Хиггинс Джек
Бенефис Лиса

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Хиггинс Джек (J.Katkovnik@gmail.com)
  • Обновлено: 01/04/2011. 504k. Статистика.
  • Роман: Детектив
    •  Ваша оценка:

       Джек Хиггинс Jack Higgins
       Бенефис Лиса Night of the Fox
      
      
      
       Перевод Ж. Я. Катковник
       Апрель 2005 -- Июнь 2005
      
       Посвящается Вивьен Милни
      
      
       Известно, что во время Второй мировой войны острова, расположенные в проливе Ла-Манш, находились под германской оккупацией. Однако, необходимо помнить, что данная книга является чистым вымыслом, не имеющим связи с реально существовавшими людьми, хотя в ней упоминаются политические и военные лидеры того исторического периода.
       1
       Римляне считали, что души умерших остаются рядом с их могилами. В это легко верилось холодным мартовским утром, когда небо было так черно, словно близилась ночь.
       Я стоял под аркой из гранита и смотрел на кладбище. Вывеска гласила: "Приходская церковь св. Брелада". Среди беспорядочной тесноты надгробий и усыпальниц вздымались кое-где гранитные кресты. Я заметил на дальней стороне кладбища крылатого ангела как раз в тот момент, когда на горизонте прогремел гром, и с залива принесло дождь.
       Портье в отеле снабдил меня зонтом, который я теперь открыл и решился, наконец, выйти. Еще в воскресенье я был Бостоне и никогда не слышал об островах в проливе Ла-Манш у побережья Франции и, в частности, об этом острове, Джерси. Сегодня четверг и, обогнув половину земли, я здесь, чтобы попытаться разрешить последнюю загадку того исследования, которому отдал три года своей жизни.
       Церковь, построенная из гранита, выглядела очень старой. Я пошел к ней между могилами, иногда останавливаясь, чтобы посмотреть на залив. Отлив обнажил перед дамбой широкую полосу золотистого песка. Отсюда был виден отель, в котором я остановился.
       Услышав голоса, я повернулся в ту сторону и увидел двух мужчин в кепках и с мешками на плечах, присевших под кипарисом у дальней стены кладбища. Они поднялись и пошли прочь, оба засмеялись, словно какой-то шутке, и я заметил, что они несли лопаты. Могильщики скрылись позади церкви, а я подошел к стене.
       Там оказалась недавно выкопанная могила, покрытая брезентом, хотя дерево и обеспечивало частичную защиту от дождя. Мне кажется, я никогда так не волновался. Могила словно ждала меня. Я повернулся и пошел между надгробьями к входу в церковь, открыл дверь и вошел внутрь.
       Я ожидал, что внутри будет темно и мрачно, но там горел свет, и интерьер церкви оказался восхитительным. Сводчатый потолок из гранита выглядел необычным из-за отсутствия видимых деревянных балок. Я подошел к алтарю и остановился, чтобы осмотреться, послушать тишину. Раздался щелчок открывшейся и закрывшейся двери. Появился мужчина в сутане и с дождевиком в руках. Его волосы были белы, а глаза голубые, голос сух и стар, чувствовался легкий ирландский акцент.
       -- Чем могу помочь?
       -- Вы священник?
       -- Нет, что вы!-- Он весело улыбнулся.-- Они давным-давно отправили меня на покой. Меня зовут Кален. Каноник Дональд Кален. Вы американец?
       -- Угадали.-- Я пожал ему руку.-- Алан Стейси.
       -- Вы впервые на Джерси?
       -- Да. Еще несколько дней назад я даже не знал о его существовании. Подобно большинству американцев, я слышал только о Нью-Джерси.
       Он улыбнулся. Мы пошли к двери.
       -- Вы выбрали неудачное время года для первого визита,-- сказал каноник.-- Джерси, может быть, одно из самых приятных мест на земле, но не в марте.
       -- У меня не было выбора,-- объяснил я.-- Сегодня вы здесь хороните одного человека. Гарри Мартиньи.
       Он начал надевать свой дождевик и замер в удивлении.
       -- Правильно. На самом деле, я сам провожу церемонию. В два часа дня. Вы родственник?
       -- Не совсем. Но временами мне кажется, что это так. Я ассистент профессора философии в Гарварде. В течение трех последних лет я работал над биографией Мартиньи.
       -- Вот оно что.-- Он открыл дверь, и мы вышли на крыльцо.
       -- Вам известно что-нибудь о нем?-- спросил я.
       -- Почти ничего, кроме того, каким поразительным образом он встретил свой конец.
       -- Не менее поразительны обстоятельства, позволившие воздать ему последние почести,-- сказал я.-- Согласитесь, каноник, нечасто вам приходилось хоронить человека через сорок лет после его смерти.
      
       Дом с верандой стоял на другой стороне залива св. Брелада, совсем недалеко от отеля "Горизонт", в котором я остановился. Дом был небольшим, без претензий, но жилая комната оказалась неожиданно просторной и удобной, с книжными полками вдоль двух стен. Раздвижные окна смотрели на террасу и в сад, за которым просматривалось море. Наступило время прилива, ветер взбивал в море гребешки пены, дождь барабанил в окна.
       Хозяин вернулся из кухни с подносом и поставил его на маленький столик у камина.
       -- Надеюсь, вы не возражаете против чая?
       -- Чай - это прекрасно.
       -- Жена моя была кофейницей, но она умерла три года назад, а я никогда кофе не любил.
       Он наполнил чашку и пододвинул ее ко мне, когда я сел по другую сторону стола. Повисло молчание. Он поднял чашку и сделал несколько глотков, ожидая.
       -- Вы здесь удобно устроились,-- нарушил я молчание.
       -- Да,-- согласился он.-- Мне здесь хорошо. Одиноко, конечно. Знаете, самая большая слабость человеческого существа, профессор Стейси, в том, что всем нам кто-то нужен.-- Он снова наполнил свою чашку.-- Я провел на Джерси три года еще ребенком, и уже тогда очень полюбил это место.
       -- Что совсем нетрудно.-- Я посмотрел на залив.-- Здесь очень красиво.
       -- Я часто проводил здесь отпуск. К моменту выхода на пенсию, я был каноником собора в Винчестере. Наш единственный сын много лет назад уехал в Австралию, поэтому ... -- Он пожал плечами.-- Джерси казался естественным выбором, поскольку еще много лет назад этот дом стал собственностью жены. Наследство после ее дяди.
       -- Повезло.
       -- Да. Особенно, учитывая здешнее жилищное право.-- Он поставил чашку, вытащил трубку и стал ее набивать табаком из потертого кожаного кисета.-- Ну,-- сказал он живо,-- теперь вы знаете обо мне все. Расскажите о себе и о друге Мартиньи.
       -- Вам о нем известно что-нибудь?
       -- Я вообще о нем никогда не слышал до того момента несколько дней назад, когда узнал от моего хорошего друга, доктора Дрейтон, об обстоятельствах, при которых было обнаружено тело, и что его отправляют сюда для погребения.
       -- Вам известны обстоятельства его гибели?
       -- Авария самолета в 1945 году.
       -- В январе 1945 года, если быть точным. Во время войны в британской военной авиации (R.A.F.)• существовало подразделение, именовавшееся Эскадрильей самолетов противника••. Они летали на захваченных самолетах противника, чтобы оценить их боевые характеристики и тому подобное.
       -- Понимаю.
       -- Гарри Мартиньи работал на Министерство экономической блокады•••. В январе 1945 года он пропал при выполнении миссии военного наблюдателя во время полета на двухместном немецком учебном самолете Арадо 96, входившем в состав Эскадрильи. Всегда считалось, что самолет упал в море.
       -- Но?
       -- Две недели назад его обнаружили во время экскаваторных работ в одном болоте в Эссексе. Работы на строительной площадке были прекращены на то время, пока военные извлекали останки самолета.
       -- Мартиньи и пилот были внутри?
       -- То, что от них осталось. По ряду причин власти не распространяются об этом деле, поэтому новость просочилась ко мне только в прошлые выходные. Мне удалось поймать рейс, и в понедельник утром я прилетел в Лондон.
       Он кивнул.
       -- Вы сказали, что работали над его биографией. Что в нем такого особенного? Как я уже говорил, я даже имени его никогда не слышал.
       -- Оно неизвестно широкой публике,-- сказал я.-- Но в академических кругах, в тридцатые годы ...-- Я пожал плечами.-- Бертран Рассел считал его самым блестящим и передовым умом в своей области.
       -- Что это за область?
       -- Этика.
       -- Интересный предмет для изучения,-- сказал каноник.
       -- Для зачарованного человека. Он родился в Бостоне. Его отец занимался морскими перевозками. Был богат, но не слишком. Его мать родилась в Нью-Йорке, но ее родители были немцами. Отец матери несколько лет преподавал в Колумбийском университете, а в 1925 возвратился в Германию в университет Дрездена в качестве профессора хирургии.-- Я поднялся и подошел к окну, думая об этом и глядя на дождь.-- Мартиньи окончил Гарвард, сделал докторскую диссертацию в Гейдельберге, удостоился стипендии Родса в Оксфорде, был избран членом совета Тринити - колледжа и профессором этики Кроксли, когда ему было всего тридцать восемь.
       -- Впечатляет,-- согласился Кален.
       Я повернулся к нему.
       -- Вы не понимаете. Это был человек, который все подвергал сомнению, опрокинул основы целой области знаний. Но с началом Второй мировой войны и после ее окончания о нем не было слышно. До самых этих дней.
       -- Не было слышно?
       -- Нет, известно, что он оставил Оксфорд. Работал сначала на Министерство обороны, потом на Министерство экономической блокады, как я уже вам рассказывал. Многие ученые это делали. Но трагедия заключалась в том, что он, казалось, полностью прекратил работу в своей области науки. Ни одной статьи, и книга, которую он писал в течение нескольких лет, осталась незаконченной. В Гарварде хранится рукопись, но ни единой строчки в ней не написано после сентября 1939 года.
       -- Как странно.
       Я снова сел у камина.
       -- У нас в библиотеке в Гарварде хранятся все его бумаги. Что меня действительно заинтриговало, когда я их изучал, носило личный характер.
       -- Что же это?
       -- Когда я окончил школу в восемнадцать лет, то вместо того, чтобы поступать сразу в Гарвард, пошел в морскую пехоту. Прослужил год во Вьетнаме, пока пуля, разбившая левую коленную чашечку, не отправила меня навсегда домой. Мартиньи тоже делал нечто подобное. Он завербовался в Американский экспедиционный корпус и последние несколько месяцев Первой мировой войны, несовершеннолетним, что необходимо отметить, служил рядовым пехотинцем в окопах Фландрии. Меня поразил факт, что, пережив то, что нам пришлось, мы оба искали другое решение в одном и том же направлении.
       -- Из ада войны к холодному спокойствию разума.-- Каноник Кален постучал трубкой о каминную решетку.-- Не помню, кто это сказал. Военный поэт или еще кто-то.
       -- Бог избавил меня от этого,-- сказал я.-- Кроме навечно негнущейся ноги, я расплатился тремя годами в руках психиатров и рухнувшим браком.
       Часы на камине пробили двенадцать. Кален поднялся, подошел к серванту и налил виски из хрустального графина в два стакана. Он принес их обратно и один передал мне.
       -- Я сам был в Бирме во время войны, там тоже было несладко.-- Он сделал глоток виски и поставил стакан на камин.-- Итак, профессор, что дальше?
       -- Дальше?
       -- Священникам полагается быть святыми душами, не имеющими представления о реальной жизни,-- сказал он сухим, четким голосом.-- Чушь, конечно. Наша работа - исповедовать людскую боль и слабость. После пятидесяти двух лет в духовном сане я знаю людей, профессор, и чувствую, когда они что-то не договаривают.-- Он поднес спичку к трубке и раскурил ее.-- Это относится к вам, друг мой, если не ошибаюсь.
       Я глубоко вздохнул.
       -- Он был в форме, когда его нашли.
       Каноник нахмурился.
       -- Вы же говорили, что он работал на Министерство экономической блокады.
       -- В форме немецкого военного летчика,-- объяснил я.-- Оба, он сам и пилот.
       -- Вы уверены?
       -- У меня есть друг по морской пехоте, еще со времен Вьетнама, его зовут Тони Бьянко. Он теперь работает на ЦРУ в нашем посольстве в Лондоне. Эти люди умеют узнавать такие вещи. У меня возникли трудности а Министерстве обороны. Они не хотели давать информацию ни о Мартиньи, ни об этом самолете.
       -- Так что ваш друг раздобыл ее для вас?
       -- И узнал еще кое-что. В печати сообщалось, что этот Арадо был из числа самолетов Эскадрильи. Это тоже подозрительно.
       -- Почему?
       -- Потому что на них всегда были опознавательные R.A.F. Но по данным информанта Бьянко, на этом самолете были опознавательные немецкой военной авиации Люфтваффе.
       -- Вы сказали, что вам не удалось получить информацию от официальных источников?
       -- Никакой. Кажется нелепостью, что информация о Мартиньи и этом полете до сих пор остается засекреченной, как военная.
       Старик нахмурился.
       -- Спустя сорок лет?
       -- Более того,-- сказал я.-- У меня возникли подобные же проблемы в прошлом году в ходе моего исследования. Я наткнулся на глухую стену, если вы понимаете, что я имею в виду. Я выяснил, что Мартиньи в январе 1944 года был награжден орденом За выдающиеся заслуги. Это одна из тех наград, рядом с которыми в наградных списках не бывает объяснений. Никакой информации, чем он ее заслужил.
       -- Это ведь военная награда и очень высокая. Насколько я понимаю, Мартиньи был штатским.
       -- Видимо, изредка штатским гражданам тоже удавалось ее заслужить, но все это начинает вписываться в ту историю, которую я слышал, когда проводил исследования в Оксфорде три года назад. Макс Кубел, физик - атомщик, долгие годы был профессором в Оксфорде и дружил с Мартиньи.
       -- О нем я слышал,-- сказал Кален.-- Он был немецким евреем, кажется, которому удалось сбежать оттуда до того, как нацисты отправили его в концлагерь?
       -- Он умер в 1973 году,-- сказал я.-- Но мне удалось расспросить его слугу, более тридцати лет бывшего при нем в Оксфорде. Он рассказал мне, что во время большого немецкого наступления в 1940 году, которое привело к Дюнкерку, Кубел был посажен гестапо под домашний арест во Фрейбурге, что на самой границе с Францией. Туда прибыл офицер СС с эскортом, чтобы доставить его в Берлин.
       -- И что?
       -- Старик, его зовут Говард, сказал, что Кубел рассказывал ему когда-то, что этим офицером СС был Мартиньи.
       -- И вы ему поверили?
       -- Тогда не поверил. Ему был девяносто один год, совсем одряхлевший, но нужно помнить биографию Мартиньи. Совершенно точно, что при желании он мог с легкостью сойти за немца. Он не только владел языком, но имел подходящее происхождение.
       Кален кивнул.
       -- Теперь, при последнем развитии событий, вы готовы отнестись с доверием к той истории?
       -- Не знаю, что теперь и думать.-- Я пожал плечами.-- Как-то все запуталось. Что связывает Мартиньи с Джерси, например? По моим сведениям, он никогда здесь не был, и погиб за пять месяцев до освобождения острова от нацистской оккупации.-- Я допил остаток виски.-- У Мартиньи не осталось в живых никаких родственников. Я знаю, что он никогда не был женат. Кто этот ваш доктор Дрейтон, черт возьми? Одно мне ясно, у него большой блат в Министерстве обороны, если ему выдали тело.
       -- Вы совершенно правы во всем, кроме одного.-- Каноник Кален налил мне еще шотландского виски.
       -- Что же это может быть?
       -- Доктор Дрейтон,-- сказал он,-- не он, а она. Доктор Сара Дрейтон, если быть точным.-- Он поднял свой стакан за меня.
      
       -- Я есть воскресение и жизнь, сказал Господь: он, кто поверил в меня, кто умер, однако жив.
       Кален звучал еще более по-ирландски, когда повышал голос, чтобы заглушить сильный дождь. На нем был темный плащ поверх облачения, и некто из похоронного бюро держал над ним зонт. На церемонии присутствовал всего один близкий усопшему человек, Сара Дрейтон. Она стояла по другую сторону могилы, и над ней держал раскрытый зонт владелец похоронного бюро.
       Она выглядела лет на тридцать восемь -- сорок, хотя, как я потом узнал, ей уже исполнилось шестьдесят. Небольшого роста, сохранившая стройность, она была одета в черный костюм и шляпу. Волосы стального цвета коротко и очень красиво подстрижены. Ее никак нельзя было назвать красивой в общепринятом понимании с этим слишком большим ртом, и карими глазами над широкими скулами. Но в ее лице читался сильный характер человека, видевшего лучшее и худшее из того, что может предложить жизнь. В ней ощущалось невероятное спокойствие. Одна из тех женщин, на которых оглядываются, чтобы взглянуть еще раз, когда они проходят мимо.
       Она совершенно не обращала на меня внимания, и я стоял сзади под слабым прикрытием дерева, абсолютно промокший, несмотря на наличие зонта. Кален закончил службу, подошел к ней и сказал несколько слов. Она поцеловала его в щеку. Каноник повернулся и пошел к церкви. За ним последовали люди из похоронного бюро.
       Она постояла у могилы немного. Два могильщика вежливо ждали в нескольких ярдах от могилы. Она по-прежнему игнорировала меня, когда я прошел вперед, взял горсть земли и бросил на гроб.
       -- Доктор Дрейтон?-- обратился я к ней.-- Прошу простить мое вмешательство. Мое имя Алан Стейси. Не могли бы мы немного поговорить? Я не репортер, если это существенно.
       Ее голос оказался ниже, чем я ожидал. Очень спокойный и хорошо поставленный. Она сказала, не взглянув на меня:
       -- Я прекрасно знаю, кто вы, профессор Стейси. Я ждала вас в любую минуту в течение последних трех лет.-- Она посмотрела на меня и улыбнулась и вдруг стала совершенно обворожительной двадцатилетней девчонкой.-- Нам, действительно, пора убраться с этого дождя, пока он нас обоих не доконал. Это совет настоящего врача, к тому же бесплатный. Моя машина на дороге у кладбища. Думаю, вам будет полезно выпить.
      
       Дом находился не более чем в пяти минутах езды по узкой сельской дороге, по которой она вела машину умело и на приличной скорости. Он стоял в саду площадью, примерно, в акр, окруженном березовой рощей, сквозь которую просматривался залив. По виду дом принадлежал викторианской эпохе: узкие окна и зеленые ставни, с террасой на входе. Дверь мгновенно отворилась, стоило нам подойти к лестнице. Появился высокий серьезный мужчина в черном пиджаке из альпаки с седыми блестящими волосами и в очках в тонкой стальной оправе.
       -- А, Вито,-- сказала она, когда он помогал ей снять пальто.-- Это профессор Стейси.
       -- Профессор.-- Он слегка поклонился.
       -- Мы выпьем кофе в библиотеке несколько позднее, а сейчас я мечтаю выпить.
       -- Конечно, графиня.
       Он собрался уйти, но задержался и заговорил с ней по-итальянски. Она покачала головой и ответила ему тоже по-итальянски. Он покинул холл через дверь в глубине.
       -- Графиня?-- спросил я.
       -- Не слушайте Вито.-- Она вежливо, но твердо пресекла мой интерес.-- Он ужасный сноб. Проходите сюда.
       В холле было прохладно и приятно. Пол выложен черной и белой плиткой, винтовая лестница, на стенах две - три картины, писаные маслом. Пейзажные полотна восемнадцатого века. Она открыла двойную дверь красного дерева, за которой оказалась большая библиотека. Все стены заняли книги. Французские окна смотрели в сад. В камине Адама ярко горел огонь за решеткой. На крышке рояля стояли во множестве фотографии, в основном, в серебряных рамках.
       -- Скотч вас устроит?-- спросила она
       -- Прекрасно.-- Она подошла к буфету и занялась напитками.-- Как вы узнали, кто я? От каноника Калена?-- спросил я.
       -- Я знала о вас с тех пор, как вы начали свое исследование биографии Гарри.-- Она подала мне стакан.
       -- Кто вам сказал?
       -- Друзья,-- ответила она.-- По старым временам. Те, которым все становится известно.
       Это заставило меня подумать о Тони Бьянко, моем приятеле из ЦРУ, который работал в посольстве, и я сразу разволновался.
       -- В Министерстве обороны никто не захотел ответить ни на один из моих вопросов.
       -- Я бы удивилась, будь это иначе.
       -- Однако вам они отдали тело. Вы обладаете большим влиянием?
       -- Можно сказать и так.-- Она вынула сигарету из серебряного портсигара, прикурила и села в качалку у камина, скрестив стройные ноги.-- Профессор, вам приходилось слышать о SOE•?
       -- Разумеется,-- ответил я.-- Администрация секретных операций. Подразделение британской разведки, созданное в 1940 году по указанию Черчилля для координации действий партизан и движения сопротивления в Европе.
       -- В действительности, старик сформулировал его задачу так: "Поджечь Европу". Я там работала.
       Я был поражен.
       -- Но вы же были совсем ребенком?!
       -- Девятнадцать,-- сказала она.-- В 1944 году.
       -- А Мартиньи?
       -- Посмотрите на рояле. Последняя фотография в серебряной рамке.
       Я подошел к роялю, взял указанную фотографию, с которой на меня смотрела она, до удивления не изменившаяся за исключением одного: она была блондинкой с горячей завивкой (кажется, это так называлось). На ней была маленькая черная шляпка и одно из тех пальто военных лет с большими плечами и сильно приталенное. Шелковые чулки, туфли на высоком каблуке и оригинальная сумочка из черной кожи дополняли образ.
       Рядом с ней, глубоко засунув руки в карманы, стоял мужчина среднего роста в кожаном пальто поверх костюма из твида. Его лицо затенялось частично опущенными полями темной фетровой шляпы, в уголке рта примостилась сигарета. Темные глаза были лишены какого-либо выражения, а улыбка имела жестокую привлекательность. Он выглядел опасным человеком.
       Сара Дрейтон подошла ко мне.
       -- Он здесь мало похож на оксфордского профессора этики, правда?
       -- Где это было снято?
       -- На Джерси. Недалеко отсюда. Май 1944. Кажется, десятого.
       -- Но я на Джерси уже достаточно долго, чтобы узнать, что остров в то время находился под немецкой оккупацией,-- усомнился я.
       -- Так оно и было.
       -- И Мартиньи был здесь? С вами?
       Она подошла к письменному столу эпохи Георгов, выдвинула ящик и достала маленькую папку. Когда она ее открыла, я сразу увидел, что в ней несколько старых фотографий. Она подала мне одну из них.
       -- Эту, по очевидной причине, я не держу на крышке рояля.-- Она была одета почти так же, как на той фотографии, что уже показывала, а на Мартиньи было то же кожаное пальто, только под пальто форма офицера СС, а на голове фуражка с серебряной кокардой в виде мертвой головы.-- Штандартенфюрер Макс Фогель. По-вашему, полковник. Выглядит франтом, правда?-- Она улыбалась, забирая у меня фотографию.-- У него была эта слабость, у Гарри. Он любил форму.
       -- Боже мой, что все это значит?
       Она не ответила, но протянула мне другую фотографию. Эта немного потускнела, но осталась достаточно четкой. Группа немецких офицеров. Двое из них стоят впереди, несколько отдельно от остальных. Один из них, в форме офицера СС, Мартиньи, но у меня даже перехватило дыхание, когда я узнал его собеседника. Одно из самых известных лиц Второй мировой войны. Фельдмаршал Эрвин Роммель. Пустынный Лис, собственной персоной.
       Я спросил:
       -- Это тоже здесь снято?
       -- О, да.-- Она спрятала фотографии в ящик и взяла мой стакан.-- Полагаю, вам не мешает еще выпить.
       -- Да, было бы очень кстати.
       Она наполнила мой стакан и протянула мне, и мы снова сели у камина. Она достала сигарету из портсигара.
       -- Следовало бы бросить, наверно. Да уже поздно. Одна из дурных привычек, которую я позаимствовала у Гарри.
       -- Могу я рассчитывать на объяснение?
       -- Почему бы нет?-- сказала она и повернулась к французскому окну, в которое стучался дождь.-- Не могу придумать лучшего занятия для такого дня как этот, а вы?
       Лондон. Год 1944.
       2
       Это началось, если можно с уверенностью судить, где именно что-либо берет начало, с телефонного звонка, который прозвучал в квартире бригадира Дагела Манроу в Хастон - Плейс, что в десяти минутах ходьбы от лондонского штаба SOE на Бейкер-стрит. Как глава Секции D он имел около кровати два телефонных аппарата. Один из них напрямую соединялся с его офисом. Именно этот телефон и разбудил Манроу в четыре часа утра 28 апреля 1944 года.
       Он слушал, постепенно мрачнея лицом, потом тихо выругался.
       -- Я сейчас буду. Проверьте пока, в городе ли Эйзенхауэр.
       Спустя пять минут он уже сам открывал входную дверь, вздрагивая от промозглого холода. Закурив первую сигарету дня, он поспешно зашагал по пустынной улице. Манроу уже исполнилось шестьдесят пять. Приземистый, он выглядел сильным, несмотря на совершенно седые волосы. Его круглое некрасивое лицо скрашивали очки в стальной оправе. Ходил он в старом дождевике Барберри и с зонтом.
       В его осанке и внешнем облике не было ничего военного, что и не удивительно. Его ранг бригадира просто обеспечивал ему необходимую власть в определенных кругах. До 1939 года Дагел Манроу был по профессии археологом. Если точнее, египтологом, членом совета колледжа Всех Святых в Оксфорде. В течение трех последних лет он возглавлял в SOE Секцию D, которую внутри организации называли Департаментом подлых трюков.
       Он свернул к входу на Бейкер-стрит, кивнул ночному охраннику и сразу пошел наверх. Когда он вошел в свой офис, за его столом сидел ночной дежурный офицер, капитан Джек Картер. У Картера был искусственный протез вместо ноги, потерянной при Дюнкерке. Он ухватился за палку и приготовился встать.
       -- Не нужно. Сидите, где сидите, Джек,-- остановил его Манроу.-- Нет ли у нас чаю?
       -- Термос на столе для карт, сэр.
       Манроу отвинтил крышку, налил чай в чашку и выпил.
       -- Боже, какая мерзость. Хорошо, что хотя бы горячий. Ладно, рассказывайте.
       Картер поднялся и, хромая, подошел к столу, на котором была разложена карта юго-западных областей Англии: Девона, Корнуолла и основной части пролива Ла-Манш.
       -- Учения Тигр, сэр,-- сказал Картер.-- Вы помните подробности?
       -- Моделирование высадки во время Вторжения.
       -- Правильно. В Девоне на заливе Лайм есть место, которое называется Слептон- Сендс. Оно достаточно похоже на пляж Юты в Нормандии, который мы наметили для высадки, чтобы прекрасно подходить для тренировочных целей. Большинство молодых американцев, которым предстоит в этом участвовать, совершенно не имеют боевого опыта.
       -- Это мне известно, Джек. Давайте ближе к делу,-- сказал Манроу.
       -- Прошлой ночью конвой состоял из восьми десантных судов. Пяти из Плимута и трех из Бриксема. Естественно, под эскортом военных судов. Им предстояло отрабатывать высадку на пляж в Слептоне.
       Картер замолчал. Манроу сказал:
       -- Скажите мне, сколько по наихудшим оценкам.
       -- Они были атакованы немецкими Е - ботами, по нашим предположениям, пятой и девятой быстроходных флотилий, которые базируются в Шербуре.
       -- Ущерб?
       -- Два десантных судна точно затонули. Остальные повреждены торпедами.
       -- И счет от мясника?
       -- Пока еще невозможно сказать точно. Ориентировочно: двести матросов и четыреста пятьдесят солдат.
       -- Вы хотите сказать, что прошлой ночью мы потеряли шестьсот пятьдесят американских солдат? Шестьсот пятьдесят человек, когда мы даже не начинали еще вторжения в Европу?-- сказал Манроу.
       -- Боюсь, что именно так.
       Манроу забегал по кабинету, потом остановился у окна.
       -- Эйзенхауэру доложили?
       -- Он в городе, сэр. В Хайес - Лодж. Он хочет видеть вас во время завтрака. Восемь часов.
       -- Он захочет знать факты.-- Манроу повернулся и пошел к своему столу.-- Среди пропавших офицеров есть Посвященные?
       -- Трое, сэр.
       -- Бог мой! Я же их предупреждал!-- воскликнул Манроу.-- Посвященные ни в коем случае не должны принимать участия в опасных операциях!
       Несколькими месяцами ранее стало ясно, что американскими чиновниками высокого ранга в некоторых случаях допускались серьезные нарушения секретности относительно деталей планируемого вторжения Союзников в Европу. Чтобы предотвратить повторение ситуации, была разработана процедура посвящения, по разведывательной секретности выше совершенно секретной. Посвященным было известно то, чего не знал никто, кроме них: детали вторжения Союзников в Европу.
       -- Пока не найдены все трое,-- сообщил Картер.-- Вот их дела.
       Он положил папки на стол Манроу, который их быстро просмотрел.
       -- Глупость,-- сказал он.-- Невероятная глупость. Взять хотя бы этого полковника Хью Келсоу.
       -- Инженера - строителя?-- уточнил Картер.-- Благодаря любезности Четырех коммандос• он уже имел возможность посмотреть ночью два пляжа в Нормандии, чтобы оценить их на пригодность для использования транспортных средств.
       -- Соод-бич и Юта-бич?-- Манроу застонал.-- Господи, спаси! Джек, что если его подобрал один из этих Е - ботов? Он сейчас может быть в руках противника. И они заставят его говорить, если захотят, вам это известно.
       -- Мне не кажется вероятным, что кто-либо из них мог быть подобран немцами, сэр. Капитан эсминца Саладин, бывшего среди кораблей сопровождения, сказал, что Е - боты атаковали с расстояния тысяча пятьсот метров и немедленно отошли. Типовой удар и отход. Неразбериха и непонимание с обеих сторон. Погода тоже плохая. Ветер от пяти до шести и продолжает усиливаться. Но меня информировали, что характер течений в заливе Лайм таков, что большинство тел прибьет к берегу. Это уже происходит.
       -- Большинство, Джек, только большинство.-- Он постучал по карте на столе.-- Немцы знают, что мы готовимся. Они ожидают вторжения. Они к нему готовы. Гитлер назначил самого Роммеля ответственным за все береговые укрепления. Но они не знают, где, и они не знают, когда это произойдет.-- Он покачал головой, глядя на карту.-- По иронии судьбы величайшее в истории вторжение, возможно, придется отменить, потому что один человек, владеющий информацией о нем, попал не в те руки.
       -- Маловероятно, сэр, поверьте мне,-- успокоил его Картер.-- Этого полковника Келсоу принесет приливом вместе с остальными.
       -- Помоги нам, боже. Я молюсь об этом, Джек,-- с жаром сказал Дагел Манроу.
      
       А полковник Хью Келсоу в этот самый момент, вполне живой, испытывал такой страх, какого не знал никогда прежде в своей жизни. Совершенно промокший и окоченевший от холода, он страдал от жуткой боли. Он лежал, свернувшись, на дне спасательного плота, зачерпнувшего несколько дюймов воды, примерно в миле от побережья Девона. Противоположным течением плот быстро сносило за мыс Старт на южной оконечности залива Лайм, за которым были открытые воды пролива Ла-Манш.
       Келсоу был сорок один год. Он был женат и имел двух дочерей. Инженер-строитель, он в течение нескольких лет руководил фамильной строительной кампанией в Нью-Йорке и имел репутацию высококвалифицированного профессионала. Именно поэтому в 1942 он и был призван в инженерные войска, где ему сразу присвоили ранг майора. Благодаря умелому решению инженерных задач, связанных с высадкой десанта на различные острова в южных водах Тихого океана, он заработал повышение и перевод в штаб SHAEF• в Лондоне, чтобы участвовать в подготовке вторжения в Европу.
       Участие в учениях Тигр он принимал по требованию командующего офицера по единственной причине: американская Первая инженерная особая бригада являлась одним из подразделений, которому предстояло участвовать в высадке на пляж похожий на пляж Юта, выбранный как место вторжения в Нормандию. Поскольку Хью Келсоу посещал пляж Юта шесть недель назад под покровом темноты и в сопровождении британских десантников, казалось существенным руководствоваться его мнением при высадке на Слептон-Сендс. Поэтому он отплыл из Плимута на LST 31.
       Для Келсоу, как и для всех на борту, атака оказалась совершенно неожиданной. Появившееся вдалеке множество сигнальных вспышек предполагалось принадлежащим британским МТВ••. Но вот взорвалась первая торпеда, и ночь, поистине, превратилась в ад. Люди кричали среди горящего топлива. Келсоу этого не знал, но только на LST 31 погибло 413 человек. Его самого подбросило взрывом, он ударился об ограждение и упал в воду. Спасательный жилет, естественно, держал его на плаву, но он потерял сознание и пришел в себя, когда кто-то потянул его за собой в ледяной воде.
       Пламя было в сотне ярдов, и в отраженном свете Келсоу знал только, что рядом замазанное соляркой лицо.
       -- Все нормально, сэр. Только держитесь. Здесь рядом спасательный плот.
       Спасательный плот появился из темноты. Он был нового образца, надувной, созданный с учетом опыта, полученного во время операций в Тихом океане. Круглая, ярко оранжевая сфера поднималась высоко над водой и могла вместить до десяти человек, обеспечив им укрытие от ветра и дождя. Полотнище входа было откинуто.
       -- Я помогу вам забраться внутрь, сэр, а потом поищу других. Давайте, подтянитесь.
       Келсоу оказался слишком слаб для этого, но его неизвестный друг был достаточно сильным. Он резко подтолкнул Келсоу снизу, и тот влетел головой вперед через открытый входной проем. И тут Келсоу почувствовал такую боль в правой ноге, что сразу осознал, что живой, и что никогда прежде не испытывал такой боли. Он закричал и потерял сознание.
       Спустя некоторое время Келсоу пришел в себя, он почувствовал, что тело онемело от холода. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, где он находится. Его спасителя не было видно. Он ощупал вокруг себя в темноте, потом выглянул наружу через открытый вход. Лицо ему обдало брызгами. Нигде не было видно ни единого огонька, только тьма, ветер и шум моря. Он посмотрел на светящийся циферблат своих водонепроницаемых часов. Почти пять. Келсоу вспомнил, что на этих плотах должен быть набор первой помощи. Он повернулся, чтобы его найти, и снова появилась резкая боль в правой ноге. Стиснув зубы, он дотянулся до коробки и открыл крышку.
       Изнутри к крышке коробки крепился фонарик в водонепроницаемом корпусе. Келсоу включил его. Как он и думал, он один в этой оранжевой пещере. Внутри плескалось около фута воды. Его форменные брюки были разорваны ниже правого колена, и когда он осторожно ощупал ногу, то почувствовал в нескольких местах выступающие грани костей.
       В коробке был пистолет Вери и Келсоу взял его в руки. Казалось естественным выпустить одну из ракет, оповещающих, что он терпит бедствие, но он удержался, пытаясь заставить свой усталый мозг работать. Что если немецкие военные суда, атаковавшие их, находятся поблизости? Что если его подберет судно противника? Он не мог рисковать. Ко всему прочему, он был Посвященным. Остались считанные недели до того дня, когда армада из шести тысяч судов пересечет узкие воды Ла-Манша, и он, Келсоу, знал, где и когда. Нет, лучше подождать до рассвета.
       Нога болела ужасно. Он покопался в коробке и вытащил пакет первой медицинской помощи с ампулами морфия. Он вколол себе в ногу содержимое одной ампулы, а немного поколебавшись, еще одной. Потом разыскал черпак и стал вычерпывать воду. Вдруг на него навалилась страшная усталость. Возможно, он вколол себе слишком много морфия, но боль, по крайней мере, стихла. Он отложил черпак, застегнул пластмассовую молнию входного отверстия, отодвинулся назад и неожиданно уснул.
       Справа от него, всего в нескольких ярдах, находился мыс Старт. Некоторое время казалось, что его должно прибить к скалам, но затем плот подхватило противоположным течением и понесло прочь. Спустя десять минут, плот миновал эту оконечность суши, и усилившимся ветром его вынесло в холодные воды Ла-Манша.
      
       Эйзенхауэр сидел в эркере времен Регентства в библиотеке Хайес - Лодж за завтраком, состоявшим из яйца-пашот, тоста и кофе, когда его молодой помощник впустил к нему Дагела Манроу.
       -- Оставьте нас, капитан,-- сказал генерал, и помощник вышел.-- Улыбаться сегодня утром что-то не получается, бригадир.
       -- Это точно.
       -- Вы завтракали?
       -- Я не завтракаю уже многие годы, генерал.
       На мгновенье лицо Эйзенхауэра озарилось его знаменитой и неповторимой улыбкой.
       -- Это свидетельствует, что вы не старый вояка. Вы предпочитаете чай, я прав?
       -- Да, генерал.
       -- Вы найдете его на буфете, у вас за спиной. Специальный заказ. Налейте себе, а потом расскажите, что вам известно об этом несчастье. Мои люди уже донесли до меня свою версию событий, но я всегда с уважением относился к вашим людям в SOE, как вам известно.
       Манроу налил себе чаю, сел в эркере и дал Эйзенхауэру краткое описание ночных событий.
       -- Наверняка военный эскорт должен бы был предотвратить такой поворот событий,-- сказал генерал.-- С другой стороны, я слышал, что погода была плохая. Просто не верится. Я сам посещал Слептон три дня назад, посмотреть, как проходят ученья. Добирались специальным поездом вместе с Теддером и Омаром Бредли.
       -- Большинство членов команд на ваших LST - новички в этих водах, а Ла-Манш и в лучшее время может быть очень трудным.-- Манроу пожал плечами.-- Мы держим торпедные катера королевского военного флота на подступах к Шербуру во время этих учений, потому что Шербур, как генералу наверняка известно, является самой важной базой этих Е - ботов на французском побережье. Над морем был туман, но немцы, вероятно, проскользнули мимо них с включенными глушителями и выключенными радарами. Эти их боты делают больше сорока узлов. На флоте нет судов быстроходнее. Кроме того, при подходе они действовали очень умно: выпустили осветительные ракеты, так что на кораблях конвоя решили, что это наши.
       -- Вот дьявольщина. Не устаю повторять, что в этой игре предполагать ничего нельзя.-- Эйзенхауэр налил себе еще кофе, встал и подошел к камину.-- Тела сотнями прибивает к берегу. Так мне доложили.
       -- Да, так оно и есть.
       -- Нет необходимости обсуждать, что это должно остаться тайной. Нам придется здесь вблизи, в Девоне, устроить временную братскую могилу. По крайней мере, эта область под военной администрацией. Это облегчает дело. Если это выплывет наружу незадолго до вторжения, то может очень плохо сказаться на моральном состоянии войск.
       -- Я согласен.-- Манроу помялся и сказал осторожно.-- Есть проблема, касающаяся Посвященных, генерал.
       -- Начать с того, что их там не должно было быть. Никто не знает лучше вас предписаний относительно Посвященных.
       -- Могло быть хуже, генерал. Их там было трое. Два тела уже найдены. Третий человек, вот этот, еще не обнаружен.-- Манроу достал из портфеля папку и подал Эйзенхауэру.
       Генерал просмотрел бумаги.
       -- Полковник Хью Келсоу.-- Он потемнел лицом.-- Я знаю его лично. Неделю назад он смотрел два пляжа в Нормандии.
       -- Юта и Соод. В тот раз за ним присматривали десантники, и он имел при себе таблетку - L на случай, если его схватят. Как генералу известно, цианид убивает мгновенно.
       Эйзенхауэр вернул папку.
       -- Ему известно, бригадир, когда мы высаживаемся и где. Трудно представить последствия.
       -- Мы имеем людей на пляжах около Слептона, генерал. Его ищут. Нет причин сомневаться, что его тело прибьет к берегу вместе с другими.
       -- Не пытайтесь меня успокаивать,-- резко сказал генерал.-- Некоторые тела никогда не принесет приливом. Я это знаю, и вы это знаете, и если Келсоу будет одним из них, мы никогда не сможем быть уверены, что он не подобран противником.
       -- Вы правы, генерал,-- признал Манроу, потому что возразить было нечего.
       Эйзенхауэр подошел к окну. По стекллам барабанил дождь.
       -- Ну и день,-- сказал он мрачно.-- Одно я знаю точно: есть человек, который нынче утром улыбается.
       В это самое время Адольф Гитлер читал рапорт об операции, проведенной у Слептон - Сендс, находясь в помещении с картами в бункере, известном как Волчье логово, под Растенбергом, в глубине лесов Восточной Пруссии.
       Присутствовали все важные нацистские чины: Генрих Гиммлер, рейхсфюрер СС и шеф, как государственной, так и секретной полиции; Иосиф Геббельс, государственный министр пропаганды; рейхсляйтер Мартин Борман, исполнявший, среди прочего, обязанности секретаря фюрера; оберфюрер Раттенгубер, шеф безопасности при Гиммлере и начальник эсэсовской охраны в Растенберге.
       Гитлер чуть не пританцовывал от удовольствия, смяв в руке тонкий листок бумаги с сообщением.
       -- Вот, наш военно-морской флот еще в состоянии наносить удары на собственной территории противника! Затонули три судна и сотни погибших.-- Его глаза сверкнули.-- Плохое утро для генерала Эйзенхауэра, джентльмены.
       Все были полны энтузиазма.
       -- Хорошие новости, несомненно, мой фюрер,-- сказал Геббельс и засмеялся своим высоким смехом.
       Борман, который первым увидел сообщение, тихо сказал:
       -- Если мы способны на это у берегов Девона, мой фюрер, у берегов Франции мы можем сделать что угодно.
       -- Им не удастся даже сойти на землю,-- вставил Гиммлер.
       -- Вполне возможно,-- радостно согласился Гитлер.-- Но теперь, джентльмены, перейдем к тому, ради чего мы собрались.-- Они сгруппировались около круглого стола, на котором была разложена крупномасштабная карта Франции.-- Я думаю, Западный вал нужно продолжать укреплять.-- Он обратился к Борману:-- Рапорт о группе армий Б, который я просил? Он прибыл?
       Борман посмотрел вопрошающе на Раттенгубера, тот сказал:
       -- Я только что получил сообщение с аэродрома, что курьер, капитан Кениг, пять минут назад благополучно приземлился. Он на пути сюда.
       -- Хорошо.-- Гитлер выглядел теперь погруженным в мысли, словно остался один. Он вглядывался в карту.-- Итак, джентльмены, где мы начнем?
      
       26 декабря 1943 года замечательно одаренный немецкий офицер, полковник Клаус фон Штауффенберг, отправился с рапортом в Растенберг, имея в портфеле бомбу с часовым механизмом. К сожалению, встреча не состоялась, поскольку фюрер уже отбыл в Баварию на Рождественские праздники. Несмотря на потерю левого глаза и правой руки, фон Штауффенберг являлся начальником отдела кадров при генерале Олбрихте, возглавлявшем Главную канцелярию армии, а также и заговор армейских генералов с целью убийства фюрера и спасения Германии.
       Неудавшаяся попытка на Рождество 1943 года являлась одной из целого ряда таких неудач. Однако, несмотря на это, не было недостатка в добровольцах, свидетельством тому являлся полковник Кениг, ехавший этим пасмурным апрельским утром на заднем сиденье военной машины, доставлявшей его с аэродрома в Волчье логово с бумагами из Берлина, которые затребовал фюрер. Кениг ужасно нервничал, что было и неудивительно, учитывая наличие бомбы с часовым механизмом в его портфеле с двойным дном. Он велел пилоту на аэродроме в Растенберге быть готовым к скорому вылету обратно. У него дрожали пальцы, когда он закуривал сигарету.
       Эсэсовец водитель и охранник, сидевший с ним рядом, тупо смотрели вперед, а Кениг нервничал все сильней. По обеим сторонам дороги в глухом лесу были установлены минные заграждения и ограды под током, повсюду патрули со свирепыми собаками и, чтобы попасть на территорию, необходимо миновать трое ворот. Время активировать бомбу. После этого, как ему было обещано, у него будет ровно тридцать минут.
       Он дотронулся до левого замка на портфеле и нажал. Взрыв произошел мгновенно, и очень сильный. Сам Кениг, водитель и охранник погибли. Машину разнесло вдребезги.
      
       Гитлер, вне себя от гнева, метался по комнате с картами.
       -- Они пытаются снова и снова!-- Он повернулся к Раттенгуберу.-- Оберфюрер? Что вы можете сказать? Вы клялись заботиться о моей безопасности!
       -- Мой фюрер,-- заикаясь, проговорил Раттенгубер.-- Что я могу сказать?
       -- Ничего!-- Гитлер резко обернулся к остальным.-- Вы не можете сказать ничего полезного. Ни один из вас.
       Среди потрясенного молчания Гиммлер решился заговорить. Его голос звучал сухо и четко.
       -- Сомнений нет, имела место небрежность, мой фюрер. Но в то же время, неудача этой подлой попытки является лишь доказательством вашей собственной миссии. Доказательством неизбежности победы Германии под вашим духовным руководством.
       Глаза Гитлера сверкнули, он откинул голову назад.
       -- Как всегда, рейхсфюрер. Видите? Только он один.-- Он повернулся к остальным.-- Уходите. Все. Я хочу говорить с рейхсфюрером, наедине.
       Они вышли, не проронив ни звука. Последним покинул помещение Геббельс. Гитлер стоял, уставившись в стол с разложенной картой, сцепив руки за спиной.
       -- Что я мог бы для вас сделать, мой фюрер?-- спросил Гиммлер.
       -- Существует заговор. Я прав?-- задал вопрос Гитлер.-- Генеральный заговор с тем, чтобы меня убить? И этот капитан Кениг был простым курьером?
       -- Не генеральный заговор, а скорее заговор генералов, мой фюрер.
       Гитлер резко повернулся к нему.
       -- Вы уверены?
       -- О, да, но доказательства -- это другое дело.
       Гитлер кивнул.
       -- Кениг был помощником генерала Олбрихта. Является сам Олбрихт одним из подозреваемых вами?-- Гиммлер кивнул.-- А кто еще?
       -- Генерал Стаефф, Вагнер, фон Хазе, Линдеманн. Еще несколько находятся под пристальным наблюдением.
       Гитлер остался совершенно спокойным.
       -- Предатели. Никакого расстрела. Каждому по петле, когда придет время. Выше никого? По крайней мере, хоть наши фельдмаршалы лояльны.
       -- Хотелось бы мне быть уверенным в этом, мой фюрер, но один из них вызывает большие подозрения. Я бы не выполнил моих служебных обязанностей, если бы не поставил вас в известность.
       -- Тогда скажите мне.
       -- Роммель.
       На лице Гитлера появилась мстительная, почти триумфальная улыбка, он прошелся по комнате, развернулся, прошел обратно, все еще улыбаясь.
       -- Мне кажется, я ожидал этого. Да, я уверен, что так. Итак, Пустынный Лис решил затеять игру.
       -- Я в этом почти уверен.
       -- Народный герой,-- сказал Гитлер.-- Нам нужно очень осторожно с ним поступить, вам не кажется?
       -- Или перехитрить его, мой фюрер,-- спокойно ответил Гиммлер.
       -- Перехитрить его. Перехитрить хитрого Пустынного Лиса.-- Улыбка Гитлера стала довольной.-- Да, мне это по душе, рейхсфюрер. Мне это, действительно, очень нравится.
      
       Хью Келсоу проспал до полудня, и когда проснулся, чувствовал себя совершенно больным. Он повернулся в бешено раскачивавшемся плоту и расстегнул молнию на входном отверстии. У него упало сердце. Со всех сторон была только вода. Плот кружило и бросало на грозных волнах. Небо потемнело от тяжелых дождевых туч, ветер достигал 5 -- 6 узлов, насколько он мог судить. Но самое худшее, это отсутствие даже намека на близкую землю. Ему стало ясно, что его вынесло на просторы Ла-Манша. Если его не выловят, его отнесет прямо к побережью Франции, вероятно, к полуострову Шербур. Еще ниже, в заливе Сен-Мало есть Нормандские острова: Олдерни, Гернси, Джерси. Он ничего о них не знал, кроме того, что они были британскими, а теперь находились под вражеской оккупацией. Хотя вряд ли его отнесет так далеко на юг.
       Келсоу взял ракетницу и выпустил оранжевую ракету терпящего бедствие. В дневное время немецкие военные суда очень редко появлялись в Ла-Манше. Они держались вблизи берегов, позади своих минных заграждений. Поэтому он рискнул выпустить еще одну ракету, но поскольку воду захлестывало внутрь плота, поспешил сразу застегнуть молнию. В ящике с первой помощью он обнаружил сухой паек, но едва съел немного сухофруктов, как почувствовал тошноту и ужасную боль в ноге. Тогда он торопливо вытащил ампулу морфия и сделал себе укол. Спустя недолгое время, он снова уснул, закинув руки за голову.
       Снаружи, по мере приближения вечера начинался прилив. Сразу после пяти часов начало темнеть. К этому времени ветер стал северо-западным, плот стало относить от полуострова Шербур, и к шести часам он оказался в десяти милях к западу от маяка Каскетс на острове Олдерни. А потом ветер снова изменился, толкая его теперь вдоль внешней границы залива Сен-Мало к Гернси.
       Но Келсоу обо всем этом не ведал. Он проснулся в семь часов с высоченной температурой, обтер лицо небольшим количеством воды, чтобы его охладить, снова почувствовал дурноту и впал в состояние близкое к коме.
      
       В Лондоне, Дагел Манроу работал за своим письменным столом. Тишину нарушал только едва слышный скрип пера по бумаге. Раздался стук в дверь, и на пороге появился Джек Картер с папкой в руках. Он положил ее на стол перед Манроу.
       -- Последний список из Слептона, сэр.
       -- Что-нибудь о Келсоу?
       -- Ничего, сэр. Но они вывели в залив все суда, которые у них в наличии, на поиски пропавших тел.
       Дагел Манроу встал и подошел к окну, посмотрел, как буйствует ветер, швыряя в окна дождем, покачал головой и сказал:
       -- Боже, храни тех, кто в море в такую ночь.
       3
       Как командующий группой армий Б, фельдмаршал Эрвин Роммель отвечал за оборону Атлантического вала. Его единственной задачей было отражать любые попытки союзников высадиться в северной Франции. Приняв командование в январе 1944 года, он значительно укрепил береговую оборону, сам прошел по всем пляжам, посетил каждое укрепление, поражая своей энергией всех, от дивизионных командиров до простых солдат.
       Его штаб был в постоянном движении, поэтому никто не мог с точностью сказать, где он будет на следующий день. Роммель имел неприятную привычку неожиданно появляться на знаменитом черном Мерседесе только с водителем и своим доверенным помощником еще со времен Африканского корпуса, майором Конрадом Хофером.
       Вечером того судьбоносного дня, когда Хью Келсоу был где-то в районе Каскетс- лайт, на западом берегу Олдерни, фельдмаршал сидел за ранним обедом с офицерами 21 парашютно-десантного полка в замке Кампо, примерно в десяти милях от Сен-Ло в Нормандии.
       Главная причина его пребывания здесь была достаточно ясной. Верховный главнокомандующий и сам фюрер верили, что вторжение, когда оно начнется, будет происходить в районе Па-де-Кале. Роммель был с ними не согласен и ясно дал понять, что если бы он был на месте Эйзенхауэра, он бы ударил по Нормандии. Это не прибавило ему популярности среди людей, которые имели влияние в OKW -- Ставке верховного главнокомандующего в Берлине. Больше Роммель не настаивал. Война уже проиграна. Вопрос только в том, сколько времени она еще продлится.
       Вследствие этого была и вторая причина для его пребывания здесь. Он был вовлечен в опасную игру, которая вынуждала его к непоседливости. С тех пор, как он принял командование группой армий Б, он возобновил старую дружбу с генералом фон Шталпнагелем, главой военной администрации оккупированной Франции, и генералом Александром фон Фолкенхаузеном. Оба они вместе с фон Штауффенбергом состояли в заговоре против Гитлера. Им не потребовалось много времени, чтобы убедить Роммеля в своей правоте.
       Они все знали о готовившемся этим утром покушении в Растенберге. Накануне Роммель отправил Конрада Хофера самолетом в Берлин, чтобы тот ждал развития событий в штабе генерала Олбрихта, но никаких известий не приходило. И по радио не было никаких намеков на неудачу.
       Сейчас из-за стола поднялся полковник Холдер, командующий полком, чтобы предложить тост, демонстрирующий преданность:
       -- Джентльмены, за нашего фюрера и за общую победу.
       "Столько молодых мужиков,-- думал Роммель,-- и ради чего?" Но он поднял свой бокал и выпил вместе с ними.
       -- А теперь, за фельдмаршала Эрвина Роммеля, за Пустынного Лиса, оказавшего нам огромную честь своим присутствием за нашим столом.
       Они опустошили свои бокалы и стали ему аплодировать, радостно приветствовать, чем очень тронули Роммеля. Полковник Холдер сказал:
       -- Фельдмаршал, в вашу честь мы подготовили маленький концерт. Мы надеялись, что вы, возможно, захотите присутствовать.
       -- Разумеется.-- Роммель протянул свой бокал, чтобы его снова наполнили шампанским.-- Буду очень рад.
       Открылась дверь, и появился Конрад Хофер. Он выглядел усталым, был небрит, длинная серая шинель застегнута на все пуговицы.
       -- А, Конрад, вот и вы. Проходите,-- позвал его Роммель.-- Выпейте шампанского, вам, похоже, оно будет очень кстати.
       -- Я только что из Берлина, фельдмаршал.-- Посадку совершили в Сен-Ло.
       -- Нормальный полет?
       -- Честно говоря, ужасный.-- Хофер залпом осушил шампанское.
       -- Дорогой мой, идите примите душ, а мы попробуем сообразить для вас пару бутербродов.-- Роммель повернулся к полковнику Холдеру.-- Может быть, можно отложить ваш концерт на полчаса?
       -- Никаких проблем, фельдмаршал.
       -- Хорошо, тогда мы вернемся через полчаса.-- Роммель взял бутылку шампанского и пару бокалов и вышел в сопровождении Хофера.
       Как только была закрыта дверь спальни, Хофер начал взволнованно рассказывать:
       -- Такой глупости еще не случалось! Все, что сумел сделать этот дурашлеп Кениг, взорвать себя около главных ворот!
       -- Вероятно, он допустил небрежность,-- сказал Роммель сухо.-- Успокойтесь, Конрад. Выпейте еще шампанского, встаньте под душ и не спешите выходить.
       Хофер отправился в ванную, а Роммель одернул на себе китель и посмотрелся в зеркало. Ему было пятьдесят три года, среднего роста, коренастый, с выразительным лицом, в котором чувствовался сильный характер, некий заряд энергии. Он был в простой форме, единственными украшениями которой являлся орден За заслуги, знаменитый Голубой Макс, полученный им еще молодым офицером - пехотинцем во время Первой мировой войны, и Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Обе награды висели у него на шее. С другой стороны, разве нужны еще какие-то, если есть эти?
       Из ванной появился Хофер, вытирая полотенцем голову.
       -- Олбрихт и еще немногие, кто там был, в панике. Я их не виню. Я имею в виду, что теперь можно в любой момент ждать гестапо или СД•.
       -- Да. Гиммлер хоть и начинал с куриной фермы, но, что бы о нем ни говорили, он не дурак. Как там фон Штауффенберг?
       -- Непоколебим, как всегда. Он предлагает вам в ближайшие дни встретиться с генералами фон Шталпнагелем и Фолкенхаузеном.
       -- Посмотрим, что можно сделать.
       Хофер вернулся в ванную и вышел, надевая форму.
       -- Я не уверен, что это хорошая идея. Если Гиммлер вас подозревает, вы возможно уже под тщательным наблюдением.
       -- О, я что-нибудь да придумаю,-- сказал Роммель.-- Теперь поспешим. Народ приготовил для меня маленькое развлечение. Не хочу их разочаровывать.
      
       Представление состоялось в главном зале замка. В одном его конце была сооружена сцена с раздвижным занавесом. Роммель, Хофер и офицеры полка расселись на стульях, расставленных перед сценой, остальной народ стоял у них за спиной или расселся на ступеньках главной лестницы.
       Вышел молодой капрал, поклонился, сел за рояль и сыграл несколько произведений легкой музыки. Его наградили вежливыми аплодисментами. Затем он заиграл гимн воздушно-десантных войск, который пели везде, от Сталинграда до Северной Африки. Занавес раздвинули, и перед зрителями предстал поющий полковой хор. Сзади послышались приветствия, песню подхватили все присутствующие, включая офицеров. Без паузы хор переключился на "Мы выступаем в поход против Англии", что Роммель про себя посчитал неудачным выбором. Интересно отметить, что никто не пытался затянуть Хорста Весселя. Занавес закрыли под громовые аплодисменты и овации. К пианисту присоединились другие музыканты с различными инструментами и сыграли несколько джазовых произведений. Когда они закончили, свет погас, и наступила тишина.
       -- В чем дело?-- потребовал объяснений Роммель.
       -- Подождите и увидите, господин фельдмаршал. Уверяю вас, это что-то особенное.
       Пианист начал играть самую популярную в немецкой армии песню Лили Марлен. Занавес раздвинули, в центре сцены стоял стул, на который падал свет керосиновой лампы. Вдруг на освещенном пятне прямо из Голубого ангела, так, во всяком случае, казалось, появилась Марлен Дитрих. Цилиндр, черные чулки и подвязки. Она опустилась на стул под оглушительный свист солдат и начала петь Лили Марлен, и эта грустная запоминающаяся мелодия успокоила публику. В зале установилась полная тишина.
       Мужчина, конечно. Роммель это видел. Но какое великолепное подражание. Он с энтузиазмом присоединился к аплодисментам.
       -- Кто это такой?-- спросил он полковника Холдера.
       -- Капрал нашей канцелярии, Бергер. По-видимому, он был артистом кабаре.
       -- Блестяще,-- похвалил Роммель.-- Будет еще что-нибудь?
       -- О, да, господин фельдмаршал. Нечто совершенно особенное.
       Вернулись музыканты и хор, которые исполнили еще несколько номеров. Снова была пауза, пока они расходились, а потом послышался ровный приглушенный бой барабана. Занавес раздвинулся. Сцена освещена рассеянным светом. Когда хор запел гимн Африканского корпуса, сбоку на сцену вышел Роммель. И ошибиться было невозможно, это был он. Шлем с защитными очками, белый шарф небрежно обмотан вокруг шеи, старый кожаный плащ, рука в перчатке сжимает фельдмаршальский жезл, другая покоится на бедре. Он заговорил, и голос был неотличим, когда он произнес несколько фраз из своей знаменитой речи перед битвой при Эль-Аламейне:
       -- Я знаю, я немногое вам предлагаю. Песок, жару и скорпионов, но мы разделим их между собой. Еще один бросок, и нас ждет Каир, и, если мы потерпим неудачу, ...что ж, мы пытались - вместе.
       В зале установилась полная тишина. Полковник Холдер тревожно взглянул на Роммеля.
       -- Фельдмаршал, я надеюсь, вы не оскорблены.
       -- Оскорблен? Я думаю, он просто великолепен,-- сказал Роммель, встал и крикнул:-- Браво!-- и начал хлопать, а за его спиной вся аудитория присоединилась к пению гимна Африканского корпуса.
      
       В гримерной, отгороженной занавеской вблизи кухни, Эрих Бергер рухнул в кресло и стал разглядывать себя в зеркале. У него бешено колотилось сердце, он был весь в поту. Для любого актера играть перед тем, кого играешь, огромное напряжение, а в данном случае, особенное, учитывая, что это за личность: самый популярный солдат Германии.
       "Не плохо, Хейни,-- сказал он тихо.-- Мазел тов". Он достал из ящика бутылку шнапса, отвернул пробку и сделал большой глоток.
       Фраза на идише в устах капрала парашютно-десантного полка германской армии могла удивить любого, будь она услышана. Секрет состоял в том, что он был не Эрихом Бергером, а Хейни Баумом, еврейским актером, выступавшим в кабаре в Берлине, и тем гордился.
       Его история была удивительно простой. Хейни Баум с большим успехом выступал в кабаре по всей Европе. Он никогда не был женат. Откровенно говоря, мужчины для него имели большее притяжение, чем женщины. Он продолжал жить в Берлине, даже когда к власти уже пришли нацисты, потому что там всегда жили его престарелые родители, которые отказывались верить, что с ними может что-нибудь случиться. Однако, конечно, случилось, хотя и не очень скоро. Баум был полезен рейху в качестве конферансье. Разумеется, он должен был носить на пальто звезду Давида, но целая серия различных допусков держала на плаву его самого, а вместе с ним и его родителей, в то время как всех их друзей уже взяли.
       Потом наступила ночь, которая определила его дальнейшую судьбу. В 1940 году он возвращался домой после концерта и оказался в начале своей улицы как раз в тот момент, когда гестаповцы забирали его мать и отца из их дома. Он развернулся и побежал как самый настоящий трус, остановившись только на мгновенье, чтобы сорвать со своего пальто звезду Давида. Ему был сорок один год, но в хорошие дни он выглядел на десять лет моложе. А идти ему было некуда, поскольку его документы свидетельствовали, что он еврей.
       Поэтому, он сел в поезд, направлявшийся в Киль, имея дикую идею пересесть там на корабль, идущий куда-нибудь, все равно, куда. Баум прибыл в Киль как раз после первого разрушительного рейда британской авиации и метался по городскому центру среди руин и пожаров в поисках убежища, когда британская авиация вернулась для повторного удара. Заскочив в ближайший подвал, он увидел там погибших мужчину, женщину и девочку двенадцати лет, оказавшихся одной семьей, судя по документам, которые Баум у них нашел. Эрих Бергер, его жена и дочь. Нашел он и еще один документ. В кармане у Бергера была призывная повестка, по которой тому надлежало явиться на следующей неделе.
       Разве можно еврею найти лучшее место, чтобы спрятаться, если он боится быть евреем? Конечно, он был на десять лет старше Бергера, но это не заметно. Поменять фотографии на документах не представило труда. Он вытащил тело Бергера на улицу и оставил его в развалинах, положив ему в карман свои документы. Таким образом, Хейни Баум, еврей из Берлина, погиб. Пришлось разбить мертвецу лицо кирпичом, чтобы облегчить процесс, но после всего, что ему пришлось пережить, эта часть оказалась не самой трудной.
       И надо же было, чтобы его отправили в парашютно-десантные войска. С ними ему довелось побывать везде. Крит, Сталинград, Северная Африка. Настоящий народный герой в кителе военно-воздушных сил и свободных брюках десантника, в прыжковых ботинках и с Железными крестами второго и первого класса, подтверждавшими это. Он сделал еще один глоток из бутылки и услышал, как у него за спиной открылась дверь, вошли Роммель, полковник Холдер и Хофер.
      
       Наступила полночь. Хью Келсоу никогда не чувствовал себя счастливее, чем сидя в качалке на веранде летнего бунгало на мысе Код, читая книгу со стаканом холодного питья в руке. Он слышал голос своей жены, возвращавшейся с пляжа в шляпе, затенявшей лицо, и старом полотняном платье, открывавшем красивые ноги, вместе с девочками в купальниках и с ведерками и лопатками в руках. Голоса звучали приглушенно в теплом дневном воздухе. Все счастливы. Все очень счастливы. Он больше не чувствовал холода, ничего не чувствовал. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к руке Джейн, поднявшейся по лестнице на веранду. Голоса смолкли. Он проснулся. Его бил озноб.
       Было совершенно темно. Море не было бурным, но Келсоу чувствовал, что плот двигался довольно быстро. Непослушными пальцами он расстегнул молнию входного отверстия и выглянул. Вода слегка фосфоресцировала, перекатываясь, в окружающей темноте. Глаза устали и болели от соленой воды. На мгновенье ему показалось, что мелькнул огонек. Келсоу тряхнул головой, закрыл и снова открыл глаза. Ошибся, конечно. Только бескрайняя темнота. Он снова застегнул молнию, лег на спину и закрыл глаза, стараясь думать о Джейн и двух своих дочерях. Хорошо бы они вернулись.
       Хотя Келсоу этого не знал, но его снесло уже примерно на семьдесят миль от залива Лайм у побережья Девона, и глаза его не обманули. То, что он увидел в темноте, было мгновенной вспышкой света, когда немецкий часовой на сторожевом посту на мысу Плейнмон на юго-западной оконечности острова Гернси открыл дверь, выходя на дежурство. В тридцати милях на юго-восток лежал Джерси, самый большой из Нормандских островов. В этом направлении и несло плот усиливавшимся ветром, пока Келсоу спал.
      
       Роммель оперся на каминную доску и поворошил сапогом в камине.
       -- Итак, остальные хотят, чтобы я поговорил со Шталпнагелем и Фолкенхаузеном?
       -- Да, господин фельдмаршал,-- ответил Хофнер.-- Но как вы указывали, нужно быть очень осторожными в данное время. Для такой встречи секретность является обязательной.
       -- И благоприятный случай,--добавил Роммель.-- Секретность и благоприятный случай.-- Часы на камине пробили два раза. Роммель засмеялся.-- Два часа ночи. Лучшее время для сумасшедших идей.
       -- Что вы предлагаете, господин фельдмаршал?
       -- Нечто очень простое. Сегодня у нас суббота? Что, если мы устроим встречу с Шталпнагелем и Фолкенхаузеном на следующей неделе, когда я в действительности должен буду находиться в другом месте? Например, на Джерси?
       -- На острове в Проливе?-- Хофер выглядел растерянным.
       -- Сам фюрер предложил мне, не далее, чем пару месяцев назад, проверить там строительство укреплений. Вам известно мое мнение относительно важности островов Пролива: союзники никогда не будут пытаться на них высаживаться, поскольку это повлекло бы огромные потери среди населения. Среди британского населения, должен добавить.
       -- И, тем не менее, там размещена 319 пехотная дивизия,-- заметил Хофер.-- Только на Джерси шесть тысяч солдат. А вместе с летчиками и моряками - десять тысяч человек.
       -- Мы заполонили эти острова войсками, Конрад, потому что фюрер хочет удержать единственные клочки английских территорий, которые нам когда-либо удавалось оккупировать. Самые сильные укрепления в мире. Число укреплений и береговых батарей равно тому, что мы имеем для защиты всего европейского побережья от Дьепа до Сен-Назера.-- Он повернулся и улыбнулся.-- Фюрер прав. Как командующий обороной Атлантического вала, я просто обязан проинспектировать такую важную его часть.
       Хофер кивнул.
       -- Это я понимаю, господин фельдмаршал. Не понимаю я того, как вы можете быть в двух местах одновременно. Встречаться со Шталпнагелем и Фолкенхаузеном во Франции и инспектировать укрепления на Джерси.
       -- Но вы ведь видели меня сегодня вечером сразу в двух местах: среди зрителей и на сцене,-- объяснил тихо Роммель.
       В комнате стало так тихо, что Хофер услышал тиканье часов.
       -- Бог мой,-- прошептал он.-- Вы это серьезно?
       -- А почему бы и нет? Дружище Бергер обманул меня самого, когда появился на сцене. Голос, внешний вид, осанка.
       -- Но хватит ли ему ума, чтобы сыграть вас в жизни? Масса такого, с чем он просто не знает, как быть. Я имею в виду, что быть фельдмаршалом совсем не то, что быть клерком в канцелярии,-- усомнился Хофер.
       -- На мой взгляд, ума ему не занимать,-- сказал Роммель.-- Он, без сомнения, талантлив и, к тому же, смелый солдат. У него Железные кресты первой и второй степени. Не нужно забывать и еще одну важную вещь.
       -- Что именно, господин фельдмаршал?
       -- Непосредственно у него за спиной постоянно будете находиться вы, чтобы его направлять.-- Вдруг Роммель потерял терпение.-- Где ваша предприимчивость, Конрад? Если вы так беспокоитесь, я дам вам несколько дней, чтобы его подготовить. Смотрите, сегодня суббота. Как насчет высадки на Джерси в следующую пятницу? Я думаю, что мне нужно часов тридцать шесть. Вернетесь во Францию в субботу вечером или, самое позднее, в воскресенье. Голову даю на отсечение, что Бергер выдержит это время.
       -- Очень хорошо, фельдмаршал. Я поставлю в известность Нормандские острова, что вы прибудете в следующую пятницу.
       -- Нет, так делать не нужно,-- сказал Роммель.-- Мы обставим это умнее. Кто там командующий войсками?
       -- Генерал-майор граф фон Шметтов. Его штаб находится на Гернси.
       -- Я с ним встречался, --сказал Роммель.-- Хороший офицер.
       -- С репутацией поклонника Англии, что не добавляет ему приязни в определенных местах,-- добавил Хофер.
       -- С другой стороны, тот факт, что он племянник фельдмаршала фон Рантштетта, очень ему помогает. Кто военный комендант на Джерси?
       -- Я посмотрю.-- Хофер достал из портфеля папку и просмотрел в ней список размещения подразделений.-- Да, вот. Военным комендантом там полковник Хейни.
       -- А гражданская администрация?
       -- Из важных людей в ней: полковник барон фон Ауфзесс и капитан Хейдер.
       -- А из местных жителей? Кто их представляет?
       -- Там существует организация под названием: Верховный совет штата Джерси. Президентом помощник шерифа. Зовут его Александр Каунтачи.
       -- Чудно,-- сказал Роммель.-- Сделаем так: пошлите генералу фон Шметтову указание провести координационное совещание на Гернси для рассмотрения возможных последствий для островов вторжения во Францию, которое грозит этим летом.
       -- И вы хотите, чтобы они все там присутствовали?
       -- Обязательно. Военный комендант Джерси, гражданские власти, президент со своим штатом и те, кто на островах командует воздушными десантниками и моряками.
       -- Тогда на месте останутся только младшие офицеры.
       -- Точно.
       -- Теперь нечасто совершаются полеты на острова. В воздухе стала очень активной британская авиация. Обычно, между островами перемещаются морем, и по ночам.
       -- Я знаю,-- сказал Роммель.-- Меня об этом поставили в известность в штабе флота в Шербуре. Сообщите фон Шметтову, чтобы назначил совещание на следующую субботу. При сложившихся условиях, чтобы попасть туда вовремя, им придется выехать в четверг ночью или очень рано в пятницу. Я полечу на Сторче утром в пятницу.
       -- Рискованный полет, господин фельдмаршал.
       -- Для вас, Конрад, и для Бергера, конечно, но не для меня.-- Роммель озорно улыбнулся.-- Они узнают о моем прибытии только, когда вы потребуете у башни разрешение на посадку на аэродроме.
       -- А что подумает фон Шметтов?
       -- Что все было специально подстроено, чтобы я провел внезапную инспекцию военной ситуации и оборонительных укреплений на островах.
       -- Это, действительно, умно придумано,-- согласился Хофер.
       -- Да, я тоже так думаю.-- Роммель начал расстегивать китель.-- А я где-нибудь в тихом местечке встречусь с Фолкенхаузеном и Шталпнагелем.-- Он зевнул.-- Лягу, пожалуй. Пошлите извещение фон Шметтову на Гернси завтра с утра. Да, и прямо с утра поговорите с полковником Холдером. Скажите, что я очень тронут выступлением капрала Бергера и хочу позаимствовать его ненадолго. Не думаю, что могут возникнуть какие-то трудности.
       -- Я тоже в этом сомневаюсь, господин фельдмаршал,-- согласился Хофер.-- Спокойной ночи.-- И он вышел.
      
       Эту ночь Дагел Манроу спал на маленькой армейской раскладушке в углу своего офиса на Бейкер-стрит. Было около трех часов утра, когда Джек Картер осторожно дотронулся до его плеча. Манроу мгновенно открыл глаза и сел.
       -- В чем дело?
       -- Последний список из Слептона, сэр. Вы просили показывать их вам. Не найдено еще около сотни тел.
       -- Никаких сведений о Келсоу?
       -- Боюсь, что нет. Генерал Монтгомери тоже недоволен, но он располагает заверениями моряков, что Е - боты не могли подобрать раненых. Они были слишком далеко.
       -- Понимаете, Джек, жизнь такая штука, что в то самое время, когда кто-то уверяет вас, что что-то невозможно, потому что этого не может быть, кто-то другой, в то же самое время на деле доказывает, что это не так. Когда начинает светать?
       -- Незадолго до шести. Это должно облегчить последний поиск.
       -- Закажите машину на восемь. Съездим в Слептон, сами посмотрим.
       -- Слушаюсь, сэр. Вы еще поспите?
       -- Нет, не думаю.-- Манроу встал и потянулся.-- Займусь пока бумагами. Никакого покоя для грешников в этой жизни, Джек.
      
       Тем же утром, в шесть часов Келсоу пробудился от странного сна, в котором какое-то доисторическое существо призывало его издалека. Ему было ужасно холодно. Руки и ноги окоченели, хотя лицо горело, и на лбу выступил пот.
       Он расстегнул молнию и выглянул в сероватые рассветные сумерки. Из-за довольно плотного тумана над морем смотреть было не на что. Но откуда-то издалека снова послышался зов существа, но теперь Келсоу догадался, что это такое: туманный ревун. Хотя Келсоу этого не знал, это был маяк Корбьера на самой южной точке побережья Джерси, уже оставшейся у него позади, поскольку течением его несло вдоль побережья. Он чувствовал, что земля близко. Ему казалось, что он чувствует ее запах. Ненадолго он вернулся к жизни.
       Келсоу слышал, как волны разбивались о невидимый берег. Порыв ветра ненадолго разорвал пелену тумана, и Келсоу увидел прибрежную скалу и на ней бетонные огневые укрепления. Место, хотя Келсоу это было неведомо, называлось мыс Нуармон. Туман снова сомкнулся. Течением Келсоу занесло в залив Сент-Обин, ближе к берегу.
       Волнами его несло к берегу, но странными вращающимися течениями носило при этом по кругу. Но вот волна разбилась, послав высоко вверх белые брызги, и все вокруг превратилось в белую пену, из которой торчали скалы. Послышался голос, высокий и чистый, туман отступил, обнажив маленький пляж. Отвесно вздымались скалы, наверху виднелись сосны. Там кто-то был. Вдоль берега бежал человек в вязаной шапочке, в штормовке и резиновых сапогах.
       Спасательный плот скользнул широким бортом в полосу прибоя. Он оказался на гребне волны, бросившей его на скалы. Толчком Келсою выбросило головой вперед через входное отверстие, и он оказался в воде. Он попытался встать и вскрикнул, когда правая нога подкосилась, и он погрузился в ревущий прибой, но человек уже был по колено в воде и успел его ухватить. Только тогда Келсоу рассмотрел, что это женщина.
       -- Нормально. Я вас держу. Только подтянитесь.
       -- Нога,-- пробормотал Келсоу.-- Нога сломана.
       Он не полностью отдавал себе отчет в том, что происходило после этого. Он пришел в себя уже в каком-то укрытии под скалами. Женщина вытаскивала из воды спасательный плот. Он попытался сесть прямо, увидев это, женщина пошла к нему. Когда она присела рядом с ним, Келсоу спросил:
       -- Где я? Во Франции?
       -- Нет, это Джерси.
       Он на мгновенье закрыл глаза и поежился.
       -- Значит, вы англичанка?
       -- Будем надеяться. Последний раз я получила весточку от мужа, когда он был майором танкового корпуса в Западной пустыне. Меня зовут Элен де Виль.
       -- Полковник Хью Келсоу.
       -- Американская авиация, я полагаю? Где упал ваш самолет?
       -- Нигде не падал, я армейский офицер.
       -- Армейский офицер? Как это может быть? Откуда вы взялись?
       -- Из Англии. Я пережил гибель судна, торпедированного в заливе Лайм. Он внезапно застонал от боли, резанувшей ногу, и едва не лишился сознания.
       Женщина раздвинула лохмотья брюк, осмотрела ногу и нахмурилась.
       -- Это ужасно. Вам необходимо в госпиталь.
       -- Это значит к немцам?
       -- Боюсь, что так.
       Он вцепился в ее штормовку.
       -- Нет, никаких немцев.
       Элен усадила его снова.
       -- Только спокойно. Я оставлю вас ненадолго. Мне нужна повозка.
       -- Хорошо,-- согласился он.-- Только никаких немцев. Я не должен попасть к ним в руки. Вы должны мне это обещать. Если вы не можете этого обещать, тогда убейте меня. Вот, у меня есть Браунинг.
       Он прикоснулся к пистолету. Элен наклонилась над ним, лицо застывшее, вытащила из кобуры у него на левом бедре пистолет.
       -- Вы не умрете, и фрицы вас тоже не получат, это я готова пообещать. Теперь ждите меня.
       Она опустила пистолет в свой карман, повернулась и быстро пошла прочь. Келсоу остался на этом укрытом туманом берегу, стараясь набраться терпения, но потом нога опять очень сильно заболела, и он вспомнил о морфии, который остался в аптечке. Келсоу начал ползти к спасательному плоту. Это, конечно, было последней каплей, он провалился во тьму.
       4
       Элен де Виль сошла с наезженной дороги на пляж и полезла напрямик по крутому склону, поросшему соснами. Элен была сильной и выносливой, что не казалось удивительным после четырех лет вражеской оккупации и ограниченного питания, вызвавшего потерю тридцати фунтов веса. Она часто шутила, что в свои сорок два она воспринимает как неожиданную награду обретение вновь фигуры восемнадцатилетней девушки. Как и большинство людей, отсутствие машины и общественного транспорта вынуждало ее проходить каждую неделю многие мили.
       Элен остановилась на границе леса и посмотрела на дом. Резиденция де Вилей не была самой крупной на острове. Когда-то она являлась гордостью семьи, но ужасный пожар, случившийся в конце девятнадцатого века, разрушил целое крыло. Дом был старым, построенным из гранита, добывавшегося на Джерси, теперь изъеденного временем. На фасаде, стороне дома противоположной от входа, располагался ряд французских окон, стена, тоже сложенная из гранита, отделяла двор.
       Элен продолжала наблюдать. Во дворе стоял Моррис - седан, одна из тех машин, что были реквизированы врагами. В течение двух лет на постой к Элен присылали немецких морских офицеров. Конечно, они приходили и уходили, иногда оставались всего на одну-две ночи, когда с Гернси приходили Е - боты 5-ой быстроходной флотилии.
       Однако большинство из них появлялись регулярно. Это были молодые офицеры, служившие в различных подразделениях флотилии, базировавшихся на Джерси. Война приносила потери. В районе островов пролива происходили стычки с англичанами, британская авиация атаковала военные конвои в Гранвиль, Сен-Мало и Шербур, даже когда они отправлялись ночью. Народ погибал, но некоторым удавалось выжить. Пока она наблюдала за домом, дверь отворилась, и вышел один из таких.
       Он был одет в белый свитер, старую штормовку и форменные ботинки, в руке нес вещевой мешок. Лицо под морской фуражкой с солеными разводами было беззаботно -красивым и жизнерадостным. Бравый моряк, прямо из шестнадцатого века в своей фуражке с белым верхом, обычного аксессуара командиров немецких Е - ботов, но лейтенант Гвидо Орсини был сам себе закон. Итальянец, прикомандированный когда-то к немецкому военному флоту, он оказался не в том месте, совершенно не в то время: когда итальянское правительство капитулировало. Элен де Виль давно перестала притворяться, что испытывает к нему что-либо иное, кроме сильной привязанности.
       -- Доброе утро, Гвидо.
       -- Элен, кара миа.-- Он послал ей воздушный поцелуй.-- Я, как всегда, последний.
       -- Куда сегодня?
       -- В Гранвиль. В такой туман должно быть весело. С другой стороны, томми придется посидеть дома. Завтра обратно. Не хотите прокатиться в Сент-Хилиер? Могу я вас подвезти?
       -- Нет, спасибо. Я ищу Шона.
       -- Я видел славного генерала минут десять назад. Он вышел из южного амбара с топором и направился к своему коттеджу. До завтра. Я должен лететь. Чао, кара.
       Он прошел через маленькую калитку во двор. Спустя мгновенье заработал мотор Морриса, и Гвидо умчался. Элен пересекла двор, прошла через калитку в поле и побежала по колее среди деревьев. Коттедж Шона Галлахера стоял в ложбине у реки. Теперь Элен увидела Шона, коловшего дрова. Он был в вельветовых брюках, сапогах для верховой езды и клетчатой рубашке с закатанными до локтя рукавами на мускулистых руках.
       -- Шон!-- позвала Элен и споткнулась, едва удерживаясь на ногах.
       Он опустил топор и повернулся, убирая с глаз прядь поредевших темных волос, и посмотрел на нее. Бросив топор, он бросился к Элен и успел ее подхватить, когда она снова споткнулась.
       Шон Мартин Галлахер пятидесяти двух лет был гражданином Ирландии, являвшейся нейтральной в этой войне. Он родился в Дублине в 1892 году. Его отец был профессором хирургии в Тринити - колледже. Человек этот совершенно не интересовался женщинами до того времени, когда уже пятидесятилетним приехал на Джерси по делам и встретил здесь медсестру по имени Руфь Леброк. Через месяц они поженились, и он увез ее с собой в Дублин.
       На следующий год она умерла родами, а их сын Шон рос, приезжая каждый год на длинные летние каникулы на Джерси к деду и бабушке, а остальное время года проводил в Дублине, с отцом. Шон мечтал стать писателем и получил степень по литературе в университете своего отца, Тринити - колледже. Но судьба распорядилась иначе. Он едва окончил колледж, как началась Первая мировая война, и Шон стал солдатом.
       Он присоединился к Ирландским стрелкам, формированию, в котором служили многие жители Джерси, и к 1918 году, когда ему исполнилось двадцать шесть, чувствовал себя уже очень старым. Майор, дважды раненый, и с медалью За отвагу на Сомме, он обычно говорил, что действительный военный опыт получил после этого, сражаясь в Ирландии в графстве Мейо с ИРА под командованием Майкла Коллинза, в качестве командира летучего отряда.
       Договор с британским правительством, которым в 1922 году закончился конфликт, оказался на практике прелюдией к кровавой и беспощадной гражданской войне между теми элементами ИРА, которые отказывались признать договор, и теми, кто решил бороться за правительство Свободного Ирландского Государства во главе с Коллинзом. Шон Галлахер выбрал Свободное Государство. Таким образом, в тридцать лет он стал генералом, беспощадно преследовавшим по всей западной Ирландии своих бывших соратников.
       Потом, устав убивать, он путешествовал по миру, проживая деньги, оставшиеся от отца, писал странные романы, когда ему этого хотелось, и, наконец, в 1930 осел на Джерси. Ральф де Виль был его другом детства, а в Элен он влюбился безумно и безнадежно в первое мгновенье, когда ее увидел. Его дом в Сент-Лоренсе, в глубине острова, был реквизирован немцами в 1940 году. Когда Ральф ушел служить в британскую армию, Элен потребовались сильные мужские руки. Этим и объяснялось присутствие Шона во "вдовьем" коттедже на территории усадьбы. Он все еще ее любил, конечно, и по-прежнему абсолютно безнадежно.
      
       Повозка знала лучшие времена, да и лошадь была значительно более тощей, чем ей следовало быть. Они спускались на пляж по дороге, Шон вел лошадь, Элен шла рядом с ним.
       -- Если что-нибудь не получится,-- говорил мрачно Шон,-- если они проведают, что ты помогаешь этому человеку, тебе грозит не тюремное заключение. Это может означать расстрел или один из концлагерей, о которых говорят.
       -- А как же ты?
       -- Господи, женщина, сколько раз нужно повторять, я нейтрал.-- Он озорно улыбнулся, его серые глаза тоже смеялись.-- Если они хотят, чтобы этот старый негодник в Дублине, де Валера, сохранял благодушие, со мной им придется обращаться в белых перчатках. Не забывай, после того, как я гонял его по всей Ирландии в гражданскую войну, он может и порадоваться известию, что они решили меня пристрелить.
       Элен рассмеялась.
       -- Я люблю тебя, Шон Галлахер. Ты умеешь меня развеселить в самое трудное время.-- Она положила руку на худое плечо Шона и поцеловала его в щеку.
       -- Как брата,-- сказал он.-- Ты любишь меня как брата, и не забываешь мне это часто напоминать, так что спрячь в карман свою сумасшедшую страсть и сосредоточься. Он сказал, что он полковник Хью Келсоу, американский армейский офицер с судна, торпедированного в Девоне?
       -- Так он сказал.
       -- А к чему было сказано, что он не должен оказаться в руках немцев?
       -- Я не знаю. Он был в полубессознательном состоянии. Нога в жутком виде. Но когда я заговорила о госпитале, он просто обезумел. Сказал, что лучше мне его сразу застрелить.
       -- Похоже на старую добрую заваруху,-- сказал Галлахер и повел лошадь вниз, на затянутый туманом пляж.
       Стояла тишина, море успокоилось. В этой тишине они услышали свисток немецкого военного поезда с другой стороны залива, когда он отправился из Сент-Хелиера в Милл-брук.
       Хью Келсоу лежал без сознания на песке, лицом вниз. Шон Галлахер осторожно его перевернул, осмотрел ногу и тихонько свистнул.
       -- Этому парню необходим хирург. Я закину его в повозку, пока он без сознания. А ты, пока, собери как можно больше плауна, и поторопись.
       Элен побежала по пляжу, а Шон без особого труда поднял Келсоу, поскольку, несмотря на свой маленький рост, был удивительно сильным человеком. Келсоу застонал, но в себя не пришел. Ирландец положил его в повозку на мешки, а поверх укрыл еще несколькими мешками. Он обернулся к Элен, которая подошла с охапкой сушняка.
       -- Укрой его этим, пока я вытащу плот.
       Плот продолжал плясать на мелководье. Шон вошел в воду и вытащил его на песок. Он заглянул внутрь, достал оттуда набор первой помощи, потом вытащил разделочный нож с пружинным лезвием и яростно вонзил его в поверхность спасательного плота. Воздух с силой вырвался наружу, плот осел, Шон свернул его и отнес к повозке, где засунул на решетку снизу.
       Подошла Элен с новой охапкой сушняка и положила ее сзади поверх первой.
       -- Как думаешь, достаточно?
       -- Думаю, да. Я остановлюсь у загона, спустим плот в старый колодец. Давай двигаться.
       Они начали подъем по дороге. Элен сидела в повозке, Шон вел лошадь. Вдруг впереди наверху послышался смех, залаяла собака. Ирландец остановился и стал раскуривать одну из отвратительных французских сигарет, которые привык курить.
       -- Не беспокойся, я с ними справлюсь,-- успокоил он Элен.
       Первой появилась овчарка, великолепное животное, которое гавкнуло один раз, затем узнало в Галлахере старого друга и лизнуло ему руку. Потом появились два немецких солдата в серой полевой форме и в шлемах, с винтовками за плечом.
       -- Гутен морген, герр генерал,-- радостно приветствовали они.
       -- И вам доброе утро, убогие ублюдки.-- Улыбка Галлахера при этом была самой дружелюбной, на какую он был способен.
       -- Шон, ты совсем рехнулся,-- зашипела на него Элен, когда они миновали патруль.
       -- Вовсе нет. Ни один из этих парней не знает ни слова по-английски. Хотя могло быть очень весело, если бы они заглянули под повозку.
       -- Куда мы двинемся? В усадьбе сейчас никого нет.
       Это всегда называлось именно так, никогда домом.
       -- Разве миссис Вайбер не там?
       -- Я дала ей выходной. Помнишь, эта ее племянница родила ребенка на прошлой неделе?
       -- Развратная девчонка,-- сказал Галлахер.-- А ее муж служит в британской армии. Интересно, что он подумает, когда вернется домой и обнаружит шустрого мальчишку с голубыми глазами и светлыми волосами по имени Фриц.
       -- Не будь злым, Шон. Она неплохая девочка. Не устояла. Людям бывает одиноко.
       -- И это мне говоришь ты?-- Галлахер рассмеялся.-- Что-то я не приметил, чтобы ты бегала за мной вокруг амбара на этой неделе.
       -- Будь благоразумен,-- сказала она.-- Куда мы его денем? Может, в палату?
       Во время английской гражданской войны, Чарльз де Виль, бывший в то время хозяином усадьбы, поддерживал роялистов. При нем под крышей была обустроена комната, в которую вела потайная лестница из главной хозяйской спальни. Комнату эту в семье называли палатой. Она спасла жизнь своему хозяину во времена правления Кромвеля, когда его разыскивали как предателя.
       -- Нет, слишком неудобно пока. Ему нужна помощь и как можно скорее. Давай его поместим у меня в коттедже.
       -- А где взять врача?
       -- Джордж Гамильтон. Кому еще можно довериться? Сейчас, подожди немного, я спрячу это спасательное средство в колодце.
       Шон вытащил плот и скрылся за деревьями. Элен осталась ждать, слыша свое неровное дыхание в тишине леса. Позади нее, под мешками и сушняком застонал и зашевелился Хью Келсоу.
      
       В Слептон-Сендс начавшимся перед полуднем приливом принесло еще несколько тел. Дагел Манроу и Картер сидели, укрывшись за песчаной дюной, и перекусывали бутербродами с пивом. По берегу бродили солдаты, заходившие иногда в воду, чтобы по приказу офицера вытащить тело. На пляже уже лежало тел тридцать.
       -- Кто-то однажды сказал, что первой жертвой войны является правда,-- произнес Манроу.
       -- Я прекрасно понимаю, сэр, что вы имеете в виду,-- сказал Картер.
       К ним подошел молодой американский офицер и отсалютовал.
       -- Пляж освобожден от вновь прибывших, на настоящий момент. С рассвета тридцать три тела. Никаких следов полковника Келсоу.-- Он помедлил.-- Бригадир не желал бы наблюдать захоронение? Это недалеко отсюда.
       -- Нет, спасибо,-- ответил ему Манроу.-- Думаю, я смогу обойтись без этого.
       Офицер отдал честь и пошел прочь. Манроу поднялся и помог встать Картеру.
       -- Ладно, Джек. Здесь нам делать нечего.
       -- Вы правы, сэр.
       Картер балансировал свой протез, а Манроу стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на море. Вдруг он поежился.
       -- Что-нибудь неладно, сэр?-- спросил Картер.
       -- Я чувствую себя на краю пропасти, Джек. Честно говоря, я предчувствую беду. Очень большую беду. Ладно, давай возвращаться в Лондон.-- Он повернулся и пошел вдоль пляжа.
      
       -- Итак, Бергер, вы понимаете, о чем я вам говорю?-- спросил Конрад Хофер требовательным голосом.
       Хейни Баум стоял навытяжку перед столом в офисе, который был с готовностью предоставлен фельдмаршалу в Кемпо. Хейни старался игнорировать тот факт, что у окна стоял Роммель и смотрел в сад.
       -- Я не вполне уверен, господин майор. Так я думаю.
       Роммель повернулся.
       -- Не старайтесь казаться глупее, Бергер. Я же вижу, вы умный человек, и смелый.-- Он прикоснулся кончиком жезла к Железному кресту первой степени и к манжете с готическими буквами, охватывавшей левый рукав.-- Я вижу у вас манжета Африканского корпуса, так что мы с вами товарищи. Вы были под Аламейной?
       -- Нет, фельдмаршал. Ранен при Тобруке.
       -- Хорошо. Я человек прямой, поэтому слушайте внимательно. Вы вчера вечером очень хорошо меня копировали, и внешне, и голосом. Очень профессионально.
       -- Спасибо.
       -- Теперь я хочу, чтобы вы дали еще одно представление. В пятницу вы полетите на Джерси на весь конец недели в компании с майором Хофером. Вы сможете дурачить их на Джерси в течение этого времени, Бергер? Король на день? Как вам это нравится?
       Баум улыбнулся.
       -- В действительности, я думаю, что смог бы, сэр.
       Роммель обратился к Хоферу:
       -- Ну вот, умный и надежный, как я и говорил. Теперь подготовьте все, Конрад, и поехали отсюда.
      
       Коттедж пострили из того же гранита, что и дом. В нем была одна большая комната с балками под потолком и обеденным столом с полудюжиной стульев в нише у окна. В противоположном конце комнаты дверь в кухню. Наверху находилась одна большая спальня, кладовая и ванная.
       Чтобы не мучиться с подъемом по лестнице, Галлахер уложил Келсоу на длинный удобный диван в комнате внизу. Американец оставался без сознания, и Галлахер нашел его бумажник и открыл. Там был его удостоверение с фотографией и несколько фотографий женщины и двух маленьких девочек, очевидно, его семьи, да пара писем, оказавшихся настолько личными, что Галлахер их сразу сложил на место. Он услышал голос Элен, она говорила в кухне по телефону. Келсоу открыл глаза, посмотрел на Галлахера безразлично, потом увидел у него в руках свой бумажник.
       -- Кто вы?-- Он слабо потянул бумажник к себе.-- Отдайте его мне.
       Вошла Элен. Она села на диван и положила руку Келсоу на лоб.
       -- Все нормально. Только успокойтесь. У вас сильный жар. Помните меня? Элен де Виль.
       Он медленно кивнул.
       -- Женщина на пляже.
       -- Это мой друг. Генерал Шон Галлахер.
       -- Я только что посмотрел его документы,-- сказал ей Галлахер.-- Удостоверение немного подмокло, я оставлю его, чтобы подсохло.
       -- Вы помните, где вы?-- спросила Элен Келсоу.
       -- Джерси.-- Он вымученно улыбнулся.-- Не беспокойтесь, я не совсем лишился рассудка. Я все понимаю, мне только нужно сконцентрироваться.
       -- Хорошо. Тогда слушайте,-- сказал Шон Галлахер.-- Ваша нога в очень плохом состоянии. Вам нужен госпиталь и хороший хирург.
       Келсоу покачал головой.
       -- Это невозможно. Я говорил этой леди раньше: никаких немцев. Меня лучше застрелить, чем отдать им в руки.
       -- Почему?-- потребовал гневно Галлахер.
       -- Она назвала вас генералом, это правда?
       -- Я служил когда-то в ирландской армии, а в прошлую войну служил в британской. Разве это имеет значение?
       -- Возможно.
       -- Хорошо. В каких вы войсках?
       -- В инженерных, штурмовых инженерных, если быть точным. Мы готовим высадку на пляжи.
       Галлахер все понял.
       -- Это связано с вторжением?
       Келсоу кивнул.
       -- Уже скоро.
       -- Конечно. Нам всем это известно,-- сказал Галлахер.
       -- Да. Но я знаю, где и когда. Если немцам удастся из меня это выбить, вы представляете, что это значит? Все их войска будут сконцентрированы в нужном месте. Нам никогда не удастся сдвинуться с пляжа.
       Келсоу ужасно разволновался, на лбу у него выступил пот. Элен успокоила его, устроила удобнее.
       -- Все будет нормально, обещаю вам.
       -- Джордж Гамильтон придет?-- спросил Галлахер.
       -- Его не было. Я передала его экономке, что ты хочешь срочно его увидеть. Я сказала, что ты порезал ногу и думаешь, что придется наложить один-два шва.
       -- Кто такой Гамильтон?-- резко спросил Келсоу.
       -- Врач,-- ответила Элен.-- И хороший друг. Он скоро будет здесь, чтобы заняться вашей ногой.
       Келсоу снова начало трясти в лихорадке.
       -- Нужно сейчас думать о более важных вещах. Вам нужно поговорить с людьми из Сопротивления. Пусть они свяжутся по радио с разведкой в Лондоне и сообщат, что я здесь. Им придется меня отсюда как-то забрать.
       -- Но на Джерси нет движения сопротивления,-- объяснила Элен.-- Я хочу сказать, что народу здесь не нравится оккупация, и каждый старается сделать ее как можно более неудобной для врагов, но у нас нет ничего похожего на французское сопротивление, если вы это имеете в виду.
       Келсоу воззрился на нее в изумлении, и Галлахер сказал:
       -- Этот остров, примерно, десять на пять миль. Здесь, примерно, сорок пять тысяч гражданского населения. Наберется на небольшой город. Как вы думаете, сколько продержится здесь сопротивление? Гор, в которых можно прятаться, нет. Вообще негде спрятаться.
       Было заметно, что Келсоу трудно это переварить.
       -- Так что движения сопротивления здесь нет. И радио нет?
       -- Совершенно никакой связи с Лондоном,-- объяснил Галлахер.
       -- А с Францией?-- с надеждой спросил Келсоу.-- Гранвиль, Сен-Мало. До них же всего несколько часов по воде, разве не так? Там-то должны быть отряды французского сопротивления.
       Возникла пауза, потом Элен повернулась к Галлахеру.
       -- Cавари может поговорить с нужными людьми в Гранвиле. Он знает, кто они, и ты это знаешь.
       -- Правильно.
       -- Когда я пришла с пляжа, Гвидо как раз уходил. Он сказал, что они идут в Гранвиль во второй половине дня. Хотят воспользоваться туманом.-- Она взглянула на часы.-- Раньше полудня прилива не будет. Ты можешь взять фургон. Там эти мешки с картошкой для войскового склада снабжения в Сент-Хелиере и на рынок.
       -- Хорошо, ты меня убедила,-- согласился Галлахер.-- Но, насколько я знаю Cавари, он не захочет держать это все в голове. Это значит, нужно записать, что весьма рискованно.
       -- Но у нас нет другого выбора, Шон,-- сказала просто Элен.
       -- Нет. Полагаю, ты права,-- засмеялся Галлахер.-- Чего я только не делаю ради Англии. Присматривай за нашим другом. Я вернусь, как только смогу.
       Она окликнула Галлахера, когда он был уже у двери:
       -- Шон!
       -- Да?-- Он обернулся.
       -- Не забывай, что ехать нужно по правой стороне дороги.
       Это была старая шутка, но не без доли реальной озабоченности. Одним из первых нововведений немцев, оккупировавших Джерси, было изменение направления потока транспорта с левостороннего на правосторонний. Но и после четырех лет оккупации Галлахер все не мог к этому привыкнуть, правда и за рулем ему не часто доводилось сидеть. Им оставили один старый фургон Форд, и то только потому, что земельные угодья де Вилей снабжали различной сельскохозяйственной продукцией немецкую армию. Количества выделяемого бензина едва хватало на две-три поездки в неделю. Ими и ограничивались возможности использования фургона. Галлахер всегда экономил бензин, спускаясь с холма с выключенным двигателем. Правда, существовал небольшой черный рынок бензина, если вы знали нужных людей.
       Спускаясь вниз, Шон проехал через крошечный живописный городок Сент-Обин и, следуя изгибу залива, дальше к Бел-Ройял, откуда уже открывался вид на Сент-Хелиер. Его путь лежал мимо множества береговых укреплений, но солдат рядом с ними почти не было видно. Авеню Виктории на въезде в город была пустынной. На его пути к Милл-бруку мимо прошел один из французских поездов, которые немцы перевезли сюда, и это было единственным признаком жизни до самого Гранд-отеля. Шон посмотрел на часы. Почти одиннадцать. Полно времени, чтобы успеть перехватить Савари до отправления судна Виктор Гюго на Гранвиль, поэтому, он свернул налево на Глостер-стрит и поехал к рынку.
       В центре оказалось полно народу, главным образом из-за погоды. Красно-черный нацистский флаг со свастикой над входом в здание муниципалитета из-за сильной влажности тряпкой обвис на флагштоке. По-немецки муниципалитет звучит как рэтаус, так что для местных жителей он мгновенно превратился в рэт хаус: крысиный дом.
       Галлахер поставил машину около рынка на Бересфорд-стрит, которая была почти безлюдной за исключением нескольких покупателей, да горстки немецких солдат. Сам рынок считался официально закрытым, открывался только по субботам на два часа после полудня. Тогда там бывало достаточно много народа, желавшего приобрести свежие продукты.
       Галлахер взял из фургона два мешка картошки, толкнул дверь и вошел внутрь. Большинство прилавков старого викторианского рынка были пустыми, но рядом с некоторыми стояли люди. Галлахер сразу направился к прилавку в дальнем конце помещения, где крупный веселый мужчина в толстом свитере и кепке выкладывал ровными рядами корнеплоды под вывеской: Д. Шевалье.
       -- Итак, сегодня брюква?-- спросил Галлахер, подходя.
       -- Вам это полезно, генерал,-- ответил Шевалье.
       -- Это вы мне говорите? Миссис Вайбер подала мне на завтрак джем из брюквы пару дней назад.-- Галлахера передернуло.-- До сих пор чувствую этот вкус. Вот вам пара мешков картошки.
       У Шевалье загорелись глаза.
       -- Я знал, что вы меня не подведете, генерал. Давайте их сюда, положим назад.
       Галлахер втащил мешки в помещение позади прилавка. Шевалье открыл шкаф и достал из него старый вещевой мешок.
       -- Вот, четыре буханки белого хлеба.
       -- Господи!-- поразился Галлахер.-- Не иначе, вы убили за них кого-нибудь.
       -- Четверть фунта китайского чая и свиная нога. Идет?
       -- Приятно иметь с вами дело,-- сказал Галлахер.-- Увидимся на следующей неделе.
       Следующей остановкой Галлахера была база снабжения войск на Уэсли-стрит. Раньше это был гараж, и там стояло с полдюжины грузовиков. Сейчас никакой активности не наблюдалось, но дородный фельдфебель Клингер сидел в стеклянном офисе и жевал бутерброд. Он помахал Галлахеру, открыл дверь и спустился по лестнице.
       -- Господин генерал,-- вежливо сказал он.
       -- Господи, Ганс, однако вы и раздобрели,-- сказал Галлахер на прекрасном немецком, указав на обширный живот фельдфебеля.
       Клингер улыбнулся.
       -- Человеку нужно жить. Мы с вами старые солдаты, господин генерал. Мы друг друга понимаем. У вас есть что-нибудь для меня?
       -- Два мешка картошки для официальной записи.
       -- И?
       -- И один для вас, если вас это интересует.
       -- А в обмен?
       -- Бензин.
       Немец кивнул.
       -- Одна канистра на пять галлонов.
       -- Две канистры по пять галлонов,-- сказал Галлахер.
       -- Генерал,-- Клингер повернулся в сторону ряда канистр с бензином, бывшей собственности британской армии, взял две из них и понес в фургон.-- что будет, если я сообщу о вас. Вы теряете чувство меры.
       -- Для меня тюрьма, а для вас увеселительная прогулка,-- ответил Галлахер.-- Говорят, на русском фронте в это время года очень славно.
       -- Вы практичный человек.-- Клингер вытащил из фургона три мешка картошки.-- Но однажды вас остановит патруль проверить бензин и обнаружит, что ваш бензин не того цвета.
       -- Ах, разве вы не знаете? Я же волшебник, друг мой.-- И Галлахер уехал.
       Бензин для армии подкрашивался красным, тот, что предназначался для сельского хозяйства, зеленым, врачам полагался розовый. Но Клингер, видимо, не знал о простом способе удаления красителя процеживанием бензина сквозь фильтр газовой маски, которыми было снабжено население в самом начале войны. Не требовало больших усилий и времени добавление в бензин зеленой краски, превращавшей его из армейского в сельскохозяйственный.
       Речь шла о выживании. Это был старый остров, и та половина Галлахера, которая досталась ему от Леброков отчаянно гордилась его умением приспосабливаться. За долгие века на острове случалось разное. И сейчас, проезжая мимо отеля, где размещался штаб немецкого военного флота, Галлахер, взглянув на нацистский флаг над входом, пробормотал: "Мы будем здесь, когда о вас, сволочи, не останется даже воспоминаний".
       5
       Галлахер оставил фургон у подвесного моста и прошел вдоль причала Альберта, поднялся по лестнице на его верхнюю секцию. Он остановился, чтобы закурить одну из французских сигарет, и посмотрел на залив. Туман немного развеялся, но замок Елизаветы на своем острове смотрелся еще непривычно: мистически, как будто из сказки. Когда-то в нем жил Вальтер Рейли•, который был тогда губернатором. Теперь там обосновались немцы со своими бетонными укреплениями с пулеметными гнездами наверху.
       Галлахер посмотрел вниз на гавань. Как всегда в ней кипела активность. Наряду с другими судами, немцы для снабжения островов пролива использовали баржи с Рейна. И сейчас несколько таких барж было пришвартовано на дальнем конце набережной Нью-Норс. Можно было увидеть суда самых разных типов из состава 2 сторожевой флотилии и пару минных тральщиков класса М-40 из 24-ой флотилии минных тральщиков, несколько грузовых судов, в основном, каботажных, и среди них Виктор Гюго, пришвартованный у причала Альберта.
       Построенный в 1920 году фирмой Братья Фергюсон в Глазго для французской фирмы, которая занималась прибрежной торговлей, он, определенно, знавал лучшие времена. На его единственной дымовой трубе виднелись пробоины от пушечных снарядов британских Бофайтеров, полученные во время атаки на конвой из Гранвиля в одну из ночей пару недель назад. Савари был на нем капитаном команды из десяти французов. Противовоздушная защита состояла из двух пулеметов и зенитки Бофорса, которые обслуживали семь немецких младших морских чинов под командованием Гвидо Орсини.
       Галлахер увидел и самого Орсини, который стоял на мостике, прислонившись к ограждению, и крикнул ему по-английски:
       -- Привет, Гвидо! Не знаешь, где Савари?
       -- В кафе.
       Павильон в конце причала, служивший в качестве кафе, не мог похвастаться обилием посетителей. За одним из столов четверо французских матросов играли в карты, а за другим тем же были заняты трое немецких матросов. Роберт Савари, большой бородатый человек в штормовке и кепке, с замызганным шарфом, замотанным вокруг шеи, сидел один за столом у окна, курил сигарету. Перед ним на столе стоял кофейник.
       -- Как дела, Роберт?-- спросил Галлахер по-французски и сел.
       -- Непривычно вас здесь видеть, мой генерал. Не иначе, вам что-нибудь нужно.
       -- Ах ты, хитрый старый крестьянин.-- Галлахер протянул ему под столом конверт.-- Держишь?
       -- Что это?
       -- Просто положи в карман и не задавай вопросов. Когда будешь в Гранвиле, забеги там в крепости в кафе У Софи. Ты его знаешь?
       Савари сразу побледнел.
       -- Конечно, знаю.
       -- Ты хорошо знаешь добрую Софи Крессон и ее мужа Жерара?
       -- Я с ними знаком.-- Савари попытался под столом вернуть конверт Галлахеру.
       -- Тогда ты знаешь, что они занимаются терроризмом, в самой экстремальной форме, которая возможна. Они не только убивают бошей, они любят, также, показывать примеры коллаборационистам, не правда ли, красочная фраза? Будь я на твоем месте, я бы очень задумался. Возьми письмо. Естественно, не вздумай его прочесть. Если ты это сделаешь, то, возможно, навсегда лишишься сна. Просто передай его Софи с приветом от меня. Я уверен, что у нее будет для меня сообщение, которое ты мне и передашь сразу по возвращении сюда.
       -- Черт бы вас побрал, генерал,-- пробормотал Савари, запихивая в карман письмо.
       -- Можешь не беспокоиться, Дьявол давным-давно за мной присматривает. Тебе ничто не угрожает. Гвидо Орсини хороший парень.
       -- Граф?-- Савари пожал плечами.-- Крикливый, продажный итальяшка. Ненавижу аристократов.
       -- Но этот, по крайней мере, не фашист. Он, возможно, отдает Гитлеру меньше времени, чем ты. У тебя в сумке нет каких-нибудь приличных сигарет? Я просто схожу с ума от курения этого мерзкого табака, который импортируется в последнее время.
       Савари хитро на него посмотрел.
       -- Ничего особенного. Только немного Житан.
       -- Надо же, он говорит: только,-- громко воскликнул Галлахер.-- Хорошо, я возьму две сотни.
       -- А я что за это получу?
       Галлахер открыл мешок, данный ему Шевалье.
       -- Свиная нога пойдет?
       У Савари отвисла челюсть.
       -- Бог мой, у меня уже текут слюнки. Давайте ее сюда.
       Галлахер подпихнул мешок под столом и взял коробку с сигаретами.
       -- Ты знаешь мой телефон в коттедже. Позвони сразу по возвращении.
       -- Хорошо.
       Савари поднялся, и они вышли из кафе. Галлахер был не в силах ждать. Он достал из коробки пачку Житан, распечатал и закурил сигарету.
       -- Господи, какое наслаждение.
       -- Ну, тогда я пошел.-- Савари сделал шаг по направлению к сходням Виктора Гюго.
       Галлахер тихо произнес:
       -- Подведешь меня, убью. Вот так вот, дружище. Понял?
       Савари обернулся, открыв от удивления рот. Галлахер ободряюще улыбнулся и пошел вдоль причала прочь.
      
       Джордж Гамильтон был высоким угловатым человеком, чей старый твидовый костюм казался, по меньшей мере, на размер больше, чем требовалось. В свое время известный врач, являвшийся профессором фармакологии лондонского университета и консультантом госпиталя Гайя, он вышел на пенсию и поселился в коттедже на Джерси как раз перед самой войной. В 1940 году, когда со дня на день ожидали прихода немцев, множество жителей покинуло остров, и врачи не были исключением. Именно этим объяснялось, что Гамильтон, являвшийся доктором медицины и членом ученого совета Королевского колледжа врачей, теперь, в возрасте семидесяти лет, работал простым терапевтом.
       Гамильтон откинул со лба седую прядь волос и поднялся, глядя на Келсоу, лежавшего на диване.
       -- Нехорошо. Его необходимо отвезти в госпиталь. Без рентгена трудно сказать наверняка, но есть, по крайней мере, два перелома большой берцовой кости. Возможно, даже три.
       -- Никакого госпиталя,-- едва слышно произнес Келсоу.
       Гамильтон сделал знак Элен и Галлахеру, и они последовали за ним в кухню.
       -- Если бы переломы были сложными, иными словами, открытые раны с торчащими из них костями, у нас не было бы выбора. В таком случае опасность заражения крови, особенно после всего, что ему пришлось перенести, стала бы реальностью.Тогда спасти ногу возможно удалось бы только на больничной койке с вытягиванием.
       -- Джордж, что именно ты пытаешься сказать?-- спросил Галлахер.
       -- Ну, как вы видели, кожа не повреждена. Мы называем такие переломы осколочными. Можно зафиксировать ногу и положить в гипс.
       -- А ты сам можешь это сделать?-- спросила Элен.
       -- Могу попытаться, если будут необходимые условия. Но, определенно, без рентгена я даже не мыслю за это браться.-- Он замялся.-- Есть одна возможность.
       -- Какая?-- спросил Галлахер.
       -- Сосны. Это маленькая частная клиника в Сент-Лоренсе. Она в ведении католических сестер милосердия. В большинстве своем они француженки или ирландки. У них есть и рентгеновская установка, и нормальная операционная. Сестра Мария Тереза, которая там всем заведует, моя приятельница. Я могу ей позвонить.
       -- А немцы тоже пользуются этой клиникой.
       -- От случая к случаю. Как правило, это молодые женщины с так называемыми пренатальными проблемами, которые обычно они предпочитают разрешать с помощью абортов. Как вы понимаете, монахиням это совсем не по нраву, но они ничего не могут с этим поделать.
       -- Его можно будет там подержать?
       -- В этом я сомневаюсь. У них всего несколько коек, и наверняка это слишком опасно. Самое большее, что мы можем сделать, подштопать его и снова привезти сюда.
       Галлахер сказал:
       -- Ты ужасно рискуешь, Джордж, помогая нам таким образом.
       -- Я бы сказал, мы все рискуем,-- сухо ответил ему Гамильтон.
       -- Жизненно важно, чтобы полковник Келсоу не оказался в руках врагов,-- начала Элен.
       Гамильтон покачал головой.
       -- Элен, я не хочу знать, поэтому даже не пытайся мне ничего объяснять. Не хочу я, чтобы и монахини оказались вовлеченными. Что касается сестры Марии Терезы, то наш приятель должен быть для нее местным жителем, с которым приключилось несчастье. Хорошо бы обеспечить ему, на всякий случай, документы.
       Элен обратилась к Галлахеру:
       -- Можешь ты что-нибудь придумать? Ты же нашел в прошлом году документы для испанского коммуниста, который сбежал из рабочей бригады, прокладывавшей тоннели в Сент-Питере.
       Галлахер подошел к старому сосновому письменному столу восемнадцатого века, стоявшему в углу кухни, выдвинул средний ящик, запустил в него руку и извлек из глубины маленький ящичек, вроде тех, в которых раньше люди прятали ценности. В нем лежало несколько идентификационных карточек, незаполненных, но снабженных печатью с нацистским орлом и подписью.
       -- Где тебе удалось их добыть?-- спросил изумленный Гамильтон.
       -- Знакомый ирландец, который работает барменом в одном из городских отелей, завел милого друга, немца, вы понимаете, о чем я. Клерка из полевой комендатуры. В прошлом году я сделал тому большое одолжение. Он и отплатил мне таким образом. Я впишу сюда характеристики Келсоу, дадим ему хорошее местное имя. Как вам нравится Ле Макуан?-- Он достал ручку и чернила и сел за письменный стол.-- Генри Ральф Ле Макуан. Место проживания?-- Он взглянул вверх на Элен.
       -- Ферма в усадьбе де Вилей,-- сказала она.
       -- Вполне сойдет. Пойду посмотрю, какого цвета у него глаза, волосы и тому подобное, а вы пока позвоните в Сосны.-- Он остановился перед дверью.-- Я впишу, что он рыбак. Тогда можно сказать, что несчастный случай произошел на судне. И еще одна вещь, Джордж.
       -- Что?-- спросил Гамильтон, уже взявшись за трубку телефона.
       -- Я поеду с тобой. Мы отвезем его в фургоне. Не спорь. Нам следует держаться вместе, чтобы не быть повешенными поодиночке.-- Он криво усмехнулся и вышел.
      
       Клиника Сосны располагалась в безобразном доме, первоначально, по-видимому, построенном в стиле поздней викторианской эпохи. На каком-то этапе стены были обмазаны цементом, который теперь во многих местах потрескался, и кое-где выкрашивался большими кусками. Галлахер загнал фургон во двор. Гамильтон сидел рядом с ним. Как только они вышли из машины, в дверях дома появилась сестра Мария Тереза и спустилась вниз по бетонному пандусу, чтобы их приветствовать. Маленькая женщина в черной монашеской одежде, со спокойным взглядом и без единой морщинки на лице, хотя ей было уже за шестьдесят.
       -- Доктор Гамильтон.-- Ее английский был хорош, но французский акцент ощущался явственно.
       -- Генерал Галлахер. Он управляет усадьбой де Вилей, где работает пострадавший.
       -- Нам потребуется каталка,-- сказал Галлахер.
       -- Внутри у двери как раз стоит одна.
       Галлахер вывез каталку и поставил у задней двери фургона. Он открыл дверь, и их взорам предстал Келсоу, лежавший на старом матрасе. Они переместили его на каталку.
       Сестра Мария Тереза пошла впереди, чтобы указать дорогу. Галлахер покатил за ней Келсоу вверх по пандусу. Наклонившись к нему, он прошептал:
       -- Не забудьте держать рот закрытым. Если будете стонать от боли, постарайтесь не звучать американцем.
      
       Гамильтон стоял в операционной, рассматривая рентгеновские снимки, которые принесла ему юная сестра Бернадетта.
       -- Три перелома,-- сказала сестра Мария Тереза.-- Нехорошо. Ему место в госпитале, доктор, но не мне вам это объяснять.
       -- Ладно, сестра. Я скажу вам правду,-- начал Гамильтон.-- Если его отвезти в Сент-Хелиер, они захотят знать, как это произошло. Наши немецкие друзья хотят все знать. Вам известна их дотошность. Ле Макуан рыбачил незаконно, когда случилась беда.
       Галлахер плавно встроил свой голос.
       -- Это может стоить ему трех месяцев тюрьмы.
       -- Понимаю.-- Она покачала головой.-- Хотелось бы, чтобы у нас было для него место, но везде полно.
       -- Немцы есть?
       -- Пара их подружек,-- ответила она спокойно.-- Обычное дело. Один из армейских врачей завтра ими займется. Майор Шпеер. Вы с ним знакомы?
       -- Мне однажды пришлось с ним работать в госпитале,-- ответил Гамильтон.-- Я знавал хуже. Как бы то ни было, сестра, если вы и сестра Бернадетта готовы мне ассистировать, давайте начнем.
       Она помогла Гамильтону надеть халат, и он подошел к раковине в углу, чтобы вымыть руки. Сестра Бернадетта помогла ему натянуть резиновые перчатки.
       -- Краткая анестезия. Достаточно хлороформа на салфетке,-- сказал он сестре Марии Терезе.-- Гамильтон подошел к операционному столу и посмотрел на Келсоу.-- Готовы?
       Стиснув зубы, Келсоу кивнул. Гамильтон обратился к Галлахеру:
       -- Тебе лучше побыть снаружи.
       Галлахер повернулся, чтобы выйти, и в этот момент дверь отворилась, и вошел немецкий офицер.
      
       -- Аа, вот вы где, сестра,-- сказал он по-французски, потом улыбнулся и продолжал по-английски:-- Профессор Гамильтон, и вы здесь?
       -- Майор Шпеер,-- сказал Гамильтон, держа поднятыми руки в перчатках.
       -- Я только что посмотрел обеих моих пациенток, сестра. Обе чувствуют себя хорошо.-- Шпеер был высоким, красивым мужчиной с веселым и довольно полным лицом. Его шинель была расстегнута, и Галлахер заметил у него на груди слева Железный крест первой степени и орденскую ленту за Русскую зимнюю кампанию. Человек побывал в деле.-- Что-нибудь интересное, доктор?
       -- Переломы большой берцовой кости. Работник генерала Галлахера. Вы знакомы?
       -- Нет, но мне не раз приходилось о вас слышать, генерал.-- Шпеер щелкнул каблуками, приветствуя генерала.-- Приятно познакомиться.-- Он стал рассматривать снимки.-- Нехорошо. Совсем нехорошо. Осколочные переломы большой берцовой кости в трех местах.
       -- Я знаю, нужно бы госпитализировать и на растяжку, но совершенно нет мест,-- сказал Гамильтон.
       -- О, я полагаю вполне приемлемо зафиксировать кости и наложить гипсовую повязку.-- Шпеер добродушно улыбнулся и снял пальто.-- Но, господин профессор, это вам немного не по специальности. Я с радостью займусь этим вместо вас.
       Он уже снял с вешалки на стене халат и шел к раковине мыть руки.
       -- Если вы настаиваете,-- спокойно сказал Гамильтон.-- Нет ни малейшего сомнения, что это больше по вашей части.
       Спустя несколько минут Шпеер был готов и наклонился, чтобы осмотреть ногу Келсоу. Он взглянул на сестру Марию Терезу.
       -- Правильно, сестра, теперь хлороформ. Я думаю, немного. Мы быстро управимся.
       Галлахер с интересом наблюдал за ними из своего угла.
      
       Савари не ощущал радости жизни, проходя по вымощенным булыжником улицам крепостного города в Гранвиле. Мало того, что переход от Джерси был тяжелейшим из-за тумана, так еще Галлахер поставил его в безвыходную ситуацию, которая ему совершенно не нравилась. Савари свернул на тихую площадь. Бар Софи располагался на дальней ее стороне. Сквозь жалюзи кое-где пробивался свет. Савари медленно и неохотно пересек площадь и вошел внутрь.
       Жерар Крессон играл на пианино, сидя в инвалидном кресле. Это был маленький человечек с бледным напряженным лицом инвалида и черными волосами, почти достигавшими плеч. Он повредил позвоночник во время несчастного случая в доках, который произошел еще за два года до начала войны. Говорили, что он никогда не сможет больше ходить, даже на костылях.
       По бару расхаживало с полдюжины посетителей, среди них было несколько моряков, которых Савари знал. Софи восседала на высоком стуле позади мраморной стойки и читала газету. У нее за спиной около зеркальной стены выстроились разноцветные бутылки. Ей было за тридцать. Свои черные волосы она укладывала в высокую прическу. Она имела темные глаза, желтоватое цыганское лицо и большой рот с ярко-красной помадой на губах. Савари казалась привлекательной ее грудь. Ему не приходилось видеть красивее. Но что толку? С ножом или бутылкой Софи становилась опасней динамита. В Гранвиле было несколько мужиков, чьи шрамы служили тому доказательством.
       -- А, Роберт, давненько тебя не было. Как дела?
       -- Могло быть хуже, но могло бы быть и лучше.
       Пока она наливала Савари коньяк, он подтолкнул к ней письмо.
       -- Что это?-- спросила Софи.
       -- Твой друг Галлахер с Джерси использует меня в качестве почтальона. Я не знаю, что в нем, и знать не хочу, но он ожидает получить ответ, когда я вернусь. Мы отходим завтра в полдень. Я забегу перед этим.-- Он опрокинул коньяк и вышел.
       Софи вышла из-за стойки и обратилась к одному из посетителей:
       -- Послушай, Марсель, присмотри за баром вместо меня.
       Она подошла к мужу. Он прекратил играть и зажег сигарету.
       -- Что там такое?
       -- Давай пойдем и посмотрим.
       Софи откатила его кресло от пианино, развернула, и протолкнула вдоль стойки к комнате позади помещения бара. Жерар Крессон прочитал письмо Галлахера сидя у стола и передал его Софи, лицо его помрачнело.
       Софи быстро прочла письмо, взяла бутылку красного вина и наполнила два бокала.
       -- Теперь он действительно попал в переделку, наш друг генерал.
       -- И не он один.
       В течение трех лет они вдвоем координировали движение сопротивления от Гранвиля до Авранш и Сен-Мало. Жерар обладал организаторскими способностями, а Софи была его правой рукой. Их тандему сопутствовала удача. Собственно только благодаря этому им и удавалось оставаться в деле так долго.
       -- Ты радируешь в Лондон?
       -- Конечно.
       -- Как ты думаешь, они не попросят нас попытаться вытащить этого янки с Джерси?-- спросила Софи.
       -- Это затруднительно в любом случае, а в его состоянии вообще невозможно,-- ответил Жерар, протягивая свой бокал за вином.-- Конечно, есть довольно простое решение. Я вынужден думать, что при сложившихся обстоятельствах это наилучший выход для всех.
       -- Что ты имеешь в виду.
       -- Послать туда кого-нибудь перерезать ему горло.
       Установилось молчание. Потом она сказала:
       -- Какая долгая война.
       -- Слишком долгая,-- согласился он.-- Отвези меня в кладовую, я пошлю радиограмму в Лондон.
      
       Майор Шпеер отвернулся от умывальника, вытирая полотенцем руки. Сестра Бернадетта уже смешивала Парижскую гипсовую массу. Шпеер подошел к операционному столу и посмотрел на Келсоу, который еще не проснулся.
       -- Великолепная работа,-- сказал Джордж Гамильтон.
       -- Да, должен признаться, я собой доволен.-- Шпеер взял свою шинель.-- Уверен, что с остальным вы справитесь. Я уже опаздываю на обед в офицерский клуб. Дайте мне знать, как пойдет восстановление, господин профессор. Генерал.-- Он отсалютовал и вышел.
       Гамильтон, стоявший глядя на Келсоу, вдруг ужасно устал, пока снимал перчатки и халат. Келсоу, начал слегка постанывать, приходя в себя, и неожиданно произнес мягко:
       -- Джанет, я тебя люблю.
       Американский акцент не оставлял сомнений. Казалось, сестра Бернадетта не заметила, но пожилая сестра остро взглянула на Гамильтона, потом на Галлахера.
       -- Похоже, он приходит в себя,-- угрюмо сказал Гамильтон.
       -- Да, очень похоже,-- согласилась сестра.-- Почему бы вам с генералом Галлахером не перебраться ко мне в офис. Одна из монахинь подаст вам кофе. Благодаря майору Шпееру у нас есть настоящий кофе. Мы с сестрой Бернадеттой наложим ему гипс сами.
       -- Вы очень добры, сестра.
       Двое мужчин вышли, прошли мимо кухни, где работали две монахини, к офису сестры Марии Терезы в конце коридора. Гамильтон сел за стол, а Галлахер, угостив его Житан, на подоконник.
       -- Момент, когда он появился в дверях, останется у меня перед глазами навсегда,-- сказал ирландец.
       -- Как я уже говорил, он не из худших,-- комментировал Гамильтон.-- И чертовски хороший врач.
       -- Как думаешь, Келсоу поправится?
       -- Не вижу причин, почему нет. Мы сможем его забрать через час или немного позднее. Придется за ним последить внимательно в течение нескольких дней. Нельзя сбрасывать со счетов возможность инфекции, но в том наборе первой помощи, который был на спасательном плоту, нашлись ампулы этого нового чудодейственного лекарства, пенициллина. Я начну ему колоть, если проявится опасная реакция.
       -- Сестра Мария Тереза, она догадалась, что все не так, как говорилось.
       -- Да, я чувствую перед ней вину,-- признался Гамильтон.-- Так, словно использовал ее. Она, конечно, не скажет. Это бы противоречило тому, во что она верит.
       -- Она похожа на мою старую тетушку в Дублине, у которой ребенком я часто гостил,-- сказал Галлахер.-- Ладан, свечи и святая вода.
       -- Ты еще веришь, Шон?
       -- Нет, с первого июля тысяча девятьсот шестнадцатого на Сомме,-- ответил Галлахер.-- Я был причислен к йоркширскому полку, Парни Лидса. Штабные придурки послали нас, мальчишек, под огонь пулеметов прямо с рюкзаками за плечами. К полудню из восьми сотен осталось в живых человек сорок. Я решил, что, если Бог существует, он позволяет себе развлекаться за мой счет.
       -- Я тебя понимаю,-- мрачно сказал Гамильтон.
       Галлахер встал.
       -- Пойду подышу ночным воздухом.-- Он открыл дверь и вышел.
       Джордж Гамильтон склонил голову на руки, сложенные на столе, и зевнул. День был долгим. Он закрыл глаза и мгновенно уснул.
      
       Уже пробило десять, а Дагел Манроу еще продолжал работать за своим столом в офисе на Бейкер-стрит. Дверь открылась, и появился хромая Джек Картер со зловещим лицом. Он положил на стол Манроу ленту радиограммы.
       -- Соберитесь с силами, сэр.
       -- Что это?
       -- Сообщение от нашего человека из Сопротивления. Гранвиль. Это в Нормандии.
       -- Слава богу, я знаю, где это.-- Манроу начал читать и вдруг напряженно выпрямился.-- Не могу поверить.-- Он снова перечитал сообщение.-- Хуже некуда. На Джерси нет отрядов сопротивления. Не на кого опереться. Эта женщина, де Виль, и этот генерал Галлахер, сколько они смогут его прятать, особенно, если он болен, на таком маленьком острове? Даже подумать страшно, Джек.
       Впервые за все время, что Картер знал Манроу, тот выглядел таким безнадежно беспомощным. Не знал, что предпринять.
       -- Вы что-нибудь придумаете, сэр. Вам всегда удавалось что-нибудь придумать.
       -- Благодарю за вотум доверия.-- Манроу встал и взял пальто.-- Сейчас вам лучше позвонить в Хайес-лодж и договориться о моей немедленной встрече с генералом Эйзенхауэром. Скажите им, что я уже в пути.
      
       Элен де Виль с нетерпением ожидала услышать шум возвращавшегося фургона, и. когда это, наконец, произошло, и фургон въехал во двор усадьбы, она выбежала из дома. Как только Галлахер и Гамильтон вышли из машины, она крикнула:
       -- С ним все в порядке?
       -- Еще под воздействием наркоза, но нога в норме,-- успокоил ее Галлахер.
       -- Сейчас никого нет. Кто в Гранвиле, кто в море, кто в офицерском клубе, так что можно втащить его наверх.
       Галлахер и Гамильтон вытащили Келсоу из фургона и, сцепив руки, усадили его между собой. Они пронесли его вслед за Элен через парадную дверь и просторный, обшитый панелями холл, к главной лестнице, потом наверх в хозяйскую спальню. Здесь стояла бретонская мебель семнадцатого века, включая кровать с пологом на четырех столбах. Справа от кровати дверь в ванную, слева резные полки до потолка, забитые книгами. Элен нащупала пальцем невидимую пружину, и книжная секция отъехала назад, открыв лестничный пролет. Она пошла наверх, и мужчины не без труда последовали за ней, но, в конце концов, добрались до комнаты под крышей. Стены комнаты были отделаны дубом, а единственное окно находилось на стороне фронтона. Комната выглядела достаточно удобной, на полу ковер перед односпальной кроватью.
       Они уложили Келсоу на кровать, и Элен сказала:
       -- Здесь есть все необходимое. Единственный вход через мою комнату. Мой предок скрывался здесь от людей Кромвеля годами. Боюсь, что удобства не слишком изменились с тех самых пор. Вон там дубовый стульчак.
       -- Спасибо, но сейчас я хочу только одного: спать,-- сказал Келсоу. Он выглядел измученным и напряженным.
       Элен кивнула Галлахеру и старому доктору, и они пошли вниз. Гамильтон сказал:
       -- Я пойду. Скажи Элен, что я взгляну на него завтра.
       Шон Галлахер сжал ему на мгновенье руку.
       -- Джордж, ты настоящий человек.
       -- Я врач, Шон.-- Он улыбнулся.-- Увидимся завтра.-- Гамильтон ушел.
       Галлахер прошел через холл в коридор, ведущий на кухню. Он поставил на плиту чайник и подбросил несколько поленьев в затухавший янтарный огонь. Вошла Элен.
       -- Как он?-- спросил Галлахер.
       -- Уже уснул.-- Она присела на край стола.-- Что мы дальше будем делать?
       -- Нам нечего делать, пока не вернется Савари с каким-нибудь сообщением.
       -- А если никакого сообщения не будет?
       -- Я придумаю что-нибудь. Сейчас сядь и выпей чашку хорошего чаю.
       Она покачала головой.
       -- У нас на выбор: ежевичный или свекольный, но сегодня я не в силах пить ни тот, ни другой.
       -- Ах, как мало в тебе веры.-- Галлахер показал ей пачку китайского чая, которую дал ему Шевалье утром на рынке.
       Элен рассмеялась и обвила руками его шею.
       -- Что бы я без тебя делала, Шон Галлахер?
      
       Эйзенхауэр был при полном параде, поскольку получил сообщение Манроу во время обеда у премьер министра. Он возбужденно шагал по библиотеке Хайес-лодж.
       -- Нельзя ли кого-нибудь заслать туда?
       -- Если вы имеете в виду подразделение десантников, очень сомневаюсь, сэр. Это наиболее укрепленное побережье в Европе.
       Эйзенхауэр кивнул.
       -- Вы хотите сказать, что нет никакой возможности вытащить его оттуда, так я вас понял?
       -- Нет, сэр. Но это очень, очень трудно. Это крошечный остров, генерал. Там нельзя спрятать его в кузове грузовика и отвезти за триста миль в Пиренеи, или организовать посадку одного из наших Лизандеров, чтобы его забрать.
       -- Правильно. Тогда переправьте его во Францию, где это возможно организовать.
       -- Судя по полученной информации, он не может путешествовать.
       -- Господи, Манроу, от этого может зависеть все. Само вторжение. Многие месяцы планирования.
       Манроу прочистил горло, пытаясь избавиться от нервного спазма.
       -- Если случится самое худшее, генерал, вы желаете рассматривать потерю полковника Келсоу, как выход из кризиса?
       Эйзенхауэр перестал шагать.
       -- Вы имеете в виду, что его придется ликвидировать?
       -- Возможно.
       -- Помоги нам Бог, но если больше ничего нельзя сделать, да будет так.-- Эйзенхауэр подошел к огромной карте Западной Европы.-- Шесть тысяч кораблей, тысячи самолетов, два миллиона солдат и исход войны. Если им станет известно точное место высадки, они стянут туда все свои ресурсы.-- Он повернулся к Манроу.-- Разведка донесла, что Роммель в своей речи несколько недель назад сказал именно это. Победа или поражение в войне определится на этих пляжах.
       -- Я знаю, генерал.
       -- И вы спрашиваете, можем ли мы потерять полковника Келсоу?-- Эйзенхауэр тяжело вздохнул.-- Если вы можете его спасти, спасите. Если нет, ...-- Он пожал плечами.-- В любом случае, учитывая сказанное вами о ситуации на Джерси, как вы предполагаете забросить туда агента? Мне кажется, что любое новое лицо будет там выделяться, как белая ворона.
       -- Это так, генерал. Нам придется над этим поразмыслить.
       Джек Картер, почтительно хранивший молчание, стоя у камина, кашлянул.
       -- Есть один способ, генерал.
       -- Какой же, капитан?-- спросил Эйзенхауэр.
       -- Лучшее место, чтобы спрятать дерево, это лес. По моему мнению, наиболее свободны в перемещениях туда и оттуда сами немцы. Я полагаю, там постоянно идет замещение новым персоналом.
       Эйзенхауэр резко обернулся к Манроу.
       -- Он прав. Вы располагаете людьми, способными выполнить подобную работу?
       Манроу кивнул.
       -- Можно поискать. Это редкое умение. Вопрос не в том, чтобы свободно владеть немецким, нужно мыслить по-немецки, а это непросто.
       Эйзенхауэр сказал:
       -- Я даю вам неделю, бригадир. Одну неделю. Надеюсь, что этот кризис будет разрешен.
       -- Даю слово, сэр.
       Манроу быстро пошел прочь, Картер, хромая, последовал за ним.
       -- Радируйте Крессону в Гранвиль, чтобы передал Галлахеру на Джерси, что кто-нибудь появится у них в четверг.
       -- Вы уверены, сэр?
       -- Конечно, уверен,-- сказал Манроу живо.-- Вы предложили великолепную идею, Джек. Лучшее место спрятать дерево - лес. Мне это нравится.
       -- Спасибо, сэр.
       -- Немецкий персонал постоянно перемещается туда и обратно. Что такое один вновь прибывший среди множества других? Особенно, если его обеспечить подходящими документами.
       -- Это должен быть очень необычный человек, сэр.
       -- Да ладно вам, Джек,-- сказал Манроу, когда они вышли на улицу и двинулись к машине.-- Для этой работы есть только один человек. Вы знаете это не хуже чем я. Только он один способен перевоплощаться в нациста и, если станет необходимо, всадить Келсоу пулю между глаз. Гарри Мартиньи.
       -- Я вынужден вам напомнить, сэр, что полковнику Мартиньи было определенно обещано после дела в Лионе, что к его услугам больше прибегать не будут. Да и его здоровье не позволяет этого.
       -- Чушь, Джек. Гарри ни за что не устоит перед приключением. Найдите его. И еще одно. Просмотрите, нет ли у нас кого-нибудь с Джерси.
       -- Только среди мужчин?
       -- Боже мой, Джек, нет, конечно. С каких это пор в нашем бизнесе нас интересуют только мужчины?
       Он постучал по перегородке, и водитель отъехал от тротуара.
       6
       Коттедж в Дорсете поблизости от Лалуорт-Коув Мартиньи снимал у старого друга по Оксфорду. Коттедж был построен на скале над маленькой долиной, и подход к пляжу был перекрыт ржавеющей колючей проволокой. Когда-то на ней висело предупреждение о том, что проход заминирован, хотя мин там не было. Это первое, о чем хозяин поведал Мартиньи в деревенском баре, когда он здесь поселился. Поэтому Мартиньи и гулял вдоль берега, швыряя камушки в набегавшие волны. Было это наутро после разговора Дагела Манроу с Эйзенхауэром.
       Гарри Мартиньи сорока четырех лет, среднего роста с хорошо развитыми плечами, был одет в камуфляжную куртку воздушного десантника, защищавшую его от холодного ветра. Его бледное лицо, казалось, никогда не знавшее загара, имело клиновидную форму, а глаза были такими темными, что казалось невозможным определить какого они цвета. В уголках его подвижного рта таилась легкая ироничная улыбка. Он выглядел человеком, который находил жизнь более разочаровывающей, чем он надеялся.
       Он выписался из госпиталя три месяца назад, и теперь чувствовал себя гораздо лучше, чем раньше. Боль в груди не появлялась, если он не перегружался, но его мучила постоянная бессонница. Ему редко удавалось заснуть ночью. В момент, когда он ложился в постель, его мозг, казалось, активизировал свою работу. Это не являлось неожиданным. Слишком долго ему приходилось скрываться, вести ночной образ жизни, постоянно ощущать рядом опасность.
       Доктора вынесли окончательный вердикт: он больше не мог быть полезен Манроу. Он мог вернуться в Оксфорд, но знал, что это не поможет. Как не поможет и попытка дописать книгу, над которой он работал до 1939 года. Этому война его научила, если даже больше ничему и не научила. Поэтому он устранился от всего, насколько это возможно для человека. Коттедж в Дорсете около моря, книги для чтения, пространство, чтобы попытаться найти себя.
       "Ну, и где же ты, Гарри?-- спросил он себя, поднимаясь тропинкой по крутому склону.-- Потому что, будь я проклят, если знаю, где тебя искать".
       Жилая комната старого коттеджа была достаточно комфортабельна. Персидский ковер на выложенном плиткой полу, обеденный стол и несколько стульев с плетеными спинками, и повсюду книги, не только на полках, но и стопками по углам. Но ни одна из них ему не принадлежала. Ему здесь ничего не принадлежало, кроме небольшого количества одежды.
       С обеих сторон от камина, стояло по дивану. Мартиньи положил несколько поленьев на тлевшие угли, налил себе виски и, быстро выпив, налил еще. Затем сел и взял с кофейного столика тетрадь. В ней было несколько стихотворных строк, и он прочитал их вслух: "В полночь вокзалы зловещи. Адресата нет у надежды". Он бросил тетрадь на столик, криво усмехнулся.-- "Признай, Гарри,-- сказал он мягко.-- Никудышный ты поэт-то".
       Вдруг он почувствовал усталость. Ощущение появилось неожиданно, и было сродни лихорадке. Сказался недостаток сна. В груди появилась боль, несильная боль в левом легком, которая немедленно пробудила воспоминания того последнего и рокового дня в Лионе. Если бы он был тогда расторопней, этого бы не случилось. А может, он слишком часто подвергал испытанию свою удачу, вот она его и оставила. Стоило ему задремать, как все возвратилось со всей отчетливостью.
      
       Штандартенфюрер Юрген Кауфманн, начальник лионского отделения гестапо, был в этот день в гражданской одежде. Он спустился по лестнице из здания муниципалитета и сел в черный Ситроен. Его шофер тоже был в гражданском, поскольку по четвергам во второй половине дня Кауфманн обычно посещал свою любовницу, и старался быть осмотрительным.
       -- Не спеши, Карл,-- сказал он водителю, сержанту СС, который обслуживал его уже в течение двух лет.-- Мы немного рано. Я сказал, что не появлюсь там раньше трех. Ты же знаешь, как она ненавидит неожиданности.
       -- Как скажете, штандартенфюрер,-- ответил Карл, отъезжая от тротуара.
       Кауфманн развернул берлинскую газету, которая пришла с утренней почтой, и откинулся на спинку, чтобы с удовольствием почитать. Они проехали по окраинным улицам города и оказались в сельской местности. Здесь было действительно прелестно. По обеим сторонам дороги тянулись яблоневые сады, и воздух был напоен их ароматом. Уже некоторое время, как Карл заметил позади них мотоцикл, который свернул вслед за ними на боковую дорогу к деревне Шамон.
       -- За нами уже довольно долго следует мотоцикл, штандартенфюрер,-- сказал Карл и, достав из кармана свой Люгер, положил его на сиденье рядом с собой.
       Кауфманн обернулся, чтобы посмотреть через заднее стекло.
       -- Карл, ты напрасно беспокоишься, это же один из наших.
       Мотоциклист поравнялся с машиной и помахал. Это был эсэсовский полевой жандарм в шлеме, тяжелом форменном обмундировании, со Шмайсером, висевшим на груди как раз под металлической бляхой полевой полиции СС, которую полагалось носить только при исполнении служебных обязанностей. Лицо под защитными очками было неузнаваемым. Он снова помахал рукой в перчатке.
       -- У него, должно быть, для меня сообщение. Остановись,-- приказал Кауфманн.
       Карл вырулил на обочину и остановил машину. Мотоциклист въехал на обочину перед машиной, поднял мотоцикл на стенд. Карл вышел из машины.
       -- В чем дело?
       Из кармана дождевика вынырнула рука с полуавтоматическим пистолетом Маузер. Он выстрелил в Карла один раз, в сердце, отбросив его этим выстрелом на машину. Тело сползло вниз на дорогу. Эсэсовец перевернул его сапогом и выстрелил еще раз, точно между глаз. Потом он открыл заднюю дверь машины.
       Кауфман всегда ходил с оружием, но он снял пальто и аккуратно сложил его в углу на сиденье. Когда он дотянулся до Люгера в правом кармане и повернулся, эсэсовец выстрелил ему в руку. Кауфманн схватился за руку, сквозь рукав между пальцев просочилась кровь.
       -- Кто вы?-- дико крикнул Кауфманн.
       Эсэсовец поднял на лоб очки, и Кауфманн увидел самые темные и самые холодные глаза, какие ему приходилось видеть в своей жизни.
       -- Я Мартиньи. Майор британской армии. Служу в SOE.
       -- Так вот вы какой, Мартиньи.-- Кауфманн поморщился от боли.-- Ваш немецкий превосходен. Само совершенство.
       -- Так и должно быть. Моя мать немка,-- сказал Мартиньи.
       -- Давно надеялся с вами встретиться, но при других обстоятельствах,-- признался Кауфманн.
       -- Не сомневаюсь. Мне тоже этого хотелось довольно давно. Фактически, с тысяча девятьсот тридцать восьмого. В том году вы были капитаном в штабе гестапо в Берлине. Вы арестовали молодую женщину по имени Роза Бернштейн. Возможно, вы даже имени ее не помните.
       -- Я очень хорошо ее помню,-- возразил ему Кауфманн.-- Она была еврейкой и работала в социалистическом подполье.
       -- Мне рассказывали, что когда вы закончили с ней работать, она уже не могла самостоятельно выйти на расстрел.
       -- Неправда. Никакого расстрела не было. Ее просто повесили в третьем подвале. Стандартная процедура. Кем она вам приходилась?
       -- Я ее любил.-- Мартиньи поднял пистолет.
       -- Не делайте глупости, Мартиньи!-- закричал Кауфманн.-- Всегда можно договориться. Я могу спасти вам жизнь, верьте мне.
       -- Неужели?-- сказал Гарри Мартиньи и выстрелил ему между глаз, мгновенно убив.
       Он снял со стенда тяжелый мотоцикл и поехал прочь. Он полностью контролировал себя, несмотря на совершенное им только что. Никаких эмоций, ничего. Беда в том, что это не вернуло Розы Бернштейн, как ничто не могло ее вернуть.
       Он мчался по сельским дорогам в течение часа, держа направление на запад. Наконец, он свернул на очень узкую дорожку, по обеим сторонам которой росла такая высокая трава, что почти смыкалась над ней. В конце дорожки стоял посреди двора обветшалый фермерский дом. Некоторые окна разбиты, недоставало черепицы на крыше. Мартиньи слез с мотоцикла, поднял его на стенд и пошел к двери в дом.
       -- Эй, Пьер, открой!-- Он подергал ручку и постучал кулаком. Дверь открылась так резко, что он упал на колени. Дуло Вальтера уперлось ему в лоб. Человеку, державшему пистолет, было около сорока. Он был одет как французский фермер: берет, вельветовая куртка и джинсы, но его немецкий не оставлял сомнений.
       -- Пожалуйста, майор Мартиньи, встаньте и очень медленно войдите внутрь.-- Он сопроводил Мартиньи по коридору в кухню. Пьер Дюваль сидел у стола, привязанный к стулу, во рту кляп из носового платка, глаза дикие, лицо в крови.-- Руки на стену, ноги в стороны,-- приказал немец и профессионально обыскал Мартиньи, освободив его от Шмайсера и Маузера. Потом он подошел к допотопному телефону на стене и дал оператору номер. Спустя некоторое время, сказал:-- Шмидт? Он появился. Мартиньи.-- Он кивнул.-- Хорошо. Пятнадцать минут.
       -- Ваш друг?-- спросил Мартиньи.
       -- Не сказал бы. Я из Абвера. Крамер. А он из Гестапо. Мне эти свиньи нравятся не больше, чем вам, но работа есть работа. Снимите дождевик и шлем. Отдыхайте.
       Мартиньи сделал, что было велено. Вечерело быстро, в помещении стало довольно темно. Он положил шлем и дождевик, и стоял в форме СС, зная о Пьере по другую сторону стола, дико сверкавшем глазами, откинувшемся на спинку стула и поднимавшем ноги.
       -- Как насчет выпивки?-- спросил Мартиньи.
       -- Бог мой, мне говорили о вашей невозмутимости,-- сказал восхищенно Крамер.
       Пьер уперся ногами в край стола, толкнув его немцу в спину. Левой рукой Мартиньи отклонил пистолет и прикрылся, подняв колено. Но Крамер повернулся боком, уткнув напряженные пальцы под подбородок Мартиньи, отталкивая его голову назад. Мартиньи захватил левую ногу Крамера, увлекая немца на пол, падая вместе с ним, пытаясь дотянуться до запястья руки, сжимавшей пистолет. Он ударил Крамера кулаком по шее сбоку, зная, что пистолет выстрелит.
       Раздался характерный звук треснувшей кости, и немец замер, живой, но тихо постанывающий. Мартиньи поднялся на ноги, и вдруг почувствовав слабость и дурноту, подошел к столу, выдвинул ящик и вывалил его содержимое на пол. Он поднял хлебный нож и, подойдя к Пьеру, перерезал веревки, которыми тот был привязан к стулу. Старый француз вскочил и выдернул изо рта кляп.
       -- Господи, Гарри, я сроду не видел столько крови.
       Мартиньи посмотрел вниз. Спереди эсэсовская форма намокла от крови. От его собственной крови. Он увидел три дырки от пуль, одна из которых немного дымилась от горящего пороха.
       Мартиньи опустился на стул.
       -- Это не имеет значения.
       -- Ты расправился с ним, Гарри? Ты добрался до Кауфманна?
       -- Я добрался до него, Пьер,-- устало сказал Мартиньи.-- Когда транспорт?
       -- Старый аэроклуб во Флери, в семь, перед самой темнотой.
       Мартиньи посмотрел на часы.
       -- У меня всего полчаса. Ты тоже поедешь со мной. Сейчас тебе больше некуда деться.
       Мартиньи встал и направился к двери, немного покачиваясь. Старик обнял его за плечи.
       -- Тебе не справиться с этим, Гарри.
       -- Выбора нет, потому что минут через пять на этой дороге появится гестапо,-- ответил Мартиньи и вышел.
       Он снял мотоцикл со стенда, перекинул ногу через седло и запустил двигатель, имея странное чувство, что все происходит как-то замедленно. Пьер сел позади него, обхватив его руками, и они выехали со двора на подъездную дорогу и поспешили прочь.
       Когда они выехали на основную дорогу, Мартиньи увидел слева два быстро приближавшихся темных Cедана. Один из них остановился, почти загнав его в канаву. Мартиньи резко повернул вправо, колеса провернулись, когда он газанул. Послышались выстрелы, вскрикнул Пьер и разжал руки, опрокидываясь через заднее колесо.
       Мартиньи помчался по дороге к каналу на другом конце, свернул на бечевник. Одна из гестаповских машин преследовала его. Впереди, в двухстах ярдах был шлюз, на другую сторону вел узкий пешеходный мост. Мартиньи без труда переехал по нему. Машина остановилась. Два гестаповских агента выскочили из нее и начали отчаянно палить, но его уже и след простыл.
       Гарри никогда не удавалось вспомнить в подробностях, как он добрался до Флери. В конце он был совсем без сил. До войны это поле принадлежало летному клубу. Теперь оно осталось бесхозным, заброшенным и давно не использовалось.
       Мартиньи услышал вдалеке гудение двигателя Лизандера, когда сам уже подъезжал к полю. Он остановился и подождал, самолет появился из темноты, совершил безупречную посадку, развернулся и двинулся в его сторону. Мартиньи слез с мотоцикла, позволив ему свалиться набок, и мгновенно упал сам. Поднялся и бросился вперед. Дверь открылась, пилот наклонился и прокричал:
       -- Я засомневался, когда разглядел форму.
       Мартиньи влез внутрь. Пилот перегнулся через него, закрыл и запер дверь. Мартиньи вдруг закашлялся. Рот наполнился кровью, которая потекла по подбородку.
       -- Господи, вы же захлебнетесь собственной кровью,-- ужаснулся пилот.
       -- Я занимаюсь этим, по меньшей мере, четыре года,-- сказал Мартиньи.
       У пилота были и другие заботы. Несколько машин показалось на другом конце взлетной полосы рядом со старыми ангарами. Но кто бы это ни был, они опоздали. Бристольский двигатель Персей великолепно слушался при максимальном ускорении. Вестлендский Лизандер был способен взлететь с пересеченной местности при полной загрузке через двести сорок ярдов. Во Флери, в ту ночь, им удалось взлететь через двести ярдов, не задев машин в конце взлетной полосы и подняться в сгустившуюся темноту.
       -- Славно,-- сказал Мартиньи.-- Мне это нравится.-- И потерял сознание.
      
       -- Итак, он сейчас в Дорсете, да?-- спросил Манроу.-- И чем занимается?
       -- Насколько я смог выяснить, практически ничем.-- Картер замялся.-- Он получил две пули в левое легкое, сэр, и ...
       -- Не нужно печальных песен, Джек, у меня другое на уме. Вам известно, каким образом я намерен забросить его на Джерси. Как вам моя идея?
       -- Превосходная идея, сэр. Я считаю, это вполне надежно, во всяком случае, в течение нескольких дней.
       -- Больше нам и не нужно. Что у вас еще для меня?
       -- Насколько я понял из вашего предварительного плана, вы хотите найти кого-то, кто отправится с ним, чтобы подтвердить его полномочия. Некто, знающий остров и людей там.
       -- Правильно.
       -- Это явная ошибка, конечно. Чем объяснить их появление? Нельзя появиться на острове после четырех лет оккупации без всяких объяснений по этому поводу.
       -- Совершенно верно.-- Кивнул Манроу.-- Однако, судя по волнению, которое я чувствую в вашем голосе, вы уже нашли решение, Джек. Так что у вас есть для меня?
       -- Сара Энн Дрейтон, сэр, девятнадцати лет. Родилась на Джерси. Уехала с острова перед самой войной в Малайю, где ее отец управлял каучуковыми плантациями. Очевидно, он был вдовцом. Он отослал ее домой за месяц до падения Сингапура.
       -- Это означает, что она не была на острове с каких пор?-- Манроу заглянул в папку.-- Тысяча девятьсот тридцать восьмой. Шесть лет. Это долгое время, Джек. Девочки меняются до неузнаваемости.
       -- Истинно так, сэр.
       -- Напомню вам, что она очень молода.
       -- Мы использовали их в таком возрасте и раньше, сэр.
       -- Да, но редко и только в экстремальных случаях. Где вы ее нашли?
       -- Ее документы были на рассмотрении у нас два года назад, главным образом, потому что она свободно владеет французским с бретонским акцентом. Ее бабка по материнской линии была бретонкой. В действительности, ей было тогда отказано из-за ее молодости.
       -- Где она сейчас?
       -- Стажируется в качестве сестры здесь в Лондоне в госпитале Кромвеля.
       -- Превосходно, Джек.-- Манроу поднялся и взял пальто.-- Пойдем и посмотрим на нее. Уверен, что она окажется настоящей патриоткой.
      
       То, что немецкая военная авиация была изгнана из воздушного пространства Британии, являлось сказкой для передовых страниц газет. Весной 1944 года на Лондон возобновились ночные налеты бомбардировщиков JU88S, оказавшие опустошительное действие. Это воскресенье не было исключением. В восемь часов отделение скорой помощи госпиталя Кромвеля работало на полную мощность.
       Сара Дрейтон должна была смениться в шесть часов. Она отработала уже четырнадцать часов без перерыва, но ни врачей, ни сестер не хватало, и она продолжала работать, помогая раненым, которые находились в коридорах. Она старалась не слышать разрывов бомб и воя пожарных сирен.
       Сара Дрейтон была невысокой крепкой девушкой с темными волосами, высоко поднятыми под шапочку, и серьезными карими глазами. Халат на ней был несвежим, с множеством пятен крови, чулки порваны. Она встала на колени, чтобы помочь старшей сестре успокоить молоденькую девушку, которая была охвачена паникой из-за сильного кровотечения из ран, полученных от шрапнели. Наконец они поднялись, и санитары унесли девушку на носилках. Сара сказала:
       -- Я думала, что ночные налеты отошли в прошлое.
       -- Скажи это раненым,-- ответила сестра.-- В марте их была почти тысяча. Ладно. Ты, Дрейтон, свободна. Скоро ты просто упадешь от усталости. Никаких возражений.
       Сара устало пошла по коридору, отметив, что бомбежка, кажется, сместилась к югу от реки. Кто-то смел в кучу битое стекло, Сара обошла ее на пути к стойке регистрации, чтобы зафиксировать свой уход.
       Ночной дежурный регистратор разговаривала с двумя мужчинами.
       -- В действительности, сэр, сестра Дрейтон как раз идет сюда.-- Она указала на Сару.
       Джек Картер сказал:
       -- Мисс Дрейтон, это бригадир Манроу, а я капитан Картер.
       -- Чем могу помочь?-- У нее был довольно низкий приятный голос.
       Манроу она сразу понравилась, и Картер спросил:
       -- Вы вспоминаете ваше интервью два года назад? Относительно работы в разведке?
       -- В SOE?-- Она удивленно посмотрела на них.-- Меня не приняли.
       -- Да, правильно. Нам хотелось бы с вами немного поговорить,-- Картер подвел ее к скамье у стены, и усадил между собой и Манроу.-- Вы родились на Джерси, мисс Дрейтон?
       -- Да, это так.
       Картер вытащил тетрадь и открыл ее.
       -- Имя вашей матери Маргарет де Виль. Именно это представляет для нас особый интерес. Не знаете ли вы, случайно, миссис Элен де Виль?
       -- Знаю. Это двоюродная сестра моей матери. Для меня она всегда была тетей Элен. Она гораздо старше меня.
       -- А Шона Галлахера?
       -- Генерала? С самого детства.-- Она выглядела заинтригованной.-- А в чем дело?
       -- Не торопитесь, мисс Дрейтон,-- вмешался Манроу.-- Когда вы в последний раз видели свою тетю и генерала Галлахера?
       -- В 1938 году. В том году умерла мама, и отец согласился на работу в Малайе. Я уехала к нему.
       -- Да, нам это известно,-- сказал Картер.
       Она нахмурилась на мгновенье, потом повернулась к Манроу.
       -- Хорошо, так в чем дело?
       -- В действительности, все просто,-- заявил Дагел Манроу.-- Я хочу предложить вам работу в SOE. Я хочу, чтобы вы отправились по моему поручению на Джерси.
       Она уставилась на него в изумлении, но вдруг начала смеяться так, словно у нее приключилась истерика. Сказался слишком долгий рабочий день.
       -- Но, бригадир,-- сказала она, наконец.-- Мы с вами едва знакомы.
      
       -- Гарри Мартиньи - человек странный,-- сказал Манроу.-- Я никогда не знал никого, кто, хотя бы отдаленно, на него походил.
       -- Судя по вашим рассказам, я тоже,-- призналась Сара.
       Машина, на которой они ехали, была огромным Остином со стеклянной перегородкой, отделявшей их от водителя. Манроу и Джек Картер сели вдвоем сзади, а Сара устроилась на откидном сиденье напротив них. На ней был твидовый костюм с юбкой в складку, коричневые чулки, черные баретки на низком каблуке, кремового цвета шелковая блузка и черным галстуком в виде шнурка. С пылающими щеками и сияющими глазами она выглядела очень привлекательной. Но она, также, выглядела очень юной.
       -- У него был день рождения две недели назад,-- сообщил ей Картер.
       Она мгновенно заинтересовалась.
       -- Сколько ему исполнилось?
       -- Сорок четыре.
       -- Как говорится: дитя века, моя дорогая. Родился седьмого апреля девятисотого года. Вам он должен казаться ужасно старым,-- сказал Манроу.
       -- Овен,-- заметила она.
       Манроу улыбнулся.
       -- Правильно. До наступления нашего, так называемого, просвещенного времени астрология была наукой. Вы это знали?
       -- Нет, пожалуй.
       -- К примеру, древние египтяне выбирали своих генералов среди Львов.
       -- А я Лев. Двадцать седьмое июля.
       -- Тогда вам суждена сложная жизнь. Вроде моей. Возьмите Гарри, разнообразно одаренный человек, блестящий ум. В тридцать восемь лет стал профессором величайшего университета мира. Посмотрите, что с ним стало в середине жизни.
       -- Чем вы это объясняете?-- спросила Сара.
       -- Это объясняет астрология. Овен - знак воителя, но часто, родившиеся примерно в те же числа, что и Гарри, внешне представляются иными, чем есть в действительности. Марс перемещается в Джеминаи, а Джемннаи является знаком близнецов.
       -- И что?
       -- Такие люди склонны к шизофрении. На одном уровне Гарри Мартиньи ученый, философ, поэт, милейший человек, но есть темная сторона ...-- Он пожал плечами.-- Холодный, безжалостный убийца. Он поразительно неэмоционален, правда, Джек? Конечно, это было очень полезно в той работе, которую он выполнял последние четыре года. Полагаю, благодаря этому он до сих пор жив, когда большинство других погибли.
       Картер сказал:
       -- Вам, Сара, нужно знать о нем две вещи на случай, если у вас сложилось плохое мнение о Гарри Мартиньи. Хотя его мать родилась в Штатах, ее родители были немцами, и Гарри ребенком много времени жил с ними в Дрездене и Гейдельберге. Его дед, профессор хирургии, был активным социалистом. Он умер, упав с балкона своей квартиры. Ужасная гибель.
       -- Двое гестаповских убийц сбросили его оттуда, раскачав за ноги и за руки, чтобы наверняка,-- добавил Манроу.
       -- А потом появилась еврейская девушка, Роза Бернштейн.
       -- Ну, наконец,-- вставила Сара.-- Я уже начала сомневаться, что в его жизни были женщины. Не говоря уж о женитьбе.
       -- Он познакомился с Розой, когда она училась в колледже Сент-Хью в Оксфорде, в 1932 году. К тому времени он все больше времени проводил в Европе. Его родители умерли. Отец оставил ему неплохое наследство, и поскольку он был единственным ребенком, у него не осталось близких родственников.
       -- Но с Розой-то они поженились?
       -- Нет,-- коротко ответил Манроу и потом добавил резко:-- Предрассудков хватает с обеих сторон. Родители Розы были ортодоксальными евреями, и им совершенно не нравилась идея выдать свою дочь за нееврея. Они с Гарри поддерживали то, что можно назвать постоянной связью в течение нескольких лет. Я знал их обоих очень хорошо. В те дни я тоже работал в Оксфорде.
       -- Что же случилось?
       Ей ответил Картер:
       -- Она была активисткой социалистического подполья. Постоянно перемещалась из Англии в Германию и обратно, выполняя функции курьера. В мае 1938 она была арестована и доставлена в штаб гестапо на Принц-Албрехт-штрассе в Берлине. Хороший адрес для очень плохого места. Там ее подвергли допросу с применением пыток и, по нашим данным, казнили.
       Последовало длительное молчание. Сара казалась погруженной в свои мысли. Она смотрела из окна вдаль. Манроу сказал:
       -- Для вас, по-видимому, это не явилось шоком. Я нахожу это странным для такой юной особы.
       Сара покачала головой.
       -- Я уже два года работаю медсестрой. Я имею дело со смертью каждый божий день. Так что Гарри Мартиньи не питает привязанности к немцам?
       -- Не так,-- поправил ее Картер.-- Он не любит нацистов. Это другое дело.
       -- Да, я понимаю.
       Она снова стала смотреть в окно, ощущая беспокойство, нетерпение. И все из-за Мартиньи, из-за человека, которого она никогда не встречала. Он занял ее мысли и, похоже, надолго.
       Картер заговорил снова:
       -- Мы не спросили вас еще об одном. Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы ответить на вопрос личного характера. У вас есть кто-нибудь в настоящее время? Кто-то, кто скучал бы без вас?
       -- Мужчина?-- Она резко рассмеялась.-- Боже мой! Нет, конечно! В Кромвеле мне приходится работать каждую смену не меньше двенадцати часов. Это едва оставляет время на то, чтобы принять ванну и поесть перед тем, как уснуть.-- Она тряхнула головой.-- На мужчин нет времени. Мой отец в японском лагере для военнопленных. У меня есть старая тетушка в Суссексе, его старшая сестра, и это все. Некому по мне скучать. Так что я полностью в вашем распоряжении, джентльмены.
       Это прозвучало с оттенком хвастовства и спокойного понимания, что в таком юном существе было странно трогательным.
       Манроу, что было ему несвойственно, почувствовал себя неловко.
       -- Это очень важно, поверьте.-- Он наклонился вперед и прикоснулся к ее руке.-- Мы бы не спрашивали, если бы это было не так.
       Она кивнула.
       -- Я знаю, бригадир, я знаю.-- Она отвернулась к окну и стала смотреть на сменяющиеся пейзажи и думать о Мартиньи.
      
       Мартиньи проснулся с тупой болью позади правого глаза и отвратительным вкусом во рту. Он знал только одно средство борьбы с этим. Натянув старый тренировочный костюм, он взял полотенце, и, покинув дом, побежал к морю.
       Сбросив на берегу костюм, он пробежал по мелководью, и поднырнул под волну. Утро нельзя было назвать приятным. Небо синевато-серого цвета, с порывами ветра налетал дождь. Неожиданно он стал свидетелем некого особого явления: небо и море, казалось, стали единым целым. На некоторое время, для него, плывшего среди волн, все звуки исчезли. Ничто больше не имело значения. Ни прошлое, ни будущее. Только настоящее мгновенье. Он перевернулся на спину, совсем низко над ним пролетела серебристая чайка, дождь стал сплошным.
       Он услышал голос:
       -- Кайфуете, Гарри?
       Мартиньи повернулся к берегу и обнаружил стоявшего там под зонтом Манроу в старом твидовом пальто и видавшей виды шляпе.
       -- Боже мой,-- сказал он.-- Вы ли это, Дагел?
       -- Кто же еще, Гарри? Возвращайтесь в коттедж. Я хочу вас познакомить кое с кем.
       Манроу повернулся и пошел обратно через пляж, не добавив ни слова. Мартиньи поплавал немного, обдумывая это. Совершенно очевидно, что Дагел Манроу не просто приехал его навестить, проделав весь путь от Лондона. Его охватило волнение. Мартиньи вылез из воды, быстро обтерся полотенцем, натянул тренировочный костюм и побежал через пляж, потом вверх по тропе, проложенной по крутому склону. На крыльце стоял Джек Картер, куривший сигарету и смотревший на дождь.
       -- И вы тоже здесь, Джек?-- Мартиньи улыбнулся с явной радостью и пожал протянутую руку.-- Неужели старый греховодник снова хочет впрячь меня в работу?
       -- Очень похоже.-- Картер помялся, потом сказал:-- Гарри, я полагаю, что с вас довольно.
       -- В их словаре нет такого слова, Джек. По крайней мере, пока они не завинтят в крышке болты и не опустят вас на шесть футов под землю.-- Мартиньи миновал Картера и вошел в дом.
       Манроу сидел у камина, читая тетрадь, которую взял со стола.
       -- Все еще пишете плохие стихи?
       -- Никогда не прекращал.-- Мартиньи взял у него тетрадь, вырвал верхний лист, скомкал и бросил в камин. В этот момент он заметил Сару, появившуюся в дверях кухни.
       -- Я приготовила для всех чай. Надеюсь, вы не будете возражать, полковник Мартиньи? Я Сара Дрейтон.
       Она не решилась протянуть ему руку, поскольку знала, что рука дрожит. Сара была готова расплакаться, в желудке ощущалась пустота, в горле пересохло от волнения. Coup de foudre называют это французы, что значит: как громом пораженная. Любовь с первого взгляда, мгновенная и необъяснимая. Самая лучшая из всех.
       Его первой реакцией был жест, которым он отбросил назад прядь черных волос со своего странно белого лба, его лицо осветилось естественной, очень приятной улыбкой, потом улыбка погасла, он повернулся к Манроу и произнес гневным голосом, все поняв.
       -- Господи, Дагел, ну что вы за человек? Уже и школьниц пользуете?
      
       Рассказ о приключениях Хью Келсоу не занял много времени, но, окончив его, Манроу продолжал:
       -- Месяц назад мы выкрали в Париже человека по фамилии Браун. Джек знает подробности. Думаю, вам будет интересно.
       -- Он служил в гестапо?-- спросил Мартиньи.
       -- Нет, СД.-- Картер повернулся к Саре Дрейтон, сидевшей с другой стороны от камина.-- Это секретное разведывательное подразделение СС, отчитывающееся только перед Гиммлером. На сегодня, это самая властная структура в Германии.
       -- Расскажите о Брауне,-- перебил Мартиньи.
       -- Судя по его документам, он был РФСС.-- Картер снова повернулся к Саре.-- Это означает: рейхсфюрер СС. Человек из штата Гиммлера распознается по нашивкам на рукаве.-- Он достал из папки, которую держал в руках, конверт и протянул его Мартиньи.-- Этот Браун, судя по всему, являлся своего рода кочующим полномочным послом, наделенным властью проводить расследования везде, где сочтет нужным.
       -- Верховной властью над всяким, с кем он вступит в контакт,-- сказал Манроу.-- Прочтите это письмо.
       Мартиньи взял конверт, вытащил лист бумаги и развернул его. Бумага была превосходного качества. Заголовок оттиснут черным.
      
       РЕЙХСФЮРЕР -- СС Берлин, 9 ноября 1943 года
      
       СС -- Штурмбаннфюрер
       Браун Эрвин, СС N 107863
      
       Этот офицер действует по моему личному приказу в связи с делом особой важности для Рейха. Весь персонал, военный и гражданский, любого ранга, обязан оказывать ему содействие любого рода, которого он потребует.
       Г. Гиммлер
      
       Замечательный документ по своей сути. Но еще более изумляло в нем то, что в самом низу он был визирован: Адольф Гитлер, фюрер и рейхсканцлер.
       -- Несомненно, он имел некоторое влияние,-- сухо сказал Мартиньи, отдавая бумагу обратно Картеру.
       Манроу сказал:
       -- Негодяй уже мертв, но прежде, чем он отдал концы, нашим людям в Париже удалось у него выведать кое-какую информацию.
       -- Держу пари, они его раскололи,-- сказал Мартиньи и зажег сигарету.
       -- Таких полномочных представителей у Гиммлера около дюжины, они носятся по Европе, внедряя страх божий в душу каждого там, где появляются. Их имена засекречены. Никто не знает, кто они. В нашем отделе по изготовлению поддельных документов готовят полный комплект документов для вас. Идентификационные карточки СД, копию этого письма и все остальное. На имя Макса Фогеля. Мы решили дать вам невысокий ранг, достаточный только, чтобы облегчить передвижение, поэтому: штандартенфюрер.-- Он повернулся к Саре.-- Для вас - полковник.
       -- Идея понятна,-- сказал Мартиньи.-- Я схожу на берег прекрасного Джерси и запугиваю всех до потери сознания.
       -- Вы знаете не хуже меня, мой мальчик, что нет ничего страшнее директора школы в кожаном пальто, ставшего революционером. Начать с Ленина. И вы должны признать, Гарри, что нацист из вас превосходный.
       -- А ребенок?-- потребовал Мартиньи.-- Она-то здесь к чему?
       -- Вам необходим кто-то, кто сможет удостоверить вашу личность в глазах миссис де Виль и старика Галлахера. Сара родственница первой и знает второго. Другое дело, что она последний раз была на Джерси шесть лет назад, в возрасте тринадцати лет. Не удивлюсь, если еще в юбочке в складочку и гольфах. Для Элен де Виль и Галлахера она еще достаточно узнаваема, хотя для посторонних будет уже совершенной незнакомкой, особенно после того, как с ней поработают наши специалисты.
       -- А это как понимать?
       -- Между Францией и Джерси идет оживленный обмен чаровницами.
       -- Вы имеете в виду проституток? Не предполагаете же вы, что она может сойти за одну из них?
       -- Большинство немецких офицеров высокого ранга имеют французских любовниц. Почему вы должны отличаться? Начать с того, что Сара прекрасно владеет французским с бретонским акцентом, потому что ее бабушка была бретонкой. Когда наши люди из Беркли-холл завершат работу над ней, изменят цвет волос, нарядят должным образом ...
       -- Вы хотите сказать, превратят в маленькую французскую куколку,-- прервал его Мартиньи.
       -- Что-то вроде. Превосходное прикрытие для нее.
       -- И когда нам нужно высадиться?
       -- Послезавтра. Лизандер приземлится около Гранвиля. Двухчасовой перелет, Гарри. Прелесть. Вас встретит Софи Крессон. После этого вы воспользуетесь своей властью, чтобы перебраться на Джерси на одном из судов, которые отправляются по ночам из Гранвиля. Когда окажетесь там, действуйте по обстановке. У вас есть время до воскресенья.
       -- А если окажется невозможным вывезти его оттуда? Что тогда делать?
       -- На ваше усмотрение.
       -- Понятно. Опять вы приготовили для меня роль палача?-- Он повернулся к Саре.-- Что вы думаете обо всем этом?-- Он был в бешенстве. Лицо побелело еще больше, глаза - темные омуты.
       -- Я даже не знаю,-- сказала девушка.-- Судя по всему, может оказаться довольно интересно.
       Отчасти, легкомысленность ее замечания объяснялась попыткой контролировать свои чувства, но когда она повернулась и подошла к столу, чтобы налить себе еще чая, у нее дрожали руки. Смерть матери вынудила ее жить с отцом на плантации в малайских джунглях. Это была жизнь без удобств, сопряженная с разного рода опасностями, заставившая тринадцатилетнюю девочку стремительно повзрослеть, но она с удовольствием воспринимала каждую минуту этой прошлой жизни. Ночные дежурства в госпитале, бомбежки, раненые, которые нуждались в ее заботах. И снова, она любила эту свою настоящую жизнь.
       А теперь это. Присутствовало не только сексуальное желание, хотя она была уже достаточно женщиной, чтобы отдавать себе отчет, что Мартиньи для нее притягателен именно сексуально. Но это было только частью. Главенствовало притяжение обещанной этим странным, измученным человеком опасности. Оно вызвало такое возбуждение, какого она не испытывала ни разу в жизни
       -- Довольно интересно? Прости нас, Господи!-- Мартиньи налил себе виски.-- Вам приходилось читать работы Хейдеггера, Джек?
       -- Я с ними знаком.
       -- Интересный человек. Он верит, что для полноты жизни необходимо решительное противостояние смерти.
       -- Я с этим согласен,-- заявил Манроу.
       -- Неужели?-- Мартиньи резко засмеялся.-- Что касается меня, именно из-за таких вот идиотов я и бросил философию.-- Он поднял свой бокал, приветствуя их всех.-- Тогда в поход. Следующая остановка - Беркли-холл.
       7
       Стрельбище в Беркли-холл располагалось в подвале. Распоряжался там сержант ирландской гвардии Келли, давным-давно вышедший в отставку и призванный снова только вследствие войны. В том конце его, где размещались мишени: вырезанные силуэты атакующих немцев перед мешками с песком, освещение было очень ярким. Келли и Сара Дрейтон были единственными обитателями стрельбища. Ей выдали полевую форму, свободные брюки и блузу из синей саржи, которая полагалась девушкам из женских вспомогательных подразделений военно-воздушных войск. Она заколола волосы наверх и спрятала их под шапку с козырьком, оголив шею. Это придавало ее внешности какую-то особенную уязвимость.
       Келли разложил на столе оружие.
       -- Вам приходилось стрелять из пистолета, мисс?
       -- Да,-- ответила она.-- В Малайе. У моего отца была плантация каучуконосов. Он часто бывал в отъезде, поэтому он позаботился, чтобы я знала, как пользоваться револьвером.
       -- Что-нибудь из этого выглядит знакомым?
       -- Этот револьвер.-- Указала Сара.-- Он выглядит как Смит и Вессон, который был у моего отца.
       -- Это именно он и есть, мисс,-- сказал Келли.-- Понятно, что при нормальных обстоятельствах вы бы более обстоятельно были ознакомлены с оружием, но в вашем случае на это нет времени. Я просто покажу вам некоторые виды оружия, чтобы познакомить с тем, что, возможно, попадется вам. Потом вы немного постреляете, и это все.
       -- Договорились,-- сказала Сара.
       -- Винтовки простые. На них, я не буду тратить ваше время. Это два основных автомата. Британский Стейн - стандартное вооружение нашей армии, и Марк 11S - его же вариант с глушителем, разработан для групп французского Сопротивления. Магазин на 32 патрона. В автоматическом режиме глушитель сгорает. Поэтому стреляйте в полуавтоматическом режиме или одиночными выстрелами. Хотите попробовать?
       Автомат оказался неожиданно легким, и она без труда сделала несколько выстрелов с плеча, единственный звук рождало движение затвора. Расстрелянным оказался мешок с песком сбоку от той мишени, по которой он целилась.
       -- Не очень-то получилось,-- огорчилась Сара.
       -- Немногим удается. Они хороши на близком расстоянии, когда вы против нескольких человек, и все,-- объяснил ей Келли.-- Другой автомат - немецкий, МР40, известный как Шмайсер. Сопротивление пользуется ими тоже.
       Потом он познакомил Сару с револьверами и автоматическими пистолетами. Когда она попробовала стрелять из Смит и Вессон, вытянув руку, то из шести выстрелов только одним зацепила плечо мишени.
       -- Боюсь, вы погибли, мисс.
       Пока Келли перезаряжал, она спросила:
       -- А как полковник Мартиньи? Он хорошо стреляет?
       -- Можно сказать и так, мисс. Я не думаю, что знал еще кого-то, кто стрелял бы лучше, чем он. Теперь попытайтесь таким образом.-- Он присел с расставленными ногами, держа пистолет двумя руками.-- Понимаете, что я имею в виду?
       -- Думаю, да.-- Сара повторила его позу, выставила пистолет перед собой, держа двумя руками.
       -- Теперь стреляйте с паузой на выдохе.
       На этот раз получилось лучше. Она поразила мишень дважды. Один раз в плечо и второй раз в левую руку.
       -- Потрясающе,-- похвалил Келли.
       -- Нет, если предположить, что она метила, вероятно, в сердце.
       Мартиньи неслышно подошел к ним сзади. На нем был темный свитер с высоким воротом и черные вельветовые брюки. Он подошел к столу и осмотрел оружие.
       -- Поскольку я обязан буду присматривать за этим дитятей, а время ограничено, вы не возражаете, если я приложу руку.
       -- Сделайте одолжение, сэр.
       Мартиньи взял со стола пистолет.
       -- Вальтер ППК, полуавтоматический. Семизарядный магазин разом идет в цель. Оттягиваете ползун назад, и вы в деле. Вы не почувствуете его в сумочке, но работу он выполнит, и это главное. Теперь подойдем ближе.
       -- Пошли.
       Они подошли так близко, что мишени оказались не дальше десяти - двенадцати ярдов.
       -- Если он достаточно близко к вам, что бы оказаться лицом к лицу в момент, когда вы спускаете курок, тогда делайте это, но вы не должны быть дальше от него, чем вы теперь. Просто выбрасываете руку и направляете на него пистолет. Держите глаза открытыми и стреляйте очень быстро.
       Она поразила цель шесть раз в основном в грудь и живот.
       -- Честное слово, это неплохо, правда?-- спросила она очень возбужденно.
       Они пошли обратно к огневому рубежу.
       -- Правда. Однако сможете ли вы это сделать в действительности?-- спросил Мартиньи.
       -- Это я узнаю только, когда наступит такой момент, разве не так?-- ответила Сара.-- А вы? Я слышала много разговоров, но не видела доказательств.
       На столе лежал еще один Вальтер с черным полированным цилиндром на конце ствола.
       -- Это, так называемый, глушитель Карсвелла,-- объяснил ей Мартиньи.-- Создавался специально для агентов SOE.
       Его рука поднялась, и, казалось, совсем не целясь, он выстрелил дважды, поразив цель в сердце. Сара услышала только два глухих щелчка, но результат оказался смертельным.
       Он положил пистолет. Глаза пустые на белом лице.
       -- У меня еще есть дела. Дагел ждет нас в библиотеке через полчаса. Увидимся там.
       Мартиньи вышел. Наступило неловкое молчание. Сара сказала:
       -- Он рассердился, кажется.
       -- С полковником это случается, мисс. Я не думаю, что ему нравится то, что он замечает за собой иногда. В прошлом ноябре он убил в Лионе начальника гестапо. Человека по фамилии Кауфманн. Его удалось вывезти оттуда на Лизандре в луже крови. Две пули в левом легком, для начала. Он изменился с тех пор.
       -- В каком смысле?
       -- Трудно сказать, мисс.-- Келли нахмурился.-- Не стоит забивать себе голову глупыми идеями относительно его. Я знаю, что такое молодые девушки. У меня дочь вашего возраста, служит на батарее противовоздушной обороны в Лондоне. Просто помните, он старше вас на двадцать пять лет.
       -- Вы хотите сказать, что он слишком стар?-- спросила Сара.-- Разве не то же самое говорить, что нельзя любить кого-нибудь, потому что он католик или еврей, или американец? Какая разница?
       -- Такие разговоры слишком сложны для меня.-- Келли выдвинул ящик и достал из него сверток. Развернул ткань.-- Маленький подарок для вас, мисс, несмотря на то, что говорит полковник.-- Это был маленький черный автоматический пистолет, очень легкий, почти полностью умещавшийся у нее в руке.-- Бельгийский. Только 0,25, но может оказаться незаменимым в нужную минуту, и спрятать легко благодаря малым размерам.-- Он смутился.-- Я видел леди, которые прятали его сверху в чулок, не сочтите это проявлением неуважения, мисс.
       Сара поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
       -- Вы очень добры ко мне.
       -- Вы не должны этого делать, мисс. Вы офицер.
       -- Я вовсе не офицер, сержант.
       -- Я думаю, мисс, что скоро вы узнаете, что я прав. Возможно, это одна из тех вещей, которые вам хочет сказать бригадир. На вашем месте, я бы пошел в библиотеку прямо сейчас.
       -- Хорошо. Спасибо большое.
       Она вышла, а Келли вздохнул и стал убирать оружие со стола.
      
       Манроу, Картер и Мартиньи были уже в библиотеке, когда Сара туда вошла. Они сидели у камина за чаем.
       -- А, вот и вы,-- приветствовал ее Манроу.-- Присоединяйтесь к нам. Пончики восхитительные.
       Картер налил ей чашку чая. Сара сказала:
       -- Сержант Келли сказал что-то о том, что я теперь офицер. Что он имел в виду?
       -- Да. Так. Мы предпочитаем, чтобы наши женщины - агенты носили воинское звание. Теоретически, это должно помочь вам, если вы попадете в руки врагов,-- объяснил Манроу.
       -- Практически, ничего хорошего это не дает,-- перебил его Мартиньи.
       -- Однако, хорошо это или плохо, вы теперь летный офицер WAAF•,-- сказал Манроу.-- Я считаю этого достаточно. Теперь давайте посмотрим на карту.
       Они поднялись и подошли к столу, на котором были разложены крупномасштабные карты юга Англии, Ла-Манша, основной территории Нормандских островов, Нормандии и Бретани.
       -- В тех жизнерадостных фильмах, создаваемых в Элстри, показывающих наших галантных секретных агентов в работе, забрасывание их во Францию обычно происходит парашютированием. В действительности, мы стараемся доставлять людей самолетами, когда это возможно.
       -- Понимаю,-- сказала Сара.
       -- Наш наиболее частый выбор - Лизандер. Пилот в наши дни справляется с ним в одиночку. Благодаря этому, может взять трех пассажиров. Они причислены к Эскадрилье особого назначения, которая базируется на Хорнли-филд. Это не очень далеко отсюда.
       -- Сколько времени занимает полет?
       -- Не более полутора часов, возможно, меньше. Зависит от ветра. Вы совершите посадку недалеко от Гранвиля. Люди из местной группы Сопротивления позаботятся о вас. Мы считаем, что лучше всего приземлиться ранним утром. Часа в четыре, в пять.
       -- Что потом?
       -- Вечером того же дня вы отправитесь морем на Джерси. Большинство конвоев идут теперь по ночам. В дневные часы мы имеем преимущество в воздухе.-- Он повернулся к Мартиньи.-- Естественно, вопрос перемещения на Джерси придется решать штандартенфюреру Максу Фогелю, но я сомневаюсь, что кто-нибудь решится на что-либо, кроме беганья кругами, лишь бы угодить, когда вы предъявите свои верительные грамоты.
       Мартиньи кивнул.
       -- Беда нам, если этого не случится.
       -- Что касается вашего взаимодействия с миссис де Виль и генералом Галлахером, у вас есть Сара, чтобы удостоверить вашу добропорядочность.
       -- А Келсоу?
       -- Полностью в ваших руках, мой мальчик. Вы офицер в полевых условиях. Я поддержу, что бы вы ни решили сделать. Вам известно, насколько критичной является ситуация.
       -- Это понятно.
       Манроу снял телефонную трубку.
       -- Пришлите сюда миссис Мун.-- Он положил трубку и сказал Саре:-- Нам повезло, что у нас есть миссис Мун. Мы позаимствовали ее в студии Денхама, благодаря любезности Александра Корды. Нет такого, чего она не знает о макияже, одежде и тому подобном.
       Хильда Мун оказалась большой толстой женщиной с простонародным акцентом. Ее внешний вид не внушал никакого доверия, поскольку волосы у нее были выкрашены в рыжий цвет и начесаны, к тому же она злоупотребляла губной помадой. В уголке рта прилепилась сигарета, пепел с которой осыпался на ее мощную грудь.
       -- Так, так. Хорошенькая,-- оценила она Сару, обойдя вокруг нее.-- С волосами, конечно, придется повозиться.
       -- Неужели это необходимо?-- спросила Сара с тревогой.
       -- Девочки, которые выбрали себе дорогу, на которую, как предполагается, вступили и вы, дорогуша, всегда поднимают их вверх надо лбом. Они зарабатывают на жизнь, доставляя удовольствие мужчинам, из чего следует, что они показывают все лучшее из имеющегося. Поверьте мне, я знаю, что у вас лучше всего.
       Она взяла Сару за руку и увела с собой. Когда за ними закрылась дверь, Мартиньи сказал:
       -- Возможно, мы не узнаем ее, когда увидим снова.
       -- Естественно,-- согласился Манроу.-- Но в этом и состоит основная идея.
      
       Приближался вечер, когда в коттедже у Галлахера зазвонил телефон. Он был в кухне, работал за столом, проверяя счета фермы, поэтому трубку снял сразу.
       -- Это Савари, генерал. По поводу доставки, о которой мы говорили.
       -- Слушаю.
       -- Мой человек в Гранвиле связался с их управлением. Не позднее четверга к вам прибудет кто-нибудь от них, чтобы помочь решить проблему.
       -- На это можно всерьез рассчитывать?
       -- Абсолютно.
       Савари повесил трубку. Галлахер посидел, обдумывая известие, потом надел старый вельветовый пиджак и отправился наверх к особняку де Вилей. Элен он застал в кухне в обществе миссис Вайбер, за приготовлением ужина. Старая леди жила не в доме, а в другом коттедже на ферме вместе со своей племянницей и молоденькой дочерью. Она была вдовой. Эта добросердечная женщина шестидесяти пяти лет была бесконечно предана Элен.
       Миссис Вайбер вытерла руки и взяла из-за двери пальто.
       -- Все готово. Я ухожу миссис де Виль.
       -- Приходите утром,-- сказала ей Элен.
       Когда за ней закрылась дверь, Галлахер просил:
       -- Она ничего не заподозрила, как тебе кажется?
       -- Нет, и, ради ее же благополучия, я приложу все усилия, чтобы так и оставалось. Для всех остальных, тоже.
       -- Мне только что звонил Савари. Им удалось связаться с Лондоном. Кто-то появится у нас в четверг.
       Элен резко повернулась.
       -- Ты уверен?
       -- Насколько можно быть уверенным в чем-то. Как полковник?
       -- Его еще лихорадит. Джордж смотрел его после полудня сегодня. Похоже, он удовлетворен. Начал ему колоть это снадобье: пенициллин.
       -- Я удивлен, что Савари появился так рано. По-видимому, он совершил дневной рейс.
       -- Да, они воспользовались тем, что снова туман. Большинство офицеров появились здесь в течение последнего часа.
       -- Большинство?
       -- Двое погибли. Болен и Вендель. Два транспорта были атакованы Харрикейнами.
       В этот момент открылась дверь из столовой, обитая зеленым сукном, и вошел Гвидо Орсини. Он был в своей лучшей форме, волосы еще влажные после душа. Весь вид не лишен франтоватости. Орсини украсил себя итальянской золотой медалью За военную отвагу, эквивалентной британскому Кресту Виктории, награждением которой удостаиваются крайне редко. Слева на груди был, также, Железный крест первой степени.
       Галлахер сказал по-английски:
       -- Вы пока одним куском, да? Слышал, вам досталось.
       -- Могло быть хуже,-- ответил ему Гвидо.-- Они там сидят, состязаясь в скорби.-- Он поставил на стол сумку.-- Здесь дюжина бутылок Sancerre из Гранвиля.
       -- Вы славный мальчик,-- сказала Элен.
       -- Я тоже так считаю. Вам не кажется, что сегодня я еще и собою хорош?
       -- Очень возможно.-- Он, как обычно, поддразнивал ее. Элен это знала.-- Теперь отойдите в сторону, пока я буду подавать на стол еду.
       Гвидо осторожно открыл раздаточное окно в столовую и прошептал, обращаясь к Галлахеру:
       -- Шон, пойдите сюда, посмотрите на это.
       Столовая была отделана дубовыми панелями, великолепного темного оттенка, середину комнаты занимал дубовый стол, за которым могли разместиться двадцать пять персон. Сейчас в разных местах за столом сидело всего восемь человек, все они были морскими офицерами. В промежутках, на местах тех, кто отсутствовал за столом вследствие своей гибели, стояла на тарелке зажженная свеча. Всего горело шесть свечей. Каждая представляла сотрапезника, который погиб в бою. Атмосфера была похоронной.
       -- Они из всего делают шекспировскую трагедию,-- сказал Орсини.-- Такая тоска. Если бы не стряпня Элен, я бы куда-нибудь ушел. Я вчера вечером обнаружил в Сент- Обинс-Бей замечательный ресторан. Все с черного рынка. Поразительно, что там можно получить, и без всяких купонов.
       -- Это, действительно, интересно,-- сказал Галлахер.-- Расскажите-ка подробней.
      
       Пока миссис Мун с двумя помощницами занималась Сарой, она говорила не замолкая:
       -- Я побывала везде. Денхам, Элстри, Пайнвуд. Я гримировала мисс Маргарет Локвуд и мистера Джеймса Мэйсона. Ах, я работала с мистером Ковардом. Вот это был джентльмен.
       Когда Сара увидела себя, выбравшись из-под фена, она не поверила своим глазам. Из темноволосой, она превратилась в золотистую блондинку с завивкой, плотно обрамлявшей лицо. Теперь миссис Мун занялась ее макияжем. Она начала с болезненной процедуры выщипывания бровей, в результате чего, они превратились в две тоненьких линии.
       -- Побольше румян, дорогуша. Немного больше, чем следует, если вы понимаете, что я имею в виду. И не жалейте губной помады. Всего немного чересчур, вот что нам нужно. Ну, как вам результат?
       Сара смотрела на себя в зеркало и видела незнакомку. "Кто я,-- думала она.-- Да существовала ли когда-нибудь Сара Дретон?"
       -- Теперь примерим платья. Разумеется, белье и все личные вещи будут только французского производства, но сейчас нам нужно только платье, чтобы произвести впечатление.
       Платье было из черного атласа, очень облегающее и довольно короткое. Миссис Мун помогла Саре его надеть, и застегнула молнию на спине.
       -- Оно определенно подчеркивает вашу грудь, милочка. Она выглядит очень красиво.
       -- Я не могу этого оценить. Мне трудно дышать.-- Она надела туфли на высоком каблуке и, увидев себя в зеркале, хихикнула.-- Я выгляжу настоящей проституткой.
       -- Чудно. В этом и состоит идея, люба моя. Теперь пойдите покажитесь бригадиру. Посмотрим, что он думает по этому поводу.
       Когда Сара вошла в библиотеку, Манроу и Картер сидели у камина, разговаривая приглушенными голосами. Сара сказала:
       -- Никто не сказал мне моего имени.
       -- Анн Мари Латур,-- автоматически ответил Картер и только потом посмотрел на нее.-- Боже!-- выдохнул он.
       Манроу отнесся более спокойно.
       -- А мне нравится. Честно, мне очень нравится.-- Сара покружилась.-- Да, ради вас они пойдут в немецкий офицерский клуб в Сент-Хелиере.
       -- Или в армию и во флот в Лондоне, мне следовало подумать,-- сухо сказал Картер.
       Открылась дверь, и вошел Мартиньи. Сара повернулась к нему, положив руки на бедра, намеренно вызывающе.
       -- Ну, как?-- потребовала она.
       -- Что, как?
       -- Будьте вы прокляты.-- Она так рассердилась, что топнула ногой.-- Никто меня не злил так, как вы. Здесь есть поблизости какая-нибудь деревенская забегаловка с баром?
       -- Есть.
       -- Не хотите угостить меня стаканчиком?
       -- Даже так?
       -- Вы хотите сказать, что я недостаточно хороша?
       -- В действительности, попытки миссис Мун были напрасными. Вы, озорница, не смогли бы стать проституткой, даже если бы попытались. Я жду вас в холле через пятнадцать минут.-- Он повернулся и вышел.
      
       В деревне шла весенняя благотворительная ярмарка. На деревенском выпасе разместились ларьки и палатки, да пара старомодных каруселей. Сара надела поверх платья пальто, и висела на руке у Мартиньи. Ей определенно нравилось все вокруг, и они пробирались сквозь шумную добродушную толпу.
       Они увидели палатку, на которой красовалась вывеска: "Судьбы -- цыганка Сара".
       -- Давайте попытаем судьбу.
       -- Идет,-- согласился он с усмешкой.
       К их удивлению женщина внутри не пользовалась обычными аксессуарами цыганок: головным платком и серьгами. Сорокалетняя женщина с болезненным лицом и аккуратно причесанными черными волосами была одета в темный габардиновый костюм. Она взяла девушку за руку.
       -- Только вам, леди, или вашему кавалеру тоже?
       -- Этот кавалер не мой,-- запротестовала Сара.
       -- Он никогда не будет принадлежать никому другому, никогда не узнает другой женщины.
       Она глубоко вздохнула, словно в попытке обрести ясность мысли, а Мартиньи сказал:
       -- Теперь, давайте послушаем хорошие новости.
       Женщина подала Саре колоду карт Таро, охватила руками руки Сары, потом забрала у нее карты, перетасовала их и вытащила три карты.
       Первой была Храбрость -- молодая женщина, сжимающая пасть льва.
       -- Есть возможность приступить к исполнению важного плана, если есть желание рискнуть,-- сказала цыганка Сара.
       Второй картой оказалась Звезда -- нагая девушка, стоявшая на коленях у пруда.
       -- Я вижу огонь и воду в одно и то же время. Противостояние. Но вы преодолеете и то, и другое, оставшись невредимой.
       Сара повернулась к Мартиньи.
       -- В этом месяце, в Кромвеле, зажигательные бомбы попали в сестринское общежитие. Огонь и вода из пожарных шлангов были повсюду.
       Третьей картой был Повешенный. Женщина сказала:
       -- Он не изменится, как бы долго ни провисел на дереве. Он не может изменить изображение в зеркале, как бы сильно он его ни страшился. Вы должны путешествовать в одиночку. В несчастьях вы почерпнете достоинство. Вы найдете любовь, только перестав ее искать, но этот урок вы должны выучить.
       Сара сказала Мартиньи:
       -- Ну, теперь вы.
       Цыганка Сара сложила карты.
       -- Мне нечего сказать джентльмену, чего он еще не знает.
       -- Лучшее, что мне довелось услышать после братьев Гримм.-- Мартиньи положил на стол фунт и встал.-- Пошли.
       -- Вы сердитесь?-- спросила Сара, когда они пробирались сквозь толпу к деревенскому бару.
       -- Почему я должен сердиться?
       -- Это же просто развлечение. Ничего, что стоит принимать всерьез.
       -- А я все принимаю всерьез,-- уверил он Сару.
       В баре было людно, но им удалось найти пару свободных мест в углу около камина. Мартиньи заказал ей пиво, а себе виски.
       -- Теперь скажите мне, что вы обо всем этом думаете?-- спросил Мартиньи.
       -- Гораздо интересней, чем в палатах Кромвеля.
       -- При других обстоятельствах, вас бы тренировали в течение шести недель,-- сказал Мартиньи.-- Шотландское нагорье, чтобы укрепить ваши силы. Курс рукопашного боя и тому подобное. Двенадцать способов убийства голыми руками.
       -- Звучит отвратительно.
       -- Но действенно. Я помню один наш агент, который в обычной жизни работал журналистом, перестал ходить в бары, когда бывал дома. Он боялся ввязываться в ссоры из-за того, что мог сделать сам того не желая.
       -- А вы тоже можете?-- спросила Сара
       -- Любого можно научить. В этой игре важно иметь голову на плечах.
       В баре было трое солдат в полевой форме цвета хаки, один из них, постарше, сержант и двое рядовых. Крепкие молодые мужики, которые все время смеялись, сближая головы, стоило им взглянуть на Мартиньи. Когда он пошел к бару за следующей порцией напитков, один из них нарочно толкнул Мартиньи под руку, когда он поворачивался, чтобы отойти от бара. При этом немного виски расплескалось.
       -- Ты бы поаккуратней, приятель,-- сказал ему один из молодых парней.
       -- Надо бы.-- Мартиньи приветливо улыбнулся. Сержант ухватил юношу за рукав и что-то ему тихо сказал.
       Когда Мартиньи снова сел рядом с Сарой, она сказала:
       -- Джек Картер говорил, что вы знали Фрейда.
       -- Да, я встречался с ним последний раз в тридцать девятом, незадолго до его смерти.
       -- Вы согласны с психоанализом.
       -- Что все имеет сексуальную основу? Бог его знает. Старина Зигмунд сам имел достаточно проблем в этом отношении. Однажды он ездил с лекциями по Штатам вместе с Юнгом и сказал ему, что часто мечтает о проститутках. Юнг спросил, почему он не осуществит свою мечту, Фрейд был ужасно шокирован. Он сказал: "Но я же женатый человек".
       Сара беспомощно рассмеялась.
       -- Это удивительно.
       -- Кстати, о великих умах, мне довелось много работать с Бертраном Расселом, он любил женщин больше всего на свете, оправдывая это своей искренней верой, что женщину невозможно понять по-настоящему, пока с ней не переспишь.
       -- По мне, это звучит не очень-то философски,-- сказала Сара.
       -- Напротив.
       Она встала и извинилась:
       -- Я вернусь через минуту.
       Когда она выходила из зала, трое солдат внимательно за ней наблюдали, потом посмотрели на Мартиньи и расхохотались. Когда она возвращалась, молодой солдат, который подтолкнул Мартиньи под руку, схватил ее за руку. Она попыталась вырвать руку, и Мартиньи вскочил и двинулся к ней на помощь.
       -- Прекратите.
       -- А ты, кто такой? Ее отец?-- требовательно спросил парень.
       Мартиньи схватил его за кисть, приложив усилие так, как его учили когда-то на тренировках по бесшумному убийству в Арисейге в Шотландии. Лицо парня исказилось гримасой боли. Сержант сказал:
       -- Отпустите. Он не хотел обидеть. Просто пошутил.
       -- Да, я так и понял.
       Мартиньи проводил Сару обратно к столу. Она сказала:
       -- Быстро вы среагировали.
       -- Чувствую, когда нужно действовать. Я по натуре экзистенциалист.
       -- Экзистенциалист?-- Она нахмурилась.-- Я не понимаю.
       -- Новый взгляд на вещи, который проповедует один мой друг. Французский писатель по имени Жан Поль Сартр. Когда я был в бегах в Париже три года назад, я отсиживался у него в квартире пару недель. Он участник Сопротивления.
       -- Но что это значит?
       -- Много всякого. Мне показалось привлекательным предположение, что, живя в каждый момент полной жизнью, вы должны создавать ценности для себя своими действиями.
       -- Так вы и живете последние четыре года?
       -- Что-то вроде. Сартр просто выразил это для меня словами.-- Он помог Саре надеть пальто.-- Пора идти.
       На улице уже стемнело. Музыка и веселье еще доносились со стороны ярмарки, хотя большинство ларьков уже закрылись из-за требования соблюдать затемнение. Они шли через опустевшую стоянку туда, где Мартиньи оставил машину, когда услышали топот сапог бегущих людей. Мартиньи обернулся. Приблизились двое молодых солдат. Сержант остался стоять на заднем крыльце бара и наблюдал.
       -- Ну, вот,-- сказал тот, что затевал ссору в баре.-- Мы с вами еще не закончили. Вас нужно поучить.
       -- Откуда такая уверенность?-- резко сказал Мартиньи и, когда парень выбросил кулак для удара, ухватил его за кисть, повернул наверх и кругом, блокируя плечо. Солдат закричал, когда порвалась мышца. Второй солдат закричал от страха и отскочил, когда Мартиньи швырнул его приятеля на землю, сержант бросился бежать к ним, сердито крича:
       -- Вы, негодяй!
       -- Не я. Вы позволили этому случиться.-- Мартиньи достал удостоверение личности.-- Думаю, вам лучше посмотреть на это.
       У сержанта вытянулось лицо.
       -- Полковник, сэр!-- Он вытянулся и замер в ожидании.
       -- Это уже лучше. Вам потребуется врач. Скажите задире, когда он будет в состоянии слушать, что я надеюсь, что он чему-то научился. В следующий раз исход может быть смертельным.
       Когда они уже ехали в машине, Сара спросила:
       -- Вы совсем не колебались, да?
       -- О чем вы?
       -- Я думаю, я поняла, что имел в виду Джек Картер. Мне кажется, у вас есть склонность к убийству.
       -- Слова,-- сказал Мартиньи.-- Игры в голове. Это все, чем я занимался годами. Ничего кроме разговоров. Одни идеи. Давайте обратимся к действительности. Давайте перестанем играть в игры с атласными платьями и обесцвеченными волосами. Вы знаете, какую технику применяют в гестапо в первую очередь, чтобы расколоть женщин - агентов, когда они попадают к ним в руки?
       -- Очевидно, вы намерены меня просветить.
       -- Групповое изнасилование. Если это не дает результата, последует применение электрического шока. У меня была девушка в Берлине. Еврейка.
       -- Я знаю. Картер рассказывал мне о ней тоже.
       -- О том, как ее пытали, а потом убили в подвале гестапо на Альбрехт-штрассе?-- Мартиньи потряс головой.-- Он не все знает. Он не знает, что этот Кауфманн, начальник гестапо в Лионе, которого я убил в прошлом ноябре, и был виноват в смерти Розы в Берлине в тридцать восьмом.
       -- Теперь я понимаю,-- мягко сказала Сара.-- Сержант Келли говорил, что вы были другим, и он был прав. Вы ненавидели Кауфманна годами, и когда, наконец, отомстили, то поняли, что это ничего не меняет.
       -- Какая мудрость.-- Он холодно рассмеялся.-- Отправиться туда и бросить вызов гестапо -- это совсем непохоже на все те фильмы, что делаются на студиях Элстри. Во Франции пятьдесят миллионов граждан. Знаете, сколько из них являются по нашим оценкам активными участниками Сопротивления?
       -- Нет.
       -- Две тысячи, Сара. Две тысячи.-- Ему было мерзко.-- Я не понимаю, почему мы-то беспокоимся.
       -- Тогда, почему вы сами? Не только из-за Розы и вашего деда.-- Он коротко взглянул на нее.-- Да, и об этом я тоже знаю.
       Повисло молчание. Он открыл одной рукой пачку сигарет.
       -- Хотите попробовать? Дурная привычка, но очень помогает в тяжелую минуту.
       -- Хорошо,-- сказала Сара и взяла сигарету.
       Он дал ей закурить.
       -- Кое-что, о чем я никогда не рассказывал. В тысяча девятьсот семнадцатом я должен был поступить в Гарвард. Тогда Америка вступила в войну. Мне было семнадцать. Официально непризывной возраст. Я пошел добровольцем и оказался в траншеях во Фландрии.-- Он тряхнул головой.-- Если существует ад на земле, это были эти траншеи. Убитым потеряли счет.
       -- Должно быть, это ужасно,-- сказала Сара.
       -- А я упивался каждой минутой. Вы можете это понять? За один день я переживал больше, чувствовал больше, чем за год обычной жизни. Жизнь стала настоящей, кровавой, реальной. Мне все было мало.
       -- Подобно наркотику?
       -- Точно. Я был как человек из поэмы: постоянно искал Смерть на полях сражений. Вот от чего я сбежал обратно в изоляцию Гарварда и Оксфорда, к безопасности аудиторий и книг, к умозрительности.
       -- А потом снова пришла война.
       -- И Дагел Манроу выдернул меня оттуда в реальный мир. ... А остальное, как говорится, вам известно.
      
       Позднее, уже лежа в постели с сигаретой, он слушал, как стучит в окно дождь. Дверь открылась. Она сказала тихо в темноте:
       -- Это всего лишь я.
       -- Неужели?
       Сняв халат, Сара легла рядом с ним. Она была в ночной рубашке из бумазеи, и Мартиньи обнял ее просто автоматически.
       -- Гарри,-- прошептала Сара.-- Можно я признаюсь?
       -- Похоже, этого не избежать.
       -- Я знаю, что ты, вероятно, наряду со всеми остальными, думаешь, что я хрупкая маленькая девственница, но, боюсь, это не так.
       -- Ты уверена?
       -- Да. В прошлом году в госпитале я познакомилась с пилотом Спитфайра. Он регулярно приходил лечить разбитое колено.
       -- И вспыхнула взаимная любовь?
       -- Да нет, скорее взаимное вожделение, он был славным парнем, я не раскаиваюсь. Его сбили над Проливом три месяца назад.
       Казалось, без всякой видимой причины она горько заплакала, и Мартиньи крепко ее обнял в темноте, не произнося ни слова.
       8
       На следующий день, сразу после полудня в Ферманвиле на полуострове Шербур, Карл Хаган, дежурный сержант центрального укрепленного пункта 15 - ой береговой артиллерийской батареи, стоял, прислонившись к бетонному парапету, спокойно наслаждаясь сигаретой под бледным полуденным солнцем, когда увидел на подъездной дороге черный Мерседес. Без сопровождения, так что это не может быть кто-то важный. Но потом он заметил вымпел на капоте. Слишком далеко, чтобы можно было его рассмотреть, но старому солдату было достаточно. Он мгновенно отправился на командный пункт, где капитан Рейман, командир батареи, сидел, развалившись, за столом в расстегнутом мундире и читал книгу.
       -- Кто-то едет, сэр. На мой взгляд, какой-то высокий чин. Возможно, неожиданная инспекция.
       -- Так. Включите сирену тревоги. Пускай народ построится. На всякий случай.
       Рейман застегнул на все пуговицы китель, надел ремень и придал фуражке предписанный наклон. Когда он вышел на редут, Мерседес как раз подъехал снизу. Вышел водитель. Первым он помог выйти армейскому майору с полосками штабиста на брюках. Вторым оказался фельдмаршал Эрвин Роммель в кожаном плаще, с белым вязаным шарфом, небрежно обернутым вокруг шеи, и защитных очках, поднятых выше козырька фуражки.
       Рейману никогда в жизни не приходилось испытывать такого шока. Он ухватился за парапет. В тот же момент он услышал голос сержанта Хагана и личный состав батареи выстроился на плацу внизу. В то время как Рейман поспешно спускался вниз по лестнице, два его лейтенанта, Шил и Планк, заняли свои позиции.
       Рейман шел навстречу, вспоминая, что слышал, будто Роммель предпочитает воинское, а не нацистское приветствие:
       -- Господин фельдмаршал, вы оказали нам великую честь.
       Роммель прикоснулся концом своего фельдмаршальского жезла к козырьку фуражки.
       -- Ваше имя?
       -- Рейман, господин фельдмаршал.
       -- Майор Хофер, мой помощник.
       Хофер сказал:
       -- Фельдмаршал посмотрит все, включая вспомогательные укрепленные пункты. Пожалуйста, ведите нас.
       -- В первую очередь, майор, я хочу познакомиться с личным составом,-- заявил Роммель.-- Армия сильна ровно настолько, насколько сильны ее самые слабые точки, всегда об этом помните.
       -- Конечно, господин фельдмаршал,-- с готовностью согласился Хофер.
       Роммель двинулся вдоль шеренги, останавливаясь и заговаривая с теми солдатами, которые его чем-то заинтересовали. Наконец, он повернулся к сопровождающим его.
       -- Хорошая выучка. Похвально. Теперь пойдем дальше.
       В течение последующего часа он шагал вдоль отвесного берега, переходя от укрепления к укреплению вслед за Рейманом. Радиоузел, казармы, склады боеприпасов, даже туалеты. Ничто не укрылось от его внимания.
       -- Великолепно, Рейман,-- хвалил он молодого артиллеристского офицера.-- Первоклассная работа. Я лично завизирую полевой рапорт вашего подразделения.
       Рейман едва не потерял сознание от радости.
       -- Господин фельдмаршал, у меня нет слов.
       Он отдал команду почетному караулу. Роммель прикоснулся жезлом к козырьку и сел в Мерседес. Хофер сел в машину с другой стороны. Машина отъехала. Майор проверил, тщательно ли задвинута стеклянная перегородка.
       -- Великолепно,-- сказал он.-- Возьмите сигарету. Я считаю, что вы справились с этим великолепно.
       -- Неужели, господин майор?-- удивился Хейни Баум.-- Значит, я буду играть эту роль?
       -- Я полагаю, нужна еще одна репетиция. Что-нибудь претенциозное. Обед в каком-нибудь офицерском клубе, что ли. Да, правильно. Потом, вы будете готовы для Джерси.
       -- Как скажете.-- Баум откинулся назад, глубоко затягиваясь сигаретой.
       -- Теперь к фельдмаршалу, с отчетом,-- сказал Конрад Хофер.
      
       Когда Сара и Мартиньи вошли в библиотеку в Беркли-холл, Джек Картер сидел у стола с развернутой на нем картой.
       -- А, вот и вы,-- приветствовал он.-- Бригадир Манроу поехал в Лондон, чтобы доложить генералу Эйзенхауэру, но к вечеру он вернется. Мы вместе будем провожать вас с Хорнли-филд. Есть проблемы?
       -- Да вроде ничего в голову не приходит.-- Он повернулся к Саре.-- А у тебя?
       -- Нет, не думаю.
       -- Ваша одежда прошла двойную проверку на предмет ее французского производства,-- сказал Картер.-- Так что это не может быть поводом для сомнений. Вот ваши документы, Сара. Французский пропуск с фотографией. Немецкий аусвайс с другой фотографией. Теперь вы понимаете, почему они просили вас менять платья для фотографий. Продовольственные карточки. И карточки на табачные изделия.
       -- Они положены и тем, кто не курит,-- объяснил ей Мартиньи.
       -- Это стопроцентные документы,-- продолжал Картер.-- Нужная бумага с необходимыми водяными знаками. Шрифт, чернила -- все безупречно. Могу поклясться, что ни один, даже самый опытный агент Абвера или Гестапо, не признает в них ничего, кроме подлинности.-- Он подал Саре листок бумаги.-- Это ваши личные данные. Анн Мари Латур. Возраст и дата рождения ваши собственные. Родились, естественно, в Бретани, что объясняет ваш акцент. Местом рождения мы сделали Пемполь, на побережье. Я полагаю, вы хорошо знаете это место.
       -- Там жила моя бабушка. Я часто проводила у нее каникулы.
       -- При нормальных условиях, у вас было бы достаточно времени, чтобы освоиться со своей новой личностью. Но мы лишены этого времени. Однако, с вами Гарри, и это не должно занять больше трех дней. От силы - четыре.
       -- Я понимаю.
       -- И еще. Ваши отношения со штандартенфюрером Фогелем не должны ни на секунду вызывать никаких сомнений. Вы готовы к тому, что за этим может последовать?
       -- Совместная комната?-- Улыбка, с которой она обернулась к Мартиньи, была озорной.-- Вы не будете возражать, полковник?
       Впервые Мартиньи дразнили, и он нахмурился.
       -- Вот сучка!
       Словно они остались на мгновенье одни, она прикоснулась пальцами к его лицу.
       -- Ах, Гарри Мартиньи, вам идет сердиться.-- Она повернулась к Картеру.-- Я думаю, вы поняли, капитан, с этим проблем не будет.
       Картер, чувствуя себя жутко неловко, сказал торопливо:
       -- Хорошо. Тогда прочитайте это, вы оба. Приказ, Сара.
       Это был типовой приказ по SOE, холодный, скучный, точный, изложенный официальным языком. В нем определялась работа, которую им предстояло выполнить, канал связи через Крессонов в Гранвиле. Отражено было все, вплоть до кодового названия операции: ДЖЕРСИМЕН. В конце написано: НЕМЕДЛЕННО УНИЧТОЖИТЬ, НЕМЕДЛЕННО УНИЧТОЖИТЬ.
       -- Запомнила?-- спросил Мартиньи. Она кивнула. Он поджег бумагу спичкой и бросил ее в пепельницу.-- С этим, все. Я пошел собирать свои вещи. Увидимся позже.
       На кровати в его комнате людьми, ответственными за его гардероб, был разложен твидовый светло-серый костюм-тройка, ботинки, несколько белых рубашек, два черных галстука. Было там и пальто из мягкой черной кожи, какие носили многие офицеры СС.
       Серовато-зеленая форма висела за дверью. Мартиньи тщательно ее осмотрел. На левом рукаве нашивка РФСС -- свидетельство принадлежности к личному штату рейхсфюрера Гиммлера. Над ней нашивка СД. Цветные канты на униформе и фуражке были ядовито-зелеными, свидетельство принадлежности к Службе безопасности СС. Дубовые листья на воротнике, свидетельство его ранга, были вышиты серебряными нитками. Слева на китель был прикреплен Железный крест первой степени. Из наград была еще всего одна: Орден крови, медаль выбитая специально для старых соратников фюрера, которые пережили тюремное заключение за политические преступления в двадцатые годы.
       Мартиньи решил примерить форму и быстро разделся. Форма сидела великолепно. Он застегнул китель, надел ремень, редкий экземпляр с орлом на пряжке, который держал в одной когтистой лапе свастику, а в другой аббревиатуру СС. Мартиньи взял фуражку и стал рассматривать серебряную кокарду с изображением Мертвой головы, потер ее рукавом, затем запустил руку внутрь, немного надорвал белую шелковую подкладку и вытащил жесткую пружину, фуражка сразу опала. Так было принято среди ветеранов, хотя и противоречило правилам.
       Он надел фуражку немного набок. Позади него Сара сказала:
       -- Похоже, ты себе нравишься. У меня такое впечатление, что тебе вообще нравится форма.
       -- Я хочу, чтобы все было, как надо,-- ответил Мартиньи.-- Часто я думаю, что неправильно выбрал профессию. Мне следовало стать актером. Это очень важно, Сара, чтобы все было правильно, до мелочей. Второго шанса не будет.
       На ее лице появилось выражение внутренней боли. Она подошла ближе и сжала ему руку.
       -- Я не уверена больше, что это ты, Гарри.
       -- А в этой форме я и есть не я, а штандартенфюрер Макс Фогель, СД, ожидающий беды от своих не меньше, чем от французов. Ты поймешь. Это не игра больше.
       Она вздрогнула и обняла его.
       -- Я знаю, Гарри. Я знаю.
       -- Тебе страшно?
       -- Господи, да нет же.-- Она улыбнулась, подняв к нему лицо.-- Нет, пока цыганка Сара на моей стороне.
      
       Эйзенхауэр сидел за письменным столом в кабинете в Хайес-лодж, и, водрузив на нос очки для чтения, просматривал папку с документами. Наконец, он откинулся назад, снял очки и посмотрел через стол на Дагела Манроу.
       -- Этот Мартиньи незаурядный человек. Ну и биография. К тому же, американец.
       -- Да, сэр. Он рассказывал мне как-то, что его прабабка эмигрировала в Виржинию в восемьсот пятидесятых из Англии. Из маленького городка в Ланкастере, насколько я помню.
       -- Для Ланкастера его имя звучит несколько экзотично.
       -- Не такая уж редкость, генерал. Я полагаю это наследие норманнов.
       Манроу пришло в голову, что Эйзенхауэр просто заполняет разговором время, пока обдумывает сложившуюся ситуацию. Генерал поднялся и выглянул в окно, потом повернулся.
       -- Летный офицер Дрейтон. Уж очень она молода.
       -- Вы правы, генерал. Однако именно она обладает уникальной возможностью нам помочь.
       -- Да, я так и понял. Вы, действительно, думаете, что у них может получиться?
       -- Я уверен, что мы без проблем сможем доставить во Францию полковника Мартиньи и летного офицера Дрейтон. Я не вижу проблем для их перемещения на Джерси на каком-нибудь судне. Мартиньи снабдили документами, гарантирующими ему уникальные права. Никто не посмеет в них усомниться. Если кому-то захочется опротестовать права личного представителя рейхсфюрера, ему придется позвонить в Берлин самому рейхсфюреру.
       -- Да, понимаю, это так,-- согласился Эйзенхауэр.
       -- Однако когда они окажутся на Джерси, им придется самим вести игру. Я ничего не могу вам гарантировать на том этапе. Мы будем полностью в руках Мартиньи.-- Манроу замолчал. Молчал и генерал.-- Они должны быть на Джерси в четверг. Мартиньи отпущено время до воскресенья. Это самое позднее. Всего несколько дней.
       -- Чертовски много жизней от этого зависит.-- Эйзенхауэр снова сел за стол.-- Хорошо, бригадир. Действуйте и держите меня постоянно в курсе.
      
       До войны Хорнли-филд был авиаклубом. Во время Битвы за Британию здесь была временная база истребителей. Теперь он использовался только для секретных полетов на материк, как правило Лизандеров и иногда Либерейтеров. Взлетной полосой служила трава, но разбега хватало. Здесь была башня, несколько домиков и два ангара.
       Командующим офицером являлся бывший командир эскадрильи Барнс, летчик, потерявший руку летом 1940 года. Пилотом Лизандера был летный лейтенант Питер Грин. Сара смотрела на него из окна, громоздкого в летной куртке и шлеме, стоявшего рядом с самолетом.
       Было половина третьего утра, но достаточно тепло благодаря гудевшей печке.
       -- Не хотите ли еще кофе, летный офицер Дрейтон?-- спросил Сару Барнс.
       Она повернулась к нему и улыбнулась.
       -- Спасибо, нет. Не надеюсь, что Вестленд предусмотрел туалет в своих Лизандерах.
       Он улыбнулся в ответ.
       -- Нет, боюсь, места не хватило.
       Мартиньи стоял около печки, положив руки в карманы кожаного пальто. На нем был твидовый костюм и темная широкополая шляпа, во рту сигарета. Картер сидел у печки и, не переставая, стучал по полу палкой.
       -- Боюсь, сейчас самое время, если мы, действительно, собираемся двигаться,-- сказал Барнс.-- Если начать сейчас, на другом конце будут самые благоприятные условия. Если задержимся, будет слишком светло.
       -- Не могу представить, что могло случиться с бригадиром,-- вздохнул Картер.
       -- Не имеет значения,-- сказал Мартиньи. Он повернулся к Саре.-- Ты готова?
       Она кивнула и очень осторожно натянула свои модные кожаные перчатки. На ней поверх платья было надето приталенное черное пальто с большими плечами, все по последнему слову моды.
       Барнс накинул ей на плечи очень большую летную куртку на меху.
       -- Наверху может быть очень холодно.
       -- Спасибо.
       Мартиньи подхватил оба их чемодана, и они вышли. Грин ждал их около самолета.
       -- Есть какие-нибудь проблемы?-- спросил его Мартиньи.
       -- Прибрежный туман, но только местами. Легкий встречный ветер.-- Он посмотрел на часы.-- На большой земле будем в четыре тридцать.
       Первой на борт поднялась Сара, потом Мартиньи забросил чемоданы и повернулся попрощаться с Картером.
       -- До скорой встречи, Джек.
       -- У вас есть позывные,-- сказал Картер,-- Крессон должен только послать их. Не нужно никаких сообщений. Мы пошлем Лизандер забрать вас в тот же день, на то же поле, в десять часов вечера.
       Мартиньи поднялся на борт, сел в кресло рядом с Сарой, пристегнул ремень. Он не посмотрел на нее и ничего не сказал, но, когда Грин забрался на свое место, взял ее за руку. Грохот двигателей разорвал ночную тишину. Самолет покатился к дальнему концу взлетной полосы и там развернулся. Когда они двигались уже между двух рядов огней, постепенно наращивая скорость, в главные ворота въехал Остин-Принцесс, затормозил около часовых для проверки и понесся по траве к домикам. Когда Дагел Манроу вышел из машины, Лизандер уже взлетел над верхушками деревьев на дальнем конце поля и мгновенно растворился в темноте.
       -- Дьявольщина!-- выругался Манроу.-- Задержался на Бейкер-стрит, Джек. Кое-что произошло. Думал, успею.
       -- Они не могли ждать, сэр,-- объяснил Барнс.-- Могли возникнуть трудности на той стороне.
       -- Разумеется,-- согласился Манроу.
       Барнс пошел прочь. Картер спросил:
       -- Что имел сказать генерал Эйзенхауэр, сэр?
       -- Что он мог сказать, Джек? Что может сказать любой из нас?-- Манроу пожал плечами.-- Теперь балом правит Гарри Мартиньи. Все зависит от него.
       -- И от Сары Дрейтон, сэр.
       -- Да. Мне нравилась эта девушка.-- Манроу пробрал озноб, когда он осознал, что говорит о ней в прошедшем времени, как от предзнаменования.-- Пошли, Джек. Поедем домой,-- сказал он и сел обратно в машину.
      
       Софи Крессон ждала на опушке леса в семи милях к северо-западу от Гранвиля около поля, которое создавалось как взлетно-посадочная полоса. Она была одна и стояла рядом со старым фургоном Рено, курила сигарету, прикрывая ее ладонями. Дверь фургона осталась открытой, и на пассажирском сиденье лежал наготове под рукой автомат. Был здесь и приводной маяк. Она ждала в баре, пока Жерар не сказал ей, что они, действительно, вылетели с Хорнли. В таких делах было жизненно важно правильно рассчитать время.
       Софи была в вязаной шапочке, которую натянула на уши, спасаясь от холода, и в старой, подбитой мехом, охотничьей куртке Жерара, подпоясанной ремнем, и в свободных брюках. Софи не боялась встретить любой патруль, поскольку знала всех солдат в окрестностях Гранвиля, и они знали ее. Что до полиции, они делали то, что им велели, но среди них не было ни одного, о ком ей не было бы известно много лишнего. В фургоне лежало несколько тушек цыплят и фазанов. Возвращается из очередной поездки на черный рынок: таким было ее прикрытие. Она снова посмотрела на часы и включила приводной маяк. Потом взяла из фургона три фонаря, выбежала на поле и расставила фонари, чтобы получилась перевернутая L c поперечиной на той стороне, откуда дует ветер. Потом снова вернулась к фургону и стала ждать.
      
       Полет прошел без всяких неприятностей, главным образом, благодаря опыту Грина, который совершил больше сорока таких вылазок. Он никогда не принадлежал к школе, рекомендовавшей подлетать к французскому побережью на высоте ниже захвата радаров. Однажды он воспользовался этой тактикой и попал под огонь своего ВМФ. Поэтому, Лизандер пересек полуостров Шербур на высоте восьми тысяч футов, затем слегка повернул к югу.
       Он сообщил по внутренней связи:
       -- Через пятнадцать минут. Готовьтесь.
       -- Есть шанс нарваться на ночной истребитель?-- спросил Мартиньи.
       -- Маловероятно. Главной заботой командования авиации являются атаки на различные города Рура. Джерри поднял в воздух во Франции все ночные истребители и отправил защищать Отчизну.
       -- Смотрите, я вижу огни,-- перебила его Сара.
       L хорошо просматривалась с резко убывавшей при снижении высоты.
       -- Вот мы и на месте,-- сказал Грин.-- Я садился здесь дважды, так что знаком с условиями. Сажусь и взлетаю очень быстро. Вы знаете правила, полковник.
       И потом они спустились над деревьями к лугу и покатились по нему в направлении огней. Софи Крессон выбежала вперед, размахивая рукой с автоматом. Мартиньи открыл дверь, выбросил чемоданы, выбрался сам и повернулся, чтобы подхватить Сару. Грин потянулся, чтобы закрыть за ее спиной дверь, захлопнул ее и заблокировал ручкой. Рев двигателя стал более глубоким, достиг полных оборотов, когда Лизандер разогнался по лугу и взлетел.
       Софи Крессон сказала:
       -- Пошли, нужно убираться отсюда. Подберите свои чемоданы, пока я соберу лампы.-- Они пошли за ней к фургону. Она открыла заднюю дверь.-- Здесь только-только места для вас двоих позади этих бочек. Не беспокойтесь, я знаю каждую собаку в округе. Если меня остановят, максимум, что они сделают, возьмут цыпленка и пойдут домой.
       -- Кое-что никогда не меняется,-- сказала Сара.
       -- Это надо же, бретонская девочка.-- Софи направила свет фонаря на лицо Сары и пробурчала:-- Бог мой, посылают совсем малолеток.-- Она пожала плечами.-- Забирайтесь внутрь и поехали отсюда.
       Сара присела за бочками. Когда машина тронулась, ее колени коснулись Мартиньи. "Так вот это как",-- думала она.-- "Это реальность. Теперь это не игра".-- Она открыла сумочку и нащупала внутри Вальтер ППК. Маленький бельгийский автоматический пистолет, подаренный ей Келли, она положила в чемодан. Сможет ли она воспользоваться ими в случае необходимости? Время покажет. Мартиньи зажег сигарету и передал ей. Затянувшись, Сара поняла, что никогда не получала такого удовольствия. Прислонившись спиной к стенке фургона, она чувствовала, что живет удивительной, восхитительной жизнью.
      
       Было уже за полдень, когда Сара проснулась, зевая и потягиваясь. Маленькая спальня под самой крышей была обставлена просто, но удобно. Она отбросила одеяло и подошла к окну. Вид вниз на гавань был, поистине, впечатляющий. У нее за спиной открылась дверь и вошла Софи с чашкой кофе на подносе.
       -- А, ты уже проснулась.
       -- Хорошо вернуться.-- Она взяла с подноса чашку и села на подоконник.
       Софи закурила сигарету и спросила:
       -- Ты бывала здесь раньше?
       -- Много раз. Моя мама из де Вилей. Наполовину с Джерси, наполовину бретонка. А бабушка родилась в Пемполе. Когда была маленькой, я часто приезжала с острова в Гранвиль. На набережной было рыбацкое кафе, где подавали самые вкусные в мире булочки. Самый лучший кофе.
       -- Больше не подают,-- сказала Софи.-- Война все изменила. Посмотри туда, вниз.
       Гавань была забита судами. Рейнские баржи, три каботажных судна, множество немецких военных судов. Чувствовалось, что внизу кипит работа. Докеры перегружали содержимое грузовиков, стоявших вдоль причалов, на баржи.
       -- Сегодня вечером они точно пойдут на острова?-- поинтересовалась Сара.
       -- Конечно. Некоторые на Джерси, остальные на Гернси.
       -- Какие они?
       -- Боши?-- Софи пожала плечами.-- Я разумный человек. Никого не хочу ненавидеть. Просто хочу, чтобы они убрались из Франции.
       -- В Англии мы слышали о них ужасные вещи.
       -- Правильно. СС и Гестапо -- это дьявольское отродье, но они наводят ужас и на обыкновенных немецких солдат, ничуть не меньше, чем на всех остальных. Во всяком случае, у нас хватает и своих, что ничуть не лучше гестаповцев. Милиция Данана. Французы, работающие на нацистов, предающие французов.
       -- Это ужасно.
       -- Это жизнь, детка, и это означает, что по большому счету, ты никому не можешь доверять. Теперь одевайся и приходи вниз. Поешь с нами.
      
       В Гаври, бывшем когда-то загородным поместьем графа с тем же именем, Хейни Баум сидел во главе одного из столов в офицерском собрании 41-го бронетанкового гренадерского полка и с улыбкой выслушивал приветственные тосты офицеров, сопровождаемые аплодисментами, благодарил их кивком головы.
       Молодой полковник, ветеран русского фронта, чью черную форму танкиста украшала россыпь наград, сказал:
       -- Если бы вы, господин фельдмаршал, сочли возможным сказать несколько слов, это имело бы огромное значение для моих офицеров.
       Взглянув на Хофера, Баум прочел беспокойство в его глазах, но решил не обращать на это внимание, встал, одернул китель.
       -- Джентльмены, фюрер дал нам простую работу. Не пускать врага на наши пляжи. Да, я говорю наши пляжи. Европа, единая и неделимая, вот наша цель. Война будет выиграна на этих пляжах. Мы не можем проиграть. У фюрера божественное предназначение. Это ясно каждому, кто обладает хотя бы крупицей разума.-- Его ирония была им недоступна, когда они вглядывались ввысь, в восторге упиваясь каждым словом. Он поднял свой бокал.-- Поэтому, джентльмены, за нашего любимого фюрера, Адольфа Гитлера.
       -- За Адольфа Гитлера!-- грянули они хором.
       Баум бросил свой бокал в камин, и, движимые возбуждением, остальные последовали его примеру. Потом они образовали две шеренги и аплодировали, когда он шел в сопровождении Хофера к выходу из зала.
       -- Думаю, из-за бокалов получилось несколько накладно,-- сказал Хофер, когда они возвращались в Кресси, где в старинном замке Роммель временно разместил свой штаб.
       -- Вам не понравилось?-- спросил Баум.
       -- Я этого не говорил. В действительности, речь была достаточно хороша.
       -- Да простит господин майор мою смелость, но театральность жеста позволила удержать высоту,-- объяснил ему Баум.
       -- Я вас понимаю. С другой стороны, они именно это и хотели услышать.
       "Сумасшедшие,-- думал Баум.-- Неужели я последний нормальный человек, оставшийся в живых?"
       Тем временем они въехали во двор замка. Баум быстро поднялся по лестнице, отвечая на приветствия. Хофер шел за ним следом до самых апартаментов на втором этаже.
       Роммель сидел, запершись в библиотеке, и вышел только на стук Хофера.
       -- Как прошло?
       -- Прекрасно,-- успокоил его Хофер.-- Имел колоссальный успех. Слышали бы вы речь, которую он произнес.
       -- Замечательно.-- Роммель кивнул.-- На Нормандских островах все идет по плану? Вы разговаривали с фон Шметтовым на Гернси?
       -- Лично, господин фельдмаршал. Он получил также письменный приказ. Как вам говорили в штабе флота в Шербуре, они, главным образом, теперь выполняют рейсы по ночам из-за превосходства противника в воздухе в этом регионе. Поэтому они отправятся с Джерси на совещание на Гернси в четверг ночью, а возвратятся ночью в воскресенье.
       -- Хорошо,-- сказал Роммель.-- Это, однако, не избавляет вас и Бергера от перелета на рассвете в Физлер-Сторче при всем превосходстве британской авиации в том регионе, о котором идет речь.-- Он повернулся к Бауму.-- Что вы думаете на этот счет, Бергер?
       -- Я думаю, что будет занятно, если мы с господином майором рухнем в море, объятые пламенем. Пустынный Лис погиб.-- Он пожал плечами.-- Нельзя не признать, что это может создать несколько неожиданные возможности, господин фельдмаршал.
      
       Жерар Крессон сидел за столом в инвалидном кресле, подливая в бокалы красное вино.
       -- Мне жаль лишать вас иллюзий,-- обратился он к Саре.-- Но на Джерси, так же как во Франции, как в любой оккупированной стране в Европе, реальным врагом является информатор. Без них Гестапо не могло бы функционировать.
       -- А мне говорили, что на Джерси нет гестапо,-- сказала Сара.
       -- Официально, у них там полевая жандармерия. Это секретная полевая полиция, которая должна подчиняться Абверу. Военной разведке. Это уловка является одной из составляющих политики доброжелательного правления, косметика, призванная дурачить народ. Пытаются убедить, что поскольку вы там англичане, они не напускают на вас Гестапо.
       -- На самом деле, вранье,-- заявила Софи, входя из кухни со свежей порцией кофе.-- Потому что некоторые из работающих в жандармерии на Джерси являются агентами Гестапо, прикомандированными туда.
       -- Вы знаете, где они размещаются?-- спросила Сара.
       -- Отель в Гавр-де-Па, называется Серебристый прилив. Ты знаешь, где это?
       Она кивнула.
       -- Конечно. Я ходила купаться в Гавр-де-Па, когда была ребенком.
       -- Гестапо ли, секретная полевая полиция, СД, Абвер ли, где бы это ни было, кем бы ни назвался тот, кто постучал в дверь, но, если горемыку арестовывают - это всегда Гестапо.
       -- Это относится и к Джерси,-- сказал Жерар, обращаясь к Мартиньи.-- Для местных, они все гестапо и все. Конечно, это вроде Операции Микки Мауса по сравнению с тем, что делается в Лионе или Париже, но будьте настороже с капитаном Мюллером. Он временно там командует. Его правая рука инспектор Клейст.
       -- Они эсэсовцы?
       -- Не знаю. Возможно, нет. Их никогда не видели в форме. Вполне возможно, что их туда откомандировали из полиции какого-нибудь большого города. Сами вызвались. Что-то хотят доказать.-- Он пожал плечами.-- Чтобы служить в Гестапо, не нужно быть эсэсовцем. Не обязательно даже быть членом нацистской партии.
       -- Это правда,-- сказал Мартиньи.-- Ну да ладно, как вы оцениваете наши шансы вытащить Келсоу с Джерси?
       -- Действительно, очень трудно. За чем они следят особенно бдительно, так это за перемещениями гражданского населения. Сейчас о маленькой лодке и думать нечего.
       -- А если он не может ходить ... -- Софи выразительно пожала плечами.
       -- В SOE будут ждать вашего сигнала весь конец недели,-- сказал Миртиньи.-- Лизандер сможет нас забрать в воскресенье ночью.
       Жерар неожиданно рассмеялся.
       -- У меня великолепная мысль. Вы же всегда можете арестовать Келсоу. Разыщите его и арестуйте. Вы меня понимаете? Перевезите его сюда официально, а потом слиняете.
       -- Неплохо, конечно,-- заметила Сара,-- Но что тогда станет с тетей Элен и с генералом? Не придется ли тогда их тоже арестовать?
       Мартиньи кивнул.
       -- Это одна из тех идей, которые хороши, пока их не обдумаешь. Неважно. Мы что-нибудь придумаем, когда будем там.
       -- Может быть, пулю в лоб?-- предположил Крессон.-- Я имею в виду, если этот человек такой важный, как они говорят ...
       -- Он заслужил, чтобы ему дали шанс,-- объяснил Мартиньи.-- Если есть способ вытащить его оттуда, я это сделаю, если нет ... -- Он пожал плечами.-- Какова процедура бронирования мест на рейс на остров сегодня ночью?
       -- На набережной в зеленом домике дежурит офицер, который ведает движением. Он оформляет пропуска. В вашем случае никаких трудностей не будет.
       -- Хорошо,-- сказал Мартиньи.-- Кажется, это все.
       Софи наполнила красным вином четыре бокала.
       -- Я не собираюсь желать вам удачи. Просто хочу сказать одну вещь.
       -- Что именно?-- спросил Мартиньи.
       Она обняла Сару за плечи.
       -- Мне очень нравится эта девочка. Что бы там ни случилось, вы должны доставить ее обратно сюда в целости, потому что, если нет, и вы посмеете показаться здесь снова, я сама всажу вам пулю в лоб.
       Она добродушно улыбнулась и выпила за него.
       9
       5 быстроходная флотилия, как и другие соединения немецких военных Е-ботов, постоянно находилась в движении. По возвращении на базу в Шербур после завершения операции в Слептон-Сендc, трем ботам было приказано идти к Гернси, чтобы временно выполнять роль эскорта конвоев. Один из них, S92, был пришвартован у набережной в Гранвиле.
       Уже темнело, и в гавани наблюдалась лихорадочная активность, сопровождавшая подготовку к отправлению конвоя. Главный корабельный старшина Ганс Рихтер, проверявший на корме 40 мм зенитное орудие Бофорcа, прервал свое занятие, чтобы понаблюдать за докерами, работавшими на пришвартованном рядом Викторе Гюго. Теперь, когда его трюмы уже были полностью забиты, мешки с углем и тюки с сеном громоздились на палубах, едва оставляя место для прохода.
       Противовоздушная защита Гюго состояла из 7.92-мм пулеметов и зенитного орудия Бофорса, которые мало что могли сделать, когда из темноты выныривали Томми на проклятых Бофайтерах с включенными прожекторами, но так уж обстояли теперь дела, и Люфтваффе, похоже, тоже не могла особо помочь. Рихтер видел капитана Гюго, Савари, разговаривавшего на мостике с офицером, командиром орудийного расчета, итальянцем, лейтенантом Орсини. Этот, как всегда, франтил белым верхом фуражки и шарфом вокруг шеи. Надо отдать должное, это не мешало ему быть хорошим моряком. Говорили, что он утопил английский эсминец у Таранто до того, как его перевели в 5 быстроходную флотилию командиром Е - бота. Теперь-то ему доверяют только второстепенные роли, поскольку итальянцам никто больше не доверяет. Большинство из них воюет на стороне Союзников.
       Пока Рихтер наблюдал за ними, Гвидо Орсини спустился вниз по трапу, потом по сходням на набережную и пошел к офису начальника порта. Рихтер повернулся обратно к орудию и услышал голос:
       -- Главный корабельный старшина!
       Рихтер посмотрел за ограждение. В нескольких футах от него стоял офицер эсэсовец в черном кожаном пальто поверх формы, серебряная Мертвая голова на фуражке слегка поблескивала в вечернем свете. Когда Рихтер увидел полковничьи нашивки с дубовыми листьями на воротнике, у него душа ушла в пятки.
       Рихтер щелкнул каблуками:
       -- Штандартенфюрер, чем могу быть полезен?
       Рядом с полковником стояла молодая женщина, очень хорошенькая, в маленьком черном берете на белокурых волосах, в дождевике с поясом, очень похожая на дочь самого Рихтера, которая осталась в Гамбурге. "Слишком молода для этого эсэсовского отродья",-- подумал Рихтер.
       -- Ваш командир, капитан-лейтенант Дитрих, командует этим конвоем, насколько мне известно,-- сказал Мартиньи.-- Он на борту?
       -- В данный момент его нет.
       -- Где он?
       -- В офисе начальника порта, штандартенфюрер. Вон в том зеленом домике.
       -- Хорошо. Я с ним поговорю.-- Мартиньи указал на два чемодана.-- Позаботьтесь, чтобы это было взято на борт. Мы пойдем с вами до Джерси.
       Вот, не было печали. Рихтер понаблюдал, как они шли по набережной, потом кивнул молодому матросу, с интересом слушавшему разговор.
       -- Ты слышал, что было велено? Втащи эти чемоданы.
       -- Он СД,-- сказал матрос.-- Вы заметили?
       -- Да,-- ответил Рихтер.-- У меня на это глаз наметанный. Давай, исполняй.
      
       Эрик Дитрих, тридцати лет от роду, был до войны в Гамбурге архитектором, но только теперь нашел свое призвание. Он нигде не чувствовал себя счастливей, чем в море, когда ему принадлежало командование, и, особенно, командование Е - ботами. Он хотел, чтобы война не кончалась. Она, конечно, приносила потери, ему не меньше, чем другим, но сейчас, склонившись над штурманским столом вместе с начальником порта лейтенантом Шредером и Гвидо Орсини, он пребывал в прекрасном настроении.
       -- Ветер от трех до четырех, не больше. Шквал с дождем. Могло быть хуже.
       Шредер сказал:
       -- Разведка обещает большие рейды на Рур сегодня ночью, так что в наших краях должно быть довольно ясно, что касается авиации.
       -- Неужели ты в это веришь? Тебе любую лапшу можно повесить на уши,-- сказал Орсини.
       -- Ты, Гвидо, пессимист,-- возразил ему Эрик Дитрих.-- Надейся на лучшее, и оно само свалится тебе на колени. Так всегда говорила моя старенькая мама.
       У него за спиной открылась дверь. У Шредера вытянулось лицо, исчезла улыбка и с лица Гвидо. Дитрих повернулся и увидел Мартиньи и рядом с ним Сару.
       -- Капитан-лейтенант Дитрих, моя фамилия Фогель.-- Мартиньи достал и передал удостоверение офицера СД. Затем он достал из конверта письмо Гиммлера.-- Будьте любезны, ознакомиться и с этим тоже.
       Сара не понимала ни слова. Мартиньи казался совершенно незнакомым человеком. Его голос стал сухим и холодным. Пока Дитрих читал письмо, Гвидо и Шредер заглядывали ему через плечо. Итальянец скорчил рожу. Дитрих отдал документ обратно Мартиньи.
       -- Вы, естественно, заметили, что сам фюрер оказал мне честь скрепить своей подписью данные мне полномочия?
       -- Ваш мандат, вне всяких сомнений, самый замечательный документ из тех, что мне приходилось видеть, штандартенфюрер,-- сказал Дитрих.-- Чем могу служить?
       -- Мне и мадемуазель Латур нужно быть на Джерси. Поскольку вы командуете конвоем, я, естественно, пойду с вами. Я уже сказал вашему главному корабельному старшине взять на борт наши вещи.
       Одного этого хватило бы, чтобы взбесить Эрика Дитриха в самые лучшие времена, но здесь было и нечто другое. Военно-морской флот всегда был наименее нацистской частью всей германской армии. Сам Дитрих никогда не хотел иметь ничего общего с Партией, поэтому штандартенфюрер Макс Фогель не вызывал у него расположения. Естественно, не в его власти было тому помешать, однако, в его распоряжении было одно возможное возражение.
       -- Рад помочь, штандартенфюрер,-- сказал он мягко.-- Есть только одна проблема. Военно-морской устав запрещает присутствие гражданских лиц на боевых кораблях в море. Я могу взять вас, но, увы, не эту очаровательную юную леди.
       Спорить с ним было трудно, поскольку он был прав. Мартиньи постарался выйти из положения, как это сделал бы Фогель, требовательно, грубо, решительно отказываясь принять отказ.
       -- Что вы предлагаете?
       -- Возможно, на одном из кораблей конвоя. Вот лейтенант Орсини. Он командует оружейным расчетом на Викторе Гюго, чей груз предназначен для порта Сент-Хелиер на Джерси. Вы могли бы пойти с ними.
       Но Фогель не мог себе позволить совсем потерять лицо.
       -- Нет,-- сказал он спокойно.-- Мне не мешает посмотреть, как вы работаете, капитан-лейтенант. Я пойду с вами. Мадемуазель Латур, в таком случае, может плыть на Викторе Гюго, если лейтенант Орсини не возражает.
       -- Конечно, нет,-- сказал Орсини, который с трудом смог отвести взор от Сары.-- Сочту за честь.
       -- К сожалению, мадемуазель Латур не говорит по-немецки.-- Мартиньи повернулся к Саре и продолжал по-французски:-- Нам придется плыть порознь, дорогая. Таковы правила. Я оставлю твой багаж при себе, так что не беспокойся о нем. Этот молодой офицер позаботится о тебе.
       -- Гвидо Орсини, к вашим услугам, синьорина,-- галантно представился Орсини и отдал честь.-- Угодно вам пойти со мной? Я доставлю вас на борт в целости и сохранности. Мы отплываем через тридцать минут.
       Сара повернулась к Мартиньи.
       -- Тогда увидимся позднее, Макс.
       -- На Джерси,-- сказал он спокойно.
       Она вышла в дверь, открытую перед ней Орсини. Дитрих сказал:
       -- Очаровательная девочка.
       -- Я тоже так думаю.-- Мартиньи наклонился над штурманским столом.-- Можно рассчитывать на спокойное плаванье сегодня? Насколько я понимаю, ваши конвои часто атакуют ночные истребители британских ВВС.
       -- Частенько, штандартенфюрер,-- ответил ему Шредер.-- Но сегодня ночью британские ВВС будут заняты в другом месте.
       -- Террористические бомбардировки гражданского населения наших крупных городов,-- сказал Мартиньи то, что ожидалось услышать из уст такого, как он, фанатика Партии.-- А что британские ВМС?
       -- Да, британские ВМС часто появляются в этих краях,-- признал Дитрих и указал на карту.-- С баз в Фалмуте и Девонпорте.
       -- И вас это не волнует?
       -- Штандартенфюрер, в наши дни их стало больше, но наши Е - боты остаются пока самыми быстроходными из всего, что плавает, и мне хотелось бы иметь шанс показать вам это сегодня.-- Он сложил свои карты.-- Теперь, если вы со мной, нам пора на борт.
      
       Конвой вышел в море сразу после десяти вечера. Всего одиннадцать судов, включая баржи. S92 возглавил конвой при выходе из гавани, затем резко свернул влево. Пошел мелкий дождь. Дитрих стоял на мостике и вглядывался в темноту через цейссовские окуляры ночного видения. Мартиньи стоял рядом с ним, справа. Под ними, в рулевой рубке, где, кроме рулевого и телеграфиста машинного отделения, сидел за маленьким столом штурман, было тесно. Дальше по коридору располагалась радиорубка.
       -- Тесновато у вас здесь,-- заметил Мартиньи.
       -- Как мы говорим, все отдано двигателю,-- ответил Дитрих.
       -- А вооружение?
       -- Торпеды. Зенитка Бофорса на носу, пушка двадцатимиллиметрового калибра в переднем отсеке. Восемь пулеметов. Мы справляемся.
       -- И радар, конечно?
       -- Да, но в этих водах с ним проблемы. Множество рифов, скал, маленьких островов. Когда томми идут сюда, они делают то же самое, что делаю я, когда действую из Шербура и нападаю на их конвои.
       -- Что именно?
       -- Отключаю радар, чтобы они не могли нас обнаружить своим локационным оборудованием, и сохраняю радиомолчание.
       Мартиньи кивнул и посмотрел за корму на другие суда, громоздившиеся в темноте.
       -- С какой скоростью идет конвой?
       -- Шесть узлов.
       -- Вы, должно быть, чувствуете себя беговой лошадью, которую впрягли в телегу.
       Дитрих рассмеялся.
       -- Да. Но подо мной две тысячи лошадей.-- Он ударил ладонью по поручню.-- Приятно знать, как быстро они могут бегать, если я их попрошу.
       На мостике Виктора Гюго было как в безопасном и замкнутом мирке. По стеклам струился дождь и брызги волн. Савари стоял рядом с рулевым, а Сара с Орсини склонились над столом с картой.
       -- Это маршрут конвоя, то, что военные моряки называют Weg Ida, из Гранвиля, восточнее островов Шозе.
       Саре очень понравился Орсини в самый первый момент, когда он повернулся, чтобы на нее посмотреть еще там, в офисе на набережной. Он был хорош собой. Слишком красив, пожалуй, так, как бывают иногда красивы латиняне, но в нем присутствовала и мужественность. А когда он улыбался ...
       Он коснулся ее плеча.
       -- Пойдемте в салон,-- предложил он.-- Я напою вас кофе, а потом вы сможете воспользоваться моей каютой, чтобы прилечь.
       Савари обернулся к ним.
       -- Только не сейчас, граф. Я хочу проверить машинное отделение. Подмените меня на мостике.-- Он вышел.
       -- Граф?-- удивилась Сара.
       -- В Италии полным-полно графов. Пусть вас это не беспокоит.
       Он предложил ей сигарету, и они курили в дружеском молчании, вглядываясь в ночь, слушая приглушенный стук двигателя.
       -- Я думала, что Италия капитулировала в прошлом году,-- сказала Сара.
       -- О, так и есть, за исключением тех фашистских фанатиков, которые решили сражаться под командованием немцев, особенно, когда Отто Скорцени снял Муссолини с той горной вершины и перелетел с ним в Берлин, чтобы продолжать святую борьбу.
       -- Вы фашист?
       Орсини посмотрел в ее обаятельное лицо, чувствуя нежность, которой не испытывал раньше ни к одной женщине за всю свою жизнь. Может быть поэтому, как он поймал себя, он говорит слишком откровенно.
       -- Честно говоря, я никто. Я избегаю политики. Это напоминает мне одного римского сенатора, который, если верить историкам, сказал: "Не говорите моей маме, что я занимаюсь политикой. Она думает, что я тапер в борделе".
       Сара засмеялась.
       -- Мне это нравится.
       -- Большинство моих бывших товарищей служат теперь на флотах Британии или Америки. Меня откомандировали специально служить в Пятой быстроходной флотилии в Шербуре. Когда Италия решила замириться, выбор у меня был невелик. Лагерь для военнопленных не показался мне привлекательным. Конечно, они мне теперь не доверяют настолько, чтобы позволить командовать Е - ботами. Я думаю, что они опасаются, как бы я ни рванул через пролив в Англию.
       -- А вы бы могли?
       В этот момент на мостик вернулся Савари, и итальянец сказал:
       -- Хорошо, пошли вниз выпьем кофе.
       Она пошла впереди. Когда Орсини смотрел, как она спускалась вниз по трапу, он испытывал странное волнение. Он знал многих женщин, и многие из них были гораздо красивее Анн Мари Латур с этими ее нелепо обесцвеченными волосами. И, конечно, интересней, чем она. Что-то с ней было не совсем понятно. Внешность не соответствовала самой девушке. В разговоре с ней он уловил в ней что-то особенное.
       "Матерь Божья, Гвидо, что с тобой?"-- спросил он себя, спускаясь по трапу вслед за ней.
      
       Капитан Карл Мюллер, возглавлявший на Джерси секретную полевую полицию, сидел за своим столом в отеле Серебристый прилив в Гавр-де-Па, работая над пухлой папкой с анонимными доносами, содержавшими конфиденциальную информацию, благодаря которой его подразделению и удавалось похвастаться достигнутыми успехами. Правонарушения были самыми разными: от незаконного владения радиоприемником до помощи в побеге русским подневольным рабочим, или операций на черном рынке. Мюллер всегда настаивал, чтобы его люди выявляли тех, кто пишет анонимные доносы. Однажды выявленных, угрожая им разоблачением перед друзьями и соседями, их можно было использовать с самыми разными целями.
       Все это, конечно, были мелочи. Ничего общего с тем, что происходило в Париже в штабе Гестапо на Рю-де-Сусси. Мюллер не принадлежал к СС, но он был членом Партии и когда-то занимал должность главного инспектора отдела криминальных расследований в полиции Гамбурга. К сожалению, во время его допроса умерла молодая француженка, так и не выдавшая своих товарищей. Поскольку она являлась звеном разветвленной сети Сопротивления в Париже, было важно добиться ее показаний. Но его начальство сочло, что он с ней переусердствовал. Последовала ссылка на этот остров в Проливе. Теперь Мюллер спешил, выискивая способ, чтобы снова оказаться в главном фарватере событий.
       Он вышел из-за стола. Без малого шести футов роста, он, несмотря на свои пятьдесят лет, остался темным шатеном. Мюллер потянулся и пошел к окну, посмотреть, что за погода, но зазвонил телефон. Он снял трубку.
       -- Слушаю.
       Судя по помехам, звонок был не местным.
       -- Капитан Мюллер? Это Шредер, начальник порта в Гранвиле.
      
       Спустя десять минут, когда Мюллер стоял у окна, вглядываясь в темноту, раздался стук в дверь. Он повернулся, подошел к столу и сел.
       Двое вошедших мужчин, как и сам Мюллер, были в гражданской одежде. Если этого можно было избежать, они не надевали форму. Тот, что вошел первым, был приземистым и широкоплечим с лицом славянского типа и жестким взглядом серых глаз. Инспектор Вилли Клейст, заместитель Мюллера, тоже переведенный сюда из Гестапо, был до этого детективом при полиции Гамбурга. Они знали друг друга многие годы. Второй вошедший мужчина, казавшийся много моложе их, был светловолосым и голубоглазым, с несколько безвольным очертанием рта, предполагавшим порочную жестокость. Однако когда он сталкивался лицом к лицу с Мюллером, то так старался угодить, что этого невозможно было не заметить. Сержант Эрнст Грейзер был переведен из военно-полевой полиции шесть месяцев назад.
       -- Интересное развитие событий,-- сообщил им Мюллер.-- Мне позвонил Шредер из Гранвиля. Штандартенфюрер СД Фогель материализовался у них на набережной в сопровождении молодой француженки и потребовал, чтобы их перевезли на Джерси. Они посадили женщину на Виктора Гюго. Сам он идет с Дитрихом на S92.
       -- Но почему, господин капитан?-- спросил Клейст.-- Нам же не поступало никаких оповещений. Почему он прибывает?
       -- Дело дрянь,-- сказал Мюллер.-- Судя по словам Шредера, при нем мандат рейхсфюрера Гиммлера, завизированный самим фюрером.
       -- Боже мой!-- воскликнул Грейзер.
       -- Так что, друзья мои, мы должны быть готовы к встрече. Вы собирались заняться проверкой пассажиров, когда конвой прибудет в Сент-Хелиер, так, Эрнст?
       -- Так точно, господин капитан.
       -- Мы с инспектором Клейстом присоединимся к вам. Какова бы ни была причина его появления здесь, я хочу быть в курсе событий. Увидимся позже.
       Они вышли. Мюллер зажег сигарету и подошел к окну. Он испытывал возбуждение, какого не знал уже многие месяцы.
      
       Сразу после одиннадцати Элен де Виль взяла поднос и поднялась в свою комнату по черной лестнице, которая вела прямо из кухни. Ни один из офицеров никогда не пользовался ею, держась строго отведенной им половины дома. Но как бы то ни было, она соблюдала осторожность. На подносе только одна чашка и все остальное только на одного человека. Если она решила поужинать в одиночестве у себя в комнате, это ее дело.
       Элен вошла в свою спальню и заперла за собой дверь, подошла к книжным полкам, открыла тайный ход, вошла внутрь и закрыла его, прежде чем подниматься по узкой лестнице. Келсоу сидел в кровати, опираясь на подушки, и читал при свете керосиновой лампы. Окно было закрыто деревянными ставнями, занавешено тяжелыми шторами.
       Он поднял голову и улыбнулся.
       -- Что мы там имеем?
       -- Не много. Чай, но, по крайней мере, настоящий и бутерброд с сыром. Теперь я сама делаю сыр, так что придется вам его хвалить. Что вы читаете?
       -- Одну из тех книг, что вы принесли. Элиот. Четыре квартета.
       -- Поэзия. Вы же инженер, да?-- Она присела на кровать и закурила одну из Житан, полученных от Галлахера.
       -- Я, действительно, раньше не интересовался такими вещами, но эта война ...-- Он пожал плечами.-- Полагаю, что подобно множеству других людей, я хочу получить ответы. Этот человек говорит: в моем конце мое начало. Но что между? Что это все значит?
       -- Что значит? Если догадаетесь, не забудьте и меня просветить.-- Она увидела фотографию его жены и дочери на тумбочке у кровати и взяла ее.-- Вы часто о них думаете?
       -- Постоянно. Они для меня - все. У нас действительно счастливый брак. Все хорошо. Я никогда не хотел ничего другого, но пришла война, и все испортила.
       -- Да, она имеет дурную привычку это делать.
       -- Но мне грех жаловаться. Удобная постель, хорошая еда и свет керосиновой лампы, придающий окружающему атмосферу старомодности.
       -- В этой части острова отключают электричество ровно в девять часов,-- сказала Элен.-- Я знаю людей, которые были бы рады этой керосиновой лампе.
       -- Неужели положение действительно такое тяжелое?
       -- Конечно.-- В ее голосе послышались гневные нотки.-- А чего вы, собственно, ожидали? Это везение, что вам досталась чашка чая. На острове пьют отвратительный суррогат, приготовленный из пастернака или листьев смородины. Можно попробовать еще желудовый кофе. Тоже не оставляет приятных воспоминаний.
       -- А продукты?
       -- Просто пришлось привыкнуть потреблять их в гораздо меньших количествах. То же самое с куревом.-- Она кивнула на свою сигарету.-- Эта настоящая, самый черный рынок. Но достать можно все, если знать нужных людей или иметь кучу денег. Богатым здесь по-прежнему неплохо. Просто банковские операции проводятся теперь не в фунтах, а в рейхсмарках.-- Она улыбнулась.-- Хотите знать, каково это жить в оккупации на Джерси?
       -- Было бы интересно.
       -- Скучно.-- Она взбила ему подушки.-- Я собираюсь спать.
       -- Завтра большой день,-- сказал Келсоу.
       -- Если верить сообщению, которое передал Савари.-- Она взяла поднос.-- Постарайтесь немного поспать.
      
       Орсини отдал Саре свою каюту. Она была крохотной. Шкаф, раковина и узкая койка. В ней было жарко и душно, шум работающего внизу двигателя вызывал головную боль. Она легла на койку, закрыла глаза и постаралась расслабиться. Ей показалось, что корабль вздрогнул. Конечно, показалось. Сара села. В этот момент раздался взрыв.
       После этого все происходило как бы в замедленном темпе. Корабль замер, словно в ожидании, затем его снова сильно тряхнуло. На этот раз взрыв породил дрожание стен. Сара закричала и попыталась встать, но пол выскользнул из-под ног, и ее швырнуло на дверь. Со шкафа упала рядом с ней ее сумочка. Сара автоматически взяла сумочку и ухватилась за ручку двери, но дверь была заперта. Сара лихорадочно дергала ручку, и вдруг дверь открылась так резко, что ее отбросило к противоположной стене.
       В проеме двери стоял Орсини с диким выражением лица.
       -- Быстро!-- скомандовал он.-- Сейчас же! Нельзя терять ни секунды!
       -- Что случилось?-- спросила она, но он уже схватил ее за руку и потащил за собой.
       -- Торпедная атака. Два попадания. У нас есть несколько минут. Старая кастрюля пойдет ко дну как камень.
       Они поднялись по трапу в салон, который был пуст. Орсини снял штормовку и протянул Саре.
       -- Наденьте.-- Она колебалась. Вдруг Сара осознала, что все еще держит свою сумочку. Она сделала то, что ей велели, и запихнула сумочку в один из больших карманов штормовки. Орсини резко продернул ее руки в спасательный жилет и завязал тесемки. Потом он тоже надел спасательный жилет и повел ее на палубу корабля.
       Здесь царила неописуемая сумятица. Команда пыталась спустить на воду шлюпки, а над ними пулеметчики стреляли в темноту. Им отвечали огнем по мостику, где Савари выкрикивал команды. Потом он в ужасе вскрикнул и прыгнул через поручень, столкнув вниз несколько кип сена. Пушечные снаряды попали в одну из спасательных шлюпок, проделав в ней огромные дыры.
       Орсини толкнул Сару вниз, за мешки с углем. В это время прогремел еще один взрыв, внутри корабля на этот раз, и часть кормовой палубы оторвалась, в ночь вырвалось пламя. Все судно резко накренилось на левый борт, и палубный груз пришел в движение. Мешки с углем, кипы сена скользили вниз к ограждению.
       Катастрофа произошла так быстро, что не удалось спустить ни единой шлюпки. Люди вслед за Савари стали прыгать за борт. Орсини дернулся, потеряв равновесие, Сара упала на спину, чувствуя, что соскальзывает вниз по палубе, вот над ней возник поручень, и она оказалась уже в воде.
      
       Е - бот, в считанные секунды набрав максимальную скорость, рванулся вперед сразу после первого взрыва. Дитрих в очках ночного видения сканировал окружающее темное пространство. Мартиньи едва удалось удержаться на ногах при неожиданном рывке вперед, и теперь он мертвой хваткой вцепился в поручни.
       -- Что это было?
       -- Не могу сказать с уверенностью,-- ответил Дитрих, но вот в пятистах ярдах впереди в ночь выплеснулось пламя. Дитрих сфокусировал взгляд на Викторе Гюго. Темный силуэт промелькнул на фоне освещенного пространства, потом еще один.-- Британские торпедные катера. Они подбили Гюго.
       Дитрих нажал кнопку, включив сигнал боевой тревоги, и ужасный вой сирены перекрыл шум, работающего на предельных оборотах двигателя Мерседес-Бенц. Зенитное орудие Бофорса и носовая пушка открыли огонь. Темноту прочертили дуги, следы трассирующих снарядов.
       Мартиньи мог думать только о Саре. Он схватил Дитриха за рукав.
       -- На этом судне люди, мы должны им помочь.
       -- Потом!-- Дитрих повел плечом, стряхивая его руку.-- Это работа. Не мешайте.
      
       Сара лихорадочно работала руками и ногами, чтобы отплыть возможно дальше от Виктора Гюго, который продолжал наклоняться. На воде со стороны кормы расплывалось пятно горящего топлива, множество людей прилагали невероятные усилия, чтобы отплыть от непреклонно надвигавшегося огня. Вот один человек уже оказался в огне. Сара услышала его крик.
       Сара двигалась неуклюже из-за спасательного жилета и штормовки, отяжелевшей от воды. Она понимала теперь, когда холодом сковало ноги, почему Орсини отдал ей штормовку. Где он может быть? Она оглядывалась, стараясь рассмотреть вымазанные мазутом лица. Из-за кормы Виктора Гюго вывернулся торпедный катер, подняв волну, которой выбросило из воды вверх нескольких человек. Раздалась пулеметная очередь.
       Рука ухватила ее сзади за жилет. Сара повернулась и увидела Орсини.
       -- Сюда, кaрa. Слушайтесь меня.
       Вокруг плавали обломки кораблекрушения. Кипы сена с палубы держались на поверхности воды. Орсини подтащил Сару к одной из них, и они уцепились за веревку, которой была обвязана кипа.
       -- Кто они?-- спросила Сара.
       -- Торпедные катера.
       -- Английские?
       -- Или французские, или датские. Они базируются в Плимуте.
       Появился сильный приближавшийся звук, застрочили пулеметы, пули ударили по воде. Вновь вывернувшийся из-за тонущего судна торпедный катер, описывал дугу, проходя среди людей и обломков. Рассыпая искры, прочертил в темноте громадную дугу и взорвался в вышине осветительный снаряд. Спустя мгновение, пламя, медленно опускаясь на парашюте, осветило все вокруг.
       На некотором расстоянии еще были видны два торпедных катера, спешивших укрыться, Е - бот понесся за ними вслед.
       -- Отомсти им, Эрик!-- крикнул Орсини.
       Сара едва удержалась, чтобы не присоединить свой голос. Меня пытались убить мои же сограждане. Она крепче ухватилась за веревку и спросила, удивленно:
       -- Разве они должны были это делать? Бить из пулеметов по людям в воде?
       -- Война, кaрa, страшное дело. Она всех сводит с ума. Как вы справляетесь?
       -- Руки устали очень.
       Невдалеке плавала створка двери. Орсини сплавал за ней и подтащил ее к Саре.
       -- Постарайтесь забраться на нее.
       Оказалось, что это совсем непросто, но, в конце концов, Саре удалось залезть на нее.
       -- А как же вы?
       -- Со мной полный порядок.-- Он засмеялся.-- Не беспокойтесь. Мне приходилось уже бывать в воде. Я везучий, так что держитесь за меня.
       И тут она вспомнила весеннюю ярмарку и цыганку Сару, ее предсказание о воде и огне и затряслась от смеха.
       -- С вами все в порядке?-- беспокойно спросил Орсини.
       -- Чудно. В это время года, нет лучшего места для отдыха, чем Нормандские острова. Прекрасные морские купания,-- пошутила Сара и сразу с ужасом осознала, что сказала она это по-английски.
       Орсини был рядом в воде и смотрел на нее. Он сказал на превосходном английском:
       -- Я говорил вам, что был в Винчестере? Мой отец считал, что только в английской частной школе умеют воспитывать твердость характера, которая мне необходима.-- Орсини засмеялся.-- Ах, я так рад, что был прав. Я чувствовал, что в вас есть что-то непонятное, кaрa.-- Он снова засмеялся, на этот раз возбужденно.-- Это значит, что есть что-то необычное и в старике штандартенфюрере Фогеле.
       -- Ах, пожалуйста,-- сказала она с отчаяньем.
       -- Не беспокойтесь, кaрa. Я влюбился в вас в тот момент, когда вы появились в дверях того домика на набережной. Вы мне нравитесь, а они нет, кем бы они ни были. Мы итальянцы - народ простой.
       Он закашлялся, стирая мазут с лица. Сара прикоснулась к его руке.
       -- Вы спасли мне жизнь, Гвидо.
       Приблизился, затихая звук двигателя. Орсини оглянулся через плечо и увидел бронированный тральщик, один из кораблей эскорта.
       -- Да, я рад сказать, что, похоже, действительно спас.
       Спустя мгновенье тральщик навис над ними, спустив с борта сеть. Двое или трое немецких матросов спустились по ней вниз и подхватили Сару из воды. Гвидо влез следом за ней сам, но тут же рухнул на палубу.
       Молодой лейтенант спустился по трапу с мостика и быстро подошел к ним.
       -- Гвидо, ты ли это?-- сказал он по-немецки.
       -- Как видишь, Бруно,-- ответил Гвидо на том же языке.
       -- А вы, фрейлин, как себя чувствуете? Мы должны отвести вас в мою каюту.
       -- Это мадемуазель Латур, Бруно, и она не говорит по-немецки,-- объяснил ему Гвидо по-французски. Он улыбнулся Саре и помог ей встать.-- Мы отведем вас вниз.
       10
       Едва Сара натянула через голову толстый белый свитер, в дверь каюты Бруно постучали. Она открыла дверь, и юный матрос, стоявший за ней, сказал на скверном французском:
       -- Наилучшие пожелания от лейтенанта Фелдта. Мы входим в гавань Сент-Хелиер.
       Он закрыл дверь, а Сара подошла к раковине и попыталась хоть что-то сделать с волосами, но безуспешно. Воздействие соленой воды оказалось для них бедствием. Теперь на голове у нее была копна соломенного цвета. Она оставила безуспешные попытки и закатала до щиколоток матросские брюки.
       Содержимое сумочки, которую она запихнула в карман штормовки Орсини перед тем, как свалилась в воду, оказалось во вполне приличном состоянии. Документы, конечно, намокли, поэтому она сразу разложила их на трубе подачи горячей воды сушиться вместе с сумочкой. Теперь Сара сложила их обратно и достала из-под подушки Вальтер ППК. Бельгийский пистолет, подаренный ей сержантом Келли, остался в ее чемодане, который находился сейчас на борту Е - бота. Сара присела на край койки и надела старые теннисные туфли, которые ей дал один из молодых матросов.
       В дверь постучали, и вошел Гвидо. Он спросил по-французски:
       -- Как вы себя чувствуете?
       -- Прекрасно, если не вспоминать о волосах. Я выгляжу как пугало.
       Гвидо принес ей штормовку.
       -- Наденьте это. Очень сыро.
       Когда Сара встала, ее сумочка упала на пол, содержимое, включая Вальтер, разлетелось по полу. Гвидо поднял его и сказал мягко:
       -- Великоват он для маленькой девочки. С вами одна загадка следует за другой.
       Сара забрала у него пистолет и опустила в сумочку.
       -- Все они часть моей роковой привлекательности.
       -- Действительно, роковая, если она включает такие атрибуты.
       Его глаза смотрели очень серьезно, но Сара слегка улыбнулась и, повинуясь импульсу, поцеловала его в щеку и вышла из каюты. Гвидо пошел за ней.
      
       Картина, знакомая с детства. Гавань, замок Елизаветы слева в заливе, причал Альберта, беспорядочность Сент-Хелиера, форт Риджент на вершине холма. Знакомая, но и другая. Повсюду военные укрепления, и гавань забита судами больше, чем ей когда бы то приходилось видеть. Рейнские баржи из состава конвоя уже были здесь, но S92 нигде не было видно.
       -- Где Е - бот?-- спросила она Гвидо, когда они стояли на мостике рядом с лейтенантом Фелдтом.
       -- Возможно, еще ищут потерпевших,-- ответил он. Их судно подходило носом к причалу Альберта.
       Докеры уже начали разгружать баржи, повсюду множество солдат. Внизу, полдюжины французских моряков, членов команды Виктора Гюго, подобранных тральщиком после Сары и Гвидо, в одолженной одежде, ждали у трапа. У двоих, получивших сильные ожоги лица, на головах были повязки. Один, наглотавшийся мазута, лежал на носилках.
       -- Не видно Савари,-- сказал Орсини.
       -- Возможно, его подобрал кто-то другой,-- предположил Бруно Фелдт.-- Посмотри, СПП уже тут как тут и ждут. Почему это полицейские всегда выглядят полицейскими?
       -- "СПП"? Кто это?-- умышленно демонстрируя свою неосведомленность, спросила Сара.
       -- Секретная полевая полиция,-- расшифровал Гвидо.-- Интерес представляет то, что самый высокий из них, капитан Мюллер, взят напрокат из Гестапо. То же относится к головорезу, что стоит с ним рядом, и сложением схож с кирпичной стеной. Это инспектор Вилли Клейст. Молодой блондин, сержант Эрнст Грейзер, бывшим гестаповцем не является.
       -- Но сожалеет об этом,-- вставил Бруно.
      
       Едва спустили трап, троица поднялась на борт. Грейзер остался около французских моряков, а Мюллер в сопровождении Клейста поднялся на мостик. Сара почувствовала, что Гвидо засунул руку в карман штормовки, куда она положила сумочку, и пытается что-то нащупать. Она повернулась, взглянуть на него, поскольку поняла, что он ищет Вальтер, но было уже поздно: Мюллер появился на мостике.
       -- Господин лейтенант,-- приветствовал он Фелдта и обратился к Орсини:-- Вам выпала неплохая ночка, как я наслышан?-- Он был в старом дождевике "Барберри" и в фетровой шляпе, и когда повернулся к Саре и заговорил с ней по-французски в голосе появилась необычайная теплота:
       -- Вы были пассажиркой на Гюго, мадемуазель ...?
       -- Латур,-- сказал Орсини.-- Мы были вместе в воде.
       -- Потрясающая удача,-- кивнул Мюллер.-- Вы потеряли свои документы?
       -- Нет,-- ответила Сара.-- Они при мне.-- Она вытащила из кармана сумочку и хотела ее открыть, но Мюллер протянул за ней руку.
       -- Вашу сумочку, будьте любезны, мадемуазель.
       Какое-то мгновенье все словно замерли в ожидании, затем Сара протянула ему сумочку.
       -- Пожалуйста.
       Мюллер повернулся к Бруно Фельдту.
       -- Вы не возражаете, если мы на несколько минут займем вашу каюту?
       "Он кажется таким корректным,-- думала Сара.-- Таким вежливым, а в то же время, большинство из тех, кто стоит вокруг, явно боятся его до смерти. Не Гвидо, конечно".
       Гвидо улыбнулся, пожал ей руку и сказал:
       -- Я подожду вас, кара. Если полковник не появится, вы сможете воспользоваться моим ордером на постой в усадьбе де Вилей. У меня замечательная хозяйка. Она о вас позаботится, обещаю вам. Высший класс. Только офицеры военно-морского флота.
       Сара спустилась вниз, обратно в каюту лейтенанта Фелдта. Мюллер вошел вслед за ней, Клейст прислонился к открытой двери.
       -- Итак, мадемуазель.-- Мюллер сел на койку, перевернул сумочку и вытряхнул все из нее. Здесь были документы, косметичка, пудреница, расческа и Вальтер. Он ничего не сказал. Сначала он открыл ее французское удостоверение личности, рассмотрел его, потом немецкий аусвайс и продуктовые карточки. Сложив их все обратно в сумочку, Мюллер закурил сигарету. Только тогда он взял в руки Вальтер, палец на курке.-- Вам, я уверен, известно, мадемуазель, что есть только одно наказание для гражданских лиц, уличенных в хранении оружия любых видов?
       -- Да,-- ответила Сара.
       -- Это принадлежит вам, не так ли?
       -- Разумеется. Это подарок от друга. Он беспокоится о моей безопасности. Сейчас опасное время, капитан.
       -- Что же это за друг, если он мог потворствовать вам в таком безоглядном нарушении закона? Разве это не делает его таким же виноватым, как вы?
       Сзади холодный голос сказал по-немецки:
       -- Тогда, вероятно, вам придется задать этот вопрос мне.
       В дверях стоял Гарри Мартиньи. За его спиной, в коридоре, был Гвидо. Гарри в эсэсовской форме, черном кожаном плаще и мятой фуражке с серебряной Мертвой головой представлял фигуру чрезвычайно зловещую.
       Карл Мюллер узнавал черта по повадке, поэтому сразу вскочил на ноги.
       -- Штандартенфюрер.
       -- Вы?
       -- Капитан Карл Мюллер, начальник полевой полиции. Это мой помощник, инспектор Клейст.
       -- Моя фамилия Фогель.-- Мартиньи достал удостоверение СД и протянул Мюллеру. Мюллер ознакомился с ним и вернул. Мартиньи развернул мандат от Гиммлера.-- Прочтите оба.
       Мюллер выполнил приказание. Клейста, заглядывавшего ему через плечо, охватил благоговейный ужас, он уставился на Мартиньи в изумлении. Мюллер воспринял это более спокойно. Он сложил бумагу и отдал ее Мартиньи.
       -- Чем могу служить, штанддартенфюрер?
       -- Мадемуазель Латур путешествует под моим покровительством.-- Мартиньи поднял Вальтер и опустил его в сумочку Сары.-- Она оказала мне честь, приняв мою дружбу. Здесь, в сельской глубинке, достаточно тех, кто этого не одобряет. Я хочу, чтобы у нее была возможность себя защитить, случись возникнуть неприятной ситуации.
       -- Конечно, штандартенфюрер.
       -- Хорошо. Будьте любезны, дождитесь меня на палубе.
       Мюллер не колебался ни секунды.
       -- Конечно, штандартенфюрер.-- Он кивнул Клейсту, и они вышли.
       Мартиньи закрыл дверь и повернулся. Он улыбнулся, сразу превратившись из Фогеля в Гарри.
       -- Ты выглядишь ужасно. Ты в порядке?
       -- Да, но только благодаря Гвидо.
       -- Гвидо?
       -- Он спас мне жизнь, Гарри. Было очень плохо, когда мы оказались в воде. Горящее топливо, умирающие люди.-- Она вздрогнула.-- А с торпедных катеров стреляли по людям в воде из пулеметов. Я думала, что только немцы способны на такое.
       -- Только в кино, любовь моя.-- Он дал ей сигарету.-- В реальной жизни на это способны все.
       -- У нас есть проблема,-- призналась Сара.-- В какой-то момент, когда мы были в воде, я заговорила с Гвидо по-английски.
       -- О, Господи!
       Она подняла руки, защищаясь.
       -- Там можно было потерять голову, мягко говоря. Дело-то в том, что он сам прекрасно говорит по-английски. Кажется, он учился в Винчестере.
       -- Постой!-- сказал Мартиньи.-- Это уж совсем плохо.
       -- Нет. Когда нас подобрали, он сказал офицеру, который командует судном, что я говорю только по-французски. И он знал о Вальтере и никому не сказал.
       -- Ты слишком беззаботна.
       -- Гарри, он не фашист. Он итальянский аристократ, которому плевать на политику. Он застрял здесь, потому что оказался не в том месте, когда капитулировало итальянское правительство.
       -- Понятно. Непонятно только, зачем ему ложиться на рельсы ради тебя?
       -- Он в меня влюбился.
       -- Влюбился? Да он увидел тебя впервые вчера вечером.
       -- Ты же знаешь, каковы они, итальянцы.
       Она озорно улыбнулась, и Мартиньи покачал головой.
       -- Мне сказали, что тебе девятнадцать. А похоже, что сто девятнадцать.
       -- И еще, Гарри. Гвидо на постое у тети Элен в усадьбе де Вилей. Там на постое еще несколько морских офицеров. Он собирался взять меня туда, если ты не появишься.
       -- Прекрасно,-- сказал Мартиньи.-- Что до остального, скажем ему, что твоя мать была англичанкой. Ты не распространялась об этом в годы оккупации, чтобы не иметь лишних проблем.
       -- А он в это поверит?
       -- Не вижу причин, почему ему не поверить. У тебя осталось достаточно одежды?
       -- Да. В большом чемодане есть пальто, туфли, шляпа и все необходимое. Повезло, что чемодан был с тобой на Е - боте.
       Они поднялись на мостик. Мюллер разговаривал с Фелдтом и Орсини. Ниже, Клейст и Грейзер присматривали за высадкой на берег французских моряков.
       Мартиньи обратился к Орсини по-французски:
       -- Анн Мари сказала мне, что вы на постое в совершенно изумительных условиях. Какая-то загородная усадьба. Де Вилей?
       -- Так точно, полковник.
       Мартиньи обратился к Мюллеру.
       -- Судя по всему, это вполне соответствует моим нуждам. Есть какие-нибудь возражения?
       Мюллер, стараясь услужить, ответил:
       -- Абсолютно никаких возражений, штандартенфюрер. Традиционно, там размещают офицеров военного флота, но в настоящий момент у миссис де Виль, хозяйки, на семь-восемь человек меньше, чем ей положено иметь.
       -- Тогда так тому и быть.
       Орсини предложил:
       -- Я мог бы вас подвезти, если хотите. Моя машина припаркована в конце причала.
       -- Хорошо,-- сказал Мартиньи.-- Тогда, я полагаю, будем двигаться.
       Они спустились по сходням на причал. Молоденький матрос, стоявший на причале рядом с Е - ботом, подхватил два их чемодана и последовал за ними. Орсини и Сара шли впереди, а Мартиньи с Мюллером следом.
       -- Естественно, как только устроюсь, я вернусь в город представиться военному коменданту. Это полковник Хейни, не так ли?
       -- Так точно, штандартенфюрер. Насколько мне известно, он отбывает на Гернси завтра с самого утра на весь конец недели для встречи с генералом фон Шметтовым.
       -- Мне, собственно, нужно только представиться ему,-- сказал Мартиньи.-- От вас я хочу получить одно: транспорт. Мне прекрасно подошел бы Кубельваген, на случай, если придется ездить по пересеченной местности.
       Кубельваген для германской армии был эквивалентом Джипа, то-есть основным транспортным средством, способным проехать где угодно.
       -- С этим проблем не будет, штандартенфюрер. Могу откомандировать одного из своих людей в качестве водителя.
       -- Нет нужды,-- сказал Мартиньи.-- Я предпочитаю все делать сам, Мюллер. Я не заблужусь на вашем крошечном острове, поверьте мне.
       Мюллер сказал:
       -- Хотел бы я получить хотя бы намек относительно цели вашего визита.
       -- Я здесь со специальным заданием от рейхсфюрера Гиммлера, согласованным с самим фюрером. Вы видели мой мандат. Он вызывает у вас сомнения?-- спросил Мартиньи.
       -- Ни в малейшей степени.
       -- Вот и хорошо.-- Они дошли до Мориса-седан, машины Орсини. Матрос стал загружать в нее чемоданы.-- Когда придет время, вас проинформируют, когда и если станет необходимо. Я, возможно, загляну к вам еще сегодня. Где вы размещаетесь?
       -- В отеле Серебристый прилив. Гавр-де-Па.
       -- Я найду. Тем временем позаботьтесь, чтобы мне доставили машину.
       Сара уже устроилась на заднем сиденье. Орсини сел за руль. Мартиньи сел рядом с ним, впереди. Итальянец завел машину, и они поехали.
       Пока они ехали по авеню Виктории, между ними и морем двигался военный железнодорожный состав. Мартиньи опустил окно и закурил одну из Житан, которыми его снабдили Крессоны.
       -- Вам здесь нравится?-- спросил он Орсини.
       -- Есть места много хуже, где можно было бы ждать конца войны. А летом здесь просто замечательно.
       Мартиньи сказал:
       -- Я полагаю, нужно разъяснить некоторое недопонимание. Отец Анн Мари бретонец, но мать англичанка. Она считает, что об этом не следует никому знать, чтобы у нее не возникало осложнений с оккупационными властями. В действительности, это открытие принадлежит одному из моих людей. Счастливое открытие для меня. Оно свело нас вместе, не так ли, любовь моя?
       -- Интригующая история, полковник,-- сказал Орсини.-- Вы можете полностью положиться на мое благоразумие в этом вопросе. Меньше всего мне хотелось бы доставить какие бы то ни было неприятности мадемуазель Латур.
       -- Хорошо. Я чувствую, что вы меня поняли,-- сказал Мартиньи.
      
       В своем офисе в Серебристом приливе Мюллер сидел за столом, обдумывая происшедшее. Спустя некоторое время он включил внутреннюю связь:
       -- Инспектор Клейст и сержант Грейзер, зайдите ко мне.
       Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Небо очистилось, стало неожиданно голубым, продолжавшийся прилив укрыл прибрежные скалы покрывалом белой пены. Отворилась дверь, и вошли двое полицейских.
       -- Вы нас вызывали, господин капитан?-- спросил Клейст.
       -- Да, Вилли.-- Мюллер сел за стол, откинулся на спинку стула, закурил и выпустил дым к потолку.
       -- В чем дело?-- спросил инспектор.
       -- Помнишь старого Дайкхофа, главного детектива в Гамбурге.
       -- Как я мог его забыть?
       -- Я всегда помню его правило номер один, с тех пор, когда был еще молодым детективом. Он называл его правилом Дайкхофа.
       -- Каким бы хорошим не выглядело яйцо, если от него попахивает, значит, оно протухло.
       -- Точно.-- Кивнул Мюллер.-- Я чую вонь, Вилли. И дело не в мандате и не во внешнем виде. Своим нутром детектива я чувствую, что здесь что-то не так. Я хочу узнать побольше об этом штандартенфюрере Фогеле.
       Клейст явно разволновался.
       -- Но, господин капитан, ведь не к чему же даже придраться. Не можете же вы просто позвонить рейхсфюреру Гиммлеру и попросить предоставить информацию о его личном представителе.
       -- Нет, конечно, нет.-- Мюллер повернулся.-- Но существует другая возможность. Эрнст, твой брат работал когда-то в штабе Гестапо на Альбрехт-штрассе в Берлине, не так ли?
       -- Питер? Да, господин капитан, но теперь он в штабе в Штудгарте. Криминальный архив,-- ответил Грейзер.
       -- У него, наверняка остались связи в Берлине. Закажи с ним разговор. Спроси о Фогеле. Я хочу узнать, насколько он важная птица.
       -- Может, мне послать ему телеграмму? Это будет быстрее.
       -- Ну что ты за дурачина, мне же нужен тайный запрос,-- сказал Мюллер устало.-- Не открытое разбирательство.
       -- Но я вынужден вам напомнить, сэр, что звонки в Германию идут, как вы знаете, через Шербур и Париж. В последнее время их приходится заказывать за пятнадцать-шестнадцать часов даже на приоритетном уровне.
       -- Тогда закажи прямо сейчас, Эрнст.-- Молодой человек вышел. Мюллер сказал Клейсту:-- Найди Кубельваген. Пусть его доставят к де Вилям. Пока, суть да дело, позаботимся, чтобы он был всем доволен.
      
       Элен раскатывала тесто из картофельной муки, когда в кухню вошел Галлахер.
       -- Вот хорошо, ты можешь почистить рыбу,-- сказала она.
       На мраморном прилавке около раковины лежало несколько штук камбалы. Галлахер достал из кармана нож. Рукоятка ножа была сделана из пожелтевшей слоновой кости. Когда он нажал на конец рукоятки, выскочило бритвенно-острое, двустороннее лезвие.
       -- Ты же знаешь, я ненавижу эту вещь,-- возмутилась Элен.
       -- Когда моему старому деду, Харви Леброку, было двенадцать, он впервые ходил на шхуне от Джерси до Гранд-бэнкс у Ньюфаундленда, за треской. Этот нож ему подарил его отец. Он оставил мне его по завещанию. Ножи, оружие -- важно, как их использовать, Элен.
       -- Ты ждешь от меня аплодисментов?-- спросила она, глядя, как он чистит рыбу. В этот момент они услышали, что подъехала машина.-- Наверно, Гвидо. Интересно, каким был рейс?
       В коридоре послышались шаги, в дверь постучали, и вошел Гвидо с двумя чемоданами в руках. Он поставил их на пол и распрямился.
       -- Удачный рейс?-- спросила Элен.
       -- Нет. Гюго был торпедирован. Савари пропал. Погибли трое матросов и четверо из моей оружейной команды.-- Сара появилась в дверях, за ее спиной стоял Мартиньи. Орсини продолжал:-- Это Анн Мари Латур. Она была пассажиркой на Гюго. Нам с ней вместе довелось выкупаться.-- Он кивнул на Мартиньи.-- Штандартенфюрер Фогель.
       Элен посмотрела на них изумленно.
       -- Чем могу помочь?
       -- Предоставить нам кров, миссис де Виль,-- сказал Мартиньи по-английски.-- Я пробуду на острове несколько дней. Нам нужна крыша над головой.
       -- Это невозможно. Сюда на постой присылают только офицеров военно-морского флота.
       -- И их у вас недокомплект,-- сказал Мартиньи.-- Как бы неудобно это ни было, факт остается фактом. Поэтому, будьте добры, предоставить нам подходящую комнату.
       Элен не могла вспомнить, чтобы еще когда-нибудь так злилась. Ледяная уверенность мужика, эсэсовская форма и эта глупая кукла с взъерошенными волосами, едва выглядывавшая из огромной штормовки, которую он с собой привез.
       Гвидо поспешно сказал:
       -- Так, я собираюсь принять ванну и немного вздремнуть. Увидимся позже.
       Дверь за ним закрылась. Галлахер продолжал стоять у раковины с ножом в руке. Элен резко его оттолкнула с дороги и стала смывать над раковиной картофельную муку с рук. Она знала, что эсэсовец со своей девчонкой продолжает стоять в дверях.
       Очень тихий голос произнес:
       -- Тетя Элен, ты меня не узнала?-- Элен застыла в полной неподвижности. Из-за ее плеча в изумлении смотрел Галлахер.-- Дядя Шон?-- И, когда Элен обернулась.-- Это я, тетя Элен. Я, Сара.
       Элен уронила полотенце, подбежала к ней, схватила за плечи и стала пристально всматриваться. И, когда узнала, у нее навернулись слезы. Она рассмеялась и запустила пальцы Саре в волосы.
       -- Господи, Сара, что они с тобой сделали?-- Они обнялись.
      
       Хью Келсоу спросил:
       -- Что дальше? Насколько я понял, даже вам двоим было чертовски трудно сюда добраться, как же нам всем отсюда выбраться?
       -- Я знаю, куда денется Сара. Прямо сейчас в горячую ванну,-- сказала Элен.-- А вы втроем можете разговаривать, сколько хотите.
       Когда они подошли к двери, Галлахер сказал:
       -- Я подумал, что сегодня должна придти миссис Вайбер, не лучше ли дать ей несколько выходных дней?
       -- Ладно,-- согласилась Элен.-- Позаботься об этом.
       Они вышли, и Келсоу снова заговорил, и в голосе его сквозило беспокойство.
       -- Что теперь будет?
       -- Я только что здесь появился, дружище. Дайте мне перевести дух. Когда наступит время действий, вы первым об этом узнаете.
       -- Это включает и вариант пули в голову, полковник?-- потребовал ответа Келсоу.-- Если таково решение, то зачем нам разговоры, почему это просто не сделать?
       Мартиньи даже не подумал отвечать. Он просто пошел вниз в главную спальню и стал там дожидаться Галлахера. Ирландец закрыл тайную дверь и пожал плечами.
       -- Ему досталось, да и нога ужасно болит.
       -- У нас у каждого своя боль,-- сказал Мартиньи.
       Когда он уже открывал дверь, Галлахер положил ему руку на плечо.
       -- Он прав? Относительно пули в голову, я имею в виду.
       -- Не исключено,-- ответил Мартиньи.-- Мы должны посмотреть, что можно сделать, не так ли? Теперь, я думаю, мне тоже не повредит ванна.
      
       В Лондоне Дагел Манроу был еще дома и как раз заканчивал завтракать, когда пришел Джек Картер.
       -- Несколько странных новостей о Джерсимене, сэр.
       -- Начните с худшей, Джек.
       -- Мы получили сведения от Крессона. Все прошло в соответствии с планом, Мартиньи и Сара отплыли из Гранвиля на Джерси прошлой ночью.
       -- И?
       -- Мы получили еще одно сообщение от Крессона, в котором говорится, что прошел слух, что конвой попал в переплет. Был атакован торпедными катерами. У них нет никаких надежных фактов.
       -- А у вас?
       -- Я связался с морской разведкой. Несомненно, что торпедные катера датского королевского военного флота с базы в Фалмуте напали на конвой. Они утверждают, что потопили одно из грузовых судов. Их отогнал эскорт.
       -- Господи, Джек, не предполагаете же вы, что Гарри и девочка Дрейтон были именно на этом судне?
       -- Мы этого не знаем, и что хуже, нет возможности это выяснить.
       -- Именно. Поэтому сядьте, Джек, перестаньте беспокоиться об этом и выпейте чаю. Знаете, в чем ваша беда, Джек?-- Манроу взял тост.-- Вам не хватает веры.
      
       Сара вымыла голову с самодельным жидким мылом, которым ее снабдила Элен. Но выглядела по-прежнему всклокоченной. Когда в ванную зашла Элен и увидела ее, то сказала:
       -- Не годится. Тебе нужен парикмахер.
       -- Разве такое еще возможно?
       -- О, да, если поехать в Сент-Хелиер. Основные заведения еще функционируют. Рабочий день сократился. Большинство из них работают два часа утром и два часа во второй половине дня.
       Элен стала расчесывать Саре волосы, чтобы придать прическе сравнительно приемлемую форму. Сара спросила:
       -- Как вам здесь живется?
       -- Сказать, что хорошо, никак нельзя, но и не очень плохо, если правильно себя вести. Очень многие считают, что с немцами можно ладить, и ладят, но стоит сделать шаг в сторону, и последствия непредсказуемы. Они даже заставили штат Джерси принять антисемитские законы. Многие пытаются оправдаться, говоря, что все равно все евреи уехали, но я знаю двоих, которые живут в Сент-Бреладе.
       -- Что будет, если немецкие власти о них узнают?
       -- Бог знает. У нас людей отправляли в концентрационные лагеря, о которых мы слышали, за то, что они прятали русских невольников, которым удавалось сбежать. У меня есть подруга, учительница в колледже для девочек здесь, на Джерси, так у ее отца есть запрещенный радиоприемник. Она обычно распространяла новости БиБиСи, разумеется, только среди близких друзей, пока анонимное письмо не привело в дом Гестапо. Ее отправили на год в тюрьму во Францию.
       -- Анонимное письмо? От кого-то из местных? Это ужасно.
       -- В семье не без урода, Сара. И Джерси не является исключением в этом смысле. Но есть и другие. Почтовый служащий в отделе сортировки писем старается потерять возможно больше писем, адресованных в штаб Гестапо.-- Она прекратила расчесывать Саре волосы.-- Это лучшее, что я могу сделать.-- Сара села, надела шелковые чулки и пристегнула их.-- Боже мой!-- воскликнула Элен.-- Я не видела ничего подобного в течение четырех лет. А это платье!-- Она помогла Саре надеть его через голову и застегнула молнию.-- Ты и Мартиньи. Что за дела? Он достаточно стар, чтобы быть твоим отцом.
       -- Он, совершенно определенно, не в роли моего отца.-- Сара улыбнулась, надевая туфли.-- Он способен вызывать во мне ярость, как никто другой, и приводить в восторг тоже.
       -- И ты с ним спишь?
       -- Предполагается, что я куколка Фогеля, тетя Элен.
       -- Подумать только, когда я видела тебя в последний раз, ты еще носила косички.
      
       В кухне Элен положила в чайник две полных ложки своего драгоценного китайского чая, но, несмотря на соблазн, Галлахер откланялся.
       -- Пойду и скажу миссис Вайбер, что ей не нужно приходить,-- сказал он.-- Ее присутствие может все только осложнить. Всегда есть шанс, что она может узнать Сару. Все же она очень хорошо тебя знала. Береженого Бог бережет.
       Он вышел, а Элен, Сара и Мартиньи сели за стол, чтобы выпить чаю и покурить. В дверь постучали. Когда Элен открыла ее, на пороге стоял Вилли Клейст.
       Мартиньи поднялся.
       -- Вы ко мне?
       -- Кубельваген доставлен, штандартенфюрер,-- отрапортовал Клейст.
       Мартиньи вышел взглянуть на машину. Брезентовый верх поднят, камуфляжная окраска. Он заглянул внутрь.
       -- Кажется, вполне удовлетворительно.
       Эрнст Грейзер сидел за рулем черного Ситроена. Клейст сказал:
       -- Можем быть еще чем-нибудь полезны?
       -- Нет, вы свободны.
       -- Кстати, капитан Мюллер просил меня сказать вам, что он разговаривал с полковником Хейни, военным комендантом. Он будет в муниципалитете во второй половине дня, если вы сочтете нужным с ним увидеться.
       -- Спасибо, я зайду.
       Они уехали, и Мартиньи вошел обратно в дом.
       -- Проблема транспорта решена. Я поеду в город после полудня, представлюсь военному коменданту, потом навещу Мюллера и его приятелей в этом их Серебристом приливе.
       -- Тебе лучше поехать тоже и привести в порядок волосы,-- сказала Элен Саре.-- Есть хороший мастер на Черинг-кросс. Можешь сказать ей, что ты от меня.-- Она обратилась к Мартиньи:-- Это удобно, совсем рядом с муниципалитетом.
       -- Прекрасно,-- согласился Мартиньи.-- За исключением того, что она не должна ссылаться на вас. В данных обстоятельствах это будет неправильно.-- Он встал из-за стола.-- Хочется подышать свежим воздухом. Не хочешь показать мне усадьбу, Сара?
       -- Прекрасная идея,-- оживилась Элен.-- У меня полно дел. Мне сегодня нужно готовить уже на восемь человек, так что пора браться за дело. Увидимся позже.
      
       Выехав со двора усадьбы де Вилей, Клейст и Грейзер двинулись вниз по дороге, но через четверть мили инспектор прикоснулся к руке молодого человека.
       -- Давай-ка свернем здесь, Эрнст. Оставим машину на этой дорожке и пройдемся обратно, через лес.
       -- Есть определенная причина?
       -- Просто хочу посмотреть вокруг, вот и вся причина.
       Колея, выбитая колесами телег, сильно заросла. Грейзер продвигался по ней до тех пор, пока дорога не исчезла в зеркале заднего вида. Они оставили машину и отправились по тропе, проложенной по лесу усадьбы де Вилей. Здесь было очень тихо и приятно. Слышалось только пение птиц. Совершенно неожиданно из-за гранитной ограды в конце поля появилась молодая женщина с корзинкой. Рассмотреть ее лицо не представлялось возможным из-за головного убора, но старое ситцевое платье достаточно облегало фигуру, чтобы даже на расстоянии было заметно, что она полная и цветущая. Женщина их не заметила и пошла по тропинке в лес.
       Клейст сказал:
       -- Это уже интересно.-- Он повернулся к Грейзеру и улыбнулся.-- Не считаешь ли, что нам необходимо провести расследование, сержант?
       -- Вне всяких сомнений, господин инспектор,-- с энтузиазмом согласился молодой человек, и они ускорили шаги.
      
       Молодая женщина была дочерью миссис Вайбер, Мари. После посещения Шона Галлахера, освободившего ее от работы на весь конец недели, старая женщина вспомнила, что обещала Элен принести яйца для приготовления ужина. Их девушка и несла теперь.
       Мари едва достигла шестнадцати лет, но имела уже вполне оформившуюся женскую фигуру и лицо, хотя некрасивое, но простое и доброе. Она любила природу, цветы и птиц, и нигде не чувствовала себя счастливей, чем в лесу. Невдалеке стоял старый заброшенный гранитный амбар с прохудившейся крышей и частично сорванной дверью. Она всегда побаивалась чего-то рядом с ним и все же испытывала некое странное любопытство. Девушка остановилась, и, сделав несколько шагов по траве, заглянула внутрь.
       Сердитый голос сказал:
       -- Это что такое? Что ты здесь высматриваешь?
       Она быстро обернулась и увидела Клейста и Грейзера.
      
       Посетив миссис Вайбер, Шон Галлахер отправился на южный луг, где у него паслись три коровы, по принятой на Джерси манере, каждая на длинной цепи. Они являлись огромной ценностью в эти тяжелые времена, и Шон постоял с ними на солнышке, а потом пошел к своему коттеджу.
       Когда он был еще за два поля от них, он увидел немцев, идущих по лесу, а также увидел и узнал Мари. Шон остановился, заслонив глаза от солнца, и увидел, как Мари вошла в лес, немцы последовали за ней. Вдруг забеспокоившись, Галлахер заспешил. Когда он был в середине поля, он услышал первый крик. Шон тихо выругался и побежал.
      
       Стояла великолепная весенняя погода. Сара и Мартиньи шли по дороге меж сосен, наслаждаясь приятным теплом. Вокруг в изобилии цвели нарциссы, крокусы и подснежники. Зацветали камелии. Вдали, в просветах между деревьями видны были воды залива, где голубизна местами граничила с зеленым. Повсюду пели птицы.
       Сара держала Мартиньи под руку, пока они шли по лесу.
       -- Боже, как чудесно пахнет. Вспоминается детство. Длинные, жаркие летние каникулы. Может быть, это был просто сон?
       -- Нет,-- сказал он.-- То была действительность. А эти четыре года просто ночной кошмар.
       -- Я люблю эти места. Норманны - древний народ, и де Вили такой же древний род, как остальные. У нас долгая история. Роберт де Виль сражался в битве при Хастингсе вместе с герцогом Вильгельмом Нормандским.
       -- С добрым старым Вильгельмом Завоевателем?
       -- Вот именно. Он правил Джерси до того как стал королем Англии. Так что это мы колонизовали Англию, а не наоборот.
       -- Тебе есть, чем гордиться.
       -- Здесь мои корни. Здесь моя родина. Мой дом. А ты откуда, Гарри?
       -- Человек без родины, вот кто я,-- шутливо сказал Мартиньи.-- Американский житель, годами работавший в Европе. Семьи, о которой стоило бы говорить, не осталось.
       -- Гражданин мира?
       -- Вовсе нет.-- Он расстроился, и это проявилось в неожиданном сердитом смущении.-- Я просто ничей. Не принадлежу ни к одному месту в мире. Возможно, мне следовало бы умереть в тех траншеях в девятьсот восемнадцатом. Может быть, наверху произошла ошибка. Меня здесь вовсе не должно было бы быть.
       Сара развернула его к себе.
       -- Ты говоришь ужасные вещи. Я чувствую, что начинаю уставать от циничных и сардонических заявлений, Гарри Мартиньи. Не мог бы ты, хотя бы изредка, снимать свою броню? Хотя бы, когда ты со мной?
       Прежде, чем он успел ответить, они услышали крик. Они повернулись туда, откуда он доносился, и увидели в просвете между деревьями старый амбар на поляне, и рядом с ним Мари, отбивавшуюся от Клейста, и смеявшегося Грейзера, стоявшего в стороне.
       -- Господи, Гарри, да делай же что-нибудь!-- воскликнула Сара.
       -- Хорошо, но ты не вмешивайся.
       Мартиньи пошел вниз по склону, в это время из-за деревьев выбежал Шон Галлахер.
      
       Клейст пришел в возбуждение, сжимая упругое юное тело.
       -- Да замолчи, ты!-- уговаривал он девушку.-- Будь хорошей девочкой, я тебя не обижу.
       У Грейзера сияли глаза, рот был полуоткрыт.
       -- Не забудьте, инспектор, все должно быть поровну, таков мой девиз.
       Добежав до них, Галлахер плечом отбросил сержанта с дороги, словно был форвардом в регби. Подскочил к Клейсту, и пнул немца под левое колено, от чего нога у того подогнулась, и нанес ему сильный удар в область почек. Клейст застонал и повалился, выпустив из рук перепуганную девушку.
       Галлахер поднял корзинку Мари и подал ей, потрепал девушку по щеке.
       -- Теперь все хорошо, детка,-- сказал он.-- Беги наверх к дому миссис де Виль. Больше тебя никто не тронет.
       Она бросилась бежать как испуганный кролик. Когда Галлахер обернулся, Грейзер успел вытащить из кармана свой Маузер, глаза его сверкали от бешенства. Клейст сказал:
       -- Нет, Эрнст. Это приказ. Он мой.-- Немец поднялся, расправил плечи и снял плащ.-- Как все ирландцы, он же ненормальный. Сейчас я его проучу. Руки-то пообломаю.
       -- Наполовину ирландец, так что и ненормальный наполовину. Давай разберемся с этим окончательно.-- Шон снял куртку и отбросил ее в сторону.-- Я не рассказывал тебе о моем деде, старике Харви Леброке? С двенадцати лет он ходил на шхуне за треской, потом был боцманом на паруснике, перевозившем зерно из Австралии. К двадцати трем он обогнул мыс Горн двенадцать раз.
       -- Поговори, поговори,-- сказал Клейст, кружа около Шона.-- Это тебе не поможет.
       Он бросился вперед, резко выбросив кулак для сокрушительного удара, от которого Галлахер, однако, с легкостью увернулся.
       -- В те дни боцман был хорош только своими кулаками, а он был хорош. Очень хорош.-- Шон нырнул вперед и ударил немца в левый глаз.-- Когда я приезжал из Ирландии еще мальчишкой к нему в гости, деревенские мальчишки не давали мне прохода, потому что я смешно говорил. Когда я пришел домой в слезах, он вывел меня в сад и преподал первый из множества уроков. Знание, расчет, реакция - вот что имеет значение, а не размеры. Бог, как он часто напоминал мне, а он не был профессиональным проповедником, никогда не планировал, чтобы миром правила жестокость.
       Получалось так, что немец каждый раз промахивался, а Галлахер, казалось, бил его, как хотел и куда хотел. В нескольких ярдах от них, на холме, Сара, Мартиньи и девочка Вайбер наблюдали, как ирландец гонял инспектора по траве.
       Но вдруг случилась беда: Галлахер сделал шаг вперед, поскользнулся на траве и упал. Клейст воспользовался выпавшим ему шансом: поднял колено и сильно лягнул его в бок при падении. Галлахер с удивительной скоростью откатился в сторону и встал на одно колено.
       -- Видит Бог, ты даже ударить-то не можешь толком.
       Когда он вставал, Клейст бросился на него, чтобы расправиться. Галлахер отклонился, и немец, споткнувшись об него, влетел головой в стену амбара. Ирландец ударил его по почкам сначала левой, потом правой рукой. Клейст резко вскрикнул, и Галлахер развернул его к себе. Он ухватил немца за воротник и ударил лбом в переносицу, сломав ему нос. Затем отступил на шаг. Клейста качнуло, и он повалился.
       -- Негодяй!-- крикнул Грейзер.
       Галлахер обернулся и увидел, что сержант направляет на него Маузер, но в тот же момент раздался выстрел, у ног сержанта выбило кусок дерна. Они повернулись, по склону спускался Мартиньи с Вальтером в руке.
       -- Уберите это!-- приказал он.
       Грейзер продолжал стоять, глядя на Мартиньи. Клейст, которому удалось подняться на ноги, сказал хрипло:
       -- Делай, что сказано, Эрнст.
       Грейзер послушался, и Мартиньи продолжал:
       -- Хорошо. Вы, без сомнения, опозорили все, что символизирует Рейх. Об этом я поговорю с вашим командиром позже. Теперь уходите.
       Грейзер попытался поддержать Клейста под руку, но тот оттолкнул его и пошел прочь через лес. Галлахер повернулся и крикнул Мари Вайбер:
       -- Иди, девочка. Иди в дом.
       Она повернулась и побежала. Сара вынула платок и вытерла кровь с губ Галлахера.
       -- Никогда не думала, что Джерси и Ирландия являются такой смертельной смесью.
       -- Прекрасный день для узнавания.-- Он сощурился на солнце, пробившееся сквозь кроны.-- То ли еще будет.-- Он усмехнулся и обратился к Мартиньи.-- У вас нет с собой сигарет? По-видимому, свои я оставил дома.
       11
       Мартиньи и Сара проехали через Сент-Обин и дальше к Бел-Ройал, минуя на своем пути целый ряд укреплений и огневых точек. Хотя небо оставалось голубым, и ярко светило солнце, а горизонте, над фортом Елизаветы появилась темная завеса.
       -- Дождь,-- сказала Сара.-- Типичная весенняя погода для Джерси. Удивительное солнце, и неожиданно с залива налетает шквал с дождем, иногда всего на несколько минут.
       -- Здесь теплей, чем я ожидал,-- заметил Мартиньи.-- Как в Средиземноморье.-- Он кивком указал на сад, мимо которого они проезжали.-- Особенно, когда видишь эти пальмы. Такого я не ожидал.
       Сара откинулась назад и закрыла глаза.
       -- На этом острове весной пахнет совершенно особенно, как нигде в мире.-- Она открыла глаза и улыбнулась.-- Это говорит та часть меня, что досталась мне от де Вилей. Безнадежно необъективная. Расскажи что-нибудь. Почему ты снял форму?
       Мартиньи был в кожаном пальто, но под ним серый твидовый костюм с жилетом, белая рубашка и черный галстук.
       -- Тактика,-- объяснил Мартиньи.-- Стараньями Мюллера каждый, кто что-то значит, уже знает, что я здесь, и кто я. Мне нет необходимости быть в форме, если я этого не хочу. Офицеры СД, большинство времени ходят в гражданской одежде. Это усиливает нашу власть. Служит к устрашению.
       -- Ты сказал: нашу власть.
       -- Неужели?
       -- Правда. Ты пугаешь меня иногда, Гарри.
       Он свернул на обочину и остановил Кубельваген.
       -- Давай пройдемся.
       Мартиньи помог Саре выйти из машины, и они постояли, подождав, пока пройдет приближавшийся военный состав, потом перешли железную дорогу к береговой дамбе. Там были кафе, теперь все закрытые, возможно, с самого начала войны, и невдалеке огромный бункер.
       Совершенной неожиданностью оказалась музыка. Двое молодых солдат сидели на дамбе с радиоприемником между ними. Внизу на песке играли дети, их матери сидели, прислонившись к дамбе, обратив лица к солнцу. Многие немецкие солдаты купались в море, среди них были две-три молодые женщины.
       Мартиньи и Сара прислонились к дамбе.
       -- Неожиданно очень по-домашнему, правда?-- Он дал ей сигарету.
       Солдаты взглянули на них, привлеченные видом девушки, но тут же отвернулись, поймав мрачный взгляд Мартиньи.
       -- Да,-- согласилась Сара.-- Я не этого ожидала.
       -- Если ты присмотришься, то поймешь, что большинство солдат на пляже - мальчишки. Самому старшему не больше двадцати. Их трудно ненавидеть. Это проявляется, когда кто-то оказывается нацистом. Тогда понятно, с кем имеешь дело. Но обычный двадцатилетний немец в военной форме ...-- Он пожал плечами.-- Это обычный двадцатилетний парень в военной форме.
       -- Во что ты веришь, Гарри? К чему стремишься?-- Ее лицо стало напряженным, измученным.
       -- Как я тебе уже говорил однажды, я экзистенциалист. Черчилль любит повторять: бой каждый день. И это значит ликвидация нацизма, потому что он должен быть ликвидирован полностью. Личная философия Гитлера неприемлема с точки зрения любой гуманистической философии.
       -- Ну а после, когда это кончится? Что будет с тобой?
       Он повернулся к морю, глаза черные, облокотился на дамбу.
       -- Когда я был молодым, я любил вокзалы, особенно ночью. Запах паровозного дыма, затихающие вдали гудки, платформы внутри огромных безлюдных викторианских дворцов, ожидание отправления куда-то, все равно куда. Я любил это и в то же время испытывал ужасную тревогу. Что-то связанное с возможностью сесть не в тот поезд.-- Он повернулся к Саре.-- Вот поезд тронулся, ты понимаешь, что ошибся, а выйти уже невозможно.
       -- В полночь вокзалы зловещи,-- сказала она тихо.-- Адресата нет у надежды.
       Он пристально посмотрел на девушку.
       -- Где ты это слышала?
       -- Одна из твоих плохих поэм,-- ответила Сара.-- В тот первый день, когда я тебя увидела в коттедже, ее читал бригадир. Ты забрал ее у него, скомкал и бросил в камин.
       -- А ты ее вытащила?
       -- Да.
       На мгновенье ей показалось, что он рассердится, но он улыбнулся.
       -- Подожди здесь.-- Оставив ее около дамбы, он перешел железную дорогу к Кубельвагену и открыл дверь. Когда он вернулся, в руках у него был фотоаппарат Кодак.-- Мне дала его Элен. Правда, пленка в нем четырехлетней давности, так что результат не гарантирую.
       Он направился к солдатам. Они обменялись несколькими фразами, сблизившись головами. Мартиньи дал одному из них фотоаппарат и вернулся к Саре.
       -- Не забудь улыбнуться.-- Он зажег сигарету и запихнул руки в карманы пальто.
       Сара взяла его под руку.
       -- Зачем это?
       -- Что-то на память обо мне.-- Она ощутила беспокойство и крепче сжала его руку. Молодой солдат сделал снимок.-- Еще раз, для верности,-- сказал Мартиньи по-немецки.
       Парнишка, смущенно улыбаясь, вернул фотоаппарат, отдал честь, повернулся и отошел.
       -- Ты сказал им, кто ты?-- спросила Сара.
       -- Разумеется, сказал.-- Он взял ее под руку.-- Пойдем. У нас есть дела.-- Они перешли железную дорогу и вернулись к машине.
      
       Карл Мюллер гордился умением держать себя в руках, своим замечательным свойством не поддаваться эмоциям в любых ситуациях. Он считал это своим величайшим достоинством, но, стоя у окна в своем офисе в отеле Серебристый прилив, чувствовал, что впервые утрачивает его.
       -- Что произошло?-- потребовал он.
       Лицо Клейста было в ужасном состоянии. Вокруг глаз лилово-черные круги, сломанный нос распух.
       -- Недоразумение, господин капитан.
       Мюллер повернулся к Грейзеру.
       -- Ты утверждаешь то же самое? Недоразумение?
       -- Мы просто расспрашивали девчонку, господин капитан. Она запаниковала, и тут появился Галлахер. Он совершенно неправильно истолковал это дело.
       -- По твоему лицу, Вилли, это очень заметно,-- сказал Мюллер.-- Да еще и Фогель был при этом.
       -- Он появился в самый неудачный момент,-- посетовал Грейзер.
       -- И он тоже совершенно неправильно истолковал происшествие.-- Мюллер был в бешенстве.-- Теперь мне придется снимать вас с крючка, когда он появится здесь днем. Идите отсюда, чтобы я вас больше не видел!
       Он повернулся к окну и хлопнул ладонями по подоконнику.
      
       Следуя указаниям Сары, Мартиньи проехал мимо тюрьмы на Глостер-стрит.
       -- Запомни,-- сказал он,-- когда мы вместе в городе, говори только по-французски. Никогда неизвестно, кто может услышать, понимаешь?
       -- Конечно.
       Стала слышна музыка и, свернув на Парейд, они увидели военный оркестр, расположившийся на газоне между статуей генерала Дона, предыдущего губернатора острова, и памятником неизвестному солдату. Вокруг стояла довольно большая толпа слушателей, в основном, местные жители, но было среди них и несколько солдат.
       -- Совсем как Время отдыха рабочих на БиБиСи там, в Соединенном Королевстве,-- сказал Мартиньи.-- Предполагается, что это помогает людям смириться с оккупацией.
       -- Остановись там,-- указала Сара.-- Муниципалитет в том конце.
       Они остановились у поребрика, и вышли из машины. Люди с интересом смотрели на них, привлеченные видом военной машины. Большинство остались безразличными, но были и такие, кто не смог скрыть гнева, когда видели Сару, особенно, пожилые женщины.
       Когда они проходили мимо, кто-то пробормотал:
       -- Джеррибэг!-- Это было ругательство, выражавшее презрение, испытываемое большинством людей к девушке, вступившей в связь с врагом. Мартиньи резко обернулся. Фогель пробудился к жизни и обратился к седой женщине, которая это произнесла.
       -- Вы что-то сказали, мадам?-- спросил он по-английски.
       Женщина пришла в ужас.
       -- Нет. Это не я. Вы ошибаетесь.-- Она повернулась и в панике быстро пошла прочь.
       Сара взяла его за руку и сказала тихо:
       -- Бывают моменты, когда я сама тебя ненавижу, Гарри Мартиньи.
       Они прошли мимо входа в здание муниципалитета, над которым развивался нацистский флаг, а на ступеньках стояли двое часовых в форме Люфтваффе с винтовками. Они перешли на другую сторону Йорк-стрит и дошли до Черинг-кросс. На некоторых витринах магазинов сохранились наклеенные бумажные ленты, вероятно, с начала войны. Авиация немцев бомбила Сент-Хелиер однажды в 1941 году. Очевидно, это последнее, что стала бы делать британская авиация. Этим, по-видимому, и объяснялось, что большинство владельцев магазинов счистили ленты со своих витрин.
       Они остановились у двери между двумя магазинами. Вывеска гласила, что в парикмахерскую нужно подняться по лестнице.
       -- Я помню это место,-- сказала Сара.
       -- Вдруг тебя здесь узнают?
       -- Не думаю. Последний раз меня здесь подстригали, когда мне было десять лет.
      
       Она пошла вверх по лестнице и толкнула дверь с матовым стеклом. Мартиньи провел ее внутрь. Салон был маленьким: пара фенов, да пара раковин. Женщина, лет сорока, с приятным округлым лицом, сидела в углу и читала газету. Она, улыбаясь, подняла от газеты голову, и улыбку словно смыло с ее лица.
       -- Слушаю вас,-- сказала она.
       -- Мне просто необходимо сделать прическу,-- сказала Сара по-французски.
       -- Я не говорю по-французски,-- ответила женщина.
       Мартиньи сказал по-английски:
       -- Юная леди была пассажиркой на Викторе Гюго, который шел из Гранвиля прошлой ночью. Не сомневаюсь, что вам известна судьба этого несчастного судна, а поэтому вы догадываетесь, что леди пришлось провести в воде некоторое время. Поскольку она не говорит по-английски, я делаю это вместо нее. Ее волосы, как вы видите, нуждаются во внимании парикмахера.
       -- Я не смогу помочь. Я работаю по записи и занята весь день.
       Мартиньи оглядел безлюдный салон.
       -- Это заметно. Ваше удостоверение, будьте любезны.
       -- Зачем? Я ничего не сделала.
       -- Вы предпочитаете продолжить этот разговор в Серебристом приливе?
       В глазах женщины появился страх. Никогда Саре не приходилось испытывать такого стыда, как теперь, когда она смотрела, как женщина доставала из сумочки свое удостоверение личности. Оно было на имя миссис Эмили Джонсон. Мартиньи внимательно его рассмотрел и возвратил женщине.
       -- Моя фамилия Фогель, штандартенфюрер Макс Фогель. У меня назначена встреча в муниципалитете с полковником Хейни, комендантом. Меня не будет час или немного дольше. Пока я буду отсутствовать, вы приведете в порядок волосы этой юной леди. Не сомневаюсь, они будут выглядеть достаточно ухоженными, когда я вернусь.-- Он открыл дверь.-- А если этого не случится, я прикрою ваше заведение так быстро, что вы охнуть не успеете.
       Они слышали, как он спустился по лестнице. Миссис Джонсон взяла из-за двери халат и повернулась к Саре с приятной улыбкой.
       -- Ладно, грязная маленькая французская потаскушка, сделаем-ка мы из тебя красотку для твоего мясника,-- произнесла она по-английски. Ее улыбка стала еще шире.-- Будем надеяться, ты получишь сполна, что заслуживаешь.
       Саре хотелось выразить ей одобрение. Вместо этого, она с самым невозмутимым видом откликнулась на речь женщины по-французски:
       -- Ах, пальто!-- Она сняла пальто и подала его парикмахерше, надела халат и села в ближайшее кресло.
      
       Когда Мартиньи переходил улицу к зданию муниципалитета, он увидел полицейского в традиционной форме английских полицейских и в шлеме, который на ступеньках лестницы беседовал с часовым. Они прекратили разговор и настороженно посмотрели на Мартиньи.
       -- Штандартенфюрер Фогель, к коменданту.
       Часовой встал навытяжку, а полицейский констебль предусмотрительно слинял.
       -- Комендант прибыл двадцать минут назад, штандартенфюрер.
       Мартиньи вошел в здание и оказался перед столом, поставленным перед лестницей наверх. За столом сидел армейский сержант. Он взглянул на Мартиньи и тот сказал:
       -- Моя фамилия Фогель. Я полагаю, полковник Хейни ждет меня.
       Сержант встал и снял трубку телефона.
       -- Штандартенфюрер Фогель здесь, господин майор.-- Он положил трубку.-- Майор Неккер немедленно спустится, сэр.
       -- Благодарю вас.-- Мартиньи отошел к двери и стал смотреть на улицу. Спустя мгновенье на лестнице послышались стремительные шаги. Он обернулся и увидел молодого человека, спешившего вниз по лестнице, пехотного майора, судя по внешности, не старше тридцати.
       Он был сама сердечность, да и как ему не быть, замедлив шаги, он щелкнул каблуками прежде, чем протянуть руку.
       -- Феликс Неккер, штандартенфюрер.
       Было очевидно, что майор побывал в боях. Шрам от шрапнели пересекал его правый глаз. Китель украшал Железный крест первой степени, серебряные нашивки за ранения, свидетельствовали, что он был ранен трижды, по меньшей мере, нашивки за пехотную атаку и золотая планка за рукопашный бой. Мартиньи остался жив благодаря тому, что отдавал должное и знал, что стоит за этими отличиями. Они многое говорили о том человеке, который их носил. Они говорили Мартиньи, что перед ним герой войны.
       -- Рад познакомиться с вами, господин майор. Вы давно на Джерси?
       -- Только пару месяцев,-- ответил Неккер.-- Я, вообще-то, не принадлежу к 319 дивизиону. Прикомандирован временно.
       Они поднялись по лестнице. Майор постучал и, открыв дверь, отступил в сторону. Мартиньи вошел первым. Комната выглядела приятно. Она явно когда-то служила кабинетом какого-то чиновника. Офицер, который встал и обошел вокруг письменного стола, чтобы его приветствовать, принадлежал тому типу, который Мартиньи мгновенно распознавал. Несколько скованные манеры старомодного офицера регулярной армии, наверняка не нациста. Офицера и джентльмена.
       -- Штандартенфюрер, рад вас видеть.-- Рукопожатие было крепким, достаточно дружеским, но глаза говорили нечто другое. Поверхностная вежливость, не более.
       -- Полковник Хейни.-- Мартиньи распахнул плащ и достал свое удостоверение СД.
       Хейни изучил его и вернул.
       -- Садитесь, пожалуйста. Чем мы можем быть вам полезны? Вы, конечно, уже познакомились с Феликсом Неккером. Он у нас только временно. Прямо из Парижа. Мой заместитель, временно. Небольшой отпуск для него. Он прямо из госпиталя. Был на русском фронте.
       -- Да что вы?-- сказал Мартиньи. Он достал письмо Гиммлера и протянул Хейни. Хейни прочитал его очень медленно, лицо его помрачнело. Он передал письмо Неккеру.
       -- Могу я узнать цель вашего визита?
       -- Не на этом этапе.-- Мартиньи взял письмо, которое ему протянул Неккер, прочитав.-- Все, что мне сейчас требуется, это гарантии полного содействия, если и когда оно потребуется.
       -- Это я вам гарантирую.-- Хейни помедлил.-- Что касается постоя, насколько я слышал, вы поселились в усадьбе де Вилей.
       -- Да, я говорил на пирсе сразу по прибытии с капитаном Мюллером из полевой полиции. Он оказал содействие. Кроме того, он снабдил меня подходящим транспортом. Так что в данный момент мне больше ничего не требуется. Было бы полезно, если бы вы оповестили всех командиров подразделений о моем присутствии.
       -- Конечно. Но вот какая штука,-- добавил Хейни.-- Сам-то я должен отбыть на Гернси, то же самое и гражданский комендант. На выходных у нас совещание с фон Шметтовым.
       Мартиньи повернулся к Неккеру.
       -- Я догадываюсь, вы остаетесь за командира?
       -- Так точно.
       -- Тогда я не вижу никаких проблем.-- Он поднялся и взял свою шляпу. Хейни спросил:
       -- Я еще вас застану, когда вернусь?
       -- Возможно.-- Мартиньи пожал им руки.-- Приятно познакомиться, господин полковник. Не буду вас больше отвлекать от дел. Нет нужды меня провожать, майор.
       Он вышел, закрыв за собой дверь. Все поведение Хейни сразу изменилось.
       -- У меня все тело начинает зудеть, когда появляются эти люди из службы безопасности СС. Что ему здесь нужно, Феликс?
       -- Одному богу известно, господин полковник, но у него такой мандат ...-- Неккер пожал плечами.-- Мало того, что от Гиммлера, так еще и сам Гитлер руку приложил.
       -- Знаю.-- Хейни поднял руку, словно защищаясь.-- Просто присматривай за ним, и все. Посмотрим, что скажет на это фон Шметтов, когда я буду у него на Гернси. Но приложи все силы, чтобы он был доволен. Последнее, что нам нужно, это неприятности от Гиммлера.
       -- Конечно, господин полковник.
       -- Хорошо. Теперь пригласи тех добрых граждан из Комитета распределения продовольствия, займемся этим делом.
      
       У Мартиньи еще оставалось время, поэтому он решил пройтись по городу. На улицах было многолюдно. В основном гражданское населенье, но и солдат тоже много. Большинство людей выглядели исхудавшими, но это не удивляло, одежда была устаревшей и поношенной. Ему встретилось всего несколько ребятишек, поскольку было время занятий в школе. Те, что он видел, были в лучшем состоянии, чем он ожидал, но люди всегда в первую очередь заботятся о детях.
       Итак, люди как-то приспосабливались. Он знал от Элен де Виль, что общественные столовые и пекарни сберегают топливо. Ему пришло в голову, что людям в городе приходится труднее, чем жителям деревень. В тот момент, когда он свернул на Куин-стрит, Мартиньи увидел толпу, запрудившую тротуар и даже частично проезжую часть. Все старались заглянуть в витрину магазина.
       В ней были выставлены самые разнообразные продукты. Консервы, мешки картофеля и муки, окорока, бутылки красных вин и шампанского. Толпа хранила молчание. Люди только смотрели. На стекле было прилеплено объявление:
       ТОВАРЫ ЧЕРНОГО РЫНКА. ВРАГ МОЖЕТ БЫТЬ ТВОИМ СОСЕДОМ,
       ПОМОГИ ЕГО РАЗОБЛАЧИТЬ.
       Подписано Мюллером. Боль в лицах простых людей, голодавших в течение долгого времени, была непереносимой. Мартиньи развернулся и пошел обратно к Черинг-кросс.
       Когда он поднялся по лестнице в салон, Сара как раз надевала перед зеркалом шляпку. Ее прическа была великолепной. Мартиньи помог ей надеть пальто. Эмили Джонсон спросила:
       -- Удовлетворены?
       -- Да, очень хорошо.
       Он вынул бумажник и достал из него банкноту в десять марок.
       -- Нет!-- Ее переполнял гнев.-- Мне не нужны ваши деньги. Вы велели мне ее причесать, и я это сделала.-- Ее глаза наполнились слезами.-- Теперь уходите.
       Мартиньи вытолкнул Сару за дверь. Когда он повернулся, то его голос, к удивлению Эмили Джонсон, звучал совершенно спокойно. Словно на минуту он отказался от роли жестокого эсэсовского офицера, которая ему так удавалась.
       -- Я уважаю вас, миссис Джонсон, вы отважная женщина.
       Дверь за ним закрылась. Она села, уронила голову на руки и разрыдалась.
      
       Мартиньи припарковал Кубельваген рядом с другими машинами, стоявшими у отеля Серебристый прилив в Гавр-де-Па.
       -- Я недолго.
       -- Обо мне не беспокойся,-- Сара улыбнулась.-- Я прогуляюсь вдоль дамбы. Я приходила сюда плавать в бассейне, когда была ребенком.
       -- Делай, как тебе нравится. Но старайся не разговаривать с посторонними мужчинами.
       Мюллер наблюдал из своего окна за прибытием Мартиньи. Когда Мартиньи вошел внутрь, его уже ждал молодой военный полицейский в полевой форме, чтобы приветствовать.
       -- Штандартенфюрер Фогель? Проходите сюда, пожалуйста.
       Он проводил Мартиньи в кабинет Мюллера и закрыл дверь. Капитан встал из-за стола.
       -- Рад приветствовать.
       -- Хотелось бы и мне иметь основания сказать то же самое,-- сказал Мартиньи.-- Вы говорили с Клейстом и Грейзером?
       -- О недоразумении в усадьбе де Вилей? Да, они все объяснили ...
       -- О недоразумении?-- холодно спросил Мартиньи.-- Будьте любезны, немедленно вызовите их сюда, господин капитан. И поторопите. Мое время ограничено.
       Он повернулся и встал у окна, сложив за спиной руки, пока Мюллер требовал по внутренней связи разыскать Клейста и Грейзера. Они появились спустя несколько мгновений. Мартиньи не обернулся, а продолжал смотреть через дорогу на дамбу, около которой стояла Сара.
       Он сказал тихо:
       -- Инспектор Клейст, насколько я понял, вы трактовали утренние происшествие в усадьбе де Вилей как недоразумение?
       -- Так точно, штандартенфюрер.
       -- Лжец.-- Голос Мартиньи был низким и угрожающим.-- Вы оба лжецы.-- Он повернулся к ним лицом.-- Когда я гулял по лесу с мадемуазель Латур, мы услышали крик девушки. Ребенка, капитан, ей едва исполнилось шестнадцать, которого это животное тащило в амбар, в то время как второй стоял и смеялся. Я был готов вмешаться, когда появился генерал Галлахер и наказал хулигана по заслугам.
       -- Понимаю,-- сказал Мюллер.
       -- Но мало этого, я был вынужден достать пистолет и сделать предупредительный выстрел, чтобы этот идиот не выстрелил в спину Галлахеру. Бог мой, Грейзер, как можно быть таким болваном?-- Он говорил медленно, словно разговаривал с ребенком.-- Он же ирландец, что значит - нейтрал. Фюрер проводит политику добрых отношений с Ирландией. Кроме того, он известный человек в своей стране. Герой их революции. Генерал. Мы не стреляем таким людям в спину. Вы это понимаете?
       -- Да, штандартенфюрер.
       Теперь Мартиньи переключил свое внимание на Клейста.
       -- И поскольку фюрер провозгласил по отношению к населению Джерси политику примирения, мы не пытаемся насиловать шестнадцатилетних девочек.-- Он повернулся к Мюллеру.-- Действия этих людей оскорбляют идеалы Рейха и честь немца.
       Мартиньи был в высшей степени доволен собой, особенно, когда Клейст не смог сдержать гнев:
       -- Я не мальчишка, чтобы выслушивать подобные лекции!
       -- Клейст,-- сказал Мартиньи.-- Как офицер Гестапо вы давали клятву фюреру. Священную клятву. Насколько я помню, она звучит: "Я торжественно обещаю тебе и назначенным тобой командирам повиновение до самой смерти". Разве не так?
       -- Так,-- ответил Клейст.
       -- Тогда запомните отныне, что вы здесь, чтобы выполнять приказы. Если я задаю вопрос, вы отвечаете: "Яволь, штандартенфюрер". Если я отдаю приказание, тогда: "Цу бефель, штандартенфюрер". Понятно?
       Наступила пауза. Потом Клейст сказал хрипло:
       -- Яволь, штандартенфюрер.
       Мартиньи обратился к Мюллеру:
       -- А вы еще удивляетесь, почему рейхсфюрер Гиммлер счел необходимым послать меня сюда.
       Он вышел, не сказав больше ни слова. Пересек фойе, перешел дорогу к машине. Сара пристроилась на капоте.
       -- Как это прошло?-- спросила она.
       -- Ах, думаю, можно сказать, что я нагнал страху божьего на каждого из них в достаточной мере.-- Он открыл перед ней дверь.-- Теперь ты можешь устроить мне куковский• тур по этому твоему острову.
      
       Мюллер начал хохотать.
       -- Жаль, что ты не мог себя видеть, Вилли, стоящим здесь перед столом. Не хватало только коротких штанишек.
       -- Богом клянусь, я ...
       -- Ничего ты не сделаешь, как и мы. Делай то, что тебе было сказано.-- Он подошел к шкафу и достал бутылку коньяка и стакан.-- Должен сказать, он звучит совсем как рейхсфюрер в плохой день. Вся эта чушь о немецкой безупречности. В зубах навязло.
       -- Вы все еще хотите, чтобы я поговорил со своим братом, господин капитан?-- спросил Грейзер.-- У меня заказан разговор со Штутгартом на сегодня, на десять вечера.
       -- Почему нет?-- Мюллер налил в стакан немного коньяка и сказал нетерпеливо:-- Вилли, бога ради, сходи в госпиталь и покажи свой нос. Действуйте. Идите оба прочь с глаз моих.
      
       Роммель остановился на вилле вблизи Байе, в глухой отдаленной провинции. Виллой этой пользовался для отдыха в выходные дни управлявший провинцией генерал, который был счастлив уступить ее фельдмаршалу, когда тот выразил желание провести в тишине конец недели. Чета Бернар, следившая за домом, были чрезвычайно обходительными людьми. Жена, к тому же, прекрасно готовила, а муж исполнял обязанности батлера.
       Баум приехал на виллу в Кубельвагене в своей собственной форме еще до появления там фельдмаршала. По настоянию Роммеля он закрыл правый глаз толстой черной повязкой. Что касается Баума, он не был похож на фельдмаршала, пока не надевал соответствующей одежды и не изменял немного свое лицо с помощью нескольких артистических уловок. Немного грима, резиновые защечные вкладыши, придававшие лицу некоторую квадратность. Но действительное изменение происходило в нем самом, оно шло изнутри. Он думал о себе как о Роммеле и становился Роммелем. Таков был его уникальный артистический талант.
       Роммель и Хофер прибыли во второй половине дня на Мерседесе, с сержантом инженерных войск Дрешлером за рулем. Дрешлер был ветераном Африканского корпуса, и Хофер специально его выбрал. Мадам Бернар подала фельдмаршалу поздний ланч в гостиной. После этого Хофер пригласил Баума к ним присоединиться.
       -- Хорошо, давайте еще раз все обсудим,-- сказал Роммель.
       -- По моей информации народ с Джерси отбывает на Гернси примерно в два часа ночи. Мы с Бергером выедем на Кубельвагене в девять. В километре отсюда есть пустой коттедж, где мы с ним остановимся, чтобы он переоделся.
       -- А потом?
       -- Всего в десяти километрах отсюда есть вспомогательная взлетно-посадочная полоса Люфтваффе. В соответствии с вашим личным приказом там ожидает летчик обер-лейтенант Сорса с Физлер-Сторч.
       -- Сорса? Это, ведь, финское имя?-- спросил Роммель.
       -- Совершенно верно.
       -- Тогда, что он делает в Люфтваффе? Почему он не на Восточном фронте, не стреляет по русским вместе со своими соотечественниками?
       -- Сорса не просто летчик, он асс. Один из величайших пилотов ночных истребителей, которые существуют. Сейчас он, в основном, летает над Рейхом, сбивая бомбардировщики Ланкастер. Он является наилучшей кандидатурой для нашего предприятия. Он не вписывается в обычную командную структуру Люфтваффе, аутсайдер.
       -- Не очень-то они нас любят, финны,-- посетовал Роммель.-- Я никогда им не доверял.-- Он закурил сигарету.-- Ну, продолжайте.
       -- Сорса не будет знать пункт назначения полета, пока мы не окажемся на борту. Я рассчитал, что мы приземлимся на Джерси около одиннадцати. Я отдал приказ штабу группы армий Б оповестить Берлин в полдень, что вы вылетели на Джерси. Причиной столь позднего оповещения будет необходимость обеспечения безопасности вашего полета.
       -- Что будет происходить здесь?
       -- Генералы Шталпнагель и Фалкенхаузен прибудут днем и останутся на ночь. В субботу утром они уедут.
       -- А вы вернетесь вечером?
       -- Конечно. Чета Бернар будет знать, что вы здесь, но им не будет известно, что вы и на Джерси тоже. То же относится и к сержанту Дрешлеру. Он вас боготворит, в любом случае. Старый товарищ по пустыне. Если в будущем с ним возникнут проблемы, я с ними справлюсь.
       Роммель обратился к Бауму:
       -- А вы, друг мой, справитесь?
       -- Да, господин фельдмаршал. Я, действительно, думаю, что справлюсь,-- успокоил его Баум.
       -- Хорошо.-- Роммель вытащил из ведерка со льдом бутылку "Dom Perignon", которую раньше принес мосье Бернар, откупорил ее и наполнил три бокала.
       -- Что ж, за моих друзей, за наше предприятие на Джерси.
      
       Сара и Мартиньи провели вторую половину дня в ознакомительной поездке по острову. Они отправились в Гори, где Сара намеревалась показать Мартиньи Мон-Оргуэй, один из самых замечательных замков в Европе. Но оказалось, что теперь это особо охраняемый вражеский укрепленный пункт.
       Во Фликет-Бей они наткнулись на партию подневольных рабочих, прорубавших дорогу к береговой артиллерийской батарее. Это были самые оборванные, грязные и истощенные создания, каких доводилось видеть Мартиньи. Он представился сержанту, который был сведущ в деталях, и тот рассказал, что это русские. После этого было тем более странно обнаружить батальон русской освободительной армии, укомплектованный, преимущественно, украинцами, охранявший северную береговую линию вокруг Бонни-Ньют-Бей.
       Дальше их путь лежал к Грознез, к развалинам средневекового замка, откуда в направлении Гернси открывается потрясающий вид на Сарк, Херм и Джету. Забавно было то, что их ни разу не остановили, не усомнились в их праве находиться, где бы то ни было, даже когда они проезжали по Пятимильной дороге, повторяющей изгиб залива Сент-Уэн, которая, на взгляд Мартиньи выглядела как наиболее охраняемая на всей протяженности их пути.
       Был уже вечер, когда они остановились у церкви на окраине Сент-Брелад-Бей. Сара вышла из машины, и Мартиньи последовал за ней. Они остановились под аркой ворот и заглянули внутрь. Здесь было кладбище, значительную его часть занимали солдатские могилы. Ряды крестов, каждый венчал аккуратную могилу.
       -- Не знаю, что Христос сделал бы с этими крестами,-- сказал Мартиньи.-- На каждом из них нарисована свастика.
       Сара поежилась.
       -- Я ходила в эту церковь. Здесь я получила первое причастие.
       Мартиньи лениво ходил между рядами немецких крестов.
       -- Здесь есть пара итальянцев и русский.-- Он двинулся дальше, переместившись в более старую часть кладбища, проходя мимо гранитных надгробий и памятников.-- Странно,-- сказал он.-- Я чувствую себя как дома.
       -- Что за нездоровые мысли?-- упрекнула его Сара.
       -- Вовсе нет. Просто я нахожу, что здесь чрезвычайно спокойно, и вид на залив просто потрясающий. Но, полагаю, что нам нужно поторопиться обратно.
       Они вернулись к машине и обогнули залив, проехав через Мон-Сохье. Сара сказала:
       -- Итак, как тебе экскурсия?
       -- Тесный маленький остров.
       -- И как мы вытащим отсюда Хью Келсоу?
       -- Говоря откровенно, не имею ни малейшего представления, так что, если появятся какие-нибудь идеи, не забудь поделиться со мной.
       Он продолжал вести машину, насвистывая сквозь зубы нечто, лишенное всякой мелодичности.
      
       Обед оказался странным действом. Мартиньи и Сара присоединились к остальным офицерам в основном обеденном зале. Здесь был Гвидо Орсини, Бруно Фелдт, капитан-лейтенант Эрих Дитрих и несколько других. У каждого опустевшего места была зажжена новая свеча, что Саре казалось жутковатым, но молодые офицеры были вежливы и внимательны, и наверняка чувствовали бы себя более свободно не будь здесь Мартиньи. Он надел форму из уважения к формальности обеда и это имело явный подавляющий эффект на остальных.
       Элен де Виль входила и выходила, меняя тарелки. Саре наскучил высокопарный разговор, и она настояла на своей помощи Элен в уборке со стола, и присоединилась к ней на кухне, где Шон Галлахер сидел за столом, ужиная остатками.
       -- Там просто кошмар. Гарри словно привидение на празднике,-- сказала Сара.
       Элен приготовила поднос для Келсоу.
       -- Пока они все за столом, я отнесу это наверх.
       Она поднялась наверх по лестнице из кухни и открыла дверь в главную спальню в тот самый момент, когда в другом конце коридора появился Гвидо Орсини. Он увидел ее, удивился, заметив поднос, и осторожно двинулся по коридору. Он замешкался, потом попробовал приоткрыть дверь в ее спальню. Элен впервые забыла повернуть ключ. Он осторожно заглянул внутрь, увидел открытую потайную дверь, и на цыпочках подошел к ней. Сверху слышались приглушенные голоса. Он послушал несколько мгновений, повернулся и вышел из спальни, закрыв за собой дверь.
       Когда Гвидо вошел в кухню, Сара и Галлахер тихо разговаривали.
       -- А, вот вы где,-- сказал он.-- Они теперь перешли к политике. Могу я вам предложить прогулку по террасе?
       -- Ему можно доверять?-- спросила Сара Галлахера.
       -- Не более чем большинству из знакомых мне мужчин, особенно рядом с такой чудной девушкой, как вы.
       -- Я, пожалуй, рискну. Если полковник Фогель будет меня искать, скажите ему, что я скоро вернусь,-- добавила она официально.
       С неба, усыпанного звездами, одной своей половиной светила луна, вызывая свечение всего вокруг. На фоне неба резко выделялись очертания пальм. Недавний дождь усилил аромат цветущих растений.
       -- Азалии,-- Сара глубоко вдохнула.-- Люблю этот запах.
       -- Вы замечательная девушка,-- сказал Орсини по-английски.-- Вы не возражаете, если мы будем говорить по-английски, правда? Рядом никого нет, и это поможет мне держать руки при себе.
       -- Хорошо,-- согласилась Сара неохотно.-- Но недолго.
       -- Вы бывали на Джерси раньше?
       -- Нет. После смерти мамы я жила у бабушки в Пемполе.
       -- Это ваша мама была англичанкой?
       -- Да, это так.
       Сара очень осторожно отвечала на эти вопросы. Она села на гранитное ограждение, спиной к луне. Орсини предложил ей сигарету.
       -- Вы ведь курите Житан, не так ли?
       Она уже успела привыкнуть к сигаретам, поэтому кивнула.
       -- В наши дни, нужно радоваться тому, что есть.
       Орсини дал ей закурить.
       -- Просто замечательно, вы говорите по-французски с бретонским акцентом.
       -- Что в этом странного, если моя бабушка была бретонкой?
       -- Я знаю. Удивляет меня ваш английский. Высший класс. Я учился в Винчестере, помнится, я говорил, так что могу судить.
       -- Неужели? Значит, мне в детстве повезло.-- Она поднялась.-- Мне лучше вернуться, Гвидо. Макс не находит себе места, если я вне поля его зрения слишком долго, да еще с другим мужчиной.
       -- Конечно.-- Она взяла его под руку, и они пошли обратно среди азалий.-- Вы мне нравитесь Анн Мари Латур. Очень нравитесь. Я хочу, чтобы вы это помнили.
       -- Только нравлюсь?-- поддразнила она Орсини.-- Мне казалось, вы говорили, что любите меня.-- Она вела опасную игру и вполне это понимала, но не могла противостоять искушению узнать, как далеко это может зайти.
       -- Хорошо,-- сказал он.-- Я вас люблю.-- Он обнял ее и страстно поцеловал.-- Теперь вы понимаете?
       -- Да, Гвидо,-- ответила она тихо.-- Я думаю, что понимаю.
       В лунном свете на террасе появился Мартиньи.
       -- Анн Мари, где ты?-- крикнул он по-французски.
       -- Иду!-- откликнулась Сара и погладила итальянца по лицу.-- Увидимся завтра, Гвидо.-- Она побежала вверх по ступенькам лестницы на террасу.
      
       Они все собрались вместе в маленькой комнате с окнами на террасу в задней части дома. Галлахер, Мартиньи, Элен и Сара. Галлахер наполнил Бургундским четыре бокала, а Элен немного приоткрыла французское окно, совсем капельку, подышала ароматным воздухом несколько мгновений и опустила тяжелую гардину.
       -- Итак, что будем делать?-- спросил Шон Галлахер.
       -- Ходить он не может, это без вариантов,-- сообщила Элен де Виль.-- Джордж Гамильтон смотрел его сегодня днем. Есть опасность, что он потеряет ногу, если ее побеспокоить.
       -- По крайней мере, он пока в безопасности наверху,-- сказала Сара.
       -- Он не может там пересидеть войну,-- веско сказал Мартиньи.-- Нам нужно переправить его в Гранвиль. Когда мы будем там, Крессон может радировать в Лондон, и они вышлют Лизандер в любую ночь, как мы захотим.
       -- Проблема в том, как его туда доставить,-- сказал Галлахер.-- Движение малых судов практически перекрыто. Как вы сегодня могли видеть, наблюдательные посты вдоль всей береговой линии. Невозможно незамеченным выйти в море. Каждое рыболовное судно, даже спасательные шлюпки должны иметь на борту немецких охранников, когда выходят в море.
       -- Так какое же решение?-- спросила Сара.-- Мы должны что-то сделать.
       За окном возникло движение, гардины разошлись. Мартиньи повернулся, выхватив Вальтер, в комнате появился Гвидо.
       -- Возможно, я мог бы помочь,-- сказал он по-английски.
       12
       На следующее утро Мартиньи с верхнего уровня причала Альберта наблюдал, как полковник Хейни, гражданский администратор, шериф и его команда отбыли на Гернси на Е - боте под командованием Дитриха. Он наблюдал за их выходом, облокотившись на дамбу в ожидании Орсини, который отправился в штаб флота, разместившийся в одном из отелей.
       Появление итальянца в комнате из-за занавески накануне вечером произвело тот эффект, на который оно и было рассчитано. Но его предложение внести свою лепту в их дело имело смысл. Даже если бы Орсини был бескомпромиссным фашистом, было достаточно ясно, кто окажется победителем в этой войне, и в Италии многие наиболее пламенные последователи Муссолини, без малейшего колебания перенесли свою лояльность на сторону победителей. Как бы то ни было, но Орсини не фашист. Элен и Галлахер убеждали в этом Мартиньи, и особенно горячо выступала на его стороне Сара.
       Молодой итальянец поднялся по лестнице, ответил на приветствие пары военных моряков и подошел к Мартиньи.
       -- Давайте дойдем до конца причала.
       -- Что вам удалось узнать?-- спросил Мартиньи, когда они стали прогуливаться по причалу.
       -- Побег возможен. Каждое воскресенье рано утром с Гернси отправляется маленький конвой. Капитан одного из кораблей, датского каботажного судна, названного Ян Крюгер, заболел. Под командованием боцмана оно идет к Джерси.
       -- И что с того?
       -- Наш старый приятель Роберт Савари примет командование судном и поведет его в Гранвиль.
       -- Это, действительно, интересно,-- согласился Мартиньи.-- Когда вы сможете с ним поговорить?
       -- В том-то и загвоздка. После того, как затонул Виктор Гюго, Савари подобрало одно из судов поисковой спасательной службы из Сен-Мало. Его доставят из Гранвиля завтра к вечеру быстроходным патрульным катером. Мы называем их скороходами.
       -- И вы думаете, что он согласится тайно вывезти отсюда Келсоу?
       Орсини пожал плечами.
       -- Судя по тому, что вы мне рассказали относительно его участия в этом деле, я считаю его кандидатуру подходящей для оказания на него давления. После того, что он уже сделал, я не представляю, как он может сказать нет.
       -- Правильно,-- согласился Мартиньи.-- И он знает, что один его неверный шаг, и Крессоны со товарищи организуют ему похороны, включая священника, и совершенно бесплатно.-- Он улыбнулся.-- Знаете что, граф? Я думаю, вы можете оказаться ценным приобретением для корпорации.
       -- Прекрасно,-- сказал Гвидо.-- Давайте только договоримся.
       -- Продолжайте.
       -- Я испытываю пресыщение смертью и разрушением. Я устал убивать, и меня тошнит от политики. Союзники войну выиграют, это неизбежно. Джерси является прекрасным местом для здравомыслящего человека, чтобы в комфорте отсидеться последние месяцы. И давайте не будем обманываться, что происходящее здесь может что-то изменить. Даже если Келсоу попадет в руки к немцам, самое большее, что может произойти - пострадает план вторжения Эйзенхауэра. Но в конце он все равно победит. Мы участвуем в довольно интересной игре. Правда, это довольно опасная игра, но, тем не менее, только игра.
       -- Тогда зачем же вам бросать на ринг свою шляпу?
       -- Я думаю, вы знаете, зачем я это делаю,-- сказал Гвидо, когда они уже спускались по ступенькам туда, где он оставил машину.-- Я вас предупредил, дружище. Нет никого опаснее распутника, который вдруг понял, что влюбился в достойную женщину.
       Когда в его офисе в штабе командующего зазвонил телефон, Феликс Неккер как раз собрался уходить, чтобы покататься на лошади по пляжу в Сент-Обине. Он поднял трубку, выслушал известие, и на его лице появился ужас.
       -- Боже мой! А расчетное время прибытия? Хорошо. Обеспечьте почетный караул. Я буду там, как только доберусь.
       Он положил трубку и сидел неподвижно несколько мгновений, обдумывая свои действия, поднял трубку и набрал номер телефона штаба секретной полевой полиции в Серебристом приливе.
       -- Господин майор,-- сказал Мюллер, когда их соединили.-- Чем могу быть полезен?
       -- Роммель прибывает в аэропорт через сорок пять минут.
       -- Кто вы сказали?-- переспросил Мюллер.
       -- Фельдмаршал Эрвин Роммель. Он прибывает со своим помощником, майором Хофером, из Нормандии на Физлер-Сторче.
       -- Но зачем? Я не понимаю,-- сказал Мюллер.
       -- Зато я понимаю,-- ответил Неккер.-- Теперь все ясно. Сначала поступил его приказ Хейни и остальным отправиться к фон Шметтову на Гернси на все выходные, чтобы убрать их с дороги, чтобы он мог свалиться нам на голову совершенно неожиданно и все здесь разобрать по косточкам. Я знаю, как Роммель действует. Он будет влезать во все дыры, Мюллер. Проверит каждое пулеметное гнездо.
       -- По крайней мере, одна загадка решена,-- сказал Мюллер.
       -- Что вы имеете в виду?
       -- Причина появления здесь Фогеля. Сошлись концы с концами.
       -- Да, думаю, вы правы,-- согласился Неккер.-- Теперь это не имеет значения. Встретимся в аэропорту.
       Он положил трубку, подумал, потом снова поднял трубку и попросил оператора соединить его с усадьбой де Вилей. Мартиньи и Орсини только что возвратились, и трубку сняла в кухне Элен.
       -- Это вас,-- сказала она Мартиньи.-- Майор Неккер.
       Он взял у нее трубку.
       -- Фогель слушает.
       -- Доброе утро,-- приветствовал его Неккер.-- Уверен, что для вас не является новостью то, что фельдмаршал Роммель прибывает в аэропорт через полчаса.
       Мартиньи скрыл свое удивление, сказав:
       -- Понимаю.
       -- Естественно, вы желаете его приветствовать. Встретимся в аэропорту.
       Мартиньи осторожно положил трубку. В этот момент из сада появились Сара и Галлахер.
       -- Что случилось?-- тревожно спросила Сара.-- Ты выглядишь ужасно.
       -- Не удивительно,-- сказал он.-- Такое чувство, что мне на голову рухнула крыша.
      
       В Серебристом приливе, в спальне, смежной с его офисом, Мюллер торопливо надевал форму. Он услышал, как открылась наружная дверь, и Клейст позвал его:
       -- Вы здесь, господин капитан? Вы нас вызывали?
       -- Да, входите,-- отозвался Мюллер.
       Он вошел в кабинет, застегивая на ходу китель, взял ремень с Маузером в кобуре и быстро застегнул его на себе.
       -- Что-то случилось?-- спросил Клейст, вид которого был просто ужасен. Кровоподтеки вокруг глаз стали темнее, и наложенная в госпитале повязка на нос тоже не украшала.
       -- Можно сказать и так. Я только что узнал, что прилетает Роммель, по-видимому, ради внезапной инспекции. Я должен ехать в аэропорт. Ты отвезешь меня, Эрнст,-- приказал он Грейзеру.
       -- А как же я?
       -- С таким-то лицом? Я хочу, чтобы ты не приближался к Роммелю больше, чем на милю. Лучше тебе взять пару выходных, Вилли. Держись подальше.-- Он повернулся к Грейзеру.-- Поехали.
       Когда они вышли, Клейст подошел к шкафу, где капитан держал напитки, достал бутылку коньяка, налил себе в стакан щедрой рукой. Он опорожнил стакан одним глотком, вошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Зрелище было ужасным, к тому же все лицо болело. И виноват чертов ирландец!
       Он налил себе еще коньяка и сказал тихо:
       -- Погоди, свинья, ты у меня дождешься.-- Он чокнулся со своим отражением в зеркале и опрокинул стакан.
      
       В Ситроене по дороге в аэропорт, когда они миновали гавань и ехали вдоль эспланады, Грейзер сказал:
       -- Кстати, об этом разговоре с братом, который у меня был заказан со Штудгартом на вчерашний вечер.
       -- Он мог что-нибудь сообщить?
       -- Нет. У него был выходной. Сегодня он в вечернюю смену. Я с ним поговорю.
       -- Теперь это уже неважно,-- сказал Мюллер.-- Ничего загадочного относительно друга Фогеля больше нет. Он, очевидно, просто опередил фельдмаршала, вот и все.
       -- Что хочет Роммель?-- спросил Грейзер.
       -- Если посмотреть на береговые укрепления и огневые точки вдоль всего французского побережья южнее Дьепа, как раз половина находится на этих островах,-- объяснил ему Мюллер.-- Возможно, в ожидании вторжения он хочет взглянуть, что он получил за свои деньги.-- Мюллер взглянул на часы.-- Но сейчас все это неважно. Ну-ка поднажми. У нас всего десять минут.
      
       При въезде в аэропорт Мартиньи задержался всего на мгновенье, чтобы показать свое удостоверение. Поскольку он надел форму, это было простой формальностью. Около главного входа было припарковано несколько машин, рядом с ними стояли водители, явный признак официального сборища. Большой черный лимузин Остин был украшен вымпелом военного коменданта.
       Мартиньи поставил Кубельваген позади Ситроена Мюллера, в котором за рулем сидел Грейзер, единственный водитель не в военной форме. Мартиньи игнорировал его и вошел в здание аэропорта. Повсюду были люди в военной форме, в основном, Люфтваффе. Он явно ощущал отчуждение, когда проходил мимо, но страха это не вызывало. Ему придется наилучшим образом разыграть ту карту, которую ему подкинула судьба.
       Неккер с группой офицеров, среди которых был и Мюллер, ожидали на площадке за зданием аэропорта. Был выстроен почетный караул Люфтваффе. Подошел майор, с улыбкой, выражавшей некоторую нервозность. За ним шел Мюллер.
       -- Они будут с минуты на минуту.-- Он предложил сигарету из серебряного портсигара.-- Невероятный шок для всех нас. Фельдмаршал прибывает как гром среди ясного неба, но не для вас, я полагаю.
       Мартиньи теперь понял. Они думали, что существует связь между его необъяснимым появлением на острове и неожиданным визитом Роммеля.
       -- Разве? Не пойму, что вы имеете в виду, дорогой Неккер.
       Неккер удивленно взглянул на Мюллера. Было ясно, что ни один из них ему не поверил, что прекрасно подходило для сложившейся ситуации. Он отошел немного в сторону и остановился, сложив руки за спиной, стал присматриваться к аэропорту. Здесь было семь сборных ангаров, сооруженных, очевидно, Люфтваффе. Ворота одного из них стояли нараспашку, являя взору три двигателя и характерный фюзеляж JU52 из гофрированного металла, транспортного самолета Юнкерса, который являлся рабочей лошадью германской армии. Других самолетов видно не было.
       -- Продолжает играть в загадочность,-- сказал Неккер Мюллеру, скривив рот.
       Мартиньи снова присоединился к ним.
       -- Вижу, Люфтваффе не многое может предложить.
       -- К сожалению. Враг имеет подавляющее превосходство в воздухе в этом регионе.
       Мартиньи указал на дальний ангар.
       -- Что здесь делает JU52?
       -- Это почтовый самолет. Совершает рейсы раз в неделю. Только пилот и наблюдатель. Всегда под покровом темноты. Они прилетели прошлой ночью.
       -- И снова улетают?
       -- Завтра ночью.
       Стал слышен нарастающий гул двигателей. Они повернулись и увидели Сторч, заходивший на посадку со стороны залива Сент-Оуэн и вскоре совершивший безупречное приземление.
       Конрад Хофер коснулся рукой плеча Баума, чтобы подбодрить его, пока пилот, оберлейтенант Сорса, выруливал машину к группе встречавших офицеров. Баум обернулся, коротко кивнул Хоферу, подправил наклон фуражки, натянул плотнее перчатки. "Твой выход, Хейни,-- сказал он себе.-- Так не ударим же лицом в грязь".
       Сорса поднял дверь, и Хофер выпрыгнул из самолета. Он обернулся, чтобы помочь Бауму, который успел расстегнуть старый кожаный плащ, чтобы были видны у него на шее Голубой Макс и Рыцарский крест. Феликс Неккер вышел вперед и отсалютовал ему строго в соответствии с формой военного приветствия, как солдат солдату.
       -- Фельдмаршал. Это величайшая честь для нас.
       Баум небрежно коснулся козырька фуражки маршальским жезлом.
       -- Вы?
       -- Феликс Неккер, сэр. Временно исполняющий обязанности командующего. Полковник Хейни отбыл на Гернси. На совещание с генералом фон Шметтовым.
       -- Да, мне это известно.
       -- Если бы мы только знали, что вы прибудете ...-- продолжал Неккер.
       -- Но вы не знали. Конрад Хофер, мой помощник. Так, кто у нас здесь?
       Неккер представил офицеров, начав с Мартиньи.
       -- Штандартенфюрер Фогель, но, полагаю, вы знакомы.
       -- Нет,-- сказал Мартиньи.-- Я никогда не имел удовольствия встречаться с фельдмаршалом раньше.
       Неудовольствие Роммеля было очевидно каждому. Он прошел дальше, знакомясь с Мюллером и другими офицерами, потом обошел почетный караул. А после этого просто пошел к ближайшему зенитному орудию, все потянулись за ним. Он поговорил с орудийным расчетом, потом по траве направился к ангару, где в ожидании замерла наземная бригада Люфтваффе.
       Наконец он повернул назад к зданию аэропорта. Посмотрев на небо, сказал:
       -- Прекрасная погода. Она еще постоит?
       -- Прогноз хороший, фельдмаршал,-- сообщил Неккер.
       -- Прекрасно. Я хочу посмотреть все. Вы понимаете? Я возвращаюсь завтра, возможно даже, завтра вечером, так что нам нужно место для постоя на ночь. Но, естественно, с этим можно разобраться позднее.
       -- В офицерском собрании Люфтваффе приготовлен легкий ланч, господин фельдмаршал. Они сочли бы это величайшей честью, если вы согласитесь разделить его с ними.
       -- Конечно, майор, но после этого, работать. Мне нужно многое посмотреть. Итак, куда мы направляемся?
      
       Офицерское собрание находилось наверху, в помещении, которое до войны было рестораном. Здесь предлагался небольшой выбор салатов, жареный цыпленок и консервированная ветчина. На стол подавали застенчивые молодые парни из Люфтваффе, которых одели в белые халаты для выполнения роли официантов. Офицеры ловили каждое слово фельдмаршала, сознавая свою близость к величию. А Баум с бокалом шампанского в руке упивался своей ролью. Ему казалось, что он наблюдает со стороны, является одновременно и зрителем тоже. И точно знал, что хорош в своей роли.
       -- Мы были удивлены, что вы решили лететь днем, господин фельдмаршал,-- сказал Неккер.
       -- И без эскорта,-- добавил Мюллер.
       -- Я всегда придавал значение неожиданности совершаемых дел,-- объяснил им Баум.-- Не нужно забывать, что в качестве пилота у нас оберлейтенант Сорса, один из наших доблестных финских товарищей. Обычно он летает на JU88S и имеет на своем счету тридцать восемь Ланкастеров, о чем свидетельствует его рыцарский крест.-- Сорса, невысокого роста, живой двадцатипятилетний мужчина с очень светлыми волосами выглядел польщенным, и Баум продолжал:-- Я должен сказать еще, что мы летели чрезвычайно низко над морем, так что волны представляли большую опасность, чем все, чем могла нас удивить британская авиация.
       Все рассмеялись, а Баум извинился и прошествовал в туалет, сопровождаемый Хофером.
       Мартиньи стоял у стены, наблюдая. Он почти не пил. К нему подошел Мюллер.
       -- Замечательный человек.
       -- О, да.-- Мартиньи кивнул.-- Один из действительных героев войны. Как там ваш инспектор Клейст?
       -- Глупый мужик.-- Мартиньи слушал.-- Но, я думаю, вы это понимаете. Еще шампанского?
      
       В туалете Баум придирчиво осмотрел себя в зеркале и спросил Хофера:
       -- Ну, как я выступаю?
       -- Супер!-- Хофер веселился.-- Были моменты, когда я действительно думал, что говорит сам старик.
       -- Хорошо.-- Баум причесался, поправил защечные прокладки.-- Что это за эсэсовский полковник? Этого я не ожидал.
       -- Фогель?-- Хофер посерьезнел.-- Я спрашивал о нем Неккера. Он появился на острове вчера, с мандатом, подписанным Гиммлером и самим Гитлером. Пока не дал никакой информации относительно причины своего прибытия.
       -- Не знаю,-- сказал Баум.-- Рядом с этими показушниками, я всегда чувствую себя глупо. Вы уверены, что его присутствие здесь никак с нами не связано?
       -- Как это может быть? Штаб группы армий Б только час назад сообщил, что вы будете на Джерси. Для паники нет оснований, пора обратно на арену.
      
       Неккер сказал:
       -- Не могли бы вы пройти в офис командующего, фельдмаршал? Генерал фон Шметтов на линии, с Гернси.
       Баум небрежно присел на край стола и взял поданную трубку.
       -- Дорогой фон Шметтов, сколько лет!
       Генерал фон Шметтов сказал:
       -- Неожиданная честь для всей моей команды. Хейни просто в шоке и готов сразу вернуться.
       -- Скажите ему, если он посмеет, его встретит огневой взвод,-- шутливо сказал Баум.-- Молодой Неккер покажет мне все вокруг ничуть не хуже. Прекрасный офицер. Меня все устраивает.
       -- Вы намереваетесь посетить Гернси?
       -- Не в этот раз. Завтра я возвращаюсь во Францию.
       -- Можем мы ждать вас в ближайшее время?-- На линии появились помехи.
       -- Конечно, и очень скоро. Обещаю. Всего хорошего.-- Баум положил трубку и повернулся к Неккеру.-- За работу. Береговая оборона, вот что я хочу посмотреть. Давайте начнем.
      
       В саду усадьбы де Вилей Сара сидела на каменной ограде, глядя на залив. Гвидо прислонился к ограде рядом с ней и курил сигарету.
       -- Сара,-- произнес он.-- Мне словно снова приходится с вами знакомиться.-- Он тряхнул головой.-- Кто бы ни сказал вам, что вы можете сойти за французскую проститутку, очень серьезно ошибся. Я понял, что что-то не так с самого начала.
       -- А Гарри? Вам не показалось, что и с ним что-то не так?
       -- Нет. Он меня беспокоит. Слишком уж ему удается роль Фогеля.
       -- Я понимаю.-- Она поежилась.-- Интересно, как он там?
       -- С ним будет все в порядке. Он последний, о ком я стану беспокоиться. Вам он нравится, я прав?
       -- Да,-- призналась Сара.-- Можно сказать, что это так.-- Прежде, чем она смогла продолжить, к ним подошли Элен и Галлахер.
       -- Что вы тут обсуждаете?-- спросила Элен.
       -- Особо, ничего,-- ответила Сара.-- Интересно, как Гарри выходит из положения.
       -- Дьявол не оставляет своих без присмотра,-- сказал Галлахер.-- Этот человек может сам о себе позаботиться. В настоящий момент важнее принять решение относительно Келсоу. Я думаю, его нужно перевезти из дома ко мне в коттедж.
       Гвидо кивнул.
       -- Это имеет смысл. Оттуда его будет проще переправить в гавань, когда я договорюсь с Савари.
       -- Неужели вы, действительно, надеетесь, что есть малейший шанс, что это получится?-- усомнилась Сара.
       -- Поддельные документы французского моряка. Мы с генералом можем это сами оформить,-- объяснил ей Гвидо.
       -- Забинтуем ему лицо. Скажем, что он оказался в воде после атаки на конвой и получил тяжелые ожоги,-- добавил Галлахер.-- Мы переправим Келсоу сегодня ночью.-- Он ободряюще улыбнулся Саре и обнял ее за плечи.-- Все получится. Поверь мне.
      
       Мартиньи пристроился в конец вереницы машин, когда они выехали из аэропорта на дорогу, проходящую через Сент-Питер. Его восхищал Роммель, но не менее восхищала и возможность находиться рядом с величайшим солдатом, которого произвела война, с самим командующим Западным валом. С человеком, чьим предназначением считалось сокрушение Союзников, как только они высадятся на этих пляжах.
       Он был очень энергичным. Они посетили Медоубэнк в приходе Сент-Лоуренс, где на протяжении двух лет военные инженеры и подневольные рабочие трудились на строительстве туннелей, которые должны были стать артиллерийскими складами. Теперь они были превращены в военные госпиталя.
       После этого они посмотрели на русских в северном секторе оборонительных рубежей и доты на Грив-де-Лек, Племон и Лес-Лэндис. На это потребовалось немало времени. Казалось, фельдмаршал хотел лично заглянуть в каждый окоп, в каждое пулеметное гнездо.
       Он захотел посмотреть военное кладбище в Сент-Бреладе и зашел там в церковь. На пути оказался Солдатский дом, занимавший реквизированный отель с видом на залив. Роммель настоял на посещении его к великому удовольствию смотрительницы заведения. Там они застали брачную церемонию по доверенности. Эта процедура, изобретенная нацистским правительством, отражала тот факт, что немецким солдатам, находившимся на военной службе, стало все труднее получить отпуск для нормальной свадебной церемонии в Германии. Женихом был дородный сержант, а место невесты, которая находилась в Берлине, занимала медицинская сестра из Красного креста.
       Свадьба была чисто нацистской, без всякого налета религиозности. Особенно забавным Бауму показалось непременное требование отсутствия малейшей доли еврейской крови, как у жениха, так и у невесты. Однако он выпил шнапса за здоровье жениха и отправился дальше.
       Когда они добрались до Сент-Обина, наступил вечер, и большинство участников заговорили о том, что пора остановиться. Баум посмотрел на карту, которую развернул перед ним Неккер, отметил артиллерийскую позицию на Монт-де-ля-Рок и попросил доставить его наверх.
       Мартиньи последовал за ним, по-прежнему оставаясь в хвосте ряда машин, поднимавшихся по крутому склону горы, пока не добрались до поворота на узкой дороге, за которым оказалась вершина и довольно много домов с плоскими крышами.
       -- Здесь только орудийные расчеты, фельдмаршал,-- успокоил его Неккер, когда Баум вышел из машины.
       Дом в самом конце ряда с двором за каменной стеной назывался Сентябрьский прилив. Дом рядом с ним носил французское название Хингет. В его саду узкий проход служил доступом к системе подземных бункеров и пулеметных гнезд, которые располагались вдоль гребня холма под садами. Здесь больше не было местных жителей, только военные, которые были ошеломлены появлением среди них Пустынного Лиса не меньше, чем командующий офицер капитан Хейдер.
       Обнаружилось, что сам он был на постое в Сентябрьском приливе. Фельдмаршал заинтересовался домом, и Хейдер с радостью повел его смотреть. Они все столпились в саду, из которого открывался захватывающий вид через залив на Сент-Обин справа, и на Сент-Хелиер слева. Сад окружала низкая цементная стена, за которой земля уходила практически вертикально вниз среди мощных деревьев и густого подлеска к видневшейся вдалеке дороге.
       Баум сказал:
       -- Чтобы сюда подняться, нужен альпийский корпус, джентльмены.-- Он посмотрел на дом. Дверь гостиной выходила на большую террасу, и вторая терраса была наверху, на нее выходили двери всех спален.-- Хорошо!-- воскликнул он.-- Мне нужно место, чтобы преклонить голову на ночь. Не одолжите мне этот дом?
       Хейдер был вне себя от счастья.
       -- Это величайшая честь для меня, господин фельдмаршал. Я переночую в Хингете у своего заместителя.
       -- Не сомневаюсь, что вы найдете для нас приличного повара среди своих людей.
       -- Никаких проблем, фельдмаршал.
       Баум обратился к Неккеру.
       -- Видите, дорогой мой Неккер, все славно устроилось. Это место мне прекрасно подходит. Неприступность с этой стороны и капитан Хейдер со своими парнями на страже с другой стороны. Чего еще желать?
       -- Мы надеялись, что вы присоединитесь к нам, чтобы отобедать в офицерском клубе в Безделушке,-- сказал Неккер робко.
       -- В другой раз. День был долгий, а я, честно говоря, люблю лечь пораньше. Заезжайте за мной утром. Не очень рано. Скажем, в десять. И мы посмотрим другую сторону острова.
       -- Как вам будет угодно, господин фельдмаршал.
       Они все вместе обошли дом и остановились перед парадным входом, чтобы попрощаться. Хейдер пригласил Баума и Хофера внутрь, чтобы все показать. Гостиная оказалась большой и сравнительно хорошо обставленной.
       -- Здесь все осталось, как было, когда мы сюда въехали,-- объяснил Хейдер.-- Если не возражаете, фельдмаршал, я сейчас заберу из спальни свои вещи и потом позабочусь о поваре.
       Он пошел наверх. Баум обратился к Хоферу:
       -- Как вам моя работа?
       -- Супер!-- одобрил Хофер.-- Место великолепное, изолированное, как раз то, что нужно. Вы просто гений, Бергер.
      
       Когда Мартиньи вернулся в усадьбу де Вилей, там уже ужинали. Он заглянул в окно и увидел Сару, сидевшую за столом с Гвидо и полдюжиной других офицеров. Он решил не входить в столовую, а вместо этого обогнул дом и вошел через кухонную дверь. Элен мыла в раковине тарелки, а Галлахер их вытирал.
       -- Ну, как все прошло?-- потребовал ответа ирландец.
       -- Нормально. Никаких проблем, если вы об этом спрашиваете.
       -- Вы видели великого человека?
       -- Так же близко, как вижу вас, но он ясно дал понять, что СС не принадлежит к числу его любимых организаций.
       Элен налила ему чашку чая, и Галлахер сказал:
       -- Пока вас не было, мы приняли некоторые решения.-- Он рассказал, что они решили переместить Келсоу. Когда он закончил, Мартиньи согласно кивнул.
       -- Мне кажется это разумным. Займемся этим позднее. Скажем, в одиннадцать.
       -- Да, тогда это будет уже достаточно безопасно,-- согласился Галлахер.
       Мартиньи пошел наверх и лег на кровать в комнате, которую делил с Сарой. Хотя они спали в одной постели, он больше не занимался с ней любовью после той первой ночи. Особых причин для этого не было. Просто не возникало необходимости. Нет. Это не совсем честно. Дело было не в Саре, а в нем самом. Что-то в глубине, некая старая душевная рана заставляла его бояться полностью себя отдать. Мрачный ужас, что это окажется еще одним разочарованием, или, возможно, просто страх перед тем, что эта странная обаятельная непокорная молодая женщина побуждает его вернуться в реальный мир. Возвращает к жизни.
       Мартиньи лежал в постели с сигаретой, глядя в потолок, странно встревоженный, и думал о Роммеле, об энергичности этого человека, о том, какой замечательной мишенью он является. Он поднялся, надел ремень с кобурой, в которой лежал ППК. Расстегнул свой чемодан и достал из него глушитель Карсвелла, положил его в карман.
       Когда он спустился вниз, за столом продолжали ужинать. Он прошел сзади, на кухню. Увидев его, Элен удивилась:
       -- Вы снова уходите?
       -- Есть дело.-- Он обратился к Галлахеру.-- Скажите Саре, что я скоро вернусь.
       Ирландец нахмурился.
       --Вы в порядке? Что-то случилось?
       -- Ничего на всем белом свете,-- успокоил его Мартиньи.-- Увидимся позднее.-- И вышел.
      
       По-прежнему в небе половина луны. В ее свете Мартиньи видел ряд белых домов высоко над головой на гребне над деревьями. Он повернул на Ла-Хаул-Хилл и остановил машину на дороге, где она соединяется с Монт-де-ля-Рок. Некоторое время он посидел в машине, обдумывая свои действия, потом вышел и начал подъем наверх между деревьями.
       Конечно, это нелепость. Застрелишь Роммеля, и через час они закроют остров так, что с него будет никуда не выбраться. Кроме того, они могут брать заложников, пока убийца не явится сам. Они проделывали такое в разных странах. Нет смысла думать, что они поведут себя иначе на Джерси. Но, вопреки здравому смыслу и логике, мысль возбуждала, не позволяла отказаться. Он продолжал лезть наверх.
       13
       Мюллер работал в своем кабинете в Серебристом приливе, пытаясь разобраться с документами, когда раздался стук в дверь, и заглянул Грейзер.
       -- Работаете сегодня допоздна, господин капитан.
       -- Почти все время сегодня потрачено на фельдмаршала и, похоже, завтра будет то же самое,-- сказал Мюллер.-- Мне нужно обработать хотя бы двенадцать дел, чтобы представить их в суд на следующей неделе. Надеялся, что смогу это сделать сегодня вечером.-- Он потянулся и зевнул.-- Ладно, а ты-то что здесь делаешь?
       -- Да тот разговор с моим братом в Штутгарте, который я заказывал, состоялся только что.
       Мюллер сразу оживился.
       -- И что он мог сказать о Фогеле?
       -- Ну, сам он совершенно определенно никогда не встречался с ним в штабе Гестапо в Берлине. Но он напомнил, что СД занимает отдельное здание в другом конце Альбрехт-штрассе. Он просто не знает, кто есть кто у них, за исключением больших шишек вроде Гейдриха, пока они его не прикончили, да Шеленберга. Но еще в то время, когда он был в Берлине, стало известно, что рейхсфюрер использует загадочных людей вроде Фогеля, наделенных им особыми полномочиями. Он сказал, что никто точно не знает, кто они.
       -- Что и требовалось доказать,-- подвел итог Мюллер.
       -- Во всяком случае, он сказал, что руководство деятельностью таких людей осуществляется из офиса СД, смежного с офисом рейхсфюрера в рейхсканцелярии. И как оказалось, брат хорошо знаком с одной из сотрудниц этого отдеда.
       -- С кем?
       -- С Лоттой Ньюманн из вспомогательного подразделения СС. Пока он работал в Берлине, она была его любовницей. Оказалось, она секретарь одного из помощников рейхсфюрера.
       -- И он готов с ней поговорить?
       -- Он уже заказал разговор с Берлином на завтра на утро. Он перезвонит мне, как только сможет. По крайней мере, мы сможем узнать насколько важная птица этот Фогель. Она не может не знать о нем.
       -- Прекрасно.-- Мюллер кивнул.-- Ты видел вечером Вилли?
       -- Да,-- нехотя признался Грейзер.-- В клубе. Потом он настоял, чтобы мы пошли в бар на какой-то глухой улочке в Сент-Хелиере.
       -- Он пьет?-- Грейзер замялся, и Мюллер сказал:-- Да ладно тебе, парень, выкладывай все до конца.
       -- Да, господин капитан, очень сильно. Мне за ним не угнаться. Как вы знаете, я пью совсем мало. Я посидел с ним некоторое время, но потом он стал мрачным и злым, как это с ним бывает. Велел мне убираться. Стал задираться.
       -- Дьявольщина!-- вздохнул Мюллер.-- Сейчас ничего не сделаешь. Вероятнее всего, он подцепит какую-нибудь женщину. Ты лучше иди спать. Утром ты мне снова потребуешься. В десять часов нужно быть в Сентябрьском приливе.
       -- Хорошо, господин капитан.
       Грейзер вышел, а Мюллер открыл следующее дело и взял ручку.
      
       Клейст в это время припарковал свою машину на границе усадьбы де Вилей, невдалеке от коттеджа Галлахера. Он был опасно пьян, и никакие доводы здравого смысла не могли влиять на его действия. У него было с собой полбутылки шнапса. Он сделал глоток и засунул бутылку в карман, потом вышел из машины и, раскачиваясь, пошел по дороге к коттеджу.
       Полоска света пробивалась между задернутыми занавесками на одном из окон жилой комнаты. Он принялся бешено колотить в дверь. Никакого отклика. Он подергал ручку двери, и дверь отворилась. Клейст заглянул в жилую комнату. На столе стояла керосиновая лампа, в камине тлели угли, но больше никаких признаков жизни. В кухне тоже было пусто.
       Клейст остановился у подножия лестницы и крикнул:
       -- Галлахер, где ты?
       Никакого ответа. Он взял керосиновую лампу и пошел наверх, чтобы убедиться своими глазами, что никого нет. В спальне было пусто. Он спускался с лестницы очень медленно и с трудом, снова вошел в комнату и поставил на стол лампу.
       Потом он завернул ее, и комната погрузилась в темноту, за исключением небольшого свечения углей в камине. Он отдернул занавеску на окне и сел в кресло качалку, развернув его так, чтобы видеть двор залитый лунным светом.
       -- Вот так-то, сволочь. Когда-нибудь ты все равно придешь домой.
       Он вытащил из кармана Маузер, положил его на колени и приготовился ждать.
      
       Баум и Хофер в Сентябрьском приливе наслаждались неожиданно вкусным ужином. Холодный жареный цыпленок, местный молодой картофель, салат, да еще и бутылка превосходного вина, подаренная капитаном Хейдером. В лунном свете вид на залив Сент-Обин был удивительным, и они вышли на террасу допивать вино.
       Спустя некоторое время появился капрал, который готовил ужин.
       -- Все в порядке, господин майор,-- обратился он к Хоферу.-- В кухне снова чисто. Я оставил кофе и молоко. Может быть, что-нибудь еще?
       -- Не сегодня,-- сказал ему Хофер.-- Мы будем завтракать ровно в девять. Яйцо, ветчина, все равно. Что есть. Сейчас можете возвращаться к себе.
       Капрал щелкнул каблуками и ушел. Баум сказал:
       -- Какая ночь!
       -- Мой дорогой Бергер, скажите лучше: какой день! Самый удивительный в моей жизни.
       -- А впереди еще второй акт.-- Баум зевнул.-- Помня о завтрашнем дне, не плохо бы и поспать.-- И он направился внутрь дома.
       Хофер сказал:
       -- Вы, конечно, с учетом табели о рангах должны занять главную спальню, что прямо над этой комнатой, которая имеет отдельную ванную. Я устроюсь в маленькой комнате в конце коридора. Из нее видно, что происходит перед домом. Лишняя предосторожность не повредит.
       Они пошли наверх. Баум так и держал в руке свой бокал с вином.
       -- Который час?-- спросил он.
       -- Если вы еще будете спать, я разбужу вас в семь тридцать,-- сказал ему Хофер.
       -- Роммель встал бы в пять, но не будем переигрывать.-- Баум улыбнулся. Он закрыл дверь в свои апартаменты. Пройдя через помещение для переодевания, он оказался в самой спальне. Она была незамысловато обставлена: два шкафа, столик с зеркалом, двуспальная кровать, все, по-видимому, осталось от старых хозяев, у которых этот дом был реквизирован. Капрал раздвинул шторы на окне. Они были длинными, до самого пола, и тяжелыми, сшиты из красного бархата. За ними оказалась стеклянная дверь в стальной раме. Баум открыл ее и вышел на верхнюю террасу.
       Вид отсюда был еще лучше, чем с нижней террасы. Справа вдали стала видна гавань Сент-Обина. Стояла тишина, которую нарушал только собачий лай где-то в дальних полях. Затемнение в Сент-Хелиере соблюдалось не вполне, то там, то здесь появлялись светящиеся точки. Море было спокойным, полоска пены лежала вдоль пляжей, небо светилось лунным и звездным светом. Ночь, за которую нужно благодарить Бога.
       Он поднял бокал и сказал тихо:
       -- Ле хайм!-- Повернулся, раздвинул шторы и вошел внутрь комнаты, оставив дверь открытой.
       Мартиньи потребовалось двадцать минут, чтобы подняться между деревьями наверх. Подъем был трудным из-за густого подлеска, но он этого ожидал. Ему, однако, повезло, что перед ограждением сада не было изгороди из колючей проволоки, что он отметил еще при первом посещении. Он так окончательно и не утвердился в своих намерениях, когда осторожно перебрался через ограждение. Услышав голоса, он спрятался в тени пальмы и посмотрел на террасу, где освещенные лунным светом стояли Хофер и Роммель.
       -- Какая ночь!-- сказал фельдмаршал.
       -- Дорогой мой Бергер, лучше скажите: какой день!-- сказал ему Хофер.
       -- А впереди еще второй акт.
       Мартиньи, стоявший в тени пальмы был поражен этим обменом загадочными фразами. Что за чушь? Когда они скрылись внутри, Мартиньи прокрался через лужайку ближе к дому и спрятался под навесом. Минуту спустя фельдмаршал появился на верхней террасе и, опершись на поручни, стал смотреть на залив. Постояв, он поднял свой бокал, тихо произнес:
       -- Ле хайм!-- Повернулся и вошел в спальню.
       "Ле хайм" означает "за жизнь", древнейший еврейский тост. Ну, это уж слишком. Мартиньи забрался на низкую стену, ухватился за поручни и перебросил тело на нижнюю террасу.
      
       Хейни Баум снял Голубой Макс и Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами и положил их на столик. Он достал из-за щек резиновые вкладыши и посмотрел на себя в зеркало и, запустив руки в волосы, помассировал голову.
       -- Неплохо, Хейни, совсем неплохо. Интересно, что сказал бы этот великий человек, если бы узнал, что играет его еврейский парень?
       Он начал расстегивать китель, а Мартиньи, который в это время уже стоял по другую сторону портьеры, накручивая глушитель на ствол Вальтера, вошел в комнату. Баум сразу увидел его в зеркале, и, как старый солдат, мгновенно выхватил Маузер из кобуры на ремне, лежавшем на столике.
       -- Не стоит,-- сказал Мартиньи.-- Эти новые модели глушителей просто чудо. Если бы я выстрелил вам в спину, даже вы сами этого бы не услышали. Теперь руки на голову и сядьте на скамейку.
       -- Это что, заговор СС, с тем чтобы от меня избавиться?-- сказал Баум, играя свою роль до конца.-- Я знаю, что рейхсфюрер Гиммлер всегда меня недолюбливал, но не осознавал, насколько сильно.
       Мартиньи сел на край кровати, достал из кармана пачку Житан и вытряхнул одну, действуя одной рукой. Когда ему удалось закурить, он произнес:
       -- Я слышал ваш разговор с Хофером на террасе. Он назвал вас Бергером.
       -- Нашли себе занятие?
       -- И я был за этой занавеской пару минут назад, когда вы разговаривали сами с собой. Так что давайте перейдем к фактам. Факт номер один: вы не Роммель.
       -- Это говорите вы.
       -- Ладно, попытаемся снова. Если я являюсь участником заговора СС, который должен вас убить по приказу Гиммлера, то, если вы не Роммель, какой смысл мне это делать. Другое дело, если вы, все же ...-- Он поднял пистолет, и Баум глубоко вздохнул.
       -- Очень умно.
       -- Так вы не Роммель?
       -- По моему разумению, это уже теперь ясно.
       -- Кто вы? Актер?
       -- Ставший солдатом, ставший снова актером.
       -- Потрясающе,-- восхитился Мартиньи. Я видел его в Париже в прошлом году, но вы меня одурачили. Он знает, что вы еврей?
       -- Нет.-- Баум нахмурился.-- Послушайте, вы из каких эсэсовцев, в конце концов?
       -- Да ни из каких.-- Мартиньи положил пистолет на кровать рядом с собой.-- Я полковник британской армии.
       -- Ни за что не поверю!-- воскликнул Баум изумленно.
       -- Жаль, что вы не говорите по-английски, я бы вам доказал,-- сказал Мартиньи.
       -- Почему не говорю? Говорю, конечно,-- ответил Баум на хорошем английском.-- В девятьсот тридцать пятом и тридцать шестом я играл по всей Империи Мосса• в Лондоне, Лидсе и Манчестере.
       -- И вы вернулись в Германию? Вы сумасшедший?
       -- Из-за родителей.-- Баум пожал плечами.-- Как большинство стариков они не верили, что это может случиться. Я спрятался в армии, воспользовавшись документами человека убитого во время бомбежки Киля. Мое настоящее имя Хейни Баум. Для Роммеля я капрал Эрих Бергер, 21 парашютно-десантный полк.
       -- Гарри Мартиньи.
       Баум, не без сомнения, пожал протянутую руку.
       -- У вас безукоризненный немецкий.
       -- Моя мать была немкой,-- объяснил Мартиньи.-- Скажите мне, а где сейчас Роммель?
       -- В Нормандии.
       -- Какова же цель маскарада? Или вы не знаете?
       -- Не полагалось бы знать, но я не хуже других умею подслушивать под дверью.-- Баум достал сигарету из серебряного портсигара фельдмаршала, вставил ее в мундштук слоновой кости, который ему дал Роммель.-- Он потихоньку встречается с генералами Шталпнагелем и Фалкенхаузеном. Совершенно противозаконное дело, насколько я понял. По-видимому, они и еще целый ряд других генералов, понимая, что война проиграна, хотят избавиться от Гитлера и спасти хоть что-то, пока есть шанс.
       -- Это возможно,-- согласился Мартиньи.-- Попытки покушения на жизнь Гитлера бывали и раньше.
       -- Дураки они все,-- сказал Баум.
       -- Вы не одобряете? Меня это удивляет.
       -- Войну они все равно уже проиграли. Это только дело времени. Им не хватает решительности. Этот мерзавец Гиммлер прикончит их раньше, развесив на крючьях. Не могу сказать, что меня это волнует. Начать с того, что это они помогли Гитлеру захватить власть.
       -- Это правда.
       -- С другой стороны, я немец, хотя и еврей. Я очень хорошо узнал Роммеля за эти несколько дней. Он хороший человек. Он просто оказался не с той стороны. Теперь вы знаете обо мне все. А кто вы? Что вы здесь делаете?
       Мартиньи рассказал ему коротко о Келсоу, хотя опустил даже упоминание об операции вторжения. Когда он закончил рассказ, Баум сказал:
       -- Желаю удачи. Судя по всему, это будет непросто вывезти его отсюда на судне. Я-то завтра ночью отсюда улетаю. По крайней мере, быстро.
       Мартиньи сразу понял, что есть простое решение всех проблем. Абсолютно гениальное.
       -- Скажите, когда вы вернетесь, вас отправят обратно в часть?-- спросил Мартиньи.
       -- Думаю, да.
       -- Что означает, что у вас есть все шансы лишиться головы в ближайшие несколько месяцев, поскольку, когда начнется вторжение, ваши десантные войска будут в самой гуще событий.
       -- Да уж наверно.
       -- Не хотите ли вместо этого отправиться в Англию?
       -- Шутить изволите? Разве такое возможно?-- удивился Баум.
       -- Подумайте сами.-- Мартиньи поднялся и начал вышагивать по комнате.-- Что самое полезное в положении фельдмаршала Эрвина Роммеля?
       -- Что же?
       -- То, что каждый делает то, что вы ему горите делать. Например, завтра вечером вы отправляетесь в аэропорт, чтобы вернуться во Францию на маленьком Сторче, на котором прилетели сюда.
       -- И что?
       -- Там есть JU52, транспортный почтовый самолет, который вылетает завтра почти в то же время. Как вы думаете, что произойдет, если фельдмаршал Роммель появится перед самым отлетом со штандартенфюрером СС, с раненым моряком на носилках и с юной француженкой и потребует этот самолет? Как вы думаете, что они могут возразить?
       Баум улыбнулся.
       -- Немногое, я полагаю.
       -- Как только мы взлетим, до ближайшего пункта на английском берегу будет не больше, чем полчаса лета даже на этом почтовом самолете.
       -- Бог мой!-- воскликнул Баум.-- Да вы это всерьез!
       -- Вы хотите в Англию или нет?-- спросил Мартиньи.-- Решите это для себя. Конечно, если бы вы не встретили меня, вы вернулись бы во Францию и присоединились к фельдмаршалу. И кто знает, что могло бы произойти. Очередной заговор против Гитлера может быть раскрыт, и Эрвину Роммелю конец. Я подозреваю, что не поздоровится и тем, кто был с ним связан. Давайте смотреть правде а глаза: вы сами, непременно, должны показаться очень подозрительным гестапо и Гиммлеру.
       -- Вы, однако, мастер находить нужные слова,-- сказал ему Баум.
       Мартиньи затянулся сигаретой.
       -- Даже если вы выживете, друг мой, Берлин очень скоро будет похож на кирпичный завод. Русские жаждут крови, и, я думаю, что Союзники отойдут в сторону и позволят им получить свое.-- Он выглянул наружу.-- Нет, я, действительно, думаю, что предлагаемая мной альтернатива, единственный выбор для человека разумного.
       -- Вы бы прекрасно зарабатывали, займись вы страхованием жизни,-- сказал Баум.-- Кстати, у меня есть кузен в Лидсе, который на севере Англии. В Йоркшире, если быть точным. Единственный мой родственник, если он еще жив. Мне нужен кто-то, кто скажет каддиш по мне. Это заупокойная молитва, если не знаете.
       -- Я знаю, что это,-- терпеливо сказал Мартиньи.-- Так мы договорились?
       -- Берлин, как кирпичный завод.-- Баум покачал головой и улыбнулся.-- Мне это нравится.
       -- Тогда так и сделаем.-- Мартиньи скрутил глушитель и убрал пистолет в кобуру.
       -- А что делать с Хофером?
       -- Зачем с ним что-то делать?
       -- Он неплохой. Не отличается от нас. Я бы не хотел, чтобы он пострадал.
       -- Я придумаю что-нибудь. Мы это обсудим с друзьями. Я присоединюсь к вашему туру по восточному берегу острова завтра утром. Будьте немного дружелюбней со мной. В подходящий момент, когда Неккер будет рядом, спросите, где я на постое. Я скажу, что это усадьба де Вилей и все о ней. Замечательное расположение, удивительный сад и так далее. Скажете Неккеру, что вам это кажется привлекательным. Что вы хотели бы остановиться там на ланч. Настаивайте на этом. Там мы окончательно и договоримся.
       -- Третий акт переписан перед самым спектаклем, нет ни малейшего шанса провести репетицию,-- сказал Баум с кривой усмешкой.
       -- Вы же знаете, это и называется шоу - бизнес.-- Мартиньи проскользнул между шторами и исчез.
      
       Сразу после полуночи Шон Галлахер и Гвидо спустили Келсоу по узкой лестнице в спальню Элен. Сара ждала у приоткрытой двери сигнала Элен с другого конца коридора. Элен подала сигнал, и Сара быстро открыла дверь.
       -- Пошли,-- сказала она.
       Галлахер и Гвидо снова сцепили руки и понесли Келсоу. Лестница в кухню была шире, и им пришлось не так трудно, как при спуске в спальню, так что через пару минут они были уже в кухне. Они ссадили Келсоу с рук, и Элен заперла дверь на лестницу.
       -- Пока без приключений,-- сказал Галлахер.-- Вы в порядке, полковник?
       Американец выглядел напряженным, но энергично закивал головой.
       -- Я чувствую себя прекрасно, потому что снова в движении.
       -- Прекрасно. Нам нужно пройти по дорожке к моему дому. Десять минут, не дольше.
       Элен показала им, чтобы замолчали.
       -- Мне кажется, я слышу машину.
       Они прислушались. Сара быстро увернула лампу, подошла к окну и выглянула в щелку между занавесками, когда машина въехала во двор.
       -- Это Гарри,-- сообщила она.
       Элен снова увеличила в лампе огонь, а Сара отперла дверь из кухни во двор. Гарри проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь. После событий на Монт-де-ля-Рок он ощущал подъем, волнение ясно читалось на бледном лице, затененном эсэсовской фуражкой.
       -- В чем дело, Гарри?-- спросила Сара.-- Что-то случилось?
       -- Полагаю, что можно сказать и так. Но с этим можно подождать. Готовы идти, да?
       -- Всегда готов,-- сказал Келсоу.
       -- Тогда двинули.
       -- Мы с Сарой пойдем вперед, чтобы приготовить для вас все,-- сказала Элен и сняла с вешалки пару старых плащей. Один подала девушке, другой надела сама. Потом она снова увернула лампу, открыла дверь, и они с Сарой поспешно пересекли двор. Галлахер и Гвидо сцепили руки, Келсоу обхватил их за шеи.
       -- Хорошо,-- сказал Мартиньи.-- Я пойду впереди, если кто-нибудь устанет, сразу скажите.
       Он отошел в сторону, чтобы их пропустить, закрыл за собой дверь, и они двинулись через двор.
      
       Бледный лунный свет пробивался сквозь кроны деревьев, и дорога была хорошо видна, ночь снова наполнилась ароматом цветов. Сара взяла Элен под руку. На мгновенье она снова ощутила ту близость, которая была свойственна их отношениям, то чувство покоя и защищенности, которое давала ей Элен после смерти матери, ставшая для нее не только сильной поддержкой, но и дыханием жизни.
       -- Что будет потом?-- спросила Элен.-- После вашего возвращения?
       -- Сначала нужно вернуться.
       -- Не дури. Все получится. Если я когда-нибудь и встречала человека, который знает, что делает, так это Гарри. Так что будет после возвращения? Опять будешь ухаживать за ранеными?
       -- Бог его знает,-- ответила Сара.-- Все это напоминает страшный сон. Я никогда не встречала таких людей, как Гарри. Никогда мне не было так интересно.
       -- Временное помешательство, Сара, как сама эта война. Не настоящая жизнь. То же самое и Гарри. Он не для тебя, Сара. Помоги ему Бог, но он даже и не для себя.
       Они остановились на опушке. В нескольких ярдах от них посреди лужайки стоял коттедж, купавшийся в лунном свете.
       -- Я тут ни при чем,-- сказала Сара.-- Никогда не была. Все произошло не по моей воле. Этого не объяснить.
       В коттедже, сидя у окна, Клейст увидел их, как только они вышли из леса. В первый момент его поразила их близость. Что-то его насторожило, он встал, подошел к двери и немного ее приоткрыл. Только когда они подошли ближе, он понял, что они обе говорят по-английски.
       Элен сказала:
       -- Увлечься кем-то и полюбить это разные вещи. Увлечение - это горячка, которая проходит, поверь мне. Ну ладно, пошли внутрь. Остальные сейчас подойдут.-- Элен прикоснулась к двери, и та подалась.-- Похоже, здесь открыто.
       В этот момент дверь распахнулась, показавшаяся рука схватила ее спереди за плащ, и дуло Маузера, который держал Клейст, уперлось ей в щеку.
       -- Входите, фрау де Виль,-- Сказал он хрипло.-- Давайте обсудим тот факт, что эта маленькая французская сучка не только прекрасно говорит по-английски, но, похоже, является вашей старой знакомой.-- На мгновенье Элен остолбенела, испытывая ужас из-за пистолета, упиравшегося ей в щеку, а Клейст потянулся и ухватил за волосы Сару.-- Вы еще и других ждете, как я понял. Интересно, кого же?-- Он отступил назад, таща Сару за волосы, и по-прежнему упирая дуло пистолета Элен в щеку.-- Без глупостей, а то я спущу курок.-- Он неожиданно отпустил Сару.-- Идите, задвиньте занавески.-- Она сделала, как он велел.-- Хорошо. Теперь увеличьте огонь в лампе. Пусть все будет так, как должно быть.-- Теперь Сара увидела, что его лицо покрыто потом, а в лице Элен читалась боль и ужас.-- Идите сюда.
       Он снова схватил ее за волосы. Было чудовищно больно. Ей хотелось закричать, чтобы предупредить остальных, но она сознавала последствия этого для Элен, Маузер теперь упирался той под подбородок. От Клейста разило спиртным, его трясло от возбуждения, пока они ждали, прислушиваясь к голосам людей, проходивших уже по двору. Только в самый последний момент, когда уже распахнулась дверь, и появился спиной Галлахер, а позади Гвидо, и Келсоу между ними, Клейст оттолкнул женщин от себя.
       -- Гарри, осторожно!-- крикнула Сара, но Мартиньи тогда уже вошел, было поздно, ее отчаянный крик никому не мог помочь.
      
       Келсоу лежал на полу, а Элен, Сара и трое мужчин стояли в ряд у стены, опершись на нее расставленными руками. Клейст в первую очередь забрал оружие у Мартиньи и положил себе в карман.
       -- СС в наши дни набирает рекрутов в странных местах.
       Мартиньи ничего не ответил, спокойно ожидая своего шанса, и Клейст двинулся к Гвидо Орсини и профессионально его обыскал.
       -- Ты мне никогда не нравился, красавчик,-- сказал он презрительно.-- От вас, от дерьмовых итальянцев нам одни неприятности. Напрасно фюрер не расправился с вами в первую очередь.
       -- Удивительно,-- сказал восхищенно Гвидо, обращаясь к Галлахеру.-- Оно даже умеет разговаривать.
       Клейст сбил его с ног и ударил в бок ногой в тяжелом ботинке, затем перешел к Галлахеру и ощупал его в поисках оружия, но ничего не нашел и отступил назад.
       -- Ну вот, сволочь, я тебя и дождался.
       Он ударил ирландца кулаком в основание позвоночника. Галлахер вскрикнул и упал. Клейст начал избивать его ногами. Элен закричала:
       -- Прекратите!
       Клейст ей улыбнулся.
       -- Я еще и не начинал.
       Он пхнул Галлахера ногой.
       -- Вставай! Руки на голову!-- Галлахер поднялся на четвереньки, постоял так мгновенье. Клейст подтолкнул его носком ботинка.-- Давай, шевелись ты, кусок ирландского дерьма.
       Галлахер поднялся на ноги и стоял с усмешкой на лице, руки по швам.
       -- Полуирландского и полуджерсийского,-- сказал он.-- Я же говорил тебе раньше. Опасная комбинация.
       Клейст ударил его по лицу слева.
       -- Кому сказано, руки на голову!
       -- Как прикажете.
       Нож - потрошитель был у Галлахера наготове в левой руке, уже несколько минут как ловко зажат в ладони. Он взмахнул рукой, раздался щелчок, когда он нажал на кнопку, блеснуло на свету лезвие, поражая Клейста в мягкую плоть под подбородком. Клейст разрядил Маузер в стену, потом уронил его и рухнул назад, на стол, при этом нож вырвался у Галлахера из рук. Клейст попытался подняться, одной рукой дергая за рукоятку ножа, торчавшую из-под подбородка, потом повалился набок на пол, судорожно дернулся и замер.
       -- О, Боже!-- воскликнула Элен, повернулась и стремительно выбежала в кухню, где ее у нее открылась жуткая рвота.
       Мартиньи сказал Саре:
       -- Иди, помоги ей.
       Девушка вышла, а сам он присел и достал свой Вальтер у мертвого из кармана. Он посмотрел вверх на Галлахера.
       -- Этому трюку бесшумного убийства обучают агентов SOE. Где вы научились?
       -- Еще одно наследие от моего старого деда,-- сказал Галлахер.
       -- Должно быть, он был замечательным человеком.
       Они с Гвидо перенесли Келсоу на диван, пока Галлахер пытался выдернуть нож. Чтобы высвободить его, потребовались немало сил. Шон вытер его о пальто убитого.
       -- Как вы думаете, это был официальный визит?
       -- Сомневаюсь.-- Мартиньи поднял пустую бутылку из-под шнапса.-- Он напился, и у него был на вас зуб. Он хотел отомстить. Пришел сюда по вашу душу, а вас нет, он и остался ждать.-- Он покачал головой.-- Бедняга, ему почти повезло, наконец. Это могло стать венцом его карьеры.
       -- Но теперь-то что будет?-- спросил Келсоу.-- Это может все загубить. Я имею в виду, что они будут его искать, если гестаповец не появится на работе.
       -- Без паники.-- Мартиньи завернул тело Клейста в ковер.-- Выход всегда есть. В первую очередь нужно найти его машину. Она стоит где-то недалеко отсюда.-- Он кивнул Гвидо и Галлахеру и они вышли.
      
       Не прошло и десяти минут, как Гвидо наткнулся на машину, и свистнул остальных. Мартиньи и Галлахер присоединились к нему.
       -- Что дальше?-- спросил Гвидо.
       -- Келсоу прав. Если Клейст не появится утром на работе, Мюллер перероет весь остров, чтобы его найти,-- сказал Галлахер.-- Что будем делать?
       -- Отдадим им его,-- сухо сказал Мартиньи.-- Он был пьян, не справился с управлением, все очень просто.
       -- Предпочтительно, рядом с обрывом,-- добавил Гвидо.
       -- Точно.-- Мартиньи обратился к Галлахеру.-- Можете вы предложить что-нибудь подходящее? Не слишком далеко, но достаточно далеко, чтобы не было явной привязки к этому месту.
       -- Да,-- ответил Галлахер.-- Я думаю, что знаю очень подходящее место.
       -- Хорошо. Вы поедете в Рено, я последую за вами в Кубельвагене.
       -- Мне тоже ехать?-- спросил Гвидо.
       -- Нет,-- решил Мартиньи.-- Вы останетесь здесь, держать оборону. Я схожу к дому за машиной, а вы вдвоем возвращайтесь на Рено к коттеджу и запихните тело Клейста в багажник.
       Он повернулся и поспешно двинулся через лес в сторону дома.
       Когда Мартиньи подъехал к коттеджу на Кубельвагене, они уже положили тело в багажник Рено, и Галлахер сидел за рулем, готовый ехать. Мартиньи спросил:
       -- Сколько времени займет дорога до места?
       -- Дальняя оконечность мыса Ля-Мой.-- Галлахер раскрыл карманную туристскую карту острова.-- Пятнадцать-двадцать минут в эти утренние часы.
       -- Есть вероятность на кого-нибудь наткнуться?
       -- В приходах у нас система неоплачиваемой полиции, так что она на врагов не работает, если ее к этому не вынуждают.
       -- А немцы?
       -- Нерегулярный патруль военной полиции, не более того. Есть вероятность, что мы не встретим вообще ни души.
       -- Ладно, двинули.-- Мартиньи обернулся к Гвидо и двум женщинам, стоявшим в дверях.-- Ждите нас здесь. Нам нужно обсудить кое-что.-- И они уехали.
       Галлахер был прав. На всем пути от Нуармона до Вудбайн-Коне и по главной дороге до Ред-Хаусес им не встретилось ни единого транспортного средства, и дальше, вдоль всего Ля-Рут-Оранж до самого мыса Кобие, тоже без неожиданностей. Наконец Галлахер свернул на узкую дорогу, остановил Рено и вышел из машины.
       -- Здесь справа внизу у Кобие есть укрепление, а слева, в направлении Ля-Мой, артиллерийская батарея. Выше все чисто. Примерно в двухстах ярдах отсюда дорога поворачивает, и идет вдоль обрыва. Место всегда считалось опасным, потому что там нет ограждения.
       -- Хорошо,-- сказал Мартиньи.-- Оставим Кубельваген здесь.
       Он достал канистру с бензином и встал на подножку Рено, Галлахер вел машину по ухабистой дороге между двух высоких оград. Они выехали на кромку обрыва над маленькой долиной, узкое ущелье слева вело вниз к скалам и дальше к морю.
       -- Годится,-- одобрил Мартиньи, постучав по крыше.
       Галлахер остановил машину, вышел из нее и пошел к багажнику. Они вытащили тело Клейста и отнесли его в машину, усадив за руль. Галлахер оставил мотор работать. Когда он хлопнул дверью, убитый навалился на руль.
       -- Порядок?-- спросил Галлахер, понизив голос.
       -- Одну минуту.-- Мартиньи открыл канистру и облил бензином переднее сиденье и одежду убитого.-- Порядок, теперь отпускайте.
       Галлахер отпустил ручной тормоз, поставив передачу на нейтраль, и вывернул руль. Он начал толкать машину, и она сошла с дороги и двинулась по траве.
       -- Берегитесь!-- предупредил его Мартиньи, зажег спичку и бросил ее в открытое окно со стороны пассажира.
       На мгновенье ему подумалось, что спичка просто погасла, но, когда машина уже переваливалась через кромку обрыва, расцвело оранжевое и желтое пламя. Они повернулись и побежали по дороге к оставленной машине, а у них за спиной раздавался скрежет, а потом короткий взрыв.
       Они добежали до Кубельвагена, и Мартиньи сказал:
       -- На всякий случай, спрячьтесь сзади.
       Все складывалось слишком гладко, чтобы длиться долго. Не прошло и пяти минут после поворота с дороги от Корбие на Рут-дю-Сад, как Мартиньи увидел на обочине два мотоцикла военной полиции. Один из полицейских вышел на дорогу, освещенную лунным светом, и поднял руку. Мартиньи немедленно затормозил.
       -- Военная полиция,-- предупредил он Галлахера.-- Пригнитесь ниже.
       Мартиньи открыл дверь и вышел из машины.
       -- В чем дело?-- При виде его формы, полицейские вытянулись по струнке. Один из них продолжал держать в левой руке дымящуюся сигарету.-- Аа, понятно, то, что можно назвать перекуром,-- сказал Мартиньи.
       -- Штандартенфюрер, не знаю, что и сказать,-- откликнулся курильщик.
       -- Лично я считаю, что самое лучшее, не говорить ничего.-- Тон, которым произносились эти слова, был как-то особенно угрожающим.-- Так что вы хотели?
       -- Ничего, штандартенфюрер. Просто нам нечасто приходится видеть транспорт в этих местах в такое время.
       -- Ну что ж, вы должным образом выполняете свои обязанности.-- Мартиньи достал свои документы.-- Вот мое удостоверение СД. Поторопитесь!-- Он повысил голос, и он стал хриплым и неприятным.
       Полицейский едва взглянул на удостоверение и трясущейся рукой протянул его Мартиньи.
       -- Все в порядке.
       -- Вот и хорошо. Тогда вы можете вернуться к своим обязанностям.-- Мартиньи сел в машину.-- Что касается курения, я бы посоветовал быть более осмотрительными.
       Он уехал. Галлахер сказал приглушенно:
       -- Как вам удается звучать так убедительно по-нацистски?
       -- Практика, Шон, только практика. Много практики,-- ответил Мартиньи и свернул на Ля-Рут-Оранж и двинулся к Ред-Хаусес.
      
       Как только они подъехали к коттеджу, Сара открыла дверь.
       -- Все нормально?
       -- Да,-- ответил ей Галлахер, входя за Мартиньи в дом. Мы столкнули машину с обрыва около Ля-Мой и позаботились, чтобы она загорелась.
       -- Это было необходимо?-- спросила, вздрогнув, Элен и обхватила себя руками.
       -- Мы хотим, чтобы он был найден,-- объяснил Мартиньи.-- И если часовые на береговых укреплениях даже наполовину спят, они не могут не заметить пламени. С другой стороны, мы не хотим, чтобы он оказался в хорошем состоянии, поскольку тогда будет необходимо искать объяснение ножевой раны.
       -- Следует понимать, что у вас не возникло никаких проблем?-- поинтересовался Келсоу.
       -- На обратном пути нас остановила военная полиция,-- рассказал Галлахер.-- Я спрятался, а Гарри продемонстрировал свои нацистские замашки. Нет проблем.
       -- Так что осталось только Гвидо поговорить с Савари,-- подытожила Сара.
       -- Нет,-- откликнулся Мартиньи.-- На самом деле весь план существенно изменился.
       Ответом было всеобщее изумление.
       -- Господи милостивый, что вы еще придумали?-- спросил Галлахер.
       Мартиньи закурил сигарету, встал спиной к огню и сказал спокойно:
       -- Вам лучше всем сесть, тогда я расскажу.
       14
       На следующий день в девять утра Галлахер поехал в Сент-Хелиер с двумя мешками картофеля в фургоне. На этот раз он не заглядывал на центральный рынок, а сразу отправился на базу снабжения армии, что располагалась в старом гараже на Уэсли-стрит. Первые грузовики с продуктами для армейских подразделений, находившихся в разных частях острова, выезжали обычно в восемь тридцать, что Галлахер и учитывал, планируя свой визит. Фельдфебель Клингер пребывал в своем стеклянном офисе и был занят завтраком. Колбаса, яйца, бекон, все очень по-английски. И кофе тоже настоящий, Галлахер ощутил это по запаху, когда поднимался по лестнице.
       -- Доброе утро, господин генерал. Что у вас есть сегодня для меня?
       -- Пара мешков картофеля, если вас это интересует. Взамен я взял бы любые консервы и кофе.-- Он взял кусочек бекона с тарелки Клингера.-- Как я вас ни увижу, вы всегда едите.
       -- А почему нет? В этой паршивой жизни это все, что мне осталось. Выпейте со мной кофе.-- Клингер налил ему кофе.-- Почему люди так глупы? До войны у меня был в Гамбурге хороший ресторан. У меня бывали все лучшие люди. Моя жена старается, как может, но на прошлой неделе он пострадал от бомбежки и никакой компенсации.
       -- То ли еще будет, Ганс,-- сказал Галлахер.-- Скоро они высадятся на пляжах, все эти томми и янки, и двинут на фатерлянд, а с другой стороны подходят русские. Вам повезет, если удастся сохранить дело. Эти рейхсмарки, которые вы копите, не будут стоить той бумаги, на которой они напечатаны.
       Клингер прикрыл рот рукой.
       -- Перестаньте. От ваших разговоров с утра пораньше у меня будет несварение.
       -- Конечно, деньги вроде вот этой монеты никогда не утратят своей ценности.-- Галлахер достал из кармана монету и положил на стол.
       Клингер взял ее в руки и ахнул:
       -- Английский соверен.
       -- Точно. Золотой соверен.
       Клингер попробовал монету на зуб.
       -- Настоящая.
       -- Разве я стал бы предлагать вам фальшивку?-- Галлахер достал из кармана маленький полотняный мешочек и, дразня, покачал им из стороны в сторону.
       Он положил мешочек на стол. Клингер высыпал из него монеты и стал прикасаться к ним пальцами.
       -- Ладно. Что вы хотите?
       -- Морскую форму. Военную морскую форму,-- сказал Галлахер.-- Как говорят наши американские друзья: ничего особенного. У вас их целые мешки здесь на складе.
       -- Невозможно,-- сказал Клингер.-- Абсолютно невозможно.
       -- Кроме того, нужны сапоги, штормовка и фуражка. Мы ставим пьесу в приходе Сент-Брелад. В ней есть очень хорошая роль для немецкого моряка. Он влюбился в девушку с Джерси, а ее родители ...
       -- Чушь какая!-- воскликнул Клингер.-- Пьеса? Что за пьеса?
       -- Хорошо,-- сказал Галлахер.-- Если вас не интересует ...
       Он начал собирать монеты в мешочек, но Клингер придержал его руку.
       -- Вы знаете, господин генерал, военной полиции в Серебристом приливе будет очень интересно узнать, зачем вам немецкая форма.
       -- Не сомневаюсь, только мы им не скажем, так ведь? Я имею в виду, что вы ведь не хотите шума вокруг этого места, Ганс? Все это спиртное, сигареты и консервы в погребе. А еще и кофе, и шампанское.
       -- Хватит!
       -- Я понимаю, сейчас весна,-- продолжал Галлахер безжалостно,-- но в штрафном батальоне на русском фронте все же, я полагаю, обстановка для здоровья не полезная.
       Угроза в голосе Галлахера звучала совершенно явно, и обещание было слишком ужасающим, чтобы даже думать об этом. Клингер чувствовал себя в ловушке и проклинал тот день, когда связался с ирландцем. Однако плакать теперь поздно. Лучше дать ему то, что он хочет, и надеяться на лучшее.
       -- Хорошо, я вас понял.-- Клингер собрал соверены в мешочек и положил его в один из карманов кителя.-- Я сам большой любитель театра. Так что рад оказать поддержку.
       -- Я знал, что могу на вас положиться,-- сказал Галлахер.-- Вот размеры.-- Он подтолкнул к Клингеру листок бумаги.
      
       В десять утра кавалькада покинула Сентябрьский прилив в направлении Бомонта и Бел-Ройял, затем по авеню Виктории въехала в Сент-Хелиер. Первой остановкой был замок Елизаветы. Был отлив, они оставили машины напротив Гранд-отеля и поднялись на борт бронетранспортера, который ходил через залив по гребню дамбы, перемешивая гусеницами песок.
       -- Во время прилива дамба оказывается под водой, господин фельдмаршал,-- объяснял Неккер.
       В результате нового оборота событий, Баум чувствовал себя в своей стихии, был полон предвкушением. Он видел Мартиньи, сидевшего в другом конце трака и разговаривавшего с двумя молодыми офицерами и Мюллером, и на краткое мгновенье ему показалось, что события прошлой ночи ему просто приснились. Очень уж правдиво Мартиньи играл нациста. Но, с другой стороны, он ведь и сам неплохо справлялся с ролью фельдмаршала.
       Бронетранспортер выбрался с дамбы наверх, проехал через старые ворота замка и остановился. Они все вышли, и Неккер сказал:
       -- Англичане построили здесь укрепления, чтобы держать на расстоянии французов, еще во времена Наполеона. Здесь сохранились даже пушки того времени.
       -- Теперь мы укрепили его еще больше, чтобы держать на расстоянии англичан. Разве вам это не кажется забавным?
       Когда Баум пошел впереди всех ко рву перед входом во внутренний двор, его догнал Мартиньи.
       -- Вот что интересно, господин фельдмаршал, во времена королевы Елизаветы Тюдор губернатором здесь был сэр Вальтер Рейли.
       -- Неужели?-- оживился Баум.-- Выдающийся человек. Солдат, мореплаватель, музыкант, поэт, историк.
       -- Кроме всего прочего, он познакомил западный мир с табаком,-- напомнил ему Мартиньи.
       -- За одно это он достоин памятника в каждом городе,-- сказал Баум.-- Я помню итальянскую кампанию девятьсот семнадцатого. Ужасное было время. Мне кажется единственное, что нам помогло вынести позиционную войну, это сигареты.
       Он быстро шел вперед, Мартиньи рядом с ним. Они продолжали оживленный разговор, а следом за ними шли Хофер и Неккер, испытывая сильное волнение. Спустя час, после тщательного осмотра каждого дота и орудия, которые смог найти Баум, они вернулись к бронетранспортеру и были переправлены к оставленным на берегу машинам.
      
       У обрыва вблизи Ла-Мой группа саперов удерживала веревку, помогая капралу на другом ее конце подниматься по крутому склону. Он перебрался через кромку и отстегнул карабин. Сержант, командовавший операцией, дал ему сигарету.
       -- Что-то ты неважно выглядишь.
       -- Ты бы выглядел не лучше. Этот водитель похож на кусок недоваренного мяса.
       -- Документы есть?
       -- Сгорели вместе с одеждой. Машина - Рено. Я запомнил номер.
       Сержант записал номер.
       -- Теперь это дело полиции.-- Он обратился к остальным.-- Возвращайтесь все на пост. Спасибо.
      
       Мон-Оргуэй в Гори на восточном побережье Джерси, возможно, один из наиболее красивых замков в Европе. Немцы разместили там береговые артиллерийские батареи. В действительности, в замке располагались штабы двух полков. Баум посетил их оба, не в ущерб обычному энергичному доскональному досмотру всего остального. Со смотровой площадки, оборудованной на самой высшей точке, он в полевой бинокль рассматривал французское побережье. Он оказался несколько отдельно от остальных, и Хофер подошел к нему.
       -- Все в порядке?-- спросил Баум, продолжая смотреть в бинокль.
       -- Фогель старается привлечь внимание,-- тихо сказал Хофер.
       -- Ему захотелось поговорить, я дал ему эту возможность,-- ответил Баум.-- Пусть будет довольным, майор. Я стараюсь, чтобы все они были довольны. Разве не это от меня требуется, майор.
       -- Конечно,-- успокоил его Хофер.-- Вы не так меня поняли. Вы держитесь превосходно. Просто будьте осторожней, и все.
       К ним подошел Неккер, и Баум сказал:
       -- Просто фантастика. Теперь я хотел бы посмотреть что-нибудь в жилых районах. Укрепление, которое можно найти в любой деревне.
       -- Конечно, господин фельдмаршал.
       -- Потом ланч.
       -- Уже все оговорено. Офицеры штаба армии надеются, что вы присоединитесь к ним.
       -- Нет, Неккер. Что-нибудь другое. Я хочу познакомиться с другой стороной жизни острова. Фогель сказал, что он на постое в какой-то усадьбе де Вилей. Вы знаете это место?
       -- Да, господин фельдмаршал. Хозяйка, миссис Элен де Виль, жена владельца, который является офицером британской армии. Очень приятная женщина.
       -- И сам дом очень хорош, судя по словам Фогеля. Я думаю, там мы и остановимся для ланча. Я уверен, что миссис де Виль не будет возражать, особенно, если вы обеспечите продукты и вино.-- Он посмотрел на небо.-- Чудный день для пикника.
       -- Как прикажете, господин фельдмаршал. С вашего позволения, я пойду распоряжусь.
       Спустя десять минут, когда офицеры проходили через главные ворота к машинам, появился на мотоцикле военный полицейский. Он остановил рядом с Ситроеном Мюллера, за рулем которого сидел Грейзер. Грейзер прочитал записку, переданную ему полицейским, вышел из машины и торопливо пошел к Мюллеру, беседовавшему с парой молодых офицеров. Мартиньи, оказавшийся неподалеку, услышал:
       -- Чертов дурак,-- выругался Мюллер и скомкал записку.-- Ладно, нам, пожалуй, нужно ехать.
       Он подошел к Неккеру, коротко с ним переговорил и пошел к машине. Машина быстро уехала, и Мартиньи подошел к Неккеру.
       -- Мюллер кажется расстроенным.
       -- Да. Похоже, один из его людей погиб в автомобильной аварии.
       -- Какое несчастье.-- Мартиньи предложил ему сигарету.-- Позволю себе отметить ваше умение организовать все наилучшим образом за столь короткий срок.
       -- Стараемся, как можем. Роммель нас посещает не каждый день.
       -- С другой стороны, я думаю, вы вздохнете с облегчением, когда Сторч взлетит сегодня. Он вылетает до или после почтового самолета?
       -- На мой взгляд, ему не следует вылетать раньше, чем стемнеет. Почтовый обычно вылетает в восемь, по той же самой причине.
       -- Не волнуйтесь, майор.-- Мартиньи улыбнулся.-- Я уверен, что фельдмаршал внемлет резонам. Я сам поговорю с ним относительно этого.
      
       На лесистых склонах прихода Сент-Питер, откуда открывался вид на залив Сент-Уэн вдалеке, фельдмаршал обошел комплекс пулеметных гнезд, побеседовал с пулеметными командами, то здесь, то там принимая угощение сигаретой. Неккер не мог не отметить, что он имел сенсационный успех у солдат, хотя одному Богу известно, откуда у него столько энергии.
       Они посетили каждый закоулок оборонительного комплекса и возвращались назад через лес, когда имел место непредвиденный случай. Они вышли из-за деревьев, Баум впереди всех. Ниже на дороге трудилась партия подневольных рабочих. Это были самые жалкие создания, которых доводилось Бауму видеть, одетые, в большинстве своем, в мешковину.
       -- Что у нас здесь?-- потребовал он ответа.
       -- Русские, господин фельдмаршал, плюс несколько поляков и испанских красных.
       Никто из работавших внизу на дороге не знал об их присутствии, как не знал и охранник, который сидел на стволе поваленного дерева и курил, придерживая винтовку у колена.
       Из леса за дорогой показалась повозка, запряженная тощей лошадью, которой управляла молодая женщина с платком на голове и в комбинезоне. В повозке сидела девочка лет пяти-шести. Когда они проезжали мимо дорожных рабочих, девочка бросила им несколько брюквин.
       Немецкий охранник закричал сердито и побежал по дороге за повозкой. Он схватил лошадь за поводья и остановил, что-то сказал женщине, а потом подошел к телеге и грубо схватил девочку. Он ударил ее по лицу. Когда подбежала женщина, чтобы защитить ребенка, он сбил ее с ног.
       Баум не сказал ни слова, просто побежал вниз по склону холма. Он достиг дороги, когда охранник занес руку, чтобы ударить девочку снова. Баум ухватил его за запястье, повернул его наверх и вокруг. Охранник обернулся с лицом, полным гнева, который мгновенно сменился удивлением, а Баум двинул ему в зубы. Охранник покачнулся и упал на четвереньки.
       -- Майор Неккер,-- сказал фельдмаршал.-- Вы меня очень обяжете, арестовав это животное.-- Он игнорировал всех остальных, но повернулся к молодой женщине и девочке, уцепившейся за нее.
       -- Как ваше имя, фройлин?-- спросил он по-английски.
       -- Джин ле Котур.
       -- А это?-- Баум взял ребенка на руки.
       -- Моя сестра Агнес.
       -- Ты очень смелая девочка, Агнес ле Котур.-- Он посадил девочку в повозку, повернулся и отдал честь молодой женщине.-- Примите мои глубочайшие извинения.
       Женщина посмотрела на него изумленно, потом взяла поводья и повела лошадь прочь по дороге. На самой опушке леса, перед тем, как повозка скрылась за деревьями, девочка подняла руку и помахала ему.
       Все присутствующие офицеры рассмеялись. Баум повернулся к Неккеру и сказал:
       -- Честь удовлетворена, я предлагаю отправиться на ланч в усадьбу де Вилей.
      
       Мюллер и Грейзер стояли на вершине обрыва и смотрели вниз на останки Рено.
       -- Там был огонь,-- сказал Грейзер.-- По словам сержанта саперов, с которым я сегодня разговаривал, его не узнать.
       -- Могу себе представить. Ладно, договорись с ними, чтобы сегодня подняли тело. Нам потребуются результаты вскрытия, но сделать его нужно обдуманно. Не должно стать известно, что он был пьян.
       Он отвернулся от Грейзера, огляделся.
       -- Одного понять не могу, чего его сюда занесло? Пока нам известно только одно: он очень много пил прошлой ночью. Порасспроси военную полицию, может кто-то видел его машину,-- приказал Мюллер.-- Мне нужно возвращаться на официальный прием, так что я возьму Ситроен. Ты откомандирован в военную полицию. Если появится какая-то информация, сразу дай мне знать.
      
       Сержант со своей командой, появившийся в усадьбе де Вилей из офицерского клуба в "Безделушке", доставил в изобилии продукты и вино. Они вытащили из дома столы и стулья, накрыли их белыми льняными скатертями, которые принесли с собой, и быстро все обустроили. Сержант вежливо, но ясно дал понять Элен, что поскольку фельдмаршал может появиться в любой момент, ей лучше не путаться под ногами.
       Она пошла наверх в спальню и достала из шкафа летнее платье из светло-зеленого органди - память о счастливых днях. Когда она надевала его через голову, в дверь постучали, и вошла Сара.
       -- Готовишься играть хозяйку?
       -- У меня есть выбор?-- спросила Элен.-- Даже будь он настоящим.
       Она расчесала волосы и заколола их гребнями из слоновой кости.
       -- Ты хорошо выглядишь,-- сказала Сара.
       -- Ты тоже.-- На Саре было черное пальто и крошечная черная шляпка, волосы забраны наверх.
       -- Мы делаем то, что в наших силах. Скорей бы кончилось. Вот будет радость.
       -- Теперь недолго, дорогая моя.-- Элен обняла ее и прижала к себе, потом отвернулась к зеркалу и оправила на себе платье.
       -- Вы с Шоном не передумали? Вы с нами не полетите?
       -- Господи, конечно, нет. Ты представляешь, что станет с усадьбой, если меня здесь не будет? У Ральфа не будет дома, куда он сможет вернуться. И не забывай, что Шон, как он любит напоминать, нейтрал.-- Она подкрасила губы.-- Мне совершенно не о чем беспокоиться. Вы с твоим штандартенфюрером Фогелем не были приглашенными мной гостями. Кроме того, Гвидо всегда сможет меня прикрыть.
       -- Ты, действительно, замечательная женщина,-- восхитилась Сара.
       -- Все женщины - замечательные, дорогая. Им не остается ничего другого. Это мужской мир.-- Она подошла к окну.
       -- Да, наверно, ты права. Они приехали.-- Сара улыбнулась.-- Не забудь, что внизу среди этих офицеров мы с тобой формально вежливы и общаемся только по-французски.
       -- Буду помнить.
       -- Хорошо. Тогда в бой. Я выйду первой. Дай мне несколько минут.-- Сара вышла.
      
       Когда Сара вошла в парадный зал, она увидела Гвидо, Бруно Фельдта, и еще троих морских офицеров, которые нерешительно топтались в дверях, выглядывая наружу.
       -- Ах, мадемуазель Латур,-- приветствовал ее появление Гвидо по-французски.-- Вы выглядите восхитительно, как и всегда. Фельдмаршал только что прибыл.
       Они вышли наружу и остановились на лестнице. Неккер представил Элен Баума. Сара увидела, что Мартиньи стоит позади группы офицеров. Кто-то взял у фельдмаршала кожаный плащ, жезл и перчатки. Он снова обернулся к Элен, одернул китель и сказал по-английски:
       -- Вы очень добры, фрау де Виль. Огромное беспокойство для вас, но я так хотел сам увидеть одну из знаменитых усадеб Джерси. Мне очень рекомендовали усадьбу де Вилей.
       -- Она довольно скромная по сравнению с другими, господин фельдмаршал. К примеру, Сент-Уэн несравненно более впечатляет.
       -- Но здесь очень приятно. Очень. Сады, цветы, пальмовая роща, внизу море. Что за цвет!-- Он галантно предложил ей руку.-- Не окажите ли мне честь отведать омара и шампанского? Может быть, мы могли бы ненадолго забыть о войне?
       -- Трудновато, господин фельдмаршал, но я попробую.-- Она взяла его под руку, и они прошли к столам.
      
       Полдень стартовал наилучшим образом. Гвидо Орсини попросил разрешения сделать фотографию, и фельдмаршал великодушно согласился, позируя вместе с офицерами, Мартиньи рядом с ним. Все предприятие имело явный успех.
       Неккер с четвертым бокалом шампанского в руках, стоял около стола с напитками вместе с Хофером и Мартиньи.
       -- Мне кажется, что он очень доволен.
       Хофер кивнул.
       -- Совершенно определенно. Замечательное место и хозяйка очаровательная.
       -- Очень неохотно участвует,-- ехидно комментировал Мартиньи.-- Но порода не позволяет это показывать. Английский высший класс, он везде одинаков.
       -- Возможно,-- холодно сказал Неккер.-- Ее можно понять. У нее муж, между прочим, майор британской армии.
       -- И поэтому является врагом Рейха, но вряд ли мне нужно вам напоминать об этом.
       Мартиньи взял бокал с шампанским и отошел от них. Сара была в окружении морских офицеров, и Гвидо их фотографировал. Она помахала Мартиньи, и он к ним присоединился.
       -- Пожалуйста, Макс, мы должны сфотографироваться вместе,-- сказала она.
       Он легко рассмеялся и передал свой бокал Бруно.
       -- Почему бы нет?
       Офицеры отошли в сторону, оставив Сару и Мартиньи стоять вдвоем в солнечном свете. У нее возникло странное чувство, когда она вспомнила слова Элен, и Сара крепче ухватила его за руку, словно изо всех сил старалась удержать.
       -- Чудесно!-- сказал, улыбаясь, Гвидо.
       -- Хорошо,-- сказал Мартиньи, забирая у Бруно свой бокал.-- Теперь мне нужно поговорить с фельдмаршалом. Вы присмотрите за Анн Мари, лейтенант?-- сказал он Гвидо и пошел прочь.
       Мартиньи заметил появление Мюллера гораздо позже, чем остальные. Сейчас Мюллер разговаривал с Неккером, а по дороге за его спиной приближался мотоцикл военной полиции с Грейзером в седле. Мартиньи приостановился, наблюдая. Грейзер остановил мотоцикл, поставил на стенд и подошел к Мюллеру, который тут же извинился перед Неккером и отошел, слушая сержанта. Спустя некоторое время, он огляделся, увидел Мартиньи и двинулся в его сторону.
       -- Не мог бы я поговорить с вами наедине, штандартенфюрер?
       -- Конечно,-- согласился Мартиньи, и они пошли в сторону от остальных, к лесу.-- Чем могу быть полезен?
       -- Один из моих людей, Клейст, погиб прошлой ночью. Темное дело. Его машина сорвалась с обрыва в Ле-Мой.
       -- Нехорошо,-- сказал Мартиньи.-- Он был пьян?
       -- Возможно,-- осторожно ответил Мюллер.-- Дело в том, что мы не можем понять, зачем он туда забрался. Это довольно отдаленное место.
       -- Возможно, женщина?-- предположил Мартиньи.
       -- Никаких следов другого тела.
       -- Тогда непонятно, но при чем здесь я?-- Мартиньи знал, конечно, что расспросов не избежать.
       -- Мы провели рутинный опрос патрулей военной полиции, не видел ли кто его машину.
       -- И что они?
       -- Нет, но у нас есть рапорт, что вы на Кубельвагене останавливались на Рут-дю-Сад приблизительно в два часа ночи.
       -- Правильно,-- спокойно сказал Мартиньи.-- Но какая связь с тем, что произошло?
       -- Чтобы попасть в Ле-Мой, где погиб в аварии Клейст, нужно проехать по Рут-дю-Сад, а затем свернуть на дорогу к Кобие.
       -- Ближе к делу, Мюллер, меня ждет фельдмаршал.
       -- Хорошо, штандартенфюрер. Интересно, что вы делали в тех местах в два часа ночи?
       -- Очень просто,-- ответил Мартиньи.-- Я был занят тем делом, которое исполняю согласно личному предписанию рейхсфюрера, как вам прекрасно известно. Вернувшись в Берлин, я обязан представить ему рапорт обо всем, что я увидел на Джерси. Сожалею, но вынужден сообщить вам, что он не будет благоприятным.
       Мюллер нахмурился.
       -- Не могли бы вы объяснить, штандартенфюрер?
       -- Система безопасности - это в первую очередь,-- начал Мартиньи.-- Вернее, ее отсутствие. Да, Мюллер, я был остановлен военной полицией на Рут-дю-Сад сегодня утром. Я выехал отсюда в полночь, проехал через долину Сент-Питер наверх до деревни и вдоль Грив-де-Лек. Было чуть больше часа, когда я достиг Л'Итак на северной стороне залива Сент-Уэн, возвращаясь по дороге вокруг Лес-Ландес. Оборонительные рубежи, вы согласны?
       -- Да, штандартенфюрер.
       -- Места, где находятся важные военные установки?
       -- Правильно.
       -- Я рад, что вы согласны. Потом я проехал вдоль залива к маяку в Кобие и был случайно остановлен на Рут-дю-Сад двумя военными полицейскими, которые, как выяснилось, устроили перекур на обочине. Вы меня поняли, Мюллер, не так ли?-- Его голос стал жестким и угрожающим.-- Я проехал вокруг острова, вдоль самых важных оборонительных укреплений и был остановлен только однажды.-- Он позволил себе повысить голос, так что некоторые офицеры обернулись.-- Вы можете назвать это удовлетворительным?
       -- Нет, штандартенфюрер.
       -- Тогда, я предлагаю вам этим срочно заняться.-- Он поставил свой бокал на стол.-- Теперь, я думаю, что я заставил фельдмаршала ждать слишком долго.
       Когда он отошел, к Мюллеру подошел Грейзер.
       -- Что случилось?
       -- Да ничего особенного. Он сказал, что объезжал остров с инспекцией. Сказал, что в течение двух часов ездил по острову, а остановлен был только один раз, на Рут-дю-Сад.
       -- Вы ему верите, господин капитан?
       -- Похоже на правду,-- ответил Мюллер.-- К сожалению, мой полицейский нюх не дает мне покоя. Он был в тех краях, и я не люблю совпадений.
       -- Так, что мне теперь делать?
       -- Когда они поднимут тело старины Вилли, сразу отправь его на вскрытие. По крайней мере, тогда мы будем знать на каком мы свете, насколько сильно он накачался шнапсом.
       -- Хорошо, господин капитан. Я все сделаю.-- Грейзер вернулся к мотоциклу и незамедлительно уехал.
      
       Баум, разговаривавший с Элен и несколькими офицерами, обратился к подошедшему Мартиньи:
       -- А, вот и вы, Фогель. Я перед вами в долгу за ваше предложение посетить такое восхитительное место.
       -- Рад, что вам нравится, фельдмаршал.
       -- Не уходите, я хочу с вами поговорить. Вы мне должны рассказать, как обстоят теперь дела в Берлине.-- Он поцеловал руку Элен.-- Прошу прощения, фрау де Виль.
       -- Конечно, фельдмаршал.
       Мартиньи и Баум пошли по траве к деревьям, а там по дорожке, которая вела к ограждению у обрыва, с которого открывался вид на море.
       -- Все это с каждой минутой все больше напоминает плохую пьесу,-- сказал Баум.
       -- Вы правы, но у нас нет времени обсуждать, как Брехт мог бы ее улучшить. Работаем с тем, что имеем. Почтовый вылетает в восемь. Они ожидают, что вы вылетите на Сторче примерно в то же время.
       -- Как это будет?
       -- Я появлюсь в Сентябрьском приливе в семь. Со мной будет Сара и Келсоу в морской форме, сильно забинтованный.
       -- А Хофер что сделает?
       -- Он сделает то, что ему будет сказано сделать. У меня будет шприц с сильным снотворным. Спасибо врачу, который пользовал Келсоу. Укол в руку, и он отключится на несколько часов. Мы запрем его в спальне.
       -- Когда это произойдет?
       -- Я считаю, что лучше всего сразу по возвращении в Сентябрьский прилив. Примерно часов в пять избавьтесь от Неккера и остальных, но пригласите меня остаться выпить.
       -- Но как я объясню его отсутствие в аэропорту?
       -- Просто. Неккер появится с вашими вещами перед самым отлетом. Тут-то вы впервые и объявите, что намереваетесь лететь на почтовом самолете. Раньше вы не можете это обговаривать, потому что Хофер захочет знать, что вы затеяли. Вы скажете Неккеру, что главный врач госпиталя рассказал вам об этом моряке, который был серьезно ранен во время атаки на конвой прошлой ночью и нуждается в специфическом лечении, которого здесь на острове получить не может. Поскольку вы используете самолет большего размера, вы можете захватить и нас с Сарой.
       -- А Хофер?
       -- Скажете Неккеру, что Хофер полетит следом на Сторче.
       -- И вы надеетесь, что это сработает?
       -- Да,-- сказал Мартиньи.-- Потому что это просто. Я мог бы попытаться сделать то же самое, используя свой мандат от рейхсфюрера, но, возможно, командующий офицер Люфтваффе стал бы настаивать на получении разрешения из штаба в Нормандии.-- Он улыбнулся.-- Но Эрвину Роммелю никто не скажет нет.
       Баум вздохнул, взял сигарету, предложенную Мартиньи, и вставил в мундштук.
       -- Никогда уж мне больше не играть такой замечательной роли. Никогда.
       15
       На столе в прозекторской городской больницы тело Вилли Клейста выглядело еще ужасней. Майор Шпеер стоял в ожидании, пока два его ассистента аккуратно срезали горелую одежду Клейста. Грейзер наблюдал с заинтересованным ужасом, находясь около двери.
       Шпеер повернулся к нему.
       -- Если почувствуете тошноту, вон там ведро, стыдиться нечего.
       -- Спасибо, господин майор. Капитан Мюллер просил меня сказать, что он очень признателен вам за то, что вы взяли на себя труд заняться этим лично.
       -- Я понимаю, сержант, насколько важна осмотрительность в этом случае. Мы готовы?
       Последние клочки одежды были удалены, и один из капралов - ассистентов начал обмывать тело, поливая тонкой струйкой, в то время как другой подкатил стол с разложенным набором хирургических инструментов.
       -- Обычно, я начинаю с удаления мозга,-- весело сказал Шпеер.-- Но в данном случае, главное - скорость, во всяком случае, вы так сказали, поэтому сначала мы удалим органы, чтобы лаборанты могли выполнять свою часть работы.
       Скальпель в его руке не казался большим, но когда он провел им от места под горлом до живота, плоть мгновенно разошлась. Запах был ужасным, но Грейзер устоял, прижав платок ко рту. Шпеер работал очень споро. Удалил сердце, печень, почки и в эмалированных мисках отправил в лабораторию по соседству.
       Казалось, Шпеер забыл о Грейзере. Один из капралов подал ему маленькую электрическую пилу, воткнув вилку в розетку в полу. Когда он принялся за голову, Грейзер не смог уже сдерживаться и стремительно выбежал в туалет, где его долго и мучительно рвало.
       После этого он сел в коридоре и закурил. Молодая сестра, говорившая с ирландским акцентом, положила ему на плечо руку и сказала:
       -- Вы выглядите больным.
       -- Я только что наблюдал вскрытие,-- объяснил ей Грейзер.
       -- Да, в первый раз это почти всегда так. Я принесу вам кофе.
       Она хотела помочь, но разве это был кофе? Желудовый напиток, вкус которого показался Грейзеру особенно омерзительным. Он закурил снова и пошел к выходу. Из приемного отделения Грейзер позвонил Мюллеру в Серебристый прилив.
       -- Это Грейзер, господин капитан.
       -- Как там дела?
       -- Сказать по правде, это оставляет не лучшие воспоминания, но майор Шпеер, без сомнения, свое дело знает. Я жду его заключения. Сейчас проводятся лабораторные исследования.
       -- Подожди там, пока будут готовы лабораторные тесты. Вот, что интересно: звонил из Штудгарта твой брат, которому отзвонила из Берлина эта женщина, Ньюманн. Та, что работает в офисе рейхсфюрера в Канцелярии.
       -- И?
       -- Она никогда не слышала о Фогеле. Пока она расспрашивает с осторожностью, поскольку, как говорит твой брат, эти люди Гиммлера для всех являются загадкой.
       -- Да, но вы думаете, что такой человек, как Лотта Ньюманн должна была хотя бы слышать о нем,-- сказал Грейзер.-- Что же нам теперь делать?
       -- Подумать об этом. Как только у Шпеера будут готовы лабораторные анализы, сразу мне позвони, я приеду сам, чтобы все обговорить.
      
       Как раз к пяти, вереница машин подъехала к Сентябрьскому приливу. Баум и Хофер вышли из машины, Неккер и еще несколько офицеров присоединились к ним. Мартиньи стоял позади всей группы и ждал.
       -- Незабываемый день, майор,-- сказал Баум.-- Я вам искренне благодарен.
       -- Я счастлив, господин фельдмаршал, что все сложилось так удачно.
       -- Сколько займет дорога отсюда до аэропорта?
       -- Не больше десяти минут.
       -- Хорошо. Тогда приезжайте за мной между половиной восьмого до восьми.
       Неккер отдал честь, повернулся и вернулся к своей машине. Офицеры начали расходиться, Баум и Хофер повернулись, чтобы войти в дом. Мартиньи выступил вперед и спросил:
       -- Могу я поговорить с вами, господин фельдмаршал?
       Хофер сразу забеспокоился, но Баум спокойно сказал:
       -- Конечно, штандартенфюрер. Заходите.
       В это время в воротах появился Хейдер, командир подразделения, и приветствовал их.
       -- Могу я что-нибудь сделать для вас, фельдмаршал?
       -- Хорошо бы вчерашнего повара.
       -- Я пришлю его, фельдмаршал.
       -- Через полчаса.
       Он направился в дом в сопровождении Хофера и Мартиньи. Они вошли в гостиную. Баум снял плащ и фуражку и открыл стеклянную дверь на террасу.
       -- Выпьете что-нибудь, штандартенфюрер?
       -- Это было бы очень кстати.
       -- Конрад.-- Он кивнул Хоферу.-- Я думаю, коньяк. Вы к нам присоединитесь?
       Он вставил в мундштук сигарету, Мартиньи дал ему прикурить от зажигалки. Хофер наполнил бокалы.
       -- Какой потрясающий вид,-- восхитился Баум, глядя на залив Сент-Обин.-- В мирное время, когда нет затемнения, это должно напоминать Монте-Карло. Вам не кажется, Конрад?
       -- Возможно, фельдмаршал.-- Хофер нервничал и старался этого не показывать, не понимая, что может быть нужно этому Фогелю.
       -- За нас, джентльмены,-- поднял бокал Баум.-- За солдат повсюду, за тех, кто расплачивается за человеческую глупость.-- Он опустошил бокал, улыбнулся и сказал по-английски:-- Хорошо, Гарри, давайте поторопимся.
       Хофер посмотрел совершенно потрясенно, а Мартиньи достал из кармана плаща Вальтер с глушителем.
       -- Не вынуждайте меня вас пристрелить, все равно никто не услышит.-- Он забрал Маузер у Хофера из кобуры.-- Сядьте.
       -- Кто вы?-- воскликнул Хофер.
       -- Ну, естественно, я не более штандартенфюрер Макс Фогель, чем Хейни, который здесь присутствует, Пустынный Лис.
       -- Хейни?-- Хофер поразился еще сильнее.
       -- Это я. Хейни Баум. Эрик Бергер был убит во время налета на Киль. Я взял его документы и завербовался в парашютисты.
       -- Но зачем?
       -- Ну, видите ли, господин капитан, так случилось, что я еврей, и где же лучше всего спрятаться еврею?
       -- Боже мой!-- хрипло произнес Хофер.
       -- Да, я знал, что вам это понравится. Еврей, играющий роль величайшего военного героя Германии. Не забавно ли?
       Хофер обратился к Мартиньи:
       -- А вы?
       -- Моя фамилия Мартиньи. Подполковник Гарри Мартиньи. Я служу в SOE. Не сомневаюсь, вам приходилось о нас слышать.
       -- Да.-- Хофер взял рюмку и одним глотком опорожнил ее.-- Можно сказать и так.
       -- Вашему боссу повезло. Я вчера едва не пустил пулю ему в голову, когда вы ушли спать. К счастью, наш друг любит разговаривать сам с собой, и мне стало понятно, что все не так, как кажется.
       -- Что вы намерены делать?-- спросил Хофер.
       -- Очень просто. Фельдмаршал Роммель вылетает сегодня вечером на почтовом самолете, а не на Сторче, прихватив меня с парой друзей. Пункт назначения - Англия.
       -- Та молодая леди?-- Хофер выжал улыбку.-- Мне она понравилась. Полагаю, она тоже не та, кем кажется?
       -- И еще одно,-- прервал его Мартиньи.-- Но это важно. Вас, возможно, удивляет, что я вас не застрелил. Дело в том, что у Хейни есть дурная привычка подслушивать под дверью. Я знаю, где Роммель провел эти дни, и что он затеял. Покушение на Гитлера на этой стадии войны, как нельзя лучше устраивает Союзников. Оказавшись в Лондоне, я поставлю в известность свое начальство о вашем предприятии, и вы вскоре убедитесь, что оно, учитывая данные обстоятельства, сохранит все в тайне. Мы не хотим осложнять жизнь фельдмаршалу Роммелю. Надеюсь, вы меня понимаете. Мы заинтересованы, чтобы он получил больше власти. Я хочу, чтобы вы остались живы и сказали ему это.
       -- И как он сможет объяснить фюреру то, что здесь произошло?
       -- По моему мнению, очень просто. Заговоры против Роммеля составлялись уже не раз. На него покушалось французское сопротивление и агенты союзников. Вспомните, англичане почти преуспели в этом в Северной Африке. Использовать Бергера в качестве подставного лица, при случае, имело смысл, и то, что здесь произошло, является тому подтверждением. Если бы он прибыл сюда сам, он был бы уже мертв. Тот факт, что Бергер решил переметнуться, конечно, огорчителен, но едва ли может быть поставлен вам в вину.
       -- Теперь вы снова говорите: Бергер.
       -- Я полагаю, он имеет в виду, что вам не стоит усложнять ситуацию, упоминая о еврейском аспекте дела,-- разъяснил ему Хейни.
       -- Приблизительно.-- Мартиньи поднялся.-- Хорошо, давайте поднимемся в вашу комнату.
       Хофер выполнил то, что от него требовалось, так как выбора у него не было. Они поднялись наверх и прошли по коридору в ту маленькую спальню, которую он занимал.
       Из окна, с наполовину задернутыми шторами, он видел Хейдера, стоявшего около бронетранспортера.
       -- По-видимому, вы не намерены меня убивать,-- констатировал Хофер
       -- Нет, конечно. Мне необходимо, чтобы вы все рассказали Роммелю, разве не так?-- откликнулся Мартиньи.-- Оставайтесь спокойным, не устраивайте суеты и с вами все будет в порядке.
       Правую руку Хофера обожгло болью и мгновенно стало темно. Баум полностью опустошил шприц, прежде чем вытащить иглу, и Мартиньи уложил Хофера на кровать так, чтобы его ногам и рукам было удобно, и укрыл его одеялом.
       Они спустились вниз, в холл. Мартиньи сказал:
       -- В семь.
       Когда Мартиньи открыл входную дверь, по двору шел к дому капрал, который накануне готовил ужин. Баум сказал громко:
       -- Увидимся позднее, штандартенфюрер.
       Он повернулся и вошел в холл, капрал последовал за ним.
       -- Что бы вы хотели, господин фельдмаршал?
       -- Что-нибудь простое,-- сказал Баум.-- Яичницу, тост и кофе. Я думаю, только для меня. Майор Хофер неважно себя чувствует и прилег отдохнуть перед дорогой.
      
       В коттедже у Галлахера он и Мартиньи одевали Келсоу в морскую форму. Сара, чтобы не мешать им, сидела на кухне. Галлахер разрезал правую штанину, чтобы вошла нога в гипсе.
       -- Ну, как?-- спросил он Келсоу.
       -- Терпимо.-- Келсоу помялся и сказал смущенно:-- Из-за меня рискует собой множество людей.
       -- Понимаю,-- сказал Мартиньи.-- Вы хотите сказать, что вы намеренно взлетели на воздух вместе с тем судном в заливе Лайм?
       -- Нет. Нет, конечно.
       -- Тогда прекратите мучиться,-- сказал Мартиньи и позвал Сару.-- Теперь можешь войти.
       Сара вошла из кухни с двумя рулонами бинтов и с упаковкой медицинского пластыря в руках. Он забинтовала Келсоу лицо и голову так, что остался виден только один глаз и рот.
       -- Выглядит очень профессионально,-- оценил ее работу Галлахер.
       -- Чудак ты, я и есть профессионал,-- откликнулась Сара.
       Он восхищенно хмыкнул.
       -- Господи, девочка, ты должна потрясающе смотреться в форме сестры.
       Мартиньи взглянул на часы, было почти шесть часов.
       -- Мы пойдем наверх, в дом. Вы, генерал, присмотрите за ним. Я через час буду здесь на Кубельвагене.
       Они с Сарой ушли, а Галлахер вышел в прихожую и вернулся с двумя костылями.
       -- Это вам подарок,-- сказал он Келсоу, прислонив костыли к столу.-- Попробуйте с ними справиться.
       Келсоу встал на одной ноге, взял сначала под руку один костыль и оперся на него, потом взял другой костыль под другую руку. Первый шаг он сделал с большим опасением, но следующий уже более уверенно и довольно бодро дошел до другого конца комнаты.
       -- Талант!-- похвалил его Галлахер.-- Да здравствует новый Джон Сильвер.
      
       -- Вы уверены?-- спросил Мюллер.
       -- Это вполне определенно,-- ответил Шпеер.-- Я вам покажу.-- Мозг колыхался в эмалированной миске, и Шпеер перевернул его руками в резиновых перчатках.-- Видите это розовое пятно в основании? Это кровь, это и навело меня на мысль. Что-то острое воткнулось через верхнее небо прямо в мозг.
       -- Мог он получить такое ранение при той аварии, в которую попал?
       -- Никоим образом,-- запротестовал Шпеер. Что бы это ни было, оно должно было быть сродни скальпелю. Наружные покровы лица и шеи сильно обожжены, и я не могу быть стопроцентно уверен, но, если хотите мое мнение, он был заколот ножом под подбородок. Это для вас что-нибудь проясняет?
       -- Да,-- сказал Мюллер.-- Я думаю, проясняет. Огромное спасибо.-- Он кивнул Грейзеру.-- Пошли.
       Когда они уже были около двери, Шпеер их окликнул.
       -- Еще одна вещь.
       -- Что?
       -- Вы были правы, он очень много выпил. Примерно полторы бутылки спиртного.
       Уже на ступеньках лестницы у входа в госпиталь Мюллер замешкался, чтобы закурить.
       -- Что вы об этом думаете, господин капитан,-- спросил его Грейзер.
       -- Что не мешает еще раз поговорить со штандартенфюрером Фогелем, Эрнст. Поехали.
       Они сели в Ситроен, Грейзер за руль, Мюллер на место пассажира, и уехали.
      
       На кухне в усадьбе де Вилей сидели за круглым столом Сара, Элен и Мартиньи. Дверь отворилась, вошел Гвидо с бутылкой.
       -- Теплое шампанское,-- сообщил он.-- Это лучшее, что я могу предложить.
       -- Вы уверены, что в усадьбе никого нет?-- спросила Сара.
       -- Совершенно. Бруно уехал последним. Сегодня они все уходят с конвоем в Гранвиль. А я еще не получил из штаба нового назначения.-- Он откупорил шампанское и разлил его в четыре кухонных стакана, которые поставила на стол Элен. Подняв свой стакан, она спросила:
       -- За что пить будем?
       -- За лучшие времена,-- сказала Сара.
       -- За жизнь, за свободу, за вечную погоню за счастьем,-- добавил Гвидо.-- Не забывая, конечно, про любовь.
       -- Ты не забудешь,-- сказала Сара и поцеловала его в щеку, потом повернулась к Мартиньи.-- А ты, Гарри, чего хочешь?
       -- Прожить этот день, на большее я не замахиваюсь.-- Он выпил шампанское.-- Бог мой, что за кошмарный вкус.-- Он поставил стакан.-- Пойду заберу Келсоу. Сара, будь готова сразу уехать, как только я вернусь.
       Он вышел, сел в Кубельваген и уехал по дороге через лес. В это самое время справа, на расстоянии двухсот ярдов на подъездную дорогу к усадьбе де Вилей свернул Ситроен, в котором были Мюллер и Грейзер.
      
       Сара в спальне надела пальто и шляпку, повернулась спиной к зеркалу проверить ровно ли лежат швы на чулках. Она освежила помаду на губах и состроила себе рожу.
       -- Прощай, маленькая французская куколка, приятно было познакомиться.
       В это время она услышала шум мотора во дворе и, выглянув в окно, увидела Мюллера, который выбирался из Ситроена. Она мгновенно поняла, что им грозит беда. Она открыла сумочку. Там лежал Вальтер, но кроме него и маленький бельгийский автоматический пистолет, который ей подарил Келли. Она приподняла юбку и спрятала маленький пистолет за подвязку правого чулка. Он лег там удивительно удобно. Она оправила пальто и вышла из комнаты.
       Мюллер в холле разговаривал с Элен, Грейзер стоял в дверях. Гвидо выглядывал из двери в кухню. Когда Сара начала спускаться по лестнице, Мюллер взглянул наверх и увидел ее.
       -- Ах, вот и вы, мадемуазель,-- сказала Элен по-французски.-- Капитан Мюллер хотел бы повидаться со штандартенфюрером. Вы не знаете, где он?
       -- Не имею представления,-- сказала Сара, продолжая спускаться.-- Что-нибудь случилось?
       -- Возможно.-- Мюллер осторожно взял у нее сумочку и достал из нее пистолет и положил к себе в карман, потом вернул ей сумочку.-- Не знаете, когда он вернется?
       -- Представления не имею.
       -- Но вы оделись, чтобы куда-то пойти, не так ли?
       -- Мадемуазель Латур собиралась погулять со мной по усадьбе,-- вмешался Гвидо.
       Мюллер кивнул.
       -- Очень хорошо. Если нет штандартенфюрера, я вынужден взять с собой вас.-- Он обратился к Грейзеру.-- Посади ее в машину.
       -- Но я протестую ...-- начала Сара.
       Мюллер улыбнулся и больно ухватил ее за руку.
       -- Ты, голубушка, можешь протестовать, сколько тебе хочется, мне это нравится.-- Он подтолкнул Сару к двери.
       Мюллер повернулся к Элен, ценой огромных усилий сохранявшей спокойствие.
       -- Надеюсь, вам достанет доброты сообщить штандартенфюреру Фогелю, когда он появится, что, если он хочет увидеть мадемуазель Латур, ему придется приехать в Серебристый прилив.-- Он повернулся и вышел.
      
       Келсоу вполне освоился с костылями. Он самостоятельно дошел до машины, и Галлахер помог ему устроиться на заднем сиденье.
       -- Счастливого пути, вояка.
       Мартиньи сел за руль, из леса выбежал Гвидо. Он, задыхаясь, облокотился на машину.
       -- Что стряслось, дружище?-- спросил Галлахер.
       -- Приезжал Мюллер с Грейзером. Он искал вас, Гарри.
       -- И?-- Мартиньи сильно побледнел.
       -- Они забрали Сару. Мюллер сказал, что вы можете ее увидеть в Серебристом приливе. Что нам теперь делать?
       -- Садитесь!-- сказал Мартиньи и запустил двигатель, пока итальянец и Галлахер забирались внутрь.
       Он затормозил во дворе. Элен в волнении ждала на ступеньках лестницы. Она сбежала вниз и подошла к машине.
       -- Что вы собираетесь делать, Гарри?
       -- Я отвезу Келсоу в Сентябрьский прилив, чтобы он был вместе с Баумом. Если дело обернется наихудшим образом, они улетят вместе. Баум знает, что делать.
       -- Но мы не можем оставить Сару!-- запротестовал Келсоу.
       -- Я не могу,-- сказал Мартиньи, -- а вы можете, поэтому не нагружайте меня своей сентиментальностью. Именно ради вас мы здесь. Вы - причина всему.
       Элен схватила его за руку.
       -- Гарри!
       -- Не беспокойтесь! Я что-нибудь придумаю.
       -- Например?-- спросил Галлахер.
       -- Не знаю. Но вы должны оставаться в стороне. Это очень важно. Нам нужно ехать.
       Кубельваген развернулся во дворе и уехал. Шум двигателя быстро затих вдалеке. Галлахер повернулся к Гвидо.
       -- Выводите Моррис, поедем в Серебристый прилив.
       -- Что вы намерены делать?-- спросил Гвидо.
       -- Бог его знает. Я просто не в силах сидеть на месте и ждать, вот и все.
      
       Мартиньи въехал во двор Сентябрьского прилива и остановил машину. Он помог Келсоу выбраться из нее, и американец последовал за ним на костылях в дом. Дверь открыл капрал. Когда они вошли, из гостиной появился Баум.
       -- А, Фогель, вот и вы! А это тот молодой человек, о котором вы мне говорили?-- Он обратился к капралу.-- Вы свободны. Я позову вас, когда будет нужно.
       Баум отодвинулся, и Келсоу прошел мимо него в гостиную. Мартиньи сказал:
       -- Есть некоторые изменения в плане. Мюллер приезжал к де Вилям, искал меня. Поскольку меня в тот момент не было, а Сара была, он забрал ее в Серебристый прилив.
       -- Можете не говорить, я догадываюсь, вы собрались ее спасать,-- сказал Баум.
       -- Что-то вроде этого.
       -- А с нами, что будет?
       Мартиньи посмотрел на часы. Было немного больше семи.
       -- Вы с Келсоу действуете согласно прежнему расписанию. Самое важное - вывезти его отсюда.
       -- Послушайте ...-- начал Келсоу, но Мартиньи уже ушел.
       Кубельваген, взревев, умчался. Келсоу повернулся и увидел, что Баум налил себе коньяка и медленно выпил.
       -- Хорош. Очень хорош, ничего не скажешь.
       -- Что здесь происходит?-- спросил американец.
       -- Я подумал о Мартиньи,-- сказал Баум.-- Мне следовало догадаться, что цинизм - только личина, скрывающая человека, который вернется за девушкой. Знаете, я побывал в Сталинграде. Я насмотрелся на героев на всю оставшуюся жизнь.
       Он надел свое кожаное пальто и перчатки, обмотал шею белым шарфом, надел фуражку, выверяя угол наклона, и взял жезл.
       -- Что вы собираетесь делать?-- тревожно спросил Келсоу.
       -- Мартиньи мне объяснил, что самое важное в положении фельдмаршала Эрвина Роммеля то, что каждый делает, что я велю делать. Сейчас мы проверим, так ли это. Вы оставайтесь здесь.
       Он пересек двор и вышел на дорогу к бронетранспортеру, рядом с которым стояли солдаты. Все вытянулись по стойке смирно.
       -- Кто-нибудь, разыщите мне капитана Хейдера.
       Баум достал сигарету и вставил ее в мундштук. Сержант тут же щелкнул зажигалкой. Почти мгновенно появился Хейдер.
       -- Господин фельдмаршал?
       -- Свяжитесь с аэропортом. Сообщение для майора Неккера. Я буду немного позже, чем намеревался. Скажите ему, что я вылечу во Францию не на своем Сторче, а на почтовом самолете. Я хочу, чтобы он был готов к отлету, когда я прибуду в аэропорт, и поведет его мой личный пилот.
       -- Слушаюсь, господин фельдмаршал.
       -- Превосходно. Мне нужны все ваши люди, при полном вооружении, пятиминутная готовность. Вы найдете в доме раненого моряка. Возьмите пару человек, чтобы помочь ему добраться до бронетранспортера. Пусть они захватят с собой и капрала, которого вы мне одолжили. Незачем ему слоняться на кухне.
       -- Но, господин фельдмаршал, я не понимаю...-- начал капитан.
       -- Вы все поймете, Хейдер,-- успокоил его фельдмаршал.-- Поймете. Сейчас пошлите в аэропорт сообщение.
      
       Мюллер задернул в кабинете шторы. Сара села на стул перед письменным столом, положила руки на колени, колени вместе. Они велели ей снять пальто, и Грейзер прощупывал его через подкладку, а Мюллер рассматривал содержимое сумочки. Он сказал:
       -- Так вы из Пемполя?
       -- Совершенно верно.
       -- Слишком вы хорошо одеты для бретонской девушки из рыбацкой деревушки.
       -- Так она же была при нем, так ведь?-- сказал Грейзер и пробежался пальцами у нее по шее вверх и вниз, отчего у Сары побежали мурашки.
       Мюллер спросил:
       -- Где вы познакомились со штандартенфюрером Фогелем?
       -- В Париже.
       -- Но в ваших документах нет визы для Парижа.
       -- У меня была, но теперь уже кончилась.
       -- Вам когда-нибудь приходилось слышать о "Черчи-Миди" или о женской тюрьме в Тройсе? Для такой молодой женщины, как вы, плохое место.
       -- Я не знаю, о чем вы говорите. Я ничего не сделала,-- проговорила Сара.
       У нее от страха сводило желудок, в горле пересохло. "Господи, Гарри,-- думала она.-- Только улетай. Пожалуйста, улетай". Дверь открылась, и Мартиньи вошел в кабинет.
       У нее на глаза навернулись слезы, она никогда не была так взволнована, как теперь, когда Грейзер отступил на шаг, а Гарри нежно ее обнял.
       Ее переполняли эмоции, и она совершила величайшую ошибку.
       -- Ах ты, чертов дурак!-- воскликнула она по-английски.-- Почему ты вернулся?
       Мюллер довольно улыбнулся и взял со стола Маузер.
       -- Так вы и по-английски говорите, мадемуазель. Становится все интересней. Я думаю, Эрнст, лучше забрать у штандартенфюрера его Вальтер.
       Грейзер выполнил указание. Мартиньи сказал по-немецки:
       -- Вы отдаете себе отчет в том, что делаете, Мюллер? Мадемуазель Латур говорит по-английски по той простой причине, что ее мать была англичанкой. Это записано в ее деле, хранящемся в штабе СД в Париже. Вы можете проверить.
       -- У вас на все есть ответ,-- сказал Мюллер.-- Что вы скажете, если я вам сообщу, что Вилли Клейст был убит вчера ночью? Медицинская экспертиза показала, что смерть наступила между двенадцатью и двумя часами ночи. Мне не т нужды вам напоминать, что в два вас остановили на Рут-дю-Сад, не более чем в миле от места, где нашли тело. Ну, что вы на это скажете?
       -- Могу предположить, что вы сильно переутомились на работе. Под угрозой вся ваша карьера, Мюллер. Вы это понимаете? Когда рейхсфюрер узнает обо всех фактах ...
       Мюллер едва не потерял самообладание.
       -- Достаточно об этом. Я всю жизнь был полицейским, хорошим полицейским, и не одобряю насилие. Однако есть другие, у которых другие понятия. Например, Грейзер. У Грейзера странная особенность: он не любит женщин. В действительности, ему будет приятно обсудить обстоятельства дела наедине с мадемуазель Латур. Но я сомневаюсь, что она при этом получит удовольствие.
       -- Не знаю, не знаю.-- Грейзер обнял Сару, запустил руку ей за ворот и положил на грудь.-- Думаю, ей понравится, когда я ее немного подучу.
       Левая рука Сары вцепилась ему в лицо, расцарапывая до крови. Ею овладело такое бешенство, какого она никогда не испытывала. Когда Грейзер откачнулся, она опустила руку под юбку и выхватила из-за чулка крошечный пистолет. Вскинув руку с пистолетом, она выстрелила Мюллеру между глаз, в упор. Он отшатнулся к стене и свалился на пол. Грейзер попытался вытащить из кармана свой собственный пистолет, но не успел, Мартиньи уже завладел Маузером Мюллера.
      
       Галлахер и Гвидо сидели в Моррисе, припаркованном напротив Серебристого прилива, когда услышали шум приближавшегося транспорта. Они повернулись на шум и увидели, что приближается военная колонна. Впереди, в Кубельвагене с опущенным верхом стоял на всеобщее обозрение фельдмаршал Эрвин Роммель. Кубельваген остановился, и он вышел из машины. Из бронетранспортеров колонны выпрыгивали солдаты и бежали вперед, следуя приказам Хейдера.
       -- Хорошо, следуйте за мной,-- приказал Баум и решительным шагом направился к входу в Серебристый прилив.
       Дверь распахнулась, и Баум появился на пороге кабинета Мюллера через мгновенье после того, как Сара того застрелила. Баум вошел в комнату, Хейдер и дюжина солдат позади него. Он нагнулся через стол, взглянул на тело Мюллера.
       Грейзер сказал:
       -- Господин фельдмаршал, эта женщина убила капитана Мюллера.
       Баум его игнорировал. Он обратился к Хейдеру:
       -- Посадите в камеру этого человека.
       -- Слушаюсь, господин фельдмаршал.-- Он кивнул, и трое солдат, подхватив упиравшегося Грейзера, вытащили его из комнаты. Хейдер пошел за ними.
       -- Возвращайтесь к машинам,-- приказал Баум остальным солдатам и подал Саре пальто.-- Можем идти?
      
       Галлахер и Гвидо видели, как они вышли из бывшего отеля и сели в Кубельваген. Сара с Мартиньи сзади, а Баум снова встал у переднего сиденья. Он взмахнул рукой, и машина тронулась, за ней тронулась вся колонна.
       -- Что теперь нам делать?-- спросил Гвидо.
       -- Господи, да что же это, в тебе совсем нет поэтичности?-- возмутился Галлахер.-- Мы последуем за ними, конечно. Я ни за что не соглашусь пропустить последний акт.
      
       В маленькой комнате в Сентябрьском приливе метался на кровати и стонал Конрад Хофер. Снотворное, которое доктор дал Мартиньи, как и большинство лекарств, которые были в его распоряжении, было еще довоенного производства. Поэтому Хофер уже не был в полностью бессознательном состоянии. Он открыл глаза, ощутил сухость во рту, уставился в потолок, пытаясь вспомнить, где находится. У него было впечатление, что он видел какой-то кошмар, но забыл, что это было. Потом он вспомнил, попытался сесть и свалился с кровати на пол.
       Он заставил себя подняться, голова кружилась, но он дотянулся до ручки двери. Она не поворачивалась. Он повернулся и, раскачиваясь, пошел к окну. Он попытался поднять шпингалеты, но не смог и разбил стекло локтем.
       Звук разбитого стекла привлек внимание двух солдат, оставленных капитаном Хейдером в качестве часовых у Хингет, они вбежали во двор. Стали смотреть наверх, держа наготове оружие. Один - совсем молоденький рядовой, и второй постарше - капрал.
       -- Я здесь,-- позвал их Хофер.-- Помогите мне выйти. Меня заперли.
       Он сел на кровать и обхватил руками голову, стараясь глубже дышать. Хофер слышал, как они протопали по лестнице, потом по коридору. Он слышал их голоса, видел, что дергается ручка.
       -- Здесь нет ключа, господин Хофер,-- сказал один из них.
       -- Так выломай ее, дурачина.
       Спустя мгновенье дверь распахнулась, ударилась об стену. Они стояли, глядя на Хофера.
       -- Найдите капитана Хейдера,-- приказал Хофер.
       -- Он уехал, господин майор.
       -- Уехал?-- Ему еще было трудно сосредоточиться.
       -- С фельдмаршалом, господин майор. И все подразделение с ними. Здесь осталось только нас двое.
       Действие снотворного еще не совсем прошло, и Хофер чувствовал себя так, словно находится под водой. Он сильно тряхнул головой.
       -- Они оставили какой-нибудь транспорт?
       -- Есть Кубельваген, господин майор,-- сообщил капрал.
       -- Вы умеете водить машину?
       -- Конечно, сэр. Куда господин майор прикажет ехать?
       -- В аэропорт,-- сказал Хофер.-- Нам нельзя терять время, помогите мне спуститься по лестнице и поехали.
       16
       С наступлением темноты в аэропорту был выстроен почетный караул, который пребывал в терпеливом ожидании. Та же группа офицеров, что приветствовала фельдмаршала при прибытии, собралась здесь, чтобы с ним попрощаться. Сторч находился далеко сбоку от JU52, ожидавшего своего прославленного пассажира в пятидесяти ярдах от здания аэропорта. Неккер в волнении шагал взад вперед, не понимая, что могло случиться. Сначала это невероятное сообщение от Хейдера из Монт-де-ля-Рок о почтовом самолете, а теперь это. Двадцать минут девятого, и никаких признаков.
       Но вот послышался гул моторов, скрежет гусениц по бетонному покрытию, и, повернувшись на звук, Неккер стал свидетелем поразительного зрелища. Из-за угла главного здания аэропорта выворачивала колонна бронемашин, возглавляемая фельдмаршалом, стоявшим в Кубельвагене, опираясь руками о переднее стекло. Колонна двинулась прямо к Юнкерсу. Неккер увидел, как фельдмаршал махнyл рукой Сорсе, смотревшему из окна кабины пилота. Центральный двигатель кашлянул и ожил, а Роммель повернулся и стал отдавать приказы солдатам, которые выскакивали из траков с оружием наготове. Неккер узнал Хейдера, потом увидел забинтованного моряка, которому двое солдат помогли выбраться из бронетранспортера и отвели к самолету, помогли залезть внутрь.
       Все произошло за считанные секунды. Когда Неккер двинулся в их сторону, фельдмаршал пошел ему навстречу. Стало очень шумно, поскольку теперь заработали и двигатели на крыльях Юнкерса. Удивление Неккера еще возросло, когда он увидел за спиной фельдмаршала штандартенфюрера Фогеля и молодую француженку, которые вышли из Кубельвагена и поднялись по короткой лесенке в самолет.
       Баум был в ударе. Его, действительно, взбодрил путь от Серебристого прилива до аэропорта. Он улыбнулся и положил Неккеру руку на плечо.
       -- Мои глубочайшие извинения, Неккер, но у меня были дела. Юный Хейдер был добр, оказав мне поддержку своими людьми. Очень многообещающий офицер.
       Неккер был потрясен.
       -- Но, господин фельдмаршал ...-- начал он.
       Баум продолжал:
       -- Главный врач госпиталя сказал мне, что этот молодой моряк был ранен во время атаки на конвой и очень нуждается в лечении в ожоговой клинике в Рейнсе. Он попросил меня взять его с собой. Конечно, в его состоянии, мы не смогли бы взять его в Сторч. Поэтому нам и нужен почтовый самолет.
       -- А штандартенфюрер Фогель?
       -- Он все равно собирался завтра обратно, поэтому я вполне могу захватить его и юную леди с собой.-- Он снова потрепал Неккера по плечу.-- Нам пора. Еще раз большое спасибо за все, что вы сделали. Я, конечно, свяжусь с генералом фон Шметтовым, чтобы выразить мое полное удовлетворение состоянием дел на Джерси.
       Он отдал честь и повернулся к лестнице. Неккер спросил:
       -- Господин фельдмаршал, а как же майор Хофер?
       -- Он будет с минуты на минуту,-- ответил Баум.-- Он полетит на Сторче, как и было условлено. С пилотом почтового самолета.
       Он поднялся в самолет. Наблюдатель втянул лестницу и закрыл дверь. Юнкерс отъехал к восточному концу поля и развернулся. По мере разгона рев трех двигателей становился ниже тоном. В сгустившейся темноте самолет стал едва видимым силуэтом. Вот он оторвался от земли, и, набирая высоту, повернул к заливу Сент-Уэн.
      
       Гвидо остановил Моррис, не доезжая ярдов двухсот до въезда в аэропорт. Стоя рядом с машиной, они наблюдали, как Юнкерс взмыл в вечернее небо и взял курс на запад, где горизонт был испещрен вспышками.
       Рев моторов затих вдали, и Гвидо тихо сказал:
       -- Боже мой, им, действительно, удалось.
       Галлахер кивнул.
       -- Так что мы можем ехать домой и тщательно проработать наши ответы, чтобы быть готовыми отвечать на вопросы, когда их начнут задавать.
       -- Если мы будем держаться вместе, все пройдет без проблем,-- успокоил его Гвидо.-- Не следует забывать, что я подлинный герой войны, а это всегда помогает.
       -- Что мне нравится в тебе, Гвидо, так это твоя неизменная скромность,-- сказал Галлахер.-- Поехали, а то Элен, наверняка, волнуется.
       Они сели в машину и поехали домой. Вскоре им навстречу попался Кубельваген, несшийся на такой скорости, что они не разглядели в нем Хофера на заднем сиденье.
      
       Между тем, а аэропорту большинство офицеров уже разошлись, но Неккер еще стоял около машины, разговаривая с капитаном Адлером, дежурным офицером Люфтваффе. Из-за угла главного здания на большой скорости вывернулся Кубельваген и резко затормозил. Они обернулись на шум и увидели Хофера, которому двое солдат помогали выбраться из машины.
       Неккер сразу понял, что у них неприятности, как только это увидел.
       -- Хофер? Что случилось?
       Хофер прислонился к борту машины.
       -- Они улетели?
       -- Не более пяти минут назад. Фельдмаршал взял почтовый самолет. Он сказал, что вы возьмете Сторч. Он полетел со своим пилотом.
       -- Нет!-- воскликнул Хофер.-- Не фельдмаршал.
       У Неккера возник спазм в желудке. Столь многое вызывало его беспокойство и, все же ... Он глубоко вздохнул.-- Что вы такое говорите?
       -- Что человек этот не фельдмаршал Роммель, это его двойник, чертов предатель, который переметнулся к врагам. Вам будет приятно узнать, что штандартенфюрер Макс Фогель - агент британской разведки. Кстати, и девочка тоже. А раненый моряк, так тот вообще американский полковник.
       Неккер был совершенно сбит с толку.
       -- Я не понял ничего, из того, что вы сказали.
       -- Это же очень просто,-- объяснил Хофер.-- Они полетели в Англию на нашем почтовом самолете.-- Неожиданно у него в голове прояснилось, и он сказал:-- Естественно, они должны быть остановлены.-- Он обратился к Адлеру:-- Радируйте в Шербур. Поднимите эскадрилью ночных истребителей. Поторопитесь. Нельзя терять время.-- Он повернулся и пошел к башне управления полетами.
      
       Юнкерс был рабочей лошадью, удобства в нем не предусматривались. Большая часть пространства была забита мешками с почтой. Келсоу усадили на пол, прислонив спиной к этим мешкам, чтобы он мог вытянуть ноги. Сара разместилась на одной скамье, а Баум и Мартиньи на другой, напротив нее.
       Из кабины пилота вышел наблюдатель и присоединился к ним.
       -- Моя фамилия Браун, господин фельдмаршал. Сержант - рекогносцировщик. Могу я что-нибудь для вас сделать? У нас есть термос с кофе и ...
       -- Ничего не нужно. Благодарю вас.-- Баум вытащил портсигар и предложил Мартиньи сигарету.
       -- Оберлейтенант Сорса сочтет за честь, если вы займете кресло рядом с ним.
       -- У вас нет полной команды? Вы только вдвоем?-- поинтересовался Мартиньи.
       -- На этих почтовых рейсах больше и не требуется, штандартенфюрер.
       -- Скажите оберлейтенанту Сорсе, что я воспользуюсь его приглашением, вот только докурю сигарету,-- сказал Баум.
       -- Конечно, господин фельдмаршал.
       Браун открыл дверь и вошел в кабину. Баум с улыбкой посмотрел на Мартиньи.
       -- Через пять минут.
       -- Как раз то, что надо.-- Мартиньи подсел к Саре. Он дал ей свою горящую сигарету.
       -- Ты в порядке?
       -- Абсолютно.
       -- Ты уверена?
       -- Ты спрашиваешь, не терзаюсь ли я из-за того, что убила человека?-- Ее голос звучал совершенно спокойно.-- Абсолютно нет. Я только сожалею, что это оказался Мюллер, а не Грейзер. Это недочеловек, а Мюллер просто полицейский, который оказался не на той стороне.
       -- С нашей точки зрения.
       -- Нет, Гарри,-- возразила она.-- Большинство войн - это глупость, но не эта. Мы правы, а нацисты преступники. Они преступники для Германии, как и для всех остальных. Все очень просто.
       -- Вы правы,-- сказал Келсоу.-- К голосу этой леди стоит прислушаться. Мне это нравится.
       -- Я понимаю,-- сказал Мартиньи.-- Хорошо быть молодым.-- Он похлопал Баума по колену.-- Готовы?
       -- Думаю, да.
       Мартиньи вытащил из кобуры Вальтер и протянул его Саре.
       -- Настало время действовать. Это тебе может потребоваться. Позаботься о наблюдателе. Ну, мы пошли.
       Он открыл дверь, и они с Баумом протолкнулись внутрь позади пилота и наблюдателя. Сорса оглянулся.
       -- Вы всем довольны, господин фельдмаршал?
       -- Пожалуй, можно сказать и так,-- ответил Баум.
       -- Могу я что-нибудь для вас сделать?
       -- В действительности, да. Вы можете развернуть эту штуку и сдвинуться на сорок миль к западу, полностью уйти из летного коридора над Нормандскими островами.
       -- Но я не понимаю.
       Баум вытащил Маузер и приставил пилоту к шее.
       -- Возможно, так вам будет понятней.
       -- Позднее, когда я вам скажу, вы повернете на север,-- сказал Мартиньи.-- К Англии.
       -- Англия?-- Юный Браун был в ужасе.
       -- Да,-- подтвердил Мартиньи.-- Так что для вас война уже кончилась.
       -- Это сумасшествие,-- сказал Сорса.
       -- Если это поможет, вы можете считать, что фельдмаршал направляется в Англию со специальной миссией по поручению фюрера, почему бы и нет?-- сказал Мартиньи.-- А теперь будьте хорошим мальчиком и измените курс.-- Сорса выполнил указания, и Юнкерс нырнул сквозь тьму. Мартиньи склонился над Брауном.-- Теперь с радио. Покажите мне, как выбрать частоту.-- Браун повиновался.-- Хорошо. Теперь пойдите к остальным и не делайте глупостей. Леди вооружена.
       Парень выбрался из кабины, Мартиньи занял его место и начал радиопередачу на частоте зарезервированной отделом специальных операций для процедуры по спасению.
      
       В башне управления полетами аэропорта Джерси Хофер и Неккер с тревогой ждали, пока Адлер связывался с кем-то по радио. Появился капрал в летной форме и что-то ему коротко сказал.
       Адлер обратился к офицерам:
       -- Мы еще видим их на наших радарах, но они отклоняются к западу, к морю.
       -- Боже мой!-- воскликнул Неккер.
       Адлер несколько минут вел переговоры через микрофон, потом повернулся к Хоферу и сообщил:
       -- Все ночные истребители, базирующиеся в Бретани, час назад были подняты в воздух для операции по защите Рейха. Ожидаются массированные бомбардировки Рура.
       -- Бог ты мой, должно же было что-то остаться,-- сказал Хофер.
       Адлер махнул ему, чтобы помолчал, послушал, положил микрофон и обернулся, улыбаясь.
       -- Что-то осталось. Один ночной истребитель JU88S. Его бортовой двигатель нуждался в проверке, и ее не успели закончить к моменту вылета остальной эскадрильи.
       -- А сейчас-то она закончена?-- тревожно спросил Неккер.
       -- Да,-- радостно ответил Адлер.-- Он только что вылетел из Шербура.
       -- Но сможет ли он их догнать?-- усомнился Неккер.
       -- Господин майор, тот старый драндулет, на котором они летят, может делать от силы сто восемьдесят, а JU88S с новым форсированным двигателем делает больше четырехсот. Он будет рядом с ними раньше, чем они это заметят.
       Неккер с восторгом обратился к Хоферу:
       -- Им придется повернуть обратно, иначе он их уничтожит.
       Но Хофер уже думал об этой возможности среди прочих. Если почтовый самолет вернут, это будет означать только одно. Мартиньи и остальных отправят в Берлин. Немногим удавалось вынести допросы в подвалах штаба гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе. Этого не должно произойти. Бергер знает о связи Роммеля с генеральским заговором против фюрера. Знает об этом и Мартиньи. Возможно, он сказал и девочке.
       Хофер глубоко вздохнул и сказал:
       -- Нет, мы не можем рисковать их упустить.
       -- Господин майор?-- Адлер вопросительно посмотрел на него.
       -- Отдайте приказ летчику расстрелять их на месте. Они не должны достичь Англии.
       -- Как прикажете, господин майор.-- Адлер взял в руки микрофон.
       Неккер положил руку Хоферу на плечо.
       -- Вы ужасно выглядите. Давайте спустимся в столовую, вам нужно выпить бренди. Адлер нас позовет, когда обстановка разогреется.
       Хофер выдавил слабую улыбку.
       -- Это лучшее предложение за сегодняшний вечер.-- Они вместе вышли.
      
       Несмотря на поздний час Дагел Манроу еще работал за письменным столом в своем офисе на Бейкер-стрит, когда вошел Картер и положил ему на стол радиограмму. Бригадир быстро ее прочел и улыбнулся.
       -- Господи, это нечто выдающееся даже для Гарри.
       -- Я понимаю, сэр. Я поднял звено истребителей, чтобы их встретили. Где вы хотите их посадить? Я полагаю, что ближайший аэродром в Корнуолле?
       -- Нет, давайте их приведем прямо сюда. Они могут сесть там, откуда стартовали, Джек. На Хорнли-филд. Предупредите командира истребительного звена, что они должны быть посажены целыми и невредимыми.
       -- А генерала Эйзенхауэра, сэр?
       -- Не будем его тревожить, пока Келсоу не окажется на земле.-- Манроу поднялся из-за стола, взял свой пиджак.-- Мы воспользуемся машиной, Джек. У нас есть около часа, чтобы добраться туда. Если повезет, мы сможем приветствовать их сразу после приземления.
      
       В почтовом самолете царила праздничная атмосфера. Мартиньи оставил Баума в кабине присматривать за Сорсой, а сам присоединился к остальным.
       -- Все в порядке?-- спросил Келсоу.
       -- Лучшего нельзя было и ожидать. Я связался с нашими людьми в Англии. Они обеспечат нас эскортом, который проводит вглубь страны. Любезность королевских ВВС.-- Он повернулся к Саре и улыбнулся, взяв ее за руку. Она никогда не видела его таким взволнованным. Неожиданно он стал выглядеть на десять лет моложе.-- Как ты себя чувствуешь?-- спросил он.
       -- Прекрасно, Гарри. Просто прекрасно.
       -- Завтра вечером обедаем в Ритце,-- сказал он.
       -- При свечах?
       -- Даже, если придется принести их с собой.-- Он обратился к Брауну:-- Помнится, вы сказали что-то о кофе, так?
       Браун начал вставать, но самолет неожиданно нырнул, ночь наполнилась мощным ревом, самолет стал падать камнем вниз. Браун потерял равновесие, Келсоу покатился по полу с криком боли.
       -- Гарри!-- закричала Сара.-- Что это?
       Самолет обрел некоторую стабильность, и Гарри удалось посмотреть в одно из боковых окон. В нескольких сотнях ярдов он увидел Юнкерс 88S, один из тех смертоносных черных двухмоторных самолетов, которые нанесли катастрофический урон королевским ВВС во время ночных полетов над Европой. Он двигался параллельным курсом.
       -- У нас беда,-- сказал Мартиньи.-- Немецкий ночной истребитель.-- Развернулся, открыл дверь в кабину и вошел туда.
       Сорса взглянул на него через плечо. Лицо у него было мрачным и бледным.
       -- Вот и все. Он прилетел, чтобы нас вернуть.
       -- Он так сказал?
       -- Нет. Никакого радиоконтакта не было вообще.
       -- Почему? Это же бессмысленно.
       Вдруг Юнкерс начал быстро набирать высоту и исчез. Это был Хейни, кто дал возможный ответ на вопрос.
       -- Сколько угодно смысла, если он вовсе не собирается нас возвращать, дружище.
       И Мартиньи сразу все понял. Произошел какой-то сбой, и это связано с Хофером. И если это так, то он не хочет, чтобы их вернули, не хочет, чтобы они оказались в руках гестапо и выдали Эрвина Роммеля.
       -- Что мне делать?-- потребовал ответа Сорса.-- Эта штука может нас разнести вдребезги. Я-то знаю. Я два года летал на таком.
       В этот момент рев снова наполнил ночь, и фюзеляж почтового самолета изрешетило пушечными снарядами. Один пробил пол в кабине и пролетел, едва не задев Сорсу, и вдребезги разбил ветровое стекло. Сорса толкнул рукоятку вперед, направив машину круто вниз, заставив нырнуть в облачный слой. И Юнкерс 88S проревел над ними, промелькнул темной тенью.
       Мартиньи упал на одно колено, но все же сумел открыть дверь и выбрался из кабины. Фюзеляж получил несколько пробоин. Были выбиты два окна. Келсоу лежал на полу, вцепившись в скамейку. Сара сидела на корточках около Брауна, который лежал на спине, а его форма промокла от крови, глаза закатились. По телу у него прошла судорога и он замер.
       Сара взглянула вверх. Лицо поразительно спокойное.
       -- Он умер, Гарри.
       Он не нашелся, что ей сказать. Мартиньи вернулся в кабину, держась за переборки, поскольку самолет продолжал круто снижаться, проходя через облака. Они попали в турбулентность, когда над ними снова пронесся Юнкерс 88S.
       -- Ах ты, гад!-- крикнул Сорса в гневе.-- Ну, я тебе покажу!
       Баум, сидя на полу, взглянул на Гарри и улыбнулся.
       -- Он финн, помните? Они, на самом-то деле, нас, немцев, не жалуют.
       Самолет вынырнул из облаков на высоте трех тысяч футов и продолжал снижаться.
       -- Что вы делаете?-- крикнул Мартиньи.
       -- Не могу играть с ним в прятки в такой облачности. Он нас точно достанет. Хочу попробовать один свой трюк. Он очень быстрый, а я очень медленный, и поэтому ему будет трудно.-- Сорса оглянулся через плечо и зло усмехнулся.-- Посмотрим, так ли уж он хорош.
       Он продолжал снижение и был уже на высоте семисот-восьмисот футов, когда Юнкерс снова появился у них на хвосте, но на слишком большой скорости, и, чтобы избежать столкновения, стал уходить влево.
       Сорса снизился до пятисот футов и выровнял самолет.
       -- Ну, скотина, теперь держись,-- сказал он, и его руки словно окаменели.
       И дальше Мартиньи довелось наблюдать гения за работой, и он понял, откуда все те медали, которые имел Сорса, откуда его Рыцарский крест. Неожиданно Мартиньи охватило необъяснимое чувство спокойствия. Словно стали нереальностью и свет сигнальных лампочек на панели управления, и ветер, врывавшийся через разбитое стекло.
       И, когда это произошло, то заняло считанные секунды. Юнкерс снова зашел им в хвост, и Сорса взял рукоятку на себя и самолет пошел круто вверх, пилоту Юнкерса, чтобы избежать, казалось, неминуемого столкновения, оставалось только нырнуть вниз, но на малой высоте и при такой высокой скорости у него был один путь, в волны внизу.
       Лицо Сорсы снова стало спокойным.
       -- Ты проиграл, друг мой,-- сказал он тихо и отвел рукоятку назад.-- Ладно, теперь полезем наверх.
       Мартиньи толкнул дверь и выглянул из кабины. Внутри царил хаос. Ветер врывался через бесчисленные пробоины, на полу окровавленное тело Брауна, Сара присела рядом с Келсоу.
       -- Как вы тут?-- спросил Мартиньи.
       -- Нормально. Не беспокойся о нас. Это кончилось?-- спросила Сара.
       -- Можно сказать и так.
       Он вернулся в кабину. Сорса перевел машину в горизонтальный полет на высоте в шесть тысяч футов.
       -- Да, старушка протекает как решето, но функционирует нормально,-- сообщил финн.
       -- Давайте проверим радио.-- Мартиньи пропихнулся на место второго пилота. Он покрутил диск настройки, все оказалось в рабочем состоянии.-- Сообщу им о том, что произошло.-- Он начал передачу на частоте, предписанной отделом специальных операций.
       Хейни Баум попытался закурить, но у него так дрожали руки, что он отказался от этой затеи.
       -- Боже мой!-- простонал он.-- Вот это последний акт!
       Сорса спросил шутливо:
       -- Как кормят в британских лагерях для военнопленных?
       Мартиньи улыбнулся.
       -- О, я думаю, вы понимаете, что мы позаботимся, чтобы вы были на особом положении, друг мой.-- И Мартиньи сделал попытку связался со штабом секретных операций.
      
       В центре управления полетами на Джерси Адлер с потрясенным выражением лица снял наушники и медленно повернулся к офицерам.
       -- Господи! Ну, скажите же, что там произошло?
       -- Это был центр управления в Шербуре. Они потеряли JU88S.
       -- Что значит, они его потеряли?
       -- Они держали связь с пилотом. Он несколько раз атаковал. Неожиданно они потеряли контакт, и самолет пропал с экранов. Они думают, что он спикировал в море.
       -- Я должен был сообразить,-- сказал тихо Хофер.-- Сорса - великий пилот. Выдающийся человек. Я должен был предвидеть. Я сам его выбрал. А почтовый самолет?
       -- Еще на радарах, летит над проливом, приближается к Англии. Остановить их нет никакой возможности.
       Повисло молчание. В окно хлестнуло дождем. Неккер прервал молчание:
       -- Что теперь будет?
       -- Перед рассветом я вылечу на Сторче. Могу полететь с пилотом почтовика,-- сказал Хофер.-- Мне необходимо, как можно скорее, оказаться рядом с фельдмаршалом.
       -- А что потом?-- спросил Неккер.-- Что будет, когда Берлин услышит обо всем этом?
       -- Бог его знает, дружище.-- Хофер устало улыбнулся.-- Полная неизвестность, для нас для всех.
      
       Спустя пятнадцать минут после того, как Сорса изменил курс во второй раз, Мартиньи получил отклик на свои позывные.
       -- Добро пожаловать, Мартиньи.
       -- Мартиньи слушает,-- ответил Мартиньи.
       -- Направление на Хорнли-филд. Высота полета пять тысяч футов, и ожидайте дальнейших инструкций. Вас поведет эскорт. Должен появиться через несколько минут.
       Мартиньи повернулся к Сорсе, который тоже был в наушниках.
       -- Вы поняли?
       Финн отрицательно помотал головой.
       -- Я не знаю английского.
       Мартиньи перевел и наклонился к Бауму.
       -- Пока все складывается нормально.
       Баум приподнялся и указал рукой.
       -- Посмотрите туда.
       Мртиньи обернулся и увидел в лунном свете, что слева по борту появился Спитфайер. Он взглянул вправо, там тоже появился самолет сопровождения. Мартиньи надел наушники второго пилота. В них сразу возник сухой голос:
       -- Мартиньи, вы меня слышите?
       -- Мартиньи слушает.
       -- Вы сейчас в двадцати милях восточнее острова Уайт. Мы собираемся повернуть внутрь страны и снизиться до трех тысяч. Я поведу, а мой друг будет замыкающим. Мы проведем вас внутрь.
       -- Очень приятно.-- Он перевел Сорсе полученные инструкции и откинулся в кресле.
       -- Все в порядке?-- спросил Баум.
       -- Лучше некуда. Они проводят нас над территорией. Еще минут пятнадцать и все.
       Баума охватило нетерпение. На этот раз, когда он решил закурить, руки у него не дрожали.
       -- У меня такое чувство, словно я откуда-то вырвался.
       -- Я понимаю,-- сказал Мартиньи.
       -- Правда? Это удивительно. Я побывал в Сталинграде, я вам говорил? Величайшее поражение в истории германской армии. Потери триста тысяч человек. Я был ранен за день до того, как прекратились полеты. А меня вывезли на добром старом JU52, таком как этот. Девяносто одна тысяча человек были взяты в плен, двадцать четыре генерала. Почему они, а не я?
       -- Я потратил годы, чтобы найти ответы на вопросы вроде этого,-- ответил Мартиньи.
       -- И нашли?
       -- Нет, пожалуй. В конце, я пришел к выводу, что ответов на них нет. Как нет ни смысла, ни малейшей причины.
       Он снова надел наушники, услышав в них голос, дававший новые инструкции и новый курс. Мартиньи передал их Сорсе. Они начали снижение. Спустя несколько минут голос зазвучал снова:
       -- Хорнли-филд прямо по курсу. Приземляйтесь.
       Огни посадочной полосы были ясно видны, и Сорса теперь не нуждался в переводе. Он сбросил обороты, выпустил закрылки, обеспечив условия для безукоризненного приземления. Спитфайры сопровождения выполнили полубочку соответственно вправо и влево и исчезли в ночи, набрав высоту.
       Юнкерс замедлил свой бег. Сорса подвел самолет к башне управления полетами. Он остановил самолет и выключил двигатель. Баум вскочил в волнении и крикнул:
       -- Нам удалось!
       Сара улыбалась. Она крепко сжала руку Мартиньи, а Келсоу, лежа на полу, громко смеялся. Чувство освобождения было совершенно неописуемым. Баум открыл дверь, и они с Мартиньи выглянули наружу.
       Из мегафона пришел голос:
       -- Оставайтесь на месте.
       Цепочка людей в синей форме королевских ВВС с винтовками направилась в их сторону. В тени позади них можно было заметить других людей, но Мартиньи не мог разглядеть, кто они.
       Баум спрыгнул на посадочную полосу. Голос повторил:
       -- Оставайтесь на месте!
       Баум обернул шею белым шарфом, усмехнулся, посмотрев на Гарри, и отсалютовал ему, прикоснувшись фельдмаршальским жезлом к околышу фуражки.
       -- Не хотите присоединиться ко мне, штандартенфюрер?-- Потом повернулся и пошел навстречу вооруженным людям, подняв в правой руке жезл.-- Опустите винтовки, дурни,-- крикнул он по-английски.-- Здесь все свои.
       Раздался всего один выстрел. Баум развернулся, сделал пару шагов по направлению к Юнкерсу, упал на колени и свалился набок.
       Мартиньи бросился к нему, крича и размахивая руками.
       -- Не стреляйте, идиоты! Это же я, Мартиньи!
       Боковым зрением Мартиньи отметил, что движение стрелков замедлилось, появился командир эскадрильи Барнс, который велел им отступить назад. Мартиньи опустился на колени рядом с Баумом. Тот поднял левую руку и схватил Мартиньи за китель спереди.
       -- Вы были правы, Гарри-- сказал он, задыхаясь.-- Ни смысла, ни причины ни для чего.
       -- Тихо, Хейни, не разговаривай. Мы найдем врача.
       Сара присела рядом с ними. Рука Баума слабела.
       -- Последний акт, Гарри. Скажи по мне каддиш. Обещай.
       -- Обещаю.
       Баум всхлипнул, на губах показалась кровь. Его тело вздрогнуло, рука разжалась, освобождая китель Мартиньи, и упала, он больше не двигался. Мартиньи медленно поднялся и увидел Дагела Манроу и Джека Картера, стоявших рядом с Барнсом перед шеренгой людей в форме королевских ВВС.
       -- Несчастный случай, Гарри,-- сказал Манроу.-- Один из парней запаниковал.
       -- Несчастный случай?-- возмутился Мартиньи.-- Вы так это называете? Иногда я, действительно, не понимаю, кто враги. Кстати, если вас это еще интересует, полковник в самолете.
       Он прошел мимо них, сквозь шеренгу военных летчиков, бесцельно двигаясь в сторону старого здания авиа-клуба. Странно, у него снова появилась боль в груди, которая ни разу не беспокоила его на Джерси. Он сел на ступеньки перед зданием клуба и закурил сигарету, и вдруг почувствовал, что ему холодно. Спустя некоторое время он осознал, что в нескольких футах от него сидит Сара.
       -- Что он имел в виду, когда просил сказать по нему каддиш?
       -- Это заупокойная молитва. У евреев. Обычно об этом заботятся родственники, но у него их не осталось. Всех скормили чертовым печам.-- Он протянул Саре недокуренную сигарету.-- Так что теперь ты знаешь. Теперь твое образование завершено. Ни чести, ни славы, только убитый Хейни Баум.
       Он поднялся, Сара тоже встала. Кто-то принес носилки, и Баума уложили на них и понесли прочь. Келсоу на костылях пересекал взлетно-посадочную полосу. Рядом с ним шли Манроу и Картер.
       -- Я не забыл тебе сказать, что ты была на высоте?-- спросил Мартиньи.
       -- Забыл.
       -- Ты превосходно справилась. Настолько хорошо, что Дагел, возможно, попытается тебя использовать снова. Не позволяй ему. Возвращайся в свой госпиталь.
       -- Не думаю, что следует возвращаться к чему-нибудь.-- Они пошли к ожидавшим машинам.-- А ты? Что будет с тобой?-- спросила она.
       -- Не имею представления.
       Она взяла его под руку, посадочные огни уже выключили, и они пошли в темноте, тесно прижавшись друг к другу.
       Джерси. Год 1985.
       17
       В библиотеке было тихо. Сара Дрейтон стояла у окна, глядя в сад.
       -- Скоро стемнеет. Иногда мне кажется, что дождь никогда не прекратится. В этом году плохая зима.
       Дверь открылась, и вошел слуга, Вито, с подносом, который поставил на низкий столик перед камином.
       -- Кофе, графиня.
       -- Спасибо, Вито. Я справлюсь сама.
       Он вышел. Сара села и взялась за кофейник.
       -- А что было после?-- спросил я.
       -- Вы хотите знать, что было с каждым из нас? Ну, Конрад Хофер утром вылетел на Сторче, явился к Роммелю и все ему рассказал.
       -- Как же Роммель смог оправдаться?
       -- Почти так, как предлагал Гарри. Он полетел в Растенберг.
       -- В Волчье логово?
       -- Точно. Он лично встретился с Гитлером. Сказал, что разведке стало известно о возможном покушении на его жизнь. Поэтому он использовал Бергера в качестве своего двойника. Он был близок к истине. Если бы на Джерси был он сам, Гарри, наверняка, убил бы его. Бергер был предан анафеме, как крыса, бегущая с тонущего корабля.
       -- Уверен, что он не стал представлять это фюреру в таких терминах,-- возразил я.
       -- Может быть, и нет. Было назначено официальное расследование. Я читала в гестаповских архивах материалы по этому делу спустя несколько месяцев после окончания войны. Они немного узнали. Не забывайте, что они ничего не знали о Хью Келсоу. Сам Гарри позаботился о том, чтобы история выглядела достоверной с точки зрения Роммеля.
       -- Я не понимаю,-- признался я.
       -- Помните, Гарри не поленился рассказать Хоферу немного о себе, и это имело конкретное значение для гестапо. У них было на него заведено дело. Они давно за ним охотились. Помните, им не удалось его схватить после дела в Лионе, когда он убил Кауфмана.
       -- Так что Роммелю поверили?
       -- О, я не думаю, что Гиммлеру это понравилось, но фюрер нашел объяснение удовлетворительным. Они прикрыли это дело. На том этапе войны, им не хотелось, чтобы это появилось на первых страницах газет. То же и на нашей стороне, только по другим причинам.
       -- Никакого упоминания в печати?
       -- Совершенно.
       -- С этой точки зрения случайный выстрел, прервавший жизнь Хейни Баума, был очень кстати,-- сказал я.-- Он мог стать источником проблем.
       -- Более чем кстати,-- сказала Сара категорично.-- Как однажды сказал мне Гарри, Дагел Манроу ненавидит оставлять свободные концы. Это всех устраивало. "Ди-Дэй" приближался, и Эйзенхауэр был доволен, что Келсоу вернулся живым. Наши люди из разведки не хотели усложнять жизнь Роммелю и тем генералам, которые участвовали в заговоре против Гитлера.
       -- Они почти преуспели,-- напомнил я.
       -- Да, бомба в июле того же года. Гитлер был ранен, но выжил.
       -- А заговорщики?
       -- Граф фон Штауффенберг и многие другие были казнены, некоторые из них самым жестоким образом.
       -- А Роммель?
       -- За три дня до покушения на жизнь Гитлера, машину Роммеля обстреляли из пулемета с низко летящего самолета Союзников. Он был очень серьезно ранен. Хотя он был вовлечен в заговор, в практическом смысле он ничего не делал.
       -- Но его все равно взяли?
       -- Не сразу. Кто-то не выдержал гестаповских пыток и назвал его. Однако Гитлер не хотел скандала, связанного с заключением в тюрьму величайшего немецкого героя войны. Ему был дан шанс покончить с собой и обещание не преследовать семью.
       Я кивнул.
       -- А что стало с Хофером?
       -- Он погиб в тяжелом бою около Кана, спустя недолгое время после вторжения.
       -- А Хью Келсоу?
       -- Он уже не мог вернуться в строй полностью. Нога так и не восстановилась. Но его инженерный опыт пригодился еще в марте сорок пятого при форсировании Рейна. Он погиб при взрыве, при производстве работ на проклятом мосту в Ремагене. Кровавая западня.
       Я поднялся и подошел к окну, стал смотреть на дождь, думая обо всем, что узнал.
       -- Поразительно,-- сказал я.-- И самое поразительное, что это оставалось так долго неизвестным.
       -- Для этого были причины,-- сказала Сара.-- Связанные с Джерси. Этот остров был освобожден девятого мая 1945 года. Через пару месяцев будем праздновать сороковую годовщину. Здесь День освобождения является важным событием.
       -- Могу себе представить.
       -- Но после войны было трудное время. Обвинения и встречные обвинения тех, кто подозревался в сотрудничестве с врагом. Гестапо выследило некоторых людей, написавших анонимные доносы на соседей и друзей. Эти имена были обнаружены в архивных делах. Был создан государственный комитет по расследованию.
       -- И что он нашел?
       -- Я не знаю. Эта информация засекречена на сто лет. Вы не сможете прочитать их рапорт до 2045 года.
       Я вернулся к камину и снова сел.
       -- Что случилось с Элен де Виль, Галлахером и Гвидо?
       -- Ничего. Никто из них не попал под подозрение. Гвидо был взят в плен в конце войны, но Дагел Манроу позаботился о том, чтобы он был выпущен почти немедленно. Муж Элен, Ральф, вернулся совсем больным. Он был ранен во время операции в пустыне. Он так и не смог поправиться и умер через три года после войны.
       -- Элен и Галлахер поженились?
       -- Нет. Звучит глупо, но мне кажется, что они слишком долго знали друг друга. Она умерла от рака легких десять лет назад. Галлахер пережил ее на несколько месяцев. Ему было восемьдесят три, но он до конца оставался настоящим мужчиной. Я была с ним до конца.
       -- Я хотел спросить, нельзя ли взглянуть на усадьбу де Вилей и на Сентябрьский прилив?
       -- Я не уверена. Джерси сильно изменился со времени окончания войны. Теперь мы один из наиболее важных мировых банковских центров. Здесь огромные деньги и полно миллионеров. Одному из них принадлежит теперь усадьба де Вилей. Возможно, мне удастся что-то организовать, но я совсем не уверена.
       Я не задал еще самого важного вопроса, и Сара Дрейтон это, конечно, знала. И ожидала.
       -- А вы и Мартиньи, что было с вами?
       -- Я была награждена орденом за военные заслуги. Естественно, основание для награждения не было приведено. В силу каких-то причин свободная Франция одарила Croix de Guerre, за проявленное мужество перед лицом противника.
       -- А американцы? Они тоже как-то отметили?
       -- Господи, нет, конечно!-- Она рассмеялась.-- С их точки зрения весь эпизод выглядел крайне неудобно. Они предпочли о нем забыть как можно скорее. Дагел Манроу дал мне работу на Бейкер-стрит. Я ничего не могла бы рассказывать, даже если бы и хотела. Напомню, что он сделал меня офицером женского вспомогательного подразделения ВВС.
       -- А Мартиньи?
       -- Его здоровье ухудшалось. Постоянно беспокоила рана в груди, полученная во время операции в Лионе, но он тоже работал на Бейкер-стрит. Он был очень востребован после "Ди-Дэй". Мы жили вместе. Снимали квартиру недалеко от места работы.
       -- Вы были счастливы?
       -- О, да!-- Она кивнула.-- Это были лучшие месяцы моей жизни. Напомню вам, я ведь знала, что они не будут длиться долго. Он нуждался в большем.
       -- В действии?
       -- Точно. Он в нем нуждался, как некоторые нуждаются в спиртном. Это его и доконало. В январе сорок пятого в контакт с британской разведкой вступила группа немецких генералов с тем, чтобы ускорить окончание войны. Дагел Манроу состряпал план, по которому Арадо из Эскадрильи самолетов противника, пилотируемый добровольцем, с Гарри в качестве пассажира полетел в Германию. Как вы знаете, самолет имел немецкие опознавательные знаки, а они оба были в форме Люфтваффе.
       -- И они не долетели?
       -- Нет, они долетели. Приземлились на другом берегу Рейна, где встретились с заинтересованными лицами, и вылетели обратно.
       -- И пропали?
       -- Была дана директива командованию истребительной авиации, чтобы их ждали. Но по досадной случайности сообщение не было передано пилотам одной единственной эскадрильи. Грубая ошибка какого-то клерка.
       -- Боже мой! Какой тривиальной может быть иногда причина катастрофы,-- поразился я.
       -- Это точно.-- Она кивнула.-- Из записей следует, что Арадо был атакован Спитфайром около Маргета. Видимость в тот день была очень низкой, и пилот потерял их в низкой облачности. Тогда решили, что они упали в море. Теперь нам известна истина.
       Мы помолчали. Она взяла из корзины несколько поленьев и подбросила в огонь.
       -- А вы? Как вы это пережили?
       -- Пережила. Я получила государственную стипендию и поступила на медицинский факультет. Тогда, после войны, они проявляли щедрость к отставникам. Получив диплом, я вернулась в старый Кромвель и в течение года работала в качестве семейного врача. Это как-то помогало. Для меня ведь там все и началось.
       -- И вы никогда не были замужем.-- Это было утверждение, а не вопрос, и ее реакция меня удивила, хотя мне следовало бы догадаться.
       -- Бог мой! Что вас привело к этой мысли? Гвидо регулярно приезжал в Лондон. Он мне забыл сказать только одну вещь: насколько богата семья Орсини. Пока я училась, он каждый год делал мне предложение, а я отказывала ему.
       -- А он возвращался и снова пытался?
       -- Между другими браками. Он был уже трижды женат. Наконец, я сдалась, поставив условие, что буду продолжать работать врачом. Его фамильная усадьба находилась в предместьях Флоренции. Я была партнером в сельской врачебной практике в течение шести лет.
       -- Так вы, действительно, графиня?
       -- Боюсь, что так. Графиня Сара Орсини. Гвидо погиб в автомобильной аварии три года назад. Можете вы себе представить человека, который в шестьдесят четыре года участвовал бы в гонках на Феррари?
       -- Судя по тому, что вы о нем рассказали, это как раз не удивительно.
       -- Этот дом принадлежал моим родителям. Я всегда скучала по нему, поэтому решила вернуться сюда. Для врача на таком острове, как этот, проще пользоваться девичьей фамилией. Иначе, местные опасались бы ко мне обращаться.
       -- А вы и Гвидо? Вы были счастливы?
       -- Почему вы спрашиваете?
       -- Потому что вы вернулись сюда после стольких лет.
       -- Но этот остров - место странное. Он имеет такое свойство. Он притягивает людей обратно, иногда через долгие годы. Я не старалась найти что-то, что я потеряла, если вы это имели в виду. По крайней мере, я так не думаю.-- Она покачала головой.-- Я нежно любила Гвидо. Я родила ему дочь, потом сына, нынешнего графа, который звонит мне из Италии дважды в неделю и умоляет приехать и поселиться у него, во Флоренции.
       -- Понятно.
       Она поднялась.
       -- Гвидо относился с пониманием к тому, что называл призраком в моей машине. К факту, что Гарри никогда не будет забыт. Тетя Элен говорила мне, что есть разница между увлечением и любовью.
       -- Она же говорила, что Мартиньи не для вас.
       -- Тогда она была права. То, что разладилось у Гарри в психике, мне было не под силу наладить.-- Она выдвинула ящик письменного стола и достала пожелтевший листок бумаги и расправила его.-- Это стихи, которые он выбросил в день нашего знакомства, в коттедже, а я спасла.
       -- Можно мне прочитать?
       Она подала мне листок, и я быстро его прочел.
       "В полночь вокзалы зловещи. Адресата нет у надежды. Пора пересесть в поезд нужного назначенья. Теперь не время для местных, давно отошел последний. Никак не вернуться обратно, туда, откуда уехал".
       Я чувствовал невыразимую печаль, когда возвращал ей стихи.
       -- Он назвал это отвратительными стихами,-- сказала Сара.-- Но в них все сказано: "Никак не вернуться обратно, туда, откуда уехал". Может быть, он был прав. Возможно, ему следовало умереть в семнадцатом, в тех траншеях во Фландрии.
       Немногое можно сказать на это.
       -- Я отнял у вас массу времени. Пожалуй, мне пора в отель.
       -- Вы остановились в Горизонте?
       -- Да.
       -- Там хорошо. Я отвезу вас вниз.
       -- В этом нет необходимости. Здесь совсем недалеко.
       -- Конечно. Я хочу отвезти цветы на могилу.
      
       Дождь продолжал лить. Со стороны залива наползала тьма. Мы съехали с холма и остановились у ворот церкви святого Брелада. Сара Дрейтон вышла из машины и открыла зонт. Я передал ей цветы.
       -- Я хочу вам показать кое-что,-- сказала она.-- Вон там.-- Она направилась в старую часть кладбища и остановилась у заросшей мхом гранитной плиты.-- Что вы на это скажете?
       На плите было выбито: "Здесь покоятся останки капитана бывшего 5 Бенгальского пехотного полка Гарри Мартиньи, скончался 7 июля 1859 года".
       -- Я случайно обнаружила это в прошлом году. Я тогда обратилась в одно из тех агентств, которые занимаются восстановлением родословной. Капитан Мартиньи поселился здесь после выхода в отставку со службы в Индии. Он умер в возрасте сорока лет, возможно, от старой раны. Его жена и дети переехали в Ланкастер, откуда вскоре эмигрировали в Америку.
       -- Поразительно.
       -- Когда мы с Гарри здесь были, он сказал, что у него появилось странное чувство, словно он попал домой.
       Мы шли между могил. Я спросил:
       -- Что сделали со всеми теми немцами, что были здесь похоронены?
       -- После войны их всех вывезли. Насколько я знаю, обратно в Германию.
       Мы подошли к тому месту, где сегодня были захоронены останки Гарри Мартиньи. Мы постояли там вместе, глядя на свежий земляной холм. Сара положила на него цветы и выпрямилась, а потом сказала то, что меня изумило:
       -- Будь ты проклят, Гарри Мартиньи,-- сказала она тихо.-- Ты делал для себя, но и для меня тоже.
       Я почувствовал себя лишним. Повернулся и пошел прочь, оставив Сару Дрейтон на этом древнем кладбище наедине с прошлым.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       • R.A.F. -- Royal Air Force -- Королевский воздушный флот
       •• Enemy Aircraft Flight
       ••• Ministry of Economic Warfare
       • Secret Operation Executive
       •Four Commando -- Во время Второй мировой войны были сформированы и прошли специальную подготовку четыре бригады десантников-разведчиков из морских пехотинцев по 40 - 48 человек.
       • SHAEF -- Supreme Headquarters, Allied Expeditionary Force -- Генеральный штаб экспедиционных сил Союзников
       •• МТВ -- Motor Torpedo Boat -- Торпедный катер
       • SD -- служба безопасности СС
       • Sir Walter Raleigh (1552 предположительно - 1616) -- фаворит королевы Елизаветы 1, пират ее величества, государственный деятель, флотоводец , рыцарь, поэт и писатель, заговорщик. Обезглавлен и четвертован.
       • WAAF-- Women's Auxiliary Air Force
       • Томас Кук, баптистский священник, основал первое бюро путешествий в 1841 году, призывал своих прихожан сберегать деньги для совместных путешествий, а не тратить на спиртное.
       • Harace Edward Moss -- основатель обширной сети театров варьяте по всему миру. Умер в 1912 году.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       145
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Хиггинс Джек (J.Katkovnik@gmail.com)
  • Обновлено: 01/04/2011. 504k. Статистика.
  • Роман: Детектив
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.