В хитросплетенье памяти и снов
Дотронуться до прошлого возможно.
Нам время открывает осторожно
И цвет картин, и звуки голосов.
Вот старый двор, огромный карагач.
Вот «классики» на выцветшем асфальте,
И девочка в моем любимом платье,
Смеясь, играет в мой любимый мяч.
Вот — на кого не смела я смотреть.
Немела, то краснея, то бледнея.
Я без него хотела умереть,
А вот живу и вовсе не жалею.
А это кто, с лохматой головой,
Домой мою подружку провожает?
Потом я все же выйду за него,
Но он пока что этого не знает.
Вот бабушка — какой же это год? —
Как я сейчас, или чуть-чуть моложе,
Кому-то колыбельную поет.
Как мы с ней удивительно похожи...
Два сорванца, ни слова не сказав,
Отняли мяч, и ну бежать вприпрыжку.
У них моя улыбка, а глаза —
Как у того лохматого парнишки.
Вот женщина, к девчушке подойдя,
С улыбкой что-то шепчет, утешая.
Я пригляделась — да ведь это я
Мне улыбаюсь, слезы утирая...
В хитросплетенье мыслей, снов, времен
Коснуться нереального не сложно.
Там будущее с прошлым осторожно
Встречаются, что в жизни невозможно, —
И век и смысл всему определен.
* * *
Гляжу в окошко из-под одеяла
И вижу, как колючий снег кружит.
Я выходить бы с радостью не стала
Туда, где мерзнут кошки и бомжи.
Где, кутаясь в негреющую шубу,
Ссутулившись под тяжестью проблем,
Молчу порой, чтоб не ответить грубо
Отдельному и абсолютно всем.
Где в городском бездонном сером чреве,
Переварившись с кучей всяких тем,
Я становлюсь не кем, — скорее чем,
В обратное неудержимо веря.
Я догонять автобусы устала
И узнавать везенье по следам.
Забраться б до весны под одеяло,
А лучше бы, конечно, навсегда.
* * *
Вы верили, звонили, добивались,
Ей встречи назначали — вы встречались,
Но думали, увы, не в унисон.
Ее считали милой, скромной, слабой.
Она же, вашим именем и славой
Прельстясь, решила: путь определен.
И видела в вас крепкую ступеньку,
Благодаря которой — помаленьку —
Смогла бы в вашем мире кем-то стать.
Вы верили лишь в то, во что хотели.
Она карабкалась к своей заветной цели,
Решив, что вправе средства оправдать.
* * *
Взять бы бочку тонную,
Ржавую от старости,
Запихнуть бы в оную
Все людские гадости:
Жадность, зависть, ненависть —
От чего устали мы, —
Лживость и непреданность,
Злобу и так далее.
Обложить бы порохом,
Да подлить бензинчику,
Протянуть бикфордов бы,
Поднести бы спичечку...
Как оно б ша-арахнуло! —
Только искры — в стороны.
Как тогда бы завтра нам
Жить бы стало здорово!
* * *
Ты ворвалась в мой затерянный мир,
Где я себя ощущал как эмир:
В полной нирване
На милом диване,
Правда, без свиты и с дыркой в кармане.
Мною любимый привычный покой
Мигом рассеялся рядом с тобой.
Ревность, сомнения... — это бы ладно,
Но, черт возьми, как все это накладно!
Просьбы, подарки и просто капризы...
Да, жизнь умеет готовить сюрпризы.
Дырка второй разъедает карман,
А вдалеке, как мираж, — мой диван.
Так ведь не в шутку дойдет до венца.
Видимо это начало конца...
Нет уж, другие пусть пишут стихи ей.
Бросился я на борьбу со стихией:
Все занавесил, задвинул, забил.
А телефон отключить позабыл.
И, тут как тут, — надоедливый зуммер.
Трубку сниму и отвечу: «Я умер».
Только вдохнул — мне: «Привет, дорогой!
Вечер чудесный, пройдешься со мной?»
Что меня дернуло? Сила какая?
Только я выдохнул: «Да, дорогая».
* * *
«... Ты помнишь, друг мой Нина,
тебя любил я у камина ...»
Н. О.
Ты помнишь, Нина, ведь не даром
Тебя любил я за амбаром?
И на скамейке средь берез,
И было все до слез всерьез.
А помнишь заросли крапивы,
Пустую бочку из-под пива,
Стремянку, где ни сесть ни встать,
Верстак, трехногую кровать?..
И каюсь, что тебя, родную,
Любил в то время не одну я,
И мой старинный друг камин
Припомнит пару-тройку Нин.
Но годы пронеслись лихие...
Теперь тебе пишу стихи я.
* * *
«Наташ, купи велосипед...»
Екатерина Добролюбова
На кой вам черт велосипед?
На нем, как всем давно известно,
Лишь попа едет, ноги — нет,
Что, в общем-то, не очень честно.
Пусть все в гармонии живет —
Не стоит, право, экономить.
Купите лучше вертолет,
И будет в старости что вспомнить.
* * *
«Это ли не любовь?»
Владимир Некрасов
Неся зубных протезов тяжкий груз,
Ты в дверь мою несмело постучался.
Я так ждала! Мой дом был чист и пуст,
Ты что-то мне прошамкал и остался.
Врожденная плешина у виска
Мне так близка и так давно знакома,
И родинка у левого соска,
Хотя, возможно, это меланома.
Корявых рук роднее не сыскать,
Вонючие носки... — все сердцу мило.
И раз в неделю сладко поикать
Я б ни за что тебе не запретила.
Душа и плоть в неистовом огне.
Я за тобой последую повсюду.
Вовек не упрекну и не забуду,
Пусть даже ты пописаешь при мне.
* * *
Как, разве нет рецепта счастья?
А я, мне кажется, слыхала:
Возьмите пару мерок смеха,
Но только доброго, не злого,
И чтобы был не без причины,
Смешайте с порцией удачи
(Да, с ней бывает напряженка,
Так что при случае хватайте),
Добра добавьте, не жалейте,
Любви — желательно, взаимной,
И, по возможности, здоровья.
Потом все эти компоненты
Вином залейте, что по вкусу, —
Его не больше полстакана —
И хорошо перемешайте.
Еще не плохо было б сверху
Прикрыть какой-нибудь банкнотой,
Но если нет — не унывайте:
Укутайте любимым делом
И крепко обвяжите дружбой
И дайте время настояться.
Еще бывает, что в процессе
Всплывет какая-нибудь горечь,
Вы подождите — пусть осядет,
А то и вовсе растворится.
И принимайте ежедневно,
Но осторожно, понемногу —
Ведь нежелательны бывают
Любые передозировки.
* * *
Свитер недовязанный.
Скатерть недошитая.
Вся ли правда сказана?
Вся ли водка выпита?
Все ли нивы вспаханы?
Все ль деревья срублены?
Души все ль распахнуты?
Вся ли жизнь загублена?
...Полбуханки съедено.
Полбутылки выпито.
Пол-листочка с бреднями
В сумке трижды вытертой.
Все в чуланах, шкафчиках
Плесневеет, портится.
Чувства ненавязчивы,
В мыслях пересортица.
Выброшу все на черта
С удовлетворением...
Вот и снова начато
Хламонакопление.
* * *
Что-то заунынилось,
Все мне реже дышится.
Долго не улыбилось
И совсем не пишется.
Мысли — обессмыслили,
Сердце — обесчувствело,
Память — обесцветила...
Все внутри искусственно.
Я возьму ведерышко
С ледяной водицею,
Окуну головушку,
Чтоб не развалиться ей.
Серенькие клеточки
Соберутся в кучечку.
Обернется времечко,
И возьму я ручечку.