прохаживаться между цветочных горшков, не проявив испуга и при моем появлении в кухне. Погуляв по столу, он мимо меня вылетел через дверь в сад и скоро затерялся среди своих деловитых и не столь любознательных собратьев. А я занялась приготовлением обеда, а когда снова вышла в сад, воробьев там уже не было.
Улица наша длиной километра полтора. Одним своим концом она упирается в огромный крытый комплекс магазинов, ресторанов, кинотеатров и игровых площадок с фонтанами, клумбами и пальмами, а другим в дорогу, ведущую к центру города. По другую сторону этой дороги холм, на вершине которого расположен Университет Южной Африки, где преподает мой муж, а чуть ниже школа, где учится наша дочь.
В начале первого улица оживает. Хлопают дверцы подъезжающих машин, звучат детские голоса, радостно взвизгивают собаки, дождавшиеся хозяев. Время ланча. В школах закончились занятия, дети возвращаются домой. Обычно их привозят родители на машинах, кооперируясь. Наша школа недалеко, но высоко. У всех классов уроки заканчиваются одновременно, в полдень, а начинаются в восемь утра. После сиесты старшеклассники возвращаются обычно в школу на спортивные и кружковые занятия. Прибыла и моя семья.
Садимся обедать. Только я начала рассказывать о необычайно сообразительном воробье, как он сам влетел из сада и приземлился на натертый мастикой линолеум пола. Ноги у него при этом смешно разъехались, но ему удалось сохранить равновесие. Изумленный муж воскликнул:
- Ну, Вася, ты даешь!
- Он же обыкновенный воробей, - удивилась дочь. - Разве они здесь водятся?
- Прилетел на знакомый запах борща.
А Вася стоял, широко расставив ноги, и вид у него был очень бравый. Ни страха, ни удивления в нем не чувствовалось, но мы ему были интересны, это бесспорно. Муж бросил кусочек хлеба подальше, чтобы его не испугать, и Вася, неодобрительно на него покосившись, побрел по скользкому полу, словно забыв о своих крыльях. Преодолев шагом расстояние метра в полтора, отделявшее его от хлеба, воробей схватил его, вспорхнул и вылетел в сад. Мы вышли вслед за ним. Вася в одиночестве расклевывал кусочек хлеба, вынесенный с кухни. Других воробьев в саду было не видно и не слышно. Похоже, Вася нас выбрал в друзья, предпочтя обществу соплеменников.
Покончив с обедом, разошлись по комнатам. Нужно отдохнуть перед вечерними занятиями. Снова тихо на улице. Сиеста.
Часа в два начинает задувать легкий ветерок из ближнего ущелья, народ просыпается и принимается за обычные дела. Разъезжаются машины. Заработали газонокосилки. Многие предпочитают стричь траву во второй половине дня, когда она сухая и более легкая. Мы подтащили к воротам мешки со скошенной травой, вечером отвезем их на пункт, где собирается садовый мусор.
Замечательное это место назвать свалкой не поворачивается язык. Вы минуете огромный цветник и въезжаете на дорогу, огибающую его по кругу. На дальней стороне дорога идет вдоль обрыва, на краю которого стоят рабочие в ярких комбинезонах. Вы разворачиваете машину багажником к обрыву, и рабочие достают мешки с травой и вытряхивают ее в кузов огромного грузовика, стоящего на дороге под обрывом. Туда же выбрасываются срубленные ветки. Все пойдет на приготовление компоста. Здесь же стоит мусороуборочная машина. В нее можно бросить освободившиеся мешки и любой другой мусор, который прихватили из дома. Наполненные мусором машины уезжают, приезжают пустые. Предприятие работает по четкому графику. Когда оно не функционирует, остается только цветник у дороги, с которой открывается изумительный вид на жилые кварталы Претории.
Раз в неделю на городские улицы выезжают ярко-желтые грузовички сборщиков макулатуры. Рабочие собирают выставленные к воротам коробки с накопившейся за неделю бумагой. Ее много из-за обилия рекламных изданий. Естественно, бытовой мусор регулярно вывозится муниципальной службой. Около каждой школы стоят контейнеры для сбора макулатуры, стеклотары и жестяных банок. Конечно, можно бросать все это в общий бак у себя на участке, но цивилизованные люди, оказывается, так не поступают.
Муж с дочерью отбывают на свою гору, а у меня начинается рабочий день. Начинает звонить телефон. Я агент по торговле недвижимостью. Прошла выучку в американской кампании, где и работаю уже несколько месяцев.
Выставленный на продажу дом нужно знать, как свои пять пальцев, особенно его недостатки, поскольку устранение таковых, не указанных при совершении акта купли-продажи производится за счет агентства. Так записано в том длинном меморандуме, под которым я подписалась в присутствии юриста и полицейского чиновника.
Судя по голосу, звонит старик, представляется, интересуется происхождением моего акцента, узнав, удивляется, что хорошо говорю по-английски, расспрашивает о семье. Если бы он не назвал свой адрес, я бы вежливо свернула наш разговор. Но я обратила внимание на этот дом, от него в последнее время словно веет неблагополучием. Хотя уличный газон еще стрижется, некогда прекрасно ухоженный сад зарастает.
Наконец, он просит меня зайти взглянуть на дом. Прикинуть сколько он может стоить. Это на нашей улице, поэтому говорю, что могу придти сегодня. Он явно обрадовался. Договариваемся на пять часов.
Без четверти пять выхожу из дому. На улице теперь полно народа. В основном это чернокожие садовники, служанки, рабочие из торгового комплекса. Они спешат к дороге, где набьются по двадцать-двадцать пять человек в микроавтобусы, рассчитанные на десять-двенадцать мест, которые развезут их по жутким поселениям в зоне притяжения города, где им приходится ночевать. А на уличных газонах расположились темнокожие няньки и кормилицы со своими собственными очаровательными малышами, молочными братьями и сестрами детей белых владельцев домов. Неспешно идущие к дороге люди, весело переговариваются друг с другом и с сидящими на траве. Аборигены никогда не спешат. Они ярко, но со вкусом одеты и прекрасно понимают друг друга, хотя в стране одиннадцать официальных языков, а цвет кожи ее жителей разнится от белого, как сметана, до черного, как вакса. Кто-то из политиков пустил в оборот выражение: рейнбоу нейшн, радужный народ, которое прижилось. Мне тоже улыбаются и приветствуют, я не остаюсь в долгу. Я люблю ходить и поэтому часто оказываюсь одна среди черных, но пока мне ни разу не было страшно.
Помнится, как-то еще в первый год нашей жизни в Претории, я была в городской библиотеке. Она огромная, литература в ней на многих языках, есть и на русском и времени там можно провести много. Находится библиотека в самом центре города, и я любила ходить туда пешком. Дорога занимала не более получаса по главной улице мимо правительственных зданий, банков, магазинов, учебных заведений. Это была очень приятная прогулка, естественно, не в жару. И вот, когда я вышла в тот день из здания библиотеки, моим глазам предстало замечательное зрелище. Огромная толпа чернокожих, одетых вполне цивильно, но среди них люди в набедренных повязках со щитами в рост человека и с копьями в полтора человеческих роста. Пока я наблюдала с лестницы, толпа превратилась в колонну, растянувшуюся по главной улице. Люди запели, зазвучали барабаны. Колонна двинулась в сторону "Юнион Билдинг", то есть в сторону моего дома. Поскольку движение транспорта было перекрыто, я присоединилась к маршу аборигенов. Вокруг меня начали танцевать. Я решила, что танец изображает охоту. Поаплодировала. Переговариваясь, пошли дальше под перекличку барабанов. Вскоре я свернула к дому.
Вечером мне объяснили сотрудники мужа, что это был марш протеста против власти белого меньшинства, и исполняли его участники танец войны. Что были стычки с полицией. Могло и мне достаться. Возможно, меня спас иноземный акцент, а может, и упомянутая мной в разговоре с ними Россия.
Вот и дом, который я пришла оценить. Он угловой, большой сад с несколькими пальмовыми деревьями. Помнится, я видела здесь собаку, но теперь ее нет. Звоню. Дверь сразу открывает высокий сухощавый старик. Он тщательно выбрит и одет. Приглашает в гостиную, предлагает чай. Чувствую, что нужно соглашаться. Говорим о России, он читал Чехова и Достоевского в переводе на английский. Говорит, что его очень удивляет, как русские любят смаковать свои несчастья. Всегда мечтал побывать в России, но не бывать тому. И, как обухом по голове, потому что у него, оказалось, неоперабельный уже рак и ему осталось несколько месяцев и пора перебираться в хоспис под постоянное наблюдение врачей. Садовника и собаку он уже пристроил. Единственный сын у него в Европе, женат, дети еще маленькие, только-только встал на ноги, так как долго не мог найти работу, и он ни в коем случае не хочет, чтобы тот сейчас приезжал, потому что помочь он ничем не может, а работы может лишиться. Ему хотелось бы отдать мне ключ от дома, и чтобы больше о нем не думать. Конечно, чем дороже продастся дом, тем лучше, но главное, поскорей, чтобы сыну с этим уже не возиться. К такому повороту событий я не готова. Спрашиваю, обращался ли он в другие агентства, и получаю ответ, что он выбрал меня, потому что по номеру телефона понял, что я живу где-то рядом, и к тому же, ему очень нравится мой акцент. Он еще шутит. Значит, я здесь из-за моего русского акцента. Вот босс удивится. Благодарю мистера Шульца за доверие. Нельзя сказать, что хочется взваливать на себя ответственность за дом, в котором никого не будет. Хорошо еще, что в нем установлена охранная сигнализация. Чем дальше, тем больше опасений рождается в душе. Не решаюсь оформлять договор, не посоветовавшись с юристом и со своим боссом. Обещаю придти завтра днем, когда будет светло, чтобы в подробностях описать и сфотографировать дом. Со словами ободрения прощаюсь.
Медленно иду домой. Кормилицы с младенцами уже разошлись. Проезжают редкие машины. Из-за заборов пахнет жареным мясом. Ритуальный ужин: буравурсы, жареные на решетке на древесном угле. Это кишки, набитые фаршем разного состава и жирности. Вкусно очень, но слишком питательно для ужина. Однако здесь он называется обедом, а тогда вроде бы так и нужно.
Небо звездное, но напрасно искать на нем Медведиц, над нами сияет Южный крест. Погромыхивает. Грозы бывают жуткие, сродни светопреставлению. Иногда с сильным крупным градом. Но сейчас еще не сезон. А настроение-то хуже некуда.
В саду птичий гомон сменился стрекотанием цикад, где-то квакают лягушки. Васи не видно, улегся спать без ужина, а Тео здесь. Этот определенно отдает предпочтение моим оладьям и сырникам перед сухим кормом, которым его кормят дома.
Ужинаем, наблюдая за манипуляциями Тео с оладьей. Осторожно взяв ее за краешек зубами, он ловко закидывает ее себе на нос, а потом, тряхнув головой, подбрасывает в воздух, ловит и глотает. Цирк на дому.
Неожиданно поднимается оглушительный многоголосый собачий лай. Это кто-то вывел на прогулку пса, а возможно просто взял его с собой, чтобы обезопасить вечерний моцион. Вечером многие бегают. Некоторые бегают рано утром, часов в пять. Сидящим за заборами собакам непереносимо видеть гуляющего собрата, и они завистливо лают. Тео шмыгнул в дыру, чтобы облаивать гуляющих псов из подворотни своего собственного дома.
Выходим и мы пройтись вокруг квартала. Отвозить траву все равно уже поздно. Только теперь замечаю, что мешки-то с травой исчезли. Их, оказывается, захватил с собой приезжавший проверить все ли у нас в порядке хозяин этого дома, который мы снимаем. Сказал, что отвезет их вместе со своим садовым мусором. Дом этот принадлежал еще его родителям, которые давно умерли. И с тех пор сдается внаем и ждет его дочку, пока еще студентку первого курса. Она будет жить с родителями до окончания университета, но не долее того.
Возвращаемся после прогулки. Муж садится работать, дочь готовиться к экзаменам, а я снова за телефон. Договариваюсь о консультации юриста и о встрече с боссом. Бросаю взгляд на календарь и понимаю, что ни с тем, ни с другим я встречаться не могу. Четная неделя. По вторникам четной недели на большой перемене я на вахте в школьном киоске. Ежедневно там дежурят две мамаши. С утра готовят горячие бутерброды с тунцом, с сыром и овощами, чтобы на большой перемене успеть накормить ими тех голодных, которые предпочтут их сладостям. Малыши, естественно, поглощают сладости, но старшеклассники, особенно мальчишки, с удовольствием уплетают сытные и вкусные бутерброды. Придется с кем-то поменяться.
Звоню Молин. Наши дочери учатся в одном классе и дружат. Молин умница и красавица, несмотря на то, что в свои тридцать пять лет имеет пятерых детей. Старшей шестнадцать, младшей только три. Объясняю ей ситуацию, она в шоке, потому что, знает Шульца очень хорошо, недавно видела и разговаривала с ним, училась в школе с его сыном и обязательно ему сейчас же позвонит, а завтра навестит. Дом Шульца недалеко от университета Претории, где учится ее племянник. Он спокойный и серьезный парень и, вероятно, согласится пожить в доме, пока он продается. Обещает найти мне замену на завтра. Как гора с плеч. Конечно, Молин права. Нужно, чтобы в доме пожил человек, на которого можно положиться.
Вот и ночь на дворе. Запираем гараж и двери дома, включаем прожектор, заливающий сад мертвенным светом так, что в нем не остается ни одного темного угла, на улице давно включилось яркое освещение. Занимаем, так сказать, оборону. От кого? Да от тех жизнерадостных и добродушных сограждан, которым не захотелось возвращаться на ночь в свои трущобы.
Во времена апартеида черным не разрешалось оставаться в городе на ночь, а теперь законы изменились, и бездомная и нищая эта молодежь, непривычная к спиртному, которого ей раньше просто не продавали, пьет, а потом творит все, что взбредет в голову. Поэтому даже в нашем благополучном, пока, районе на всех окнах и дверях уже решетки, во дворах не по одной собаке, в большинстве домов установлена электронная сигнализация, машина службы безопасности объезжает квартал несколько раз за ночь, а со стороны городского центра то и дело слышится верещание полицейских сирен. Демократия набирает обороты.
Вторник
Ночь прошла спокойно. Открываю дверь в сад и первый, кого вижу, наш Вася. Он стоит на бетонной дорожке напротив двери и смотрит на меня. Других воробьев не видно. Странновато. Отламываю корочку хлеба от своего бутерброда и протягиваю ему. Нет, к руке он не решается подойти, но немного приближается, давая понять, что готов разделить со мной завтрак. Зачем ему этот хлеб? В траве полно всяких жучков-червячков. Не иначе, пришел в гости. Кладу корку на дорожку и отхожу немного в сторону. Вася, смешно прыгая на двух ногах, добирается до корки и начинает ее расклевывать. Приятного аппетита. Но у нас нет времени за ним наблюдать, нужно быстро собираться на работу. Хорошо, что в доме, кроме ванной комнаты есть еще душевая в отдельном помещении. Муж с дочерью уезжают, я облачаюсь в красно-сине-белые цвета нашей кампании и жду прихода Марии, чтобы идти в офис.
Еще без пяти восемь, но я уже слышу ее голос. Болтает со служанкой из соседнего дома. Аборигены всегда говорят очень громко. Нам объяснили, что у них считается неприличным тихо разговаривать друг с другом, чтобы окружающие не подумали, что они кого-то хулят, или о чем-то сговариваются. Удивительным кажется и то, что если идет пара, то груз всегда несет женщина. У мужчины, оказывается, руки должны быть свободны, чтобы он в любой момент был готов ее защитить. Женщину не пропускают вперед, когда входят в помещение, потому что там может быть змея. В условиях Претории все это выглядит нелепо, но на фермах, когда вокруг дикая природа, это имеет смысл.
Выхожу за ворота, Мария, увидев меня, беседу сворачивает. Здороваемся. Она рассматривает мой наряд и заявляет:
- А вот вы и перепутали, у вас сегодня школьный день.
- Откуда такая осведомленность?
- Так четная неделя.
- А тебе какая разница, четная или нечетная?
- Так вам в школу только к девяти, мне можно не торопиться.
- Ты же все равно приходишь каждый раз к восьми?
- А вот, когда вы в школу, так я не тороплюсь.
- Мудрено мне тебя понять, Мария, времени нет. Мне нужно в офис. К телефону не подходи, пусть срабатывает автоответчик.
- Опять пешком идете. Белые леди не ходят пешком.
- Это здесь не ходят, а в центре сотнями бродят из магазина в магазин и белые, и черные, и всех других цветов.
- Так то в центре.
- Мария, ты же знаешь, я люблю ходить.
- И стричь траву.- Хохочет.
- Откуда ты знаешь, что я стригла траву?
- Маста стрижет вечером, мешки бы стояли еще у ворот.
- Не одна я стригу траву, видишь, леди из того дома тоже стрижет сама.
- Так она англичанка.
Это заявление меня поражает. Какая тут связь со стрижкой газона? Жаль, нет времени докапываться до сути.
- Все, Мария, мне пора, твой завтрак на столе, не обижай птичку.
- Какую птичку?
- Увидишь.
- Пойдете по улицам, а собаки будут лаять на вас из-за заборов.
- На меня собаки никогда не лают. Будь здорова.
- Пока, - говорит она мне по-русски. Такое впечатление, что она со мной тоже на ты, хотя при разговоре по-английски понять это и затруднительно.
Замечание относительно собачьего лая меня удивило. Похоже на провокацию. Мария очень наблюдательна и немолода, не верится, что она не знает, что на белых местные псы не лают. Не так воспитаны. Они предупреждают хозяев о появлении черных.
А погода великолепная, воздух чист, прозрачен и свеж, словно написано это было про здесь и сейчас. Цветут джакаранды и бугенвиллии. Сказочно красиво. Из соседней подворотни меня приветствует возбужденным скулежом Тео. Картину я наблюдаю крайне забавную. Кроме Тео у соседей еще две собаки, сука и ее сын подросток, возможно, породы ламбрадор, но я не знаток. Тео им, определенно, не родственник. Сейчас же эта сука стоит около ворот, а Тео стоит под ней, как под крышей. Уморительное зрелище.
Здороваюсь с женщиной, что живет через два дома напротив. Она вывозит сенокосилку на уличный газон. Приглашает приходить к ней в бассейн плавать. Мы иногда с ней пьем чай и занимаемся немного русским. Удивительно, но в Университете Южной Африки есть русская кафедра, на которой почему-то преподают поляки и, надо отдать им должное, добиваются хороших результатов. Моя приятельница когда-то давно училась на этой кафедре, но язык забывается быстро, если им не пользоваться.
Бассейн, конечно, иметь здорово, но мы бы не пожертвовали нашим деревом ради него. Недалеко от нас два спортивных комплекса и в них есть большие бассейны, куда мы ходим плавать по выходным или вечером. В школах, как правило, тоже есть бассейн и корты, а школы в центре города пользуются городскими бассейнами, которые по будням до двенадцати просто закрыты для публики. Вокруг бассейнов всегда большие газоны, высажены пальмы, и все это обнесено высоченной стеной. На входе турникет. Это частные предприятия и они платные, но входные билеты стоят недорого и действительны на весь день. Приятное место встречи доступное всем эмигрантам. Черных, однако, я видела только в бассейне университета. У них не принято оголяться.
Купаться в Трансваале можно только в бассейнах. В реках и прочих водоемах водятся какие-то простейшие, которые смертельно опасны для белого человека. Для черных они не опасны. У них другая иммунная система.
Мой путь в офис пролегает по старому и очень живописному району частных вилл, который называется Бруклин. Это один из немногих равнинных районов. Он начинает меняться, потому что посольства покупают здесь землю и перестраивают виллы под официальные резиденции, но процесс еще в самом начале. Иду и рассматриваю диковинные растения, которыми увиты кованые чугунные ограды.
Рядом со мной останавливается машина, за рулем женщина, спрашивает, не подвезти ли меня. Обычная ситуация. В этом районе, действительно, белые женщины по улицам не ходят, им просто некуда здесь ходить. Поэтому, увидев меня, человек думает, что у меня что-то случилось. Останавливается, чтобы помочь. Белые поселенцы очень отзывчивы и доброжелательны по отношению друг к другу. Да и как иначе они смогли бы удерживать в своих руках власть в стране с населением в сорок пять миллионов, где белых всего пять миллионов? Благодарю, объясняю, что просто решила пройтись. Она замечает на моей блузке значок с моим именем и яркой эмблемой нашего агентства и с тревогой спрашивает:
- Кто-нибудь еще уезжает и продает дом?
- Не знаю. Это не мой район. Я занимаюсь Макленек. Там продается несколько домов, но не все уезжают из страны. Некоторые просто переезжают в новые комплексы с централизованной охраной.
- Я здесь родилась и не хочу никуда уезжать. Меня зовут Лизель. Лизель Флетчер. Я живу вон в том доме. А вы из Польши?
- Нет. Из России. Из Петербурга. Мое имя, как видите, у меня на груди.
- Рада познакомиться.
- Взаимно. Спасибо, что остановились. Всего хорошего.
- Увидимся.
Иду дальше. Огромный участок обнесен строительным забором. Строится что-то монументальное. Вероятно чье-то посольство. Частные дома в этом районе больше не строят. Народ перемещается на холмы, где строятся несколько вилл, обносятся высоченной стеной, поверху стены колючая проволока и следящие камеры, на въезде круглосуточная военизированная охрана. Внутри и фонтаны, и корты, и бассейны, и лужайки, и сады, но жить у себя на родине за колючей проволокой должно быть тоскливо и унизительно. Белая молодежь массово уезжает из страны, а старикам-то деваться некуда, вот и прячутся за заборы от демократии по-черному. Пример Зимбабве у всех еще свеж в памяти.
Слышу, что сзади снова тормозит машина, отворачиваюсь в сторону, чтобы не вступать в объяснения, но не тут-то было. Дверца распахивается, и голос босса вещает:
- Хватит, нагулялась, пора и поработать. Садись, я хочу тебе кое-что показать.
Мой босс - сорокалетняя женщина с мертвой деловой хваткой по имени Диана. Она само воплощение американского подхода к бизнесу, хотя уроженка ЮАР. Огибаем здание нашего офиса, который тоже перестроен из виллы, и оказываемся перед домом, выходящим фасадом на параллельную улицу. Славный дом. Выглядит необитаемым.
- Нравится?
- Неплох, но запущен, нужен большой ремонт, возможны трещины в стенах и фундаменте. Вряд ли потянет тысяч на двести.- А про себя думаю: "Экзаменует она меня, что ли?"
- Сто восемьдесят. Вчера оформила. Снесем его к дьяволу и построим большой новый офис!
- Процветаем, стало быть?
- А как же иначе? Сегодня же обмоем покупку. Сготовишь что-нибудь такое, русское? Под водку?
- Диана, когда мне готовить? У меня же проблема с Шульцем. Ты забыла, зачем мы здесь встречаемся с Джоном? Какая водка? На мне через две недели повиснет пустой дом, а если его обворуют или подожгут?
- Нет у тебя этой проблемы. Я в городском управлении вчера кое-что узнала. Так что забудь о своей проблеме.
- Что узнала? А почему не сказала мне по телефону? Я Джона взбаламутила.
- А я всех взбаламутила. Все соберутся. Будет праздничный ланч с купаньем в бассейне. Дом-то развалюха, а бассейн за ним почти олимпийского размера, вычищен уже и наполнен свежей водой. Звони своему профу, что ланчуешь здесь, чтобы не приезжал за тобой. Найдется, кому тебя отвезти домой. Напиши список, что купить. Пошлю кого-нибудь из парней, а мы пока поговорим. Потом Шульцу просто позвонишь.
- Шалишь ты, Диана. У меня сегодня школьная вахта. Кто-то меня там подменяет, а я буду праздновать.
- Грех беру на себя. Ты чиста пред богом.
Въезжаем на стоянку перед офисом. Там полно машин. Похоже, все уже в сборе. Входим внутрь. Прохладно, и даже не очень шумно, хотя человек десять одновременно говорят по телефонам, а двери в кабинеты открыты, потому что, конечно, каждому ясно, что не просто так объявлен сбор. Возможно, какое-то ЧП.
Я усаживаюсь за свой стол и, напустив на лицо суровость, чтобы никто не подходил, и не увидел, чем я занята, пишу список необходимых продуктов. Нас тридцать человек и все любят поесть. Мы часто устраиваем у кого-нибудь дома вечеринки, на которых даже танцуем. Вспоминается Россия дней нашей молодости. Не сомневаюсь, это совершенно осознанная политика, чтобы сплотить коллектив. Список готов, отношу его Диане. Она вызывает по телефону к себе в кабинет одного из парней и отправляет его в магазин, наказав хранить задуманное предприятие в тайне. По громкой связи оповещает сотрудников, что общее совещание состоится в 12.30, а пока все могут располагать собою. А я нервничаю и немного злюсь. Наверно, сказывается возраст. Я лет на десять старше самого старшего из сотрудников. Наконец, она мне рассказывает нечто неожиданное.
Власти решили переместить налоговое управление со всем его архивом из центра города в тот район, где я живу. Для него планируется возвести железобетонную махину, уходящую несколькими этажами в землю и занимающую огромную площадь, поскольку высотное строительство вне центра города запрещено.
Как это возможно при плотной частной застройке района? Оказывается, возможно, потому что некто Фредерик де Ланге, которого никто в глаза не видел, живущий неведомо где, но владеющий шестью участками вдоль улицы параллельной нашей, продал их все городу. Вероятно, ему стало трудно сдавать в аренду роскошные дома, построенные на этих участках после открытия торгового центра, так как улица стала шумной из-за грузового транспорта. Но городу этого мало, ему нужны и те участки, что выходят на нашу улицу, а значит, дом Шульца можно считать проданным.
Нельзя сказать, что меня это сообщение радует. Такая большая стройка означает большой поток строительных машин. Похоже, придется перебираться в другой район. У нас пока мало транспорта только потому, что с нашей улицы нет въезда в торговый центр.
Звоню Шульцу. Сообщаю, что у нас уже есть потенциальный покупатель на его дом. Он рад, что все так складывается. Говорит, что ему звонила Молин и обещала вечером придти, чтобы начать сортировать вещи. Он с собой собирается взять только диски с любимой музыкой, да несколько книг. Самый минимум мебели. В основном, все пойдет "Армии спасения", но несколько вещей можно сдать антиквару. Обещаю зайти к нему в ближайшее время, чтобы оформить договор на продажу. Говорит, что Молин берется хранить те вещи, что он хочет оставить сыну. Воздаем должное отзывчивости Молин и прощаемся.
Звоню мужу и через сад выхожу на улицу. На кухню нового дома уже завезены продукты, сковородки и кастрюли, одноразовая посуда. Подсобники тоже здесь. Процесс пошел. Праздник вполне удался.
В конкурсе на самого сложного покупателя победил Майкл. Ему нужно найти дом для дипломата из Конго, у которого десять человек детей не старше десяти лет. Без бассейна, поскольку это опасно, и не на холме. Трудность в том, что хотя народ стараются убедить, что он теперь одна нация и все равны, но продать или сдать дом чернокожему в традиционно белом районе, который выбрал для себя этот дипломат, отважится не каждый. Разве что тот, кто уезжает из страны. Делают это в тайне и выезжают в таком случае обычно ночью, чтобы с соседями не встречаться. Рассказывают, как одна леди утром вышла в сад и увидела, что у соседей в саду возится чернокожий мужчина. Она решила, что это их новый садовник. Попросила его что-то сделать у нее в саду, а в качестве оплаты вынесла кружку кофе и ломоть хлеба с джемом. Тот поблагодарил, выпил кофе, от хлеба, правда, отказался, так как уже позавтракал. Тут к соседскому дому и подкатил Кадиллак с шофером в униформе. "Садовник" представился леди, как ее новый сосед.
Второе место в конкурсе досталось мне. У меня есть клиент китаец. Когда он звонил в первый раз, я попросила его говорить по-английски, поскольку не знаю китайского, на что он ответил, что он и говорит по-английски. Разговариваем с ним, в основном, жестами.
В четыре срабатывает рефлекс, и мы расходимся по рабочим местам. Вскоре приезжает трезвый муж, чтобы меня не везли пьяные сотрудники. Но какие могут быть пьяные, если водку разбавляют, кто чем, и соком, и кока-колой, и водой в пропорции, как минимум, один к пяти. Осилили на всех одну бутылку. Даже запах уже зажевали. В ЮАР великолепные вина, так что крепкие напитки не в чести. Многим сегодня еще предстоят встречи с клиентами. Я же еду домой. Устала.
В доме все сияет чистотой, и даже окна вымыты. Кормлю семью и сажусь к телефону. Сначала Молин, узнать, когда мне в школу. Оказывается в четверг. Тогда в четверг же зайду в университетскую библиотеку. Полистаю толстые российские журналы, сдам прочитанные книги, возьму что-нибудь новое. Библиотека в университете совсем неплохая и постоянно пополняется новыми изданиями.
Обзваниваю клиентов, потом звоню приятельнице, Рене, своей бывшей учительнице английского языка из колледжа Претории. Мы собирались с ней на этой неделе съездить на выставку орхидей в ботанический сад. Она сообщает, что их ночью обокрали. Все были дома, и ничего не слышали. Забрали музыкальный центр, а из записей только ирландскую музыку, старинное французское столовое серебро и те картины, что представляли ценность. На столе в гостиной оставили початую бутылку французского коньяка и четыре коньячных рюмки, из которых его, по-видимому, и пили. Эстеты. Полиция считает, что это были белые и к тому же из тех, что бывали в доме и знали, что и где брать. История жутковатая, если учесть, что у них три собаки, боксеры, которых запирают на ночь во внутреннем дворе, чтобы не облаивали студентов, что допоздна ездят на велосипедах по улице. Видимо, собак чем-то одурманили, но к утру, в пять, когда Рене с мужем встали, чтобы пробежаться, собаки уже были в норме. Воры влезли через окно гостиной, выходящее в сад, обнесенный стеной.
Они уже вызвали людей из охранной организации, чтобы установили электронную сигнализацию. Страшно, противно и жалко фамильных вещей. Утешаю, как могу. Она уговаривает меня тоже установить сигнализацию. Но у нас нет никаких ценностей, а сигнализация штука дорогая.
У Рене французские корни. Ее семья переместилась в Африку несколько столетий назад, когда из Франции от резни бежали гугеноты. Ее муж англичанин. Его семья тоже уже пару столетий живет в Южной Африке. Тут мне пришло на память замечание Марии, что та леди, что сама стрижет траву, англичанка. У Рене-то тоже нет ни садовника, ни прислуги. Правда, у нее два сына, один студент, другой заканчивает в этом году школу, и траву стригут они, но у нее и нагрузка на работе не моя, а дом и сад вдвое больше. Ну, стирает, положим, машина, а кто гладит? Это ведь только рубашек и блузок четыре штуки каждый день. Нужно спросить.
В семьях буров, обычно, живет в услужении целая семья аборигенов, а на фермах и не одна, и условия жизни этой семьи нередко совершенно рабские. Но есть, конечно, и другие примеры, когда детей прислуги отправляют в приличную школу, помогают им получить профессию. Люди, как и везде разные. Однако очень чувствуется трещина в отношениях между англичанами и бурами. И не давняя англо-бурская война тому причиной, а тот позор, который навлекла на себя страна введением апартеида. Именно англоязычное население активно протестовало против этого.
Запираемся тщательней, чем обычно, но не спится. Решаем утром позвонить хозяину дома, посоветоваться, как усилить безопасность нашего жилища. Мистер Милбрандт строитель, прораб в огромной строительной кампании. Он немец. Семья бежала сюда из Германии в конце войны. Он тогда был в младенческом возрасте. Пришлось им очень трудно, поскольку они были совершенно нищими, но постепенно все наладилось. Немцев в ЮАР не преследовали и не шельмовали. Еще при голосовании вопроса, на чьей стороне воевать, партия союзников победила всего несколькими голосами.
Отец Милбрандта стал работать на кирпичном заводе, который находился недалеко от того места, где мы живем, и ему дали этот дом, как всем служащим завода. Вблизи завода был карьер, где добывали глину для кирпичей. Теперь на месте карьера водоем, вокруг парк, в котором стоят скульптуры Питера Пена и Венди. Там регулярно проводят ярмарки, где можно купить изделия художественных промыслов. А таких домов была целая улица, но сохранился только наш, остальные перестроены по типу вилл, наш же напоминает украинскую хату, и тем нам мил.
Среда
Звоню Рене. Они тоже не спали, хотя систему сигнализации уже установили, но подключить должны только утром после девяти. Выяснилось, что к ним в сад забрались не с улицы, а из соседнего сада. Соседи уехали куда-то, дом поставили на сигнализацию, а пустой гараж даже не заперли. Через него и вошли в сад, а уже оттуда перелезли к ним.
Рене говорит, что нельзя поддаваться унынию, и во второй половине дня поедем смотреть орхидеи. Звоню Милбрандту. Он верит не в электронику, а в колючую проволоку, которой и собирается вечером после работы обтянуть нас со всех сторон. У себя дома он уже это проделал. Он человек практичный, доверимся его чутью. Ну и жизнь пошла!
Отвожу свою семью на гору и еду в торговый центр, где у меня назначена под пальмой встреча с покупателем. Он хочет небольшой дом, но в хорошем районе. Я присмотрела для него такой дом, хотя и требующий ремонта, но зато недорого. Едем. Он рассказывает занимательные истории о животных, поскольку недавно вернулся из парка Крюгера.
Парк Крюгера - это национальный заповедник размером с Израиль. По нему проходит граница с Мозамбиком. По другую сторону границы тоже заповедник. Именно через парк пробираются из Мозамбика в ЮАР нелегальные эмигранты. Дело это рискованное, так как все животные в нем на свободе и охотятся сами. По парку проложены дороги и есть кемпинги разного уровня комфортности, но все за высокими заборами, но от обезьян и заборы не помогают. Кормить животных строго запрещено. Прикормленных отстреливают. Однако обезьяны этого не знают и попрошайничают, а по ночам лазают по мусорным бакам, хотя крышки на них сделаны такими тяжелыми, что и человек может поднять только двумя руками. Вероятно, действуют коллективно. Однажды мы наблюдали такую картину: макака-мама с тремя малышами уселась на дереве рядом со столом и, не сводя глаз, наблюдала, как мы едим. Так как мы выдерживали характер, она повернулась к нам спиной и отпустила детей. Малыши стали носиться по дереву, и один из них все время старался спихнуть других на землю. Мамаша наблюдала за ними минут десять, потом схватила безобразника и отшлепала. Все трое сразу влезли ей на колени. По парку протекает несколько рек и речушек, соответственно достаточно много мостов. Так вот на одном из них, и только на нем, дежурят бабуины, чтобы прокатиться на крыше машины. Они вскакивают на крышу в начале моста и соскакивают в конце. К сожалению, иногда они еще и гадят на крышу. Но нам повезло Ездить полагается в машине с закрытыми окнами и строго запрещается ее покидать вне охранной зоны. На въездах в парк аршинными буквами написаны правила поведения для посетителей и вывешены фотографии тех несчастных, которые их нарушили и пострадали или были убиты животными. Особенно много фотографий машин, раздавленных слонами. Оказывается, именно они являются самыми опасными. Животные вообще не реагируют на машины, но человеческий дух им не нравится.
Можно заказать и пешую прогулку, но только в сопровождении двух вооруженных егерей. Это опасное и дорогостоящее развлечение. Случается всякое.
Однажды несколько сотрудников мужа решили осуществить такое предприятие. Четыре человека с двумя егерями отправились в двадцатикилометровый переход от одного кемпинга к другому. И случилось им выйти на поляну, где шла битва двух носорогов. Чье-то неосторожное движение, и носороги их заметили. Один понесся в их сторону, и егерям пришлось его пристрелить. Нетрудно представить, какие эмоции пришлось им всем испытать.
В парке нельзя ездить в сумерки и тем более в темноте. У животных расцветка камуфляжная, их и днем-то не всегда увидишь. Можно налететь на слона или буффало и погибнуть, как погибла одна наша приятельница с дочерью, а можно раздавить, например, огромную змею, переползающую дорогу. Это тоже не для слабонервных. Так что на ночь все должны собраться в кемпингах. Нам особенно полюбился кемпинг Сатара. Находится он на высоком берегу над водопоем, к которому приходят животные вечером. Наблюдать за купаньем бегемотов просто наслаждение. Они разбегаются и погружаются в воду с восторженным стоном, потом начинают нырять и кувыркаться. Почему-то они при этом очень напоминают подвыпивших российских мужиков.
По парку протекает река Лимпопо. Она довольно широкая на границе с Зимбабве, она на территории парка сужается, но с гиппопо на ней все в порядке. А крокодилов видимо-невидимо. Мы отважились открыть дверь машины, чтобы взять щепотку земли с берега знаменитой реки, так с другого берега тут же стремительно двинулись в нашу сторону две громадных рептилии.
Вот и дом. Он клиенту нравится. Жаль только, что нет бассейна. Сделать бассейн стоит нетрудно, но содержать его дорого и он заберет значительную часть сада. В пяти минутах езды спортивный комплекс. Он хочет подумать. Отвожу его обратно к пальме, прошу позвонить сегодня же. Завтра я показываю дом молодой паре. Он рискует его упустить. Прощаюсь. Я не блефую, он это знает.
Вода в Претории очень хорошая, говорят, серебряная. Оплата за нее прогрессивная. Есть некоторая квота, которой достаточно на бытовые нужды и на поливку сада один раз в неделю, но если вам нужно наполнить бассейн или хочется иметь тропические растения в саду, то расход воды значительно увеличивается, а за перерасход воды плата в несколько раз больше. Вода запасается в резервуарах во время летнего сезона, когда идут дожди. Зимой и ранней весной дождей не бывает, поэтому резервуары пустеют. Поскольку в Африке бывают засухи, первого ливня всегда ждут с нетерпением. Зря лить воду не принято. Утренний выпуск новостей начинается с сообщения об уровне воды в резервуарах.
Ставлю машину на стоянку и в темпе проношусь по продовольственному отделу супермаркета. Какое счастье, что все вымыто, очищено, порезано. Еду домой, загружаю холодильник. Теперь нужно заехать к Шульцу и оценить его дом, потом, если успею, еще один и на гору, за домочадцами.
Ланч. Вася подлетает к самому столу, но приземляется все-таки на пол. Хлебную крошку берет у мужа почти из рук и улетает. Навестил нас, отметился. Других воробьев больше не видно. Мы подозреваем, что у Васи непорядок со здоровьем, и он отстал от стаи, потому что не может долго летать. Нам он нравится, с ним стало веселей, Только вот беда, в саду есть птицы, которых называют "индиан майноз", они не больше скворцов, но хищные какие-то. Говорят, они охотятся не только на ящериц и всяких таракашек, но и на мелких птиц. Как бы наш славный Вася не пал их жертвой. Не резвый он какой-то.
Домочадцы уезжают. Медленным шагом иду смотреть тот дом, что не успела посмотреть утром, так как задержалась у мистера Шульца. Оттуда меня и забирает Рене. Едем на выставку. По дороге спрашиваю, как она справляется с глаженьем белья. Оказывается, очень просто: гладит только свои блузки. Мокрое белье тщательно расправляет, развешивая. Рубашки сушит на плечиках. Потом белье сворачивает рулонами и так складывает в шкаф. Никто еще не заметил, что оно не глаженое. Это точно.
Ботанический сад Претории очень хорош. Он, конечно, является базой научного института, но открыт для публики как сад отдыха. Здесь можно устраивать пикники на лужайках, а можно бродить по горам по долам. Пока мы жили в центре, мы часто приезжали сюда поваляться на травке. Еще в Претории великолепный зоопарк. Там можно провести целый день. Он находится на холме рядом с деловым центром города. В нем работает фуникулер, так что можно заехать на самый верх, взглянуть на город с птичьего полета, а потом медленно спускаться вниз по спиральной дороге. Вольеры устроены так, что нет впечатления, что животные в клетках. Одно из самых занятных мест, ясли для обезьян. Иногда, по неведомым причинам, обезьянья мать отказывается от своих детей, тогда их взращивают люди. Из окон отелей, что вблизи зоопарка, выглядит этот холм так, словно город на нем кончается, а дальше совсем дикая природа. А львы, как известно, рычат, гиены подвывают скверными голосами, слоны тоже не стесняются в выражении чувств. И вот один бизнесмен, наслушавшись вечером этого разноголосья из своего номера, рассказывал утром на фирме, куда, собственно, и приехал, что не выходил вечером из отеля, потому что вокруг бродили дикие звери.
Но ни дикие, ни домашние звери здесь не бродят, на дорогах не увидишь сбитых, раздавленных животных. Вдоль всех дорог тянется изгородь из рабицы. Это очень важно при том скоростном режиме, который установлен. На "хайвеях", как называют скоростные магистрали, нередки знаки "не ниже 100 км в час". Таких дорог, как в ЮАР, мы не видели нигде. Развязки, маркировка, подсвеченная разметка. Так бы и ехал без конца. Дорожная полиция беспощадна. Нарушение скоростного режима карается очень высокими штрафами. Если мимо школы нужно ехать со скоростью сорок километров в час, то можно не сомневаться, что есть следящее устройство, чтобы присматривать за порядком. Штраф присылают просто по почте. Платить его нужно непременно в главном полицейском управлении в центре города, предварительно прослушав лекцию о правилах дорожного движения.
Теперь центр города становится опасным местом. В нем много опустевших домов, в том числе и высотных. Преступность растет. Однако мы бываем здесь довольно часто. В центре города находится прекрасный театр, в котором три зрительных зала. У театра своя балетная труппа и филармонический оркестр. Оперная труппа принадлежит театру в Кейптауне, но часто приезжает в Преторию. Есть несколько драматических театров. Театр ежегодно объявляет конкурсный набор музыкантов в оркестр. Требуется сначала прислать кассету со своей записью, и если она понравится, то конкурсанта вызывают для очного прослушивания. Так в оркестре появилось много исполнителей из стран бывшего социалистического лагеря. Есть скрипачи и пианистка из Петербурга, виолончелисты и скрипачи из Болгарии, Румынии и других стран. Язык общения у них русский. Главный дирижер итальянец. Теперь у оркестра большие проблемы. Он государственный, а новое государство содержать его не хочет, поскольку считает элитарным учреждением. Хотя посещения театра никогда черным не возбранялись, их там как не было, так и нет.
А у нас на пятницу билеты на концерт, но пойдем, наверно, теперь только мы с Рене. Мужья останутся дома с детьми, которым нужно готовиться к экзаменам. Скоро конец учебного года. В нашей жизни вдруг наступил новый и очень тревожный этап.
В центре города находятся пока почти все государственные учреждения. Так что хочешь, не хочешь, а бывать там приходится, но ехать лучше автобусом. С парковкой машины большие проблемы. Город забит транспортом. Автобусы же ходят точно по расписанию. Им на улицах выделена особая полоса, которую запрещено занимать.
Привлекают народ в центр и огромные индийские магазины по торговле текстилем. Дело не только в том, что ткани в них много дешевле, там их огромный выбор, а южно-африканские женщины большие рукодельницы. Они вообще-то не домоседки. Почти все работают, несмотря на большое число детей в семьях. Учителя, врачи, банковские служащие, университетские преподаватели, продавцы, и прочее. Правда, стремления стать инженерами не наблюдается.
Красота, действительно, лечит. После выставки чувствуем себя не так угнетенно. Подъезжаем к нашему дому, а там уже кипит работа. Милбрандт с рабочим растягивают поверх стены бухту колючей проволоки и крепят ее. Зрелище получается кошмарное. Гетто, лагерь для перемещенных лиц. Рене говорит, что электроника все же элегантней. Не могу с ней не согласиться, но это следующий этап. Милбрандт считает, что у Рене следующим этапом будет колючая проволока, потому что электронная защита только в доме, а гаражи с машинами? Укоряем его за черный юмор.
Вот работа закончена. Кормлю всех ужином. Прослушиваю автоответчик. Мой клиент решил купить тот дом, что я ему нашла. Созваниваюсь с заинтересованными сторонами. Завтра во второй половине дня встречаемся в офисе для оформления документов. Ура! Ура!
Четверг
Вид стен, увитых колючей проволокой, удручает, но уверенности в безопасности не внушает. Трава пострижена совместными усилиями мужа и дочери накануне вечером, так что бездельничаю в ожидании Марии. Вот и она. Одобряет наши усилия. Говорит, что теперь ей не так страшно оставаться одной. Для меня это неожиданное откровение.
- Иди завтракай. Мне сегодня в школу.
- Ко мне придет племянница, буду ее учить блузки гладить.
- Она же студентка, неужели гладить не умеет?
- Блузки не умеет. Меня миссис Смит научила. Раньше я тоже не умела.
- Блузки еще стирать нужно.
- Она будет гладить свои. Утюг я принесла.
- С ума ты сошла, что ли? Ты бы уж и электричество захватила. Чем тебе мой утюг не подходит?
- Так надо.
Понятно. В памяти у нее крепко засел некий случай из нашей совместной истории. Как-то раз, когда мы жили еще в доме, где царила миссис Смит, Мария, воспользовавшись моим отсутствием, постирала свое платье и тоже развесила его на крыше. Вездесущая миссис Смит, изучившая за долгие годы весь гардероб Марии, тут же это платье опознала, и призвала ее к ответу. И испугавшись, Мария сказала, что я ей разрешила. Поскольку мне ничего подобного даже не приходило в голову, то когда поджидавшая меня во дворе домоправительница спросила, разрешаю ли я Марии стирать свое белье у меня в квартире, я ответила, что такого вопроса никогда не возникало. Имела место кошмарная сцена. Добропорядочная женщина шипела, что она всегда отличит негритянские тряпки, что теперь у этой лгуньи на плечах сидит черт, и гореть ей в аду жарким пламенем. Пришлось сказать, что я, собственно, не вижу криминала в содеянном Марией, но ложь, конечно, всегда плохо. Это немного привело мадам в чувство. Но Мария-то поняла, что именно ее негритянские тряпки на наших белых веревках взбесили миссис Смит, у которой она работала с шестнадцатилетнего возраста.
- Тогда позавтракайте вместе. Привет ей от меня. Будь здорова.
Кстати, разговор о блузках навел меня на неутешительную мысль, что наша-то дочь из-за Марии, возможно, уже совсем разучилась не только гладить, но и стирать.
Иду на остановку автобуса. По нашей улице проходят два автобуса. Оба идут в центр, но разными маршрутами. Один взбирается на гору к университету и проходит мимо школы. Ходят они раз в час, но минута в минуту. На остановке несколько человек. Некоторые приезжают сюда с дальних окраин на машинах и оставляют их на улице вблизи остановки, а дальше едут на автобусе. Здесь принято общаться друг с другом, даже, если вы и не знакомы. Разговор, естественно, о погоде. Подходит автобус. В нем только одна дверь, спереди, рядом с водителем. Он же продает билеты, обязательно здороваясь с каждым. Раньше все водители маршрутных автобусов были белыми, но наш водитель темнокожий. Так что лед тронулся. Он балагурит всю дорогу, и слушатели ему попались благодарные.
Выхожу около школы, забираю из канцелярии ключи от кухни и сразу включаю там все печки. Достаю из холодильника хлеб, масло и остальные ингредиенты и принимаюсь готовить начинку. Приходит моя напарница. Мы с ней не знакомы. Она загружает в холодильник привезенные из магазина продукты и встает к столу напротив меня, начинает намазывать маслом хлеб и кладет сыр. Мы почти не разговариваем, некогда. Начинка у меня готова. Раскладываю ее по ломтям поверх сыра. Она покрывает сверху вторым куском хлеба. Укладываем готовые сэндвичи в печки и принимаемся за вторую порцию. И так целый час. Наконец все шкафы полны, звенит звонок, и на нас совершают набег голодные толпы. Напарница торгует сладостями, я бутербродами. Снова звонок. Мы почти отстрелялись. Теперь прибраться, сосчитать деньги, сдать кассу в канцелярию. Мы свободны. Выясняется, что мы не знакомы, потому что она ведает школьным магазином одежды, а в столовой сегодня тоже кого-то подменяет.
Магазин подержанной одежды есть в каждой школе, государственная она или дорогая частная. И пользоваться им не считается зазорным. В каждой школе своя форма, чаще всего она и пригодна только как форма. Дети вырастают из нее быстрей, чем снашивают. Ее обычно сдают в школьный магазин бесплатно, обязательно после химчистки, и там ее можно купить за гроши. В обычном магазине форма очень дорогая, потому что выпускается маленькими партиями. Такая система позволяет детям из малообеспеченных семей быть одетыми как все. Теперь такие дети есть и в самых дорогих частных школах. Это дети с черных окраин. Частично их обучение оплачивает государство, но основные затраты падают на благотворительный фонд школы. В нашу школу каждое утро приходит автобус с тридцатью детьми из Мамелоди.
До ворот университета иду по тенистой дороге мимо великолепных вилл. Это один из красивейших районов города, славящийся своими садами. Сюда обычно привозят иностранцев показать Преторию во всей красе. С удивлением замечаю, что на воротах усадьбы, ближайшей к входу на территорию университета, вывеска: Посольство Финляндии.
Университет Южной Африки является открытым университетом, то есть высшим учебным заведением заочного обучения. Он насчитывает сто пятьдесят тысяч студентов со всех континентов. Обучение в нем стоит несравненно дешевле, чем в других университетах стран британского содружества, а диплом признается по всему миру. Университет является открытым и в том смысле, что обучение в нем всегда было доступно всем расам. Управляет университетом его сенат. Учебный процесс тщательно отлажен. Учебные материалы готовятся и рассылаются точно в срок. Это требует не только большого штата преподавателей, но и значительного административного корпуса. Дважды в год преподаватели разъезжаются по провинциям страны и в пограничные с ней страны, где организуются передвижные пункты приема экзаменов. В отличие от России, в ЮАР не практикуются устные экзамены ни в школах, ни в университетах. Написанные экзаменационные работы свозятся в университет и распределяются между сотрудниками кафедр для проверки. Сессию можно сдавать и в самом университете. Здесь же читаются курсы лекций для тех, кто может себе это позволить. В университете богатейшая научно-техническая библиотека, занимающая огромное многоэтажное здание.
В ЮАР конец учебного года приходится на конец календарного года. Ноябрь - месяц выпускных церемоний в учебных заведениях страны. Часто целая семья аборигенов оплачивает обучение в университете одного из многочисленных детей. На выпускную церемонию она приезжает со старцами и младенцами и, порой, это очень трогательное зрелище. Торжественный выход профессоров в шелковых мантиях разного цвета в зависимости от факультета и в четырехугольных шапочках с кисточками наводит на мысль о коронационных торжествах и одновременно о карнавале. Но для студентов это великий день, им вручаются свитки дипломов.
Нам довелось присутствовать на торжественной процедуре вручения диплома доктора права президенту Манделе. Он замечательный человек, очень мудрый. Во время выборов за него голосовали и черные и белые. Нам, как всем имеющим вид на жительство, тоже было дано право голоса. И мы им воспользовались.
Для черных и цветных полученный диплом это, действительно, пропуск в светлое будущее, потому что по новым законам каждое предприятие должно принять на работу не менее установленного процента служащих из непривилегированных слоев населения. Женщины и эмигранты любой расы относятся тоже к таковым. Дело доходит до абсурда. Например, в том же университете, естественно, еще не успели вырастить темнокожих профессоров и в сенат ввели черных из мелких административных служащих, чтобы процент соблюсти. И вот в скором времени на обсуждение сенату ими был представлен проект по борьбе с безработицей: предложить всем профессорам старше пятидесяти лет выйти на пенсию досрочно, а на их место набрать молодежь, а те курсы, которые эта молодежь не может вести, сократить, и готовить только бакалавров. Таким образом сэкономить кучу денег на профессорских зарплатах и сократить безработицу.
Территория университета прекрасно обустроена. Здания вписываются в ландшафт изумительно. Из окон открывается вид на окрестные долины и холмы. Здесь есть даже обсерватория. В административном корпусе есть несколько залов, в которых завершается торжественным обедом для выпускников процедура вручения дипломов. В декабре преподаватели разъезжаются на рождественские каникулы.
Здание библиотеки, пожалуй, самое интересное по архитектуре. На входе охрана с миноискателями. Это нововведение. Сдаю прочитанные книги, беру новые. Листаю журналы. Много интересного. Жаль, что журналы не дают на дом. Пора уходить. Муж уже ждет у входа в библиотеку. Заезжаем в школу за дочерью и едем домой обедать.
Накрываю на стол, зову всех, но Марии, как обычно, есть еще не хочется. Она никогда не ест вместе с нами. Никогда не ест за столом, только на улице, сидя на траве. Надо же было довести народ до подобного унижения. При этом Мария материально вполне благополучна. Она замужем. Муж работает таксистом. У них есть ферма и довольно большой дом. Детей у нее нет, возможно, вследствие перенесенной в юности варварской операции вырубания клитора. В глубинке и до сих пор у аборигенов при достижении девушками половой зрелости это практикуется.
В два отбываю в офис. Семья остается дома.
Процедура оформления бумаг занимает более двух часов и завершается к обоюдному удовольствию всех участников. Только успеваю попрощаться с клиентами, телефонный звонок. Человек интересуется большим участком в моем районе. Отвечаю, что могу предложить несколько участков в разных местах, но больших в этом районе нет вообще. Он бы хотел посмотреть все, что есть, в ближайшую пятницу. Обещаю ему перезвонить. Иду к Диане.
Информация, полученная Дианой, еще не обнародована, хотя должна бы быть. Как себя вести? Не прошло и месяца, как я обзванивала жителей нашей улицы, справляясь, не возникло ли у кого из них охоты к перемене мест, поэтому знаю, что интересующие город участки, кроме участка Шульца, не продаются. Могу ли я поставить владельцев в известность о готовящейся интервенции со стороны городских властей? Решать Диане, но мне очень хочется всем раззвонить, чтобы люди могли объединиться и оказать сопротивление. Что я и довожу до ее сведения. Она поражается моей наивности. Говорит, что строить начнут на уже приобретенных участках, а когда вся эта техника заработает, народ с соседних участков сочтет за благо их продать кому угодно. Но сейчас никому ни слова, потому что она из-за этого может лишиться источника информации. Однако из ситуации следует извлечь максимально возможную выгоду для агентства: еще раз обзвонить владельцев домов, предложить свои услуги, сказать, что есть потенциальный покупатель, и, конечно, продать дом Шульца. Ох, тошно! Решаем, что завтра покажу только этот дом. Проведем тест, действительно ли звонивший человек это тот, о ком мы думаем. Поскольку мы не давали объявления о продаже дома Шульца, цену запросим на высшей грани разумного. Государственных денег обычно не жалеют. Звоню Шульцу. Нужно бы привести в порядок сад. Он обещает, что все будет о'кей. Звоню клиенту. Он говорит, что на утро уже договорился смотреть дома с другим агентом, но во второй половине дня готов посмотреть то, что ему не покажут утром. Договариваемся о встрече. Все. Домой.
Все-таки в лице капитализма очень много изъянов.
Дома гость. Тоже ленинградец. Приехал когда-то работать по контракту в Техникон. А взрослая дочь, приехавшая его навестить, встретила здесь местного парня, бура, и приключилась у них любовь с первого взгляда. Со стороны кажется, что у них нет ничего общего, а они счастливы. Сыграли свадьбу, уже подрастает славный сын. Ездят в отпуск в Россию.
Делимся последними новостями. У нас обнова в виде колючей проволоки, а у него новая аспирантка, чернокожая. Умница, каких мало, да еще и работяга. Порадовались за него. Техникон, в отличие от Университета Южной Африки, очное учебное заведение, найти сподвижников в нем несколько проще, но тоже нелегко. А умные да работящие на вес золота в любой части света.
Техникон находится в центре города. Вокруг неспокойно. Неспокойно и в самом Техниконе. Черные студенты бунтуют против обучения на африкаанс. Хотят учиться на том языке, на котором говорит весь мир, хочет он того или нет. Подобные волнения нередки и в школах, где основные предметы преподают на африкаанс.
Кого-то из преподавателей Техникона, остановившегося на перекрестке на красный свет, выкинули из машины двое вооруженных черных парней. Машину угнали. Были случаи, когда на перекрестках у женщин вырывали из ушей серьги, срывали ожерелья и цепочки, вытаскивали через окно сумочки, положенные на пассажирское сиденье. Полиция бессильна. Когда машины останавливаются на перекрестках, пешеходы просачиваются между машинами, их много, за всеми не уследить. Поэтому рекомендуется окна держать закрытыми, двери запертыми. Слабым утешением является то, что подобный бандитизм не имеет расового признака. Угнали машину с двумя дипломатами из какой-то африканской страны, выкинули их в двадцати километрах от города, откуда им пришлось возвращаться пешком, поскольку их побили и полностью обобрали. Не трудно понять, что ни одна машина с белыми не остановилась, чтобы их подобрать, а машины с черными они сами боялись останавливать.
Обсуждаем доступные развлечения в выходные. Неплохо поехать на горячие источники, а можно махнуть в Лост Сити. Туда, конечно, далековато, но, если заночевать в частном заповеднике неподалеку, то успеем полюбоваться на зверюг и зверушек. Однако ночлег в заповеднике лучше бронировать загодя, да и занята я в субботу до самого обеда на смотринах, так что Лост Сити отпадает. Предлагаю Андрею пойти завтра со мной на концерт, Рене берет с собой старшего сына. Прощаемся до завтра.
В стране очень много частных заповедников. Естественно, не все они открыты для публики, но во многих посетителям рады. Это дает неплохой доход. Есть чисто львиные заповедники. Но чаще всего львы в них не совсем дикие, потому что им не на кого там охотиться. Кормят их уже забитыми животными. Преимущественно кониной.
Новорожденных львят забирают и вскармливают коровьим молоком. Львиных младенцев держат в больших клетках, куда разрешают зайти и даже дают малышей подержать на руках, но предупреждают, что может и укусить. Нам довелось присутствовать при таком случае с нашей приятельницей. Укус у нее сильно воспалился, хотя его сразу прижгли йодом, а вскоре поднялась температура.
По территории таких заповедников разрешается перемещаться только в машине с закрытыми окнами, но львы кажутся настолько безразличными к машинам, что окна, конечно, открывают, чтобы их сфотографировать, а некоторые, несмотря на все запреты, норовят сфотографироваться и с ними. Так была убита львом молоденькая японка. В газете было помещено письмо ее отца, обвинявшего власти ЮАР в бездушии, поскольку перед семьей не сочли нужным даже извиниться. Видимо извиняться следовало за агрессивность царя зверей.
Лост Сити не заповедник, а процветающий за счет огромного казино комплекс отелей, бассейнов, кегельбанов, полей для игры в гольф. Построен он внутри огромной круглой глубокой котловины, возможно в кратере потухшего вулкана. В большинстве провинций ЮАР игорный бизнес запрещен, но в нескольких маленьких земледельческих, дозволен. Там зарабатывают и проигрывают деньги жители пуританских промышленно-развитых провинций. Прикрывается это разговорами о создании рабочих мест для местного населения.
Особенно приятным развлечением там является купание в бассейне, который сделан как река. Хорошо прогуляться по тропическому лесу, перебраться по подвесному мосту через бурный поток, полюбоваться на отели, пообедать в одном из ресторанов. А если душа просит, можно подергать за ручку игрового автомата или сыграть в очко. Вообще полно всяких аттракционов, рассчитанных на все возрасты, темпераменты и уровни интеллекта. Можно, например, бить молотком по рычагу, пока курица из кастрюли не попадет прямо на сковородку. В общем, есть, чем заняться. Через неравные промежутки времени имитируется землетрясение. Чтобы прочувствовать его должным образом в это время лучше всего оказаться на каменном мосту. Мост трясется. В нем появляются трещины, из которых струится дым, из ближайшей расщелины в скале вырывается огонь. В бассейне возникает приливная волна. Впечатляет.
Пятница
Сегодня никому не нужно торопиться в присутствие, но встаем рано. Очень приятно провести утро в саду. Походить по траве в росе. Поначалу мы опасались ходить босиком. Однако нас просветили, что в Претории не водятся насекомые ядовитые настолько, что умрешь, не успев добежать до врача, если укусят, так что теперь мы с удовольствием это делаем. Больница у нас рядом. Как ни обильна роса, но ее недостаточно для травы и деревьев, приходится поливать. Чем мы и занимаемся, прополов предварительно сорняки в цветниках и кактусятнике. Кактусятником занята площадка сбоку от гаража у дальней стены сада. Размером она метров восемь на два. А в углу за ней растет шелковица. Так вот, если я молча прохожу по кактусятнику к дереву, то, с какой бы стороны я туда ни пробиралась, в меня впиваются десятки колючек. Однако если я при этом разговариваю с кактусами, здороваюсь, например, или обещаю принести им камней, или прополоть траву, то дохожу до дерева в неприкосновенности. Кажется невероятным, но проверено мной многократно. Кстати, знатоков саккулентов мой рассказ не удивил.
Работа утром в саду доставляет много радости. Такое удовольствие творить красоту своими руками. Жаль лишать себя этого. Не нужен нам садовник.
Проснулись и наши соседи справа. К ним приехали родственники с исторической родины, из Голландии, с которыми они не виделись тридцать лет, поскольку те осуждали апартеид. Соседи наши старики, сердечники, оба едва ходят. Прислуга у них живет постоянно. Вчера мне соседка поплакалась, что ее гостья возмущается тем, что прислуга стирает вручную и убирается без пылесоса. Видит в этом проявление рабства. Но мы-то с ней понимаем друг друга. Мария у нас пользуется пылесосом только, если я дома, если же меня нет, она выбивает все диванные подушки во дворе. Все, кроме постельного белья, стирает только руками, даже если я дома. Однажды я застала ее за тем, что она вручную перестирывала белье, выстиранное мной в машине. Появляясь утром в доме, она сразу норовит выключить из сети все электроприборы, в том числе и компьютер. Пришлось ей это настрого запретить.
Прислуга, что живет сейчас у соседей, уже правнучка той, которая приехала с ними из Родезии, когда та превратилась в Зимбабве. Девушка у них выросла и ухаживает за стариками, которые, не хотят перебираться в комплекс для пенсионеров, и копит деньги на обучение в колледже.
Соседка считает унизительным убеждать родных, что она не рабовладелец, но очень огорчена. Это их единственные родственники, а отношения не складываются.
Во времена апартеида гражданам Южной Африки не дозволялось покидать самолет, если он садился в Европе на дозаправку, поскольку они не допускались в аэропорты тех стран, куда у них не было визы. Но среди пассажиров были и те, кто активно выступал против введения апартеида и просто потерпел поражение. Справедливо ли это было по отношению к ним? Или каждый народ достоин своего правительства и потому отвечает за дела его? Перед кем?
По весне, когда зацветают розы, в саду резиденции президента устраивается чаепитие для женщин. В тот год, когда президентом стал Нельсон Мандела, мне довелось побывать на таком чаепитии. Там меня познакомили с пожилой женщиной, организатором женского движения против апартеида. Это движение очень многочисленно и никогда не прекращало своей работы. А в тот день, когда должен был в парламенте голосоваться закон об апартеиде, в Преторию съехались белые женщины со всей страны, они выстроились вдоль улиц от въезда в город со стороны аэропорта до самого здания правительства с черными лентами через плечо с надписью "позор". Наивно? Они рисковали своей свободой. Так что и в недобром государстве живут добрые люди.
У стариков соседей был сын, но он умер от саркомы молодым, не успев жениться. Раковые заболевания это бич белого населения Южной Африки. Солнце здесь злое и от него, конечно, нужно прятаться. Черные так и делают. Ходят в шляпах, с зонтиками. Даже мужчины. Но белые пренебрегают опасностью. Любят позагорать. Врачи дерматологи, поэтому, процветают не меньше дантистов и водопроводчиков. С чем связано особое процветание последних, нам понять не удалось, но факт остается фактом.
Парень, у которого я стригусь, шутит, что он целыми днями только и делает, что помогает белым стать похожими на черных, добавляя к загару кудрявости их волосам. Мы стараемся держаться в тени.
Поработав, идем в бассейн университета Претории. Проводим там часа два и к ланчу возвращаемся домой. После отдыха от отдыха, муж садится проверять экзаменационные работы, дочь готовиться к выпускным экзаменам, а я облачаюсь в форму и отправляюсь на встречу с клиентом.
Встречаюсь с ним под облюбованной мной пальмой. Приятный человек средних лет. Акулой капитализма не выглядит. Шутит, похохатывает. Интересуется происхождением моего акцента. Сообщаю ему, что сегодня могу показать только один дом, который еще не объявлен в продажу. Поскольку это рядом, идем пешком. Через калитку в саду торгового комплекса выходим на нашу улицу. Дом Шульца в двух шагах. В саду полный порядок, цветники прополоты, лужайки пострижены. Клиент, вижу, пересчитывает пальмы. Это ценность. Показываю гаражи, мастерскую, отдельный домик со всеми удобствами для прислуги. Обходим дом. Он только скользит взглядом. Ни недавно обновленная черепичная крыша дома, ни прекрасное состояние плиточного покрытия дорожек и крыльца, кажется, не производят впечатления. Входим в дом, там все сияет и благоухает ванилью. Думаю, не обошлось без вмешательства Молин. В вазах цветы, прохладно, словно работает кондиционер. Обращаю внимание, что дом удачно развернут к солнцу. Соглашается. Но и внутри дом удостаивается только беглого осмотра. Прощаемся с мистером Шульцем. Я обещаю ему позвонить. Он выглядит расстроенным, но я почти уверена, что дом не интересен, потому что все равно подлежит сносу. Но Шульцу незачем это знать. Он все в нем сделал своими руками.
Выходим. Медленно возвращаемся к месту встречи. Ему нравится место и дом неплох, но участок маловат. Не продается ли и соседний. Последние мои сомнения развеялись. Насколько мне известно, нет. Можно ли это выяснить? Можно. Цена за этот дом кажется завышенной. Он сегодня получил представление, что почем в этом районе. Возможно, этот вопрос можно затронуть, но вряд ли удастся снизить цену существенно. У дома выигрышная позиция, полная тишина, при этом рядом торговый комплекс, полиция, что тоже нелишне в наши дни. Дом в хорошем состоянии. Электронная сигнализация. Ему важен размер участка. Я продаю дом на участке. Он имеет определенную стоимость независимо от того, в его ли он вкусе. Просит выяснить относительно других домов этого квартала. Обещаю это сделать к понедельнику. Теперь, хотя бы, я действительно могу говорить владельцам этих домов, что у меня есть заинтересованный покупатель. Прощаемся.
Почему-то я очень устала. Остаюсь сидеть под пальмой, хотя собиралась пройтись по магазинам. Едва не ушла домой, забыв, что ради похода по магазинам приехала на машине и оставила ее в гараже торгового комплекса. Зашла выпить кофе, взбодрилась немного. Походила по маленьким магазинчикам, полюбовалась на красивые вещи. Купила какие-то сувениры для родственников и друзей в России. Собралась с силами и пошла за продуктами.
Еду домой мимо тех домов, судьба которых уже решена. Они все пойдут на слом, окружающие их сады будут уничтожены, роскошные вековые деревья куда-то вывезены. Их место займет правительственное чудище. Но прежде, чем это произойдет, весь район превратится в строительную площадку. А рядом птичий заповедник, монастырь, церковь, районная начальная школа, комплекс домов для пенсионеров. Отвратительно, потому что уродуется прекрасный старый благоустроенный район. Страшно, потому что новая государственная власть признается в своей несостоятельности. Она бежит из центра, где ей должно быть, потому что не в силах справиться с преступностью. Бежит, потому что у чиновников среди белого дня угоняют машины и отнимают бумажники. Прячется за спины тех, кому должна быть защитой. Брошенные административные здания быстро превращаются в трущобы и тогда уже не пустуют. Криминальная обстановка от этого еще ухудшается.
Проезжаю комплекс для пенсионеров. Такие комплексы бывают как очень скромными, так и роскошными. Жилые помещения в них можно покупать, а можно снимать. Но доступны они только тем, кто старше пятидесяти. В них можно иметь дом, квартиру или комнату с ванной в корпусе, где есть столовая. Но в любом случае вам предоставляется весь комплекс необходимых услуг, включая медицинские. Всегда есть госпитальные палаты. Тот комплекс, что находится в нашем районе, среднего уровня. Отдельных домов в нем нет, только квартиры. Иногда мы видим, как персонал старается развлечь своих подопечных то работой в саду, то чтением, то пением, то физкультурой. Бывает приезжает автобус и увозит их всех на экскурсию или побродить по магазинам. Они не выглядят жалкими эти старики, вот что замечательно, но, все же, все стараются перебираться в такие комплексы только при необходимости.
Женский монастырь занимает значительную часть холма, заслоняющего нам по утрам солнце. Называется он "Назарет - хаус". Его обитательниц иногда можно увидеть в нашем торговом комплексе. Это обычно женщины средних лет. Но однажды ночью я проснулась от детского плача. Выглянула в окно и увидела двух девчонок в рубашках до пят и несколько взрослых в таких же рубашках, которые этих девчонок пытались в чем-то убедить, и те поддавшись на уговоры, но продолжая плакать, пошли со взрослыми.
Вот я и дома. Андрей звонит, что заедет перед самым концертом, к ужину не успевает. Ужинаем своим коллективом. Вася вполне освоился. Однако чувствуется в нем отменное воспитание. На накрытый стол с ногами не забирается. Но что-то давно не видно Тео, уж не заделали ли соседи дырку в стене? А может, мистер Милбрандт решил, что непорядок это, когда собака гуляет сама по себе?
Наряжаюсь. Даже что-то вешаю на шею и в уши. В театр принято надевать меха и драгоценности. Там весьма прохладно, работает мощный кондиционер. После лета от дам слегка попахивает нафталином, иначе никакой мех здесь не сберечь. Не редкость джентльмены, облаченные в белые смокинги. Красиво, аж жуть. Но если билеты на балкон, то вполне достаточно быть одетым формально - консервативно. Можно обойтись даже брючным костюмом, но предпочтительней юбка.
Заканчиваются концерты и спектакли не позднее половины десятого. Никаких произведений на бис не исполняется. Через полчаса после окончания представления и театр, и подземный гараж пусты. Поскольку большинство музыкантов эмигранты и имеют временный контракт, они редко обзаводятся машинами, а последние автобусы проходят мимо театра без пяти десять. Им нужно на них успеть. Все это понимают и артистов не принято задерживать на сцене овациями. Это не относится к сольным концертам. Платят оркестрантам немного и они, сбиваясь в ансамбли, подрабатывают, играя в частных домах. Такие домашние концерты устраиваются довольно часто. Так музыканты оркестра не только деньги зарабатывают, но и имя, известность.
В театре всегда много наших соотечественников, в том числе и служащих посольства. В антрактах расспрашиваем их о том, что происходит в России. Можно сказать, сведения из первых рук.
Суббота
С утра на грузовичке, груженом рекламными щитами, приезжает рабочий из агентства. Эти щиты с эмблемой агентства и перстом указующим расставляем на всех подъездных дорогах к дому, смотрины которого намечены на сегодня. По каким-то причинам этот дом долго не продается. И вот прежде, чем снизить цену, по просьбе владельцев устраиваются смотрины. Дом будет открыт с утра до ланча. Владельцы, как правило, уходят на это время, забрав с собой собак. Посмотреть дом может любой человек без предварительной договоренности. Агентство несет ответственность за сохранность всего, что есть в доме. Этот дом стоит на улице с оживленным движением транспорта, так что посетителей может оказаться много. Теперь мероприятие не кажется мне безопасным, но я буду не одна, а с напарником.
Прихожу пораньше, чтобы проверить прибрано ли в доме. Народ избалованный, если прислуги в этот день нет, то могут и постели не застелить, и посуду не вымыть, хотя и обещали, что все будет в порядке. К счастью, обещание сдержали. Даже кофеварка заправлена, чтобы мы не погибли от жажды. Напарник мой появляется одновременно с первым посетителем.
Народу много, так что время пролетает быстро. Есть даже одно предложение о покупке, правда по цене ниже запрашиваемой.
Теперь скорей домой! Очень хочется помолчать.
А дома и стол накрыт, и суп кипит, и кто придет, тот будет сыт, но приходит только Тео, а ему наш суп не нужен. Поскольку дырку в стене, действительно, кто-то заложил, непонятно, как он выбрался на свободу. Носится по саду, словно годы просидел взаперти, хотя соседский сад не меньше нашего. Выясняется, что ему удалось сделать подкоп под воротами. Вот это жажда свободы! Теперь он и по улице может побегать, пока соседи не заметят, учиненное им безобразие. На нас он может положиться, мы на его стороне, не выдадим.
Во второй половине дня идем в спорткомплекс немного размяться на тренажерах, поплавать в бассейне, посидеть в сауне. Там встречаем приятелей, которые зазывают нас к себе на ужин. У них и проводим остаток вечера. Они москвичи. В ЮАР переехали уже из Израиля, откуда безвизовый въезд. Нашли здесь работу, а теперь совсем прижились.
В Претории довольно большая еврейская община. Есть не только синагога, но и школа, где преподавание идет на английском языке, классы в ней маленькие и очень квалифицированные учителя. Школа это дорогостоящая вещь, но община заинтересована в том, чтобы в этой стране дети евреев оставались евреями. Не редкость, когда ребята и девочки, окончив школу, не сразу поступают в университет, а сначала уезжают служить в израильской армии.
Воскресенье
Рано поутру большой компанией на нескольких машинах выезжаем на горячие минеральные источники в Варнбад. Там много бассейнов с водой разной температуры, крытых и открытых. Есть волейбольные площадки. Обширные лужайки. Оборудованы места для пикников, где можно пожарить мясо. Дрова и уголь продаются на заправочных станциях. Планируем развлечение на целый день.
Но планам не суждено сбыться. Обычно малолюдное место, кишмя кишит детьми младшего школьного возраста всех цветов. Расставлены палатки, проводятся какие-то конкурсы и соревнования. Все от бега в мешках до прыжков в бассейн. Проводим некоторое время в крытом бассейне и отъезжаем подальше к реке, где и располагаемся в надежде, что мероприятие скоро кончится. Но нет, у детей тоже пикник на природе, а потом еще какие-то занятия. Поев, подремав, поболтав, снова идем в крытый бассейн, а потом уезжаем домой.
Так на денек школьников часто куда-то вывозят, но для старшеклассников есть обязательное мероприятие под названием вельд - школа. Когда спустя полгода после приезда в Африку нам пришлось отпустить в такую школу на две недели нашу дочь, мы едва не сошли с ума от волнения. Им там нужно было спать в ямах, крытых ветками, ловить насекомых, собирать травы. Не секрет, что и травы и насекомые бывают смертельно ядовитыми. Но все обошлось благополучно, хотя приятных воспоминаний не оставило. Они долго ехали на автобусах, потом долго шли по вельду с рюкзаками, потом, уже без рюкзаков, лезли по веревочным лестницам на почти отвесную гору, а там, на плоской вершине горы оказались душевые и туалеты, и те самые ямы, где им надлежало спать. Туда и привезли на автобусе по имевшейся, как оказалось, дороге их рюкзаки.
Замечательная особенность ЮАР состоит в том, что как бы трудна ни была дорога наверх, там вас всегда ждет ватерклозет с туалетной бумагой и место для пикника. Чаще всего в особо трудных местах подъема вырублены ступеньки. Они-то точно являются памятником рабскому труду аборигенов.
Пока добрались до дома уже начало темнеть. Мне еще предстоит звонить владельцам домов обреченного квартала.
Как и месяц назад, никто из них не планирует продавать дом имеющемуся у меня потенциальному покупателю. Одна женщина даже говорит, что сама владеет агентством по торговле недвижимостью, и мои услуги ей вряд ли потребуются в любом случае. Ну что ж, не мне их спасать.
Совсем стемнело, вдруг в саду начинается птичий переполох. Включаем прожектор и в его лучах видим стаи птиц, врезающиеся в тучи каких-то длиннокрылых насекомых, которые тут же устремляются на свет над дверью. Захлопываем дверь, закрываем окна, но довольно много насекомых успели залететь в дом. Ударившись о стену, они теряют крылья, и становятся похожи на муравьев, которые мгновенно разбегаются. Нашествие продолжается недолго, но у стены дома скопились кучи сброшенных крыльев. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это термиты. А в душевой кабине обнаруживается огромная как булыжник жаба. Решаем оставить ее на ночь в доме, пусть переловит термитов, разбежавшихся по нему. Может, она и пришла-то за ними.
Лето. Дятлы и птицы-носороги
Декабрь
Вот и лето. Жарко. Хочется к большой воде. Начались рождественские каникулы в школах, университетах и государственных учреждениях. Стольный град Претория пустеет. Очень многие горожане сохранили свои фермы, которые требуют присмотра и заботы. Мы уже не удивляемся рассказам сотрудников о сотнях прививок, сделанных ими коровам, о тысячах остриженных ими овец. Первое время мы понимали это буквально и очень жалели людей, которым в жару приходится так тяжело работать. Теперь нам стал понятен анекдот о белом, который отвечает на предложение о помощи: "Нет, не нужно мне помогать. Дайте мне пяток черных, и я сделаю это сам".
По сравнению с другими развитыми странами собственность в ЮАР недорогая, и у многих наших местных приятелей есть дома на берегу океана или в заповедниках, где они и проводят отпуска. Очень популярна форма совместного владения комплексами отдыха. Некоторые покупают долю в нескольких комплексах, чтобы обеспечить себя наиболее удобным местом отдыха в любой сезон. Например, в пасхальные каникулы в Кейптауне еще холодно, зато в Дурбане прекрасно. А в июле, в разгар зимы, хорошо покататься по отрогам Драконовых гор, пожить недельку вблизи заповедника Крюгера. Страна прекрасна, многообразна и обширна.
Мы не обременены иной собственностью, кроме машины, нам открыты все пути. Отпраздновав с друзьями мой день рождения, поедем на пару недель в Кейптаун отдохнуть, покупаться, поколесить по его окрестностям, а на обратном пути, возможно, завернем в Кимберли.
Муж любит удивлять меня подарками, но в этот раз ему это особенно удалось. К букету прилагалось в нарядной упаковке бревнышко из сизаля, который растет только на Мадагаскаре. Растение замечательно тем, что его древесина похожа на бумагу и не гниет. Бревнышко, доставшееся мне, диаметром двадцать сантиметров, а длиной с полметра и примерно в двадцати сантиметрах от конца на нем сделана зарубка. В сопроводительной записке утверждалось, что оно является таким непреодолимым соблазном для пестрых дятлов, что они обязательно устроят в нем гнездо. Одна беда, у нас в саду таких дятлов нет.
Когда гости разъехались по домам, привязываем бревнышко на ветку нашей акации так, как рекомендовано в сопроводительной записке, и идем спать.
Мое окно выходит в сад. Поэтому на следующее утро я первой просыпаюсь от стука. Выглядываю и глазам своим не верю. На бревнышке сидит дятел и долбит его точно в том месте, где сделана насечка. Дятел изумительной красоты. Не черного цвета с красным капюшоном, какие часто появлялись в саду и раньше, а с ярким пестрым оперением, как обещано в сопроводительной записке. Присмотревшись, замечаю и второго такого же дятла, сидящего на ближайшей ветке. Возможно, они сменяли друг друга, но работа не прекращалась целый день. Под деревом росла горка строительных отходов.
Когда солнце стало клониться к закату, в саду появился черный дятел с красным капюшоном. Работы были немедленно прекращены. Строители уселись рядышком на ветку, а вновь прибывший дятел принялся деловито простукивать дерево. Продолжалось это довольно долго. И все это время строители сидели на той же ветке. Было такое впечатление, что прораб принимает работу, а они ждут его оценки. Через некоторое время красноголовый дятел улетел, но прилетел еще один пестрый и стал лихорадочно долбить бревнышко, забравшись внутрь. Похоже, к ночи строительство должно было быть завершено. Муж предположил, что за дело взялась теща. Горка строительных отходов под деревом сразу существенно подросла. Наконец, птица выбралась наружу и улетела, а одна из сидевших на ветке забралась внутрь. Вторая после этого тоже улетела. Следующие дни до отъезда мы наблюдали, как пестрый дятел постоянно сновал по саду в поисках пищи, которую доставлял подруге. Нам не удалось понять, трудился он один или теща тоже помогала. Нас птицы совершенно не боялись. Поскольку ни кошек, ни крыс, которые здесь, бывает, устраивают гнезда на деревьях, у нас в саду не было, то и мы за них не боялись и спокойно уехали в Кейптаун.
Имя мне досталось для России странное: Жанетта. Когда я работала в неком ленинградском НИИ, один из сотрудников неизменно встречал мое появление в комнате песней: "В кейптаунском порту с пробоиной в борту "Жанетта" поправляла такелаж". За десять лет, что мы проработали вместе, мне это поднадоело, но разве кто-то мог тогда подумать, что мне доведется побывать в самом Кейптауне?
Путь от Претории до Кейптауна неблизкий. Полторы тысячи километров. Можно, конечно, меняясь за рулем доехать и за день, поскольку дорога прекрасная, и крейсерская скорость 120 км в час, но это очень утомительно и опасно, потому что по серпантину через перевал тогда приходится идти уже в темноте, а нередко и в тумане. Нам спешить некуда, поэтому, проехав тысячу километров по Кару, успеваем как раз перед закрытием въехать на территорию полюбившегося нам заповедника неподалеку от Бофорт-Уэст. Там ведутся раскопки каких-то звероящеров. Каждый год откапывают нечто изумительное. Кроме того, в заповеднике нет хищников, опасных для человека, поэтому домики не огорожены, и с крыльца можно наблюдать за зебрами, куду, спрингбоками, импалами и пр. После долгой дороги огромный, неглубокий бассейн с водой из горной речки тоже доставляет массу удовольствия, за день вода в нем успевает прогреться, но по утрам просто ледяная. В домиках есть кухонька, так что при желании можно приготовить ужин из привезенных продуктов или пойти поесть в местном ресторанчике. Утром окунаемся в бассейн как в прорубь и в путь.
В отличие от прошлых поездок в Кейптаун, когда мы останавливались в гостиницах или пансионах, в этот раз мы приглашены в гости к человеку, имеющему дом на берегу Атлантического океана в Блуберге. Этот дом будет служить нам ночлегом между поездками по окрестностям.
Путь от заповедника до Блуберга вдвое короче, чем тот, что мы проделали накануне, но времени требует не меньше. Приходится пройти целую череду перевалов, серпантин за серпантином, с одной стороны пропасть, с другой скалы. Так и тянет на середину дороги, но, к сожалению, и встречных тоже. Ни о каких ста двадцати километрах не может быть и речи. Ограничение шестьдесят, но и они по силам только ассам. А подъемы так круты, что их и не выжать. Очень много смотровых площадок, и с них открывается такой вид, что захватывает дух, мы и останавливаемся почти на каждой, так что до нашего пристанища добираемся уже далеко за полдень.
Хозяин милейший человек, необычайно бодрый и жизнерадостный, несмотря на свои семьдесят девять лет. Мы познакомились с ним всего пару недель назад в гостях у друзей, его родственников. Он приезжал их навестить из Кейптауна в Преторию на машине один и проделал весь путь за день. Хотя перевал у него был в начале пути, но и по Кару ехать тоже непросто. Пейзаж полупустыни так однообразен, что укачивает. Только и спасает, что через каждые двести километров есть большие придорожные комплексы, которые здесь называют ультра-сити, с заправками, ресторанами и всякими другими удобствами. В большинстве из них исключительно чисто. Местные мамы безбоязненно дают в них поползать малышам, уставшим сидеть в машине. Обычно в таких комплексах есть и места для пикников и детские площадки, да и игровых автоматов тоже хватает. Для жителей местной глубинки, фермеров, они служат центрами развлечений.
Дом, где нам предстоит провести несколько ночей, оказался неожиданно большим, двухэтажным, с несколькими верандами, с большим садом. Удивительно, что деревья в саду в кадках. Хозяин объясняет, что кадки без дна, но иначе деревья засыпает песком, поскольку в этом месте открытый океан и бывают очень сильные ветры. По этой же причине дом разделен на две половины, зимнюю и летнюю.
Из нашей комнаты потрясающий вид на Столовую гору с приземлившимся на нее облаком, которое стекает на город. Распаковав вещи, спускаемся вниз. Нам обещана экскурсия по дому. Он оснащен по последнему слову техники. После краткого ликбеза осваиваю управление многочисленными кухонными агрегатами.
Хозяин с гордостью демонстрирует коллекцию марок, которую собирает семьдесят лет. Кляссеры занимают целую комнату. Дом обставлен старинной мебелью, стены украшают картины известных художников, хорошая коллекция бронзы и фарфора. Ощущается, что каждая вещь любима и имеет свое место. Не музей, жилище. Потом, к немалому нашему удивлению, в гараже обнаруживается самолетик со снятыми крыльями. Хозяин объясняет, что пока не продал дело, пользовался им часто, а теперь летать уже некуда. Интересуемся, что это было за дело? Выясняется, что занимался он производством бумаги. Шутит, что сделал состояние на туалетной бумаге и работать бросил. Теперь путешествует. Не так давно вернулся из кругосветного путешествия. Даже в Литву заезжал, откуда его вывезли ребенком задолго до войны, когда оттуда от погромов бежали евреи. Жалуется, что не находит себе места с тех пор, как похоронил жену, хотя дел и хватает, поскольку он член городского совета и отвечает за водоснабжение. Наставляет нас:
- Воду зря не лейте, а то скажут, что я сам превышаю установленную норму.
Экскурсия окончена, пьем чай и обсуждаем наши планы на ближайшие дни. Нам хочется отсюда съездить на мыс Доброй Надежды и в сам Кейптаун. Потом переедем в Витсанд, где приятели сняли для нас дом рядом с ними. Там прекрасное купанье и есть катамаран, чтобы ходить под парусом по реке Бриди, впадающей в океан.
Хозяин предлагает прокатиться по побережью, пока не стемнело, посмотреть на цветущие долины. Мы с радостью соглашаемся, предполагая, что едем на нашей машине, но не тут то было. Старик заявляет, что он сидит в машине только на месте водителя, и это всегда его машина. Да и вообще, машина должна быть хотя бы BMW, но уж не Mazda, как у нас. На это нам возразить нечего. После Запорожца, а потом Жигуля, на которых мы исколесили всю Прибалтику и Приладожье нам и в Mazde 626 совсем неплохо. Однако это не первый человек, который удивляется, что мы купили японскую машину. Считается, что машина должна быть немецкой. Что и говорить в машине Бена много тише и мягче, и пахнет натуральной кожей. Несемся вдоль океана на страшной скорости. Дорога пустая, опасности нет, но куда спешим неясно. Рассмотреть ничего не успеваем, только мелькают за окном цветные пятна. Однако прокатиться с ветерком тоже огромное удовольствие. На обратном пути любуемся закатом, который обещает сильный ветер.
Родственники так расхвалили Бену мои поварские способности, что он отказывается идти ужинать в ресторан, просит сготовить что-нибудь из тех продуктов, что есть у него в холодильнике. Едим на веранде, с которой открывается вид на океан. На океан можно смотреть часами, чем мы и коротаем время. Хозяин рассказывает о своих путешествиях. Говорит, бывало ездил за тридевять земель, только чтобы приобрести вещь для своей коллекции, но скоро этому конец. Как стукнет восемьдесят лет, он не сможет больше ездить за границу, не будут оформлять страховку. Удивляемся, почему ему так важна страховка, если он не стеснен в средствах. Опасается он, оказывается, что если попадет в аварию и погибнет, то при отсутствии специальной страховки его могут похоронить не по еврейскому обряду. Подозреваем, что шутит, но кто его знает, мы ведь недавно знакомы. Друзья предупреждали, что он чудаковат.
Кстати, о наших приятелях, у которых мы познакомились с Беном. Как известно, Земля слухом полнится. Когда мы собирались уезжать в Африку, знакомые наших знакомых, прослышав об этом, попросили нас попытаться найти и передать от них письмо родственникам, которые очень давно уехали в ЮАР из Прибалтики. Как люди обязательные, мы в первую же неделю пребывания там, вооружились телефонными книгами и принялись за поиски. Люди с интересовавшей нас редкой для этих мест фамилией нашлись именно в Претории и, судя по адресу, жили в паре километров от того пансионата, в котором нас поселили на время, пока мы подыщем себе квартиру. Вечером мы им позвонили, и они немедленно приехали и повезли к себе на ужин. Пожилая пара, обоим за семьдесят. Хотя оба в Африку попали малыми детьми, Бетти до сих пор помнит колыбельную, которую пела ей русская няня. Их единственная дочь замужем тоже за потомком литовских евреев, растут двое внуков. Они были очень рады, что дожили до дней, когда ленинградские родственники смогли себе позволить иметь родственников заграницей. Проговорили допоздна об их прошлом и нашем будущем. Нам предстояло выбрать школу для дочери и не хотелось ошибиться.
Утром проснулись рано и, позавтракав на кухне, чтобы не тревожить нашего хозяина, уехали на Мыс Доброй Надежды. В 1936 году самая южная оконечность Африки стала заповедником размером почти восемь тысяч гектар. Здесь водятся олени, зебры, страусы, дикобразы и множество других видов животных, включая обезьян. Это царство естественной южно-африканской флоры, многообразие протей, вереска и маргариток. Береговая линия круто обрывается вниз к узким пляжам белого песка и изъеденного мощным прибоем гранита, покрытого кристаллизовавшейся солью.
Можно дойти до самой крайней точки Африки и посидеть на скале, убеждая себя, что смотришь туда, где встречаются два океана, но, объективно говоря, это не так. На высшей точке мыса стоит старый, но по-прежнему действующий маяк. Дорога к нему крутая и открытая солнцу, но можно воспользоваться услугами автобуса. Вид от маяка изумительный. На востоке теряется в туманной дымке изрезанный гранит африканского побережья. Если же сильно наклониться вниз, то можно увидеть огромный приливный бассейн, но людям свойственно смотреть вдаль, поэтому в этом бассейне мы бываем всегда одни. Именно в нем особенно чувствуется, что находишься на краю земли.
На площадке перед подъемом к маяку есть магазин сувениров и кафе. Поскольку жарко, народ поглощает в огромных количествах мороженое и обертки от него бросает в урны. Около урн сидят бабуины, достают обертки, облизывают и запихивают обратно. Никогда бы не поверила, если бы не видела своими глазами. Бабуинов здесь очень много. Они сидят на скалах над пляжем с западной стороны, на который можно спуститься по деревянной лестнице, но не следует забывать, что по ней же придется потом подниматься. Другого пути с этого пляжа, окруженного с трех сторон отвесными скалами, нет. Однако испытываешь огромный соблазн поспорить с океанской волной, так что спускаемся вниз. В силу уже описанных особенностей места, народу на пляже немного и, в основном, это молодежь. Многие принесли с собой завтраки. Обезьяны бдительно следят за людьми. Стоит войти в воду, бабуины спрыгивают со скал и обследуют оставленные вещи. Если находят еду, забирают и снова залезают на скалы, где до них не добраться. Если еда в пластиковых коробках, они открывают коробку и оставляют, забирая содержимое. Можно попытаться их отогнать, но особенно близко лучше не подходить. Бабуины бывают очень агрессивными, а зубы у них не хуже тигриных.
Купанье здесь бодрит, поскольку вода очень холодная в самый жаркий день, а волна, даже небольшая, настолько мощная, что сбивает с ног, и выбраться на берег бывает затруднительно.
Чтобы подъехать к бассейну, который видно к востоку от маяка, нужно довольно долго колесить по дорогам заповедника, но это очень приятно. Там мы купаемся, едим, отдыхаем и отправляемся на тот мыс, что приобрел славу доброй надежды.
За бухтой, где находится пляж, берег понижается, скалы отступают от воды, уступая место некой разновидности степи. Дорога снова сворачивает к океану, и в конце ее оказываешься у доски с надписью: "Мыс Доброй Надежды". Ракушечник и черные камни, по которым можно зайти в воду довольно далеко от берега. Возможно, здесь можно подойти к берегу на лодке и не разбиться, но рискованно. Здесь и проводим время до заката, бродя по камням и собирая ракушки и камушки, но потом приходится спешить, чтобы выехать за ворота заповедника до закрытия. Едем сразу домой, так как несколько подгорели, необходимо принять меры, чтобы завтра не страдать.
Бен в ожидании нас наблюдает за поливкой сада. Он нам рад и это приятно. Я сразу начинаю готовить ужин. Вскоре на кухне появляется и хозяин. Понаблюдал за мной и спрашивает, почему я сразу мою посуду, а не складываю грязную в посудомоечную машину. Почему взбиваю яйца вилкой, а не миксером. Действительно, почему? Наверно, дело в привычке. Обещаю исправиться.
На следующее утро с опозданием на день на город напал большой ветер. Такой сильный, что невозможно сделать шаг ему навстречу. Говорят, что в Кейптауне иногда натягивают веревки вдоль улиц, чтобы человек мог уцепиться. Но мы испытываем такое впервые. По земле метет тяжелый песок. Ясно, что запланированное посещение Столовой горы придется отменить. Фуникулеры при таком ветре не работают. Смотрим из окон и ждем, когда это кончится. Бен говорит, что в центре Кейптауна, вдали от моря вполне можно ходить. Едем туда.
Кейптаун огромный изумительный белокаменный город. Он был основан в 1652 году голландской Ост-Индской кампанией, как перевалочный пункт на морском пути в Индию. Здесь смешались все расы, национальности и религии. В городе множество соборов и мечетей, театров и музеев, картинных галерей, университетов и правительственных зданий, набережных, пешеходных зон с массой сувенирных лавок, дорогих фирменных магазинов, огромных торговых центров, отелей и ресторанов на все вкусы. По городу интересно просто побродить. Летом, в определенные часы можно побывать и в здании парламента. Очень хорош сад вокруг него, где выставляется садовая скульптура.
Во второй половине дня ветер совсем стихает, и мы едем на Сигнальный холм. Оттуда открывается чудесный вид на город, а главное на океан, в котором вечером зарождаются облака и поднимаются, чтобы отправиться в путь над Африкой, неся ей дожди, или зацепиться за Столовую гору и стечь на город туманом и растаять на нагретых стенах домов и камнях мостовых. Зрелище это настолько необычное и величественное, что невозможно уехать, пока совсем не стемнеет. Бывает облако садится на сам холм, и тогда оказываешься в белом безмолвии. Куда исчезают звуки непонятно. Совершенно нарушается способность к ориентации. Лучше всего оставаться на месте и подождать, пока туман рассеется или опустится вниз.
Над городом царит Столовая гора. Она имеет высоту больше километра, так что летом почти постоянно покрыта скатертью из облаков. С этой горы начинается горный хребет длиной пятьдесят километров, перегораживающий полуостров. Это заповедник, знаменитый многими видами флоры и фауны, которые не встречаются больше нигде в мире. Столовая гора это развлеченье на завтра, а сегодня пора домой. Погода стоит очень жаркая, решаем послезавтра перебраться в Витсанд.
Домой возвращаемся немного раньше, чем накануне. Хозяин кормит огромного рыжего кота. На коте ошейник, значит домашний. Удивляемся, что мы его ни разу не видели, но оказывается это гость. Приходит каждый день в одно и то же время то ли просто навестить, то ли поесть вкусненького, поскольку сухого корма ему здесь не предлагают. Увидев нас, кот уходит, не доев и не попрощавшись с хозяином. Хотелось бы надеяться, что он вернется завтра.
Вечерние занятия все те же. Едим и смотрим на океан. Слушаем рассказы хозяина. Рассказываем о России. Выясняется, что в Петербурге он уже побывал. Навещал вновь обретенных родственников. Очень обиделся на нашу таможню. Родственники отдали ему серебряную ложку, с которой, по семейному преданию, его в младенчестве кормила мама, а на таможне ему не разрешили эту ложку вывезти. Жаль, что она не была алюминиевой. Детей у него нет. Подумывает, не оставить ли дом садовнику, который работает у него много лет. Напоминаем о наличии славных, на наш взгляд, внучатых племянников, но оказывается, те порой забывают поздравлять его с днем рождения, их кандидатуры не подлежат рассмотрению. Выясняется, что завещание-то уже составлено в пользу благотворительного фонда. Не ясно, зачем нам это знать. Возможно, чтобы мы намекнули племянникам, что не нужно забывать поздравлять дядю, что он чувствует себя одиноким.
Весь следующий день проводим на Столовой горе. Гуляем, смотрим вдаль, едим, гуляем, катаемся на фуникулере. Вечером праздничный ужин с потрясающим местным вином.