Яркое весеннее солнце разбудило Присциллу. Она проснулась с ощущением безмятежной радости, потянулась, отгоняя сон, и подумала о том, что предстоящий день будет хоть и напряженным, но принесет много радости. Прежде всего, она пробежится по магазинам, благо, была суббота и не нужно идти на работу, там присмотрит себе что-нибудь красивое, ведь уже целую вечность она не радовала себя покупками. А вечером ее ожидает самое приятное - вместе с мужем и друзьями пойдет в тайский ресторан, где поест вволю свои любимые блюда из лангустов, очень острые, обильно приправленные различными специями, в окружении душистого риса. А уж потом они все вместе отправятся в знакомый бар и будут танцевать до утра.
Вдруг, как от предчувствия приближения неотвратимого несчастья, она выскочила из постели и подбежала к зеркалу.
"Еще одна новая морщина! Ее вчера не было, она появилась за ночь!" закричала она. "Какой ужас! Через пару дней все мое лицо покроют морщины, и я превращусь в старуху. А я не хочу быть старухой!"
Она вернулась в спальню, где ее муж Генри, тихо храпя, еще крепко спал, и начала его трясти.
"Генри, проснись! Ты спишь, а у меня появилась еще одна морщина!"
Муж спросонья сел в постели и непонимающим взглядом посмотрел на жену.
"Какая морщина? Ты это о чем?" невнятным со сна голосом проговорил он.
"За ночь у меня появилась новая морщина, которой еще не было! Проснись, наконец, твоя жена превращается в старуху! Скоро я буду такой же старой, как и ты! Неужели тебе хочется иметь старую жену?" кричала она. И зарыдала. "Ты ведь женился на мне только потому, что я намного младше тебя! Ты всегда хотел иметь молодую жену", причитала она между всхлипываниями.
Генри был действительно значительно старше жены. Присцилле было едва за тридцать, а Генри уже отпраздновал свой пятидесятилетний юбилей.
"Дорогая, успокойся", сказал он, целуя мокрое от слез лицо жены. Наконец, он окончательно проснулся. "Ты ведь прекрасно знаешь, что я женился на тебе, потому что полюбил тебя. Ты у меня красавица, а красавиц нельзя не полюбить".
"Вот видишь, ты женился на мне, потому что я была молода и красива. А когда я буду старой, ты бросишь меня и женишься на другой молодой и красивой".
И она снова зарыдала.
"Счастье мое, тебе ничто подобное не угрожает. Ведь когда ты превратишься в старуху, я уже умру. К тому же, до твоей старости еще далеко".
"Значит, ты не бросишь свою старую жену?"
"Никогда! А теперь давай спать, ведь еще очень рано".
"Мне не уснуть. Ты спи, а я подумаю, как мне жить дальше", сказала Присцилла грустно. "Так, как я живу, жить невозможно".
Она накинула халатик, грустно посмотрела на засыпающего мужа и пошла на кухню, готовить себе кофе.
"Вот и прошла молодость, а я еще не успела ею насладиться. Как хорошо надеть блузку с большим декольте, а на старухах это выглядит смешно с их-то сморщенным дряблым телом. Или мини-юбку и туфли на высоких каблуках, это приличествует только молодым, старые ноги показывать просто неприлично. И не потанцевать вволю, танцующие старухи вызывают только жалость, если не сказать, омерзение. И вот теперь старость мой удел. Генри сказал, что никогда меня не бросит, даже если я состарюсь. Возможно, но, скорее всего, он просто хотел меня утешить. А что мне останется? Старость в одиночестве, если мы разойдемся по его вине. Даже, если он меня не бросит, то умрет значительно раньше меня, а я уже не смогу снова выйти замуж, старухи никому не нужны, мужчины всегда ищут жену помоложе. Я и так делаю все, чтобы не состариться - плаваю каждый день, соблюдаю диету несмотря ни на что, ем пресную пищу, овощи, которые терпеть не могу с детства, употребляю мало мяса, которое обожаю. Большей пытки я никогда еще не испытывала. Мой врач просто садист, нельзя же запрещать все, что доставляет удовольствие. Скоро я превращусь в скелет, обтянутый пергаментной кожей. Какое счастье, что мы идем вечером в тайский ресторан. Так и вижу бледно-розовых лангустов среди белоснежного риса окруженных бордюром из различных трав, и многочисленные пряно-острые соуса. Грешна, люблю тайскую кухню. А потом пойдем в бар, и там я буду танцевать до упаду. Только найти бы достойного партнера, это самое главное, тогда танцы превратят жизнь в рай на земле. Что ни говори, жизнь прекрасна! Только надо уметь ею пользоваться, а я это умею".
Она налила кофе в чашку из тонкого, полупрозрачного фарфора, добавила ликеру, что позволительно только в выходные, села на кушетку и начала пить глотками, наслаждаясь вкусом любимого напитка. Ее настроение улучшилось, она забыла о морщинах, о том, что только что оплакивала свою уходящую молодость и ужасалась надвигающейся старости, затем улыбнулась, предвкушая радости, которые сулит ей этот день.
"Да, жизнь прекрасна!" повторила она вслух.
Дверь в кухню отворилась, и показалась голова встревоженного Генри. Он ожидал увидеть рыдающую супругу и в уме перебирал слова утешения. Присцилла вскочила, подбежала к мужу, и за руку втащила его в кухню.
"Дорогой, наконец-то ты проснулся. Иди ко мне и поцелую свою любимую жену. Сейчас я налью тебе кофе. Ты хочешь с ликером или без? Ничего худшего представить себе невозможно, чем утренний кофе в одиночестве. С тобой я с удовольствием выпью еще одну чашку. Чего только не сделаешь ради любимого мужа".
Генри подозрительно посмотрел на жену и с удовлетворением отметил, что от ее плохого настроения не осталось и следа.
"Вот это молодость! Когда у меня неприятности, целый день хожу сам не свой, а часто и дольше. Никак не могу успокоиться. А молодым все нипочем, настроение у них меняется по нескольку раз в день", подумал он.
Он наклонился и поцеловал жену, вдыхая запах молодого тела.
"Главное, не напоминать ей об этих чертовых морщинах, которые кроме нее никто и не видит. Надо сделать вид, что ничего не произошло". И вслух сказал:
"С каждым днем ты выглядишь лучше и лучше. Скоро мне будет стыдно появляться с тобой на людях".
"Ладно, не будем об этом. А сейчас я оставлю тебя в одиночестве. Хочу пробежаться по магазинам, куплю что-нибудь красивое, чтобы твоя жена выглядела лучше остальных. Так что не скучай", сказала она.
Посещение магазинов превратилось в цепь наслаждений. Она ничего не покупала в супермаркетах, их семья хоть и не была очень богатой, но опускаться до подобных заведений она себе не позволяла, для этого есть магазины с хорошей репутацией. Для начала она зашла в знакомый магазинчик и купила прелестные туфли, пряжка которых была украшена жемчужинами, правда, искусственными, но так прекрасно сделанными, что отличить их от настоящих было под силу только специалисту. Затем в другом, французском, ей сразу бросилось в глаза платье цвета морской волны, полупрозрачное и, главное, необычайно элегантное. Оно будет прекрасно оттенять ее темные волосы и как нельзя лучше подойдет к предстоящему вечеру.
"Вижу, мои советы совершенно излишни. У мадам прекрасный вкус", сказала хозяйка магазина. "Я бы тоже остановилась на этом платье, если бы была такой же молодой и красивой, как вы. Лучшего подарка себе я не смогла бы сделать".
Присцилла появилась дома через несколько часов вся обвешанная пакетами.
"Дорогой", сказала она мужу. "Теперь тебе будет нестыдно появиться с женой на людях. Я купила массу прекрасных нарядов и, представь себе, совсем недорого".
Генри только улыбнулся и поцеловал жену в лоб.
Вечером они встретились с Натали и Бобом в тайском ресторане.
"Какая ты красивая и неправдоподобно молодая", сказала Натали, рассматривая Присциллу, и в ее голосе отчетливо слышался оттенок зависти. Сама она была уже не слишком молода и, несмотря на то, что тратила уйму денег на косметичек, выглядела подчас старше своего возраста.
"Я стараюсь всегда нравиться моему Генри", ответила Присцилла.
"Когда я шла сюда, то мечтала о лангустах", сказала она томно подошедшему официанту. "Но теперь поняла, что мне хочется чего-то мясного. И обязательно с острым соусом. С очень острым".
"Могу предложить отбивную из молодого барашка с острым соусом из имбиря, кардамона и различных трав. Я понимаю, что на первый взгляд эта еда может выглядеть не совсем тайской, но, поверьте, по вкусу вы не отличите ее от наших самых изысканных национальных блюд".
"Можно попробовать. Но бойтесь, если мне не понравится", сказала она официанту с милой улыбкой. А затем, наклонившись к Натали, доверительно сказала: "Необходимо приготовиться к предстоящим танцам. Хочу танцевать, танцевать до упаду! И покорить всех присутствующих, покорить мужчин и заставить женщин умереть от зависти".
"Ты считаешь, что этого можно добиться, употребляя острую пищу? Если это так, то можно и мне попробовать. Но только без мяса, я делаю первые шаги на пути к вегетарианству", сказала Натали.
Молодой барашек по-тайски оказался необычайно вкусным, и Присцилла начала подумывать о том, не заказать ли ей еще одну порцию, но раздумала, от неумеренного употребления большого количества мяса можно и располнеть. Она с сожалением посмотрела на Натали, которая с выражением отвращения поглощала какие-то овощи, вид которых не вызывал доверия.
Друзья перебрались в бар. Не успев снять накидку, Присцилла потянула Генри танцевать.
"Ты одета так роскошно, что рядом с тобой я выгляжу просто неприлично", сказал Генри, с восхищением рассматривая Присциллу.
"У меня прекрасное настроение. Знаешь, мне даже кажется, что сегодня вечером должно произойти что-то особенное".
"Надеюсь, ты не собираешься изменить мне с первым, кто после меня пригласит тебя на танец. Это было бы нехорошо с твоей стороны".
"Это тебе не угрожает. Я всегда была верной женой. Да и как можно изменить такому душке, как мой дорогой муженек".
Бар действительно был великолепен, украшенный прелестными картинами из жизни кинозвезд и известных рок музыкантов, с залом, освещенным разноцветными мигающими лампочками и прожекторами, на небольшом подиуме которого играл довольно приличный, если не сказать просто хороший ансамбль. Они пили коктейли, составлениями которых прославился хозяин заведения. Присцилла всегда пила их с наслаждением.
Настроение у всех было прекрасным, особенно у Присциллы. Она танцевала то с Генри, то с Бобом, и казалось, усталость ей неизвестна.
Но через какое-то время оба сказали, что на ногах не держатся, и неплохо было бы уже сделать перерыв, нельзя ведь танцевать всю ночь напролет.
Присцилла загрустила. Она смотрела на танцующие пары и думала о том, что, конечно, хорошо иметь такого мужа как Генри, за ним чувствуешь себя, как за каменной стеной, но ведь он уже совсем немолод, быстро устает, а как партнер по танцам совсем не годится. Он не чувствует ритма музыки, танцует без выдумки, скучно, как будто ест гамбургеры. А ей бы хотелось танцевать, танцевать до изнеможения.
"Что с тобой?", спросила ее Натали. "Куда подевалось твое веселье?"
"Я хочу танцевать, чувствовать себя счастливо уставшей от движения. А с нашими партнерами", и она выразительно посмотрела на Боба и Генри, "такого, к сожалению, не дождешься. Что поделаешь, судьба моя такая" сказала она с милой гримасой и засмеялась.
"Если кавалеры прелестной компании не будут возражать, я бы с удовольствием пригласил вас на танец", услышала Присцила обращенный к ней чей-то низкий вибрирующий голос, который, как ей показалось, доносился откуда-то сверху, с небес.
Присцилла подняла глаза на говорившего, и сердце ее забилось от восхищения. Она видела разных мужчин, многих находила привлекательными, некоторых даже красивыми, но большего себе не позволяла, она была даже в мыслях верна своему Генри. А вот такого красавца еще не встречала. Он был высок, где-то около двух метров, с прекрасной фигурой человека, регулярно посещающего спортивные залы. Но больше всего ее поразил его низкий хорошо поставленный как у актера или певца голос, почти бас, и обращенные на нее светло-голубые, как бы поддернутые дымкой, глаза, контрастировавшие с его слегка вьющимися темными волосами.
Присцилла так растерялась, что, как загипнотизированная, мгновенно вскочила, вспорхнула, как птичка, со своего кресла и пошла за этим человеком, даже не посмотрев на мужа и не извинившись за то, что идет танцевать с совершенно посторонним человеком.
В танце он положил руку на ее талию, и она внутренне сжалась от тяжести этой руки, от той внутренней силы, с которой он привлек ее к себе. Он сказал ей, что его зовут Вильям, но она может называть его Билл. Она тоже назвала себя.
"Я вас давно приметил, почти сразу, как пришел сюда. Вы очень красивая", сказал он, улыбаясь улыбкой человека, знающего себе цену.
Присцилла никак не могла прийти в себя и пробормотала что-то невнятное.
"Я очень ценю человеческую красоту, наверно, это самый драгоценный дар, который отпущен нам сверху. Я ведь художник и рисую неплохие портреты. Давайте встретимся как-нибудь вечерком, выпьем кофе, а потом пойдем ко мне в мастерскую, и я нарисую ваш портрет".
"Хочу сразу предупредить вас, я замужем".
"Вот уж не думал, что это может быть помехой", сказал он и опять улыбнулся.
"Я из Арканзаса, а этот штат, как известно, славится верными женами. И всем известно, что нас не коснулась сексуальная революция".
"Не думал, что это такая глушь. Жаль, а мне-то казалось, что из каждого правила есть исключение", сказал он и иронически улыбнулся.
Они продолжали танцевать молча.
"Вот моя визитная карточка. Если вы все-таки надумаете прийти ко мне в мастерскую, позвоните. Я всегда буду рад встретиться с такой красивой женщиной".
"Не думаю, что приду. Да и зачем?"
"Приятно иметь свой портрет молодых лет. Я знаю многих людей, которые перелистывают семейные альбомы и любуются своими фотографиями, сделанными во время их молодости. Посмотрите на эту безобразную старуху. Она ведь похожа на ожившую мумию, а в молодости, возможно, была недурна собой", сказал Билл, усмехаясь. "Уверен, что она вечерами смотрит на свой портрет уже давно прошедших лет. Молодец, она не сдается и танцует с молодым человеком, который у нее на содержании. А этому все безразлично, главное это деньги, а она, похоже, совсем не бедна". И он тихо пропел ей на ухо: "Люди гибнут за металл".
Невдалеке от них действительно танцевала старая женщина, худая, как скелет, в облегающем коротком выше колен аляповатом разноцветном платье, с веночком из искусственных цветов на голове. Но больше всего поразило Присциллу то, что все лицо этой женщины было покрыто морщинами, которые не смог скрыть толстый слой косметики. К тому же у нее были искривленные старческие ноги
Присцилла окаменела.
"Извините, я не хочу больше танцевать", сказала она слабым голосом.
"Не думал, что я чем-то обидел вас", сказал удивленный Билл.
Но она уже не слышала его и быстрым шагом направилась в туалет, подбежала к зеркалу и начала внимательно осматривать лицо.
"Какое счастье, не появилось новых морщин. Но и старые не исчезли", подумала она. Хорошее настроение мгновенно испарилось.
"Я хочу домой", сказала она мужу.
"Ты ведь хотела танцевать до утра. Что с тобой?", спросил удивленный Генри.
"У меня испортилось настроение. Вы видели эту безобразную старуху? И у нее еще хватает наглости не только появляться на людях, но и танцевать с молодым человеком. Я не хочу быть такой. Никогда!" сказала Присцилла, и ее глаза наполнились слезами.
"Присцилла, дорогая", сказала Натали. "От старости никуда не деться, это удел каждого. Все мы состаримся, кто раньше, кто позже. Можно только восхититься, что эта женщина в таком возрасте еще не потеряла желание жить и танцевать. Оплакивать уходящую молодость просто смешно".
С этого дня жизнь Присциллы превратилась в пытку. Она не могла ни о чем другом думать кроме морщин и надвигающейся старости, по нескольку раз в день смотрела на себя в зеркало, выискивая новые морщины. Не помогало ничего, ни утешения Генри, который безуспешно успокаивал ее, старался вытащить куда-нибудь развлечься - в тайский ресторан, например, зная пристрастие жены к этой экзотической кухне, в кино, на концерт ее любимых музыкантов, во французские магазины - все было бесполезно. Присцилла сидела отрешенно, глядя в телевизор, почти не разговаривала с мужем и беспрерывно бегала к зеркалу, придирчиво рассматривая свое лицо.
"Если так будет продолжаться, я сойду с ума", подумала она. "Надо с кем-то посоветоваться. Натали - женщина разумная, можно даже сказать, холодно- рассудительная. Она разложит все по полочкам и даст мне полезный совет. Синтия знает много различных способов, как сохранить молодость. Она хоть и старше меня, но выглядит превосходно, лет на десять моложе своего возраста. Обе смогут превосходно дополнить друг друга, и я получу прекрасный совет, что делать дальше, чтобы остаться молодой, если не навсегда, то, по крайней мере, как можно дольше".
"Я не хочу стареть!" сказала подругам Присцилла твердым голосом. "Скажите мне, что дальше делать. С каждым днем у меня появляется все больше и больше морщин. Это меня угнетает, мешает жить, радоваться и веселиться. Генри говорит, что я стала грустной, перестала походить на себя, совершенно изменилась. У кого же я могу просить совета, как ни у вас. Помогите мне, вы ведь мои самые близкие подруги".
"Не понимаю, о чем ты говоришь. У тебя нет никаких морщин, ты просто все придумываешь", сказала Натали, рассматривая ее лицо. "Выбрось из головы эти глупости и живи, как живется".
"Неужели ты не видишь? Вот в уголке правого глаза одна морщина, а у левого их даже две, к тому же, глубоких".
"Я ничего не вижу. У тебя просто навязчивая идея. Но даже если морщинки и есть, это нормально, у каждого человека после тридцати лет они начинают появляться. У одних больше, у других меньше. В этом нет ничего удивительного, жизнь предусматривает зрелый возраст и старость. Но тебе нечего беспокоиться, до твоей старости еще далеко".
"Все это верно, но для меня неприемлемо. Я не хочу стариться", упрямо заявила Присцилла. "Синтия, почему ты молчишь? Ты ведь выглядишь великолепно, никто не даст тебе больше двадцати пяти".
"Да, при розовых абажурах... А на солнце... Ладно, дорогая, почему тебе не обратиться к косметологам, они ведь делают чудеса. Различные мази, притирки, теплые обертывания, наконец, можно сделать подтяжку. Пойди к моему косметологу, я хожу к нему уже несколько лет и очень довольна. Результаты ты видишь на моем лице. Если хочешь, я позвоню ему и попрошу принять тебя как можно скорее".
"Нужно попробовать", сказала Присцилла без особого энтузиазма. "Чего не сделаешь ради того, чтобы остаться молодой".
"Хорошо помогают и занятия спортом. И диета тоже. Все это сохраняет молодость", сказала Натали.
"Не думаю. У меня на работе многие соблюдают диету или морят себя голодом, или едят такое, на что и смотреть противно, не говоря уже о том, что это совершенно несъедобно. Но ни одна из них не помолодела, с первого взгляда видно, сколько им лет. Другие занимаются спортом. Они худые, это правда, но это болезненная худоба. Вспомни ту безобразную старую даму, которую мы видели в баре. Она тоже худая, но не дай Бог быть такой. Нет, мне это не подходит".
"Попробуй влюбиться", сказала задумчиво Синтия. "Ничто так не молодит женщину, как новая любовь".
Присцилла начала перебирать в уме своих знакомых, но никто из них не вызвал у нее желания испытать новую любовь - одни были уже стары, другие скучны или просто уродливы.
"Ну что ты, это совершенно исключено. Ты ведь знаешь, я воспитана по-другому. я всегда была верна моему Генри. Я его люблю и никогда ему не изменю".
"Любовь к собственному мужу никогда не сможет омолодить женщину, как хорош не был бы этот муж. Надо влюбиться в постороннего".
Она вдруг отчетливо вспомнила Билла из бара, представила его в постели и себя рядом. Они исступленно занимались любовью. По ее спине пробежал легкий холодок вожделения. Но она только вздохнула разочарованно. Этот Билл был создан больше для минутного увлечения, чем для сильного чувства, кроме того, он просто Казанова, любитель приключений, самовлюбленный Нарцисс. Такого полюбить просто невозможно, даже из соображений продления молодости.
"Я слыхала, что после родов женщины расцветают, к ним возвращается вторая молодость. Забеременей, роди ребенка, может быть это поможет", сказала Натали.
"И это помогает всем?"
"Дать голову на отсечение не могу, но почему бы тебе не попробовать".
"Об этом я не думала. Только мне кажется, я не совсем подхожу для роли матери. К тому же не знаю, как к этому отнесется Генри. Он же совсем немолод, а детей нужно не только родить, но и воспитать".
Генри встретил идею о беременности без особого энтузиазма.
"Ну, если ты так хочешь", промямлил он. "Я ведь уже не юнец. Не уверен, что у меня получится. Но даже, если ты забеременеешь и родишь, что будет потом. Ребенку нужна будет няня, а посторонний человек в доме будет меня тяготить. К тому же, ты уверенна, что это тебе поможет?"
"Не знаю".
На этом они закончили говорить о беременности.
Время для Присциллы тянулось медленно. Придя с работы, она пыталась отвлечься от грустных мыслей, с удвоенной силой занималась домом, но отказывалась пойти куда-нибудь развлечься, несмотря на настойчивые предложения Генри. И, как и прежде, часто изучала в зеркале свое лицо. Новые морщинки не появились, но старые, хоть убей, не хотели исчезать. Генри не знал, чем отвлечь жену от грустных мыслей, покупал различные деликатесы, даже заказал ужин на дом в тайском ресторане, предлагал ей пойти купить себе новые наряды, украшения, но ничего не могло отвлечь Присциллу от мысли о приближающейся старости.
"Может все-таки попробовать стать родителями. Конечно ребенок, особенно новорожденный, потребует постоянного внимания, зато у тебя не будет времени для плохого настроения", даже предложил он ей однажды.
"Да нет, не стоит", ответила она тихо.
После ужина она бессмысленно проводила время у телевизора, переходя с одной программы на другую и не находя ничего интересного.
Однажды она наткнулась на передачу из цикла "Ваше здоровье", в которой врач рассказывал о пациентке, которая по неизвестной причине в тридцать лет заснула и спала в течение двадцати пяти лет, а когда проснулась, ее лицо было таким же молодым, каким оно было до этого странного заболевания.
Не досмотрев передачу до конца, Присцилла кинулась другую комнату, где Генри изучал какие-то документы.
"Генри, дорогой, я нашла прекрасный выход из положения! Теперь я точно знаю, как сохранить молодость", радостно закричала она, нежно обвив шею мужа, и рассказала содержание передачи.
"Ты что ли серьезно в это веришь?" спросил он с сомнением, выслушав рассказ жены. "А мне подобные вещи кажутся просто бредом. На свете ведь столько шарлатанов!"
"Нет, нет! Передача была на весьма достойном канале, и врач произвел на меня впечатление человека, которому можно доверять".
"И как долго ты собираешься спать?" "Об этом я как-то не подумала. Наверно, сто лет, как спала Спящая Красавица. Через сто лет ты придешь и разбудишь меня поцелуем".
"Перестань, это сказка, а мы живем в реальной жизни".
"Ладно, пусть не сто, только пятьдесят".
"Пятьдесят лет мне тоже не прожить", вздохнул Генри.
"Дорогой, а ты постарайся. Представляешь себе, как будет тебе приятно вновь обладать молодой женой. Только из-за этого на твоем месте я не стала бы возражать".
"Хорошо, давай теперь посмотрим на все трезвыми глазами. Возможно, то, что было в этой передаче, правда. Но как ты представляешь себе искусственный сон? Медики введут медикаменты, ты заснешь на много лет, а потом неизвестно, сумеют ли они тебя пробудить. Если, предположим, смогут, сумеешь ли ты жить так, как ты живешь сейчас".
"Ты ведь знаешь, что жизнь, которую я веду сейчас, не приносит мне счастья. Единственное, о чем я могу думать, это о том, что с каждым днем старею все больше и больше. Скоро ты будешь женат на глубокой старухе, и я не уверенна, что этот брак продлится долго, по твоей вине, конечно".
"Перестань, ты ведь знаешь, что для меня жизнь без тебя потеряет всякий смысл. Это одна из причин, почему я не хочу, чтобы ты поддалась на эту аферу. Но есть и другая причина. Мир меняется с огромной быстротой, не только благодаря техническому прогрессу, меняется и наше видение мира. Я не уверен, что, проснувшись, ты сумеешь приспособиться к этому измененному миру и будешь жить также счастливо, как сейчас".
"Можешь не беспокоиться. Я ведь человек, легко принимающий всякие житейские перемены. Что-что, а это меня совершенно не волнует".
"И потом, ты представляешь себе, во сколько обойдется эта затея?"
"Вот уж не ожидала, что ты такой скупердяга! А еще говоришь, что для любимой жены тебе ничего не жалко. Как можно ошибиться в человеке, с которым живешь вместе, и не один год".
"Как ты можешь так говорить! И человеку, который ради тебя готов на все. Я это сказал просто для того, чтобы отговорить тебя от необдуманного поступка!"
"Дорогой, я знаю, что ты меня любишь, и просто пошутила", сказала Присцилла, опять обнимая мужа. "Ну а теперь серьезно. Я работаю, кроме того, у меня есть кое-какие сбережения, да и наследство от тетки, которое мне еще не удалось до конца промотать. Мы ведь не бедные люди, ты тоже внесешь свой вклад. Кроме того, представь себе, я буду спать и не смогу тратить деньги на наряды и украшения, я уж не говорю о том, что тебе не придется выкладывать деньги на мое питание, рестораны, званные ужины и другие мероприятия. Так что ты даже выиграешь в деньгах".
"Мне нужна ты, нужна каждый день, каждую ночь".
"Да, кстати о ночи, я уже приготовила завещание. Ты ведь мужчина и еще не старый. Если тебе понадобится женщина, на которой ты захочешь жениться, сделай это, там мое разрешение. Как видишь, я все продумала".
"Мне нужна ты, а не какая-то другая", сказал Генри, и его глаза наполнились слезами. Он смущенно отвернулся.
"Не плачь. Ты должен быть счастлив, что твоя жена останется молодой, в то время как остальные постареют или даже уже умрут".
На следующий день они отправились в больницу.
"Какое казенное, уродливое здание", сказала, вздыхая, Присцилла. "Как было бы хорошо проспать эти пятьдесят лет в волшебном дворце или замке, а еще лучше в горной пещере, и чтобы вокруг летали летучие мыши и любовались моей молодости".
Врач, к которому они попали, сразу не понравился Присцилле. Он осмотрел ее с головы до ног холодными серыми глазами, и рот его презрительно искривился.
"Не понимаю, зачем это все вам понадобилось. Молодая, красивая женщина. И что вам не живется. Как я понимаю, у вас есть все, и деньги, и дом, и наряды. Почему вам еще захотелось заснуть на такое длительное время?"
"Доктор, для этого у меня личные соображения, с которыми я не хочу ни с кем делиться", сказала она твердо.
"Известно ли вам, что во время процедуры, назовем так этот многолетний сон, могут произойти неожиданные осложнения, которые трудно предугадать. Но самое главное, после того, как вы проснетесь..."
"Доктор, я все знаю, и уже приняла окончательное решение. Я ничего не хочу слышать!" перебила его Присцилла.
"А вы пробовали отговорить жену от этого необдуманного поступка?" И врач перевел взгляд на Генри.
Тот только вздохнул.
"Ну, как знаете. Я пробовал отговорить вас, открыть вам глаза", сказал врач. "Если вы настаиваете, не хотите слушать голос разума, вам сейчас покажут то место, где вы будете находиться эти пятьдесят лет".
Пришел молодой человек и повел Присциллу и Генри в небольшую комнату.
"Вот это и будет ваша спальня", сказал он.
"Моя значительно красивее. Но ничего, я все равно буду спать и ничего не увижу. Мы принесем большую вазу, в которую нужно будет налить душистую воду. Мне хочется дышать благоухающим воздухом. И прошу одевать меня только в мое любимое белье".
Присцилла в новом палевом с белыми разводами платье появилась в больнице в сопровождении Генри.
"Дорогой мой, не забывай меня, твою верную жену. Я засну с единственным желанием, чтобы через пятьдесят лет мы встретились и были бы счастливы еще много лет, ты с молодой женой, я с любимым мужем", сказала Присцилла и поцеловала Генри в лоб. А он, боясь расплакаться, ничего не ответил.
Ее привели в комнату и уложили в постель.
"Я хочу, чтобы в моей комнате всегда был свежий воздух и пахло морем. Не жалейте денег на кондиционер, а в вазу почаще добавляйте душистой жидкости с запахом моря. И пусть на окнах висят занавески, белые с бледно-розовыми тюльпанами".
"Все будет так, как вы хотите. А сейчас не думайте ни о чем и постарайтесь заснуть", сказал врач, делая ей укол.
Ранним утром шла Присцилла по берегу океана, подставляя лицо восходящему солнцу. Под ногами шуршала галька, и свежий прохладный воздух, пахнувший тем ни с чем не сравнимым запахом моря, смесью соленой воды, водорослей и морских животных, казалось, сам собой заполнял ее легкие. Она шла по узкому берегу, между высокими обрывистыми скалами и водой, морской прибой разбивался о прибрежные камни и ритмично шумел. На берегу она была одна. Это ее немного удивило. Она ожидала увидеть здесь многолюдное общество, лес зонтиков от солнца с раскладными креслами под ними, разноцветные ларьки, в которых продавались бы различные напитки и вкусная еда из разнообразных продуктов моря, но главное, веселье и громкую музыку. Но она была одна. Сначала это вызвало у нее недовольство, может быть, даже раздражение, но пройдя несколько метров, она почувствовала спокойствие, то совершенно забытое чувство, которое не испытывала уже давно.
Она подумала о том, что теперь начинает понимать людей, предпочитающих свой дом, где кроме них нет никого, и отвергающих любое общение, даже с людьми пусть близкими им по духу.
Этого она от себя не ожидала, ей всегда казалось, что без веселого общества, без друзей, пусть не друзей, а просто знакомых, без шумных улиц, суматохи на работе, без французских магазинчиков, где можно купить изысканную одежду, без ресторанов и баров, ее жизнь превратится в нескончаемую скуку. Конечно, странно, что рядом не было Генри, думала она, ведь во время отпуска мы всегда вместе. Он прекрасный человек, заботливый, любящий, в то же время ненавязчивый. Он как мое второе Я, которое присутствует всегда, но никогда не мешает и не тяготит, но жизнь без которого, потеряла бы большую часть своей прелести.
Но рядом никого не было, даже Генри. Она шла и шла в полном одиночестве и вскоре осознала, что создана для одиночества. Ей даже было бы неприятно, если бы кроме нее на берегу было многолюдное общество, лес зонтиков от солнца с раскладными креслами под ними, разноцветные ларьки, в которых бы продавались различные напитки и вкусная еда из продуктов моря, но главное, звучала громкая музыка. Потом она решила, что и Генри тоже был бы здесь не к месту.
Почему я так хочу уединения? Не может быть, чтобы я так изменилась. Неужели я старею, одиночество, ведь уход в себя это удел старых людей.
Ей стало страшно от мысли, что ей предстоит постареть, постареть, как всем, ведь жизнь обязательно включает в себя старость, которая приходит у одних раньше, у других позже, но приходит обязательно. Неужели способы продлить молодость до бесконечности только приятная сказка, но только сказка и не более?
Нужно выбросить из головы эти грустные мысли и думать о приятном. Лишь радостные мысли могут сохранить молодость.
Как ей показалось, шла она уже очень долго, во всяком случае, так далеко она еще не заходила, и скал, возвышавшихся над ней, она еще никогда прежде не видела. Но к удивлению, солнце не хотело подниматься. Как и тогда, когда она вышла из дома, оно почти касалось поверхности моря, как будто время остановилось, и утро никак не могло смениться днем.
Она подняла руку, чтобы посмотреть на часы, но их не оказалось.
Наверно, я забыла их одеть, подумала она. Конечно, я торопилась, хотела выйти к морю как можно раньше, ранним утром, это ведь самое приятное время суток. Я всегда любила утро, еще не жарко, свежий воздух сохраняет прохладу ночи и пахнет травой и цветами. Так и моя молодость, как это прекрасное утро и застывшее на восходе солнце, будет продолжаться долго-долго, до самой старости.
Как хорошо жить и чувствовать себя молодой, подумалось ей.
Она шла легко и бодро, вдыхая ароматы моря и еще не разогретой солнцем земли, и улыбалась своим мыслям.
Жизнь прекрасна, подумала она.
"Я никогда не представлял себе, что люди могут улыбаться в искусственном сне, да еще так сладко", сказал Дик, молодой санитар. "Все-таки это ведь не естественный сон, он ведь вызван какими-то медикаментами".
"Мы ничего не знаем", сказал второй санитар, Гленн, лет сорока. "Может быть, медицина уже изобрела такие вещества, которые вызывают сон, ничем не отличающийся от обычного. Она ведь не под наркозом, а в каком-то многолетнем сне, и что ей вводят, мы не имеем никакого представления. Сейчас наука движется вперед с огромной скоростью, и до чего она дойдет через несколько лет, даже трудно себе представить. Да я и не хочу гадать. Мне и так хорошо, как есть. Я вполне доволен жизнью, есть работа, приличная квартира, у меня хорошая семья, я люблю свою жену и детей. А то, что нет собственного дома, роскошного автомобиля, миллионного счета в банке и жены-топ-модели, меня совершенно не беспокоит".
Они сидели в комнате для персонала и пили кофе, чтобы как-то подбодрить себя, не дать уснуть. Была глубокая ночь, и никто из больных их не беспокоил. В больнице всегда так, то много тяжелых больных, персонал бегает вокруг них без перерыва, даже присесть невозможно, не говоря уж о том, что чашку кофе попить некогда. Но проходит какое-то время, почти все тяжелые больные постепенно куда-то исчезают, на смену им приходят более легкие, не требующие постоянного ухода, становится тихо, и персонал позволяет себе немного расслабиться и вести по ночам задушевные разговоры за чашкой душистого кофе.
"Когда я на нее смотрю, кажется, что она сейчас проснется после спокойного сна, сладко потянется и попросит на завтрак устриц с бокалом белого вина, а если не это, то, во всяком случае, чего-нибудь совершенно изысканного, уж никак не традиционных тостов с мармеладом и кофе с молоком без сахара".
"У тебя разыгралось воображение", усмехнулся Гленн. "Для молодого двадцатилетнего парня это конечно естественно. А я вижу в ней только пациентку, за которой нужно ухаживать".
"Для меня она не только пациентка, она, прежде всего, красивая молодая женщина. Ты тоже считаешь ее молодой и очень красивой?"
"Да уж, старой уродиной ее не назовешь".
"Мне она не кажется просто нашей пациенткой, требующей внимания и ухода. Для меня она - личность загадочная. Как будто ее кто-то заколдовал, усыпил на много лет, а когда эти чары исчезнут, она проснется и явится нам во всей своей красоте. Как Спящая Красавица".
"Ах, молодость, молодость", улыбнулся Гленн. "Вот что значит быть двадцатилетним. Мне такие мысли даже не приходили в голову. Только не вздумай поцеловать ее, иначе она проснется раньше времени. Это делать пока рано, на ведь спит еще только двенадцать лет, а должна проспать пятьдесят. Если ты ее разбудишь, неприятностей не обберешься. Шеф зарабатывает на ней кучу денег и собирается продлить это удовольствие как можно дольше. Кто знает, может быть, ее муж собирается помочь ему - продлит время искусственного сна лет до ста, совсем так, как в сказке, а за это время сойдется с другой. Никто ведь не знает, какие были у них до этого отношения, может быть, он хочет так от нее избавиться".
"Нет, в это я никогда не поверю. Он приходит часто, не менее двух раз в неделю, всегда с цветами, долго сидит у ее постели и выглядит грустным и несчастным".
"Да, это правда. Но кто знает, что у него на уме. Он ведь еще не старый, а жить без женщины в его возрасте не так уж просто. Хочется женской теплоты, заботы, по себе знаю, как это бывает.
Смотрю я на тебя и вспоминаю один фильм, который видел много лет назад", продолжал Гленн. "Там два санитара ухаживали за пациентками, находившихся в коме, каждый за своей. Один из них видел в своей подопечной только больную и выполнял свой долг хоть и добросовестно, но формально. Другой же влюбился в свою больную, многократно повторял ей, что любит ее и, в результате, переспал с ней. Женщина забеременела и вышла из комы. Фильм сделан мастерски, смотрится с интересом, идея хорошая - любовь делает чудеса -, но выходишь из кинотеатра с таким ощущением, как будто тебя вместо хорошей еды подсунули тухлятину".
"Пойду посмотрю, как она", сказал вдруг Дик. "Может быть, нужно поправить подушки или еще что-нибудь. Она ведь такая беспомощная, не скажет, что ей нужно".
В это время в комнату вошел врач. Он ухватил конец разговора, посмотрел вслед уходившему Дику и тяжело вздохнул.
"Ах, Присцилла, бедная Присцилла... Она не знает, что ее ожидает", сказал врач.
Гленн непонимающе посмотрел на него.
"Она захотела любой ценой продлить свою молодость. Однажды, как она сама рассказала, в одной телевизионной программе какой-то врач рассказывал о своей пациентке, которая спала по неизвестной причине много лет, а когда проснулась, то выглядела также молодо, как в то время, когда заснула. Но Присцилла не досмотрела передачу до конца, а в ней без сомнения говорилось о том, что через несколько дней после просыпания эта пациентка мгновенно постарела и выглядела так же, как выглядят люди ее возраста. Присцилла этого не знала или не хотела знать, к тому же, как я уже сказал, она не досмотрела передачу до конца. Или не захотела досмотреть. Очень жаль. Знай правду, она, скорее всего, избрала бы другой путь, чтобы как можно дольше остаться молодой".
"Значит, когда она проснется, то будет выглядеть восьмидесятилетней старухой, и все ее усилия сохранить молодость окажутся бесцельными?"
"К сожалению, это так", сказал врач и ушел.
Возвратился Дик.
"Ты не поверишь, но ее муж там, около нее. Я тихо зашел в комнату, где она лежит, и вижу, около постели в кресле спит муж Присциллы и держит ее за руку. На столике стоят цветы, воздух свежий, пахнет морем, как она хотела. Я уже собрался уходить, как он проснулся. "Я пришел поздно, после работы, и сам не заметил, как уснул", сказал он. "Мне тяжело без нее, никак не могу привыкнуть, что ее нет рядом. Так и умру, не попрощавшись с любимой женой". Что я мог ему ответить? Постоял немного и ушел. Он почему-то еще сказал, что принес душистую воду с запахом горных трав и просит, чтобы мы чередовали ее с водой, пахнущей морем".
Присцилла шла по горной тропинке. С обеих сторон ее окружали высокие скалы, а вдалеке видны были вершины, покрытые снегом. Чистый прохладный ветерок, дувший с гор, пах травами и придавал силы. Деревьев было немного, да и те какой-то странной изломанной формы, как будто горный ветер и скалы мешали им расти вверх, не изгибаясь стволом, так, как растут они на ровной местности. Эти странной формы деревья и нависающие с обеих сторон скалы придавали пейзажу необычный, угрожающий, беспокоящий вид, но высокие травы с красивыми цветами различных цветов и оттенков успокаивали и завораживали Присциллу и как бы приглашали идти дальше и дальше, обещая за каждым поворотом еще более красивое зрелище. Солнце склонялось к закату, и она подумала о том, что пора возвращаться, иначе идти назад ей придется в полной темноте. Но она шла дальше без страха, как будто что-то тянуло ее вперед, в неизвестное.
Я ведь родилась под знаком Тельца, а люди, рожденные под этим знаком, всегда активны и упрямы, добиваясь своего и не останавливаясь перед трудностями. Мы, правда, до конца жизни остаемся детьми. Но ведь это прекрасно, зрелость и детский взгляд на жизнь - что может быть гармоничнее, подумала она.
И продолжала идти вперед. Время от времени она нагибалась, срывала цветы, которые ей понравились, и вскоре у нее оказался большой разноцветный букет. Она нюхала цветы и думала о том, что никто из ее подруг не решился бы на такое путешествие, тем более без сопровождающих. А ей было все нипочем, она наслаждалась одиночеством.
Совсем стемнело. Дорога, по которой она шла начала суживаться, высокие обрывистые скалы нависали почти над головой, камни под ногами стали острыми, идти по ним было неудобно, они почти впивались в подошвы несмотря на плотную обувь. За поворотом извилистой дороги Присцилла увидела слабый серовато-голубой свет, как ей показалось, возникавший, где-то в одной из скал.
Любая из моих подруг уже бы убежала в панике прочь, но я не уйду, пока не узнаю, что это такое, подумала она и ускорила шаг в направлении света.
В темном небе появились черные птицы, летевшие очень низко над ней, громко хлопавших крыльями и издававших неприятные звуки.
Они явно не хотят, чтобы я шла дальше, но они не на трусиху нарвались, с гордостью подумала она, идя без страха вперед, пока не поравнялась с дырой в скале, едва освещенной изнутри.
Да ведь это пещера, подумала она. Неужели в ней живут? Это ведь очень романтично прожить всю жизнь в пещере среди свисающих с потолка разноцветных сталактитов, таинственных летучих мышей, паутины с огромными пауками и не вдеть никогда солнечного света.
Она вошла в пещеру. Ей казалось, что это будет узкая щель с нависающим, низким потолком, а пол будет усыпан острыми осколками камней, и придется протискиваться между стен, низко наклонив голову, возможно, даже ползти, изодрав до крови руки. Но все оказалось не так. Стены отстояли друг от друга на большом расстоянии, потолок терялся где-то в высоте, и шла она без труда по гладкой гальке, ласкающей ноги. Она шла на слабый свет, возникавший где-то в глубине пещеры, шла без страха, не думая о том, откуда появилось это непонятное свечение и с кем ей придется встретиться.
Совершенно неожиданно стены пещеры еще больше раздвинулись, и она очутилась в просторном зале, освещенном факелами. Пол под колышущимся пламенем факелов, казалось, был покрыт чем-то слабо блестевшим и переливавшимся серебристыми красками, и она решила, что это, возможно, фольга или другой блестящий материал. Она нагнулась, чтобы определить, что же это такое, и с удивлением обнаружила, что перед ней вода. Она стояла на берегу мертвого подземного озера с застывшей, безжизненной поверхностью, которую покрывали мелкие продолговатые кристаллики соли.
На противоположном берегу озера сидели какие-то люди за широким столом, уставленном бутылками и котлами с пищей. Они громко смеялись и жестами приглашали ее присоединиться к ним.
Ничего не боясь, она вошла в воду, которая оказалась твердой, как пол в доме, и дошла сухой до противоположного берега.
Люди, сидевшие за столом, потеснились, давая ей возможность сесть рядом с ними, дружелюбно похлопывали ее по спине и приветливо улыбались.
Садись, окажи нам честь и раздели с нами скромную трапезу. Ты такая молодая и красивая, а мы уже совсем не молоды и совсем не такие красивые, сказал один из них, очевидно, главный.
Он сидел на почетном месте в середине стола и усадил рядом с собой, оттеснив других, чтобы дать ей место.
Она огляделась. Ее окружали уроды, такого количества безобразных людей ей никогда не встречалось. Рядом сидел человек с косыми глазами, безобразным лицом, оттопыренными заостренными ушами и клочковатой бородой, к которой прилипли кусочки пищи; поодаль другой, с маленьким тельцем карлика и выступающими изо рта желтыми зубами, смотревшими в разные стороны; третий был горбуном с налитыми кровью маленькими глазками. Но самым неприятным оказался тот, которого Присцилла определила главным, безобразно толстый со шлепающими губами, по которым стекал жир, смешанный со слюной. Женщины были под стать мужчинам - толстые, прыщавые, с засаленными космами грязных непричесанных волос.
Присцилла содрогнулась от омерзения и решила немедленно уйти. Она сказала, что благодарна за приятное времяпровождение, но ей пора домой.
Вдруг они накинулись на нее, стали рвать на ней платье, каждый старался поцеловать и утащить ее в свою сторону. Казалось, что в порыве вожделения они готовы разорвать ее на части. Она содрогалась от прикосновения их грязных жирных пальцев.
Генри, спаси меня! закричала Присцилла.
По поверхности подземного озера несся на полной скорости роскошный черный Мерседес с открытым верхом, в котором сидел ее Генри в черном костюме, белой рубашке и в черном галстуке. Присцилла удивилась, увидев мужа в таком наряде.
Куда это он собрался? Как будто он собирается на собственные похороны, подумала она в замешательстве.
Генри пулей выскочил из машины, мгновенно раскидал этих людей, подхватил жену на руки и понес к автомобилю. Это тоже удивило Присциллу, она не представляла себе, что Генри такой сильный. Он посадил ее рядом с собой, и в считанные минуты они оказались возле их дома. Генри поцеловал ее.
Я всегда любил тебя, но теперь должен ехать дальше, грустно сказал он. Прощай. Вспоминай обо мне хорошо.
Присцилла смотрела вслед уезжающему куда-то мужу, и почувствовала, как ощущение потери сковывает ее сердце.
Была глубокая ночь, и Дик сидел в комнате для персонала. Ему было грустно, не с кем даже поговорить. Гленн состарился и ушел на пенсию, а с теми, кто пришел на смену, он никак не мог найти общей темы для разговора.
Вошел молодой врач и попросил угостить его кофе.
"Надоело сидеть всю ночь в дежурной комнате", сказал он. "Даже не знаю, что лучше, когда ты всю ночь вертишься, как белка в колесе и уходишь с работы измочаленным, или когда все спокойно. Вот сегодня такая спокойная ночь, и я решил прийти к вам, вместе попить кофе. Так время пролетит быстрее".
"Последние месяцы меня беспокоит Присцилла", сказал Дик. "То она спит как младенец и даже улыбается во сне, как будто видит приятный сон, то начинает беспокоиться, пытается повернуться на бок, лицо принимает печальное, иногда даже испуганное выражение, кажется, что из ее глаз вот-вот брызнут слезы. Но ведь она в глубокой коме, значит, ее мозг тоже спит".
"Да, мы тоже обратили на это внимание. Аппараты, записывающие работу мозга, иногда показывают такое, что мы не можем объяснить - то полное спокойствие, то сильное возбуждение, будто бы она переживает нечто неприятное или страшное. Шеф пытался найти тому объяснение, но так и не смог. А мне кажется, что она, как чувствительная антенна, воспринимает все, что происходит вокруг, но не может сказать, она ведь в глубоком искусственном сне".
Врач посидел немного и ушел.
Внезапно зазвонил телефон. Говорил незнакомый женский голос.
"Мистер Генри Миллер умер полчаса назад", услышал Дик.
"Я не понимаю, о ком вы говорите. Кто такой мистер Миллер?"
"Это муж вашей пациентки миссис Присциллы Миллер. Я звоню, чтобы сообщить вам, что завтра я с моим мужем придем в больницу, чтобы сообщить ей эту ужасную новость", сказала она холодно.
"Но ведь Присцилла в коме, она все равно не услышит того, что вы собираете ей рассказать. Мне кажется, что это совершенно бессмысленно", возразил Дик.
"Мы с мужем другого мнения. Мы считаем своим долгом сообщить жене о смерти ее мужа вне зависимости от того, поймет ли она нас или нет. Тем более, что Генри умер от тоски по своей жене. Он любил ее до последнего вздоха. Если бы не она с ее эгоизмом и сумасбродными идеями сохранить вечную молодость, бедняга мог бы прожить еще много лет. Умер он только по ее вине. Так что сообщите шефам о нашем визите".
После разговора Дик долгое время не мог прийти в себя. В нем боролись противоречивые чувства. Конечно, было жаль человека, который умер, как ему сказали, от тоски по жене, такое в наше время встречается нечасто. Дик мысленно поставил себя на место умершего и подумал о том, что он бы тоже умер, если бы его разлучили с Присциллой. Он полюбил ее, она стала ему необходимой, даже в свободное от работы время он приходил наведать ее и всегда приносил цветы. Но в отличие от героя фильма, о котором ему рассказал как-то Билл, Дик не разговаривал с ней, зачем говорить о любви, любовь надо чувствовать, и он был уверен, что Присцилла несмотря на многолетний сон, хоть и подсознательно, знает о его чувстве и ждет его. Ведь недаром врач сравнил ее с антенной. Она, конечно, знает, что он любит ее. Она проснется, осталось совсем недолго, всего пять лет, откроет глаза, увидит его и сразу полюбит.
После работы Дик решил сразу же поехать за цветами, он купит большой букет роз и поставит у кровати Присциллы, придут ее друзья, чтобы сообщить о смерти Генри и поймут, что есть другой, который возьмет на себя честь всегда с любовью о ней заботиться и с радостью выполнять все ее желания.
Дик сел в машину и поехал за цветами.
"Может быть, принести не белые розы, ведь это не на свадьбу, да и умершего он тоже видел всего несколько раз, а какие-нибудь другие цветы, например букет бледно-розовых тюльпанов или лиловой сирени", думал он и не мог остановиться на выборе.
Вдруг он увидел, как с молниеносной быстротой приближается столб, услышал скрежет разламывающейся машины и потерял сознание.
Очнулся он в больнице, скосил глаза и увидел капельницы и многочисленные приборы. Рядом стояла женщина в медицинском халате, возможно, врач. Дик подвигал пальцами руки, они двигались, но у него возникло странное ощущение, как будто у него нет ни живота, ни ног. Их он не чувствовал.
"Что со мной", спросил он едва слышно.
"Вы попали в аварию. Очевидно, после ночной работы вы заснули за рулем и наехали на столб. Мы сделали все, что от нас зависело, но травма очень велика - у вас размозжен позвоночник. Четыре операции не принесли ничего. Как не печально, должна вам сообщить, что вы останетесь парализованным на всю жизнь и будете передвигаться только в инвалидной коляске. Но будьте мужественным, и примите это печальное сообщение с пониманием. Жизнь продолжается, а это самое главное".
Дик ничего не ответил и закрыл глаза.
Настроение у Присциллы было ужасным, она и сама не могла понять, почему. Генри куда-то уехал и неизвестно, когда он возвратится. У нее был еще кто-то, кого она никогда не видела, но присутствие, любовь и заботу которого чувствовала всегда. Теперь и этот кто-то исчез. Это удручало Присциллу и, естественно, не способствовало хорошему расположению духа. Несколько раз она выходила из дому, оставаться в одиночестве было невыносимо, но возвращалась через несколько минут. К вечеру она поняла, что если куда-нибудь не выберется, то сойдет с ума. Конечно, можно было бы пройтись по берегу моря, что она делала ежедневно, но гулять по наизусть знакомым местам показалось ей неинтересным. Можно было бы встретиться с друзьями, но и эта идея показалась ей тоже малопривлекательной.
Ничего не поделаешь, подумала она, придется прогуляться по берегу, который мне до чертиков надоел. Это самое простое, что можно сделать.
На берегу никого не было.
Почему я всегда гуляю в одиночестве, подумала она. Куда деваются люди?
Но на берегу она не увидела никого. Она шла, раздумывая над этим странным обстоятельством, и совершенно неожиданно для себя обнаружила тот самый бар, в который любила ходить с Генри и друзьями.
Она вошла. Там было все знакомо, точно так же, как в том самом баре, что находился е городе, где она жила, тот же хозяин, те же картины известных кинозвезд и рок музыкантов, цветные лампочки, столики, небольшой подиум, на котором знакомые музыканты играли знакомые мелодии. Она походила по залу в поисках свободного столика, но все было занято. Вдруг она увидела, что человек, сидевший невдалеке, улыбнулся, встал и подошел к ней.
Он сказал, что сразу узнал ее, ведь такую красавицу не забывают.
Она смущенно улыбнулась и промолвила тихим голосом, что тоже его вспомнила, ведь он Билл, художник.
Он усадил ее рядом с собой, не переставая улыбаться.
Не думал, что судьба подарит мне счастье, еще раз встретить вас. Почему вы без мужа? Я думал, что он не отпускает вас ни на шаг. И правильно делает, на его месте я бы приставил к вам евнуха. Именно евнуха, а не дуэнью. Я не питаю особого доверия к женщинам, сказал Билл, иронически улыбаясь.
Муж куда-то уехал. А евнух мне не нужен, я ведь вам уже как-то говорила, что в Арканзасе жены всегда верны мужьям, ответила Присцилла серьезно.
Да, да, это я запомнил, сказал Билл. Но если ваш муж уехал, поедем в мою мастерскую, мне очень хочется написать ваш портрет. Согласны?
Если вы так настаиваете. Но портрет мне нужен не для того, чтобы любоваться собой лет эдак через пятьдесят, я останусь всегда молодой.
Тогда поехали, сказал Билл удовлетворенно.
Мастерская была заставлена мольбертами и холстами, завешанными белыми тряпками. Присилла подошла к одному и уже собралась посмотреть, что же там нарисовано, но Билл остановил ее.
Я не показываю никому свои работы, которые не хочу показать, сказал он мрачно. Садитесь, сейчас начнем сеанс.
Не знаю, стоит ли мне вам позировать. Может быть, вы нарисуете меня без глаз или с носом подо ртом.
Я нарисую вас такой, какая вы есть, вернее такой, какой я вас вижу.
Она села в предложенное кресло и задумалась, какую бы позу ей принять. Потом решила, что примет непринужденную и вместе с тем не вызывающую позу. И выражение лица должно быть полным достоинства, но и веселым одновременно, как у женщины - верной супруги, однако знающей цену своей молодости.