Я старик, одинокий и нелюбимый, страдающий и заставляющий страдать и уставший жить. Я готов к тому, что потом; оно не может быть хуже того, что сейчас.
Я владею этим высотным зданием из стекла, в котором нахожусь, и кампанией, располагающейся внизу, подо мной. Земля на полмили по трем направлениям, и две тысячи человек, которые здесь работают, и еще двадцать тысяч, которые работают не здесь, тоже принадлежат мне. Мне принадлежит трубопровод, проложенный под землей, по которому подается газ с моих месторождений в Техасе в мое здание, и линии электропередачи, снабжающие его током. Я арендую невидимые мили спутника в вышине, чтобы давать команды моей империи, простирающейся далеко по миру. Мое состояние превышает одиннадцать миллиардов долларов. Мне принадлежит серебро Невады и медь Монтаны, кофе Кении и уголь Анголы, каучук Малайзии и природный газ Техаса, нефть Индонезии и сталь Китая. Моя кампания владеет кампаниями, которые производят электроэнергию и выпускают компьютеры, строят плотины, печатают книги и транслируют сигналы через мой спутник. Подразделения дочерних кампаний моей кампании можно найти в большем числе стран, чем любой может назвать.
У меня были все возможные игрушки - яхты, самолеты, блондинки, дома в Европе, фермы в Аргентине, острова в Тихом океане, чистокровные лошади и даже хоккейная команда. Но я стал стар для игрушек.
Деньги явились причиной моих страданий.
У меня было три семьи - три бывших жены, которые произвели на свет семерых детей, шесть из которых еще живы и делают все от них зависящее, чтобы досадить мне. Насколько мне известно, я отец всех семерых, включая и того, которого похоронил. Следовало бы сказать, которого похоронила его мать. Меня не было в стране.
Я порвал со всеми женами и детьми. Сегодня они собрались здесь, потому что я умираю. Пришло время делить деньги.
Я давно готовился к этому дню. В моем здании четырнадцать этажей, протянувшихся, простершихся, охвативших тенистый внутренний двор, где когда-то в солнечные дни я любил устраивать приемы. Я живу и работаю на верхнем этаже. Двенадцать тысяч квадратных футов роскоши, которая могла бы шокировать многих, но меня это нисколько не трогает. Я создал свое богатство своим потом, умом и удачей. Мне решать, как его тратить. Кому его отдать, тоже выбираю я, но на меня идет охота.
Какое мне дело, кто получит деньги? Я получил от них все, что возможно. Сейчас, когда я сижу здесь в инвалидном кресле, ожидая в одиночестве, я не могу придумать ничего, что я хотел бы купить или увидеть, ни одного места, где бы мне хотелось быть, ни единого приключения, которое хотел бы испытать.
Все было. Я очень устал.
Мне нет дела до того, кто получит деньги. Но я позабочусь о том, чтобы некоторые их не получили. Каждый квадратный фут этого здания спроектирован мною, поэтому я точно знаю, куда поместить каждого для этой маленькой церемонии. Они все здесь, ждут и ждут, впрочем, они готовы ждать. Они бы нагими вышли в пургу ради того, что мне предстоит сделать.
Первая семья, Лилиан и четверо из ее выводка - четыре моих отпрыска, рожденные женщиной, которая редко позволяла прикасаться к себе. Мы поженились молодыми, мне было двадцать четыре, а Лилиан восемнадцать, так что Лилиан тоже уже старуха. Я не видел ее много лет, и сегодня тоже не увижу. Не сомневаюсь, что она продолжает играть роль горюющей, брошенной, но верной своему долгу первой жены. Она больше не выходила замуж и, уверен, не занималась сексом в течение пятидесяти лет. Удивляюсь, как нам удалось завести детей.
Ее первенцу сейчас сорок семь, Трой младший. Ничтожество. Он порочит мое имя. Ребенком его называли Ти Джей*, и он до сих пор предпочитает эту кличку имени Трой. Из шестерых детей, собравшихся здесь сегодня, Ти Джей бездарнейший, хотя и остальные недалеко ушли. Его выставили из колледжа в девятнадцать за торговлю наркотиками.
Ти Джею, так же как и остальным, были подарены пять миллионов долларов в тот день, когда ему исполнился двадцать один год. Так же как у остальных они протекли у него между пальцев.
Не счесть постыдных историй, связанных с детьми Лилиан. Все они обременены долгами и практически нетрудоспособны без надежды на улучшение. Так что подписание мною этого завещания наиболее важное событие в их жизни.
Возвращаясь к бывшим женам. От фригидности Лилиан я сбежал к пылающей страстью Джени, красотке, работавшей тогда секретарем в бухгалтерии, но немедленно получившей повышение, когда я решил, что она мне нужна во время поездок. Я развелся с Лилиан и женился на Джени, которая моложе меня на двадцать два года и была полна решимости держать меня в состоянии полного удовлетворения. Она родила двоих детей так быстро, как только смогла, чтобы использовать их в качестве якоря, держать меня вблизи от себя. Рокки, младший, разбился в спортивной машине вместе с двумя приятелями, в аварии, которая обошлась мне в шесть миллионов долларов, чтобы дело не дошло до суда.
Я женился на Тайре, когда мне было шестьдесят четыре, а ей двадцать три, и она была беременна от меня маленьким монстром, которого назвала Рембл по причинам мне непонятным. Ремблу сейчас четырнадцать, однажды он был арестован за кражу в магазине, и еще раз, потому что у него нашли марихуану. Его немытые волосы прилипают к шее и лежат на спине, и он украсил себя кольцами в ушах, бровях и в носу. Мне было заявлено, что в школу он ходит тогда, когда ему этого хочется.
Рембл стыдится того, что его отцу почти восемьдесят, а его отец стыдится того, что его сын носит серебряную бусину в языке.
И он вместе с остальными ждет, чтобы я подписал завещание и сделал его жизнь лучше. Как бы ни было велико мое состояние, его ненадолго хватило бы этим дуракам.
Умирающему старику не пристало ненавидеть, но я не могу ничего с собой поделать. Они все ничтожества. Их матери ненавидят меня, поэтому дети тоже научились меня ненавидеть.
Они как стервятники с когтистыми лапами, острыми зубами и жадными глазами, кружат и дрожат от предвкушения несметной добычи.
Сейчас мне предстоит подвергнуться психиатрической экспертизе. Они думают, что у меня опухоль, потому что я делаю странные вещи. Я говорю невпопад на совещаниях и по телефону. Мои помощники шепчутся у меня за спиной и думают про себя: да это правда, это опухоль.
Два года назад я написал завещание, оставив все последней сожительнице, которая в это время расхаживала по дому в колготках леопардовой расцветки. Только. Да, меня сводят с ума двадцатилетние блондинки со всеми их округлостями. Но потом она получила под зад и завещание пошло под нож. Я просто устал.
Три года назад я написал завещание просто так, оставив все благотворительным организациям, сотне самых разных. Как-то раз я проклинал Ти Джея, а он отвечал мне тем же, и я сказал ему о новом завещании. Они с матерью и другими моими детьми наняли бригаду хитроумных адвокатов и подали в суд, в попытке запихнуть меня в психиатрическую больницу для экспертизы и лечения. Это был действительно умный шаг их адвокатов, потому что, если бы я был признан умственно неполноценным, мое завещание было бы признано недействительным.
Но у меня самого полно адвокатов, и я плачу им тысячу долларов в час за манипулирование законодательной системой в мою пользу. Поэтому я не был никуда помещен тогда, хотя и был несколько не в себе.
У меня есть мой личный резак, которому я скармливаю мои старые завещания. Ни одного не осталось, маленькая машина поглотила их все.
Я ношу длинные белые балахоны из таитянского шелка и брею голову как монах и ем очень немного, поэтому мое тело высохло и сморщилось. Они думают, что я буддист, но в действительности я последователь Зоротустры*. Впрочем, они не знают разницы. Я почти понимаю, почему они считают, что я теряю разум.
Лилиан и первая семья находятся в зале заседаний директората на тринадцатом этаже, непосредственно подо мной. Это большая комната, отделанная мрамором и красным деревом, с драгоценными коврами и большим овальным столом в центре. Сейчас она полна очень взволнованных людей. Лилиан пришла со своим адвокатом, как и каждый из ее детей, за исключением Ти Джея, который пришел с тремя, чтобы показать свою важность и быть уверенным, что ему обеспечена профессиональная поддержка при любом развитии событий. Ти Джей имел больше конфликтов с законом, чем большинство приговоренных к смертной казни. Сбоку от стола большой цифровой экран, на который будет транслироваться вся процедура.
У Ти Джея есть брат Рекс, возраст сорок четыре, мой второй сын, в настоящее время женат на исполнительнице стриптиза. Ее имя Эмбе. Бедняжка лишена мозгов, но имеет впечатляющую грудь. Подозреваю, что искусственную. Думаю, она у него третья жена, но может быть и вторая, вторая или третья, но не мне его упрекать. Она здесь, также как супруги и сожители остальных детей. Прохаживается нервно в ожидании дележа одиннадцати миллиардов.
Первая дочь Лилиан, моя старшая, Либбигейл, ребенок, которого я очень любил, пока она не уехала в колледж и не забыла обо мне. Потом она вышла замуж за черного, и я вычеркнул ее имя из моих завещаний.
Мари Роз последний ребенок, которого родила Лилиан. Она замужем за врачом, который считается очень богатым, но они по уши в долгах.
Джени и вторая семья ждут в комнате на десятом этаже. Джени была замужем дважды после нашего развода много лет назад. Я почти уверен, что сейчас она живет одна. Я нанял детективов, чтобы быть в курсе, но даже ФБР не в состоянии перечесть всех, с кем она делила постель. Как я уже упоминал, Рокки, ее сын, погиб. Ее дочь Джина здесь со своим вторым мужем, слабоумным cо степенью магистра в администрировании бизнеса, вполне способным взять полмиллиарда и мастерски спустить его года за три.
И мой младший сын, Рембл, развалившийся на стуле, в комнате на пятом этаже, постоянно трогающий языком золотое кольцо в уголке губ, запустивший пальцы в свои слипшиеся зеленые волосы, огрызающийся на мать, которая имела наглость появиться здесь сегодня с волосатым маленьким сутенером. Рембл надеется стать сегодня богачом только потому, что был зачат мной. Рембл тоже с адвокатом, хиппи радикального толка, которого Тайра увидела по телевизору и наняла, предварительно переспав с ним. Они ждут, также как и остальные.
Я знаю этих людей. Я слежу за ними.
Снид появился из глубин моего жилища. Он прислуживает мне почти тридцать лет, круглый невзрачный мужчина в белом жилете, всегда заискивающий и униженный, постоянно согнувшийся в талии, словно отдает поклон королю. Снид встал передо мной, руки сложены на животе, голова наклонена набок, угодливая улыбка, спрашивает:
- Как вы себя чувствуете, сэр?- спрашивает он с неестественной интонацией, усвоенной им в Ирландии, где мы жили много лет тому назад.
Я не отвечаю, потому что этого не требуется и не ожидается.
- Кофе, сэр?
- Ланч.
Снид подмигивает сразу двумя глазами, кланяется еще ниже и вперевалку выходит из комнаты, отвороты его брюк волочатся по полу. Он тоже надеется разбогатеть после моей смерти, и я предполагаю, что он, как и остальные, считает дни.
Беда, связанная с наличием денег, состоит в том, что каждый хочет немного от них. Только ломтик, малую толику. Что такое миллион для владеющего миллиардами? Дай мне миллион, старик, ты этого даже не заметишь. Дай мне в долг, и оба забудем об этом. Упомяни мое имя в своем завещании, там достаточно места.
Снид чертовски любопытен, еще годы тому назад я застал его, когда он рылся в моем столе, искал, я думаю, последнее завещание. Он хочет, чтобы я умер, потому что надеется получить несколько миллионов.
Какое право он имеет ожидать чего-то? Мне следовало его уволить много лет назад.
Его имя не упоминается в моем завещании.
Он поставил передо мной поднос: запечатанная пачка галет, маленькая баночка меда с крышкой, запечатанной пластиком, и банка "Фрески", двенадцать унций, комнатной температуры. Любое изменение, и Снид будет уволен на месте.
Я отпустил его и обмакнул галету в мед.
Последняя еда.
Два
Сижу и смотрю сквозь стены из затемненного стекла. В ясные дни мне видно вершину памятника Вашингтону* в шести милях отсюда, но не сегодня. Сегодня сыро и холодно, ветрено и пасмурно, неплохой день для смерти. Ветер сдувает последние листья с ветвей и гоняет их по двору внизу.
Почему я так беспокоюсь из-за боли? Разве плохо немного пострадать? Я причинил больше страданий, чем десяток любых других людей.
Я нажал на кнопку, и появился Снид. Он поклонился и покатил мою инвалидную коляску к двери в мраморное фойе и дальше через дверь в мраморный холл, к следующей двери. Мы все ближе, но я не чувствую волнения.
Я заставил их ждать больше двух часов. Мы миновали мой кабинет, и я кивнул Николетт, моей последней секретарше, прелестной малышке, которую обожаю. Если бы осталось время, она могла бы стать четвертой женой.
Но времени не осталось. Только минуты.
Банда ждет. Группа юристов и несколько психиатров, которые будут определять в уме ли я. Они обступили длинный стол в моем конференц-зале, и мгновенно замолчали при моем появлении, уставясь на меня. Снид поместил меня с той стороны стола, где был мой адвокат Стаффорд, рядом с ним.
В зале установлено несколько кинокамер, вокруг которых суетятся техники. Каждое слово, каждый вздох будет записан, потому что на карту поставлено сокровище.
Последнее завещание, которое я подписал, давало моим детям совсем немного. Его, как и все предыдущие, подготовил Джош Стаффорд. Сегодня утром я уничтожил это завещание, как и все предыдущие.
Я сижу здесь, чтобы доказать миру, что я достаточно психически нормален, чтобы написать новое завещание. Когда это будет установлено, никто не сможет оспаривать то, как я распоряжусь моим богатством.
Прямо напротив меня сидят три психиатра, по одному от каждой семьи. На согнутых карточках перед каждым из них написано имя: Доктор Зейдель, Доктор Флоуви, Доктор Тайшен. Я вглядываюсь в их глаза и лица. Демонстрирую свою нормальность, не уклоняюсь от прямых взглядов.
Они ожидают, что я немного сумасшедший, но я готов их поразить.
Стаффорд дирижирует спектаклем. Когда все расселись и камеры установлены должным образом, он говорит:
- Мое имя Джош Стаффорд, я адвокат мистера Троя Фелана, сидящего справа от меня.
Я смотрю в глаза каждому из сидящих напротив меня экспертов, пока он не отводит взгляд. Все трое в темных костюмах. У Зейделя и Флоуви аккуратные бородки. Тайшен надел галстук-бабочку. Выглядит не старше тридцати.
Семьям было дано право нанять любого, кого захотят.
Стаффорд продолжает говорить:
- Целью настоящей встречи является обследование мистера Фелана группой психиатров для определения его завещательной дееспособности. Предполагая, что он будет признан в здравом уме, он намерен непосредственно после этого подписать свое завещание, которое определит распределение его имущества в случае его смерти.
Стаффорд постучал карандашом по завещанию толщиной в дюйм, лежащему перед нами. Я уверен, что камеры дают увеличенное изображение, и я уверен, что даже вид документа вызвал мурашки вдоль позвоночников моих детей и их матерей, наблюдающих за действом с отведенных им мест.
Они не видели завещания, и права такого у них нет. Завещание является личным документом, который предается гласности только в случае смерти. Наследники могут только догадываться о его содержании. Моим наследникам были сделаны некоторые намеки, маленькая ложь, осторожно посеянная мною.
Их подтолкнули к мысли, что мое богатство будет справедливо поделено между детьми, и экс-жены тоже не будут забыты. Они это знают, они это чувствуют. Они молились об этом неделями, даже месяцами. Для них это вопрос жизни и смерти, потому что все они по уши увязли в долгах. Завещание, лежащее передо мной, должно сделать их богатыми и прекратить споры. Его подготовил Стаффорд, и с моего разрешения, в разговоре с их адвокатами обрисовал широкими мазками его содержание. Каждый отпрыск получит сумму в диапазоне от 300 до 500 миллионов долларов, и дополнительно по 50 миллионов получит каждая из трех бывших жен. Эти женщины были очень хорошо обеспечены при разводе, но об этом, разумеется, давно забыто. Суммарно семьи получат примерно три миллиарда долларов. После того как государство возьмет свою долю, остальное должно пойти на благотворительные цели.
Теперь вы понимаете, почему они здесь, сияющие и нарядные, трезвые (в большинстве своем), не сводящие с экранов напряженных взглядов, ждущие и надеющиеся, что я, старик, пройду через это. Я уверен, что они сказали своим экспертам: "Не нужно особенно наседать на старика, нам нужно, чтобы он оказался нормальным".
Если все довольны, то зачем вся эта канитель с экспертизой? Потому что я собираюсь их всех одурачить в последний раз, и хочу сделать это наилучшим образом.
Идея экспертизы принадлежит мне, но мои дети и их адвокаты слишком глупы, чтобы это понять.
Зейдель начал первым:
- Мистер Фелан, назовите, пожалуйста, сегодняшнее число, время и место.
Я чувствую себя первоклассником. Я опустил подбородок на грудь, как слабоумный и обдумываю вопрос достаточно долго, чтобы заставить наследников заерзать на своих местах и шептать: "Ну же, старый шутник, конечно, ты это знаешь".
- Понедельник,- говорю я мягко.- Понедельник, 9 сентября, 1996. Место - мой офис.
- Время?
- Примерно два тридцать по полудни,- отвечаю я. Я не ношу часов.
- Где находится ваш офис?
- Маклин, Виржиния.
Флоуви наклоняется к микрофону:
- Можете вы назвать имена и даты рождения ваших детей?
- Нет. Имена, может быть, но не дни рождения.
- Хорошо. Назовите имена.
Я тяну время. Еще рано показывать острый ум. Пусть попотеют.
- Трой Фелан, младший, Рекс, Либбигейл, Мари Роз, Джина, и Рембл.- Я произношу это так, будто мне больно даже думать о них.
Флоуви позволяют продолжать:
- Был еще седьмой ребенок, правда?
- Да.
- Вы помните его имя?
- Рокки.
- Что с ним случилось?
- Он погиб в автомобильной аварии.- Я сижу, выпрямившись в моей коляске, голова поднята, взгляд переходит с одного эксперта на другого, демонстрируя перед камерами мою абсолютную дееспособность. Я уверен, что мои дети и мои бывшие жены гордятся мной, следя за происходящим на экранах мониторов в своих семейных группах, сжимая руки нынешним супругам и сожителям и улыбаясь своим жадным адвокатам, потому что старый Трой пока справляется с подготовительной частью.
Мой голос тих и лишен эмоций и выгляжу я по-дурацки в этом белом шелковом балахоне и в зеленом тюрбане над морщинистым лицом, но я ответил на их вопросы.
Вперед старик, они это признали.
Тайшен спрашивает:
- Как ваше здоровье в настоящее время?
- Я чувствую себя лучше.
- Ходят слухи, что у вас есть раковая опухоль.
Прямо в лоб, не так ли?
- Я думал это психиатрическая экспертиз,- сказал я, взглянув на Стаффорда, который не смог подавить улыбку. Но правила позволяли задавать любые вопросы. Это не зал суда.
- Это так,- сказал Тайшен вежливо.- Но допустим любой вопрос.
- Понятно.
- Вы можете ответить на вопрос?
- О чем?
- Об опухоли.
- Конечно. Она у меня в голове. Размером с мячик для гольфа. Увеличивается день ото дня. Мой доктор говорит, что я не проживу и трех месяцев.
Я почти слышу, как хлопают пробки от шампанского подо мной. Опухоль подтверждена!
- Вы находитесь в настоящий момент под действием каких-нибудь лекарств, болеутоляющих или наркотиков?
- Нет.
- Вам предписаны какие-нибудь препараты для снятия боли?
- Пока нет.
Опять Зейдель:
- Мистер Фелан, три месяца назад ваше состояние оценивалось прессой в восемь миллиардов долларов. Это близко к действительности?
- С каких пор пресса стала достойна доверия?
- Так это не так?
- Оно стоит одиннадцать - одиннадцать с половиной, в зависимости от состояния рынка.- Я говорю очень медленно, но слова точные, голос уверенный. Никто не сомневался в размере моего состояния.
Флоуви решил продолжить разговор о деньгах:
- Мистер Фелан, не могли бы вы в общих чертах описать организацию вашего корпоративного владения?
Да, могу.
- Сделайте одолжение.
Пожалуйста. Я сделал паузу и позволил им понервничать. Стаффорд уверил меня, что я не обязан разглашать конкретную информацию. Просто дать общую картину.
- Группа Фелана - является частной корпорацией, которой принадлежат семьдесят различных кампаний, из которых несколько являются публичными*.
- Какая часть "Группы Фелана" принадлежит вам?
- Примерно девяносто семь процентов. Остальные принадлежат большой группе служащих корпорации.
Тайшен присоединился к охоте. Немного потребовалось времени, чтобы сфокусироваться на золоте:
- Мистер Фелан, ваша кампания имеет долю в "Спин Компьютер"?
- Да-- отвечаю я медленно, пытаясь вспомнить местоположение "Спин Компьютер" в джунглях корпорации.
- Какова ваша доля?
- Восемьдесят процентов.
- "Спин Компьютер" является публичной кампанией?
- Совершенно верно.
Тайшен порылся в стопке бумаг, имеющих официальный вид, и я увидел со своего места, что перед ним лежит годовой отчет кампании и поквартальные данные, то, что доступно любому студенту колледжа.
- Когда вы купили "Спин Компьютер"?- спросил он.
- Примерно четыре года назад.
- Сколько вы заплатили?
- По двадцать баксов за акцию, на общую сумму триста миллионов.- Мне хотелось бы отвечать на такие вопросы не так быстро, но мне это не удается. Я сверлю взглядом дырки в Тайшене, предвкушая следующий вопрос.
- И сколько они стоят сейчас?- спрашивает он.
- Так, вчера при закрытии биржи они упали на один пункт и стоили по сорок три пятьдесят. Акции расщеплялись* дважды, с тех пор как я их приобрел, общая стоимость вклада сейчас примерно восемь пятьдесят.
- Восемьсот пятьдесят миллионов?
- Совершенно верно.
Обследование в основном закончено к этому моменту. Если мои умственные способности позволяют мне оценивать вчерашние биржевые индексы в момент закрытия, мои враги вполне удовлетворены. Я почти вижу их глупые улыбки. Я почти слышу их победные крики. Ну-ка, старина Трой, покажи им, пусть знают наших.
Зейдель хочет немного истории. Это проверка границ моей памяти:
- Мистер Фелан, где вы родились?
- Монклар, Нью-Джерси.
- Когда?
- 12 мая 1918.
- Как девичья фамилия вашей матери?
- Шоу.
- Когда она умерла?
- За два дня до Пирл-Харбор**.
- А ваш отец?
- Что мой отец?
- Когда он умер?
- Я не знаю. Он исчез, когда я был ребенком.
Зейдель посмотрел на Флоуви, тот имел все вопросы в записной книжке. Флоуви спросил:
- Кто ваша младшая дочь?
- В которой семье?
- Ну, в первой.
- Это Мари Роз.
- Верно ...
- Разумеется, верно.
- Где она училась в колледже?
- "Тулэйн"***, Нью-Орлеан.
- Что она изучала?
- Что-то средневековое. Потом она очень неудачно вышла замуж, как и все остальные. Полагаю, они унаследовали это от меня.- Я могу видеть, как они напряглись и застыли. И я почти вижу кривые ухмылки их адвокатов и нынешних супругов и сожителей, потому что никто не может спорить с тем, что я неудачно женился.
А потомство произвел еще того хуже.
Флоуви неожиданно закончил этот раунд. Тайшен прикипел сердцем к деньгам. Он спрашивает:
- Вам принадлежит контрольный пакет "Маунтин Ком"?
- Да, я уверен, что это есть в той кипе бумаг, которая лежит перед вами. Это публичная кампания.
- Каким было ваше первоначальное вложение?
- Примерно по восемнадцать за акцию. Всего десять миллионов акций.
- Теперь это ...
- Вчера при закрытии акция стоила двадцать один. В течение шести лет был своп* и расщепление и сейчас общая стоимость моего пакета четыреста миллионов. Я ответил на ваш вопрос?
- Да, спасибо. Сколько всего публичных кампаний вы контролируете?
- Пять.
Флоуви взглянул на Зейделя, и я подумал о том, долго ли это будет продолжаться. Я вдруг очень устал.
- Еще вопросы?- спросил Стаффорд. Мы не хотим на них давить, потому что мы хотим, чтобы они были совершенно удовлетворены.
Зейдель спрашивает:
- Вы намереваетесь подписать новое завещание сегодня?
- Да, таковы мои намерения.
- Это то завещание, которое лежит перед вами на столе?
- Да, это оно.
- Дает ли это завещание значительную долю вашего состояния вашим детям?
- Дает.
- Вы готовы подписать это завещание прямо сейчас?
- Готов.
Зейдель осторожно положил карандаш на стол, сложил руки и посмотрел на Стаффорда:
- По моему мнению, мистер Фелан обладает достаточной завещательной способностью в данный момент и может распоряжаться своим имуществом.- Он произнес это очень веско, словно мое поведение ставит их в неловкое положение.
Двое других тоже поспешили высказаться.
- Я не имею ни малейшего сомнения в его абсолютно здравом уме,- сказал Флоуви Стаффорду.- Я считаю, что он имеет очень острый ум.
- Никаких сомнений?- спрашивает Стаффорд.
- Абсолютно.
- Доктор Тайшен?
- Давайте не будем себя дурачить. Мистер Фелан абсолютно точно знает, что он делает. Его ум гораздо острее нашего.
Вот, спасибо. Это так много значит для меня. Вы едва зарабатываете свою сотню тысяч в год, а я сделал миллиарды, и вы гладите меня по головке и говорите мне, какой я умный.
- Итак, единогласно?- говорит Стаффорд.
- Да. Абсолютно.- Они быстро кивают головами.
Стаффорд подтолкнул ко мне завещание и протянул ручку. Я сказал:
- Это последняя воля и завещание Троя Л. Фелана делает недействительными все предыдущие завещания и распоряжения.- В нем девяносто страниц. Подготовлено Стаффордом и еще кем-то из его кампании. Мне понятна основная концепция, но сам текст мне непонятен. Я его не читал, но мне и не нужно. Пролистываю до конца и подписываю так, что никто не может разобрать и затем кладу на него руки.
Стервятники его никогда не увидят.
- Встреча окончена,- говорит Стаффорд, и все быстро собирают свои вещи. Следуя моим указаниям, все три семьи просят поторопиться и покинуть здание.
Одна камера остается направленной на меня, эта запись никуда не пойдет, кроме архива. Адвокаты моих наследников и психиатры быстро уходят. Я велю Сниду сесть за стол. Стаффорд и его партнер, Дюбан, тоже еще в комнате и сидят за столом. Когда мы остаемся одни, я вынимаю из-под моего балахона конверт и открываю его. Я достаю из него три страницы желтой деловой бумаги и кладу их на стол перед собой.
Остались считанные секунды, тошнотворная волна страха поднимается во мне. Это потребует больше сил, чем я накопил за прошедшие недели.
Стаффорд, Дюбан и Снид смотрят на бумаги, лежащие передо мной, ничего не понимая.
- Это мое завещание,- провозглашаю я, взяв ручку.- Моя последняя воля, каждое слово написано мной всего несколько часов назад. Датировано сегодняшним числом, подписано сейчас.- Я снова пишу свое имя. Стаффорд слишком поражен, чтобы реагировать.- Оно аннулирует все предыдущие завещания, включая и подписанное здесь пять минут назад.- Я складываю бумаги в конверт.
Сжимаю зубы и напоминаю себе, что очень хочу умереть.
Передаю конверт Стаффорду и в ту же секунду встаю со своей инвалидной коляски. Ноги дрожат. Сердце стучит молотом. Остались секунды. Наверняка я умру раньше, чем ударюсь об землю.
- Ой!- кричит кто-то, думаю, Снид. Но я удаляюсь от них.
Паралитик идет, почти бежит, минуя ряд кожаных стульев, один из моих портретов, неудачный подарок одной из жен, минуя все на пути к двери, которая не заперта. Я знаю, потому что я все отрепетировал несколько часов назад.
- Стойте!- кричит кто-то, и они бросаются за мной. Уже год никто не видел, чтобы я ходил. Быстро открываю дверь. Воздух обжигающе холодный. Встаю босыми ногами на узкую террасу, окружающую верхний этаж, и, не глядя вниз, ныряю между прутьев ограждения.
Три
Снид отстал от мистера Фелана всего на пару шагов, и на секунду ему показалось, что он сможет его удержать. Шок от зрелища старика не только вставшего и идущего, но практически бегущего к двери, заставил его остолбенеть. Мистер Фелан не мог быстро двигаться уже долгие годы.
Снид подбежал к ограждению в момент, когда он мог только закричать в ужасе, беспомощно следя, как его хозяин молча падал, вращаясь и планируя, и уменьшаясь, пока не ударился об землю. Снид перегнулся через ограду, глядя и не веря своим глазам, а потом заплакал.
Джош Стаффорд выбежал на террасу вслед за Снидом и стал свидетелем большей части падения. Все произошло так быстро, по крайней мере, прыжок, само падение, казалось, длилось час. Человек весом сто пятьдесят фунтов падает с высоты трехсот футов не более пяти секунд, но Стаффорд позже говорил, что старик падал вечность, паря как перышко на ветру.
Тип Дюбан, выбежавший на балкон сразу вслед за Стаффордом, увидел уже только, как тело ударилось о плитки крыльца между главным входом и полукруглой подъездной дорожкой. Почему-то он держал в руках конверт, который, не задумываясь, схватил, бросившись вдогонку за старым Троем. Письмо казалось гораздо тяжелее теперь, когда он стоял на холоде, глядя вниз на сцену из фильма ужасов, наблюдая появление первых случайных свидетелей происшедшего.
Прыжок Троя Фелана оказался не на том высоком уровне драматизма, о котором он мечтал. Вместо того чтобы опуститься на землю подобно ангелу, нырнуть прекрасным лебедем с белой шелковой мантией трепещущей за спиной и приземлиться мертвым перед потрясенными от ужаса семьями, которые в этот самый момент будут выходить из здания, его падение наблюдал только какой-то ничтожный клерк, спешивший после затянувшегося ланча в баре. Клерк услышал вскрик и посмотрел вверх, на последний этаж, и оцепенел от ужаса, увидев бледное нагое тело, нырявшее и кувыркавшееся, как будто бы с простыней завязанной на шее. Оно упало на спину, на брусчатку, c глухим ударом, которого и следовало ожидать при таком контакте.
Клерк подбежал к месту как раз когда охранник заметил, что что-то случилось, и выбежал из своей будки на крыльце "Башни Фелана". Ни клерк, ни охранник никогда не встречались с мистером Троем Феланом, так что поначалу не знали, чьи останки они созерцают. Тело было окровавлено, со скрученными босыми ногами, нагое, с руками, замотанными простыней. И оно было мертвым.
Еще бы тридцать секунд и желание Троя осуществилось. Так как они были размещены на пятом этаже, Тайра, Рембл, доктор Тайшен и их адвокаты должны были первыми покинуть здание. Поэтому они первыми оказались на месте самоубийства. Тайра закричала не от боли, не от любви, не от утраты, просто от шока видеть старого Троя, размазанным по брусчатке. Это был жалобный пронзительный крик, который услышали Снид, Стаффорд и Дюбан на четырнадцатом этаже.
Рембл решил, что сцена ничего себе. Дитя телевизора и видеоигр, он находил притягательность в разлитой крови. Он отошел от своей скулившей матери и встал на колени рядом с мертвым отцом. Охранник положил руку ему на плечо.
- Это Трой Фелан,- сказал один из адвокатов, наклонившись над трупом.
- Вы этого не говорили,- сказал охранник.
- Ну, дела!- воскликнул клерк.
Из здания выбегали люди.
Джени, Джина и Коди с доктором Флоуви и своими адвокатами были следующими. Но никто из них не кричал и не впадал в истерику. Они остановились тесной группой, подальше от Тайры и ее компании, и взирали, как и все остальные, на бедного Троя.
Щелкнуло радио, на сцене появился еще один охранник и взял дело в свои руки. Он вызвал скорую.
- Чем они могут помочь?- удивился клерк, которому случилось быть первым свидетелем, предполагая, что ему уготована более важная роль впоследствии.
- Вы хотите отвезти его в своей машине?- спросил охранник.
Рембл наблюдал, как кровь наполняет смертельные раны и стекает под идеальными углами вниз по пологому склону к замерзшему фонтану и флагштоку рядом с ним.
В фойе остановился набитый лифт, двери открылись, появилась Лилиан с первой семьей и своими приближенными. Поскольку Ти Джею и Рексу когда-то было разрешено иметь офисы в здании, они поставили машины сзади. Вся группа повернула налево к выходу, когда кто-то крикнул около главного входа:
- Мистер Фелан прыгнул! - Они изменили направление и выбежали через главный вход на мощеный двор около фонтана, где и нашли его.
Ну, что ж, им не придется ждать.
Уже спустя минуту Джошуа Стаффорд оправился от шока и начал мыслить снова как юрист. Он подождал появления внизу всех трех семей и после этого попросил Снида и Дюбана вернуться в помещение.
Камера еще работала. Снид повернулся к ней лицом, поднял правую руку и поклялся говорить правду, затем, сдерживая слезы, рассказал о том, чему был свидетелем. Стаффорд достал из конверта три желтых листа бумаги и поднес их близко к камере.
- Да, я видел, как он подписал их,- сказал Снид.- Всего несколько секунд назад.
- Это его подпись?- спросил Стаффорд.
- Да, это так.
- Он заявил, что это его последняя воля и завещание?