Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Дэвид Моррелл
Лига ночи и тумана
Перевод Ж.Я. Катковник
(Декабрь 2004 - Март 2005)
Полу Сейдору
другу во все времена
Новые проявления зла требуют новых средств борьбы ...
новых санкций, чтобы защитить и отстоять
вечные принципы добра и зла
"Таймс" (Лондон)
О Нюрнбергских процессах
Пролог: Четыре оттенка ночи
Ночь длинных ножей
Для нацистов выражение: "Ночь длинных ножей" служило ссылкой на события ночи 30 июня 1934 года в Австрии и Германии. Гитлеру, уже титулованному канцлеру, для обретения абсолютной власти над Германией было, тем не менее, необходимо получить еще и президентство. Решительно настроенный на преодоление любых препятствий, он тайно летит в Мюнхен, где, с помощью своей личной охраны, угрожая пистолетом, арестовывает своего главного конкурента и бывшего друга Эрнста Рома. Эрнст Ром, шеф, так называемых, "коричневых" - террористического военизированного формирования нацистской партии, официально именовавшегося "штурмовой армией", сокращенно SA, надеялся объединить четыреста тысяч своих бойцов с силами регулярной германской армии и впоследствии (как полагал Гитлер) подчинить себе Германию. Гитлер, озабоченный тем, чтобы не утратить поддержки армии, а более, тем, чтобы избавить себя от соперников, казнил Рома и еще нескольких честолюбивых офицеров из рядов штурмовиков.
Не удовлетворившись полумерами, фюрер решил ликвидировать и другие угрозы. Пока в Мюнхене происходила расправа над Ромом и его сподвижниками, ближайшие соратники Гитлера, Гиммлер и Геринг, произвели аналогичную чистку в Берлине. В числе казненных ими был бывший канцлер Германии, враждебно настроенные офицеры полиции и государственные чиновники, а также руководители внутренней оппозиции нацистской партии. Позднее, Гитлер заявил, что были ликвидированы семьдесят пять предателей, дабы предотвратить свержение правительства Германии. Те, кому удалось пережить чистку, уверждали, что действительное число жертв было более четырехсот. После войны в процессе суда в Мюнхене эта цифра поднялась до тысячи.
"Ночь длинных ножей" дала двойной результат. Вследствие развязанного террора, Гитлер обрел титул президента и абсолютного диктатора Германии, и вверг свою нацию в позор Второй Мировой Войны. Кроме того, используя своих личных телохранителей для расправы с конкурентами, он поднял статус этого формирования сначала на тот же уровень, а потом и выше статуса военизированных формирований террористов Рома. К этому моменту его охрана была числом свыше миллиона. Аналогично "коричневым" штурмовикам Рома, гитлеровские чернорубашечники, его гвардия, были известны под сокращенным названием. Но в отличие от аббревиатуры SA, которую немногие теперь помнят, аббревиатура для формирования чернорубашечников остается синонимом извращенности. В ней слышится шипение змеи. Скрежет беды. SS.
СС.
Ночь битого стекла
Выражение "хрустальная ночь" или "ночь битого стекла" относится к событиям 9 ноября 1938 года, имевшим место по всей Германии. За два дня до этих событий Гершель Гринзпен, польский еврей, чтобы отомстить за депортацию из Германии в Польшу своей семьи вместе с 23 000 других евреев, убил Эрнста фон Рата, мелкого чиновника посольства Германии в Париже. В намерения Гринзпена входило убийство самого германского посла во Франции, но фон Рат пытался этому помешать, и был застрелен вместо посла. По иронии судьбы фон Рат принадлежал к тем, кто открыто критиковал антисемитскую политику нацистов и стоял у гестапо на очереди для дисциплинарных взысканий. Однако теперь это не имело значения. Важно было то, что еврей убил германского чиновника, и Гитлер использовал этот инцидент в своих интересах. Публично заявив, что это убийство породило антисемитские выступления по всей Германии, он отдал тайный приказ таковые выступления организовать.
Организацией "спонтанных манифестаций" занялся Рейнхард Гейдрих, заместитель командующего СС. Сразу после того, как нацистские банды завершили свое дело ночью 9 ноября, Гейдрих смог представить Гитлеру предварительный отчет о проделанной работе. Были сожжены или разрушены 119 синагог, 815 еврейских магазинов, 171 еврейский дом. Двадцать тысяч евреев арестованы и отправлены в концентрационные лагеря; тридцать шесть человек убиты, еще тридцать шесть серьезно ранены. Как выяснилось позднее, эти цифры были значительно занижены. Разрушения были так многочисленны и обширны, что все улицы были усыпаны битым стеклом. Отсюда название "ночь битого стекла".
Заканчивая свой отчет, Гейдрих рекомендовал: "Проследить, чтобы страховыми кампаниями были полностью выплачены все еврейские иски, а затем конфисковать деньги и возвратить их страховым кампаниям. По моим данным только за разбитые витрины исков будет на пять миллионов марок. Что касается практической работы по расчистке развалин, то следует использовать на ней бригады из евреев, находящихся в концлагерях, работающие под наблюдением. Пусть сами разгребают свою грязь. Суд наложит на них штраф в миллиард марок, который будет погашен за счет конфискации их собственности. Хайль Гитлер!"
"Ночь битого стекла" стала началом небывалого, организованного государственной властью, еврейского погрома. Хотя многие иностранные правительства, и даже некоторые руководители нацистской партии осуждали жестокости имевшие место "хрустальной ночью", ничего не было предпринято, чтобы их прекратить, или сделать невозможным повторение при еще большем изуверстве.
Ночь и туман
Декрет "Ночь и туман", один из личных указов Гитлера, увидел свет 7 декабря 1941 года, в тот самый день, когда японцы атаковали американскую военно-морскую базу Пирл-Харбор. Направленный против "лиц, представляющих угрозу безопасности Германии", в частности, против членов групп сопротивления, возникавших на территориях, оккупированных Германией, он гласил, что угроза казни как таковой не является достаточным сдерживающим фактором антигерманской активности. Бороться надлежит не только физическими, но и психологическими методами. При разоблачении не следует всех виновных просто убивать, многих из них нужно отправлять на закрытые территории с тем, чтобы их местонахождение никогда не стало бы известно посторонним. Чтобы друзья и родственники навсегда оставались в неведении о судьбе своих близких. В декрете говорилось: "Устрашающий эффект таких мер заключается: а) в бесследном исчезновении виновного, б) в невозможности получить какую-либо информацию о судьбе данного человека". Те, кто склонен поддаться соблазну участия в антигерманских акциях, будут бояться, что они сами могут однажды исчезнуть, словно растворившись в ночном тумане.
Примером декрета в действии является судьба, постигшая в 1942 году деревню Лидице в Чехословакии. В качестве карательных мер за убийство Рейнхарда Гейдриха нацистские солдаты окружили деревню и расстреляли всех мужчин, выстраивая их по десятку за один раз. Операция заняла целый день. Женщины были вывезены в концлагерь "Ревенсбрук" в Германии, где они умерли от истощения или были задушены в газовых камерах. Но деревенские дети, девяносто человек, словно растворились в ночном тумане.
Темная ночь души
1
20 января 1942 года, спустя шесть недель после выхода декрета "Ночь и туман", Гитлер приказал высшим офицерам СС собраться в Берлине на совещание, чтобы найти "окончательное решение" того, что фюрер именовал "еврейским вопросом". Еврейские погромы и антисемитские законы, призванные способствовать добровольному исходу евреев с германских земель, оказались недостаточно результативными. Евреи неохотно оставляли свои дома и налаженный бизнес. Массовая депортация тоже только частично решала проблему, так как требовала массу времени и средств. Было решено радикально преобразовать процесс, начатый "хрустальной ночью". Отныне, евреи подлежали физическому уничтожению.
Массовые расстрелы были признаны неэкономичными из-за колоссального расхода боеприпасов. Более дешевый способ: удушение жертв выхлопными газами в забитых до отказа фургонах, был признан неудовлетворительным вследствие недостаточной пропускной способности. Но сам способ, удушение, был одобрен. Вопрос только в том, как поднять его эффективность. Весной 1942 года были созданы первые лагеря смерти.
Эти лагеря отличались от концлагерей, где огромные массы людей были втиснуты в грязные бараки, из которых их отправляли на заводы работать на военную машину Германии. Большинство заключенных концлагерей вскоре умирали вследствие тяжкой работы, недостаточного питания, антисанитарных условий жизни, но отправляли их в рабочие лагеря не с целью уморить. Это было рабство.
Лагеря смерти не имели других функций, кроме убийства, быстрого и эффективного. В некоторых концлагерях, например, в "Аушвице" и "Майданеке", имелись центры ликвидации, но исключительно лагерями смерти были только четыре. Все они располагались в Польше: "Собайбор", "Белзек", "Челмно" и "Треблинка".
Как признавался комендант Треблинки, Франц Штангл: "Это был Дантов ад. Неописуемый запах. Повсюду сотни, нет, тысячи разлагающихся, гниющих трупов. Вокруг всего периметра лагеря стояли палатки и горели костры, около которых собирались украинские охранники и девушки, проститутки из окрестных деревень, как я узнал позже, чтобы выпить, попеть, потанцевать, послушать музыку".
За пятнадцать месяцев своего существования, с июля 1942 по сентябрь 1943, в лагере "Треблинка" уничтожили один миллион евреев, шестую часть всего количества евреев убитых в период геноцида. Когда лагерь заработал в полную силу, в нем убивали по двадцать тысяч человек в день. Эта цифра кажется немыслимой, когда узнаешь, что убийство производилось только по утрам. Остаток дня отводился на сжигание трупов в огромных открытых ямах. По ночам огню давали погаснуть, чтобы мог развеяться специфический, тошнотворный смрад сгоревших трупов, который мог бы насторожить жертвы следующего утра.
2
Очередные жертвы, выбиравшиеся из переполненных вагонов для перевозки скота, были рады уже самой возможности оказаться вне поезда, доставившего их из варшавского гетто. Некоторые еще в пути умирали от удушья или были раздавлены. Выжившие старались не смотреть на тела умерших. Они щурились от вызывавшего боль, но живительного, солнечного света, получив, наконец, возможность очистить легкие от ядовитых испарений рвоты и испражнений.
Вывеска гласила:
ТРЕБЛИНКА. КАССИР. ПЕРЕСАДКА НА ПОЕЗДА ВОСТОЧНОГО НАПРАВЛЕНИЯ. Страх сменялся надеждой: это не лагерь. Солдаты СС со сдвоенной молнией на нашивках не были неожиданностью, но дополнительная эмблема в виде черепа на их головных уборах вызывала настороженность. Стрелки на станционных часах были нарисованными, потому не двигались. Солдаты выкрикивали команды, поторапливая заходить в здание железнодорожной станции, раздеваться и проходить в душевую. Принять душ хотелось, но с чего бы вдруг такое благодеяние? Казалось, охранники читали их мысли. "Мы не собираемся терпеть вашу вонь!"
Оказавшись в помещении станции, они раздевались, и сдавали на хранение ценности. "Чтобы ничего не пропало, пока вы моетесь". Потом их стригли наголо. Это тоже внушало опасения. Потом в помещение входили охранники с кнутами и выгоняли обнаженных людей через заднюю дверь вокзального здания на дорогу, которую эсэсовцы называли "дорогой в рай". Вдоль дороги стояли другие охранники, подгонявшие их дубинками. "Быстрей! Беги быстрей!"
Люди спотыкались о тела упавших. В конце дороги движение было возможно только в одном направлении: направо, пять бетонных ступеней к огромной распахнутой двери. Когда последнюю группу из партии в пятьсот человек загоняли внутрь ангара, дверь за ними захлопывалась и запиралась. Вместо душевых головок были трубы. Снаружи запускался двигатель. Выхлопной газ наполнял помещение. Жертвы старались задержать дыхание, не отдавая себе отчета, что расчет делался на то, что сами легкие восстанут против попытки не дышать. Они не знали, что их одежда и ценности помогут немцам вести войну, что их волосами набьют солдатские матрасы и подушки, что золотые пломбы и коронки будут удалены и переплавлены и пойдут в уплату за оружие и боеприпасы. Они понимали только, что больше не могут не дышать. И умирали стоя.
3
И в этой бездне жестокости восторжествовал человеческий дух. В августе 1943 года, в "Треблинке" подняли восстание евреи, которых заставляли выполнять работу, которую не могли выносить ни эсэсовцы, ни их украинские помощники: вытаскивать трупы из газовой камеры, укладывать их рядами в траншеях и поджигать. Перебив охрану, они бросились бежать к лесу. Многих настиг огонь пулеметов, но часть из них, человек пятьдесят, спрятались в лесу и потом скрылись.
Нацистам пришлось ликвидировать лагерь. С востока уже подходили русские. К этому времени основная масса польских евреев была уничтожена, и эсэсовцы спешили уничтожить следы злодейства. Здание фиктивного вокзала, "дорогу в рай", газовые камеры и траншеи, где сжигались трупы, сровняли с землей.
На земле поселили фермера - скотовода. Однако, несмотря на огонь, которому пытались скормить миллион трупов, жертвы продолжали свидетельствовать даже после смерти. Из-за газов, образовавшихся при разложении такой огромной массы, произошло вспучивание поверхности земли на пять футов. Когда газы отошли, почва просела на пять футов ниже начального уровня. Вновь образовавшиеся газы опять вызвали подъем почвы. И снова, выдохнув, земля просела. И опять поднялась. Сначала сбежал скот, потом и сам фермер.
Книга первая: Мобилизация
Айсикл
1
"Исчезновение кардинала остается загадкой
Рим. Италия. 28 февраля (АП) - Официальные круги Ватикана и римская полиция пребывают в растерянности относительно исчезновения пять дней назад кардинала Крунослава Павелика, влиятельного члена администрации Римской Католической Церкви, Курии.
Последний раз Павелика, семидесяти двух лет, видели его ближайшие помощники после совершения им мессы в молельне его личных апартаментов в Ватикане вечером в воскресенье. Было запланировано, что в понедельник он выступит с основным докладом на широко освещаемой в прессе конференции епископата Католической Церкви на тему политических отношений Церкви с восточно-европейскими коммунистическими режимами.
Вначале власти заподозрили, что кардинала Павелика похитили террористы правого крыла, выражая тем самым протест против смягчения отношения Ватикана к любому коммунистическому режиму, готовому ослабить ограничения в отношении деятельности Церкви, о чем не затихали слухи. Однако ни одна из экстремистских групп не взяла ответственности за исчезновение Павелика".
2
Сент-Пол, Миннесота. Март. Во второй раз за этот вечер у Фрэнка Миллера расплылось перед глазами изображение карт, которые он держал в руках. Он отличал черное от красного, но разницы между червовой и бубновой мастью не видел, как не мог различить крестовую и пиковую масть. Стараясь подавить беспокойство, он снял очки, потер глаза, помассировал лоб.
- Что-нибудь беспокоит?- спросил Сид Хендерзон, сидевший за столом напротив него. Как и Миллеру, Хендерзону было за семьдесят. Да и всем игрокам в бридж в помещении местной общины было примерно столько же или немногим меньше.
Миллер попытался сфокусировать взгляд на своих картах.
- Беспокоит? Ничего меня не беспокоит.
- Ты уверен? Ты неважно выглядишь.
- Здесь слишком жарко. Отопление включили слишком сильно. Пусть кто-нибудь приоткроет окна.
- Чтобы мы все получили пневмонию?- возмутилась Айрис Гликман, сидевшая справа от Миллера. Она утверждала, что ей только шестьдесят семь.- На улице подмораживает. Если тебе жарко, сними пиджак.
Но Миллер, уже ослабивший узел галстука, не мог себе позволить совершенно игнорировать принятый этикет и играть в карты в рубашке.
- Может тебе лучше пойти домой?- заметил Харви Гринзберг, сидевший слева.- Ты ужасно побледнел.
Чувствуя дурноту, Миллер промокнул платком бисерины пота на бровях.
- Вам нужен четвертый игрок. Не могу же я испортить всю игру.
- Да плевать на игру,- успокоил его Харви.
Как обычно Айрис поджала губы, делая вид, что шокирована вульгарностью выражения.
У Миллера пульсировало в висках.
- Вы не подумаете, что я никудышный спортсмен?
- Я думаю, что тебе не следует валять дурака. Если ты плохо себя чувствуешь, иди домой.
Миллер улыбнулся.
- Вот что значит настоящие друзья.
- Я позвоню тебе завтра, узнать, как ты себя чувствуешь,- сказал Харви.
3
Едва Миллер вышел на улицу, в лицо ему хлестнуло ледяным ветром. Снежный вихрь набросился на него, пока он, кутаясь в пальто, переходил улицу к стоянке машин. Дурнота, по крайней мере, прошла. Ветер его взбодрил, подтвердив подозрение, что причиной головной боли и тошноты явилась духота в помещении. Он с удовольствием вспомнил зимы своей юности. Гонки на тобогганах и соревнования по конькам. "Голова у меня еще в порядке,- подумал он.- Это тело меня подводит".
Улица была пустынной; снег кружил в свете дуговых ламп на стоянке. Миллер подошел к своей машине. "Ауди" - подарок сына. Он отпер водительскую дверь, и услышал голос у себя за спиной.
Нахмурившись, Миллер обернулся. Он пытался рассмотреть что-нибудь сквозь снежную пелену. Голос звучал приглушенно из-за шума ветра. "Мужской голос",- подумал Миллер. Не слыша больше ничего, он решил, что ему померещилось.
Миллер пожал плечами и взялся за ручку двери. Но снова услышал голос сзади, ближе, но еще не совсем отчетливо. Казалось, он произнес единственное слово, имя, его имя. Вот опять. Миллер обернулся.
- Кто здесь?- Ответа не последовало. Миллер открыл дверь машины. На плечо ему легла рука, не давая сесть в машину. Другая рука захлопнула дверь. Третья рука дернула его с такой силой, что он едва не потерял очки. Трое мужчин. Снег не позволял рассмотреть их лица.
- Пожалуйста. Я старик. Возьмите кошелек. Не бейте меня.
- Кошелек?- Один из них рассмеялся. Снегопад немного поредел, Миллер увидел их лица и сразу понял, чего они хотят в действительности. Его охватило отчаянье.
4
Порой мы просыпаемся потому, что чего-нибудь не слышим. Что и имело место, когда Вильям Миллер неосознанно настороженный тишиной под окнами спальни, начал ворочаться во сне. Подобно отцу, который спит в полглаза, пока его подросток сын или дочь не вернется домой со свидания, которое не должно было затянуться заполночь, он ощутил тревогу, потому что машина не въехала на подъездную дорожку, не забренчала, открываясь и закрываясь, автоматическая дверь гаража. Он не был отцом, ожидавшим сына. Напротив, он был сыном, который ждал отца. Сработал внутренний сторож. Вильям открыл глаза и посмотрел на цифровые часы на тумбочке у кровати.
2 : 38 А.М.
Стараясь не разбудить жену, он встал с кровати, и посмотрел из окна на дорожку перед гаражом. В отдалении, в свете уличных фонарей серебрился снег. Ели спрятались под снегом. На дорожке не было видно следов машины.
- В чем дело, милый?
Вильям повернулся к жене.
- Извини, я старался не шуметь.
- Мне тоже не спится. Что ты там увидел?
- Меня беспокоит то, чего я не увидел.- Миллер объяснил.
- Нет следов колес?- Она встала с постели и надела халат.- Может, их успело занести снегом.
- Да. Возможно.
Он вышел из спальни, прошел мимо комнаты детей к спальне отца в другом конце коридора. Не увидев силуэта спящего отца на кровати, Вильям включил свет. Комната была пуста.
Жена появилась рядом с ним.
- Не паникуй. Это еще ничего не значит. Он, может быть, внизу, заснул перед телевизором.
- Возможно.
Они спустились вниз, но не нашли отца и там.
- Автомобильная авария?
- Он бы позвонил,- ответил Миллер.
- А если он не один?
- Так поздно? Он никогда не остается позже полуночи.
- Я сказала: не один. Может, он решил остаться на ночь.
- С женщиной, что ли?
Она улыбнулась.
- А почему, нет?
- Что это меняет? Телефон же у него есть.
- Возможно, он чувствовал неловкость.
- Что чувствовал?
- Скоро годовщина смерти твоей мамы и ...
- Слушай, я любил маму и очень жалею, что она умерла. Но, если его в этом возрасте еще интересуют женщины, флаг ему в руки.
- Откуда ему было знать, что ты так к этому относишься? Ты говорил с ним когда-нибудь на сексуальные темы?
- С моим семидесятитрехлетним отцом? Ты шутишь?- Вильям посмотрел на кухонные часы.- Почти три. Если его не будет до половины четвертого, я звоню в полицию.
Но его отец не появился дома в половине четвертого, и Миллер позвонил в полицию. Никаких аварий с "Ауди" не было. После полуночи в местную больницу не доставляли ни единого старика, ни один из поступивших до полуночи не был отцом Вильяма Миллера. Засыпанную снегом машину, подаренную Вильямом отцу, обнаружили на автомобильной стоянке напротив общинного центра. Ключи нашлись под машиной.
Но отец Миллера найден не был.
5
Мехико-Сити. Апрель. Мартин Розенберг, семидесяти двух лет, вышел из синагоги, спрятал в карман пиджака ермолку и оглядел мощенную булыжником улицу. Охватившее его спокойствие было нарушено гулом транспорта на Пасео-де-ла-Реформа в двух кварталах от синагоги. Справа, на фоне темневшего неба, сияли огни древнего замка на холме Чепултепек.
Розенберг обменялся приветствиями с группой молодых людей, выходивших из синагоги, и пошел налево к перекрестку. Дом его сына находился в пяти кварталах. Это был один из тех исторических испанских особняков, вкрапленных между высотными многоквартирными домами, которыми изобилует этот район Мехико-Сити. Сын, как обычно, предлагал довезти и забрать его из синагоги, но Розенберг настоял на том, что небольшая прогулка совершенно необходима ему для здоровья. Кроме того, его всегда радовала живописность дороги к дому.
Он повернул за угол, направляясь к хорошо освещенному, широкому проспекту, соединявшему холм Чепултепек с кварталом правительственных зданий.
6
- Какая разница, сколько ему лет?! - волновался Аарон Розенберг.- Дорога домой у него никогда не занимала больше часа! - Он ходил перед арочным окном, занимавшим всю стену гостиной.- Прошло уже больше двух часов!
Розенберг, с орлиным носом, с горящими темными глазами и тонкими усиками, был похож больше на испанца, чем на еврея. Сам он редко показывался в синагоге, но не скупился на пожертвования ей и был лично знаком с раввином, которому и позвонил сорок пять минут назад, и теперь знал, что его отец покинул синагогу на закате.
- Возможно, он заглянул к кому-нибудь,- предположила его жена, загорелая тридцативосьмилетняя женщина, сохранявшая стройность благодаря ежедневному теннису, и щеголявшая в яркой красной юбке и блузке, дизайнерской версии крестьянской одежды. Костюм дополняли массивные золотые часы и бусы из бирюзы.
- К кому? И не на два же часа.- Он увидел подруливший к дому "Мерседес".- Вернулся Эстебан. Возможно, он нашел отца.
Но Эстебан доложил, что он проехал по всем маршрутам, которыми возвращался домой старый Розенберг, но безуспешно. Потом он расширил поиск до двадцати кварталов и прочесал каждую улицу внутри этой решетки. Другие слуги, ходившие по улицам пешком, тоже вернулись ни с чем.
- Походите еще! Продолжайте искать! - Розенберг позвонил в каждую больницу Мехико-Сити. В полночь, когда слуги снова вернулись, не найдя отца, он изменил своему правилу бизнесмена, занятого импортом-экспортом, которое гласило: никаких дел с полицией, кроме взяток, и позвонил капитану, чей дом на озере Челко, в восьми милях от города, был недавно обновлен благодаря Розенбергу.
И спустя месяц отец Розенберга все еще не был найден.
7
Торонто. Май. Джозеф Кесслер смотрел из окна салона первого класса "Эйр-Канада 727" на поблескивавшую гладь озера Онтарио. Даже с высоты в двадцать тысяч футов он мог оценить громадность грузовых транспортов на Великих Озерах. Ближе к берегу, он видел множество более мелких судов: баржи, сверканье наполненных ветром парусов. Кесслер знал, что, несмотря на яркость дня, вода остается смертельно холодной. Люди на парусниках должны быть настоящими фанатиками этого спорта.
Кесслер одобрительно кивнул. Ему самому была свойственна одержимость, именно благодаря этому он превратил маленькую электронную фирму в Провиденс в мощную корпорацию, которая сделала его миллионером, когда ему еще не было сорока. Но в данный момент его одержимость не имела отношения к бизнесу. Она питалась гневом и касалась его личной жизни.
Кесслер не позволял себе внешних проявлений чувств. В течение всего полета ему удавалось держать себя в руках, просматривая деловые бумаги, хотя внутри у него кипело. Терпение, уговаривал он себя. Успех зависит от выдержки. Держи себя в руках.
Пока.
Показался Торонто. Вдоль берега озера протянулись жилые предместья, сердце города пронзили небоскребы. Когда лайнер пошел на посадку, Кесслер ощутил изменение давления. Спустя шесть минут он приземлился в международном аэропорту Торонто.
Кесслер прошел таможню, заявив, что у него деловая поездка, и он не имеет ничего подлежащего декларированию. Его ручную кладь досматривать не стали. Кесслер прошел через стеклянную раздвижную дверь и оказался в шумной толкотне. Он оглядел толпу, и направился к мужественному человеку, который был в таком же галстуке в синюю и красную полоску, как у него.
- Сколько вы заплатили за свой галстук?- спросил Кесслер.
- А вы сколько заплатили?
- Мне его подарили.
- А я свой нашел.- Закончив обмен кодовыми фразами, человек спросил:
- У вас есть еще багаж?
- Нет, только то, что здесь.
- Тогда пошли отсюда.- Человек говорил с явным канадским акцентом.
Из аэропорта они вышли на стоянку машин и погрузились в "универсал", и вскоре выехали на четырехполосную, скоростную дорогу с односторонним движением 401, идущую на запад.
Кесслер посмотрел назад на удалявшиеся огни Торонто и спросил:
- Сколько нам ехать?
- Примерно час.
- Все в сборе?
- Вы последний.
- Хорошо.- Кесслер чувствовал, как в нем закипает бешенство. Чтобы не дать ему вырваться, он указал на поля и леса вдоль дороги.- Кое-чего не хватает.
- Чего именно?
- Рекламных щитов.
- Правильно. Они запрещены законом.
- Троекратное "ура" Канаде.
Кесслер надел темные очки и стал смотреть вперед. Больше они не разговаривали.
8
Проехав по шоссе восемьдесят километров, они ушли с него на развязке на Китченер. Но до въезда в сам город свернули на боковую дорогу, проложенную среди сельскохозяйственных угодий, а потом стали подниматься по извилистой гравийной дороге к особняку, стоявшему на обрыве над рекой.
Кесслер вышел из машины и осмотрелся. Усадьба, окруженная лесистыми холмами, имела поле для гольфа на девять лунок, теннисный корт, плавательный бассейн и спутниковую телевизионную антенну. Он увидел гараж на пять машин и сам особняк, который, своими слуховыми окнами, фронтонами и башенками больше принадлежал Новой Англии, чем Онтарио.
- Мистер Хэллоуэй знает толк в жизни,- сказал водитель.- Конечно, он всем этим обязан ...
Одна из двойных дверей особняка открылась, появился худощавый мужчина среднего роста в отлично сидевшем спортивном костюме и кроссовках. Ему было слегка за сорок, густые вьющиеся волосы и лицо свидетельствовали о прекрасном здоровье.
- Спасибо Джон. Вы нам не потребуетесь до конца дня. Если хотите, опробуйте новые тренажеры в спортивном зале, пойдите в сауну. Выпейте. Отдыхайте.
- Благодарю вас, мистер Хэллоуэй.
Водитель вернулся к машине. Хэллоуэй спустился по гранитным ступеням и протянул руку Кесслеру.
- Джо? Или ....?
- Джозеф.- Кесслер пожал протянутую руку.
- Мы уже давно собрались. Нас многое роднит, жаль, что мы вынуждены ждать несчастья, чтобы встречаться.
- Я бы не назвал это несчастьем.
- Что же это, по-вашему?
- Настоящее безумие.
- Естественное состояние общества. Поэтому, я предпочитаю жить здесь. Держусь подальше от сумасшествия.- Нахмурившись, Хэллоуэй указал на дорогу, скрытую за холмами, поросшими лесом.- Проходите. Остальные чувствуют себя несчастными не меньше нас. Они ждут.
9
В холле особняка было темновато. Пол, выложенный плитками аспидного сланца, усиливал звук их шагов. По-прежнему ощущая необходимость сдерживать свое беспокойство, Кесслер остановился, чтобы рассмотреть красочный пейзаж на стене. Подпись свидетельствовала, что картина принадлежит кисти художника Хэллоуэя.
- Написал мой отец,- объяснил Хэллоуэй.- Его акриловый период.
Упоминание об отце Хэллоуэя вновь разожгло негодование Кесслера. До него донеслись сердитые голоса, и вслед за хозяином Кесслер вошел в большую комнату, отделанную дубовыми панелями, где восемь человек при их появлении прервали свою жаркую дискуссию, обратив все внимание на них.
Кесслер тоже внимательно рассматривал присутствующих в комнате. Они были очень разными внешне: разного роста, веса, наружности, близки они были только по возрасту: всем чуть больше или чуть меньше сорока.
- Ну, наконец,- сказал один из них. Еще двое заговорили сразу друг за другом:
- Я здесь со вчерашнего дня.
- Эта встреча рассматривалась как срочная!
- Мой рейс был отложен,- объяснил Кесслер.- Я прилетел, как только это стало возможным.
Все трое говоривших имели разный акцент: испанский, шведский и американского среднего запада. Проходя по комнате, Кесслер уловил и другие акценты: французский, британский, итальянский, египетский и американского юга.
- Джентльмены, прошу вас! - обратился к ним Хэллоуэй.- Если мы начнем ссориться между собой, мы поможем нашему врагу достичь его конечной цели.
- Конечной цели?- спросил француз.
- И что значит "его"?- добавил техасец.- Один человек не в состоянии такое сотворить.
- Разумеется,- согласился Хэллоуэй.- Не имеет значения, сколько их. Они хорошо организованы, и у них одна цель. Я думаю о них как о едином целом, поэтому и нам необходимо действовать в полном единстве.
- Это совершенно правильно,- поддержал его итальянец.- Мы не должны позволить горю нас ослабить. Нам необходимо сохранять единство. Не потому ли мы вступили в контакт многие годы назад и сохраняем связь до сих пор? Потому что как группа мы сильнее, чем каждый из нас в отдельности. Мы можем лучше себя защитить.
- Разве это мы нуждаемся в защите?!- воскликнул испанец.
- Возможно, не в физической,- ответил Хэллоуэй.- По крайней мере, пока. Но наши сердца? И допустим, они не удовлетворятся? Допустим, они решат приняться за нас, за наших жен, наших детей? - Все напряженно замерли.- Вот что я имел в виду под конечной целью наших врагов. Пытать нас неопределенностью, заставить нас страдать от постоянно существующей угрозы.
- Боже мой,- пробормотал, побледнев, египтянин.
- Теперь вы поняли?
- Опять "Ночь и туман".
Кесслер больше был не в состоянии сдерживаться.
- Да что с вами, со всеми?- Все посмотрели на него.- Чем похлопывать друг друга по спине, нахваливая себя за то, что поддерживаете контакт, не лучше ли признать, что вы сами себе худшие враги?
- Мы принимали меры предосторожности.
- Очевидно, недостаточные. И взгляните на нас теперь. Все вместе.
Вперед выдвинулся американец со среднего запада.
- Мой отец никогда бы не заговорил.
- Под пыткой? Оставьте,- сказал Кесслер.- Сколько старик сможет терпеть боль? А если будут использованы химикаты? Я опоздал, потому что едва вообще не отказался от поездки сюда. И единственно, почему я здесь, это предупредить вас. Вы должны винить самих себя не меньше, чем тех, кто это сделал. Не поддерживайте связи друг с другом. Я ничего не хочу знать о вас, и не хочу, чтобы вы знали еще что-нибудь обо мне.
- Это не решит проблему,- возразил Хэллоуэй.- Мы все равно будем оставаться в опасности, и не сможем вернуть наших отцов.
- Я уже принял, как факт, что мой отец мертв.
- Я не сдамся с такой легкостью, как вы,- сказал Хэллоуэй.- Предположим, вы правы, и ваш отец, и мой, и отцы остальных погибли, вы готовы на этом успокоиться?
- Поверьте, я жажду отомстить мерзавцам.
- В таком случае, у нас есть план, который нужно обсудить.
Кесслер подался вперед.
- Вы предлагаете что-нибудь конкретное?
- Именно. Возможно, вы еще не заметили, что вы не единственный член группы, который дважды подумал, прежде чем приехать. Двое отклонили приглашение. Во многих отношениях это наиболее важные члены группы.- Кесслер обежал взглядом лица и понял о ком речь.- В свете того, что я намерен предложить, их участие является ключевым.
Кесслер кивнул.
Зет и Айсикл.
10
Сидней. Австралия. Июнь. Собор Сент-Эндрю, заложенный в 1819 году оказался действительно впечатляющим, как это и обещал путеводитель. Кесслер побродил в его гулком сумраке, рассматривая сводчатый потолок, восхищаясь витражными окнами, и вышел. Прищурившись от болезненно яркого солнечного света, он спустился по широкой ярусной лестнице к пешеходной дорожке. Кесслер направился к зданию муниципалитета, расположенному на Джордж-стрит рядом с собором. В путеводителе говорилось, что здание используется для проведения концертов и ассамблей. Поглазев на него достаточно долго, чтобы это выглядело естественным, Кесслер свернул за угол здания, и остановил такси. Он отправился в один из многочисленных восточных ресторанов, которыми знаменит Сидней. Там у Кесслера была назначена встреча с его деловыми партнерами, на которую он прибыл несколько раньше времени, и сразу прошел в телефонную будку, чтобы позвонить по номеру, которым его снабдил Хэллоуэй.
На звонок ответил мужской голос:
- Бонди-Бич. Снаряжение для серфинга и подводного плаванья.
- Мистера Пендлетона, будьте добры.
- Сына или отца?
- Не имеет значения.
- Я - сын.
- Мистер Пендлетон, в Австралии бывают сосульки?
На мгновение тишина стала такой полной, что Кесслер подумал, не сломался ли телефон.
- Мистер Пендлетон?
- Кто вы?
- Друг.
- Меня ждут покупатели. Я продаю и даю на прокат доски для серфинга, продаю и перезаряжаю баллоны для аквалангистов. Сосульки мне ни к чему. Как и люди, задающие дурацкие вопросы.
- Подождите. Возможно, если я напомню имя ... Томас Конрад, почтовый ящик четыре - тридцать восемь.
Снова молчание. Когда Пендлетон, наконец, заговорил, его голос звучал глухо, как если бы он прикрывал рот рукой.
- Что вам нужно?
- Встретиться. Если бы я хотел вам навредить, мне не было бы нужды звонить. Зачем мне было бы вас настораживать.
- Вы из них, да?
- Моя фамилия Кесслер.
- Господи, я же ясно дал понять, что не хочу иметь ничего общего с ...
- Кое-что произошло. Обстоятельства вынудили меня приехать сюда.
- Вы что же, в Сиднее? Матерь Божья!
- Я звоню из автомата, из ресторана. Этот звонок не может прослушиваться или отслеживаться.
- Но вам известно мое имя и где меня найти! Если вас возьмут ...!
- Я был осторожен, чтобы избежать слежки.
- Осторожен?- В голосе Пендлетона слышалось сомнение.- Если бы вы были уверены в отсутствии слежки, вам бы не нужно было мне звонить. Вы бы просто пришли сюда.
- Я не хотел рисковать появиться перед вами неожиданно собственной персоной. Если бы вы сочли меня опасным, у меня могло не найтись времени для объяснений.
Пендлетон выругался.
- Я старался завоевать доверие. Пожалуйста, нам необходимо встретиться. Чем скорее мы поговорим, тем скорее я уеду из страны.
- Не здесь.
- Не в магазине? Ну, конечно. Я бы не хотел подвергать вас опасности.
-Ничего не записывайте,- потребовал Пендлетон.- Сегодня, в четыре ...
11
Завершив инструктаж, Пендлетон положил трубку. Он старался говорить тихо. Помощник, занятый с покупателем в торговом зале, не мог ничего слышать. Но Пендлетон, тем не менее, был напуган. Подобный прямой контакт являлся нарушением одного из самых священных правил, которым он привык следовать. Боже, избавь меня от дилетантов. Он вышел из офиса, прошел мимо ряда аквалангов и сделал вид, что заинтересовался разговором с покупателем, который вел помощник.
- Этот костюм для подводного плаванья является лучшим в своем классе,- сказал Пендлетон покупателю.- Любые проблемы, что-то не устраивает, обязательно приходите и расскажите нам. Мы все наладим.- Хотя они с отцом перебрались в Австралию уже десять лет назад, Пендлетон все еще сохранял американскую манеру речи. Местные завсегдатаи пляжа считали его старомодным, его это устраивало. Невидимости, подчас, удается достичь, отличаясь. Как местный житель, он создал иллюзию своего постоянного присутствия, за исключением того времени, когда участвовал в погружениях, поэтому его отсутствие всегда было просто объяснить.
Пендлетон попрощался с покупателем, одобрительно похлопал по спине помощника и возвратился в свой кабинет, который сразу покинул через заднюю дверь. Хотя сезон еще не наступил, на Бонди-Бич было удивительно многолюдно. Туристы. Несколько одержимых любителей серфинга. Несколько мускулистых парней, занятых сексуальной охотой. В толстовке из махровой ткани, выцветших джинсах и парусиновых кедах (ни ремня, ни шнурков, ни носков) Пендлетон и сам выглядел завсегдатаем пляжа. Не первой молодости, конечно, но в свои сорок лет, с выгоревшими, спутанными ветром волосами, сильно загорелым лицом, мощными плечами и грудью он вполне мог еще померяться силой с любым из парней. Однако, он никогда не демонстрировал весь арсенал своих умений.
Пендлетон оглядел пляж и его обитателей и заметил отца, занятого смазыванием доски и разговором с обступившими его подростками, его свитой.
Глаза Пендлетона засветились любовью. Он спрыгнул с помоста у задней двери магазина, и подошел по песку к отцу.
Волны набегали на берег. Холодный ветер пах солью. Пендлетон терпеливо дожидался, когда отец закончит описывать своей аудитории удивительную серию волн пять лет назад. Его отец, высокого роста и мускулистый, как он сам, в свои семьдесят два года оставался мужественно красивым, несмотря на морщины, являвшиеся следствием не только возраста, но и десятилетнего постоянного пребывания на солнце. Наконец, отец взглянул на него.
- Возникла небольшая проблема. Мне нужно с тобой поговорить.
Отец вздохнул с притворным недовольством.
- Только, если это совершенно необходимо.
- Боюсь, что именно так и есть.
- Я сейчас вернусь, ребята.