Сейчас, в канун Песаха, я вспомнил впервые прочитанный мною ещё много лет назад рассказ Аркадия Львова "Инструктаж в Риме" (http://bigler.ru/forum_vb/attachment.php?attachmentid=3951&d=1335082431), и пришла мне в голову мысль: конечно, все, описанное в том рассказе, - правда, но уж очень обидно за моих соплеменников. И я подумал, что этот сюжет можно было бы развить по-иному: ведь и в Древнем Египте среди сотен тысяч евреев нашёлся Моисей, за которым пошли люди и который вывел свой народ из рабства. Хотя, как говорил Гегель, "история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй - в виде фарса"...
М И Ш К А - А Р Т И С Т
"Сказать - не сказать?" - может быть, впервые в жизни засомневался Мишка. Кажется, никогда до того у него не возникало сомнений ни в одной ситуации, это чувство просто не было ему знакомо. Когда его обзывали жидом или просто прохаживались по адресу евреев в его присутствии - не раздумывая, бил в морду. В отличие от многих, ни разу не испытал сомнений, ехать или не ехать: как только в четырнадцать лет понял, в какой стране живёт, - сразу же твёрдо решил, что рано или поздно отсюда уедет. А теперь, на римской вилле Реджина Маргарита, когда сотрудник ХИАСа Майк Слоум, выгнав нескольких человек, пришедших на инструктаж на полминуты позже назначенного времени, заявил остальным, что это - "образец русского свинства" и что "другой раз, если не погнать их вон, вы тоже опоздаете, а теперь вы имеете урок: не опаздывать", - засомневался, ответить на это или нет. С одной стороны, Слоум, конечно, был прав насчёт "русского свинства", которого Мишка и сам терпеть не мог, но с другой - ведь он, как и все остальные, пришёл вовремя; почему же этот самоуверенный чиновник говорит им, людям, которых видит впервые, что другой раз они тоже опоздают?
Эти мысли пронеслись в Мишкиной голове в течение нескольких мгновений - а мистер Слоум уже продолжал все тем же менторским тоном: "Будем откровенны и не будем притворяться. Мы вас хорошо знаем.". "Ну-ну," - подумал Мишка, - "интересно, что же он такое знает?".
И началось...
- Вы стали соваться со своими сувенирами к нашим сотрудникам... Вы привезли заразу, вы развращаете наших людей, и мы хотим, чтобы вы поняли: вы нам надоели, вы надоели нам так, что нет никаких слов. Другие вам не скажут это, а я скажу...
И опять не знал Мишка, что делать. Да, действительно, многие совались с сувенирами, но он никогда этого не делал: и моложе был, и интеллигентнее, и об Америке уже много знал - и потому понимал, что это неуместно. Конечно, хорошо, что им объясняют все, как есть, но ему-то, Мишке, за что такое выслушивать?
А господин "инструктор" вещал все более нагло, никому не давал слова сказать и даже спросить - и вдруг объявил:
- Евреями вас сделала пятая графа. Вычеркните пятую графу - и три четверти из вас кричали бы аллилуйя не в синагоге, а в церкви. Я вижу на некоторых лицах кривые улыбки, но я повторю свои слова ещё тысячу, ещё миллион, ещё десять миллионов раз. Я знаю, что я прав, и вы знаете, что я прав... Ваши сыновья сделают обрезание, ваши сыновья наденут кипу, ваши дети пойдут в иешиву...
Мишка сидел в первом ряду, прямо напротив ХИАСовца, и не видел лиц других людей, но на его лице изобразилась не кривая улыбка, а изумление, хотя вообще он редко чему в жизни удивлялся. Сам он ни в какого бога не верил и ни за что не дал бы себе ничего отрезать, тем более от такой драгоценной части тела, но в синагогу не раз захаживал, как и многие его сверстники, просто из чувства протеста, а в церковь пойти и тем более кричать там аллилуйя ему бы даже в самых диких фантазиях в голову не пришло. "Что он несёт?!" - подумал Мишка, - "Да и у него самого никакой кипы на башке не заметно... Сам-то он, интересно, в иешиву ходил?".
Не успел Мишка все это подумать, как услышал следующее:
- Вы предатели - вы предатели на все сто процентов... Вы сказали, что едете в Израиль, а в Вене повернули задом к Сохнуту. Не будем обманывать себя и опять назовём это своим именем: предательство.
"Это что же - и там мы предатели, и здесь предатели?!" - как огнём обожгло Мишку, - "А сам-то он, собственно, на кого работает?!". Хотел было Мишка вскочить и дать в рожу этому типу, но его остановило чистое любопытство: что же он ещё скажет?
А тот, произнеся несколько высокопарных фраз об Израиле и США, о голубой звезде Давида и демократии, вынул из кармана несколько долларов и заявил:
- На зелёных этих бумажках история Америки: Вашингтон, Линкольн, Гамильтон, Джексон, Франклин! Кто они, эти люди, что говорят вам эти имена? Пустой звук для вас эти имена...
Вот тут Мишка, с детства зачитывавшийся книгами по американской истории и окончивший истфак с дипломной работой об Америке, уже не выдержал...
Едва ли не с тех пор, как Мишка научился говорить, у него был так ловко подвешен язык, он обладал такой буйной фантазией и умел так беззастенчиво и убедительно врать, что и родители, благословенной памяти, и друзья, и учителя в школе - все, кто его знал, называли его "Мишка-артист". Вот и сейчас, демонстративно положив ногу на ногу и глядя прямо в толстые стекла очков мистера Слоума, он сказал твёрдым и отчётливым голосом:
- Вы ошибаетесь, сэр.
"Инструктор" явно был не готов к такому повороту событий, но голос и пронизывающий взгляд черных глаз Мишки не позволяли перебить его, и он продолжил:
- Мы прекрасно знаем, кто эти люди, и нам всем очень многое говорят эти имена - как и имена Джефферсона, Мэдисона, Монро, Джона и Джона Куинси Адамса, Ван Бюрена, Гаррисона, Тайлера... Вы утверждаете, что хорошо знаете нас, - как же для вас остался неведомым такой общеизвестный факт, что больше половины евреев в Советском Союзе оканчивают школу с золотой медалью, а все остальные - с серебряной? Правду я говорю? - Мишка обернулся к сидящим сзади и подмигнул им поочередно обоими глазами.
Люди молчали в полной растерянности не от обилия имён, которых до того слыхом не слыхивали, а от очевидной неуверенности в том, на чьей стороне сила и кого, следовательно, нужно поддержать. Слоум издал было какой-то звук, чтобы что-то сказать...
- Ма-а-алчать! - рявкнул Мишка, вскочив со стула во всю высоту своего стодевяностосантиметрового роста, - Ты уже достаточно сказал, даже слишком много, а теперь говорить буду я, - и, уже всем широкоплечим туловищем повернувшись назад, воскликнул с пафосом:
- Братья! Мы что же, уехали из проклятой Совдепии для того, чтобы и здесь нас обзывали предателями?!
"Братья" сидели как вкопанные, смотрели на Мишку и безмолвствовали, как народ в пушкинском "Годунове". Мишка резко повернулся обратно, и быстро подошёл к столу, на котором сидел Слоум...
Очки Слоума отлетели к окну, а сам он валялся на полу у стены за столом. Мишка поднял его, сгрёб в охапку и, крикнув ошалевшей публике: "За мной!", понёс из комнаты на второй этаж, в главную контору ХИАСа.
- Господин Фрид, - сурово начал Мишка, - мы требуем, чтобы этого негодяя немедленно уволили! Он оскорбил наше человеческое и еврейское достоинство, он заявил, что церковь нам ближе синагоги, а главное - он посмел назвать нас предателями за то, что мы едем не в Израиль, а в Америку! Но позвольте, господин Фрид, - Мишка немного понизил голос, но глаза его продолжали сверкать и сверлить, - если бы мы не ехали в Америку, то для чего была бы нужна ваша почтенная организация? Он получает зарплату, кушает хлеб, - голос Мишки пошёл на крещендо, - наслаждается прелестями Рима благодаря тому, что мы едем в Америку, - и смеет за это же обзывать нас предателями!
Мишка хорошо знал английский, но произносил свои тирады по-русски для того, чтобы остальные понимали, что он говорит, и поддержали его. Переводчик работал добросовестно, и господин Фрид смущенно лепетал в ответ:
- О, я очень сожалею... Я не знаю, почему... Пожалуйста, примите мои извинения...
- Мы требуем, чтобы этого мерзавца уволили! Немедленно! - настаивал Мишка, - Кстати: он уверял нас, что мы вам ужасно надоели, потому что предлагали вашим сотрудникам сувениры. Это правда? - Мишка буквально впился глазами в бедного господина Фрида, - Если это так, то я хотел бы объяснить вам, что мы были очень тронуты вниманием и заботой со стороны ваших сотрудников, и нам просто хотелось хоть как-то, по мере наших скромных возможностей, отблагодарить их. Нам и в голову не могло прийти, что вы воспримете это как взятку! Мы прекрасно знаем, что в Америке взяток не берут и не дают, потому мы и едем в эту благословенную страну! - патетически воскликнул Мишка, вспоминая, как, получив на последнем курсе института доступ в Ленинку для дипломной работы, он читал там в "Нью-Йорк Таймс" статьи о коррупции в Америке на всех уровнях, от местного до правительственного. Его последние слова явно показались до того стоявшим в молчании людям более надёжными, чем требования уволить Слоума, и из-за Мишкиной спины послышались мужские и женские голоса:
- Да!
- Конечно, прекрасно знаем!
- Да-да, потому и едем!
- Благословенную!
Господин Фрид смутился ещё больше:
- Ну, что вы, что вы... Конечно же, нет, уверяю вас... поверьте мне...
- А этот подлец должен быть уволен! - продолжал гнуть своё Мишка, - Нас клеймили предателями коммунисты за то, что мы уезжали из их проклятой страны, - и мы не хотим, чтобы теперь нас обзывали предателями здесь! Мы не хотим, чтобы такое услышали наши собратья, которые ещё приедут за нами! Советское государство всю жизнь обирало нас до последней нитки... всю жизнь мы питались хлебом с картошкой... я сам в шестнадцать лет потерял родителей и с тех пор жил впроголодь на крошечную стипендию... - скупая мужская слеза блеснула в левом глазу Мишки, который все студенческие годы промышлял фарцовкой и как минимум каждые две недели кутил с друзьями то в "Арагви", то в "Метрополе".
Видя реакцию господина Фрида, стоящие за Мишкой люди постепенно осмелели и начали выражать поддержку, сперва кивками и неразборчивым мычанием, а затем и короткими репликами:
- До последней нитки обирали! - воскликнула шестипудовая Песя, пятнадцать лет занимавшая должность директора галантерейного магазина.
- Впроголодь жили! Хлебом с картошкой питались! - подтвердил, сверкая плутоватыми красными глазками, Моня, бывший замдиректора одесского Привоза, перед отъездом отсидевший срок за спекуляцию.
Мишка, в свою очередь, видя, что господин Фрид всё-таки колеблется, пошёл на шантаж:
- Если он сейчас же не будет уволен, мы раструбим по всем здешним газетам! И корреспондентов американских газет найдём! И правительство США будет знать, что в то время, как оно тратит деньги американских налогоплательщиков на то, чтобы привезти в страну евреев из Советского Союза, представители ХИАСа, американской еврейской организации, специально созданной для этой цели, оскорбляют и унижают еврейских беженцев, обзывают их предателями за то, что они едут в Америку, а не в Израиль! И правительство будет знать! И американские налогоплательщики будут знать! - гремел Мишка.
... "А этот парень далеко пойдёт," - думал Слоум, найдя наконец такое положение в постели, чтобы не болели все ушибленные места, и застыв в нем, стараясь заснуть, - "С таким неплохо было бы закорешиться! Но, увы...".
А Мишка, лёжа со свисающими пятками на маленькой, не по его росту, кровати на съемной квартирке в Остии, впервые за много лет вдруг вспомнил, что его назвали Мишей в память прадедушки Мойше... и вспомнил, как, когда он ещё был совсем маленьким, бабушка рассказывала ему про злого фараона, угнетавшего евреев, и про Моисея, который вывел свой народ из рабства...