Lib.ru : Колесов Михаил Семёнович. Советская Атлантида

Министерство образования и науки Украины

Севастопольский национальный технический университет

М.С. Колесов

"СОВЕТСКАЯ АТЛАНТИДА"

Философские очерки

Севастополь, 2010.

УДК 930.1. "19"

ББК 87.6

К 62

Колесов Михаил Семенович

"Советская Атлантида". Философские очерки. - Севастополь, изд. СевНТУ, 2010. - 464 с.

Научный редактор:

А.А. Чемшит, доктор политических наук

Рецензенты: П.И. Артюх, доктор политических наук (г. Севастополь),

Н.И. Хилько, доктор философских наук (г. Киев)

Книга доктора философских наук Колесова М.С. "Советская Атлантида" представляет собой краткий аналитический обзор советского периода истории России и является продолжением его предыдущей книги "Философские очерки Российской истории" (2003 г.). В ней автор предпринимает попытку философского осмысления "советской" истории, исходя из убеждения, что восприятие ее до сих пор "мифологизировано". Между тем, мировоззренческая ситуация, складывающаяся сегодня в процессе "перезагрузки" исторического сознания, в том числе национального, очевидно требует методологической модернизации. Именно философские методы ("философия истории") могут оказать существенную помощь современной исторической науке.

Книга предназначена для широкого круга читателей и, прежде всего, для студенческой молодежи.

ISBN 978-966-2960-65-5

No Колесов М.С, 2010

No Чемшит А.А. Послесловие, 2010

No Перевод с испанского, Колесов М.С.,2010

"История есть суждение о мире, а философия истории - это раскрытие смысла этого суждения".

Гегель

Предисловие. История и мифология

Предпринимая попытку философского осмысления советского периода истории России, прежде всего, обращает на себя внимание то, что эта история до сих пор не написана. В свое время была сформулирована "история СССР" с "марксистской" точки зрения. Присутствовавшая в ней определенная идеологическая парадигма сформировала историческую модель, которая прочно вошла в общественное сознание и глубоко осела в общественной психологии. Этот тип исторического сознания сегодня можно назвать "советской мифологией".

Современный политолог Сергей Кара-Мурза определяет "миф" как "обобщенное представление о действительности, сочетающее и нравственные, и эстетические установки, соединяющие реальность с мистикой". "То есть, это всегда представление в значительной мере иллюзорное, но в силу своей этической и художественной привлекательности оказывающее большое воздействие на массовое сознание. ...Политические мифы действуют так же как змея, парализующая кролика перед тем, как атаковать его. Люди становятся жертвами мифов без серьезного сопротивления. Они побеждены и покорены еще до того, как оказываются способными осознать, что же на самом деле произошло".

Исторический миф не подлежал сомнению. В советской мифологии очень важную роль играла так называемая "фигура умолчания". "Какой смысл лгать, если того же результата можно добиться, тщательно дозируя правду?" - замечает С. Кара-Мурза.

Американский политолог Гарольд Д. Лассуэлл (1902-1978) в книге "Психопаталогия и политика" (1930) писал: "Политический миф - это комплекс идей, которые массы готовы рассматривать в качестве истинных, независимо от того, истинны они или ложны в действительности".

Между тем история - это объективный процесс общественного развития. А историческое знание - это, всего лишь, субъективный образ объективного мира. Иначе говоря, "история" пишется не богами, а людьми...

Сегодня российские историки увлеклись "архивологией", хронологией и статистикой, предоставив публицистам полную свободу воображения. Их исследования в большинстве своем носят дискретный характер. В результате отсутствует целостный взгляд на советский период российской истории. Но историческое явление можно понять лишь в контексте времени. Смысл истории, считал К.Ясперс, - в "идее исторической целостности". К XXI веку историческая "фактология" исчерпала себя. "Открытие" сегодня новых фактов, (например, прочтение "рассекреченных" архивов), не изменит, по существу, историческую картину мира, в том числе и "советскую историю". Поэтому без философского подхода любые, даже сенсационные, "исследования" выглядят как "труд муравьев" (О.Шпенглер), а история превращается в занимательную беллетристику.

Между тем, "биографизация" (персонализация) - эффективный метод "исторической" беллетристики - непродуктивен для исторической науки. Случайности играют значительно меньшую роль в истории, чем это хотелось бы некоторым "историкам". Роль личности в истории определяется не биографией, а, наоборот, биография определяется тем, какое место ей было определено "временем". В истории, как правило, заметную роль играют люди с заурядной биографией. Просто, "они оказались в нужное время в нужном месте". Абсолютизация роли личности ("культ личности") и есть ее мифологизация.

Известный испанский философ Х. Ортега-и-Гассет писал: "Я есмь я и мои обстоятельства, и, не удержав их, я не удержусь сам". В этом секрет многих так называемых "исторических личностей".

Мотивация определенного поведения или действия человека обусловлена как индивидуально (характер), так и социально (обстоятельства). Личность - субъект социальной функции, социальная модель человека. Но под "королевским платьем" скрывается "голый король", то есть обычный человек со своими страстями и пороками. Поэтому не уместна распространенная в советской историографии подмена социальной оценки личности (ее роли в истории) индивидуальной (чаще всего нравственной) характеристикой человека и наоборот. В истории очень редко выдающиеся личности являлись образцами высокой морали, а праведники становились Великими.

"Понять историю, - считал О. Шпенглер, - значит быть знатоком людей в высшем смысле слова".

Между тем у отечественных историков всегда было неблагополучно с диалектикой. Однако, только исходя из принципов развития и системной взаимосвязи исторического процесса в целом, можно понять смысл того или иного его периода. Так, например, согласно основополагающему положению марксизма, государство ("власть") является надстроечным общественным фактором, который сохраняет свою самостоятельность по отношению к "базису" - экономике. Но именно государство (власть) определяет, в конечном счете, всю социальную жизнь страны. И осуществляет оно эту функцию, прежде всего, через свой авторитет (идеологический, моральный, религиозный), который создается определенной технологией манипуляции массовым сознанием, сакрализацией власти: власть как объект культа, как объект веры. Этот прием известен в истории с древних времен (египетские фараоны, римские императоры, феодальные короли, русские цари и пр.). На пьедестале культа власти стояли все диктаторы. "Культ личности" является закономерным следствием культа власти.

Так, отечественное историческое сознание и сегодня остается мифологическим.

Наряду с тем, что в последние годы в России опубликованы документальные историко-публицистические исследования таких серьезных авторов, как С. Кара-Мурза, В. Кожинов, Л. Млечин и др., сегодня настойчиво предпринимаются попытки реставрации советской мифологии. В СМИ сериальные художественно-документальные "римейки" воскресают полузабытых "героев" советского политического культа, актуализируют "мифологемы" прошлого. Так у общества преднамеренно формируется иллюзия преемственности, возрождается ложь умолчания. Новые адепты "научного коммунизма" с дилетантскими амбициями и ортодоксальной демагогичностью спешно и небрежно создают постмодернистскую "советологию", руководствуясь примитивной логикой: это было, потому что так должно было быть! Подмена действительного должным и есть миф.

Кроме того, беспредельный "плюрализм" сегодняшних историков-публицистов превращает историческое знание в калейдоскоп "мнений". Это, естественно, вызывает, с одной стороны, протест "старшего поколения" и исторический нигилизм молодого поколения, - с другой. Как следствие на самом высоком (государственном) уровне раздаются окрики запретить "переписывать" историю. Это уже похоже на средневековую канонизацию христианской истории. Неслучайно "неосталинизм" сегодня приобретает религиозно-монархический характер (новое тотальное "крещение Руси", политическая "канонизация" Николая II Романова, "русский православный социализм" и пр.). В результате Сталин, как символ "патриотизма", обращенного в прошлое, причисляется к касте "неприкасаемых". На самом деле, как писал нидерландский философ Й. Хейзинга, "историческая правда" - это то, что выгодно сегодня государству. Историки, как правило, ориентируются на определенную политическую модель исторического сознания, которую санкционирует государство, и подводят под нее "научную" базу при помощи "ножниц и клея" (выражение английского историка Р. Дж. Колингвуда).

Так, например, была написана "История СССР", которая компоновалась с позиции "изоляционизма" ("исключительности") и в итоге оказалась вне мировой истории XX в. Вследствие этого международный контекст значимых событий советской истории "толковался" (оценивался), как правило, исходя из внутренней политической конъюнктуры. В результате была сформирована историческая модель общества, развивавшегося как бы на огромном, но изолированном от всего планетарного мира "острове" ("Советская Атлантида"), на "земле обетованной",.из которой, проистекал ("излучался") на "западный мир" хаоса и мрака благотворный свет Добра и Истины.

Когда человек что-то не понимает, он создает мифы. Если он не хочет понимать, он верит в те мифы, которые для него сочиняют другие. Перефразируя слова Вольтера применительно к современному историческому "постмодернизму" можно сказать: мифология - это опиум для народа. Народ хочет верить в мифы и не желает знать исторической истины! Миф доступен и понятен, истина же требует работы ума и души (совести).

Поэтому нужно ли историю непременно деканонизировать, "очищать" от мифологии? Дегероизация имеет своим следствием демонизацию. Демонизация и героизация личности - это, в одинаковой степени, формы ее мифологизации. А демифологизация истории опасна ее профанацией. Развенчание мифа - это разрушение веры. Вера же - это вопрос совести. Так, демифологизация личности Сталина влечет за собой разрушение всего мифологического цикла о "Советской Атлантиде".

Но прошлое принадлежит истории, и пора, наконец, начинать относиться к нему не эмоционально-идеалистически (с позиций "патриотических культов"), а объективно, т.е. научно. История должна быть, прежде всего, наукой, (а не "служанкой" идеологии). Конечно, историческое сознание общества не может быть объективным, оно всегда остается субъективным. Но, как утверждал Й. Хейзинга, только история как "критическая наука" может бороться с мифами, выдаваемыми сегодня за историю. Примечательно, что так же считали в начале XX в. известный русский историк В.О. Ключевский и его ученик С.Ф. Платонов (погибший за это в ГУЛАГе)..

Автор предлагаемых философских очерков не является историком и не ставит задачу "переписывать" советскую историю. Он лишь пытается приподнять мифологическую "завесу" над этим периодом Российской истории и осмыслить его в исторической закономерности, опираясь на известные факты в освещении современных компетентных исследователей. Главный философский вопрос, который определяет содержание его книги: соответствовала ли практика - "построение социализма в одной стране" - теории "марксизма" (К. Маркса), и что произошло, когда была предпринята попытка реализации абстрактной идеологической доктрины?

Очерк первый.

"Мировая социалистическая революция"

или "октябрьский переворот"

"Нет и не может быть на свете такого гения, который один, сам по себе, был бы умнее целой нации, когда все силы этой нации развернуты и пущены в ход положительным образованием". Д.Н. Писарев

Российская революция началась 23 февраля (8 марта) 1917 года в Петрограде как буржуазно-демократическая революция, (буржуазно-демократической была и "первая" революция 1905 года). Ее результатом явилось отречение царя Николая II Романова (а вслед за ним и Михаила Романова) и избрание Государственной Думой Временного правительства (до созыва Учредительного собрания). В октябре 1917 года большевики во главе с В.И. Лениным, которые, как партия, не принимали участия в "Февральской" революции, (впрочем, как и в революции 1905 года), арестовав революционное Временное правительство, совершили, по их собственному признанию, "октябрьский переворот".

Одним из наиболее устойчивых мифов советской истории является утверждение о том, что В.И. Ленину принадлежит некая теория "социалистической революции". Между тем, например, его знаменитая книга "Государство и революция" не содержит какой-либо определенной концепции "социалистической" революции. Ленин был публицистом-прагматиком, воспринимавшим марксизм, прежде всего, как руководство к действию.

Современный английский историк "большевистской революции" Эдвард Карр (1892-1982) отмечает, что в "Манифесте Российской социал-демократической рабочей партии", написанном Петром Струве в марте 1898 г., к I съезду РСДРП, была "ясно выражена мысль о необходимости двух этапов революции - буржуазно-демократического и пролетарско-социалистического, - заложенная в "Коммунистическом манифесте" 50 годами ранее".

Программа "Коммунистического манифеста" К.Маркса и Ф. Энгельса предусматривала два этапа революции. Сначала буржуазная революция уничтожит остатки феодального строя и политического абсолютизма и установит буржуазную демократию и буржуазный капитализм с промышленным пролетариатом. Затем организованный пролетариат перейдет к конечному этапу революции ниспровержения капитализма и установления социализма.

Маркс предполагал, что именно германская буржуазная революция явится "непосредственным прологом" пролетарской революции. Но после поражения революции в Германии 1848 г., он в "Обращение к Союзу коммунистов" писал: "В то время как демократические мелкие буржуа хотят возможно быстрее закончить революцию... наши интересы и наши задачи заключаются в том, чтобы сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти, пока ассоциация пролетариев не только в одной стране, но и во всех господствующих странах мира не разовьются настолько, что конкуренция между пролетариями в этих странах прекратится и что, по крайней мере, решающие производительные силы будут сконцентрированы в руках пролетариев. ...Их боевой лозунг должен гласить: "Непрерывная революция".

Эта концепция Маркса получила название "теории перманентной революции" и впоследствии в России была связана с именем Л. Д. Троцкого.

Лев Давидович Троцкий-Бронштейн (1879-1940 гг.) в автобиографии "Моя жизнь" писал, что, анализируя "экономическую систему" К. Маркса, он пришел к выводу: "социализм есть общественный строй, основанный на эксплуатации рабочих профессиональной интеллигенцией".

В своих воспоминаниях он подробно характеризовал взаимоотношения между лидерами русского марксизма заграницей. "Ленин стремился в текущей организационно-политической работе к максимальной независимости от стариков и, прежде всего, от Плеханова, с которым у него уже были острые конфликты по разным поводам, в особенности при выработке проекта программы партии".

Описывая ставший знаменитым Съезд партии в Брюсселе, (затем в Лондоне), он отмечал, что "раскол разразился неожиданно для всех участников съезда". Троцкий не поддержал Ленина и остался с Мартовым, Засулич, Аксельродом и следующим образом сформулировал свою позицию: "Революционный централизм есть жестокий, повелительный и требовательный принцип. В отношении к отдельным людям и к целым группам вчерашних единомышленников он принимает нередко форму безжалости. Недаром в словаре Ленина столь часты слова: н е п р и м и р и м ы й и б е с п о щ а д н ы й. Только высшая революционная целеустремленность, свободная от всего низменно-личного, может оправдать такого рода личную беспощадность". Он расценивал "разрыв" с Лениным на "моральной" и "даже на личной почве" как "лишь видимость".

В последствии Троцкий напишет небольшую книгу "Молодой Ленин", в которой Володя Ульянов предстанет в не очень привлекательном виде. В ней будет отмечен интересный факт совместной учебы Володи Ульянова и Саши Керенского, отец которого был директором гимназии. Пользуясь положением своего отца, Володя вел себя в гимназии дерзко и заносчиво по отношению к однокашникам и учителям. Он не терпел никаких авторитетов и подчинения. У него не было друзей. Не сложились у него отношения и с отцом. Впоследствии он никогда о нем не вспоминал. Между тем, отношение Володи к матери было уважительно трепетным. Мария Александровна Бланк была из семьи "обрусевших" немцев (евреев). Поэтому преклонение перед Германией Володя впитал буквально с "молоком матери", что предопределило его национальную ориентацию в дальнейшем.

Последующая его "революционная" деятельность весьма заурядна. Первый (и единственном) его арест в 1895 г. и последующая ссылка оказались для него необременительны, благодаря присутствию в Шушенском Надежды Крупской (на которой он женился с "благословления" Николая II).. Имея возможность в любое время покинуть место "ссылки", Владимир Ильич отбыл три года до конца и почти сразу же расстался с Россией на десять лет (хотя думал, что навсегда). Он с женой и тещей (а позже и с сестрой) безбедно проживали в столицах или больших городах: Европы сначала на пенсию его матери, а затем на деньги партии ("гонорары"). Крупская фактически взяла на себя всю "черную" (повседневную) организационную работу, и, прежде всего, по руководству газетой "Искра" (позже "Вперед"). Даже его "близкая связь" (в течение 11 лет) с Инессой Арманд не помешала "деловым" отношениям Ленина с Крупской. Заграницей Ленин вел вполне "буржуазный" образ жизни, имея представление о том, что происходит в России, исключительно по газетам и "корреспонденции".

Ленин, по сути, никогда никем не "руководил". По своему роду деятельности он был журналистом-публицистом. И, вероятно, остался бы им до конца своей жизни, которую, по его собственному признанию, он намеривался провести в комфортной Швейцарии. Поэтому его политические идеи были схоластичны и ортодоксальны. Похоже, что он до революции не задумывался над тем, насколько они отражают действительную "революционную ситуацию" в России и каковы возможные последствия их осуществления.

По этому поводу Э.Карр, имея в виду Ленина, писал: "И все же его идеи могли быть утопическими до наивности, как, например, его размышления об отмирании государства или о замене бюрократии самоуправлением граждан. Сочетанием глубочайшей простоты мысли и характера с фанатизмом в отстаивании своего мнения и безжалостностью в действиях он напоминал Робеспьера".

Тогда впервые в Программу партии был включен вопрос о "диктатуре пролетариата", которая определялась как "завоевание пролетариатом... политической власти". И первым шагом на пути осуществления задач социальной революции провозглашалось "низвержение самодержавия и созыв Учредительного собрания, свободно избранного всем народом".

После Лондонского съезда позиция Ленина была подвергнута резкой критике в социал-демократической печати, в том числе и в "Искре". В статье, озаглавленной "Централизм или бонапартизм?", Ленину предъявлялось обвинение в том, что он "смешивает диктатуру пролетариата с диктатурой над пролетариатом", и в пропаганде "бонапартизма, если не абсолютной монархии старой, дореволюционной "манеры". Его мысли об отношении профессиональных революционеров к массам якобы соответствовали взглядам Бакунина, а не Маркса. Вера Засулич писала, что у Ленина такое же представление о партии, как у Людовика XIV о государстве.

В памфлете Троцкого "Наши политические задачи", ленинские методы были подвергнуты критике как "плоская карикатура трагической нетерпимости якобинизма". Автор памфлета предсказывал такую ситуацию, при которой партийная организация "замещает" собою Партию, ЦК замещает партийную организацию, и, наконец, "диктатор" замещает собою ЦК. Последняя глава была озаглавлена "Диктатура над пролетариатом". Через некоторое время Плеханов писал в "Дневнике социал-демократа", что, если бы большевистская концепция восторжествовала, она свелась к следующему: "В конце концов, в ней все вертится вокруг одного человека, который ex Providential majorum соединяет в себе все власти".

Здесь следует обратить внимание на очень важный момент, который обычно дезавуировался в советской политической литературе, несмотря на то, что он сыграл определяющую роль в истории российской революции и в судьбе советского государства. Тогда в 1903 году спор между Лениным и Плехановым, между "большевиками" и "меньшевиками", шел не столько по поводу буквы Устава, сколько по существу нового типа партии, которого до сих пор марксистское движение в Европе не знало. Речь шла о создании жестко централизованной политической организации по типу религиозного ордена с Магистром во главе. Уже тогда Плеханов и его единомышленники, в том числе и Троцкий, понимали, что такая организация в условиях эмиграции бесполезна, а в условиях революции опасна. Понимал ли это Ленин?

Плеханов тогда сказал Аксельроду о Ленине: "Из такого теста делаются Робеспьеры".

После съезда Троцкий остался один, не примкнув ни "большевикам", ни к "меньшевикам". В это время он познакомился с Александром Гельфандом-Парвусом, которого тогда считал "выдающейся марксистской фигурой конца прошлого и самого начала нынешнего столетия". Знакомство с работами Парвуса, по словам Троцкого, "приблизили меня к вопросам социальной революции, окончательно превратив для меня завоевание власти пролетариатом из астрономической "конечной" цели в практическую задачу нашего времени". В этот период и сформировалась для него теория "перманентной революции".

"Россия стоит, - писал тогда Троцкий, - перед буржуазно-демократической революцией. Основу этой революции составляет аграрная проблема. ...Непосредственной задачей социал-демократии будет завершение демократической революции. Но, завоевав власть, партия пролетариата не сможет ограничить ее демократической программой, она вынуждена будет перейти на путь социалистических мероприятий. Как далеко она зайдет на этом пути, будет зависеть не только от внутреннего соотношения сил, но и от всей международной обстановки".

Анализируя работу Лондонского съезда большевиков в апреле 1905 года, который проигнорировали меньшевики, Троцкий отмечал, что тогда между Плехановым и Лениным не было особых разногласий в оценке перспектив русской революции.

Плеханов считал, что "так как предстоящая нам теперь революция может быть только мелкобуржуазной, то мы обязаны отказаться от захвата власти".

Ленин в основном был согласен с Плехановым в том, что революция не только начнется, но и завершится как буржуазная. Уже на Стокгольмском съезде он выразился более определенно: "Русская (буржуазно-демократическая) революция может своими собственными силами победить, но она ни в коем случае не может своими руками удержать и укрепить своих завоеваний. Она не может достигнуть этого, если на Западе не будет социалистического переворота... У нашей демократической революции нет никакого резерва, кроме социалистического пролетариата на Западе".

В разгар революции 1905 года Ленин настаивал: "...От революции демократической мы сейчас же начнем переходить и как раз в меру нашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, начнем переходить к социалистической революции. Мы стоим за непрерывную революцию. Мы не остановимся на полпути".

Троцкий так описал "итоги" революции 1905 года: "С января 1905 г. до созыва первой Государственной Думы 27-го апреля 1906 г. царским правительством по приблизительным расчетам убито более 14 000 человек, казнено более 10000, ранено 20 000, арестовано, сослано, заточено - около 70 000. Главное число жертв пришлось на декабрь 1905 и первые месяцы 1906 г.".

Находясь после своего ареста в 1905 году в петербургской тюрьме "Кресты", а потом в Петропавловской крепости, он написал работу "Итоги и перспективы", в которой на опыте революционных событий попытался сформулировать свое понимание "перманентной революции". В основу его концепции была положена мысль о том, что революция, начавшаяся в России, не может закончиться до тех пор, пока будет достигнут "социалистический строй". Затем его идеи были обобщены в книге "Перманентная революция", написанной уже в Алма-Ате в 1928 году.

Прежде всего, Троцкий вступил в полемику с Лениным, полагавшим, что революция, в случае ее победы, должна привести к установлению "демократической диктатуры пролетариата и крестьянства". Он выступал против формулы "демократической диктатуры", видя ее недостаток в том, что она оставляла открытым вопрос, какому же классу будет принадлежать действительная диктатура. Он доказывал, что крестьянство, несмотря на свой колоссальный социальный и революционный вес, не способно создать действительно самостоятельную партию.

Буржуазная революция лишь в том случае сможет радикально разрешить свои задачи, если пролетариат, при поддержке многомиллионного крестьянства, сможет сосредоточить в своих руках "революционную диктатуру", которая станет орудием разрешения задач буржуазной революции.

Троцкий считал, что мировое хозяйство в целом, и, прежде всего, европейское, вполне созрело для социалистической революции. Приведет ли диктатура пролетариата в России к социализму или нет, - это зависит от дальнейшей судьбы европейского и мирового капитализма. Он напоминал, что первая русская революция разразилась через полвека с лишним после полосы буржуазных революций в Европе, и через 35 лет после "эпизодического" восстания Парижской Коммуны. Европа успела отвыкнуть от революций. Россия вообще их не знала. Все проблемы революции ставились заново.

"Перманентная революция" значит революция, не останавливающаяся на демократическом этапе, переходящая к социалистическим мероприятиям, революция, каждый последующий этап которой заложен в предыдущем, и которая может закончиться лишь с полной ликвидацией классового общества.

Троцкий "расчленял" три ряда идей, которые сочетались в теории "перманентной революции".

Во-первых, она охватывала проблему перехода от демократической революции к социалистической. Если традиционное мнение гласило, что путь к диктатуре пролетариата лежит через долгий период демократии, то теория перманентной революции устанавливала, что для "отставших" стран путь к демократии идет через диктатуру пролетариата.

По свидетельству Троцкого, Плеханов, "блестящий родоначальник русского марксизма", считал идею диктатуры пролетариата в современной России бредовой. На той же точке зрения стояли не только меньшевики, но и подавляющее большинство руководящих большевиков, которые были в свое время "решительными революционными демократами", но для которых проблемы социалистической революции в 1905 году были "смутной музыкой отдаленного будущего".

Во-вторых, "перманентная теория" характеризует уже социалистическую революцию, как таковую. В течение неопределенно долгого времени и в постоянной внутренней борьбе перестраиваются все социальные отношения. "Общество непрерывно линяет". Процесс этот сохраняет по необходимости политический характер, т. е. развертывается через столкновения разных групп перестраивающегося общества. В этом "перманентный" характер социалистической революции, как таковой.

В-третьих, теория "перманентной революции" определяет международный характер социалистической революции, который вытекает из состояния экономики и социальной структуры человечества. Социалистическая революция, начинающаяся на национальной почве, не может на ней закончиться. При изолированной пролетарской диктатуре противоречия, внешние и внутренние, растут неизбежно вместе с успехами, жертвой которых может стать, в конце концов, государство. Выход для него только в победе пролетариата передовых стран. С этой точки зрения национальная революция не является "самодовлеющим целым": она лишь "звено интернациональной цепи".

Троцкий подчеркивал, что диктатура пролетариата именно потому и представлялась вероятной и даже неизбежной на основе буржуазной революции, что не было другой силы и других путей для разрешения задач аграрной революции. Но этим самым открывалась перспектива перерастания демократической революции в социалистическую.

Вот почему не может быть и речи, о какой то особенной форме пролетарской диктатуры в буржуазной революции, именно о "демократической диктатуре пролетариата" (или пролетариата и крестьянства). Рабочий класс не сможет обеспечить демократический характер своей диктатуры, не переступая границы своей демократической программы

После 1906 г. Ленин выступил с критикой теории "перманентной революции" Троцкого. Однако, так же как и Троцкий, он не отрицал перспективы прямого перехода от буржуазной к социалистической революции. Он считал, что переход к социализму будет зависеть от выполнения двух внешних условий: поддержка со стороны крестьянства и европейской социалистической революции. Демократическая диктатура не сможет удержаться в России без социалистической революции в Европе. В тот период он вообще не поднимал вопроса о пролетарской диктатуре в России до социалистической революции в Западной Европе.

Карр отмечает: "Основное различие во взглядах Ленина и Троцкого в этот период заключалось в следующем: Ленин считал, что начало перехода к социализму зависит от наличия условий, которые Троцкий считал необходимыми лишь для окончательной победы". Но "тогда еще ни один из них не признал бы возможности победы социалистической революции в России без социалистической революции в Европе".

В "Итогах и перспективах" Троцкий писал о том, что без прямой государственной поддержки европейского пролетариата рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное господство в длительную социалистическую диктатуру.

Итак, что такое "перманентная революция" в понимании Троцкого?

Завершение социалистической революции в национальных рамках немыслимо. Социалистическая революция начинается на национальной арене, развивается на интернациональной, и завершается на мировой. Таким образом, социалистическая революция становится "перманентной" в новом, более широком смысле слова: она не получает своего завершения до окончательного торжества нового общества на всей планете.

"Перспектива перманентной революции может быть резюмирована следующим образом: полная победа демократической революции в России мыслима не иначе, как в форме диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство, - писал Троцкий. - Диктатура пролетариат, которая неминуемо поставит в порядок дня не только демократические, но и социалистические задачи, даст в то же время могущественный толчок международной социалистической революции. Только победа пролетариата на Западе оградит Россию от буржуазной реставрации и обеспечит ей возможность довести социалистическое строительство до конца".

В связи с этим следует отметить, что применительно к политической ситуации накануне революционных событий 1905 года в России теория "перманентной революции" была вполне адекватной. Это признавали все русские марксисты-революционеры.

В книге "Моя жизнь" Троцкий писал: "Я считал, что теория перманентной революции выдержала первое большое испытание. Революция явно открывала перед пролетариатом перспективу завоевания власти. ...Если такова сила молодого пролетариата в России, то, каково же будет его революционное могущество в передовых странах?"

В 1907 г. на съезде партии Ленин заявил: "Наша революция переживает трудные времена, нужна вся сила воли, вся выдержанность и стойкость сплоченной пролетарской партии, чтобы уметь противостоять настроениям неверия, упадка сил, равнодушия, отказа от борьбы". После этого Ленин ушел в "новое изгнание", по собственным словам, "точно ложился в гроб". Находясь в достаточно комфортных условиях эмиграции (несмотря на некоторое затруднение в деньгах), он занялся изучением немецкой философии и написал большую работу "Материализм и эмпириокритицизм". Явно, ни он, ни кто-либо другой из российских политических лидеров, не предполагали того, что в России вскоре повторится революция. Все жили ожиданием "пролетарской революции" в Европе. Ленин, находясь в Швейцарии, написал: "Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции".

Г.В. Плеханов тогда считал: "...Захват власти обязателен для нас, когда мы делаем пролетарскую революцию. А так как предстоящая нам теперь революция может быть только мелкобуржуазной, то мы обязаны отказаться от захвата власти".

В годы "реакции" Троцкий написал два "реферата": "Судьба русской революции" и "Капитализм и социализм". В первом он доказывал, что перспектива русской революции, как "перманентной", подтверждена опытом 1905 года. Во втором связывал русскую революцию с мировой революцией.

В предвоенные годы одним из важных вопросов тактики партии большевиков стал "национальный вопрос". Именно для России и Австро-Венгрии "национальный вопрос" имел исключительно важное значение.

Ленин, по свидетельству Троцкого: "Рассматривая национальность в неразрывной связи с территорией, хозяйством и классовой культурой, он в то же время отказывался видеть в историческом государстве, границы которого прошли по живому телу наций, священную и неприкосновенную категорию. Он требовал признания за каждой национальной частью государства права на отделение и самостоятельное существование". Он выступал за отделение от России Польши и Финляндии, в защиту Германии от "трех разбойников": Англии, России и Франции, - которые объединились для ее "ограбления".

Ленин заявлял: "В каждой стране борьба со своим правительством, ведущим империалистическую войну, не должна останавливаться перед возможностью, в результате революционной агитации, поражения этой страны".

Троцкий подтверждал: "Фетишистского преклонения перед границами государства большевизм никогда не знал. Политическое дело шло о том, чтоб царскую империю, тюрьму народов, перестроить территориально, политически и административно в соответствии с потребностями и желаниями самих народов".

По вопросу о предстоящей войне Ленин выступал против "утопического" пацифизма. "Война Австрии с Россией, - писал он Горькому в начале 1913 г., - была бы очень полезной для революции (во всей Восточной Европе) штукой, но мало вероятно, чтобы Франц Иосиф и Николаша доставили нам сие удовольствие". Он заявлял, что "без ряда революций так называемый демократический мир есть мещанская утопия". Он отвергал "голый лозунг мира", противопоставляя ему лозунг "превращения империалистической войны в гражданскую войну". Возмущенный "шовинистической" позицией руководителей европейской социал-демократии, он предложил изменить название своей партии: "не лучше ли отказаться от запачканного и униженного ими названия "социал-демократов" и вернуться к старому марксистскому названию коммунистов?"

Однако эта позиция Ленина, изложенная в частности в "Тезисах о войне", отнюдь не встретила в большевистской партии "общего признания", но она многое объясняет впоследствии.

Троцкий в 1913 г. позволил себе в письме Чхеидзе (грузинский меньшевик) написать: "Все здание ленинизма в настоящее время построено на лжи и фальсификации и несет на себе ядовитое начало собственного разложения".

Февральская революция, как и революция 1905 года, застигла большевиков опять врасплох. "В партии царила совершенная растерянность", - писал Троцкий, находившийся тогда в Нью-Йорке.

Вообще революция застала врасплох всю Россию. Ее никто не ожидал, России ничто не угрожало.

Э. Карр отмечает: "Февральская революция 1917 г., свергнувшая династию Романовых, была стихийным взрывом недовольства масс, доведенных до отчаяния лишениями войны и явной несправедливостью в распределении жизненных тягот. Она была восторженно встречена и использована широкими слоями буржуазии и чиновничества, потерявшими веру в систему самодержавного управления и особенно в самого царя и его советников. Первое Временное правительство состояло именно из представителей этой части населения. Революционные партии не участвовали непосредственно в осуществлении революции. Они не ожидали ее и вначале были поражены".*

Временное правительство, пришедшее 2 марта на смену думскому Объединенному Комитету, состояло в основном из политиков, которые хотели установления в России парламентского строя по западному образцу. Они преследовали цель "обновить" государственные институты и выиграть войну, предоставив проведение структурных реформ Учредительному собранию.

В заявлении 6 марта Временное правительство признало права Польши и Финляндии на независимость и обещало автономию национальным меньшинствам. Украинская Рада сразу же потребовала внутренней автономии, а в июне - национальной независимости. С такими же требованиями выступили Литва, Латвия и Грузия.

18 апреля Милюков направил союзным державам ноту с изложением целей России в войне, в которой подтверждалось выполнение всех обязательств. Вследствие этого в Петрограде прошли демонстрации с лозунгами "Долой Временное правительство!" Командующий военным гарнизоном генерал Корнилов отказался дать приказ стрелять в демонстрантов (за что был снят с поста). Состав Временного правительства был изменен (пост военного министра занял А.Ф. Керенский).

Прибывший 3 апреля в Петроград Ленин заявил: "Не надо нам парламентской республики, не надо нам буржуазной демократии, не надо нам никакого правительства, кроме Советов рабочих, солдатских и батрацких депутатов!" Он был убежден: "Не нынче-завтра, каждый день - может разразиться крах всего европейского империализма. Русская революция, совершенная вами, положила начало и открыла новую эпоху. Да здравствует всемирная социалистическая революция!".

Как комментировал Троцкий, партия оказалась застигнута Лениным врасплох не менее, чем Февральским переворотом. "Все были ошеломлены". До приезда Ленина "никто из руководителей партии, находившихся в России, - ни один! - и в мыслях не имели курса на диктатуру пролетариата, на социалистическую революцию", "никто не шел дальше демократии".

Реакция большевика А.Богданова на "Апрельские тезисы" была резкой: "Ведь это бред, это бред сумасшедшего".

"Правда" 7 апреля в статье "О задачах пролетариата в данной революции" писала: "Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата, - ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства". Однако тут же было уточнено: "Не "введение" социализма как наша непосредственная задача, а переход тотчас лишь к контролю со стороны С.Р.Д. за общественным производством и распределением продуктов".

Но в газете был дан и редакционный комментарий (Каменева): "Что касается общей схемы т. Ленина, то она представляется нам неприемлемой, поскольку она исходит от признания буржуазно-демократической революции законченной и рассчитана на немедленное перерождение этой революции в революцию социалистическую".

"Тезисы" Ленина при обсуждении на заседании Петербургского комитета партии были отклонены большинством (13 против 2). Но позже они были поддержаны на Всероссийской, "Апрельской", партийной конференции: "Вся власть Советам!". Но сохранялось требование созыва Учредительного собрания. Здесь Ленин заявил: "выступая теперь, мы будем иметь на своей стороне всю пролетарскую Европу". Конференция выбрала новый ЦК во главе с Лениным. С этого момента начинается курс партии на "мировую социалистическую революцию".

Троцкий, по-своему, пытался объяснить этот ленинский феномен:

"Для того чтобы в годы реакции отстаивать перспективу перманентной революции, нужно было теоретическое предвидение. Для того чтобы в марте 1917 года выдвинуть лозунг борьбы за власть достаточно было, пожалуй, политического чутья".

Возможно. Однако думается, что "политического чутья" здесь было бы недостаточно. Здесь должен быть определенный политический расчет. Многие советские, и в последствии российские, историки вынуждено признавали, что это была серьезная стратегическая "ошибка" вождя "Октябрьской революции", которая повлекла трагические последствия для судьбы страны. Однако сегодня думается иначе. Похоже, что один

*Везде цитаты приводятся с сохранением орфографии и синтаксиса оригинала.

миф был "подредактрован" другим мифом.

Вся политическая биография В.И. Ульянова-Ленина и его публицистические работы со всей очевидностью свидетельствуют о том, что он мыслил созданную им "большевистскую" партию как организацию "мировой пролетарской революции" ("Пролетарии всех стран объединяйтесь"!), препятствием на пути к реализации которой лежала мощная Российская империя. Ленин, вернувшись после долгого отсутствия из Европы, потрясенной неожиданностью национальной Февральской революции, поставил перед своей партией задачу "перерастания буржуазной революции в социалистическую", имея в виду перспективы не российской революции, а "мировой революции". Но для этого, прежде всего, должно быть уничтожено Российское государство ("разбить государственную машину"), которое могло бы опять, как в прошлом веке, сыграть роль "жандарма" на этот раз для "социалистических" революций в Европе. В этом видел Ленин свое предназначение.

Об этом прямо писал за два месяца до "Октября", Троцкий: "Интернационализм для нас не отвлеченная идея, существующая только для того, чтобы при каждом подходящем случае изменять ей...., а непосредственно руководящий глубоко практический принцип. Прочный решающий успех немыслим для нас вне европейской революции".

В июне проходил I Всероссийский съезд советов (в выборах приняло участие более 2 млн. человек). 600 мандатов получили меньшевики и эсеры, 105 - большевики. Ленин, Луначарский, Троцкий в своих выступлениях требовали, чтобы созданный съездом "революционный Конвент" взял всю власть в свои руки. На утверждение Церетели, что нет такой партии, которая готова взять на себя власть, Ленин заявил: "Я отвечаю: "Есть! Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком".

Первая попытка захватить власть в июле не удалась. Демонстрация от имени ВЦИК Петроградского Совета с участием вооруженных матросов и солдат была разогнана и лидеры большевиков были арестованы. Ленин "скрылся" в Финляндии ("Разлив"). Реакцией на июльские события стал "Корниловский мятеж".

Позже А.Ф. Керенский скажет: "Без корниловского мятежа не было бы Ленина". Временное правительство вынуждено было обратиться за помощью к большевикам, которые имели вооруженные "рабочие дружины". Арестованные большевицкие лидеры были выпущены из тюрьмы. 9 сентября Троцкий был избран председателем Петроградского Совета. Исполком Совета принял решение о передаче всей власти "советам". Большевики отказались от предложения Керенского о сотрудничестве во Временном Совете республики. Уже 13 сентября ЦК партии большевиков обсуждало письма Ленина (из Финляндии) о "немедленном" восстании.

10 октября ЦК партии вновь обсуждало вопрос о "восстании". Каменев и Зиновьев были "против": "В Учредительном собрании мы будем настолько сильной партией, что в стране всеобщего избирательного права наши противники вынуждены будут уступать нам на каждом шагу. Либо мы составим вместе с левыми эсерами, беспартийными крестьянами и прочими правящий блок, который в основном должен будет проводить нашу программу".

Между тем, как писал впоследствии Троцкий, "восстание не для кого не было секретом".

По свидетельству французского социалиста Ж. Садуля, оказавшегося в Петрограде во время революционных событий в качестве секретаря военного атташе французского посольства, Г.В. Плеханов, как и многие другие, знали о ближайшем "выступлении" большевиков. "Он, в частности думает, - писал Садуль, - что положение в стране будет ухудшаться впредь до тех пор, пока пропаганда большевистских банд, - чудовищной смеси из утопических идеалистов, глупцов, нечестивцев, предателей и анархистов-провокаторов, - будет продолжать отравлять фронт и тыл. "Нужно не просто обуздать, но раздавить эту нечисть, потопить ее в крови. Вот цена спасения России" [слова Плеханова]. Тогда многие социалисты возлагали надежды на Б.Савинкова.

Во второй половине дня 25 октября Ленин выступил на заседании Петроградского Совета:

"Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась. Угнетенные массы сами создадут власть. В корне будет разбит старый государственный аппарат и будет создан новый аппарат управления в лице советских организаций.

Отныне наступил новая полоса в истории России, и данная, третья русская революция должна в своем конечном итоге привести к победе социализма".

Современный французский историк Н. Верт считает, что "это заявление до взятия власти II съездом Советов представляло собой настоящий государственный переворот".

В 22.40 открылся II съезд Советов. Осудив "военный заговор", его заседание покинули меньшевики, эсеры и бундовцы.

26 октября в два часа ночи были арестованы члены Временного правительства. Утром съезд (в присутствии только большевиков и левых эсеров) передал "всю власть" Советам и создал правительство ("Совнарком") во главе с Лениным, который должен был просуществовать до созыва Учредительного собрания.

На что надеялись большевики, ставя задачу захвата власти в стране?!

На "мировую социалистическую революцию"! "Перманентная революция против перманентной бойни! Такова борьба, в которой ставкой является судьба человечества", - восклицал Троцкий.

Ж. Садуль записал слова Троцкого сразу после "октябрьского переворота": "...Нужно понимать, что вторая русская революция - революция социальная и что она любыми средствами попытается поставить в революционную ситуацию все европейские страны".

Это предопределило весь ход дальнейших действий большевиков!

"Ленин стремился к свержению всех европейских режимов, а не только российского самодержавия", - пишет современный российский историк А. Шубин.

Именно этим можно объяснить известный факт "спонсирования" большевиков Германией.

Сегодня А. Шубин утверждает: "Ленин принимал деньги от Германии, часть которых была просто возвращением старого долга, а часть - результатом временного совпадения интересов". Эти деньги якобы были получены не от германского правительства (Генштаба), а от немецких социал-демократов, у которых на "хранении" находилось "наследие" Николая Шмидта, помогавшего восставшим в Москве в 1905 году и погибшего в тюрьме, и завещав, якобы, свои деньги именно "большевикам". "Распорядителями кассы" стали германские социал-демократы К. Каутский, Ф. Меринг и К. Цеткин, которые в 1911 году заявили о "сложении с себя полномочий", но деньги остались в германском банке на счету К. Цеткин. В начале 1917 года при посредничестве Парвуса, предпринимателя и члена германской социал-демократической партии, с разрешения правительства, часть этих денег (полмиллиона германских марок) стали поступать большевикам через скандинавскую фирму "Фабиан Клингсланд АО", где работал большевик Я. Ганецкий (Фюрстенберг), и Сибирский банк в Петербурге. До июля 1918 г. (убийство Мирбаха) большевики получили миллион рублей. Однако через этот же банк, по заявлению германских социал-демократов в 1921 г., большевики получили из Германии 50-60 миллионов марок. Это сумма явно превышала "наследие" фабриканта Шмидта!

В 1923 г. секретарь Сталина Иван Петрович Товстуха (в революции с 1905 г., с 1912 г. - в партии большевиков) был "уволен" из ЦК за публикацию писем Ленина, подтверждавших его связь с Ганецким (и Парвусом) в связи с "германскими" деньгами.

Установка на "мировую революцию" объясняет и тот поразительный факт, что большевики шли на захват власти в стране, не имея никакой конкретной социально-экономической программы.

Садуль записал: "До того, как взять власть, Ленин и Троцкий повсюду провозглашали, что они уничтожат буржуазию, до основания разрушат прошлое, постараются взять от социализма все, что сможет принять сегодняшняя Россия и зажечь по всей Европе пролетарскую революцию".

Здесь нет речи ни о судьбе России, ни о судьбе русского народа, ни о судьбе российской революции!

В автобиографии Троцкий отмечал, что как "великий революционер" Ленин понимал, что значит "историческая традиция". Он приводил слова Ленина, сказанные им в октябре 1917 г.: "Останемся ли у власти или будем сброшены, предвидеть нельзя. Надо при всех условиях внести как можно больше ясности в революционный опыт человечества. Придут другие и, опираясь на намеченное и начатое нами, сделают новый шаг вперед".

Провозглашенная большевиками "Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа" заявляла "установление социалистической организации общества и победы социализма во всех странах".

Э. Карр замечает: "Октябрьская революция победила, а большевики все еще расходились во взглядах на ее характер: является ли она буржуазно-демократической или пролетарской, социалистической. Свергнув Временное правительство, революция объявила Советы высшим органом революционной власти. Но это не означало отказа от высшей власти Учредительного собрания - органа, характерного для буржуазной демократии...".

Он обращает внимание: "Того, кто изучает документы раннего этапа Октябрьской революции, сразу поражает, как редко, не привлекая особого внимания, появляются в них слова "социализм" и "социалистический". Защитить "революцию" или "революцию рабочих и крестьян" - достаточное обозначение цели: само слово "революция" несет положительную нагрузку..., а "контрреволюция" - это квинтэссенция зла. ...Важнейшие первые шаги новой власти были сделаны, таким образом, не под знаменем социализма, а под знаменем демократии".

Упор на "демократию" сочетался с провозглашением "социализма" как конечной цели.

Между тем, сразу же после захвата власти большевики оказались в катастрофическом положении внутреннего политического и экономического бойкота и внешней дипломатической изоляции. Страна и мир продолжали существовать, как будто ничего не произошло!

Жорж Садуль в то время писал: "...Пришедшие в движение толпы очень быстро разбивали своих самых дорогих идолов. Сколько еще месяцев устоят диктаторы пролетариата?"

Все были уверены в скором падении большевиков и поэтому отказывались с ними сотрудничать. Все ждали созыва Учредительного собрания, при выборах в которое большевики фактически потерпели поражение. Из 707 избранных в Учредительное собрание большевики получили 175 мандатов, эсеры - 370, левые эсеры - 40, меньшевики -16, кадеты -17, и 80 "национальные партии". Таким образом, большевики, уже захватившие власть в октябре (выборы проходили в ноябре), получили меньше 25%!

В связи с этим современный публицист Вадим Кожинов пишет: "И надо прямо сказать, что в 1917 году Россия в точном смысле слова выбрала (всецело свободно выбрала) социализм: почти 85 процентов голосов на выборах в Учредительное собрание получили... социалистические партии". Но здесь речь идет обо всех "социалистических" партиях, включая "правых" эсеров, получивших свыше 50% голосов.

Между тем Э. Карр констатирует: "Если эти результаты рассматривать как отношение к правительству, созданному Октябрьской революцией, то это был сокрушительный вотум недоверия".

Это значит, что народ России не поверил большевикам!

Поэтому заявление Ленина по этим итогам выборов ("Тезисы об Учредительном собрании", "Правда" 13 декабря 1917 г.): "Республика Советов является более высокой формой демократизма, чем обычная буржуазная республика с Учредительным собранием", - следует рассматривать лишь как попытку "сохранить лицо". Решение о "разгоне" Учредительного собрания уже было принято на совместном заседании большевиков и "левых" эсеров в Петросовете.

5 января 1918 г. предложенная большевиками "Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа" была отвергнута Учредительным собранием. 6 января по решению ВЦИК Петроградского Совета и совнаркома Учредительное собрание было объявлено распущенным. Вышедшая на следующий день массовая демонстрация в поддержку Учредительного собрания была расстреляна и рассеяна.

Французский социалист Садуль делает по этому поводу провиденческое замечание:

"Советский режим более действенный, гораздо более глубоко народный, более способный удовлетворить чаяния масс, более живой и гибкий. Но у всех этих преимуществ есть своя оборотная сторона. Советский режим предполагает, как мне кажется, относительно развитую политическую и социальную структуру рабочих и крестьян. При отсутствии такой необходимой подготовки он рискует, еще легче, чем буржуазный парламентский режим, склониться к анархии, или к тирании горстки людей".

При всей очевидной целесообразности "разгона" Учредительного собрания (его юридической "бесполезности" после "октябрьского переворота"), большевики допустили грубейшую политическую ошибку, последствия которой не замедлили сказаться не только в предопределенности гражданской войны, но и впоследствии в судьбе самой "советской власти". Большевики демонстративно порвали с демократическими традициями российского революционного движения и встали на путь "интернациональной пролетарской диктатуры". Но они не ожидали, что гражданская война в стране разразиться раньше "социалистической" революции в Европе!

Катализатором гражданской войны в стране и одновременно "могильщиком" европейской революции оказался "Брестский мир", который, по сути, был безоговорочной капитуляцией большевистского правительства.

Очередной советский миф о неизбежной целесообразности этого "похабного мира" (выражение Ленина) не имеет никаких рациональных и объективных оснований (не найденных до сих пор!). Как и в любом мифе, здесь правда смешана с ложью и эта "адская смесь" была закреплена очень важным "умолчанием". Положение революционной России на фронте было действительно угрожающим, но не "катастрофичным" (несмотря на разлагающую пропаганду большевиков и анархистов, влияние которых в окопах было преувеличено). В то время русская армия сохраняла свою боеспособность и достаточно успешно вела оборонительные бои. Другое дело, что эта армия не признала "Советы", фактически не подчинялась большевистскому правительству и в любой момент могла повернуть свое оружие против новой власти. Поэтому Ленин и большевики боялись российской армии больше, чем немецкой! Это и явилось главным аргументом заключения "Брестского мира".

В немецкой печати тогда писалось: "Ни Ленин, ни Троцкий не желают мира, который им, по всей вероятности, сулит виселицу или тюрьму".

Поэтому заявленный "Декрет о мире", прежде всего, преследовал цель разоружения русской армии и был обращен в сторону Германии и ее союзников. Сразу после "октябрьского переворота" французское и английское правительства предложили Ленину военную и финансовую помощь (вплоть до направления в Россию воинских частей и военных советников для создания "новой" армии). Троцкий вел долгие, но безрезультатные переговоры. Большевики требовали от "союзников" политических гарантий, от которых они уклонялись (до созыва Учредительного собрания). Германия, очевидно, такие гарантии давала, так как для нее было важно, что большевистское правительство готово выйти из войны любой ценой.

Переговоры о "перемирии" начались с немецкой стороной еще 3 декабря 1917 г. Германская сторона настаивала на признании "суверенитета" Галиции, Литвы, Латвии, Эстонии, Польши, население которых высказалось "в пользу Германии". В январе к переговорам присоединилась Украина (сразу же попросившая у Германии "военной помощи"). Ленин тогда настаивал на немедленном подписании мира на условиях Германии во имя "спасения революции". Но он не получил поддержки в ЦК. "Левые" коммунисты во главе с Бухариным выступили за "революционную войну".

Садуль комментирует позицию Троцкого: "Итак, он верит не в немедленную революцию в Германии, но в выступления, забастовки немцев - народа. ...Долг революционной России - поддержать, влить новую струю в борьбу пролетариев за мир". На вопрос о том, что если Германия откажется подписывать мир, Троцкий ответил: "Тогда мы объявим революционную войну, священную войну, ведущуюся не на принципах национальной обороны, а на принципах обороны интернациональной, социальной революции".

Однако немецкий пролетариат, по словам Розы Люксембург, оставался "неподвижен, как труп".

Ленин говорил тогда Троцкому: "Было бы так хорошо, что лучше не надо, ... если бы генерал Гофман оказался не в силах двинуть свои войска против нас. Но на это надежды мало...

Конечно, тут есть свои плюсы. Но это слишком рискованно. Если бы мы должны были погибнуть для победы германской революции, мы были бы обязаны это сделать. Германская революция неизмеримо важнее нашей. Но когда она придет? Неизвестно. А сейчас нет ничего более важного на свете, чем наша революция. Ее надо обезопасить во что бы то ни стало".

10 февраля Троцкий в Брест-Литовске прервал переговоры (чтобы "посмотреть на реакцию немецких трудящихся") и немецкие войска начали широкое наступление на фронте. Тогда большевики вынуждены были подписать мир, отдав территорию 800 тысяч кв. км. (Украину, Финляндию, прибалтийские территории, а также часть городов на Кавказе.), 26% населения и 75% запасов угля и производства металла. Россия получила именно такой позорный мир с "аннексиями" и "контрибуциями", клятвенное заявление против которого Ленина привело большевиков к власти в "Октябре". Ленин выполнил, все-таки, свои "интернациональные" обязательства (или отработал полученные "германские деньги"). В обмен на огромные экономически важные территории, германское командование (Вльгельм II) позволило большевикам остаться у власти.

Позже Троцкий скажет: "...Только тов. Ленин с упорством и несравненной прозорливостью утверждал против многих из нас, что нужно через это пройти, чтобы дотянуть до революции мирового пролетариата. ...Гениальное политическое мужество Ленина спасло в дни Бреста диктатуру пролетариата".

Поразительно, как через 22 года история повторится в пакте "Молотова-Риббентропа"!

Адольф Гитлер, рассуждая в своей книге "Майн кампф" о значении для Германии "Брест-Литовского" договора в сравнении с "Версальским" договором, вспоминал: "Я брал оба договора, сопоставлял их друг с другом пункт за пунктом и демонстрировал аудитории, насколько Брестский договор в действительности являлся образцом безграничной гуманности по сравнению с бесчеловечной жестокостью Версальского договора. Результат получался ошеломляющий".

Ценой за спасение "диктатуры пролетариата" оказалась целостность России!

Но, едва заключив договор в Брест-Литовске, Германия тут же его нарушила. Договор оказался блефом.

18 февраля немецкие войска начали наступление на Белоруссию и в Прибалтике. Легко были заняты Литва, Латвия и Эстония. 25 февраля русские корабли покинули Ревель и ушли в Кронштадт (за это был расстрелян командующий ВМС контр-адмирал В.М. Альтфатер). Немецкие войска продвинулись до Нарвы.

Украинская Рада отказалась подчиняться Советской власти и тогда большевики 12 декабря объявили свое правительство в Харькове и начали военные действия против Рады. 9 февраля их войска под командованием В. Антонова-Овсеенко вошли в Киев. В феврале изгнанная из Киева украинская Центральная рада подписала еще в Бресте договор с Германией, по которому немецкие войска преступили к "освобождению" Украины от большевиков и 1 марта заняли Киев. Было создано правительство гетмана П. Скоропадского. Германия и Австро-Венгрия признали независимость Украины. 25 марта 1918 г. была провозглашена независимость Белорусской Народной Республики.

Ж.Садуль тогда записал: "Украина превратилась в австро-немецкую колонию". И далее: "Долгий разговор с Троцким. Неожиданное решение, принятое большевиками, подобное несуразному и страшному банкротству, будет использовано против них. Моральное банкротство, ведущее к банкротству политическому и к падению. Чувствую, что Троцкий и многие другие потрясены".

"Потрясение" Ленина (и Троцкого) вполне объяснимо "неблагодарностью" немцев.

В марте немецкий оккупационный корпус составлял 74 дивизии. В плен попали 80 тысяч "красноармейцев" с вооружением и боеприпасами. В апреле немецкие и украинские войска захватили Одессу и Крым, и вышли к Дону. Здесь была сброшена власть большевиков и казацкий круг избрал атаманом генерала Краснова. Корабли Черноморского флота по приказу большевистского правительства были затоплены (под руководством Ф. Раскольников). В мае немцы вступили в Грузию, "по просьбе грузинского правительства меньшевиков", которые провозгласили независимость своей республики.

Немецким войскам ничего не стоило тогда, при фактическом отсутствии у большевиков армии, взять Петроград. Но, очевидно, что приход на смену большевикам демократических буржуазных партий (связанных с Антантой), их не устраивал (реставрация монархии формально была уже невозможна). Однако 12 марта было принято решение о переезде большевистского правительства в Москву. Ленин все-таки не верил немцам.

Троцкий был вынужден признать, что после Бреста власть большевиков оказалась на грани катастрофы. "Мы оказались между молотом и наковальней", между "белыми" на юго-востоке и немцами на Западе. "Фронт все больше превращался в кольцо". "Революция терпела в международном масштабе поражение за поражением".

Позже он вспоминал, что весна и лето 1918 г. были "из ряду вон тяжелым временем". "Моментами было такое чувство, что все ползет, рассыпается, не за что ухватиться, не на что опереться. Вставал вопрос: хватит ли вообще у истощенной, разоренной, отчаявшейся страны жизненных соков для поддержания нового режима и спасения своей независимости? Продовольствия не было. Армии не было. Железные дороги были в полном расстройстве. Государственный аппарат еле складывался. Всюду гноились заговоры".

Ж. Садуль записал в марте 1918 г.: "Положение большевиков далеко не блестяще. С экономической, финансовой, военной точки зрения государственный механизм разбит вдребезги". Но "большевики же сегодня меньше, чем когда бы то ни было, настроены терять власть", несмотря на то, что "их мистическая вера в мировую и немедленную социальную революцию ощутимо поколеблена". "...Большевики убеждены, что падение - это не только бегство и изгнание, но вероятно, тюрьма и смерть".

Троцкий потом напишет: "Революция потому и революция, что все противоречия развития она сводит к альтернативе: жизнь или смерть".

Вместе с тем историк Шубин отмечает: "Антанта тоже вела мировую борьбу, но не с большевиками. Было бы наивно считать, что лидеры Антанты уже в 1917 году увидели в большевизме силу, которая к середине века создаст "социалистический лагерь", угрожающий Западной Европе и США. Нет, большевики воспринимались как досадный курьез, который вывел Россию из войны с Германией в самый неподходящий момент. Для Антанты было важно свести к минимуму издержки Брестского мира". Позже У. Черчилль говорил об участии 14 держав в походе против Советской России. Однако, как считает Шубин, это не значит, что все они вели против большевиков полномасштабную войну и собирались идти на Москву и Петроград.

Это опровергает еще один из наиболее распространенных советских мифов об "иностранной интервенции" в годы Гражданской войны.

Так, французский исследователь Н. Верт считает, что страны Антанты "враждебно" относились к большевистскому режиму, так как были уверены, что "переворот" 25 октября был осуществлен при содействии Германии. Однако, он признает, что они вынуждены были на некоторое время сохранять нейтралитет. Поэтому так называемая "иностранная интервенция" преследовала в основном антигерманские цели.

Между тем его соотечественник Ж. Садуль свидетельствует о том, что сам Ленин дал согласие на высадку английских и французских войск на Севере и Юге страны, которые большевики тогда не контролировали.

Следует заметить, что оккупационные войска Антанты никогда не вступали в военное соприкосновение с соединениями Красной армии. И, что самое главное, в отличие от монархической Германии республиканские страны Антанты не были заинтересованы в возвращении династии Романовых. В. Кожинов считает: "Запад издавна и даже извечно был категорически против самого существования великой - мощной и ни от кого не зависящей - России и никак не мог допустить, чтобы в результате победы Белой армии такая Россия восстановилась". В противном случае, после подписания Версальского мира, объединенные войска Антанты свергли бы власть большевиков в считанные дни без значительных потерь. Вместо этого иностранные войска сразу же покинули российскую территорию. Только на Дальнем Востоке оставалась японская армия до 1920 г.

Как замечает Шубин, "вообще после завершения Первой мировой войны никто не хотел умирать". Так что, по его мнению, "реального похода 14 держав не было".

Он убежден в том, что не страны Антанты "виноваты" в разразившейся Гражданской войне в России. "Гражданская война была подготовлена политикой большевиков". Именно эта недальновидная политика и явилась субъективным фактором Гражданской войны, как неизбежного последствия большевистского "октябрьского переворота".

Историк абсолютно прав, когда настаивает на том, что прежде чем искать причины войны во внешних "происках", следует обратиться к причинам внутренним. Их может не заметить только предвзятый историк. "Начав воплощать в жизнь свой идеал централизованного коммунизма, лидеры большевизма неизбежно входили в конфликт с той народной стихией, которая привела его к власти. И это тоже стало одной из важнейших причин грандиозных масштабов Гражданской войны".

Н. Верт считает, что гражданская война началась в ноябре 1917 г.: "Накануне Октября Ленин говорил, что, взяв власть, большевики ее не упустят". 28 ноября 1917 г. кадетов первыми объявили "врагами народа". Таким образом начался "красный террор".

7 декабря 1917 года была создана ВЧК для борьбы против "спекуляции" продовольствием, но вскоре местные "чекисты" присвоили себе полное право суда и расстрела. За годы Гражданской войны состав ЧК вырос с 1 тысячи (апрель 1918 г.) до 233 тысячи (весна 1921 г.).

Ленин, по мнению Карра, мог бы повторить слова Робеспьера, который упразднил обычную законность как неспособную защитить революцию: "Когда кризис вызван именно бессилием законов, можно ли определять с уголовным кодексом в руках, какие требуются меры для общественной безопасности?" И далее: "...Террор есть не что иное, как правосудие, быстрое, суровое, непреклонное; он, таким образом, есть порождение добродетели".

Впрочем, с Робеспьером был в свое время согласен и учитель Ленина - К. Маркс, который считал, что "революционный терроризм" может сократить и упростить "агонию старого общества и кровавые муки родов нового общества".

Ленин, как известно, был противником индивидуального террора, но был совсем не против массового террора, особенно после прихода большевиков к власти. 26 июня 1918 года он писал: "Надо поощрять энергию и массовидность террора"

Об этом пишет и современный английский историк Симон Себаг Монтефиоре:

"Революция без расстрельных команд, - якобы сказал Ленин, - не имеет смысла". Ильич всю жизнь расхваливал террор Французской революции, потому что его большевизм был уникальной верой и социальной системой, базирующейся на кровопролитии. Большевики были атеистами, но их ни в коем случае нельзя было назвать светскими политиками в том смысле этого слова, в котором его понимают во всем мире. Они обратились к массовым убийствам, самовольно считая себя высшей моральной инстанцией".

В 1918 г. Ленин заявлял, что в условиях Гражданской войны отсутствие смертной казни "немыслимо" (смертная казнь была отменена Временным правительством). 6 июня 1918 г. была восстановлена смертная казнь. С началом Гражданской войны террор уже стал применяться в прифронтовой зоне. Резолюция ВЦИК от 5 сентября 1918 г. гласила: "На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов". Тогда был применен расстрел "заложников".

В сентябре 1918 г. распоряжением Дзержинского местные ЧК получили полную независимость при арестах, обысках и казнях (но с обязательным "отчетом"). Были введены "трудовые" лагеря (приказ Троцкого от 4 июня 1918 г.). Первые лагеря были созданы (для "белочехов") в Муроме и Арзамасе. 5 сентября Совнарком одобрил создание лагерей: "необходимо обезопасить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях".

М. Лацис, заместитель Ф. Дзержинского по ВЧК, тогда инструктировал своих подчиненных: "Не ищите в деле обвинительных улик, восстал ли он против совета с оружием или на словах. Первым долгом мы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны решать судьбу обвиняемого".

Но, на самом деле, как отмечает Шубин, "Красный террор" был не "классовым", а распространялся и на недовольных рабочих и крестьян. Он даже не имел определенной цели. Террор ради террора! Запущенная машина террора уже действовала сама по себе, нередко направляемая личными интересами самих "чекистов" (среди которых преобладали "эсеры" или бывшие уголовники).

Редактор "Известий" Ю. М. Стеклов (Нахамкис) признавался тогда: "Никогда, даже в злейшие времена царского режима, не было такого бесправия на Руси, которое господствует в коммунистической России, такого забитого положения масс не было. Основное зло заключается в том, что никто из нас не знает, что можно и чего нельзя. Сплошь и рядом совершающие беззакония затем заявляют, что они думали, что это можно".

Впервые массовые политические репрессии большевистское руководство применило в апреле 1918 по отношению к своим бывшим союзникам по "Октябрьскому вооруженному восстанию" - анархистам, которые были обвинены в разгуле уголовной преступности. На самом деле причины были политические.

По мере того, как большевистская партия приобретала политическую монополию на власть, "диктатура пролетариата" переходила в диктатуру партии. Так был реализован тезис Ленина: партия вбирает в себя авангард пролетариата, и этот авангард осуществляет диктатуру пролетариата. В 1919 году Ленин заявлял: "Да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем..."

"Превращение революционной партии в правящую, - отмечал Э. Карр, - типичная черта всех победоносных революций и это приводит к последствиям настолько известным, что их можно считать стереотипными. ...Сомкнуть ряды было для партии, как и для всего народа, естественной реакцией на опасность, угрожающую стране. И нельзя было отделить Ленина - руководителя партии от Ленина - руководителя страны. Его сила основывалась на моральном авторитете, а не на внешней власти. Но это способствовало тому, что в партии, как и во всем государстве, сложилась традиция личного руководства, которую трудно преодолеть".

Ленинская концепция "диктатуры пролетариата" была воплощена в первой советской Конституции РСФСР 1918 года, несмотря на то, что сам Ленин считал ее "временной"... до скорой победы "мировой социалистической революции".

"Диктатура пролетариата, как любая другая форма государства, была, по выражению Ленина, "особой дубинкой, rien de plus", цель которой - сломить и подавить эксплуататорские классы. Отсюда следовало, что власть, которой конституция облекает такое государство, по сути своей неограниченна, безраздельна и абсолютна", - писал Карр.

Поэтому советская Конституция не содержала признания "конституционных гарантий" или прав граждан на защиту от государства: "Руководствуясь интересами рабочего класса в целом, Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые пользуются ими в ущерб интересам социалистической революции".

"Это узаконивало любой произвол властей", - отмечает Н. Верт.

Именно теоретически неопределенное, но принципиальное, положение о "диктатуре пролетариата" Конституции РСФСР сыграло определяющую роль в установлении в стране политического режима, который впоследствии будет назван "тоталитарным" ("сталинским").

Гражданская война, разразившаяся в мае-июне 1918 года была вызвана тяжелым социально-экономическим и социально-политическим кризисом. Прежде всего, с присущим им радикализмом большевики развернули наступление на крестьянство. Декрет от 13 мая 1918 г. "О чрезвычайных полномочиях народного комиссара по продовольствию" позже был назван декретом о "Продовольственной диктатуре".

17 мая на станции Челябинск произошло столкновение между "красными венграми" и "чехословаками". Последним, после этого, было приказано сдать оружие. 20 мая командование чехословацкого корпуса приняло решение пробиваться с боями. "Чехословацкий бунт" был поддержан местными левыми эсерами. Некоторые районы Поволжья, Урала и Сибири перешли под власть эсеровского правительства, Комитета членов Учредительного собрания ("Комуч"). В июне 1918 года чехословацкий корпус и 30-тысячная "Народная армия" эсеров двинулись на Москву.

"Летом 1918 г. оппозиционные группы, казалось, объединились и стали реальной угрозой большевистской власти, под чьим контролем осталась только территория вокруг Москвы", - пишет Н. Верт.

В это время Советская власть фактически не имела своей армии.

Декрет Совета народных комиссаров от 12 января 1918 г. определял назначение новых вооруженных сил так: "С переходом власти к трудящимся и эксплоатируемым классам возникла необходимость создания новой армии, которая явится оплотом советской власти... и послужит поддержкой для грядущей социалистической революции в Европе". Декрет о создании Рабоче-крестьянской Красной Армии был принят 28 января 1918 года, но он остался на бумаге. Первоначально ее формирование предполагалось на добровольной и классовой основе. Поэтому 23 февраля был объявлен (наркомвоенмором Троцким) "Днем шефства" (пропаганды) над РККА. Вопреки распространенной школьной легенде никаких значимых военных действия в этот день не произошло, так как самой армии еще не было. Напротив, в эти дни небольшой отряд кронштадтских матросов (под командованием Дыбенко) был захвачен немцами и расстрелян...

Лишь 9 июня 1918 года (по настоянию Троцкого) был начат призыв на обязательную военную службу. В июле Красная армия насчитывала 360 тысяч человек, в ноябре - 800 тыс., через год - 1,5 млн. человек, в конце 1920 г. - 5,5 млн. человек, (из них за год 1 млн. дезертиров). Троцкий вынужден был ввести расстрелы "дезертиров" и "заложников". В Красной армии служило 50 тысяч бывших офицеров.(3/4 командного состава).

В. Кожинов приводит тот "выразительный" факт, что из "самой ценной и подготовленной части офицерского корпуса русской армии - корпуса офицеров Генерального штаба" в Красной армии служило 639 (в том числе 252 генерала) человек. И что очень важно, они воевали хорошо и случаи предательств были крайне редки. При этом он обращает внимание на то, что во время Гражданской войны (и позже) подавляющее большинство членов ЦК, Реввоенсовета и ВЧК составляли "нерусские", многие из которых де-юре были "эмигрантами", так как их "страны" уже не входили в состав России. Он отмечает "русофобию" многих еврейских лидеров большевистской партии. Так, по обвинению в юдофобии были расстреляны, (по приказу Троцкого), командиры Красной армии Ф.К. Миронов, И.Л. Сорокин, Б.М Думенко и многие другие.

Между тем Кожинов цитирует Герберта Уэллса ("Россия во мгле", 1920 г.): "Когда произошла катастрофа в России... из Америки и Западной Европы вернулось много эмигрантов, энергичных, полных энтузиазма... У них был одинаковый образ мыслей, одни и те же смелые идеи, их вдохновляло видение революции, которая принесет человечеству справедливость и счастье. Эти молодые люди и составляют движущую силу большевизма. Многие из них - евреи; большинство эмигрировавших из России в Америку было еврейского происхождения, но очень мало кто из них настроен националистически. Они борются не за интересы еврейства, а за новый мир".

Сам Кожинов считает, что "любое участие иностранцев в коренных решениях судеб страны само по себе есть безнравственное явление..." Мнение спорное с точки зрения мировой истории, но правомерное...

В связи с этим Шубин - один из немногих современных историков - затрагивает вопрос о "заметной" роли в Гражданской войне "интернациональных отрядов", которые создавались большевиками. "Были интернационалисты опорой режима, карали ли они крестьян? Конечно. Часто они даже не знали русского языка, крестьянский мир был им чужд, а идеи мировой революции - понятны, так как придавали их действиям, даже крайне жестоким, смысл и оправдание". Всего в Красной армии воевало до 300 тысяч "интернационалистов", из которых около трети составляли поляки, около 80 тысяч - венгры и около 10 тысяч - чехи и словаки, а также немцы, латыши и китайцы. "Они были символами мировой революции и в перспективе должны были стать ее авангардом в своих странах".

Между тем именно "интернациональный" состав Красной армии и "русофобские" декларации большевистского руководства были использованы пропагандой "Белого движения".

Кожинов пишет: "Никак нельзя оспорить того факта, что все главные создатели и вожди Белой армии были по самой своей сути "детьми Февраля". Генерал М.В. Алексеев, после отречения Николая II, стал Главнокомандующим армии. А.И. Деникин, Л.Г. Корнилов, А.В. Колчак были его "единомышленниками" и сделали во время Февральской революции блестящую военную карьеру. По свидетельствам ветеранов Белой армии, у них не было "и тени каких бы то ни было реставрационных вожделений". Идеи монархизма не были в ее среде популярными. Публицист приходит к выводу: "...Борьба Красной и Белой армии вовсе не была борьбой между "новой" и "старой" властями, это была борьба двух "новых" властей - Февральской и Октябрьской".

Однако сегодняшняя героизация "Белого движения" (и его лидеров Деникина, Колчака, Врангеля и др.), как либерально-демократической "альтернативы" большевикам, тоже есть очередной "миф". Так, например, А.И. Деникин откровенно писал: "Военная диктатура. Всякое давление политических партий отметать, всякое противодействие власти - и справа, и слева - карать. ...Смертная казнь - наиболее соответственное наказание". Шубин пишет: "Это был раскол между народом и элитой, заложенный на уровне мировосприятия еще во времена Российской империи. Две культуры, существовавшие в России со времен Петра, к 1917 г. так и не срослись".

Между тем, как считает Н. Верт, "политические просчеты белых сил оказались для них роковыми". "Во главе белой армии стояли профессиональные военные, но никудышные политики".

Но кроме "белых" и "красных" в Гражданской войне участвовала и "третья" сторона, которая по численности превосходила и тех и других и воевала на "два фронта": "крестьянское повстанчество". "Можно говорить о Крестьянской войне 1918-1922 гг., - пишет Шубин, - самой масштабной в истории нашей страны". Эта Гражданская война, после разгрома Белого движения, оказалась значительно более важной для судьбы страны. Почти по всей стране шла война крестьянских и рабочих восстаний, охватившая Центральную Россию, Сибирь, Северный Кавказ, Украину. В январе 1921 г.в Тамбовской губернии вспыхнуло восстание крестьян под руководством эсера Антонова (50 тысяч человек). Повстанцы сформировали три армии. Политическое руководство восстанием осуществлял Союз трудового крестьянства СТК), который выступал за свержение "власти большевиков" и за созыв Учредительного собрания. Здесь развернулась кровавая "вендетта" между крестьянами и "коммунистами". В мае восстание было жестоко подавлено войсками Тухачевского.

Одним из наиболее массовых крестьянских движений на Украине оказалась анархическая армия Нестора Махно, о котором в советской литературе слагались легенды.

Нестор Иванович Махно (1884/89?-1934) родился в крестьянской семье. В 1907 г. за "разбой" был приговорен к каторге (Акатуй). В 1917 г. освобожден Временным правительством. В марте 1918 г. создал партизанские отряды для борьбы против немецких войск, которые оказали поддержку Красной армии под командованием Антонова-Овсеенко на Украине. Осенью 1918 г. Советское правительство в Харькове (Х. Раковский) заключили союз с крестьянскими "атаманами" Махно, Григорьевым и Шинкарем против Петлюры. После изгнания Петлюры Махно возглавил 45-ю дивизию Красной Армии. Но по приказу Троцкого командарм Фрунзе предпринял попытку разоружения дивизии Махно. Был арестован его штаб и расстреляна его "делегация" в Харькове. Махно был обвинен в "предательстве". После этого в августе 1919 г. дивизия Махно на фронте перешла к Петлюре и повела войну против тылов армии Деникина (шедшего на Москву). Затем по приглашению Врангеля Махно направил свою "делегацию" в Севастополь, которая была арестована и повешена генералом Кутеповым. Политическое кредо Махно: "Советы без коммунистов". Его армия насчитывала 80 тысяч человек. Весной 1921 г., после взятия Крыма Красной армией, с участием армии Махно, Фрунзе (Троцкий) объявил ему войну. Летом 1921 г. Махно с небольшим отрядом перешел румынскую границу. "Я и мой фронт останутся неизменно верными рабоче-крестьянской революции, но не институтам насилия в лице военных комиссаров и чрезвычаек, творящих произвол над трудовым населением..." Из Румынии Махно перебрался с отрядом в Польшу, где отряд распался. Махно переехал в Париж, где умер в нищете.

Кульминацией антибольшевисткого восстания стал мятеж моряков в Кронштадте осенью 1921 г., при подавлении которого погибло 18 тысяч матросов, расстреляно впоследствии 5 тысяч.

Весной 1921 г. были проведены аресты руководителей левый эсеров (26 из них были расстреляны). В то же время было арестовано 2 тысячи меньшевиков (многим было разрешено выехать заграницу, другие были сосланы на "Соловки"). В июне-июле 1922 г. состоялся публичный судебный процесс над эсерами.

Шубин прямо обвиняет большевиков в ее трагических последствиях: "Во многом это произошло из-за безответственности большевистского руководства, которое недооценивало опасность Гражданской войны, уже выиграв скоротечное вооруженное столкновение осенью 1917 г.".

В итоге во время Гражданской войны погибло до 10 млн. человек. За четыре года Первой мировой ("империалистической") войны Россия потеряла 2,5 млн. человек (всего в войне погибло 16 млн. человек). В 1918-1919 гг. умерло от тифа 2 млн. Весной 1921 г. голод на Волге и в других районах унес около 5 млн. человек. Таким образом, цена, которую заплатила Россия за "бескровную" Октябрьскую революцию близка к 17 млн. человеческих жизней!

Не бывает бескровных революций, но цена революции определяется ее историческим смыслом.

Э. Карр совершенно правильно отмечает: "Трагическая дилемма русской революции, которую не могли полностью разрешить ни меньшевики, ни большевики, была результатом ошибочного прогноза самой исходной марксистской концепции. ...Трудности создавшегося положения и вытекающие отсюда разочарования... были вызваны тем, что большевики самовольно отошли от марксистской схемы революции. Но эта схема была обречена на неудачу, когда пролетарская революция произошла в самой отсталой капиталистической стране".

Ленин, Троцкий и другие большевистские руководители, не скрывая своей русофобии, относились к России не иначе как "тюрьме народов", Это было серьезной политической ошибкой, которая неизбежно должна была привести к гражданской войне, спровоцировав правовой и моральный "беспредел" и дав "белым" повод для борьбы против "большевиков" под национальными лозунгами: "за единую и неделимую Россию".

Главная философская "ошибка" Ленина и большевиков заключалась тогда в том, что они приняли "желаемое за действительное": в русской буржуазно-демократической революции они увидели начало мировой "социалистической революции". Их идеологическая ошибка заключалась в определении классового характера "Октябрьской революции". Когда, после "переворота", ни крестьянство, ни организованный рабочий класс (профсоюзы) не поддержали большевиков, им пришлось переориентироваться на "люмпен-пролетариат" ("беднейшее" крестьянство, "низшие слои" города и другие маргинальные социальные группы). В итоге "Октябрьское вооруженное восстание"" явилось охлократическим бунтом ("жестоким и беспощадным") уничтожившим Российское государство. Гражданская война превратилась в геноцид русского народа.

Эти и другие "ошибки" большевиков предопределили дальнейший ход развития "Октябрьской революции" с его трагическими последствиями и выдвижение на роль "вождей" таких представителей люмпен-пролетариата как И.В. Джугашвили-Сталин. Это - вполне закономерный исторический итог.

Очерк второй.

И.В. Джугашвили - Сталин:

рождение легенды

"Истина вспыхивает не только из столкновения мнений, как говорят французы, но также из внутренних противоречий лжи". Л.Д. Троцкий

В конце 80-х годов XX века был распространен миф о двух Сталиных, "хорошем" и "плохом".

Тогда, в популярной газете "Неделя" доктор исторических наук В. Поликарпов писал:

"...Сталина из истории не вычеркнешь, ...его неправильно отделять от революции. Можно добавить к этому: нужно до конца изучить его место в революции - на тех этапах, когда он шел в рядах ленинской партийной гвардии, связанный в своих действиях нормами поведения этой гвардии, и на других этапах, когда во имя честолюбивых планов установления личной диктатуры изменил ленинизму и опозорил его знамя. И нечего распространять вину Сталина в отходе от ленинизма на всю партию".

Д. Волкогонов в "Литературной газете" (1989 г.) на сакраментальный вопрос: "Кто же есть Сталин?", ответил так: "Я пришел к мнению, что это человек с очень сильным, но очень злым умом. Некоторые считают, что он был невеждой. Нет. Сильный интеллект, но - злой. Человек с очень сильной волей, но злой волей. Человек с феноменальной памятью, но злой памятью. Верил в один, "универсальный" метод решения любых проблем - насилие. И одной злой страсти: любил на свете только одну власть, власть, власть, и больше ничего".

"В какой журнал ни ткнись: Сталин, Сталин, Сталин... - написал в "Правде" Н. Потапов. - Налицо "второе пришествие" Иосифа Виссарионовича в литературу". При этом он заметил, что "мы пока еще воспринимаем Сталина больше эмоционально, чем исторически". И делает вывод: "Мы... - дети сталинщины".

С этим выводом следует согласиться. Сталин неотделим от своего времени. Люди, сформировавшиеся в эпоху "сталинизма", своим мышлением и мироощущением, являются носителями ее системы ценностей, ее морали, идеологии и культуры. Они принадлежат к поколению определенного социально-психологического типа. "Сталинизм" - это единство менталитета и образа жизни.

Вадим Кожинов сегодня считает, что "необходимо преодолеть своего рода сталинский синдром".

Английский историк Симон Себага Монтефиоре в книге "Двор Красного монарха" пишет: "Сталин сделал себя сам. Человек, придумавший себе имя, день рождения, национальность, образование и все свое прошлое, что бы изменить историю и сыграть роль вождя, скорее всего, закончил бы жизнь в психиатрической клинике, если бы благодаря воле, удаче и таланту, не использовал движение и ситуацию, которые смогли изменить порядок вещей. - Таков был Сталин. ...Трудно найти лучший синтез между человеком и движением, чем был у Сталина и большевизма: в этом зеркале отражались его добродетели и недостатки".

В конце 1939 г. появилась в свет небольшая книжка "Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография" (2-е издание было осуществлено уже в 1953 г. под редакцией Александрова Г.Ф. и других "академиков"). Если изъять из нее панегирики и цитаты, собственно биография Вождя займет всего несколько страниц.

"Жизнь и деятельность товарища Сталина неразрывно связана с деятельностью В.И. Ленина, его учителя и воспитателя, с историей нашей героической большевистской партии, с историей великого советского народа", - утверждает официальная биография, которая заканчивается... 1946 годом (?!)

Современному читателю очевидно, что она "сверстана" по каноническому трафарету. Собственно так писались биографии всех советских политических деятелей. Вместе с тем нельзя не заметить удивительную краткость ее дореволюционной части. Однако это - 38 лет, половина, его жизни! В этот период окончательно складывается характер человека, его моральные принципы и система ценностей. Но именно во время знакомства с "личной" жизнью И.В. Сталина возникает ряд интересных вопросов, ответы на которые могли бы существенно прояснить его политическую судьбу.

Эта биография растиражирована во многих политологических монографиях и в беллетристской литературе. В результате огромная библиография "сталинианы" не проясняет главного вопроса о действительной роли Сталина в советской истории.

Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Роль любого значительного исторического деятеля имеет, неизбежно, как позитивные, так и негативные стороны. Суть дела - в соотношении этих сторон, в значении их проявления. Бесспорно, что отрицание или абсолютизация "позитива" либо "негатива" с научно-исторической точки зрения непродуктивны. Это "патовая" позиция, которая в случае ее приложения к всеобщей, в том числе и отечественной, истории абсурдна. Приходится напомнить, что в истории как науке нет абсолютных истин, а любое утверждение относительно. Любая историческая биография пишется, исходя из определенной идеологической установки, которая и предопределяет отбор фактов и подачу событий. В этом смысле биография значительного политического деятеля есть некая идеологизированная модель его личности.

Между тем действительное понимание исторической личности является ключом к мотивации его поведения в предложенных ему обстоятельствах. Марксисты доктринально отрицали роль личности (субъективного фактора) в истории. Однако исторический опыт свидетельствует о том, что никогда личность не приобретала столь определяющего значения, как в период социальных катаклизмов (революций).

В связи с этим обращает на себя внимание книга А.В. Островского с интригующим названием "Кто стоял за спиной Сталина?" (2004 г.). Это - фундаментальное историческое исследование дореволюционной биографии И.В. Джугашвили-Сталина, в котором автор по архивным документам прослеживает год за годом, месяц за месяцем каждый шаг знаменитого исторического персонажа.

Первый вопрос, который задает Островский, это - "что мы знаем о Сталине?"

Он отмечает, что Сталин был недоволен первыми биографическими очерками о нем, появившимися в 20-е годы. Ни М. Горькому, ни Е. Ярославскому не удалось написать его биографию, т.к. они не получили доступа к архивам. В 1935 г. была впервые издана брошюра под авторством Л.П. Берия "К вопросу об истории большевистской организации Закавказья", в котором Сталин был назван создателем и руководителем большевистской организации Закавказья. Только в 1939 г. вышла краткая биография И.В. Сталина (о ней речь шла выше). Нельзя ни обратить внимание на этот знаменательный временной разрыв в 18 лет (между 1921 и 1939 годами). Очевидно, что Сталин вначале не был заинтересован в публикации своей биографии. Почему?!

Однако за рубежом ("до войны") было опубликовано много книг о Сталине, среди которых Островский считает наиболее полными и обстоятельными работы Исаака Левина, Бориса Суварина и Льва Троцкого.

Именно заграницей возникла сенсационная версия о сотрудничестве Сталина с царской охранкой в ранний период его революционной деятельности.

Первая публикация об этом появилась в газете "Дни" (редактор А.Ф. Керенский) в октябре 1929 г. В этой публикации упоминалось "письмо Еремина", которое позже было отвергнуто как "фальшивка". Однако в 1936 г. эта версия была "косвенно" подтверждена бывшим лидером грузинских меньшевиков Ноем Жордания (в эмиграции), хорошо знавшим молодого Сталина. 18 апреля 1956 г. в Нью-Йорке на пресс-конференции дочь Л.Н. Толстого - Александра Львовна - предала гласности "письмо Еремина", и оно в мае было опубликовано в журнале "Лайф". Из него следовало, что 12 июля 1913 г. заведующий Особым отделом Департамента полиции полковник Александр Михайлович Еремин поставил в известность начальника Енисейского охранного отделения ротмистра Алексея Федоровича Железнякова, под надзором которого в то время пребывал в ссылке Иосиф Джугашвили, о том, что тот сотрудничал с Бакинским охранным отделением с 1906 г., но прекратил с ним связь "после избрания в Центральный Комитет партии", когда он "стал в явную оппозицию Правительству". Письмо написано на служебном бланке Особого отдела.

В книге А. Островского приводится фотокопии письма Еремина, а также письма председателя МГБ СССР И.А. Серова от 4 июля 1956 г. Н.С. Хрущеву, который потребовал "разобраться".

В ответе Серова сказано, что в результате проверки установлено: Еремин с 1910 года по июнь 1913 года действительно служил заведующим Особого отдела департамента полиции, но затем был переведен на службу в Финляндию. Таким образом, дата в приведенном документе из журнала "Лайф" не совпадает на месяц. Также отсутствует исходящий номер письма среди зарегистрированной корреспонденции.

Но даже Островский не обратил внимание на очевидное! Опровержение письма Серовым следует меньше, чем через месяц после публикации в "Лайф" и строится на двух "доказательствах": не совпадение дат и незарегистрированности исходящего номера. Но внимание (!): проверяются сообщения за 12 июня, когда как письмо отправлено 12 июля, а также проверяется сообщение за N2988, а письмо имеет N2898. Опечатки исключены, так как представлены фотокопии документов. Главное доказательство построено на отсутствии Еремина на 12 июля в Тифлисе. Но поспешность "расследования" и выше приведенные "небрежности" свидетельствуют о невысоком его качестве (которое, наверняка, в 1956 году проводили грузинские "товарищи"). А между тем достаточно было провести графологическую экспертизу подписи Еремина! Понятно, что Серов (Хрущев) в июне 1956 года на это не мог решиться.

Лишь только в 1989 г. "Комсомольская правда" опубликовала статью, в которой приводились "экспертные" доказательства неподлинности "письма Еремина". Но статья - это не юридический документ.

Между тем ни Островский, ни другие не задаются вопросом: а почему вообще появилось это "письмо", почему его авторство приписывается вполне реальному полицейскому чиновнику? Ответ очевиден: потому что это можно было проверить!

Можно было, но оказалось - нельзя!

Современные опровергатели "фальшивки" настаивают на том, что не обнаружено никаких документов, которые могли бы подтвердить версию сотрудничества Джугашвили с полицией.

Однако Островский признает, что эти документы могли быть уничтожены еще в 1917 г. Архив Петроградского губернского жандармского управления почти полностью погиб в февральские дни. Позже "чисткой" архивов занялись по поручению самого Сталина. "Следовательно, цель изъятия документов об И.В. Сталине заключалось не в том, чтобы облегчить изучение его биографии, а в том, чтобы сделать невозможным неконтролируемое использование этих документов. Получается, что И.В. Сталин не только не желал, но даже опасался восстановления реальной картины его революционного прошлого", - заключает Островский.

Он вынужден констатировать, что "пока не удалось обнаружить первичные агентурные материалы органов политического сыска ни по одной губернии, с которыми была связана деятельность И.В. Сталина", (за исключением Вологодской губернии). Не удалось найти никаких материалов о пребывании Сталина в тюрьмах и на этапах. Не сохранились и архивы большевистских организаций до 1917 г. Вместе с тем, ясно, что многие документы, публиковавшиеся при Сталине, подверглись тщательному "редактированию". Так что даже современные исследователи биографии Сталина не располагают подлинными документами.

Однако в данном случае задача заключается не в том, что бы ревизировать официальную биографию Сталина, а в том, чтобы ее демифилогизировать. А для этого даже опубликованных материалов вполне достаточно. Здесь вопрос в том, как читать эти материалы. Правильная постановка вопроса является началом разрушения мифа. А неполучение вразумительного ответа на него - уже есть ответ...

"С именем И.В. Сталина связано много легенд", - осторожно пишет Островский. Сегодня эти "легенды" можно назвать мифами. Вся биография Сталина - это Большой миф.

Миф начинается с легенды о его происхождении и детстве. Даже, если не принимать всерьез сказки о его чуть ли ни "царском" (от Александра III) происхождении, однако предположение о том, что Виссарион ("Бесо") Джугашвили не был его отцом, имеет под собой основание. Почему у него не сложились отношения с отцом (который, в конце концов, "бросил" семью и спился)? Каким образом его мать, "простая деревенская прачка", смогла дать ему приличное среднее (платное!) образование? Однако, почему Сталин, даже находясь на Кавказе, практически не поддерживал связи с матерью? Позже, став главой государства, не оказывал ей никакой материальной помощи и не был на ее похоронах? Наконец, почему Сталин предпочитал отмечать "официальный" (1979 г.), а не фактический (1978 г.) день рождения?

Английский исследователь Монтефиоре также устанавливает факт расхождения официальной даты рождения Сталина от фактической, записанный в церковной книге регистрации.

Если помнить, что Сталин родился в Грузии с ее консервативными традициями и моралью, то отсутствие до сих пор внятных ответов на эти вопросы наводит, по крайней мере, на размышления.

Прежде всего, обращает на себя внимание то, что первые двадцать лет жизни Иосифа Джугашвили(1878-1898) известны, главным образом, по его собственным "воспоминаниям" или значительно более поздним воспоминаниям его "земляков", которые нередко противоречивы. Это не имело значения, если бы именно с этим периодом не было связано начало его "революционной" деятельности.

Почему "Сосо", способный ученик семинарии (по "первому разряду"), отказался от "духовной карьеры" и стал "революционером"?

Троцкий в своей книге "Сталин" пишет о Кобе: "Интеллект его всегда оставался ниже его воли". "Уже в молодости Коба искал власти над людьми, которые в большинстве своем казались ему слабее его. Но сам он не был ни умнее других, ни образованнее, ни красноречивее. ...Он не повиновался импульсам, а умел подчинять их расчету".

Он отмечает у Сталина "напряженное честолюбие", окрашенное завистью и недоброжелательством. "Его настойчивость шла об руку с мстительностью". "Коба вошел в революцию как плебейский демократ, провинциал и эмпирик". Троцкий обращает внимание на одну весьма характерную черту его характера, которая противоречит официальной легенде. Он утверждает, что Коба, при всей своей требовательности, был "совсем не трудолюбив". "Культура умственного труда ему несвойственна. Все, кто ближе соприкасался с ним в более поздние периоды, знали, что Сталин не любит работать. "Коба - лентяй", - говорили не раз с полуснисходительной усмешкой Бухарин, Крестинский, Серебряков и другие. На то же интимное качество осторожно намекал иногда и Ленин. В склонности к угрюмому ничегонеделанию сказывалось, с одной стороны, ориентальное происхождение, с другой - неудовлетворенное честолюбие. Нужна была каждый раз властная личная причина, чтобы побудить Кобу к длительному и систематическому усилию. В революции, которая оттесняла его, он такой побудительной причины не находил. Оттого его вклады в революцию кажутся такими мизерными по сравнению с тем вкладом, какой революция внесла в его личную жизнь".

Известно, что в 1931 году сам Сталин в разговоре с писателем Э. Людвигом сказал: "В революционное движение я вступил с 15-летнего возраста, когда я связался с подпольными группами русских марксистов, проживающих тогда в Закавказье". Это вошло в официальную биографию.

Однако установлено, что в то время (1894-1895 гг.) в Тифлисе еще не было никаких "подпольных групп русских марксистов". Возможно приобщение "Сосо" к "нелегальной" деятельности началось не ранее осени 1896 г., когда он неожиданно бросил учебу в гимназии на четвертом курсе (по официальной версии был исключен за чтение "запрещенных" книг В.Гюго и др.). Однако он все-таки в августе 1898 г. сдал "задолженности" за четвертый курс, но семинарию так и не окончил. В этом году он был принят в члены Тифлисской организации РСДРП как "руководитель" рабочего "кружка" в железнодорожном депо.

Интересно, чему тогда мог учить грамотных рабочих девятнадцатилетний семинарист? Что он тогда мог знать о "марксизме"? И сколько "членов" тогда (1898 году) было в провинциальной Тифлисской организации только что созданной РСДРП?

Сталин позднее писал: "От звания ученика (Тифлис) через звание подмастерья (Баку) к званию одного из мастеров нашей революции (Ленинград) - вот какова, товарищи, школа моего революционного ученичества".

Десятилетний период (1898-1908) после окончания семинарии - самый "таинственный" период в биографии Иосифа Джугашвили. В 1898 году ему двадцать лет, он работал "практикантом-наблюдателем" в Тифлисской физической обсерватории ("проработал" около года), где и жил.

Примечательно! Это был единственный в его биографии год "работы" (хотя и чисто формально). Несмотря на свое "крестьянское" происхождение, Джугашвили, после этого, нигде и никогда не работал! Не имел ни законченного образования, ни профессии. На какие средства он существовал?

1 января 1900 г. в Тифлисе произошла забастовка рабочих "конки" с уличными демонстрациями и оказанием сопротивления полиции. К этому времени (фотография ГЖУ 1900 г.) относится первый арест Джугашвили (который он скрыл в автобиографии!). И он был отпущен! Документы полиции свидетельствуют, что она, после этого, отслеживала фактически каждый шаг Джугашвили. Впоследствии произошли аресты руководителей забастовки в Главных мастерских Закавказской железной дороги (где как раз Джугашвили руководил "кружком"). Весной-летом 1901 г. почти все руководители Тифлисской организации РСДРП были арестованы. Это изменило роль Джугашвили внутри организации. После его срочного выезда в Баку полиция в Тифлисе 19 февраля 1902 г. арестовала членов нового партийного комитета. Затем были арестованы и другие члены организации. В конце концов, 5 апреля он сам был арестован (вместе с тремя другими партийцами). При этом полиция не "заметила" чемодана с его рукописями, листовками и книгами, которые остались на квартире. Тогда якобы произошла его роковая "ошибка" с выброшенной из окна камеры запиской к матери, по которой полиция провела арест упомянутого в ней лица.

В результате долгих расследований ("переписка") полиция пришла к странному заключению: "...Характер деятельности Иосифа Джугашвили за время пребывания его в Батуме подлежит считать невыясненным". По протекции тюремного врача Джугашвили попал в больницу, откуда 30 октября 1902 г. направил первое прошение на имя "главноуправляющего на Кавказе" князя Г.С. Голицына (второе отправлено 23 ноября) с "нижайшей просьбой освобождения из-под ареста под надзор полиции": "Умоляю канцелярию главноначальствующего не оставить без внимания и ответить на мое прошение".

Прошение осталось без ответа и Джугашвили был направлен по этапу на место своей первой ссылки в село Новая Уда Иркутской губернии в ноябре 1903 г.

"Существование разных версий об обстоятельствах первого побега И.В. Джугашвили, исходящих от него самого, не может не настораживать", - пишет Островский.

Первая попытка побега оказалась неудачной, поскольку Джугашвили был одет "по-кавказски" и, едва не замерзнув в пути (30 градусов мороза), вынужден был вернуться обратно. Второй побег он осуществил 5 января 1904 г. по железной дороге через Иркутск (ему 24 года!).

Вернувшись в Тифлис, Джугашвили познакомился с Львом Борисовичем Розенфельдом (Каменевым) и с рабочим С.Я. Аллилуевым (отцом его будущей жены Нади Аллилуевой).

Решением Батумского комитета Джугашвили не был допущен к партийной работе (тогда появилось подозрение о его "провокаторстве"), ему не было выделено денежное содержание и за месяц пришлось сменить 8 квартир. Его товарищи по партии не имели никакого отношения к его побегу, и это давало основание для подозрений. На какие деньги он добрался из Сибири на Кавказ (около 100 рублей!), если в Батуме у него не оказалось ни копейки?! Кто ему обеспечил необходимые документы (у него было обнаружено удостоверение агента одного из сибирских исправников)? Где он поселился и на какие средства жил, когда он вынужден был вернуться в Тифлис? Но он не бедствовал! После того, как он был избит своими товарищами, Джугашвили исчез из Батума. Вернулся он к партийной работе, по протекции М.Г. Цхакая (руководитель Кавказского Союза РСДРП) лишь через полгода (август 1904 г.), после ареста членов Союзного комитета. В конце ноября 1904 г. Джугашвили принял участие в партийной конференции Кавказского Союза РСДРП (М.Г Цхакая, С.Г. Шаумян, Л.Б. Каменев и др., всего 12 человек).

Вновь обвинение Джугашвили как "агента правительства", "шпиона-провокатора" прозвучало на партийной конференции в 1905 г. Несмотря на это, 12-17 декабря 1905 г. он (под именем "Иванович") принял участие (как делегат от Кавказа) в Таммерфорсской (Финляндия) конференции, где обратил на себя внимание Ленина. После переезда в Стокгольм Джугашвили познакомился с Лениным, Красиным, Ярославским, слушал выступление Г.В. Плеханова. В гостинице он жил вместе с К.Е. Ворошиловым. Потом Джугашвили побывал в Германии (встреча с А. Сванидзе, братом его будущей жены Като) и вернулся в Тифлис после двух месяцев отсутствия. Напечатал ряд статей в партийных газетах.

В революционных событиях 1905 года Джугашвили замечен не был. Как Троцкий писал: "Сталин остается как бы вне 1905 г.".

15 июля 1906 г. состоялось "тайное венчание" Джугашвили с Екатериной Сванидзе (без отметки в паспорте). 18 марта 1907 г. родился сын Яков. Если сопоставить эти две даты и последующее безразличие его к жене и сыну, можно предположить, что этот брак был для него вынужденным. 22 ноября 1907 г. "Като" умерла (причина ее смерти неизвестна).

В 1907 г. Джугашвили встречался с Лениным в Берлине (из письма Ленина Горькому: "чудесный грузин!"). Принимал участие в работе V съезда РСДРП, хотя Троцкий не "заметил" его присутствия. После съезда Джугашвили посетил Париж и вернулся в Тифлис, откуда сразу отбыл в Баку.

В это время глава российского правительства П. Столыпин настоял на исключении из Государственной Думы 55 социал-демократов и арестовал 16 из них. За этим последовал разгром рабочих организаций и введение военно-полевых судов.

Между тем, как свидетельствует Троцкий, "повальный характер" приобрело "дезертирство" из революции и, прежде всего, интеллигенции, которая уходила от политики в религию и "эротическую мистику". "Эпидемия самоубийств дополнила картину. Переоценка ценностей направлялась, прежде всего, против революционных партий и их вождей". "Даже в каторжных тюрьмах герои и героини восстаний и террористических актов враждебно отворачивались от собственного вчерашнего дня и употребляли такие слова, как "партия", "товарищ", "социализм", не иначе, как в ироническом смысле".

"Атмосфера взаимного недоверия и подозрительности душила всякую инициативу", - пишет Троцкий. - "Террор сверху дополнялся террором снизу".

В это время Ленин "отдыхал" после съезда в Финляндии, откуда призывал: "Мы советуем всем многочисленным боевым группам нашей партии прекратить свою бездеятельность и предпринять ряд партизанских действий".

Для партии (ее руководства) важнейшим оказался вопрос о деньгах, ("нерве всякой войны, в том числе и гражданской"). До 1905 г. революционное движение финансировалось главным образом либеральной буржуазией и радикальной интеллигенцией. Но после "Манифеста" Николая II и избрания Государственной Думы буржуазия стала видеть в революционерах "помеху на пути соглашения с монархией". По финансам партии резко ударили локауты и безработица, которые приостановили приток денег со стороны рабочих. Например, "Искра" распространялась профсоюзами по обязательной подписке среди рабочих по цене 2 коп. за номер. Таким образом, почти единственным средством дальнейшего финансирования партии оказался насильственный захват денежных средств. Первоначальное назначение "боевых организаций" ("боевых дружин"), возникших в ходе революции 1905 года, состояло в том, чтобы встать во главе восставших масс, помогая им овладевать оружием. На Стокгольмском съезде обсуждался вопрос об использовании боевых отрядов для "экспроприации" под "контролем партии", но эта резолюция большевиков не прошла. Резолюция Лондонского съезда категорически запрещала "экспроприации" и постановила распустить "боевые организации" партии. Вместе с Лениным (и Красиным) Джугашвили голосовал "против" решения съезда о роспуске "боевых дружин" (которое фактически не было выполнено).

"Дело шло, разумеется, не об абстрактной морали. Все классы и все партии подходят к вопросу об убийстве не с точки зрения библейской заповеди, а с точки зрения тех исторических интересов, какие они представляют, - писал Троцкий. - ...Официальные моралисты отрицают насилие тогда, когда дело идет о революционном насилии. Наоборот, кто борется против классового гнета, тот не может не признавать революцию". Однако, по его мнению, в условиях "парламентаризма" (Государственная дума) "партизанские" действия "боевых дружин" стали анахронизмом и лишь "компрометировали и разлагали партию".

Между тем "главным вдохновителем и генеральным руководителем... боевой работы" был сам Ленин, которому помогали "близкие, доверенные люди". В составе ЦК был еще "малый комитет", в который входили Ленин, Красин и Богданов, и деятельность которого была скрыта от членов партии. Этот "малый комитет" и занимался "финансами партии", то есть фактически экспроприациями.

Однако вскоре после съезда произошел распад "тайной тройки": Красин и Богданов отошли от Ленина (на десять лет). И вот тогда Ленину остро понадобились другие соратники.

Троцкий позже вспоминает: "Если Кобе не хватало исторического кругозора, зато он в избытке был наделен упорством. В годы реакции он принадлежал не к тем десяткам тысяч, которые покидали партию, а к тем немногим сотням, которые несмотря ни на что, сохраняли верность ей", (т.е. Ленину).

Он обращал внимание на очень важный момент в личности Сталина: "Инициатором Коба не был ни в чем, нигде и никогда. Но он был весьма способен воспользоваться инициативой других, подтолкнуть инициаторов вперед и оставить за собой свободу выбора. Это не значит, что Коба был лишен мужества, но он предпочитал расходовать его экономно".

Это развеивает еще один школьный миф о "мужестве" Сталина, который якобы проходил "сквозь строй" избивавших его солдат с книжкой Карла Маркса в руках.

По версии одного из сталинских биографов Суварина: "Сталин не возвращается и никому не позволяет возвращаться к террористическим актам, так или иначе связанным с его именем, иначе обнаружилось бы неизбежно, что в актах участвовали другие, он руководил ими издалека".

Так, 13 июня 1907 г. в центре Тифлиса было совершенно нападение на почту и похищено 250 тыс. рублей. Руководил экспроприацией С.М. Тер-Петросян ("Камо"). Подтверждения версии об участии Джугашвили не найдено. Но после этого в его биографии появляются месячные "дыры". Возможно, он выезжал заграницу для встречи с Лениным в Швейцарии. Спад "революционных настроений" привел к сокращению денежных поступлений в партийные кассы, поэтому в начале 1908 г было решено еще раз добыть деньги для "партии".

Период с 1908 по 1917 гг. наиболее известный в биографии Джугашвили. Однако и здесь не все ясно, если задаться некоторыми вопросами.

В марте 1908 г. Джугашвили был задержан полицией в Баку и, после почти года пребывания в тюрьме (пока "выясняли" его личность), был отправлен в ссылку в город Сольвычегодск Вологодской губернии.

Островский отмечает интересную деталь. "...Бакинское ГЖУ сделало все возможное, чтобы создать впечатление, будто бы главная вина И.В. Джугашвили заключалась в побеге из ссылки и проживании по чужому паспорту". Это - уже когда полиции, по агентурным сведениям, было хорошо известно, что Джугашвили, под кличкой "Коба", являлся одним из руководителей кавказской организации РСДРП!

Еще в Бакинской тюрьме была предпринята попытка организованного побега.

"...Имеются сведения, что после неудавшегося побега... появилась мысль заменить И.В. Джугашвили на кого-либо из находившихся на воле", - пишет Островский. Это называлось "сменка", - обычное дело в среде "революционеров". Ее для Джугашвили готовили А. Я. Вышинский (меньшевик) и др. По воспоминаниям сокамерника И.П. Надирадзе, накануне отправки на этап Джугашвили покинул камеру под именем заключенного Жвания. "Было красиво смотреть, как товарищ Сталин с сумкой, одетый в теплую шубу, шагал своей медленной и твердой походкой. Он не "провалился" и ушел благополучно. Через месяц по уговору мы получили письмо, что он на воле. По истечении времени был отправлен в этап т. Жвания".

В 1937 г. Вышинский подтвердит нахождение в то время в тюрьме вместе с Джугашвили, но не подтвердит "сменки" по причине "запамятования".

Островский выдвигает версию, что подмена была обнаружена в Москве, и Джугашвили был присоединен к своему этапу. Но установлено, что на полицейской "подписке" об ознакомлении с правилами поведения ссыльного в Сольвычегодске стоит подпись не Джугашвили (?!) К тому же, где жил Джугашвили в период своей ссылки в 1908-1909 гг., выяснить так и не удалось. Никто из местных жителей его не помнил. Полицейские архивы этого периода исчезли. В это время здесь находился Исаак Менделевич (Яков Михайлович) Свердлов.

В мае 1909 г. Джугашвили совершил "побег", якобы на деньги, "собранные ссыльными", (если он вообще там был?) и направился в Петербург. Во всяком случае, ничего об обстоятельствах этого "побега" не известно. В Петербурге он провел больше месяца, где и с кем встречался, свидетельств нет. Не тогда ли Джугашвили вступил в контакт с Петербургским Департаментом полиции? На этот вопрос наводят последующие события.

Появившись в Баку, он тут же попал под наблюдение полиции (?) Охранке стало известно, что она имеет дело с одним из "виднейших деятелей социал-демократического движения на Кавказе".

"Казалось бы, Бакинское охранное отделение должно было приложить максимум усилий для того, чтобы установить личность Кобы. Однако оно демонстрировало удивительный непрофессионализм", - замечает Островский. При этом оба полицейских агента, установившие пребывание "Кобы" (под фамилией Тотомянца) в Баку, знали его лично.

Кстати: откуда у Джугашвили оказался этот настоящий паспорт?

С отъездом П.А. Джапаридзе руководство Бакинской организации большевиков (и подпольной типографии) было "передано" Джугашвили. И тут же был арестован С. Спандарян. Во время ареста Джапаридзе находившиеся у него Джугашвили и Орджоникидзе беспрепятственно покинули квартиру (?!) Все это время Джугашвили находился под постоянным вниманием полиции. Начальник Бакинского охранного отделения послал письмо начальнику Тифлисского охранного отделения: "Арест "Кобы" безусловно нежелателен в виду грозящего провала агентуры и потере освещения предстоящей ликвидации местной организации и ее техники"!

1 декабря 1909 г. Тифлисское охранное отделение сообщает Бакинскому (Джугашвили вернулся вновь в Баку): "В охранном отделении имеются агентурные сведения, что "Коба" (Сосо) есть И.В. Джугашвили...Точно выяснить личность "Кобы" (Сосо) не представлялось возможным".

Поразительная "некомпетентность"!

В Париже по решению ЦК в январе 1910 г. было создано его Русское бюро, в состав которого вошел Джугашвили (вместе с Р. Малиновским и другими).

В это время у него вновь появились "проблемы" с руководством Бакинской организации. Сначала он, по сообщению случайного прохожего на улице (?), обвинил в провокаторстве некоего Михаила Коберидзе (который действительно оказался провокатором), затем сообщил о готовящемся аресте руководства. В результате в руководстве возник конфликт.

По воспоминанию одного из свидетелей: "...Сложилось убеждение, что Сталин выдает жандармам посредством анонимных писем адреса неугодных ему товарищей, от которых он хотел отделаться. Товарищи по фракции [большевики] решили его допросить и судить... Жандармы, по их сведениям, получали адреса некоторых товарищей большевиков, написанные рукой, но печатными буквами, и по этим адресам были произведены обыски, причем арестованными оказывались всегда те, которые вели в организации борьбу с Сосо по тому или иному вопросу. На одно заседание суда (их состоялось несколько) вместо Кобы явилась охранка и арестовала всех судей. Коба тоже был арестован на улице по дороге в суд. И судьи, и обвиняемые очутились в Бакинской тюрьме".

Другое свидетельство: "В 1909 г. Бакинская большевистская группа обвинила его (И.В. Джугашвили) открыто в доносе на Шаумяна и предала его партийному суду. Состоялся суд, но состав суда был арестован в тот же день. Сталин арестован, когда он шел на суд".

А. Островский считает: "...Приведенные свидетельства вызывают сомнения. Никаких доказательств в пользу этой версии до сих пор не приведено, и обнаружить их не удалось".

Здесь историк рядится в мантию адвоката!

Между тем именно в этот период (как было установлено свидетелем и признанно впоследствии самим Сталиным) у Джугашвили были встречи с помощником начальника Бакинского ГЖУ Ф.В. Зайцевым, который перед его арестом был заменен. Позже Сталин объяснил эти встречи тем, что Зайцев был его "агентом"! Если принять во внимание его незначительное и временное положение в партийной иерархии и отсутствие больших денежных средств (для подкупа), а также большую разницу в возрасте (Сталину - в 1908 г. было 30 лет), невозможно понять мотивацию "агентурного" поведения высокого жандармского чина. Значительно логичнее объяснить обратное, приняв во внимание, что члены Бакинской организации, заподозрив провокаторство, установили постоянное наблюдение за зданием охранки. Поэтому жандарму безопаснее было встречаться со своим агентом на его квартире.

"Узел, завязавшийся внутри Бакинского комитета, был разрублен охранкой", - пишет Островский. 23 марта 1910 г. ровно через неделю после упомянутого ранее заседания комитета, Джугашвили был арестован.

По воспоминаниям: "Находясь в тюрьме, члены суда решили закончить суд в тюрьме, но тюремные условия не способствовали этому. Потом Сталина сослали, и дело заглохло".

В полицейском донесении об аресте Джугашвили сообщалось: "Проживая всюду без прописки и часто у своей сожительницы Стафании Леондровой Петровской, "молочник" имел в минувшем году паспорт на имя Оганеса Вартанова Тотомянца". Петровская была арестована, их дела были объединены. На допросах Джугашвили, признавший побег из ссылки, заявил: "Принадлежавшим себя к каким бы то ни было политическим партиям не считаю. ...С Петровской я вообще никогда не жил, и в сожительстве не состоял". Петровская тоже отрицала свою причастность к революционному подполью, но признавала свою интимную связь с Джугашвили.

Джугашвили был переведен в тюремную больницу (?). По решению Бакинского ГЖУ Петровская была освобождена, а Джугашвили, опять в административном порядке подлежал высылке в "самые отдаленные места" Сибири на пять лет. Но он 29 июня обратился к градоначальнику с прошением:

"Ввиду имеющегося у меня туберкулеза легких, констатированного тюремным врачом Нестеровым... честь имею покорнейше просить Ваше превосходительство назначить комиссию врачей для освидетельствования самочувствования по состоянию своего здоровья, ... и покорнейше прошу Ваше превосходительство применить ко мне возможно меньшую меру пресечения и по возможности ускорить ход дела. Одновременно с этим прошу ваше превосходительство разрешить мне вступить в законный брак с проживающей в Баку Стефанией Леандровной Петровской. 1910. 29 июня. Проситель Джугашвили".

На следующий день 30 июня он отправил второе прошение, в котором он называл С.Л. Петровскую "моей женой". Из этого письма следует, что он был знаком с Зайцевым с 1908 г.! Подробно изложив обстоятельства своих побегов из ссылок, Джугашвили заканчивал: "Делая настоящее заявление, покорнейше прошу Ваше Превосходительство принять его во внимание при обсуждении моего дела. Иосиф Джугашвили, 1910 г. 30 июня".

Нельзя не обратить внимания на бюрократический стиль обращений. Нет никаких сомнений, что в то время полуграмотный молодой человек мог написать такие прошения только под диктовку следователя.

А. Островский пишет: "Оставляя в стороне вопрос о соответствии подобного прошения революционной этике (а то, что оно не делало чести И. Джугашвили как революционеру, очевидно), следует отметить, что оно поражает своей беспомощностью".

Градоначальник на прошения не отреагировал, медицинское обследование было проведено после решения суда (также как и разрешение на брак). Джугашвили ("как лицо вредное для общественного спокойствия") был направлен этапом в сентябре 1910 г. в Вологодскую губернию сроком на пять лет. В Сольвычегодске он жил в доме М.П. Кузаковой, где был прописан вместе со ссыльной Серафимой Хорошениной, с которой фактически находился в "гражданском браке". Но Хорошенина вскоре была отправлена в Николаев.

"В последние годы в печати стали циркулировать сведения, будто бы после отъезда И.В. Джугашвили из Сольвычегодска у М.П. Кузаковой родился ребенок, которого молва называла его сыном. ...Нельзя не обратить внимания на то, что слухи о сольвычегодском "романе" вождя появились задолго до революции", - отмечает Островский.

По истечению срока ссылки в июле 1911 г. Джугашвили был отправлен в Вологду для проживания под надзором полиции, где он писал статьи в "Рабочую газету". Здесь у Джугашвили был роман (по агентурным сведениям) с "ученицей седьмого класса гимназии" Пелагеей Онуфриевой, дочерью одного из его революционных соратников.

Революционер Джугашвили не предпринял ни малейшей попытки покинуть ссылку (хотя сделать это было значительно легче, чем из Сибири). Почему?

Но... 28 мая - 4 июня в Париже состоялось совещание членов ЦК РСДРП, на котором было принято решение о созыве Пленума ЦК и общепартийной конференции. С этой целью в Россию были направлены А.И. Рыков (арестован в Кракове), Г.К. Орджоникидзе и др.

По утверждению Островского, начальник охранного отделения П.П. Заварзин знал, что готовится общепартийная конференция и что к этой деятельности намечено привлечение И.В. Джугашвили. "Поэтому он был нужен ему как "меченый атом", с помощью которого можно было установить связи ЦК РСДРП в России". Это подтверждено документами.

В таком случае, вполне уместно предположить: Джугашвили и ранее (в Баку и Тифлисе) использовался полицией как "меченый атом"! Для этого не надо было числиться в списках агентов полиции.

6 сентября Джугашвили открыто (под полицейским наблюдением!) покинул Вологду на поезде и прибыл в Петербург (где его уже ждали "филёры"). Телеграмма из полицейского управления Вологды гласила: "прошу не подвергать аресту, выезде сопровождать наблюдением".

Однако 8 сентября в Петербурге Джугашвили все-таки был арестован охранным отделением (о чем в течение восьми дней не было сообщено в Департамент полиции).

Островский предполагает: "По всей видимости здесь, в охранном отделении И.В. Джугашвили пытались, если не завербовать, то по крайней мере расколоть и получить хоть какие-либо сведения".

Он был возвращен в Вологду со свидетельством на "свободный проезд"!

"За спиной И.В. Джугашвили было уже десять лет жизни профессионального революционера и не один побег, поэтому предоставление ему возможности добираться до места новой ссылки самостоятельно по существу означало создание условий для нового побега", - справедливо замечает Островский.

Примечательно, что только после ареста 9 сентября в Петербурге полицией была установлена точная дата его рождения - 6 декабря 1878 г.!

На Пражской конференции (5(18) -17 (30) января 1912 г.) Джугашвили был заочно "кооптирован" (по предложению Ленина) в состав ЦК и был избран в Русское бюро (вместе с Орджоникидзе). Об этом сообщил Орджоникидзе, навестивший его в Вологде 10 февраля. "...Сталин вошел в первый раз в ЦК через заднюю дверь", - писал Троцкий. 29 февраля 1912 г. ночью Джугашвили выбыл из Вологды в "неизвестном направлении" (для полиции).

На самом деле он на поезде отправился в Москву, затем побывал в Петербурге. Вместе с Малиновским и Орджоникидзе занимался вопросом о возвращении "наследия Шмидта" (отправил письмо К. Цеткин). 22 апреля был арестован и выслан в Нарымский край на 3 года. "Если учесть, что после высылки И.В. Джугашвили в Вологду он стал членом ЦК РСДРП и что на его счету была целая серия побегов, а также принять во внимание два года и девять месяцев неотбытия им ссылки, решение Особого совещания не может не вызвать удивления", - отмечает Островский.

Между тем с арестом Джугашвили завершилась ликвидация Русского бюро ЦК РСДРП. В Тифлисе в руки жандармов попали не только архив Тифлисской организации, но и документы Русского бюро ЦК РСДРП. На свободе остался только Малиновский (и Белостоцкий). Поэтому летом 1912 г. деятельность ЦК РСДРП оказалась почти полностью парализованной.

В Нарыме Джугашвили пробыл 38 дней. Бежал в ночь на 1 сентября на пароходе в Томск. Из Томска в Петербург его путь неизвестен (якобы на паровозе). Здесь одно время он жил на квартире В.М. Скрябина (Молотова). Он получил партийную кассу, хранившуюся на квартире арестованной Стасовой. После этого 13-14 сентября жандармами был почти полностью разгромлен Петербургский комитет РСДРП. В Москве Джугашвили встречался с Малиновским. В это время под Тифлисом была предпринята неудавшаяся попытка экспроприации, под руководством Камо. 29 октября через Финляндию Джугашвили выехал в Краков для встречи с Лениным (туда же отправился Малиновский, избранный депутатом Государственной думы). После этого он вернулся в Петербург.

18 декабря 1912 г. Джугашвили вновь отправился в Краков (через Финляндию и Германию). Совещание восстановило ЦК, в состав которого вошел Джугашвили (Ленин, Зиновьев, Свердлов, Малиновский и др.) и рассмотрело вопрос о финансах. За 1912 г. ЦК израсходовало 42 826 франков, в кассе осталось 7500 франков. "Кобе" было выделено 60 рублей в месяц, Ленину и Зиновьеву (от "Правды"") по 100 рублей в месяц. Совещание рекомендовало Малиновскому и Петровскому обратиться в Москве к Кржижановскому и Красину с просьбой "ссудить или помочь добыть деньги". Все переговоры в Москве по финансам вела Андреева (жена Горького).

Из Кракова Джугашвили переехал в Вену, где познакомился с Бухариным и Троцким. Жил (январь- февраль 1913 г.) на квартире Трояновских (младший Трояновский стал впоследствии видным советским дипломатом). Отсюда он писал Малиновскому: "Здравствуй, дружище...". Написал статью "Марксизм и национальный вопрос" для Петербургского журнала "Просвещение". "Нация - это исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психологического склада, проявляющегося в общности культуры".

В феврале вернулся в Петербург (жил на квартире депутата Бадаева), о чем сразу же узнала полиция. Отсюда он требовал прекратить "порочащие" Малиновского слухи. Занимался организацией "Правды" и "финансами" (вместе с Шаумяном).

Вечером 23 февраля Джугашвили был арестован (вероятно, по "наводке" Малиновского) и подлежал высылке в Туруханский край на четыре года.

"Если учесть, что на счету И.В. Джугашвили два года десять месяцев неотбытой Нарымский ссылки, а Департамент полиции имел полное представление о его положении внутри партии, то принятое решение нельзя не признать либеральным", - опять справедливо замечает Островский.

В июле Джугашвили прибыл сначала в Красноярск, затем в августе на пароходе в село Монастырское Туруханского края (станок Мироедиха, затем село Костино). Ленин по почте из Кракова отправил ему деньги 120 франков (60 рублей). Здесь он встретился со Свердловым. Джугашвили написал прошение о предоставлении ему "положенного пособия" и стал его получать ежемесячно. Однако он написал письмо Зиновьеву (Ленину) с просьбой прислать денег. Такие же письма он отправил Т.А. Словатинской в Петербург ("У меня нет ни гроша". "Нет мочи ждать больше".) и Р. Малиновскому ("Здравствуй, друг. ...Кажется никогда не переживал такого ужасного положения"). Последнее большое письмо примечательно не только житейскими мелочами (перечень цен на хлеб, мясо, керосин и пр.), но перечислением многих имен. Трудно себе представить, что письма политссыльных не просматривались полицией!

22 апреля товарищ министра внутренних дел В.Ф. Джунковский поставил председателя Государственной Думы М.В. Родзянко в известность о том, что Р. Малиновский являлся секретным сотрудником Департамента полиции, а 8 мая последний положил на стол Родзянко заявление о сложении с себя полномочий депутата Государственной Думы. Примечательно, что провокатора разоблачили не сами "революционеры" (трудно поверить, что они были столь "доверчивы"), а заместитель министра внутренних дел правительства! Вероятно, у него были на то свои "личные" моральные причины.

В результате такой активной "переписки" полиция, предполагая готовившийся побег, переправила Свердлова и Джугашвили дальше на север (станок Курейка, 80 верст за Полярным кругом), куда они прибыли в марте 1914 г. Здесь они продолжали получать деньги (через третье лицо, чтобы не лишиться ежемесячного пособия). Свердлов в письме написал о Джугашвили: "Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни". Этот индивидуализм заключался в том, что Джугашвили не был приучен к домашнему хозяйству и пытался переложить на своего товарища все заботы по дому. Не прожив вместе даже месяца, они разъехались. По словам Свердлова, Джугашвили "вскоре не стал со мною разговаривать и дал понять, чтобы я освободил его от своей персоны".

С марта 1914 г. Джугашвили жил в доме крестьянина Перелыгина, несовершеннолетняя дочь которого родила от ссыльного двух детей (один умер). Во время Н. С. Хрущева эта версия проверялась тем же И.А.Серовым: "...По рассказам гр-ки Перелыгиной было установлено, что И.В. Сталин, находясь в Курейке, совратил ее в возрасте 14 лет и стал сожительствовать. В связи с этим И.В. Сталин вызывался к жандарму Лалетину для привлечения к уголовной ответственности за сожительство с несовершеннолетней. И.В. Сталин дал слово жандарму жениться на Перелыгиной, когда она станет совершеннолетней. ...По окончании ссылки Сталин уехал, и она была вынуждена выйти замуж за местного крестьянина Давыдова, который и усыновил родившегося мальчика Александра. За время жизни Сталин ей никогда не оказывал никакой помощи. В настоящее время сын Александр служит в армии и является майором". Этот факты подтверждены и современными документами.

В октябре 1916 г. Джугашвили был включен в список призывников на военную службу (?!) и отправлен в Красноярск, куда он "вызвал" телеграммой Швейцер, (жена только что умершего его "друга" Спандаряна), с которой жил свободно на квартире. Только в феврале 1917 г. (через 4 месяца!) он предстал перед медицинской комиссией, которая, естественно, его забраковала из-за дефекта левой руки. Джугашвили обратился в Полицейское управление с прошением представить ему возможность оставшиеся 4 месяца ссылки провести в Красноярске. Но его направили в г. Ачинск, где он жил с Швейцер "на квартире" (на какие деньги?).

2 марта власть в Петрограде переходит к Временному правительству. Министр юстиции А.Ф. Керенский направляет телеграмму Военному губернатору Енисейской губернии об освобождении ссыльных депутатов Госдумы. Каменев вместе с другими ссыльными депутатами покинул Ачинск 8 марта. В вагоне с ним ехали Джугашвили и Швейцер. В Петроград они прибыли 12 марта. Было проведено совещание, в результате которого Джугашвили, Каменев и Муранов совершили "редакционный переворот", взяв редакцию газеты "Правда" в свои руки. В номере "Правды" от 14 марта появилась статья впервые под подписью СТАЛИН.

Таким образом, представив аргументы "за и против" версии о том, что Сталин был "агентом охранки", Островский приходит к осторожному выводу: "Рассмотренный материал показывает, что реальная биография И.В. Сталина значительно отличается от той ее версии, которая нашла отражение в официальной литературе".

Оказывается, что Сталин был арестован не шесть, (по официальной биографии), а как минимум девять раз. Кроме того, не менее четырех раз его подвергли задержанию (и выпустили). Дважды он странным образом "ускользал" от полиции. Из ссылки ему "удалось" бежать не четыре, а, по меньшей мере, восемь раз.

"Аресты и побеги могут лишь украсить биографию революционера. Почему же в свое время И.В. Сталин не только называл меньшее количество арестов и побегов, но и не дал их полной и точной хронологии?" - задает вопрос Островский. И пытается выдвинуть предположение: "может быть, И.В. Джугашвили и И.В. Сталин - это разные люди, и последний плохо знал революционную биографию первого?". Но это предположение он сам подвергает сомнению. Однако вопросы остаются.

Почему Сталин называет ошибочно свой день рождения 9(21) декабря 1879 г, на самом деле - 6 (18) декабря 1878 г.? Почему официальная историография предпочитает замалчивать первое его знакомство с полицией (1899 г.) и факт его первого ареста в 1900 г., задержание в ночь с 21 по 22 марта 1901 г.? Почему, вернувшись в Баку летом 1909 г., он не был опознан хорошо его знавшими полицейским чинами? Почему почти отсутствуют оригиналы его дореволюционных фотографий и нет дактилоскопических отпечатков? Почему некоторые полицейские документы подписаны явно не его рукой?

Особое внимание вызывает подтвержденный самим Сталиным факт использования им при побеге из первой ссылки якобы "поддельного" удостоверения, агента балаганского уездного исправника. Однако известно, что удостоверение было подлинное, да и изготовить такое удостоверение в условиях ссылки было невозможно.

В официальной биографии отсутствует период (1904 г.) после его "таинственного" возвращения из первой ссылки в Батум, когда он на полгода был отстранен от какой-либо "партийной работы" по причине порочащих его "слухов". Ситуация для него изменилась только после ареста руководства организации. На какие средства он существовал в это время? Примечательно, что и в дальнейшем подобные "проблемы" Джугашвили решались арестами его "оппонентов". Кто-то постоянно расчищал ему дорогу к партийной карьере. "Специального выяснения требуют разногласия, которые возникли в 1909-1910 гг. внутри Бакинского комитета РСДРП и были связаны с вопросами о провокации", - считает Островский.

Имя присутствовавшего на Таммерфорсской конференции провокатора (по документам полиции) так и не было установлено, несмотря на то, что там были только известные лица. В связи с этим примечательна очень близкая взаимная дружба Джугашвили с агентом полиции Р. Малиновским!

Почему в Бакинском ГЖУ (ротмистр Ф.В. Зайцев) и в Тифлисском ГЖУ явно фальсифицировали документы на Джугашвили?

Вызывают удивления обстоятельства его "облегченных" ссылок, несмотря на побеги и "активную" революционную деятельность (под надзором полиции). А так же тот факт, что Бакинская и Тифлисская полиция легко принимала сбежавшего из очередной ссылки Джугашвили за то лицо, по документам которого он проживал почти легально. Почему одни ссылки он отбывает благополучно (не испытывая денежных затруднений) почти до конца, а из других бежит (несмотря на отсутствие денежной поддержки партии, у которой был специальный фонд для этого)? Например, необъяснимый факт "исчезновения" денег присланных Лениным (через Сталина) на их побег со Свердловым. Почему серьезные денежные затруднения в ссылках (несмотря на регулярно получаемое "пособие") и арестах начались только после 1912 г.? Да и сами условия ссылки (беспричинно) стали намного суровее (Сибирь). Не потому ли, что Джугашвили, действительно, попытался "соскочить" с полицейского "надзора"? Именно тогда появилось "письмо Еремина"!

Почему из его биографии вычеркнут побег из Сольвычегодска в 1911 г.? Обращает на себя внимание и то, что, бежав из ссылки, Джугашвили неоднократно возвращался туда, откуда его высылали и где, по этой причине, его знали как местная полиция, так и жандармы. Вообще обстоятельства его неудачных и удачных побегов из ссылок остаются неясными до сих пор. Например: весной-летом 1916 г. из Курейки, Туруханского края.

Совершенно нелепая история с его "призывом" на военную службу в конце 1916 г. Почему очевидный дефект левой руки отсутствует в некоторых описаниях полицейских документов? Почему этот дефект освободил его от мобилизации в 1914 г., но не помешал его призыву в 1917 г.? Трудно отделаться от впечатления, что кто-то его просто "вытаскивал" из Курейки. Наконец, обстоятельства присутствия в Ачинске (по личной просьбе) и выезда в Петроград (он не был депутатом Госдумы) до сих пор не ясны.

С 1899 по 1908 гг. Джугашвили провел на воле не менее семи лет (примерно 2 года на аресты и ссылки), а с 1908 по 1917 гг. - около полутора лет (более семи лет - ссылки, в том числе трехлетняя Вологодская и четырехгодичная Туруханская).

В связи с этим примечательно мнение полицейского чина: "Ссылка существовала только на бумаге. Не бежал из ссылки только тот, кто этого не хотел, кому, по личным соображениям, не было надобности бежать". На 1903 год, например, каждый четвертый из 3250 ссыльных находился в "самовольной отлучке".

Троцкий (два побега, последний из Сибири) подтверждал: "Бежать в большинстве случаев было нетрудно".

Об этом пишет Монтефиоре: "Русские цари оказались плохими полицейскими. Ссылки больше походили не на суровое наказание смутьянов, стремящихся свергнуть существующий строй, а на отпуск в какой-нибудь отдаленной сибирской деревне. Здесь они отдыхали от революционной работы, читали, знакомились, начинали любить и ненавидеть друг друга, переписывались с товарищами в Санкт-Петербурге или Вене, обсуждали темные и малопонятные проблемы диалектического материализма и заводили романы с местными девушками. За порядком среди сосланных обычно следил один жандарм. Когда ссыльным надоедало такое вольное, но скучное существование или их звала революция, они бежали. Хотя по большому счету уход из ссылки и побегом-то нельзя назвать. Главное было пройти через тайгу и добраться до ближайшей железной дороги".

Но Островский по этому поводу замечает: "Следует учитывать, что совершить побег самостоятельно можно было только в виде исключения. Для его успеха требовались деньги, документы и явки".

Это замечание очень важно. Обращает на себя внимание то, что, если из первых ссылок Сталин бежит регулярно (фактически без помощи "партии"), хотя живет в них сравнительно комфортно, то из последних двух ссылок, значительно более жестких по режиму, он фактически не предпринимает попыток побега, несмотря на регулярную денежную помощь партии, (в том числе и на побег). И еще. Если сравнить даты ссылок Сталина с "письмом Еремина", то становится ясно... Во-первых, первые аресты и ссылки Джугашвили очень похожи на стремление полиции не скомпрометировать своего агента, "спрятать" его на время массовых арестов, создав ему вполне комфортные условия пребывания в ссылках и способствуя ему "бежать" в случае новой необходимости (например, накануне, предстоявших значительных партийных событий). Во-вторых, когда Джугашвили, попав (не без помощи полиции) в высшую партийную иерархию, решил отказаться от дальнейшего сотрудничества с охранкой, последовала незамедлительная кара: ссылка в Туруханский край.

Разработанная в 1908 г. инструкция Московского охранного отделения рекомендовала в случае случайного ареста агента освобождать всех арестованных (по причине подозрений в случае "легкого" побега из ссылки).

Из полицейского документа: "Практика указала, что сотрудники, давшие неоднократно удачные ликвидации и оставшиеся не привлеченными к следствию или дознанию, безусловно, рискуют при следующей ликвидации, если вновь останутся безнаказанными провалиться. ...В подобных случаях более целесообразно не ставить сотрудников в такое положение и, с их согласия, дать им в конце концов возможность, если то является необходимым, нести вместе со своими товарищами судебную ответственность, имея в виду, что подвергшись наказанию в виде заключения в крепость или в ссылке, они не только гарантируют себя от провала, но и усилят доверие партийных деятелей и затем смогут оказать крупные услуги делу розыска как местных учреждений, так и заграничной агентуре, при условии, конечно, материального обеспечения их во время отбытия наказания. ...Будет обращено особое внимание... на предоставление серьезных секретных сотрудников для заграничной агентуры, которая может пополняться только из России и притом лицами, совершенно не скомпрометированными с партийной точки зрения".

Этот полицейский документ свидетельствует, что охранка располагала достаточно большим количеством своих агентов, заслуживавших в партийных кругах полного доверия (о чем свидетельствует ее полная информация обо всех партийных событиях и персоналиях).

Однако Островский делает вывод: "Итак, с одной стороны, в нашем распоряжении имеется большой фактический материал о загадках в революционной биографии И.В. Сталина, рождающих подозрения относительно его связи с охранкой, с другой стороны, очевидно, что как для подобного обвинения, так и для его опровержения одних косвенных аргументов недостаточно".

В связи с этим А. Островский замечает: "Если с этих позиций подойти к арестам И.В. Сталина 1910,1911 и 1912 гг., то их можно было бы рассматривать как форму прикрытия, но этого никак нельзя сказать об аресте 1913 г. и последовавшей за ним ссылке в Туруханский край". Но при этом историк "забывает", что, согласно "письму Еремина", именно в 1912 году Джугашвили прекращает свое сотрудничество с полицией и Туруханская ссылка была за это возмездием.

"Все это вместе взятое невольно рождает самые худшие подозрения и придает заманчивость версии о связях И.В. Сталина с охранкой, - приходит к заключению А. Островский. - Однако, несмотря на внешнюю убедительность этой версии, бесспорных доказательств в ее пользу до сих пор не приведено". Между тем он сам вынужден признать. "Не может не настораживать то, что почти сразу же после революции И.В. Сталин начинает выявлять материалы о самом себе, изымать из местных архивов и ограничивать к ним доступ в Москве".

Так что, о каких "документах" может идти речь после столь жесткой "зачистки" архивов?

А. Островский проанализировал полицейские документы Бакинского и Тифлисского ГЖУ и списки их секретных сотрудников, утверждает, что Джугашвили "в штате секретных сотрудников Бакинского губернского жандармского управления не состоял". Одним из его аргументов является следующий: "Из семи лет после этого (23 марта 1910 г.) ареста И.В. Сталин провел на воле всего лишь 10 месяцев, т.е. менее года. Невероятно, чтобы, приобретя столь ценного секретного сотрудника, охранка предпочла держать его в тюрьмах и ссылке".

Однако он же признает: "Подобными загадками пестрит вся история революционного движения".

Например, блестяще проведенная полицейская операция по задержанию и аресту всех участников дерзкой экспроприации 13 июня 1907 г. в центре Тифлиса на Эриванской площади под руководством С.А. Тер-Петросяна ("Камо"), не могла быть осуществлена без провокатора, который должен был знать всех участников и их местонахождение. Был арестован не только "Камо" в Берлине, но М.М. Литвинов во Франции (с деньгами - 250 тысяч рублей) и в Финляндии Л.Б. Красин, в Петербурге были арестованы Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев и другие члены ЦК. "Поразительная оперативность российской полиции!" - вынужден признать Островский. Но вскоре все арестованные (кроме "Камо") были отпущены и благополучно выехали заграницу. Это "очень странное" расследование вел подполковник Особого отдела Департамента полиции (Тифлис) А.М. Еремин!

Из этого можно сделать вывод. Быстрый арест руководителей и посредников экспроприации явно свидетельствует о наличии провокатора, которого не оказалось среди арестованных (по ошибке полиции). Быстрое их освобождение доказывает, что провокатор оказался на грани обнаружения.

Монтефиоре утверждает: "Среди революционеров было очень много агентов царской охранки, многие большевики были даже не двойными, а тройными агентами. Коба наверняка был не прочь избавиться от товарищей, которые выступали против него, но, как отмечали сами сотрудники охранки в своих рапортах, при любых обстоятельствах он оставался фанатичным марксистом: это стало основополагающей чертой его характера".

С вопросом о "провокаторстве" неожиданно оказывается связан вопрос о финансировании революции.

Островский не без иронии замечает: "...Многие взрослые люди, даже с кандидатскими и докторскими дипломами, убеждены, будто бы политикой можно заниматься, только одухотворяясь идеями.

Будто достаточно одних идей, чтобы нанимать помещения, издавать газеты, журналы, книги, брошюры, листовки, плакаты, осуществлять их хранение, транспортировку и распространение, содержать партийных функционеров и т.д.".

Даже современные "революционные" фанатики не хотят признать той очевидности, что любая революция стоит больших денег.

Так, бюджет РСДРП (1905 г., по отчету III съезду) составлял около 200 тысяч рублей.

"Исходя из этого, с полным основанием можно утверждать, что в начале XX в. бюджет революционного подполья в России составлял не один миллион рублей.

Откуда черпались эти деньги?" - задает правомерный вопрос Островский.

И его ответ производит впечатление на современного читателя.

Необходимые денежные средства революционные партии получали как внутри страны, так и из-за ее пределов. Из-за границы деньги поступали от частных лиц, общественных, предпринимательских и политических организаций, а также - от спецслужб, и, конечно, от экспроприаций и. "революционного рэкета".

"Но, пожалуй, самым распространенным источником финансирования были частные пожертвования", - пишет Островский, имея в виду, прежде всего, Савву Морозова и Н.П. Шмидта.

Л.Б. Красин вспоминал: "Считалось признаком хорошего тона в более или менее радикальных или либеральных кругах давать деньги на революционные партии..."

Об этом писал и Л.Д. Троцкий: "До конституционного манифеста 1905 г. революционное движение финансировалось главным образом либеральной буржуазией и радикальной интеллигенцией. Это относилось также к большевикам, на которых либеральная оппозиция глядела тогда лишь как наиболее смелых революционных демократов".

Одним из тех, через кого большевики получали деньги от своих кредиторов, был писатель А.М. Горький.

Но еще более интересны факты, приведенные Островским о "революционном подполье" на Кавказе, которое поддерживали "нефтяные короли": братья Нобели (потомки шведа Иммануила Нобеля), Ротшильды, А.И Манташев, А.О. Гукасов. "Итак, можно констатировать, что определенная часть влиятельнейших нефтепромышленников находилась в крайней оппозиции к существующей власти и была готова поддержать в борьбе с ней самые радикальные, в том числе революционные силы", - пишет он. То же - относится и к "марганцевым" магнатам Кавказа.

Революционные организации брали под защиту от "рэкета" тех предпринимателей, которые оказывали им материальную поддержку. Например, воздерживаясь от проведения на их предприятиях забастовок. Установление контактов между революционными партиями и их "спонсорами" имело своим следствием сращивание коммерческих структур с революционным подпольем.

Вместе с тем, одной из важных проблем деятельности революционных партий была аккумулирование денежных средств, их хранение и перемещение. Так одним из клиентов Французского банка Креди Леонэ ("Леонский кредит") был сам В.И. Ленин, в бытность свою во Франции. Сюда через Московское отделение переводились деньги из России (однажды в январе 1909 г. Ленин положил в банк 300 000 рублей).

"Таким образом, если революционное движение было заинтересовано в его поддержке буржуазией, то буржуазия была заинтересована в использовании революционных партий в своих целях", - констатирует Островский.

Именно этим он объясняет секрет особого благоволения Ленина к Джугашвили, у которого еще с 1904 г. сложились "дружеские" отношения с крупными Бакинскими промышленниками И.Э. Гуковским и И.А. Манташевым (с которыми он познакомился через своего друга детства и юности С.Г. Шаумяна). В Баку Сталин занимался "финансовыми вопросами", т.е. имел личные контакты с "источниками финансирования" партии.

Островский делает вывод: "Есть основания думать, что выявление его дореволюционных закулисных связей не только позволит объяснить многие "загадки" в его революционной биографии, но и откроет некоторые невидимые пружины его политической карьеры как до, так и после 1917 г.".

Даже Троцкий не догадывался об этом. Он по наивности считал, что "революционная биография Сталина имела... до марта 1917 г., заурядный характер". Позже он вспоминал, что Сталин не был "трибуном, стратегом или вождем восстания", а был "бюрократом революции". Он играл при Ленине роль "начальника штаба или чиновника по ответственным поручениям". Но Троцкий признавал, что именно 1917 г. стал важнейшим этапом в формирование "будущего диктатора". Вместе с тем он утверждал: " ...Я не думаю, что во всей человеческой истории можно найти что-нибудь, хотя бы в отдаленной степени похожее на ту гигантскую фабрику лжи, которая организована Кремлем под руководством Сталина, причем одной из главнейших работ этой фабрики является создание Сталину новой биографии".

После знакомства с книгой Островского с этим можно согласиться.

Действительно, на первый взгляд непонятно, каким образом заурядный провинциальный деятель, чьи весьма скромные способности и "революционные заслуги" не выделяют его среди сотен подобных партийных функционеров, вдруг во время революции попадает в узкий состав большевистской элиты.

На самом деле к 1917 г. Сталин со своим партийным стажем, превышающим 18 лет, принадлежал уже к ветеранам революционного подполья, которые к тому времени составляли не более 10% членов партии. Почти все они знали друг друга если не лично, то, по крайней мере, заочно. Вероятно, его политической карьере способствовали некоторые личные качества. Ленин ценил в Сталине характер: твердость, выдержку, настойчивость, отчасти и хитрость как "необходимые качества в борьбе". Л.Б. Красин отмечал, что у Сталина была "дьявольская смекалка и хитрость, помноженная на осторожность".

Троцкий позже в книге "Сталин" писал: "Революция двигалась вперед. Первое поколение русской социал-демократии, возглавлявшееся Плехановым, начало свою критическую и пропагандистскую деятельность в начале восьмидесятых годов. Пионеры исчислялись единицами, затем десятками. Второе поколение, которое вел за собой Ленин, - он был на 14 лет моложе Плеханова, - выступило на политическую арену в начале девяностых годов. Социал-демократы начали насчитываться сотнями. Третье поколение, состоявшее из людей на десять лет моложе Ленина, включилось в революционную борьбу в конце прошлого и в начале нынешнего столетия. К этому поколению, которое уже привыкло считать тысячами, принадлежали Сталин, Рыков, Зиновьев, Каменев, автор книги и другие".

Об этом пишет и Монтефиоре: "Скорее всего, в те дни [в дни революции 1917 г.- М.К.] Иосиф Виссарионович Сталин был лишь не очень заметным "серым пятном", но самым главным было то, что он был пятном Ленина".

Анализируя перипетии "революционной" судьбы И.В. Джугашвили до 1917 г., создается образ "революционера-одиночки", поведение которого социально не мотивировано. Обращает на себя внимание явно национальный опыт его "революционной" борьбы. Не только на Кавказе, Украине и в других "национальных окраинах", но и в центральной России "революционная" деятельность велась, прежде всего, на националистической почве против русского "великодержавного шовинизма" (Ленин). Отсюда и ленинская идея о "праве наций на самоопределение". Джугашвили пришлось, в конечном счете, сделать выбор в пользу большевиков, но вряд ли он тогда был убежденным марксистом, оставаясь, прежде всего, национал-революционером. Факт появления псевдонима "Сталин" уже после Февральской революции, (до этого он пользовался им лишь один раз), под которым "Кобу" практически никто не знал, как бы "подводило черту" под его кавказской дореволюционной биографией. Не этим ли объясняется в последствии его "дружба" и ненависть к тем, кто знал его как "Кобу"?

В связи с этим следует отметить, что никто из тех, кто оказался в большевистском руководстве после "Октября", не мог утверждать, что он знал Иосифа Джугашвили на всем протяжении его "революционной" карьеры! Похоже, все об Джугашвили знал только И.В. Сталин! Но был ли это один и тот же человек?!

Здесь возможна альтернатива: либо Сталин стремился похоронить навсегда И.В. Джугашвили (как свое "революционное" прошлое), либо "Джугашвили" был псевдоним Сталина с какого-то очень важного этапа его "революционной" деятельности ("подменка"?!). "Двойная жизнь" (под чужим именем) была характерна для многих революционеров. И это обусловливалась часто отнюдь не конспиративной необходимостью. После революции, среди "победителей" было немало тех, кто не хотел, чтобы некоторые факты их биографии оказались "достоянием гласности". Отринув "старый мир", они отрекались от имени своих родителей и жизни в том мире.

В любом случае мифологизация дореволюционной биографии И.В. Джугашвили-Сталина очевидна и в ней следует искать истоки последующей интерпретации его замыслов и мотивацию поведения в советский период.

Очерк третий.

"Социализм в одной стране"

или "государственный капитализм"

"Ни один серьезный поворот в человеческих отношениях не происходил в той форме, в которой воображало его себе предшествующее поколение".

Й. Хейзинга

В.И. Ленин в книге "Государство и революция", написанной им в 1917 году (август), утверждал то, что "при социализме в с е будут управлять по очереди и быстро привыкнут к тому, чтобы никто не управлял". Согласно ленинской концепции, "социализм" означал, прежде всего, "отмирание государства". Промежуточная стадия перехода к "социализму" - "диктатура пролетариата", которая уже есть "полу-государство".

По этому поводу английский историк Эдвард Карр отмечал, что сразу после "октябрьского переворота" шли жаркие споры между большевиками и меньшевиками о том, что "мог ли курс Ленина привести и привел ли к социалистической цели, - вопрос, также зависящий от интерпретации того, что подразумевалось под социализмом".

В поздней советской историографии прочно утвердилась оценка ленинского НЭПа как программы "либерального" перехода к социализму.

"Во время Перестройки, которая провозгласила цель создания рыночной социалистической модели, НЭП стал знаменем либеральных коммунистов, - пишет А. Шубин. - НЭП мог решить все проблемы, и не только экономические". Уничтожение НЭПа "шестидесятники" считали одним из основных преступлений Сталина. Однако историк напоминает, что "идеи рыночного социализма были хорошо известны задолго до Ленина", ссылаясь на Л. Блана и П-Ж. Прудона. "Модель Ленина предусматривала регулирование рынка авторитарным государством, которое ставит своей целью создание нетоварного общества - социализма". И к ней он обратился в "вынужденных обстоятельствах".

Весной 1921 г. страна находилась на грани экономической катастрофы. Тогда Ленин признал "коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм". Но предложенный тогда Лениным НЭП был обречен. Кооперация не получила хозяйственной самостоятельности, так как это могло создать параллельный государству центр экономической власти и подорвать монополизм государства. Специалистам, обладавшим высокой квалификацией, не доверяли. Низкая квалификация управленцев и работников предприятий, отсутствие на практике рыночных стимулов исключало быстрый рост товарного производства.

"Мифический НЭП, - пишет Шубин, - это рыночное общество, где государственный сектор и частная собственность свободно соревнуются на рынке, крестьянство наращивает производство продуктов, которые каждый желающий может свободно купить. Эпоха изобилия и рыночных свобод".

НЭП предполагала многоукладную экономику (социал-демократическая программа), но это создавало благоприятные возможности для коррупции, для развития "бюрократического капитализма". За счет налогов крестьян оплачивалась некомпетентность государственной бюрократии и прибыль "нэпманов".

Шубин замечает: "Сила частного капитала была не в производстве, а в посредничестве, торговле, поскольку государственно-бюрократическое распределение не справлялось с этой задачей. ...Рынок проявил себя не в производстве, а в неравномерности распределения" Государственный монополизм предоставлял широкие возможности для злоупотреблений чиновников. Эта модель коррупции имела мало общего с "социализмом". При этом система НЭПа держалась на монополизме государства. Так, в 1922 г. специальным Законом крестьяне получили землю в "бессрочную аренду" при государственной форме собственности.

В 1923-1924 гг. разразился кризис сбыта продукции. Государственные тресты сбывали свою продукцию по монопольным ценам и через частных перекупщиков. Началась спекуляция. В Москве, Петрограде, Донбассе и других местах прошли забастовки рабочих. "Прилавки могут быть полны потому, что у населения нет денег, чтобы купить, что ему нужно", - замечает Шубин. Кризис показал, что не произошло реального перехода промышленности на рыночные рельсы. После кризиса Всесоюзный совет народного хозяйства (ВСНХ) стал главным органом управления государственной промышленностью.

В 1924 г. Пятаковым (зампред. ВСНХ) был предложен курс на "сверхиндустриализацию". Председатель ВСНХ Дзержинский выступил за развитие легкой промышленности, но его вскоре сменил Куйбышев и "индустриализация" была поддержана партийным руководством.

1925-1926 гг. были "апогеем" НЭПа. В руководстве партии победили "правые", идеологом которых был Н.И. Бухарин, которого тогда поддержал Сталин. Бухарин гарантировал ему, что рост крестьянских хозяйств даст государству достаточно средств для строительства промышленности. Но это оказалось дилетантской утопией. "Аппетиты коммунистической элиты в 1926 г. снова оказались гораздо выше возможностей нэповской экономики", - пишет Шубин.

Ситуация 1927-1928 гг. подвела развитие НЭПа к "точке невозврата". Если в 1923-1924 гг. безработица составляла 1 млн. человек, то в 1927-1928 гг. она выросла до 2 млн. человек.

По мнению Н. Верта: "Существование паразитической бюрократии, культурный застой, коррупция, "распущенность", невозможность продвинуться по службе, безработица угрожали советской власти. В стране, отсталой почти во всех отраслях народного хозяйства, общество, о котором мечтали большевики, приобретало вид социума, где заправляли тунеядцы, паразиты, спекулянты и продажные чиновники. Ежедневно увеличивалась пропасть между несбывшейся идеей и реальностью".

Французский историк утверждает, что коррупция явилась порождением существования целого слоя посредников, мелких спекулянтов и частных торговцев, "заключающими сделки с продажными чиновниками". "Бездеятельный, коррумпированный, малоквалифицированный" бюрократический аппарат составлял более 3,5 млн. служащих. Вместе с тем в 1928 г. в стране было всего 233 тысяч специалистов с высшим образованием и 228 тысяч - с законченным специальным образованием.

По переписи 1926 г. 55% сельского населения (4/5 населения страны) были безграмотны (в некоторых районах до 58%). 40% крестьянских детей оставалось вне школы. "Рабфаки" и ФЗУ охватывали соответственно 50 тыс. и 90 тыс. учащихся. 120 тысяч "студентов" учились в институтах и техникумах. Однако более 90% членов партии имело лишь начальное образование, а 70% из них даже не читали газет. Страна и партия находились в ситуации почти "сплошной" безграмотности.

В этих условиях Сталин принимает решение о построении "социализма" в СССР.

Троцкий в книге "Моя жизнь" назвал Сталина "философом социализма в одной стране". Он напомнил, что еще весною 1924 года Сталин настаивал, что Россия, сама по себе, не созрела для построения социалистического общества. А осенью 1924 года Сталин впервые сделал открытие о возможности построения социализма в России. Тогда Троцкий был "уличен" в том, что он еще в 1905 году считал, что Россия может прийти к социализму только с помощью пролетариата Запада.

"Откуда это национальное самохвальство, обещающее построить свой собственный социализм? Какие слои предъявляют спрос на эту реакционную пошлость? - удивленно спрашивал Троцкий. - Наконец, откуда и почему это снижение теоретического уровня, это политическое поглупление?"

Суть сталинской теории: не спешить с индустриализацией, не ссориться с "мужиком", не рассчитывать на "мировую революцию" и, прежде всего, укреплять "единство партии", т.е. оградить партийное руководство от критики со стороны "оппозиции". Принципы партийного единства и партийной дисциплины теперь приобретали государственный смысл.

Позже Троцкий признавал, что теория о "построении социализма в отдельной стране" - "не просто сталинская выдумка". Она безошибочно выразила настроения победившей советской "бюрократии". Бухарин пытался обосновать эту новую теорию теми аргументами, "что из-за классовых различий внутри нашей страны, из-за нашей технической отсталости мы не погибнем, что мы можем строить социализм даже на этой нищенской технической базе". Но эта иллюзия социализма, который "черепашьим темпом" строится на нищенской базе, продержалась недолго. Вскоре была признана необходимость в относительно минимальный исторический срок нагнать, а затем и превзойти уровень индустриального развития передовых капиталистических стран. Сталин тогда заявил: "...социализм может победить только на базе высокой производительности труда, более высокой, чем при капитализме". Вслед за этим пришлось отказаться и от бухаринской идеи "врастания кулака в социализм". Главная идея Сталина состояла в том, что к вопросу о темпе хозяйственного развития страны незачем припутывать международный фактор, "извне нам угрожает только интервенция". Поэтому он неожиданно выдвинул идею ускоренной "индустриализации".

XV съезд ВКП (б) в декабре 1927 г. провозгласил курс на индустриализацию.

Н.Верт считает, что "у большевиков просто не было другого выхода". В 1927 г экономическая ситуация приобрела необратимый характер. Истощились государственные запасы зерна.

Хлебозаготовительный кризис зимы 1927-1928 гг. сыграл решающую роль в том, Сталин уже не верил в НЭП.

Шубин пишет: "В начале 1928 г. очередная неудача хлебозаготовок поставила страну на грань голодных бунтов и окончательно убедила Сталина в том, что модель НЭПа, оправдавшая себя в короткий период 1924-1925 гг., не в состоянии дать неповоротливой индустриально-бюрократической машине достаточно средств, чтобы построить мощную индустрию. ...На "просьбы" руководителей отдать хлеб добровольно крестьяне отвечали издевками".

То же самое отмечает Н. Верт: "Еще в октябре [1926 г.] Сталин публично заявил о "великолепных отношениях" с крестьянством. В январе 1928 г. пришлось взглянуть правде в глаза: несмотря на хороший урожай, крестьяне поставили только 300 млн. пудов зерна (вместо 430 млн., как в предыдущем году). Экспортировать было нечего. Страна оказалась без валюты, необходимой для индустриализации. Более того, продовольственное снабжение городов было поставлено под угрозу. ... Все это вскоре позволило Сталину заявить о том, что в стране происходит "крестьянский бунт"

6 января 1928 г. секретариат Политбюро разослал "чрезвычайные директивы" местным партруководителям, санкционировавшие создание "заградотрядов", насильственное изъятие хлеба и расправу за "спекуляцию". Были возрождены распущенные после гражданской войны "комбеды". А.И. Микоян был назначен "уполномоченным" по исполнению "чрезвычайных мер". Его помощники Каганович, Жданов, Шверник, Андреев выехали в районы. Против "чрезвычайных мер" возражали Бухарин, Рыков, Томский. Министр сельского хозяйства А. Смирнов (секретарь ЦК) "подал в отставку". Развернулась кампания репрессий против "саботажа хлебозаготовок". В ответ с мая по июнь произошло до 225 восстаний, в 1929 г. прокатилась волна терактов

В апреле 1928 г. состоялся Пленум ЦК, на котором было высказано недовольство возвращением к "продразверстке". Большинство членов ЦК не было готово поддержать Сталина. Его взгляды на НЭП разделяли в Политбюро только Куйбышев, Молотов, Рудзутак и Ворошилов.

Бытовавшая тогда "теория" экономиста Струмилина гласила: "...Задачей большевиков было перестроить экономику, а не изучать ее. Нет такой крепости, которую большевики не могли бы взять штурмом... Вопрос темпов промышленного роста решается с помощью человеческой воли".

На пленуме ЦК 4-12 июля 1928 г. произошло столкновение позиций. Сталин заявил, что крестьянству придется потратиться на нужды индустриализации. Бухарин "пришел в ужас" от предложений генсека, считая, что они доведут страну до террора, гражданской войны и голода. Пленум не пошел за Сталиным. Бухарин 30 сентября в "Правде" опубликовал статью "Заметки экономиста", в которой писал, что кризис в стране был вызван ущербностью планирования, ошибками в политике ценообразования, дефицитом промышленных товаров, неэффективной помощи кооперации. Он предлагал открыть рынки, повысить закупочные цены и, если надо, купить зерно заграницей. Он выступал за возврат к экономическим и финансовым мерам воздействия на рынок в условиях НЭПа. Индустриализация необходима, но только если она будет "научно спланирована". На статью мало кто обратил внимание.

21 октября 1928 г. Троцкий из Алма-Аты обратился с "воззванием к коммунистам" страны встать на борьбу против сталинских планов. Тогда Политбюро приняло решение о его высылке в Турцию.

Бухарин вновь выступил в "Правде" со статьей "Политическое завещание Ленина", где провел различие между ленинским планом кооперации и сталинской идеей коллективизации. Вывод: третьей революции быть не должно. Тогда он был обвинен в "фракционности" из-за "контактов" с Каменевым и Сокольниковым. Апрельский Пленум ЦК 1929 г. вновь осудил "правую оппозицию" и Сталин обвинил Бухарина в "поддержке кулака". Бухарин был снят с постов редактора "Правды" и председателя Коминтерна. Рыков подал в отставку, а Томского на посту председателя ЦС профсоюзов заменил Шверник. После очередной партийной чистки было исключено 170 тысяч человек (11%). В печати развернулась травля Бухарина. В конце концов, он был исключен из Политбюро.

Между тем показатели сельского хозяйства в 1928 - 1929 г. были "катастрофическим".

Однако ВСНХ (Куйбышев) выдвигает смелый "пятилетний" план (вместо "умеренного" плана Госплана): увеличить капиталовложения в четыре раза, добиться роста промышленного производства на 135%, а национального дохода на 82%, производительности труда - на 110%, строительство 1200 заводов, а также Днепрогэса и Турксиба. 78% капиталовложений получала тяжелая промышленность. В начале 1930 г. многие цифры были увеличены почти вдвое. План был одобрен XVI партконференцией и V съездом Советов (апрель-май 1929 г.). Он предусматривал объединение 20% крестьянских хозяйств в ТОЗы, при поддержке их "тракторными колоннами". Все накопления НЭПа предполагалось разом "ухнуть" в пятилетку.

"Первая пятилетка" - это план. Но то, что хозяйство в 1929-1932 гг. развивалось по плану - это миф, - утверждает Шубин. - Руководство страны поощряло нарушение плана в сторону увеличения, что в итоге порождало хаос".

Однако он считает: "Россия первой в мире создала систему государственно-монополистического регулирования индустриального хозяйства, которую только десятилетие спустя, и, учитывая российский опыт, воспримут такие развитые страны, как США и Германия. Россия стала опытным полигоном последующих реформ Рузвельта, Гитлера, Муссолини, Народного фронта и др." Другой вариант неизбежно привел бы к смене социально-политической системы, что означало постепенное вовлечение страны в мировой капиталистический рынок на правах "периферийной страны".

Историк напоминает о том, что в капиталистическом мире как раз в это время разразился кризис перепроизводства, "Великая депрессия". Резко ухудшилась конъюнктура мирового рынка. Ресурсы подешевели. "Этого не могли предугадать ни Сталин, ни советские плановики. Все расчеты, на которые опирался Сталин, рухнули. Страшные пророчества Троцкого о том, что строительство социализма обусловлено состоянием мирового рынка, оказались суровой правдой".

XVI съезд партии (июнь-июль 1930 г.) поддержал призыв: "пятилетку в четыре года"! На съезде только Рыков осмелился критиковать темпы индустриализации, за что был исключен из состава Политбюро. В декабре из состава ЦК (без пленума) были выведены Сырцов и Ломинадзе за "скептицизм" по поводу индустриализации. Однако уже к концу 1930 г. 40% капиталовложений в строительство были "заморожены" в незавершенных проектах.

Начался острый конфликт в руководстве страны. Резкие споры развернулись и по поводу планов роста промышленности, какие темпы роста выдержит крестьянство. И как получить с него необходимые для модернизации ресурсы?

Тогда Сталин выдвинул идею "колхозов", решив превратить крестьян из самостоятельных хозяев в работников крупных хозяйств, подчиненных государству.

В феврале 1931 г. Сталин говорил: "Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут".

Вместе с тем в 1928-1931 гг. была развернута кампания против "буржуазных специалистов". Представители "дореволюционной" интеллигенции изгонялись из аппарата наркоматов и Госплана (138 тысяч -11%). 23 тысячи были объявлены "врагами народа" и лишены гражданских прав. В 1933 г. было уволено еще 153 тысячи служащих. Страну охватила мания "саботажа". Только на транспорте в 1931 г. было "разоблачено" 4500 "саботажников". Прошли многочисленные судебные процессы. Весной (апрель- май) 1928 г. состоялся "Шахтинский" процесс против "буржуазных" специалистов-саботажников (53 человека) треста "Донуголь", на шахтах которого произошли крупные аварии. Состоялись закрытые судебные процессы над специалистами ВСНХ, над членами "Крестьянской партии", открытый процесс над 8 "руководителями" "Промпартии" (судили за "подрывную деятельность в экономике по наущению иностранных посольств").

Однако в 1929 г. 89% "красных" директоров предприятий имели только начальное образование.

Тогда началась широкая кампания выдвижения на руководящие посты рабочих-коммунистов (более 14 тысяч). Всего было отправлено на "ответственную работу" и на учебу ("рабфаки") 660 тысяч рабочих. За годы первой пятилетки - до 1 млн. "выдвиженцев". Число рабочих в промышленности увеличилось за пятилетку с 3,5 до 8,5 млн. человек (за счет крестьян, уходивших из деревень). Безработица была ликвидирована за два года.

"Заводские цеха заполнились неграмотными рабочими", - отмечает Н. Верт. - "Болезненный процесс адаптации новых пролетариев влек за собой целый ряд негативных явлений". В то же время подрыв авторитета кадров специалистов означал подрыв дисциплины на производстве.

23 июня 1931 г. Сталин выдвинул свои знаменитые "шесть условий", которые фактически положили конец форсированному осуществлению "культурной революции". "Выдвиженство" было прекращено. 40 тысяч "выдвиженцев" было возвращено на производство. Отменена дискриминация "старых" кадров, упразднена "уравниловка".

В июне 1929 года печать сообщила о начале "массовой коллективизации". С июня по октябрь коллективизация затронула 1 млн. крестьянских хозяйств. Сначала предполагалось объединить 5 млн. хозяйств, затем - 8 млн., наконец Микоян предложил - 10 млн. 7 ноября в "Правде" была опубликована статья Сталина "Великий перелом".

Ноябрьский пленум ЦК (1929 г.) продемонстрировал единогласную поддержку политике "Великого перелома" и осудил "правый уклон", от которого тут же "отреклись" Бухарин, Рыков и Томский. В выступлении Молотова Сталин был назван "Лениным наших дней". Пятаков писал в "Правде" в декабре 1929 г.: "Совершенно ясно, что невозможно одновременно быть за партию и выступать против ее нынешнего руководства, быть за ЦК и против Сталина". Пленум принял план ускоренного роста промышленности и ускоренной коллективизации.

В декабре 1929 г. план коллективизации был пересмотрен и предусматривал вовлечение в колхозы 34% хозяйств к весне 1930 г. В декабре 1930 г. - 30 млн. хозяйств. Реализацию плана "сплошной коллективизации" осуществлял нарком земледелия Яковлев (Эпштейн). Сроки завершения коллективизации были определены весной 1931 г.

"Это был конец НЭПа", - выносит приговор Н, Верт.

27 декабря Сталин заявил о ликвидации кулачества как класса. Комиссия Молотова составила план "раскулачивания" (три категории). В деревни были отправлены 25 тысяч рабочих. "Середняки" были названы "подкулачниками" и тоже были подвергнуты "раскулачиванию" В 1930-1931 гг. было выселено 381026 семей (1 803392 человека).

Соратники Сталина принимали самое активное участие в реализации "чрезвычайных мер": План Сталина- Молотова стал причиной 2200 бунтов, в которых приняли участие более 800 тысяч человек. Каганович и Микоян во главе отрядов ОГПУ отправились наводить "порядок" в сельскую местность. Они, так же, как полководцы времен Гражданской войны, передвигались на бронепоездах. "Мной предприняты все меры по сбору продовольствия и зерна", - докладывал Сталину Микоян и писал о необходимости депортации "вредителей": "Мы встречаем сильное сопротивление... Его необходимо подавить".

"Естественно, что наступление на крестьянство вызывало сопротивление, вылившееся в волнения и террористические акты. Размах движения был грандиозный, - отмечает Шубин. - Только в 1930 г. произошло более 1300 волнений, в которых приняли участие более 2,5 млн. человек. В условиях высокой социальной мобильности 1917-1929 гг., когда представители правящей элиты имели многочисленных родственников и знакомых в низах общества, недовольство, вызванное коллективизацией, было особенно опасно".

Тогда руководство ВКП (б) отступило: 5 марта 1930 г. появилась статья Сталина "Головокружение от успехов". 14 марта 1930 г. вышло постановление ЦК "О борьбе против искривлений партийной линии в колхозном движении". Начался массовый выход крестьян из колхозов (за март 5 млн. человек). Несмотря на это в 1930 г. был собран хороший урожай.

К июлю 1931 г. было коллективизировано 57,5% хозяйств.

Разгром кулачества дал в 1931 г. теории "социализма в отдельной стране" новое дыхание: раз классы "в основном" уничтожены, значит, социализм "в основном" осуществлен.

7 августа 1932 г. был издан закон ("Закон о колосках"), по которому подлежали высылке на 10 лет те, кто нанес ущерб колхозу. Были осуждены тысячи крестьян (до 800 тысяч к 1933 г.) и председатели колхозов (за "саботаж" хлебозаготовок). Насильственные хлебозаготовки (до 80%) привели к тому, что в 1932-1933 гг. разразился страшный голод. Факт голода советским руководством скрывался. Власть за помощью к загранице не обращалась.

"Оценочные данные умерших от голода разнообразны - от 2 до 12 миллионов", - отмечает Шубин. Только на Украине непосредственно от голода погибли 1-2 миллиона человек. Между тем историк считает, что, несмотря на то, что нет никаких доказательств, что Сталин "устроил" этот голод преднамеренно, он явился результатом ошибочного выбора "сталинской группы".

Такую же оценку высказывает Н. Верт. "Вина Сталина не в том, что он, сознательно стремился уничтожить как можно больше крестьян, а в холодном равнодушии к жизни нынешних людей, если ставка - будущий экономический успех".

1933 г. был отмечен внушительной "чисткой" в партии. Постановление ЦК от 28 января определяло категории членов партии, подлежащих исключению ("классово чуждые и враждебные элементы""). С 1928 по 1932 гг. число членов партии увеличилось с 1,5 до 3,7 млн. За полтора года было исключено 18% (15% покинули партию добровольно). В 1933 г. было 30 тыс. "освобожденных" партийных работников.

"Некоторые из них, откровенные приспособленцы, образовали настоящие мафиозные группировки... - пишет Н. Верт. - Единственное, к чему они стремились, - сохранению своих вотчин, в которых они, скрытее от глаз центральных властей, безнаказанно хозяйничали. Другие, особенно недавние выдвиженцы, считали своим долгом беспрекословно выполнять приказы свыше. Их психология была проникнута бюрократическим духом и раболепием перед властью, стремлением занять более высокие посты".

Он отмечает, что "к концу первой пятилетки партия оказалась в самой гуще острейших социальных противоречий и представляла собой неповоротливую, хаотичную конструкцию, своенравный и несовершенный инструмент власти - организацию, в которой росло внутреннее напряжение и появлялись ростки раскола".

В начале 1933 г. было заявлено, что первый пятилетний план выполнен за четыре года и 3 месяца (по цифрам 1929 г.). Однако на самом деле показатели оказались значительно ниже запланированных.

Н. Верт отмечает: "Беспорядочная "вакханальная"... индустриализация, подчиняющаяся бесконечным импровизациям..., погрузили страну в перманентное состояние всеобщей, как на войне, мобилизации и напряжения, потому что планы, как правило, были невыполнимыми. Она усиливала степень экономического хаоса и общественного беспорядка. Она вызывала все большую необходимость политического руководства экономической сферой. Административно-командная система заменила собой законы рыночной экономики".

Второй пятилетний план был утвержден XVII съездом партии (20 января -10 февраля 1934 г.).

Как считает Н. Верт, "именно в 30-е годы в стране сформировалась модель экономического развития, основные черты которой дожили до наших дней".

Однако в промышленности были достигнуты значительные успехи, освоены новые технологии. В 1935 г. был торжественно открыт Московский метрополитен. В развитии легкой промышленности результаты были значительно более скромные (40-85% выполнения планов). Достижения в сельском хозяйстве уступали показателям 1913 г. (и даже показателям 1927-1928 гг. - до начала коллективизации, - которые были превзойдены только в 50-е годы).

Третий пятилетний план ставил задачу: догнать и перегнать по уровню производства развитые капиталистические страны. Однако темпы роста производства и производительности труда в 1937-1940 гг. постоянно снижались.

В то же время коллективизация и индустриализация вызвали в стране огромную миграционную активность и высокую степень социальной мобильности. Н. Верт отмечает: "На какое-то время советское общество превратилось в гигантский "табор кочевников", стало "обществом зыбучих песков". В деревне был полностью уничтожен традиционный уклад жизни. В городах формировалось новое население, увеличивавшийся за счет крестьянства рабочий класс, теряявий свою "классовую" однородность, техническая интеллигенция из "выдвиженцев", разросшийся бюрократический слой неквалифицированных "служащих" и "властные" иерархические структуры. С 1926-1939 гг. городское население стало больше на 30 млн. человек (21-25 млн. бывших крестьян). В годы первой пятилетки в Московскую и Ленинградскую области переселилось по 3,5 млн. человек. Население промышленных центров Украины, Урала, Сибири увеличилось в пять-шесть раз.

В результате хаотичный рост городов привел к тому, что сложная жилищная проблема приобрела масштабы "катастрофы". На производстве это имело следствием падение дисциплины. 20 декабря 1938 г. были введены обязательные трудовые книжки (по примеру Германии, где они были введены в 1935 г.). 26 июня 1940 г. было принято постановление, по которому опоздание на работу рассматривалось как подсудное преступление ("общественные принудительные работы" на шесть месяцев с удержанием 25% заработка), которое действовало до 1956 г.

За десять лет (с 1931 г.) численность рабочего класса возросла в три раза. При этом к концу 30-х годов 91% рабочих имело только начальное образование. Вместе с тем рабочие выдвигались на должности инженеров и мастеров, направлялись на учебу в высшие учебные заведения ("рабфаки").

Постепенно нарастал слой "советской" технической "интеллигенции". В 1936-39 гг. - "служащие" составляли 40% членов партии, в 1939-1941 гг. - 70%. Однако большинство этой "народной интеллигенции" составляли рядовые "служащие" (от бухгалтера до управдома). К "служащим" относились и сотрудники НКВД и других государственных учреждений. Число "служащих" возросло с 1928 по 1939 гг. в восемь раз. К концу 30-х годов число "освобожденных" партийных работников перевалило за 100 тысяч.

VII конгресс Коминтерна, в резолюции от 20 августа 1935 г., торжественно удостоверил, что "достигнуты окончательная и бесповоротная победа социализма в СССР и всестороннее укрепление государства диктатуры пролетариата".

Таким образом, И.В. Сталин провозгласил победу "социалистической революции в отдельно взятой стране", т.е. в СССР. Но это противоречило принципам классического марксизма.

В своей работе: "Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?", которая впервые вышла в свет заграницей в 1936 году, Л. Д. Троцкий поставил это утверждение Сталина под сомнение: "Если считать, что задачей социализма является создание бесклассового общества, основанного на солидарности и гармоническом удовлетворении всех потребностей, то в этом основном смысле в СССР социализма еще нет и в помине".

Он отмечал, что, прежде всего, попытка установления социалистических форм собственности в отсталой стране натолкнулось на недостаточный уровень техники и культуры. И предупреждал: "Если буржуазия не может мирно врасти в социалистическую демократию, то и социалистическое государство не может мирно врасти в мировую капиталистическую систему".

Отказ от "мировой революции" в пользу утопической, с его точки зрения, теории "построения социализма в одной стране" Троцкий считал предательством революции, следствием которого явилось утверждение в стране "диктатуры бюрократии", которую воплощал Сталин. Признавая "беспримерные в истории успехи", достигнутые страной за два десятилетия как результат централизованного характера народного хозяйства, он задавал вопрос: действительно ли в СССР осуществлен социализм? Обеспечивают ли хозяйственные и культурные достижения от опасностей капиталистической реставрации?

К. Маркс называл первоначальный этап нового общества "низшей стадией коммунизма", под которым понимал такое общество, которое по своему экономическому развитию уже с самого начала стоит выше самого передового капитализма.

СССР не поднялся над мировым уровнем хозяйства, а только пытался догнать капиталистические страны. Поэтому советский режим правильно было бы называть не социалистическим, а подготовительным или переходным от капитализма к социализму. В СССР далеко не достигнута еще и первая стадия социализма.

Троцкий настаивал на том, что к концу второго десятилетия своего существования советское государство, вопреки предсказаниям Ленина, не только не "отмерло", но и не начало "отмирать". Напротив, оно разрослось в "еще небывалый в истории аппарат принуждения". "При наивысшем напряжении фантазии трудно представить себе контраст, более разительный, чем тот, какой существует между схемой рабочего государства по Марксу-Энгельсу-Ленину и тем реальным государством, какое ныне возглавляется Сталиным. Маркс не предвидел пролетарской революции в отсталой стране. Ленин не предвидел столь длительной изолированности советского государства".

Он напоминал о том, что "право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества".

Между тем сам Сталин признавал, что социализм победит капиталистическую систему, когда превзойдет ее производительностью труда: "Та общественная организация, которую мы создали, может быть названа организацией советской, социалистической, еще не вполне достроенной, но в корне своем социалистической организацией".

Существование советского государства, как аппарата принуждения, оправдывалось тем, что нынешний "переходный строй" еще полон социальных противоречий. Но поэтому победу социализма, как утверждал Троцкий, нельзя назвать еще ни окончательной, ни бесповоротной. Основой власти советской бюрократии являлась бедность общества. Советское общество, по условиям повседневной жизни, делилось на обеспеченное и привилегированное меньшинство и "прозябающее в нужде" большинство. Именно на "верхах бюрократии" очень высокий процент составляют "малокультурные выскочки, считающие, что им все позволено".

Н.Верт отчасти подтверждает это: "Чувство неудовлетворенности особенно выражалось через "распущенность" в личной жизни: законодательно проводилась линия на разрушение семейного уклада (разрешение абортов, брак "de facto" был приравнен к законному браку, развод стал возможным по устному заявлении одного из супругов, без решения суда)". Средняя продолжительность брака в Москве и Ленинграде - 8 месяцев. Число разводов только в 1929 г. - 200 тысяч.

Троцкий считал: "Бюрократическое перерождение" государства легло тяжелым камнем и на национальную политику. Тенденции культурной автономии и хозяйственного централизма естественно вступали в конфликт. "Дело идет, таким образом, не о гнете одной национальности над другой, в собственном смысле слова, а о гнете централизованного полицейского аппарата над культурным развитием всех наций, начиная с великорусской".

По его мнению, "бюрократия присваивает себе право решать, какое искусство нужно народу и какое не нужно". "Безапелляционное командование распространяется в одинаковой мере на концентрационные лагери, агрономию и музыку. Центральный орган партии печатает анонимные директивные статьи, имеющие характер военных приказов, по архитектуре, литературе, драматическому искусству, балету, не говоря уже о философии, естествознании и истории".

Главное обвинение Троцкого Сталину в "предательстве революции" - это поворот советской бюрократии "от мировой революции - к status quo".

Перерождение правящего слоя в СССР не могло ни сопровождаться соответственным изменением в международной политике, целей и методов советской дипломатии. Концепция "социализма в отдельной стране" означала стремление освободить советскую внешнюю политику от программы "мировой революции". "Что может быть, в самом деле, лучше вечного пакта о взаимном ненападении между социализмом и капитализмом?"

Соответственно изменилась доктрина Красной Армии. 1935 год, как считал Троцкий, ознаменовался для армии своего рода двойным "государственным переворотом" в отношении "милиционной" системы армии и командного состава.

"В сентябре 1935 г. цивилизованное человечество, друзья, как и враги, не без изумления узнало, что Красная Армия будет увенчиваться ныне офицерской иерархией, которая начинается лейтенантом и кончается маршалом. ...Реформа преследует чисто политическую цель: придать новый социальный вес офицерству".

Между тем военную опасность для СССР Троцкий рассматривал как один из доводов против "утопии изолированного социалистического общества". "Социальный режим, обеспечивающий более высокий уровень богатства и культуры, не может быть опрокинут штыками". Неустойчивость советского режима вызывалась, по его мнению, тем, что его производительные силы еще не доросли до форм социалистической собственности. В техническом, экономическом и военном смысле империализм оставался могущественнее. "Опасность войны и поражения в ней СССР есть реальность".

Итак, что такое СССР? - спрашивал в 1936 году Троцкий.

В промышленности почти безраздельно царила государственная собственность на средства производства. Новая конституция (1936 г.), отождествлявшая бюрократию с государством, а государство - с народом, гласила: "государственная собственность, т.е. всенародное достояние". Троцкий называл это отождествление "основным софизмом официальной доктрины". Государственная собственность лишь в той мере становится "всенародной", в какой исчезают социальные привилегии и различия, следовательно, и надобность в государстве. Государственная собственность превращается в социалистическую по мере того, как перестает быть государственной (ленинская концепция "отмирания государства").

Свободный труд несовместим с существованием бюрократического государства. Когда новая Конституция заявляет, что в СССР достигнуто "уничтожение эксплуатации человека человеком", то она говорит неправду. Новое социальное расслоение создало условия для возрождения самой варварской формы эксплуатации человека.

Однако Троцкий был не склонен называть это "государственным капитализмом" так как "никто точно не знает, что собственно он означает".

Исходя из "опытов фашистской экономии", под именем "государственного капитализма" тогда понимали систему государственного регулирования экономики. Французы пользовались в этом случае другим термином - "этатизм". "Государственный капитализм" во многих странах не предполагал полную замену частной собственности государственной. "Этатизм" в Италии Муссолини, в Германии Гитлера, в Америке Рузвельта, или во Франции Леона Блюма означал лишь вмешательство государства в экономику частной собственности с целью спасения ее.

Для Троцкого Сталинизм и фашизм, несмотря на глубокое различие социальных основ, представляли собою симметричные явления. "Многими чертами своими они убийственно похожи друг на друга".

Муссолини в своей "Доктрине фашизма" (1932 г.) изложил ее "основное положение" как "учение о государстве, его сущности, задачах и целях". "Для фашизма государство представляется абсолютом, по сравнению с которым индивиды и группы "относительны". "Фашизм желает сильного, органичного и в то же время опирающегося на широкую народную базу государства".

В книге "Моя борьба" Адольф Гитлер брался "нарисовать карту того, что мы понимаем под словом "государство". С его точки зрения "высшей целью человечества" являлось не сохранение "данной государственной формы" или "данного правительства", а "сохранение народного начала". Именно "народное начало" должно стать критерием деятельности политика. Поэтому он подчеркивал, что "партия наша ставила себе задачей собрать под свои знамена не людей сытых и довольных, а людей униженных и очень недовольных, людей страдающих и беспокойных".

С его точки зрения "образцовым можно считать лишь то государство, которое не только соответствует жизненным условиям представляемого им народа, но и само своим существованием на деле обеспечивает дальнейшее развитие этого народа. ...Доброкачественность или недоброкачественность данного государства для нас определяется только в зависимости от той относительной пользы, которую данное государство приносит данному конкретному народу, но ни в коем случае не тем значением, которое данное государство имеет вообще в рамках всего остального мира".

В связи с этим Гитлер заявлял: "...Задача государства по отношению к капиталу довольно проста и ясна: государство должно позаботиться о том, чтобы капитал оставался слугою государства и не возомнил себя господином нации. Из такой оценки для меня вытекало два постулата: на одной стороне - сохранение жизнеспособного и национально независимого хозяйства, на другой стороне - достаточное обеспечение прав трудящихся". Вместе с тем, "государственная власть лишь тогда может обеспечить подлинный порядок, когда идейное содержание государства является в то же время целым мировоззрением, господствующим над умами".

Сегодня историк Шубин, очевидно, знакомый с цитируемой работой Л.Д.Троцкого, признает, что роль государства в СССР была очень велика: "Ближе других к СССР подошла в этом отношении нацистская Германия, что дало почву для развития теории тоталитаризма".(что дало почву для развития теории тоталитаризма"кая германиядустриального общества. реальныический и эмоциональный характер" "Тоталитаризм является вполне органичной "надстройкой" над индустриальной системой, когда все общество превращается в единую фабрику под руководством одной администрации".

Он тоже задается вопросом: "что построили при Сталине?" - и высказывает убеждение, что "разногласия" при ответе на этот сакраментальный вопрос между представителями разных "историософских школ" в значительной степени носят "терминологический и эмоциональный характер". Сам он пытается описать советское общество формулой: "индустриальное общество минус развитая частная собственность плюс социальное государство и государственное управление хозяйством".

Он заявляет, что "индустриальная модернизация" началась еще в Российской империи и завершилась к началу 60-х гг. XX века. И ее "решающий этап" пришелся на правление Сталина, "точнее - на 30-е гг.". "Хоть и своей дорогой, СССР шел по общему пути индустриальной модернизации. СССР не стал ни воплощением идеалов социализма, ни "империей зла". Он стал своеобразным вариантом индустриального общества. И своеобразие это вытекало из трех источников - культурного наследия народов России, социалистического проекта и того направление, которое придали ему Ленин и Сталин". По его убеждению, "Сталин продолжал идти путем Ленина и Маркса, реализуя идеал централизованного общества, где трудятся по единому плану".

Последние слова, действительно, принадлежат Ленину, но причем здесь Маркс? "Плановое хозяйство" - это исключительное "изобретение" самого Сталина. Но это "ноу-хау" не меняло государственно-капиталистического характера "социалистической" экономики.

Несмотря на эти "небрежности", сегодня оценки Шубина сталинского периода советской истории в главном совпадают с мнением Троцкого относительно социально-экономической модели советского "социализма".

Второй вопрос, который задает Троцкий: является ли советская бюрократия господствующим классом?

Советская бюрократия, первоначально выдвинутая пролетариатом, после гражданской войны начинала чувствовать себя "третейским судьей между классами". Самостоятельность ее возрастала. Своей посреднической и регулирующей функцией, эксплуатацией государственного аппарата в личных целях советская бюрократия, по его мнению, была похожа на всякую другую бюрократию, особенно - на фашистскую. Но у нее были и отличия. Ни при каком другом режиме, кроме советского, бюрократия не достигала такой степени независимости. Советская бюрократия поднялась над своим классом ("пролетариатом"), который не имел опыта управления. В этом смысле она была нечто большее, чем бюрократия. "Она есть единственный в полном смысле слова привилегированный и командующий слой в советском обществе".

Не менее важно было и другое отличие. Советская бюрократия политически "экспроприировала" пролетариат. Овладев политической властью в стране, где средства производства принадлежали государству, бюрократия как бы присвоила себе государство, тем самым приобрела характер "социального паразитизма". По его мнению, бюрократия, как политическая сила, изменила революции.

Анализируя проект новой советской конституции 1936 года, по которому в первом разделе, озаглавленном "Общественное устройство", утверждалось: "В СССР осуществляется принцип социализма: от каждого по его способностям, каждому - по его труду", Троцкий указывал, что эта "внутренне несостоятельная, чтоб не сказать, бессмысленная формула", характеризовала новую конституцию, как "зеркало правящего слоя". Советское государство гораздо ближе к отсталому капитализму, чем к коммунизму. В СССР господствовали еще буржуазные нормы труда и распределения (то есть, в конечном счете, эксплуатации).

В области политической отличием новой конституции от старой явилось возвращение от советской системы выборов, "по классовым и производственным группировкам", к системе буржуазной демократии, базировавшейся на так называемом "всеобщем, равном и прямом" голосовании "атомизированного" населения. Дело шло о юридической ликвидации диктатуры пролетариата и самое государство из "пролетарского" становилось "народным".

Правда, государство по прежнему именовалось "советским". "Но это лишь грубая политическая подстановка". Главной целью конституционной реформы провозглашалось "дальнейшее укрепление диктатуры". Чьей диктатуры и над кем? Классы были уничтожены, от Советов осталось лишь имя. Равенство прав рабочих и крестьян означало фактически равенство их бесправия перед бюрократией.

Обещание предоставить советским людям свободу голосовать "за тех, кого они хотят избрать", представляло собою скорее художественный образ, чем политическую формулу (на "тайное голосование" не посягнул даже Гитлер!). Политика раз навсегда была объявлена монополией бесконтрольной бюрократии. "Конституция попросту отсылает избирателя от Понтия к Пилату", - писал Троцкий.

Закрепляя абсолютизм "внеклассовой" бюрократии, новая Конституция создавала политические предпосылки для рождения нового имущего класса.

А. Шубин сегодня признает: "...В СССР господствовал бюрократический класс. ...В СССР существовала господствующая элита, но ее господство обеспечивалось не частной собственностью, а государственной, что определило качественное отличие советского общества от классических капиталистических обществ".

В итоге Троцкий задавался вопросом: куда идет СССР?

"Бонапартизм - режим кризиса". С "социалистической" точки зрения политика бюрократии представлялась противоречивой и несообразной, но она оказывалась вполне последовательной с точки зрения укрепления власти нового правящего слоя. Советская бюрократия готова была закрывать глаза на самые грубые ошибки своих вождей в области общей политики, если, в обмен за это, они защищали ее привилегии. Она ценила беспощадность против малейшей угрозы ее "благоприобретенным" правам. Так "каста выскочек" подбирала для себя вождей.

Поэтому Троцкий считал, что все более назойливое обожествление Сталина являлось, при всей своей "карикатурности", необходимым элементом режима. Бюрократии был нужен неприкосновенный "супер-арбитр", "первый консул", если не император, и она поднимала на своих плечах того, кто наиболее отвечал ее притязаниям на господство. "Сила характера" вождя была на самом деле итогом коллективного напора "касты", готовой на все, лишь бы отстоять себя. Каждый из них на своем посту считал: "государство - это я". И в Сталине каждый без труда находил себя. "Сталин есть персонификация бюрократии: в этом и состоит его политическая личность".

Симон Монтефиоре об этом пишет так: "Скромность Сталина нередко была такой же показной, как и самые яркие проявления культа его личности. Его соратники сами провозгласили культ личности Сталина. Он не возражал, потому что считал это победой над комплексом неполноценности". Каганович придумал слово "сталинизм". Культ личности был не только у Сталина. Был он и у других большевистских вождей ("железный Лазарь" Каганович, "красный маршал" Ворошилов). "Сталин прекрасно понимал всю глупость и абсурдность культа личности. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что рабскому поклонению грош цена. ...И все же Иосиф Сталин нуждался в культе и тайно его лелеял".

Троцкий называл сталинский режим "вариацией бонапартизма, нового, еще не виданного в истории типа". Бонапартизм вполне уживался с всеобщим и тайным избирательным правом. Именно плебисцит являлся "демократическим ритуалом" бонапартизма. Как раз новая советская Конституция устанавливала бонапартизм на плебисцитарной основе.

По оценке Троцкого, в СССР не появилось ни одного марксистского исследования - ни по экономике, ни по социологии, ни по истории, ни по философии, - которое заслуживало бы внимания. "Марксистская продукция не выходит за пределы схоластических компиляций, которые пересказывают одни и те же заранее одобренные мысли и перетасовывают старые цитаты, сообразно потребностям административной конъюнктуры. В миллионах экземпляров распространяются по государственным каналам никому не нужные книги и брошюры, сработанные при помощи клейстера, лести и других липких веществ".

Между тем в Советском Союзе под бдительным вниманием Сталина сформировалось уникальное философско-политическое учение: "советский марксизм", - оказавший огромное идеологическое влияние на становление общественного сознания, а через него - на все развитие страны.

Как следствие исхода (1922 г.) из Советской России русских философов "на "философском фронте" победившей революции ощущалось сильное понижение "интеллектуального уровня". В 20-е годы философскую мысль "под знаменем марксизма" возглавил некто А.М. Деборин, который вскоре (вместе с Н. Бухариным) стал "академиком". Но, начиная с 1929 года, в прессе и научных дискуссиях усилилась критика "школы Деборина"", который был обвинен в "меньшевиствующем идеализме". Один из рьяных критиков М.Б. Митин тогда писал: "Тов. Сталин указал, что необходимо разворошить и перекопать весь хлам, который навален в вопросах философии и естествознании, ... разворошить все, что написано деборинской группой... Тов. Сталин показал, что в лице деборинской группы мы имеем глубоко враждебную марксизму идеологическую агентуру меньшевизма, - вреднейшую антимарксистскую группу, которая должна быть разоблачена до конца". В 1930 г. Митин сменил Деборина на посту редактора журнала "Под знаменем марксизма".

В 1938 году появилась книга "История ВКП (б). Краткий очерк", под редакцией товарища И.В. Сталина. В этой книге присутствовал раздел "О диалектическом и историческом материализме", написанный, очевидно, самим редактором.

"Работа И.В. Сталина "О диалектическом и историческом материализме", написанная несравненным мастером марксистского диалектического метода, обобщающая гигантский практический и теоретический опыт большевизма, поднимает на новую, высшую ступень диалектический материализм, является подлинной вершиной марксистской философской мысли", - писали советские "философы" - составители "Краткой биографии" В.И. Сталина (Александров Г.Ф., Митин М.Б. и др.).

При этом авторы многих панегирических очерков и статей упорно не замечали "нестыковки" сталинской "философии" с реальностью, а также очевидного противоречия "сталинизма" с классическим марксизмом.

На это обратил внимание известный немецко-американский "неомарксист" Герберт Маркузе (1898-1980), выпустивший в 1958 году в Нью-Йорке книгу "Советский марксизм". Он видел свою задачу в том, чтобы показать "марксизм" в "его реальном функционировании в советском обществе и его исторической перспективе". При этом он исходил из двух "предварительных предположений".

Во-первых, "советский марксизм", - в его ленинском, сталинском и постсталинском вариантах, - не совпадал с провозглашенной "Кремлем" идеологией, обосновывавшей и оправдывавшей свою политику как "реальность советского общества".

Во-вторых, в истории действуют "объективные течения и тенденции", которые составляют "рациональность исторического процесса". Именно это убеждение, по мнению Маркузе, объединяло К. Маркса с Гегелем. Исторический процесс рационален, потому что он отрицает "любого типа телеологию".

Прежде всего, Маркузе считал, что взаимодействие между западным и советским развитием есть не "внешний фактор", а принадлежит определенной исторической тенденции, историческому "заказу", который управляет также "советским марксизмом", как и реальностью, которую он отражает. "...Сосуществование, возможно, составляет наиболее особую черту современной эры; означает встречу двух антагонистических форм индустриальной цивилизации, соперничающих между собой не только на международной арене, и при этом ни одна из двух не является достаточно сильной, чтобы уничтожить другую".

При этом вопрос о том, "следует или нет советское руководство марксистским принципам", не имеет значения, так как, вовлеченный в формирование фундаментальных институтов и целей нового общества, марксизм становится "субъектом исторической деятельности, которая преобладает над намерениями руководителей".

"Советский марксизм" принял характер некоей "науки поведения", стал "научным бихевиоризмом", так как большая часть его теоретических формулировок имела прагматическую и инструментальную цель. Эти теоретические формулировки в свою очередь объясняли "советские тенденции". Поэтому необходимо "устанавливать дистанцию" между публичными высказываниями и реальным значением советских марксистских формулировок. К тому же "советское использование" марксизма отличала "новая" манера", придававшая специфическое значение марксистским понятиям, которые трансформировались по мере того, как "советский марксизм" претендовал быть истинным марксизмом для новой исторической ситуации.

В своей книге философ проанализировал некоторые важнейшие политические постулаты "советского марксизма".

Прежде всего, он рассмотрел "оригинальную концепцию" перехода к социализму, выражавшую "понятие объективного совпадения между процессом цивилизации и революционным действием промышленного пролетариата": социалистическое государство есть ничто иное как "революционная диктатура пролетариата".

По этому поводу Маркузе заметил, что "марксистская теория и ее политические цели были чужды существованию и интересу пролетариата эпохи, по меньшей мере, его большинству". Он называл это "незрелостью" пролетариата. Появление ленинизма как новой формы марксизма было определено двумя основными факторами: "1) попытка заставить войти крестьянство в орбиту марксистской теории и стратегии, 2) попытка определить новые перспективы капиталистического и революционного развития в эпоху империализма". Здесь мнение Ленина расходилось с Марксом, который под "пролетариатом" имел в виду только "рабочий класс". "...Революция "рабочих и крестьян" - и уже не только "рабочих" - трансформировалась в ядро советского марксизма, не только благодаря тому, что революция победила в России, а также потому, что революционный потенциал промышленного рабочего класса уменьшился в развитом капиталистическом мире", - писал Маркузе.

Так что такое "советский марксизм", его основополагающие аспекты "самоинтерпретации"?

По Маркузе, это, прежде всего, - так называемое "ленинское наследие" ("ленинский завет").

"Ленинская теория, также как и сталинская, отрицали, периодически и формально, возможность международной интеграции западного мира в длительной перспективе. ...Советский марксизм отрицал также, с идентичной высокопарностью, сопутствующие перемены, которые произошли в структуре рабочего класса западных стран, из-за того, что марксистское классическое представление о революционном пролетариате перестало быть главной опорой советской теории..."

"Советский марксизм" продолжал использовать "ортодоксальные" марксистские концепции, которые очевидно противоречили реальной политической ситуации. Но это не значит, что "советский марксизм" свелся к "чистой пропаганде". Однако отстаивание марксистской теории, "каким бы низким ни был ее уровень", сохраняло "напряжение между теорией и практикой". Формирование советской марксистской теории происходило из ленинской интерпретации марксизма.

На заседании ВЦИК в апреле 1918 года Ленин заявил: "В действительности государственный капитализм был бы для нас шагом вперед. Если мы были бы способны установить в России государственный капитализм в короткий срок, это была бы победа... Подчеркиваю, что государственный капитализм был бы нашим спасением".

"Советский марксизм анализирует все развитие капитализма с первой мировой войны так, как если бы речь шла об одном периоде: подразделения были как будто лишь этапами единственной основной тенденции", - отмечал Маркузе.

Так, И.В. Сталин на XVI съезде ВКП (б) 27 июня 1930 года заявил о том, что "у них, у капиталистов, растущий кризис экономики и в промышленности, и в сельском хозяйстве". То же самое он говорил и на XVIII съезде партии 10 марта 1939 г.: "Для капиталистических стран этот период был периодом серьезнейших потрясений, как в области экономики, так и в области политики". На самом деле капитализм преодолел кризис.

Маркузе писал: "Различия между первыми годами большевистской революции и сталинским Государством, в целом развитом, являются очевидными: постоянный рост тоталитаризма и авторитарной централизации; рост диктатуры, не пролетариата, а над пролетариатом и крестьянством. Но, если диалектический закон превращения количества в качество приложить однажды, то он заключался бы в переходе ленинизма (после Октябрьской революции) в сталинизм. "Запаздывание" революции на Западе и стабилизация капитализма объясняет качественные изменения в структуре советского общества. Ленин старался оказать сопротивление изоляции революции в отсталой стране с утверждением приоритета индустриализации над социалистическим освобождением... Сталин ускорил программу "цивилизации" того, чему Ленин придавал характер предварительного условия для выживания советской системы".

Но ленинская "директива" не потеряла своей значимости и указывала приоритетную цель советского государства в течение "первой стадии" социализма: превзойти экономический уровень главных капиталистических стран.

Маркузе пытался определить "рациональность" цивилизации "социализма в одной стране", анализируя следующие принципы, которые направляли ее динамику:

1) Всеобщая индустриализация; 2) "ускоренная коллективизация сельского хозяйства"; 3) всеобщая механизация труда и распространение "политехнического" образования; 4) постепенный подъем общего уровня жизни; 5) установление "морали всеобщего труда"; 6) сохранение и укрепление государственной, военной, производственной организации и партии; 7) переход к распределению социального продукта согласно "индивидуальной потребности".

В результате Маркузе пришел к выводу о том, что основное различие между западным и советским обществом не препятствовали их параллельному сосуществованию в "сильном ассимиляционном течении". "Обе системы демонстрируют общие черты современной индустриальной цивилизации".

"Решающий фактор находится скорее в реализации предварительного фундаментального условия для установления "нормальной" динамики "капитализм-социализм", то есть достижение советским обществом уровня передовой индустриальной цивилизации". Сами по себе национализация и освобождение от частной собственности не составляют существенного различия, в то время как производство является централизованным и не контролируемым населением. Советская страна, "перепрыгнув" несколько этапов развития после длительного периода отставания, "неустанно шагает к тому, чтобы встать во главе современных индустриальных обществ".

Герберт Маркузе считал, что ключевые положения "советского марксизма" имели своей задачей объяснять и упорядочивать определенную практику, они составляли "прагматические директивы" к действию. "...Предписанная политическая практика заставит возникнуть желаемые дела". "Это общество, определенное марксистской теорией как социалистическое, превращается в единственного хозяина истины и лжи; не может быть допущена никакая трансценденция, ни в действии, ни в мышлении, ни, тем менее, индивидуальная автономия".

Маркузе отметил: "...Абсурдность советского марксизма имеет объективное основание: отражает абсурдность исторической ситуации, в которой реализация марксистских определений состоит лишь в упоминании для того, чтобы вновь быть отложенными... ...Люди должны действовать, чувствовать и думать, как если бы Государство составило бы в реальности тот смысл, свободу и справедливость, какую заявляет идеология, и ритуал имеет целью обеспечить такое поведение".

Магия марксистской теории создала новую "советскую рациональность", которая обретала "парадоксальный характер". Превратившись в "ритуальную структуру", марксистская теория трансформировалась в идеологию, содержание и функция которой отличалась от "классических" форм идеологии. Это - не "ложное сознание", а скорее, сознание "объективной лжи", которая корректировалась в контексте "Высшей истины", представленной "объективным историческим интересом".

Идеология превращалась в инструмент господства, в "стереотипы желаемого поведения".

Этот механизм манипуляции массовым сознанием описывал Маркузе: "Через средства массовой коммуникации слова передают цели Администрации, и вовлеченное население отвечает ожидаемым поведением".

Он утверждал, что доктрина "социализма в одной лишь стране", определявшая содержание "советского марксизма" в течение сталинского периода, служила для "международно-исторического" оправдания репрессивных функций советского государства. Эта сталинская доктрина настаивала на том, что внутренние противоречия советского общества могут быть разрешены только посредством руководящей роли государства. Внешние международные противоречия будут разрешены путем революции в капиталистических странах.

"... В действительности, однако, внешние противоречия увековечивают внутренние, и наоборот, поэтому разница теряет смысл; из-за своего собственного развития, "социализма в одной лишь стране", se difumina внутри более широкой концепции, которая устанавливает сущностные связи между построением советского общества и развитием современного капитализма".

Между тем "советский марксизм", оправдывая репрессивную государственную политику посредством аргумента "капиталистической угрозы", тем самым признавал то, что структура советского общества продолжала оставаться антагонистической и что ликвидация этих антагонизмов зависела от "фундаментального изменения в международном созвездии".

Переходя к анализу "диалектики" советского государства, немецкий философ напомнил слова Сталина, сказанные им в 1930 году: как можно большее развитие государственной власти с целью подготовки условия для отмирания государства: такова формула марксизма.

"Как власть, Государство, согласно советскому марксизму, трансформируется в точку Архимеда, которая позволит миру двигаться к социализму, в "основной инструмент" для установления социализма и коммунизма".

"Кто и что есть это советское Государство"? - задавал, наконец, вопрос Маркузе.

В связи с этим он отмечал то, что контроль, а не собственность, стали решающим фактором власти. В Советском Союзе технико-административный и социальный, контроль, т.е. политический контроль, над средствами производства принадлежал партии власти.

Маркузе писал: "Личная власть, включая предположение, что действительно является институализированной, не определяется социальным контролем. Диктатура Сталина, может быть, смогла подчинить своему господству все несогласующиеся интересы в силу своей фактической власти". Вместе с тем личная власть была в свою очередь подчинена требованиям социальной системы, от чьего имени выступала. Эти требования были объединены интересами тех, кто контролировал промышленные и аграрные "основы", а также интересами полиции и армии. Советская "бюрократия" составляла особый класс, подчинявший себе все население через посредство контроля экономических и политических интересов. Моральная философия, трансформирующаяся в прагматическую систему норм и правил поведения, превращается в составную часть государственной политики. Населению навязывалась система ценностей в соответствии с целями государства. "Этическая правда составляет, таким образом, политическую правду; политическая правда есть абсолютная правда". Государство, и есть "истинное призвание советского человека"

Далее Маркузе обращал внимание на то, что "не существует марксистской теории социализма". "...Смещение значимости детерминизма во благо волюнтаризма, похоже, составляет черту ленинизма и достигает своей кульминации со сталинизмом". Но "авторитарный волюнтаризм сталинского руководства отвечал объективной определенности". Таким образом "режим пытался... согласовывать идеологию и реальность посредством процедуры оправдания своей основной политики в марксистских терминах".

Однако, как утверждает А. Шубин, "в результате создаваемое большевиками общество имело мало общего с социализмом, о котором писали мыслители XIX века, включая Маркса и Энгельса".

Очерк четвертый.

"Советский термидор" и "ближний круг"

"Всякая эпоха имеет свою идею, и тот человек, который выражает ее всего полнее, и есть герой эпохи. Общества же, лишенные великих идей и руководимые посредственностью, обречены на разложение".

Томас Карлейль

"Почему победил Сталин"? - спрашивал Троцкий в своей книге "Сталин".

В апреле 1922 г. на XI съезде партии был избран новый секретариат ЦК, Сталин назначен "генеральным секретарем", то есть руководителем партийного аппарата. Это произошло при активном участии В.И. Ленина. Однако 26 мая 1922 г., у Ленина случился приступ (частичный паралич и афазия), который навсегда лишил его трудоспособности и контроля над партийной жизнью.

"Эти два события обозначили новую эпоху в истории партии, - отметил Карр. - ...Когда опять вспыхнули острые разногласия летом и осенью 1923 г., они приняли новую форму откровенной борьбы за власть. Наградой явился бы полный контроль не только над партией, но и над государством. Ленин сам так объединил обе функции, что они теперь были неразделимы. Уничтожив соперников, партия, казалось, поглотила государство, но теперь государство поглотило партию".

В своих последних статьях Ленин предупреждал, что революции угрожают две серьезные опасности: развал единства партии и "союза рабочих и крестьян". Так оно впоследствии и произошло.

Но только после смерти Ленина была опубликован седьмой пункт резолюции X съезда "О единстве партии": "Съезд дает ЦК полномочия применять в случае нарушения дисциплины или возрождения или допущения фракционности все меры партийных взысканий вплоть до исключения из партии, а по отношению к членам ЦК перевод их в кандидаты и даже, как крайнюю меру, исключение из партии".

Партия фактически взяла на себя роль государства. В государственных органах управляли те же люди, которые принадлежали к руководству партии. Совнарком вскоре вышел из-под контроля ВЦИК. Политбюро стало единственным субъектом главных политических решений, которые осуществлялись через государственную машину. В деле административного управления комиссариаты подлежали контролю народного комиссариата Рабоче-крестьянской инспекции, а через него - контролю Центральной Контрольной Комиссии партии. Упраздненная в феврале 1922 года ВЧК была заменена ГПУ, которое вскоре было переподчинено партии (ЦК) и выполняло уже прямо политические карательные функции.

Так называемая "ленинская гвардия", после смерти Ленина, разделилась на "левых" и "правых". Правда, были еще те "старые большевики", которые не примкнули ни к одному из лагерей (вероятно, по нравственным соображениям). Это - А. А. Богданов (Малиновский) (1873-1928), Л. Б. Красин (1870-1926), А.В. Луначарский (1875-1933), Г.В. Чичерин (1872-1936), а также Н. К. Крупская (1869-1939), Е. Д. Стасова (1873-1967), А. М. Коллонтай (1872-1950). Это - поколение революционеров-идеалистов (70-х годов рождения). В 1922 году, по меркам революции, - это были уже "старики" (больше 40 лет). Следует заметить, что этих "рыцарей революции" объединяло их интеллигентное (иногда дворянское) происхождение. Может быть, поэтому они не сделали политической карьеры, используемые лишь на исполнительских ролях. Но возможно именно эта интеллигентность и позволила им избежать быть вовлеченными в борьбу за власть и стать жертвами последующих репрессий. Однако именно с молчаливого согласия "стариков" Сталин и его соратники после смерти Ленина подчинили себе партию. Хотя смерть некоторых из них, при "до конца невыясненных обстоятельствах", дает основание для определенных подозрений.

По мере усиления "диктатуры партии" (партократии) все больше пополнялся лагерь "сталинистов". Они относились к поколению революционеров-"разночинцев" (80-х годов рождения), которые оказались рядом с Лениным, главным образом, после революции 1917 года. Они прошли "горнило" революции в России через тюрьмы и сибирские ссылки и приняли активное участие в гражданской войне. "Эта группа идеалистически настроенных и безжалостных вождей, большинству которых не было еще и сорока, являлись мотором огромной и страшной революции. Они мечтали разрушить капитализм и немедленно построить социализм, - пишет Монтефиоре. - ...Большевики могли взять штурмом любую крепость. Любое колебание считалось изменой. Смерть была ценой прогресса".

Троцкий, объясняя причины прихода Сталина к власти, признавал, что сталинизм вырос из "старой" большевистской партии: "формы, обрядность, фразеология, знамена остались до некоторой степени старые" как "внешняя шелуха". Но существо же изменилось в корне. Пропасть между сталинизмом и большевизмом гораздо больше, чем когда-то была между большевизмом и меньшевизмом. Поэтому сталинизм был вынужден истребить всю большевистскую партию. Он напомнил, что еще Ленин в свое время предупреждал: "наша марксистская партия при отсутствии мировой революции держится на честном слове", - и допускал, что "при известных условиях привычка партии к авторитетному руководству может повернуться своим острием к самой партии".

Троцкий считал Сталина диктатором не силою своей личности, а силою аппарата.

Он назвал приход Сталина к власти "советским термидором" (по аналогии с французской революцией XVIII века). Наивно было бы думать, утверждал он, будто Сталин "вышел внезапно из-за кулис во всеоружии законченного стратегического плана". Бюрократия нашла его самого. У Сталина она обнаружила все нужные "гарантии". Успех, который на него обрушился, был для него неожиданностью. "Второстепенная фигура пред лицом масс и событий революции, Сталин обнаружил себя, как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде".

Годы гражданской войны создали широкий слой администраторов, привыкших командовать и требовать безусловного повиновения. "...Несомненно, что Сталин сформировался в обстановке гражданской войны, как и вся та группа, которая помогла ему установить его личную диктатуру...", - отмечал Троцкий. Благодаря пребыванию Сталина на посту "наркомнаца", новая "бюрократия национальных меньшинств" стала затем впоследствии важной опорой Сталина. Сталин в этот период выступал все больше как "организатор и воспитатель бюрократии", как "распределитель земных благ". Он считал, что утверждение аппарата придаст твердость государственной власти.

Троцкий вспоминал: "1923 год стал первым годом напряженного, но еще бесшумного удушения и разгрома большевистской партии. ...Бюрократия победила большевистскую партию. ...Свинцовый зад бюрократии перевесил голову революции. Такова разгадка советского Термидора".

Началом открытой борьбы за власть между ленинскими "наследниками" явился 1924 год.

Позднее Троцкий заявлял, "при помощи ряда косвенных улик", что Сталин содействовал ускорению смерти Ленина. "Никто, во всяком случае, не сомневался, что появление Ленина на предстоящем через несколько недель съезде партии означало бы устранение Сталина с поста генерального секретаря и тем самым его политическую ликвидацию. ...Факты свидетельствуют о том, что Ленин не мог видеть в Сталине своего преемника".

Подготовку к XIII съезду Троцкий назвал "заговором эпигонов". Накануне XIII съезда партии (23-31 мая 1924 г.) ЦК принял решение не зачитывать "завещание Ленина".

В октябре 1923 г. появилось "Письмо 46-ти", в котором критиковалось ЦК (Сталин) с позиций "левой оппозиции" (за которой стоял Троцкий). В 1923-1924 гг. против Троцкого создалась "тройка" в составе Сталина, Зиновьева и Каменева. Между ними существовали не только партийные, но и товарищеские, личные отношения. Последние двое были "личными" друзьями Ленина и Троцкого, (Каменев - был женат на сестре Троцкого) и потому после его смерти оказались между "двух огней" - Троцким и Сталиным. Интересно, что через Зиновьева Каменев оказался в "близком кругу" Ленина, а позже через Каменева Зиновьев оказался в "тройке" Сталина. Сначала они попытались с помощью Сталина избавиться от Троцкого, потом - с помощью Троцкого от Сталина. Но именно они создали постамент культа личности Сталина, и они стали его первыми жертвами, "врагами народа". Они не были "троцкистами", но они не стали и правоверными "сталинистами".

Каждый член "тройки" исполнял определенные функции и обязанности, Так Зиновьев являлся основным докладчиком. Еще при Ленине пост председательствующего на заседаниях Политбюро занял Каменев. Сталин же, будучи генеральным секретарем ЦК, сосредоточил свое внимание на работе аппарата Центрального Комитета, на подборе и расстановке руководящих и местных кадров. Каменев и Зиновьев приложили все силы к тому, чтобы оставить Сталина на посту генсека, рассчитывая использовать его против Троцкого. В результате делегаты XIII съезда ВКП (б) высказались за его кандидатуру на посту генерального секретаря ЦК партии. Пленум ЦК в июне 1924 года утвердил это решение. После этого у Сталина появилась возможность дать ясно понять, что он уже больше не отождествлял себя с деятельностью Зиновьева и Каменева, проводившими, как и он сам, политику "отсечения" Троцкого. Сталин присоединился к позиции большинства ЦК, считавшего, что "особая позиция" Зиновьева и Каменева, наряду с Троцким, приобретала все большую угрозу "единству партии".

17 июня 1924 г. в "Правде" был опубликован (частично) доклад Сталина "Об итогах XIII съезда ВПК (б)", в котором содержалась критика Каменева (за "беззаботность насчет теории") и Зиновьева (за тезис "диктатура партии как функция диктатуры пролетариата"). С этого выступления началась борьба между этими членами Политбюро.

После смерти Ленина был объявлен "ленинский набор". Как писал Троцкий: "Ворота партии, всегда тщательно охранявшиеся, были теперь открыты настежь. ..."Ленинский набор" нанес смертельный удар партии Ленина. Аппарат завоевал себе необходимую независимость. Демократический централизм уступил место бюрократическому централизму. ...Главной доблестью большевика объявляется послушание".

"Так бюрократический централизм неизбежно ведет к личной диктатуре", - предрекал Троцкий.

Во время работы августовского (1924 г.) Пленума ЦК состоялось совещание (тайное) группы членов ЦК (Сталин, Бухарин, Рудзутак, Рыков, Томский, Каменев, Калинин, Зиновьев, Ворошилов, Микоян, Каганович, Орджоникидзе, Петровский, Куйбышев, Угланов и другие), которое с целью "укрепления руководства партией и для предотвращения наметившегося раскола" постановило считать себя "руководящим коллективом".

Совещание назначило исполнительный орган - "семерку" в составе членов Политбюро (Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский и Куйбышев, как председатель Центральной Контрольной Комиссии). Кандидатами в нее были "выбраны" Дзержинский, Калинин, Молотов, Угланов, Фрунзе.

Совещание приняло документ, (вроде Устава), который регистрировал всю деятельность созданного "руководящего коллектива". Одной из главных установок документа был пункт о строжайшей дисциплине. "Семерка" была подотчетна только пленуму-совещанию. Она заседала по вторникам в кабинете Сталина для выработки решений к заседанию Политбюро (по четвергам). Это делалось для того, чтобы на заседании Политбюро быть готовыми к единодушному отпору Троцкому. "Семерка" предрешала почти все организационные вопросы, а также вопросы распределения и расстановки партийных кадров. Являясь по сути секретной от партии, ("семерка" располагала специальным шифром), она фактически была руководством Центрального Комитета. Соблюдение строжайшей дисциплины в "семерке" ценилось выше, чем соблюдение общепартийной дисциплины.

В октябре 1924 г. была издана книга Троцкого "Уроки Октября", в которой он обвинил "правых" (Каменева и Зиновьева) в предательстве революции. Каменев и Зиновьев обрушились в печати с критикой на Троцкого (напомнив ему его "меньшевизм"). Эту критику поддержала пресса и сотни "резолюций". Сталин публично стал отрицать роль Троцкого в Октябрьской революции.

На январском (1925 г.) совещании "руководящего коллектива" в преддверии Пленума ЦК было принято предложение Сталина о том, чтобы "осторожно подготовлять вывод Троцкого". На самом Пленуме ЦК подавляющее большинство членов Центрального Комитета проголосовали за снятие Троцкого с поста Предреввоенсовета. Но отказ поддержать предложение Зиновьева и Каменева (об удалении Троцкого из ЦК) свидетельствовал о снижении их авторитета. Пост военного наркома был передан М.В. Фрунзе, о котором Троцкий в свое время отзывался: "военный начальник большого таланта".

Все эти перипетии подготовки "семерки" к XIV съезду партии свидетельствуют о том, что именно тогда Сталиным (при поддержке его "единомышленников") был задуман и осуществлен, по сути, переворот в политическом руководстве страны.

В то время Сталин поддерживал "бухаринскую" программу НЭПа. В свою очередь "школа Бухарина" (партийная молодежь) оказывала ему поддержку. На его стороне были также Рыков (председатель Совнаркома) и Томский (председатель ВЦСПС). Это позволило Сталину избавиться от "опеки" Каменева и Зиновьева.

5 сентября Зиновьев, Каменев, Сокольников и Крупская подписали "платформу четырех" (идеи работы Зиновьева "Ленинизм": теория социализма в отдельно взятой стране ошибочна). Газета "Ленинградская правда" развернула полемику с "Центром": только ленинградская партийная организация во главе с Зиновьевым (Ленинград - "колыбель трех революций") - истинная наследница ленинских идей. Обращение с письмом к московской партийной организации, в которой она обвинялась в "ликвидаторском неверии в победу социализма".

На XIV съезде (18-31 декабря 1925 г.) сложилась "чрезвычайная ситуация". Подавляющее большинство делегатов съезда поддержало Сталина и Бухарина в наступлении на "левую оппозицию". Оно "клеймило" и "разоблачало", доказывало и наступало. "Оппозиционное" меньшинство отбивалось и, в свою очередь, обвиняло, выставляя свои требования. Троцкий "молча наблюдал".

В эмиграции Л.Д. Троцкий вспоминал "исторический" XIV съезд ВКП (б), который фактически привел И.В. Сталина к власти: "Взрыв был для меня абсолютно неожиданным"

Троцкий был обвинен в том, что он, держа партию в "полемическом напряжении", стремился отвлечь коммунистов от решения назревших практических задач "социалистического строительства". Зиновьев и Каменев заявляли: "как истинные ленинцы" они не могут разговаривать по основным вопросам с Троцким, с "этим меньшевиком, с этим разрушителем ленинизма". Зиновьев настаивал на выведении Троцкого из Политбюро, а затем - из ЦК.

На съезде выступила Крупская: "большинство не всегда право". Каменев обвинил Сталина в "диктате": "...Сталин не может выполнять роли объединителя большевистского штаба..., мы против теории единоличия, мы против того, чтобы создавать вождя". Его поддержала и "ленинградская оппозиция" (во главе с Зиновьевым). Однако Зиновьев и Каменев вошли в новый состав Политбюро (вместе с Бухариным, Рыковым, Сталиным, Томским и Троцким). После съезда комиссия под председательством Молотова была отправлена в Ленинград для "наведения порядка". Зиновьев был отстранен и заменен Кировым, вызванным из Баку.

После XIV съезда в "элите" партии "размежевание сил пошло полным ходом". Вокруг Сталина стал формироваться новый "ближний круг". Но сначала ему нужно было избавиться от "старых друзей", среди которых, прежде всего, своей политической карьерой Сталин был обязан Каменеву.

В апреле 1926 г. сформировалась "Объединенная оппозиция" в составе Троцкого, Зиновьев, Каменева, а также Радека, Преображенского, Серебрякова, Пятакова, Сокольникова, Антонова-Овсеенко, Муралова, Шляпникова, Сапронова.

Троцкий выдвинул тезис о том, что революция предана "бюрократами" и что страна находится накануне нового "термидора", который приведет к победе "бюрократии" над пролетариатом. Единственным выходом он считал радикальное изменение курса: "быстрое развитие тяжелой промышленности, улучшение жизни рабочих, демократизация партии, борьба с обогащением кулаков".

Оппозиция представила свое заявление на июльском Пленуме ЦК (1926 г.), которое положило начало дискуссии. Во время одной из таких "дискуссий" Ф. Дзержинский предупреждал: "У меня полная уверенность, что мы со всеми врагами справимся, если найдем и возьмем правильную линию в управлении на практике страной и хозяйством. Если не найдем этой линии и темпа, оппозиция... будет расти и страна тогда найдет своего диктатора - похоронщика революции, какие бы красные перья ни были на его костюме". Он тогда имел в виду Л. Троцкого! На одном из заседаний ЦК у Дзержинского остановилось сердце.

Пленум ЦК вывел Зиновьева из Политбюро (заменив Рудзутаком), кандидатами стали Андреев, Каганович, Киров, Микоян и Орджоникидзе, - преданные Сталину люди.

Теперь перед Сталиным был только один реальный соперник - Л.Д. Троцкий.

Именно противоборство между Сталиным и Троцким, после смерти Ленина, предопределило судьбу революции и последующую историю советской страны. В этом сыграли свою роль как объективные, так и субъективные факторы. К объективным факторам следует отнести отказ от концепции "мировой революции" и переход к "построению социализма в одной стране". Поэтому идейное размежевание в рядах "лидеров" революции было неизбежным. К субъективным факторам нужно отнести личные амбиции и интересы в борьбе за власть в партии, а значит и в государстве. В отсутствии каких-либо демократических институтов в обществе личные мотивы играли решающую роль.

В последствии Троцкий сравнивал Сталина с Муссолини и Гитлером, отмечая, что они постоянно подражали друг другу. "Сталин, как и Гитлер, как и Муссолини, являются по своей нравственной природе циниками. Они видят людей с их низшей стороны. В этом их реализм".

"Кто хочет завоевать на свою сторону широкие массы народа, тот прежде всего должен отыскать ключ, открывающий двери к сердцам народа. Этот ключ - воля и сила, а отнюдь не "объективность", т.е. слабость", - писал А. Гитлер. "Завоевать душу народа можно только, если одновременно с борьбой за собственные положительные цели повести борьбу за уничтожение тех, кто является противниками наших целей. ...Если ты станешь вести против противника самую беспощадную борьбу, то народ чаще всего именно в этом увидит твою правоту. ...Широкие массы народа - это только кусок самой природы. ...Масса требует одного - победы сильного над более слабым, уничтожения слабого или его беспрекословного подчинения".

"Власть Сталина" Троцкий называл "современной формой цезаризма", "почти незамаскированной монархией". Он вспоминал, что Леонид Красин назвал Сталина "азиатом", а Бухарин называл его "Чингиз-ханом", "очевидно, чтоб выдвинуть на первый план жестокость, развившуюся до зверства". "Чего Сталин, эта выдающаяся посредственность, никогда не прощал никому, это - духовного превосходства". Он отмечал у него определенный "практический смысл", выдержку и настойчивость в преследовании поставленных целей, но и узкий "политический кругозор", "совершенно примитивный" теоретический уровень. В связи с этим он напомнил слова Фридриха Энгельса о Веллингтоне: "Он велик в своем роде, а именно настолько, насколько может быть великим, не переставая быть посредственностью".

16 октября Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сокольников, Евдокимов и Пятаков опубликовали заявление-покаяние, дав обещание подчиняться партийной дисциплине. Пленум ЦК (23-26 октября 1926 г.) осудил "оппозиционеров" и вывел из состава Политбюро Троцкого и Каменева. Зиновьев был снят с поста председателя Коминтерна и заменен Бухариным. Крупская покаялась на XV партийной конференции. "Тезисы" Сталина о "построении социализма в одной стране" были приняты единогласно.

На октябрьском (1927 года) Пленуме ЦК ВПК (б) в своем последнем выступлении Троцкий предсказал "слепцам", что "триумф" Сталина долго не продержится и крушение его режима придет неожиданно: "Победители на час чрезмерно полагаются на насилие". Тогда его выступление было встречено криками и оскорблениями зала. Пленум вывел из состава ЦК Троцкого и Зиновьева за попытку выдвинуть "ультиматум".

7 ноября во время праздничных демонстраций Зиновьев и Радек в Ленинграде, Раковский в Харькове, Преображенский и Троцкий в Москве развернули лозунги "оппозиции". 14 ноября Троцкого и Зиновьева исключили из партии, а Каменева и Раковского из ЦК. В декабре 1927 г. произошел окончательный разгром "Объединенной левой оппозиции". На XV съезде 93 сторонника "оппозиции" были исключены из партии, но Каменев, Зиновьев и еще 20 человек "покаялись". Съезд объявил о ликвидации "троцкизма". После съезда были исключены из партии тысячи "троцкистов".

Троцкий назвал это "победой бюрократии над массами".

С 1926 г. специальным постановлением определялся порядок назначения на партийные должности (5500 из 25 тысяч) только Орграспредом ЦК (Сталин). Остальные назначения определяли обкомы и райкомы. Набирала силу Центральная Контрольная комиссия (до 1926 г. ее возглавлял Куйбышев, после - Орджоникидзе), которая боролась против всех группировок и фракций в партии.

В 1927 г. в партии насчитывалось 1 млн. 300 тысяч членов и кандидатов. "Старые большевики" (вступившие до октября 1917 г.) составляли 8 тысяч человек. Шел процесс "плебеизации" и "окрестьянивания" партии. Лишь треть партии составляли рабочие, 60% - неквалифицированный бюрократический аппарат. 85% - моложе 40 лет. Низкий образовательный уровень (1% с высшим образованием), низкий политический уровень (большинство членов партии никогда не читали работ классиков марксизма-ленинизма).

После исключения Троцкого из партии застрелился его ближайший друг и соратник А. А. Иоффе (1883-1927), старейший член партии и ЦК, дипломат (участвовавший в заключении "Брестского мира").

В январе 1928 г. Троцкий и 30 "оппозиционеров" были вывезены из Москвы в Алма-Ату.

Тогда Троцкий обвинил Сталина в том, что под видом борьбы с "троцкизмом" он объявил войну "старым революционным эмигрантам". "Эмигранты - это люди беспочвенные, у которых на уме только международная революция, а теперь нужны руководители, способные осуществлять социализм в одной стране. Борьба против эмиграции... входит неразрывной частью в сталинскую идеологию национал-социализма".

Как представляется сегодня, эта оценка Троцкого была недалека от истины.

Известный в 80-е годы писатель Дмитрий Волкогонов, автор большой книги о Л.Д. Троцком, назвал свою статью в "Правде" (9 сентября, 1988 года) "Демон революции". "Демон" - литературный синоним "злого гения". Он написал о Троцком в характерном для советской публицистики "менторском" тоне как о "фразере", "политикане" и "несостоявшемся диктаторе". К чести автора статьи он имел мужество, может быть впервые, написать: "Однако есть основания считать, что Троцкий в годы его активной деятельности в партии (1917-1924 гг.) не был врагом революции и социализма. Но он уже тогда был врагом Сталина. Нельзя не отдать должное Троцкому: он не сломался, как многие, перед диктатурой Сталина. До конца своих дней он с уважением относился к Ленину". Сталину не удалось, как образно выразился Волкогонов, "опустить" Троцкого "в сточную канаву истории". Троцкий предупреждал Сталина: "Придет время, и не он, а история будет судить его..."

Для Сталина партия сохраняла ценность как массовая опора для аппарата, прежде всего, для Центрального комитета. В конце концов, он убедился в том, что та "ленинская" партия, - партия "мировой революции", - которая была оставлена ему в наследство, неуправляема и недееспособна. По Уставу, руководство партией было коллегиально. Однако "Центральный комитет" при Ленине, по сути, стал авторитарным органом.

Сталин, после смерти Ленина, видел свою задачу "генерального секретаря" в необходимости преобразования партии в действенный орган власти в стране. Поэтому целью номер один была борьба за партию. Под этим углом зрения он и воспринимал все внутрипартийные дискуссии, фракции и оппозиции. Все, что вело к расколу партии, означало подрыв ее авторитета, а значит и ее власти в стране. За историческими примерами далеко обращаться было не надо. Поражение германской революции 1918 года было достаточным аргументом в пользу "генеральной линии" на единство партии.

Вместе с тем Сталин неоднократно имел возможность убедиться в том, что ленинские "преторианцы" никогда не смирятся с потерей своего "революционного приоритета". Они то сговаривались между собой против "третьего", то доносили друг на друга, то "раскаивались" и, после "прощения", вновь принимались за интриги. Они себя считали "неприкасаемыми". Может быть этих своих бывших "соратников" имел в виду Ленин, когда в 1922 году (накануне паралича) говорил о "коммунистической сволочи" (некоторые из них были далеко не высоконравственными людьми).

Именно с этими "оборотнями" Сталину пришлось бороться в первую очередь.

Но... Во-первых, это не была "борьба за власть", потому что у этих людей уже не было реальной власти в стране и они быстро теряли свой авторитет в партии. Во-вторых, Сталин пытался первоначально бороться с ними партийными методами: дискуссии на съездах, партконференциях, в печати, наконец, выведение из партийных руководящих органов и даже "временное" исключение из партии. Следует обратить внимание на то, что это продолжалось почти десять лет! В-третьих, - и это очень важно, - Сталин не осмелился бы вступить в борьбу с "оппозицией" в конце 20-х - начале 30-х годов, если бы он ни смог опереться на поддержку нового поколения партийных руководителей, не связанных своим политическим прошлым с "преторианской гвардией", зато имевших определенный опыт личного участия в революции и в гражданской войне. Эти, сравнительно молодые люди, поддержали Сталина именно потому, что те задачи, которые он ставил перед партией, не только отвечали "потребности момента", как тогда они это понимали, но и их личным карьерным интересам.

Троцкий называл этих "сталинистов" фракцией "национал-социалистических чиновников", "незаконных наследников Октября", "эпигонов большевизма"...

Между тем, по его воспоминаниям, отношение к Ленину как революционному вождю было подменено отношением к нему как "главе церковной иерархии". "На Красной площади воздвигнут был при моих протестах, недостойный и оскорбительный для революционного сознания мавзолей. В такие же мавзолеи превращались официальные книги о Ленине. Его мысль разрезали на цитаты для фальшивых проповедей. Набальзамированным трупом сражались против живого Ленина... Масса была оглушена, сбита с толку, запугана. ...Партия оказалась обреченной на молчание. Воцарился режим чистой диктатуры аппарата над партией. Другими словами: партия перестала быть партией".

В свете последующих событий нельзя проигнорировать это мнение Троцкого. Однако следует обратить внимание на то, что это - его личная оценка. Он говорил об этом, уже находясь вне партия, которая пошла другим путем. То, что он называл: "режим чистой диктатуры аппарата над партией", это ничто иное как результат логического развития ленинского "демократического централизма" (против которого Троцкий выступал всегда и при Ленине). В условиях реальной власти руководство партии ("Центральный комитет" и его филиалы на "местах") не могло функционировать без "аппарата", то есть партийной бюрократии. Таким образом "сращивание" руководства партии с его "аппаратом" было неизбежно.

Троцкий писал: "От партийной демократии остались одни воспоминания в памяти старшего поколения". Теперь над всем и всеми неограниченно господствует "тоталитарный" режим иерархии партийных секретарей. "Верхушка успела превратиться в несменяемую и неприкосновенную олигархию, подменившую собою класс и партию". Однако представление Троцкого о партийной "массе" как политической арене для "дискуссий" и "митингов" уже было анахронизмом времен гражданской войны. Партийная "бюрократия" была естественным исполнительным органом правящей в стране партии. Так что поражение "левой" оппозиции во главе с Троцким было предопределено не "злонамеренностью" Сталина, а потребностью "текущего момента".

Но в 1928-1929 гг. в ЦК партии сложилась "правая оппозиция" Сталину: Бухарин, Рыков, Томский. К ним присоединился 1-й секретарь Московского комитета (с 1924 г.) Угланов. Здесь уже главный вопрос "дискуссии" - отказ от всякой дискуссии - вопрос о "единстве партии". В апреле 1928 г. на заседании ЦК, на котором обсуждалось решение о "правой оппозиции", Сталин впервые заговорил о "внутренних врагах". В июле на заседании Политбюро произошел окончательный разрыв Сталина с Бухариным. Однако Пленум ЦК занял компромиссную позицию.

8 октября Политбюро осудило публикацию Бухарина в "Правде" против "индустриализации". Бухарин был назван "авантюристом". Редакции "Правды" и "Коммуниста" были очищены от "бухаринцев". В ноябре Угланов был освобожден от своей должности (заменен Молотовым). Бухарин в это время "отдыхал" в Кисловодске. По его возвращению, произошла его "стычка" со Сталиным.

В течение 1929-1930 гг. была проведена "чистка" в ЦК партии и ИК Коминтерна (от "бухаринцев"), которой руководил Молотов. Из партии было исключено 170 000 человек (11%).

В январе 1929 г. Политбюро проголосовало (Бухарин, Рыков, Томский - против) за высылку Троцкого из Советского Союза. В феврале он был выслан в Турцию. В то же время Политбюро и ЦКК (председатель Орджоникидзе) "осудили" Бухарина за "антипартийный блок".

В январе-феврале 1929 г. на объединенном заседании Политбюро и Президиума ЦКК ВКП (б) Сталин критиковал Бухарина, Томского, Рыкова и дал резко негативную оценку "Заметкам экономиста", в которых Бухарин выступал якобы за рациональное соотношение между развитием промышленности и сельского хозяйства. Между тем, в 1928 г. "лидеры правого уклона", вместе с другими членами ЦК, голосовали за применение "чрезвычайных мер" в отношении "кулака". На апрельском Пленуме ЦК (1929 г.) прозвучало обвинение Бухарина в убийстве Ленина. В ответ Бухарин выступил с "обвинительной" речью против Сталина. Он заявил: "Вы новой оппозиции не получите! И ни один из нас никакой "новой" или "новейшей" оппозиции возглавлять не будет... Сколько раз нужно сказать, что мы за колхозы, что мы за совхозы, что мы за сельскую реконструкцию, что мы за решительную борьбу против кулака, чтобы перестали возводить на нас поклепы?" Тогда "тройка" вновь осталась в Политбюро. На ноябрьском Пленуме Центральный Комитет высказался за линию Сталина о "чрезвычайных мерах". Заявления Бухарина, Рыкова и Томского об отставке со своих постов были расценены как измена партии. В декабре на VIII съезде профсоюзов, на котором выступили Куйбышев и Каганович, Томский потерпел поражение. И в июле 1929 г. был заменен Шверником и выведен из Политбюро (позже был возвращен в ЦК и назначен директором "Госиздата"). 9 декабря 1930 года Пленум ЦК снял Рыкова с поста председателя СНК и вывел его из состава Политбюро. На его место был назначен Молотов (хотя Орджоникидзе, Микоян и Каганович предлагали Сталину занять этот пост). Орджоникидзе был введен в Политбюро и возглавил ВСНХ (после смерти Куйбышева). Андреев сменил его на посту председателя Контрольной комиссии, а Каганович стал заместителем Сталина в секретариате. Сформировался правящий триумвират: Сталин, Молотов и Каганович.

Так, в 1929 г. началась "революция сверху", которая в основном была завершена к 1936 г.

В "перестроечной" прессе 80-х годов прошлого века очень активно пропагандировался светлый образ истинного "ленинца", "невинной жертвы сталинизма" Николая Ивановича Бухарина. Советского читателя упорно убеждали в том, что именно Бухарин был единственным истинным наследником Ленина и потому непримиримым оппонентом Сталина. Предложенный им курс "построения социализма" ("кооперация" и "рынок"), в случае его принятия партией, позволил бы избегнуть рецидивов сталинской "чрезвычайщины". Нечто подобное происходило во время "хрущевской оттепели" в 60-е годы, когда партийная пресса выдавала С.М. Кирова за несостоявшуюся "демократическую" альтернативу диктатуре Сталина.

100-летие со дня рождения Николая Ивановича Бухарина в 1988 году было отмечено советской печатью. Так, "Правда" опубликовала большую статью двух докторов исторических наук В. Журавлева и В. Наумова "Возвращение к правде", которая представляла безграничный панегирик "одной из наиболее ярких фигур" в истории "нашей" партии. Бухарин был представлен как лучший друг Ленина (с разницей в возрасте в 18 лет!), который "смело выступил против сталинских устремлений, кто, рискуя собой, пытался отстоять ленинские принципы социалистического строительства, ленинские нормы партийной жизни". Изложенная в статье его биография - образец революционного пути интеллигента-марксиста. "Необычная сила ума, преданность идеям марксизма-ленинизма, благородство его духовного облика, простота, редкостная общительность и дружелюбие - все это и делало Бухарина любимцем партии". По мнению авторов, Бухарин развивал идеи о "гуманистическом характере социализма".

В 1989 г. профессор Г. Шмелев в статье "Перед поворотом" ("Правда"), написанной "к истории так называемого "правого уклона" в партии", в которой речь шла о Бухарине, Рыкове, Томском, утверждал, что "главной причиной расправы с ними была, конечно, критика стремления Сталина к единовластию, выступление против насаждаемого им стиля, противоречащего ленинским принципам внутрипартийной демократии". Однако, "справедливости ради", профессор вынужден признать, что "в годы, предшествующие их изгнанию из Политбюро, Бухарин, Рыков и Томский в какой-то мере и сами помогали возвышению Сталина, созданию условий, которые привели к замене борьбы мнений репрессиями против несогласных... Такова правда истории".

На самом деле, между Сталиным и Бухариным не было принципиального идейного разногласия. Бухарин активно участвовал в антитроцкистской кампании, поддержал "индустриализацию" и "коллективизацию". Спор между ними шел только о методах и сроках "построения социализма". "Правая" оппозиция составляла в партии ничтожное меньшинство (в основном молодежь) и не представляла никакой угрозы ее руководству (и Сталину).

После разгрома "правой оппозиции" (массового увольнения из госучреждений молодых "бухаринцев") Бухарин заявил: "Мы поступили очень правильно, разгромив самый опасный правый раскол в партии".

Затем семь лет Бухарин пребывал в "опале". О нем стали забывать. С 1933 г. он - редактор "Известий". Потом - директор научно-технического отдела Совнархоза, академик АН СССР.

В 1934 году он выступил на XVII съезде с "самокритичной" речью: "Товарищ Сталин был целиком прав, когда разгромил, блестяще применив марксистско-ленинскую диалектику, целый ряд теоретических предпосылок правого уклона, формулированных, прежде всего мной". "Прощенный" Сталиным он выступил с "блестящим докладом" о поэзии на I съезде советских писателей в том же 1934 году (разгромив "есенинщину"). Именно тогда М. Горький сказал ставшие лозунгом слова: "если враг не сдается, его уничтожают". В 1936 г. Бухарин - член комиссии по разработки новой Конституции СССР. Весной 1936 года его командировали (вместе с молодой женой, ждущей ребенка) во Францию якобы для приобретения архивов К. Маркса. Здесь он проявил "неосторожность" в своих встречах и беседах (в том числе и с "близкими" к Троцкому людьми).

Удивительно похожи политические биографии Каменева, Зиновьева и Бухарина! При весьма "скромном вкладе" в революцию, компенсировавшимся "близкими" отношениями с В.И. Лениным, они отнюдь не могут быть названы его "единомышленниками" (скорее - постоянными "оппонентами"). После смерти Ленина они быстро перешли в лагерь нового Вождя, активно помогая ему в расправе над главным его соперником Троцким ("доверенным лицом" Ленина). Затем Бухарин столь "легко" поддержал Сталина против Каменева и Зиновьева, впоследствии публично "санкционировав" подавление "левой оппозицией", а позже - расправу над своими соратниками по "правой оппозиции". Они, постоянно затевая всякие "заговоры" и "союзы", тут же "раскаивались", выдавая друг друга, и вновь продолжали фрондировать. Пока они Сталину не надоели...

Имеются свидетельства, что Надя Аллилуева, с которой Бухарин часто "делился" своими "сомнениями", с удовольствием рассказывала своему мужу о его "врагах". Иными словами, "Бухарчик" занимался вульгарным доносительством на своих друзей. Так что Бухарин, обладавший довольно сомнительными моральными качествами, ни как не подходил на роль "закланного агнца".

Сталин встречался регулярно с Менжинским, который сменил Дзержинского на посту председателя ГПУ, и обсуждал "заговоры". Так был разоблачен очередной "предатель" Сергей Сырцов, кандидат в члены Политбюро, который был обвинен в организации "заговора". Но за Сырцова вступился Орджоникидзе. Сталин отступил (но не забыл). Разоблачения уже вошли в повседневную жизнь большевистских руководителей, они стали неотъемлемой частью их образа жизни. Папки Сталина распухали от писем с обвинениями и доносами.

В связи с этим Троцкий отмечал, что те, кто "каялись" и заверяли в "верной службе", даже если они были бескорыстны и искренни, не могли заставить себя верить, что Сталин - "отец народов". Но они понимали, что в его руках власть, и думали, что он охраняет "наследие" Октябрьской революции. Ради этого они жертвовали своей личностью. Но это их не спасло, потому что Сталин не верил им. Он знал, что они не считают его "великим человеком", а только человеком, занимающим "великое место". Поэтому он ненавидел их. Ему нужен был только повод, чтобы уничтожить их. "Опасных свидетелей надо было устранить".

Нет оснований подозревать Троцкого в неискренности, он действительно откровенно презирал Сталина как политическую "посредственность". Но здесь он вновь экстраполирует свое личное отношение на всех "оппонентов" Сталина. И это породило в свое время (при хрущевской "оттепели") очередной миф о "заблудших овцах", ставших жертвами сталинской "мстительности". Сегодня это звучит наивно. Те, о ком шла речь выше, вполне сознательно и, руководствуясь собственными интересами, шли либо против Сталина, либо на союз с ним. И, как в любой политической игре кто-то выигрывал, а кто-то проигрывал. Но никому не был дан дар предвидения. Даже Сталину, который вел свою игру, руководствуясь предложенными ему обстоятельствами.

Так, по свидетельству Троцкого, одновременно с уничтожением оппозиции шла "перестройка" биографии Сталины: ему приписывались подвиги, которых он не совершал. Но тот же Троцкий признавал, что постепенно создавалась "целая наука" фабрикации искусственных репутаций, сочинения фантастических биографий, рекламы других "вождей по назначению". Так фальсифицировалась история революции.

В конце концов, из Политбюро эпохи Ленина остался один Сталин. Новые члены Политбюро ранее в истории партии и революции играли второстепенные роли. "В большинстве своем это были люди, уже исчерпанные революцией. Были ограниченные фанатики, которые дали себя обмануть. Были молодые карьеристы, которые спешили доказать свою незаменимость", - пишет Троцкий. Но теперь беспощадно действует партийное правило, согласно которому Политбюро всегда право, и никто не может выступить против Политбюро. Но и Политбюро не может выступить против Сталина, который не может ошибаться. "Политбюро быстро теряло свое значение. Главным источником власти становилась близость к вождю".

Но в этом нет заслуги самого Сталина. Он для этого не предпринял особых усилий. Как это бывает часто в истории, он просто оказался в нужное время в нужном месте. Но это не было случайностью.

Симон С. Монтефиоре по этому поводу пишет: "Сталинский орден меченосцев был больше похож на средневековый орден тамплиеров или даже на теократию иранских аятолл, чем любая другая светская организация на земле". Его фанатизм "был почти исламским", а "мессианская самовлюбленность" не знала границ. "Трудно найти лучший синтез между человеком и движением, чем был у Сталина и большевизма: в этом зеркале отражались его добродетели и недостатки".

Английский исследователь отмечает, что для большевиков любое колебание считалось изменой. Поэтому они ценили твердость, которую видели у Сталина: "Фундаментом сталинской власти в партии был не страх, а обаяние. Сталин подчинил себе волю соратников, но они, с другой стороны, в подавляющем большинстве случаев были полностью согласны с принимаемыми им решениями". Вопреки Троцкому он считает, что Сталин вовсе не был "ужасным бюрократом и аппаратчиком", а был "прирожденным организатором". Он никогда не импровизировал, а тщательно взвешивал принимаемое решение. Но "настоящая гениальность" Сталина заключалась в том, что "он обладал огромным обаянием". Он был тем, кого принято называть "человеком из народа". Он умел, как никто другой, расположить к себе человека и сделать его своим преданным другом. "Сталин обладал вспыльчивым характером и часто выходил из себя, но, если ему было необходимо завоевать чье-то доверие, он был неотразим".

Даже Троцкий признавал, что личные черты характера Сталина позволили ему стать "сознательным орудием новой советской аристократии, и они побудили эту аристократию увидеть, признать в Сталине своего вождя".

"Советскую элиту с иронией называли "аристократией", - пишет Монтефиоре, - но на самом деле она больше походила на служилое дворянство средних веков, привилегии которых зависели, главным образом, от степени их преданности сюзерену". Сталин все знал о соратниках и близких друзьях, их сильные и слабые стороны. Он прекрасно умел использовать их.

21 декабря 1929 г. в Зубалово скромно, но заметно, было отмечено 50-летие Сталина. Его новые "соратники" написали в "Правду" статьи, в которых называли его "вождем" и наследником Ленина...

В апреле 1931 г. на XI пленуме ИК Коминтерна Сталин поднял вопрос о военной опасности для СССР со стороны "контрреволюционной мировой буржуазии" (Англии и Франции). Идея "мировой революции" сменилась "идеей мировой контрреволюции". Однако это был миф, созданный для внутренних целей.

По этому поводу современный историк В. Сироткин замечает: "Запад погряз в глубочайшем экономическом кризисе, ни о каком "нападении" он тогда не помышлял... Правительство США не препятствовало Форду и другим бизнесменам строить в СССР автомобильный завод в Нижнем Новгороде, тракторные заводы в Сталинграде и Харькове, участвовать в строительстве Днепрогэса. ...Шведы помогали сооружать в Москве шарикоподшипниковый и в Ярославле шинный заводы. Франция готовилась заключить с нами пакт о ненападении. Г.В. Чичерин еще в 1929 году информировал правительство СССР, что на серьезную войну капиталистический мир не пойдет. В ответ Сталин отправил дипломата в отставку".

Сталин использовал доктрину "мировой контрреволюции" для борьбы с оппозицией внутри партии. Позже тезис о внешней "контрреволюции" был объединен с установками на "чрезвычайные меры" по мере "обострения классовой борьбы". Так, последующие партийные "чистки" и политические репрессии получили необходимое идеологическое ("международное") обоснование.

К этому времени сложилась "ближайшее окружение" Сталина, его собственная "гвардия".

Как отметил доктор философских наук А. Бутенко в своей статье ("Неделя",1988 год): "Сталинское окружение - это та часть тогдашнего руководящего ядра партии и Советского государства, которая в принципе разделяла сталинское видение социализма, активно поддерживала сталинскую политику, а потому вместе с И. Сталиным несет ответственность за эту политику".

Ближайшим соратником Сталина был Григорий (Серго) Константинович Орджоникидзе (1886-1937), - старейших член партии (с 1903 г.) и активный участник Гражданской войны (на Кавказе), нарком тяжелой промышленности (с 1932 г.)

По мнению Монтефиоре, "Орджоникидзе не разбирался в тонкостях экономики, но был достаточно умен, чтобы привлекать к работе знающих эти тонкости специалистов. Их доверие он завоевывал обаянием и неукротимой энергией" и... рукоприкладством. "Серго Орджоникидзе сначала заигрывал с Николаем Бухариным, а потом его предал. Он был активным и убежденным сторонником "Великого перелома". ...Тем не менее, он оставался последним большим руководителем в Политбюро, который скептически относился к безмерному восхвалению вождя".

Близким другом Орджоникидзе (еще по Кавказу) был Сергей Миронович Киров (Костриков), которого "Серго" рекомендовал Сталину. Киров (1886-1934) вступил в партию в 1905 году, принимал активное участие в революционной деятельности и в гражданской войне (комиссаром в армии Орджоникидзе), затем руководил партийной организацией в Закавказье. В 1926 г. был назначен первым секретарем Ленинградского ОК и ГК партии. С 1927 г. - кандидат, а с 1930 г. - член ПБ ЦК. В 1934 г. - одновременно, секретарь ЦК.

Артем Сергеев свидетельствует: "Сталин очень любил Кирова. Он ездил на вокзал в Сочи встречать поезд Кирова. Иосифу Виссарионовичу нравилось отдыхать с Кировым. ...Они были большими друзьями и братьями и всегда нуждались друг в друге".

Вместе с тем крепкая дружба Кирова также с Орджоникидзе, Куйбышевым и Микояном беспокоила Сталина. "Киров и в зрелом возрасте отличался мальчишеским энтузиазмом и задором. Он был одним из тех людей, с которыми нельзя было не дружить", - пишет Монтефиоре. Но "как и другие большевики, особой сентиментальностью и добротой Киров не отличался".

Профессор Бутенко считает "хвалебную оду" Кирову "справедливой данью" заслугам человека, "много сделавшего для утверждения в партии ленинских принципов, методов и норм работы". Но при этом указывает на ответственность Кирова "за превращение ленинской партии в сталинскую и за подмену ленинской концепции социализма сталинской". В связи с этим возникает вопрос, о каких "ленинских" принципах и методах идет речь?

Так, в 1929 году на пленуме Ленинградского обкома партии Киров докладывал: "Если кто-нибудь прямолинейно и твердо, действительно по-ленински, невзирая ни на что отстаивал и отстаивает принципы ленинизма в нашей партии, так это именно товарищ Сталин..."

В 1934 году накануне XVII съезда партии Киров, выступая на партийной конференции в Ленинграде, говорил: "Товарищи, говоря о заслугах нашей партии, об успехах нашей партии, нельзя не сказать о великом организаторе тех гигантских побед, которые мы имеем. Я говорю о товарище Сталине.

...Трудно представить себе фигуру гиганта, каким является Сталин. ...Вся основная работа - это должна знать партия - происходит по указаниям, по инициативе и под руководством товарища Сталина..."

Следует заметить, что среди "особых" заслуг Кирова, - фактически полноправного наместника на всем северо-западе страны, - перед партией и народом занимает его непримиримая борьба против "зиновьевцев" в Ленинграде. Тогда впервые была применена массовая "зачистка" города, - тактика насильственного изгнания и переселения в северные и восточные районы страны несколько десятков тысяч ленинградцев, в основном "старых" рабочих и инженерно-технической интеллигенции. Велика роль "любимого народом" Сергея Мироныча в создании известного Соловецкого лагеря и в строительстве Беломоро-Балтийского канала.

Пожалуй, самым "старым знакомым" Сталина был Михаил Иванович Калинин (1875-1946). Член партии с 1998 г. Познакомился со Сталиным в Тифлисе в 1900 г. С 1919 г. - член ЦК, после смерти Свердлова, - председатель ВЦИК, затем - Председатель Президиума Верховного Совета СССР. В 1925 году он сказал о Сталине: "Этот конь сбросит однажды нашу телегу в яму".

Среди старых друзей Сталина - Вячеслав Михайлович Молотов (Скрябин) - (1890-1886) - член партии с 1907 года, с 1930 г. - председатель Совнаркома (до 1940 г.), затем министр иностранных дел (до 1949 г.).

Монтефиоре пишет: "Единственным человеком, которому довелось здороваться за руку с Лениным, Гитлером, Гиммлером, Герингом, Рузвельтом и Черчиллем, был Вячеслав Михайлович Молотов, ближайший соратник и друг Сталина. ...Даже в Политбюро, сборище фанатиков, слепо веривших в большевистские идеи, этот Робеспьер сталинского двора выделялся своей фанатичной преданностью марксизму-ленинизму и суровой дисциплине". Он отмечает, что "отличительными чертами характера Молотова были жесткость и мстительность". Он не прощал обид. "Вячеслав Михайлович был груб с подчиненными и часто выходил из себя". Достойным качеством Молотова была стойкость к крепким спиртным напиткам.

Между тем в обновленном составе партийного руководства тон уже задавали сталинские выдвиженцы двадцатых годов.

Среди них, ближе всего к Сталину был Климент Ефремович Ворошилов (1881-1969), в прошлом рабочий, в революционном движении с 1905 года, знаком со Сталиным с 1908 г. (Баку), участник Гражданской войны (Украина, Царицын, Дон), в 1925 г. сменил Фрунзе на посту наркома обороны (до 1940 г.).

Монтефиоре пишет: "Глупость Ворошилова почти вошла в поговорку. Он редко выполнял задания, не наделав при этом ошибок. Этот токарь из Луганска, ...как и большинство других сталинских вождей, не закончил в школе и двух классов. ...В глубине души кавалерист Ворошилов всегда ненавидел талантливых профессиональных военных. У него был комплекс неполноценности, который, кстати, является одной из главных движущих сил практически у всех придворных из свиты Сталины. ...Этот розовощекий светловолосый красавец со сверкающими глазами славился потрясающей личной храбростью и был в общем-то добрым человеком. Однако под ангельской внешностью скрывалось что-то неприятное и подленькое".

Более тридцати лет рядом со Сталиным (до конца его жизни) находился Андрей Андреевич Андреев (1895-1971), - крестьянский сын, с 1917 г. - профсоюзный деятель, с 1922 г. член ЦК, с 1932 г. - член Политбюро ЦК, нарком путей сообщения (1931-1936 гг.), в 1935-1946 гг. - секретарь ЦК, с 1939 г - председатель КПК (до 1946 г.).

Одной из одиозной фигур "ближнего круга" Сталина был Лазарь Моисеевич Каганович (1893-1991). Вступил в партию в 1911 году, после революции "руководил" в Средней Азии и на Украине. Затем возглавлял Московскую парторганизацию. После XVI съезда вошел в Политбюро. Был министром путей сообщения.

Монтефиори пишет: "Лазарь Каганович представлял собой образец мужественного современного руководителя. Он был такой же вспыльчивый, как и его близкий друг Серго. Он нередко занимался рукоприкладством или поднимал подчиненных в воздух, схватив за лацканы пиджака. ...За бьющую ключом энергию Кагановича прозвали Локомотивом. Молотов говорил, что Лазарь не только знает, как надавить на человека, но и сам может дать фору любому головорезу. ...Сталин называл его "Железным Лазарем".

Английский историк называет Кагановича "первым истинным сталинцем", так как ему принадлежит честь введения в обиход этого слова. На одном из ужинов на сталинской даче в Зубалово, (возможно это было в декабре 1929 года) он произнес тост: "Вот все говорят о Ленине и ленинизме, но Ленина уже давно нет. Да здравствует сталинизм!"

Каганович всегда относился к Сталину с большим почтением. По выражению Молотова, он был "сталинистом на все двести процентов".

Американский публицист Стюарт Кэхан назвал свою книгу о Кагановиче "Волк в Кремле". Известный советский "историк" Рой Медведев обиделся за своего соотечественника и попытался его оправдать в газете "Московские новости" (1988 г.), назвав книгу "очередной наукообразной фальшивкой", основанной на "фальсификациях, распространяемых как среди сионистов, так и среди антисемитов". Но он вынужден все-таки признать: "Известна зловещая роль Кагановича в годы сталинского террора. Он был, конечно, одним из главных подручных Сталина и в годы коллективизации, и во время террора 1937-1938 гг. ...Еще в 1932 году Каганович помогал проводить жесточайший террор на Северной Кавказе. ...В годы Великой Отечественной войны ему поручалось налаживать... работу военных трибуналов и заградительных отрядов". Однако Медведев высказывает свое "сожаление" по поводу того, что "некоторые из советских авторов", "стремясь как-то уменьшить масштабы преступлений и ответственности Сталина, они пытаются переложить большую часть вины Сталина на тех или иных людей из его окружения..." По его мнению, и в "сталинском окружении" были "хорошие люди", лишь добросовестно выполнявшие распоряжения Хозяина. Они же в этом не виноваты!

Такой же позиции, весьма распространенной в среде "интеллектуалов" 80-х годов прошлого века, придерживается и профессор Бутенко, который всерьез полагает, что "сталинское окружение" выполняло лишь "декоративную функцию", придавало "сталинскому деспотизму характер коллегиальной власти, отвечающей ленинским принципам". Но он не может ни признать: "за то, что народ верил в демократический характер сталинской власти, несет историческую ответственность, прежде всего, "сталинское окружение". "Главная вина окружения в том, что оно освятило и проложило дорогу сталинскому деспотизму, стало его прочнейшей опорой".

Между тем только неискушенный в политике человек может верить в благонамеренность и порядочность людей, вошедших в "сталинское окружение" в 30-е годы! Попытки разделить "сталинское окружение" на "гуманистов" и "негодяев", забыв между ними "невинных агнцев", столь же наивны, как и беспринципны. В "близком окружении" не могли оказаться случайные люди, так как оно формировалось избирательно и целесообразно. Это был живой организм личных отношений, которые регулировались принятыми правилами "игры". Нарушение этих правил, вольное или невольное, каралось изгнанием из "ближнего круга" и политическим остракизмом. В "чрезвычайных" обстоятельствах это неизбежно влекло за собой физическое уничтожение. Так что "сталинское окружение", осуществившее в 30-е годы "революцию сверху", несет всю ответственность перед судом истории.

Монтефиоре весьма точно сравнивает большевистское руководство с "семейным бизнесом". "Верхушка большевиков состояла из целых кланов. ...Немало руководителей состояли в родственных связях благодаря женам. Эти связи не только усложняли баланс сил в верхушке, но позже привели к трагическим последствиям".

Это очень важно подчеркнуть: отношения Сталина со своими соратниками складывались не столько на общности политических взглядов (у некоторых из них их вообще не было), сколько на основе личных отношений, сформировавшихся иногда задолго до революции, но, главным образом, в процессе борьбы против "оппозиции". Отступничество он воспринимал как личное предательство. Он никогда не забывал и не прощал тех, кто когда-нибудь выступал против него или его не поддержал вовремя. Но это - вопрос морали, а не политики.

Во второй половине 1931 года в стране начался голод, вследствие которого погибло свыше 10 млн. человек. Однако 6 июня 1932 года Сталин и Молотов заявили, что никаких изменений ни в сроках поставок зерна, ни в его количестве быть не может. 14 июля Сталин написал из Сочи Молотову и Кагановичу в Москву и потребовал издать закон, по которому голодных крестьян следовало расстреливать за кражу хотя бы одного колоска с колхозного поля. 7 августа известный "драконовский" закон о "Борьбе с хищениями социалистической собственности" вступил в силу.

21 августа 1932 г. М.Н. Рютин (бывший секретарь Московского комитета партии) в "анонимном" (ОГПУ получило донос на него) письме "Обращение ко всем членам партии" выступил с требованием сместить Сталина. В письме говорилось: "В теоретическом отношении Сталин показал себя за последние годы политическим ничтожеством, но как интриган и политический комбинатор он обнаружил блестящие "таланты". После смерти Ленина он наглел с каждым днем. ...Ограниченный и хитрый, властолюбивый и мстительный, вероломный и упрямый - Хлестаков и Аракчеев..."

Сталин был взбешен и потребовал для Рютина "смертной казни", но не был поддержан в Политбюро (против выступили Орджоникидзе и Киров.). Тогда еще действовал "негласный запрет" на расстрел членов партии. Рютин был арестован и приговорен к 10 годам в лагерях (где и погиб).

В 1932 г. был также арестован и погиб в лагере Иван (Ивар) Тенисович Смилга (1892 г.р.), член партии с 1907 г., член ЦК с 1917 г., активный участник Гражданской войны (подавление "Чехословацкого мятежа", воевал против Деникина и Колчака). В 1921-1923 гг. - зам. председателя ВСНХ (Дзержинского), в 1923 г. - зам. председателя Госплана СССР, с 1925 г. - ректор "Плехановского" института экономики (народного хозяйства). После разгрома "Объединенной оппозиции" в 1927 г. был сослан на Амур, но восстановлен в партии в 1930 г.

Осенью 1932 года Сталин встретился с творческой интеллигенцией в доме Максима Горького, с которым он был близок с момента возвращения писателя в Москву. Присутствовали Молотов, Ворошилов, Каганович.

"Сталин сконцентрировал на Горьком все свое кошачье обаяние, - пишет Монтефиоре. - В 1931 году писатель вернулся на родину, чтобы стать литературным украшением вождя. Горький нравился Сталину. Он писал Ворошилову: "Хороший, добрый и умный человек. Он полностью поддерживает нашу политику и все прекрасно понимает. В политике он с нами против правых". В Горький был переименован Нижний Новгород, "Горьковской" стала в Москве Тверская улица. Имя Горького присвоили МХАТу. На жизнь он не жаловался, потому что ни в чем не нуждался".

За этим наблюдал Генрих Ягода, который проводил много времени в его особняке.

Генрих Ягода (Ханох-Енох Иегуда), сын ювелира и ученик аптекаря, был женат на племяннице Якова Свердлова (ее отца "усыновил" М. Горький). "Генрих Ягода был хитрым мужчиной невысокого роста, - описывает его по воспоминаниям Монтефиоре. - Ягода всегда ходил в форме, любил французские духи и сексуальные игрушки. Он был из числа тех массовых убийц, у которых пальцы позеленели от работы в саду [английское выражение: green thumb -М.К.]". На даче у него было две тысячи орхидей и роз.

Английский историк отмечает: "Литературе Иосиф Виссарионович всегда уделял большое внимание. ... Сталин не только восхищался настоящей литературой и ценил ее, он умел и отличить гениев от бездарей". Сталину принадлежат слова: "Если хотите узнать окружающих вас людей, поинтересуйтесь, что они читают".

8 ноября 1932 г., после праздничного банкета в Кремле, у себя на квартире застрелилась жена Сталина Надежда Аллилуева (ей было 31 год). Обстоятельства ее смерти не оставляют сомнения, что это было самоубийство. "История болезни Надежды Аллилуевой, сохраненная Сталиным в домашнем архиве, и свидетельства тех, кто ее знал, говорят, что она страдала от серьезного психического заболевания", - пишет Монтефиоре. Примечательно, что незадолго до этого "случайно" застрелилась первая жена Семена Буденного.

"Сталин был поражен... - отмечает Монтефиоре. - Стальной человек на глазах присутствующих превратился в развалину. Сначала он был потрясен, потом на смену оцепенению и растерянности пришла ярость. ...Дав выход злости, он неожиданно заявил, что отказывается от власти и что собирается застрелиться. "Я не смогу так жить..."

После похорон Надежды Аллилуевой (в ее комнате было найдено "письмо Рютина"), по свидетельствам Молотова и Кагановича, "Сталин изменился". Смерть жены Сталина изменила жизнь не только его детей, но впоследствии и жизнь всех его родственников. Монтефиоре обращает внимание на то, что судьбы участников того трагического банкета и их жен в самом ближайшем будущем будут зависеть от их отношений со Сталиным. "Не пройдет и пяти лет, как многие из них умрут страшной смертью. Вождь никогда не забудет роли, которую они сыграли в ту роковую ноябрьскую ночь".

До этого члены семей советских руководителей жили "замечательной жизнью", как писала в своем дневнике Екатерина Ворошилова: "Какое же замечательное это было время. Какие простые, хорошие и дружеские отношения..." В ночь с 8 на 9 ноября идиллия навсегда закончилась.

Из Берлина вернулись Павел (брат Нади) и Женя Аллилуевы, из Харькова приехали Анна (сестра Нади) и Станислав Реденсы. Реденс - бывший секретарь Дзержинского, до 1931 г. руководил ГПУ Грузии, затем - ГПУ Украины, - был назначен начальником Московского ГПУ. Из-за границы вернулся Алеша Сванидзе (брат Като - первой жены Сталина) с женой Марией. Женя Аллилуева и Мария Сванидзе постоянно жили в доме Сталина.

В 1933 г. аресты и ссылки членов партии были прекращены Некоторые из "опальных" оказались "прощены" и возвращены к активной деятельности (Каменев, Зиновьев и др.).сталинской"932 г. М. Рютин (снят с поста секретаря Московского комитета) и др. начен секреатрем Москос

В июне 1933 г. пост Генерального прокурора занял А.Я. Вышинский (знакомый Сталина по Кавказу).

В июле 1933 года Киров вместе со Сталиным, Ворошиловым, заместителем председателя ОГПУ Ягодой и начальником ГУЛАГА Берманом отмечали на пароходе "Анохин" завершение Беломорско-Балтийского канала, ("Беломорканала"), построенного протяженностью в 227 километров 170 тысячами заключенных ГУЛАГА (из которых с декабря 1931 года погибло. 25 тысяч). Сталин и Ворошилов похвалили Ягоду и Кирова за их огромный вклад в осуществление этого "грандиозного проекта социалистического строительства".

Летом 1933 г. во время его пребывания в Сочи, Сталин вновь был обеспокоен неблагополучным положением среди его соратников, думал об ослаблении дисциплины и предательстве в партии. Он жаловался Молотову и Кагановичу, что Валериан Куйбышев "спивается и становится алкоголиком". Между тем в Политбюро постоянно возникали ссоры. Молотов часто ссорился со вспыльчивым Орджоникидзе и Кагановичем. Каганович, кроме Молотова, одновременно воевал с Кировым, у которого, в свою очередь, были очень напряженные отношения с Ворошиловым. И так далее...

26 января 1934 г. - открылся XVII съезд партии. В партию были "возвращены", после "самокритики", Бухарин, Рыков, Томский, Пятаков, Зиновьев, Каменев. Первые четыре даже были выбраны в ЦК.

Автор апологетического очерка о Каменеве историк Р. Медведев вынужден признать: "Особенно позорной страницей в его биографии является выступление на XVII съезде партии. Он не только сравнивал время Сталина с тем, когда у руля стоял Ленин. Собственный путь он называл цепью "ошибок и преступлений"... Заявляет даже, что всякая фракционная группировка в партии неизбежно становится на "преступный путь". ...Общий его вывод: "борьба против Сталина - неизбежная черта любой контрреволюционной группировки, как бы она не называлась".

Сталин заявил о победе партийной линии и построении социализма: " Если на XV съезде приходилось еще доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на XVI съезде - добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде - и доказывать нечего, да, пожалуй - и бить некого".

Виновников невыполнения партийных директив Сталин назвал: это - "люди с известными заслугами в прошлом, люди, ставшие вельможами, люди, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков".

Н. Верт пишет: "Таким образом, партийная линия становилась догмой. Сомнение в ней уже означало предательство".

По свидетельствам, которыми располагал Монтефиоре, во время работы XVII съезда партии "далеко не все делегаты были в восторге от вождя". Некоторые провинциальные партийные руководители были возмущены жесткими решениями Сталина и его промахами. Они тайно собирались на квартирах своих московских друзей и обсуждали вопрос об его отставке. Многие делегаты соглашались с тем, что Сталин должен уйти. Такие встречи проходили и на квартире Орджоникидзе, где остановился у своего друга один из руководителей Грузии Орахелашвили. На одну из таких встреч был приглашен Киров и ему, якобы, было предложено возглавить партию, но он отклонил это предложение. "Не исключено, что Кировым двигала не любовь к Сталину, а элементарная осторожность", - справедливо считает Монтефиоре.

После этого Сергей Мироныч рассказал об этом разговоре своему другу Сталину (!) Тем самым, прекрасно зная мстительный характер Сталина, он не только выдал "заговорщиков", но и "сдал" своего старого друга и покровителя Серго Орджоникидзе. Не зная об этом, делегаты съезда приветствовали выступление Кирова, стоя и бурными овациями. Он был избран секретарем ЦК, но отказался от предложения Сталина переехать в Москву. Во время его приездов в Москву Киров и Сталин по-прежнему вели себя как "закадычные друзья".

Н. Верт правомерно считает: "...Мнения некоторых советских историков, высказанные вскоре после XX съезда КПСС, о существовании оппозиционного течения во главе с Кировым, не являются убедительными".

Между тем один из современных "неосталинистов" ("национал-социалистов") кандидат исторических наук Александр Елисеев заявляет: "...Некоторые свидетельства позволяют нам отнести Кирова к одним из самых ярых противников генсека". Якобы у Кирова были "контакты" с Троцким! Для оппозиции он был "идеальный боярский царь", но "выдал тайные планы вождю". Елисеев обвиняет Кирова в том, что его речь на съезде была "прямо-таки насыщена революционным антифашизмом"! "Он яростно бичевал фашизм..." Дальнейшее откровение молодого историка поразительно: "Это был завуалированный упрек Сталину, ... дрейфовавшему в сторону национал-большевизма"! И вывод таков: "Кто бы ни убил Кирова, но ясно, что выстрелы в Смольном были результатом его двурушнического поведения на съезде". Историк уверен в том, что у "бухаринцев" были основания желать смерти "Мироныча" (для этого могли быть задействованы личные связи Бухарина с Ягодой), так как Бухарин "боялся... союза с Германией, который мог плодотворно сказаться на судьбах России и самой Германии, удержать последнюю от непродуманных внешнеполитических авантюр". "Правотроцкисты" (Бухарин и др.) "пытались сорвать нормализацию отношений между СССР и Германией, причем именно в 1933 году, когда Гитлер пришел к власти".

Эта потрясающая инсинуация опубликована в наше время в российской печати!

В связи с этим, следует напомнить, что 30 июня 1934 года, недавно ставший канцлером Адольф Гитлер жестоко расправился со своими "врагами", бывшими соратниками, внутри нацистской партии (до этого он уничтожил 33 тысяч коммунистов). "Ночь длинных ножей" вызвала у Сталина "неподдельный восторг". В разговоре с Микояном он сказал: "Этот Гитлер тот еще тип! Потрясающе! Очень ловкий и умный ход, который требует мастерства настоящего политика".

Однако до сих пор никто из российских историков не хочет замечать этого очевидного совпадения!

В мае 1934 г. скончался председатель ОГПУ Менжинский. Вместе с ним скончалось и ОГПУ, которое 10 июля 1934 г. вошло в Народный комиссариат внутренних дел. Комиссаром НКВД стал Генрих Ягода. Последовало усиление репрессий. После съезда в течение года из 1966 делегатов съезда 1108 было арестовано. Из 139 избранных членов и кандидатов в члены ЦК партии впоследствии было уничтожено 110. Был принят закон об ответственности семей репрессированных.

11 сентября 1934 г. Сталин дал "сигнал": "Очистите ОГПУ от сотрудников с особыми "дедуктивными" методами и накажите всех виновных, независимо от занимаемых должностей". В ноябре были введены "Особые совещания" с правом вынесения приговоров.

30 июля 1934 года Сталин в Сочи встретился с Кировым и Ждановым (который на XVII съезде был избран в ЦК). Молотов вспоминал: "После Кирова больше всех он любил Жданова, Он ценил его выше всех".

Андрей Александрович Жданов (1896-1948) - дворянин, выпускник Московской духовной академии (единственный руководитель партии, имевший законченное образование). В годы Гражданской войны он был "комиссаром" (?). В 1922 году "руководил" Тверью (в 26 лет), затем - Нижним Новгородом. Оттуда был переведен в Москву. Вообще его биография "досталинского" периода весьма невнятна.

"Прямой и бескомпромиссный, когда речь шла о делах партии, Андрей Жданов... отличался удивительной аккуратностью, часто переходящей в мелочность, - пишет Монтефиоре. - ...Жданов ...был помешан на самообразовании. ... Сталин видел в Жданове... "соратника-интеллектуала". Он уважал его за знания и регулярно звонил с разными вопросами". У Жданова и Сталина оказалось немало общего. "Их отличало только одно - Жданов был ограниченным человеком. Это не мешало ему быть преданным вождю. ...Для него Сталин всегда был Иосифом Виссарионовичем".

Именно Андрей Жданов руководил Первым съездом Союза писателей СССР.

В это время, как отмечает Монтефиоре: "...Политбюро быстро теряло свое значение. Главным источником власти становилась близость к вождю. Советская Россия наслаждалась последними месяцами олигархии и стремительно приближалась к диктатуре".

После XVII съезда заседания Политбюро проходили редко и часто сводились к встречам Сталина с двумя-тремя соратниками. Остальные члены Политбюро участвовали в принятии решений заочно (по телефону).

25 ноября Киров приехал в Москву на Пленум ЦК. Встретиться с Орджоникидзе ему не удалось. В начале ноября во время посещения Грузии, после ужина у Л. Берия, Серго стало "плохо" (внутреннее кровотечение и сердечный приступ). Прибывшие врачи не смогли установить диагноз. Сталин не разрешил Орджоникидзе вернуться в Москву, поэтому он не участвовал в работе Пленума.

Монтефиоре верно заметил: "Когда поблизости находился Лаврентий Павлович Берия, было крайне глупо относиться несерьезно к любому недомоганию, пусть и к самому легкому. ...Лаврентий Берия отлично разбирался в ядах. В НКВД к тому времени уже активно действовал сверхсекретный отряд врачей-отравителей под руководством доктора Григория Майрановского".

Пленум закончился 28 ноября. Киров возвращался в Ленинград на "Красной стреле". Сталин проводил его на вокзал, зашел в вагон и обнял на прощание.

Через три дня в Ленинграде С.М. Киров был убит.

Сталин сразу заявил: "Для меня уже сейчас ясно, что в Ленинграде действует хорошо организованная террористическая организация. Необходимо провести самое тщательное расследование". Ежов и Агранов провели такое "расследование". Но никаких попыток расследовать убийство Кирова с "криминалистической точки зрения" сделано не было.

Позже Хрущев обвинял Сталина в убийстве Кирова. Также считал и А. Микоян. Друзей Кирова, - Микояна, Куйбышева и Орджоникидзе - "удивило" поведение Сталина на заседании Политбюро.

Н. Верт пишет: "...Единственное, что можно утверждать с уверенностью, - убийство Кирова в огромной степени способствовало материализации идеи заговора". "Это убийство впоследствии тяжелым грузом давило на политическую обстановку в стране. Оно использовалось высшим руководством для нагнетания атмосферы кризиса и напряженности, могло в любой момент послужить конкретным доказательством существования тайной организации, угрожающей стране, ее руководителям, в конечном счете, социализму".

В "закрытом письме" ЦК партии "О последствиях событий, связанных со злодейским убийством товарища Кирова" утверждалось существование заговора, организованного троцкистами и зиновьевцами и объявлялась "охота" на их явных и скрытых сторонников. Были вновь арестованы Зиновьев и Каменев и тысячи их "сторонников" (прежде всего в Ленинграде).

"Ясно одно - убийство ленинградского руководителя пришлось для Сталина очень кстати", - убежден Монтефиоре. Хотя и признает: "С другой стороны, было бы, конечно же, наивно рассчитывать найти письменные доказательства вины Сталина в убийстве века". "Волна арестов вскоре превратилась в бурную реку. Лагеря затопил Кировский поток".

Эта хрущевская версия о причастности Сталина к убийству Кирова популярна в политической литературе до сих пор, несмотря на то, что Хрущев не был свидетелем этого события и не располагал никакими документами. Такое впечатление, будто все авторы, касавшиеся так или иначе этой темы, находились под "гипнозом" последовавшего после убийства Кирова так называемого "Большого террора". Однако именно это обстоятельство, эта последовательность событий, дает основание для сомнения в достоверности этого очередного политического мифа.

Здесь очевидна весьма распространенная среди отечественных историков методологическая ошибка: перенесение последующего события на оценку предыдущего. В философии этот прием называется вульгарным детерминизмом. К истории вообще механистический принцип детерминизма вряд ли применим. Как правило, то или иное историческое событие происходит не по какой-то определенной причине (тем менее - субъективной), а в результате взаимодействия весьма различных (в том числе и случайных) факторов.

Таким случайным фактором оказалось и убийство Кирова. Это не значит, что оно не было подготовлено. Напротив, все известные на сегодня обстоятельства, безусловно подтверждают его преднамеренный и мотивированный характер. Кому-то, действительно, нужно было убрать Кирова. Is fecit cui prodest!*

Но вот кому? И почему? Ответы на эти вопросы - отнюдь не очевидны.

Прежде всего, любой криминалист сегодня согласится с тем, что само убийство было осуществлено дилетантски, начиная с выбора исполнителя и места покушения. Все можно было сделать значительно проще и наверняка, если бы этим занимались "профессионалы". Однако это отнюдь не свидетельствует, что подготовка покушения проходила без ведома "спецслужб". Следует напомнить, что в сентябре Сталин дал распоряжение провести "чистку" в НКВД. И такая "чистка" началась в Ленинграде. Однако ясно, что никакой официальной "санкции" из Кремля на покушение быть не могло. Иначе руководители НКВД Ленинграда Медведь и Запорожец были бы расстреляны сразу же, а они всего лишь были "наказаны" (за "разгильдяйство") служебными переводами на "другую" работу (командовать дальневосточными лагерями). Это говорит об их непричастности.

И, тем не менее, за кулисами этого покушения явно просматривается тень Генриха Ягоды. Почему Ягода? Да, потому что он был действительно связан с "правой" оппозицией (личный друг Николая Бухарина). Даже Монтефиоре, который считает "маловероятным" прямое участие Ягоды в убийстве Кирова, аргументирует это тем, что он "не был особенно близок к Сталину". Но именно этот факт указывает на возможность участия Ягоды в "заговоре". Сталин не мог организовать убийство Кирова без ведома Ягоды, Ягода мог - без ведома Сталина!

Но это был "заговор" не против Кирова, а против Сталина!

Поведение многих высокопоставленных делегатов XVII съезда партии были отнюдь не безобидными "посиделками" друзей, а заурядным политическим заговором. При этом было бы самоубийственно наивно не заручиться "гарантиями" (именно в мае 1934 г. Ягода сменил неожиданно умершего Менжинского). "Доверительный разговор" Кирова со Сталиным грозил серьезными последствиями для "заговорщиков". Поэтому именно они в первую очередь были заинтересованы в том, чтобы "убрать" Кирова, которого теперь рассматривали как предателя. Во всяком случае, так считал Сталин и у него были на то веские основания.

"Убийство Кирова было бы самой целесообразной акцией противников сталинизма", - верно заметил в свое время Лев Троцкий. Этот непримиримый враг Сталина, тем не менее, не обвинял его в этом убийстве (?!)

Только так можно объяснить поведение Сталина и последующие трагические события, которые получили литературное название (термин английского писателя Р. Конквеста) "Большой террор".

* Тот сделал, кому это выгодно.

Очерк пятый.

"Большой террор" и "враги народа"

"История - не знание того, какие события следовали один за другим. Она проникновение в душевный мир других людей, взгляд на ситуацию, в которой они находились, их глазами и решение для себя вопроса, правилен ли был способ, с помощью которого они хотели справиться с этой ситуацией". Р.Дж. Коллингвуд

До сих пор отношение к политическим репрессиям второй половины 30-х годов неоднозначно: кто-то их категорически осуждает, кто-то принципиально оправдывает, кто-то "сомневается".

"Преступления Сталина и его сотрудников, как известно, были осуждены еще XX съездом партии. Это осуждение было непоследовательным, но в период Перестройки, до распада СССР и даже до потери коммунистической монополии на власть к этому вопросу, вернулись и провели более глубокое как правовое, так и историческое осуждение. Чего же еще?" - восклицает патетически сегодня московский историк А. Шубин.

Примечательно, что отечественные "герои революции", даже сегодня, воспринимаются как боги греческого Олимпа, они не подлежат оценке человеческой морали. А между тем, люди "приходят в революцию" по совершенно разным личным мотивам, и при этом они подвержены обычным нравственным добродетелям и порокам. В экстремальных обстоятельствах революции (и войны) нравственные качества человека гипертрофируются. История революции - это не "житие святых". Поэтому "демоны революции" рано или поздно оказываются в лагере "врагов народа".

В апологетической публикации "Кто развязал "Большой террор"?" молодой кандидат наук А. Елисеев, безапелляционно оправдывает "Большой террор", объявляя Сталина "государственником" и "реформатором". "При этом ни социализм, ни государство не являлись для Сталина какими-то высшими целями. Он рассматривал их в качестве инструментов, которые должны были обеспечить главное - национальную независимость". "Сделать Россию еще более сильной и тем самым исключить возможность ее поражения от внешних врагов - вот чем была главная задача сталинского социализма".

В связи с этим уместно обратить внимание на аналогию между такой оценкой Сталина и мнением его современника Адольфа Гитлера, который также считал своей главной задачей "воспитывать широкие массы народа в национальном духе". "Итак, чтобы вновь обрести независимое положение на международной арене Германия прежде всего должна вернуть единую волю, вернуть единство своему собственному народу". "...Высшей целью нового движения должна быть "национализация" масс, т.е. внедрение национальной идеи в широкие слои народа". Будущий фюрер советовал: "Завоевать душу народа можно только, если одновременно с борьбой за собственные положительные цели повести борьбу за уничтожение тех, кто является противниками наших целей". "Если ты станешь вести против противника самую беспощадную борьбу, то народ чаще всего именно в этом увидит твою правоту". "...Масса требует одного - победы сильного над более слабым, уничтожения слабого или его беспрекословного подчинения".

Так что, в оправдании "Большого террора" сегодня очевидна неонацистская тенденция.

Главный вопрос нынешней латентной "реабилитации" Сталина - это скрупулезный подсчет жертв репрессий. "...Никаких массовых репрессий не было", - заявляют сегодня Р. Баландин и С. Миронов.

Они утверждают, что террор был направлен против руководящих партийных работников, что "принесло пользу стране". "Надо было сломить сопротивление и тех, кто жаждал власти и капиталов, кто мечтал установить антинародный строй под своей гегемонией". Вокруг Сталина постоянно был "клубок" интриганов и врагов из "скрытых" троцкистов и "скрытой" советской буржуазии, а также "белоэмигрантов". И вместе с тем, эти авторы вынуждены признать то, что это была "немалая часть населения СССР, по тем или иным причинам недовольная властью большевиков". "Число... внутренних врагов режима исчислялось миллионами"! "В стране были миллионы людей, которых объединяла неприязнь, а то и ненависть к коммунистической партии", которые "готовы были в благоприятную минуту выступить против советской власти с оружием в руках".

Так был "Большой террор" или не был?!

В связи с этим, прежде всего, следует отличать "политические репрессии" от "массового террора". Это принципиально важно, так как подмена (сознательная) одного понятия другим неизбежно ведет к "заговариванию" вопроса в бесконечных статистических спорах.

"Массовый террор" - это известное явление в мировой истории. Массовый террор является неизбежным следствием, практически, всякой революции (и войны). Достаточно вспомнить Великую французскую революцию. Революция порождает гражданскую войну, а гражданская война - массовый террор. Итак, массовый террор - это объективный фактор революции. Он не инициируется какой-либо конкретной личностью и не может быть остановлен, чьей бы то ни было, волей. Революции как социальный смерч уничтожает все на своем пути.

В свою очередь массовый террор предопределяет последующие политические репрессии. Но политические репрессии относятся уже к субъективному фактору истории, как целенаправленная борьба за власть (или за ее удержание). Но политические репрессии не являются исключительно атрибутом революции. Они могут иметь место и в "благополучных" с точки зрения существующих законов странах. И, опять же, история полна примеров: политические репрессии являются характерным признаком диктатуры Власти.

Всякая революция имеет свою историческую логику. Такая логика и обусловила политическую историю "Великой Октябрьской социалистической революции". "Диктатура пролетариата" с самого начала была заявлена как репрессивная форма власти. Лидеры большевистской партии отличались экстремизмом и бескомпромиссностью. Как следствие этого, были совершенно неизбежны "шараханья" (от одного съезда к другому) в ставшей неожиданно "массовой" партии и в ее руководстве. Но страна должна была выживать в данных "чрезвычайных" обстоятельствах. Альтернативой этому императиву могло быть только поражение Советской власти, а значит - политический крах большевистской партии. Для руководителей это был вопрос жизни и смерти! Именно здесь находятся истоки бескомпромиссной борьбы внутри партии, причины политических репрессий 30-х годов, которые и получили название "Большого террора", хотя по своим масштабам они не могут быть сравнимы с массовым террором 20-х годов. Здесь, действительно, свои уничтожали своих.

Из "ленинского" состава (27 человек) ЦК ВКП (б) в 1922 году впоследствии 13 человек были расстреляны или убиты, 3 покончили жизнь самоубийством, 4 умерли "скоропостижно" и только 7 дожили "до старости".

"Неосталинисты" сегодня заявляют, что в 30-е годы сталинскому "курсу" не было альтернативы. Эта концепция "вождизма", столь характерная для советского общественного сознания, зародилась в 30- годы совсем неслучайно. Именно в это время она становится популярной в Западной Европе (Италия, Германия, Испания).

Так, Адольф Гитлер - поклонник итальянского фашиста Муссолини - в своей книге "Майн кампф" записал: "В большом и малом наше движение представляет принцип безусловного авторитета вождя в сочетании с высшей формой его ответственности". Лидер национал-социалистической рабочей партии заявлял: "Кто хочет быть вождем, тот будет облечен неограниченным авторитетом, но должен будет нести также самую тяжелую ответственность". Он был убежден, что "весь прогресс и вся культура человечества покоятся исключительно на гениальности и энергии личностей", "идея... рождается в голове только одного человека". А потому "всегда и неизменно главной предпосылкой успеха организации является наличие выдающегося руководителя".

И.В. Сталин был "выдвинут" на роль Вождя советского народа.

Но тот факт, что положение Сталина как руководителя партии в 30- годы было "под угрозой", признается сегодня такими его апологетами, как историк Ю.Н. Жуков, который полагает, что уже в 1931-1932 годы мог возникнуть "заговор" против Сталина, так как разногласия в партии достигли своего "пика".

В 1932 г. Сталин столкнулся с фактом обсуждения в высших партийный кругах вопроса о необходимости его смещения. "Доступные нам данные позволяют утверждать, что Сталин имел основания считать: влиятельные чиновники и бывшие оппозиционеры активно контактируют друг с другом и пропаганда оппозиционеров имеет успех. И это происходило в абсолютистско-тоталитарной системе, идеально приспособленной для переворота", - пишет Шубин.

"Старые большевики" приходили к тому убеждению, что Сталин "изменил делу революции".

Вот здесь и заложены корни "Большого террора".

Если "массовый террор" 20-х - начала 30-х годов был направлен на подавление сопротивления широких слоев населения социально-экономической политике Советской власти (большевиков), то политические репрессии 30-х - 40-х годов - это защитная реакция сталинского руководства на нарастающее недовольство внутри партии. Это была реальная угроза для партократии, прежде всего, для личной власти сталинского "ближнего круга". Поэтому любое несогласие, любой намек на критику подавлялись жестоко и беспощадно.

После убийства Кирова, Троцкий безошибочно определил надвигавшийся на партию "кризис". "Что-то у них не в порядке, и притом в большом непорядке: "непорядок" сидит где-то глубоко внутри самой бюрократии, вернее, даже внутри правящей верхушки". Тогда он призывал: "Убрать Сталина!" "Сталин завел вас в тупик. Нельзя выйти на дорогу иначе, как ликвидировав сталинщину..." Вместе с тем он отмечал, что "сталинизм смог восторжествовать потому, что в стране имелись сотни тысяч или даже миллионы абсолютно искренних, абсолютно убежденных в своей правоте "сталинистов".

В 1936 г. Троцкий уже говорил о необходимости "новой революции". Однако он считал: "...Вопрос о Сталине как самостоятельный вопрос, - не существует. Убийством нельзя изменить соотношение социальных сил и остановить объективный ход развития. Устранение Сталина лично означало бы сегодня не что иное, как замену его одним из Кагановичей, которого советская печать в кратчайший срок превратила бы в гениальнейшего из гениальных".

Многие историки полагают, что "Большой террор" (политические репрессии) начался с 1 декабря 1934 г. Однако известно, что аресты "оппозиционеров" прошли задолго до убийства Кирова, который как руководитель Северо-Западного региона принимал самое активное участие в этой "кампании". В течение 1934 г. было арестовано около 1 млн. членов партии (из 2,8 млн.)! Теперь в политических репрессиях произошла существенная перемена: был снят "статус неприкосновенности" с партийной элиты, под расстрел мог попасть любой партийный функционер и при том - "в ускоренном порядке".

Сталин приказал секретарю ВЦИК Енукидзе подписать Указ ("Закон 1 декабря"), согласно которого процесс над "террористами" должен состояться в течение десяти дней. После вынесения приговора они подлежали немедленному расстрелу, апелляции отменялись. В течение трех следующих лет на основании "Закона 1 декабря" были расстреляны или отправлены в трудовые лагеря два миллиона человек.

Вадим Кожинов считает, что "самая широкая замена "руководства" (сверху донизу) была в то время вполне закономерна, даже естественна". "Страшное "своеобразие" времени состояло в том, что людей отправляли не на пенсию, а в лагеря или прямо в могилы".

21 декабря на даче в Кунцево Сталин отметил в кругу "близких" свой 55-й день рождения.

После убийства Кирова "сталинское окружение" существенно изменилось. 25 января 1935 года в возрасте сорока семи лет от болезни сердца и алкоголизма умер Валериан Куйбышев, переживший всего на восемь недель своего друга Кирова. По этому поводу Монтефиоре замечает: "Кончина Куйбышева так же, как убийство Кирова, оказались для Сталина очень кстати".

В 30-е годы в "ближний круг" вошли "новые" люди: Ежов, Жданов, Маленков и Хрущев. Каждый из них прошел собственный путь к партийной элите. Это были провинциальные деятели "третьего эшелона" ("тыла") Власти, которые вместе с членами "старой гвардии" - Андреевым, Ворошиловым, Кагановичем, Молотовым и Микояном, - продолжили "чистку" партии от "врагов народа". Но эта "чистка" уже не имела никого отношения ни к марксизму, ни к "социализму". Это уже было открытое объявление войны не на жизнь, а на смерть!

После февральского пленума 1935 г. в состав Политбюро вошел Микоян, Жданов и Хрущев стали первыми секретарями Ленинградской и Московской партийных организаций. Каганович был назначен наркомом железных дорог. Ежов был переведен из Отдела кадров секретариата ЦК на пост председателя Центральной контрольной комиссии и назначен секретарем ЦК. Маленков стал его заместителем. Когда. Ежов будет назначен наркомом НКВД, Маленков займет его кабинет в ЦК.

Карьера Николая Ивановича Ежова (1895-1939) началась со знакомства с Лазарем Кагановичем в 1919 году. После гражданской войны он "работал" в Татарстане, Киргизии. Позднее стал зам. наркома сельского хозяйства (Яковлева) и "отличился" в проведении коллективизации. В ноябре 1930 года на него обратил внимание Сталин, и он возглавил отдел кадров ЦК, активно проводя "чистку" партии в 1933 году. Ежов часто впадал в депрессии и слишком много пил, шумно "кутил" с проститутками и был активным бисексуалом. Сталин лично следил за его "здоровьем, отправляя его в отпуск и на лечение за границу (Германию). В его карьере ему активно помогала вторая жена - Евгения Фейтенберг (любовница Мандельштама, Бабеля и многих других). "Ежов и Женя стоили друг друга, оба были очень развратны", - пишет Монтефиоре.

Ежов раскрыл в Кремле "террористическую группу", которой руководил "дядя" Авель Енукидзе (1877-1937), старший друг Сталина еще по Кавказу, который отличался "особой распущенностью" (любитель девяти-одиннадцатилетних девочек). Каганович был в ярости: "Здесь сильно пахнет гнилью!". В январе 1935 г. "интендант Кремля" Енукидзе был снят с поста секретаря ВЦИК, исключен из ЦК (официально по обвинению в "растрате"). 27 июня началось "Кремлевское дело", по которому было арестовано и осуждено 110 сотрудников аппарата Енукидзе, включая библиотекарей и горничных Кремля. Сам он был обвинен в "моральном разложении" и отправлен на Кавказ руководителем санатория.

В 1935 г. был арестован Александр Гаврилович Шляпников (1883 г.р.) - старейший революционер-рабочий (с 1903 г.), первый нарком труда, участник Гражданской войны (вместе со Сталиным), член ЦК, член "Рабочей оппозиции" (вместе с А. Коллонтай). Два года (1924-1925) жил во Франции, вернулся и "раскаялся". Умер в тюрьме в 1940 г.

18 июня 1936 года умер Максим Горький (активный борец против "антисемитизма").

В 1936 году возобновились аресты и процессы над "троцкистами". Генрих Ягода оставался Генеральным комиссаром государственной безопасности и получил задание пересмотреть дело об убийстве Кирова. Появился, якобы возникший в 1932 г. (контакты сына Троцкого Льва Седова с некоторыми "оппозиционерами"), "террористический троцкистско-зиновьевский центр".

В 1936-1939 гг. были проведены массовые аресты по политическим мотивам. Если в 1928 г. числилось 30 тысяч "политзаключенных" (главным образом - "белогвардейцев" и "эсеров"), то в 1933-1935 гг. - 5 млн., к 1939 г. - 9 млн. К 1939 г. 70% из состава вступили в партию после 1919 г. (3% - до 1917 г.).

Чтобы понять смысл и логику "Большого террора", следует обратиться к некоторым "политическим портретам" тех исторических персонажей, которые претерпели эту трансформацию от "героев революции" к "врагам народа".

Когда пишут о "Большом терроре", как правило, ссылаются на три известные "Московские процессы", вероятно потому, что на них были осуждены наиболее именитые политические деятели-большевики. Но при этом следует напомнить, что в те же годы по всей стране (в республиках и областях) проходили аналогичные "процессы", через которые прошли сотни тысяч "политических".

Роли главных действующих лиц первого московского "спектакля" отвели Зиновьеву и Каменеву. В июле Зиновьев попросил, чтобы ему разрешили переговорить с Каменевым наедине. Они потребовали, чтобы их выслушали члены Политбюро: "если партия гарантирует, что им сохранят жизнь, они готовы признаться".

Реакция Ворошилова была резкой: "Они - конченые люди. Для них нет места в нашей стране, нет места среди миллионов людей, готовых умереть за родину. Эти подонки должны быть ликвидированы".

Сталин их обманул: вместо "членов Политбюро" Каменев и Зиновьев встретились со Сталиным, Ворошиловым и Ежовым. Сталин им заявил: "...Мы большевики... не хотим проливать кровь старых большевиков независимо от того, какими бы серьезными не были их прошлые грехи".

19 августа 1936 г. в Октябрьском зале Дома Союзов под руководством Ульриха начался 1-й Московский процесс "Террористического центра" ("Объединенный троцкистско-зиновьевский центр"), по которому проходили Зиновьев, Каменев, (в первый раз они уже были осуждены в 1935 г.), и еще 14 человек.

Сталин следил за процессом из Сочи по телеграммам Кагановича и Ежова. Прокурор А. Я. Вышинский обвинил главных подсудимых в убийстве Кирова и покушении на Сталина. На процессе были упомянуты имена Бухарина, Рыкова, Томского, а также Радека, Пятакова, Сокольникова, Серебрякова. Каменев в заключительном слове сказал: "Независимо от того, каким будет мой приговор, я заранее считаю его справедливым. Не оглядывайтесь назад. Идите вперед. Следуйте за Сталиным!" 24 августа всем был вынесен смертный приговор. Осужденные написал апелляцию с просьбой о помиловании. Сталин ответил телеграммой: "Апелляция нежелательна". Все осужденные были казнены.

Зиновьев перед смертью просил позвонить Иосифу Виссарионовичу, который "обещал сохранить нам жизнь", и валялся в ногах у чекистов. Каменев умер достойно: "Мы заслужили это, потому что недостойно вели себя на процессе".

Прошли массовые митинги, заклеймившие позором "бешеных собак". 26 августа застрелился Томский. Публично приговор поддержали будущие "жертвы" репрессий: Гамарник, Егоров, Косиор, Постышев, Рудзутак, Чубарь, Эйхе, Якир и другие.

Николай Бухарин в это время покорял вершины на Памире и о процессе узнал из газет. Тогда он написал: "Что расстреляли собак - страшно рад". По возвращению был назначен редактором "Известий". 8 сентября состоялась встреча в ЦК Кагановича с Бухариным в присутствии Ежова и Вышинского, на которой старый большевик Сокольников, арестованный накануне, дал против него показания в организации "право-левого центра".

Началась кампания критики Бухарина в печати. Орджоникидзе, Косиор, Постышев, Чубарь выступили против "травли" Бухарина. 10 сентября "Правда" сообщила о прекращении "дела Бухарина".

15 сентября Сталин телеграммой из Сочи предложил срочно назначить Ежова наркомом внутренних дел, сместив Ягоду, не способного разоблачить "троцкистско-зиновьевский блок". Сталина поддержали Жданов и Орджоникидзе. 25 сентября Ягода был заменен на Ежова и вскоре арестован. Сталин поручил Ежову "навести порядок" в НКВД и "разобраться" с Ягодой.

"Сталин был глубоко разочарован "серьезной болезнью" в НКВД. Он не без оснований считал наркомат внутренних дел гнездом старых большевиков. По его мнению, наркомат был наполнен сомневающимися в правоте политики партии поляками, евреями и латышами", - пишет Монтефиоре.

В июле 1936 г. была арестована за участие в "троцкистом заговоре" жена Г.Л.Пятакова. При встрече с Ежовым он изъявил желание лично расстрелять жену. 12 сентября Пятаков, (бывший анархист, а затем активный участник Гражданской войны на Украине, друг Бухарина и Троцкого, заместитель Орджоникидзе в наркомате тяжелой промышленности), сам был арестован. Орджоникидзе поддержал исключение его из ЦК.

В октябре 1936 г. были арестованы К.Б. Радек-Собельсон (бывший член социал-демократических партий Германии и Польши, при Зиновьеве секретарь Коминтерна, исполнитель секретных поручений партии заграницей), Л.П. Серебряков (бывший рабочий, участник Гражданской войны, потом работал послом заграницей, друг Енукидзе), И.Н. Смирнов (из крестьян, в революции с 1905 года, во время Гражданской войны был председателем Ревкома Сибири, "победитель" Колчака, потом работал в ВСНХ и совнаркоме), Г.Я. Сокольников-Брилиант, (в партии с 1905 года, в 1917 г был членом Петроградского совета и членом ВЦИК, во время Гражданской войны воевал на Восточном и Южном фронтах, был наркомом финансов, затем работал заграницей, замнаркома иностранных дел), Л. С. Сосновский (с 1905 года активный профсоюзный деятель, как председатель Ревкома Екатеринбурга руководил расстрелом царской семьи, после этого работал редактором в газетах) и Н.И. Муралов (сын крестьянина, член партии с 1903 г., участник Московского восстания, после "Октября" воевал на Западном фронте, после войны был командующим Московским и Северокавказским военными округами, "друг" Троцкого). Некоторые из них в начале 20-х годов были членами "Объединенной оппозиции", (за что были исключены из партии, но впоследствии "прощены"), другие проходили как "троцкисты". В это же время были арестованы некоторые ответственные работники наркоматов транспорта, угольной и тяжелой промышленности.

Бухарин обратился к Сталину: "Мне трудно жить под подозрением. Мои нервы на пределе. В одну из бессонных ночей я написал стихотворение "Великий Сталин".

Своему "другу" Ворошилову, которого Бухарин называл "милая чайка", он писал: "Тысячи мыслей мечутся в моей голове, как быстрые лошади, которых я не могу сдержать. Обнимаю тебя, потому что я чист". Ворошилов ответил (копию направил в Политбюро): "Товарищу Бухарину. Я возвращаю ваше письмо, в котором вы позволяете себе предпринимать злобные атаки на руководство партии. ...Вы убедили меня, что я должен держаться от вас подальше. Если вы не отречетесь письменно от ваших грязных эпитетов в адрес руководства партии, я буду считать вас негодяем. К. Ворошилов. 1 сентября 1936".

В связи с этим интересно мнение Монтефиоре: "Конечно, Иосиф Виссарионович подавлял всех своей волей, но Большой террор не был делом рук одного человека. В выкриках партийных руководителей, требовавших крови "врагов", явственно слышался энтузиазм фанатиков, иногда превращающий Пленум почти в трагикомедию". Речь идет о декабрьском Пленуме 1936 г., на котором Ежов представил "материалы" против Пятакова, Радека, Бухарина и Рыкова и доложил об арестах двухсот членов "Троцкистского центра" и "Азово-Черноморской организации", трехсот человек в Грузии и четырехсот в Ленинграде.

На заседании Политбюро "приглашенный" из тюрьмы Пятаков подтвердил свои показания против присутствовавшего Бухарина. Ворошилов после этого сказал Орджоникидзе: "А твой заместитель оказался первоклассным свиньей". Берия тогда высказался о Пятакове: "Свинья!", а о Бухарине: "настоящий негодяй!" Самыми яростными обвинителями Бухарина были Каганович, Молотов и Берия.

Сталин обратился к своим бывшим друзьям: "Может, ваши ошибки объясняются тем, что вы потеряли веру". Он упрекнул своего бывшего соратника: "Мы тебе доверяли, но, похоже, ошибались".

"Обстановка всеобщей истерии очень напоминала паранойю и зверства русской Гражданской войны... - пишет Монтефиоре, - и личную вражду, существовавшую между многими членами партии".

27 декабря Нестор Лакоба, после возвращения из Москвы, где он встречался со Сталиным (предложившим ему занять место Ягоды), внезапно умирает после ужина в доме Берии, на котором он явно был отравлен (по приказу Берия труп был уничтожен, вся семья репрессирована). Реакция Сталина на сообщение об этом была "спокойной". После этого "застрелился" (после визита Берии) первый секретарь компартии Армении Агаси Ханджян. Перед этими событиями Берия арестовывает старшего брата Серго Орджоникидзе Папулию - сотрудника наркомата путей сообщения на Кавказе.

В январе 1937 г. на Украину, которой управляли Косиор, Чубарь и Постышев, был отправлен "навести порядок" Каганович, который воспользовался доносом на Постышева.

23 января начался и закончился 29 января 1937 года 2-й Московский процесс. Тринадцать обвиняемых во главе с Пятаковым, проходившие как "шпионы" и "диверсанты", были обвинены в создании "троцкистско-зиновьевского центра", в подготовке свержения советского правительства и пособничестве иностранным государствам с целью восстановить в стране капитализм, и приговорены к расстрелу. (Карл Радек - к десяти годам, он и Сокольников будут расстреляны позже). Вновь прозвучали имена Бухарина и Рыкова. Бухарин объявил "голодовку". На процессе Ягода назвал имена новых "врагов" среди военных.

Н. Верт пишет: "Второй процесс открыл путь к расправе над народнохозяйственными, а затем и партийными кадрами. Создание образа специалиста-саботажника и внедрение его в массовое сознание..."

Ежов получил звание Генерального комиссара государственной безопасности. 200 тысяч москвичей вышли на Красную площадь (27 градусов мороза) с лозунгами: "Приговор суда - приговор народа". Хозяин Москвы Хрущев заявил: "Поднимая свою руку на товарища Сталина, они поднимают руку против всего лучшего, что есть у человечества, потому что Сталин это надежда... Сталин - наше знамя, Сталин - наша воля, Сталин - наша победа".

С 25 февраля по 5 марта 1937 г. проходил пленум ЦК, оказавший большое влияние на последующие события. Сталин придавал ему особое значение. Серго Орджоникидзе сказал тогда Микояну: "Сталин затеял плохое дело. Я всегда был ему очень близким другом, мы доверяли друг другу. Сейчас же я не могу с ним работать, и покончу с жизнью". 17 февраля произошел "спор" между Сталиным и Орджоникидзе. После этого Орджоникидзе застрелился. 19 февраля газеты объявили: "смерть наступила в результате сердечного приступа". Это самоубийство вызвало у Сталина гнев.

"Если кто-то и сомневался, размышляя над тем, когда же Сталин стал диктатором, обладающим властью над жизнью и смертью десятков миллионов людей, то это превращение наверняка произошло именно в эти дни", - считает Монтефиоре.

Ежов открыл Пленум яростными нападками на Бухарина. Бухарин заявил: "Я не застрелюсь". Пленум создал комиссию во главе с Микояном, которая должна была решить судьбу Бухарина и Рыкова. Микоян сказал Бухарину: "Если вы не признаетесь, то своим упрямством докажите, что являетесь фашистским наймитом". Сталин обрушился в своей речи на "беспечных, благодушных и наивных руководящих товарищей", утративших способность распознать истинное лицо врага. Молотов заявил о своих бывших соратниках по Политбюро ЦК Рыкове и Бухарине: "Всей этой дряни мы, конечно, наступим на хвост". Бухарину он пригрозил: "Не будете признаваться - этим и докажете, что вы фашистский наймит, они же в своей прессе пишут, что наши процессы провокационные. Арестуем - сознаетесь!" Он выступил за "немедленный арест этой сволочи..." 27 февраля ЦК вынесло Постановление об аресте Бухарина и Рыкова.

На Пленуме Ежов объявил о выявлении 585 "вредителей" в наркомате Орджоникидзе и обвинял Ягоду в "заговоре" против него самого. При обыске на квартире Ягоды было изъято 3904 порнофотографий и 11 порнофильмов и огромное количество женской одежды. Ягоду обвинили в сделках с алмазами. Он ничего не отрицал и дал показания на Карла Паукера (арестован 15 апреля и расстрелян без суда 14 августа), Авеля Енукидзе и... Тухачевского. Он был обвинен в убийстве Горького и Кирова. Были арестованы все его друзья и любовницы. Родители и жена погибли в лагерях. В последствии было расстреляно 3 тысячи "чекистов". Ежов на совещании в наркомате заявил: "Я могу быть мал ростом, но у меня сильные руки. У меня руки Сталина".

Теперь Политбюро было фактически заменено "пятеркой": Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович и Ежов (не член ПБ).

Весь 1937 год был отмечен смещениями и арестами десятков и даже сотен тысяч народнохозяйственных и партийных кадровых работников, на место которых тотчас же назначались выдвиженцы времен первой пятилетки. С мая-июня 1937 г. НКВД начал чистку партийных кадров.

Так называемое "Дело Тухачевского", за которым в 1937-1940-х годах последовало уничтожение командования Красной армии и флота, - еще один из советских мифов, который и сегодня тиражируют многие публицисты и историки, обвиняющие этих людей в том, что они готовились к "борьбе за власть" не только в вооруженных силах, но и в стране. К тому же некоторым из них вменяются такие непростительные грехи, как "бонапартизм" и "германофильство".

Вышеупомянутый "национал-социалист" А. Елисеев называет репрессированных генералов "левыми милитаристами" за то, что Тухачевский требовал "перевести всю страну на военные рельсы" "Все народное хозяйство должно было работать на производство вооружений, а все мужское население призывного возраста - их осваивать". Это - "красный милитаризм". Молодой историк настаивает на том, что "немцы предоставили Сталину фактически подлинную информацию, касающуюся тайных - от Гитлера и Сталина - контактах советских и немецких военных". Здесь некомпетентность автора совершенно очевидна.

Между тем уже в 1930 году Сталин сомневался в верности Красной армии. ОГПУ вынудило двух арестованных офицеров дать показания против бывшего начальника Генерального штаба Михаила Тухачевского, который еще со времен войны с Польшей в 1920 году был "злейшим врагом" Сталина. Тогда Тухачевский перед Лениным прямо обвинил Сталина в том, что его вмешательство (неподчинение его приказу командующего 1-й конной армии Буденного, который сам решил взять Львов) явилось причиной поражения Красной армии под Варшавой.том, что его вмешательство (неподчинение будь выступал против него или его не поддержал во времяности политических взглядов ( В 1927 г. Тухачевский был освобожден от должности начальника Генштаба за заявление: "армия не боеспособна". Из 5 млн. человек в 1920 г. Красная армия к 1923 г. была сокращена до 500 тысяч, (лишь 250 тыс. - "кадровые"). Небоеспособность Красной армии была доказана и известным в то время стратегом, бывшим генералом русской армии, Свечиным в его книге "Стратегия" (Свечин будет арестован и расстрелян в 1938 г.).

Тогда следователи ОГПУ выбили из арестованных "серьезные" показания, согласно которым Тухачевский планировал заговор против Политбюро, что было тогда "страшным преступлением". Но в то время Сталин не осмелился тронуть Тухачевского, который, в конце концов, оказался "чист на 100 процентов". Сталин извинился перед ним за "критику". Это объясняется тем, что Сталин тогда не получил поддержки в Политбюро (его не поддержал Орджоникидзе и другие). Но это уже была "репетиция" за семь лет до "Большого террора".

Возвращение Тухачевского в наркомат обороны на должность заместителя наркома по вооружению в 1936 г. явилось началом перевооружения армии. Появились современные танки (Т-21, 26, 27, БТ-7), самолеты (их число увеличилось в 6-ть раз), современные артиллерийские орудия. Было открыто 6 военных академий. Кадровый состав армии увеличился до 1,5 млн. человек. Были созданы механизированные корпуса и авиадесантные войска. Проведены масштабные военные маневры на Украине и Белоруссии (присутствовали немецкие генералы Гудериан и Манштейн). На 50 километровую глубину от границы началось сооружение укрепленной оборонной линии. К 1937 г. Советский Союз имел одну из самых мощных армий в мире.

Сегодня известно, что будущие "заговорщики" открыто требовали отстранения с поста наркома обороны Ворошилова, которого презирала вся армия за военную бездарность, (блестяще проявившуюся в 1940-1941 гг.). Еще в марте 1936 года на Военном совете в Москве, а затем на праздничном банкете в Кремле по поводу майского праздника, Тухачевский и другие высшие начальники армии в присутствии Сталина высказали Ворошилову все, что они о нем думали. После этого были произведены первые аресты военных. Главной целью допросов было получение показаний против маршала Тухачевского. Ворошилов не скрывал своей ненависти к своему заместителю и неоднократно вместе с Буденным пытался его скомпрометировать в глазах Сталина. "...Архивные документы неопровержимо свидетельствуют, что они с Ворошиловым больше года уговаривали Сталина зачистить Красную армию", - утверждает Монтефиоре.

Вечером 1 мая 1937 года, после парада на Красной площади, на квартире Ворошилова, как всегда состоялся "банкет". Настроение было "напряженным" По воспоминаниям Буденного, Сталин сказал о "врагах": "Мы должны уничтожить их, не глядя им в лица".

Английский историк пишет: "Михаил Николаевич Тухачевский, личный враг Сталина со времен Гражданской войны, скорее всего, был самым талантливым советским военачальником довоенной поры. Он должен был стать главной мишенью чистки в армии. Этот утонченный дворянин, красивый, умный и способный, по словам Кагановича, не переносил дураков. Из-за этого его и ненавидели глуповатые Ворошилов и Буденный. ...Он был настолько обаятелен и неотразим, что Сталин прозвал его Наполеончиком. Лазарь Каганович перефразировал известное высказывание Бонапарта: "У Тухачевского в ранце лежит наполеоновский жезл"

7 мая 1937 года президент Чехословакии Бенеш уведомил посла СССР Александровского о "военном заговоре", и 8 мая переслал этот материал в виде личного секретного послания Сталину.

11 мая Тухачевский был снят с поста заместителя наркома обороны и сослан в Волжский военный округ. Провожая его 13 мая, Сталин положил руку ему на плечо и пообещал, что тот "скоро вернется" в Москву. Сталин свое слово сдержал. 22 мая Тухачевского арестовали и привезли в Москву. За этим последовали аресты высшего командного состава РККА. К "делу военных" был "прицеплен" старый большевик, бывший друг Сталина, Ян Рудзутак, заместитель Председателя Совнаркома (Молотова). На постановлении об аресте Тухачевского и Рудзутака Буденный написал: "необходимо покончить с этим отребьем". Бывший полковник Российского Генштаба, а ныне маршал РККА А. И. Егоров был согласен: "всех этих предателей нужно стереть с лица земли как самых больших врагов и отвратительных поддонков".

1 июня Сталин и Ворошилов (присутствовал Ежов) провели в Кремле совещание командного состава, на котором сообщили о раскрытии "контрреволюционного заговора фашистской организации". Надеюсь, никто не сомневается в существовании военно-политического заговора". Он обвинил в "подстрекательстве" Троцкого, Бухарина, Рыкова, Енукидзе, Ягоду и Рудзутака, а также немецкую шпионку Жозефину Хейнце, "завербовавшую" через Енукидзе Тухачевского еще в 1926 г. (!)

11 июня пресса сообщила о том, что военная коллегия Верховного суда с участием Ульриха, Буденного, Шапошникова, Блюхера, - обвинитель Вышинский, - приговорила подсудимых к расстрелу за "шпионаж" и "предательство". Политбюро обсуждало просьбы осужденных о помиловании. На заявлении Якира Сталин написал: "мерзавец и проститутка". Каганович высказался по поводу своего "друга": "Для этого предателя и ублюдка может быть только одно наказание - расстрел!" Ежов с Ульрихом привели приговор в исполнение.

Вместе с маршалом М. Н. Тухачевским были казнены герои Гражданской войны И.Э. Якир (командующий Киевским военным округом), И.П. Уборевич (командующий Белорусским военным округом), А.И. Корк (командующий Московским военным округом), Б.М. Фельдман (начальник Административного управления НО). Начальник Главного политического управления армии Я.В. Гамарник застрелился, избежав ареста.

В 1937 г. арестован (в 1940 г. расстрелян) бывший начальник Политуправления Красной армии А. С. Бубнов (1883 г.р.), - бывший рабочий, член партии с 1903 г., в 1917 г - член ЦК и РВК, воевал на Украине, "ликвидатор" Кронштадтского мятежа.

Ход процесса "красных генералов" освещал в "Правде" Л.З. Мехлис, для которого это событие оказалось началом фантастического взлета. Лев Захарович родился в 1889 году в Одессе. В школе недоучился. Во время войны дослужился до капрала. До 1917 г. был членом еврейской партии "Поалей Цион" ("Рабочие Сиона"). С большевиками "связался" в годы Гражданской войны, "наводя порядок" в Крыму (расстрелял и повесил тысячи людей). Со Сталиным познакомился во время "Польской войны". В 1930 году стал редактором "Правды". В 1937 г. был назначен заместителем наркома обороны и начальником Политуправления армии. "Мрачный демон налетел на армию, как несущийся во весь опор конь Апокалипсиса", - точно определил Монтефиоре.

Из доклада заместителя начальника Генерального штаба Чехословакии генерала Богумила Фиала (9 ноября 1937 г.): "... Наша делегация, посланная для проверки состояния подготовки Красной армии, возвратилась с тревожными итогами, превзошедшими самые мрачные ожидания.

Поток массовых репрессий - насколько мы могли определить, казнено не менее 2000 офицеров - вызывает опасения относительно внутреннего разложения армии, ослабления ее оперативной ударной силы, а также готовности к действию, относительно ее неспособности вести наступательные действия и далее из-за неимения тактического и стратегического опыта новых молодых командиров, которые тысячами в звании лейтенантов стали командирами полков, а майоров - командирами дивизий. Мы констатируем ужасную слабость в области управления войсками, стратегии и тактики, далее мы констатируем устаревшее оснащение, недостаток техники и вооружения, которые в нашей армии уже есть давно..."

Между тем Ворошилов начал активную кампанию по "чистке" в армии. 29 ноября 1938 года он доложил об аресте 40 тысяч человек. За два года было уничтожено: 11 заместителей наркома обороны, 75 (из 80) членов Высшего военного совета, 8 адмиралов, 2 (из 4) маршала, 14 (из 16) генералов армии, 90% корпусных генерала, 35 тысяч (из 80 тыс.) других офицеров.

Если исходить из простой арифметики, то высший командный состав (от командира полка) составляет примерно 5% численности армии. Если считать от полутора миллионов (на 1937 г.), то получится как раз где-то около 75 тысяч. Так что было уничтожено около 50% высшего командного состава армии и флота. Армия без высшего командования - это всего лишь вооруженная толпа. За три последующий года Красная армия стремительно отставала по количеству и качеству вооружения ("реформы" Ворошилова, Буденного, Кулика). Произошло возвращение к кавалерии как главному роду войск (по плану должно было быть создано 99 кавалерийских дивизий), были расформированы мехкорпуса и прекратилось производство некоторых видов нового оружия.

"Красная армия была последней силой, которая стояла на пути Сталина и могла его остановить. Одного этого соображения было вполне достаточно, чтобы уничтожить ее высший командный состав", - не без основания полагает Монтефиоре. Он обращает внимание на очень важную деталь: "...В деле Тухачевского немецкими уликами как раз пользоваться не стали. В этом не было необходимости".

Поэтому версия, которую впервые озвучил Н.С. Хрущев на XXII съезде партии, объяснение разгрома командования армии Сталиным "дезинформацией", подкинутой ему гитлеровской разведкой о "военном заговоре" и сотрудничестве с вермахтом, выглядит неубедительной.

Да, возможно, германская разведка сыграла свою роль провокатора (используя чехословацкого президента), но моментальная реакция Сталина, жестокость и масштаб расправы над высшим командованием Красной армии указывают на то, что у Сталина для этого были свои личные причины.

Здесь опять философская дилемма. Либо "заговор" в армии действительно был, но тогда возникает вопрос, почему Сталину понадобилась помощь его чехословацкого "друга" Бенеша для его раскрытия. О таком масштабном заговоре в армии не могли ни знать советские спецслужбы. Однако до сих пор наличие заговора не подтверждено ни одним документом, кроме протоколов "признаний" подсудимых. Это - абсурд! Либо "заговора" не было, (и немцы провели блестящую операцию по "дезинформации"), тогда, очевидно, что Сталин оказался "в дураках", уничтожив высшее командование Красной армии накануне войны.

Так что, в любом случае легенда о "военном заговоре" развенчивает миф о "мудром" Вожде.

Вполне возможно, что Сталин, почувствовав, что высшие слои партии и армии готовы были объединиться против него, он ощутил себя в положении Робеспьера летом 1794 года накануне "термидорианского переворота". Он мог просто, по-человечески, испугаться!? Каганович на склоне лет вспоминал: "Что же, Сталин должен был ждать, как Робеспьер, когда его прикончат?". Сталин хорошо знал историю.

Сегодня А. Шубин утверждает, что "Сталин будто внезапно узнал о партийно-военном заговоре, причем из источника, которому доверял". Поведение Сталина в 1937 году объяснимо, если он действительно обнаружил смертельную для себя опасность. "Самосохранение власти и стратегии диктовала единственный выход - тотальный социальный террор, кровавая чистка всех потенциально опасных социальных групп, удары не по конкретным целям, а по площадям", - пишет московский историк.

20-29 июня 1937 года в Москве прошел "секретный" Пленум ЦК ВКП (б), на котором не велось стенограммы, но нетрудно догадаться, что речь шла о "положении в стране". О "повестке дня" Пленума можно судить по его результатам: Ежову как наркому НКВД были даны "чрезвычайные полномочия" на "неопределенное время" и утверждены приговоры последним представителям партийной "оппозиции" Бухарину и Рыкову. Обращает на себя внимание, что Пленум (это не съезд!) работал в "закрытом режиме" десять дней! Значит, разговор был непростой. Примечательно, что те члены ЦК, которые не поддержали то или другое решение (31 человек), сразу же по окончанию Пленума были арестованы. Сталин направил на "места" своих уполномоченных, которые провели "чистки" в обкомах, крайкомах и национальных ЦК партии. В регионы были направлены партийные функционеры: Берия - в Грузию, Каганович - в Смоленск и Иваново, Маленков - в Белоруссию и Армению, Молотов, Ежов и Хрущев - на Украину.

"Кровавый вихрь пронесся по всей стране", - пишет Н. Верт.

Больше всего пострадали руководящие кадры Украины (за "националистический уклон"), где "чистка" кадров началась еще во время голода 1932-1933 гг. Тогда в июне 1933 г. застрелился один из основателей компартии Украины, заместитель председателя совнаркома Украины Скрыпник (из-за обвинения в том, что он стал "орудием в руках буржуазно-националистических элементов"). В 1937-1938 гг. был "вычищен" весь аппарат ЦК Украины. Здесь хорошо поработали Ежов и Хрущев.

Н. Верт считает: "Уничтожение высшего народнохозяйственного и партийного руководства имело целью лишить республики их национальной элиты, выросшей из национальных движений 1917-1921 гг."

В связи с этим следует отметить, что в советской историографии совершенно замалчивался факт национальных революционных движений, партий и их лидеров, некоторые из которых сыграли значительную роль не только в событиях 1917-1920 годов, но и в последствии: например, на Украине и Кавказе. До сих пор многие серьезные люди верят в миф о том, что революцию в огромной по населению и территории стране свершила горстка большевистских руководителей во главе с эмигрантом В.И. Ульяновым-Лениным...

Репрессии затронули кадровых работников всех уровней. Были арестованы 98 из 139 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП (б) и почти все расстреляны. Из 1966 делегатов XVII съезда партии 1108 "исчезли" во время "чистки". Полностью замененными оказались штаты наркоматов. Были арестованы и расстреляны многочисленные сотрудники разных рангов - от послов Крестинского, Сокольникова, Богомолова, Юренева, Островского (соответственно в Берлине, Лондоне, Пекине, Токио, Бухаресте) до мелких служащий наркомата станкостроения. Весь управленческий аппарат этого наркомата, все директора предприятий (кроме двух) и подавляющее большинство инженеров и технических специалистов отрасли были арестованы. То же самое происходило и в других отраслях промышленности - в авиастроении, судостроении, в металлургической промышленности. В своем докладе на XVIII съезде партии Каганович заявил: "Мы имеем сейчас кадры, которые выполнят любую задачу партии, ЦК, Советской власти, любую задачу товарища Сталина".

Волна репрессий захлестнула все области науки и искусства. Причем очень часто обвинение в мировоззренческих и политических ошибках служило прикрытием для удовлетворения личных амбиций и для сведения счетов с соперниками. Разгром "исторической школы" М. Покровского (умер в 1932 г.), противников теории Н. Марра в языкознании, противников Т. Лысенко в биологии и т.д.

После изгнания Л.Д. Троцкого из страны, началась "охота" на "троцкистов". "Троцкистами" были названы не только люди, лично сотрудничавшие в разное время с Троцким, но сторонники "мировой революции" и противники сталинского плана построения социализма в СССР.

Монтефиоре указывает: "Междоусобная борьба с троцкистами дома и с фашистами за рубежом вызвала в Москве военную истерию и подбрасывала дров в топку Большого террора". Об этом пишет и Н. Верт. - "Когда НКВД фактически захватил власть на Пиренейском полуострове, Сталин не без удивления узнал, что ему противостоит не столько Франко, сколько ненавистные троцкисты. Он приказал уничтожить троцкистов, а вместе с ними на всякий случай и советских граждан".

Так, по возвращению в Москву, был расстрелян генеральный консул СССР в Испании в 1936-1938 гг. В. А. Антонов-Овсеенко (1884 г.р.), - бывший офицер, "штурмовавший" Зимний дворец, затем командующий вооруженными силами Юга России (Украины), "ликвидатор" Тамбовского мятежа, бывший начальник Политуправления Красной армии. Вместе с ним был расстрелян и популярный советский журналист М. Кольцов.

Другой легендарный герой Гражданской войны - Ф. Ф. Раскольников, (1892 г.р.) в 1938 г. отказался вернуться из-за границы (и поселился в Париже). В 1921 г. он был назначен первым советским послом в Афганистане. Затем работал в Константинополе, был послом в Эстонии, Дании, Болгарии. Написал "открытое письмо" Сталину и, после этого, в 1939 г. умер в Ницце (при "загадочных" обстоятельствах).

20 декабря 1937 г. в Большом театре очень пышно отмечалась 20-я годовщина органов безопасности. "Страна к этому времени находилась на грани экономического и общественного хаоса. ...Итоги развития народного хозяйства СССР во второй половине 1937 г. были катастрофическими, свидетельствующими о кризисе экономики", - пишет Н. Верт.

19 февраля 1938 г. руководителем Госплана был назначен "типичный представитель нового поколения технократической интеллигенции сталинского периода" Николай Вознесенский - выходец из Ленинграда. Он сразу же поставил вопрос о децентрализации системы управления.

2 марта - 13 марта 1938 г. состоялся 3-й "Московский" процесс по делу о "Правотроцкистском антисоветском блоке". На скамье подсудимых, кроме Бухарина, Рыкова и Ягоды, оказались последние представители "ленинской гвардии": Н.И. Крестинский (1883 г.р.), - бывший адвокат, член "ленинского" ЦК в 1917 г, зам. наркома финансов, позже зам. наркома иностранных дел (М.Литвинова) и Е.А. Раковский (1886 г. р.), - болгарин, военный врач, активный международный революционный деятель (был знаком с Ф. Энгельсом и Г.В. Плехановым), друг Троцкого, принимал участие в Гражданской войне, затем был на дипломатической работе (после суда умер в лагере в 1941 г.). Рядом с ними не было умершего во время допросов Е. А. Преображенского, - члена партии с 1903 г., участника борьбы против Колчака, бывшего секретаря ЦК, члена "объединенной оппозиции", сосланного в Сибирь, но затем "прощенного". Кроме этих известных в партии "ветеранов", по суду проходили 19 человек (5 наркомов и государственных руководителей, 3 секретаря республиканских ЦК, личные секретари Горького, Куйбышева, Ягоды и 3 кремлевских врача).

Процесс проходил в Колонном зале Дома Советов (300 "зрителей", включая дипломатов и корреспондентов) под руководством "тройки" Военной комиссии Верховного суда под председательством Ульриха. Прокурор Вышинский обвинил подсудимых в "саботаже", "шпионаже" и в покушениях на Горького, Куйбышева и Сталина. Троцкий был осужден заочно. Вышинский заявил: "В нашей стране, богатой всевозможными ресурсами, не могло и не может быть такого положения, когда какой бы то ни было продукт оказывается в недостатке. Именно поэтому задачей всей этой вредительской организации было - добиться такого положения, чтобы то, что у нас имеется в избытке, сделать дефицитным..."

Бухарин был обвинен еще и в участии в эсеровском заговоре в июле 1918 г. и в подготовке покушения на Ленина. Все обвиняемые подтвердили свои признания, которые были единственным основанием для их осуждения. 12 марта Бухарин произнес свою "оправдательную" речь. Восемнадцать человек были приговорены к расстрелу как "враги народа" (казнены 15 марта), трое - к лагерям.

Сегодня известно, что причина неожиданной "жесткости" Сталина в вынесении окончательных приговоров Бухарину, Рыкову и другим своим бывшим соратникам (которые к этому времени уже были "политическими трупами") обусловливалась тем обстоятельством, что в руки Сталина наконец-то попал личный архив Максима Горького (его переписка с "друзьями"). Он был выкраден и доставлен из-за границы агентом ЧК Закревской-Бенкендорф-Будберг. Это стоило жизни в последствии, как самому Горькому, так и его близким и "друзьям". Очевидно, Сталин мстил своим соратникам за лицемерие и предательство.

Тогда Троцкий писал о том, что "Московские процессы" над бывшими соратниками Сталина, смысл которых "никто не понимал", показали, что опасность "оппозиции" была явно преувеличена. Он предполагал, что, вероятно, сам Сталин не предвидел тех последствий, к каким это приведет. Возможно, его главная политическая цель состояла в том, что дело ограничится истреблением нескольких наиболее ненавистных противников. Однако он не рассчитал силу удара. "Он затронул ножом жизненные ткани правящего слоя".

При тоталитарном режиме, несомненно, всякая оппозиция является эмбрионом заговора...

Сталин говорил Берии: "Врагом народа является не только тот, кто устраивает акты саботажа, но и тот, кто сомневается в правильности партийной линии. Таких много и мы должны их ликвидировать".

Отмечая удивительную откровенность Сталина со своим ближним кругом относительно истинной цели репрессий, Монтефиоре, обращает внимание на то, что Вождь все время сравнивал "Большой террор" с "резней" бояр, которую устроил три с лишним столетия назад Иван Грозный:

В связи с этим следует развеять еще один советский миф о "паранойном" характере "Большого террора"

Историк А.Шубин по этому поводу высказывает сомнение:

"Что-то здесь не так. Версия кровавого маньяка, который руководил страной столько лет, не вяжется с характером его жертв. Вроде бы это - невинные овечки, которые шли на бойню в соответствии с демоническим замыслом маньяка. Но ведь мы знаем этих людей в совершенно другом амплуа - революционеров, заговорщиков, военных, готовых сражаться за свое дело, за свои идеи. ...Они признались, что боролись против Сталина. А нас убеждают: нет, неправда, они ничего такого не делали, маньяк Сталин убил их просто так".

Он признает, что Сталин "должен был опасаться заговора". Но был ли на самом деле "серьезный заговор"? Шубин заявляет: "Трудно упрекнуть Сталина в том, что он боролся за самосохранение. Сталин имел основания опасаться заговора и верил, что выполняет свой долг, продолжая дело Маркса и Ленина. Он делал это в условиях, когда создание марксистско-ленинского "социализма" противоречило явновыраженным интересам многомиллионных социальных слоев... Личная ответственность Сталина заключается в том, что он был готов положить на алтарь идее всех, кто не был согласен с его пониманием будущего".

На самом деле масштаб и жестокость политических репрессий 30-х годов дает основание предполагать, что в партии и в ее руководстве сложилась действительно серьезная оппозиция Генеральному секретарю и его ближнему окружению. Сталин боролся не с "ветряными мельницами", а с совершенно реальными оппонентами его власти. В 1937 году Молотов заявил, что "авторитет партии поставлен перед глазами населения на новую поверку и что без провалов кое-где не обойтись". "Провалы" в политике руководства экономикой повлекли за собой репрессии, которые, в конце концов, превратились в "Большой террор".

Известный немецкий писатель Леон Фейхтвангер, посетивший Советский Союз в конце 1936 - начале 1937 года и выпустивший в Амстердаме небольшую книжку "Москва 1937" (сразу же переведенную и изданную в СССР), был убежден в том, что "большинство этих обвиняемых были в первую очередь конспираторами, революционерами, всю свою жизнь они были страстными бунтовщиками и сторонниками переворота - в этом было их призвание".

Как это не звучит кощунственно, но с политической точки зрения репрессии были "обоснованы". Нет никаких сомнений в том, что в случае прихода к власти "троцкистов" ("левой" оппозиции), "сталинистов" ждал не менее жестокий террор. Не следует забывать, что по обе стороны "баррикад" были бескомпромиссные и беспощадные революционеры, на "счету" у которых были тысячи человеческих жизней. Среди них не было "невинных"! Другой вопрос - в чем была их вина?

Что касается многих "случайных" жертв, то тут Вождь выразился прямо: "лес рубят, щепки летят". Сталин и его соратники даже не писали фамилии людей, которых нужно было расстрелять, а просто назначали квоты.

2 июля 1937 года Политбюро приказало местным секретарям арестовывать и расстреливать наиболее враждебные к советской власти элементы. К смертной казни их приговаривали так называемые "тройки" - трибуналы, состоявшие из трех человек: секретарь партийной организации, прокурор и начальник НКВД

"Сталин ставил перед собой цель - навсегда уничтожить всех врагов и сомневающихся, то есть тех, кого нельзя убедить поверить в социализм, - пишет Монтефиоре. - ...Массовые убийства нисколько не противоречили теории и идеям большевиков. Не стоит забывать, что большевизм являлся своего рода религией и основывался на систематическом уничтожении враждебных классов".

30 июля Николай Ежов и его заместитель Михаил Фриновский предложили Политбюро рассмотреть приказ N 00447, в котором говорилось, что между 5 и 15 августа регионы получат разнарядки по двум категориям: первая означала расстрелы, вторая - депортацию. Ежов планировал расстрелять 72 950 человек и 239 430 арестовать. Позже регионам разрешали самим составлять списки. Политбюро утвердило предложение НКВД на следующий день.

"Мясорубка была запущена в действие и начала набирать обороты. Охота на ведьм разжигаемая и подпитываемая рвением и амбициями местных властей, постепенно приближалась к своему пику", - отмечает Монтефиоре. Регионы быстро выполняли разнарядки и просили увеличить квоты. "Лучше зайти слишком далеко, чем недостаточно далеко", - говорил Ежов своим людям.

5 июля 1937 года Политбюро приказало НКВД посадить жен всех осужденных "предателей" в лагеря на 5-8 лет и взять под опеку государства детей в возрасте до пятнадцати лет. Под это постановление попадали 18 тысяч жен и 25 тысяч детей "врагов народа". 15 августа Ежов издал приказ: "Социально опасных детей в возрасте от трех до пятнадцати можно сажать в тюрьмы в зависимости от степени их опасности". Почти миллион детей "врагов советской власти" выросли в детских домах.

Во время Большого террора большое внимание уделялось и национальной принадлежности жертв. По приказу Ежова N 00485 от 11 августа по борьбе со "шпионами" и "диверсантами" была фактически уничтожена компартия Польши, находившаяся в эмиграции в СССР. Всего в ходе "этнических чисток" было арестовано 1,5 миллиона человек, из них 700 тысяч расстреляно.

Архивные документы доказывает, что инициативные региональные руководители несут всю ответственность за развязанный Сталиным "Большой террор".

"Сталин был главным руководителем и вдохновителем Большого террора, но он был конечно не одинок, - утверждает Монтефиоре. - Было бы неверно в корне винить в репрессиях только одного человека. Хотя бы потому, что массовые и систематические убийства начались много лет назад, вскоре после того, как Ленин пришел к власти в 1917 году и не прекращались вплоть до смерти Сталина. ...Террор ни в коем случае не был простым результатом чудовищности и кровожадности самого Сталина".

Безусловно, ответственность за террор и репрессии лежат на сотнях тысячах чиновников, которые приказывали и проводили расстрелы. "Аппаратчики" на местах в большинстве случаев перекрывали цифры разнарядок и сами выбирали, кого репрессировать (и мало кто из них в последствии, в хрущевское время, был осужден за эти преступления!). Дело в том, как замечает Монтефиоре: "Кровожадность первых секретарей и их усердие не только не спасли им жизнь, но и стали лишним поводом для уничтожения. Было очевидно, что через какое-то время центр начнет вторую волну террора и что направлена она будет против руководителей на местах".

Ежов приезжал к Сталину с докладами буквально каждый день. Подсчитано, что за полтора года Большого террора Сталин принял Ежова 1100 раз, то есть по два раза в день. За это время Ежов принес ему 383 расстрельных списка. При этом он каждый раз говорил: "Я прошу санкции осудить их всех по первой категории". Следует напомнить, что речь здесь идет только о списках членов партии, расстрел которых должен был санкционировать ЦК, но фактически это делало сокращенное ПБ. Списки расстрелянных беспартийных составлялись самими органами НКВД небрежно и нерегулярно. Поэтому опубликованным статическим данным по жертвам "Большого террора" не следует доверять безоговорочно.

После резни в НКВД и высшего командного состава Красной армии к июлю 1937 года Сталин становится абсолютным диктатором. Но даже после этого ему была необходима поддержка соратников. В "кровавые командировки" по стране ездили все партийные вожди: Жданов, Каганович, Молотов, Микоян, позже Хрущев. Два "наиболее страшных монстра Большого террора" - Андреев и Маленков. "Свита вождя энергично поддерживала Большой террор. Даже спустя несколько десятилетий, эти фанатики продолжали защищать самого массового убийцу в истории человечества. "Я несу ответственность за репрессии и считаю их правильными, - говорил Молотов. - За террор отвечают все члены Политбюро. 1937 год был неизбежен".

Большинство расстрельных списков, кроме Сталина, подписывали Молотов, Каганович и Ворошилов. На десятках стоят также подписи Жданова и Микояна. Молотов позже признавал: "Я всегда считал, что наибольшую ответственность нес Сталин и мы, поощрявшие его делать это и активно помогавшие. Лично я всегда проявлял активность и полностью поддерживал принимаемые меры. Сталин был прав, лучше снести одну невинную голову, чем..." Из двадцати восьми наркомов, работавших в правительстве Молотова к началу 1938 года, двадцать были убиты.

Монтефиоре пишет: "...У соратников вождя руки тоже были по локоть в крови. Они все время уговаривали его уничтожить все больше и больше врагов. Это были жестокие люди". Английский историк, опираясь на заграничный архивный материал, утверждает, что "соратники не так уж и не понимали природу и характер Сталина, как утверждали позже".

При этом "Большой террор" проходила в обстановке невиданного общественного подъема и ликования, торжественных побед и пышных праздников, "героями" которых были не только шахтеры, летчики и полярные исследователи, но и чекисты.

В 1937 году Политбюро официально разрешило применение пыток. Сталин позже признавал: "НКВД применял методы физического воздействия, которые разрешил Центральный Комитет. Это было абсолютно правильно и необходимо". Опять же, - речь идет только о членах партии...

В начале 1938 г. были арестованы бывшие руководители Украины: П. П. Постышев, С. В. Косиор, В. Я. Чубарь. Ежов и назначенный на место Постышева Хрущев отправился "чистить" Киев. Всего в столице Украины было арестовано 30 тысяч человек, в том числе несколько наркомов и их заместителей. Вскоре были арестованы маршал А.И. Егоров (соратник Сталина по Гражданской войне), П. Е. Дыбенко (легендарный герой Гражданской войны, муж А. Коллонтай, командующий Ленинградским военным округом) и Р. Эйхе (эстонец, "старый большевик", партийный руководитель Западной Сибири). Причины расправы Сталина над этими преданными ему людьми до сих пор остаются не ясными. Вероятно, здесь имело место сведение личных счетов.

Так В. Кожинов пишет: "Самая, пожалуй, тяжкая, даже чудовищная "особенность" ситуации 1937 года - смертельное столкновение не различных и чужых друг другу людей, а, напротив, людей самых близких, подчас в прямом смысле слова "родных". Перед нами, в сущности самоуничтожение, самопожирание..."

В результате оказалось, что из девяти членов ленинского Политбюро, за исключением Сталина и Ленина, все оказались "агентами иностранных государств". Красную армию возглавляли "изменники": Троцкий, Тухачевский, Егоров, Якир, Уборевич, Гамарник, Муралов, адмирал Орлов и другие. Советские дипломаты: Раковский, Сокольников, Крестинский, Карахан, Юренев, Богомолов и другие были "врагами народа". "Организаторами саботажа" в промышленности, на железных дорогах и в финансах стали их руководители: Пятаков, Серебряков, Смирнов, Лифшиц, Гринько и другие. Коминтерн оказался в руках "фашистов": Зиновьева, Бухарина и Радека. "Иностранными шпионами" становились глава правительства Рыков и большинство народных комиссаров. "Агентами империализма" оказались все главы советских республик, руководители ГПУ. Глава "политической полиции" партии Г. Ягода был организатором всех преступлений.

"Под этой картиной нужно поставить подпись мастера: Иосиф Сталин", - восклицал Троцкий.

После третьего "Московского" процесса прекратилась чистка в партии, увеличился новый прием (более 500 тысяч в 1938 г.). Несколько тысяч арестованных офицеров были возвращены в армию. В начале 1938 г. Пленум ЦК принял постановление "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии..." Новая кампания ударила по органам НКВД, прокуратуры и суда, на которые была возложена ответственность за "ошибки" 1937-го года.

17 февраля в кабинете Фриновского был убит заместитель Ежова Абрам Слуцкий. Начались "чистки" в руководстве НКВД. Жданов и другие обвинили Ежова в "моральном разложении". В середине 1938 года произошла перепалка на Политбюро между Молотовым и Ежовым. 29 июля Сталин подписал расстрельный список, в котором Ежов увидел своих людей. Он испугался и стал уничтожать "свидетелей". За пять дней он приказал расстрелять тысячу человек, находившихся во внутренней тюрьме НКВД.

22 августа 1938 года первым заместителем наркома внутренних дел, по предложению Кагановича, был назначен Л. П. Берия, ставший начальником Главного управления госбезопасности.

"Этот незаурядный человек обладал сложным и очень мощным умом. ...Лаврентий Павлович обладал удивительной способностью вызвать страх и энтузиазм. ...Коварный интриган, большой грубиян и хам, психопат и сексуальный авантюрист, Лаврентий Берия вполне мог бы перерезать горло соперникам, соблазнять фрейлин и отравлять кубки с вином при дворах", - пишет Монтефиоре.

А.В. Антонов-Овсеенко (сын репрессированного В. Антонова-Овсеенко), автор книги о Берии, отмечает: "Берия был ближе всех по духу Сталину. Родственные натуры они явились зеркальным отражением друг друга... Сталин, самый осторожный и подозрительный лидер России, доверял ... лишь одному человеку, Лаврентию Берия".

Берия был на двадцать лет моложе Сталина. Он (с детства кличка "сыщик") дезертировал из русской армии в 1917 г., затем под прикрытием "советского агента" (резидент А.И. Микоян) служил в мусаватистской (турецкой) и английской разведках в Баку. Его непосредственный полицейский начальник - Дж. Багиров стал впоследствии партийным руководителем Азербайджана, (расстрелян после ареста Берия). В 1920 году он начал свою карьеру в Азербайджанском ЧК.

Монтефиоре утверждает: "Сейчас практически не осталось сомнений в том, что Берия был двойным агентом, и во время Гражданской войны работал на антикоммунистический режим мусаватистов в Баку. Говорят, что от расстрела его спас Сергей Киров..." В 1927 году Берия - зам. председателя объединенного Закавказского ГПУ. Вскоре стал председателем ГПУ. В это время в Закавказье проводилось активное уничтожение революционных политических деятелей. В 1929 году состоялась первая встреча Берия со Сталиным в Сочи. В 1930 году он - первый секретарь ВКП (б) Грузии. В 1931 году, по рекомендации Сталина, Берия стал вторым секретарем Закавказского крайкома, а через год - первым секретарем Закавказского крайкома партии.

31 июля 1938 г. произошли бои у озера Хасан на границе с Манчжурией. 6-11 августа войска маршала В.К. Блюхера атаковали японцев и отбросили их с большими потерями.

Сталин был недоволен и отправил Л. Мехлиса на Дальний Восток. Оттуда тот докладывал Сталину: "Уволил 215 политических работников, большинство из них арестованы. Но чистка еще не закончена". Мехлис арестовал четырех штабных офицеров Блюхера. Маршал был отозван в Москву и арестован 22 октября 1938 года по обвинению в попытке "отторгнуть" Дальний Восток к Японии. Умер от пыток в Лефортовской тюрьме.

Летом 1938 г. Сталин счел, что социальная программа террора выполнена, монолитная модель общества была реализована настолько, насколько это было возможно. Теперь репрессии могли быть более "точечными".

17 ноября 1938 г. Политбюро приняло решение, в котором осудило "очень серьезные ошибки в работе органов НКВД". "Тройки" были распущены. Руководство партии отреклось от террора и репрессий. 25 ноября маршал Н.И. Ежов был смещен с поста наркома и назначен комиссаром водного транспорта. Еще недавно после своего снятия с НКВД этот пост занимал Г. Ягода.

Кабинет "Ежика" занял Берия, который расставил на ключевых постах преданных ему лично людей: Меркулова, Кобулова, Мильштейна, Гоглидзе, Деканозова, Круглова. Началась "перестройка" НКВД, сопровождавшаяся расстрелами и самоубийствами. Соратники Ежова, если не успевали застрелиться, расстреливались вместе со всеми членами их семей (как, например, зам. наркома М. Фриновский). Еще в 1937 году было уничтожено свыше 3 тысяч "оперативников", начальников лагерей и тюрем. Уже при Берии было успешно завершено, начатое еще при Ежове, "дело пятерки" старых соратников Дзержинского: Ф. Медведя, С. Мессинга, Р. Пиляра, С. Реденса, И. Уншлихта.

Вместе с Берией в НКВД пришла строгая система террора в "административных рамках". Работа наркомата значительно улучшилась. При нем окончательно сформировалась, заложенная Ягодой, производственно-экономическая система ГУЛАГа НКВД СССР. Он стал вторым человеком в государстве.

Как отмечает Монтефиоре, "Лаврентий Павлович упивался властью".

В феврале и марте 1939 года Берия лично руководил расстрелами 413 высокопоставленных заключенных, среди которых были маршал Егоров, Косиор, Постышев и Чубарь.

Репрессии приняли "индивидуальный" характер. Новый метод Берия заключался в том, что известные стране люди погибали либо в результате "несчастных случаев", либо исчезали без публичных судов. С показательными процессами времен Ягоды и Ежова было покончено. С улиц городов исчезли черные "воронки" и практически прекратились ночные домашние аресты. А людей арестовывали, как правило, на работе и на улицах или, вежливо приглашая по телефону на Лубянку. Арестованных развозили по городу фургоны с надписями "Хлеб", "Мясо" и пр.

"Следуя верховной директиве, Берия старался соблюдать приличия. Публику надо было убедить в реальности новых гуманных веяний. С ежовщиной покончено навсегда, партия стоит на ленинских принципах законности...", - пишет Антонов-Овсеенко.

Сейчас Берия с удовольствием сводил старые счеты. Он лично арестовал Александра Косарева, легендарного руководителя комсомола Советского Союза, только за то, что он однажды оскорбил его. Сталину доложили, что Косарев был убит Берией из мести, но тот "не нашел доказательств".

Берия открыл личный "охотничий сезон" на интеллигенцию. При нем были арестованы и погибли: президент АН СССР Н. Вавилов, журналист М. Кольцов, писатель И. Бабель, театральные режиссеры В.. Гольденвейзер, Вс. Мейерхольд и его жена актриса З. Райх. При нем началась травля Б. Пастернака, Д. Шостаковича, С. Эйзенштейна, Н. Акимова и многих других писателей, музыкантов и актеров.

Берия приступил к аресту жен партийных руководителей. Были арестованы и отправлены в лагеря вторая жена С. Буденного - Ольга, (певица Большого театра), ее подруга - жена маршала Егорова Галина (расстреляна), жена Калинина эстонка Екатерина Лодберг, "исчезла" на Лубянке Бронка Поскребышева. В мае1940 года была "похищена" и через несколько дней замучена в подвале Лубянки Кира Симонович - сербская аристократка, вторая жена заместителя наркома обороны по артиллерии Г. Кулика.

"В ноябре 1938 года семейная жизнь Сталина в том виде, в каком она существовала еще какие-то пару лет назад практически закончилась", - пишет Монтефиоре. - "Сталин впустил террор в свою собственную семью".

Мария Сванидзе оказалась под следствием с декабря 1937 года, ее арестовали вместе с мужем Алешей Сванидзе, который был директор Государственного банка, до этого работал в Германии. Алеша был расстрелян в 1940 г., его жена в 1941 г. 1 ноября неожиданно умер Павел Аллилуев с признаками отравления (44 года). Станислав Реденс - зять Сталина (бывший начальник Берии на Кавказе, "первый помощник" Ежова) был арестован на улице и исчез (расстрелян в 1940 г.). Женя Аллилуева и Анна Реденс (сестра Нади) были вскоре арестованы.

В 1938 году на даче Сталина в Кунцево появилась в качестве горничной Валентина Васильевна Истомина.

1939 год - год начала Второй мировой войны. Этот год начался с падения республиканского Мадрида и закончился шестидесятилетием И.В. Сталина, который достиг вершины власти.

10-21 марта 1939 г. проходил XVIII съезд партии. На нем присутствовало только 35 из 1966 делегатов XVII съезда. Сталин отметил, что чистки 1937-1938 гг. оказали благотворное влияние на оздоровление партии, а "ошибки" были списаны на местные партийные организации. Последний довоенный съезд "единодушно" одобрил Третий пятилетний план, хотя отчета правительства о выполнении Второго плана фактически не было. В состав Политбюро вошли Хрущев и Жданов, кандидатами стали Берия и Шверник, Маленков был назначен на управление кадров ЦК. "Это объединенное руководство из старой и новой гвардии правило страной следующее десятилетие, не потеряв ни одного человека из своих рядов", - отмечает Монтефиоре.

"Эти маргинальные коммунисты", как их называет Шубин, "обязанные террору своей головокружительной карьерой, ... станут верной опорой вождя".

После съезда умер в тюрьме "Великий комбинатор" партии Карл Радек. В октябре 1940 г. в Мексике в результате покушения был убит Лев Троцкий. Так закончилась "борьба Сталина с оппозицией".

Тогда Иосиф Виссарионович сказал Маленкову: "Думаю, мы хорошо и по-настоящему избавились от оппозиционных элементов, мешавшим нам двигаться вперед. Сейчас нам нужны новые силы, новые люди". Все было списано на Ежова, который на Пленуме ЦК был подвергнут "разносу" со стороны Сталина и после этого арестован. В кабинете Берии он заявил: "Передайте Сталину, что я умру с его именем на губах". После войны Сталин скажет: "Не стоит доверять доказательствам в делах 1937 года. Ежов плохо руководил НКВД. В него проникли антисоветские элементы, и они уничтожили немало невинных людей, наши лучшие кадры".

Количество жертв "Большого террора" отличается по разным подсчетам. По данным КГБ СССР, в 1930-1953 гг., т.е. за 23 года, репрессиям подверглись 3 778 234 человека, из которых 786 098 были расстреляны. Только в 1937-1938 гг. за "государственные преступления" были арестованы 1 344 923 человека, из которых 681 692 человека расстреляны. По справке, подготовленной по указанию Хрущева, с 1921 по 1954 год, т.е. за 34 года было осуждено по "политическим" статьям, в том числе военных, 3 777 380 человек, расстреляно 642 380 человек, осуждено на срок до 25 лет 2 369 220 человек (которые фактически погибли в лагерях). Таким образом, можно считать, что погибло около 3-х миллионов человек.

Н. Верт считает, что "при определении общего числа репрессированных цифры носят еще более гипотетический характер" и выводит количество заключенных в лагерях в 1939-1940 гг. от 3,5 млн. до 10 млн..

Бенитто Муссолини в то время заметил: "большевизм переродился в славянский фашизм".

Между тем Вадим Кожинов сегодня считает, что "объяснения террора 1937 года индивидуальной сталинской психикой - это крайне примитивное занятие, не поднимающееся над уровнем предназначенных для детей младшего возраста книжек, объясняющих всякого рода бедствие кознями лубочного злодея".

Однако при оценке "Большого террора", массовых политических репрессий 30-х годов, современный исследователь, действительно, сталкивается с рядом моральных и психических аномалий. Легко все списать на "маньяка" Сталина. Но тогда придется признать, что страной на протяжении более четверти века управлял психически больной человек (?!) Вместе с тем невозможно отрицать и того факта, что в "ближнем круге" Сталина, в конце концов, оказались алкоголики, сексуальные маньяки и бисексуалы, воры, садисты и просто мерзавцы. Следует отметить, что - это типичное явление режима личной диктатуры, начиная с еще римских времен. Так что диктаторский режим формирует особые "мораль" и "право". Известно, что власть развращает...

Сталину и его соратникам пришлось столкнуться с тем, что полуграмотная бюрократия "массовой" партии, обладавшей уже монополией на власть, оказалась неспособной для осуществления их замысла "построения социализма в одной стране". Во время "диктатуры пролетариата" управлять страной можно только при помощи диктатуры. Безапелляционный авторитет ЦК, а впоследствии Политбюро, к конце концов, должен был привести к личной диктатуре. Вождь - это лидер партии Власти, опирающейся на народ. То, о чем мечтал Ленин ("прямая диктатура" народа), осуществил Сталин. К концу 30-х годов Сталин уже обладал абсолютной властью, уничтожив государственно-партийную элиту страны от имени "народа" ("враги народа"). При этом неопределенный политический термин "народ" был синонимичен революционной категории "массы". Сталин не сделал ничего (ни "хорошего", ни "плохого"), если бы ни смог опереться на абсолютную поддержку "народных масс". Здесь не следует преувеличивать роль "страха" (букв. "террора"). Культ личности никогда не формировался на основе страха, напротив - безнаказанность, как сущность террора, рождается на почве культа ("идолопоклонства").

И все-таки, сегодня масштабы политических репрессий 1937-1938 гг. необъяснимы с точки зрения здравого смысла. Создается ощущение упущенного фактора. Между тем, современные историки предпочитают не замечать поразительной синхронности "Большого террора" с определенными событиями изменившейся во второй половине 30-х годов международной ситуации. Например, - с приходом национал-социалистической партии Гитлера к власти в Германии и его "ночи длинных ножей" в июле 1934 г. (уничтожение "штурмовиков" Эрнеста Рема), а также с поражением республиканской Испании в гражданской войне (1936-1939 гг.) и установлением "фашистского" режима Франко.

Очерк шестой.

Вождь и фюрер: игра без правил

"Историки впадают в ошибку, принимая историю государства за историю общества".

А.Тойнби

Si vis pacem, para bellum.*

Война есть, прежде всего, поражение дипломатии.

"Задача дипломатии любой страны заключается не в том, чтобы самым героическим образом привести свой народ к гибели, а в том, чтобы обеспечить дальнейшее существование своему народу, пусть самыми прозаическим средствами. С этой точки зрения целесообразно каждое средство, которое ведет к цели. Упустить хотя бы одно из таких средств означает забвение своего дома и преступление по отношению к собственному народу". Поразительно, но эти слова принадлежат Адольфу Гитлеру!

Сталин отнесся спокойно к приходу Гитлера к власти. Советское руководство было удовлетворено тем, что в мае 1933 г. нацистское правительство ратифицировало Берлинский договор от 1926 г., возобновлявший действие Рапалльского договора (1922 г.). Тогда Советский Союз, как и Германия, отверг Версальский договор, навязанный "империалистическими бандитами" с целью "колонизации Германии". Несмотря на запрет компартии и аресты коммунистов в стране (Гитлер расстрелял 33 тысячи коммунистов) военно-торговое сотрудничество с Германией продолжалось.

Так, Н.Верт отмечает "До конца 1933 г., поставив во главу угла борьбу с социал-демократией, Коминтерн и советское руководство закрывали глаза на опасность стремительно растущего германского национал-социализма".

Вероятно, Сталин был знаком с текстом одного из выступлений Гитлера еще в 1922 году, когда он заявил: "Тот, кто готов рассматривать цели нации как свои собственные в той мере, когда для него нет более высокого идеала, чем благосостояние нации; тот, кто понимает наш государственный гимн "Германия превыше всего" в том смысле, что для него нет в мире ничего выше Германии, народа и земли, тот является социалистом".

*Хочешь мира, готовься к войне

В январе 1934 г. на XVII съезде ВКП (б) Н. Бухарин разъяснял, что идеология фашизма, "звериного лица классового врага", изложенная в "Майн кампф", чрезвычайна опасна и означает открытый призыв к уничтожению Советского Союза. Однако Сталин заявил: "Конечно, мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм в Италии не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной".

Между тем, как заметил современный политолог С. Кара-Мурза, марксизм в XX веке оказался не готов к объяснению феномена фашизма. "Опыт фашизма показал ограниченность тех теорий общества, в которых не учитывалась уязвимость надстройки, общественного сознания". Многие немецкие мыслители первой половины XX в. считали, что "та революция в Германии, которая возникла в результате Первой мировой войны, имела в своем основании отношение к государству".

В советской политической и исторической литературе термины "фашизм" и "национал-социализм" употреблялись как синонимы. Однако идеологию национал-социализма не следует идентифицировать с теорией фашизма без необходимых дефиниций. Можно говорить о "гитлеровском фашизме", как варианте "итальянского фашизма", но идеи национал-социализма не тождественны доктринальному фашизму.

Термин "фашизм" имеет итальянское происхождение: fascismo (лат. fascis - пучок прутьев). В Италии фашизм возник как политическое движение в 1919 г. Бенито Муссолини (1883-1945) - автор доктрины фашизма - в молодости был членом социалистической партии. В 1919 г. он создал "Итальянский союз борьбы" ("Фаши ди комбаттименто") и его боевые дружины ("fascio"). В 1921 г. союз был преобразован в "Национальную фашистскую партию". В 1922 г., в результате "похода на Рим" фашистских отрядов, т.е. фактически государственного путча, король Виктор Эммануил III поручил Муссолини сформировать правительство. Перед Ватиканом "дуче" дал слово очистить страну от коммунистов.

В 1932 г. Муссолини издал свою книгу "Доктрина фашизма", в которой были ясно изложены основные идеи фашистской идеологии, прежде всего, относительно государства.

"Фашистская концепция государства антииндивидуалистична; фашизм признает индивида поскольку он совпадает с государством, представляющим универсальное сознание и волю человека в его историческом существовании", - пишет Муссолини. Фашизм утверждает государство как "истинную реальность жизни". "...Фашизм против социализма, который историческое развитие сводит к борьбе классов и не признает государственного единства, сливающего классы в единую экономическую и моральную реальность..." "...Государство создает нацию, давая волю, а, следовательно, эффективное существование народу, сознающему собственное моральное единство". Эмблема итальянского фашизма - "ликторская связка" - "символ единства силы и справедливости". "Фашизм отвергает демократию как абсурдную ложь политического равенства". Итак, фашистское государство есть "вопрос воли к власти и господству", есть "стремление к империи".

Гитлер восхищался Муссолини как своим учителем: "Муссолини завоевал себе выдающееся место среди самых великих людей человечества именно своей решимостью не делить своей власти над Италией с марксистами. Уничтожив интернационализм, Муссолини спас свое отечество от марксистской опасности".

Гитлер, начав также с союза ветеранов войны, в 1920 г. создал Национал-социалистическую немецкую рабочую партию (НСНРП), которая победила на выборах в рейхстаг в 1933 г. Но он не включил слово "фашизм" ни в название партии, ни в ее программные документы. Его идеологическое кредо - национал-социализм (нацизм)

В своей книге "Моя борьба", написанной в тюрьме в 1926 году, Гитлер заявлял, что высшей целью нового движения должна быть "национализация" масс, т.е. "внедрение национальной идеи в широкие слои народа". Но "воспитывать широкие массы нарда в национальном духе можно только на путях поднятия их социального уровня". "Для этого надо стать на точку зрения крайнего национализма..." Поэтому главнейшей задачей государства должно быть "сохранение расы, улучшение расы, от чего прежде всего и зависит весь ход развития человеческой культуры". *

С этой точки зрения он считал "неверными" взгляды Карла Маркса на сущность и цель государства, благодаря которым "буржуазный мир" оторвал идею государства от идеи расы и отрицает уже само государство как таковое.

Гитлер заявлял: "наше движение должно систематически

*В цитатах сохранен синтаксис оригинала.

воспитывать чувство уважения к выдающейся личности". С целью объединения "идеи расы" и "идеи личности" в новом "морально-нравственном миросозерцании" он использовал арийский миф. Арийцы явились "основоположниками человечества". "Вся человеческая культура и цивилизация на нашей земле неразрывно связаны с существованием арийца. Если бы арийцы постепенно вымерли или сразу погибли, то это означало бы, что весь земной шар был бы вновь обречен на полное бескультурье".

Именно "идеи расы" и "идеи личности" определяли особенность гитлеровского понимания национального государства, специфику его "фашизма". Он был убежден в том, что "единообразного определения понятия "государство" нет ..., да и быть не может". С его точки зрения "правильный принципиальный" взгляд на государство заключается в том, что государство является не целью, а средством к цели. Для него, высшей целью "действительно народного государства" должна быть забота о сохранении "основного расового ядра".

Формулу такого идеального государства Гитлер представляет достаточно ясно: "власть каждого вождя сверху вниз и ответственность перед вождем снизу вверх".

Он считал, что "главнейшим фундаментом государственной власти" является ее "популярность". Но второй из важнейших факторов государственной власти он видел в "вооруженной силе". "Когда же соединятся популярность, вооруженная сила и традиция, тогда государственная власть станет уже совершенно незыблемой".

Вместе с тем, Гитлер утверждал:: "Уметь формировать идеи еще не значит уметь руководить. ...Самая прекрасная теория останется совершенно бесцельной и не будет иметь никакого значения, если не найдется вождь, который сумеет понести эти идеи в массы".

"Масса восприимчива прежде всего к выражению силы, - заявлял Гитлер. - Ей нужно сказать да или нет, иного она не понимает. Но именно потому, что масса управляется чувством, ее трудно поколебать. Поколебать веру труднее, чем поколебать знание". Движущая сила "самых могучих переворотов на земле" всегда заключалась в фанатизме масс, "порой доходящей до истерии". Никогда эта движущая сила не заключалась в каких-либо научных идеях.

Гитлеровская концепция национал-социализма, опиравшаяся на идею социального ("народного") государства в границах национального ("расового") единства, была использована, с одной стороны, для борьбы против первостепенного идейного врага - "марксизма" ("социал-демократии"), с другой - для оправдания антисемитизма. Это принципиально отличает значение германского "фашизма".

Марксизм он называл не иначе, как "духовной чумой", "исчадие преступного мозга". Для него учение

марксизма представляло собой "причудливую смесь разумного с нелепейшими выдумками человеческого ума". Поэтому "главным вопросом, имеющим решающее значение для судеб всей германской нации, является вопрос об уничтожении марксизма". Он считал: "В тот день, когда Германия сломит марксистов, она в действительности сбросит свои цепи навсегда".

Западную демократию он считал "спутницей марксизма, который вообще немыслим без нее". "Ее самое грязное внешнее проявление - парламентаризм". "...Соберите вместе сто дураков и вы никак не получите одного умного". "Скорей верблюд пройдет через игольное ушко, чем великий человек будет "открыт" путем выборов".

"Большой ошибкой" марксизма ("детище еврея Карла Маркса"), Гитлер считал отрицание "роли различных рас в деле развития культуры" и роли личности. "Наше мировоззрение принципиально отличается от марксистского мировоззрения тем, что оно признает не только великое значение расы, но и великое значение личности, а поэтому на них именно и строит все свое здание. Раса и личность - вот главные факторы нашего миросозерцания". "...Наша борьба есть истребительная борьба целого нового миросозерцания против миросозерцания марксизма и всего того, что порождает этот последний".

После прихода к власти в 1933 г. Гитлер приступил к воплощению своей национал-социалистической программы в реальные действия.

Фанатическая преданность своим идеям - "ахиллесова пята" всех диктаторов.

Прежде всего, в 1935 г. он начал с создания "вермахта" (германская армия была запрещена по Версальскому договору). На службу были возвращены старые немецкие генералы (имевшие опыт первой мировой войны). Был принят 4-х летний план милитаризации экономики, контроль за которым возглавил Геринг. На вооружение изымалась вся иностранная валюта. Прекратилось гражданское строительство. В то время Германия была аграрной страной (Гитлера поддержало, главным образом, крестьянство). Была объявлена "битва за урожай": городские дети направлялись на "трудовое воспитание" в деревню. Были введены обязательные госпоставки и распределение продовольствия по спискам. В 1936 г. Гитлер впервые выдвинул лозунг "нехватки земли". Жёсткие меры экономии привели к снижению жизненного уровня. Это компенсировалось "народными программами": доступный "народный" радиоприёмник, "народный" автомобиль "Фольцваген". Были созданы новые "рабочие места" (90 тысяч немцев получили работу). Немцы поверили Гитлеру. Он "сделал Германию сильной". "Отец нации". "Великая держава". "Великий вождь". "Фюрер". Но... "никто не хотел воевать".

Между тем Гитлер не скрывал своих агрессивных намерений и экспансионистских планов.

25 июля 1934 г. нацистами был убит в своем кабинете премьер-министр Австрии (за отказ от подписания договора с Германией о присоединении). На встрече с новым премьер-министром Гитлер выдвинул ультиматум: 10 млн. немцев живут заграницей... После того как в 1937 г. нацистская партия вновь победила на перевыборах в рейхстаг, Гитлер заявил, что Германия отказывается от Версальского договора. За этим последовал захват Рейнской области (3 немецкими батальонами). 12 марта 1938 г. танки генерала Гудериана вошли в австрийский пограничный городок Линц (родина Гитлера). Австрийские немцы встретили Гитлера с восторгом.

Тогда Коминтерн (Сталин) поддержал аншлюс Австрии и выступил против Версальского договора.

За два года (конец 1933 - начало 1936 г) "новый курс" советского наркома иностранных дел М.М. Литвинова (настоящая фамилия Валлах) позволил советской внешней политике добиться некоторых успехов в тактике "сдерживания" при помощи системы "коллективной безопасности". В ноябре 1933 г. визит Литвинова в Вашингтон и встреча с Ф.Д. Рузвельтом завершились признанием США Советского Союза и установлением дипломатических отношений. В сентябре СССР был принят в Лигу наций и стал постоянным членом ее Совета. 2 мая 1935 г. был подписан в Париже франко-советский договор о взаимопомощи в случае агрессии. Этот договор, прежде всего, имел значение для Франции. Маршал Петен тогда сказал: "Протягивая руку Москве, мы протянули ее коммунизму..."

Этот договор не понравился Гитлеру, который заявил: "На постоянные многочисленные заверения Германии в дружбе и миролюбии Франция ответила альянсом с Советским Союзом, направленным исключительно против Германии, являющимся прямым нарушением соглашений по Рейнской области и открывающим ворота Европы большевизму".

Говоря о значении новой Конституции СССР, принятой Чрезвычайным VIII Всесоюзным съездом Советов 5 декабря 1936 года, Сталин в своей речи произнес: "Теперь, когда мутная волна фашизма оплевывает социалистическое движение рабочего класса и смешивает с грязью демократические устремления лучших людей цивилизованного мира, новая Конституция СССР будет обвинительным актом против фашизма, говорящим о том, что социализм и демократия непобедимы. Новая Конституция СССР будет моральной помощью и реальным подспорьем для всех тех, кто ведут ныне борьбу против фашистского варварства".

Но эта риторика была направлена против испанского "фашизма" ("фалангизма") генерала Ф. Франко, поднявшего военный мятеж в республиканской Испании (18 июля 1936 г.), поддержанный Муссолини и Гитлером. Участие СССР в гражданской войне в Испании до сих пор остается малоизученной темой. А между тем именно здесь могут быть обнаружены многие недостающие "звенья" цепи мотивации поведения Сталина в конце 30-х годов. Так, очевидно, что после восстания испанских троцкистов (POUM) в Барселоне против республиканского правительства Сталин осознал реальную опасность "троцкизма". После "падения" Мадрида в марте 1939 года и признания фашистского правительства Франко почти всеми "демократическими" правительствами Европы, Сталин изменил свое отношение к фашизму (и к "Коминтерну").

Монтефиоре считает, что после "Большого террора" Сталин был лишен способности "трезво анализировать взрывоопасную обстановку, сложившуюся в Европе к концу тридцатых годов".

Между тем, как пишет Н. Верт: "Московские процессы, чистка в рядах Красной Армии убедила не только немцев, но и французов и англичан, что Советский Союз переживает серьезный внутренний кризис (в целом плохо понятый), который на какое-то время лишает его возможности играть решающую роль на международной арене".

Из доклада германского поверенного в Париже (1938 г.): "Военные и политические круги Франции все больше задаются вопросом о пользе от такого союзника и о доверии к нему". Англия и Франция не видели возможности участия разгромленной "чистками" Красной Армии в военных действиях в Европе.

В марте 1938 г. СССР подписал экономическое соглашение с Германией и заменил своего посла в Берлине (был назначен помощник Берии В. Деканозов), которому Гитлер 4 июля заявил: "Я с удовлетворением ознакомился с декларацией, излагающей принципы, которыми Вы будете руководствоваться в Ваших усилиях по установлению нормальных отношений между Германией и Советским Союзом".

В 1938 г. Гитлер вынужден был еще маневрировать между СССР и западноевропейскими странами, потому что его собственное положение в стране было неустойчивым. Командующий сухопутными войсками генерал Людвиг Бек и министр финансов прямо заявили ему о военной и финансовой неподготовленности Германии к войне. Бек подал в отставку и его заменил Браухич. "Военная оппозиция" тайно обратилась к Англии за поддержкой в случае "замены" Гитлера. Английский премьер-министр Артур Чемберлен не поддержал строптивых немецких генералов. По просьбе Чемберлена Гитлер 15 сентября встретился с ним в Австрийских Альпах. Англичане требовали "гарантий" для Чехословакии в случае присоединения Судет. Вернувшись в Англию, Чемберлен заявил: "мы не можем воевать из-за неизвестной страны". Было ясно, что из-за Чехословакии (детища "позорного" Версальского договора) никто воевать не собирался. Если бы Франция вступила в защиту Чехословакии, то Гитлер тогда отказался от своих планов. Однако Франция этого не сделала. Между тем редко упоминается о том, что под "Мюнхенским соглашением" стоят подписи не только Муссолини (от Италии), но и премьер-министра Польши. Однако это соглашение не только на совести "подписантов", но и тех, с чьего молчаливого согласия Германия беспрепятственно захватила Чехословакию.

Сталин тогда придерживался той точки зрения, что "все немцы имеют право жить в Германии". И его позднее возмущение "Мюнхенским сговором" есть ничто как попытка "сделать хорошую мину при плохой игре".

В благодарность за поддержку Гитлер сделал письменное Заявление о ненападении на Англию в1938 г.

6 декабря 1938 г. в Париже был подписан франко-германский договор о ненападении, который был расценен уже в Москве как "шаг", развязывавший Гитлеру "руки" на Востоке. Теперь Сталин был недоволен Францией. 10 марта 1939 г. на XVIII съезде ВКП (б) Сталин в отчетном докладе заявил: "Поджигатели войны" стравливают СССР и Германию, стремясь "загребать жар чужими руками", то есть сдерживать агрессора ценой жертв со стороны СССР, а самим оставаться в безопасности".

1 апреля Гитлер в своей речи обрушился на тех, кто "таскает каштаны из огня" чужими руками. "Это было повторение образа из речи Сталина, но только в переводах на европейские языки", - замечает Шубин.

Лицемерие Гитлера здесь очевидно. В "Майн кампф" он писал: "Подлинное искусство руководящего государственного деятеля в том и должно заключаться, чтобы для каждого отрезка времени уметь соединиться с тем партнером, который в своих собственных интересах на данный период времени вынужден идти той же самой дорогой".

17 апреля 1939 г. советский посол в Берлине заявил представителю министерства иностранных дел о готовности советского правительства установить "хорошие" отношения с Германией. 5 мая нарком иностранных дел СССР Литвинов "подал в отставку", уверенный в том, что Сталин, который до революции бывал в Европе лишь кратковременно, а после нее ни разу не покидал пределов страны, не знает Запада. Он был заменен "германофилом" Молотовым. Это означало, что Сталин сам вознамерился заняться дипломатией.

Молотов и Берия начали "зачистку" дипломатов на Смоленской площади. Погибли очень многие сотрудники НКИД и дипломаты. "Очистить этот еврейский наркомат. Очистить синагогу!", - приказал Сталин. Как считает Монтефиоре, "зачистка" дипломатов являлась еще одним сталинским сигналом для Гитлера. В это же время фактически была уничтожена почти вся агентура и старое руководство советской внешней разведки.

Тогда Сталин поставил перед Лондоном и Парижем ультиматум: заключить военный союз на неприемлемых для них условиях. Тем не менее, 6-7 июня руководители Великобритании и Франции приняли за основу советский проект договора. Между тем по инициативе советской стороны переговоры, под незначительным предлогом, были прекращены. 29 июня Жданов высказал в "Правде" свое "личное мнение" за выбор в качестве союзника Германии. 11 августа Сталин дал добро на усиление контактов с Германией. Известно, что после того как Гитлер узнал, что Сталин согласился на приезд Риббентропа в Москву, он воскликнул: "Это стопроцентная победа! И хотя я никогда этого не делаю, теперь я выпью бутылку шампанского!".

23 августа на обеде в честь прилетевшего на переговоры Риббентропа Сталин произнес тост: "Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего фюрера. Я хотел бы выпить за его здоровье". "Пакт о ненападении" был подписан в три часа ночи 24 августа в присутствии Сталина, который сказал Риббентропу: "Я могу гарантировать, что Советский Союз не предаст своего партнера. Даю вам слово".

В ответ Риббентроп заявил, что "Антикоминтерновский пакт был, в общем-то, направлен не против Советского Союза, а против западных демократий". Он даже пошутил: "Сталин еще присоединится к Антикоминтерновскому пакту".

Черчилль, узнав о подписании "пакта" высказался безапелляционно: "Только тоталитарный деспотизм в обеих странах мог решиться на такой одиозный противоестественный акт".

"Известие о подписании советско-германского пакта произвело настоящую сенсацию во всем мире, особенно в тех странах, чья судьба непосредственно зависела от данных соглашений, - пишет Н.Верт. - Широкая общественность этих стран, совершенно неготовая к такому развитию событий, расценила их как настоящий переворот в европейском порядке".

В советской историографии значение советско-германского пакта неоправданно преувеличено как апологетами, так и критиками Сталина. Во-первых, заключение этого договора с Германией было вполне логичным следствием советской германофильской, начиная с Ленина, дипломатии. Во-вторых, подобные "пакты о ненападении" Германия заключила с Францией, с Англией и Польшей, но это не вызвало сенсации на Западе. В-третьих, вопрос заключался не в самом, в общем-то, формальном дипломатическом документе, а в отношении к нему со стороны лидеров двух стран. Вот здесь Гитлер переиграл Сталина! Не дав по сути никаких гарантий, Гитлер связал руки Сталину. Кроме того, Советский Союз был скомпрометирован в "мировом общественном мнении", которому Сталин никогда не придавал никакого "практического" значения.

Но остается только поражаться тому, что Сталин тогда проигнорировал откровения Гитлера относительно необходимости территориальной экспансии, предопределявшейся идеями национал-социализма.

В книге "Майн Кампф" Гитлер начинал с того, что для обеспечения народу "подлинной свободы" ему необходима "достаточно большая территория", так как "Германия не в состоянии прокормить в достаточное мере все свое население", это "дает народу моральное право на приобретение чужих земель". Далее он уточнял: "Дело обстоит так, что Германия либо будет мировой державой, либо этой страны не будет вовсе". Поэтому "когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены.

Сама судьба указывает нам перстом".

Расценивая военно-политическую ситуацию в Европе в середине 20-х годов, Гитлер писал: "Не будем говорить о подлинных намерениях новых владык России. Нам достаточно того факта, что Россия, лишившаяся своего верховного германского слоя [речь идет о падении прусской династии Романовых - М.К.], уже тем самым перестала иметь какое бы то ни было значение как возможный союзник немецкой нации в освободительной борьбе. С чисто военной точки зрения война Германия-Россия против Западной Европы (а вернее сказать, в этом случае - против всего остального мира) была бы настоящей катастрофой для нас".

Принимая во внимание тот факт, что в современной войне дело "не столько в солдатах, сколько в техническом вооружении", Гитлер считал, что "говорить о России как о серьезном техническом факторе в войне, совершенно не приходится". Поэтому союз Германии с Россией не имел бы смысла.

К этому он счел необходимым добавить: "Современные владыки России совершенно не помышляют о заключении честного союза с Германией, а тем более о его выполнении, если бы они его заключили".

Кроме этого Гитлер называл ситуацию в Советской России "самым страшным примером". "Нельзя ведь забывать и того факта, что правители современной России - это запятнавшие себя кровью низкие преступники, - это накипь человеческая, которая воспользовалась благоприятным для нее стечением трагических обстоятельств, захватила врасплох громадное государство, произвела дикую кровавую расправу над миллионами передовых интеллигентных людей, практически истребила интеллигенцию и теперь вот уже скоро десять лет, осуществляет самую жестокую тиранию, какую когда-нибудь только знала история".

Гитлер был убежден: "В свете таких целей чистейшим безумием было бы вступать в союз с державой, во главе которой стоят смертельные враги всей нашей будущности. ...Большевизм есть проклятие и преступление против всего человечества..."

Известно, что Сталин был знаком с книгой Гитлера в русском переводе...

Разумеется, ситуация в Европе и в Советском Союзе за десять лет (с 1926 г.) изменилась, что заставило Гитлера, после прихода к власти в Германии, внести тактические коррективы в свою международную политику. Однако его нацистское мировоззрение не претерпело никакого существенного изменения. Напротив, уже в первые годы своего управления страной Гитлер продемонстрировал достаточно очевидно, что намерен воплотить в реальность все свои замыслы. Какие основания были у Сталина поверить в то, что Гитлер откажется от своих намерений относительно Советской России?! Ответ на этот вопрос остается на совести советских историков...

После вторжения германских войск в Польшу Молотов от имени советского правительства передал ноту Шуленбургу: "Советское правительство намеревается заявить, что Польша разваливается на куски и что вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым "угрожает" Германия. Этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст возможность Советскому Союзу не выглядеть агрессором". Гитлер отнесся к этому заявлению с пониманием. В своем выступлении по радио Молотов заявил: "Польские правящие круги обанкротились... население Польши брошено его незадачливыми руководителями на произвол судьбы".

18 сентября при передаче польского города Брест-Литовск германскими войсками Красной армии был проведен совместный парад "союзников-победителей". 19 сентября было опубликовано совместное советско-германское коммюнике: "Задача этих войск... заключается в том, чтобы восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенное распадом собственного государства..." Варшава еще сражалась до 28 сентября!

27 сентября Риббентроп прилетел в Москву подписывать знаменитые "секретные протоколы" о сферах влияния. 28 сентября Германия и СССР заключили "Договор о дружбе и границах" (по разделу Польши). По соглашению с Германией, СССР присоединил территорию в 200 тыс. кв. км. с 12 млн. человек.

Молотов на сессии Верховного Совета СССР 30 сентября заявил: "Правящие круги Польши немало кичились "прочностью" своего государства и "мощью" своей армии. Однако оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем - Красной армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей. Правящие круги Англии и Франции пытаются изобразить себя в качестве борцов за демократические права народов, против гитлеризма... Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой... Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за "уничтожение гитлеризма", прикрываемую фальшивым флагом борьбы за "демократию".

Затем Молотов сказал об изменении понятия "агрессор": "Теперь, если говорить о великих державах Европы, Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира. Роли, как видите, меняются".

В Берлине с удовлетворением узнали об этой речи председателя советского правительства.

Именно этот шаг: вторжение в Польшу и подписание "Договора о дружбе" и "секретных протоколов Молотова-Риббентропа", после начала Второй мировой войны (!), - оказался серьезнейшей стратегической ошибкой Сталина, повлекшей за собой трагические для страны последствия.

Разумеется, Польша никогда не была дружественной к Советскому Союзу страной. Польша стала жертвой, прежде всего, авантюристской и недальновидной политики своего националистического правительства, которое поддерживало Гитлера и пыталось заключить союз с Германией с экспансионистскими намерениями. Так что у Сталина, действительно, не было прагматических причин обострять отношения с Гитлером из-за Польши.

Но дальнейшее развитие событий серьезно ставят под сомнение миф о мудрости и прозорливости Вождя. В результате дилетантизма в международной политике была парализована вся советская дипломатическая деятельность. СССР в одночасье оказался в изоляции как союзник "агрессора". Кроме того, именно "Договор о дружбе" фактически заблокировал подготовку Красной армии и страны к предстоящей войне. Прогерманская советская пропаганда деморализовала советское военное командование и воспрепятствовала своевременному перевооружению армии. "Раздел" Польши привел к появлению общей границы между Германией и СССР.

Этот легкий "освободительный поход" в Польшу, как и "победа" в военном конфликте на Халкин-Голе (когда советские войска фактически вторглись на территорию государства Манжоу-Го) в августе 1939 г. (в тяжелых боях погибло всего 10 тысяч советских солдат!), явно вскружили голову Сталину и его "советникам".

Второй его серьезнейшей внешнеполитической ошибкой стала "финская война", которая продемонстрировала абсолютную неадекватность советской военно-политической стратегии.

31 октября 1939 г. СССР предъявил территориальные претензии Финляндии, несмотря на существовавший "Пакт о ненападении". Сталин на Совещании при ЦК ВКП (б) сказал: "противник" (?) мог "прорваться к Ленинграду, занять его и образовать там, скажем, буржуазное правительство, белогвардейское, - что значит дать довольно серьезную базу (?) для Гражданской войны внутри страны против Советской власти". Финляндия не имела намерений нападать на СССР и придерживалась тогда по отношению к гитлеровской Германии позиции "нейтралитета". За три с половиной месяца войны советские войска потеряли 125 тысяч человек. Лига Наций объявила СССР агрессором и исключила его из своего состава. У. Черчилль тогда заявил: "Чувство негодования против Советского правительства... разгорелось ярким пламенем..."

"Таким образом, объективно СССР выиграл войну, хотя и не достиг первоначально поставленных целей в связи с сопротивлением финских войск и нарастающим международным противодействием политике СССР", - заключает А.Шубин.

В декабре 1939 г. в ответ на поздравление германского правительства к своему шестидесятилетию Сталин заявил: "Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной". Коминтерн объявил Францию и Англию "агрессорами" против Германии.

Именно к 1939 году относится реплика Микояна: "По-моему, он начал потихоньку сходить с ума".

Известно, что Ф.Д. Рузвельт пытался предупредить Сталина против заключения торгового соглашения с Германией, уверяя, что "если правительство Сталина пойдет на такое соглашение, то с той же неизбежностью, с какой ночь сменяет день, Гитлер нападет на Советский Союз, как только победит Францию".

17 июня 1940 года капитулировала Франция. Сталин воспользовался ситуацией и в августе "добровольно" присоединил к СССР Эстонию, Латвию и Литву, а также прибрал от Румынии Буковину и Бессарабию. Вследствие этого были арестованы и депортированы 34 250 латышей, почти 60 тысяч эстонцев и 75 тысяч литовцев. Это была третья серьезнейшая военно-политическая ошибка Сталина, который фактически уничтожил нейтральные "буферные страны", в результате чего в начале войны (и в конце ее) советские войска в Прибалтике и Балтийский флот получили враждебный "тыл". Это никак нельзя объяснить "подготовкой к войне".

В ноябре 1940 г. Молотов посетил Берлин, где встретился с Гитлером, с которым обсуждался вопрос о присоединении СССР к "Тройственному пакту". Переговоры закончились ничем из-за чрезмерных территориальных запросов СССР. Однако Сталин остался доволен результатами берлинской поездки Молотова.

Проводив главу советского правительства, Гитлер 4 декабря 1940 года подписал план "Барбаросса". "Директива N21" назначала срок вторжение в СССР 15 мая (срок был перенесен из-за вторжения в Югославию).

29 декабря об этом уже знал Сталин! Но... вновь не поверил своей разведке. Германия по-прежнему рассматривалась Советским Союзом как "великая дружественная держава".

В связи с этим очевидна нелепость мифа о том, Сталин в период 1939-1940 годов якобы пытался "оттянуть" войну для того, чтобы к ней лучше подготовиться. Известные факты говорят о другом.

Прежде всего, Сталин "готовился" к войне методами террора и репрессий.

Прислушиваясь к мнению своих соратников по гражданской войне: Ворошилова, Буденного, Кулика и других, - Сталин санкционировал аресты руководителей оборонной промышленности. Был арестован и подвергся жестоким пыткам нарком вооружения Б. Банников, застрелился при угрозе ареста нарком авиационной промышленности Михаил Каганович (брат Лазаря Кагановича). По доносу Василия Сталина был арестован молодой командующий авиацией Павел Рычагов за критику авиационной техники ("Вы заставляете нас летать на гробах!", - заявил он Сталину). За критику устаревшей военной техники и тактики был арестован и расстрелян генерал Штерн (участник гражданской войны в Испании и "финской кампании"). Были арестованы многие генералы (Мерецков, Рокоссовский, Горбатов и др.) и военные инженеры (Королев и др.).

В связи с этим показательна судьба авиаконструктора А. Туполева, впоследствии трижды Героя Социалистического Труда, лауреата пяти Сталинских и Ленинской премий. Туполев был арестован 21 октября 1937 г. по обвинению в руководстве "русско-фашистской партии" (!). Он "признался" и назвал "соучастников". По его "делу" проходило более 20 крупных авиационных специалистов. Кроме самого Туполева и Петлякова, все были расстреляны. Заочный суд над Туполевым и другими состоялся 28 мая 1940 года. Во время суда "осужденные" уже работали в Особом конструкторском бюро НКВД ("шарашке"), где были также две группы авиаконструкторов Петлякова и Мясищева. О начале войны Туполев и другие узнали по радио. 19 июля 1941 года он (и около 20 ближайших его сотрудников) на основании Постановления Президиума Верховного Совета СССР был освобожден от наказания досрочно со "снятием судимости". "Реабилитирован" Туполев был только в 1955 году!

"Несмотря на достигнутый в 30-е гг. несомненный прогресс, оснащение Красной Армии современным вооружением страдало из-за отсутствия продуманной политики в этой сфере, - отмечает Н. Верт. - Постоянное вмешательство Сталина в вопросы выбора новых типов вооружений часто приводило к плачевным последствиям".

Между тем с 1934 по 1939 гг. военный бюджет вырос в 7 раз, (армия увеличилась с 900 тысяч до 5 млн. человек). Однако военная промышленность производила устаревшее оружие и технику, было отказано в производстве некоторых современных видов вооружения (многие военные конструкторы были репрессированы). О военном снабжении, обмундировании, транспорте и связи вообще никто тогда не думал. Фактически перевооружение армии началось только после "финской кампании" Но к 1941 г. удалось перевооружить лишь 15% авиационных и 25% танковых частей (по всей стране!), до сухопутных частей очередь вообще не дошла. Как следствие Красная армия накануне войны была вооружена оружием времен Первой мировой войны.

Место уничтоженных репрессиями опытных военачальников заняли молодые командиры. К началу войны менее 10% командиров имели высшее военное образование, 75% офицерского состава занимали свои новые посты менее года (в том числе и политработники).

Только 18 сентября 1940 года был представлен план стратегического "развертывания" Вооруженных сил СССР на 1940-1941 г. План гласил: "Таким образом, Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на Западе против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией, Финляндией, и на Востоке - против Японии... как противника... всегда могущего перейти в открытое столкновение". Однако этот план остался без внимания руководства страны.

23 декабря 1940 года Сталин присутствовал на совещании высшего командного состава Красной армии, которое проводил Жданов (?!). Тимошенко и Жуков (командующий Киевским военным округом) критиковали устаревшую военную доктрину. Их доводы были подтверждены проведенными накануне большими маневрами. Рассерженный Сталин вызвал 13 января 1941 года к себе генералов. После этого совещания Сталин снял генерала Мерецкова с поста начальника Генштаба (вскоре он был арестован) и назначил на его место 45-тилетнего генерала Г.К. Жукова, ("протеже" Буденного и Тимошенко).

"У Сталина и этого невысокого роста никогда не устающего мужчины с широкими плечами и простым крестьянским лицом была одна общая черта - оба были очень жестокими людьми и любыми мерами требовали соблюдения строжайшей дисциплины. Среди большинства других советских военачальников Георгий Жуков выделялся еще и полным равнодушием к своим потерям. У него было немало общего с вождем, но ему не хватало сталинской хитрости и садизма", - пишет Монтефиоре.

В то же время Сталин продолжал фактически сдерживать подготовку к войне страны и армии.

12 февраля 1941 года Генштабом (Жуковым) был предложен план "мобилизационной готовности", а также к 15 мая был разработан план под названием "Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками". В тексте этого проекта говорилось: "Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар". Но этот проект так и не был подписан Сталиным и не поступил вовремя в военные округа.

На записку Жукова о необходимости нанесения "упреждающего удара" Сталин ответил через Поскребышева: "Передай Жукову, чтобы не писал мне записки для прокурора". Он отказал Тимошенко и Жукову объявить всеобщую мобилизацию, сославшись на заверения Гитлера (советскому послу): "Пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь. Концентрация наших сил в Польше временное явление. Наши войска скоро уйдут оттуда".

К марту 1941 года Гитлеру удалось присоединить к своему лагерю Болгарию, Румынию и Югославию. По дороге из Белграда в Москву "залетел" министр иностранных дел Японии Ёсука Мациока., который 15 апреля подписал "Пакт о ненападении" с Советским Союзом.

4 мая 1941 года Сталин сам возглавил Совнарком. Своим заместителем он назначил ленинградца Н. Вознесенского, (который фактически на протяжении всей войны руководил правительством страны).

7 мая посол Германии в Москве Шуленбург (расстрелян в 1944 году как участник заговора против Гитлера), находясь в Берлине, сообщил советскому послу Деканозову о решении вопроса о нападении на СССР.

Сталин продолжал игнорировать донесения внешней разведки. Молотов придерживался того же мнения: "Думаю, никогда нельзя доверять разведке, разведчиков нужно выслушивать и многократно проверять. На обеих сторонах было бесконечное число провокаторов".

"По иронии судьбы, - замечает Монтефиоре, - Сталин, не доверявший своим шпионам, обладал лучшей в мире разведкой".

Между тем, после знакомства с опубликованными в печати донесениями зарубежной агентуры ясно, что "вероломное" нападение Германии на Советский Союз не было неожиданным для его руководства.

Вот одно из многих сообщений Рихарда Зорге (справка РУ ГШКА): "5 марта 1941 г. Прислана микропленка телеграммы Риббентропа послу Германии в Японии генералу Отту с уведомлением, что Германия начинает войну против СССР в середине июня 1941 года".

Из справки заместителя наркома иностранных дел А.Я. Вышинского: "10 апреля. По дипломатическим каналам стало известно, что Гитлер встретился с югославским принцем Павлом и сообщил ему, что Германия пойдет войной против России в конце июня".

На предупреждение Черчилля письмом через английского посла в Москве о дате нападения Гитлера на Советский Союз, Сталин сказал Жукову: " Нам угрожают немцами, а немцам - нами. Они стравливают нас друг с другом". "Гитлер не такой дурак, чтобы не понимать разницу между СССР и Польшей, Францией или даже Англией. Или даже всеми ими, взятыми вместе".

13 июня Тимошенко и Жуков вновь доложили Сталину свои сведения о готовящемся нападении. На это Сталин ответил: "Нельзя верить всему, что доносят разведчики".

Жукову он пригрозил: "Вы пришли пугать нас войной? Вы хотите эту войну, потому что у вас мало наград или вас не устраивает ваше звание? ...Германия никогда не будет воевать с Россией по собственной воле. Вы должны понимать это! ...Если вы намерены спровоцировать немцев на границе передвижениями войск без нашего разрешения, то, запомните мои слова, покатятся головы!"

Жданов предложил отложить военный парад 1 мая: "А вдруг немцы отнесутся к нему, как к провокации". Из опасения "недовольства" Гитлера был запрещен фильм С. Эйзенштейна "Александр Невский" (снят в 1938 г.).

"Исходящими из кругов, заинтересованных в расширении войны", "абсолютно лишенными оснований" объявлялись в заявлении ТАСС от 14 июня 1941 г. "слухи" об агрессивных намерениях Германии в отношении СССР.

А.В. Антонов-Овсеенко считает что именно "на Берии лежит особо тяжкая вина за военную катастрофу сорок первого года: он располагал самой полной и самой достоверной информацией о готовящемся вторжении".

20 июня Деканозов из Берлина предупредил своего "шефа" Берию о том, что нападение немцем неминуемо. Берия пригрозил ему "неприятностями". Сталину он направил докладную записку: "...Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня "дезой" о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это начнется завтра". Берия писал, что в своей радиограмме военный атташе советского посольства в Берлине сообщил даже основные направления немецкого военного наступления. И приводил "жалобу" нового начальника ГРУ генерала Голикова на своего помощника, который "тоже врёт, будто Гитлер сосредоточил 170 дивизий против нас на нашей западной границе". "... Я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предписание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет!", - заканчивал свое письмо-донос Берия.

На донесении генерала Голикова, начальника военной разведки, Сталин написал: "Эта ваша информация - английская провокация. Найдите автора и накажите!"

"Упорное игнорирование данных разведки и откровенных предупреждений государственных деятелей Запада. Отказ от экстренных мер по укреплению границ и мобилизации вооруженных сил. Существенная экономическая помощь противнику накануне его вторжения... Во все времена подобные действия (и бездействие) обозначали одним словом - предательство", - справедливо считает А.В. Антонов-Овсеенко.

Константин Симонов, которого трудно заподозрить в "антисталинизме", позже писал: "Сталин несет ответственность не просто за тот факт, что он с непостижимым упорством не желал считаться с важнейшими донесениями разведчиков. Главная вина его перед страной в том, что он создал гибельную атмосферу, когда десятки вполне компетентных людей, располагавших неопровержимыми доказательными данными, не располагали возможностью доказать главе государства масштаб опасности и не располагали правами для того, чтобы принять достаточные меры к ее предотвращению".

Н. Верт считает, что вся ответственность за военные поражения СССР в 1941 г. лежит на руководстве партии, и, прежде всего, - на Сталине. "Эту ответственность составляют следующие четыре аспекта: полностью не соответствовавшие ситуации военные концепции; глобальная ошибка в оценке нацистской угрозы в июне 1941 г., ущербная (слишком отстающая и неполная) политика в области вооружений; глубокая дезорганизация командного состава вследствие чисток 1937-1938 гг.".

Кроме этого: "Военные концепции Сталина строились, исходя из трех идей: Советскому Союзу никогда не придется вести войну на своей территории; готовиться следует к наступательной войне; любая агрессия против СССР будет немедленно остановлена всеобщим восстанием западного пролетариата".

Однако сегодня думается, что все не так просто. Создается впечатление, что здесь опять имеет место "подменка", один миф пытаются заменить другим. Если предположить, что Сталин, действительно, игнорировал вероятность войны с Германией, то это свидетельствует о его военно-стратегическая некомпетентности. Однако во время войны он проявил незаурядные организаторские и политические способности, как руководитель страны. Тем не менее, одно не перекрывает другое. В мировой истории далеко не всегда решающим аргументом являются государственные или "национальные" интересы. Нередко свое "последнее слово" имеют личные амбиции. Достаточно вспомнить Наполеона, Петра Первого или Ленина! Вероятно, у Сталина были свои личные причины "не верить" разведывательной информации, а доверять "заверениям" Гитлера. У него вполне мог быть свой "расчет" в этой смертельной игре. Какой ?! Об этом уже никто никогда не узнает...

Вполне допустимо представить тогдашнюю военно-политическую ситуацию в Европе по аналогии с шахматной партией. Каждый политический "игрок", в данном случае Гитлер и Сталин, были намерены поставить друг другу "мат". Но для достижения этой цели существуют определенные правила. Так вот, в политике (и в войне) выигрывает тот, кто в решающий момент нарушает эти правила. Неизвестно, хорошо ли Сталин играл в шахматы, но партию с Гитлером он проиграл, так как оказался неспособным предвидеть дальше "первых трёх ходов". И проиграл её задолго до того, как немецкие войска вторглись на территорию Советского Союза. Поэтому он отнесся к "вероломству" Гитлера, как, прежде всего, к своему личному поражению.

22 июня армии Германии и ее союзников вторглись в страну, на территорию которой не вступали вражеские войска со времен Великой армии Наполеона (кроме "Крымской войны" 1854-1855 гг.).

В ночь на 22 июня Сталин собрал Политбюро. "...И в эти минуты ...он не отказался от мысли, что война может быть провокацией немецких генералов. Он был убежден, что в высшем командовании вермахта у Гитлера наверняка есть свой "Тухачевский", - пишет Н. Верт. "Гитлер просто ни о чем не знает", - уверенно заявил Сталин. Он решил не отдавать приказ об отражении нападения до тех пор, пока не прибудут "новости из Берлина". Через несколько минут посол Шуленбург вручил телеграмму из Берлина Молотову, который сообщил Сталину: "Германия объявила нам войну!".

Г.К. Жуков свидетельствует, что в эти минуты он единственный раз в жизни видел "упавшего духом" Сталина. Об этом вспоминала и Светлана Аллилуева во второй своей книге "Только один год" (1969): "Я приехала к нему, думая найти поддержку, надеясь, что он подбодрит меня... Каков же был мой ужас, когда я нашла его самого в состоянии, близком к панике".

Сталин приказал: "Границу не переходить". Он сказал, что еще надеется решить конфликт дипломатическим путем. Только через четыре часа после начала агрессии нарком обороны Тимошенко наконец дал требуемый приказ об ответных и ограниченных действиях. Вечером 22 июня, когда был уже осажден Брест и немцы подошли к Львову, был дан приказ о наступлении (!) Сталин не представлял реального положения дел на фронте и реагировал на поражение бурным потоком грозных приказов и директив. В девять утра была создана "Ставка" во главе с Тимошенко, который сообщил Сталину, что на фронте царит паника и полная неразбериха. "Сталин рассердился"... и дал маршалу два часа на наведения порядка!

Хрущев впоследствии писал в своих "мемуарах" (1971): "Я знаю, каким героем он был. Я видел его, когда он был парализован от страха перед Гитлером, как кролик, загипнотизированный удавом. На первом этапе, когда дела шли для него скверно, я не видел ни одного документа или приказа, подписанных Сталиным..."

За первую неделю войны 30 советских дивизий были разгромлены, было уничтожено 3500 танков и более 6 тысяч самолетов и немецкие войска проникли вглубь советской территории на 500 километров. Это нельзя объяснить лишь "внезапностью" нападения. Здесь совершенно очевидна неподготовленность армии и страны к войне. Дальнейшее развитие событий не только на фронте, но и в тылу подтверждает это.

"Сталин был вне себя от гнева и ярости", - пишет Монтефиоре. - "Падение Минска оказалось для него страшным ударом. Ему казалось, что он потерял лицо перед своими соратниками и военными. Несомненно, наступил самый глубокий и самый серьезный кризис в его жизни".

Тогда Сталин сказал: "Все потеряно. Я сдаюсь. Ленин основал это государство, а мы его просрали!". Он заявил, что подает в отставку, и закрылся на даче в Кунцево. Сегодня некоторые историки отрицают этот факт.

На заседании Политбюро (без Сталина) Н. Вознесенский (фактически глава правительства) предложил Молотову "взять власть" (это после войны будет стоить ему жизни). Но, по инициативе Берии, был создан Государственный комитет обороны, в который вошли Молотов, Ворошилов, Маленков, Берия, и было предложено возглавить его Сталину. Об этом сообщили газеты 1 июля. 16 июля были восстановлены в армии комиссары (отмененные после "финской кампании"). Вновь были объединены НКВД и НКГБ под руководством Берии. 3 июля Сталин выступил по радио. 19 июля Сталин стал наркомом обороны и 8 августа - Верховным главнокомандующим.

Впоследствии Хрущев вспоминал: "Сталин был далек от понимания развивающихся на фронте действительных событий... следует заметить, что Сталин разрабатывал операции на глобусе".

За первые три месяца войны Красная армия потеряла убитыми и пленными свыше 3 миллионов солдат, Так, под Смоленском было уничтожено 11 советских дивизий. Под Киевом были окружены и уничтожены 5 советских армий. Н. Верт отмечает, что согласно немецкой статистике, к концу 1941 г в плен попало более 2 млн. советских солдат и офицеров. Он утверждает: "Поражение на фронтах ясно показали, какой вред нанес Сталин своими репрессиями, и его неспособностью руководить войсками. Он был голым императором".

Антонов-Овсеенко считает: "Неподготовленность к войне, отсутствие командного состава, почти полностью истребленного перед гитлеровским вторжением. Абсолютное несоответствие Диктатора задачам управления государством и его вооруженными силами. Массовый террор и система тотальной слежки, проводимые Сталиным и Берией на фронте и в тылу. Некомпетентность большинства выдвинутых ими полководцев. Применение мертвящей партийной демагогии при оценке боевой обстановки и в оперативном командовании. Сложный комплекс причин привел страну к военной катастрофе 1941 года".

Он пишет: "Рука об руку с партийными функционерами типа Мехлиса саботировали дело обороны функционеры бериевских органов. Они гнали и гнали на убой сотни тысяч, миллионы солдат, вчерашних рабочих, крестьян, учителей, инженеров, ученых. Циничные властолюбцы, фальшивые до мозга костей агенты Лубянки не доверяли никому, готовые в любом боевом командире видеть потенциального предателя".

Берия рьяно расправлялся с "врагами народа". Только в течении восьми дней октября было расстреляно 4905 заключенных. В первые месяцы войны в тылу были задержаны 638 112 "дезертиров". Всего за год (1941-1942 гг.) было осуждено 994 000 военных, из них расстреляны 157 000 тысяч (это 15 дивизий!). В подчинении Берии в это время находились военные "Особые отделы". Мехлис возглавлял Политуправление армии. Оба они наводили порядок репрессиями, но остановить отступление были бессильны.

Сталин поддержал приказ НКВД N246, по которому семьи офицеров, попавших в плен, подлежали аресту и расстрелу. Сам Сталин подписал приказ N270. Приказ гласил: "Я приказываю, что 1) любой, кто снимет знаки отличия... и сдастся в плен, будет считаться дезертиром. Его семья будет арестована, как семья человека, который нарушил клятву и предал родину. Такие дезертиры должны расстреливаться на месте..."

О том, что эти приказы выполнялись на протяжении всех лет войны неукоснительно, ввергнув в ад репрессий и нищеты миллионы семей "пропавших без вести", свидетельствует то, что были репрессированы даже жены Якова Джугашвили, попавшего в плен, и "пропавшего без вести" Леонида Хрущева.

Антонов-Овсеенко отмечает, что "история не знала такого пренебрежения к человеческой жизни, какое явила нашей земле сталинская клика и в мирные годы, и в годы войны", -

Между тем "империалистические державы" Англия и США в самые тяжелые дни для Советского Союза предложили свою помощь. 22 июня Черчилль заявил: "Всякий, кто сражается против Гитлера, - друг Англии, всякий, кто воюет на его стороне, - враг Англии". В сентябре Сталин обратился к Англии с просьбой о военной помощи (о направлении в Архангельск 25-30 дивизий). Президент США Рузвельт, после визита в Москву советника Гопкинса, принял закон о "ленд-лизе", по которому США предоставили СССР беспроцентный заем в 1 млрд. дол. Уже 1 октября, Сталин принимал в Кремле члена Британского военного кабинета Бивербрука и американского посланника Аверела Гарримана. Бивербрук и Молотов подписали в Москве соглашение о поставках вооружения, военного снаряжения и продовольствия. Поставки начались сразу же. Западные танки и самолеты появились на советском фронте уже в ноябре (заменив большие потери). Всего за 4 года было поставлено 22 тысячи самолётов, 20 тысяч танков, самоходные орудия, акустическая техника для подлодок и радиосвязь, жидкость для завода двигателей танков зимой, бронетранспортеры, 427 тыс. грузовиков и военных автомобилей (Красная армия их вообще не имела), - не считая техники на потопленных кораблях морских конвоев. Советский Союз получал бензин с высоким октанным числом для самолётов. Кроме этого - важные для оборонной промышленности редкие металлы. Поставка 2,6 млн. тонн продовольствия решила проблему голода в сражавшейся армии (никто не подумал о питании войск в боевых условиях!).

США за 4 года потратили на "ленд-лиз" 11-12 млрд. дол. Большой объем поставок шел через Дальний Восток, но наиболее важным был опасный путь через незамерзающий Мурманск, куда пришло 40 транспортных конвоев (811 судов, 58 погибло в пути, 29 погибло на обратном пути). Известна трагедия англо-канадского конвоя PQ-17, брошенного из-за немецкой дезинформации военными кораблями (из 30 судов дошли 11). Всего за период войны из военного конвоя погибло 32 корабля и подводных лодок (из них 15 советских), 14 тысяч американских, английских и канадских моряков. Советские историки недооценивали эту своевременную помощь.

Н. Верт пишет: "В Советском Союзе всегда существовала тенденция к недооценке союзнических поставок по ленд-лизу". По данным Госплана эти поставки составляли не больше 4% от советского производства. Нофранцузский историк напоминает: "В действительности же поставки по ленд-лизу готовых изделий, полуфабрикатов и продовольствия сыграли экономически очень важную роль - в той мере, в какой они позволили советской экономике уменьшить негативные последствия специализации на военном производстве, а также не бояться нарушения экономических взаимосвязей из-за невозможности сбалансированного роста".

Позже Микоян писал: "Если бы не ленд-лиз, мы потеряли всю технику осенью 1941 г. и война затянулась бы на 1,5 года". На Ялтинской конференции Сталин признал, что западная помощь сыграла важную роль в войне.

5 октября немецкие войска, разгромив 7 советских армий (в плен попало 665 тысяч солдат и офицеров), прорвали оборону между Ржевом и Вязьмой. Немецкие танки появились в ста километрах от Москвы. В "прорыв" было брошено "народное ополчение", которое полностью погибло. 12 октября началась эвакуация госучреждений из Москвы. Город охватила паника. Берия, Маленков, Каганович "потеряли самообладание". Берия кричал: "нас перестреляют как куропаток". Он приказал заминировать город и предприятия, всем партийным чиновникам эвакуироваться. Сталин находился в Кунцево. "Окружавшие поражались, как он постарел в те осенние дни. Сейчас это был сгорбившийся пожилой мужчина с усталым лицом", - отмечает Н. Верт.

Тогда Сталин назначил командующим Западным фронтом Г.К. Жукова (и возложил на него всю ответственность за оборону Москвы), который "навел порядок" в войсках и организовал упорное сопротивление.

6 декабря 1941 года японцы напали на американскую военную базу Перл Харбор. США вступили в войну.

К 21 декабря войска Жукова отбросил немцев на триста километров от Москвы (сделав подарок Вождю ко дню рождения). Всего в "битве за Москву" погибло свыше 1 млн. советских солдат и мирных жителей.

Воодушевленный Сталин 5 января 1942 г. поставил задачу подготовки всеобщего наступления с целью "разгрома" Германии в 1942 г.! По его приказу было предпринято несколько "контрнаступлений", в результате которых Красная Армия в период с апреля по октябрь 1942 г. понесла тяжелые потери. Советские войска на многих направлениях фактически были рассеяны и беспорядочно отступали. Но отступали не все...

Вообще это одна из многих загадок той войны. Почему, в то время, когда Красная армия, несся огромные потери, отступала по "главным" направлениям, некоторые "очаги сопротивления": Брест, Одесса, Севастополь, Ленинград и другие, - не только успешно держали оборону, но и наносили противнику серьезные военные удары? Почему почти вся советская авиация (в фронтовой зоне) была практически уничтожена в первые дни войны (армия и города остались без воздушного прикрытия), а Военно-морской флот сохранил свою боеспособность и понес в это время минимальные потери (за исключением Таллиннской трагедии)?

Ответ на эти вопросы мог дать Верховный главнокомандующий, с благословления которого было уничтожено накануне войны фактически все высшее руководство армии и авиации. Поэтому в первые месяцы войны армиями и дивизиями командовали полковники и майоры, а "младшие командиры" срочно назначались из "рядовых запаса". Прежде всего "кадровые" воинские подразделения держали оборону "до последнего патрона".

Между тем Гитлер с помощью кадровых генералов (имевших большой военный опыт) переиграл Сталина по всем военно-стратегическим направлениям. После взятия Смоленска Гитлер не пошел на Москву (как это следовало ожидать), а сосредоточил главный удар на Киеве. Жуков предупреждал Сталина, что, после этого, немецкие войска на Москву. Сталин ему "не поверил". Удар немцев на Москву с юга (где фактически не было оборонительных рубежей) оказался вновь "неожиданным". После того, как немцы были отброшены от Москвы, Сталин был уверен, что Гитлер повторит попытку штурма весной-летом 1942 г. А Гитлер выбрал главным направлением Кавказ-Волгу и вновь застал Верховного гланокоманлдующего врасплох. В результате немцы водрузили свой флаг на Эльбрусе и практически беспрепятственно подошли к Сталинграду. Вместе с тем немецкие генералы достаточно легко "разгадывали" планы "контрударов" советского командования. И только героизм советского солдата и мужество советского офицера спасали тогда армию от полного разгрома.

Большой вклад в летние военные "неудачи" внесли соратники Сталина по гражданской войне: Буденный, Тимошенко, Кулик и др. В марте 1942 года личный посланник Сталина Лев Мехлис, вообразивший себя полководцем, с энтузиазмом отправился руководить "Керченской операцией", (которая должна была оказать помощь осажденномцу Севастополю), закончившейся полным провалом.

Константин Симонов, участвовавший в качестве военного корреспондента в этой трагической операции, свидетельствовал: "Тупая тирания и деспотичные решения этого военного дилетанта" привели к полной катастрофе. Немцы превратили советские войска в "кровавую кашу".

7 мая лишь одна дивизия армии Манштейна в результате продуманной контратаки вынудил 3 советские армии покинуть Крым. В окружение попали 176 тысяч человек, было потеряно 400 самолетов и 347 танков. Это, как пишет Монтефиоре, "стало ярким примером того, что может получиться, если попытаться соединить безумные репрессии с военной наукой". Мехлис был снят с поста начальника ГлавПУРа, но позже "прощен".

Между тем, как следствие провала "Керченской операции" в июле 1942 г., после 250-дневной героической обороны, был сдан Севастополь. В ночь на 1 июля командование во главе с вице-адмиралом Ф.С. Октябрьским и генерал-майором И.Е. Петровым (вместе с 250 партийными руководителями города) на подводной лодке покинуло сражающуюся армию и отбыло в Новороссийск. Это был беспрецедентный случай за все время войны!

Военный писатель В. Карпов, автор книги "Полководец" о генерале Петрове, заявляет, что в последние дни: "командующий армией остался без армии", и что Петров и Октябрьский, покидая Севастополь, выполняли "приказ" Сталина. Этот распространенный после войны миф существует до сих пор. Но - это неправда!

Командующий ВМС адмирал Н. Г. Кузнецов свидетельствует: командующий Черноморским флотом. Октябрьский, - расположивший свой штаб в Краснодаре, откуда он "руководил" флотом при Керченской операции, и только, после провала которой, под давлением "Ставки" вернулся в Севастополь, - 29 июня дал телеграмму Кузнецову с настойчивой просьбой покинуть город, утверждая, что "остатки войск СОРа могут продержаться на ограниченном рубеже один, максимум два дня..."

Сталин дал "согласие" Кузнецову на... эвакуацию войск! Но для него оказалось полной неожиданностью , что "эвакуация" прошла столь "скоротечно" и город покинул также командующий Приморской армией Петров. Он тогда заявил Кузнецову: "За это придется кого-то наказать". Но никто наказан не был... Только 4 июля из Москвы поступил приказ в адрес Военного совета флота: "На побережье СОРа есть еще много отдельных групп бойцов и командиров, продолжающих оказывать сопротивление врагу. Необходимо принять все меры для их эвакуации, посылая для этой цели мелкие суда и морские самолеты. Мотивировка моряков и летчиков невозможности подхода к берегу из-за волн неверная..." Однако этот приказ не был выполнен. Сам Кузнецов впоследствии признавал, что он также несет ответственность за не организацию своевременной эвакуации защитников Севастополя. 80 тысяч солдат, моряков и офицеров вели бои на протяжении еще многих дней в ожидании флота, который за ними так и не пришел. Они были брошены на смерть и плен.

Вице-адмирал Октябрьский все-таки был "наказан", - уже после провала операции по Новороссийскому десанту (февраль 1943 г.) отправлен вновь командовать Амурской флотилией. Но Сталин его быстро простил, и вице-адмирал вернулся на ЧФ в октябре 1943 г. Верховный ценил личную преданность...

Другая военная катастрофа произошла на Юго-Западном фронте, где Тимошенко с Хрущевым попытались вернуть Харьков. Вопреки возражениям Жукова и Шапошникова Сталин эту операцию поддержал. 18 мая в немецком котле оказалось 125 тысяч человек и 1200 танков. Тимошенко и Хрущев, испугавшись расстрела, превратились во врагов, доносивших Сталину друг на друга. Но и они были им великодушно "прощены".

Сталин был весьма снисходителен к своим "верноподданным" соратникам, которые считали себя опытными полководцами и с подозрением относились к профессиональным военным. "Все мы помнили 1937 год", - писал позже Жуков. Генералы знали, что, если не выполнят приказ, то могут попасть в руки Берии. Поэтому во время военных операций многие генералы и офицеры энергично доносили на своих соперников и врагов. Берия в годы войны взлетел в "заоблачные выси". 1,7 миллионов заключенных ГУЛАГа строили железные дороги и производили оружие. Берии подчинялись три наркомата, занимавшиеся вооружением.

30 июля появился знаменитый сталинский приказ N227.

Приказ гласил: "...Пора кончить отступление. Ни шагу назад!" "Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности"". Признавая, что в армии и авиации "не хватает порядка и дисциплины", Верховный приказывал: "Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину".

Этот приказ, вероятно, имел большое психологическое значение. Но "констатирующая" его часть была фактически признанием катастрофического положения страны и армии, за которое вся ответственность возлагалась, по сути, на солдат и средний командный состав. И ни слова не было сказано о серьезных "ошибках" высшего командования. Репрессии обрушились на тех, кто воевал. Так появились "штрафные батальоны"...

В августе провалилось наступление советских войск Волховского фронта (командующий Мерецков) с целью прорвать немецкую блокаду Ленинграда. 2-я Ударная армия под командованием генерал-лейтенанта Власова ("любимца" Сталина, бывшего командующего 20-й армией, участвовавшей в контрнаступлении под Москвой в декабре), заблудившись в болотах и лесах, была окружена и уничтожена. Власов сдался в плен.

19 июня на советской территории упал немецкий самолет, в котором оказались документы, свидетельствующие о том, что немцы готовят наступление на Сталинград и Кавказ. Сталин счел это дезинформацией. Это была его очередная роковая "ошибка"!

В августе 6-я немецкая армия разгромила советскую 4-ю танковую армию на восточном берегу Дона и немецкие войска устремились к Волге и Кавказу. В ночь с 23 на 24 августа немецкие самолеты буквально стерли с лица земли незащищенный Сталинград. 12 октября начался немецкий штурм Сталинграда. В городе оставались 2 советских армии, в том числе 62-я армия генерала Чуйкова, который тогда сказал: "кровь - это время".

В ноябре по инициативе Жукова была разработана военная операция "Марс" (ликвидация Ржевско-Вяземского выступа), которая должна была "отвлечь" немцев от операции "Уран" под Сталинградом (на самом деле Сталин опасался, что отсюда немцы могут предпринять новую попытку взятия Москвы). Бои советских войск, оказавшихся в окружении практически без поддержки, длились 15 месяцев и стоили свыше 1 миллиона жизней (в том числе мирных жителей). Зато операция "Уран" по окружению немецких войск под Сталинградом увенчалась успехом. После двухмесячных боев в окружении немецкая армия Паулюса капитулировала. За 200 дней боев в Сталинграде была заплачена цена 1200000 погибших советских солдат, офицеров и мирных жителей.

"Операция "Уран", казалось, вдохнула в Сталина новые силы, - пишет Монтефиоре. - ...Иосиф Виссарионович никогда не был военачальником, не говоря уже о какой-то полководческой гениальности. Но если верить Жукову, который знал его лучше других, этот "выдающийся организатор начал показывать все большее соответствие должности Верховного главнокомандующего после Сталинграда".

Между тем Жуков, (как его называли: "Сталин в армии"), отзывался о Сталине весьма сдержанно. В своей книге "Воспоминания и размышления" (вышедшей впервые в 1970 году) он не позволил себе критиковать Сталина, но и воздержался от подобострастных дифирамбов. "Сталин производил сильное впечатление. Лишенный позерства, он подкупал собеседника простотой общения... Человек разносторонний и талантливый, он не был ровным. Он обладал сильной волей, характером скрытным и порывистым".

Но как грамотный военачальник, Жуков не мог ни заметить дилетантизма Сталина в военных вопросах.

20 января 1989 году в газете "Правда" младшая дочь Жукова опубликовала заметки отца "Коротко о Сталине", которые не вошли в его книгу. В своих записках маршал пишет о том, что в 1937-1939 гг. "...из-за навеянного страха и отсутствия в Политбюро ЦК партийной чуткости по вине Сталина были загублены многие тысячи виднейших работников партии, вооруженных сил - преданных патриотов Родины и талантливых руководителей страны". Он отмечает, что после ряда серьезных оперативных неудач, особенно на юге страны, когда Сталин, полагаясь на боевой опыт таких "героев гражданской войны", как Буденный, Ворошилов, Кулик, Тимошенко и др., фактически сам пытался руководить войсками и фронтами. Но после трагических неудач и огромных потерь у Сталина хватило "мужества" передать военное командование компетентным генералам. Однако, когда советские войска перешли в наступление: "Сталин хотел завершить блистательно победу над врагом под своим личным командованием, т.е. повторить то, что сделал в 1813 году Александр I, отстранив Кутузова от главного командования и приняв на себя верховное командование с тем, чтобы прогарцевать на белом коне при въезде в Париж во главе русских доблестных войск, разгромивших армию Наполеона".

В январе 1943 года Сталин восстановил в армии офицерские звания и ввел погоны. Жуков был произведен в маршалы. 23 февраля маршалом стал и сам Сталин. 16 апреля Сталин разделил НКВД на две части, выделив НКГБ под руководством Меркулова и создал военную контрразведку СМЕРШ, которую возглавил Абакумов.

Берия продолжал репрессии на освобожденной советской территории. В 1943 году было арестовано 931 544 человека. Во время "национальной чистки" ("депортации") на Кавказе и Крыму на Восток было вывезено полтора миллиона человек (530 тысяч человек. умерли по пути и в ссылке).

1 августа 1943 года Сталин посетил "фронт" под Ржевом, (накануне оставленном немецкими войсками). Его сопровождали Берия и Ворошилов под охраной целой дивизии войск НКВД. По возвращению в Москву Сталин похвастался в письме Рузвельту своим единственным посещением "фронта".

Между тем, как пишет Н. Верт: "Сталин сумел, благодаря победам Красной армии, особенно под Сталинградом, и росту своей популярности на международной арене, стать воплощением вновь обретенной национальной гордости. Его личность отождествлялась с высшей ценностью - Родиной... Ни разу не побывав в войсках на фронте или в тылу, он сумел заставить народ поверить в свою непогрешимость, рассеять сомнения и горечь предшествующих лет, свалить на подчиненных ответственность за совершенные ошибки". Теперь любое его слово выполнялось как приказ. "Он надел олимпийскую мантию верховного правителя".

Лето 1943 г. - "лето побед". Успешная операция на Курской дуге. Затем "стремительное" форсирование Днепра. Блестящая операция "Багратион" в Белоруссии. 28 ноября по 1

декабря 1943 г. прошла конференция в Тегеране, за которой последовало открытие "Второго фронта" в Европе. Высадка союзнических войск во Франции прошла с минимальными потерями.

"Сталинград, Курск и Тегеран восстановили фанатичную веру Сталина в свои прозорливость и величие, - замечает Монтефиоре. - ...Иосиф Виссарионович упивался властью победителя". 4-11 февраля 1945 г. на Ялтинской конференции, как пишет Монтефиоре: "Сталин получил от союзников все, что хотел".

А.И. Микоян свидетельствует: "Когда стало ясно, что победа будет на нашей стороне, Сталин начал гордиться и капризничать".

Перед взятием Берлина Сталин решил вновь сам вести войну. Он убрал "представителей Ставки", которые руководили направлениями фронтов, и перевел командование фронтами напрямую на себя. Жуков был направлен командующим Первым Белорусским фронтом, которому предстояло брать Берлин. "Взятие" Берлина стоило еще несколько сот тысяч жизней советских солдат и офицеров.

Вместе с тем Монтефиоре отмечает, что "руководство Третьего рейха поражало Сталина". После войны Сталин говорил о Гитлере: "Я согласен с тем, что он был авантюристом, но не могу согласиться, что он был сумасшедшим. Гитлер был одаренным человеком. Только одаренный человек мог объединить немецкий народ. Нравится нам это или нет, но Советская армия пробилась в Германию и захватила Берлин, не получив абсолютно никакой помощи от немецкого рабочего класса. Разве мог бы сумасшедший объединить свой народ?"

28 мая на банкете в честь Победы Сталин произнес тост за русский народ: "Другой бы народ сказал своему правительству: вы не оправдали наших надежд. Уходите, мы выберем себе новое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам спокойную жизнь". Это признание Сталина весьма примечательно!

Сталин отказался от принятия парада Победы 24 июня и поручил это Жукову.

9 июля Сталин произвел в маршалы Берию (уровняв его с Жуковым и Василевским). 200 высших сотрудников НКВД получили генеральские звания и высокие государственные награды, в том числе и двое начальников концлагерей стали Героями Советского Союза. Сам Сталин стал Генералиссимусом и Героем Советского Союза.

Молотов вспоминал: "Он стал еще больше тщеславным, тщеславие для государственного деятеля недопустимо".

В июле Сталин отправился в Потсдам в бронированном поезде, его безопасность охраняли семь полков НКВД. 17 июля Сталин встретился с новым президентом США Трумэном, о котором он сказал, что тот "в подметки не годится" Рузвельту: "Их нельзя сравнивать. Трумэн необразован и вовсе не умен". Напротив, о Черчилле он говорил с искренним восхищением: "Сильный и умный политик".

После возвращения Сталина в Москву, СССР объявил войну Японии, которая стоила еще 80 тысяч жизней.

Итак, Советский Союз победил в самой жестокой и трагической войне XX века, прежде всего, благодаря беспрецедентному героизму советских солдат и офицеров, мужеству советского народа. Но какой ценой!

По западным источникам, во Второй мировой войне участвовало 72 государства с 80% численности населения планеты. В армиях и на флотах воевало 110 млн. человек. За 6 лет войны погибло около 55 млн. человек (непосредственно на фронтах - 27 млн.). В Советском Союзе в последнее время признали общие потери примерно в 27 млн. человек (по другим подсчетам 25 млн.). Непосредственно на фронте погибло около 8,5 млн. человек (по другим сведениям 6 млн. 600 тыс.). Жертвы среди мирного населения во время оккупации и погибшие во время боев - всего около 12 млн. Таким образом людские потери Советского Союза составили около 50% всех потерь во Второй мировой войне.

Н.Верт отмечает: "Их масштаб определялся не только жестокостью нацистов по отношению к населению, ...но и ошибками советского командования, приведшим к гибели и пленению миллионов солдат".

Безусловно, как глава государства и Верховный главнокомандующий, И.В. Сталин вошел в историю как "главный победитель" в Великой Отечественной войне. Однако, ради "исторической правды" следует признать, что Сталин также несет ответственность и за ту цену, которую заплатил советский народ за Победу. Суд истории не предусматривает апелляции: победителей не судят. Но это не значит, что он всегда справедлив!

Очерк седьмой.

Триумф и смерть диктатора

"В конечном результате исторического периода всегда наличествует компонент, который впоследствии оценивается, как нечто неожиданное, прежде всего немыслимое".

Йохан Хейзинга

Под лозунгом "массового героизма" советского народа Великая Отечественная война вскоре стала "анонимной" (как в свое время Гражданская война). В конце концов, ее единственным победителем был провозглашен Генералиссимус И.В. Сталин (как "победителем" Наполеона - Александр I Романов). Как пишет Верт, он "наслаждался славой мирового завоевателя". Между тем "радость от победы немного омрачал дисбаланс между огромной властью, которой он обладал, и усталостью, которую теперь все чаще чувствовал".

В связи с этим следует отметить, что послевоенный период в биографии Сталина, ("Краткая биография" заканчивается 1949 годом), до сих пор остается наименее освещенным в советской политической литературе.

Между тем, как пишет Н. Верт: "В 1945 г. советское руководство во главе со Сталиным сознавало, что, соприкоснувшись с внешними по отношению к системе реалиями и испытав на себе вакуум и некомпетентность гражданской власти в 1941 г., армия могла стать центром кристаллизации идей, опасных для режима. ...Поэтому уже к 1945 г. были употреблены три средства, чтобы предупредить возможную угрозу со стороны военных: идеологическая интеграция армии в партию, опала в отношении военных руководителей, обезличивание истории войны".

Монтефиоре замечает "Сталин обладал неограниченной властью. С другой стороны, еще никогда всесильный генералиссимус не был так слаб и стар, как сейчас" "Здоровье подвело тогда, когда его власти, казалось, ничто и никто не угрожает". В конце концов, Сталин сам признавался: "Война сломала меня".

"Противоречие между внезапно ухудшимся здоровьем и огромной властью делали Иосифа Сталина смертельно непредсказуемым. Оно заставляло вождя бросаться даже на тех, кто его окружал. ...Он и сейчас продолжал считать, что все проблемы, которые стоят перед СССР, лучше всего решать путем уничтожения отдельных личностей, - продолжает английский историк. - ...Он все больше замечал, что слабеет. Сейчас проснулся и комплекс неполноценности, от которого он не мог избавиться всю жизнь".

Н.С. Хрущев позже свидетельствовал: "После войны у него было не все в порядке с головой".

Сталин быстро старел и его здоровье стремительно ухудшалось. Он уже не доверял своему ближайшему окружению: "Мне конец. Я не доверяю даже самому себе".

Он ревновал Молотова и Жукова к славе, подозревал Берию в желании захватить власть.

Вместе с тем сильно изменилось отношение Берии к Сталину. "Если раньше он преклонялся перед вождем, то теперь все больше ненавидел", - отмечает Н. Верт.

В 1944-1945 годах Сталин пил так много, что по требованию личного врача, профессора Виноградова вынужден был убавить свои дозы. Но иногда он "перебирал лишнего" и ему, по прежнему, нравилось спаивать своих соратников. Хрущев вспоминал, что "ужины у Сталина были кошмарными". Жданов, Щербаков и Булганин стали алкоголиками.

В октябре 1945 года Сталин заболел. Он отправился в полуторамесячный отпуск в Сочи. Здесь у него случился серьезный сердечный приступ. Во время его отсутствия страной управлял Молотов вместе с Берия, Микояном и Маленковым. Сообщение об отпуске Сталина всполошило зарубежные средства массовой информации, которые начали обсуждать варианты его "наследников". Среди них называли Молотова и Жукова.

Молотов находился в зените своей славы, как международный деятель. В апреле 1946 года он отправился в Америку, где встретился с Трумэном и присутствовал на церемонии открытия ООН. В октябре он летал в Лондон. Сталину это не понравилось. И однажды он сказал на Политбюро: "Никто из нас не имеет права действовать самолично. Молотов же узурпировал это право". После поездки Молотова в США Сталин заподозрил (по доносу Вышинского), что американцы завербовали его для подрыва Советского Союза изнутри с помощью евреев. Он потребовал от Молотова развода с женой-еврейкой. Молотов подчинился. Но этот развод его не спас. Сталин уже разочаровался в Молотове и не доверял ему (называя его "Молотштейном").

Сталин также искал предлог для того, чтобы "поставить на место" Берию и Маленкова.

"Во время войны неимоверно выросло влияние на Сталина и на страну двух (из пяти) членов Государственного комитета обороны - Маленкова и Берия. Они стали фактическими руководителями Политбюро, хотя и не входили в его состав", - пишет Авторханов. "...Судьба Сталина и в послевоенное время находилась бы в руках триумвирата (Берия-Маленков-Жуков) времен войны, если бы он их не отстранил от непосредственного оперативного руководства полицией, партией, армией".

Сталин подозревал, что Берия, ставший во время войны "большим промышленником", хочет быть "государственным деятелем". Берия был снят с поста министра МВД, но остался куратором "органов". Он был назначен заместителем председателя Совета министров и членом Политбюро. МВД принял его соратник генерал И. Круглов, а во главе МГБ был поставлен В. Абакумов, сменивший Меркулова.

Меркулов свидетельствовал: "Берия до смерти боялся Абакумова и пытался любым путем наладить с ним хорошие отношения. Но в Абакумове Берия встретил достойного противника". Главным достоинством нового министра были его слепая преданность Сталину и независимость от Берии.

"Виктор Абакумов и сейчас остается самым загадочным из сталинских начальников тайной полиции. Точно так же послевоенные годы остаются самыми загадочными в жизни самого Сталина, - пишет Монтефиоре. - ...Репрессиями, которые скоро захлестнут страну, руководил Абакумов, а не Берия". "Это был еще один яркий, вальяжный полицейский, большой мастер физического воздействия, аморальный кондотьер и "зоологический карьерист". Он обладал садизмом Берии, но в отношении ума не шел с ним ни в какое сравнение".

Генерал Абакумов слыл "прожигателем жизни" и "бабником", увлекался джазом, разъезжал по Москве на итальянских спортивных машинах. С Василием Сталиным они вместе пили и вместе начинали "Дело авиаторов".

Еще в Потсдаме Василий сообщил отцу о чрезвычайно низкой безопасности советских самолетов. За годы войны СССР потерял 80300 самолетов, 47% - из-за аварий. После отпуска Сталин занялся "делом авиаторов". Были арестованы министр авиационной промышленности Шахурин и маршал авиации Новиков. Новиков под пытками дал против Жукова обвинительные показания.

Назначение гражданского партийного деятеля Булганина (бывший "сантехник", ставший перед войной Председателем Горсовета Москвы) министром обороны с присвоением вскоре ему звания "маршала" было откровенным оскорблением не только Жукова, но и других маршалов войны! "Булганин очень плохо знал военное дело и, конечно, ничего не смыслил в оперативно-стратегических вопросах", - пишет Жуков. Но Сталину "он нужен был как ловкий дипломат и беспрекословный его идолопоклонник". Жуков отказался от предложения Сталина стать заместителем Булганина и вернулся в Германию в качестве Командующего группой советских войск. Через год Жуков был отозван из Германии в Москву. Сталин его не принял.

В начале июня 1946 г. состоялось заседание Высшего Военного Совета, на котором присутствовал Сталин. Генерал С.М. Штеменко (секретарь Главвоенсовета) зачитал показания арестованных ранее главного маршала авиации Новикова и бывшего адъютанта Жукова подполковника Семочкина. "...Основная суть сводилась к тому, что маршал Жуков нелояльно относится к Сталину, считает, что он - Жуков, а не Сталин вершил главные дела во время минувшей войны, что якобы Жуков неоднократно вел разговоры, направленные против Сталина, - вспоминал впоследствии сам Георгий Константинович. - Якобы я во время войны сколачивал вокруг себя группу недовольных генералов и офицеров". В своих выступлениях Молотов, Берия и Булганин "критиковали" Жукова за "неблагодарность" к Сталину за его "хорошее отношение", обвинили его в "зазнайстве", в том, что он "не хочет считаться не только с авторитетом Политбюро, но и лично Сталина", призывали поставить его "на свое место". Жукова обвинили в подготовке военного переворота ("бонапартизме"). Однако большинство выступавших маршалов поддержало Жукова. И тогда Сталин заявил: "Я не верю тем, кто говорит, что Жуков мог организовывать переворот". Генералиссимус понял, что армия его не поддержит.

В итоге Жукова отправили командовать войсками Одесского военного округа. Его вывели из состава ЦК и конфисковали имущество (вывезенное из Германии). После Одессы перевели на Урал. Его имя исчезло со страниц газет и не упоминалось в связи с Великой Отечественной войной.

"За все это неблагоприятное время Сталин нигде не сказал про меня ни одного плохого слова. И я был, конечно, благодарен ему за такую объективность", - заканчивает свои воспоминания маршал Г.К. Жуков.

На XIX съезде партии Сталин неожиданно вновь рекомендовал ввести Жукова в состав ЦК КПСС.

Понять логику поведения Сталина по отношению к Жукову и другим генералам можно. "Ближний круг" Сталина, как и он сам, считали, что нужно "поставить на место" фронтовое поколение, вышедшее из войны победителем. Миф о Генералисимусе-победителе должен быть непоколебим.

Поэтому уже к концу 1945 г. виднейшие военачальники получили назначения в отдаленные регионы и были отстранены от политической жизни. В "провинцию" были отправлены адмирал Юмашев, маршал авиации Вершинин, маршал бронетанковых войск Богданов, маршал артиллерии Воронин и другие. Ведомство Берии готовило дело о новом "военном заговоре". В 1950 г. "тихо" (без суда) были расстреляны арестованные ранее маршал Г. Кулик, генералы Гордов, Соколовский и вместе с ними еще 14 боевых генералов.

В. Кожинов указывает цифру 7895 человек, расстрелянных как "враги народа" в период с 1946 по 1953 гг. В большинстве это были офицеры-фронтовики. Тыловые "генералы" уничтожали героев-победителей.

"Репрессии против тех, кто добывал победу на поле боя не было сиюминутным капризом. Это была обдуманная и целенаправленная политика", - считает Н.Верт.

Армия и флот были сокращены с 11 млн. до 3 млн. человек. Фронтовики были предоставлены сами себе. Для многих, не имевших никаких профессий, кроме военных, это обернулось личной трагедией. Разрушенная экономика страны не могла обеспечить всех фронтовиков работой и достойной жизнью. Особенно тяжелой оказалась судьба военных инвалидов. Молодые офицеры, не получившие во время войны полноценного военного образования, были уволены из армии и оказались без средств существования. Фронтовики умели только воевать и массовая преступность захлестнула страну. Но тогда не принято было об этом писать.

Между тем в 1946 году на Украине, в Крыму, наиболее пострадавших во время войны, начался голод: умерло 282 тысячи человек. В 1947 году - еще 520 тысяч. Голод затронул и армию, в том числе и в Германии (Трумэн прекратил поставки продовольствия по "ленд-лизу"). В этом был обвинен Микоян. Расследование поручили Мехлису, как председателю Комиссии государственного контроля, которого Сталин напутствовал: "Не доверяйте ни в чем Микояну. Из-за недостатка честности у него наркомат снабжения превратился в пристанище воров". Микоян покаялся: "Я сделаю все, что в моих силах, чтобы полученный урок пошел мне на пользу. Постараюсь использовать ваши указания в своей последующей работе под вашим отеческим руководством".

4 мая 1946 г. Маленкова внезапно вывели из состава секретариата ЦК КПСС, и он был отправлен в Среднюю Азию ("собирать урожай"). Берия пытался вернуть своего "друга". Сталин тогда сказал ему: "Почему ты так стараешься ради этого недоумка? Тебя он предаст первым".

Настал звездный час Жданова. После "опалы" Молотова, Берии и Маленкова Сталин начал открыто говорить о Жданове, как о своем преемнике. Еще в январе 1945 года он отозвал его из Ленинграда и передал ему контроль над партией, культурой и внешней политикой, сделав его вторым человеком в партии.

Жданов начал свой террор в области культуры, позже получивший название "ждановщины". В сентябре 1946 г. он провел совещание руководителей прокоммунистических государств Восточной Европы в Польше, на котором произнес речь как "вице-король". 7 ноября 1946 года в отсутствие Сталина Жданов принимал военный парад. Однако его чрезмерная активность насторожила Сталина.

Поводом для расправы над Ждановым был использован вопрос о "Балканской федерации".

21 января 1948 г. состоялась пресс-конференция Г. Димитрова ("друг" Жданова) по поводу проекта "Балканской федерации", в которую должны были войти Болгария, Югославия, Албания. В "Правде" появилось "опровержение". Сталин провел совещание представителей этих стран и устроил им разнос. 2 июля Г. Димитров неожиданно умер в подмосковном санатории "Барвиха". Нота советского правительства руководству Югославии фактически означала разрыв отношений. За этим последовали аресты, суды и расстрелы руководителей Болгарии (Т. Костов и др.). 31 августа от сердечного приступа умер Жданов.

Берия отметил это событие в ресторане "Арагви". По его просьбе Маленков был возвращен Сталиным из "ссылки" и вновь стал секретарем ЦК, курировавшим "кадры". Теперь "тандем" Берия-Маленков был непоколебим. В 1949 году, когда Сталин вернул Хрущева из Украины в Москву, "двойка" превратилась в "тройку" неразлучных друзей.

"Смерть Жданова оказалась кстати так же, как полтора десятилетия назад было кстати и убийство Кирова, - считает Монтефиоре. - Сейчас так же, как тогда, Иосиф Виссарионович собирался начинать новые репрессии, в необходимости которых он был убежден".

Теперь свою "кровавую вендетту" начали Маленков и Берия. "Два негодяя вели свою игру только по самым высоким ставкам. На кону стояла жизнь, - пишет Монтефиоре. - Впрочем, Иосиф Виссарионович и сам уже созрел для того, чтобы срезать головки самых высоких маков. Жертвами должны были стать одаренные ленинградцы. Устраняя их, он надеялся сохранить свою верховную власть".

Однако участие лично Сталина в так называемом "Ленинградском деле" до сих пор не установлено.

В 1946 г., по рекомендации Жданова, в Москву из Ленинграда был переведен А.А. Кузнецов, который был назначен секретарем ЦК (вместо Маленкова) и куратором МГБ. Кузнецов допустил ошибку, по словам Н. Верта, "доверчиво приняв эту чашу с ядом". Эти назначения сделали его врагом двух "самых мстительных хищников в сталинских джунглях" Берии и Маленкова. Искренний и общительный Кузнецов преклонялся перед Сталиным. Но он непредусмотрительно начал изучать архивы МГБ, в которых содержалась информация об убийстве Кирова и показательных процессов тридцатых годов, что встревожило многих "приближенных".

В декабре 1948 года (после смерти Жданова) под предлогом нарушений при выборах во время Ленинградских областных и городских конференций в Ленинград прибыли Маленков и Абакумов. На объединенном Пленуме ОК и ГК Ленинграда Маленков сделал доклад "Об антипартийных действиях члена ЦК Кузнецова и кандидатов в члены ЦК Родионова и Попкова". Якобы они самовольно и незаконно провели в Ленинграде Всесоюзную оптовую ярмарку, что привело к "разбазариванию государственных товарных фондов" и причинило государству "значительный материальный ущерб". Маленков заявил, что Кузнецов с Попковым вынашивали идею создания компартии России: назначение А. Кузнецова первым секретарем КПР, Н. Вознесенского - председателем правительства, (которое переводится из Москвы в Ленинград), Попкова - председателем МГБ и МВД. Сталину предполагалось предложить пост "Почетного" председателя ЦК, генеральным секретарем ВКП (б) "избрать" Жданова. Так Маленков нашел "опасный заговор". По городу прокатилась волна арестов.

15 февраля 1949 года Кузнецова сняли с должности секретаря ЦК. Его обвинили в антипартийных тенденциях и антигосударственном сепаратизме. 13 августа он был вызван к Маленкову и домой уже не вернулся.

7 марта другой бывший ленинградец Н. Вознесенский был выведен из состава Политбюро. Через четыре месяца он был арестован и присоединился к 214 арестованным по "Ленинградскому делу". 17 августа Вознесенский написал покаянное письмо Сталину: "Я понял свою ошибку и хорошо усвоил урок партийного поведения. Прошу вас оказать мне доверие. Преданный вам..."

О Вознесенском Монтефиоре пишет, что тот был о себе высокого мнения. "Он считал, что интеллектом уступает только Сталину. Ему и в самом деле было чем гордиться. В сорок четыре года он стал самым молодым членом Политбюро. Вознесенский разрабатывал блестящие планы и хвалился необычными отношениями с вождем. Он почти всегда говорил Сталину правду. Вождь не только не сердился, но и хвалил его за искренность. Эта близость, однако, сыграла с ним злую шутку. Она вызвала у него ощущение вседозволенности и самоуверенности. ...Высокомерие Николая Вознесенского и чувствительность Сталина ко всяким проявлениям талантливости в своем окружении делали его особенно уязвимым".

29 сентября в Офицерском клубе Ленинграда состоялся суд над Кузнецовым, Вознесенским и ленинградскими партийными руководителями. Они были приговорены к расстрелу. Кузнецов не признал своей вины: "Я большевик и остаюсь им, несмотря на вынесенный приговор. История нас рассудит".

Именно "Ленинградское дело" может свидетельствовать о том, что уже тогда ситуация вышла из-под контроля Сталина. У него не было никаких личных мотивов уничтожать "ленинградцев", как и не было возможности предотвратить расправу над ними. Похоже, он просто устранился.

Бывший советский партаппаратчик (чеченец) Абдурахман Авторханов утверждает: "Тот, кто думает, что Сталину было все подвластно, что стоило ему только "пошевелить мизинцем" и все его враги взлетят на воздух, забывают, что власть Сталина основывалась на абсолютном повиновении непосредственных возглавителей машины властвования, они теперь вышли из повиновения". Он отмечает, что после "ленинградского дела" Сталин начинал терять контроль над "аппаратом партии и полиции". "Дряхлость Сталина совпала с дряхлостью режима".

Дело в том, что, как пишет Монтефиоре: "Эта маленькая резня еще больше укрепила власть четвертки, состоявшей из Маленкова, Берии, Хрущева и Булганина. Они стали последними соратниками Сталина, который вступил сейчас в последние годы жизни".

Эта "четвертка" была жестко намерена не подпускать никого близко к Сталину, т.е. к трону Власти.

После смерти Жданова роль "теоретика" партии перешла к Михаилу Суслову ("протеже" Берии), который пришел в ЦК в 1947 г. из КПК, где был заместителем Ежова. Вместе с ним активно проводил чистку партии в 1936 г. С 1938 г "работал" с Берия. Во время войны оба были членами ВС Кавказского фронта. Потом он руководил "депортацией" на Кавказе (чеченцы и др.), в Прибалтике. Находясь в аппарате ЦК, принял активное участие в "Ленинградском деле". После казни "ленинградцев" наступил его "звездный час".

Во время войны Берией был создан Еврейский антифашистский комитет, который возглавил актер Соломон Михоэлс. 2 февраля 1944 года в специальной записке Молотову и Сталину Михоэлс предложил создать Еврейскую республику в Крыму.

Еще 29 августа 1924 г. Президиум ЦИК СССР создал комитет по "земельному устройству еврейских трудящихся" (ОЗЕТ). Это решение было принято по инициативе Троцкого, Каменева и Бухарина. Переселение евреев в Крым началось в 1928 г. при поддержке зарубежных еврейских организаций, прежде всего "Джойнт" (от которой получено 20 млн. рублей). Переселенцам были выделены лучшие земли Северного Крыма для организации "кибуц". Это встретило недовольство татарского руководства Крымской АССР (Вели Ибрагимов). Вскоре "кибуцы" развалились, еврейские переселенцы перебрались в города или покинули Крым.

После войны СССР поддержал в ООН решение о создании независимого еврейского государства и первым признал Израиль. В качестве Чрезвычайного и полномочного посла Израиля прибыла в Москву Голда Майерсон (Меир), вызвав "большое оживление" среди советских евреев. Жена Ворошилова (Голда Горбман) тогда заявила: "Сейчас и у нас есть своя родина". Полина Молотова стала лучшей подругой Голды Меир, с которой познакомилась на Торжественном приеме в Кремле 7 ноября. Рядом в ней была ее подруга Дора Казан - жена Андреева.

Но вскоре Сталин понял, что Израиль будет не советским, а американским сателлитом. И тогда он приказал Абакумову провести расследование деятельности Еврейского Антифашистского комитета. По его словам, "евреи превратили ЦК большевистской партии в синагогу". Еврейский комитет был распущен и начались аресты его активистов. Всего было арестовано 110 человек. Был арестован и "старый большевик" Соломон Лозовский (заместитель Молотова в МИДе).

Сталин дал задание МГБ найти большую разведывательную сеть США, связанную с сионистами.

Он говорил своим соратникам: "Вы как слепые котята! После того, как не станет меня, может погибнуть и страна. Ведь вы даже не способны разглядеть врагов". Он был убежден, что все евреи агенты американской разведки и верят в то, что США спасут советский народ.

В то же время Сталин все больше сомневался в Лаврентии Берии. "Берия стал очень претенциозным. Он изменился. Сейчас он не такой, каким был раньше. ...Он превратился в настоящего буржуа", - говорил Сталин. - "Берия очень злобный и хитрый". "Жданов и Киров относились к Берии плохо. Мы любили его за скромность и эффективность, но с годами он растерял эти качества. Он так и остался полицейским".

По его указанию Абакумов начал "дело мингрелов" (Берия был мингрелом). В Грузии были арестованы тысячи мингрелов.

Во время очередного отпуска Сталина осенью 1948 г. (Ливадия-Сухуми) Поскребышев сообщил ему: "Товарищ Сталин, пока вы отдыхаете на юге, Молотов и Микоян готовят против вас заговор в Москве" (Микоян присутствовал при этом).

В 1949 г. Молотов был снят с поста министра иностранных дел (его сменил А.Я. Вышинский). Микоян лишился поста министра внешней торговли. Но Молотов и Микоян остались заместителями председателя правительства. Ворошилова Сталин стал называть "английским шпионом" и перестал с ним встречаться. Тогда же министр обороны Булганин был заменен на маршала Василевского. Хрущев подвергся критике в "Правде" за идею "укрупнения колхозов" и "агрогородов". Тогда последний "ждановец" А.Н. Косыгин - зампред. СМ и министр легкой промышленности, - перешел в лагерь Маленкова.

В это время Сталин сконцентрировал в своих руках всю исполнительную власть, неподконтрольную "руководящим" партийным органам. Съезд партии не созывался с 1939 г по 1953 г., с 1947 по 1952 гг. не собирались Пленумы ЦК. Даже Политбюро уже давно не работало в полном составе.

Но принадлежала ли ему власть на самом деле?

"...Невозможно дать ответ на вопрос о реальной власти в послевоенном СССР. Действительно ли Сталин был самодержцем... Или же лидером меньшинства в Политбюро, окруженным соперничающими группами...", - задает правомерный вопрос Н. Верт.

16 декабря.1949 г. состоялась первая встреча Сталина с Мао Цзэдуном. Молотов считал, что Мао крестьянский вождь, похожий на Пугачева, но не настоящий марксист: "...Как можно считать марксистом человека, который сам признается, что ни разу не прочитал "Капитал".

Позиция Сталина относительно ситуации в революционном Китае была непоследовательной и неоднозначной. Когда, после смерти Суть - Ятсена, командующий Китайской национальной армии Чан-Кайши стал во главе нового государства, он сразу же попытался заручиться поддержкой Сталина. В Москву был отправлен на "учебу" его сын. Однако Сталин не торопился. 7 июня 1937 г. японские войска взяли Пекин. В резиденции национальной партии Гоминьдана городе Нанкин они устроили резню. Тогда Советский Союз помог Чан-Кайши, прислав самолёты, танки, артиллерийские орудия и другое оружие, а также военных советников. Но одновременно Сталин (через Коминтерн) помогал компартии Китая (объявившей "народную войну" Чан-Кайши). После разгрома Японии Китай (Чан - Кайши) стал постоянным членом Совета Безопасности ООН. В начале 1949 г. Освободительная армия Китая (КПК) вошла в Пекин и Чан - Кайши вынужден был бежать на остров Тайвань. Только после этого Сталин дал согласие на встречу с Мао для подписания договора о "дружбе".

Николай Федоренко, бывший в те времена сотрудником советского посольства в Китае, в "Правде" (1988 г.) описал долгие "ночные беседы" Сталина с Мао Цзедуном на "даче" в Кунцево, на которых он присутствовал в качестве переводчика: "Высший элитарный симбиоз", окружавшие Сталина люди, в личном общении оказались, "куда как менее значительными, чем в кремлевских их кабинетах за огромными казенными столами, в неподвижных дубовых креслах". "...Многие из них почти ничего не читали. Отечественной литературы не знали. О писателях судили порой по сплетням о них и всякого рода скабрезных слухам. Об иностранных авторах не имели ни малейшего представления. Но невежество не способно примириться с тем, что оно чего-то не постигает. Ограниченность инстинктивно презирало предмет своего непонимания, рисуя его врагом. Стыдно было каждый раз, когда в беседе с иностранными друзьями некоторые из номенклатурной элиты проявляли такое невежество, которое переводить было просто позорно". Речь идет о присутствовавших на приемах в честь китайской делегации Берии, Маленкове, Хрущеве, Ворошилове, Микояне, Швернике, Суслове, Булганине.

По мнению Н. Верта, "празднование в декабре 1949 г. семидесятилетия вождя позволило культу личности перейти все мыслимые границы", но, "несмотря на весь хор славословий и рабских заверений в верности, никогда этот человек не был так одинок".

В 1950 году Сталин стал проявлять недовольство Абакумовым. Очевидно, не без влияния Берии, 12 июля генерал-полковник Абакумов был арестован по обвинению в коррупции, некомпетентности и моральном разложении. При обыске его дома, как и у его предшественников, квартира была забита барахлом. Вместе с ним было арестовано руководство МГБ, а также жена Абакумова Антонина Смирнова с малолетним сыном. Генерал ГБ Павел Судоплатов свидетельствует: "...По распоряжению Сталина были арестованы все евреи - ответственные сотрудники центрального аппарата Министерства госбезопасности..." Абакумов написал Берии письмо: "Вы самый близкий для меня человек. Я очень надеюсь и жду, когда вы меня освободите. Я обязательно пригожусь вам в будущем". Письмо осталось без ответа...

31 декабря 1951 года умер М. М. Литвинов. Его жена-англичанка заявила: "Они не успели расправиться с ним". В январе 1952 г. в Минске погиб в "автокатастрофе" Михоэлс. Полина Молотова у его гроба сказала: "Его убили". После этого на специальном заседании Политбюро был решен вопрос об ее аресте (в присутствии Молотова) по "сексуально-семитским обвинениям". Каганович с удовольствием раскритиковал Молотова, который при голосовании "воздержался". Полину Молотову исключили из партии. На следующий день ее арестовали и приговорили к пяти годам ссылки в Казахстан.

Монтефиоре пишет о Сталине: "Он горел желанием начать очередную волну репрессий против советских евреев, пособников американцев и мировых сионистов. ...Из евреев и мингрелов выбивали показания против Молотова и Берии. Сейчас Сталин знал, как избавиться от Лаврентия Павловича. Долгие годы интриг и борьбы научили его терпению, но он старился и понимал, что времени остается все меньше и меньше. Иосиф Виссарионович теперь ненавидел Берию".

"Сталин и Берия презирали друг друга, но их связывали невидимые нити старых преступлений, взаимная зависть и хитрость", - продолжает Монтефиоре. - "Бывший чекист все больше смелел и наглел. Его обвинения в адрес Сталина становились все более дерзкими и грубыми. ...Если раньше он больше других преклонялся перед вождем, то сейчас больше других его ненавидел. Остальные руководители в глубине души Лаврентия поддерживали, но присоединиться к нему боялись".

Хрущев свидетельствовал: "После войны Берия стал членом Политбюро; и Сталин начал тревожиться об его растущем влиянии. Более того, Сталин начал бояться его". Он вспоминал о Сталине тех лет: "Он старел и начинал путаться. Постепенно мы стали терять к нему уважение". Его соратники не сомневались, что у Сталина начинается старческий маразм, но еще никогда вождь не был таким опасным, как сейчас.

Профессор Виноградов, личный врач Сталина, осмотрел его и "пришел в ужас". Состояние вождя резко ухудшилось. Он страдал гипертензией и атеросклерозом. Эти болезни сказывались на психике, усиливали и делали более частыми вспышки гнева, амнезию и паранойю. Виноградов прописал "полный покой и отдых" и посоветовал уйти на пенсию. Сталин пришел в ярость.

4 ноября 1952 г. Виноградов был арестован. Новому министру МГБ Игнатьеву Сталин приказал: "И обязательно закуйте его в ножные кандалы". "Бейте их! Кто вы такой? Вы что, хотите быть человечнее самого Ленина? ...Дзержинский вам не был парой, но он не чурался грязной работы. Вы же работаете как официанты в белых перчатках. Если хотите быть настоящими чекистами, снимайте перчатки!" Он приказал бить врачей, пока они не сознаются.

В Чехословакии прошли аресты государственных руководителей ("люди Берии"), они были расстреляны.

"Даже обладая неограниченной властью и находясь в наивысшей точке своей тирании, Иосиф Виссарионович был вынужден лавировать среди соратников, которые с каждым днем становились все более сплоченными", - пишет Монтефиоре.

Коренное разногласие между Сталиным и Политбюро возникло по вопросу о политике "мира". В своей книге "Экономические проблемы социализма в СССР" он продолжал настаивать на обострении "классовой борьбы" и неизбежности вооруженного столкновения с империализмом. Это не соответствовало действительности и не поддерживалось членами советского руководства.

Хрущев на XX съезд заявил: "Сталин, очевидно, намеривался покончить со всеми старыми членами политбюро. Он часто говорил, что члены политбюро должны быть заменены новыми людьми"

На заседании Политбюро Сталин кричал: "Вы все состарились! Я всех вас заменю!"

Авторханов полагает, что по инициативе Берия и Маленкова члены Политбюро пришли к спасительному для них компромиссу и заключили "оборонительный союз" против Сталина. По их настоянию Политбюро приняло решение созвать Пленум ЦК, а затем съезд партии. Однако это утверждение - лишь его версия.

В связи с работой и итогами XIX съезда партии до сих пор связано много версий и легенд.

Так, Авторханов утверждает, (ссылаясь на свидетельство адмирала Кузнецова), что накануне на Пленуме ЦК (август 1952 г.) была принята отставка Сталина (!). Он остался одним из секретарей ЦК. Маленков стал первым секретарем ЦК. Но никакими партийными документами это утверждение не подтверждено.

Но! 5 октября партийный съезд открывал Молотов, а закрывал Ворошилов. В "президиум" съезда не были избраны Микоян, Андреев, Косыгин. Политический отчет от имени ЦК делал Маленков. С "содокладом" выступил Хрущев. Берия в своем резко критическом выступлении лишь однажды упомянул имя Сталина.

Сталин выступил только в конце съезда. Съезд закончил работу 16 октября, изменив название партии: КПСС. Потом состоялся Пленум, который должен был избрать "Президиум" (вместо Политбюро). "Все пребывали в благодушном настроении. Атака Сталина застала всех врасплох", - отмечает Монтефиоре.

Сталин, выступая на Пленуме, сказал: "Итак, мы провели съезд партии. Все прошло прекрасно. Большинству может показаться, что у нас полное единство и согласие. Однако единства в партии нет. Кое-кто не согласен с нашими решениями. Почему мы сняли с важных министерских постов Молотова, Кагановича, Ворошилова? Работа министра требует огромных сил, глубоких знаний и крепкого здоровья". "...Не могу не сказать о неправильном поведении некоторых заслуженных политиков. Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна".

Сталин назвал Микояна и Молотова "американскими или британскими шпионами". Позже Микоян писал в "мемуарах": "С каждым днем становилось все яснее, что Сталин хочет с нами покончить. Это означало не только политическое, но и физическое уничтожение".

Уволенный и униженный Ворошилов тоже злился на Сталина.

Монтефиоре так комментирует произошедшее: "Решение Сталина расправиться со своими старыми друзьями не было поступком сумасшедшего, каким оно могло показаться на первый взгляд. Напротив, это были действия очень умного человека, который уничтожает своих наиболее вероятных преемников".

После этого Сталин, по версии Монтефиоре, попросил освободить его от постов Генерального секретаря и председателя Совета министров. Он пишет: "Лица Молотова и Микояна, сидевших сразу за Сталиным, побелели от страха. В зале наступила гробовая тишина. Партийные руководители напряглись. Никто не ждал такого поворота". На лице Маленкова, выскочившего к трибуне, "застыл неподдельный ужас". Маленков заорал: "Товарищи! Все мы, как один, должны потребовать, чтобы товарищ Сталин, наш любимый вождь и учитель, остался Генеральным секретарем партии!" Так Сталин получил реванш над своими "противниками".

В Президиум ЦК были избраны 25 человек. Авторханов утверждает, что в его состав не были рекомендованы Сталиным, но были избраны Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян. Но не был избран Андреев (верный слуга Сталина). Таким образом, Сталин вновь оказался в окружении "опальных друзей".

Итак, остается неясным: был ли Сталин избран на XIX съезде вновь Генеральным секретарем (если этот пост был ликвидирован августовским Пленумом ЦК?), либо он остался секретарем ЦК. Но это объясняет, каким образом сразу же после его смерти, то есть без съезда и даже Пленума, Маленков оказался "первым секретарем". Нет оснований подозревать Авторханова в преднамеренной лжи, скорее английский историк мог ошибиться.

Но! Если предположить, что правы оказались оба, то тогда избрание Сталина вновь Генеральным секретарем на послесъездовском Пленуме было поражением "четверки", последствия которого не замедлили бы себя ждать.

И действительно, в декабре 1952 г. неожиданно были арестованы генералы Власик и Поскребышев, а также отправлена в ссылку Валентина Истомина (правда, позднее возвращена). Был арестован начальник Лечебно-санаторного управления Кремля Егоров. Министр здравоохранения Смирнов был снят со своего поста. 17 февраля "Известия" сообщили о "безвременной" смерти коменданта Кремля генерала Косынкина. Вся охрана Сталина была полностью заменена. Был арестован и 13 февраля умер (от сердечного приступа) в Лефортовской тюрьме "преданный пес" Сталина, министр Госконтроля Мехлис (избранный на съезде в ЦК партии).

Так Сталин оказался в полной изоляции. И, вероятно, он это понимал.

В декабре 1952 года постановлением ЦК Сталин поставил под контроль партийных органов деятельность МГБ и МВД. Ответом на это было личное указание Берии всем местным подразделениям МВД установить негласный контроль над партийным руководством на "местах". Берия понял, что настал его "час".

Монтефиоре пишет: "В этой обстановке Лаврентий Павлович все более и более смело выражал свое неуважение к Сталину... Он говорил о нем все более нагло и дерзко. Берия даже как-то похвалялся Лазарю Кагановичу: Сталин не понимает, что, "если он попытается меня арестовать, то чекисты организуют восстание".

Вместе с тем, как пишет С. Аллилуева: "Берия отлично понимал, что его судьба в постоянной опасности".

13 января 1953 года началась новая кампания против евреев. В "Правде" появилась "Хроника ТАСС" об арестованной "террористической группе врачей": "Презренные шпионы и убийцы, которые скрывались под масками профессоров-врачей". "Советский народ с гневом возмущения клеймит преступную банду убийц и их иностранных хозяев".

Но, думается, что Авторханов ошибается, полагая, что "дело врачей" было начато по инициативе Берия. Напротив, это "дело" угрожало ему большими неприятностями, так как под его личным "кураторством" в течение последних десяти лет находилось Лечебно-санаторное управление Кремля. Вероятно через "дело врачей" Сталин пытался найти "компромат" на Берию, которого, не без основания, подозревал в устранении Жданова, Щербакова и других его "соратников". Именно по этой причине он был недоволен Абакумовым. Это отчасти подтверждается тем фактом, что с 2 марта (болезнь Сталина) неожиданно прекратилась кампания против "врачей-вредителей" в печати. А 4 апреля сам Берия освободил "врачей-вредителей" (и Абакумова).

Обстоятельства неожиданного "приступа" у Сталина до сих пор остаются невыясненными.

А. Антонов-Овсеенко утверждает, ссылаясь на свидетельства некоторых врачей, что Сталин был отравлен. Хрущев позже заявлял, что в смерти Хозяина был заинтересован только один человек - Лаврентий Берия.

27 февраля Сталин вечером посетил балет "Лебединое озеро". Потом он побывал в Кремле. После этого в сопровождении Берии, Хрущева, Маленкова и Булганина отправился на дачу.

После их отъезда с дачи у него случился, по официальной версии, "инсульт с кровоизлиянием в мозг".

Свидетели утверждают: "Как только стало окончательно ясно, что Иосиф Виссарионович в любом случае будет недееспособен, Берия перестал скрывать свою ненависть к нему".

Монтефиоре отмечает: "Лаврентий Павлович был единственным из членов Большой четверки, которому приходилось опасаться за свою жизнь. Возможно, он сильнее остальных желал и смерти ненавистного Сталина". Берия, якобы, позже заявлял Молотову и Кагановичу: "Я его убрал! Я спас всех вас!" О Сталине он теперь говорил: "Этот негодяй! Эта грязь! Слава Богу, что мы от него избавились!" "Он не выиграл войну, войну выиграли мы!"

Одним из первых (в 1975 г.) версию о заговоре высказал Авторханов в своей публикации за границей под названием "Загадка смерти Сталина": "Заговор этот не был импровизацией, он был лишь последним актом продолжительной послевоенной трагедии, в которой актеры как бы поменялись ролями; предназначенные к гибели герои умертвили "бессмертного", чтобы самим остаться в живых".

Он приводит свидетельство Аверелла Гарримана: (бывший посол США во время войны): "Некоторые иностранные наблюдатели России полагали, что люди из окружения Сталина, боясь потерять свою собственную жизнь в связи с новым массовым террором, сами убили старика. ...Сталин, говорил мне Хрущев, стал в последние годы очень подозрительным, деспотичным и безжалостным. "Он никому не верил, и никто из нас ему тоже не верил".

Сам Хрущев позже утверждал: "Мое чувство, что Сталин боялся Берия, подтверждалось..."

Об этом пишет и С. Аллилуева: " Только один человек вел себя почти неприлично - это был Берия. ...Его дико боялись и знали, что в тот момент, когда умирает отец, ни у кого в России не было в руках большей власти, чем у этого ужасного человека".

Василий Сталин прямо обвинял: "Сталина убили". Впоследствии без какого-либо суда он был разжалован, арестован и помещен во Владимирскую (уголовную) тюрьму под фамилией Васильев, где провел семь лет. Умер в ссылке в Казани в 1962 г.

После смерти Сталина 6 марта "четверка" разогнала избранный Пленумом ЦК партии сталинский "Президиум", "избрала" свое Политбюро. За этим последовали разгром Министерства обороны (Василевский был снят), МГБ (расстрелян зам. Игнатьева палач Рюмин), а также ОК Ленинграда, ЦК Украины и Белоруссии.

Авторханов полагает, что "если существование антисталинского договора надо считать фактом неоспоримым, ... то вопрос, как произошел сам переворот, остается все еще одной из самых глубоких тайн Кремля".

Однако заслуживает внимания Постановление ЦК от 30 июня 1956 г. "О преодолении культа личности и его последствий", которое гласило: "XX съезд партии и вся политика ЦК после смерти Сталина ярко свидетельствует о том, что внутри ЦК имелось сплотившееся ленинское ядро руководителей". Это можно понимать и так, что еще до смерти Сталина в высшем руководстве партии существовало антисталинское "ленинское ядро".

В конце 50-х годов существовали отличные от официальной "хрущевской" версии обстоятельств смерти Сталина. Например, по словам И. Эренбурга (при его встрече с Ж-П. Сартром), на заседании Пленума ЦК 1 марта 1953 г. Каганович предъявил Сталину ультиматум о прекращении "дела врачей". "Сталин позорит всю страну!" - якобы заявил он. Это вызвало гнев Сталина и с ним случился "удар", он потерял сознание, но врачей вызвали только 2 марта. "Правда" сообщила о "кровоизлиянии в мозг" у Сталина на "своей квартире" в Кремле!

Эту версию в 1957 г. подтвердил (или повторил) советский посол в Голландии Пономаренко.

Германский журнал "Шпигель" в 1963 г. писал: "Целый ряд улик говорит за то, что Сталин ни к коем случае не умер естественной смертью, как нас в свое время хотели уверить официальные сообщения".

Также существует версия "старых большевиков" (членов комиссии по реабилитации), по которой инициатором устранения Сталина был Хрущев, а Берия - лишь исполнителем. У "четверки" был план устранения Сталина (вариант "Марат").

Наконец, в 1964 г. коммунистический лидер Албании Энвер Ходжа заявил: "Советские лидеры-заговорщики, которые имеют наглость открыто рассказывать, как это делает Микоян, что они тайно подготовили заговор, чтобы убить Сталина".

Эти и другие версии и утверждения, в общем-то, могут быть подвергнуты сомнению, хотя бы уже потому, что иногда противоречат друг другу. Но нельзя ни обратить внимание на очевидное:. предшествовавшие события делают заговор ближайшего окружения Сталина неизбежным. И последовавшие после его смерти "мероприятия", проведенные "четверкой" слаженно и четко, подтверждают, что "соратники" Сталина оказался подготовленными к его "неожиданной" смерти. Да, и остальные члены высшего руководства не выглядели "растерянными".

Авторханов приводит неосторожное высказывание Хрущева в Венгрии в 1964 г. (никогда не опубликованное в Москве): "Сталин стрелял по своим. По ветеранам революции. Вот за этот произвол мы его осуждаем. ...Никто не обелит. Черного кобеля не отмоешь до бела. ...В истории человечества было немало тиранов жестоких, но все они погибли также от топора, как сами свою власть поддерживали топором".

Что это, как не признание возмездия!

Авторханов приходит к выводу: "Не в том загадка смерти Сталина, был ли он умерщвлен, а в том, как это произошло". Он сравнивает убийство Сталина с убийством Павла I, о котором Россия узнала более чем через сто лет (в 1905 г.).

Монтефиоре пишет о Берии то же: "Исследования последних лет допускают, что он вполне мог подсыпать в вино Сталину какое-нибудь лекарство, типа варфарина, которое через несколько дней может стать причиной удара. Не исключено, что Хрущев, Маленков и Булганин были его сообщниками. В таком случае максимальная таинственность устраивала их обоих". Срочное закрытие "дела кремлевских врачей" и арест следователей, работавших по этому делу, наводит на мысль о причастности Берии не только к смерти Сталина, но и к смертям других партийных руководителей, которые стояли на его пути к власти. Это, по крайней мере, - логично.

Ленин в свое время считал: "История знает превращения всяких сортов, полагаться на убежденность, преданность и прочие превосходные душевные качества - это вещь в политике совсем несерьезная".

Итак, Авторханов, говоря о Сталине, утверждает: "Все его поступки, действия, преступления Сталина целеустремленны, логичны и строго принципиальны..." Между тем он приходит к выводу: "Культ личности был лишь синонимом культа власти, поэтому был культ не одного Сталина, но и всех его соратников, более того, были еще культы всех представителей партийно-государственной иерархии... каждый ученик Сталина в сфере своего правления сам был Сталиным".

Позже один из учеников Сталина Н.С. Хрущев признавал: "Партия превратила Сталина в сверхчеловека, наделенного сверхъестественными качествами, приближающими его к божеству".

Думается, что Хрущев и многие другие "знатоки" Сталина находились под гипнозом Большого мифа о Великом Вожде, который преднамеренно подменяет вопрос о том, какую роль сыграл Сталин в советской истории, вопросом: кем он был. Вождь жив в своих адептах! Действительно, "сталинизм" был атрибутом всей советской политической системы. Поэтому "проблема" Сталина - не в его личности, а в сущности созданного им государства, которое и после его смерти продолжало существовать в той модели, которую он задумал. История Советского Союза неотделима от личности И.В. Сталина, независимо от того, кем он был на самом деле.

В истории эпоха символизируется именем той личности, которая выразила ее в наиболее полной мере.

Очерк восьмой.

"Оттепель" или "демонтаж" сталинизма

"Смерть для некоторых политических деятелей иногда наступает раньше их физической смерти".

Н.С. Хрущев

14 февраля 1956 года в Москве открылся XX съезд КПСС, а 25 февраля на заключительном заседании съезда прозвучал доклад первого секретаря Н.С. Хрущева "О культе личности и его последствиях". С этого момента метроном истории стал отсчитывать Новое время.

Неизвестно, кто сказал, что история не имеет сослагательного наклонения. Напротив, - история альтернативна. Она всегда имеет варианты. Те или иные события и, даже эпохи, содержали в себе возможность иного поворота. Над историками и политологами до сих пор довлеет "тень" Отца-Гегеля с его навязчивой идеей "разумности" истории. Но уже "гегельянец" Карл Маркс заметил: историю делают люди, и она такова, какой они ее делают. А его ученики В.И. Ленин и И.В. Сталин усвоили эту главную мысль Учителя и воплотили ее в жизнь. Без их личной инициативы и энтузиазма история России сложилась бы совсем иначе. Хрущеву история тоже дала свой шанс, но он им воспользовался наихудшим образом, как для себя, так и для страны.

До сих пор многие отечественные "советологи" убеждены, что появление Н.С. Хрущева во главе партии и страны - результат непредвиденного стечения обстоятельств после неожиданной смерти Сталина. Этакий чертик, выскочивший из табакерки! Хотя история и полна случайностей, но феномен Хрущева оказался вполне закономерным следствием "кадровой" политики Сталина. Уничтожая достойных ему противников (действительно, так или иначе, угрожавших его личной власти), он, как и всякий диктатор, окружил себя постепенно ("ближний круг") людьми, представлявшими собой лишь только его "тень". Между тем эти сталинские "смердяковы" мечтали только об одном - занять место Хозяина. И для достижения этой цели они готовы были на любое преступление. Победить в этой борьбе за сталинский трон мог только самый беспринципный и циничный из "наследников". Таковым и оказался Никита Сергеевич.

В течение полувека о Хрущеве было написано много, в том числе и за рубежом. Оценки его личности как политического деятеля разнятся в очень широком диапазоне: от восторга до ненависти. Между тем, этот человек так и остался загадкой XX века. Удивительно, но о нем практически ничего не известно, кроме того, что он (а позднее его родственники) счел нужным и достаточным сообщить о себе. Этот человек сам себе создал, как сейчас говорят, "политический имидж". И поразительно, биографы Хрущева поддаются этой мистификации. Никаких серьезных архивных документов о жизни и политической деятельности Хрущева до сих пор не опубликовано, если не считать таковыми его собственные "мемуары" ("Хрущев вспоминает"). Это - какой-то "человек-невидимка", о котором много говорят, но никто его истинного "лица" так и не увидел. Поэтому до сих пор остается актуальным вопрос: кто был Никита Сергеевич Хрущев?

В общественном сознании советских людей образ Хрущева сложился, главным образом, по стереотипной модели: "шестидесятник", "реформатор", "великий деятель в истории нашей страны и мирового коммунистического движения", "самородок", "первый рабочий, возглавивший КПСС" и пр. Однако все это вызывает очень серьезные сомнения, которые порождают многие вопросы.

В этом смысле показательна одна из первых политических биографий Н.С. Хрущева, написанная сельским учителем истории Роем Медведевым, которая вошла в советские анналы.* На первый взгляд - обычная биография "простого парня". Вот именно! Тогда нужна была именно такая биография, которая, во-первых, как "две капли воды", повторяла биографические штампы советских политических деятелей, а, во-вторых, выпячивала "рабоче-крестьянское" происхождение государственного лидера. Но она больше похоже на партийную "легенду", основанную исключительно на воспоминаниях "от первого лица".

Между тем, уже в детско-юношеской части биографии Хрущева очевидны несколько вопросов. Кто же были его родители: "крестьянами" или "рабочими", а может быть, теми, кого в народе называли "голытьбой"?

Родился Никита Хрущев 17 апреля 1894 г. с деревне Калиновка в семье крестьянина, который в 1907 г. уезжает в город

*Рой Медведев, - сегодня популярный публицист, - тогда еще не знал, например, что А.А. Жданов не "зять" Сталина, а "свояк", и также, что у "И. Б. Тито" фамилия Броз, а Тито - партизанская кличка.

Юзовку на "заработки". В 1909 г. к нему переезжает семья. Здесь Никита поступает на шахту.

Кем работал сам Никита на шахте ("коногоном"?) и сколько времени он там продержался? Почему Никита не окончил даже "начальную" ("церковно-приходскую") школу и фактически до 18 лет был безграмотным человеком? Почему он не был призван в армию во время войны? Это - очень важные факты его биографии, потому что с них начинаются уже весьма сомнительные "воспоминания": о его "руководстве" в 1915 году одной из стачек на шахте, об обстоятельствах его участия в гражданской войне, о его "политическом руководстве" одного из шахтоуправлений в Донбассе. Все это, мягко выражаясь, не вызывает доверия, если сопоставить факты и ситуацию того времени. Так, по одним источникам (Р. Медведев) воевал на Царицынском фронте в качестве "комиссара", по другим (Кристиан Пино) в составе 74 полка 9-й дивизии в качестве "комиссара батальона" участвовал в боях под Екатеринодаром, брал Таганрог вместе с Буденным, "освобождал" от Деникина Кубань, а затем Кавказ вместе с IX армией (Орджоникидзе?!). Но впоследствии никто из "героев" гражданской войны о нем не вспоминал. Возможно, Никита Хрущев и участвовал в гражданской войне (по мобилизации), но вряд ли в качестве "комиссара". Во-первых, по причине своей безграмотности, а во-вторых - беспартийности (в партию он "записался" уже в армии).

В связи с этим примечательно описание французским биографом Кристианом Пино времяпровождения Хрущева во время его учебы в военной школе в Екатеринодаре в 1920 г. "...В то время... он был веселым и общительным парнем, которому нравилось петь народные песни и принимать участие во всех спорах. Его большим удовольствием было посещение выступлений военного оркестра в городском парке".

Демобилизованный из армии (?) и вернувшийся на Донбасс, Хрущев успел "повоевать" с батькой Махно.

Более вразумительной "автобиография" Хрущева становится с 1922 года, когда его отправили на учебу на "рабфак" Донецкого техникума, который он так и не закончил (1925 г.). Здесь произошло решающее событие в его заурядной жизни, - его вторая женитьба, (первая жена умерла в 1919 году от тифа, оставив сына и дочь) в 1924 году на Нине Петровне Кухарчук, которая была лектором окружной партшколы и "рабфака" техникума. Благодаря этой политически образованной женщине жизнь Никиты в тридцать лет сделала крутой поворот.

Направленный в Харьков на "административную работу", Хрущев здесь не задержался и был возвращен в Юзовку (Донецк), где недолго проработал секретарем одного из районных комитетов партии. В декабре 1925 года он уже аплодировал Сталину на XIV съезде ВКП (б) в составе украинской делегации, где и познакомился с 1-м секретарем компартии Украины Лазарем Кагановичем (его ровесником). Это стало вторым решающим фактом, изменившим его жизнь. В 1927 г. его вызвали в Киев и назначили секретарем по оргработе райкома партии. В 1928 году Хрущева отправили "подучиться" в Москву в "Промакадемию".

Здесь ему опять повезло. Во-первых, его вскоре "избрали" секретарем парткома Академии. А во-вторых, он познакомился с Надеждой Аллилуевой, женой Сталина. Позже Хрущев вспоминал: "Вот я и называю это лотерейным билетом, что я вытащил счастливый лотерейный билет". Он приложил немало сил в борьбе с "троцкистами" и "бухаринцами", чем обратил на себя внимание во время "чистки" Московской партийной организации, которую в то время возглавлял Каганович. Именно под его покровительством Хрущев, так и не закончив Академию, с 1931 года начал свою стремительную партийную карьеру с поста секретаря Бауманского райкома партии. В 1932 году Хрущев стал членом ЦК ВКП(б) и первым секретарем МГК. В 1934 г. на XVII съезде партии был избран в состав ЦК. В 1935 году, когда Каганович был переведен в министры путей сообщения, Хрущев занял его кресло первого секретаря Московской областной партийной организации.

По свидетельствам того времени о Хрущеве, Монтефиоре отзывается так: "Никита Сергеевич Хрущев обладал взрывной энергией пушечного ядра. Этот коренастый мужчина с яркими свиными глазками, казалось, излучал примитивную грубость. ...Но за простотой и грубостью Хрущева скрывалась хитрость. ...Этот безжалостный и честолюбивый верующий в марксизм-ленинизм назвал Сталина своим отцом".

В это время возник "тандем", в который, кроме Хрущева входили Л. М. Каганович и Н.А. Булганин - председатель Моссовета. Вместе они строят московское метро (которому присваивают имя Кагановича). За метро Хрущев получил в 1936 г. свой первый орден Ленина. Он - на подъеме своей политической карьеры.

Газета "Рабочая Москва" тогда писала: "Тов. Хрущев ... является выдающимся представителем послеоктябрьского поколения партийных работников, воспитанных Сталиным".

Позднее он вспоминал: "Все, что я видел и слышал у Сталина, на меня производило чарующее впечатление, я был всецело поглощен обаятельностью Сталина...".

В связи с этим уместны два вопроса. Первый, - какой Фортуне был обязан провинциальный полуграмотный партийный функционер такой фантастической удаче? Второй, - как его миновала гильотина репрессий 30-х годов? На первый вопрос ответ очевиден: такую поразительную карьеру в Москве Хрущев мог совершить только благодаря покровительству "Генерального". Но это вызывает следующий вопрос: почему Сталин не только снизошел обратить внимание на "протеже" Кагановича, но вдруг стал его активно "продвигать"? Совершенно ясно, что ответ на этот вопрос надо искать не в особых достоинствах Никиты Сергеевича, которых у него просто не могло быть, а в положении самого Сталина в то время.

Стоит вспомнить, что в начале 30-х годов обострилась борьба в партийной "элите". Поэтому рядом со Сталиным появились "аппаратчики" нового поколения, призванные из провинции и незамеченные до сих пор в активной революционной деятельности (то есть в связях с оппозицией): Киров, Каганович, Жданов, Ежов, Маленков. Эти люди были всем обязаны Сталину, и поэтому он мог на них рассчитывать. Сталину, вступившему в решающую схватку с "оппозицией", нужны были беспрекословно исполнительные люди. Так, в окружение Вождя и попал Никита Сергеевич.

Ответ на второй вопрос еще более очевиден: в разгар "Большого террора" не оказаться его жертвой, находясь во власти, можно было только, активно участвуя в нем.

В 1938 году Сталин назначил Хрущева секретарем ЦК на Украину с заданием "подчистить" партийные кадры после расстрела Постышева и Косиора, а также "подобрать" соратников уже опального его "друга" Ежова. Здесь даже Рой Медведев не может отрицать, что "во многих случаях санкции на эти аресты давал уже сам Хрущев" ("эти изверги, отбросы человечества, прокляты трудящимися Советской Украины"). За эти заслуги в 1939 году Хрущева на XVIII съезде ВКП (б) избрали в члены Политбюро ЦК.

Воодушевленный Хрущев, первый секретарь компартии Украины, надев военную форму, и вместе с шефом украинского НКВД Иваном Серовым присоединился к войскам командующего Киевским военным округом Семена Тимошенко, "освобождавшим" Западную Украину в 1940 году. Его сопровождала жена, Нина Петровна, которая тоже в военной форме и, нацепив на себя пистолет, "освободила" своих родителей, находившихся на территории Польши с 1920 года. Расположившись во Львове, Хрущев безжалостно расправлялся со всеми, кто мог быть опасен советской власти. Арестовывали, расстреливали, депортировали священников, офицеров, дворян, представителей интеллигенции и пр.

Во время войны Хрущев был членом военсовета нескольких фронтов. В 1941 г. он был членом Военного совета Юго-Западного фронта (командующий Буденный). При его "молчании" перед Сталиным (Хрущев не поддержал Жукова) были окружены войска фронта (более 50 тысяч пленных) и сдан Киев (всю вину за это Хрущев впоследствии возложит на генерала Кирпоноса, застрелившегося в окружении). Летом 1942 года он вместе с Тимошенко неудачно пытался "взять" Харьков (потери свыше 300 тысяч человек). В своих "воспоминаниях" Хрущев обвинит в этом Сталина (за не вовремя "присланные распоряжения"). Затем Хрущев был членом Военного совета Сталинградского фронта (командующий генерал Еременко), где главным образом занимался доносительством на генералов. После этого как член Военсовета Воронежского фронта Хрущев принимал участие в "планировании" Курской операции (командующий фронтом генерал Ватутин). По его "воспоминаниям" он был якобы и "вдохновителем" и "организатором" партизанского движения на Украине. Его военные заслуги были оценены Сталиным званием генерал-лейтенанта и полководческим орденом Суворова.

В марте 1943 г. погиб сын Хрущева Леонид (от первого брака, 1917 года рождения), который воевал летчиком. В 1942 г. Леонид после ранения лечился в госпитале в Куйбышеве, где, при "невыясненных обстоятельствах", застрелил человека (любовника своей первой жены Розалии Трейвос), за что был осужден. Но через год освобожден и принял участие в боях под Сталинградом. Поскольку его самолет не был обнаружен, то он был заподозрен в перелете к врагу и его вторая жена Седых была арестована (Трейвос была арестована позже).

После освобождения Киева, в феврале 1944 года Хрущев был назначен Председателем Совмина Украины и первым секретарем ЦК. Такой подарок Вождь сделал ему к его пятидесятилетию. 24 июля 1945 года Хрущев стоял на мавзолее рядом со Сталиным во время парада Победы.

Но позже за голод на Украине в 1946 году Хрущев получил от Сталина выговор: "Размазня!". И в 1947 году был снят с поста первого секретаря ЦК Украины, но оставлен премьером. На Украину был направлен вновь Каганович. Хрущев и Каганович были давними союзниками и друзьями. Однако после нового назначения Лазаря Моисеевича в Киев дружбе пришел конец.

В год празднования своего 70-летия Сталин счел нужным вернуть Хрущева в Москву и вновь назначил его первым секретарем Московского Гк и ОК ВКП(б), чтобы тот навел в столице порядок. Хрущев "ходил у вождя в любимцах". Сталин говорил о нем: "Хрущев так же невежествен, как эфиопский император". "Его нужно держать на коротком поводке". Хрущев, Берия и Маленков стали неразлучными друзьями. "Эти трое друзей позволяли себе посмеиваться над планами вождя и в то же самое время доносили друг на друга", - пишет Н. Верт.

В этом же году Хрущев стал секретарем ЦК и активно подключился к "ленинградскому делу" и даже проявил инициативу завести собственное "московское дело". Потом, опять же в своих "воспоминаниях", он будет утверждать, что именно он спас некоторых московских партийных деятелей от расправы Сталина.

В связи с этим возникает вопрос: почему уже в то время всесильный Берия, столь нагло убравший со своего пути ленинградцев Жданова, Кузнецова и Вознесенского, "любимцев" и "наследников" Сталина, ни разу даже не попытался скомпрометировать Хрущева? Ответ очевиден: никогда Берия, как и Сталин, не воспринимал Хрущева всерьез как политическую фигуру. Берия и Маленков наверняка были уверены в том, что "Микита" - "свой парень" и никуда он не "дернется с поводка".

Поэтому Хрущев, после смерти Сталина, не вошел в "Первый триумвират": Берия, Маленков, Молотов, - который совершил, после смерти Хозяина, партийный ретро-переворот, отменив почти все кадровые решения последнего сталинского XIX съезда. Уже 6 марта бывшие соратники Сталина приступили к разделу руководящих постов. Они сократили избранный XIX съездом партии Президиум до 10 человек и 4 кандидатов, отстранив, таким образом, сталинских "выдвиженцев" последних месяцев. В Президиум ЦК партии вернулись Молотов с Микояном. "Старая гвардия" заняла прежние посты. Молотов опять стал министром иностранных дел, а Микоян - министром внутренней и внешней торговли. Жуков и Василевский были назначены заместителями министра обороны Булганина. Ворошилов получил пост председателя Президиума Верховного Совета СССР. Основную власть сосредоточил в своих руках Берия, который вновь возглавил воссоединенное МВД, поглотившее МГБ, и стал первым заместителем Председателя Совмина Маленкова. Назначенный Сталиным министром МГБ Игнатьев стал одним из секретарей ЦК, потом был отправлен на работу в Башкирию, затем в Татарстан.

Все складывалось прекрасно!

Первое место в новой иерархии занял Маленков, получивший посты Председателя Совета Министров и "первого секретаря" ЦК КПССС. Только Хрущев не получил никаких государственных должностей. Он стал лишь "секретарем" ЦК партии. Но уже 14 марта Маленков передал ему пост "первого секретаря" ЦК, посчитав его третьестепенным. Берия и Маленков предполагали перенести центр власти в правительство.

Так, Хрущев, ("который, вызывая у своих коллег столь же мало подозрений, как в 1927 г. Сталин"), взял под свой контроль деятельность и карьеру секретарей обкомов партии, ("баронов" советской системы), т.е. основной контингент ЦК.

Интересна реплика Кристиана Пино (1904-1995), - французского социалиста, участника Сопротивления, - относительно реакции на смерть Сталина и на перемены в Советском Союзе со стороны руководителей европейских государств:

"Вопреки тому, что можно бы подумать, первая реакция оказалась не облегчением. По курьезному парадоксу, западники начали сожалеть об исчезновении диктатора, после того как заявляли об его преступлениях при жизни. Они привыкли к его реакциям и к его обидам. Некоторые деятели европейских государств даже испытывали к нему доверие и уважение, чуть ли ни дружбу. Их реакция сейчас объяснялась, без сомнения, страхом перед неизвестным. Советский Союз - страна герметически закрытая, то что происходит в Центральном комитете кажется в общем-то настолько засекреченным, что перемены, которые происходят в нем, вызывают a priori недоверие. Кто знает Хрущева и Маленкова? За пределами границ Советского Союза, почти никто. И когда люди привыкли уже к недостаткам человека, они боятся недостатков его преемника".

27 марта была объявлена амнистия всех заключенных, осужденных менее чем на пять лет (коснулась только уголовников - более 900 тысяч). Летом 1953 г. произошли восстания политзаключенных (главным образом, "фронтовиков") в лагерях Воркуты и Игарки, которые были жестоко подавленны. Сигналом к этим восстаниям послужило сообщение об аресте 10 июля Берии как "английского шпиона".

Берия, как и Троцкий в 1924 году, недооценил тот сильный "козырь", - партийный аппарат, - который оказался мощным оружием в руках Хрущева. После смерти Сталина Берия развил бурную деятельность, ведя себя, фактически, как глава государства. Он забросал Президиум ЦК своими записками-предложениями, которые должны были безоговорочно приниматься к исполнению. Это означало, что Берия видел себя в ближайшем будущем во главе государства.

По одной из версий, захват власти был задуман им на лето, когда по его приглашению у него на даче в Сухуми должны были собраться все высшие руководители. Якобы об этом "заговоре" Хрущев узнал от подчиненных Берии генералов Серова и Круглова. Тогда Хрущев задумал "контр-переворот", заручившись поддержкой Маленкова, Булганина, Молотова и "молчаливым согласием" Микояна (который предлагал перевести Берию на должность министра нефтяной промышленности). Каганович занял выжидательную позицию. Ворошилов испугался: "Товарищ Берия - замечательный ленинец! Я всегда уважал Лаврентия Павловича, и никто меня не переубедит!", - заявил он Хрущеву.

Авторханов считает, что "начало десталинизации и даже возникновение самого выражения "культ личности"... связан с Берия", ссылаясь на публикацию в "Правде" от 10 июня 1953 г. Берия и Маленков были инициаторами "десталинизации", Хрущев тогда еще был "против".

Хрущев позже скажет: "Когда Сталин умер, он оставил нам в наследство беспокойство и страх. Берия больше чем кто-либо позаботился, чтобы этот страх и беспокойство оставались среди нас живучими и постоянными. Я давно не верил Берия".

25 (26?) июня 1953 года Берия был вызван на заседание Президиума ЦК и, после "обличительной" речи Хрущева, арестован высшими армейскими офицерами во главе с маршалом Жуковым. Вскоре были арестованы его помощники: Деканозов, Меркулов, Влодзимирский, Мешик, Гоглидзе, Кобулов.

Авторханов утверждает, что Берия был арестован во время заседания правительства в присутствии членов Президиума ЦК и военных и сразу же расстрелян. Он при этом ссылается на С. Аллилуеву: "...Берия был арестован в июне 1953 г. и немедленно же расстрелян".

Думается, что Аллилуева тогда не могла знать всех обстоятельств ареста Берии. Сегодня известны письма Берии, которые он писал своим бывшим "друзьям" из камеры заключения.

В любом случае Сталин опять оказался прав: "Беспечность - идиотская болезнь наших людей".

Примечательно, что уже 28 июня в "Правде" была опубликована статья, в которой впервые было заявлено о "культе личности" в связи с теорией единого вождя как символа фашизма!

10 июля 1953 г. "Правда" опубликовала сообщение о Пленуме ЦК, который заслушал доклад Маленкова о "преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л.П. Берия". Берия был исключен из ЦК и из партии за "уголовные антигосударственные и антипартийные преступления".

Заседание Верховного суда состоялось 18-23 декабря 1953 г. В приговоре Верховного суда СССР под председательством маршала И.С. Конева было сказано: "Судом установлено, что, изменив Родине, и, действуя в интересах иностранного капитала, подсудимый Берия сколотил враждебную Советскому государству изменническую группу заговорщиков... Заговорщики ставили своей преступной целью использовать органы Министерства внутренних дел против Коммунистической партии и правительства СССР, поставив Министерство внутренних дел над партией и правительством для захвата власти, ликвидации рабоче-крестьянского строя, реставрации капитализма и восстановления государства буржуазии".

Берия обвинялся также в установлении еще в 1920 г. "тайной связи" с охранкой грузинского меньшевистского правительства. "В последние годы, вплоть до своего ареста Берия Л..П. поддерживал и распространял тайные связи с иностранными разведками". Затем "злобный враг советского народа" обвинялся в создании "продовольственных затруднений" и в том, что "мешал" подъему хозяйства колхозов и совхозов. Как бы, между прочим, в приговоре была сказано, о том, что Берия и его "соучастники" совершали "террористические расправы над людьми, со стороны которых они опасались разоблачения". И в заключение говорилось о "глубоком моральном разложении" и "злоупотреблениях властью".

Сегодня поражает не столько демагогическая стереотипность обвинения (в стиле 30-х годов), сколько его безграмотность. Такое впечатление, что его текст редактировался самим Хрущевым!

По приговору Берия и его сподвижники были расстреляны в декабре 1953 года.

Кинорежиссер Александр Довженко записал тогда в дневнике: "Правая рука Великого на протяжении почти двух десятков лет была рукой мелкого мерзавца, садиста и хама. Вот трагедия!"

В 1955 году состоялось "дело Абакумова" в Ленинграде, по которому всесильный глава МГБ и некоторые из его помощников были расстреляны, а другие оказались в тюрьме на долгие годы (П. Судоплатов и Н. Эйтингон). На этом "чистка" правоохранительных органов прекратилась. Все высшие офицеры НКВД-МГБ остались на своих местах (некоторые сделали карьеру) и вышли на "персональную" пенсию, как ветераны ВОВ.

Сын Берии Серго (Герой Социалистического Труда, занимавшийся при отце ракетостроением) и его жена Марта Пешкова (внучка Горького) были арестованы, но потом освобождены и жили с его вдовой в Киеве. Серго взял фамилию своей матери Гегечкори, под которой продолжил научную деятельность. В последние годы своей жизни он вернул себе фамилию отца и добивался его "реабилитации".

Итак, Никита Сергеевич Хрущев стал единственным лидером партии и государства.

Позже в своих "мемуарах" Хрущев скажет: "Мы сделали все, чтобы спасти имя Сталина... Берия нам тогда казался для этого подходящей фигурой".

Между тем, как считает Н. Верт, "общество имело все основания задуматься о скрытом смысле свержения Берии". "Обстоятельства устранения Берии, последовавший за мнимым следствием расстрел без настоящего суда, фантастические обвинения в лучших сталинских традициях, выдвинутые против него, свидетельствовали о сложности политической обстановки летом 1953 г. и трудностях перехода к системе, где беззаконие уступало место законности".

Действительно, обстоятельства последних месяцев жизни Лаврентия Берии порождают несколько серьезных вопросов. Вопрос первый: почему Берия не убрал Маленкова и Хрущева до или сразу после смерти Сталина, как возможных соперников, и был застигнут ими "врасплох"? Вопрос второй: почему Берия был так срочно арестован и расстрелян по фактически надуманным обвинениям? Вопрос третий: почему в "автобиографии" Хрущева всячески скрывается дружба Хрущева и Берии, хотя она совершенно очевидна даже по кадрам кинохроники?

Ответ на эти три вопроса может быть только один: Хрущев, как и двое других из "ближнего круга", участвовал в заговоре Берии против Сталина! Эти люди служили Сталину усердно до ...самой его смерти. Но перед его смертью они все-таки "договорились"! Вероятно, здесь сыграл свою роль не столько политический расчет, сколько нравственный цинизм, воспитанный в них самим Хозяином. Для ничтожных людей достаточным основанием для объединения является осознание своего ничтожества. Это и был "главный козырь" Берии при его восхождении во власть, после чего они должны быть уничтожены как "участники заговора". Именно на этом Берия мог бы себе создать образ нового Вождя. Он думал, что держит их жизни в своих руках. Но он ошибался. Его роковая ошибка оказалась в том, что он не понял, что после войны в стране появилась новая политическая сила - армия, вернее - ее генералитет. На этот раз заговорщики рассчитали правильно: заручившись поддержкой высшего командования армии, они нанесли неожиданный и смертельный удар всесильному Инквизитору.

Но это еще не было "государственным переворотом". Все было по-прежнему. Все оставались на своих местах, не подозревая о том, что их ждет в ближайшем будущем.

Во главе МВД был поставлен генерал Круглов. ГУЛАГ был передан в ведомство министерства юстиции. В марте 1954 г. был создан КГБ, который возглавил генерал Серов. Оба - "перебежчики" из лагеря Берии.

В мае-июне 1954 г. произошло восстание бывших советских военнопленных в лагерях Кимгира, подавленное, по приказу Хрущева, авиацией и танками. Но в 1955 г. были амнистированы осужденные за "сотрудничество" с немцами (прибалтийские и украинские "националисты"), а также немецкие военнопленные.

На Пленуме ЦК 25 января 1955 г. прозвучала критика Маленкова за "ошибки" в сельскохозяйственной политике. "Правда" (редактор Шепилов) указала на "вульгаризаторов марксизма", возрождавших "справедливо осужденные правоуклонистские идеи".

Вместе с тем, "линия Маленкова" интерпретировала тезис Сталина о конфликте между производительными силами и производственными отношениями как необходимость изменения в пропорции между основными отраслями производства в пользу промышленности товаров потребления. Хотя сам Сталин в свое время настаивал на том, что "приоритетная роль" должна оставаться за тяжелой промышленностью, как фундаментом социалистического планирования. Разумеется, в этом "споре" выражалась борьба за власть.

В октябре 1955 года от Маленкова потребовали, чтобы он отрекся от своего "ошибочного" заявления (сделанного в феврале 1955 года), согласно которому в Советском Союзе были установлены только "основы" социалистического общества, и чтобы он подтвердил вместо этого, что было построено полностью социалистическое общество. Это в действительности означало признать окончание "сталинского" периода и начало нового, с которым себя ассоциировал Хрущев, считавший, что "сталинская альтернатива" уже преодолена.

8 февраля Маленков заявил о своей отставке (но остался зам. председателя правительства и членом Президиума ЦК). Правительство возглавил Булганин, его сменил на посту министра обороны Жуков. Молотов покаялся в своих ошибках (относительно Югославии и Австрии) на Пленуме ЦК в июле 1955 г.

В 1953-1956 гг. советская внешняя политика была отмечена постепенным установлением новых отношений с Китаем и Югославией и переоценкой представлений о Западе и странах "третьего мира".

В сентябре 1954 - 1955 гг. Хрущев, Булганин и Микоян посетили Пекин (в знак "дружбы" - обязательство вывести советские войска из Порт-Артура и Дайрена, отказ от своих интересов в Маньчжурии и... передача всей советской агентуры, которая была моментально расстреляна), Югославию (принесли извинения за Берию и Абакумова, которые "сфабриковали фальшивые материалы против югославских руководителей"), Индию (премьер-министр Неру превратился из "лакея британского империализма" в "лучшего друга" СССР), Бирму и Афганистан.

В ноябре 1954 г. в Москве прошло совещание руководителей европейских социалистических стран (на котором присутствовал в качестве "наблюдателя" Китай) по поводу принятия Западной Германии в НАТО. В мае 1955 г. в Варшаве было принято решение о создании организации Варшавского договора. СССР обязался вывести свои войска из Австрии, которая брала на себя обязательства оставаться "нейтральной" и была принята в ООН.

Н. Верт отмечает: "Предпринятые Хрущевым в 1953-1954 гг. внешнеполитические акции сыграли важную роль в завоевании им положения руководителя первого ранга. Зарубежные визиты (порываемые со сталинской привычкой почти не выезжать из страны) малоизвестного еще Первого секретаря ЦК КПСС значительно укрепили позиции Хрущева в борьбе внутри руководства накануне XX съезда КПСС. ...Приближенный к Хрущеву в те годы Микоян жаловался, что большинство советских теоретиков довольствуются тем, что "повторяют и перефразируют старые цитаты в своих исследованиях современного мира".

14 февраля 1956 г. открылся XX съезд КПСС. Доклад Хрущева был достаточно сдержанным. Он ограничился упоминанием преступлений, совершенных "кликой Берии", и несколькими замечаниями в адрес Молотова, Маленкова и Сталина (не называя его имени), сопровождаемыми признанием заслуг Вождя в борьбе против "врагов народа" и заверениями в возвращении к "ленинскому принципу коллективного руководства". Напротив, Микоян выступил с серьезной речью против "культа личности Сталина" и "нарушений социалистической законности". Он подверг критике неправильные выводы и "извращения", содержавшиеся в "Кратком курсе истории ВКП(б)" (1938 г.), в особенности по поводу революции 1917 г и гражданской войны, а также экономические концепции, выдвинутые Сталиным в 1952 г.

После окончания работы съезда и выборов нового состава ЦК в ночь с 24 на 25 февраля Хрущев в течение четырех часов зачитывал делегатам свой "секретный" доклад "О культе личности и его последствиях", который заканчивался призывами к верности Ленину, ленинским принципам коллегиальности руководства.

Уже 16 марта сообщение о докладе появилось в "Нью-Йорк таймс" (и было названо "фальшивкой").

До сих пор остается загадкой, кто готовил этот доклад Хрущеву? "Известно, - пишет Рой Медведев, - что Хрущев не писал текстов своих речей и докладов. Письменная речь давалась ему с трудом". Правда, в докладе были использованы материалы "следственной комиссии" Поспелова (директор Института МЭЛС), но вряд ли кто-то из "посторонних" был автором текста, который "озвучил" полуграмотный Хрущев.

"Развенчивая миф о Сталине как "наследнике" и "гениальном продолжателе" дела Ленина, доклад атаковал и миф о Сталине-"военачальнике", разрушив канонический образ генералиссимуса и создав облик нерешительного и некомпетентного человека, ответственного за сокрушительные поражения 1941-1942 гг., - пишет Н. Верт. - ...Доклад Хрущева рисовал новый образ Сталина - образ тирана, день за днем создававшего свой культ, образ некомпетентного, не желавшего ни кого слушать диктатора, "оторванного от народа" и ответственного за катастрофическое положение страны в 1953 г.".

Французский историк отмечает: "Доклад был насыщен деталями, которые шокировали аудиторию, но в то же время ему, безусловно, не хватало четкости, и содержавшаяся в нем информация часто была приблизительной и неполной. В целом доклад оказался очень избирательным и поверхностным в осуждении сталинизма и не ставил под вопрос ни один из совершенных партией с 1917 г. поворотов". Доклад обходил ключевой вопрос об ответственности перед обществом партии в целом за незаконные массовые репрессии, обвинив в них только Сталина. "До сих пор в истории этого доклада еще остается много неясностей, а основным источником являются воспоминания самого Хрущева, требующие максимально осторожного к себе отношения".

Однако Н. Верт, следуя легенде 60-х годов, считает, что Хрущев "лично действительно сыграл... решающую роль в разоблачении... преступлений Сталина, пойдя на политический риск, определяющийся тем, что подавляющее большинство участников съезда сделали карьеру в период "культа личности Сталина".

"Шестидесятник" Р. Медведев был одним из создателей этой легенды. В "Политической биографии" Хрущева он писал: "Он оказался единственным человеком в составе партийного руководства, способным смело поставить на съезде партии вопрос об осуждении ошибок и преступлений Сталина". Он утверждал, что "Хрущев шел на огромный риск", руководствуясь желанием "избавить высшие слои бюрократии от страха репрессий", так как партноменклатура устала от насилия и страха. Этот миф поддерживали и другие апологеты Хрущева, например, писатель А. Солженицын и публицист Ф. Бурлацкий. Им вторят в своих публичных воспоминаниях и близкие Хрущева. Сам Хрущев тоже внес лепту в свой образ борца за историческую справедливость: "Уж поскольку меня избрали Первым я должен был сказать правду. Сказать правду, чего бы это ни стоило и как бы я не рисковал".

Но сегодня только политически наивные люди могут всерьез воспринимать панегирики относительно каких-то высоких моральных побуждений Хрущева. В политике нет морали, есть только целесообразность и расчет. Если политик ошибается в том или другом, то из политики его "выносят", - разница только в том: ногами вперед или пинком под зад...

Утверждение о том, что Хрущев "рисковал", очевидно, сильно преувеличено. К тому времени было заменено все руководство "силовых структур" сверху донизу. За три года полностью сменилось партийное руководство "на местах": поэтому Хрущев так смело шантажировал членов Президиума ЦК поддержкой Пленума. Жуков в качестве министра обороны контролировал армию. Серов возглавлял МГБ. Хрущев абсолютно ничем не рисковал! Он никогда не был авантюристом, а, напротив, был весьма опытным интриганом. У него, наверняка, было свое понимание целесообразности и свой расчет. Однако, какой цели добивался Хрущев, попирая ногами лежавшего в мавзолее Вождя?

Ответ на этот вопрос он унес с собой в могилу. Хрущев отличался умением скрывать свои намерения, то есть, иначе говоря, "держать язык за зубами", что и позволило ему дожить "до пенсии". Кстати, как и некоторым его бывшим "соратникам" (Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Маленкову).

Однако до сих пор остаются неясными причины, побудившие Хрущева к "разоблачению культа личности" Сталина, так как у Хрущева не было никаких личных мотивов мстить Сталину! В то же время Хрущев в своей партийной жизни был отнюдь не "святой". Здесь удивляет совершенно очевидная "нестыковка". Если до лета 1953 года его поведение вполне объяснимо: поставив цель убрать Берия, который, безусловно, в противном случае убрал бы его, он заручился поддержкой всех "заинтересованных" лиц. И логично решил поставленную задачу. Берия надо было не только "убрать", но и уничтожить. Но дальше он повел себя совершенно неадекватно. Можно было спокойно, "без лишнего шума", провести массовую "реабилитацию" политзаключенных, свалив всю ответственность за "незаконные" репрессии на карательные "органы". В общественном сознании это было бы принято абсолютно безболезненно, потому, что уже проводилось и раньше. Не торопясь, можно было бы избавиться от своих старых соратников, используя их пенсионный возраст. Даже со временем можно было "спустить на тормозах" культ личности Сталина, воспользовавшись им в полной мере, как это сделал в свое время сам Сталин с "культом личности" Ленина.

Но Хрущев повел себя совершенно иначе. Он обрушил "культ личности" Сталина, не подумав о том, что под его обломками будет похоронена и его политическая карьера. И в то же время он сохранил созданную Сталиным партийно-государственную систему, по сути, неизменной. Более того, он попытался в своих безграмотных "реформах" и международных потугах пользоваться сталинскими методами насилия и давления.

Поэтому при попытке ответить на вопрос: зачем Хрущев это сделал? - остается только выдвигать предположения. Но, однако, совершенно ясно, что доклад на съезде, как и тот факт, что его поддержали на Президиуме только Маленков и Булганин, подтверждает версию о том, что Хрущев, как и двое других, участвовали в "заговоре" Берии против Сталина. Здесь, очевидно, у него сработал фрейдовский "синдром вины".

Хрущеву надо было оправдаться!

Иначе не объяснить, как, после нескольких месяцев после своего доклада на съезде, Хрущев неуклюже попытался "реабилитировать" Сталина: "Великий полководец, который привел страну к Победе", "непримиримый борец с троцкизмом и партийной оппозицией", "Вождь, создавший Великую державу" "Сталин - это великий революционер и великий марксист-ленинец и партия не позволит отдать имя Сталина врагам коммунизма!"

Французский биограф Хрущева Кристиан Пино излагает распространенный в хрущевские времена миф:

"В 1956 Хрущев был политически одинок. И в этом случае трудно остановиться на полпути между демократией и личной властью. Он рисковал превратиться в цель между сторонниками двух систем.

Если... речь 24 февраля ошеломила и не понравилась многим делегатам XX съезда, напротив, она была очень хорошо встречена советским народом. Он мало интересовался политикой, по мере того как официальная печать была управляема, но готов был видеть себя освобожденным от материальных трудностей, улучшить свой уровень жизни, и принимал позицию Хрущева как обещание сделать лучше, чем было при его предшественнике. Очевидный прогресс, реализованный в области политических свобод, оправдывал другие надежды".

Здесь французский политик демонстрирует непонимание психологии советского народа и менталитета партноменклатуры. Все оказалось наоборот. К 1956 году не произошло никаких очевидных перемен ни в жизни народа, ни в "политических свободах". К развенчанию "культа личности" Сталина народ отнесся настороженно и без энтузиазма. Хрущев для него тогда еще ничего не значил. А вот делегаты XX съезда восприняли речь своего Первого секретаря с "пониманием", хотя и без особого удовлетворения. Король умер, да здравствует король!

30 июня 1956 г. Пленум ЦК принял постановление "О преодолении культа личности и его последствий", которое "комментировало" доклад Хрущева. Сталин уже характеризовался как "человек, который боролся за дело социализма", а его преступления - как "некоторые ограничения внутрипартийной и советской демократии, неизбежной в условиях борьбы с классовым врагом". Заслуги Сталина явно перевешивали его слабости, которые не имели решающего значения и не смогли свернуть партию с правильного пути".

Между тем "генеральный курс" правящей партии не изменился.

Так, Герберт Маркузе в книге "Советский марксизм" отмечал, что сделанные на XX съезде партии заявления об обострении внутренних противоречий капитализма, присутствующие также в принятой съездом Программе КССС, почти "буквально" совпадают со сталинскими формулами". "Это совпадение фактически объясняет то, что в главном "постсталинская" политика есть не что иное, как продолжение и совпадение "генеральной линии последнего этапа сталинской политики".

В речи 9 февраля 1946 г. Сталин заявлял, что переход ко "второй фазе" произойдет не позднее между 1960-1965 гг. (основываясь на цифрах трех пятилетних планов). Впоследствии Хрущев, также как Сталин, отвергая "утопические взгляды" о переходе к коммунизму, однако, утверждал, что в конце второго десятилетия (1971-1980) будет окончательно создана "материально-техническая база коммунизма". Это "предсказание" и было закреплено в новой Программе КПСС (1961 г.).

Как заметил американский философ, ничто не свидетельствовало о том, что сталинская концепция государства изменилась после его смерти, хотя была отброшена "ошибочная формула" Сталина об обострении классовой борьбы в течение построения социализма. Согласно сталинской доктрине, сама природа государства как независимой власти в стране должна поддерживать контроль над средствами производства вне "непосредственных производителей".

Вопреки распространенному позже мифу Хрущев и его кампания не собирались демонтировать сталинскую государственно-партийную систему. Но даже, если бы они это задумали, осуществить тогда какую-либо "перестройку" было бы невозможно. Хрущев не осмелился даже коснуться созданной Сталиным "государственной машины". В 50-е годы СССР представлял собой монолитный и непоколебимый монумент на международном пьедестале. Распространяемые в хрущевское время слухи о том, что якобы советская страна, после смерти Сталина, оказалась в состоянии социально-политического кризиса и нуждалась в срочных и радикальных реформах, были преднамеренно и безосновательно преувеличены. Да, в первые десять лет после тяжелой войны экономика страны развивалась неравномерно и не без проблем. Имели место определенные издержки и в социальной политике. Но все это было закономерно и решаемо в процессе нормального социально-экономического развития. Никакие политический и экономический "кризисы" советской стране не угрожали.

В 80-е годы прошлого века "перестроечная" публицистика весьма активно (но при этом бездоказательно) критиковала так называемую "административно-командную систему" (АКС), сложившуюся в сталинский период развития страны. При этом "корни" ее обнаруживали чуть ли ни в "методах" гражданской войны. Но никто не хотел вспоминать, что эта АКС эффективно зарекомендовала себя в годы первых пятилеток, во время войны и послевоенного "Возрождения". У нее не было альтернативы и она нормально работала в 50-е годы.

Никто тогда не осмелился признать очевидное: "административно-командная система" являлась неотъемлемой частью ("базисом") экономического развития социалистической ("плановой") модели. "Социализм" и АКС - с экономической точки зрения - синонимы. "Социализм" как экономическая система не может функционировать без административной бюрократии, так как он не имеет собственного внутреннего механизма своего развития. Утопическая идея "рыночного социализма" была скомпрометирована уже при НЭПе. "Социализм" и рынок столь же несовместимы, как "планирование" и конкуренция.

Хрущев, даже если захотел, не смог бы отказаться от "административно-командной системы", хотя бы потому, что ему просто нечем было ее заменить. Разговоры об этом были его очередным "блефом". Своими неуклюжими "реформами" он лишь пытался провести "текущий ремонт" с целью повышения "эффективности".

В заслугу Хрущеву приписывают освобождение в 1956-1958 гг. "миллионов" (?!) политзаключенных, возвращение некоторых "депортированных" народов. Между тем эта "реабилитация" в те годы носила несколько странный характер. Никакого определенного юридического или политического критерия не было. Никто не разбирался в сути "дел". Почти все осужденные во время "Большого террора" были зачислены в "незаконнорепрессированые". Но "реабилитация" не коснулась многих политических деятелей до 1937 года (Троцкого, Бухарина, Зиновьева, Каменева, Рыкова и др.). Здесь выбор явно принадлежал Хрущеву. Такая "реабилитация" скорее была похожа на амнистию, которая вполне может быть объяснена экономической нецелесообразностью дальнейшего содержания в местах заключения сотен тысяч людей, а также озабоченностью о международном "имидже" страны и ее руководства. Сегодня очевидно, что это была политическая игра.

Хрущев понимал, что в послевоенное время изменилась международная ситуация и СССР не может не считаться с этим. Так с целью модернизации советской внешней политики был создан Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) при Академии наук.

Однако в октябре-ноябре 1956 г. разразились политические кризисы в Венгрии и Польше (как последствие XX съезда КПССС). В Польше летом произошли антисоветские выступления. Во главе ПОРП встал освобожденный из тюрьмы В. Гомулка, а Рокоссовский (министр обороны Польши) был отозван в Москву. В июле венгерский лидер-сталинист Ракоши был смещен. Правительство возглавил Имре Надь. 22-24 октября в Будапеште произошло восстание с требованием вывода советских войск. Переговоры в Будапеште проводили Микоян и Ю.В.Андропов (советский посол). Во главе партии был поставлен выпущенный из тюрьмы Я. Кадар, а во главе правительства - И. Надь. 1 ноября венгерское правительство заявило о выходе из Варшавского договора. Тогда при поддержке соцстран (в том числе Китая и Югославии) советские войска вошли в Будапешт (20 тысяч убитых). Имре Надь был арестован и впоследствии казнен вопреки обещанию Хрущева Иосифу Броз Тито сохранить ему жизнь.

11 ноября в своей речи Иосиф Броз Тито утверждал:

"Тогдашнее руководство (Имре Надь) не продемонстрировало желания отречься или вытеснить те элементы, которые спровоцировали восстание венгерского народа. Но это не оправдывает тем самым советские действия, которые находятся в противоречии с духом XX съезда и с советско-югославскими заявлениями".

"Но возможно, - добавил он, - эта интервенция спасла социализм".

Кристиан Пино комментирует: "Здесь мы приближаемся к истине. Венгрия, если бы довела до конца свою революцию, несомненно, покинула бы решительным образом коммунистический лагерь, нанеся, таким образом, смертельный удар Варшавскому Договору и советской системе обороны в Европе".

ООН осудила агрессию СССР в Венгрию, но западные страны пассивно отнеслись к этому. Это объясняется отчасти тем, что они были заняты международным конфликтом на Суэцком канале.

1 июля 1956 г. Молотов был снят с поста министра иностранных дел.

Между тем Хрущев занялся реорганизацией руководства экономикой. В феврале 1957 г. он доложил Пленуму свой план ее "децентрализации" (возрождение постреволюционных "совнархозов"), который не был принят, так как это серьезно ограничивало власть региональных партийных бонз. Дискуссия была перенесена в прессу. Тогда в мае Хрущев провел свой проект через Верховный Совет.

22 мая 1957 г. на совещании колхозников Хрущев бросил лозунг: "Догнать и перегнать Америку!". 1 июля 1957 г. министерства были заменены сотней "совнархозов". Была проведена кампания укрупнения колхозов (83 тыс. в 1955 г., 45 тыс. в 1957 г.). Был объявлен выкуп колхозами МТС. Началась гонка "рекордов" (приписок).

Во время визита Хрущева в Финляндию в июне 1957 г. 7 членов (из 10-ти) Президиума ЦК партии: Булганин, Ворошилов, Каганович, Молотов. Маленков, Первухин и Сабуров, - потребовали его отставки. Хрущев отказался подчиниться и объявил о созыве Пленума ЦК, который был срочно (при помощи Жукова) собран 22 июня. Пленум поддержал Хрущева и избрал новый Президиум, в который вошли Брежнев, Жуков, Фурцева.

Н. Верт считает: "Июньский кризис 1957 г, завершившийся важным успехом на пути десталинизации. узаконил кардинальный разрыв с прежней политической практикой. Несмотря на тяжесть обвинений, побежденные не были лишены ни жизни, ни свободы. ...Более того, ЦК КПСС вернул себе всю полноту власти".

Однако французский историк здесь несколько преувеличивает.

Другой французский исследователь Кристан Пино, по этому поводу, пишет:

"Примечательно, что мы понимаем под значением этого термина "сталинизм", который употребляем не один раз для описания внутренних конфликтов советской коммунистической партии. Было бы неточным настаивать, что члены оппозиции Хрущеву тосковали о присутствии и методах Сталина. Сейчас, когда они вновь вздохнули свободно, не желали ни коим образом реставрации того же политического режима, например, в руках Берии, но они были верны мышлению диктатора по поводу грандиозных политических выборов".

Хрущев, всего-навсего совершил внутрипартийный переворот (вполне в сталинском стиле), избавившись от последних представителей "сталинской гвардии" ("антипартийная группа"). Тот факт, что их не расстреляли и даже не арестовали, свидетельствует лишь о том, что настали "другие времена". Никто, кстати, не обратил внимания на то, что в составе ЦК (состоявшем в большинстве своем из местной партократии) значительных перемен не произошло. Очевидно, что Хрущев, как всегда, лишь сводил свои личные счеты.

Это предположение подтверждается и тем, что вскоре он избавился от своих новых соратников по борьбе со "сталинистами": Серова, Круглова и Жукова, (позднее адмирала Кузнецова).

"Решающая роль, сыгранная в урегулировании июньского кризиса 1957 г. Жуковым, не могла не вызвать отрицательной реакции у Хрущева и гражданских властей", - пишет Н. Верт. Хрущев, во время визита Жукова в Югославию, поставил перед Президиумом вопрос о "культе личности Жукова и его склонности к авантюризму, открывающему путь к бонапартизму" (20 лет назад те же обвинения были предъявлены Тухачевскому). Октябрьский Пленум ЦК вывел Жукова из Президиума и состава ЦК. Жуков был снят с поста министра обороны (его заменил "фронтовой приятель" Хрущева Р.Малиновский).

И, действительно, культ личности маршала Жукова в 1957 году был очень высоким, в том числе и за рубежом, и он мог реально быть кандидатом на роль нового Вождя. Пример его военного соратника генерала Д. Эйзенхауэра, ставшего Президентом США, (а также Иосифа Броз Тито), явно не давал спать спокойно Хрущеву. Но, как писал в то время зять Хрущева А. Аджубей: "смещение Жукова не прибавило популярности Хрущеву".

О "компетенции" Хрущева в военно-стратегической области свидетельствует интервью, данное им американскому журналисту "Нью Йорк таймс" после запуска в космос 5 октября 1957 г. советского "спутника":

"Мы присутствуем при решающем моменте. Военные специалисты считают, что самолеты бомбардировщики и истребители ушли в прошлое, потому что уже очень уязвимы для современных ракет. Советский Союз имеет сейчас все ракеты большого и среднего радиуса действия, которые необходимы, а также тактическое атомное оружие, необходимое для боя на короткой дистанции".

К сожалению, этот политический блеф Хрущева имел серьезные последствия для развития советской авиации (и флота).

В марте 1958 г. Хрущев заменил Булганина на посту председателя Совета министров и возглавил Совет Обороны, т.е. занял те посты, которые занимал Сталин. В 1960 году впавший в маразм Ворошилов оставил пост Председателя Президиума Верховного Совета.

Колесо истории сделало полный оборот!

Н. Верт отмечает: "Возвращение Хрущева к сталинской практике 1940-1953 гг. совмещения руководства партией и правительством положило конец коллегиальности... Но если Хрущев и выглядел, как носитель власти, фактически не уступавшей той, которой злоупотребил Сталин, его роль, как во внутриполитическом, так и в международном плане не означала полной преемственности с амбициями и практикой своего предшественника".

Выше уже отмечалось, что Верт, также как и многие советские историки, преувеличивают "антисталинизм" Хрущева. У него на это не было ни ума, ни мужества.

Так, А.А. Зиновьев в своей последней книге "Русская трагедия (гибель утопии")" писал, что "сталинская эпоха" кончилась, как только миллионы "несчастных" вылезли из своих трущоб, получили свой кусок хлеба, "приобрели унитазы, о которых раньше не смели мечтать". Это и был массовый результат хрущевской "культурной революции".

Но Зиновьев признает, что в "хрущевский период" ничего не изменилось в стране по существу: "Сталин умер, но остались сталинисты и образ жизни, сложившийся при нем". С его "социологической" точки зрения "десталинизация" означала следующее. Сталинизм, сыгравший свою "великую историческую роль", исчерпал себя и стал помехой для нормальной жизни страны и дальнейшей ее эволюции. Благодаря культурной революции сталинский уровень идеологии перестал соответствовать интеллектуальному уровню населения. "Хрущевский переворот имел успех лишь в той мере, в какой он был официальным признанием того, что уже складывалось фактически. ...Он был, прежде всего, в интересах сложившегося к тому времени мощнейшего слоя руководящих работников всех сортов и уровней (начальников и чиновников)..."

Здесь "социолог" выдает желаемое за действительное. На самом деле, не произошло никаких существенных перемен ни в образе жизни советских людей, ни в идеологии (общественном сознании), ни тем менее в "слое руководящих работников". Все осталось по-старому. Изменился только декоративный фасад, повернутый в сторону Запада, перед которым Хрущев - лично! - хотел выглядеть "антисталинистом" и "реформатором", каковым он, на самом деле, не был и быть не мог. Он оставался "сталинистом" (но никогда не был марксистом!) до "мозга костей" (буквально!), поскольку его мышление не могло выйти за границы сталинской парадигмы. Можно сказать даже иначе: безмозглая "политика" Хрущева (здесь никак нельзя списать его ошибки на "ближний круг", которого, по сути, и не было), неуклюже пытавшегося подражать Сталину (как лакей подражает своему Хозяину), скомпрометировала "сталинизм", как внутри страны, так и за рубежом. Страна, перед которой до этого преклонялся весь мир, стала посмешищем!

Дилетантский авантюризм Хрущева проявил свои следствия в начале 1960-х годов.

"Хрущевские начинания все больше и больше становились судорожными попытками убежать от действительности в праздной надежде добиться консенсуса либо внутри обновленной партии, либо вне ее", - пишет Н. Верт.

Первоначальные успехи по "освоению целины" (хороший урожай 1956 г.) привел к экологической и продовольственной катастрофе в 1962-1963 гг. Экономика постепенно втягивалась в глубокий кризис.

В культурной жизни общества наступил период "разочарования" тем, что преждевременно было названо (бывшим ярым "сталинистом" И. Эренбургом) "оттепелью". Через два месяца после съезда писателей в декабре 1954 г., на котором он был подвергнут резкой критике, застрелился первый секретарь Союза Александр Фадеев. Начавшаяся было "оттепель", которая дала новые имена и впечатляющие достижения в сфере культуры и науки, закончилась громкими скандалами, которые не только обнаружили полную некомпетентность Хрущева (здесь он вел себя как "слон в посудной лавке"), но явно обозначили допустимые границы "свободы" творчества. Культурная "оттепель" оказалась, опять же, всего лишь, обращенным к загранице размалеванным фасадом "хрущевки". Политика хрущевской власти по отношению к интеллигенции вскоре показала двусмысленный и ограниченный характер либерализации "под усиленным надзором".

"...Вызвав столько надежд, - пишет Н. Верт, - XX съезд весьма разочаровал интеллигенцию в отношении открывающихся перед ней творческих перспектив. Разоблачение культа личности принципиально ничего не изменило в представлении о "функциях" гуманитариев в социалистическом обществе. Согласно Хрущеву, история, литература и другие виды искусства должны были отражать роль Ленина, а также грандиозные достижения коммунистической партии и советского народа".

Хрущев сам пытался определить границы свободы писателей, вытекавшие из принципа "партийности".

"Дело Пастернака" самым наглядным образом показало пределы десталинизации в отношении между властью и интеллигенцией. В 1955 г. был написан и издан заграницей "Доктор Живаго". За этот роман в 1958 г. Пастернаку была присуждена Нобелевская премия, от которой через "Правду" он отказался. Несмотря на это, 27 октября 1958 г., после развернувшейся в печати травли, он был исключен из Союза писателей.

Как реакция, - в конце 50-х возник "самиздат", журнал "Синтаксис, заявили о себе первые "диссиденты".

В это время Хрущев начал свою "культурную революцию", проведение реформы образования: "слияние школы и жизни", "жизни и науки" ("трудовое воспитание", "выезды на картошку", "овощные командировки").

Н. Верт утверждает: "Хрущевская "культурная революция", если и не была столь экстремистской, как китайская, питалась теми же иллюзиями. Ее главным результатом стала потеря, прежде всего, в среде интеллигенции, значительной части кредита, полученного Хрущевым после XX съезда".

1958-1960 годы были для Хрущева годами личного "триумфа".

Вместе с тем, 1958 год явился годом конца "коллегиального руководства", окончательной победы Хрущева в пятилетней борьбе за власть. Попытки реализации хрущевского авантюрного проекта во внутренней и во внешней политике привели к расцвету мифа о переходе советского общества к коммунизму. Однако, как отмечает Н. Верт, "возвращение к мифологии было встречено населением, испытывавшим повседневные лишения, со скептицизмом".

XXI съезд партии (январь 1959 г.) принял "семилетний" план социально-экономического развития ("догнать и перегнать США").

Однако "успехи" Хрущева на международном поприще почти тут же дезавуировались серьезными дипломатическими провалами во внешней политике. Своеобразная личная популярность Хрущева за рубежом не способствовала повышению международного престижа страны. Политические последствия этого не замедлили сказаться в дальнейших событиях.

Н. Верт отмечает: "Принятая в отношении Запада политика предполагала в первую очередь полное признание им итогов второй мировой войны и завоеваний "социалистического лагеря".

В сентябре 1959 г. состоялся визит Хрущева в США, во время которого он встретился с президентом Эйзенхауэром (а также с будущим президентом Джоном Кеннеди). Здесь он позволил себе очень много "лишнего", как в высказываниях, так и в поведении.

Кристиан Пино (занимавший разные министерские посты во французском правительстве) комментирует эту поездку с французской иронией:

"Что касается советских журналистов, скажем, что они в своих статьях допускали одну и ту же ошибку, в противоположном смысле, утверждая, что североамериканский народ был глубоко впечатлен аргументами Хрущева. Простая правда, в нашем понимании, была в том, что североамериканский народ проявил настолько интерес к этому путешествию, как сделал бы это к прекрасному матчу бейсбола, что мне кажется достаточно хорошо".

Об итогах "визита" Хрущева в США и его выступления в ООН он заключает:

"Покидая Соединенный Штаты, он достиг, не политической победы, как утверждают советские журналисты, старатели пропаганды внутри страны, но большого личного успеха".

Однако договоренная встреча с Эйзенхауэром в Париже не состоялась. Встреча с президентом США Дж.Ф.Кеннеди в июне 1961 г. (по статусу Берлина) также закончилась ничем. Кристиан Пино сравнил Хрущева и Кеннеди с двумя игроками в покер, "готовыми блефовать до последнего, так и не выбрасывая своих карт на стол". Широко разрекламированная на международной арене "разрядка" все чаще сопровождалась серьезными дипломатическими и политическими ошибками. Ухудшение отношений с Китаем (отзыв советских советников и высылка китайских студентов летом 1960 г.) и с Румынией (поддержавшей китайское руководство).

В 1958 г. Мао провозгласил экономическую программу "Великий скачок" (по аналогии со сталинским "Великим переломом"), суть которого была выражена в его словах: "Чем народ беднее, тем он революционнее". Создание в деревне "народных коммун" ("колхозов") привело, в конечном счете, к голоду. Тогда "врагами" китайского народа были объявлены... птицы и началось их массовое истребление. В это время Мао впервые заявил, что Советский Союз захватил на севере слишком много земель.

17-31 октября 1961 г. проходил XXII съезд партии (4800 делегатов), на котором была принята очередная "новая" Программа партии на двадцать лет, направленная на создание "материально-технической базы коммунизма". В своем Отчетном докладе Хрущев вновь поднял вопрос о "культе личности" Сталина в связи с критикой "антипартийной группы" (Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов). В своем "Заключительном слове" при закрытии съезда он прямо обвинил Сталина в массовых репрессиях и в смерти Кирова, Орджоникидзе и других.

Кристиан Пино пишет: "Никита Сергеевич пригвоздил еще раз к позорному столбу личность Сталина, и сделал на этот раз без какой-либо церемоний. Уже речь шла не только о культе личности, о военных ошибках, о фальсифицированных процессах. На этот раз Хрущев представил старого диктатора как тирана, который совершал преступление лишь ради удовольствия, как геноцид в постоянном состоянии кровожадной ярости. Сформулировав еще более серьезные обвинения, называл своего предшественника "уклонистом", "предателем идей Ленина", что являлось высшим проклятием, которое в коммунистическом мире можно сделать кому-то".

Постановлением съезда тело Сталина в ночь на 31 октября было вынесено из Мавзолея и захоронено у Кремлевской стены. Резолюция съезда заявляла: "партия сказала народу всю правду о злоупотреблениях власти в период культа личности". Вскоре были снесены памятники Сталину по всей стране и переименованы Сталинград и другие города.

Это имело свои последствия как внутри КПСС, так и в лагере коммунистических партий (Мао отказался от своего выступления на съезде).

Кристиан Пино отмечает: "Великим триумфатором XXII съезда КПСС оказался маршал Тито, большинство тезисов которого, которые он защищал в течение двенадцати лет перед Сталиным, уже оказались на пути торжества в Советском Союзе, в особенности тезис о децентрализации экономики". За это еще 1960 г. китайское руководство обвинило Тито в "современном ревизионизме", т.е. в "реставрации капитализма" и "честной собственности".

К осени 1961 года, накануне XXII съезда КПСС, в Советском Союзе проявились первые признаки внутреннего социально-экономического кризиса. После съезда положение неуклонно ухудшалось как внутри страны, так и вокруг нее. Жизненный уровень людей стремительно падал. В руководстве страны и партии утвердился стиль воинствующего дилетантизма и циничного хамства ("мы университетов не кончали!"). Все это происходило на фоне искусственно создаваемого культа личности "дорогого Никиты Сергеевича".

Кристиан Пино, который встречался с Хрущевым в Москве во главе французской делегации в качестве министра иностранных дел в мае 1956 г., вынужден признать: "Его физический вид, вульгарность частых волюнтаристских реакций и действий, если, с одной стороны, и нравились массам, потому что в них было что-то успокаивающее, то шокировали часто высоких лиц из Кремля, которые считали себя элитой и которые при руководстве Сталина не имели случая привыкнуть к излишней фамильярности".

Грубейшим политическим "просчетом" лично Хрущева, который поставил страну на грань войны, явился так называемый "Карибский кризис" в октябре 1962 года. Здесь в полной мере проявилась внешнеполитическая некомпетентность советского руководства во главе с Хрущевым.

Кристиан Пино оценил ситуацию своеобразно: "В шахматной партии два хороших игрока вынуждены учитывать жертвы, которые они могут позволить себе понести, с тем, чтобы выйти из трудной ситуации. Потеря одной пешки может быть компенсирована, в то время как потеря королевы или слона погубила бы всю партию. Если перенесем этот пример на почву советско-североамериканского соперничества, мы убедимся, что фигуры игры двух противников не имели одной и той же значимости. Куба, для Кеннеди была главной фигурой, для Хрущева - не более, чем пешкой".

Реакция Пекина была жесткой: "Насколько Хрущев уступает перед империалистами и чем больше благоприятствований им предоставляет, настолько более наглыми они себя проявляют. Хрущев показал себя как самый большой трус (букв.:тот, кто убегает) на переговорах, какие знала История... Бесчисленны исторические факты, которые показывают, что империалисты и реакционеры никогда не церемонятся с трусами, которые капитулируют".

Апологетический миф, приписывающий до сих пор Хрущеву какую-то особую "мудрость", позволившую миру избежать "третьей мировой войны", есть ни что иное как примитивная ложь. На самом деле вопрос был совсем не в том, что Хрущев "вынужден" был уступить Кеннеди и убрать советские ракеты с острова Куба (которые не смогли бы поразить даже Флориду, так как были обычными зенитными ракетами "Земля-Воздух"). У Хрущева просто "сдали нервы", так как в то время Советский Союз еще не располагал континентальными ракетами, способными достичь территории США (и об этом американцы не знали!). США в то время не намерены были воевать с СССР, тем более, по такому ничтожному для них поводу, как островок в Карибском море. Появление советских ракет на Кубе для руководства США было вопросом морально-политического престижа, и ради его сохранения Кеннеди был, действительно, готов нанести серьезный военный удар по Кубе, которую Советский Союз не смог бы "защитить". Но тогда бы рикошетом это ударило по международному авторитету США. С этим Кеннеди не мог ни считаться. Так что оба лидера блефовали, и выиграл тот, у кого оказались сильнее нервы. Хрущевская авантюра заключалась в том, что незачем было вообще отправлять ракеты на Кубу.

Кристиан Пино пишет: "В действительности, положение атомного гения не означает для страны, вступления в престижный атомный клуб, чьи котировки были бы слишком неравными, а некое средство политического давления, вплоть до шантажа, над другими державами. Все это не уменьшает, а, напротив, увеличивает опасность, которая угрожает миру".

Н. Верт справедливо считает: "...СССР подвергся глубокому унижению и его престиж был сильно подорван. Упали и политические акции Хрущева, сыгравшего решающую роль в этом деле"

Кристиан Пино вновь встретился с Хрущевым в октябре 1963 г. во время визита в Москву делегации французской социалистической партии. Тогда он заметил, что с 1956 г. Хрущев изменился. "Он уже не проявлял постоянно своей нервозности, своего беспокойства. Его знаменитые вспышки гнева уже остались в памяти. Сейчас он был озабочен тем, чтобы хорошо понять вопросы и отвечать на них ясно. ...Угадывалось, что он овладел полностью своими полномочиями, освободившись от комплексов, которые в 1956 году, похоже, имел перед собеседниками-некоммунистами".

Отметив, что также изменился "образ жизни в Кремле", французский политик приходит к выводу: "Очевидно, эпоха Сталина ушла в историю".

Руководителю делегации Хрущев заявил: "Все против меня, но я поведу их еще дальше".

Дискуссия между Хрущевым и французскими социалистами возникла по поводу отсутствия в СССР других политических партий. В связи с этим Пино записал, что в стране существует большая свобода слова для того чтобы говорить о личностях и методах "Режима", но не относительно "великих принципов, которые составляют его основу". : "Хрущев позволяет себе свободу не для того, чтобы обсуждать само бытие этих великих принципов, а, по меньшей мере, как адаптировать их к изменяющимся обстоятельствам".

Проведя девять часов в беседах с Хрущевым, Пино подметил: "Народ предоставил Никите Сергеевичу кредит доверия для того, чтобы обеспечить мирное сосуществование, как в другое время свое доверие Сталину, чтобы выиграть войну".

Далее он обратил внимание на то, что искусство в СССР по своим методам и стилям принципиально не отличается не от искусства других стран, ни от искусства российского прошлого. Вместе с тем государство является единственным заказчиком, а значит, а допускается только официальное искусство. По поводу этого и в связи с отношением к молодежи, французский социалист записал:

"Пусть Хрущев меня простит, но правда в том, что иногда он проповедует свою светскую мораль с тем же жаром, с каким это делал бы католический священник в классе своего церковного катехизиса".

Действительно в своем фанатизме и самоуверенности Хрущев не уступал Сталину.

Одной из причин падения авторитета Хрущева в "коммунистическом лагере" явилось резкое обострение его отношений с Мао Цзедуном, поводом для которого послужило решение Хрущева оказать военную помощь Индии. На самом деле Мао был обеспокоен сближением СССР с США, опасаясь их гегемонии. Он сам стремился возглавить коммунистическое движение. Мао обвинил именно Хрущева в "ревизионизме", в расколе коммунистического движения: "В сравнении с ревизионизмом Бернштейна, Каутского, Броудера и Тито, ревизионизм Хрущева более пагубный. Почему? Потому что Советский Союз есть первое советское государство, великая мощь социалистического лагеря, основанное Лениным, и пользуется в международном коммунистическом движении престижем, который присвоила ему История. И Хрущев использует именно свою позицию руководителя как партии, так и страны для распространения упорно своей ревизионистской линии".

По этому поводу Пино пишет: "То, что эти два человека, используя каждый тексты, избранные для собственного блага, стремятся обратиться к Ленину, поразительно. В никакой другой момент истории коммунизма диалектика не приближалась так к талмудизму".

Между тем с лета 1964 г. армия Китая стала готовиться к большой "северной" войне. Мао завил: "СССР захватил слишком много земли". На китайско-советской границе проводилась активная военная разведка. В ноябре во время визита Чжоу Эньлая в Москву, Р. Малиновский предложил ему "убрать" Мао. Узнав об этом, Мао раскрыл "заговор" своих маршалов и расправился с ними. В 1964 г. Китай создал свою атомную бомбу. Дж.Ф. Кеннеди даже подумывал о том, чтобы разбомбить ядерный центр Китая.

Лидеры других стран, особенно "Третьего мира", использовали эту "стычку" двух лидеров в свою пользу. Хрущев этого не замечал и допустил серьезную ошибку, назначив совещание руководителей компартии на декабрь 1964 г. в Москве, на котором намеривался окончательно "выяснить отношения" с Мао Цзедуном.

Пино считает: "Таким образом Хрущев давал возможность Мао Цзедуну - который не мог ей не воспользоваться, - обвинить его в нанесение смертельного удара единству коммунистического мира, единству, которое уже не существовало в действительности, но наличие этого никто не был готов признать официальным образом".

12-14 октября 1964 г. Президиум ЦК принял решение об освобождении Хрущева со всех постов. Известна его финальная реплика: "Может быть, самое главное из того, что я сделал, заключается в том, что они могли меня снять простым голосованием, тогда как Сталин велел бы их всех арестовать".

Это свидетельствует о том, что он так ничего и не понял!

"Правда" выступила с критикой "чуждых партии прожектерства, скороспелых выводов и поспешных, оторванных от реальности решений и действий, хвастовства и пустозвонства, увлечения администрированием, нежелание считаться с тем, что уже выработали наука и практический опыт".

"Общество же - как интеллигенция, так и "простой народ" - встретило уход Хрущева на пенсию равнодушно, а многие с радостью", - отмечает Н. Верт. "...Решающей причиной его отставки стала оппозиция части партийно-хозяйственного актива, обеспокоенных его бесконечными реформами, которые постоянно угрожали их карьере, стабильности положения и привилегиям".

Позже в советскую официальную печать была запущена версия, будто во главе "заговора" против Хрущева стоял бывший "комсомолец" А.Н.Шелепин. Опробованный шаблон (когда Хрущев был назначен "ниспровергателем" Сталина и судьей Берии) был использован вновь. На самом деле, несмотря на пост председателя КГБ, Шелепин не обладал таким влиянием в партии и стране, чтобы осмелиться на столь рискованный шаг. Более правдоподобна зарубежная версия, которая называет в качестве "серого кардинала" М. Суслова. Именно этому фанатичному сталинисту претило все то, что делал и говорил Хрущев. И именно в его руках находилась не только вся партийная иерархия, но и все связи с коммунистическими лидерами других стран.

Поэтому неслучайно, что в "коммунистическом лагере" к отставке Хрущева отнеслись с "пониманием".

Пино обращает внимание: "Западные комментаторы, за некоторым исключением, впадают в своих исследованиях в ошибку, не принимая достаточно в расчет собственные заявления и действия нового советского правительства. ...Руководители Кремля, которые знают лучше Ивана Грозного, чем Макиавелли, очень редко врут, за исключением "лжи по небрежности", без которых, кроме прочего, было бы невозможна вся политическая и дипломатическая жизнь".

Он советует обратить внимание на то объяснение, которое было дано официально сразу после смещения Хрущева - по причине личного поведения, - а после этого, на решения, которые последовали: отмена совещания компартий в Москве и отмена хрущевских решений о реорганизации руководящих структур партии. По его мнению, "решив, что это опасно", партия устранила человека, "который символизировал эту угрозу", и "первым из ее действий было сделать шаг назад и вырвать окончательно эту угрозу, подтвердив традиционные позиции".

"Это дилемма, которая не нова; она имела место многократно в мировой Истории. Советский Союз далек от того, чтобы быть уникальной страной, где правительство, для того чтобы продвинуться вперед в своих действиях вовне, обращается к тому, чтобы принизить предшествующее правительство. Если, положим, этот прием лишен изящества, нужно сказать, что его использование настолько часто, что не стоит возмущаться в частном случае".

Вскоре о Хрущеве все забыли. В 1971 году в печати появилось короткое сообщение о его смерти 11 сентября (от сердечного приступа). Этому предшествовал его вызов в аппарат ЦК, где состоялся "тяжелый" разговор с Пельше (председатель Комитета партийного контроля ЦК) по поводу публикации заграницей его "мемуаров" (с помощью его сына Сергея). На похоронах Хрущева на Новодевичьем кладбище не присутствовал никто из советского руководства (А.И. Микоян прислал венок).

Микоян ушел на пенсию в 1965 году (умер в 1978 году). Молотов умер, "восстановленным в партии" Брежневым, в 1986 году. Маленков - в 1988 году. Каганович пережил их всех и умер в 1991 году. Дети и внуки соратников Сталина устроили свою жизнь вполне благополучно и даже поддерживали отношения друг с другом.

Между тем до сих пор остаются необъяснимыми обстоятельства "отставки" Хрущева. Да, конечно, все, что было вменено в вину Хрущеву как руководителю партии и правительства, в общем-то, справедливо. И дальнейшее развитие событий в стране и в мире показали, что Хрущева убрали вовремя. Остается чудом то, как этот фактически безграмотный и беспринципный человек вообще мог управлять страной на протяжении почти десяти лет!

Но! Почему для того, чтобы убрать Хрущева понадобился "заговор". Ведь реальной властью в стране и, тем более, в партии он уже к тому времени не обладал. Почему его не просто "отстранили", а буквально "выкинули" на пенсию? Почему, пока он молчал, был жив, а как только "заговорил", он умер? Хотя в своих "мемуарах" он так и не сказал ничего "сенсационного". Почему его имя, оказавшееся под запретом при жизни, подверглось остракизму после его смерти?

И здесь необходимо напомнить: что это был за человек?

О достоинствах Хрущева написано достаточно много. Но следует обратить внимание и на его очевидные "негативные" черты характера. Это - лицемерие (роль шута "Микиты" при Сталине), нравственный цинизм ("сдача" Кагановича, Маленкова, Жукова - людей, которым он был обязан жизнью), бескомпромиссная жестокость (подавление самолетами, артиллерией и танками восстаний заключенных в лагерях, расправа с руководителями Венгрии, расстрел рабочей демонстрации в Новочеркасске), мелочная мстительность (расправа с сыном Сталина Василием и унижение его дочери Светланы), бесцеремонность и грубость (в обращении со своими партийными коллегами и с международными партнерами). Наконец, - непомерное тщеславие (собственный "культ личности"): Хрущев имел 3 звезды Героя Социалистического Труда и 1 звезду Героя Советского Союза!

Именно в этих чертах характера лежат корни не только "ошибок" Хрущева, но и его жизненных принципов (точнее: абсолютной беспринципности).

Хрущев всю жизнь занимался не своим делом: в молодости кратковременная профсоюзная работа, затем партийная, затем "военная", затем государственная, - и везде он обнаруживал свою несостоятельность. Но, как неумный человек, он не обладал способностью к самооценке. Он не разбирался в людях, не умел с ними разговаривать, не умел слушать и убеждать их. У него никогда не было настоящих друзей, а тех, кто, по наивности, себя таковыми считали, он предавал, не задумываясь. Он никогда не был лидером, всегда был исполнителем. Будучи "тупым" марксистом, он не знал марксизма (кроме "Манифеста", прочитанного в юности), серьезно не читал работ Ленина, не интересовался современной политической литературой. За всю свою жизнь он не написал ни строчки (вообще, умел ли он писать, - не с точки зрения грамотности, а формулировать свою мысль письменным образом?). Как известно, все его многочасовые "доклады" писала целая армия "референтов". Но и читать эти доклады он не любил, предпочитая постоянно "импровизировать", а проще говоря, "нести отсебятину", даже на международных встречах. Такой же личной безграмотной импровизацией были его "реформы" и его международные "инициативы".

Именно эти черты характера Хрущева определили его биографию и мотивацию его поведения. "Ошибки" стали неизбежными следствиями его "недостатков". Такой человек не мог вести себя иначе. Характер поступков выявляет суть его личности.

В целом создается впечатление: шут на королевском троне!

Но Хрущев забыл золотое правило политика: "Короля играет его свита"! Это прекрасно понимал Сталин (а позже и Брежнев). Он слишком быстро вообразил, что он действительно "новый король", и расплата наступила незамедлительно.

Это объясняет многое другое. При Сталине Хрущев был абсолютно безопасен, как кастрированный кот. И совсем не факт, что именно Хрущев был инициатором "заговора" против Берии. Но вполне возможно, что его использовали "в темную" на случай "провала". И самом "разоблачении культа личности" Сталина чувствуется рука опытного режиссера. Создается впечатление, что Хрущев был марионеткой в руках "кукловодов", которые использовали его для своих целей, предпочитая оставаться "за кулисами". Хрущев до поры до времени сносно играл свою роль. Но до тех пор, пока он не "заигрался". Поэтому он столь бесцеремонно был убран со сцены, когда стало ясно, что его актерское амплуа исчерпано. Удел шута, забывшего о том, что он только играет короля, - презрение публики.

Cuique suum!*

* Каждому свое.

Очерк девятый.

"Развитой социализм" или "эпоха застоя"

"Государство - это вся совокупность практической и теоретической деятельности, посредством которой господствующий класс оправдывает и удерживает свое господство, добиваясь при этом активного согласия руководимыми".

Антонио Грамши

История повторяется, сначала как трагедия, затем как фарс. Эта хрестоматийная формула применима к отечественной истории XX века. В частности ее вполне можно соотнести с периодом второй половины 60-х - начала 80-х годов, названном тогда временем "развитого социализма", а затем ставшим "эпохой застоя". В памяти народа этот период остался как "брежневщина".

Л. И. Брежневу очень повезло, что он пришел "во власть" вовремя, после бесноватого Хрущева. Он был его полной противоположностью и как человек, и как руководитель. И преувеличением является журналистский штамп: "Хрущев сделал Брежнева" и последний его "предал". Хрущева предали его соратники, которых он поднял "из грязи в князи": подгорные, полянские, семичастные и прочая провинциальная шушера. Сам Хрущев в свое время "предал" столько своих друзей и покровителей (и некоторых отправил на смерть), что ему непристойно жаловаться на "предательство" (спасибо, что спокойно умер "на пенсии"). В политике власти какие-либо моральные сентенции вообще неуместны.

Брежнев не был обязан Хрущеву своей политической карьерой, он ее начал, и весьма успешно, еще при Сталине. Он принадлежал к "поколению 1937 года", то есть поколению тех провинциальных партийных работников, которые были "призваны" после ежовского погрома партийных и государственных кадров. Кстати, к этому же поколению принадлежали А.А. Громыко, А.Н. Косыгин, М.А. Суслов и другие партийные и государственные деятели военного времени.

Леонид Ильич Брежнев (родился в 1906 году) вступил в партию в 1931 году. Окончил Курский землеустроительный техникум, затем - технический институт. С 1937 года - на "партийной работе". Перед войной - заместитель председателя Горисполкома г. Днепродзержинска., затем - секретарь Днепропетровского ГК партии. Войну прошел от начала до конца в качестве политработника (18-я армия). Участвовал в Параде Победы во главе колонны 4-го Украинского фронта. После войны работал первым секретарем Запорожского, Днепропетровского ОК (1946-1950) и Молдавского ЦК партии (с 1950 г.). В 1953 г. - зам. начальника Главного Политуправления армии и флота. Так что ко времени смерти Сталина Брежнев уже был членом ЦК КПСС, а после XIX съезда партии - секретарем Президиума ЦК, кандидатом в члены Президиума ЦК. Этим он не был обязан Хрущеву. Напротив, после того как Хрущев стал Первым секретарем партии, Брежнев был отправлен им подальше от Москвы в Казахстан (1955-1956) и появился в Москве только после неудавшейся попытки "антипартийной группы" смещения Хрущева. В 1957 году Брежнев - член Политбюро (отвечавший за космическую программу). Затем (1960 г.) Хрущев выдвигает его на декоративный пост Председателя Президиума Верховного Совета (вместо Ворошилова). Брежневу - 54 года, и фактически это - конец партийной карьеры!

Очевидно, что Хрущев, весьма искушенный в "аппаратных играх", видел в Брежневе реального соперника (как Сталин в свое время увидел своего "преемника" в Алексее Кузнецове). Брежнев отличался от Хрущева не только возрастом (на 12 лет моложе), но и своей незапятнанной кровью карьерой. К тому же - фронтовик среди "тыловой" партийной элиты. Да, и в освоении "целины" и "космоса" он показал незаурядные организационные способности, создавшие ему немалый авторитет в среде государственного аппарата. Так что, Хрущев был обязан именно ему своей славой "покорителя целины и космоса", отодвинув со свойственной ему бесцеремонностью его в "тень". Этот прием Хрущев унаследовал от своего Учителя, которому он во всем старался подражать.

Но Хрущев допустил ошибку, по обыкновению, самонадеянно решив, что "проблема" Брежнева им решена, (использовав его слабость тщеславия). Он не обратил внимания на то, что Брежнев обладает тем "козырем" в игре против него, каким в свое время обладал Сталин: способностью располагать к себе людей, мужским "шармом", даром "очаровывания". Сам Брежнев называл эту свою вторую (первую он называл - "организация") способность - "психология". И в этом он был полной противоположностью Хрущева! Он никогда не предавал своих друзей, и мог быть "чертовски" терпим (до поры, до времени) к своим врагам.

Это сыграло решающую роль в выборе "преемника" Хрущева в 1964 году. Брежнев был "своим парнем" и от него не могло быть никаких неожиданностей. Тем, кто тогда стоял у "трона" власти, "Леня" представлялся кристально ясным как стакан с водкой.

Известный публицист, бывший "референт" Хрущева, Ф. Бурлацкий в своей статье "Брежнев и крушение оттепели. Размышления о природе политического лидерства" ("Литературная газета" 1988 г.) пишет: "Мы должны, мы обязаны понять, что же произошло почти два десятилетия руководства страной Л.И. Брежневым..."

Корреспондент задает риторический вопрос: как могло случиться, что "у руля управления" страной оказался "самый слабый из всех руководителей" в советское, "а может быть, и дореволюционное" время? Он предлагает "поразмышлять" о "брежневщине", то есть о брежневском стиле политического лидерства. "Он получил власть так плавно, как будто кто-то долго загодя примерял шапку Мономаха на разные головы и остановился именно на этой. И пришлась она, эта шапка ему так впору, что носил он ее 18 лет без всяких страхов, катаклизмов и конфликтов. И непосредственно окружавшие его люди жаждали только одного: чтоб жил этот человек вечно - так хорошо им было".

Впрочем, "референт" отмечает, что приход Брежнева к власти напомнил ему сталинскую и хрущевскую модели. "Никто не принимал его всерьез как претендента на роль лидера, да и сам он всячески подчеркивал полное отсутствие подобных амбиций".

Известно, что Брежнев непосредственно не участвовал в "заговоре Шелепина" против Хрущева. "Шелепин... был убежден, что Брежнев - фигура промежуточная, временная и ему ничего не будет стоить, сокрушив такого гиганта, как Хрущев, справиться с человеком, который был всего лишь его слабой тенью".

Бурлацкий утверждает, что "Брежнев был совершенно не подготовлен к той роли, которая неожиданно выпала на его долю". Но признает, что в борьбе между руководителями "различных поколений" он, однако, переиграл всех.

"...Сразу обнаружилась главная черта Брежнева, как политического лидера, - пишет Бурлацкий. - Будучи человеком крайне осторожным, не сделавшим ни одного опрометчивого шага на пути своего возвышения, будучи тем, что называется "флюгерный лидер", Брежнев с самого начала занял центристскую позицию. Он не принял ни той, ни другой крайности - ни программы реформ в духе XX съезда, ни неосталинизма. Кстати он здесь следовал сложившейся после Ленина традиции. ...Сталин тоже пришел к власти как центрист".

Брежнев, по самой своей натуре, характеру образования и карьере, был "типичный аппаратный деятель областного масштаба". "Неплохой исполнитель. Но не вождь, не вождь", - сокрушается Бурлацкий. И как его предшественник, "он очень не любил читать, и уж совершенно терпеть не мог писать". Это тоже - типичная черта всех партийно-государственных руководителей постсталинского периода.

Примечательно, что при подготовке доклада к 20-летию Победы, несмотря на мнение "большинства руководства", Брежнев остановился на варианте доклада, в котором фамилия Сталина была упомянута только однажды.

Авторитет Брежнева постепенно складывался из впечатления о нем, как о ровном, спокойном, деликатном руководителе, который шагу не ступит, не посоветовавшись с другими товарищами и не получив полного одобрения со стороны своих коллег.

Но совершенно иначе поступал "генсек" при решении кадровых вопросов. "Когда он был заинтересован в каком-то человеке, он ставил свою подпись первым и добивался своего. Он хорошо усвоил сталинскую формулу: кадры решают все", - отмечает Бурлацкий. Так постепенно тихо и почти незаметно он сменил секретарей обкомов, министров, даже многих руководителей центральных научных учреждений. Он занимался присуждениями Ленинских и Государственных премий. Брежнев вообще предпочитал заниматься распределением, "раздачами". И этот стиль руководства он перенял у Сталина. Нельзя не заметить, что Бурлацкий постоянно сравнивает Брежнева со Сталиным

Бурлацкий считает: "Люди такого стиля не очень компетентны в решении содержательных вопросов экономки, культуры и политики. Но зато они прекрасно знают, кого и куда назначить, кого, чем и когда вознаградить. Леонид Ильич хорошо поработал, чтобы посадить на руководящие посты... проводников такого стиля, "маленьких Брежневых", неторопливых, нерезких, невыдающихся, не особенно озабоченных делом, но умело распоряжающихся ценностями".

По его свидетельству, "повсюду все больше торжествовали "середнячки" - не то, чтобы глупые или совсем некомпетентные люди, но и явно неодаренные, лишенные бойцовских качеств и принципиальности".

В чем действительно Брежнев был великим мастером - "так в умении терпеливо тянуть пестрое одеяло власти на себя". Причем делал он это незаметно. "И даже так, чтобы соломку подстелить тому, кого он легким движением торса сталкивал с края скамейки".

Так исчезли с политической жизни все "хрущевские выдвиженцы" и вместе с ними... сам "серый кардинал" А.И. Микоян!

Бурлацкий утверждает, что якобы Брежнев пришел к власти без своей программы развития страны (но ведь в свое время Сталин - тоже!). Но как "человек глубоко традиционный и консервативный по своему складу, он больше всего опасался резких движений, крутых поворотов, крупных перемен". Публицист обвиняет его в том, что якобы провалились "реформы" Косыгина, потому что он их не поддержал из-за "ревности". Генсек все время призывал принимать какие-то "решения". "Однако решения почему-то не принимались. А если принимались, то не исполнялись".

Думается, что оценка Бурлацкого личности Брежнева как руководителя очевидно предвзята.

Между тем Н. Верт пишет: "Меры, осуществленные пришедшей к власти группой в первый год, последовавший за отставкой Хрущева (конец 1964 - конец 1965 г.), отразили два трудно сочетаемые аспекта ее деятельности, а именно последовательная консервация идеологической политики, с одной стороны, и экономическая реформа и, грубо говоря, технократические ценности - с другой".

На XXIII съезде (апрель 1966 г.) КПСС Брежнев стал Генеральным секретарем ЦК. Вокруг него сформировалась своя "команда": Кириленко, Черненко, Кунаев, Щербицкий и Щелоков. В 1967 г. министром обороны стал маршал Гречко, (в 1976 г. его сменил Устинов). 7 мая 1976 г Брежнев получил звание маршала, (звание генерала армии было ему присвоено в 1975 г). С 1977 г. он вернул себе почетный пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

"В то же время личная преданность как главное средство достижения стабильности была едва ли совместима с совершенствованием самой системы, подразумевающим санкции против некомпетентных кадров, как и с системой технократических ценностей, порождаемых экономической реформой", - отмечает Н. Верт. Проповедовавшиеся Брежневым и Сусловым наиболее консервативные тенденции преобладали с 1972-1973 гг. и окончательно утвердились во второй половине этого десятилетия, после XXV съезда КПСС в марте 1976 г.

К 1980 г. средний возраст членов руководства достиг 59 лет (членов политбюро - 71 год). Число членов ЦК увеличилось с 300 до 420. При Брежневе было 60 маршалов Советского Союза. Генералов было больше, чем во всех армиях развитых стран.

По воспоминаниям другого публициста (тоже бывшего "референта" при ЦК КПСС) А. Бовина, "Брежнев был в общем-то неплохим человеком, общительным, устойчивым в своих привязанностях, радушным хлебосольным хозяином. ...Любил охоту. Радовался доступным ему радостям жизни".

В результате - блестящая партийно-государственная карьера! "Любимец" народа и партии. "Великий друг" угнетенных и обиженных, неустанный "борец за мир во всем мире". "Дорогой наш Леонид Ильич"!

Брежнев получил семь орденов Ленина и пять звезд героя Советского Союза и Социалистического труда. Удостоен золотой медалью им. Карла Маркса за "исключительный вклад в развитие марксистско-ленинской теории и в научное исследование актуальных проблем развития социализма и всемирно-исторических проблем борьбы за коммунистические идеалы". Лауреат Ленинской премии мира, а также Ленинской литературной премии (за книги "Малая земля", "Возрождение" и "Целина").

Новый культ - Брежнева - водружался на двух "столпах": война и мир!

Безусловно, лично ему принадлежала заслуга в воздании должной памяти Великой Отечественной войне. Как-то, при Хрущеве, советский обыватель стал быстро забывать о трагедии и величии минувшей народной войны. Именно при Брежневе состоялся первый (после знаменитого парада 1945 года) военный парад в День Победы (9 мая). Именно при нем началось создание грандиозных памятников и мемориалов в честь подвигов советского народа. Наконец, вспомнили о военных ветеранах, им были назначены специальные пенсии и льготы. Советская армия, флот и авиация (в том числе и космическая программа) во время "правления" Брежнева вышли на мировой уровень. Страна вновь стала Великой державой и заставила себя уважать. Международный авторитет страны в то время был абсолютен!

Вместе с тем и народ непосредственно испытал на себе другое "преимущество" брежневского социализма: он постепенно, но весьма заметно стал жить лучше, значительно лучше! В 70-е годы уровень жизни народа в целом существенно повысился. Строились целые города, люди регулярно получали жилье. Заработная плата все больше превышала "прожиточный минимум". Люди стали хорошо и разнообразно питаться и одеваться. Появился "импорт". Люди приобретали личные автомашины. Пусть это были простенькие "Москвичи", "Жигули" и "Запорожцы", но они свидетельствовали о благополучии семьи. Гигантский скачок совершило образование и здравоохранение, которые становились современными. Литература и искусство переживали небывалый ранее (даже в сравнении с хрущевской "оттепелью") подъем. Появилась в переводах зарубежная литература, на экраны вышли зарубежные фильмы. Стали регулярными зарубежные гастроли советских театров и музыкальных коллективов. Советские люди стали, - невероятно! - выезжать за рубеж в туристические поездки (пусть даже в "социалистические страны"), в служебные и научные командировки (в "капстраны"!). Появился ОВИР и "загранпаспорта"!

И все это - в течение каких-то десяти лет - жизнь советского человека и страны изменилась неузнаваемо... без революций, реформ и потрясений!

В 1977 г. была принята новая Конституция СССР (в основу была положена "сталинская" Конституция 1936 г.). Конституция более решительно... утверждала руководящую роль компартии ("Ум, честь, совесть нашей эпохи!").

Между тем, как отмечает Н. Верт, "с начала 70-х гг. значение ЦК партии в принятии решений стало падать, а его функции перешли к бюрократическим структурам 25 секторов Секретариата, в которых политическое управление на центральном уровне бойко осуществлялось полутора тысячами высокопоставленных партийных чиновников".

Французский историк называет это "институциональным полиморфизмом", имея в виду практику "ротации" кадров госпартноменклатуры (их перевода из одних учреждений в другие).

Он пишет: "Сочетая консерватизм и приспособляемость, советская бюрократия отнюдь не была инертным и окаменелым образованием. ...Ей была свойственна независимость и способность к саморегулированию". Первые секретари партийных комитетов были вовсе не "пассивными исполнителями", а посредниками между высшими эшелонами власти и массой, важными промежуточными инстанциями, в которых встречались одновременно спускаемые сверху директивы и требования общества, короче говоря, "местом, где конфликты могли находить начало своего решения". В 1980 г в различные советы было избрано 2270 "народных депутата".

"...Советские руководители успели отказаться от мифа о скором переходе к коммунизму и отмирании государства, введя новое понятие "развитого социализма", отсутствовавшее в произведениях классиков марксизма-ленинизма", - отмечает Верт.

В 1965-1972 гг. под влиянием Косыгина особое место уделялось развитию легкой промышленности.

Верт приводит цитату английского исследователя М.Уокера (1986 г.): "Пока Брежнев дремал, его страна переживала настоящую революцию".

За два десятилетия - с 1965 по 1985 г. - в советском обществе произошли глубокие перемены, преобразившие и экономику и отношения между обществом и властью.

Прежде всего, это обнаруживается в урбанизации жизни и в повышении уровня образования: В 1980-х гг. в городах проживало 180 млн. человек (1939 г. - 56 млн., 1960-е - 145 млн.), за 20 лет появились 23 города с миллионным и более населением. В 1956 г. 69% директоров и 33% инженеров производства имели лишь начальное и неполное среднее образование. В 80-е годы 40% городского населения имело высшее или специальное среднее образование. В эти годы в высших учебных заведениях обучались 5 млн. студентов и работали 500 тысяч преподавателей. К 1991 г. - из 35,5 млн. "специалистов" - 13 млн. имели высшее и 18 млн. среднее специальное образование.

В связи с этим Верт замечает: "Таким образом, повышение профессионального и образовательного уровня... именно за два-три последних десятилетия привело к кардинальному изменению самого понятия "интеллигенция". Еще вчера бывшая элитой, интеллигенция превратилась сегодня в огромную массу людей, включающую многочисленные социальные группы и категории..."

Это не могло не повлечь за собой структурного "социального кризиса". Что, впрочем, было характерно и для западноевропейских стран. Следствием этого явилось возникновение "городских микромиров", неформальных объединений, городской "субкультуры", появление ростков "гражданского общества".

С 1965 по 1980 гг. число членов партии выросло на 42% (ежегодно - полмиллиона новых членов). Партия насчитывала 17 млн. человек.

Вместе с тем, как пишет Верт: "стабильная и спаянная правящая верхушка, к тому же быстро дряхлевшая - своего рода "олигархия слабоумных стариков" - удерживала власть... благодаря согласию в главном: стремлении институционализировать властные отношения, защитить интересы бюрократических структур и сохранить коллективное руководство, сосредоточенное в окружении одного человека-символа".

В международном плане правление Брежнева началось с вторжения в Чехословакию (1968 г.) и закончилось введением советских войск в Афганистан (1979 г.).

Внешняя политика СССР в брежневский период официально направлялась "коллегиальным руководством", фактически - двумя влиятельными членами Политбюро: А.А. Громыко и М.А. Сусловым. Один курировал, главным образом, "западное" направление, другой - "восточное". Брежнев практически не вмешивался, ограничиваясь представительскими функциями. В результате, если на "западном фронте" СССР продвигался весьма успешно, то на "восточном фронте" спорадические успехи сменялись политическими неудачами, имевшими серьезные последствия.

В марте 1968 г. генерал Де Голль посетил Москву (Франция вышла из военной организации НАТО). В августе 1970 г. в Москву приехал канцлер ФРГ В. Брандт. В мае 1972 г. - президент США Р. Никсон. СССР и США заключили ряд важных соглашений (Договор об ограничении стратегических вооружений и др.). В ноябре 1974 г. состоялась встреча Брежнева с Дж. Фордом во Владивостоке (подготовка ОСВ-2, который был подписан в 1979 г. с президентом Картером). 1 апреля 1975 г. в Хельсинки состоялось совещание глав европейских стран, США и Канады, подписавших Соглашение о безопасности и сотрудничеству в Европе (утверждение послевоенных границ).

Это был результат признания международной политики СССР.

Вместе с тем дорогостоящая военно-экономическая поддержка Кубы и Вьетнама в ответ вызвала критику со стороны их руководителей за то, что СССР не хотел идти на "необходимый риск", не соглашаясь на поставку в эти страны тактических ракет.

Отношения с Китаем стали вновь напряженными с 1964 г. Мао, уничтожив старую военную "гвардию", в 1967 г. приступил к "Культурной революции", повторившая сталинский "Большой террор" 30-х годов. Партноменклатура (во главе с Ден Сяо-пином) вместе с молодежью отправилась на "перевоспитание" в деревню. В марте 1969 г. произошло вооруженное столкновение на о. Даманский на советско-китайской границе. Пограничники (без поддержки армии) вели бои почти в течение месяца (погибло более 1 тысячи советских солдат и офицеров). В Китае срочно (и тайно) прошел IX съезд КПК, на котором обсуждался вопрос о возможном вторжении Советской армии, но советское руководство (Суслов) отказалось от войны с Китаем (и о. Даманский был передан Китаю). Китай взял курс на сближение с США.

В 1965 г. СССР никак не отреагировал на военный переворот в Индонезии, во время которого генерал Сухарто уничтожил коммунистов-маоистов.

В январе 1968 г. произошла смена руководства в компартии Чехословакии: Новотного сменил А. Дубчек, с которым встретился Брежнев, заверивший новое чехословацкое руководство в своей поддержке. Но 20-21 августа 1968 г. войска Варшавского договора (по инициативе руководителей ГДР) были введены в Чехословакию и танками подавили "Пражскую весну". Запад реагировал на это очень раздраженно.

В 1970 г в Польше Гомулка уступил место Гереку. После этого в стране периодически происходили рабочие волнения. В 1980 г. был создан профсоюз "Солидарность" в Гданьске во главе с электриком Лехой Валенсой. 11 декабря 1981 г. руководитель Польши генерал Ярузельский ввел "Чрезвычайное положение".

В это время Советский Союз поддерживал (направлением вооружения и "советников") "национально-освободительные" войны в Анголе (в которой приняли участие кубинские военные части), в Сомали, Эфиопии, Южном Йемене, Мозамбике.

Таким образом, все больше втягиваясь в международные военные конфликты (новую "мировую революцию") в "третьем мире", затрачивая при этом огромные финансовые и военные ресурсы, СССР постепенно терял контроль над изменявшейся ситуацией в "социалистическом лагере".

"Итак, в начале 80-х гг. проводимая "олигархией стариков" внешняя политика СССР приносила по преимуществу неутешительные результаты, перечеркивавшие плоды "разрядки", - делает заключение Н. Верт. - Период, несомненно благоприятствовавший Советскому Союзу, как в дипломатическом, так и в экономическом отношениях, закончился, и теперь Советский Союз задыхался в гонке за ядерным и технологическим паритетом".

Вместе с тем к концу 70-х - началу 80-х годов в стране нарастало социальное напряжение, компартия теряла свой авторитет среди народа. Нужно было сильное потрясение, которое отвлекло бы народ и вновь вернуло его веру к власти. Проверенное уже средство - короткая и победоносная война на чужой территории.

В апреле 1978 г. произошел государственный переворот в Афганистане (Тараки). В декабре 1979 г. в страну был введен советский "ограниченный военный контингент". В стране началась гражданская война.

Все были уверены в быстром успехе "малой кровью". Но Брежнев и его "советники", близкие к нему по интеллекту и компетентности, просчитались. "Афганская война" не только оказалось затяжной и кровопролитной, но и принесла Советскому Союзу, если не военное, то политическое, поражение. Советские войска были выведены из Афганистана в феврале 1989 г. За 10 лет войны СССР потерял убитыми 13 833 человека, Афганистан - 1,24 млн. человек (9% населения). Это поражение и явилось тем сорвавшимся с горы камнем, повлекшим за собой лавину, которая смела с лица Земли страну под названием Советский Союз. Запад понял, что Советский Союз, угрожавший его имперскому благополучию, на самом деле является уже политическим "колосом на глиняных ногах". Но никто не собирался "уничтожать" Советский Союз как страну (это во всех отношениях было неразумно), но ясно было, что необходима смена политического режима в стране.

В середине 70-х гг. происходило снижение всех показателей темпов роста, как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. С 1969 по 1984 гг. страна пережила несколько неурожаев по климатическим причинам. Был осуществлен ряд реформ по укреплению колхозов и сближению сельского хозяйства с пищевой промышленностью. Однако в промышленности тоже обозначился кризис.

Федор Бурлацкий в своей статье описал апокалипсическую картину: "...В экономике, действительно, все более обнаруживалась тенденция к стагнации, ... в сфере политики и морали - происходило ясное откатывание назад в сравнении с десятилетним периодом хрущевской оттепели. Отказ от реформ, а во многом и возвращение к командно-административной системе сталинской эпохи, замораживание жизненного уровня, всякое торможение абсолютно очевидных решений, а взамен - пошлое политическое словоблудие, коррупция и разложение власти... и повсеместное падение нравов - если это застой, то, что такое кризис?"

Однако здесь журналист "сгустил краски". Не все было столь безнадежно, но в одном верно - советская экономика оказалась в ловушке "стагнации" из-за своей неконкурентоспособности. В последней трети XX века мир значительно изменился, быстро формировался мировой "общий рынок", в экономике интенсифицировались процессы глобализации и модернизации (оптимизации). СССР оказался вне этого процесса и все больше оттеснялся на обочину мировой экономики.

"То было двадцатилетие упущенных возможностей, - считает Бурлацкий. - Технологическая революция, развернувшаяся в мире, обошла нас стороной. Ее даже не заметили... Правда, мы добились военного паритета с крупнейшей промышленной державой современного мира. Но какой ценой? Ценой все большего технологического отставания во всех других областях экономики, дальнейшего разрушения сельского хозяйства, так и не созданной современной сферы услуг, замораживание низкого уровня жизни народа".

В этой ситуации были отвергнуты какие-либо поиски модернизации самой модели социализма. Главную опасность этот режим видел в демократизации, в ограничении "власти главной опорной базы Брежнева - бюрократии".

Бурлацкий убежден: "Будучи живым воплощением иллюзий государственного социализма, Брежнев привел его на самую последнюю тупиковую остановку". По его утверждению, "...Брежнев считал нормальным и теневую экономику и грабительство в сфере услуг, и взятки чиновников. Это стало едва ли не всеобщей нормой жизни". Публицист настаивает на том, что "брежневский режим" надо привлечь к "суду истории", за то, что он "развратил сознание огромной массы людей". И делает сокрушительный вывод: "...Не каждый секретарь обкома может руководить великой державой нашей".

С этим можно согласиться, но нашей страной всегда управляли именно "секретари обкомов"!

Бурлацкий считает Брежнева "флюгерным лидером", который появился в результате стремления "угодить", с одной стороны, "массовой" демократии", с другой - бюрократии. Отчасти Бурлацкий, - один из апологетов эфемерной идеи "демократического социализма", - прав, как человек, который знает то, о чем он пишет. Но как "референт" той же партийной системы, он не может мыслить иначе, как категориями ее же "идеологической парикмахерской" (выражение Бурлацкого).

Действительно, именно при Брежневе госпартноменклатура превратилась в особое "дворянское" сословие со своими исключительными правами, привилегиями, клановыми и семейными интересами, все чаще вступающими в противоречие с интересами (и законами) государства и общества.

"Номенклатура, - пишет Верт, - ...представляла собой настающую касту, с трудно поддающейся оценке численностью (несколько сот тысяч семей или несколько миллионов, если принимать в расчет более или менее широкую "периферию" этого иерархического сообщества) и особым местом в советском обществе. Политическая стабильность брежневского периода позволила расцвести могущественной элите, уверенной в себе, в своих правах и привилегиях, в возможности самовоспроизводства".

Да, Брежнев не был Вождем (хотя очень старался ему подражать), но он оказался неплохим руководителем страны, хотя не наделенным, очевидно, стратегическим даром. Он сделал все, что от него зависело, чтобы удержать страну от падения в пропасть политического краха (пусть даже на краю пропасти!). И не его вина в том, что за это пришлось заплатить слишком дорогую, но неизбежную, цену: неотвратимым экономическим кризисом. Ради поддержания политического престижа страны "развитого социализма" брежневское руководство пошло на беспрецедентные "экономические издержки". Но Брежнев был не первым политическим лидером, который "поставил все на карту". У него был предшественники - Сталин и Хрущев.

А дальше по схеме классической политэкономии: экономический кризис порождает так называемую "теневую экономику" (так было, например, в США в 30-е годы), а "теневая экономика" неизбежно создает "коррупцию", которая, рано или поздно, поражает своими метастазами государственную власть.

При "брежневском режиме" взяточничество в стране приобрело тотальный масштаб. Но, что еще хуже, оно "срослось" с "организованной преступностью". Здесь, очевидно, был позаимствован "итальянский опыт", откуда и пришло слово "мафия", которое означает "семейные узы" между преступностью и властью. Там, где государственная власть оказывается бессильной (в экономике, прежде всего), организуется преступность ("подпольный бизнес"), которая вступает в "договорные отношения" с властью. Это и есть коррупция. Иное - лишь простое "взяточничество", которое было, есть и будет при любом "бюрократическом" государстве.

Во время горбачевской "гласности" о коррумпированности "брежневского режима" было написано очень много. На этом сделали свои карьеры не только "важняки" Генеральной прокуратуры СССР, но и многие журналисты и публицисты.

Разоблачения "взяточничества" началось в конце семидесятых годов (по инициативе КГБ). Первым "громким делом" явилось осуждение "шайки московских воротил" в системе предприятий "Океан". Это "дело" потянуло к руководителям Минрыбхоза, были арестованы не только чиновники, но и некоторые партийные работники. Затем следователи прокуратуры неожиданно появились в Сочи. Здесь началось "дело" второго секретаря Сочинского ГК КПСС А. Т. Мерзлого.

Биография Мерзлого весьма примечательна для того времени. Не проявив каких-либо способностей к учебе, Мерзлый начал свою комсомольскую карьеру с инструктора ГК ВЛКСМ и закончил ее первым секретарем ГК. При этом он "бурно" развлекался с приятелями, ("мушкетерами"), кое-кто из которых уже побывал в заключении. В 1973 году началась его партийная карьера с должности секретаря РК КПСС г. Сочи и закончилась в должности секретаря по идеологии ГК КПСС. При этом он продолжал вести "веселый" образ жизни. Жена Мерзлого, которая из повара одного из сочинских ресторанов вскоре достигла поста начальника Управления общественного питания г. Сочи, пользуясь покровительством мужа, создала в курортном городе "торговую мафию", обложив данью все "точки" общественного питания и магазины. Все это оказалось возможным, прежде всего, благодаря сложившейся традиции "сочинского гостеприимства" для "высоких" столичных гостей, которым неоднократно с удовольствием пользовался сам Леонид Ильич. Это и входило в обязанности секретаря по идеологии ГК КПСС. Поэтому главную роль в активной деятельности Мерзлого, не забывавшего и о своих личных интересах ("Волга" и дом "Монплезир" в окрестностях Сочи), сыграло покровительство первого секретаря Краснодарского Крайкома КПСС С. Ф. Медунова, Героя Социалистического Труда.

Когда по инициативе заместителя Генерального прокурора СССР В.В. Найденова в 1981 году из Москвы прибыла следственная группа для расследования деяний "клана" четы Мерзлых, она вскоре была отозвана в Москву (Медунов сам позвонил Брежневу). Найденов был уволен из прокуратуры.

Осенью 1981 года Медунов на пленуме Сочинского ГК КПСС говорил: "Товарищи, городской комитет партии правильно поступил, вынеся на обсуждение пленума такой важный и острый вопрос, как улучшение работы с кадрами и усиление борьбы с правонарушениями в торговле и общественном питании в свете решений XXIV съезда партии. ...Это объективно привело к тому, что сложившейся обстановкой воспользовались всякого рода антисоветчики, клеветники и демагоги...

Мы никому не позволим хаять и осквернять труд народа, плоды этого труда, подлинные завоевания реального социализма! ...На наших глазах отдельные работники органов прокуратуры и МВД, опираясь на сомнительные источники информации антисоветчиков, обиженных лиц, находящихся в заключении длительное время под следствием, проводили линию на компрометацию партийных и советских органов города, нарушали социалистическую законность".

Мерзлый получил "строгий выговор с занесением в учетную карточку" и был переведен на другую работу в Краснодар.

Однако в мае 1982 года Мерзлый и его жена были арестованы, и следствие велось уже в Москве (следователь прокуратуры А. Калиниченко). Примечательно, что в заключении Мерзлый написал письмо Ю. В. Андропову: "Я никогда не был беспартийным, я всю свою жизнь исповедовал Манифест Коммунистической партии с самых юных лет, даже тогда, когда не знал о его существовании..." В тюрьме под следствием Мерзлый пережил смерть Брежнева (и отставку своего покровителя Медунова). Мерзлый и его жена были осуждены на пятнадцать лет с конфискацией имущества.

Расправа со следователями и прокурорами, которые иногда пытались приоткрыть плотный занавес коррупции, была быстрой и бесцеремонной.

"Еще об одной прокурорской судьбе" писал Аркадий Ваксберг ("Литературная газета" 1988 г.).

В декабре 1978 года на сессии Верховного Совета Азербайджана выступил депутат, бывший прокурор республики (до этого 16 лет прослуживший в КГБ) Гамбай Мамедов, который заявил, что он "сомневается" в тех достижениях республики, за которые на ее руководство пролился дождь незаслуженных наград.

Тогда на сессии Мамедов получил дружный отпор депутатов. Выступали известные люди республики. "Народный писатель" Азербайджана Сулеман Рагимов заявил: "Если верить в бога, то можно сказать, что перед нами сам бог в лице Гейдара Алиева. Сам бог послал нашему народу такого отважного сына (бурные аплодисменты)".

Через несколько дней после своего выступления на сессии Мамедов был "отозван" избирателями как депутат и исключен из партии. Прокуратура возбудила против него уголовное дело по "злоупотреблению по службе". Суда Мамедов избежал, скрывшись в Ленинграде. Обвинение против него было снято только через семь лет (в 1985 году), и он вернулся в Баку.

Что же касается Гейдара Алиева, то еще за несколько лет до его "восхождения во власть", комиссия КГБ республики установила следующее. Г. Алиев с начала войны бросил учебу в Индустриальном институте имени Азизбекова в Баку и, чтобы уклониться от призыва в армию, выехал к себе на родину в Нахичевань. Там он приобрел документ о том, что якобы страдает тяжелой формой туберкулеза легких и освобождается от призыва. Устроился работать курьером в архив, находившемся в ведомстве НКВД. Отсюда и пошла его карьера. После войны он представил документы прямо противоположного содержания - о своей службе в армии, о том, что он участник войны... и поэтому легко восстановился в институт. Тогда партийный руководитель республики И.Д. Мустафаев, вняв просьбе академика Гасана Алиева - старшего брата "объекта", - "спустил дело на тормозах": Гейдар Алиев отделался "строгачом с занесением" и "понижением в должности".

Об "Алиевщине" писала "Правда" в 1990 г. в связи с погромами, устроенными в 1989 г. в Нахичевани сторонниками Г. Алиева под лозунгами "Верните Алиева!". Г. Алиев был отправлен на пенсию в октябре 1987 года. Но уже в ноябре 1988 года произошла полумиллионная демонстрация в Баку в поддержку Алиева.

Автор статьи доктор медицинских наук (живший в Москве) В. Эфендиев писал: "Г. Алиев смотрел далеко вперед: пусть его самого и не будет в Азербайджане, но останется клан - широко разветвленный, спаянный родственной и земляческой порукой".

Родной брат А. Алиев, зав. кафедрой политэкономии, стал ректором Медицинского института в Баку. Министр Высшего образования К.Г. Алиев - двоюродный брат жены Г. Алиева. Гасан Алиев, брат, - заслуженный деятель республики, лауреат Госпремии Азербайджана, его сын - главный архитектор Баку. Другой брат, Джалал Алиев, - академик-секретарь отделения биологических наук АН республики (для того, чтобы освободить ему место, в тюрьму был отправлен его предшественник доктор наук Н. Мехтиев). Муж сестры - в МВД, родственник жены - министр строительства. Сестра жены - заслуженный деятель искусств. Брат жены - зав. кафедрой института. Тетя жены - Герой социалистического труда, заслуженный врач республики. Муж двоюродной сестры жены - министр лесного хозяйства. Брат жены - заместитель директора НИИ, доктор медицинских наук. Тесть - министр связи. Брат тестя - заместитель прокурора республики, а сестра - заместитель министра здравоохранения. Министр внутренних дел был женат на родной сестре жены председателя Верховного суда республики.

"Одним словом, куда ни кинь - всюду у руля родственники, родственники родственников, родичи родственников".

При Алиеве Азербайджан снискал славу "винного погреба страны".

В октябре республика торжественно отметила то, что якобы превысила миллионный тонный рубеж в сборе хлопка. Однако это никогда не было подтверждено! Но в стране был, пожалуй, только один человек, кто мог даже не критиковать, а скорее по-отечески журить Гейдара Алиевича - это Леонид Ильич.

Один из "приближенных" свидетельствует: "У нас линия - как зеницу ока беречь дорого товарища Леонида Ильича, не расстраивать никаким негативом. ...У него в чести тот, кто несет вести лишь на розовом подносе, тот - вхож..." "Оскорбительно для народа обставлялись приезды Брежнева в Баку. Средневековые султаны, увидев это, были бы посрамлены".

Брежнев обожал льстецов и подпевал, в ряду которых Алиеву равных не было. Это Алиеву принадлежит открытие, что Брежнев - "величайший деятель двадцатого столетия". Увидев воздвигнутое здание музея 18-й армии, Брежнев шутливо воскликнул: "Гейдар, за это надо судить!"

В то время республика жила от одного судебного процесса до другого. Так, за то, что руководство Института искусств сделало "замечание" своячнику Гейдара Алиева, (за не появление на работе годами), было осуждено 17 человек. В тюрьму попал (и там потерял зрение) Гамлет Алиев, работник Президиума Верховного Совета республики, за письмо, отправленное в Москву, о засилии родственников Г. Алиева. За критику в тюрьме оказался зам министра внутренних дел Тельман Алиев. За это же были расстреляны (несмотря на протест Верховного суда СССР) работники прокуратуры Бабаев и Кулиев...

Три дня Баку праздновал перевод Алиева в Москву. Выйдя на пенсию в 1987 году, Г. Алиев остался в Москве в качестве государственного советника при Совете Министров СССР.

В комментарии редакции "Правды" задается риторический вопрос: "... Почему партия, давая отставку скомпрометировавшим себя или просто не оправдавшим доверия коммунистов людям, не доводит честно, открыто до сведения широких масс трудящихся причины отставки, освобождения от работы, не дает партийно-политической оценки проступкам, а порой и явным преступлениям тех или иных деятелей!"

Гейдар Алиев был не единственным "неприкасаемым" брежневской элиты. То же самое происходило во всех союзных республиках, на областных и городских уровнях партийного руководства. Эйфория вседозволенности ("партия вне закона") охватила всю иерархию партократии.

И, тем не менее, разорвавшейся "бомбой" оказалось для страны так называемое "узбекское дело". В 70-е годы прошла волна приписок в хлопководческой отрасли Узбекистана. В это время в республике установился режим "рашидовщины". Первый секретарь ЦК компартии Узбекистана, выдававший себя за писателя, интеллектуала, крупного политического и хозяйственного деятеля, пользовался огромной властью. Рашидов создал в республике режим взяточничества, образовалась "мафия". "Узбекское дело" было начато в 1980 г. Генеральной Прокуратурой СССР (зам. Генерального прокурора В. Найденов). Следствие вскрыло "широкую масштабную картину" деятельности "мощного карательного аппарата", возглавляемого бывшим министром МВД Узбекистана Х.Х. Яхьяевым (подавшим в отставку за год до этого "по состоянию здоровья"). Организованная преступность осуществлялась "под крышей" самого государственного аппарата его именем и за его счет.

"Какой другой пахан из какой другой уголовной малины обладал еще такими возможностями, такой силой и таким влиянием, как пахан, занимающий кресло министра внутренних дел республики с погонами генерал-лейтенанта внутренней службы на плечах?", - восклицает журналист "Литературной газеты" .Александр Борин.

После личного вмешательства партийного вождя республики Рашидова, следственная группа была отозвана в Москву и дело сдано в архив. Яхьяев благополучно продолжал работать заместителем председателя республиканского Комитета Народного контроля.

Вновь арестовали Яхьяева 21 августа 1985 года. Обвинение ему предъявили в том, что, будучи министром внутренних дел, он получил взяток на сумму 143 603 рубля, дал же еще больше: 144 183 рубля. Бывший министр сразу же во всем признался и в письме на имя Генерального прокурора выразил свою преданность ведущим его дело следователям Г.Х. Гдляну и И.В. Иванову.

"Дело расследовано, на мой взгляд, всесторонне... с соблюдением процессуальных требований... государственных интересов и со справедливостью... За этот период я не раз ощущал их гуманное отношение и понимание критического своего положения, за что благодарен этим товарищам..."

После окончания следствия и передачи его дела в суд, Яхъяев написал письмо, адресованное руководителям партии и правительства: "Я жестоко обманутый доверчивый старик. Не будь козней кучки карьеристов из Прокуратуры СССР, я, так же как и миллионы на свободе, радовался бы демократическим и гуманистическим идеалам и перестройке". Подпись - "старый чекист Х. Яхъяев".

30 декабря 1988 года завершился знаменитый "чурбановский процесс".

Ю.М. Чурбанова, - генерал-полковника, первого заместителя министра МВД СССР, депутата Верховного Совета РСФСР, кандидата в члены ЦК КПСС, - арестовали 14 января 1987 года. Судили Чурбанова вместе с Х. Яхъяевым и его заместителями П. Бегельманом и Т. Карамановым, а также еще пятью начальниками областных управлений МВД Узбекистана. Все они были названы в печати "кумовьями Чурбанова".

В своем письме Генеральному прокурору подследственный Яхъяев писал: "Именно с приходом Чурбанова в центральный аппарат МВД начался новый, бурный процесс разложения... В министерстве установилось двоевластие, фактически всем заправлял Чурбанов. И Щелоков и Чурбанов являлись взяточниками, но первый был эрудированным профессионалом, второй вообще не разбирался в специфике работы и не имел никакого желания познать ее".

Семерых осужденных конвоиры увели из зала. Чербанов получил 12 лет лагеря, по тому же обвинению - во взяточничестве. Хотя из 356 тысяч рублей взяток, которые прокурор просил вменить ему в вину, суд вменил ему только 90 960 рублей (которые, однако, так и не были найдены).

Суд возвратил дело Яхъяева на "доследование" и освободил его из-под стражи. В аэропорту Самарканда "пахана" встречали как героя, как победителя. До машины несли на руках. "Доследование" показало, что обвинение его во взятках "не доказано". И хотя обвинения 1980-го года были полностью подтверждены, но потеряли силу из-за "давности" и остались тогда в архиве. Генерал попал под амнистию 1987 года, как имевший "правительственные награды".

О Чурбанове "Правда" тогда писала: "...Его поступки определялись не столько размером личности, сколько хитростью и властолюбием использовавших его негодяев".

Чурбанов до призыва в армию работал механиком после окончания технического училища. С 1959 года на комсомольской работе - инструктор райкома, инструктор МГК ВЛКСМ. С 1961 г. - на службе в МВД, инструктор мест заключения, помощник начальника политотдела мест заключения УВД Москвы. Уволен в 1964 г. в звании старшего лейтенанта. Направлен в ЦК ВЛКСМ. В 1964-1968 годах - инструктор и зав. сектором ЦК ВЛКСМ, заочно закончил философский факультет МГУ. С 1964 г. разведен, имеет сына. В апреле 1971 г. заключил брак с Г.Л. Брежневой. После этого из ЦК ВЛКСМ был возвращен в МВД СССР заместителем начальника политотдела ИТУ МВД в звании подполковника. Через год - заместитель начальника политуправления внутренних войск МВД, в звании полковника. Через год - звание генерал-майора, начальник политуправления МВД СССР. Первый заместитель министра в звании генерал-лейтенанта, а позже - генерал-полковника. Его считали "преемником Щелокова".

В "Правде" Чурбанова назвали "явлением особого рода". "Явление застойных лет, когда торжествовала келейность при выдвижении на самые высокие должности, когда о человеке судили не по его деловым достоинствам, а по его семейному положению, умению угождать тому или иному клану. Явление, таящееся в недрах командно-бюрократического, авторитарного стиля руководства, мышления и действий".

Однако, "дело Чурбанова" вызвало неоднозначную реакцию среди журналистов и юристов.

Так, в своей статье "С точки зрения журналиста. Размышления после приговора по делу Чурбанова и других" Юрий Феофанов проанализировал в "Неделе" возмущенные письма в редакцию после приговора Чурбанову и другим. "Расстрелять!" "Надо было приговор всем народом выносить - тогда бы растеряли".

По этому поводу журналист замечает: "Жестокая мораль с ее непременными атрибутами: "расстрелять", "уничтожить", "распять" - берет начало во тьме тридцатых годов, а то и более ранних. ...Чурбанова поставили в один ряд с Берией! ...12 лет для Берия...? Смешно!"

О "чурбановском процессе" писал в "Литературной газете" Александр Борин:

"Ценность закончившегося процесса, отмечал я, состоит в том, что это был, прежде всего, процесс юридический. Людей судили не за их нравы, не за их образ жизни, вызывающий наше справедливое презрение, негодование, не за то, что они процветали в темный период нашей истории, а за их конкретные действия и поступки, совершенные в нарушение конкретных законов. И за те только действия, в совершении которых у суда не оставалось никаких сомнений".

Эта "корреспонденция" вызвала "шквал возмущенных читательских писем", "взрыв негодований". Корреспондент считает, что причины здесь "очень глубокие и очень нешуточные причины". Пафос большинства читательских писем заключался в том, что суд не воздал Чурбанову должного. Из писем: "...Судить Чурбанова следовало за участие в антисоветской организации..." "Таких подлецов расстрелять нужно было без лишних проволочек". На это корреспондент отвечает вполне резонным вопросом: "...Разве Юрий Михайлович Чурбанов был заговорщиком против Советской власти? ...И вынесенный ему судебный приговор достаточно наглядно показывает, как элементарная уголовщина проникла в самые глубинные поры административно-командного аппарата, заражала этот аппарат..." И далее: "...Впервые на нашей памяти политика не диктовала праву. Ведь, в сущности, диктат политики над правом, уверенность в том, что ради хорошей политики правом можно и пренебречь. Вывод политики из-под контроля права, закона и привели в свое время к нашим тяжелейшим бедам застоя, и к чурбановщине в том числе".

Однако "общественность" призывала: "Да здравствует справедливость взамен законности!" Таким образом, народ был готов вернуться к репрессиям 30-40-х годов ради торжества "справедливости". Это - тоже рецидив "брежневщины".

Корреспондент Ольга Чайковская в своей статье "Миф" ("Литературная газета") вообще поставила под сомнение юридическую сторону "чурбановского процесса" еще на стадии следствия. После "чрбановского процесса" был создан образ Гдляна как борца за социальную справедливость, который один на один вступил в схватку с коррупцией. Между тем, по мере того как суд исследовал это "дело", оно разваливалось с поразительной быстротой.

"Страшное дело казнокрадство, взятки, коррупция, они действительно опутали страну, в том числе и Узбекистан, - пишет журналистка. - Гигантский насос рашидовского диктата неустанно вытягивал из республики гигантские суммы, узбекский народ обирали с величайшей, может быть, даже особой наглостью. Но расследование дела требовало точности. Среди крупных партийных и других должностных лиц были и те, кто брал взятки, чтобы отдать их начальнику (это называлось "расходы наверх"), были и те, кто брал для себя. Но были, конечно, люди, к которым с взятками подступиться было невозможно".

Однако Гдлян особо не затруднялся, он арестовывал людей подряд (иногда даже целыми семьями) и начинал у них получать показания друг на друга. В его распоряжении был могучий рычаг - тюрьма. Суд проходил в обстановке социальной истерии с воплями на митингах и неприкрытыми угрозами в печати. Но приговор был "юридически и нравственно несокрушим". Залы восторженно рукоплескали "герою", т.е. Гдляну.

"...Бурно аплодирующие - все они с поразительной легкостью забыли недавнюю нашу историю. Ведь было все это уже, было! И безнаказанность "органов", которые не "ошибаются", и внесудебные расправы за запертой дверью, и насилие уголовников в камере, и ревущие от восторга, жаждущие крови толпы", - восклицает Чайковская. "Не помнят!"

В этом суть политической мифологии - люди верят в то, что в данный момент нужно власти!

Самой крупной фигурой уголовно-политических процессов 80-х годов стал личный друг Брежнева и министр МВД СССР Щелоков. В характерной по названию статье "Лицо и маска. О том, как был изобличен король политического шантажа" газета "Правда" писала о нем: "В конце семидесятых годов министр внутренних дел страны превратился в опасную для общества силу. ...В те годы, когда всевластие министра достигло апогея, в партии нашлись силы, которые вступили с ним в борьбу".

В то время, когда в Молдавии Щелоков был первым заместителем Председателя Совета министров, анонимные письма об его злоупотреблениях, "разросшихся до чудовищных размеров", в Комитет Партийного Контроля оставались без ответа.

В Москве "опорой" Щелокова стали средства массовой информации, а также кинематограф, которые восхваляли подвиги рядовых и офицеров советской милиции в борьбе с преступностью, обеспечив спокойную и сытую жизнь высокопоставленных взяточников МВД. Этот миф о самоотверженных "борцах за справедливость" непоколебим до сих пор, вопреки общеизвестным фактам коррупции и насилия в "органах правопорядка".

"Дело" Щелокова началось с заявления о "спецталонах" ГАИ г. Москвы (которыми пользовались "нужные люди", в том числе и уголовные "авторитеты"), поступившего в марте 1978 г. в Центральную партийную комиссию ЦК и переданного в Прокуратуру СССР. Под давлением Щелокова (при поддержке Брежнева) тогда этому делу не был дан "ход". И Щелоков решил, что все благополучно завершилось.

Корреспондент "Правды" пишет: "За зятем Брежнева Чурбановым - как за щитом. ...Щелоков бесцеремонно брал все от "Мерседесов" и мебельных гарнитуров до кроватки для внука и пудреницы для домработницы. Питал слабость и к люстрам из хрусталя. Брал антикварными книгами, картинами, золотом и серебром". Личный архитектор, личный портной, личный стоматолог, личный массажист. "Король взятки" стал генералом армии, Героем Социалистического Труда, доктором экономических наук.

При Ю.В. Андропове в декабре 1982 года Щелоков был снят с поста министра. После этого жена Щелокова покончила жизнь самоубийством. В июне 1983 года Щелоков был выведен из состава ЦК КПСС. Через год его лишили звания генерала армии, всех наград, кроме боевых, и звания Героя Социалистического труда. После этого "никто из генералов с ним даже не здоровается". Главной военной прокуратурой СССР ему были предъявлены обвинения. Он проходил свидетелем по делу начальника ХОЗУ генерал-майора Калинина ("дойной коровы" Щелокова). В это время покончили самоубийством его первый заместитель генерал Папутин, начальник академии МВД генерал Крылов. 7 декабря 1984 года Щелоков решением КПК был исключен из партии: "за грубые нарушения партийной и государственной дисциплины, принципов подбора и расстановки руководящих кадров, злоупотребления служебным положением в корыстных целях в бытность министром внутренних дел СССР..." 13 декабря 1984 года в возрасте 74 лет Щелоков застрелился на своей даче из охотничьего ружья.

"В борьбе за очищение от скверны сплачивались здоровые силы партии, взявшие на себя ответственность за ее судьбу", - заканчивалась эта статья в "Правде".

Однако раковый рецидив коррупции в стране зашел уже слишком глубоко.

Известный в конце 80-х годов журналист Юрий Щекочихин в одной из своих статей - "Лев прыгнул. Взгляд из-за океана" ("Литературная газета") - описал встречу в США с "бывшим владельцем саун для узкого круга", ставшим "миллионером", а затем ушедшим в "религию". "Сами по себе деньги - это зло... - сказал ему собеседник. - Зло, потому что они дают человеку власть... ...Вы приближаетесь к законам свободного рынка? ...У вас будет происходить то же, что и у нас. ...Люди есть люди, а человек по своей натуре плох. ...У вас появится мафия, вы столкнетесь с коррупцией. ...Что является тенью свободного рынка. ...Подпольный бизнес, наркотики, проституция - то есть бизнес на человеческих пороках... ...Мафия - это, прежде всего несколько "семей", которые делают бизнес на человеческих пороках... и с помощью денег контролируют вокруг себя власть".

"Слишком все близко. Слишком все, похоже...", - замечает по этому поводу журналист.

В заголовок своей статьи Щекочихин внес название статьи Александра Гурова, опубликованной в "ЛГ" в 1988 году, в которой полковник милиции предупреждал, что к высшей власти в СССР рвутся "мафиозные" кланы страны. В последствии популярный публицист был убит...

Однако в начале 80-х годов КГБ, организация, которая была призвана охранять политические институты страны, была занята другими "делами". Главной ее задачей во времена Брежнева-Андропова стала борьба с "диссидентами", с идеологическим "инакомыслием". Были осуждены или высланы из страны поэты, писатели, художники и "правозащитники", некоторые покинули страну "добровольно", за что были лишены "гражданства" и подвергнуты массово-патриотическому остракизму. Среди них оказалось немало известных в художественном мире людей. И лишь немногие вернулись впоследствии в Россию...

"В этой ситуации был неизбежен медленный, неостановимый рост проявлений протеста, - пишет Н. Верт. - За пределами страны особое внимание привлек феномен диссидентства - наиболее радикального, заметного и мужественного выражения несогласия. Его символом стало выступление 25 августа 1968 г. против советской интервенции в Чехословакию, состоявшееся на Красной площади".

В сентябре 1965 г. были арестованы А. Синявский и Ю. Даниэль (суд состоялся в феврале 1966 г.). В лагерях оказались А. Гинзбург, Ю. Галансков, А. Марченко. Из страны был выслан А.И. Солженицын.

Н. Верт пишет: "Демократическое движение" было все же очень малочисленным и насчитывало всего несколько сотен приверженцев из среды интеллигенции. ...За несколько лет (1967-1973) вопрос о правах человека в Советском Союзе стал международной проблемой первой величины, долгие годы определявший неприглядный образ СССР в мире..." Так, в 1970-1985 гг. вопрос об ограничении прав евреев на эмиграцию из СССР был наиболее острым в советско-американских отношениях.

"Диссидент" - слово, означавшее в Средневековье "отступник от веры", пришло из западной печати (точнее - из США), где в середине XX века диссидентами стали называть "инакомыслящих" в Советском Союзе. Первые советские "диссиденты" заявили о себе в 60-е годы как рецидив хрущевской "оттепели". Но как организованное движение диссидентство активизировалось в брежневские времена. Большинство из них были литераторами с неудовлетворенными творческими амбициями. Их биографии почти идентичны. Они начинались обычно с юношеской "фронды", постепенно перешедшей в "интеллигентную оппозицию", которая, в конце концов, закончилась политическим "остракизмом". Жесткая борьба с ним ведомства Антропова придала диссидентам имидж "мученичества" на Западе, где, в конце концов, многие оказались. Как правило, публикация одной антисоветской книги на Западе служила "пропуском для перехода" границы. Однако, оказавшись на вожделенной "земле обетованной" (путь на Запад для многих пролегал через Израиль), многие из непризнанных на Родине гениев, не смогли реализовать себя и на Западе (даже, несмотря на Нобелевские премии). Советский интеллигентный читатель имел обыкновение преувеличивать факт печатания того или иного автора заграницей. Там печатают тысячи авторов разных стран, и никто о них не знает, кроме узкого круга специалистов-литераторов и студентов-филологов. На Западе нет привычки "просто так" читать какую-либо книгу. Так что, рано или поздно, перед советскими "мучениками" за свободу слова, ставился выбор: либо встать на прямой путь идеологической борьбы со своей бывшей Родиной, либо раствориться в океане обывательской эмиграции. Кто выбрал первый путь, обеспечил себе относительно комфортное благополучие, кто уклонился от предательства, (или за ненадобностью), исчез в забвении. И завершение их биографий тоже практически одинаково. Когда столь презираемый ими "коммунистический строй" рухнул, они стали на Западе никому неинтересны, им прекратили выплачивать хорошие гонорары. Эти люди мнили себя "пророками", мудрыми наставниками, ироничными учителями неразумного "русского народа", но народ не обратил на них внимания или просто забыл о них. Неблагодарная страна, неблагодарный народ! Тем хуже для нее и для него!

Одним из таких "инакомыслящих", оказавшихся заграницей, был Александр Александрович Зиновьев (1922-2008), - военный летчик во время Великой Отечественной войны, затем выпускник философского факультета МГУ, специалист в области математической логики. В 1976 г. он написал книгу "Зияющие высоты", из-за публикации которой заграницей, вынужден был выехать в ФРГ, где прожил больше двадцати лет.

Перечитывая эту книгу сегодня, можно только удивляться, почему она принесла автору столь скандальную известность, даже делая коррективы на время. Если бы она и была напечатана в Советском Союзе в конце семидесятых годов, она вряд ли обратила на себя внимание широкого читателя. По жанру - это политический памфлет, "подтекст" которого остается понятен, прежде всего, автору и его ближайшему окружению. Если читать книгу Зиновьева, "выключив юмористическую защиту", то это "чистейших помоев" пасквиль на свой народ, написанный философом-профессионалом.

Для современного читателя эта книга представляет интерес в том ее аспекте, который отражает картину социальной жизни в период "брежневщины" через призму "интеллигентного" сознания.

Прежде всего, интересны рассуждения философа о "социальных законах", которые как "определенные правила поведения людей". Оказывается, что "нашей общественной жизнью управляют не благородные титаны, а грязные ничтожества". Автор рассуждает о том, что установление строя ("изма") в какой-либо стране зависит не от социальных законов, а от "сложного стечения исторических обстоятельств", в том числе от того, смогут ли люди создать "институты", которые сумеют противостоять социальным законам. Если не смогут, тогда социальные законы могут приобрести "огромную силу" и создать "особый тип" общества, в котором будет процветать лицемерие, насилие, коррупция, халтура и хамство. "Здесь утверждается искаженная оценка личности - превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности. Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости. ... Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. ...Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение".*

Здесь Зиновьев как логик грешит отсутствием Логики. Если "социальные законы", столь "отвратительные" автору, суть "независимые" (объективные) правила поведения человека в обществе, то, что же тогда такое "исторические обстоятельства" как не проявление этих законов? И почему следование этим законам неизбежно должно привести общество к "застою" и "гниению", а "наиболее нравственные граждане" - это те кто, нарушая эти "социальные законы", заслуживают уважения и признания тем же обществом?

Оказывается: "Для высокоразвитого в гражданском отношении общества проблема свободы вообще имеет совсем иной смысл, чем для общества с неразвитой гражданственностью". Рассуждая в связи с этим о свободе художника, автор выводит великолепную формулу. "В искусстве действовал всегда закон: чем выше зад, который удается вылезать художнику, тем крупнее художник. Нельзя быть крупным художником, не будучи художником короля". Весьма красноречиво описывая "путь к власти" и технологию ее "удержания" через посредство увеличения "холуев", дискредитации конкурентов, устранения "лиц, знающих им цену" и пр., Зиновьев формулирует свою концепцию карьеры: "есть два способа возвыситься: стать самому больше или сделать других меньше".

*Цитирование производится с сохранением грамматики автора.

Рассуждая об индивиде и его "уме", Зиновьев пишет, что "чрезмерный ум, например, так же опасен с социальной точки зрения, как и чрезмерная глупость". Но, в условиях "засилья" социальности "выдающийся ум воспринимается как ненормальность, а выдающаяся глупость - как выдающийся ум". "Будь как все - вот основа основ общества, в котором социальные законы играют первую скрипку".

С точки зрения автора социальная личность это "нормальный индивид", сумевший добиться достаточно высокой степени независимости от социальных групп своего общества вообще, который "не живет интересами дела, а участвует в деле ради своих интересов". В связи с этим он утверждает, что социальный тип общества в значительной степени характеризуется типом руководителя. "Основной принцип социальных действий руководителя представить свои личные интересы как интересы руководимой группы и использовать руководимую группу в личных своих интересах". Автор намекает на то, что правила служебной карьеры складываются "исторически". "Дело в том, что в реальных социальных отношениях реальной является лишь номинальная оценка личности, а реальная является лишь нереализуемой возможностью".

"Социальное господство" в условиях, когда есть "господа, но нет хозяев", продолжает Зиновьев, порождает систему бесхозяйственности, безответственности, обезличенности. По этим причинам в системе руководства складывается "гангстерская система" сознания и поведения, сознание моральной незаконности и непрочности своего положения и потребность в постоянном оправдании, подтверждении. Все успехи, достигнутые обществом, считаются достигнутыми благодаря мудрости руководства. Руководители стремятся представить свою деятельность как деятельность на благо народа, волею народа. "Поскольку власть в силу социальных законов присваивает ум и волю общества, она, естественно стремится фактическое положение дела сделать максимально близким к этому идеалу и рассматривает своеволие лиц, которые без ее ведома, начинают размышлять об обществе, его законах, о системе управления, о состоянии хозяйства, права, печати, искусства и т.д., - как незаконное вторжение не в свое дело".

В духе того времени, когда была написана книга, Зиновьев с презрением называет Хрущева "Хряком". "Хряк - второй после Хозяина Заведующий. Совершил много выдающихся дел. Разоблачил Хозяина. Просверлил норку на Запад. Засеял пустыри кукурузой... Боролся за мир во всем мире, для чего мотался по белу свету и потешал обывателей... Как и Хозяин, был произведен в гении. Когда находился в зените славы и власти, был скинут своими верными соратниками со всех постов, облит помоями и сослан на пенсию. Похоронен не в Главной Стене, а на Старобабьем кладбище".

О Сталине Зиновьев отзывается тоже в духе времени: "...Хозяин был полнейшим ничтожеством, вполне адекватным вытолкнувшей его среде".

Через несколько лет Зиновьев изменит свое мнение о "Хозяине" и станет "неосталинистом", но сейчас от его слов веет лакейской.

Небезынтересен его взгляд на историю: "значимость события в истории не может превышать его значимости для современников". Это замечание важно в том значении, в котором приложимо для оценки событий советской истории, в частности оценки роль ее исторических деятелей, например, Сталина и Хрущева. "История, к сожалению, идет так, что идеи выдвигают одни, реализуют их другие, а плодами пользуются третьи. А человек живет один лишь раз". Отсюда: "если сильный нуждается в защите, ему помочь невозможно". "Чем исключительнее личность, в которой нуждается общество, тем более ожесточенную борьбу с обществом она должна выдержать для утверждения своей нужности... Чтобы человека помнили, о нем надо постоянно напоминать. Память в истории тоже есть работа".

Вообще тема "советской интеллигенции" - это особая тема, которая появилась впервые в "хрущевскую оттепель" (до этого слово "интеллигент" было оскорбительным словом). Феномен "советской интеллигенции" явился результатом, с одной стороны, увеличения в 50-60-е годы численности городского населения, с другой, - повышения его образовательного уровня. К 70-м годам "интеллигенция" стала массовой. Это привело к нивелированию традиционно-русского понятия "интеллигенции". Слово стало престижным и им стали называть людей "умственного" (или "творческого") труда, тех, кого на "Западе" (США), который столкнулся с подобной ситуацией, называли "интеллектуалами".

Зиновьев делает весьма интересные замечания об интеллигенции брежневских времен. Интеллигенция в своей борьбе за справедливость попадает в ловушку, выступая как антисоциальная сила в борьбе за неравенство. Это отрывает интеллигенцию от народа. Стремление создать свою собственную культуру и выработать свой стиль жизни приводит к полной изоляции определенной части интеллигенции от большинства населения, в своей социальной среде. Все это противопоставляет интеллигенцию, с одной стороны, руководству страны, с другой, - народу, и она оказывается между "молотом и наковальней".

В заключение своей первой книги он вынужден констатировать, что наш народ прекрасно знает, что наша система жизни далеко не идеальна. Но эта система удобна для подавляющего большинства населения, которое поносит ее на всех уровнях, но не сменяет добровольно ни на какую иную. Но что же тут поделаешь, если "мы родились на большой дороге цивилизации".

В этой браваде Зиновьев не оригинален, однако он производит впечатление безусого бретера и дилетанта.

Впоследствии в другой своей книге "Кризис коммунизма" (1989 г.) Зиновьев писал, что "снятие Хрущева и избрание на его место Брежнева .... не произвело особого впечатления", "как заурядный спектакль в заурядной жизни партийной правящей верхушки, как смена одной правящей мафии другой". Он считал, что "ирония истории заключается в том, что Брежнев, подражая Сталину по внешним формам власти, был его прямой противоположностью", "неуклюжие попытки" искусственно создать "культ личности" Брежнева имели своим следствием превращение его фигуры в политическую пародию.

"Брежневщина" не оказалась "ренессансом" сталинизма. "Генеральный" оказался идеальным "лидером" для "мафиозного" управления страной. Обнаглевшая партийно-государственная элита воспользовалась "развитым социализмом" в полной мере для удовлетворения своих корпоративных интересов, получили широкое развитие коррупция и широкомасштабное воровство. Именно тогда неожиданно подтвердился авантюристический "прогноз" Хрущева: в 80-е годы был все-таки построен "коммунизм"... для госпартноменклатуры. Последствиями этого явилось не только размывание экономического фундамента советского государства ("теневая экономика"), но и появление опасных "дыр" в его идеологической "крыше" ("диссидентство"). Казавшееся всем столь прочным ""коммунистическое здание" зашаталось. Попытка Ю.В. Андропова вернуться к "сталинскому проекту" для предотвращения полного развала страны не получила продолжения. Процесс "распада" продолжался...

Очерк десятый.

"Перестройка" или "новое мышление"

"...Надо знать, что нет дела, коего устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми".

Николо Макиавелли

"Больше социализма"! "Дальше, дальше...!". "Вернуться к ленинским принципам социализма"! Подобными лозунгами пестрила советская печать в период "Перестройки" в 80-е годы прошлого века.

Михаил Сергеевич Горбачев - последний Генеральный секретарь ЦК КПСС - был избран 11 марта 1985 г.

Н. Верт свидетельствует о том, что "иностранные обозреватели изначально были весьма скептически настроены в отношении реформистских намерений Горбачева". "Речь шла о том, чтобы коренным образом изменить условия производства и методы управления экономикой, отношение к СССР на международной арене, избавиться от наследия сталинизма и оков "административно-командной" системы, насажденной в 30-е гг.".

Однако "в экономическом плане" итоги семи лет "реформ" оказались "катастрофическими".

Французский историк пишет: "Менее семи лет прошло от избрания М.Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС до сложения им с себя обязанностей президента СССР в связи с формально-правовым прекращением существования этого государства, произошедшим вопреки его воле. За короткий промежуток времени грандиозные перемены потрясли самую большую страну мира, не только сверху до низу перетряхнув всю совокупность утвердившихся после октября 1917 г. государственных и экономических структур, но и коренным образом изменив европейский и даже всемирный порядок, поддерживавшийся с конца второй мировой войны и изуродованный непримиримым антагонизмом капиталистического Запада и социалистического Востока".

Горбачев начал свою "реформу" с тремя лозунгами: "ускорение", "гласность", "перестройка". Однако по мере развертывания процесса "ускорения" ход событий ускользал из-под управления "архитектора перестройки", вынужденного лавировать между "реформаторами", которых было незначительное меньшинство, и "консерваторами", которые представляли интересы госпартноменклатуры.

Реформирование производства развивалось по двум основным направлениям: расширение самостоятельности государственных предприятий ("хозрасчет") и расширение сферы деятельности частного сектора ("кооперация"). В результате реорганизация министерств и других органов управления промышленностью было проведено сокращение в течении шести лет около 1 млн. служащих.

Между тем государство сохранило за собой приоритет в определении "номенклатуры" выпускаемой продукции, в установлении цены и ставок налогообложения, таким образом, выхолащивая "финансовую самостоятельность" предприятий. Это привело к серьезным сбоям в развитии основных отраслей экономики. Была допущена та же экономическая ошибка, что и Лениным при НЭПе.

В проведении своих управленческих "реформ" Горбачев не принял во внимание многие привходящие психологические факторы, в том числе то, что его программа представляла "смертельную угрозу" для всех привилегий бюрократического аппарата. Он не учитывал также того, что "реформы" пытались изменить экономику, в которой отсутствовали рыночные механизмы, но зато процветала "теневая экономика" и коррупция, для которых "перестройка" открывала настежь двери в "легальную экономику". Так называемый "частный сектор" ("кооперация"), охвативший лишь часть из примерно 15 млн. человек, постоянно занятых в сфере "теневой экономики", встретил психологическое неприятие в обществе. Не получило широкого распространения "арендное движение" (2% обрабатываемых земель) вследствие враждебного отношения большой части сельского населения к возможности появления "новых кулаков".

Это был серьезный политэкономический просчет.

На этом фоне нарастающего экономического кризиса (не добившись реальных результатов в "ускоренном" реформировании экономики) Горбачев инициировал политическую "перестройку".

"Перестройка" началась, по сложившейся партийной традиции, с "чистки" старой номенклатуры. В течении 1985-1988 гг. из Политбюро были выведены Романов, Тихонов, Гришин, Кунаев, Алиев, Громыко, Соломенцев, Долгих. Пришли "реформаторы": Шеварнадзе, Рыжков, Зайков, Слюньков, Яковлев, Никонов, Медведев. На 85% изменился состав ЦК. На "местах" кадровое "омоложение" наткнулось на противодействие "удельных князей". "Чем дальше от Москвы, тем большую они сохраняли власть, опираясь на преданных им политических, хозяйственных и советских руководителей", - пишет Н. Верт. Он отмечает: "Как бы ни определялся процесс обновления политических структур - "демократический централизм" или "бюрократическая колонизация", - он не был ни действительно радикальным, ни подлинно демократическим".

Второй целью политической "перестройки" явилось перераспределение власти (но при сохранении руководящей роли партии).

Горбачев, возвращаясь к первым годам советского власти, - "золотому веку" ленинизма, - считал необходимым восстановить роль Советов как органов народной власти, и вернуть общественным организациям их первоначальное значение (их "исконные функции").

Пленум ЦК в январе 1987 г. ввел "альтернативные выборы".

На XIX партийной конференции был представлен проект конституционной реформы, который был принят Верховным Советом СССР в октябре 1988 г. В результате был введен Съезд народных депутатов и учрежден пост президента страны, избираемого съездом.

Верт обращает внимание на то, что "в резолюции XIX партийной конференции было признано, что советское право, по существу, служило не обществу, а государству, являясь тем инструментом, который позволял государству проводить свою политику и защищать всемогущество администрации".

К 70-летию Октябрьской революции Горбачев выступил с докладом (опубликован в "Правде"), в котором назвал "перестройку" - "новой революцией".

Горбачев по любому поводу клялся в верности "ленинизму". Однако при этом нельзя не заметить одну странность: в своих многословных выступлениях он предпочитал, за редким исключением съездовских речей, не цитировать и не ссылаться на конкретные ленинские работы, (впрочем, как и на работы К. Маркса), вольное их изложение. Трудно заподозрить выпускника юридического факультета МГУ в незнании работ классиков "марксизма-ленинизма". Вероятно, он считал себя вправе выступать в роли их интерпретатора, пытаясь использовать "классиков" прагматически, для решения "насущных" политических задач.

"Эти малоубедительные импровизации ("решительная ревизия марксисткой теории империализма") не могли скрыть двойную, прямо связанную с перестройкой экономики цель, поставленную перед внешней политикой", - верно замечает Верт.

В связи с этим оказывается интересным сопоставление с общеизвестными принципами "ленинизма" некоторых идей "нового мышления", как "философии внешней политики", провозглашенной Горбачевым в его книге "Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира", написанной специально по просьбе "американских издателей" и вышедшей в 1987 г. заграницей.

. В свое время, как-то не была замечена очевидная схоластичность этой книги. Вне внимания остались многие неленинские посылки автора.

"Политические эвфемизмы, маскирующие истинный смысл явлений, создаются с помощью терминов, - заметил современный политолог С. Кара-Мурза. - ...Замена слов и понятий политическими эвфемизмами как целая технология приводит к тяжелой болезни общества, которую еще Фукидид назвал коррупция языка".

Прежде всего, Горбачев попытался обосновать "революционный характер" перестройки.

При этом современному читателю непонятно, как Советский Союз, - "государство молодое, не имеющее аналогов ни в истории, ни в современном мире", и вместе с тем "одна из самых могущественных держав мира", - вдруг почему-то начал терять "темпы движения". В условиях "научно-технической революции", открывшей "новые перспективы экономического и социального прогресса", в начале 80-х годов страна фактически приблизилась к "экономической стагнации".

Приведенные в книге экономические иллюстрации "анализа" были хорошо знакомы советским людям: гонка "вала", особенно в тяжелой промышленности, как "сверхзадача", как "самоцель". "...Мы тратили, да пока еще и продолжаем тратить, значительно больше сырья, энергии, иных ресурсов на единицу продукции, чем другие развитые страны. Богатство нашей страны природными и трудовыми ресурсами избаловало, грубо говоря, развратило нас". Автор книги пишет и о "последствиях": "Негативные процессы серьезно затронули социальную сферу. ...Появилась своеобразная "глухота" к социальным вопросам". В связи с этим "генсека" партии беспокоит то, что "как-то тихо, вроде бы незаметно начали подтачиваться идейные и нравственные ценности". "Мир повседневных реальностей и мир показного благополучия все больше расходились друг с другом".

Может быть, тогда и "могущество" страны было "показным" (как говорят сегодня, - "пиаром")?!

И самое главное: "Произошло ослабление партийного руководства, была упущена инициатива в некоторых важных общественных процессах". "Уже у всех на виду были застой в руководстве, нарушение естественного процесса его смены. На каком-то этапе это привело к ослаблению работоспособности Политбюро и Секретариата ЦК партии, да и в целом Центрального Комитета КПСС, партийного и государственного аппарата. ...В некоторых руководящих звеньях появилось пренебрежительное отношение к законам, мирились с многочисленными фактами очковтирательства и взяточничества, угодничества и славословия".

Вероятно, что эти обтекаемые и безадресные словесные изыски были предназначены для того, что "подретушировать" очевидное: "Мы только думали, что управляем, а на самом деле складывалась ситуация, о которой предупреждал еще Ленин: машина едет не туда, как думают те, кто сидит у руля".

Но здесь Горбачев затронул "священную корову" Советской власти - партократию, которая со времен "разоблачения культа личности" находилась вне критики. Партийный анклав был до сих пор неподсуден. Поставить под сомнение компетентность партийного руководства страны - это покушение на "основы" социализма.

Далее Михаил Сергеевич сделал весьма странное заявление:

"Люди, обладавшие практическим опытом, чувством справедливости, большевистской принципиальностью, ...с беспокойством отмечали симптомы нравственной деградации, эрозии революционных социалистических ценностей. ...Нарастало недоумение и возмущение тем, что попираются великие ценности, рожденные Октябрем и героической борьбой за социализм".

Интересно, о каких "людях" здесь идет речь? Почему они не "возмущались" раньше? Откуда они сейчас взялись? Может быть, - из той же партноменклатуры, из того же ЦК правящей партии? Тогда значит, "перестраивать" будут те же, кто "строил". Но, если раньше "строили" не так, то теперь, как будут "строить" заново?

Вот тут-то Горбачеву понадобился В.И. Ленин как "идейный источник перестройки".

"Неиссякаемым источником диалектической творческой мысли, теоретического богатства и политической прозорливости оставались для нас труды В.И. Ленина, ленинский идеал социализма. ...Ленин продолжал жить в умах и сердцах миллионов людей... Обращение к Ленину в партии и в обществе сыграло большую стимулирующую роль в поисках объяснений и ответов на возникшие вопросы. Особое внимание привлекали к себе работы Ленина последних лет его жизни. ...Сегодня мы лучше понимаем смысл последних работ В.И. Ленина и причины появления этих работ, составивших, по существу, его политическое завещание. ...Он был преисполнен тревоги за судьбу социализма".

Вроде бы все правильно. Но при этом "генсек" КПСС как-то упустил из виду тот факт, что ленинское "политическое завещание" использовалось как "идейный источник" и в осуществлении сталинских грандиозных планов "построения социализма в одной стране", и в авантюрных хрущевских "реформах", и в помпезной брежневской программе "развитого социализма". Поэтому непонятно, о каких "схоластах" и "казенных начетчиках", воздвигавших "преграды" на пути к "ленинскому наследию", Горбачев пишет?

Этот идеологический трюизм Михаил Сергеевич позаимствовал у своего "кумира", циничного лицемера и профессионального демагога Н. С. Хрущева: быть правоверней папы Римского!

"Социализм - это живое творчество масс", - делает гениальное открытие Горбачев.

В этом, оказывается, и заключается суть "перестройки". А раньше - "Беломорканал" и другие "Великие стройки социализма" создавали "враги народа"? Теперь это - "дело" самого народа!

"Включить человека во все процессы нашей жизни - сердцевина всего того, что мы делаем"! Восхитительная фраза - образчик безграмотной демагогии. Значит "мы" и "человек" - это не одно и тоже!

"Сегодня наиважнейшая задача - подымать человека духовно, уважая его внутренний мир, укрепляя его нравственные позиции". А себя автор, очевидно, к этому "человеку" не относит. Тогда, о ком идет речь, когда он заявляет: "Мы должны взглянуть на себя с точки зрения того, по совести ли живем и действуем"? "Истинно социалистический образ жизни" - это, оказывается, "работать лучше, честнее жить, порядочней вести себя". Но, ведь, это всегда было "нравственным кодексом" всякого цивилизованного человека. Если жить "по совести" - это и есть "истинный социализм", - то тогда при чем здесь К.Маркс и В.И. Ленин, а тем более - "перестройка"?

По этому поводу Сергей Кара-Мурза замечает: "...Перестройка сумела оторвать сознание граждан СССР от здравого смысла и житейской мудрости, заставила их поверить в химеры, зачастую противоречащие очевидным фактам и элементарному знанию".

Одной из таких "химер" перестройки оказалась пресловутая "демократия", в которую поверила даже советская "интеллигенция" вопреки здравому смыслу.

"...Эффективнее всего в манипуляции сознанием действуют слова, которые не имеют определенного смысла, которые можно трактовать и так, и эдак. К этим словам ...[относятся] слова свобода, демократия, справедливость и т.п.", - пишет Кара-Мурза.

В своей книге автор "нового мышления" безапелляционно заявлял: "...Нужна широкая демократизация всей жизни общества. ...Только через демократию и благодаря демократии, возможна сама перестройка".

Общеизвестно отношение В.И. Ленина к "демократии" как к "буржуазному пережитку". Но Горбачев возражал: "На Западе Ленина нередко изображают сторонником авторитарных методов управления. Это свидетельство совершенного незнания Ленина, а нередко - преднамеренного извращения. На самом деле, по Ленину, социализм и демократия неразделимы".

Это - уже не хорошо! На Западе тоже могут пойти в библиотеку и почитать Ленина в первоисточниках. "Советский строй, - писал Ленин в 1921 году, - есть максимум демократизма для рабочих и крестьян и в то же время он означает разрыв с буржуазным демократизмом, возникновение нового, всемирно-исторического, типа демократии, именно: пролетарского демократизма или диктатуры пролетариата".

Так что, дорогой Михаил Сергеевич, надо было Вам определиться: либо Вы за "диктатуру" - тогда Вы за "ленинизм", либо Вы за "демократию" - тогда Вы... не туда попали.

"Демократическое государство - исчерпывающая формула для народа собственников, постоянно охваченного страхом перед экспроприацией. ...Таким образом, эта демократизация есть не что иное, как холодная гражданская война, ведущаяся государством", - напоминает С. Кара-Мурза.

Когда "демократические процессы" в стране объявляются решениями июньского Пленума ЦК (1987 г.): "суть перестройки именно в том и состоит, что она соединяет социализм и демократию...", - то это может означать только то, что у партийного руководства страны "крышу снесло".

Примечательно, что Горбачев, пытаясь объяснить свой несуразный тезис: "больше социализма, больше демократии", - воспроизводил аргументы Запада.

"Кое-кто на Западе хотел бы навязать нам такую версию: социализм, дескать, переживает глубокий кризис, заводит общество в тупик. ...И, дескать, выход один: ...дрейф в сторону капитализма. ...К этому добавляют, что если СССР пойдет по этому пути, откажется от своего социалистического выбора, то, дескать, это откроет шлагбаум для налаживания тесных отношений с Западом. Дело доходит до того, что и Октябрь 1917 года был ошибкой, чуть ли не отрезал народ и нашу страну от магистрального пути общественного прогресса".

А между тем, историческая логика альтернативна: если "перестройка" - это поворот страны к "демократии", значит, пора возвращаться на "магистральный путь общественного прогресса", если "перестройка" - это "больше социализма", тогда все разговоры за "демократию" - это политический блеф.

С. Кара-Мурза пишет: "Представление же, будто наличие "демократических механизмов" само по себе обеспечивает свободу человека, а их отсутствие ее подавляет - плод наивности, почти неприличной". Так, демократия в западных странах вполне уживается с "буржуазными" принципами социального неравенства.

Еще задолго до появления на свет М. С. Горбачева, политические движения (и партии), которые в своих программах объединяли принципы "социализма" и "демократии", назывались "социал-демократическими". Они существуют в Западной Европе и сегодня, и некоторые уже десятилетиями управляют государствами. Но в 1918 году именно по инициативе В.И. Ленина произошло переименование Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), у истоков которой стояли такие видные русские марксисты, как Г.В. Плеханов, во Всероссийскую коммунистическую партию (большевиков) - ВКП (б), что означало разрыв с социал-демократическим наследием, т.е. фактически - с классическим марксизмом. Отказ от диктатуры пролетариата в пользу социал-демократии, столь ненавистной коммунистам на протяжении всей советской истории, для генсека КПСС означало бы отречение от основополагающих принципов советской идеологии, что равносильно политическому самоубийству.

Вместе с тем программа "перестройки", изложенная в книге Горбачева, очевидно, была "социал-демократической" и обращена, главным образом, к странам Запада, и так она там и была прочитана. Но это, по сути, означало переоценку исторического значения "Октябрьской революции".

Поэтому, обращаясь к "урокам истории", Горбачёв не понимает (?), что они находятся в противоречии с его "благими намерениями", (если они были у него, действительно, "благими"?). "...Если стоять на позиции правды, то каждый объективный наблюдатель должен признать, что в целом советская история - это история неоспоримого прогресса, при всех потерях, отступлениях, неудачах".

В связи с этим заявлением уместно замечание С. Кара-Мурзы: "в политике слово "правда" означает любое утверждение, лживость которого не может быть доказана".

Действительно, историю бесполезно "переписывать". Хотя толковать ее можно по-разному в зависимости от полученного образования и личных целей.

Однако в советской историографии довольно часто имеют место "фактологические" подмены.

Например, "индустриализация" как процесс ускоренного промышленного развития общества на самом деле не была "преимуществом" социализма, как наивно убежден Горбачев. В конце XIX - начале XX веков российское правительство Витте успешно осуществило программу ускоренной "индустриализации", что дало толчок экономическому развитию страны (кстати, и современному перевооружению ее армии). Точно также Ф. Д. Рузвельт и одновременно А. Гитлер провели быструю "индустриализацию" своих стран в 30-е годы. При чем здесь "социализм"? Советский Союз появился в начинавшуюся эпоху "индустриального общества" и должен был с этим считаться, чтобы просто "выжить". Другое дело, какими методами и средствами осуществлялась "индустриализация"? Вот это уже вопрос - специфики "социализма", точнее, - советской системы.

Вот, "коллективизация" явилась, действительно, "гениальным" ходом советского руководства, позволившим решить проблемы финансирования гигантской "индустриализации". До этого не додумался даже Гитлер (хотя кое-что у Сталина позаимствовал)! Но жестокие методы "коллективизации" неизбежно вызвали те социально-политические последствия, которые привели к "Большому террору", поставившему, в конце концов, страну на грань военного поражения вначале войны.

Горбачев, иногда не понимая двусмысленности сказанного, справедливо утверждал:

"...На основе строгой и объективной оценки фактов истории, можно сделать только один вывод: именно социалистический выбор привел отсталую Россию как раз "туда" - на то самое место, которое занимает Советский Союз сейчас в прогрессе человечества".

Именно! С того самого "места", куда привела страну руководящая партия, и началась "перестройка", которая должна была вывести страну из того тупика "застоя" и "стагнации", куда ее завел "социалистический выбор".

Критикнув слегка Хрущева за неиспользованные возможности, открывшиеся после XX съезда партии, когда был найден "виновник" (Сталин) не реализованного "ленинского плана" построения социализма, Горбачев делал неожиданный вывод, что "социализм как общественный строй доказал свои огромные возможности в решении сложнейших проблем общественного прогресса".

Как же так? Значит, при Ленине социализм еще не мог себя реализовать, так как было "слишком рано". При Сталине он себя реализовал не "так", не "по-ленински". При Хрущёве он, опять же, вроде как "пошел не туда". При Брежневе он вообще оказался в состоянии "стагнации" ("загнивания"). А лишь только "перестройка", то есть Горбачев, даст социализму нужное направление. А какое направление, куда? Назад - к Ленину!

Об этом писали тогда много и всерьез ангажированные журналисты, историки и экономисты, не понимая абсурдности "разворота назад" страны в конце XX века, когда весь мир изменился настолько, что любые "крутые повороты" уже были опасны для ее жизнеспособности.

Горбачев писал: "Мы учились и учимся у Ленина творческому подходу к теории и практике социалистического строительства... Классики марксизма-ленинизма оставили нам в наследство основные, сущностные характеристики социализма".

Однако "в период после Ленина", по его мнению, "не во всем" следовали его идеям. Непонятно, кто? Либо страна, либо ее руководство. "В результате сложился обедненный, схематизированный облик социализма с гипертрофией централизованного управления..." Оказывается, что еще в 30-40-е годы "система управления постепенно стала приходить в противоречие с условиями и потребностями экономического развития..."

Главная же задача построения "истинного" социализма сегодня: "учиться у Ленина".

Горбачев, очевидно, видел себя, призванным совершить новый "Октябрьский переворот":

"Перестройка - это революция. Решительное ускорение социально-экономического и духовного развития советского общества предполагает радикальные перемены на пути к качественно новому состоянию, И это, безусловно, революционная задача".

Свой "нынешний курс" он представлял "прямым продолжением великих свершений, начатых ленинской партией в Октябрьские дни 1917 года". Революционный процесс перестройка - "скачок в развитии социализма".

"Скачок" куда? Назад, к "октябрьским дням"?!

Однако сегодня политолог Кара-Мурза напоминает: "...Революция всегда заводит не совсем туда, куда обещали революционеры". Так и произошло у Горбачева...

Как известно, основной вопрос всякой революции - это вопрос о власти. Признавая это, Горбачев предупреждал: "Разумеется, Советскую власть мы менять не собираемся. От ее принципиальных основ отступать не будем..."

Здесь генсек осуществил еще один "гениальный" вклад в философию ленинизма:

"...Революционные по сути преобразования осуществляются по инициативе самой власти, и становятся необходимыми в результате объективного изменения ситуации и настроений в обществе".

Карл Маркс, как известно, назвал такую "революцию" власти - "бонапартизмом". Но Горбачев, вероятно, об этом забыл: "Своеобразие и сила перестройки в том, что это одновременно революция "сверху" и "снизу". Это - уже политологический перл!

Дальше следует изложение Программы "перестройки-революции".

"Программа перестройки уже воплотилась в серии государственных, законодательных актов, одобренных Верховным Советом СССР. ...В этом смысле она уже реальность". Значит, революция будет осуществляться строго по "законодательным актам". Уже "мужественный" XXVII съезд принял "крупные решения, имеющие огромное значение для судеб страны". В этом автор видит стремление "возродить живой дух ленинизма" и подтверждение ленинских идей о том, что "революция - великая и самая эффективная школа политического воспитания и просвещения масс", и его это "радует". "Сейчас мы переживаем необыкновенный период. Люди старшего поколения сравнивают нынешнюю революционную атмосферу в стране с обстановкой первых после октябрьских лет, со временем Великой Отечественной войны. А мое поколение может провести параллель с периодом послевоенного возрождения страны из разрухи".

На это обратил внимание и С. Кара-Мурза, только оценил иначе:

"Конец перестройки был совмещен с моментом смены поколений, причем смены кардинальной - пришло активное поколение людей, не знавших и не прочувствовавших войну, не знакомых с тяготами восстановительного периода. В обществе господствующее положение заняли люди, которые всю жизнь были сыты".

Горбачев полагал, что перестройка будет самой "мирной" и "демократической" революцией, но для этого нужна "правда". Речь идет о "гласности", которая "нужна как воздух". "Без гласности нет и быть не может демократии. А без демократии нет и быть не может современного социализма".

В связи с этим, генсек партии вспомнил об "интеллигенции". Какая же "революция" в России без интеллигенции?!

"Горячо поддержала перестройку интеллигенция. ...Интеллигенция, преданная социалистическим ценностям, органичная часть советского общества, глубоко патриотическая по отношению к своей социалистической Родине, - это наше великое и, пожалуй, уникальное завоевание, наш бесценный духовный капитал. Непростая история у нашей интеллигенции. Значительная ее часть, в том числе демократическая, проклинавшая царский режим, боровшаяся против него, испугалась революции, была подхвачена волной белой эмиграции и оказалась заграницей, отдав свой талант и знания другим народам. Это была большая потеря для молодого советского общества", - сожалел ленинский ученик. Однако при этом он умалчивал о той русской интеллигенции, которая осталась в "молодом советском обществе" и погибла, за ненадобностью, в ГУЛАГе. Это, вероятно, не столь большая "потеря"!

Но как радетель за интеллигенцию Горбачев предупреждает своих коллег:

"Мне пришлось попросить (!) товарищей учиться работать с интеллигенцией в новом стиле. Пора перестать командовать ею. Это вредно и недопустимо". Ну, прямо как великий гуманист Владимир Ильич просил Феликса Эдмундовича не расстреливать ученых и инженеров, которые еще могут "принести пользу" Советской власти!

Итак, "перестройка" как новая революция, по замыслу Горбачева, пойдет "по пути демократизации". Через "демократизацию" лежит путь к реализации "человеческого фактора". Об этом уже говорилось выше.

Но сейчас Горбачев, как юрист с университетским дипломом, делает акцент на "законности": "Без демократии не может быть законности. В свою очередь, демократия не может существовать и развиваться, не опираясь на законность". И обращается за подтверждением к истории. "С первых шагов Советской власти Ленин, партия придавали установлению и укреплению законности первостепенное значение. ...По завершении гражданской войны законодательная работа стала еще более интенсивной. Смысл ее был в том, чтобы обеспечить юридически оформление и закрепление социалистических преобразований".

Здесь с ним нельзя не согласиться. Даже политические репрессии "Большого террора", с точки зрения "законности", были безупречны. Все советские "законы" принимались Верховным Советом СССР, и они не противоречили ни "принципам социализма", ни нормам Конституции 1936 года. Другое дело - с какой целью писались и как использовались эти "законы"?! Но это уже вопрос не юриспруденции, а политики. Так что, расхожее обвинение Сталина в "произволе" и "разгуле беззакония" юридически безосновательно.

Горбачев часто не замечал абсурдности своих афоризмов: "Строго будем соблюдать принцип: разрешается все, что не запрещено законом". Так это и есть главный принцип сталинской (советской) репрессивной системы! Если законом не запрещено, значит - можно!

Распространенным терминологическим трюизмом, используемым Горбачевым, явилось разделение демократии на "прямую" и "представительную", сочетание которых якобы в Советах выдается за "уникальную и эффективнейшую форму". На самом деле демократия бывает либо формальной (как принцип), либо реальной (как система правления). Советская власть не несла в себе признаков ни формальной, ни реальной демократии: она реализовала специфически большевистский принцип "демократического централизма", сформулированный в свое время Лениным в партийной борьбе против "меньшевиков". Мнение "большинства" стало определяющим принципом демократии "по-советски". Между тем - это извращение сути демократии как "народовластия". Сформировавшиеся по сталинской модели Советы представляли собой партократическую систему управления страной от имени народа, т.е. вместо него.

Даже Горбачев был вынужден признать факт "подмены Советов партийными органами": "Принципу социалистической революции - власть не только для трудящихся, но и осуществляемая самими трудящимися - был нанесен серьезный ущерб".

Поэтому важнейшей задачей перестройки он считал: "восстановить во всей полноте роль Советов как органов политической власти, как носителя и мощного фактора социалистической демократии".

Но он не понимал, что это в принципе невозможно при однопартийной политической системе.

Между тем генсека ЦК компартии СССР больше волновало, "как наша перестройка воспринимается за пределами страны, и в частности на Западе". Его беспокоило то, что "некоторые политические деятели и средства массовой информации, особенно в США, пытаются представить перестройку в нашей стране как "либерализацию", предпринимаемую под давлением Запада". Он просил Запад не "торопиться" отправлять Советский Союз "на свалку истории".

И опять поминал "всуе" своего Великого предшественника:

"Ленин сказал: главное свое влияние на мировое развитие мы, то есть социалистическое государство, будем оказывать успехами в своей хозяйственной деятельности. Успех перестройки покажет, что социализм не только способен решить историческую задачу восхождения на высоты научно-технического прогресса, но и решит ее с высшей социальной и моральной эффективностью, методами демократии, ради человека..."

Тогда, зачем волноваться? Какое дело мощной и богатой державе до того, что о ней говорят на Западе?

А дело в том, что в советской пропаганде роль и влияние Советского Союза, также как и "мирового коммунистического движения", в 80-е годы XX века были слишком гиперболизированы. Здесь, как всегда, желаемое выдавалось за действительное. Вместе с тем присутствие СССР на политической карте мира создавало обширные "поля напряженности". Советский Союз, часто вне какой-либо внешнеэкономической или геополитической целесообразности, так или иначе, присутствовал почти во всех "горячих точках" планеты. В конце концов, главным аргументом советского руководства в международной политике, стал "военный фактор". "Сегодня одна стратегическая подводная лодка несет потенциал уничтожения, равный нескольким вторым мировым войнам. А таких подводных лодок многие десятки", - угрожал Горбачев.

После этого он заявлял: "Пришла пора покончить с взглядами на внешнюю политику с имперских позиций". И предлагал миру принять его "новое мышление".

"Впервые в истории жизненной потребностью стало положить в основу международной политики общечеловеческие морально-этические нормы, очеловечить, гуманизировать межгосударственные отношения", - размечтался юрист-марксист. "Новое политическое мышление требует признания еще одной простой аксиомы: безопасность неделима", - призывал пророк в пустыне. "...Нельзя стремиться к собственной безопасности за счет других".

На первый взгляд это - "вечные" идеи, которыми, действительно, "занимались философы и теологи всех времен". И непонятно, почему "новое мышление далось нам непросто, в мучительных раздумьях". И с "вдохновеньем", которое при этом "черпаем у Ленина", тоже не ясно.

"Всякий раз, обращаясь к нему, по-новому "прочитывая" ленинские работы, поражаешься его способности проникать в суть явления, видеть сложнейшую диалектику мировых процессов. Будучи вождем партии пролетариата, теоретически и политически обосновывая его революционные задачи, Ленин умел видеть дальше, выходить за их классовые пределы. И не раз высказывал мысли о приоритете общечеловеческих интересов над классовыми. Всю глубину и значимость этих мыслей мы поняли лишь теперь. Они питают нашу философию международных отношений, новое мышление".

Выше уже отмечалась странная манера Горбачева по-своему интерпретировать политическое наследие Вождя "Октябрьской революции". Но есть все-таки определенные принципиальные пределы, за которыми начинается вульгарная отсебятина.

Где и когда В.И. Ленин, письменно или устно (по свидетельствам), высказывался о "приоритете общечеловеческих интересов над классовыми"? Даже не цитируя (иначе наберется почти полное собрание сочинений), нетрудно опровергнуть эти горбачевские "умственные конструкции", (по его словам, "обреченные быть утопией"). Ленин, как марксист, просто не мог ставить общечеловеческие ценности выше классовых, так как это называется либерализмом, который Ленин презирал от всей души. Другое дело, что он в последних своих работах (после революции), действительно, пытался выдать классовые интересы пролетариата за "общечеловеческие" интересы, но и это - в отдаленном "будущем", что так и осталось "утопией".

И Горбачев сам это признавал: "Во внешней политике, как и во внутренней, испокон веков во главе угла был классовый интерес. ...Действительно, классовый подход ко всем явлениям общественной жизни - это азбука марксизма. Такой подход и сегодня полностью отвечает реальностям классового общества..."

Так что же изменилось с появлением "ядерного оружия"? Появилась "угроза всеуничтожения"?

Но, оказывается, ничего не изменилось. Так, в новой редакции Программы КПСС, принятой XXVII съездом КПСС: "сочли даже возможным оставить в ней определение мирного сосуществования государств с различным общественным строем как "специфической формы классовой борьбы". Соответствующая статья Программы вновь угрожала: "В случае если империалистические агрессоры все же осмелятся развязать новую мировую войну, народы не будут больше терпеть строй, ввергающий их в опустошительные войны. Они сметут и похоронят империализм".

Так в чем же тогда заключается новая "философия мира"?

Оказывается, как признавался Горбачев: "...Мы сделали вывод и об исчезновении причинно-следственной связи между войной и революцией. Перспектива социального прогресса "совместилась" с перспективой предотвращения ядерной войны".

Что же касается "доктрины" Ленина "насчет насаждения коммунизма во всем мире и планов покорения Европы" (речь здесь явно идет о ленинской программе "всемирной социалистической революции"), то генсек КПСС безапелляционно заявлял: "никакой такой "доктрины" не было ни у Маркса, ни у Ленина, ни у кого-то из советских руководителей". Это - "плод грубой фальсификации, в лучшем случае - невежества".

Так, в свое время, утверждал и Сталин. Но он-то знал, что это была ложь!

Хотя Энгельс, действительно, предупреждал: "Победоносный пролетариат не может никакому чужому народу навязать никакого осчастливления, не подрывая этим своей собственной победы".

Но Ленин - это не Энгельс, он думал иначе...

Генеральные секретари КПСС не только плохо знали историю, но и поверхностно читали классиков марксизма-ленинизма. Это понятно - им было некогда, им надо было "управлять" безграмотным народом.

Между тем последний "генсек" утверждал: "Как известно, Ленин считал, что не хватало бы и семидесяти Марксов, чтобы проанализировать во всех взаимосвязях процессы в мировой экономике".

Откуда это стало известно Горбачеву, - осталось неизвестным...

"Итак. Основывая свою политику на новом мышлении, мы вовсе не хотим замкнуться в кругу привычных нам идей и свойственного нам политического языка. Отнюдь не имеем в виду перекрестить всех в марксистскую веру. Новое политическое мышление может и должно впитать опыт всех народов, обеспечить взаимное обогащение и слияние разных культурных традиций".

После этой абракадабры, трудно поверить Горбачеву в том, что "мы хотим в международном общении вернуть словам их подлинный изначальный смысл".

Так, например, в отношениях с социалистическими странами "речь идет, прежде всего, о том, чтобы всю систему политических отношений между странами социализма строить неукоснительно на основе полной самостоятельности".

И опять ссылка на Учителя (без цитаты): "Мы, советские коммунисты, думая о будущем социализма, ориентируемся на мысль Ленина, что оно будет складываться из ряда попыток разных стран".

Вероятно, именно этой "мыслью Ленина" руководствовались "советские коммунисты", когда подавляли "мятеж" в Венгрии в 1956 году и вводили войска в Чехословакию в 1968 году!?

При определении отношений к так называемому "Третьему миру" у Горбачева появился странный термин - "совокупный капиталист", который обрекал "целые народы" на "экономическую стагнацию", превращал их в "социальную бомбу" замедленного действия.

В связи с этим он вспомнил Сандинистскую революцию и призвал США "оставить в покое" Никарагуа. И тут же говорил об Афганистане, с которым всегда "мы поддерживали хорошие отношения", но сейчас вопрос о возвращении оттуда на родину советских войск "связан с необходимостью политического урегулирования вокруг Афганистана". Удивительно, но генсек, при этом, не замечает "зеркальности" ситуаций. Бессмысленная бойня в Афганистане продолжалась при нем еще четыре года!

И вместе с тем, его сочувствие борьбе стран Латинской Америки за "утверждение своей независимости" от "неоколониализма", подкрепленное его "симпатиями", находило свое выражение в том, что... "мы призываем американское руководство вместе (?) искать пути решения проблем "третьего мира". Есть для этого иные пути, иные методы, кроме принуждения".

Михаил Сергеевич, очевидно, не читал "Империализм как высшая стадия капитализма" В.И. Ленина!

Советская внешняя политика в Европе - это особая тема.

Во время визита Горбачева во Францию в 1985 г. президент-социалист Ф. Миттеран вполне разумно предположил: "Почему не допустить возможность того, - чтобы постепенно... пойти по пути более широкой европейской политики?"

По этому поводу генсек ЦК КПСС заявил: "Мы - европейцы. ...История России - органическая часть великой европейской истории". Им было введено понятие "общеевропейский дом" для обозначения европейской целостности. Он продемонстрировал знание античной мифологии, придав "современное звучание" мифу о "похищении Европы", и выразил свою обеспокоенность: "Серьезная угроза нависла над европейской культурой. Эта угроза исходит из хлынувшей из-за океана "массовой культуры".

Советско-американские отношения он собирался "перестраивать", отказавшись от идеологических "мифов", основываясь на "понимании того, что каждый народ имеет право самостоятельно избирать свой образ жизни, свою систему правления". "Выступая за оздоровление обстановки в мире, мы считаем, что есть два признака, отличающих реалистическую внешнюю политику: учет собственных национальных интересов и уважение интересов других государств. Это - сильная и здравая политика".

В заключение своей книги М.С. Горбачев вновь поклялся именем своего Учителя:

"Нами движут идеи Октября, идеи Ленина, интересы советского народа".

Между тем Герберт Маркузе в "эпилоге" к своей книге "Советский марксизм" (написанном уже в 1963 году), как бы, предваряет проникновение в руководство КПСС социал-демократических идей, неудачливым интерпретатором которых оказался М.С. Горбачев.

" В этой книге я сформулировал гипотезу о том, что ослабление революционного потенциала в передовых индустриальных обществах Запада, в следствии устойчивой предприимчивости организованного капитализма и устойчивого тоталитаризма в советском обществе (обе тенденции взаимосвязаны), похоже, превращает коммунистические партии в исторических наследников социал-демократических партий до войны".

Социал-демократическая "революция" в СССР, задуманная Генеральным секретарем ЦК КПСС под знаменем "Назад к Ленину!", была обречена на поражение серьезными политическим просчетами.

Так одним из реальных завоеваний "перестройки" Горбачев считал открытую им "гласность".

Действительно, по выражению Верта, "история начала заполняться личностями - главным образом через литературу". В культурной жизни страны произошли значительные перемены.

Популярность литературы, особенно публицистики, которая балансировала на грани художественности и документальности, была "раскручена" периодической печатью и телевидением. "Востребованные" писатели и журналисты стали героями телевизионных и журнальных сериалов. Они воспринимались интеллигентным обывателем не иначе, как жрецы Истины. Им верили беспрекословно, несмотря на то, что их безапелляционные высказывания и оценки, как правило, не подкреплялись их компетентностью.

"Гласность подняла на новый уровень недовольства существующим порядком и поощрила самые разнообразные формы протеста против него и в итоге политизацию и идеологическую поляризацию все более широких слоев общества, происходившие на фоне резкого ухудшения условий жизни и экономического кризиса. Именно этот процесс определил социально-политическую динамику пяти последних лет", - пишет Верт.

В итоге политика "гласности", которую Горбачев рассматривал лишь только как критику недостатков "прошлого" и настоящего, но отнюдь не как "подрыв социализма и его ценностей", не оправдала себя.

"Скоро стало очевидным, что "количественное" превышение некоей меры в критике и свободе выражения тот час же повлекло за собой "качественное" изменение: слово власти перестало быть выражением неопровержимой "научной" истины, - пишет французский историк. - ...Наконец стало возможным не соглашаться с партией. Примечательно, что гласность, задуманная как средство борьбы с "недостатками социализма" без "подрыва его ценностей", немедленно обратилась к принципиальным вопросам самой законности партийной власти - в ее истории, и, прежде всего, - к ключевой проблеме природы сталинизма, ...преступления этого периода составляли главную тайну и наибольший позор советской истории".

В вакханалию "гласности" были вовлечены и многие литературные "диссиденты", которые скоропостижно превращались в ярых апологетов "перестройки". Непререкаемый авторитет литературного слова, к тому же выраженного от имени "мученика" за Идею, создавал иногда посредственному прозаику или поэту "ореол" Пророка. Некоторые "диссиденты" (оказавшиеся на Западе) восприняли "перестройку" как шанс на "реабилитацию". Загипнотизированные его прозападной риторикой, они увидели в Горбачеве своего единомышленника.

Однако здесь возникла одна проблема - отношение между старшим поколением, которое не приняло новый "демократический" миф, и младшим поколением, которое вновь поверило в наступление "светлого будущего". Патриархи диссидентства оказались более устойчивыми в своем антисоветизме, чем их молодые последователи, идеологические убеждения которых ограничивались примитивными представлениями о "свободе слова". Так что "перестройка" разделила литературный диссидентский бомонд на "своих" и "чужих".

Одной из центральных фигур идеологического "размежевания" оказался А.И. Солженицын (как в годы хрущевской "оттепели" - Б. Пастернак).

Рой Медведев, называющий себя одновременно "шестидесятником" и "диссидентом", имел честь в "Правде" опубликовать в 1989 г. три очерка (написанные еще в 1974 и 1976 годах!) о книге Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ".

В преамбуле своего первого очерка Р. Медведев заявлял, что издание в Париже книги Солженицына в 1974 году "стало международной сенсацией и поводом для одной из самых крупных пропагандистских кампаний". Затем он отмечал, что в книге "в различных местах содержится немало глубоких и точных, но высказанных как бы мимоходом характеристик Сталина и замечаний о его личности". Между тем он был не согласен с тем, что автор "личную роль Сталина в постигшем нашу страну катастрофе" считает "незначительной". Он высказал свою точку зрения: "...Сталинизм во многих отношениях есть отрицание и кровавое уничтожение большевизма и всех революционных сил. В определенном смысле сталинизм - это самая настоящая контрреволюция".

Имея в виду, что этот большой очерк был опубликован в центральном органе компартии, нетрудно догадаться, что эти рассуждения автора не расходились с мнением партийного руководства.

Во втором своем очерке Медведев затронул вопрос об отношении автора "Архипелага ГУЛАГ" к фигуре Ленина. По мнению Солженицына, Ленин настоял в 1917 году на проведении в России "пролетарской и социалистической" революции, хотя ни Россия, ни русский народ не были готовы в такой революции и не нуждались в ней. Впоследствии Ленин "злоупотреблял" террористическим методами борьбы против своих политических противников. На это "диссидент" Медведев бросил реплику: "Легко разбирать ошибки революционера через 50 лет после революции". "...У Ленина и возглавляемого им Советского правительства было немало ошибок и просчетов. ...Советское правительство пошло слишком далеко в ограничении демократии в нашей стране. ...Однако никакая кибернетика не поможет доказать, что вооруженное восстание 24 октября 1917* года было исторически преждевременным шагом и что все последующие злодеяния сталинского режима вытекали из этой роковой ошибки Ленина". Вместе с тем "историк" был вынужден признать, что "разумная мера в использовании насилия была многократно превышена уже в первые годы Советской власти", "к сожалению, и Ленин в первые годы революции гораздо чаще произносил слово "расстрел", чем это вынуждалось складывающейся обстановкой".

Здесь явно слышны мотивы выступлений нового "генсека" партии.

"Диссидент" Медведев уличал автора "Архипелага ГУЛАГ" в том, что он "утратил веру в марксизм": "Но Солженицын не прав. Не марксизм породил извращения сталинизма, а преодоление сталинизма вовсе не будет означать крушение марксизма и научного социализма.

...Я глубоко уверен, что в обозримом будущем наше общество должно строиться на сочетании социализма и демократии, и что именно развитие марксизма и научного коммунизма позволит создать наиболее справедливое человеческое общежитие".

Это - почти прямая цитата из речей Горбачева. Здесь Рой Медведев выступает апологетом социализма.

Но, в конце концов, Р. Медведев, оценивал "Архипелага ГУЛАГ" как одно "из ценнейших свидетельств эпохи", как одну "из самых великих книг XX века".

Однако, в своем очерке, посвященном третьему тому книги, (изданному в Швейцарии в 1976 году), Медведев уже прямо обвинил Солженицына в неправде. "Солженицын, как известно, высказывал в последние два года так много реакционно-утопических идей и явно нелепых концепций, проявлял незнание элементарных фактов, как русской, так и мировой истории, что как политик или как пророк Солженицын

дискредитировал себя как раз в наиболее читающей и традиционно либеральной части западного общества".Для "солженицыноведа" вдруг стало открытием то, что "через всю книгу Солженицына, и третий том ее не составляет здесь исключения, проходит неприязнь и озлобление не только в отношении коммунистов вообще, но и тех членов партии, которые по 10-18 лет провели в сталинских лагерях...".

Между тем Солженицын никогда не скрывал своего

*Так в тексте

антибольшевизма, который для него был синонимом антисоветизма. В эмиграции он стал ярым монархистом (написал огромное исследование "Красное колесо" - апологию русского самодержавия). Но уже в "Архипелаге ГУЛАГ" он обвинял "царское правительство" в том, что оно "не преследовало, а бережно лелеяло революционеров себе на погибель". Он откровенно сожалел о том, что во время войны в Корее США не применили против Китая и СССР атомного оружия.

Диссиденты-литераторы, как правило, преувеличивали свое значение и влияние на общественное сознание страны. О них больше знали заграницей, чем в Советском Союзе. Однако "гласность" открыла для них миллионную советскую аудиторию. Книга "Архипелаг ГУЛАГ", прочитанная на русском языке впервые в годы "перестройки", безусловно, нанесла серьезный удар авторитету Советской власти, прежде всего, внутри страны.

Феликс Медведев, - корреспондент "Огонька", впервые посетивший США в 1988 г., в последующие годы встречался со многими литературными "диссидентами". "В беседах с нашими соотечественниками передо мной раскрывалась драматическая история великого народа и страны, ставшей полигоном для социальных экспериментов, начало которых можно исчислять со времени рождества Христова. Стремление к равенству, к соблазнительной нравственной свободе обернулось в России трагическим исходом миллионов русских людей со своей земли", - написал он в предисловии к своей книге "После России". Книга представляет собой сборник интервью с представителями различных поколений эмигрантов, многие из которых тогда были воодушевлены процессом "перестройки" в Советском Союзе, но при этом, так или иначе, выражали сомнение относительно ее благополучного завершения.

Ф. Медведев выразил их настроение следующим образом:

"Кто, к примеру, может поручиться, что процесс перестройки, те ее аспекты, которые касаются возвращения русскому обществу, русской культуре ее славных имен, волею судеб оказавшихся на чужбине, не остановится, не прекратится? Не дай Бог, конечно, что бы такое случилось. Но кто поручится за это?!"

Так, Вили Токарев, с которым журналист встретился во время его кратковременного визита в Москву в сентябре 1988 года, сказал: "Я горд за Михаила Сергеевича Горбачева - когда люди доверяют своему президенту, это значит, что в стране все в порядке".

Многие литературные диссиденты, оказавшиеся, по тем или иным причинам, на Западе, испытали там глубокое разочарование.

Саша Соколов - сын советского дипломата и "разведчика" (родился в Канаде), известный "диссидент" 60-х годов, бывший корреспондент "Литературной газеты", написавший книгу "Школа для дураков", (была напечатана в США по рекомендации В.Набокова), - при встрече с Ф. Медведевым в Москве в июне 1989 г. рассказал о том, что приехавшие в США из Союза интеллигенты вскоре перестают "читать по-русски" и раздают привезенные с собой книги. "Они американизируются". И эмигрантская интеллигенция "катастрофически деградирует".

Заграницей в 80-е годы пребывала и особая группа эмигрантов - "отказников", то есть тех, кто по личным причинам отказались вовремя вернуться в Советский Союз из заграничной поездки и были лишены советского гражданства. Среди них наиболее известной была пара Ростропович и Вишневская.

Феликс Медведев встретился с Галиной Вишневской в Париже.

О Советском Союзе, несмотря на то, что Вишневская считала, что она "не настолько политически грамотна, чтобы делать какие-то выводы", тем не менее, высказалась достаточно категорично: "...Прожив там сорок семь лет и зная систему, - не то, что хотел Ленин, не то, о чем мечтали большевики, а то, что получилось, - я считаю большим несчастьем, что прожила в такой стране. У меня нет больших надежд на то, что у нас возможны действительно большие перемены. Перемены внутри власти. Я убеждена: для того, чтобы произошли действительно радикальные большие изменения, нужна вторая партия. Изменения сейчас мне кажутся невозможными, вы трогаете одну ниточку, она тянет за собой такие страшные проблемы, что аппарат не может не сопротивляться. А это миллионы номенклатуры, да еще миллионы жен и детей номенклатуры. Конечно, гласность - невиданная вещь, но благодарить статистику за открытое признание того, что в стране угроблены десятки миллионов людей до войны, и падать благодарственно в ноги за то, что это открыли? ...Хватит Сталина в гробу трясти. Почему бы Коммунистической партии, которая у власти семьдесят два года, не принести покаяния перед всем народом. ...Хватить врать друг другу".

У "старой" русской эмиграции "перестройка" возродила ностальгические мечтанья.

Двоюродный племянник Николая II Владимир Кириллович Романов, живший в то время в Париже как частное лицо, в интервью Ф. Медведеву заявил том, что с "Перестройкой" в Советском Союзе он связывал свои планы возвращения монархии: "...Я думаю, что сам факт падения коммунизма дал бы импульс всем положительным силам в стране с целью помочь тому человеку, который взял бы на себя бразды монаршего правления". Горбачева он считал "умным человеком", который понимает, что коммунизм обанкротился.

Действительно, в конце XX века страна оказалась в нескольких шагах от реставрации "самодержавия". Неслучайно, после распада СССР, в России появились промонархические партии, инициировался культ "мученика" Николая II, в страну зачастили "наследники" престола, поднялась церковная иерархия, воскресло "казачество", появилась мода на "дворянские родословные" и прочее...

Основную массу эмигрантов-диссидентов на Западе представляли в то время "непримиримые", то есть те, кто покинул Союз вполне убежденно и не намерен был идти на какие-либо компромиссы с его новой властью.

Одним из таких откровенных антисоветчиков был "пушкинист" Андрей Синявский, прошедший за свои убеждения брежневские лагеря. В своем интервью 1989 года он заявил Медведеву: "...Лагерь - это как бы Советский Союз в миниатюре". "Вот мы сегодня - вы в Москве и мы здесь, в Париже, - рассуждаем о том, как же такое могло произойти, что мы во многих делах в калошу сели. ...Сидели мы эти семьдесят лет, простите меня за такое ненормативное сравнение, так это серьезно, тяжело тужились, желая, мечтая и стремясь к коммунизму. Все как-то слишком уже напыщенно было, тяжеловесно".

Несколько иную позицию выразил другой "непримиримый" диссидент Эдуард Лимонов, в 1989 году живший в Париже. "Что же касается России, я всегда исходил из того, что мы - великая нация. ...Я чувствую определенную гордость за мою родину, за ее историю". Он считал, что "моральное осуждение истории, прошлого в известном смысле бесполезно". Он приводит пример критики Сталина, который "жил в свое время, и оно было тяжелое, другие руководители в то время были не лучше его".

"...Вы знаете, - сказал он корреспонденту, - переворот Горбачева положил конец многим здешним карьерам. Мода на диссидентов прошла".

Среди таких вышедших "из моды" диссидентов оказался и редактор знаменитого в 70-е годы нелегального журнала "Континент" Владимир Максимов, который высказался о Горбачеве в следующем духе: "Иностранная политика в высшей степени эффективная, внутренняя - краховая. Хорошо бы видеть в Горбачеве дальновидного стратега, но пока он часто идет за событиями".

Французский писатель Анри Труайя (Лев Тарасов) полагал, что перед Горбачевым стоят "огромные трудности". "Ведь по-прежнему существует старый политический аппарат, который надо раздробить, разрушить. Затем постепенно надо приучать русских к ощущению свободы. Россия долгие годы была крепкой и единой под железным царским кулаком. Когда-то царь собрал воедино многие народы. Сможет ли Горбачев сохранить унаследованное?! Это нелегко, когда эти народы жаждут освободиться от железного кулака".

Эдуард Кузнецов - диссидент-"шестидесятник", приговоренный к смертной казни в СССР (замененной лагерем), друг Елены Боннэр, после высылки сотрудник радио "Свобода" в Мюнхене - в 1989 году категорично заявил Ф. Медведеву: "...Советская Россия, пока в ней советская система, страна совершенно бесперспективная, ... будущего у нее нет". По поводу "перестройки" высказался пессимистично: "Если страна хочет выздороветь, она должна за это заплатить. И я очень сильно подозреваю, с большой горечью, что страна зальет себя кровью".

Ему вторит другой ярый "антисоветчик" А.М. Югов. Главный редактор журнала "Посев" в августе 1990 года заявил: "Мы всегда считали, что тоталитарная система не может существовать долго, она идет к пропасти, прежде всего, в области экономической. ...Мы по-прежнему считаем: не может обанкротившаяся партия, чьи идеи и дела потерпели фиаско, вести и дальше страну "вперед". ...Все наши помыслы, в особенности последних лет, направлены только к одному - к варианту максимально безболезненного перехода к рыночной экономике".

Однако не все диссиденты-антисоветчики готовы были петь дифирамбы "перестройке". Некоторые оказались дальновиднее своих соотечественников по эмиграции.

Александр Зиновьев, в 1990 году проживавший в Мюнхене, заявил корреспонденту "Огонька": "Советская идеология, которая считается марксизмом-ленинизмом, в массе своей явление довольно жалкое". Это является одной из причин кризиса советского общества. К горбачевской "перестройке" он относился критически: "То, что называют перестройкой, это не оздоровление, не прогресс, это - болезнь. Перестройка есть кризис, который выражается в том, что система власти потеряла контроль над обществом, высшая власть потеряла контроль над системой власти". Правда, он считал, что через пять-шесть лет СССР начнет выходить из состояния кризиса. Между тем, по его заявлению, "такого интеллектуального идиотизма, какой сейчас в Советском Союзе, никогда в советской истории не было", "страна находится в состоянии разбушевавшейся помойки".

По возвращению на Родину, которая с трудом вспомнила его имя, Зиновьев в 1993 году опубликовал роман "Смута". В нем он попытался объяснить, что произошло в стране в 1991 году, дать свою оценку событий периода конца "перестройки". Разумеется, все это подано в характерном для него саркастическом ключе и в гипертрофированном стиле. Главная идея "романа" - это оправдание терроризма как средства решения социальных проблем.

Так, один из героев романа говорит: "Хотим мы этого или нет, но власти сами вынуждают нас на борьбу против них. И сами же они подсказывают нам форму борьбы: терроризм. Нелегальная революционная деятельность в тех формах, в каких она велась до революции, в наших условиях невозможна. Нелегальная организация на длительное время немыслима по условиям жизни и работы. И наверняка появятся доносчики и провокаторы. Беспощадная расправа последует незамедлительно. Единственное, что нам остается, это - террористический акт, совершаемый индивидуально или очень маленькой группой, спаянной в единое целое так, как будто она есть один человек".

Зиновьев излагает свое "кредо бунтаря":

"Террористический акт есть самое яркое и решительное проявление индивидуального бунта. Тут имеются свои принципы и правила". Террорист - это "Высший Судия", исполняющий "волю Истории", у которого "место принципов морали занимают принципы долга".

Бунт вообще, как считал Зиновьев, в крови у русского народа. Он предсказывал возможность "бури в нашей помойке": "у нас разразится такая смута, какой не было за всю прошлую историю". Человек коммунистического общества родился, вырос и обречен дожить до конца жизни в нем. Но если он хочет сохранить достоинство человека в условиях общества, стремящегося превратить человека в "ничтожную единичку", он может создать в самом себе свой собственный внутренний мир. "Стань внутренне свободным и создай свою собственную идеологию, психологию и систему правил поведения в соответствии со своими идеалами!" Внутренне "свободный человек" - это "гений", который есть не столько "выдающийся природный талант", сколько "явление социально-историческое".

Таким образом, терроризм - это бунт "внутренне свободный людей" ("гениев") против подавляющего их мира "бездарностей" и "посредственностей".

Во второй части своего романа "Смута" Зиновьев дал описание "смуты":

"Эпидемия принудительных реформ" Горбачева, которую стали называть "перестройкой", ввергла страну в "состояние кризиса и смуты". Кризис разрушил сложившуюся систему табу. "Идейные воры и мародеры завладели умами и чувствами людей".

Разумеется, в Русской "смуте" виноват "Запад". "Запад навязал нам, русским, свое понимание явлений не только своей, но и нашей жизни и истории. Запад поступил с нами так, как европейцы в свое время поступили с индейцами в Америке. Он подкупил нас самыми грошовыми отходами своего образа жизни и заразил нас своими пороками. У нас не оказалось иммунитета против тлетворного влияния Запада. Мы предали великие завоевания нашей революции и советской истории за жевательную резинку, джинсы, рок-музыку, свободу проституции и грабежа народа".

"Ареной истории завладели самые гнусные отбросы общества. Есть только один способ избежать гибели, которую несут с собой эти гады: убивать, убивать и еще раз убивать! Нужно, чтобы это стало массовым явлением. Для этого нужен яркий пример. ... Если мы не сделаем это, страна либо погибнет, либо погрузится в еще худшую трясину серости, грязи, зловония".

"Совершенно иррациональным" называл Зиновьев то, что происходит в стране на его глазах. "Мы скомпрометировали самое идею коммунизма. Партия превратилась в сборище подлецов, дураков, предателей, ничтожеств. Нас надо судить. Но не за то, что мы якобы привели страну к краху, а за то, что допустили к власти тех, кто привел страну к краху".

Но он еще наивно мечтал о том, в стране будет наведен "новый порядок" (вероятно столь близкой его душе Германии). "Чтобы навести порядок в стране, нужен новый Жуков. Надо ликвидировать всякого, кто призывает нас равняться на Запад. Надо отстранить от власти и изолировать от общества всех перестройщиков без исключения. Нужна война против перестройки, настоящая война. Наше руководство зашло слишком далеко и вовлекло в свои преступления слишком много всякого сброда. Спасая свою шкуру, они встали на путь предательства интересов страны и народа. С ними надо вести войну как с предателями. Нужно ввести чрезвычайное положение и очистить страну от предателей, как это в свое время сделал Сталин. Другого пути нет".

Походя, Зиновьев "обливает помоями" неблагодарный русский народ: "...Русский народ покрыл себя неувядаемой славой, совершив величайшую в истории революцию и отстояв себя в величайшей войне против сильнейшего врага. Теперь русский народ покрыл себя неувядаемым позором на всю последующую историю. ...Отказавшись от коммунизма, мы обрекаем себя на историческую смерть". "Пройдут годы, может быть, века, и наши потомки осудят нас как предателей, подлецов, дураков, шкурников, холуев, трусов, капитулянтов. И проклянут нас. И это будет справедливо, ибо мы заслуживаем такой суд".

Просматривая сегодня эти материалы и зная, как в дальнейшем сложилась жизнь некоторых фигурантов, становится ясна роль литературного (шире - культурного) диссидентства 80-х годов в судьбе страны. Эти апостолы антисоветизма так и не поняли марксистской диалектики: противоположности могут существовать только в единстве, уничтожение одной ведет с неизбежностью к исчезновению другой. Диссидентство было порождением советской политической системы и должно было исчезнуть вместе с нею.

17 марта 1988 г. "Правда" опубликовала статью-письмо Н. Андреевой "Не могу поступиться принципами" с обвинениями в адрес "неких слоев" интеллигенции, "духовных наследников Дана и Мартова", "духовных учеников Троцкого и Ягоды", новоявленных "фальсификаторов истории". Статья была санкционирована одним из членов "ближнего круга" Горбачева секретарем ЦК Е. Лигачевым.

Французский историк Верт отмечает среди нерешенных "перестройкой" проблем: "проблема политического плюрализма", "проблема создания рыночной экономики", "проблема федеративного договора", - которые и явились "катализаторами" распада СССР.

15 марта 1990 г. М.С. Горбачев на Съезде Советов был избран первым президентом СССР.

Это стало его второй серьезнейшей политической ошибкой, повлекшей впоследствии трагические события, предопределившие, в конце концов, период фактического "безвластия" и распад страны. Горбачев не рискнул пойти на всеобщие выборы и проиграл, его "президентство" оказалось нелегитимным.

Начиная с лета 1990 г. (XXII партийная конференция), переход к многопартийности стал вопросом, требовавшим незамедлительного решения. Демонстративный выход Б.Н. Ельцина из партии дал толчок лавине массового выхода из партии. Число членов партии сократилось с 21 млн. до 15 млн. человек.

14 ноября 1990 г. "Московские новости" опубликовали открытое письмо Горбачеву "Страна устала ждать!": "Господин Президент, или подтвердите свою способность к решительным действиям, или уходите в отставку".

В декабре Горбачев сделал перестановки в правительстве, которое возглавили "консерваторы". Вместе с тем на XXVI съезде он передал руководство партии "левым". Тем самым лишился рычагов управления как партией, так и страной. Это была его третья серьезная стратегическая ошибка.

. Новый союзный договор ("Союза Советских Суверенных республик") должен был быть подписан в конце августа (без Армении, Грузии, Литвы, Латвии, Эстонии и Молдовы), который фактически превращал пост президента СССР в исключительно представительный. Ясно, что для Генерального секретаря КПСС это было равносильно самоубийству, для самой партии - началом "периода распада". Горбачев не мог подписать такой договор и... удалился на "отдых" в крымский Форос.

19 августа было сообщено о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) во главе с вице-президентом Янаевым, возникновение которого было вполне законно: власть принадлежала этим людям "де-юре". Но она уже не принадлежала им "де-факто". И понимание этого толкнуло их на то, что будет названо "путчем". Это был абсурд! Но "отречение" от них Горбачева как президента страны поставило членов ГКЧП вне закона и их попытка предотвратить распад СССР как государства была обречена на провал.

31 декабря Горбачев объявил о сложении полномочий президента СССР. Всё, казалось бы, монолитное здание советской политической системы, создававшееся десятилетиями "борьбы и труда" и ценой многомиллионных жертв народа, рухнуло в одночасье.

Все произошло так, как предсказал за 55 лет Лев Троцкий: "Если... правящую советскую касту низвергла бы буржуазная партия, она нашла бы немало готовых слуг среди нынешних бюрократов, администраторов, техников, директоров, партийных секретарей, вообще привилегированных верхов. ...Главной задачей новой власти было бы, однако, восстановление частной собственности на средства производства".

То, что сделала "команда" Ельцина в октябре 1993 года, - было типичным государственным переворотом латиноамериканского образца. "Советская власть" была "упразднена" госпартократией с целью реставрации капитализма. На смену охлократической "тирании" пришла олигархическая "демократия". Новая бюрократическая элита сменила старую идеократическую элиту. И "народ безмолвствовал", не выйдя на "баррикады" в защиту партии "народовластия". "Октябрьский переворот" 1917 года завершилась "октябрьской контрреволюцией" 1993 года.

Так обрушился сталинский миф о "социализме в одной стране".

Вместо заключения.

Марксизм и "социализм"

"Чтобы жить вполне разумно и извлекать из собственного опыта содержащиеся в нем уроки, следует почаще припоминать прошлое и пересматривать все, что было прожито, сделано, прожито и прочувствовано при этом, сравнивать свои прежние суждения с настоящими, сопоставлять свои задания и усилия с результатами".

Артур Шопенгауэр

На всем "постсоветском" пространстве не найдется человека, кого бы так или иначе не коснулся распад Советского Союза. Гибель страны - это землетрясение. Оно всегда неожиданно, от его последствий гибнут, прежде всего, самые незащищенные. Для тех, кто остался в живых, жизнь уже никогда не будет прежней. Многие политологи и публицисты сегодня пытаются понять и объяснить, почему произошла эта политическая катастрофа, изменившая жизнь миллионов людей на планете.

Между тем еще в 80-е годы XX века в советской печати активно обсуждался вопрос: "не устарел ли марксизм?" По мнению некоторых публицистов и специалистов по "научному коммунизму", "перестроечная" программа "обновления" социализма не укладывалась в "прокрустово ложе" марксистской теории.

Например, Г. Смирнов на провокационный вопрос научного обозревателя "Литературной газеты" (1989 г.), О. Мороза: "не устарел ли марксизм"? - убеждённо заявил: "...Ленин давно проделал работу по уточнению марксистских взглядов и оставил нам в наследие целую систему представлений об экономических методах руководства хозяйством. Если бы Сталин не отверг этих рекомендаций Ленина, мы были бы в иной ситуации". "Мы столько наделали ошибок, допустили столько отступлений от представлений Маркса, Ленина! ...В силу ряда причин мы уклонились от важнейших принципов марксистско-ленинского учения о социализме".

Однако О. Мороз выразил сомнение в том, что, "учитывая... фактическое отсутствие экономических предпосылок, ...неотвратимой необходимости в социализме все же не существовало". "Этот строй был спроектирован, придуман, из великолепных, благих побуждений, ...но все-таки придуман. ...По сути, это попытка осуществить утопию. ...Вся наша отечественная история последних десятилетий - один сплошной затянувшийся эксперимент. ...Не пора ли пересмотреть взгляд на марксизм как на государственную идеологию? Пора перестать воспринимать недостоверные "научные" идеи как "руководство к действию".

Но академик. Смирнов был непоколебим: "...Марксизм исторически играл, играет и, видимо, в дальнейшем будет играть очень большую роль, ибо лучше пока не создано".

На самом деле речь шла не о марксизме (К.Маркса), а об его ленинской интерпретации ("марксизме-ленинизме"). При этом, естественным был бы вопрос: а какое отношение "советский социализм" имеет к классическому марксизму? Что общего между теорией коммунизма К.Маркса и "реальным коммунизмом"?

Одним из первых, кто сформулировал этот вопрос, был А.А. Зиновьев, книга которого "Коммунизм как реальность" была издана в 1980 году в Швейцарии. В ней автор предлагал читателю теоретическую альтернативу: либо "коммунизм" как модель идеального общества, либо "коммунизм" как реальность "советского общества", так как ни одно исторически реальное общество никогда не соответствует своей теоретической модели.

Зиновьев писал о Советском Союзе: "Здесь тип общества, в котором коммунистические отношения между людьми стали господствующими, сложился впервые в истории. Здесь он не был навязан извне, ...а сложился имманентно в силу социальных законов и исторически данных условий. Здесь он быстро достиг классической зрелости и обнаружил с полной ясностью свои достоинства и недостатки".

"Советский Союз стал и до сих пор остается страной классического коммунизма...".

Автор специально оговаривался, что он не различал социализм и коммунизм как "явление чисто идеологическое" и рассматривал существующий в Советском Союзе тип общества как "реальное воплощение чаяний классиков марксизма и вообще всех прогрессивных ... мыслителей прошлого". Правда, признавал он, классики марксизма не могли предвидеть того, что на пути в обещанный рай "страждущее человечество" попадет в ад. По его мнению, парадокс заключался в том, что "реальный коммунизм уже существует в виде многочисленных обществ определенного типа, а вот науки о нем пока еще нет". В результате марксистский "научный коммунизм", опирающийся на "старые тексты" и игнорирующий реальность, сам обрекает себя на роль чистой идеологии.

Зиновьев называл коммунизм "идеологическим социальным проектом", определяя его следующим образом. "Идеологический социальный проект своим главным содержанием на самом деле имеет целевую установку. ...Идеологический проект в принципе не может учитывать отрицательные последствия реализации своих идеалов... Идеологический проект... есть явление по преимуществу телеологическое".

Коммунизм как всякая формация имеет свои собственные исторические корни. "Коммунизм есть явление более глубокое, чем капитализм". Коммунистическое общество построено по проекту "научного коммунизма", хотя он никакого отношения к науке не имеет, а "захватившие власть в новом обществе, никакого отношения к марксизму не имели и не несут ответственности за неосторожные обещания родоначальников принятой идеологии". "Реальный коммунизм" реализовал все идеалы коммунистического проекта, но их реальность оказалась "не такой уж прекрасной, как мечталось и предполагалось ранее". "Реальность коммунизма" обнаружила, что эксплуатация одних людей другими и различные формы социального и экономического неравенства не уничтожаются при коммунизме, а лишь меняют свои формы и в каких-то отношениях еще более усиливаются. "Приобретение достоинств коммунизма невозможно без приобретения координированных с ним недостатков".

Зиновьев считал, что "коммунизм ...есть естественное явление в истории человечества, вполне отвечающее природе человека и вытекающее из этой природы". Коммунизм вырастает из "человеческой коммунальности". Не следует думать, что коммунизм насильно навязан массам, он есть наиболее близкий этим массам тип общества.

Он настаивал на том, что коммунизм в Советском Союзе возник как результат определенного "индивидуального" (?) стечения обстоятельств и естественного процесса выживания страны в "жутких" условиях развала Российской империи. Это был путь, навязанный обстоятельствами, а не нечто проведенное по заранее намеченному марксистскому плану. "То, что случилось в России, во многом совпадает с тем, о чем говорили марксисты. ...Но нелепо и думать, будто сложившийся реальный коммунизм был реализацией замыслов отдельных людей и партий. ...Реальный коммунизм мог сложиться и без марксистской идеологии", - утверждал Зиновьев.

Правда, тогда непонятно, как бы он назывался?

Но вместе с тем, Зиновьев в 1980 г. выражал обеспокоенность по поводу того, что "на наших глазах происходит грандиозный процесс завоевания мира коммунизмом". "...Даже поведение акул есть еще загадка для науки. И Советский Союз посложнее акулы".

Запомним это его впечатляющее сравнение своей страны с акулой...

Он считал, что "наивно" рассчитывать на то, что реформаторы и оппозиционеры могут изменить тип общества, который "незыблем" и складывается "раз и навсегда". "Так, сложившийся в России после революции социальный строй во многом является воспроизведением крепостнического строя России столетней давности".

"Чистое" коммунистическое общество нигде не существует. Существуют конкретные страны с коммунистическим строем жизни, но вместе с тем со своей индивидуальной историей. Сталинский тоталитаризм был рожден совершившейся революцией.

Зиновьев рисовал мрачную картину коммунистической реальности: "Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение, если оно не найдет в себе сил, способных противостоять этой тенденции. Причем это состояние может длиться века". В системе руководства складывается "гангстерская система сознания и форма поведения, сознание моральной незаконности и непрочности своего положения и потребность в постоянном оправдании, подтверждении, искоренении".

Это уже было в "Зияющих высотах".

Весьма интересны рассуждения Зиновьева об эксплуатации, которые он переносил на коммунистическую модель, отмечая, что "тенденция к увеличению степени вознаграждения и снижению степени эксплуатации в коммунистическом обществе способствует тенденции, по крайней мере, замедляющей рост производительности труда в обществе, тенденции к застою и порою даже к деградации". Этим он объясняет тот факт, что Советский Союз не способен конкурировать с Западом в экономическом отношении.

Он был убежден в том, что "коммунистическое общество ... есть общество плохо работающих людей", так как "халтура, лень, обман, уклонение от труда заражают все общество". Он изобрел специальный термин "привентации" (препятствование), которым обозначает главную форму социальной борьбы в коммунистическом обществе. Как только окружающие замечают, что тот или иной человек или коллектив начинают возвышаться над общим уровнем, они дружно начинают "систематическую работу по препятствованию замеченному выделению". Поэтому преобладающей во всех формах деятельности становится тенденция к посредственности. Коммунистическое общество тяготеет к абсолютному однородному безличностному состоянию.

В своих рассуждениях о "власти" Зиновьев вновь легко перешел из области "социологического" анализа к занимательной беллетристике.

Так он называл коммунистическое общество обществом "волюнтаристским в высшей, может быть, в предельно высшей степени". Здесь, по его мнению, отделить власть от подвластного населения практически невозможно, и форму власти можно изменить, только изменив общество в целом, "а точнее говоря - разрушив страну и на развалинах построить общество другого типа". Но вскоре Зиновьев убедится в том, что его рассуждения оказались чисто умозрительными и ему придется доказывать совершенно обратное.

Однако и здесь с ним иногда можно согласиться. Так, например, когда он обращался к структуре и функционированию "власти". "Это власть нищих или нищая власть". Представители власти официально обладает ничтожной долей власти, поэтому стремятся компенсировать неполноту своей власти превышением официальных полномочий. В результате "ничтожные чиновники аппарата власти" практически располагают огромной властью. "Власть в коммунистическом обществе всесильна и, вместе с тем, бессильна".

Действительно, парадокс "Советской власти" очевиден в том, что это была беспрецедентно абсолютная власть над обществом, и совершенно беспомощная "власть" относительно государства.

Зиновьев объяснял это так: "Это - самодовлеющая власть, не имеющая никаких иных основ, кроме самой себя. Здесь не власть существует для общества, а общество признается и допускается лишь в той мере, в какой оно нужно и достаточно для воспроизводства и функционирования власти. Здесь общество есть лишь питательная среда и арена для спектаклей власти".

Сказано, может быть, сильно, но в принципе верно. Особенно это иллюстративно, когда СМИ навязчиво тиражировали на всю страну очередные партийные съезды.

В связи с этим Зиновьев переходил к вопросу о "партии". Здесь вновь банальности перемеживаются с оригинальными оценками. Констатируя очевидное: "официально в Советском Союзе ... партия считается руководящей и направляющей силой общества", он, между тем, заметил, что выражение "руководящая и направляющая сила" не обязательно означает, что "партия есть нечто очень хорошее". "Даже тогда, когда советская пропаганды утверждает, что партия есть ум, честь и совесть советского общества (и даже эпохи), она говорит правду: из этого утверждения самого по себе еще не следует, что эти ум, честь и совесть суть высокого качества".

Зиновьев прав, что слово "партия" сбивает с толку тех, кто рассматривает коммунистическую партию по аналогии с западными политическими партиями. "Партия" образует связующее звено и регулятор взаимоотношений народовластия и государственной власти. Но он ошибался, утверждая, что здесь партия не есть уже явление политическое.

Всякая партия - организация политическая, поскольку она имеет отношение к власти. Коммунистическая партия в Советском Союзе и была сама Власть, поскольку никакой другой в этой стране не было, и быть не могло. Социальную основу советской власти в стране составляла "партийная организация" и сталинизм в свое время вырос из "низовой" партийной жизни и стимулировался ею. Советская власть была уникальна как политический феномен тем, что, как заметил Зиновьев, в приложении к ней понятия "диктатура" и "демократия" лишены смысла. В этой системе власти была тенденция, похожая на диктаторскую ("единоначалие"), и тенденция, похожая на демократическую ("коллегиальность"). "...Даже величайший диктатор Сталин не был диктатором в строго социологическом смысле слова. Он был вождем, обладающим большей властью, чем диктаторы".

Действительно, Вождь опирается на "народовластие".

"Народовластие есть определенная структура власти, а не нечто аморфное и бесструктурное. Характерной фигурой народовластия является всесильный вождь, опирающийся на самодеятельность широких масс населения, и террор такого рода, как в сталинские времена. ...Повторить феномен Сталина можно только при условии повторения феномена безграничного народовластия". И террора...

Вообще-то в классической политологии такая форма власти называется охлократия или тирания. Сталинизм был охлократическим режимом. Вождь ("тиран") может удержаться на пьедестале Власти только до тех пор, пока этим пьедесталом является народ.

Зиновьев признавал: "Тираны такие же пешки в руках добровольно вырастающей власти, как и их жертвы. Неограниченная власть тиранов есть иллюзия, рождаемая ситуацией всевластия жертв власти".

Но он сам тут же впадал в эту иллюзию.

Так, об "аппарате личной власти" он писал: "Иногда аппарат личной власти забирает такую непомерную силу, что перестает считаться с нормами номинальной власти. Воцаряется господство мафии по коммунальным законам мафии, почти не ограниченными формальными законами".

Однако называть какую-либо государственную власть "мафией" бессмысленно, так как "мафия" (ит.: семья) - это есть, прежде всего, негосударственная власть. В какой степени она влияет на государственную власть, - это другой разговор. Но "мафия" всегда должна находиться вне структуры государственной власти. Это - своего рода параллельная власть. Если "мафия" захватила бы государственную власть в какой-нибудь стране (а для нее это, даже в США, - не проблема), она на этом бы закончилась. Так что, советская "партократия" не могла быть "мафией", хотя бы потому, что она сама - государственная власть. "Партократия" - это, скорее "клика" (любимое слово Сталина), группа людей, объединенных единой целью: захвата и удержания власти.

Руководитель страны, по мнению Зиновьева, вообще может быть "полным ничтожеством" и "невменяемым существом", но создавать впечатление неограниченного единоличного диктатора. "Руководитель фактически становится лишь символом и фокусом правящей мафии". Он может иметь огромную личную власть над судьбами отдельных людей, но на самом деле это "грандиозный обман и самообман".

С этим можно согласиться, только заменив слово "мафия" на слово "клика".

Зиновьев был убежден в том, что коммунистическое общество есть общество "неправовое". "Здесь нормы, регулирующие поведение людей, действуют не в рамках правовых принципов, а в рамках принципов государственной целесообразности, интересов коллектива и страны". В коммунистическом обществе право заменено идеологией, "каждый чиновник есть, так или иначе, проводник идеологии". Государство превращает идеологию в мощнейшее орудие власти. Идеология не просто организует сознание людей, она создает специальный интеллектуальный стереотип для каждого члена общества.

Автор прав, но это может быть отнесено в полной мере лишь к сталинскому периоду. После войны идеологическое давление на "массы" значительно ослабло. Не следует увлекаться навязчивым мифом о "тотальном" влиянии коммунистической идеологии в советском" обществе. Здесь жили разные люди, которые исповедовали разные идеологии, в том числе религиозные и националистические.

Так, Зиновьев исходил из чрезмерного оптимизма относительно того, что "коммунистический строй успешно справляется с национальными проблемами". Между тем, он верно заметил, что "отдельные национальные меньшинства здесь занимают привилегированное положение и превращаются в объединения, мало, чем отличающееся от гангстерских банд". Он правомерно утверждал, что, несмотря на то, что "коммунистическая организация жизни общества вообще легко переходит в организацию, подобную гангстерской", тем не менее "контроль со стороны центральной власти есть пока единственное средство сдержать эту тенденцию к гангстеризму на местах". Но он слишком преувеличивал тенденцию к "уничтожению национальных перегородок и нивелированию национальных различий в населении страны" и потому недооценил "расчеты на то, что межнациональные конфликты в Советском Союзе послужат причиной гибели советской империи".

Именно национализм явился одним из решающих идеологических факторов распада советской страны.

Как, впрочем, и предполагал в свое время И.В. Сталин (и Л.Д. Троцкий)!

Зиновьев не знал, как глубоко ошибался, когда писал: "Коммунистическое общество стабильно до такой степени, что внутри его просто не вызревают достаточно серьезные силы, способные разрушить его изнутри. И бессмысленно надеяться на какие-то радикальные перемены этого общества в сторону западных демократий, обусловленные внутренними потребностями коммунистических стран".

Главную опасность для Советского Союза он видел в самой его "стабильности". "Доминирующим состоянием жизни коммунистического общества является унылость, серость, скука, но облеченные в форму официальной бодрости, праздничности, ликования".

В связи с этим он весьма уничижительно отзывался об "оппозиции": "с точки зрения роли во внутренней жизни страны она есть явление довольно жалкое и малоперспективное". "Так проблема демократических свобод является жизненно важной лишь для ничтожной части населения".

Свою книгу Зиновьев заканчивал довольно патетично. "В мире еще есть люди, которые надеются, что Советский Союз и другие коммунистические страны вернутся в докоммунистическое состояние. Надежды эти напрасны. Коммунизм - не временный зигзаг в истории, а эпоха. Это - не политический режим, который можно сбросить и заменить другим, сохранив социальный строй страны. Это есть самый глубокий социальный строй, на котором базируется все остальное. ...Коммунизм означает такую перестройку всей организации жизни общества, что обратной ход эволюции исключается в принципе".

Так писал Александр Александрович Зиновьев в 1980 году, находясь в Мюнхене. Так сказать - взгляд на свою Родину "с другого берега".

Закончив читать его книгу, можно предположить, что А.А. Зиновьев не воспользовался пребыванием на родине основателя марксизма для ознакомления с его учением в "первоисточниках". Его модель "реального коммунизма", как пародия на "советский социализм", не имеет ничего общего с классическим марксизмом.

Между тем прекрасным образчиком глубокого анализа марксизма является небольшая книжка некоего С. Платонова (псевдоним) под претенциозным названием "После коммунизма" (1989). "Ныне, как никогда, - писал автор, - "реальный социализм" жизненно нуждается в том, чтобы увидеть себя в зеркале реального марксизма". Критерием марксизма, по его мнению, является "буквальное" понимание Маркса. "...Главная наша проблема состоит в том, что мы по-настоящему не осознаем, кто мы такие и где находимся, что должны делать, в чем состоит строительство коммунизма".

Одним из распространенных стереотипов советской (сталинской) идеологии явилось отождествление "социализма" с "коммунизмом" ("первая фаза построения коммунистического общества"). Как очевидно, этой "болезнью левизны" страдал и А.А. Зиновьев. Между тем С. Платонов обратил внимание на то, что у К. Маркса мы не находим такого утверждения (!)

Для Маркса, коммунизм есть "эпоха преодоления отчуждения", т.е. "п о л о ж и т е л ь н ы й гуманизм". В "Манифесте Коммунистической партии" записано буквально: "...Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности". Вместе с тем, по его мнению, социализм есть не уничтожение частной собственности, а лишь ее "упразднение". Он установил, что частная собственность представляет собой "форму развития процесса отчуждения труда". Поэтому "коммунизм... есть не статистическое "идеальное" состояние общества, а историческая эпоха, содержанием которой является преодоление отчуждения".

Платонов называл разработку проблемы отчуждения "историческим завещанием" Карла Маркса. "Сегодня дальнейшее промедление с исполнением этого завещания смерти подобно", - предупреждал он. "...Коммунизм - гуманизм, опосредованный с самим собой путем снятия частной собственности". Коммунизм "на первых порах... выступает как всеобщая частная собственность". При этом продолжает существовать капитал "в снятом виде", в качестве "стоимости, приносящей стоимость", которая "теперь распределяется в интересах всего общества".

Но Платонов признавал, что "сегодня коммунистический идеал не работает", он "фактически подменен одним из этапов - пусть высшим - движения к нему, но главным образом - с его крайней абстрактностью". "Формула, состоящая в том, что целью коммунизма является построение коммунизма, суть простая тавтология".

Что же происходит при "реальном социализме"?

Платонов, переходя "от жизни - к теории", задавал вопрос: "в чем же конкретно состоит потенциальное превосходство социалистической экономики, и когда, наконец, оно станет реальным"? Сам он считал, что "к счастью" ответ на этот вопрос дан марксизмом. "Коренное преимущество социалистической экономики состоит в том, что она сознательно строится коммунистической партией, которая опирается в качестве средства на научную основу - названное Лениным "синонимом общественной науки" материалистическое понимание истории..." Но сам же вынужден признать, что "конечно, этот ответ сам по себе абстрактен".

Если целью коммунистов является построение коммунистического общества, то "становится особенно заметно, что связь этой цели с тем, что объявлено теоретическим средством ее достижения - материалистическим пониманием истории - мягко говоря, далеко не очевидна". Хотя "существует целая "культура" схоластического теоретизирования относительно характера этой связи.

Это несоответствие Платонов называл "парадоксом". Коммунисты лишают себя "главного теоретического оружия" - материалистического понимания истории, как только свершается "социалистическая революция". Здесь очевидна дилемма: "или признать, что коммунистический тип развития не подвластен никаким объективным законам...; или предположить, что таковые законы существуют - тогда... исторический материализм... не может иметь никакого отношения ни к социализму, ни к коммунизму, и не в силах помочь в их изучении, так как относится к абсолютно другому типу развития".

Другим "парадоксом" социализма Платонов считал отсутствие представлений о "производственных отношениях". "Уничтожение производственных отношений по своей сути полностью совпадает с уничтожением труда". Однако, по Марксу, "труд есть та сила, которая стоит над индивидами; и пока эта сила существует, до тех пор должна существовать и частная собственность".

Платонов полагал, что "все ухищрения скроить экономическую теорию социализма по образцу и подобию политэкономии капитала" - бесперспективны. "Предмет экономической теории социализма - уже не объективная диалектика формы и содержания производства, а диалектика, опосредованная общественным сознанием, и в первую очередь - такой его формой, как марксистская теория".

Как ему представлялось, "гораздо более естественным и перспективным путем" было бы придание экономической теории реального социализма "нормативной формы" "Превращение общественной науки в непосредственную производительную силу и означает создание подобных специальных средств социального проектирования".

Он заметил, что "по поводу социализма написано так много, что на каждую строчку "Капитала" давно приходится увесистый том; тем не менее "Социал" так до сих пор и не создан". А между тем социализм - это "последовательная стремительная смена все более усложняющихся социально-экономических форм, каждая из которых не менее сложна, чем форма капитала".

В.И. Ленин в своем знаменитом "Великом почине" писал о том, что производительность труда, это самое главное для победы нового общественного строя, социализм победит капитализм, только создав гораздо более высокую производительность труда.

На это Платонов комментировал: "Призывать к "совершенствованию социалистических производственных отношений" было бы смешно, когда бы ни было так грустно. Это абсолютно тождественно призыву "совершенствовать социалистическую частную собственность". В связи с этим он утверждал, что "для нас сохранение существующего типа развития еще хотя бы на пятилетие подобно игре с Историей в "русскую рулетку", имея в виду перспективы "начатого Лениным социалистического строительства".

Между тем он пророчески предупреждал: "Все мы испытываем на себе наваждение обыденности, ту иллюзию, что сложившийся ход вещей незыблем и будет сохраняться вечно, что с назревшими переменами можно и не спешить. Из истории хорошо известно, чего могут стоить подобные иллюзии и во что они обходятся".

Прежде чем говорить о "принципиальном преимуществе" социалистической экономики, следует ответить на "далеко не праздный" вопрос: "что же такое социализм вообще". "Нам нужно выяснить, грубо говоря, какую часть коммунизма составляет социализм".

Еще В.И. Ленин считал, что до тех пор, пока в обществе сохраняется "классовая разница между рабочим и крестьянством", это общество не является ни коммунистическим, ни социалистическим. Хотя, "при толковании слова социализм в известном смысле, можно назвать его социалистическим..."

По этому поводу Платонов заметил, что критерий различения социализма от коммунизма - в "тайне производственных отношений". Он установил следующую иерархическую структуру производительных сил: "технология", "организация", "экономика". И напоминал, что сущность экономики - это превращение "прибавочного труда" в производительную силу.

В "Немецкой идеологии" записано: "коммунистическая революция... устраняет труд", "пролетарии... должны уничтожить труд".

Отсюда Платонов сделал вывод о том, что сущность коммунистической эпохи - не только уничтожение производственных отношений, но и устранение общественных производительных сил. Таким образом, основное содержание социализма - уничтожение трех экономических форм частной собственности, снятие отчужденных экономических отношений распределения, обмена, производственного потребления. Экономика как совокупность экономических отношений есть то, что должно быть "снято" на первой фазе "коммунистического уничтожения частной собственности". Примечательно, что Маркс не пользовался выражением "социалистическая экономика".

Платонов полагал, что место исчезающей экономики занимает "организация качественно нового типа, социалистический хозяйственный механизм". "По завершении первой фазы будет достигнута классовая однородность; общество превратится в единый класс, организованно... "эксплуатирующий" производительную силу технологии..."

Так социализм вносит свой вклад в коммунистическое уничтожение частной собственности, устраняя ее экономические формы. На "второй фазе коммунизма" завершается уничтожение частной собственности и разделения труда, отмирает государство, устанавливается "общественное самоуправление" и "социальная однородность".

Итак, читая книгу С. Платонова, предварительно можно сделать вывод:

Если следовать "марксистской теории" (марксизму), то нужно, по крайней мере, различать понятия "коммунизм" и "социализм". Коммунизм - это преодоление "отчуждения" (уничтожение "частной собственности"). Коммунизм - это упразднение самоотчуждения человека ("практический гуманизм") - свободная ассоциация всесторонне развивающихся индивидов. Проблема "реального социализма" - это не проблема "уничтожения" частной собственности, а проблема "отчуждения человека", "снятия отчуждения".

Проблемы "отчуждения" и "гуманизма" активно обсуждались в 80-е годы в эйфории по поводу публикации ранее неизвестных работ К. Маркса ("Философско-экономические рукописи 1844 г." и др.). На Западе и в Советском Союзе создавался культ "молодого" Маркса-гуманиста. На возвращение к марксистскому "гуманизму" возлагались большие надежды.

Однако в ленинском развитии "марксистской теории" ("советский марксизм") гуманистическая идея была вытеснена концепцией "классовой борьбы", в которой человек остался лишь как "субъект общественных отношений", в конечном счете - экономических. Внеклассовый гуманизм превратился в идеалистическую утопию.

Так, российский политолог С. Кара-Мурза сегодня отмечает, что "доктрине марксизма присущ крайний экономизм", так как в ней революция и любая политическая борьба сводится исключительно к экономическим причинам. "Такое представление общественных противоречий - крайняя абстракция". Он напоминает, что еще О. Шпенглер заметил, что К. Маркс "мыслит чисто по-английски". Его классовая система допускает существование только "буржуа" и "пролетария", "грабителя" и "ограбленного". И замечает, что в России было иное представление о классах, цитируя Н.А. Бердяева ("Истоки и смысл русского коммунизма"): "Марксизм разложил понятие народа как целостного организма, разложил на классы с противоположными интересами. Но в мифе о пролетариате по-новому восстановился миф о русском народе. Произошло как бы отождествление русского народа с пролетариатом, русского мессианизма с пролетарским мессианизмом".

Вместе с тем, К. Маркс видел первое основание для пролетарской революции в исчерпании тех возможностей, которые капитализм давал для развития производительных сил как следствие того, что основанное на частной собственности капиталистическое производство регулируется стихийными механизмами рынка и не приемлет научного планирования в масштабе всего общества. Поэтому первым условием для пролетарской революции является глобальный характер господства капиталистического способа производства. Революция "созреет" тогда, когда и капиталистический рынок и пролетариат станут "всемирным явлением", когда полного развития достигнет частная собственность.

Об этом К. Маркс писал в "Немецкой идеологии". Коммунизм предполагает "универсальное развитие производительной силы и связанного с ним мирового общения". Пролетариат может существовать только в "всемирно-историческом смысле", а коммунизм возможен лишь как "всемирно историческое" существование.

Поэтому классики марксизма считали "реакционной" попытку произвести "преждевременную" революцию в отдельной стране, до того как буржуазия полностью исчерпает свой потенциал в развитии производительных сил. Ф. Энгельс в статье "О социальном вопросе в России", (1875 г.), написанной в ответ на "Открытое письмо г-ну Фр. Энгельсу" русского революционера П. Н. Ткачева о назревшей "антикапиталистической" революции в России; назвал его "зеленым, на редкость незрелым гимназистом".

С. Кара-Мурза приводит справку: в России в начале 1917 года рабочих фабрично-заводской промышленности с семьями было 7,2 млн. человек, из них взрослых мужчин 1,8 млн. Таким образом, собственно "рабочий класс" накануне Российской революции составлял ничтожное меньшинство.

Следует отметить, что сам К. Маркс считал сопротивление капитализму "реакционным", так как оно препятствует "прогрессу промышленности, невольным носителем которого является буржуазия".

"Надо подчеркнуть, что обвинение капитализма в эксплуатации рабочих является нравственным и, в принципе, вообще не должно присутствовать в политэкономии, которая претендует быть наукой", - замечает в связи с этим Кара-Мурза.

По его мнению, именно Ленин придал "политическую форму" теории "антикапиталистических революций", которая "кардинально расходилась с марксистской".

В 1907 году (еще раньше в книге "Развитие капитализма в России", 1899 г.) в статье "Аграрный вопрос и силы революции", Ленин писал о том, что "наша революция по содержанию происходящего общественно-экономического переворота буржуазная", так как она происходит "на почве капиталистических отношений производства". После поражения революции 1905-1907 гг. он изменил свое мнение и сделал ставку на "антикапиталистическую", крестьянскую революцию в России. ("Лев Толстой как зеркало русской революции").

Таким образом, как утверждает современный политолог, "революция в России была отрицанием капитализма с его разделением на классы".

А. Грамши уже в 1918 году ("Революция против "Капитала") указал на это: "Это революция против "Капитала" Карла Маркса. "Капитал" Маркса был в России книгой скорее для буржуазии, чем для пролетариата. Он неопровержимо доказывал фатальную необходимость формирования в России буржуазии, наступления эры капитализма и утверждения цивилизации западного типа.... Большевики отвергли Маркса. Они доказали делом, своими завоеваниями, что каноны исторического материализма не такие железные, как могло казаться и казалось".

Однако С. Кара-Мурза признает, что сходство теорий революции Маркса и Ленина очевидно в том, что "в обоих случаях объектом революционного изменения (разрушения) становился базис общества или, в терминах марксизма, производственные отношения. Смысл пролетарской революции состоял в экспроприации капиталистической частной собственности".

Таким образом, обращает на себя внимание вопрос о сопоставлении "реального социализма" с "капитализмом" с точки зрения классического марксизма.

С. Платонов считал необходимым отбросить "абсолютно фантастическое представление" о том, что до сих пор существует "государственно-монополистический капитализм". На основе анализа работ Маркса и Ленина по вопросу частной собственности Платонов пришел к выводу, что капитализм в развитых странах перестал существовать в "первые полтора десятилетия после Великой Октябрьской социалистической революции". Сегодня над капиталом (и государством) господствует "финансовая элита", опирающаяся на "механизмы тайной власти", которые постепенно преобразуют систему общественных отношений в интересах "правящего меньшинства". Эту общественную систему он называл "элитаризмом". И заявлял: "Элитаризм является... неизбежной "тенью" социализма на всем протяжении эпохи социализма и коммунизма".

"...Что же касается элитаризма в целом, то необходимо отдать себе отчет, что он, как и социализм, обладает средствами сознательного объективного выявления и поэтапного снятия противоречий своего развития. ...Элитаризм, как и социализм, постепенно устраняет частную собственность, но только на смену ей приходит не общественная собственность (как при социализме), а корпоративно-элитаристическая собственность правящего слоя. Таким образом, элитаризм, в отличие от капитализма, не несет внутри себя какое-либо принципиально неразрешимое экономическое противоречие фатально обрекающего его на гибель".

Новая эпоха представлена противостоянием "двух мировых систем - социализма и элитаризма".

В связи с этим Платонов вспоминал слова Ленина: "империализм стремится заменить демократию вообще олигархией".

"Экономическая суть элитаризма, - как бы это ни казалось парадоксальным, - та же, что и коммунизма; уничтожение частной собственности. Но если социализм и коммунизм - это переход от частной собственности к общественной, к собственности всего общества, то элитаризм - переход от частной собственности к корпоративно-элитаристической". Если первоначально элита возникает из объединения крупнейших представителей финансового капитала, то впоследствии посредством государства она монополизирует высшие формы деятельности банковского капитала, начинает осуществлять плановое управление инвестиционным циклом в масштабе всей страны. "Правящая группировка - элита - постепенно становится единым и единственным, совокупным собственником всех производительных сил, принадлежавших ранее классу капиталистов, но управляющихся каждым из них порознь, частным образом".

Элитаризм, как и социализм, несмотря на присущие ему экономические противоречия, обладает механизмом их планомерного разрешения. Экономическое могущество элитаризма основано на эксплуатации стран "третьего мира", и в значительно меньшей степени - трудящихся своих стран. Поэтому "в условиях элитаризма социалистическая революция - в мирной или же немирной форме - необратимо теряет "классическую" экономическую основу и социальную движущую силу, и без мощного воздействия извне со стороны социалистической системы и "третьего мира", становится все менее возможной".

По мнению Платонова, необходимо переосмыслить содержание и основное противоречие современной эпохи.

"Завершенный, полный ГМК, означает, что олигархия посредством государства "упраздняет" экономику, узурпируя все три экономические формы присвоения (капитал, деньги, право) путем взятия под контроль экономических отношений распределения, обмена, производственного потребления".

Власть господствует над законом, в ГМК доминирует "административный" уклад.

Это подтверждается современными исследованиями.

Так, политолог А.А. Чемшит отмечает: "Западное общество как система владельцев индивидуальных капиталов существовало примерно до начала XX века... Правящие элиты Запада оказались исключительно перед трудной задачей, сущность которой состоит в поддержании стабильности политических систем в условиях воздействия новых факторов: изменения функции капитала в государственном правлении и управлении, экономического кризиса и демографических перемен".

Современные ТНК (транснациональные корпорации)- это уже организационно оформленная система, которая контролирует информацию и финансы.

"Мондиализм" (франц. - monde - "мир") - это оформленное международное явление, которое фактически ведет к отмене национального суверенитета государств и добровольной передаче власти некоей "теневой, наднациональной элите, никем не избираемой и никем не контролируемой". Главными субъектами мирового политического процесса становятся ограниченные элитарные группы, которые присваивают себе все планетарные ресурсы, оставляя национальным государствам право быть субъектами политики на "тактическом уровне". "Мировые центры силы проводят отчетливо выраженную политику управления национальными элитами, в результате многие из них перестают решать задачи национального тактического уровня...", - пишет Чемшит.

Между тем Платонов утверждал, что в процесс монополизации власти и ресурсов, который начался еще в начале XX века, оказалось втянуто и Советское ("социалистическое") государство. "Государство диктатуры пролетариата, которое возникло бы из ГМК путем революционной замены субъекта власти, естественно, принадлежало бы с самого начала к такому же типу "государственной монополии". Он называл это - "государственно-монополистический социализм". "Мы искали такую ступень исторической лестницы, которая вплотную подводит нас к социализму. Мы ее нашли. Это государственная монополия, осуществляемая властью диктатуры пролетариата, то есть ГМС".

Но такое утверждение устанавливает противоречие между позициями К.Маркса и В. И. Ленина.

"Перед нами противоположность между абстракцией сущности перехода к социализму, раскрытой Марксом уже в цикле работ 1844-1848 годов, и ее конкретным проявлением, которое Ленин теоретически обосновал в годы первой мировой войны. Раскрытие этой противоположности - ключ ко всему колоссальному многообразию реальных путей к социализму".

Платонов напоминал, что "Капитал" Маркса вовсе не претендует на то, чтобы быть всесторонне развитой теорией реального капитализма. "Поэтому представление о социализме, выводимое на этой методологической основе, может быть не чем иным, как подобной же абстракцией "социализма вообще".

Между тем Ленин сформулировал свою теорию социализма "не оставляющим сомнения образом". "Социалистический уклад" есть осуществляемая под руководством партии коммунистов диктатура пролетариата, "диктатура есть власть, опирающаяся на насилие, не связанное никакими законами". Однако сам Ленин называл это: "социализм в известном смысле".

"Государственная монополия есть средство, конкретнее - учреждение, с помощью которого государство присваивает, эксплуатирует производительные силы. Такова видимость дела, но не такова ее суть", - отмечал Платонов. Государственная форма собственности никогда не сможет удержать контроль над развитием частных форм уже хотя бы потому, что экономические формы деятельности являются эволюционно более высокими. Поэтому, считал он, "суровая действительность" такова: "социализм пока еще не существует, существует лишь перезрелый "социализм в известном смысле". "Мы десятилетиями топчемся вдоль границы переходного периода и коммунистической эпохи..." Логика противоборства с капитализмом требует достичь его уровня производительности труда и эффективности производства. "А пока мы добиваемся "побивания" зарубежного капитализма путем создания отечественного".

Еще раньше Платонов утверждал: "В то время как партия является ведущей силой, субъектом коммунистического строительства - партийное строительство, наука об этом субъекте, существует на птичьих правах, ее статус как науки подвергается сомнению..." В таком случае, "как же должно выглядеть материалистическое понимание механизма общественного развития, в центре которого стоит категория субъекта - коммунистической партии?"

Переходя "от идеологии - к теории", С. Платонов делал выводы:

"Социализм - новый исторический тип общества, которое не развивается само по себе, по законам социалистической природы, а сознательно культивируется, строится на научной основе. В этом его главное преимущество, но в этом же - главное уязвимое место, поскольку опора на научную основу влечет за собой зависимость от степени ее разработанности".

Между тем, "по существу, после Ленина в науку о строительстве коммунистического общества не было добавлено ни строчки".

По мнению Платонова, современный "научный коммунизм" целиком относится к сфере идеологии. "Идеология, которая подвизается в несвойственной ей роли теории, то есть берется объяснять и предсказывать, неизбежно порождает фантастические представления о современном мире, - и что самое опасное и печальное - творит идеологические мифы о нас самих".

Таким образом, после знакомства со второй частью книги С. Платонова можно отметить следующее:

Новая форма капитала (деньги-товар) - "самовозрастающая стоимость". В качестве стоимости, приносящей стоимость, капитал в снятом виде продолжает существовать" ("плановый экономический механизм") и при социализме: "община как всеобщий капиталист" (К. Маркс). На этапе "реального социализма" нет принципиального отличия его от современного капитализма, оба представляют "элитаризм". Единственное преимущество социализма в том, что он сознательно строится партией на научной основе материалистического понимания истории. Но связь цели построения коммунизма и материалистического понимания истории - неочевидна!

В заключение С. Платонов, прочитывая древнегреческого философа Платона, пришел к заключению: "Идеал политика и государственного мужа превращается в беспринципного демагога, который сознательно угодничает перед толпой, ловко играя на ее низменных инстинктах, и которому, в сущности, глубоко чужда и безразлична сама мысль о благе народа. Мнение подобного представителя политической элиты о собственной исключительности - всего лишь жалкий самообман".

По этому поводу С. Кара-Мурза замечает: "Механизм власти - не только принуждение, но и убеждение. Овладение собственностью как экономической основой власти недостаточно - господство собственников тем самым автоматически не гарантируется и стабильная власть не обеспечивается".

Он вспоминает итальянского коммуниста Антонио Грамши, который создал свою теорию "государства и революции", отличную от ленинской теории, основной частью которой стало учение о "культурной гегемонии" ("Тюремные тетради" впервые опубликованы в Испании в 1948-1951 гг.). Исходя из этого учения, для подрыва "гегемонии" надо действовать не на теории противника и не на главные идеологические устои власти, а на обыденное сознание, на повседневные мысли среднего человека. Так действовал, например, итальянский и германский фашизм, разрушивший гегемонию буржуазной демократии.

По этой причине, по мнению российского политолога, развалился Советский Союз как идеократическое государство, чья "легитимация" опиралась на "авторитет символов и сакральных идей". Он ссылается на итальянца Р. Гвардини (католик), который заметил: "разрушение авторитета неизбежно вызывает к жизни его извращенное подобие - насилие".

И делает вывод: "революция может иметь причиной глубокий конфликт в отношении всех фундаментальных принципов жизнеустройства, всех структур цивилизации, а вовсе не только в отношении способа распределения производственного продукта ("прибавочной стоимости")". Поэтому "для понимания и предвидения хода революций надо вглядываться не только в противоречия, созревшие в базисе общества, но и в процессы, происходящие или целенаправленно возбуждаемые в надстройке общества - в культуре, идеологии и сфере массового сознания".

Таким образом, подводя предварительный итог вышеприведенному анализу работ классиков "марксизма-ленинизма", можно прийти к заключению. Во-первых, устоявшаяся в Советском Союзе доктрина "реального социализма" не соответствовала основополагающим положениям марксистской теории. Во-вторых, советская модель "социализма" (ГМС) сопоставима с моделью современного капитализма (ГМК). В-третьих, "марксистско-ленинская" концепция "коммунизма" вступает в очевидное противоречие с "материалистическим пониманием истории", то есть, в конечном счете, с марксизмом. Таким образом, сталинская теория "построения социализма" не имела никакого отношения ни к марксизму, ни к "социализму"! Это была большевистская концепция построения государственно капитализма в "одной стране" при абсолютной монополии "советской власти" (т.е. партократии).

Между тем К. Маркс никогда не писал о каком-то "реальном коммунизме", как определенном типе общества. Он писал о "коммунизме" как гипотетической "возможности", что было подвергнуто резкой критике еще лидерами первого "Интернационала", по заказу которых был написан знаменитый "Манифест Коммунистической партии".

Впоследствии под гипнозом этой терминологической манипуляции оказались даже зарубежные "советологи". Неудивительно, что и А.А. Зиновьев, проживший долгие годы на Западе, где, вероятно, в силу жизненных обстоятельств не имел возможности заниматься серьезной исследовательской работой, стал жертвой этой мистификации.

Когда в Советском Союзе уже бушевала "перестройка" Зиновьев в том же Мюнхене издал книгу, которую назвал проведенчески "Кризис коммунизма". В Предисловии он выражал намерение "дать описание нормального (здорового) коммунизма лишь в той мере, в какой это необходимо для выяснения сущности его кризиса и его перспектив в будущем". Задача поистине апостольская в том смысле, что он и в этой книге занимался проповедью своего антикоммунистического катехизиса.

Начал Зиновьев, как философ-логик, опять с терминологии. "Чтобы избежать терминологической путаницы и бессмысленных терминологических дискуссий", он предлагал отличать "идеальный коммунизм" от "идеологического коммунизма". "Идеологический коммунизм" как "плод воображения" некоторых людей есть средство "манипулирования массами". "Идеальный коммунизм" есть "научная абстракция" как научный способ познания "реального коммунизма". Он вновь настаивал на том, что различение двух стадий коммунизма бессмысленно. В Советском Союзе построен самый "полный коммунизм". Никакого другого "настоящего коммунизма" в принципе быть не может.

Зиновьев называл "грубой ошибкой" считать коммунизм абсолютно "недемократичным", так как здесь своя форма демократии: выборность на "должность", практика "съездов", "собраний", "заседаний", которые контролируют руководство на уровне первичных коллективов. Максимальный контроль над всеми аспектами жизни общества и отдельных граждан есть один из принципов коммунистического управления. "Система власти ... вырастает здесь из потребности обеспечить существование страны как единого социального организма..." Отсюда он выводил заключение, что марксистская теория "отмирания" государства при коммунизме оказалась ложной в отношении государства коммунистического, которое не исчезает, а, наоборот, превращается в "сверхгосударство" и становится "монопольным субъектом истории".

Следует заметить, что вообразить себе такую химеру как "коммунистическое государство" мог только человек с зомбированным сознанием! По К.Марксу, коммунизм и государство - антиподы, они не совместимы!

Убежденный в том, что "советское государство явилось преемником и продолжением дореволюционного русского государства", Зиновьев вынужден был признать, что в Советском Союзе сложилось своеобразное "двоевластие": формально государственной властью считались советы, но фактически высшей властью стал "партийный аппарат". Вся система власти является продолжением и разветвлением этого аппарата. Фактически страной управлял "аппарат сверхвласти", который не был оформлен законодательно и который был аппаратом личной власти Генерального секретаря ЦК ВКП (б)-КПСС.

Когда же Зиновьев перешел к заявленной теме, о "кризисе коммунизма", началась вообще фантасмагория. Создается такое впечатление, что автор никогда не жил в Советском Союзе и что книгу "Зияющие высоты" написал другой человек.

В своей новой книге Зиновьев утверждал, что "кризис" "произошел фактически неожиданно для политиков, специалистов и широких слоев населения" и его осознали лишь после того, как "он разразился и начал свирепствовать во всю мощь". Объяснял он эту "неожиданность" отсутствием "научной теории коммунизма".

"...Деятели и мыслители всех сортов и рангов усмотрели причину кризиса в ошибках и преступлениях руководителей коммунистических стран в прошлые годы, ставших дозволенными и общепризнанными объектами ругательств. ...А исторический процесс не есть цепь преступлений. Конечно, ошибки властей и преступления властей сыграли какую-то роль в создании предпосылок кризиса. Но не они суть причины кризиса, кризис произошел бы и в том случае, если бы никаких ошибок и преступлений не было. К тому же нет никаких критериев установления того, что есть ошибка и что есть преступление, когда речь идет о большой истории. Суждения на этот счет, как правило, субъективны, диктуются эгоистическими интересами новых правителей и их лакеев".

Очень сильно сказано, но неверно, как по логике, так и по смыслу. Прежде всего, кризис есть закономерное следствие объективного процесса развития социальной системы - это определенная болезнь, которая свидетельствует о том, что "пациент" скорее жив, чем мертв. Ни одна общественно-экономическая система не развивалась без периодических кризисов, которые, в конце концов, преодолевались. "Пациент" выздоравливал, если средства его лечения были выбраны правильно, но - самое главное, - если правильно был поставлен диагноз его болезни. Установление действительных причин этого кризиса и своевременное устранение его неизбежных последствий - это прерогатива конкретных политических деятелей, наделенных ответственностью перед своим народом и историей.

Зиновьев, как и многие другие "советологи", начинал отсчет начала "кризиса" с так называемых "хрущевских годов", когда, по его мнению, "наметился кризис советской (марксистской) идеологии". В "брежневские годы" он отмечал "признаки морально-психологического кризиса". К концу этого периода кризис охватил экономику страны. С приходом Горбачева он связывал кризис всей системы власти и управления обществом. Представить себе, что все это на протяжении десятилетий происходило "неожиданно", нужно обладать "тупым" (термин Зиновьева) воображением.

В поисках внешних причин "кризиса" коммунизма Зиновьев выдвинул идею о "пропущенной мировой войне". Исход "холодной войны", которая, по его мнению, закончилась в основном в пользу Запада, явился вторым важнейшим условием кризиса коммунизма (первый - "идеологический").

Здесь Зиновьев повторял распространенный журналистский штамп времен 90-х годов. Между тем в нем изначально были заложены две исторические фальсификации.

Первая - "холодная война" никогда не была действительно "холодной". Начиная с войны в Корее в начале 50-х годов и, кончая войной в Афганистане в 80-е годы, две "сверхдержавы" практически непрерывно вели "горячие" войны с большими человеческими жертвами и экономическими издержками. Одна из "сверхдержав" стремилась "убрать" другую как политического конкурента.

Но совсем не факт, что жертвой должен был стать именно Советский Союз. Это - вторая фальсификация. После весьма ощутимых военных и политических поражений в Азии и Африке, победы кубинской революции и развертывания революционных процессов в Центральной Америке в 80-е годы, серьезность которых продемонстрировала победа Никарагуанской революции, международный авторитет США "дышал на ладан" и нужно было принимать радикальные меры для спасения их мирового "лица". ЦРУ, возглавляемое в 80-е годы Джорджем Бушем-старшим, блестяще справилось с поставленной задачей спасения престижа нации, за что Буш, после "ликвидации" Советского Союза, был поощрен званием Президента США. Это - американская традиция. Успешная "операция" Джорджа Буша спасла мир от "третьей мировой" войны.

Это отчасти признавал Зиновьев, считая важнейшим условием "кризиса" - "перелом в политической стратегии Советского Союза в отношении Запада". Однако он расценивал готовность Горбачева "осуществить преобразования, снимающие все претензии Запада к Советскому Союзу" как "поощрение разрушительных антикоммунистических тенденций".

Эта "страшилка" про невинную "Красную шапочку", коварно соблазненную "Серым волком" виделась Зиновьеву из далекого Мюнхена.

На самом деле, все произошло, опять же, "с точностью наоборот". Пресловутое влияние "Запада" имело место в Советской России, начиная с "Октябрьской" революции, включая предвоенные и послевоенные годы, и никогда не прерывалось. Однако история цивилизаций демонстрирует, что ни культура, ни наука (даже идеология и религия) не в состоянии не только изменить, но даже существенно повлиять на ход социального процесса. Это - вековая гуманитарная иллюзия! Никакое "влияние Запада", так же как никакое "коммунистическое влияние" на Запад, не могло поколебать фундаментальные основы общества, если фундамент сам уже не дал трещину. Вот, когда здание начинает рушиться, его обитатели ищут спасения в других "домах". Это - естественно. Активизация влияния западной идеологии (культуры) на советское общество было внешним симптомом того, что в этом обществе уже что-то неблагополучно.

Тем более полной чепухой является убеждение эмигранта Зиновьева в том, что европейские обыватели ("массы"), не имея других забот, только и мечтали о возвращении "Блудного сына" (т.е. Советского Союза) под "отчий кров" западной цивилизации.

Зиновьев считал, что предпосылки для кризиса ("потенциальный кризис") накопились в брежневские годы. Но горбачевское руководство развязало кризис, дало толчок к превращению потенциального кризиса в актуальный. "Горбачев нажал спусковой крючок кризиса, своей перестройкой углубил и расширил кризис, поставив коммунистические страны на грань катастрофы". На основании этих рассуждений Зиновьев уверял, что кризис был "спущен" в общество "сверху".

Здесь следует отметить опять два логических противоречия.

Первое, как обычно, - противоречие с самим собой. Например, как же быть с его вышеизложенной теорией "исторических обстоятельств", столь, казалось, хорошо объяснявших "ошибки" и "преступления" Сталина, и абсолютно забытых в случае "реформ" Горбачева, который, как это возможно представлял себе автор, проводил "перестройку" в полном одиночестве и без всяких "обстоятельств". Это, как говорят сегодня, - логика "двойных стандартов"

Второе, - это неверно по существу. "Кризис", как признает выше сам Зиновьев, это закономерное следствие социального развития. Влияние политического лидера на ход исторически значимых событий, безусловно, имеет значение, но не столь решающее, как это хотелось бы некоторым публицистам. Здесь неуместна военная терминология ("бомба", "спусковой крючок"). С таким же успехом можно сказать, что В.И. Ульянов подложил "бомбу" под царский режим России и нажал "спусковой крючок". Проблема "кризиса" - это не проблема "роли личности в истории".

В связи с этим не следует преувеличивать значение "реформ". Зиновьев полагал, что горбачевские "реформы" были реформами "иллюзорными". Он был убежден в том, что "начавшись с самых верхних "этажей" общества - с идеологии и морального состояния, кризис углубился до самых глубоких его основ - до его социальной организации". По его мнению, "ударной силой" оппозиции стал "особый слой" тех, кого Зиновьев называет "люмпен-отщепенцами" или "социальными паразитами", которые "за счет малых усилий и способностей имеют приличную долю жизненных благ". Этот многочисленный слой превысил допустимую норму и стал угрожать стабильности общества.

Не те ли это "отщепенцы-бунтари", о которых писал он в "Зияющих высотах" и "Русской смуте"?

Когда Зиновьев начинал говорить о "кризисе власти", который проявился в том, что она потеряла авторитет среди населения, здесь его рассуждения более интересны. Этот кризис, по его мнению, затронул стержень власти - ее партийный аппарат. Партия превратилась в партию чиновников. Но об этом за пятьдесят лет до Зиновьева предупреждал Троцкий, труды которого социолог-эмигрант, очевидно, читал. Именно кризис власти, экстраполировавшийся на идеологическую, а затем и экономическую, сферы жизни советского общества, и явился причиной начала "периода распада". Но этот кризис имел своей причиной не "бюрократизацию" власти (которая имела место), а потерю ею авторитета в обществе. Народ перестал видеть во власти свое "народовластие". В России так было всегда: народ верил только такой власти, которую считал своей. Потеряв Веру народу, "советская власть" была обречена...

Зиновьев обвиняет в этом "коммунистов", которые "предали марксизм-ленинизм". "В кратчайшие сроки было сочинено огромное количество всяческой чепухи. Бесчисленные шарлатаны и безответственные болтуны, включая титулованных советских академиков, бывших советских диссидентов, удравших на Запад за славой и комфортом, и западных советологов, настолько засорили и замутили интеллектуальную атмосферу в обществе, что только полное игнорирование производимой ими галиматьи и доверие к простому здравому смыслу еще могло бы наставить руководство на путь истинный. Но, увы, всякие здравые суждения стали рассматриваться как проявления консерватизма, брежневизма и даже сталинизма. Только ничем не ограниченная чушь, облекаемая в наукообразную форму, имела какие-то шансы быть замеченной".

Какая блестящая обличительная речь, какая мужественная самокритика! Но не следует настолько самообольщаться. Вся эта диссидентская "чепуха" могла повлиять только на "атмосферу" коммунальных кухонь.

Таким же преувеличением Зиновьева являются его рассуждения о "морально-психологическом кризисе", который заключается, по его мнению, в "крушении системы ценностей и психологических опор". Это верно лишь отчасти. Всякий глубокий социальный кризис сопровождается в любой стране "переоценкой ценностей".

Рассуждая профессионально о психологии толпы, Зиновьев писал: "Особенность нынешней ситуации состоит в том, что взбунтовавшиеся массы населения оказались в своего рода исторической ловушке. ...Псевдореволюционная ситуация могла породить только одно: попытку контрреволюции по отношению к революции... С точки зрения эволюции коммунизма массы выступили как сила глубоко реакционная".

Зиновьев в 1990 году еще не мог знать, что он здесь окажется прав. Ельцинский "август 1991-го", который многими его участниками воспринимался как очередной "дворцовый переворот", оказался началом завершенной в октябре 1993-го "контрреволюцией" (поддержанной, как и в "октябре" 1917 г., "люмпен-пролетариатом").

Предугадал Зиновьев и случившийся процесс "дезинтеграции" страны: "В Советском Союзе тенденция к дезинтеграции страны проявилась прежде всего в стремлении окраинных национальных республик к отделению от Советского Союза в виде самостоятельных государств (прибалтийские и кавказские республики). Но не только. На Украине усилилось стремление отделения от России".

В связи с грядущими событиями Зиновьев тогда был настроен весьма пессимистично: "Характер эпохи выражается также в том, какого рода личности ее представляют, т.е. вылезают или выталкиваются волею обстоятельств на видимую сцену истории. Переживаемая эпоха характеризуется тем, что из гнойников человеческих душ выплеснулось море подлости, пошлости, лжи, лицемерия, цинизма, интеллектуальных помоев и прочих гнилостных продуктов мирной жизнедеятельности человечества. ...Массы получили таких вождей, каких они заслуживали". Ну, как же тут не вспомнить "вождей", рожденных "Октябрьской" революцией!

Он, как "западник", был очень огорчен тем, что "на Западе началась оргия антикоммунизма". "Кризис настолько скомпрометировал идеалы и практику коммунизма, что быть коммунистом на Западе стало чем-то крайне негативным, чем-то вроде фашиста или нациста". Однако он верил в то, что "и в этом отступлении советского коммунизма рано или поздно будет свой Сталинград".

Он пытался предсказать "будущее": "В отдельных странах возможно разрушение коммунистического социального строя и переход к социальному строю иного типа. ...Но это еще не будет означать гибель коммунизма вообще и наступление посткоммунистической эры. В обозримом будущем такая перспектива исключена для главных бастионов коммунизма - для Советского Союза и Китая"

Сам Зиновьев успел узнать, что он ошибался в своем прогнозе. Он пережил Советский Союз.

Но в 1990 году он еще мечтал, что "восстановление норм коммунизма" все еще возможно. В "Послесловии" своей книги Зиновьев писал: "Коммунизм не есть случайный зигзаг истории. Он имеет глубокие корни в самих основах человеческого бытия. История еще не сказала последнее слово. Если даже на планете не останется ни одной коммунистической страны и ни одного коммуниста по убеждениям, это еще не будет означать, что коммунизм исчез навечно!" Нечто подобное говорили лидеры Третьего рейха накануне его падения.

Пророк "прозрел" очень быстро. В июне 1993 года Зиновьев в панике писал: "Я никогда не был и не являюсь апологетом коммунизма. Но самое элементарное чувство справедливости заставляет отдать ему должное". Это похоже на "прощальное слово" при похоронах.

В своем последнем "социологическом романе" "Русская трагедия (гибель утопии)" Зиновьев предсказал "конец" России.

Его герой, прежде всего, задается вопросом: почему произошло то, что произошло? Ведь "советский социальный строй считался незыблемым, пришедшим на века". У него "появляется сильное искушение покончить с постсоветской мерзостью самым простым и доступным способом - выброситься из окна". "Моего мира больше нет. И он никогда не возродится вновь. Мертвые не воскресают".

Здесь удивляет не сказанное, а удивление удивляющегося. Философ, проживший двадцать лет в эмиграции, так и не понял своей страны. Этим Зиновьев напоминает В.И. Ленина после "Февраля" 1917 г

Теперь он пишет: "...Мы как единый, целостный народ совершили историческое самоубийство".

Зиновьев весьма эмоционально описывал картину "новой жизни". "Важнейший результат социального переворота - новая структура населения. Десятки миллионов людей брошены на произвол судьбы, обречены на вымирание. Им нет места в новой России. Формируется класс состоятельных граждан и граждан с высоким положением, дающим высокую плату. ...Армия и силы внутреннего порядка превращаются в органы охраны богатых и преуспевающих, получая за это какие-то привилегии сравнительно с низшими слоями населения. Возрождается религия и церковь для выполнения той роли, какую она играла в дореволюционной России. Она сама становится привилегированной частью населения, богатеет за счет высасывания соков из одураченной части сограждан и представляемых государством льгот и поддержки. Она становится крупным собственником. Разрастается класс частных мелких предпринимателей. Все большую силу приобретает верхушка частных бизнесменов - финансовых олигархов и владельцев огромных предприятий. Они становятся сверхвластью общества. Бессмысленно с таким населением надеяться на реставрацию советского строя".

Картина, действительно, впечатляющая. "Нас убили как народ, как страну, как общество, как носителей коммунизма, - в этом суть дела. Не просто победили, не просто разгромили, а именно убили".

Зиновьев понимал, что в стране произошли необратимые перемены. Теперь "Запад" не остановится перед применением новейшего оружия против России, если возникнет реальная угроза реставрации "коммунизма". Он представлял себе "такую сюрреалистическую картину". "Заросшее лопухами, крапивой, репейниками и прочими сорняками кладбище истории. Заброшенная могила с гнилой доской, на которой еле видны знаки: "Империя зла...30.12.1922-31.12.1991". Апокалипсис!

На самом деле в СССР никогда не было "реального коммунизма". Советский "социализм" - это "государственный капитализм" плюс "советская власть" (диктатура компартии).

Государственная ("общественная") собственность на средства производства отнюдь не является прерогативой "социализма". ХХ век знал много политических режимов, при которых государство являлось главным, если не единственным, собственником национальных ресурсов, капитала и средств производства. Когда финансовый капитал стал вытеснять промышленный капитал из сферы управления экономикой, государству уже не надо контролировать непосредственно производство, достаточно держать под своим контролем "финансовые потоки". Между тем, сам термин "социализм" сегодня приложим лишь к определенной системе социального распределения (образование, здравоохранение, социальная помощь и пр.), которая является социальной функцией государства. Во многих западных странах у власти находятся социал-демократические или социалистические партии, которые проводят социальную политику в интересах народа, добиваясь юридическими и налоговыми средствами повышения его жизненного уровня и соблюдения его "гражданских прав".

В этом смысле можно говорить о "советском социализме", когда компартия, контролировавшая полностью средства производства и финансовые ресурсы, регулировало систему распределения и уровень жизни общества, используя механизм идеологической пропаганды "марксизма". Однако эта модель "социализма" не имела ничего общего с марксизмом.

Послесловие. Советская мифология: фактологические подмены и невероятная правда

"История всегда пишется победителями. Когда происходит столкновения двух культур, проигравший как бы вычеркивается, а победитель начинает писать новые книги по истории, книги, прославляющие его деяния и унижающие побежденного противника. Что есть история, как не басня, в которую договорились поверить? В силу своей природы история - это всегда односторонняя оценка событий..." Наполеон

Итак, слово сказано. На нашем рабочем столе лежит рукопись авторитетного ученого, известного документалиста Михаила Семеновича Колесова, назвавшего свой труд "Советской Атлантидой", другими словами - мифом о советской эпохе, а еще точнее - повествованием о том, чего в действительности не было. Автор, хотя и в корректной форме, по существу эпатажно претендует на отрицание официальной истории СССР и полагает, что такая история не написана, а взамен ей и соотечественнику, и всему миру была предложена мифологическая картина существования страны в продолжение трех четвертей века. М.С.Колесов в своих суждениях и обобщениях опирается на богатый эмпирический материал, официальную статистику, научную и публицистическую литературу и выступает в роли философа, раскрывающего смысл всей стекающейся к нему информации.

Предпринятое издание внешне корреспондируется с набирающим силу течением в обществознании, которое можно было бы обозначить как исторический рационализм или движение в поддержку достоверности исторических событий. Сторонников этого направления объединяет стремление оперировать абсолютно достоверной информацией, опираться на неопровержимые факты, делать абсолютно точные и правдивые обобщения, избегать подтасовок результатов и фальсификации выводов. Коротко говоря, Колесов М.С. относится к категории ученых, ориентированных на максимально объективные результаты, полученные вследствие строго научных методов исследования. Полем интересов ученых-объективистов все более становится история СССР, в частности, тема революции, Великой Отечественной войны, феномен сталинизма, "голодомора" в Украине, Большого террора и т.д. Значительная часть отмеченных проблем впрямую касается научного труда, послесловие к которому является целью настоящих размышлений.

Думается, что послесловие к любого рода изданию, представляющему научный и общественный интерес, есть весьма важная его составляющая. Если предисловие к книге имеет своей целью создание интригующей прелюдии к действу, ставит задачу проанонсировать самые выигрышные стороны сочинения, то послесловие предполагает своеобразную пролонгацию только что совершившегося события, не дает оборваться нити между сказанным черным по белому и тем, что осталось между строк, между задуманным и осуществленным, наконец, в последнем слове всегда найдется место для оценки проделанной работы (самооценки, если послесловие написано автором).

В данном случае авторство послесловия принадлежит не Колесову М.С., который сознательно обратился с предложением проделать этот труд человеку, не во всем разделяющему взгляды автора "Атлантиды". Таким образом, интрига отодвигается до самых последних страниц книги и предоставляет возможность читателю сопоставить свое впечатление от прочитанного с впечатлениями, которые вынес для себя автор ПОСЛЕСЛОВИЯ.

Мы полагаем также, что серьезные научные труды способны настраивать на лирический лад, и стимулируют к продуцированию идей, на первый взгляд не имеющих прямого отношения к тому, о чем пишется в книге, но в действительности родившихся вследствие прямого влияния ее сюжетов.

Если изложить свое видение прочитанной книги предельно кратко, то надо сказать, что она производит сильное впечатление. Прежде всего это касается самого замысла исследования. Надо быть смелым человеком, чтобы решиться сообщить своим согражданам, что история их страны мифотворна и в действительности имеет мало общего с тем, как прописана в учебниках и нциклопедиях. В этом плане Михаил Семенович сильно напоминает П.Я. Чаадаева, который в свое время рискнул заговорить о России без сыновнего почтения и без какой бы то ни было дипломатии. Даже по форме - у одного философические письма, у другого философские очерки - просматривается определенное сходство. Какова была реакция на сочинения Чаадаева со стороны властей и общества - известно, не хотелось бы, чтобы книга Колесова М.С. попала под огонь критики, хотя шестым чувством мы предполагаем, что критики автору все-таки не избежать.

Говоря дальше, поделимся своим представлением о том, как удалось реализовать свой замысел автору. В целом, он предстает как последовательный, состоящий в ладах с логикой, опирающийся на широкую фактологическую и научно-теоретическую базу мыслитель. Работа соответствующим образом структурирована, все мифы советской эпохи, как их понимает автор, собраны, проанализированы и подвергнуты демифологизации. Начинается вся цепочка со "слабого" звена - октябрьской революции 1917 г. Автор показывает, что эта революция по своему характеру социалистической не являлась, соответственно, уже здесь заложен миф о социализме, построенном в отдельно взятой стране. СССР не был социалистической страной - это была страна с государственно-капиталистическим строем. Сталинизм - это система бюрократической власти над народом. Эпоха постсталинизма была бессильна в том отношении, что не могла предложить концепции устойчивого социального развития, порождала то миф о быстром наступлении коммунизма (Н.С. Хрущев), то миф о "развитом социализме" (Л.И. Брежнев), то миф о перестройке. При этом движение вперед предполагалось осуществить путем возврата "назад - к Ленину". В завершение М.С. Колесов подробно рассматривает теорию коммунизма К. Маркса и сопоставляет ее с "реальным коммунизмом" в СССР; из этой компаративистики вытекает, что основоположник коммунизма сильно удивился бы, узнай, что советская действительность трактуется как воплощение в жизнь марксизма.

Надо сказать, что автор "Атлантиды" проделал огромную исследовательскую работу и при непредвзятом прочтении его книга выглядит, по преимуществу, убедительно. Статистика, которую он приводит, не вызывает сомнений, в части фактов и хронологии он достаточно строг и добросовестен, там, где речь идет об обобщениях, чувствуется профессионализм философа. И все же, отдавая должное Колесову М.С. как ученому-рационалисту, нельзя удержаться и от формулирования собственной, несколько отличной, позиции по ряду проблем, затронутых в книге. Но об этом чуть позже, а прежде несколько соображений общеметодологического характера.

Сочетающему в себе качества как философа, так и историка, хотя в большей степени позиционируясь в роли первого, не следует забывать, что философское мировоззрение, занимая в иерархии мировоззренческих типов более высокий уровень в сравнении с мифологическим, все же в строгом смысле научным не является. Рациональным - да, а научным - нет, точнее, не всегда - "да". Философский взгляд на историю добавляет зерна рациональности, относительной истинности, служит механизмом преодоления дозированной информации и устранения т.н. "фигуры умолчания". Сколько бы ни стремился философ в своих размышлениях к "исторической правде", ему не удастся избежать тех или иных мировоззренческих предпочтений, а значит, и оценочных суждений. По всему тексту "Атлантиды" разбросаны мысли, суждения, факты и т.д., свидетельствующие о неприязни автора к личности Сталина, равным образом и к его соратникам. Соответственно, вольно или невольно автор стремится передать свое отношение к "отцу народов" читателю и внушить ему точно такую же неприязнь, концентрируя внимание последнего на нравственных изъянах и политических ошибках.

Мифология есть исторически предшествующая философии форма мировоззрения. Она, выражаясь гегелевским языком, пребывает в философском сознании в снятом виде. Восхождение человеческого мышления к более высоким своим формам: религии, философии, науке - не устраняет мифологию из контекста человеческой жизни полностью. В этом, собственно, и нет никакой необходимости. Социальное бытие столь многогранно, внутренне богато, противоречиво, порой непостижимо, что его отражение в одних рациональных формах представляется недостаточным. После столетий войны между Религией и Наукой человечество, наконец, кажется, склоняется к "компромиссу" между Верой и Разумом к "мирному" сосуществованию теории эволюции и креационизма, отказавшись от войны между ними на уничтожение. В той же мере, в какой Наука и Религия сегодня востребованы миром, думается, аккуратно следует обращаться и с дилеммой "миф-истина" или "мифология-философия". И мифология, и философия в конкретных проявлениях бывают разного калибра. Философия в классическом понимании есть мировоззрение, основанное на рационализме, т.е. объяснении всего происходящего с позиций разума. Но в ХХ столетии, особенно в последние полвека, оказались востребованными мысли, идеи, концепции, парадигмы, к которым классики относились как к шизофреническому бреду. Причем явление постмодернизма оказалось не просто востребованным, а было поставлено в центр интеллектуальной мысли. Трудно отделаться от ощущения, что это уже не "Конец немецкой классической философии" (Ф.Энгельс), а finita классической (т.е. разумной) философии как таковой.

Если такие процессы, несущие разрушение философскому видению мира, есть непреложный факт, то вправе ли мы обрекать на "небытие" мифологическую составляющую мировосприятия. Мифы и мифотворчество бывают разные. Есть мифы - "мухи-однодневки". Это изобретения, капризы сильных мира сего, желающих насладиться искусственной славой. Например, мифы о "верном ленинце Н.С. Хрущеве" или "выдающемся продолжателе дела Ленина Л.И. Брежневе". Такие мифы умирают, не успев родиться. Да и пока живут, всерьез никем не воспринимаются. Различного рода фантазии на темы "Социалистического образа жизни", "Коммунистического воспитания всесторонней и гармонической личности", "Совершенствования развитого социализма", получившие распространение в СССР на шестом-седьмом десятке лет существования, опять же имели политически целесообразный смысл и носили характер своего рода игры: "народ делал вид, что верит в то, что ему говорят сверху, а власть делала вид, что верит народу в то, что он верит власти". Для разрушения такого мифотворчества, собственно, и делать ничего не следует, в подобного рода мифотворчества встроен механизм саморазрушения. Они спокойно прекращают свое существование и становятся предметом для пересудов и насмешек.

Но есть мифы совсем иного рода. Эти мифы рождаются не для того, чтобы когда-то исчезнуть и превратиться в прах. Они не умирают сами собой и обладают чудовищным иммунитетом от попыток разрушить их извне. Эти мифы рождаются навсегда, они бессмертны. Тайна их вечности заключена в нескольких простых вещах: во-первых, подобное мифотворчество исходит от очень талантливых авторов; во-вторых, оно касается толкований эпизодов истории, имеющих эпохальный характер; в-третьих, историческое содержание эпохи облекается в такие красочные формы, чтобы они становились предметом всеобщего восхищения современников. И наконец, подобные мифы не создаются "сверху". "Сверху" они только инициируются, в дальнейшем поощряются и стимулируются. Главным создателем эпохального мифа является Современник Эпохи, насыщенной значительными историческими событиями, осознающий свою причастность к великим событиям, полагающий себя субъектом исторического творчества, великих перемен. Одним словом, Великие мифы создает не власть, а народ. А еще точнее - когда власть и народ приходят к единству понимания и толкования значительных событий. Такие мифы обретают генетический код и по преимуществу неискоренимы.

Проведя грань между рациональными и мифологическими типами исторического сознания, Колесов, несомненно, прав. Это научная позиция. Мы также не против науки. Вот только история, подобно капризной даме, остается неприступной в своем постижении и понимании, если попытки овладения ею будут чисто рационалистическими. История есть знание аксиологическое не в меньшей степени, чем фактологическое. Более того, чем значительнее и масштабнее исторические события, тем выше в них удельный вес ценностного компонента. Человечеству нужны герои, революции, славные победы как пример для подражания, как смыслообразующие субстанции, как образцы жизнеутверждающего оптимизма. Мир без Цезаря, Спартака, Сократа, Шекспира, Гагарина, Фиделя Кастро стал бы унылым и бесцветным. Мир без Спарты, римских легионов, рыцарской эпохи, наполеоновских походов не потрясал бы нашего воображения. Русская история без Ледового побоища, Куликовской битвы, эпохи Петра, Бородинского сражения - есть постылое течение времени, не наполненное смыслом. Нет России без величия, без большой литературы, без гениальной музыки, без передовой науки, без грандиозных побед, без Великой истории. Когда мы говорим о величии, то имеем ввиду некий образ, идеал, формируемый в сознании народа, пред которым он преклонялся бы. Образ Великой страны для нашего народа - это не документальная правда, это метафизический феномен, в основу которого положена правда как справедливость.

Таким образом, отечественная история есть конструкция одновременно и метафизическая, и мифологическая, вознесенная на пьедестал фактологической действительности. Все великое в русской истории есть одновременно и факт, и миф. Чем грандиознее событие, тем величественнее миф. В той же мере, в какой можно пренебречь несущественным фактом, можно принести в жертву и соответствующий миф. Великие же мифы столь же нерушимы, сколь непреложны бесспорные факты. Например, "Великий Наполеон был побежден и изгнан из России еще более великим русским народом", и это столь же непреложно, как закон гравитации.

Соглашаясь с Колесовым в том, что история СССР со времен Хрущева - до Горбачева мифологизирована и нуждается в рационализации, мы позволим только маленькое уточнение. Мифы этого периода - есть мифы низшего порядка, они не многого стоят, народ подобную демифологизацию переживет. Что же касается Большой мифологии, то всяк, взявшийся за перо демифологизации, должен отдавать себе отчет об ответственности за публичное слово, помнить о Чаадаеве и медицинском девизе: "Не навреди!".

Автор "Атлантиды", насколько мы это понимаем, каждой написанной страницей стремится к разрушению мифологического сознания, оставшегося от эпохи сталинизма. При этом "мифология сталинизма", по сути, является ключевой категорией во всей системе рассуждений и умозаключений данного исследования. За исключением темы Октябрьской революции, в которой можно отыскать следы "протосталинизма", весь оставшийся материал книги прописан так (а по другому никак), что СССР и Сталин - близнецы-братья, без Сталина не было бы СССР, без СССР не было бы сталинизма. Сталинизм сложился и оформился в процессе государственного строительства в СССР. Сталин же - не просто историческая личность, Сталин - есть олицетворенная идея.

А теперь давайте попробуем поразмышлять, поддается ли рациональному осмыслению феномен сталинизма? В особенности, если заострить вопрос, - феномен, взятый в контексте исторического сознания? Думается, что демифологизация сталинизма - столь же бесперспективное занятие, сколь безнадежным же является занятие по отрицанию непорочного зачатия и возвращению Иисусу Христу чисто человеческой природы и естественного происхождения. Личность Сталина - не просто мифологизирована, она, по сути, есть предмет религиозного культа. И не важно, идет ли речь о полубоге или о полулюцифере, важнее, что Сталин в сознании миллионов - больше, чем человек. Чтобы подняться до уровня Сталина, нужно ставить перед собой нечеловеческие задачи. Сталину удалось не только поставить нечеловеческие задачи перед огромной многомиллионной страной, но и заставить, в большей степени кнутом, нежели пряником, эти сверхзадачи решать. Можно сколько угодно сомневаться в подлинности биографии Сталина, оспаривать стратегические способности генералиссимуса, его военные таланты, его эффективность как менеджера, называть "выдающейся посредственностью", подвергать сомнению сроки выполнения пятилеток, ставить в вину террор и лагеря, но невозможно отрицать, что он принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой; при нем страна дважды поднялась из руин; была выиграна самая Великая из всех войн, которые знало человечество; государство восстало из пепла, превратилось в могущественную Империю; наука, образование и медицина поднялись до мирового уровня; начались разработки по освоению Космоса и до полета Гагарина оставалось всего 8 лет. Ни одно из этих грандиозных достижений нельзя рассматривать в отрыве от системы сталинизма. Сталин присутствует везде и повсюду в любом проекте, в любой схеме, в любом замысле, в каждом атоме любого вещества, произведенного в Стране Советов. Он за все ответственен, за все взлеты и падения, за все достижения и прегрешения, за жизнь и за смерть. Чтобы понять место и роль сталинизма в жизни Страны Советов, не обязательно жить в 20-50-е годы. Для этого нужно идентифицировать себя с советским человеком той эпохи, обладать способностью проникновения в атмосферу того времени, суметь не только вдуматься, но и вчувствоваться в дух времени.

Это было действительно Великое время потому, что решались Великие задачи. Основными инструментами решения этих задач были энтузиазм и страх. Первый - для тех, кто соответствовал вызовам времени и всей душой слился со строителями новой жизни, второй - для тех, кто по тем или иным причинам не поддержал революционное обновление, либо вошел с ним в прямой конфликт. Эта эпоха одновременно была и величественной, и трагической. Она заслуживает и бравурных маршей, и скорбных мелодий. Но в любом случае она грандиозна по насыщенности смыслом, героизмом, самоотверженностью. Эпоха до краев была наполнена самовосхищением, а не только одними страданиями, как это пытаются представить так называемые поборники прав человека. Эпоха культа личности мобилизовала все наличные возможности, все имеющиеся ресурсы от добровольного самопожертвования до рабского труда во имя будущих поколений. Созданный потом и кровью той эпохи потенциал на десятки лет вперед обеспечил народу относительное благополучие, предоставив ему возможность несколько расслабиться и отдохнуть.

Таким образом, эпоху сталинизма никак нельзя описывать в спокойных, чисто рациональных категориях. Эта эпоха требует, нет - вопиет трактовать себя в режиме экстрима: либо возвышенного, либо трагедийного, что с необходимостью пронизывает исторический рационализм чувственно-эмоциональными сюжетами, ставит в один ряд Его Величество историческую правду (как факт) и Его Святость историческую правду (как правое дело). Эпоха сталинизма обречена на мифологизацию, как Древний Рим и Древняя Греция на свои мифы и легенды.

Историческая правда об эпохе сталинизма есть мифология, но не в смысле, что это изощренная ложь, а в том смысле, что это НЕВЕРОЯТНАЯ ПРАВДА.

Автор книги утверждает, что "отечественное историческое сознание остается мифологическим". Не возражая ему в принципе, хотелось бы уточнить: не только мифологическим, но и религиозным, и атеистическим для значительной части населения, для еще одной части - аксиологически выхолощенным, и только для узкого круга интеллектуалов - научным. В анналах истории немало примеров беспощадной борьбы за право на ИСТИНУ. Это и костры инквизиции, направленные против ереси, и еще более беспощадный террор воинствующего атеизма против "поповщины" и "опиума для народа". В наш век религия и наука достигли необходимого компромисса и вполне мирно соседствуют в мировоззренческом пространстве. Думается, в нем найдется место и для философии, и для мифологии, поскольку они остаются востребованными формами сознания. Мир слишком сложен, чтобы его можно было трактовать односторонне. Философия и наука - это инструменты рационального освоения действительности, а религия и мифология - это постижение действительности эмоционально-чувственной сферой и силой воображения.

Постижение истории с необходимостью должно включать в себя аксиологический момент, потому что вне ценностно-мотивировавших ориентаций не происходит ни одно историческое событие. Даже поведение астероида следует подвергнуть аксиологической интерпретации. К примеру: "Космический убийца вторгнулся в пределы земной цивилизации, оборвав жизни 7 млрд. человек". Все то же, что делают люди, движимые определенными мотивами, желаниями, идеями, страстями, невозможно описать чисто хронологически и безупречно фактологически. Одним словом, претензия на 100% учености есть блеф. Еще Кант заметил, что абсолютизация разумного начала ведет к потере нравственности. Эмоционально оскопленная история столь же мало интересна, как и бесчувственный человек. Поэтому Кант сознательно ограничил разум, чтобы оставить место вере. Мифологизация и сакрализация истории - нравственно оправданная мера.

Уже давно, по крайней мере, со времен толстовского "Войны и мира", известно, что субъективные устремления автора не всегда приводят к желаемому, а иногда к прямо противоположному результату. Читая М.С. Колесова, не покидает мысль, что мы имеем дело как раз именно с таким случаем. Он позиционирует себя, безусловно, как рационалист и сторонник строго научного знания истории. Следовательно, демифологизация входит в круг его прямых исследовательских задач. Но внутренняя нравственная честность вынуждает его признать, что "демифологизация истории опасна ее профанацией". При этом профанация понимается как осквернение святыни, непочтительное отношение к тому, что достойно уважения.

Особо следует сказать о профанации советской военной истории. Если понимать под мифом то, что было сказано выше, т.е. невероятную правду, то демифологизация феномена Великой Отечественной войны есть далеко не безобидное занятие. Правда о Великой войне сказана. Она непререкаема, она священна. Сакрализация Великой Победы сегодня необходима в не меньшей степени, чем в свое время канон о придании Иисусу Христу божественной природы. Всякие попытки десакрализации (демифологизации) Победы в Великой Отечественной войне ведут не к исторической истине, а к нравственной катастрофе. В мае 1945 года во всем мире (не считая побежденных) нельзя было встретить человека, кто сомневался бы в том, что решалась судьба Мира и что в смертельной схватке Добро победило Зло. И вот в 2009г. Парламентская Ассамблея по сотрудничеству в Европе уравнивает в статусе зла обеих участников вселенского конфликта: сталинизм и нацизм. Трудно воздержаться от двух вопросов по адресу европарламентариев. Первый: возможно ли в здравом уме перепутать Восход Солнца и его Закат? И второй: где была бы нынешняя свободная демократическая Европа, принимающая такие позорные решения, если бы в 45-м фашизм одержал победу?

Если мы не хотим надругательства над Памятью наших соотечественников, погибших во имя Победы, если мы не хотим, чтобы наши внуки не знали, кто брал Берлин, если мы не хотим, чтобы у нашего народа была отнята слава победителя - мы не должны стремиться к десакрализации (демифологизации) сознания, преисполненного величия и гордости за Подвиг советского солдата.

Этим, пожалуй, исчерпываются моменты, воспринимаемые нами как предмет для дискуссии вокруг "Советской Атлантиды". Большая часть материала созвучна с нашими собственными мыслями, соображениями, переживаниями. Кроме того, наша особая позиция по отношению к Великим мифам сталинской эпохи не должна восприниматься как нечто, сформулированное в пику авторскому замыслу. Наша позиция предельно открыта: в этой части мы сознательно выступаем за ограничение разума (науки) во имя сохранения веры (мифологии), руководствуясь кантовским заветом.

К числу наиболее устойчивых мифов советской истории профессор М.С. Колесов относит ленинскую теорию "социалистической революции". Автор со знанием дела и с картами в руках убеждает читателя в том, что Великая октябрьская социалистическая революция в действительности была не тем, чем ее представила советская пропаганда. Автор с методологической точки зрения безупречно доказывает, что ленинские аргументы в пользу социалистического характера большевистской революции не соответствуют марксизму. Большевистский переворот спровоцировал гражданскую войну, революция в 1917 году по определению не могла быть социалистической, а, следовательно, и общество, рождающееся из ее горнила, было обречено иметь мало общего с идеей социализма. Страна заплатила страшную цену за большевистский эксперимент уже к 1921 году, потеряв погибшими и умершими миллионы граждан.

Самая мощная идея, содержащаяся в книге - это закономерность трагического финала "коммунистического" эксперимента в России. Начало предопределило конец. 1991 год органически связан с 1917. Именно в 1917-ом была заложена мина замедленного действия в фундамент государства и общества. Октябрьский переворот был решительным в политическом отношении шагом, но безответственным в историческом и безнравственным в чисто человеческом плане. М. Колесов абсолютно аргументировано выстраивает систему доказательств, свидетельствующих, что "октябрьская революция" не являлась неизбежностью. Более того, "объективные факторы" социалистической революции - это безусловный миф, поскольку на тот период времени существовали четко прописанные критерии того или иного характера той или иной революции. Господствовавшей теорией революции в то время был марксизм, который в числе объективных факторов революции называл численное превосходство пролетариата в социально-классовой структуре общества, глубокое противоречие между уровнем развития производительных сил и характером производственных отношений, исчерпание всех возможностей капиталистического развития. Главный тезис марксизма относительно коммунистической революции состоял в том, что она должна была носить мировой характер, т.е. произойти одновременно во всех развитых странах. Поскольку мир тогда был поделен в основном на метрополии и колонии, то речь шла о революциях в Англии, Германии, Франции и США.

Известно также, что классики марксизма крайне скептически относились к возможности революции в России по причине ее полной неготовности к социализму. Колесов прав на все 100% - Россия в 1917 году к социалистической революции готова не была и быть не могла. Известно также, что термин "Великая Октябрьская социалистическая революция" впервые был озвучен Сталиным в связи с 10-летием этого феномена. К этому понятию шли постепенно, по мере утверждения в сознании общества необратимости взятого курса. Вначале пользовались термином "октябрьский переворот", затем "октябрьская революция", дальше "октябрьская социалистическая революция", и лишь в 1927 она стала именоваться "Великой".

Октябрьский переворот своим осуществлением обязан субъективному фактору - большевистской партии и ее лидерам Троцкому и Ленину. В силу особых качеств - железной воле, сильному характеру, блестящему уму - им удалось возглавить партию и превратить ее в своеобразный "Архимедов рычаг", с помощью которого и тот и другой были готовы перевернуть весь мир. Надо сказать также, что ни Ленин, ни Троцкий не были обременены такими облагораживающими личность свойствами, как совесть, человечность, интеллигентность, ответственность (Н.А. Бердяев, к примеру, называл Ленина "нравственным идиотом").

В октябре 17-го года Россия находилась в отчаянном положении и, надо признать, перспективы у нее были не слишком радужные, а выбор дальнейшего существования - не богатым. Монархия была дискредитирована, время либеральной республики еще не пришло, стремительно нарастали стихийно-анархистские процессы. Из всего этого напрашивался вывод о необходимости введения диктатуры, способной остановить надвигающуюся катастрофу. На наш взгляд, из всех сил, способных установить политическую диктатуру на тот период времени, были большевики и военные (Л.Г. Корнилов). Случилось то, что случилось. Если бы к власти пришел Корнилов, думается, Россия обошлась бы меньшими жертвами. Приход к власти большевиков нельзя назвать случайным, равно как и неизбежным. Но это не означает, что захват власти партией с коммунистической идеологией определил развитие страны по пути строительства коммунизма. Захватив власть в стране, совершенно не готовой к реализации марксистского проекта, большевики во главе с Лениным оказались заложниками своего революционного радикализма. Бескомпромиссная политика из сферы теории была переведена в практическую плоскость, т.е. в область беспощадной политической борьбы, борьбы на уничтожение. Именно с захвата власти в октябре 17-го года начинается невиданный в мировой истории социальный эксперимент на 1/6 части планетарного пространства. Теоретики революции становятся ее практиками. Они пытаются втиснуть многообразие реальной жизни в прокрустово ложе "псевдомарксистской" доктрины. Поскольку живая жизнь "не желает" подстраиваться под недобросовестные теоретические схемы, она начинает подвергаться беспощадному насилию. Политика "военного коммунизма", продразверстки, "красного террора" приводит к неизбежному - гражданской войне, последняя оборачивается величайшей трагедией, миллионными жертвами, разорением и опустошением. К 1921 году экономика бывшей Империи по уровню развития отброшена на 200 лет назад к временам Петра I. Ленин экспериментирует, проводя политику НЭПа. Многие революционеры разочарованы, пребывают в растерянности: к чему все жертвы, если происходит реставрация капитализма. Внутри партии идет непрерывная борьба в поисках "генеральной линии". Все "вожди" революции пребывают в состоянии перманентного личностного конфликта.

Смерть Ленина еще более стимулирует к борьбе за единоличное лидерство в партии и государстве, а одновременно за мессианскую роль в "коммунистическом креационизме". В числе первых - Троцкий и Зиновьев. Но побеждает третий, самый "верный ленинец", избравший менее эффектную, но более эффективную методу борьбы за власть. Без Ленина не было бы Сталина. Сталинизм как исторический феномен - прямое продолжение Октября. Октябрьская революция и сталинская эпоха находятся в железной причинно-следственной связи. Имевшая место в советской социально-политической литературе концепция об извращении Сталиным ленинских норм партийной жизни и ленинских принципов строительства социализма даже и не миф, а откровенная ложь во спасение банкротства ленинизма перед лицом марксистского учения и практикой реальной жизни. Сталину пришлось идти по пути, навязанному обстоятельствами, а не двигаться по заранее намеченному ленинскому плану.

Марксистский идеал коммунизма в русских условиях не мог быть реализован в принципе. Сталин, сохранив марксистско-ленинскую идеологию, отказался от ряда абсолютно нереальных идей, со свойственным ему упорством железом и кровью насаждал те догмы, которые, по крайней мере, можно было представить средствами пропаганды как элементы социалистического проекта.

В конце концов, вследствие чудовищного насилия власти, с одной стороны, и небывалого энтузиазма населения, с другой, была создана мощная государственная система, которую Колесов М.С. называет "государственным капитализмом". Мне думается, если бы эта система была названа "монополистическим социализмом", ничего, по сути, не изменилось бы. Главное в том, что построенное в СССР общество нельзя назвать реализацией марксистского проекта.

Постсталинский период, как это теперь представляется очевидным, был обречен на деградацию. После смерти Сталина сталинизм не мог сойти со сцены немедленно, слишком прочными были его конструкции. Но с другой стороны, сталинизм выполнил свое историческое предназначение и по логике вещей нуждался в модернизации. На уровне высшего интеллектуального постижения было ясно, что грядет Новая эпоха. Но желаемое всегда идет впереди действительного. Мертвого льва может пнуть даже осел... А вот изменить порядок, им установленный, правила, им заведенные, наконец, систему власти и образ жизни бюрократии, им созданные и благословенные, оказалось не так-то просто... Изменился только декоративный фасад, предназначенный для внешнего пользования, и произошел отказ от массового запугивания и террора против политических конкурентов.. В первом случае Хрущев - лично! - хотел выглядеть "антисталинистом" и "реформатором", во втором - действия власти были продиктованы скорее психологической усталостью и страхом тогдашнего руководства за собственную судьбу. Этому в немалой степени способствовало устранение команды "людоедов" во главе с Л.П. Берия. В этот период времени еще сохранялась вера советского народа в идеалы коммунизма. Но развенчание "культа личности" нанесло ощутимый удар по авторитету КПСС. Негласно в партии произошел раскол на непоколебимых "сталинистов" и "верных ленинцев", поверивших в миф про то, что "злой" Сталин извратил истинно верное учение Ленина. Страна получила самого бездарного руководителя из всех, кто мог претендовать на сталинский трон. Будучи "сталинистом" до "мозга костей", Н.С. Хрущев пытался рядиться в тогу реформатора, не имея и тому никаких данных. Не имея стратегии, не владея искусством тактического поведения, возомнив себя лидером, он показал себя лишь импульсивным, неуравновешенным политиком, способным на хаотические, бессистемные действия, стержнем которых выступали безответственность и авантюризм.

В результате бездарная "политика" Хрущева ничего не дала стране, кроме компрометации сталинизма как у себя дома, так и за рубежом. Трудно удержаться от банальной констатации: власти позволительно быть страшной, но никак невозможно быть смешной. Страна, которую полмира боялось, а вторая половина восхищалась, превратилась в посмешище.

Брежневский период в истории СССР занимает особое место. На наш взгляд, если бы Леонид Ильич ушел из власти после первых 10 лет своего правления, он мог бы стать объектом серьезного мифа о вдумчивом и мудром правителе, существенно поднявшем благосостояние советского народ;, добившемся военного паритета с США, что гарантировало мирную жизнь советским людям; вернувшем стране славу победителя в Великой Отечественной войне и подобающее ей место на мировой арене; окончательно изгнавшем страх из душ и умов граждан, немало поспособствовавшем укреплению патриотизма и чувства гордости за страну.

Л.И. Брежнев, как и его предшественники, не рассматривался его соратниками как сильная личность. Именно поэтому партийная элита предпочла его "железному Шурику" - А. Н. Шелепину, претендовавшему на пост Генсека. Тот факт, что элита остановила свой выбор на Брежневе, знаково свидетельствует, что она не хотела возврата к состоянию, близкому к сталинизму, но одновременно отказывалась вести линию на полную десталинизацию. Брежнев занял позицию умеренного сталиниста, имитируя "сталинский ренессанс", не обладая сильной волей и железным характером, он по определению не был наследником Сталина, но он не мог не испытать на себе влияние "отца и учителя", будучи с 30-х годов встроенным в созданную им систему. Чисто внешние формы сталинизма - почитание вождя, славословия по его адресу были больным местом Брежнева. Он искренне верил, что его любит и уважает 300-миллионная страна, да и весь мир относится к нему с пиететом.

А тем временем советская экономика постепенно сползала в состояние "стагнации". СССР все более оттеснялся от процессов глобализации и экономической модернизации. Ухудшалось военно-политическое положение СССР. Внутри страны бурным цветом взошли пошлое словоблудие, коррупция, повсеместное падение нравов.

Таким образом, резюмирует М.С. Колесов, "брежневщина" - это несостоявшийся "Ренессанс" сталинизма, трагикомический фарс постсталинской эпохи. Это ответ на риторический вопрос: как развивался бы Советский Союз "без Сталина", но под его эгидой, а власть бы перешла к его наследникам. В книге приводится утверждение А.А. Зиновьева, "что Брежнев, подражая Сталину по внешним формам власти, был его прямой противоположностью". "Неуклюжие попытки искусственно создать "культ личности" Брежнева имели своим последствием превращение его фигуры в политическую пародию. Да и времена наступили другие, как в стране, так и в мире. Брежнев был идеальной фигурой для "мафиозного" управления страной. Поэтому при нем получило широкое развитие коррупция и широкомасштабное воровство. Быстрое экономическое развитие страны не могло "перегнать" темпы роста нарастающих потребностей. Последствиями этого явилось не только размывание экономического фундамента "развитого социализма" ("теневая экономика"), но и появление опасных "дыр" в его идеологической "крыше" ("диссидентство"). Казавшееся всем столь прочным, коммунистическое здание начало разваливаться", - пишет Колесов.

Весьма удачно написан десятый очерк, где речь идет о "перестройке" и "новом мышлении". Автор указал на исходные постулаты "реформистской" концепции Горбачева: "ускорение", "гласность", "перестройка", четко отметил непоследовательность ее главного "архитектора", его неспособность контролировать ход событий, склонность к лавированию между "реформаторами" и "консерваторами". Отмечается неподготовленность Горбачева по многим позициям, входящим в комплекс задач модернизации страны. Генсек явно не учел личные психологические факторы, в частности то, что его программа предусматривала "смертельную угрозу" для всех привилегий бюрократического аппарата. Серьезный политэкономический просчет Горбачева состоял в том, что он не учитывал того, что реформы пытались изменить экономику, в которой отсутствовали рыночные механизмы, но зато процветала "теневая экономика" и коррупция, для которых "перестройка" открывала настежь двери в легальную экономику.

Совершенно блестяще Колесов анализирует главный "теоретический труд" Горбачева "Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира". Из этого анализа с очевидностью следует схоластичность книги, плохие знания Горбачевым Ленина, при явной демонстрации выглядеть "верным ленинцем". Горбачевские трюизмы то там, то здесь разоблачают его как безграмотного демагога и циничного лицемера, претендующего на то, чтобы быть правоверней папы Римского, несущего при этом вульгарную "отсебятину".

Нелепость всего замысла по перестройке советского общества сконцентрирована в направлении перестроечного движения: "назад - к Ленину". Об этом, как справедливо отмечает М.С. Колесов, много и всерьез писали заангажированные журналисты, историки и экономисты, не понимая абсурдности "разворота назад" страны в конце ХХ века, когда весь мир изменился настолько, что любые "крутые повороты" были опасны для ее жизнедеятельности.

Таким образом, согласимся с автором: если перестройка и была "революцией", то это была деструктивная революция, использовавшая привычную терминологию, но лишенная определенных позитивных целей. Она не обуславливалась объективной "революционной ситуацией" в стране. Вместо этого очевидно назревал политический кризис власти как следствие нарастающего экономического кризиса. Но это еще не причина для революции. Дело обстояло иначе. КПСС была уже не в состоянии управлять страной. Альтернативное "демократическое" движение и организации, формировавшиеся "наспех" советской же "люмпен-интеллигенцией", были не способны "взять власть" в свои руки. Главной ошибкой Горбачева явилось то, что он задумал социал-демократическую "революцию" с целью превращения Советского Союза в современную "европейскую" страну.

Самой сильной в теоретическом и философском смысле нам представляется очерк "Марксизм и реальный коммунизм". Здесь полностью раскрылся профессионализм автора, его потенциал ученого, знатока марксизма. Колесов использовал оригинальный авторский прием, введя в ткань своего повествования произведения талантливого, но крайне противоречивого философа А. Зиновьева, в полемическом дискурсе с которым он сопоставляет реальные характеристики советского общества с теоретической моделью коммунизма К. Маркса. Надо сказать, что эти страницы прописаны Колесовым словно песня, спетая артистом Большого театра.

Подводя итоги, резюмируем. Представленный на суд читателя труд - есть серьезная попытка комплексного, системного осмысления всей советской истории - от "октября" до "декабря". Через всю работу сквозной нитью проходит идея закономерности трагического финала СССР - неизбежности крушения "коммунистического" проекта в силу "теоретической ошибки" толкования марксизма большевизмом. Очевидно, что в системе логических построений невозможно добиться желаемого результата, если хотя бы одна из многочисленных операций носит ошибочный характер. Тем более, если ошибка положена в основание. Если первый шаг в определенном направлении сделан неверно, то и все последующие теряют всякий смысл.

Историческое движение обусловлено многочисленными факторами и направление его определяется неким усредненным результатом столкновения различных интересов, тенденций, сил. Стремление же навязать истории какой-то особенный путь, сверх меры субъективировать ее течение с неизбежностью будет иметь непростые последствия. "Изнасилованная" история, подобно оскорбленной женщине, не прощает совершенного над ней надругательства и "мстит" своему "обидчику" всеми возможными средствами. В 1917 году большевики переоценили готовность России к социализму, абсолютизировали революционные тенденции и настроения и навязали обществу коммунистический проект. Не касаясь более вопроса о цене, заплаченной народом за обещанный "рай на земле", подчеркнем лишь мысль автора, что история не может вечно чувствовать себя оскорбленной. Рано или поздно историческое развитие возвращается в естественное русло, поскольку, в конечном счете, объективные закономерности этого развития преодолевают те или иные путы субъективизма и волюнтаризма. "Коммунистический эксперимент" длился целых три четверти века и тем не менее прекратил существование одновременно с крахом огромной страны вполне предсказуемо, уйдя на дно Океана истории, подобно легендарной "Атлантиде".

А. А. Чемшит, доктор политических наук, профессор

Библиографический список:

-- Авторханов А. Загадка смерти Сталина. Исследование. //А. Авторханов - "Подвиг", N5, С-П.-М., "Прибой". ж. "Сельская молодежь", 1992, сс. 3-172.

-- Амлинский В. "Тень" //В. Амлинский - М.: "Литературная газета", 7 сентября 1988 г.

-- Антонов-Овсеенко А.В. Лаврентий Берия //А.В. Антонов-Овсеенко - Краснодар: Концерн "Курорт" - Советская Кубань, 1993. - 430 с.

-- Баландин Р., Миронов С. "Клубок" вокруг Сталина. Заговоры и борьба за власть в 1930-е годы //Р. Баландин, С. Миронов - М.: Вече, 2002 - 381 с.

-- Бардин С. "Ленинградское дело" глазами очевидцев //С. Бардин - М.: "Неделя", N40,1988 г.

-- Бордюгов Г., Козлов В. "Революция сверху" и трагедия "чрезвычайщины" //Г. Бордюгов, В. Козлов - М.: "Литературная газета", 12 октября 1988 г.

-- Бутенко А. "Сталинское окружение" // А. Бутенко - М.: "Неделя", N37, 1988 г.

-- Волкогонов Д. "Демон революции" //Д. Волкогонов - М.: "Правда", 9 сентября 1988 г.

-- Волков Г. Вознесение. О том, как Сталин сделался великим философом //Г.Волков - М.: "Советская культура", 7 июня 1988 г.

-- Верт Н. История советского государства.1900-1991/перевод с франц. //Н.Верт - М.: ИНФРА - М.: "Весь мир", 200. - 544 с.

-- Гадеев А.В. Вторая мировая война. Анализ западных концепций // А.В. Гадеев - Керчь: КМТИ - 384 с.

-- Герасименко К. Махно // К Герасименко.- "Подвиг", N5, С.-П.- М.: "Прибой" (журнал "Сельская молодежь"), 1992. сс.243-215

-- Гитлер А. Моя борьба /перевод с нем. //А.Гитлер - Харьков: "Свитовид", 2003. - 703 с.

-- Голованов Я. Золотая клетка. 1367 дней из жизни Андрея Туполева //Я. Голованов - М.: "Литературная газета", 9 ноября 1988 г.

-- Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира // М.С. Горбачев - М.: ИПЛ, 1987. - 271 с.

-- Горчаков О. Накануне или трагедия Кассандры, повесть в документах //О. Горчаков - "Неделя", N42, 1988 г.

-- "Дело" Тухачевского, - М.: "Советская Россия", 18 сентября 1988 г.

-- Елисеев А. Кто развязал "Большой террор"? О подлинных инициаторов политических репрессий 1937-138 годов // А. Елисеев - М.: "Наш современник", 2005, N 3, - сс. 171- 250.

-- Емельянов Ю.В. Сталин - путь к власти //Ю.В. Емельянов - М.: Вече, 2002, -576 с.

-- Емельянов Ю.В. Сталин - на вершине власти //Ю.В. Емельянов - М.: Вече, 2002, - 544 с.

-- Журавлев В., Наумов В. Возвращение к правде //В. Журавлев, В. Наумов - М.: "Правда", 9 октября 1988 г.

-- Жуков Г.К. Коротко о Сталине //Г.К. Жуков - М.: "Правда", 20 января 1989 г.

-- Зиновьев А. Зияющие высоты. Книга первая. //А. Зиновьев - М.: ПИК, Независимое издательство. 1990. - 316 с.

-- Зиновьев А.А. Коммунизм как реальность. Кризис коммунизма. //А.А. Зиновьев - М.: Центрполиграф, 1994. - 495 с.

-- Зиновьев А. Смута. //А. Зиновьев - М.: "Наш современник", N4, 5 - М.,1993. - сс.43-88, сс.67-106.

-- Зиновьев А. Русская трагедия (гибель утопии) //А. Зиновьев - М.: Алгоритм, 2002, - 480 с.

-- Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография, 2 изд. // Г.Ф. Александров и др. - М.: Госполитиздат, 1952 , - 243 с.

-- Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием // С. Кара-Мурза - М.: ЭКСМО-Пресс, 2002, - 832 с.

-- Кара-Мурза С. Революция на экспорт // С.Г. Кара-Мурза, А.А.Александров, М.А.Мурашкин, С.А Телегин. - М.: Алгоритм-Эксмо, 2006. - 528 с.

-- Карпов В.В. Полководец //В.В. Карпов - М.: Советский писатель, 1985. - 528 с.

-- Карр Эдвард История Советской России. Книга 1: Том 1- 2. Большевистская революция 1917-1923 /перевод с англ. // Эдвард Карр - М.: Прогресс, 1990. - 768 с.

-- Кожинов В.В. Правда сталинских репрессий //В.В. Кожинов - М.: Алгоритм, 2007. - 448 с.

-- Кожинов В. О русском национальном сознании // В. Кожинов - М.: Алгоритм, 2002.- 384 с.

-- Колесов М.С. Очерки о русской философской культуре //М.С. Колесов - Севастополь: НПЦ "ЭКОСИ-Гидрофизика", 1999. - 150 с.

-- Колесов М.С. Философские очерки Российской истории //М.С. Колесов - Севастополь: НПЦ "ЭКОСИ-Гидрофизика", 2003. - 288 с.

-- Колесов М.С. Россия и Крым на рубеже двух эпох. Публицистика //М.С. Колесов - Севастополь, НПЦ "ЭКОСИ-Гидрофизика", 2006. - 200 с.

-- Marcuse Herbert El marxismo sovetico // Herbert Marcuse - Madrid: Aliansa Editorial, 1984 (1 ed. N.Y.,1958, 2 ed. Madrid,1967), - 299 p.

-- Медведев Р. Сталин и Каганович //Р. Медведев - М.: "Московские новости", N52, 25 декабря 1988 г

-- Медведев Р. Каменев. Штрихи к политическому портрету //Р. Медведев - М.: "Литературная газета", 3 мая 1989 г.

-- Медведев Р. О книге А.И. Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ" //Р. Медведев - М.: "Правда", 18 декабря 1989 г.

-- Медведев Р. С точки зрения историка. О книге А.И. Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ" //Р. Медведев - М.: Правда", 29 декабря 1989 г.

-- Медведев Р. О третьем томе "Архипелага ГУЛАГ" // Р. Медведев - М.: "Правда", 26 августа 1990

-- Медведев Р. Н.С. Хрущев. Политическая биография // Р. Медведев - М.: Книга, 1990. - 303 с.

-- Медведев Ф. После России //Ф. Медведев - М.: Республика, 1992. - 563 с.

-- Монтефиоре Симон С. Сталин: двор Красного монарха /перевод с англ. //Симон С. Монтефиоре. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. - 767 с.

-- Надточеев В. "Тройка", "семерка", Сталин //В. Надточеев - М.: "Неделя", N1, 1989 г.

-- Островский А.В. Кто стоял за спиной Сталина? //А.В. Островский - М.: ЗАО Центрополиграф, 2004 - 638 с.

-- Pineua Christian Kruschev, Segunda edicion // Cheistian Pineua - Barselona - Mexico D.F.: Biografias Gandesa, Ediciones Grijalbo, -1971. - 292 p.

-- Платонов С. После коммунизма //С. Платонов - М.: Молодая гвардия, 1989. - 255 с.

-- Плутник А. "Москва, 1937" или как Леон Фейхтвангер грозил Гитлеру кулаком Сталина //А. Плутник - М.: "Московские новости", N44, 30 октября 1988 г.

-- Портрет без ретуши //А. Адамович, Ф. Бурлацкий, Д. Волкогонов, Л. Лиходеев, В. Поликарпов - М.: "Литературная газета", 9 августа 1989 г.

-- Потапов Н. Идолы и жупелы //Н. Потапов - М.: "Правда", 31 марта 1989 г.

-- Садуль Ж. Записки о Большевистской революции (октябрь 1917- январь 1919)/ перевод с франц. // Ж. Садуль - М.: Книга, 1990. - 400 с.

-- Симонов К. Уроки истории и долг писателя //К. Симонов - М.: "Наука и жизнь", 1987, N6.

-- Сироткин В. Пути мировой революции // В. Сироткин - М.: "Известия" - 2 сентября 1988 г.

-- Сталин И.В. Политический Отчет Центрального Комитета XVI съезду ВКП (б). //И.В. Сталин - Сочинения, Т.12, М.: Госполитиздат, 1952 - сс.235-373 с.

-- Сталин И.В.Речь на Первом Всесоюзном совещании стахановцев. //И. Сталин -- "Вопросы ленинизма", М.: Госполитиздат, 1952. - сс.531-544.

-- Томас Хью Гражданская война в Испании,1931-1939 гг. /перевод с англ. // Хью Томас - М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. - 573 с.

-- Троцкий Л. Сталин в 2-х томах // Л. Троцкий - М.: Терра-Terra, 1990. - 323 с., 301 с.

-- Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт Автобиографии //Л. Троцкий - Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1991. - 608 с.

-- Троцкий Л. Д. Литература и революция //Л.Д. Троцкий - М.: Политиздат, 1991. - 400 с.

-- Устарел ли марксизм? - М.: "Литературная газета", 8 января 1889 г.

-- Федоренко Н. Ночные беседы //Н. Федоренко - М.: "Правда", 23 октября 1988 г.

-- Чемшит А.А. Государственная власть и политическое участие //А.А. Чемшит - Киев, УЦДХ, 2004, - 528 с.

-- Шмелев Г. "Перед поворотом" //Г. Шмелев - М.: "Правда" - 1 февраля 1989 г.

-- Шубин А. 10 мифов Советской страны. Правда о Великой эпохе. // А.Шубин - М.: Яуза, Эксмо, 2008. - 416 с.

Содержание

Предисловие. История и мифология

Очерк первый. "Мировая социалистическая революция" или "октябрьский переворот"

Очерк второй. И.В. Джугашвили-Сталин: рождение легенды

Очерк третий. "Социализм в одной стране" или "государственный капитализм"

Очерк четвертый. "Советский термидор" и "ближний круг"

Очерк пятый. "Большой террор" и "враги народа"

Очерк шестой. Вождь и фюрер: игра без правил

Очерк седьмой. Триумф и смерть диктатора

Очерк восьмой. "Оттепель" или "демонтаж сталинизма"

Очерк девятый. "Развитой социализм" или "эпоха застоя"

Очерк десятый. "Перестройка" или "новое мышление"

Вместо заключения. Марксизм и "социализм"

Послесловие. Советская мифология: Фактологические подмены и невероятная правда (А.А. Чемшит)

Библиографический список

Научное издание

Колесов Михаил Семенович

"Советская Атлантида".

Философские очерки.

(на русском языке)

Научный редактор

Чемшит А.А. - доктор политических наук

Компьютерная верстка и дизайн Турков Б.А.

Комментарии: 1, последний от 03/02/2022. © Copyright Колесов Михаил Семёнович (migel@stel.sebastopol.ua) Размещен: 24/03/2012, изменен: 24/03/2012. 837k. Статистика. Монография: История Скачать FB2	Ваша оценка:
Аннотация: Книга доктора философских наук Колесова М.С. представляет аналитический обзор советского периода истории России и является продолжением его предыдущей книги "Философские очерки Российской истории".

Колесов Михаил Семёнович Советская Атлантида

Колесов Михаил Семёнович
Советская Атлантида