Аннотация: Исторический роман о борьбе варваров и Византии в 6 веке.
Василий Колташов
Византийская ночь
Книга первая: Мальчик из Фракии
Роман
Колташов В.Г.
Византийская ночь. Книга первая: Мальчик из Фракии
Переработанный вариант. 2012 год.
Конце VI века. Римский мир трещит под ударами варварских топоров. Славяне наступают на Византию с севера, в Италии засели лангобарды. С востока явились кочевники авары. В это неспокойное время мальчик-раб Амвросий из империи попадает к варварам за Дунай. Вольные земля делают его свободным. Во власти языческих богов, среди лесов и гор, забав и первой любви, приключений и военных походов он находит в себе нового человека. Сенатор-беглец открывает ему знания древней цивилизации. Меж тем славянский князь Даврит, аварский каган Баян и император Тиверий Константин сходятся в жестокой борьбе. И нигде нет покоя и мира. И всюду, чтобы уцелеть нужны разум и верность.
Содержание:
Вместо предисловия
Часть 1. Путь за Дунай
Часть 2. Страна склавин
Часть 3. Победы Даврита
Часть 4. Дурные вести
Часть 5. Мгла
Два мира, варварский и римский, все еще противостояли друг другу в конце VI века. Под натиском пришедших из-за Рейна и Дуная народов Западная Римская империя пала. Другая часть некогда могущественной державы, Восточная Римская империя - Византия - продолжала существовать. Ее столицей был Константинополь, величайший город своей эпохи. Но не только нашествия новых народов терзали старый мир в этот век. Внутри его бушевали собственные страсти. В порывах событий никто еще не мог сказать, что возьмет верх: день или ночь.
Вместо предисловия
Старик отошел от воды. Еще не раскаленный солнцем песок приятно щекотал его босые ноги. Вдали у восстававшей из океана одинокой острой скалы купались дети. Издали доносился рев слонов, спутывая звуки океана. Волны разбивались о камень, с шипением доползая до песчаной, усеянной ракушками земли. Огненное светило еще не резало глаз, а прозрачное небо почти сливалось с водами, укрывавшими бесконечность.
Длинные волосы старика изящно обрамляли красивое в далеком прошлом лицо, теперь ставшее морщинистым и смуглым. Седая борода была аккуратно подстрижена и тонко завита, на манер принятый прежде при ктесифонском дворе.
Восемь лет назад арабы захватили Ктесифон - великолепную столицу персидских царей династии Сасанидов, расположенную на реке Тигр. Пощадив население, они разрушили один из трех крупнейших городов мира, соревновавшийся в величии с Константинополем и Чанъань, откуда на запад тянулись караваны с китайским шелком. Четыре века до этого на Востоке возвысилась новая держава - империи Сасанидов. Она возникла на месте некогда могущественного Парфянского царства и веками противостояла Риму, пока арабы не принесли ей гибель. Ослабленная долгой войной с Византией, персидская держава пала. Богатый осколок ее достался этому человеку.
Тонкие белые одежды слегка волновались на ветру. Сложив усеянные шрамами руки на груди, старец всматривался в бесконечную даль вод, слушая только океанские всплески и голоса плещущихся детей. Каждое утро он гулял здесь в одиночестве, оставив стражников и слуг ждать под широколистыми пальмами. Только с мыслями говорил он в эти часы.
Минули годы. Остались позади немалые дела, прежние друзья и заботы.
"Мир оказался бесконечен и куда более непрост. Самое слабое в нем - люди. Худшее - страх невозможного. Знал ли я это сразу, когда сам избрал собственную судьбу? Понял ли я это, когда вновь и вновь делал свой выбор. Не как безвольный раб, не как одурманенный верой шел я вперед. Ничто не держало меня на месте. Своей жизнью я разрезал этот мир, стараясь постичь его устройство. Я пытливо оглядывался назад, чтобы смелей бросаться вперед. Чего я хотел? Спасти обреченное или обречь все дурное, чуждое свободе и ясности? Нелегко вспомнить это теперь, когда у меня снова есть все, что мне никогда не было нужно. Пусть я не в силах разобраться во всем, но я постараюсь сохранить эту бесценную пищу другим умам", - думал старик. В его посветлевших в последние годы глазах небо и бескрайняя голубизна вод смешивались с разумом человека.
Насладившись покоем, пожилой владыка повернулся и подал знак. Двое мужчин отделились от группы и направились к нему. Оттененные желтизной фигуры почти сливались с песком. Неторопливо люди шли вперед.
- Светлого дня и многих лет тебе, великий господин! - сказал один из них, приблизившись.
Оба они поклонились.
- Пригнали моих слонов? Я слышал их голоса?
- Да, великий.
- Накатар, скажи моим военноначальникам: я скоро буду говорить с ними. Это тот человек, которого я просил привести? - поинтересовался старец. Сверкнул живыми желтоватыми глазами в направлении второго мужчины.
- Да, владыка.
Накатар почтительно улыбнулся, мягко прижав к сердцу ладони. Шелковая одежда на нем была великолепно расшита. Руки рабынь мастерски уложили ее складки. Золотом отливали браслеты. Белизной светились жемчужные бусы. Голова придворного была гладко выбрита, а длинная борода - выкрашена хной.
- Хорошо. Покинь нас на время.
Оставшись наедине с незнакомцем, старик сказал:
- Подними взгляд. Откуда ты и как твое имя?
- Духи стихий благословят твой век, владыка! Раньше меня звали Петр. Потом я получил имя Сириком. Я родом из города Апамея, что в Сирии. В первые годы правления императора Ираклия меня захватили персы, а потом и арабы.
- Ты эллин? - спросил старик, вглядываясь в серое худое лицо Петра. - Говори свободно, когда мы наедине. Видел твой край. Знаю нравы старой империи. Не бойся слов, я умею ценить сказанное, даже если оно противно мне. Тебе ведь известно, что я не жесток?
- Да, великий господин.
Одежда Петра была потертой. Сандалии на деревянной подошве - стары. Из узкого тела тянулась тонкая шея. Умом светились глаза. Покой и терпение выражало морщинистое лицо.
"Наверняка три века назад он был бы стоиком. Если есть "А", то есть и "В", - мысленно повторил старик начало логической формулы, заканчивавшейся: "А" есть, следовательно, имеется и "В". - Стоицизм - прекрасная школа для тех, кто признает внутреннюю поэзию и отрицает волю человека повелевать судьбой. Жаль, что я стоик только наполовину".
- Ты христианин?
- Нет, хотя и был им когда-то.
Жизнь посылала Петру много испытаний. Его вера не выдержала их. Она рассыпалась под ударами обломков старого римского мира, обрушившимися на голову растерянного человека. Безмятежное детство с гусями во дворе отцовского дома, играми с обручем и забавами в развалинах языческого храма сменили неумолимые перипетии. Что мог совершить в те годы простой человек, не знающий славы и богатства? Что было ему по силам? Он не смог ничего.
"Боги слепили тебя из другой глины, чем меня", - подумал старик. Его изящная голова немного наклонилось вперед. Он ответил:
- Это к лучшему. Мне сказали, что ты знаешь латынь и способен письменно излагать мысли. Что ты еще можешь поведать о себе?
- Все это верно. Но кому мое мастерство может быть здесь необходимо? Последний раз я держал перед глазами римский папирус лет пятнадцать назад, когда служил одному персидскому жрецу. Весь старый мир рушился в те годы и я, потеряв свободу однажды, не обрел ее вновь. Арабы захватили меня и продали дальше на восток. Слуги Магомета освободили многих людей, но мне они сохранили то, чем я был наказан судьбой. Рождаясь свободным, человек не предполагает, что легко может обратиться в раба.
- Иногда бывает иначе, - заметил старик. - Главное, чтобы перемены не доводили нас до крайности, превращая во владык, когда мы ищем иного, как это случилось со мной. Мне говорили, что ты мудрец. Не знаю, какое испытание более тягостно: свобода наедине с собой или рабство в окружении других. Только сравнение учит нас ценить прекрасное и приобретать желанное. Все это непросто описать словами. Твои знания нужны мне.
- Буду покорно и преданно служить тебе, мудрый господин. Рабу не полагается задавать вопросы, но слова в твоих устах не похожи на произносимые людьми этой страны.
- Я римлянин, хотя здесь никто не знает, что это некогда означало.
Петр удивленно посмотрел на властного старца, пытаясь уловить в его чертах что-то из далекого мира, в прошлом включавшего в себя все средиземноморье. Могло ли сказанное быть правдой?
Справа у скал белое облако чаек поднялось в небо.
"Невозможно представить, что мой соотечественник, пройдя столько же тысяч миль, что и я, превратился в правителя всех этих земель? Какой дорогой он шел? Разве не той же что и я? Разве существуют тайные тропы человеческой судьбы ведущие в обход основного пути?" - рассуждал Петр. Прятал внутрь тонкие губы. Двигал подбородком так, что шевелилась курчавая борода. Он был убежден, что не знает ответа.
Седой правитель снова заговорил:
- Ты удивлен? Моя жизнь полна подобных вещей. Не только это поразит тебя, когда груды моих записей превратятся в систему.
"О чем он?" - спросил себя Петр.
Старик замолчал на некоторое время. Раб не осмеливался прерывать его. Он только осторожно наблюдал. Мгновение назад подвижные глаза всемогущего старца замерли, вновь устремившись в бесконечную даль океана. Потом, пережив какую-то внутреннюю борьбу, старик повернулся к собеседнику и заговорил:
- Пять лет как я задумал написать книгу обо всем, что выпало на мою долю в годы скитаний молодости. Нет нужды оставлять потомкам след всей моей жизни. Она не заслуживает такого. Но есть то, что я хотел бы сохранить. Есть люди, о которых нельзя забыть. Есть характеры, у которых нужно учиться. Была эпоха, о которой никто, может быть, не захочет вспоминать. Но когда разум людей вновь поднимется из пепла, они должны знать, как рушился старый римский мир, которым я так сильно был заворожен. И который, не желая спасать, не только ненавидел, но и любил. Завтра мои латинские листы начнут приходить в порядок, превращаясь в книгу. Не так как это привыкли делать здесь, а живо, со всей силой пережитого мной. Без помпезности и словоблудия вокруг воли богов. Без всякого сокрытия того, что я видел, постиг и совершил. Понимаешь, чего я хочу?
- Понимаю, владыка.
- Теперь уходи. В моей библиотеке есть немало свитков. Когда-то, рискуя, я спас их из пылающего Ктесифона. Поговори теперь с ними, а я снова хочу побыть наедине с ударами волн. Так мне легче будет завтра начать свой рассказ.
Часть 1. Путь за Дунай
1
Солнце медленно выглянуло из-за горизонта. Его первые лучи упали на землю, согревая её, прогоняя холод минувшей ночи.
В сарае старой фермы, расположенной в низине между гор, спал мальчик. Свернувшись в клубок, он, оборванный и грязный, лежал на посеревшей от времени соломе. Плечи его сжимались и дрожали не столько от ночной прохлады, сколько от тревожного сна. Бледные худые руки прижимали к груди ноги мальчика. Страх искажал лицо ребенка, а синие следы побоев, видневшиеся на спине сквозь дыры в тунике, выдавали его причину.
Несколько обветшалых строений, загоны и грязные навозные лужи - вот всё, что представляла собой ферма. Она принадлежала старинному сенатскому роду, владевшему кроме неё ещё большим поместьем южнее Маркианополя. Некогда, благородная семья имела в Нижней Мизии куда больше: на душистых лугах паслись тысячи овец, выращивая хлеб, на полях трудилось до двух тысяч рабов и колонов -зависимых земледельцев-арендаторов. Нашествия варваров, эпидемии и мятежи сделали свое дело. Полусгнившая ферма и одно поместье были тем немногим, что смог сохранить римский род в придунайской провинции. Неспокойное было время.
Птицы заливались множеством певучих голосов.
- Христос послал новый день! - простонала толстая женщина, спавшая на грубом подобии кровати. - Тьфу! - сплюнула она и зевнула. Звуки за стеной раздражали ее.
Резная икона в углу жилища смотрела на нее большими очами, разукрашенными голубой краской. Красный хитон на божестве был изгажен насекомыми. Рядом на обмазанной глиной стене сидел большой зеленый жук, шевеля длинными усами.
Жена старшего пастуха проснулась с трудом. Отмахиваясь от мух, она выбралась из темного, пропахшего гнилью дома. Слепящий свет остановил её на пороге. Женщина потёрла кулаками заспанные глаза и, покачиваясь, подошла к столу. Она взяла глиняный кувшин и сделала несколько жадных глотков. Потом со стоном потянулась и, оглядевшись, закричала изо всех сил:
- Проклятый мальчишка! Амвр!
Никто не ответил на зов женщины.
- Эй! Амвр! - повторила она имя маленького пастушка своим хрипловатым грубым голосом. - Сколько я могу тебя звать! Вставай и иди сюда, бестолочь. Иди или я разозлюсь и размозжу тебе голову, богом клянусь! Слышишь меня?
От пронзительного звука мальчик, спавший в сарае невдалеке, мгновенно открыл глаза. Он быстро поднялся и, не встряхивая одежды, вышел на встречу резкому свету. Всё тело его ломило от боли, голова гудела, руки не слушались и безжизненно висели.
- А-а-а, вот и наш светлый господин! Я зову тебя уже полдня, бездельник! Слышал ты меня? Не прикидывайся глухим! Слышал!?
- Нет, я спал, - тихим испуганным голосом ответил ребенок.
- Ты спал? Хорошего же помощничка мне дали. Может ты еще видел сладенькие сны про свои безделья? Или тебя посетили святые?
- Нет, ничего такого не было... - растерянно пробубнил ребенок.
- Иди сюда, бесстыжий найденыш! - грубо оборвала его тетка. Щеки ее тряслись от каждодневного утреннего гнева. - Иди, иди! Ну!? Ползаешь слово черепаха...
Мальчик приблизился к женщине, не поднимая глаз. "Сейчас!" - сказал ему внутренний голос и веки малыша сжались. Жена пастуха с размаху ударила его по голове. Все зазвенело в ушах ребенка, но он устоял на ногах. Боль не была чем-то новым для него, гораздо острее мальчик чувствовал голод. И он сейчас безжалостно грыз его изнутри.
- Ну, вот теперь-то ты проснулся, наконец!?
Он не смог ничего ответить. Звон застыл у него в висках.
Женщина показала гнилые зубы в довольной ухмылке.
- Давай, отнеси моему мужу и братьям вина, - сказала она с удовольствием в голосе, - пока оно не прокисло в моём брюхе. Я сама всё выпью, если не будешь шевелиться, и тогда мой муж тебя изобьет как вора, - она почесала под левой грудью и снова зло усмехнулась. - Понял, что я ему про тебя скажу, бесстыжая тварь? Шевелись!
- Что? - он схватился пальцами за лоб, словно пробуя устоять.
- Бери еду и проваливай, ленивый кобель! Да какой ты кобель?
Она судорожно захохотала, но через мгновение остановилась и впилась глупыми глазами в исхудалого ребёнка. Подперев широко расставленными босыми ногами ржавую землю, мальчик стоял перед ней, по-прежнему не поднимая глаз. "Наглая скотина! Ленивое исчадие ада!" - мысленно выругалась женщина. Как он надоел ей, этот щенок! Даже видеть его было противно. Она смахнула пену с отвислой нижней губы и презрительно сказала:
- Хлеб и сыр на дорогу возьмешь в доме. Они лежат рядом с бурдюком. Я всё приготовила. Видишь, я забочусь о тебе? О! Цени. И не задерживайся долго, ты нужен мне здесь. Криворукий Юлий скоро пригонит своё стадо. Вернись до утра! И не смей, скотина, прикасаться к выпивке. Да, скажи моему добряку-мужу, что вино вчера привез из поместья Лысый. Вот... Все...
Мальчик кивнул и нерешительно зашагал к дому. Он с жадностью проглотил неизвестно когда испеченную лепешку и кусок овечьего сыра. Потом, взвалив на плечо тяжелый бурдюк, осторожно пошел к выходу. Выбравшись из низкого проёма двери, он медленно зашагал вверх по склону в сторону поднимающегося солнца.
2
С другой стороны гор, укрытые деревьями и большими камнями, продолжали незаметно свой путь два десятка воинов. Зачехлённые в кожу овальные щиты висели у них за спинами, а короткие копья лежали на плечах. На желтоватой одежде некоторых солдат можно было различить выгоревшие знаки одного из пеших подразделений пограничных войск империи.
Впереди отряда шли двое. Оба они имели крепкое сложение, но один был уже почти седым. Второй выглядел совсем еще молодо. Небольшого роста, он имел грубоватое веснушчатое лицо, единственным украшением которого была густая рыжая борода. Над широким носом горели хитростью голубые глаза. Оба воина носили почти низший в Византийской империи командный чин десятников. Одежда на них не казалась лучше, чем у остальных. Только рукоятки мечей, что мужчины несли на поясах, смотрелись немного богаче.
- Видишь ту ферму внизу, Констант? - спросил молодой, остановившись. - Присмотрись, там всего пара деревьев рядом.
- Для этого ты не дал нам повернуть вчера обратно, Фока!? Хотел показать ферму? Разорви тебя гром! Мы могли бы доложить, что никаких варваров нет и преследовать некого. Моя земля, земля у всех нас стоит брошенной без рук, а мы выполняем бессмысленный приказ и преследуем кучку варваров! И ты еще показываешь мне богом забытую ферму какого-то недотепы. Зачем? Зачем, Фока? Ты что меня сердишь? Иисус, даруй мне терпение!
- Варвары очень коварны, - усмехнулся Фока, осторожно ступая по скользким от росы камням. - Погляди, брат, вон пастухи пригнали большое стадо. Нас всего двадцать, а места здесь запустели еще при Юстиниане. Остались только осколки былого сельского процветания.
- Ну и что?! - огрызнулся второй десятник.
- Скажи, Констант, кто обвинит нас, если "варвары" разорят ферму, принадлежи она даже магнату из столицы, и уведут скот? Сенатор, который ею владеет? Как он узнает? Здесь у Дуная всё словно на краю земли. Никто не увидит ничего. Варвары переправились в этот год десятком банд, но кто-нибудь смог взять хоть одну?
- Не лукавь. Что ты задумал?
- Мы ведь преследуем варваров. Кто кроме нас знает, сколько их было на деле и зачем они пришли? Они умеют скрывать свое число, но разве можно скрыть хищные намерения? Мы даже сможем "отбить" у них часть награбленной добычи. Кто знает, как нас за это наградят?
- Фока, ты опасный человек! - беззвучно расхохотался Констант. - Пять лет мы не видели жалованья. Молнии и козий помет на Константинополь! Последняя выплата до сих пор кажется чудом. Помнишь, я тогда купил бусы из синего стекла для первой жены? Бедняжка. Красивая была баба, я тебе скажу...
Рыжий кивнул, криво улыбнувшись.
- Так я о чем? - забылся старший десятник.
- О мирском.
- Хм. Ну да... Донатив Тиверия был хорош! Наследник выплатил бы нам все причитающиеся. Все до половинки медяка. Господи, почему ты ему в этом не помог? Зато вмешалась божественная чета. Особенно бесчинствовала императрица София. Не зря, видно, все ее так бранят. Наследнику урезали расходы. Бедняге нечем заплатить даже старой германской шлюхе.
- Теперь мы нескоро увидим настоящие деньги, - вздохнул шедший позади молодой солдат. - Брат последнюю козу съел...
- Иди ты знаешь куда со своей козой! - рассердился Констант. - Лезешь в серьезный разговор с козами.
Воин шмыгнул носом, пробурчав:
- Трудно...
- Знаю. Но если император покинет этот мир, то можно ждать улучшений. Так моей бабе жена нашего начальника сказала. Вот только когда это случится?
- Не рассчитывай на такой исход. Подумай лучше над тем, что я придумал, - возразил рыжий дестяник и борода его шевельнулась.
- Нам хватит и одного жалованья. Да пошлёт его господь когда-нибудь вновь! Никто из нас не откажется от твоего предложения, Фока. Никто! Кажется, я не зря ходатайствовал за тебя.
Невысокий бородач усмехнулся. Убрал от глаз рыжую челку.
"Зачем слова? Каждый выживает, как может, - подумал он. - Если мы, солдаты, не станем держаться друг за друга, что нам оставят остальные? Хоть кто-нибудь поделится с нами?"
- Деньги, деньги... - пробурчал один из воинов.
Даже выплатив армии свой немалый донатив, новый цезарь не смог наладить регулярные выдачи жалованья солдатам. Чтобы поправить ситуацию в хозяйстве империи он на четыре года уменьшил на четверть государственные подати, снял пошлины на ввоз в Константинополь вина и масла.
Констант поковырял ногтем в зубе. Потом медленно сказал:
- Свою долю должен получить и наш сотник. Он жаден, но... На всякий случай. Ты ведь меня понимаешь?
- Это мудро. Пара-тройка барашков от него не убежит. Но пусть он возьмет их сам из той части добычи, что мы честно вернем. Ей богу, все справедливо! Разве не так?
Фока поднял белесые глаза к небу. Там среди редких облаков сейчас должен был находиться бог. Он все слышал и видел каждого обитателя тверди, которую сам сотворил.
- Э-э-э... а ты прав.
Рыжий коротышка скривил запекшиеся от жажды губы, не желая больше ничего говорить.
Если бы его отец имел столько же ума, сколько Иисус дал ему одному, они не голодали бы холодными зимами. Сестры и братья не умирали бы с голоду. На всю жизнь он сохранил в памяти их распухшие тела, с раздутыми животами. Какой это был год? Империя содрогалась от эпидемий и страха. Юстиниан не прекращал войны, не прекращал выбивать из должников старые налоги. Немногие из солдат получали жалованье. Год выдался неурожайный. Пришли холода. Все покрыл снег. Селение голодало: первыми умирали дети. "У отца тогда выпала половина зубов. Все мы стали похожи на обтянутые кожей скелеты. Ну и зима была!" - с ужасом вспомнил Фока.
Констант расправил плечи.
- Эти сытые выродки в столице не многого лишатся, если каждый из нас получит по десятку овец. Они проматывают наши деньги и давно заслужили урок, даже если и очень скромный. Кто еще кроме нас самих вознаградит нас же за верную службу?
- Тогда не снимайте чехлы со щитов и никого не жалейте, - сказал Фока, поглаживая густую бороду. - Да поможет нам Иисус!
- Ты говоришь как настоящий центурион, братец мой Фока! - расхохотался седеющий десятник. - Святой дух, как же обрадуется моя жена! Эй, Савва, видишь то большое стадо в низине!? Скоро мы возьмем его себе!
3
Амвр продолжал подъем. Он повернул вместе с тропой и обошел большое старое дерево. Чтобы дойти до второго пастбища коротким путем, нужно было подняться выше в гору, а затем, обогнув её, выйти на другую тропу. Мальчик шёл уже больше часа. Ферма, где он вырос, оставаясь всю жизнь рабом, сделалась совсем маленькой. Её было хорошо видно, но ребенок брел не оглядываясь. Он никогда не смотрел в ту сторону, когда был в дороге. Так ему больше нравилось: не смотреть и не думать о том неприятном, даже жутком, что оставалось у него позади.
Ящерицы грелись на гладких камнях. Над травой кружили стрекозы. В тени сосен и лиственных деревьев копошились мыши.
"В полях широких много дней я тосковал среди коней, среди овец я утра ждал, с козою рядом засыпал", - крутились в памяти Амвра слова пастушеской песенки. Он слышал ее тысячу раз за свою короткую бесцветную жизнь. И он знал еще пару подобных песен.
Желудок мальчика, почти всегда мучимый голодом, был в этот час спокоен. Ребенок привык забывать о пище, когда её не было. То, что он съел утром, скоро должно было стать далеким воспоминанием. Идти предстояло весь день и всю ночь. Добравшись до пастухов к вечеру, малыш должен был утром вернуться на ферму.
Птицы пели вокруг, а солнце и лёгкий ветер ласкали теплом густые волосы Амвра. Молчавший почти все утро, мальчик нашел силы, чтобы бессвязно запеть. В звуках грусти, неумело сплетенных из слов, он находил сейчас успокоение. Постепенно песня ребенка стала не такой печальной. В ней появились ноты радости, естественные в моменты безопасности и покоя. Мальчик шел вперед, ничего не замечая. Его ждала усеянная ягодами поляна, прохладная вода у ручья и тайное счастье раба - одиночество.
У зарослей дикой малины, ребенок остановился. Не переставая напевать, он принялся собирать и есть кисловатые ягоды. Ни что не тревожило его сейчас. Три года назад, еще совсем малышом, он нашел это место, полное стольких удовольствий вкуса.
Спелые ягоды притягивали темным цветом. Они небыли велики, а заросли были густыми. Острыми шипами защищали они свои плоды. Ребенок старался не поцарапаться. Он вытягивал из зеленого колкого облака одну ягоду за другой. Малина таяла на языке. Разливалась кисловатым соком во рту. Наполняла ноздри сладким ароматом.
Мальчик переходил от одного куста к другому. Вдруг он почувствовал, как смолкли пестрые звуки насекомых. Чьи-то быстрые сильные руки, пробив кустарник, схватили его. Одна тяжёлая мужская лапа взяла ребенка за шею, а другая до боли зажала рот. Руки резко дернули Амвра. Он ощутил боль от множества наносимых царапин. Треснула старая туника.
Тело мальчика в мгновение оказалось за кустом. Чужая сила беспощадно пронесла его сквозь колючие заросли.
Два рыжеватых глубоко посаженных ока впились в лицо перепуганного пленника. Малышу показалось, что торчат они из рыжей бороды. Толстые губы человека плотно сжались. Лицо сделалось ещё более страшным. Весь он выглядел могучим чудовищем, источавшим запахи дыма, пота и горелого мяса. Поверх желто-серой рубахи у него был надет грубый кожаный панцирь с нашитыми роговыми пластинами. На поясе висел тяжелый меч. "Разбойники! - испугался малыш. - Это разбойники!" Сердце его рвалось наружу.
- Попался, римлянин, - негромко прорычал человек-борода. - Давайте сюда, парни! Быстрее, во имя молний Перуна! Шевелитесь!
- Как зайца словил. Умеешь, охотник!
- Вот знал я что нам повезет. Приметы такие были, добрые, - добавил другой, хрипловатый голос. - Черепаший панцирь видел...
Глаза пойманного ребенка метнулись. Малыш заметил ещё троих бандитов. Двое из них подошли, пробравшись сквозь кустарник. Они держали дротики на плечах. Мальчик понял - эти двое поджидали его в траве. Сумей он вырваться из лап рыжебородого, они остановили бы беглеца без особых усилий. Третий стоял справа от сжимавшего Амвра головореза. В руках у него были лук и пара стрел. По грозному виду схвативших его людей и непонятной речи, мальчик догадался, что попал не к подданным христианской Византии.
- Варвары! - с ужасом попытался промычать он.
Немало страшных историй слышал малыш от пастухов о людях приходивших из-за Дуная грабить и убивать. Рассказывали, что, впадая в ярость, они превращаются в волков и даже могут ходить под водой. Еще говорили, будто варвары способны оборачиваться змеями и проползать где угодно. Всегда внезапные в нападении, жадные до добычи, дикари из пастушеских легенд не прощали ничего и никого не оставляли в живых. Также слышал Амвр, что дикие люди пьют кровь христиан и приносят в жертву младенцев. Безумный ужас охватил мальчика мгновенно, как только он понял, в чьих руках оказался. "Спаси меня, господи!" - пронеслось в голове ребенка. Деревянный крестик на груди должен был исполнить свое предназначение: защитить от беды. Разве могло быть иначе?
- Уж очень он жалкий, - заметил другой воин, виски которого закрывали русые косички. - Как мышонок. Только не пищит.
- Да у него рот зажат, - сверкнул серебряной серьгой молодой варвар. - Поглядел бы я как ты запищишь с закрытой пастью.
- Смотри-ка, а он не обделался -- храбрец.
- Совсем сопливый. Никуда не годится.
- Хватит трепаться! Ты, Часлав, тоже помолчи. Тебе он на что? Ты с него идола тесать будешь или нам нужно путь проведать!? - оборвал все замечания рыжий. - Забыли для чего мы на этой земле!? Кто тут думает, что мы пришли ради добычи!? Разорвал бы...
Перепуганный мальчик не мог даже пошевелиться. Только его встревоженный взгляд, вцепившийся в рыжего варвара, выдавал в теле ребенка хоть какую-то жизнь.
- Вытаращил глаза! - заметил толстошеий парень с дротиком.
- Давай спрашивай, Рыва, - пробормотал Часлав.
- Хватит нас учить, - поддержал его другой воин. - Мы с тобой согласны, брат. Не ради добычи сюда пришли, помним. Ну? Знаешь ты как с этим собачонком объясниться?
Рыжебородый варвар надулся. Вспоминать латинскую речь было для него нелегким делом. Он сглотнул слюну и медленно произнес:
- Мальчик, ты местный?
Амвр кивнул. Это было его первым движением. Рот ребенка уже никто не зажимал, но язык его не мог ещё повернуться.
- Ты знаешь тайную дорогу к Дунаю?
- Тайную? - переспросил Амвр. Он удивился.
"Как это на проклятой латыни? - мысленно проворчал Рыва. - Припоминай, бестолочь!" Брови его напряглись. Он отчаянно подбирал слова. Капли пота выступили на суровом лице.
- Без людей. Чтобы никого! - выдавил он из себя.
- Да, - ответил мальчик. - Безопасный путь...
- Верно! Я отпущу тебя. Доведи нас к реке. Нам нужно выйти за ту гору, - варвар кивком указал направление. - Незаметно для римской крепости! Понял меня? Знаешь дорогу?
- Да, - искренний взор мальчика подтвердил ответ.
- Поведешь нас?
- Поведу.
4
Варвары не связали Амвра, но и не отпускали его больше чем на шаг. Пройдя через злополучные заросли кустарника, все пятеро углубились в лес. Рыва спросил у мальчика его имя. Спросил, кто он и чем занимается. Ребенок поведал, что он помогает пастухам и вырос в этих местах. Мизия была его домом. Здесь редко теперь можно было встретить людей. Встречались заброшенные поселения и разрушенные города. Обитателей их унесли болезни, частые неурожаи, мятежи и набеги варваров. Кабаны, зайцы, волки и олени стали хозяевами многих ранее обитаемых мест. Деревья и кустарники покрыли былые поля.
Кукушка спорхнула с ветки ели и полетела подальше от людей.
- Это верно, что все племена теперь с князем? - спросил Часлав.
- А как же еще может быть, парень, - поморщился Рыва. - Союз крепок как никогда. Римлянам не будет сладко, клянусь всеми богами. Они привыкли только к редким вторжениям, а мы нанесем удар всей дружной силой племен. Придет день и это случится.
- Не они станут гоняться за нами, а мы будем преследовать их, - с гордостью добавил другой варвар и очи его блеснули.
"О чем они говорят? - подумал мальчик, ступая по усыпанной старыми иглами земле. - Язык у них словно звериный. Ему наверное и выучиться можно только в диком лесу".
- Домой вернемся, - мечтательно сказал Часлав, - поваляюсь с девкой на траве до утренней зори. Одного боюсь, как бы римляне про наши планы не прознали. Плоха у них оборона, да укрепить ее можно.
- Ты об этом не думай, - равнодушно возразил другой варвар, - наши боги нас не оставят. А их бог? Тьфу! Что за бог? Дал себя к дереву прибить, а потом сбежал. Разве это чудо? Да и кто его видел то? Вот Перун молнией скалу надвое разбивал -- это чудо! Всяк скажет.
- Верно говоришь, брат, - согласился Часлав, - ой верно!
На привале Рыва угостил ребенка соленой свининой, хлебом и вином, которое тот нес пастухам. Один из молодых воинов дал мальчику кусок медовой лепешки. Пища развеяла страхи пастушка. Варвары не казались ему отныне пугающими. Амвр почувствовал, что больше не боится их, больше не думает, как в первые часы, убежать, выбрав момент. Теперь ребенком двигало любопытство. Интересно было больше узнать, больше понять и запомнить. Варвары не выглядели злобными героями пастушеских сказок. Они даже казались малышу добрее обычных людей - тех, что он знал в своей жизни.
Идя по лесу, молодые воины все время шутили, подражали птицам. Передразнивали их. Амвр не понимал всего. Но каждый раз, поддаваясь общему настроению, он тоже начинал тихонько смеяться. Жители севера тыкали в него пальцами и улыбались. И все же ребенок ощущал себя пленником. Но страшнее этого была мысль о неминуемых побоях за "лживые басни" и "украденное вино". Никто ничего не прощал в этой жизни маленькому рабу.
Пересекая неглубокий овраг, путники заметили кабана. Воины мгновенно приготовили копья и дротики, но Рыва сурово пресек их охотничий порыв. Лишний шум и ненужные следы могли принести только неприятности. Отряд двинулся дальше.
- В стародавние годы римляне не боялись делать вылазки на наш берег, - рассказывал Рыва своим собратьям, - ныне знают, что мы сильны. Стерегутся нас. Когда ими правил Юстиниан, много они новых крепостей понастроили. Теперь не все защитить могут. Силы нет.
- Конница их говорят сильна? - спросил молодой воин со шрамом у правого уха. - Есть среди нее немало германцев да гуннов, опытных воинов, отважных и злых. И такие есть, что все до конских ног железом покрыты. И устройства страшные имеются, что валуны бросают.
- Это верно, - согласился Рыва, - только Даврит вождь великий. Он ратное ремесло на деле учил, в бою закалял свои меч и сердце. Против римлян мы не единожды под его началом ходили. Страшен страх, а не враг, да еще не вольный. Поняли меня?
Показывая дорогу, Амвр не прекращал тревожиться о том, что ждет его, когда он вернется. Как избежать наказания дома? Как объяснить, что действительно произошло? Неожиданно мальчик вспомнил случайно подслушанный разговор двух рабов приехавших из большого поместья на юге. Один из них подговаривал другого ночью бежать с ним за Дунай. Малыш долго размышлял потом над тем, что тайком услышал. Странными казались ему речи этих людей.
- Там за рекой нет никаких господ. Мы сможем свободно жить, без всяких унижений. Земли -- бери, сколько хочешь, дичи столько, сколько сумеешь добыть. Нужно только найти возможность бежать и перебраться на другой берег, - шептал один из рабов настороженному собеседнику. - Дунай позади окажется и неволя позади будет!
- Дурак! Послушай меня, дело знаю. Вот тебе крест, все так!
Возможно, из-за впечатления от этой беседы Амвр не имел даже мысли обмануть поймавших его людей. Они внушили ему ужас. Но это было только вначале. "Что же там за большой рекой? - рассуждал про себя ребенок. - Кто из пастухов сам видел лесных варваров? Кому известно, что там за жизнь? Кто бывал там и вернулся обратно? Почему так непохоже то, что я вижу, на то, что слышал? Почему те двое хотели бежать именно за Дунай? Может быть, все не так уж страшно? Господь, защити меня! Спаси и сохрани!"
Главным среди варваров был рыжебородый Рыва. Погруженный в какие-то мысли, он частенько пресекал веселье в отряде. Малыш был по-прежнему насторожен, однако ему нравилось общество окружавших его людей. Грубоватые скифы, как называли их римские пастухи, не казались злыми или подлыми. Амвр был убежден: его не убьют, а отпустят, как обещали. Но что ждет его дальше? Побои, может быть неделя без куска хлеба?
Много часов шли путники через сосновый лес, покрывавший склон горы. Только раз за день они осторожно пересекли открытый участок. Отсюда видна была ферма Амвра. Мальчик никогда не смотрел в её сторону в пути, не оглядывался. Только услышав встревоженный голос одного из скифов, он повернул голову. Обернулись и остальные воины отряда рыжебородого старшины.
Внизу, далеко под горой горела ферма. Чёрный дым поднимался над постройками, пожираемыми оранжевыми всплесками. Рядом суетились какие-то люди. Они отгоняли скот. Может быть, это были пастухи? Подробностей нельзя было разглядеть. Амвр не почувствовал ничего. Только мелькнуло на миг в уме сожаление, что пропал его недоделанный соломенный человечек. И ничего.
- Это твой дом? - спросил Рыва, глядя на пленника.
Амвр кивнул лохматой головой. Взор его застыл. Лицо побелело. "Гори, проклятое место, - подумал ребенок со злостью, - пусть ничего не останется. Ничего!" Всё тело мальчика тревожно напряглось. Вдруг большая теплая рука легла на его плечо. Все молчали вокруг. Малыш слышал дыхание каждого из окружавших его варваров.
- Значит так... - пробормотал рыжий скиф. - Да, беда...
- Мне не жаль, - сказал мальчик с горечью.
- Вот как? Странные у вас здесь порядки, - заметил с усмешкой рыжебородый. - Ладно, братья, дальше пошли. Только тихо. Сами все видели! Веселиться будем за Дунаем. Перун вас разорви!
Последних слов малыш не смог разобрать. Он все еще глядел вниз, завороженный пожаром. Огонь на глазах мальчика пожирал не только старые постройки, но и горькие годы его жизни.
5
Ночь казалась непроницаемой. Безлунная и холодная, она каждым пронизывающим ударом ветра напоминала о климате севера. Море было едва заметно. Только легкие звуки шипения волн, разбивавшихся о прибрежные камни, выдавали его близость.
В скалах почти у самой воды притаился человек. Закутанный в промокший плащ, он ждал. Прошло уже много часов с тех пор, как солнце скрылось вдали. Человек тревожно всматривался в темноту. Наконец он заметил слабый огонёк. Через некоторое время свет сделался ярче. Стало возможно разглядеть лодку и фигуру того, кто находился в ней. Еще немного и звук вёсел донесся до ушей ждущего.
- Светлейший Валент! Это я, твой слуга! Светлейший Валент! - послышался невдалеке высокий молодой голос. Порывы ветра сносили его, разбивали слова. - Отзовись, благородный господин!
- Это ты, Роман? - ответил дрожащий баритон из прибрежной темноты. Сердце Валента билось все чаще, а тело его дрожало все сильней. - Слышишь ты... - звуки волн перебили его. - Роман?
- Да, господин, это я. Здесь острые камни. Боюсь за лодку! Я, наверное, не смогу подойти ближе. Ты сумеешь добраться сюда, где лампа? Тут неглубоко!
Не отвечая, Валент спрыгнул в холодную воду и осторожно пошёл к лодке. Две горячих мозолистых ладони встретили его и помогли забраться внутрь. Посудина оказалась довольно большой. На дне её лежали какие-то мешки, два меча в ножнах и сухая одежда.
- Ну вот, - вздохнул с облегчением Валент, подняв черные брови. - Не зря я чтил богов в последнее время. Ты захватил книги, старый преданный друг? Совсем не дурно, если все именно так.
- Да, светлый, - улыбнулся кудрявый черноволосый юноша, на вид которому было не более двадцати лет. - Я хорошо замотал их, но ларец пришлось бросить. Он не поместился бы в лодке.
- Знания, друг мой, могут перевернуть и не такой хлипкий корабль. Жаль сундука: он принадлежал еще деду. Ты помнишь, какая там была чудная резьба?
- Переоденься, господин, - робко предложил Роман.
Бравое поведение хозяина показалось ему наигранным. "Это сотворили усталости и тревоги, - решил юноша, - не всякому по силам перенести подобные беды". Нельзя было сказать, когда к Валенту вернется былой сдержанный дух. Помочь могли отдых и успокоение от всего пережитого в последние месяцы. "Как хорошо было бы увидеть его снова твердым, всегда знающим как поступить, - подумал Роман. - Господин теперь спасен, а это самое главное. Нет ничего важнее".
- Где..? Да, вижу... - пробормотал Валент отрешенно.
Покупая лодку, Роман узнал от длинного как жердь рыбака: лангобарды - племена германцев, обосновавшиеся на севере Италии, - намереваются захватить Рим. Вечному городу снова грозили грабежи и пожары, еще большее разорение, чем за минувшие полтора века войн. Герцог Сполето был уже настолько могуществен, что считал себя в силах владеть некогда великой столицей разрушенной империи Запада. Резиденция папы и сам папский престол вновь оказывались под угрозой.
"Святой боже, помоги праведным отцам нашим и сохрани нетленной церковь - тело свое на земле!" - мысленно произнес юноша.
Ни папа Бенидикт I, ни Восточная империя не имели сил противостоять лангобардам. Попытка части италийской знати объединиться для защиты страны провалилась.
Роман не понимал, почему церковь и византийские власти так ополчились на его господина и тех, кто следовал за ним. Как могли римляне враждовать между собой, прибегая к неслыханному коварству? На всякий случай юноша решил ничего пока не говорить хозяину. Ему незачем было знать сомнений слуги или тревожные новости. "Я скажу ему все, когда увижу, что он спокоен, как прежде", - твердо сказал себе парень. Решимость любой ценой спасти бывшего сенатора вновь ожила в его душе.
- Ты знаешь... Рад тебя видеть, мой дорогой Роман, - произнес Валент, натягивая сухую тунику. Шерстинки приятно касались кожи, тепло щекотали ее. Он с наслаждением вздохнул: - Как же я вымерз за эти дни. Проклятье. Как вымерз и...
- Проголодался?
- Да, - нервно согласился беглец.
- Там есть вино с корицей и медом, свежий хлеб и мясо кролика, - радостно предложил Роман и улыбнулся с нежностью младенца.
- Хорошо, друг! Я поем. Это просто пир! Что тебе дать?
- Спасибо, господин! Я не голоден.
Лодка медленно отошла от берега.
Переодевшись и поев, Валент укрылся старым парусом и улегся спать. Потертой шерстяной тряпкой он обмотал лысеющую голову, чтобы не мерзнуть. Море пахло солью и влагой. Ноги римлянина ныли от холода и усталости. Сил больше не оставалось. Валент хотел еще что-то сказать, но смог только с болью подумать: "Спи сладко отчизна! Ты умерла, а я просто хочу жить и мне теперь все равно, что тебя ждет. Пускай тебя разрывают на части ненасытные слуги императора, тупые святоши и варварские орды. Я сделал все, на что имел силы. Сердце мое сейчас раздавлено, но мой ум остается живым. С его помощью я восстановлю свой дух".
Волны качали лодку, а ветер подгонял ее в опасный путь.
Усталость и не зажившие раны сделали свое дело. Почти двое суток Валент не открывал глаз. Ни звуки моря, ни голоса чаек не могли вырвать спящего из магически теплого мира. Но ему снился кошмар, бесконечный, тревожный. Валента преследовали, предавали, пытали в подземной тюрьме Равены. Потом его заклеймили и приковали к веслу на византийском дромоне. Странное вмешательство древних богов спасло сенатора. Разорвав небо и море, высшие силы пустили ко дну недружелюбный корабль, погубив всех преследователей Валента.
Роман тихонько насвистывал, сидя в корме у руля.
- Похоже, Морфей, повелевающий сновидениями, более сильный бог, нежели Нептун, - прошептал Валент, пробудившись. Он всегда с насмешкой встречал сны. И он не верил в их пророческую силу. - Или святые духи и христианские боги превзошли и его?
Ветер раздувал блестящие кудри кормчего.
- Ты молчишь? - лукаво удивился Валент. Он приподнялся и помахал Роману рукой, сразу ощутив как струйки холода проникли под его одежду. "До чего я дошел?" - подумал беглец. Собственное тело воняло грязью, солью и потом. Он поморщился. - Доброго дня! Роман!
- Что, господин? - крикнул парень в ответ.
- Все в порядке. Я лишь пожелал тебе хорошего дня! - Валент улыбнулся. Мысленно он добавил: "Чары Морфея способны затянуть в пучину вечности кого угодно. Пусть он сохранит свою милость к нам".
- Да, да! И тебе светлого утра, благородный Валент!
- Я ничего не пропустил?
- Нет, все в порядке. Попутный ветер, светлейший! - отозвался Роман. - Море спокойное, как и нужно. Хвала, господу!
- Превосходно, мой старый друг! Превосходно.
Лодка шла под прямым парусом.
Семь лет назад поступил юноша на службу к родовитому римлянину и ни разу не пожалел, что судьба наградила его таким господином. Он порой был зол на язык, участвовал в каких-то бесконечных интригах, но был внимателен и щедр с людьми. Уважая своего хозяина и преклоняясь перед его умом, Роман никогда не мог постичь того, что им движет. "Зачем он потерял все, что имел? Разве ему мало было земель и рабов? Теперь ведь ничего нет. Разве это разумно? Ведь папа наверняка принял бы его помощь, не будь хозяин так заносчив и подчинись он воли святой церкви", - рассуждал парень. Напряженность Валента все еще беспокоила его.
- Это боги заботятся о нас. Оберегают, чтобы послать новые испытания. Суровыми они окажутся, как ты полагаешь?
- Не стоит глумиться над святым, благородный Валент. Бог един и милосерден, лишь наши грехи могут прогневить его. Господь слышит всё и слова людские ему не безразличны.
"Иисус, защити этого человека, он не ведает, что говорит. Сохрани его и направь на истинный путь, - подумал Роман с тревогой. - Прошу тебя, владыка небесный!"
- Воздух такой холодный, что не хочется вставать. Сколько мы уже в пути? - сменил тему Валент. Глядя на встревоженное лицо слуги, он невольно подумал: "Римляне, потомки Ромула, что в ваших головах? Вы потеряли все, вы, а не только один я. Ни разума, ни воли, достойной предков, вам не досталось". - Роман! Ты слышал, что я спросил?