"И пусть имя мое будет ими помянуто лучше со смехом, нежели вообще не помянуто."
(Шолом-Алейхем)
"Людей неинтересных в мире нет."
(Евгений Евтушенко)
"Остается уповать только на то, что Бог - не зануда и что у него с чувством юмора всё в порядке."
(Валерия Новодворская)
Мой учитель истории Виктор Юрьевич Дашевский в течение нескольких лет регулярно приходил заниматься со мной к нам домой. Нередко он засиживался почти до полуночи, и в таких случаях, выходя в коридор, говорил моей маме: "Не волнуйтесь, Эмилия Ароновна, мы не только об истории говорили: мне просто очень приятно общаться с Вашим сыном!". Иногда общение наше заканчивалось раньше, и тогда мама приглашала Виктора Юрьевича на чай или на ужин. В один из таких вечеров, сидя у нас на кухне, мой учитель вдруг мечтательно произнёс: "Ах, как много есть интересных книжек! - в том числе на божественные темы. Вот есть такой Крывелёв Иосиф Аронович...". Что сказал дальше Виктор Юрьевич про Иосифа Ароновича и его книги - я не помню, но ф.и.о. последнего мне запомнились: уж очень ласкали такие имя и отчество юное еврейское ухо в стране госантисемитизма. Не то в тот же самый, не то в другой вечер рассказал нам с мамой Виктор Юрьевич о недавнем диспуте Крывелёва с баптистами в Политехническом, во время которого один из баптистов заявил, что жить без Бога ещё можно, но вот умирать - никак нельзя, на что Иосиф Аронович ответил: "А я - пожалуйста, хоть сейчас!". Как-то, когда мой учитель в очередной раз завёл с нами кухонный разговор "на божественные темы", мама заметила, что "Женя как раз этим интересуется". "Что, в смысле: есть бог или нет?" - спросил Виктор Юрьевич. "Нет, ну..." - сразу же пошла на попятную мама, зная темпераментный нрав моего учителя, который, как всегда, зрел в корень. Сам Виктор Юрьевич в то время занимался не только преподаванием истории в школе, но также атеистической пропагандой, и, помню, однажды рассказал нам с мамой про то, как женщина, охотно оформлявшая его лекции, сказала ему: "Как же Вы не боитесь? Вас же Бог накажет!".
Несколько лет спустя имя Крывелёва мне встретилось снова, когда я прочитал в журнале "Даугава" знаменитую переписку Н. Эйдельмана с В. Астафьевым. Как известно, последний в своём черносотенном письме заявил, в частности, следующее: "... совершенно ссученный атеист - Иосиф Аронович Крывелёв и фамилию украл, и ворованной моралью - падалью питается. Жрет со стола лжи и глазки невинно закатывает, считая всех вокруг людьми бесчестными и лживыми.". Эйдельман на это ответил, что "ничтожный Крывелёв носит, представьте себе, собственную фамилию (как и множество столь несимпатичных воинствующих безбожников разных национальностей)".
На протяжении последующих многих лет имя "ссученного атеиста, носящего собственную фамилию", попадалось мне на глаза лишь дважды. Первый раз - в очерке Александра Меня "Миф или действительность?", в котором автор, доказывая историчность Иисуса Христа, полемизировал, в частности, и с Крывелёвым, ее отрицавшим. Читая этот текст, я не мог не ощущать некоторой пикантности момента: один еврей (православный священник) полемизирует с другим евреем (пропагандистом атеизма) относительно историчности третьего еврея (основателя христианской религии)! Как говорилось в одной некогда популярной юмореске, "нация маленькая - но шу-у-устрая!". Через несколько лет после этого, живя в Лондоне и желая пополнить свою библиотеку книгами на идише, я узнал о существовании в еврейском районе Голдерс Грин большого книжного магазина, в котором, как меня заверили, таковые должны были продаваться в немалом количестве. Зайдя в этот магазин и принявшись вожделенно изучать ассортимент, я вдруг с удивлением увидел две книжки на русском: изданный в 1970-х годах в Иерусалиме двухтомный "Очерк истории еврейского народа". Разумеется, я не раздумывая его приобрёл (вместе с книжкой стихов Аврома Суцкевера) и потом, заглянув в библиографию, увидел там, среди прочего, название какого-то из трудов Крывелёва (если память мне не изменяет, это была его книга "Раскопки в "библейских" странах").
Интернетом я начал пользоваться довольно поздно, лишь в 2005-м году, однако начав, ударился в это дело со всей силой своего еврейского темперамента, ежедневно просиживая за компьютером часами (чем явно нанёс ущерб своему здоровью). И вот как-то в один прекрасный день вспомнил я, что "есть такой Крывелёв Иосиф Аронович", решил посмотреть, нет ли чего-нибудь о нем в Интернете, - и нашёл немало небезынтересной (хотя далеко не полной) информации об этом деятеле, а также несколько его фотографий и тексты некоторых его трудов. На протяжении последующих лет количество информации о Крывелёве во "всемирной паутине" увеличивалось, прибавляя все больше и больше штрихов к образу этого человека.
Опубликованную в Википедии фотографию Иосифа Ароновича я послал знаменитому психологу Владимиру Леви, с которым к тому времени подружился, и спросил его, что он по этой фотографии может сказать о характере изображённого на ней человека. Владимир Львович ответил следующее: "Человек этот кажется мне физиономически похожим на великого физика Ландау, только снятого несколько уродски, как-то снизу. На Уильяма Джеймса тоже похож. А также на отца ЛСД Хофманна. В любом случае это незаурядная личность. Большая жизненная сила и чувственность, незаурядный ум, твердая воля, оправданная амбициозность. Очень проработанный интеллект.". После этого я объяснил доктору Леви, что на фотографии изображён тот самый известный советский пропагандист атеизма Крывелёв, которого много опровергал близкий друг Владимира Львовича Александр Мень, на что мой адресат отреагировал так: "О, вот так ну! Никогда не читал этого Крывелёва. Интересно будет теперь познакомиться с его биографией и бессмертными творениями :-) !".
Поинтересовался я, помимо прочего, происхождением самой фамилии "Крывелёв", которая действительно звучит настолько контрастно с именем-отчеством "Иосиф Аронович", что Астафьев не сомневался: воинствующий безбожник "фамилию украл" (в отличие от Эйдельмана, который, хотя и такой-сякой, но все-таки "не предаёт своего отца"). Оказалось, что Крывелёв - действительно еврейская фамилия и происходит она от названия деревни Кривели: стало быть, там жили предки Иосифа Ароновича. Сам же Крывелёв, как я узнал из Википедии, родился в Москве в 1906-м году и там же умер в 1991-м. Срок жизни по советским меркам, конечно, весьма большой, а год смерти сразу же вызвал у меня мысль: интересно, как же этот человек воспринимал происходившее в стране в самые последние годы его жизни, когда была разрешена и вовсю шла религиозная пропаганда в официальных СМИ, в больших количествах стала легально издаваться и продаваться религиозная литература, массы людей приобщались (пусть во многих случаях поверхностно) к религии, а председатель Верховного совета СССР Лукьянов принял участие в пасхальном Крестном ходе?! Остаётся только догадываться - хотя некоторые предположения, думаю, делать можно, исходя из примеров других людей. Такой современник Крывелёва как, скажем, Михаил Моисеевич Ботвинник, судя по всему, был не слишком воинственным в своём атеизме, поскольку много лет счастливо прожил с женой, склонной к религиозности, однако, как мне рассказывал его ученик Гарри Каспаров, Михаил Моисеевич до конца жизни оставался убежденным коммунистом: в 1987-м году он переживал по поводу того, что такие экономисты как Абалкин и Аганбегян дают правительству "левые" советы; в 1988-м во время частного разговора о Сталине он заявил: "Ну, подождите: нельзя же все-таки забывать, что Сталин выиграл войну!"; в августе 1991-го, во время путча, находясь в Брюсселе (!), Ботвинник, по словам Каспарова, "просто расцвёл", а когда несколько месяцев спустя Советский Союз прекратил своё существование, это стало для Михаила Моисеевича величайшей трагедией его жизни. Именно "по всему поэтому" уже в постсоветское время, когда кто-то спросил у Сергея Бабурина, как он может иметь дело с евреем Ботвинником, тот ответил: "Но ведь Ботвинник - это советский человек!". Есть также пример младшей коллеги и единомышленницы Крывелёва Зульфии Абдулхаковны Тажуризиной: в советское время она, по имеющимся в Интернете свидетельствам современников, так же неистовствовала в своём профессиональном атеизме, как Иосиф Аронович, а теперь утверждает, что при советской власти люди жили лучше, чем живут сейчас, и употребляет такие выражения как "ельцинский контрреволюционный переворот".
Однако вернёмся назад, к началу жизни Крывелёва. Итак, он родился в Москве в 1906-м году, то есть когда в России ещё существовала черта оседлости. Предположение о том, что родители Иосифа Ароновича были выкрестами, думаю, можно отбросить сразу. Во-первых, насколько я знаю из многочисленных примеров (Антон и Николай Рубинштейны, Николай Слонимский, Александр Менакер и другие), выкрестившиеся евреи в России не склонны были давать своим детям еврейских имён, да и свои собственные меняли (за исключением тех случаев, когда они совпадали с общеупотребительными русскими именами, как было, например, с отцом Менакера Семёном). Во-вторых, как видно из книг Крывелёва, он знал иврит не в классическом, а именно в ашкеназийском варианте: название одного из разделов Танаха он транскрибирует как "Ксувим" (а не "Кетувим", как в классическом иврите), а второе слово Торы он пишет русскими буквами как "боро" (а не "бара"). Это указывает на то, что в своё время маленький Иосиф явно получил по крайней мере какие-то основы традиционного еврейского религиозного образования, а вот кто ему их преподал (учитель? дед? отец?) - этого мы, по всей видимости, уже не узнаем никогда. Короче, выкрестами родители Крывелёва, судя по всему, не были - стало быть, его отец принадлежал к одной из категорий евреев, на которых ограничения черты оседлости не распространялись: наверное, имел высшее образование, а может быть, являлся купцом первой гильдии - кто знает?
О детстве и отрочестве будущего воинствующего атеиста мне ничего узнать не удалось. Что же касается его юности и ранней молодости, я нашёл информацию лишь о двух эпизодах, связанных с этим периодом его жизни. Об одном из них Крывелёв рассказал сам в своей последней книге "Христос: миф или действительность?": как осенью 1927-го года он присутствовал на проходившим в Московском экспериментальном театре диспуте между А. Луначарским и митрополитом-обновленцем Введенским в связи с публикацией двух книг Анри Барбюса об Иисусе. Про другой же эпизод крывелёвской бурной юности я узнал практически в самом начале моих изысканий: оказывается, во время "борьбы с космополитизмом", когда Иосифа Ароновича исключили из партии и уволили с работы, ему, в частности, припомнили, что ещё в 19-летнем возрасте, "будучи преподавателем в политшколе, он был уличен в развращении своих слушательниц", а при обсуждении этого обвинения на комсомольском собрании "бросил комсомольский билет и демонстративно оставил собрание". Одновременно с этим я узнал про то, что тогда, в конце 1940-х годов, Крывелёва обозвали не просто "махровым космополитом", но "законченным еврейским националистом" и "ярым русофобом", а сам он "атаковал инициативное партбюро и бросил наглые реплики в адрес заместителя секретаря парторганизации тов. Дунаевой, обвиняя ее в антисемитизме" (потом, правда, когда дело приняло совсем серьезный оборот, он покаялся в "неизжитых остатках еврейского буржуазного национализма"). Рискуя по первому пункту навлечь на себя праведный гнев сторонниц движения "Me Too", признаюсь откровенно, что все это меня очень и очень возбудило во всех смыслах: "развращал своих слушательниц", "законченный еврейский националист"... м-м-м, наш человек Иосиф Ароныч! Хороший мужик! А то, что подлец-антисемит Астафьев такие гадости о нем написал, вызвало у меня к нему ещё бОльшую симпатию!
Узнал я также о том, что с началом войны Крывелёв ушел на фронт, служил в войсках связи (кстати, именно к этому роду войск в своё время приписали меня), закончил войну в звании капитана и был награждён орденами и медалями, в частности "За победу над Германией". Кроме того, я с весьма приятным чувством прочитал про то, что в 1972-м году, участвуя в так называемой "конференции по проблемам усовершенствования методологии научной критики политики сионизма" ("о, великий и могучий": пятикратный родительный падеж!), Иосиф Аронович говорил там вполне разумные вещи, а именно: "слабость нашей пропаганды среди евреев, прежде всего, состоит в том, что делается много глупостей благодаря безграмотности и невежеству, а также политической бестактности пропагандистов, вроде отождествления иудаизма с фашизмом, объявления государства Израиль теократией и т.п.".
Перейдём, однако, к главному: к "бессмертным творениям" видного советского пропагандиста атеизма. Чем больше я их читал, тем больше мои нежные чувства к Иосифу Ароновичу охлаждались (хотя интерес к его личности не ослабевал): далеко не все в его книгах меня убеждало, а кроме того, читая, я постоянно ощущал стремление не ИССЛЕДОВАТЬ, а разоблачить, развенчать. Все в Библии Крывелёв интерпретировал самым негативным образом, хотя кое-что можно (и даже нужно!) было бы истолковать иначе. Например, кратко пересказывая в своей "Книге о Библии" содержание "Книги Эсфири", автор пишет, что "евреям было специальным приказом царя разрешено убивать в персидском государстве всех, кого они сочтут нужным убить". Помню, когда я, хорошо зная первоисточник, в изумлении прочитал этот пассаж, то подумал: чего же нам обижаться на антисемита Кураева, когда даже Иосиф Аронович Крывелёв излагал описанное в "Книге Эсфири" именно так?! Однако, несмотря на все это, для меня было очевидно, что как бы ни относиться к взглядам автора, он явно был очень образованным, эрудированным человеком, читавшим на многих языках (судя по библиографиям его книг, он читал даже на голландском и польском), и я долгое время не мог понять: почему же Эйдельман в своём втором письме к Астафьеву назвал Крывелёва "ничтожным"? Когда я познакомился по переписке с дочерью Эйдельмана Тамарой, то уже во втором письме задал ей этот вопрос. Вот что Тамара Натановна мне тогда ответила:
"... честно говоря, я уже не помню, когда я последний раз открывала его книгу - наверное, лет сорок назад, так что у меня очень смутные о нем воспоминания, но помню, что и папа, и дедушка говорили о нем с большим презрением. Кстати, насколько я опять же вспоминаю, дедушка, который во все книги, которые выходили в СССР о Библии, вникал внимательно, говорил, что его книга лучше других, но, как я понимаю, главные претензии к нему заключались не в том, сколько он знал, а в том, что он говорил. Кому больше дано, с того больше и спросится.".
Когда несколько лет спустя мы с Тамарой Натановной впервые встретились, я спросил ее: "Скажите: вот, я знаю, что Ваш дедушка был убежденным атеистом; а папа?". "Ну, я думаю, что папа в Бога не верил," - ответила Тамара Натановна. Тогда я спросил: "А почему же он в своём втором письме к Астафьеву назвал воинствующих безбожников "столь несимпатичными"?" - на что получил ответ: "Но ведь не верить - это не значит всё громить.".
Да-а-а, насчёт "громить", как я узнал позднее, Тамара Натановна попала-таки в самую точку: в интервью с главным редактором журнала "Наука и религия" Ольгой Брушлинской, опубликованном в "Независимой газете" ещё в 2009-м году (в связи с 50-летием этого журнала, который, как свидетельствовал в своей книге воспоминаний Владимир Войнович, боролся как с религией, так и с грубым, примитивным атеизмом), Ольга Тимофеевна назвала Крывелёва... "газетным погромщиком". Вот полная цитата из этого интервью:
"В 1969 году вышла повесть Владимира Тендрякова "Апостольская командировка", мы ее опубликовали. Ее главный герой - ученый, не отвергающий религию. Смысл был в том, что нельзя никому навязывать ни веру, ни неверие. Наш журнал за эту публикацию очень ругали, в "Известиях" появилась разгромная статья Иосифа Крывелёва. Это был такой газетный погромщик, который - не будем сейчас все лакировать - тоже прорывался на страницы нашего журнала. Тогда говорили, что в советском атеизме три "К" - Крывелёв, Кочетов и Климович, которые основательно громили соответственно христианство, буддизм и ислам. Все они очень стремились на страницы журнала. Но мы старались так редактировать их статьи, чтобы хотя бы не допускать оскорбления чувств верующих. Конечно, мы выполняли поставленную нам задачу - показывать преимущества научного мировоззрения. Но это не было дикое, воинствующее безбожие. Мы всегда отстаивали свободомыслие в высоком смысле этого слова.".
Полный смысл слов О. Брушлинской я понял несколько лет назад, когда нашёл в интернете и прочитал опубликованную в 1986-м году в "Комсомольской правде" статью Крывелёва под названием "Кокетничая с боженькой". Вот тут-то мне всё стало ясно... Ну, во-первых, я понял, почему на Крывелёва так обрушился Астафьев: потому, что в этой статье, опубликованной (как я понял, сопоставив даты) совсем незадолго до переписки Эйдельмана с Астафьевым, автор прошёлся, среди прочих, и по Виктору Петровичу за его высказывания религиозного характера, действительно не только, мягко говоря, неординарные по тогдашним советским стандартам, но весьма дикие для любого просвещенного человека последних нескольких столетий ("вот если бы на головы современных осквернителей храмов, завоевателей, богохульников и горлопанов низвергся вселенский свинцовый дождь - последний карающий дождь"). Главное, однако, заключалось не в этом. Крывелёв, выражаясь современным языком, наехал также на Василя Быкова за его, казалось бы, совершенно невинные высказывания, который сам Иосиф Аронович излагает так: "Он [Быков - Е.К.] совершенно справедливо утверждает, что "совесть, сострадание, милосердие - нравственные начала, из века в век утверждавшиеся в людском мире". Но тут же почему-то непосредственно связывает эти нравственные начала с религией. Конечно, признает писатель, в религии есть темные стороны, которые дали основание считать ее опиумом для народа, но ее содержание, как он считает, к этому не сводится, ибо "ею проповедовались и общечеловеческие ценности, важные для всех времен и народов", а между тем, когда у нас "развернулась борьба с религией, то некоторые ретивые головы стали отметать все подряд".". И дальше: "он признал десять заповедей Кодексом морали, "по которому мы живем и до сих пор".". Недовольство Крывелёва вызвал и Чингиз Айтматов, поскольку главный герой его романа "Плаха", не будучи верующим в традиционном смысле слова, пытается именем Бога убедить наркоторговцев отказаться от своей преступной деятельности (примечательно, что айтматовский роман критиковали и воинствующий атеист Крывелёв, и правоверный христианин Сергей Аверинцев). А потом, рассуждая о кровожадности Библии, перед тем как привести цитаты об истреблении Иисусом Навиным по Божьему повелению всех жителей Ханаана, Иосиф Аронович вдруг заявил следующее: "У современного израильского солдата библейские наставления служат важным материалом для "идеологически обоснованного" истребления арабов.".
Прочитав эту сентенцию, я подумал: ну и сволочь! Ведь имея доступ к западным изданиям, он прекрасно знал, ЧТО на самом деле представляет собой Израиль и израильская политика: это видно не только из его вышеприведённого высказывания на "конференции по сионизму", но и из одного фрагмента его книги "Библия: историко-критический анализ", где он, ссылаясь на немецкий журнал "Шпигель" (на который он вообще часто ссылался в своих книгах), рассказывает о споре между немецким политиком Н. Блюмом и его израильским коллегой И. Бургом! Кроме того, без этой фразы можно было легко обойтись в статье, она была совершенно необязательна! Может быть, памятуя о том, что произошло с ним в 1948/49-м годах, Иосиф Аронович на склоне лет захотел всем показать, что полностью "изжил" в себе все "остатки еврейского буржуазного национализма"? Что ж, после такого - поделом ему, что он получил оплеуху от антисемита Астафьева! И каким бы негодяем ни был сам Астафьев, абсолютно правильно он обвинил Крывелёва в лживости!
После рассуждений о том, что ни Ветхий, ни Новый Заветы не являются примерами нравственности, автор статьи пишет: "Практика есть критерий истины. Религиозная практика богата и поучительна <...> Сколько людей было истреблено в крестовых походах, на протяжении столетий систематически затевавшихся церковью во имя того самого учения, которое категорически запрещает убийство?! Сколько людей было под руководством церкви сожжено на кострах инквизиции?!" - и так далее в том же духе. Затем: "А как же насчет любви к ближнему, непротивления злу, воздаяния добром за зло? Реальная жизнь в течение тысячелетий шла мимо всей этой словесности. Эксплуататорское общество культивировало звериные нравы, находившие свое "идейное" обоснование в религиозной идеологии..." - и т.д.. А что же товарищ Крывелёв в конце статьи противопоставляет религиозной морали? Коммунистическую мораль: "Это нравственность безрелигиозная, обязательно предполагающая совестливость, справедливость, духовность в лучшем и высшем значении этих слов. Совестливость и справедливость, уважение к труду, духовность в человеческих отношениях, построенных по принципу свободы от эксплуатации. Это коммунистическая нравственность. Ее мы прививаем нашей молодежи.". О том, что "практика есть критерий истины", что практикой во всех странах, где правили коммунисты, являлся деспотизм, массовые убийства, нищета и бесправие, а реальная жизнь там всегда шла мимо красивой словесности о "совестливости, справедливости, уважении к труду" и пр. - обо всем этом автор статьи предпочёл благополучно "забыть".
В общем, казалось бы, все с Иосифом Ароновичем Крывелёвым стало ясно и можно было бы больше о нем не вспоминать. И все же... и все-таки не ушел этот человек из моей памяти. И дело здесь не только в том, что "людей неинтересных в мире нет", пусть даже речь идёт о последнем подзаборном пьянице, а в том, что, обдумывая всю найденную мною и вышеприведённую информацию, нельзя не признать, что человек этот все-таки был неоднозначной личностью - как и подавляющее большинство людей. Пусть не без оснований вызывал у достойных людей чувство большого презрения, пусть не брезговал прямой и ненужной ложью, пусть "газетный погромщик" - а все же и комсомольский билет бросил, когда ханжи стали "песочить" его за "развращение слушательниц", и с самого начала войны, будучи человеком не первой молодости, сразу ушел на фронт: все это говорит о некоторых весьма достойных качествах его характера. И пусть, когда его, наряду с другими, во время "борьбы с космополитизмом" стали преследовать, он в конце концов проявил слабость и "покаялся" - но ведь в начале, в отличие от других своих коллег, он "атаковал инициативное партбюро" и обвинил замсекретаря парторганизации в антисемитизме! И пусть писания его были нередко тенденциозны и погромны, иногда даже лживы, а сейчас в большинстве своём являются устаревшими, - но все-таки ни эрудиции, ни литературного таланта и мастерства у него не отнимешь. Взять хотя бы уже упоминавшуюся последнюю его книгу "Христос: миф или действительность?": не все в ней убеждает - но как же хорошо, умело и увлекательно написано (и тон в этой книге, в отличие от статьи "Кокетничая с боженькой", абсолютно нормальный)!
Несколько лет назад мне пришла в голову идея написать фантастический рассказ о том, как после смерти Крывелёва его душа попадает куда-то, где ей с самого начала становится очень неуютно, причём эта неуютность сразу же все больше и больше сгущается, затем слышится голос его матери: "Не бойся, Йосэлэ, все закончится хорошо!" - а потом еврейский Б-г начинает его судить, разбирая, как полагается, всю его жизнь, и так далее, - но довольно скоро я понял, что на такое у меня фантазии не хватит (тем более, что в жизни Крывелёва для меня очень много белых пятен). Может быть, этот сюжет заинтересует кого-нибудь, кто владеет пером лучше меня?
Сейчас, когда во всем мире бушует пандемия и жизнь как будто застыла в неизвестности, время, как никогда, располагает к раздумьям: о жизни, о настоящем, прошлом и будущем, о других людях и самом себе, о том, о чем не задумывался раньше. В последнее время я все больше осознаю, как необходима эмпатия и в повседневной жизни и в оценках поведения людей в прошлом, - и все больше замечаю, что когда меня раздражают какие-то недостатки в других людях, я сразу задаю себе вопрос: а нет ли их и во мне самом?
Несколько дней назад, во время очередной прогулки по пражскому Новому еврейскому кладбищу (тому самому, где похоронен Кафка), мне почему-то впервые за несколько лет захотелось перечитать ту нашумевшую статью Крывелёва в "Комсомолке". Перечитал я ее - и вдруг совершенно неожиданно для самого себя осознал, что психологически понял автора... Конечно, я имею в виду не высказывания о современном израильском солдате и коммунистической нравственности (тут уж Бог ему судья - неважно, в прямом или фигуральном смысле), а то, почему Крывелёв вообще написал эту статью и так набросился даже на Быкова с Айтматовым.
В наших разговорах, в частности, при обсуждении политических вопросов, моя жена нередко говорит мне, цитируя Булгакова: "Парамоша, ты азартный!". Дело в том, что есть во мне такая черта: когда я сталкиваюсь с проявлениями даже малейшей склонности к тому, что мне ненавистно, мне хочется все обличить, заклеймить, расчихвостить последними словами - во всеоружии своих исторических знаний, темперамента и красноречия! Вот и Иосиф Аронович, видимо, был и до самой старости остался азартен (тоже все-таки еврейский темперамент!). Конечно, мы не знаем, что такое произошло с ним в его детстве или отрочестве, что заставило его посвятить всю свою жизнь именно борьбе с религией, но сейчас я могу себе представить: ну, настолько этот человек ненавидел религию, таким злом ее считал, что даже малейшую склонность в ее сторону в какой бы то ни было, пусть самой невинной, форме из виду не упускал и обличал, уличал, громил!
Разумеется, зная историю религии, нетрудно представить себе, что в жизни многих людей могли произойти те или иные события, вызвавшие у них не просто неприятие, но даже ненависть к ней (да некоторые такие примеры нам и известны из истории). В данном же случае необходимо учитывать также время, на которое пришёлся период формирования личности Крывелёва. А иллюстрацией того, какое это было время, служит, например, фраза из воспоминаний современницы Иосифа Ароновича Коры Ландау-Дробанцевой, которая, отнюдь не будучи сторонницей политического режима, царившего в Советском Союзе, искренне не могла понять: как может Сахаров заступаться за верующих, когда религия принесла столько зла? Сам Сахаров писал об этом в своих воспоминаниях так: "Я подхожу к религиозной свободе как части общей свободы убеждений. Если бы я жил в клерикальном государстве, я, наверное, выступал бы в защиту атеизма и преследуемых иноверцев и еретиков!". Для нас все это звучит абсолютно нормально и естественно - а вот Конкордии Терентьевне не приходила в голову очевидная для нас мысль, что преследовать людей за веру нехорошо и потому за таких преследуемых надо заступаться: ненависть (в данном случае, к религии) у неё захлестывала и разум и такое естественное человеческое чувство, как сочувствие к несправедливо преследуемым. Впрочем, в подобную ошибку люди нередко склонны впадать по разным поводам; например, одна моя московская знакомая несколько лет назад написала мне, что узнала что-то нехорошее об Алексее Навальном, и ей теперь стыдно, что она подписала письмо в его защиту: ей явно не приходило в голову, что когда с человеком поступают несправедливо и незаконно, то его нужно защищать, независимо от того, хороший это человек или нет.
В наше время и в России, и (в ещё бОльшей степени) в некоторых других странах усиливается то, что даже не для атеистов является в полном смысле слова религиозным мракобесием. Одним из самых ярких проявлений этого стали события в США 11-го сентября 2001-го года. Если так будет продолжаться, то не приведёт ли это к появлению новых крывелёвых: талантливых, эрудированных и не брезгающих ложью погромщиков-атеистов? Ведь, как известно, одна крайность всегда порождает другую, а история учит тому, что она никого ничему не учит; ещё несколько тысяч лет назад были написаны бессмертные слова: "ничто не ново под луной"...
В общем, как говорила теща Игоря Губермана (цитируя ее слова, отношу их и к себе самому), "ах, люди, люди, все вы, как х.. на блюде".