Константинов Владимир Ефимович
Искушение

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Константинов Владимир Ефимович (akonst.im@mail.ru)
  • Размещен: 18/05/2015, изменен: 18/05/2015. 237k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  • История
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В этой историко-драматической повести действие происходит в начале XI века на фоне кровавой междоусобицы, вспыхнувшей после смерти киевского князя Владимира Святославовича между его сыновьями - Ярославом Мудрым и Святополком Окаянным. В увлекательной форме автор знакомит читателей со злоключениями Лаврского угодника Моисея Угрина - дружинника князя Ярослава, после его поражения от Святополка Окаянного и его союзника польского князя Болеслава Храброго в кровавой битве на реке Ялте в излучине Западного Буга 24 августа 1018 года. В настоящее время мощи канонизированного преподобного Моисея Угрина находятся в Киево-Печерской Лавре в одной из локул "Ближних Пещер".

    • В. Е. Константинов

    ИСКУШЕНИЕ

    Невероятные злоключения Печерского святого Моисея Угрина в польском плену в 1018 - 1025 гг.

    Предисловие

      
       События, о которых рассказывается в повести "Искушение", происходили на нашей земле более тысячи лет назад, в самом начале ХI века. Древнерусское государство Киевская Русь в это время насчитывала более двух столетий своего существования. Территория этого государства была огромна, а население - многочисленно. Киевская Русь простиралась на Западе до бассейна реки Вислы, на Востоке - до бассейна реки Камы. От Черного моря на Юге и до Студеного моря (Северного ледовитого океана) на Севере.
       Эту огромную территорию, кроме славян, населяли также мощные литовские и финно-угорские племенные союзы. Управление таким огромным государством было крайне затруднительно, и это стало одной из основных причин княжеской междоусобицы.
       Княжение князя Владимира Святославовича было периодом наибольшего политического могущества молодого русского государства. Великий князь киевский Владимир I Святославович (952-1015 гг.), был сыном князя Святослава Игоревича и ключницы Малуши - холопки княгини Ольги.
       С младенческих лет Владимир находился под опекой своего дяди по материнской линии Добрыни Никитича, явившегося прообразом героев русских былин.
       Отправляясь в 969 г. в поход против дунайских болгар, Святослав оставил Владимира княжить в Новгороде, а двух других своих сыновей - Ярополка и Олега - в Киеве и земле Древлянской. В 977 г. между братьями началась усобица, в результате которой Олег был убит, а Владимир вынужден покинуть Новгород и бежать в Скандинавию. Здесь Владимир набрал из варягов сильную боеспособную дружину, и, вернувшись на Русь, изгнал из Новгорода посадников Ярополка.
       В 980 г. Владимир с дружиной двинулся на юг, имея целью захватить Киев и стать великим князем. По дороге на Киев он взял приступом Полоцк, убил Полоцкого князя Рогволда и двоих его сыновей, а княжну Рогнеду (дочь Рогволда) заставил стать своей женой (ранее Владимир сватался к Рогнеде, но та ему отказала, мотивируя свой отказ тем, что она не желает "...разувать сына холопки"). В том же году Владимир подступил к Киеву. Воевода Ярополка по имени Блуд, подкупленный Владимиром, убедил своего князя покорится Владимиру и "... предаться на милость его". Ярополк решил принять совет Блуда, но в тот же день был убит двумя варяжскими наемниками.
       Став великим князем киевским и полновластным хозяином земли Русской, Владимир возглавил походы на вятичей, радимичей, поляков и ятвягов. В каждой из завоеванных земель Владимир находил себе новую жену (по преданию их у него было более восьмисот).
       Первая его жена, Рогнеда, прозванная в народе Гориславой, ненавидела супруга за убийство отца и братьев своих. Однажды она попыталась заколоть спящего мужа кинжалом. Но случайность помогла Владимиру избежать смерти. Кинжал Рогнеды был уже занесен, когда князь внезапно проснулся и сумел отвести роковой удар. Владимир решил покарать посягнувшую на его жизнь Рогнеду, но малолетний сын его Изяслав, войдя в опочивальню, загородил мать. "Родитель мой! Ты здесь не один!", - сказал он. Владимир отбросил меч и удалился. По совету бояр Владимир выслал Рогнеду и Изяслава из Киева в землю Витебскую, где построил для опальных жены и сына новый город, назвав его Изяславлем.
       Владимир всячески преследовал христиан, которым покровительствовал его предшественник Ярополк. Будучи язычником, он одобрял и человеческие жертвоприношения. В 983 г Владимир решил во имя славы прошлых и торжества бедующих побед принести (в очередной раз) человеческую кровь на алтарь Перуна. Жребий пал на мальчика христианина Иоанна. Отец его, Федор, желая спасти сына, перед толпой киевлян, собравшихся на холме Перуна, стал горячо обличать идолопоклонство и принесение в жертву богам человеческие жизни. Разгневанная этими речами толпа, набросилась на Иоанна и Федора и растерзала их. (Православная церковь чтит память этих русских мучеников за веру Христову под именами Федора и Иоанна). Случившееся заставило великого князя задуматься о силе и значении Веры.
       В 987 г. решение отказаться от язычества и принять истинную веру у Владимира созрело окончательно. По приглашению великого князя в Киев явились представители различных вероисповеданий: мусульмане, католики, иудеи и православные. В свою очередь Владимир отправил в разные страны "...десять разумных мужей для собрания известий о богослужении, обрядах и чудесах, творимых волею Бога единого".
       В 988 г. по примеру бабки своей Ольги и по совету бояр Владимир принял окончательное решение: принять православную веру и окрестить весь народ русский. В том же году, с многочисленным войском, князь киевский подошел к городу Корсунь (принадлежавший Византии) и осадил его. Условием снятия осады он поставил требование, чтобы Анна, сестра византийских императоров Василия и Константина, стала его женой. По преданию, Владимир утратил зрение, едва Анна, прибывшая из Константинополя, вступила на корсуньский берег. "Излечить тебя князь киевский, может только святое крещение", - сказала она Владимиру. Как только корсуньский епископ возложил на Владимира руки, зрение вновь вернулось к князю. Бояре, сопровождавшие Владимира, тотчас же последовали его примеру и приняли Святое Крещение.
       С 988 г. православие становится государственной религией на Руси. В Киеве Владимир крестил сыновей, слуг, горожан. Он распустил свой гарем, оставив единственную жену - византийскую царевну Анну. В том же году были разрушены все языческие капища. Главный киевский идол Перун, сделанный из дерева, с золотыми волосами и серебряными усами, был бит палками и сброшен в Днепр. Приняв христианство, Владимир стал милостивым, щедрым и справедливым правителем. Именно тогда великого князя киевского прозвали в народе Красным Солнышком.
       В 992 г. началась война между Киевской Русью и печенегами. На реке Трубеж сошлись два войска. Противники договорились решить битву поединком богатырей. Выйти на поединок от русского войска пожелал молодой воин Ян Усмарь. Владимир решил испытать его силу и приказал сразиться для начала со свирепым быком. Ян Усмарь одним рывком вырвал ребра у огромного животного. В последовавшем затем поединке он задушил печенежского богатыря, и степняки в страхе бежали.
       При Владимире Святославовиче много внимания уделялось внутреннему обустройству Руси. Начали строиться дороги с гатями, мостами и бродами. Но езда по таким дорогам, где к тому же еще и бесчинствовали многочисленные разбойничьи ватаги, была равнозначна ратному подвигу. Правительство великого князя Владимира Святославовича делало много для того, чтобы внедрить государственное начало на этих огромных просторах: охраняло дороги и боролось с разбойниками, переселяло "лучших мужей" в опасные пограничные зоны, а сыновья великого князя направлялись в периферийные города в качестве представителей и наместников киевского великого князя.
       В 990 г. Владимир разделил государство между детьми: дал Изяславу Полоцк, Ярославу - Новгород, Борису - Ростов, Глебу - Муром, Святославу - Древлянскую землю, Всеволоду - Владимир-Волынский, Мстиславу - Тмутаракань, Святополку (усыновленному племяннику) - Туров.
       В 995 и 997 гг. печенеги вновь решили пойти на Русь. Владимир повелел строить вдоль границы со степью сторожевые городки для отпора кочевникам. Многие из этих городков сохранились по сей день. Возглавлял строительство "засечных городков" богатырь Илья Муромец, ставший впоследствии былинным героем.
       В последующие годы своего княжения Владимир победил хорватов, в очередной раз разгромил печенегов и готовился вступить в войну с польским королем Болеславом Храбрым. На дочери Болеслава был женат Святополк Туровский, которого тесть упорно подстрекал принять католическую веру и захватить великокняжескую власть. Владимир, узнав об этом (1013 г.), заточил сына с невесткой в темницу. Через год против отца восстал сын Ярослав, княживший в Новгороде. Готовясь к походу на Ярослава, Владимир тяжело заболел и 15 июня 1015 г. скончался.
       После его смерти за великокняжеский киевский престол разгорается борьба между его сыновьями - князем Ярославом (впоследствии прозванным в народе Мудрым) и его братом, князем Борисом с одной стороны и Святополком Окаянным и его польским союзником и тестем польским князем Болеславом Храбрым - с другой стороны.
       На фоне этой междоусобицы разворачивается вся сюжетная линия повести. В ее основу положены подлинные удивительнейшие и трагические злоключения православного венгра Моисея Угрина, который вместе со своим братом Георгием принимал активное участие в этой междоусобной войне на стороне князя Ярослава Мудрого.
       В битве на реке Ялте в излучине Западного Буга в 1018 г. войско Ярослава было разбито объединенным войском Святополка и Болеслава. Сам князь Ярослав бежал в Новгород, а Киев заняли Святополк и Болеслав. Моисею Угрину, получившему тяжелые ранения, удалось добраться до Киева. Там он спрятался и залечивал раны у сестры враждующих князей - Предиславы - любимой дочери князя Владимира. По доносу одного из соглядатаев князя Святополка, Моисей Угрин был схвачен, закован в кандалы и после пыток и допросов, в качестве пленного князя Болеслава Храброго, был доставлен в Польшу.
       Здесь, на ляшской земле, он становится пленником и объектом пристальных ухаживаний богатой и похотливой польской княгини Гелены - вдовы князя Тынецкого.
       Отвергнув ее ухаживания, Моисей Угрин принимает монашеский сан, за что по приказу разъяренной княгини его подвергают жестоким пыткам и увечью.
       После смерти Болеслава Храброго в Польше вспыхивает народное восстание. Угрин освобождается из плена, возвращается в Киев и становиться одним из первых насельников Киевских Варяжских подземелий, на месте которых после 1050 г. возникают первые лаврские Печерские общины. В настоящее время мощи канонизированного Моисея Угрина находятся в Киево-Печерской лавре в одной из локул Ближних пещер.
      
      

    Глава первая. Предислава

      

    Имею право я тебе дарить

    Глубины моря, шорох ветра и мгновенье,

    Чтоб ты смогла душою ощутить

    Мое чуть слышное к тебе прикосновенье.

    Владимир Константинов-младший.

      
       Отстояв заутреннюю в Десятинной церкви, княжна Предислава вышла из храма, вместе со своей младшей сестрой Софией, слугами и диаконом Иоанном.
       Остановившись на больших каменных плитах, которыми были выложены ступени, ведущие в храм, увидела вдалеке приближающуюся к храму со стороны Софиевских ворот, телегу, запряженную парой лошадей.
       Еще ничего не ведала, а сердце княжны уже пронзила какая-то непонятная, но острая тревога, перемежающаяся с тоскливым, но вполне осязаемым предчувствием грозной беды. Она беспомощно и растеряно посмотрела на диакона Иоанна, окружающих и произнесла с тревогой в голосе: "Какие на этот раз преподнес ты нам испытания, Господи? Что нас ожидает впереди?". Диакон Иоанн сразу же откликнулся на горестный возглас княжны, и своим буквально завораживающим верующих басом, ласково произнес, повернув голову к Предиславе: "Все будет в порядке, матушка, все облагоразумится. Бог милостив". Диакон Иоанн - мужчина лет сорока с открытым бело-румяным лицом, приземистый, коренастый, с уже сформировавшимся брюшком, которое не скрывала даже длинная черная сутана, с великолепной темно-русой аккуратно подстриженной бородкой и живыми карими глазами, всегда одним своим присутствием мог успокоить расстроенные чувства обеих сестер. А расстраиваться им было причин более чем достаточно. Их родные братья вели между собой кровавую междоусобную войну.
       Телега тем временем медленно приближалась и стук колес об каменную брусчатку, которой была выложена площадь Детинца, острой болью отдавалась в сердцах обеих сестер. Измученные долгой дорогой лошади еле-еле передвигали ноги. Наконец телега приблизилась и остановилась около Предиславы. С телеги осторожно не спрыгнул, а буквально сполз, высокого роста и мощного телосложения дружинник. На взгляд ему было лет 30-35.
       Лицо его было серым и измученным. На левой руке выше локтя и на шее белели пропитанные запекшейся кровью повязки. Широкая рубаха, подпоясанная на бедрах сыромятным ремнем, сермяжные бордового цвета штаны, хотя и были во многих местах порваны и в крови, ладно облегали его могучую фигуру. Его ноги были обмотаны очень грязными портянками с подвязанной подошвой из плохо выделанной бычьей кожи. Деревянный щит, обтянутый кожей, находился у верхнего края телеги. Здесь же лежал и меч дружинника.
       Еле стоя на ногах, поддерживаемый одним из слуг, прибывший, поприветствовал стоящих на крыльце, и тихо сообщил, что он приближенный дружинник князя Бориса Ростовского, и зовут его Моисей Угрин. Прибыл он в Киев с недобрыми вестями. При этих словах губы Предиславы задрожали, и она поняла, что самые мрачные предчувствия её не обманули. Она кивнула головой в ответ на приветствия и приготовилась внимательно выслушать рассказ Моисея Угрина, будучи готовой к самому худшему.
       Прерывистым голосом, глядя как завороженный на прекрасную княжну, не имея сил, да и не желая отвести от нее свои лучезарные синие как безоблачное небо, глаза, Моисей Угрин рассказал Предиславе о битве, в которой он был непосредственным участником. Оба войска сошлись для решающего сражения на реке Ялте в излучине Западного Буга. Военная дружина князя Ярослава состояла из трех тысяч новгородских дружинников и тысячи варяжских воинов-наемников. Эта тысяча варягов, или, как их еще называли на Руси, "проворных данов", стоила князю Ярославу немалых денег, так как наем только одного варяга обходился ему в одиннадцать унций серебра. А поскольку князь в то время был ограничен в средствах, то приходилось платить мехами и провизией. Оказали помощь князю Ярославу не только "лучшие", т.е. богатые мужи новгородские, но и простые люди, внося свой посильный вклад в снаряжение новгородской дружины. Но по сравнению с войском Болеслава и Святополка, дружина Ярослава была малочисленной. На стороне Святополка Окаянного и польского князя Болеслава Храброго было значительное численное преимущество. Помимо войск польского князя, дружины Святополка и печенегов, в битве приняло участие триста немецких рыцарей и 500 венгров короля Стефана, союзника немцев. 14 августа 1018 года оба войска приготовились к битве.
       В этой кровавой сече схлестнулись дружины князей Ярослава и Бориса с объединенным войском князя Святополка и его тестя и союзника польского князя Болеслава Храброго.
       Битва началась с атаки немецко-венгерских наемников, которая была успешно отбита новгородско-варяжской дружиной князя Ярослава. Правда, это был единственный успех князей Ярослава и Бориса. Исход этой битвы был уже предрешен. Однако, не численное превосходство Святополка и Болеслава решило исход сражения. Фланговый таранящий удар панцирной конницы - гвардии польского князя, состоящей из отборных польских рыцарей - шляхтичей был решающим в этой битве. Вооруженные облегченным мечем и копьем, закованные в лорику - железный панцирь без рукавов и капелин - железный шишак, который защищал голову от ударов, они с такой яростью накинулись на дружинников князя Ярослава, что те не выдержали. Началось повальное бегство. Моисей Угрин и его брат Георгий сражались на стороне князей Ярослава и Бориса.
       Как рассказывали впоследствии оставшиеся в живых очевидцы, оба великана показали в сражении недюжинную силу, ловкость и бесстрашие. В разгар сражения Георгий хотел заслонить собою своего господина князя Бориса. Но воины безбожного Святополка, увидев на шее у Георгия золотую гривну, подаренную ему князем Борисом, накинулись на него как голодные волки. Они повалили его на землю, нанеся ему сзади страшный удар копьем в незащищенный кольчугой участок шеи, затем отрезали ему голову и завладели золотой гривной.
       Поняв, что перед ним Предислава - сестра сражающихся в междоусобице братьев, Моисей Угрин, рассказал, что, будучи дважды ранен в сражении, сумел избежать пленения и окольными путями и дорогами на крестьянской телеге, с двумя тяжело раненными дружинниками князя Ярослава, с трудом добрался до Киева. Дружинников оставил на попечение их родственников, живущих на окраине города. Двигались днем и ночью, чтобы опередить Святополка и Болеслава. Делали непродолжительные остановки только для того, чтобы подкормить и напоить лошадей.
       Предислава с большим вниманием со слезами на глазах выслушала рассказ Моисея Угрина. Затем она приказала дворовым перевязать его раны, истопить баню и переодеть в чистые одежды. А так как скоро победители должны были появиться на улицах Киева, Предислава посоветовала Моисею больше молиться, чтобы Бог помог заживить его раны и почем зря не показываться на улицах Киева, чтобы не накликать большой беды.
       Моисею отвели одну из комнат большого флигеля, расположенного за княжеским дворцом. Предислава прислала своего лекаря по имени Серафим, который перевязал его раны.
       Княжна Предислава была любимой дочерью князя Владимира. История ее жизни такова. В 980 году князь Владимир силой взял себе в жены дочь половецкого князя Рогволода - Рогнеду.
       У гордой половчанки от князя родилась дочь Предислава, именем которой князь Владимир назвал одно из своих сел вблизи Киева - Предславово.
       В нем и проживала Предислава, пока не было закончено строительство княжеского дворца в Киеве. Когда же дворец был построен, Владимир поселил свою дочь вместе с ее сестрой Софьей в новом дворце.
       В это время Предиславе было девятнадцать лет, и она была очень похожа на свою мать - половчанку. Смуглая бархатистая кожа, карие немножко раскосые глаза - выдавали в ней дочь степей. Блестящие черные и густые волосы, затянутые сзади в тугой узел и скрепленные золотой диадемой, украшенной драгоценными камнями, не могли оставить равнодушными всех тех, кто с ней общался, видел и слышал её тихий, но властный голос, очень напоминающий голос её великого отца.
       Предислава тщательно следила за своей внешностью. Когда ее увидел Угрин, она была одета в красивое, длинное из блестящей заморской парчи платье. Ее гибкий стан опоясывал прекрасный кожаный пояс, инкрустированный золотом. На узкие женственные плечи был накинут черный воздушный шелковый шарф. Губы - еще по детски розовые и пышные, казалось, были предназначены для страстных поцелуев. Но они всегда были твердо сжаты, а ее пристальный, холодноватый взгляд выдавал в ней твердый характер и большую силу воли.
       К тому же Предислава была девушкой глубоко верующей. И её истинная и большая вера в великого Христианского Бога как бы еще больше подчеркивали суровость её характера и недюжинную силу воли.
       Вот такой увидел её Моисей Угрин в первую встречу. И, конечно, он не остался равнодушным при виде такой красоты. Сердце Угрина вздрогнуло, когда княжна очень сердечно приказала позаботиться о раненом дружиннике. И кто его знает, может быть, именно светлый образ прекрасной княжны приходил ему на помощь в самые трудные моменты в его жизни.
       А для Предиславы, новости привезенные Моисеем Угриным, не были уж очень неожиданны. После смерти Владимира Святославовича, великокняжеский престол захватил его сын Святополк. Фактически он не был родным сыном князя, а был усыновленным племянником. Святополк неоднократно повторял в присутствии Предиславы, что он намерен всех своих братьев поубивать и принять "власть русскую один". Выполняя свой кровавый замысел, Святополк в ходе ожесточенных междоусобных войн убил своих троих братьев - Глеба Муромского, Святослава Деревлянского и Бориса Ростовского. Готовился убрать со своей дороги и Ярослава Новгородского. Но в битве под Любечем на Днепре, поздней осенью 1016 г. Святополк был разбит князем Ярославом и его новгородской дружинной, в которой были и наемники варяги.
       Святополк бежал в Польшу к своему тестю - польскому князю Болеславу Храброму. А тем временем князь Ярослав занял Киев и начал в нем великое княжение. Но Святополк не успокоился и предпринял попытку завладеть Киевом, что ему и удалось сделать.
       После одержанной победы дружины Святополка и Болеслава торжественно вошли в Киев. Впереди огромной воинской колонны на прекрасных вороных лошадях, сбруя которых была изукрашена серебром, красовались Святополк Окаянный и его союзник Болеслав Храбрый.
       24 августа 1018 г. Болеслава Храброго и Святополка Окаянного торжественно встречал в монастыре святой Софии, построенном на крутой киевской горе, против Перунова холма, первый Киевский митрополит Михаил. Но ничто не смогло смягчить злобу, алчность и чувство мести победителей. Повсеместно начались, как только войска союзников вошли в Киев, грабежи и насилия над жителями Киева, и окружающих его сел.
       А тем временем Моисей Угрин, отдохнув с дороги и залечив свои раны, начал все свое время уделять служению Господу. Это был мужчина высокого роста, хорошо и крепко сложенный с правильными гармоничными чертами лица. Высокий лоб, тонкий, но крупный нос, с раздувающимися нервно ноздрями, придавали его лицу настоящую мужскую красоту. Рот и большие чувственные губы, обрамленные черной густой курчавой бородкой, всегда пристальный взгляд синих глаз, из которых исходил какой-то изумительный лучезарный свет, невольно заставляли учащенно биться не одно женское сердце. По глазам Моисея Угрина Старк - прорицатель из окружения митрополита Михаила, умеющий по лицам людей определять их характер, душевные качества и степень их веры в Бога, выразился так: "Вера Моисея Угрина так истинна и так велика, а исходящий из его глаз лучезарный свет так проникновенен в других людей, что он уже сейчас, при жизни, может быть приобщен к лику святых".
       Заприметила красоту и необыкновенную одухотворенность Моисея и княжна Предислава. Очень часто девушка останавливала свой задумчивый взгляд на Моисее во время заутреней и вечерней молитвы, которые Угрин никогда не пропускал в Десятинной церкви. Эта церковь была главным сооружением Киева Х века. На ее постройку ушло около восьми лет (989-996 гг.). Церковь была гордостью князя Владимира Святославовича.
       На содержание церкви князь выделил десятую часть доходов от своих владений, отчего она и получила название Десятинной.
       Первый каменный храм Киева поразил Моисея Угрина своими размерами, пышностью, и он был потрясен увиденным. И может быть именно здесь в эти незабываемые для него мгновения, он дал себе обет посвятить всю свою оставшуюся жизнь служению Богу.
       Посещая Десятинную церковь для молитвы два, а то и три раза на день, он неистово молился, одновременно с изумлением созерцая всю эту окружающую его красоту. Стены церкви были расписаны прекрасными фресками, мозаикой, а пол был выложен разноцветными гранитными, тщательно отполированными плитками.
       Расписывая внутренние стены Десятинной церкви, художники Киева старались сделать так, чтобы каждый предмет был образцом орнаментального искусства. Это была не просто тяга к "узорочью". В хитро-мудрых переплетениях орнаментальных сеток, геральдических орлов, птиц-сиринов, в многочисленных вариантах древа жизни, для древних славян, как в книге, открывались тайны мира, символы эпохи, в которой они жили. Орнамент воспринимался как цепь знаков, где были записаны все вечные истины.
       Образцы восточного искусства прекрасно освоили художники и строители Киева. Они насыщали свои картины и росписи стен древним, но жизненным содержанием. Этот восточный орнамент был близок славянам Руси и тесно переплетался с их вначале языческим, а затем и христианским представлением о мире, населенном разнообразными злыми и добрыми духами, библейскими сказаниями и легендами.
       Внутри церкви широко использовались мраморные архитектурные детали. Иконы, драгоценные сосуды и золотые кресты украшали иконостас. Строительство Десятинной церкви велось одновременно со строительством Софиевских ворот. Эти ворота располагались на территории Киевского Детинца, занимающего площадь около 10 гектаров. Они были в десятом веке главными въездными воротами "города Владимира". Так называли эту часть Киева современники великого князя.
       На гранитных фундаментах этих ворот возвышались мощные каменные башни с проезжей аркой и надвратными сооружениями для стражи. Ширина проезжей части равнялась около шести метров. "Город Владимира", был окружен крепостной стеной, в системе которой были также ворота, ведущие на Печерск и ворота, ведущие на Подол.
       К юго-западу от Десятинной церкви возвышался совсем недавно построенный князем Владимиром двухэтажный каменный княжеский дворец.
       И Десятинная церковь и княжеский дворец поражали всех, кто их видел, своими размерами и пышностью. Этому величию соответствовало и окружение этих строений. Сразу же за Десятинной церковью на главной площади Киева "Бабин Торжок" стояла бронзовая квадрига - четверка бронзовых коней и две античные статуи, вывезенные князем Владимиром из Херсона после его взятия.
       Здесь же, на сравнительно небольшой территории, на половине пути между только заложенным фундаментом Золотых ворот и Софиевскими воротами Моисей Угрин увидел также мощные каменные фундаменты будущих великолепных строений - Софиевского и Георгиевского соборов. Севернее от этих новостроек возвышались мощные фундаменты церкви святой Ирины, вблизи которой был воздвигнут красивый двухэтажный каменный великокняжеский дворец. После принятия христианства в 988 г., у великого князя киевского - Владимира Святославовича были огромные планы строительства и украшения г. Киева и только безвременная смерть этого князя - созидателя помешали ему их реализовать.
       Новый княжеский дворец представлял собой величественное каменное сооружение. Архитекторы из Византии и русские зодчие стремились, прежде всего, вознести как княжеские строения, так и церковные, высоко над постройками простолюдинов. Строительство велось так, чтобы княжеские дворцы и церкви создавали бы архитектурный ансамбль города.
       Всю центральную часть первого этажа княжеского дворца занимали Предислава, ее сестра Софья и прислуга. Западную часть занимали: "подъездной княж" - заведующий княжеской конюшней и старший дружинник Влад, сборщик княжеских налогов Свегард и отряд дружинников во главе с богатырем Клином, которым вменялась охрана сестер Предиславы, Софии и всего дворца. В глубине княжеского двора возвышались большой флигель, конюшни и клети, с полным ассортиментом рабочего, молочного и мясного скота и домашней птицы. Здесь же находилось строение, называемое "охотничьим домом", с целыми стаями породистых охотничьих собак и клетями с обученными для охоты княжескими соколами.
       Парадный княжеский зал, расположенный на втором этаже дворца, был предназначен для пиров и приема иностранных послов. В нем могли разместиться более трехсот человек. Зал был украшен майоликовыми щитами, рогами оленей и туров, трофейным оружием. Рядом с большим залом располагался малый зал, в котором находилась большая княжеская библиотека.
       Как известно, князь Владимир был заядлым книгочеем. Его библиотека насчитывала более тысячи томов различных авторов. Здесь были книги, изданные на греческом языке в Византии, исторические фолианты, церковная литература, жития святых, различные лечебники, в том числе и переведенные с греческого языка на старославянский (кириллицу), много юридических справочников.
       Князья Болеслав и Святополк со своими приближенными заняли почти все комнаты большого княжеского дворца. Для сестер - Предиславы и Софьи - осталась лишь их спальная и княжеская библиотека, где сестры проводили все свое время. Они носили траур по погибшим в недавней битве и неистово молились о спасении их душ. Зачастую Предислава, сидя с сестрой в отцовской библиотеке, подкатив к себе маленький столик, на котором стоял канделябр с двумя толстыми свечами, читала вслух Библию на греческом языке своей младшей сестре, прерывая чтение лишь печальными воспоминаниями. Когда они были особенно тяжелыми, на ее прекрасных черных длинных ресницах показывались слезы. Иногда они текли с ее глаз бурным потоком, а иногда в глазах застывала лишь одна слезинка. В это время ее лицо становилось суровым и непреклонным. Видя эту кровавую братскую междоусобицу, и не находя оправдания бесчисленным людским жертвам, которые она принесла, Предислава хотела было удалиться в монастырь. Но на ее руках была еще малолетняя сестра Софья. Покровительствовать ей, и охранять завещанное отцом, князем Владимиром, достояние, стало теперь ее главной заботой. Немалую роль в том, что Предислава не стала монашкой, сыграли и ее постоянные встречи и беседы на религиозные темы с преподобным Моисеем Угриным. По вечерам, когда Моисей возвращался с Печерских Холмов, где он усердно целый день трудился, копая свою пещерку, он вначале редко, а затем все чаще и чаще заходил в библиотеку замка, где вел беседы с Предиславой на религиозные темы. И так велика была вера этого человека в Господа Бога, такая притягательная сила была в его лучезарных глазах, крепко сбитой молодой статуре, и обаянии, которое исходило от всей его привлекательной внешности, что эти беседы из редких, превратились в ежедневные. И как бы не хотела себе признаваться Предислава в том, что эти встречи стали для нее желанными, но, все же, краснея, она вынуждена была это сделать. Не остался равнодушным к Предиславе и преподобный Моисей Угрин. Да и не могла эта красавица - княжна оставить безразличным к себе Моисея Угрина. Эта привязанность, а может быть и самая сильная любовь, которая возникла в сердце Моисея к прекрасной Предиславе, и были той всесильной охранной грамотой в душе преподобного, которая всегда спасала его в самые тяжелые моменты его пленения.
       Моисей Угрин в это же время начал часто захаживать в церковь Святых Апостолов на Берестове. Там он познакомился со священником Илларионом, который, будучи глубоко верующим человеком, приобщил Моисея Угрина к христианским ценностям. Вместе с Илларионом, Моисей Угрин ежедневно приходил на холм, где теперь стоит старый монастырь Печерский, и там они вместе неистово молились Богу.
       Иллариону и Моисею так понравилась эта местность, что на одном из склонов они выкопали небольшую пещеру в две-три сажени, и когда приходили сюда на молитву, то ставили свечку, напевали молитвы и молились Богу.
       Место это было пустынным, загадочным и каким-то торжественным. Впоследствии князь Ярослав, которого в народе назовут Мудрым, поставит Иллариона Киевским митрополитом. За ним так и останется слава первооснователя Печерского монастыря.
       Как только князья Болеслав I и Святополк Окаянный поселились в княжеском замке, жизнь в нем сразу перевернулась вверх дном. Постоянные пьяные оргии и бесконечные застолья, танцы, песни, музыка, продолжались до глубокой ночи. Это же происходило и в самом Киеве. Пришельцы себе ни в чем не отказывали, а их неуемная жадность, беспардонность и невероятная жестокость по отношению к жителям Киева не могли не вызывать в городе бурю возмущения. Грабежи оккупантов вызывали сопротивление киевлян, а также жителей городов и сел Киевской земли. Это недовольство зрело среди киевлян по нарастающей. А началось оно с убийств отдельных княжеских дружинников, тиунов и дозорцев. Затем начались открытые нападения, даже в дневное время, на целые отряды вражеских солдат, которые занимались заготовкой продовольствия и фуража и грабили местное население. Под таким давлением киевлян Болеслав I был вынужден начать подготовку к тому, чтобы оставить Киев. Но, покидая в декабре 1018 г. столицу Киевской Руси, он решил, с согласия своего зятя Святополка Окаянного, увезти с собой в Польшу как можно больше пленных, которых намеревался продать и каким-то образом поправить свои финансовые дела. Казна Польши была пуста из-за многочисленных войн, которые вел ее правитель, и нуждалась в срочном пополнении. Поэтому поляки хватали всех подряд, кто попадался им под "горячую руку". Не обошла эта печальная участь и преподобного Моисея Угрина.
       Но недолго довелось преподобному Моисею Угрину наслаждаться покоем, молитвами и такими приятными беседами с прекрасной Предиславой. По доносу одного из недоброжелателей князя Ярослава, Моисея Угрина схватили дозорцы Окаянного, заковали в цепи и бросили в темницу. Теперь впереди у него были плен и долгая мучительная дорога, которая могла или укрепить его веру во всемогущего Бога, или сломать ее.
      
      

    Глава вторая. Пленение

      

    И чтоб злее была отрава,

    Ты терпеть будешь страшные муки.

    Я дарю тебе адское право

    Быть со смертью в вечной разлуке.

    Владимир Константинов - младший.

      
       Лето 1018 года после рождения Иисуса Христа в Киеве было холодным и ненастным. А вначале четвертой декады августа уже зачастили холодные, мелко моросящие дожди, которые часто перемежались со снежными завирушками. Такая ненастная погода отнюдь не улучшала настроение киевлян. И от того, что снежинки таяли прямо в воздухе, так и не дотянув до все еще теплой августовской земли, ни у кого особой радости не вызывало. Лица у горожан были мрачные, насупленные и какие-то настороженные, недоверчивые, испуганные.
       Да и радоваться было особо нечему.
       Уже пошла вторая неделя, как в Киеве обосновались со своими дружинами князь Святополк, прозванный киевлянами Окаянный за свою необузданную ярость, жестокость и мстительность и его не менее свирепый и склонный к насилию союзник -- польский князь Болеслав Храбрый. Новые хозяева Киева, опираясь на своих кнехтов (наемников), бесчисленную армию вездесущих дозорцев и тиунов, буквально прочесывали каждый дом, каждую церковь, каждую усадьбу. Особенно докучали киевлянам бесконечные облавы, обыски и грабежи по ночам, когда весь Киев с удовольствием погружался в глубокий сон после тяжелого трудового дня. Пристально вглядываясь в лица сонных киевлян, они хватали и заковывали в цепи по одному мало-мальскому подозрению, что тот или иной горожанин мог быть недоброжелателем, а еще хуже противником князя Святополка и его союзника Болеслава.
       Особенно гнев князей вызвали те горожане и жители близлежащих поселений, кто не только симпатизировал Ярославу, но и участвовал на его стороне в этой кровавой междоусобной войне между братьями. Еще хуже было обхождение с теми, кого израненного, или в силу других обстоятельств, захватили в полон, после неудачного для Ярослава сражения за отцовское наследство.
       В такой обстановке Моисей Угрин не смог укрыться от своих недоброжелателей. Если бы он выполнил совет Предиславы и не показывался на людях, то может быть, все бы и обошлось. Но все обернулось для Моисея достаточно трагично. В один из дней десяток княжеских стражников на лошадях, в сопровождении двух подвод, внезапно в середине дня, появились на Печерских Холмах.
       Они прибыли по доносу кровного врага Моисея Угрина -- дружинника князя Святополка Антипия, по прозвищу "Подкова". Антипий принимал участие во всех сражениях между братьями. Запомнились преподобный Моисей и "Подкова" друг другу во время последней битвы на реке Ялте в излучине Западного Буга.
       Именно Антипий первым увидел во время сражения на шее брата преподобного - Георгия золотую гривну. С громким победным кличем, зазывая своих дружинников, он яростно накинулся на Георгия. Преподобный Моисей, как только увидел, что на Георгия набросилось сразу больше десятка врагов, бросился ему на помощь. Но силы были слишком неравными. Получив две раны копьем и стрелой, он упал с коня на землю. Он видел, как Антипий отрезал голову его брату и забрал себе золотую гривну. Превозмогая боль, Моисей Угрин с трудом взобрался на коня и сумел избежать пленения. И, вот теперь, Антипий, случайно увидев Моисея Угрина на Большой Подольской площади Киева, последовал за ним до Печерских Холмов и таким образом выяснил местонахождение преподобного. В этот же день стражники нагрянули на Святые Холмы, связали Моисея по рукам и ногам и привезли в подвал княжеского замка. Затем заковали его в железные цепи и жестоко пытали, добиваясь от него сведений о том, кто еще из дружинников князя Ярослава находится в Киеве и с кем из них князь поддерживает связь.
       Так и не получив никакой ценной для себя информации, князь Святополк передал пленного Моисея князю Болеславу, который как раз готовился к своему возвращению в Польшу, внутриполитическое положение которой становилось с каждым днем все хуже и хуже.
       В начале одиннадцатого века, во время правления князя Болеслава I Храброго, Польша представляла собой довольно обширную территорию. На Западе она граничила с территорией Германской империи по линии г. Магдебург, Мерзебург, Цейц. На Юго-Западе (после захвата Болеславом I Чехии и Словакии) с Венгрией.
       Северная граница Польши проходила по береговой линии Балтийского моря, а на Востоке, после захвата Болеславом Храбрым Червенских городов (г. Червень, г. Сутейск, г. Волынь) граничила с Киевской Русью. Территория Польши лежит невысоко над уровнем моря. Ее средняя высота менее 170 метров. В стране множество рек: Одра, Висла и ее притоки Сан, Буг, Чарна и другие. На Севере много озер. Горные районы занимают в Польше около 3%, а территории, расположенные на высоте ниже 300 метров занимают 92%. Возвышенности занимают около 20% от всей территории, а самая высокая точка Польши вершина -- Рысы в горах Татрах, достигает 2500 метров. Польша расположена в пределах умеренно-континентального климатического пояса. В течении всего года преобладает западный перенос воздуха с вторжением с Севера холодных арктических воздушных масс. С юга, но только летом, наблюдается перенос тропического воздуха. Зима умеренно холодная, лето -- теплое. Количество осадков от 500 до 1000 мм в году и довольно значительные колебания температуры.
       В XI веке на территории великопольского государства жили племена: куявяне (в окрестностях озера Гоплы), в бассейне Вислы -- висляне, серадзяне (по Верхней Ватре), и ленчицяне (между поселениями полян и мазовшан). В Мазовии и Поморье жило племя волынян. В начале XI века Польша была феодальным государством. Во главе стоял князь Болеслав I, прозванный в народе Храбрым (1067-1025), в 1025 г. принявший перед самой смертью королевскую корону.
       При Болеславе I существовал совет, в состав которого входили представители феодальной знати и отдельные старшие дружинники.
       Всего в совет входило 12 друзей и советников, с которыми он проводил тайные совещания о делах государства. Княжеская дружина состояла из 3 900 панцирных воинов-кавалеристов и 13 000 щитников. Кавалерия формировалась как ополчение из феодальной знати, дружинников и воинов местных династов. Щитники - пехота, вооруженная луками и щитами, формировалась за счет свободных общинников.
       В Европе поляков считали самыми воинственными рыцарями. Почти не ведая передышек от частых войн, польские воины в походе спали на голой земле, намотав поводья своих лошадей на левое предплечье, чтобы ринуться в битву по первому же приказу князя. Поляки, ведя свою генеалогию от дикого и воинственного сарматского племени, сражались так же мужественно и стойко, как и скифы, считая смерть в бою (сече) высшей доблестью.
       Польша в те времена была окружена со всех сторон врагами, жестокими и беспощадными. Особенно докучали полякам своей воинственностью, жадностью и вероломством немецкие феодалы. Поэтому польские князья приучили своих воинов быть всегда начеку. Зачастую они даже спали в конюшнях возле своих коней. При получении известии о нападении князь немедленно поднимал по тревоге своих специальных гонцов, которые, имея двух заводных лошадей, несли во все селения княжескую "вицу". Вицей называлась метла на длинном копье, к которому была привязана "харатия" - указ князя для сбора подчиненных ему воинов-вассалов с указанием места сбора. Каждый воин, получив такую "вицу", немедленно выезжал к месту сбора, имея доспехи, лошадь и "волочень" - четырехметровое копье. Кроме сухопутной армии у Болеслава I на водах Балтики плавал многочисленный флот, приспособленный как для военных операций, так и для торговли. Для укрепления обороноспособности страны строились многочисленные укрепленные "гроды", которые затем превратились в города.
       Боеспособные и довольно многочисленные армия и флот позволили князю Мешко I и его сыну -- Болеславу Храброму одержать ряд побед в трех войнах с германскими феодалами, а также совершить дважды авантюристические походы на г. Киев. Болеслав I вступил на польский престол в 995 году после того, как одержал победу в междоусобной войне со своими младшими братьями. Война вспыхнула сразу же после смерти их отца, князя Мешко I в 992 г. Младшие братья, вместе с мачехой Болеслава -- Одой, были изгнаны из страны. К этому времени польское княжество занимало уже достаточно большую территорию, так как князю Мешко удалось объединить под своей властью все коренные польские области.
       Князь Болеслав, после вступления на престол, продолжил объединение Польши. В 999 году он присоединил к своим владениям Краков и всю Краковскую землю, что имело очень большое значение для будущего Польши. Краковская земля была одной из богатейших польских земель с развитой городской торгово-ремесленной жизнью. В Польше, в непосредственной близости от большого торгового пути Прага--Киев, возникает целый ряд "гродов" и местечек -- Сандомеж, Ополе, Вислица, Бытом и другие.
       На большом протяжении пограничной линии Польша оказалась соседкой Руси, особенно после захвата Червенских городов. Принятие Польшей христианства (966) по латинскому обряду также способствовало укреплению польской государственности и постепенному выходу из-под влияния Германской империи. Это выразилось в том, что Болеслав отказался платить дань германскому императору с Западного Поморья.
       Польские племена при Болеславе получили довольно прогрессивное административно-территориальное устройство. Во главе "гродов", как правило, стоял назначавшийся князем войт или комес, должности которых затем передавались по наследству. Они осуществляли административно-судебную власть над городским населением при помощи 7 лавников -- присяжных. Население города образовывало общину -- гмину, которая объединяла только торговцев и ремесленников. Рыцарство, духовенство и чиновники в гмину не входили. Верховная судебная власть повсеместно в Польше принадлежала князю.
       В начале XI столетия в Польше существовало и рабство. Рабы, в основном захваченные во время войн пленные, составляли челядь и домашнюю прислугу богатых землевладельцев.
       Рыцарство в Польше составляла привилегированная гербовая шляхта. Вторая часть рыцарства -- негербовая, тоже имела некоторые свои привилегии. Сельская община должна была повсеместно отдавать князю ополье -- так назывался побор крупным рогатым скотом. Кроме этого князю платили дань в виде ренты продуктами (подымное, поволовье, подворовое, на каждое рало, скотом и зерном). Повинности были достаточно тяжелые, а положение крестьян -- отчаянное. Особенно в тяжелом положении были аскриптиции -- бедные малоземельные крестьяне и госпиты -- крестьяне-беженцы, ищущие заработки в других княжествах. Были и другие повинности. Например, подвода, повоз и провод -- вид повинностей, связанных с тем, что крестьяне предоставляли князю подводы, лодки, лошадей, телеги и так далее, для перевозок князя и его свиты во время его поездок или объездов своих имений. Была еще одна повинность -- крестьяне должны были участвовать в строительстве новых "гродов" и крепостей.
       В Польском привилегированном обществе было три прослойки. Первая -- князья, крупные феодалы -- землевладельцы, духовенство. Краковское епископство подчинялось гнезненскому архиепископу, в которое входила территория Малой Польши. Первым гнезненским архиепископом был Радим (Гаудентый).
       Вторая прослойка -- высшие можновладцы, управляющие, назначаемые князьями.
       Третья прослойка -- рыцарство -- пестрая и большая группа населения Польши. Рыцари имели рыцарские поместья, иммунитет и наследственные права на землю. Города назывались мястами, а поселения -- местечками.
       Особое место в польском государстве на протяжении всего периода его существования принадлежало женщине. Но ее роль тоже возрастала не сразу, а постепенно, по мере расслоения польского общества на богатых и бедных. С самого начала зарождения Польского государства, взаимоотношения между мужчиной и женщиной, как и во всем славянском мире, регулировались в Польше уже сложившимися традициями и обыкновенным правом. Даже в дохристианский, языческий период существовали свадебные обычаи. В те времена не жених приходил к невесте, а невесту вечером приводили к жениху. На следующий день приносили родным жениха невестино приданое. Затем собирались они на пляски и пели всякие бесовские песни. Здесь же мужчины умыкали себе женщин - с какой кто договорится. Таким образом, мужчины, особенно состоятельные, имели по 2, 3, а то и более жен. Особо следует отметить обычай, который касается купальской ночи. С полным правом эту ночь можно назвать ночью свободной любви. Летняя ночь, с ее кострами, танцами-хороводами, своими прелестями соблазняла мужчин и женщин, юношей и девушек. Они уединялись в темных чащобах леса, на берегах рек и озер, где отдавались любви. Причем, паровались стихийно, беспорядочно, кто кому понравился около купального костра. Тогда девушка не отказывала женатому мужчине, а замужняя жена - юноше. И это не считалось семейной изменой. Такие обычаи существовали в Польше еще долго и после принятия христианства.
       В раннеславянском обществе польская женщина находилась на самой низшей ступени социальной иерархии. Она всецело зависела от мужа - главы дома. Он мог ее избить, оскорбить и даже сожительствовать с женами своих сыновей. Со дня свадьбы жена называлась молодухой, то есть самой младшей из жен мужа. Это наименование как бы подчеркивало, что у нее нет практически никаких прав. Но постепенно родовая семья расширялась и по мере того, как люди отходили от влияния кочевой жизни, увеличивалась и роль женщины в этой семье. Старшая среди женщин уже именовалась "мать дома", но круг ее власти пока определялся всей домашней работой. При необходимости она уже выполняла роль посредника между главой дома и остальными членами семьи. Постепенно женщины все больше увеличивают свое влияние на жизнь всей славянской патриархальной семьи. Особенно усиливается влияние женщины по мере разделения общества на классы. С принятием в Польше христианства в 866 г. это влияние еще больше возрастает. С появлением княжеской власти и власти церковных иерархов меняются и отношения между мужчиной и женщиной. Ужесточаются законы за прелюбодеяния. Например, в Польше прелюбодеяние каралось после того, как свершится княжеский высший суд. Если суд доказывал, что женщина "хвойда", то есть гулящая, ее закапывали в землю по горло на высоком холме. Всякий прохожий мог плюнуть в лицо этой развенчанной женщине и не имел права подать ей воды или кусок хлеба. Католичество Польши строго-на-строго следило за "цнотным" -- целомудренным -- поведением жен-шляхтянок. В свою очередь, католик после венчания не должен был изменять своей "жонке" -- такие требования предъявляла католическая церковь и к мужскому населению Польши. В первой половине XI столетия молодое польское государство вело почти беспрерывные войны со своими пограничными соседями - немецкими феодалами, Русью, венграми, чехами и т. д. Из-за этих бесконечных войн все боеспособное мужское население Польши было постоянно "под ружьем". В этих условиях их женам зачастую приходилось оставаться в одиночестве на длительные промежутки времени и, что еще хуже, становиться молодыми вдовами. Польские солдаты и офицеры были храбрыми воинами, но они были и непревзойденные выпивохи. Всем известна знаменитая польская пляшка - кулявка, наполненная крепким хмельным венглином. Этот напиток пили столько, сколько могла удерживать рука. К достижению 40 лет воинство спивалось до такой степени, что теряло свое либидо, а это наносило непоправимый вред семейным узам.
       У простого народа, быдла, как его называли князья и шляхта, взгляды на женщину были прямо противоположными. Постепенно в народе сформировалось убеждение, что во все времена женщин украшает не золото, не драгоценные камни, а стыдливость, любовь к мужу и детям, покорность, скромность, а главное, верность. Этому учила их и католическая церковь. Уже в те времена ценились браки, сохранившиеся "до гроба". Тогда же и возникает поговорка:

    "Первая жена - от Бога

    Вторая - от людове (людей)

    Третья - от дзябла (от дьявола).

       Молодым женкам шляхтичей, мужья которых были на войне, или тем, кто уже был в трауре, для того, чтобы остудить их грешное влечение, церковные иерархи рекомендовали употреблять уксус. В этом деле не обошлось и без иностранных веяний. Так, "пояс верности" пришел в Полонию из Италии. Но он не прижился здесь. Польские великосветские шляхтянки игнорировали этот обычай, так как железные пояса были тяжелыми (7 кг) и неудобными. Зато были позаимствованы у других народов некоторые правила, перешедшие в обычаи. Например, обязательное бритье женщинами своего лобка было позаимствовано у племени прусов. Шляхтичу запрещалось употребление вина, пива и других спиртных напитков за 1 год до свадьбы. Выдавали замуж дочерей в возрасте 7-8 лет, а юношей женили в 12-14 лет. На то время в Европе не было никого красивее польских женщин. Имело большое значение то, что вновь сформированный аристократический класс очень жестко взял за правило, с целью улучшения родовитости и наследственного здоровья своих потомков, не допускать брачных союзов с представителями беднейших слоев населения. Молодые польские шляхтянки, от природы наделенные красотой и сангвиническим темпераментом, часто садились в седло боевого коня при полном вооружении, чтобы воочию удивить своего грядущего суженого или супруга личной дерзостью и бесстрашием. Они были подобны амазонкам, зачастую владея саблей или шпагой не хуже мужчин, а из луков стреляли даже прицельнее.
       Иногда польские знатные дамы, потерявшие на войне своих мужей, садились в седла вместе со своими рукодайцами - покровителями и участвовали в нападении на врагов - предполагаемых виновников смерти их мужей. А древний закон Талиона "Око за око, зуб за зуб" действовал в Польше с незапамятных времен и был незыблем. Возвратившийся с победоносной войны муж обязан был положить к ногам жены ценный подарок - военный трофей, снятый с врага. А в случае гибели мужа, жена должна была соблюдать траур в течение года. Так как времена были военные, в Польше существовали и неписаные правила поведения для женщин, которые должны были носить в волосах тонкую острую иглу. В случае захвата их в плен немецкими феодалами, степными разбойниками, промышлявшими далеко за пределами Дикого поля, или другими недругами, женщина должна была вонзить себе эту иглу в сонную артерию и таким образом лишить себя жизни, но в плен врагам не сдаваться. И многие польские женщины предпочитали смерть позорному плену.
       Женщина всегда была, есть и будет оставаться тайной. И ответить, почему она хранит годами верность своему погибшему супругу или почему при живом супруге изменяет ему, никто и никогда не сможет. И в каждой из этих женщин есть таинство, которое невозможно повторить в тех лекалах, по которым кроится наша одежда. Поляки от природы склонны к внешнему блеску. Украшения: браслеты, височные кольца, подвески, серьги, перстни, ожерелья из золота и драгоценностей, золотые пояса - все больше и больше покоряют в Польше женские сердца, соревнуясь со страстью к любовным приключениям, к умопомрачительным оргиям и разгулам. Появляются богатые женщины - матроны, которые в силу обстоятельств (природная склонность, вдовство, пьяница или престарелый супруг и т. д.) стараются огрубить свою сущность в беспредельном тщеславии и в стремлении к разврату и безнравственному образу жизни. Во все времена, особенно когда началось деление общества на богатых и бедных, женщины старались не отставать от своего времени. Они даже предупреждали само время, впервые знакомя его с некоторыми дотоле почти неизвестными проявлениями женской страсти, безумной любви или гибельной ревности. Постепенно, шаг за шагом, польские женщины-аристократки открыто или тайно все чаще вмешиваются в политические интриги, проявляя при этом свойственные им хитрость и упорство, а чаще жестокость и коварство. Понравиться влиятельной женщине становится в Польше одним из средств для мужчины сделать себе карьеру. И мужчины, вольно или невольно, попадали под влияние таких женщин и становились орудием их политических интриг в их стремлении к еще большему влиянию и богатству. Яркой представительницей таких женщин в Польше была княгиня Гелена Тынецкая.
       Все это постепенно не могло не отразиться на внутриполитическом положении Польши и не ослабить ее изнутри, что в конечном итоге так потом и произошло. Огромная, никем и ничем неограниченная власть и несметные богатства польских магнатов - с одной стороны и ужасающая нищета и бесправие народных масс - с другой, не могли не привести к целому ряду восстаний бедноты против своих угнетателей, до оснований потрясших Польшу в первой половине XI века и приведших к гибели и Гелену Тынецкую.
       В течение 1003-1013 годов Польша вела длительную, но не особенно результативную войну с Германской империей и ее союзниками. Заключенный в 1013 г. мир с немецкими феодалами развязал Болеславу Храброму руки для совершения своих походов на Киев. Болеслав и его окружение очень внимательно следили за тем, что происходит на Руси. На дочери польского князя был женат приемный сын Киевского князя Владимира -- Святополк. Однако в 1013 году Святополк с женой и находящимся в Киеве колобжегским епископом Рейберном были арестованы князем Владимиром. Тогда Болеслав совместно с печенегами в 1013 году двинулся походом на Русь. Однако этот поход не принес полякам никаких результатов из-за того, что союзники перессорились между собой.
       Второй поход на Русь Болеслав Храбрый совершил в 1018 году. В его планы входило восстановить на Киевском престоле своего зятя Святополка и захватить Червенские города, занимающие выгодное географическое положение.
       Немецкие феодалы не только приветствовали поход Болеслава на Киев, но и предоставили ему вооруженную поддержку. Однако почти четырехмесячная польская оккупация Киева закончилась для поляков ничем.
       Киев произвел на польских и немецких воинов ошеломляющее впечатление. По их отзывам, это был один из величайших городов Европы с огромным количеством населения, и множеством церквей. Киев поразил их роскошью, богатством, а также развитыми ремеслами и торговлей.
       Захватом Червенских городов закончились его военные успехи на Востоке. Эти территории временно остались под юрисдикцией Польши. Несмотря на столь внушительную военную организацию, ничего толкового у Болеслава I не вышло. Киев пришлось покинуть ни с чем. Единственное, что удалось Болеславу, так это, с молчаливого согласия Окаянного, прихватить с собой при отступлении несколько десятков пленных, в числе которых оказались Моисей Угрин и две сестры Ярослава Мудрого -- Предислава и София. Возвращались в Польшу по такому маршруту -- Киев, Теребовль, Бужек, Перемышль, Сандомеж, Тынец, Краков. Была уже зима, и путь в Польшу оказался и долгим и очень утомительным. Международное положение Болеслава I оказалось, после его возвращения в Польшу, отчаянным. Его ослабили как беспрерывные войны с немцами, так и достаточно сильные центробежные силы и сепаратистские тенденции местной знати, которые в будущем в течении многих столетий, будут висеть над Польшей как "Дамоклов меч".
       Начав свое поспешное отступление из Киева, Болеслав I и его армия стремительно двигались на Запад, стараясь как можно быстрее возвратиться домой. Останавливались только на ночлег. Моисея Угрина и других пленных киевлян, скованных по рукам и ногам тяжелыми железами, строго стерегли, приковав к огромным возам, запряженных несколькими быками. Но при всем своем желании ускорить свой путь в Польшу, Болеслав и его армия возвратились туда только в первые месяцы 1019 года. Самую длительную остановку на территории Польши Болеслав I сделал в местечке Тынец, в родовом замке княгини Гелены Тынецкой, который располагался на берегу Вислы примерно в 20-25 км от г. Кракова.
       Встречать князя Болеслава I выехала на околицу Тынца княгиня Тынецкая с огромным почетом. Болеслав Храбрый, встретив очень теплый прием со стороны своей старой знакомой - вдовствующей княгини Гелены, провел в ее замке несколько дней. Государственная казна, несмотря на грабительские походы польского князя, была пуста. Чтобы поправить свое финансовое положение, Болеслав решил начать распродажу пленных, а первым покупателем у него стала княгиня Тынецкая.
       Последние годы княжения Болеслава отмечены рядом внешнеполитических и внутриполитических неудач, провозвестников того социального и политического кризиса, которые вскоре потрясли самые основы Польского государства. В 1025 г., вскоре после коронации, вновь испеченный король Болеслав I, неожиданно умирает, так и не сумев до конца укрепить политическую самостоятельность Польши в глазах соседних государств.
      
      

    Глава третья. Княгиня Тынецкая

      

    Всего дороже им свое,

    А может быть нужно знаменье?

    Отмаливать грехи свои,

    Просить у Господа прощенье?

    Владимир Константинов-младший.

       Вдовствующая княгиня Гелена Тынецкая, хозяйка огромного замка на берегу Вислы, где остановился на отдых Болеслав Храбрый со всем своим воинством и обозом, с награбленным на Руси добром и пленными, была женщиной незаурядной во всех отношениях.
       Когда ей было 13 лет, она стала вначале любовницей, а затем женой сорокалетнего краковского князя Казимира Войцевича. Но её семейная жизнь оказалась короткой. Её муж, князь Войцевич, погиб в годовщину своей свадьбы, в одном из пограничных сражений с немецкими феодалами на западной границе. Второй раз, уже в двадцатитрехлетнем возрасте, Гелена вышла замуж за тридцатипятилетнего князя Германа Тынецкого - одного из приближённых князя Болеслава. Тынецкий входил в княжеский "совет двенадцати", а туда допускались только самые преданные друзья князя. Но и на этот раз злодейка-судьба не была благосклонна к Гелене. На третьем году их совместной жизни Герман Тынецкий погибает во время одного из походов на датчан при невыясненных обстоятельствах. Его нашли задушенным в своём шатре после одного из победного для поляков сражения.
       Оба её супруга были людьми очень богатыми и прославились как воинской доблестью, так и беспредельной верностью Болеславу - своему воинственному патрону, за что пользовались его благосклонностью и доверием. Достаточно вспомнить, что на свадьбе Гелены и князя Германа Тынецкого присутствовал не только князь со своей супругой, но и весь "совет двенадцати".
       И сейчас, желая показать своё расположение и доверие к Гелене Тынецкой, князь, возвращаясь из киевского похода, сделал довольно продолжительную остановку в поместье Гелены, хотя для этого ему понадобилось сделать достаточно большой крюк на местности.
       Поместье Гелены находилось в нескольких десятках километров от Кракова, который в 11-16 вв. был столицей польского государства. В центре усадьбы возвышался большой замок с округлыми толстенными каменными стенами и множеством башен и башенок. Окна в замке были узкие, тоже округлые и напоминали больше бойницы, чем отверстия для поступления света. Четыре больших залы и десяток комнат поменьше размером освещались в основном не через окна, а множеством свечей в золоченых канделябрах.
       По преданию, этот замок был построен отцом Германа Тынецкого - Любомиром, по проекту папского нунция Игнация Стелы в 70-х годах IХ столетия, после принятия Польшей христианства.
       Замок, построенный больше как крепость и опорный пункт латинян, чем помещение для жилья, упирался задней глухой стороной в возвышенный в этих местах берег Вислы.
       Передняя, лицевая часть замка была обращена к лесу, расстояние до которого было около километра. Это пространство занимал большой хозяйственный двор с множеством строений, конюшен и жилья для холопов.
       Князя Болеслава и его армаду Гелена Тынецкая встретила на расстоянии двадцати километров от своей усадьбы, будучи заранее предупреждённой о его приближении одним из княжеских гонцов.
       Встреча князя и княгини была достаточно сердечной. Князь спешился, Гелена также последовала его примеру.
       Так они прогуливались бок о бок около часа. О чём они говорили, что было предметом их обсуждения, так и осталось тайной за семью печатями, но радостная улыбка, которая довольно часто то появлялась, то исчезала на лице княгини, свидетельствовала о том, что князь своей беседой доставил ей довольно много приятных минут.
       В лучах яркого сентябрьского солнца эти две фигуры привлекали внимание как "друзей" и дружинников князя, так и свиту княгини. Болеслав Храбрый больше чем на голову был выше своей спутницы. Его могучая фигура, облачённая в темно-бордовый кунтуш с висевшим на серебряном поясе мечом с позолоченными ножнами, ещё больше подчеркивала его воинственность и боевой дух, за что он и получил прозвище Храброго. На левой руке князя, затянутой в ярко-желтую перчатку, красовался довольно большой золотой перстень с изображением вздыбившегося на задние ноги, но уже готового покорится княжеской воле дикого жеребца.
       Что же увидели все те, кто окружал князя Болеслава. А им представилась довольно красочная картина.
       Гелена, после бешеной скачки, предстала перед всеми во всей своей дикой, необузданной и своеобразной красоте. На её белом, ширококостном монгольского типа лице играл очаровательный румянец, перемежающийся с какой-то таинственной загадочной улыбкой. Когда эта улыбка появлялась на её лице, оно вмиг становилось каким-то мертвенно-бледным и неистово-восторжественным, как будто эта встреча с князем сулила ей неземные радости и наслаждения.
       Её ярко-рыжие, цвета хорошо отполированной меди, искрящиеся на солнце, густые кудрявые волосы были затянуты сзади в тугой узел.
       Достаточно полная фигура Гелены была до ужаса стянута корсетом, но это не мешало ей казаться подвижной и какой-то даже воздушной. Внутренняя энергия этой женщины и радость от встречи с Болеславом сумели преобразить её в глазах окружающих до неузнаваемости.
       Её одежда была довольно запоминающейся. Украшавшая её полную фигуру роскошная кошуля состояла из юбки и кофты, пошитых, видимо, мастером своего ремесла. Белая, шелковая, с ажурными воланами и рюшками блуза только подчеркивала воздушность княгини и ту одухотворённость, которая была как бы написана на её лице.
       Под множеством складок её одежды угадывалась роскошная, прелестная до умопомрачительности грудь амазонки, которая вызывающе подтверждала всем глазевшим на неё мужчинам те радости любовных утех, которые могла бы доставить им эта видавшая виды молодка.
       Широкая, баклажанового цвета юбка, отороченная расшитой золотом тесьмой, очень гармонировала с её белой кофтой и как бы естественно дополняла, несмотря на иную цветовую гамму, её костюм.
       Её полную белую шею обрамляло дорогое, сделанное руками прекрасного ювелира золотое, инкрустированное драгоценными каменьями, ожерелье. Руки, пухленькие, ухоженные, также были запоминающимися. Они сверкали на солнце всеми цветами надетых на её пальчики дорогих прекрасных фамильных колец и перстней.
       При всём притом, что Гелена была женщиной незаурядной, умной, образованной и музыкальной, о её характере - жестком и мстительном, о её неудержимой похотливости и своенравности среди её соседей и особенно многочисленных холопов и смердов ходила довольно неприятная и даже брутальная молва.
       Своей жестокостью, распущенностью и цветом волос Гелена была обязана тем, что в её окружении все, кто её знал, называли не иначе как "руда шлендра".
       Её натура всегда была подчинена порывам страсти - страсти неумеренной и неистовой. Проявившаяся уже в раннем отрочестве тяга к любовным утехам и всяческим приключениям привела к тому, что в тринадцатилетнем возрасте она страстно влюбилась в одного из приближенных своего отца, сорокалетнего графа Войцевича, известного своей отвагой и мужеством. Это ради неё граф бросил свою жену и свой дом. А, будучи смертельно раненым, во время жестокой сечи с одним из воинственных германских племен он успел лишь прошептать одно заветное имя - Гелена.
       После смерти мужа Гелена вовсю дала волю своему темпераменту. Балы, попойки, охота, лихие скачки на необъезженных ещё лошадях - всё это отнюдь не было покрыто покрывалом благочестия и смирения.
       Богатая, избалованная вниманием и поклонением графов и молодых рыцарей, пресыщенная наслаждениями, она любыми средствами удовлетворяла свои желания, всегда добиваясь своей цели. Участвуя в бесстыдных оргиях и дебошах, она как бы являлась зеркалом того неподходящего дикого века.
       По прошествии некоторого времени, после того, как князь и Гелена обменялись всеми накопившимися новостями, они сели на своих лошадей и медленно, в сопровождении всей княжеской армады и обоза с многочисленными пленными, двинулись к усадьбе Гелены. Когда они приблизились к поместью Гелены, они увидели довольно большую толпу встречающих, которая приветствовала Болеслава и его войско восторженными криками. Это были дворовые люди княгини, холопы из близлежащих деревень, вислянские рыбаки, католическое духовенство. Особенно большое впечатление на встречающих произвела воинская силища князя Болеслава. В поход на Русь на помощь своему зятю Святополку Окаянному князь собрал под свою руку 300 немецких рыцарей, 500 венгров короля Стефана, 13000 своих дружинников-щитников, вооруженных луками и щитами, 3900 кавалеристов-ерников, лучших во всей Европе, несколько тысяч ополченцев - посполитых и наемников-печенегов. Вся эта армада гудела, как растревоженный улей, скрипела, вздыхала и охала и в конце концов расположилась на отдых на огромной территории вокруг замка Гелены Тынецкой. А вечером, после короткого отдыха, в самом большом из четырех залов замка Гелена устроила для Болеслава и его верных приспешников роскошный пир. Князь Болеслав и Гелена сидели отдельно за роскошно инкрустированным столом из красного дерева, который возвышался над столами всех гостей, собравшихся в замке. А их к вечеру, к началу пиршества, прослышав о возвращении Болеслава да еще и с большой добычей, собралось много. Князья, воеводы из Кракова, Гнезно, Накло, Середза, Житова, Негрода и др. Они старались как можно быстрее предстать пред "светлы очи" Болеслава, чтобы высказать ему свою преданность и покорность, с надеждой, что и им достанется что-нибудь от княжеской добычи. Ведь русские Червенские города - Червень, Перемышль и др. перешли под руку князя Болеслава, а управителей этих городов князь еще не назначил. Присутствовал на этом пиру и гнезненский архиепископ, также надеясь на милость князя и расширение церковных владений, к тому времени уже и так занимавших более 1/10 всей территории княжества Болеслава.
       Пир в честь князя Болеслава и его сподвижников продолжался до самого утра. Сколько и каких заморских и местных вин было выпито, сколько съедено зажаренных поросят, фаршированной рыбы и всякой иной снеди, знает только один всемогущий. Известно только, что после отдыха князь Болеслав начал готовиться в дорогу домой, к себе в Краков. Ждали неотложные государственные дела. Несмотря на то, что до конца правления Болеслава, то есть до 1025 года, польско-германские отношения оставались мирными, внешнеполитическое положение Польши как независимого единого государства оставалось отчаянным. За исключением Дании, с которой в период с 1014-1025 гг. установились дружеские отношения, все остальные соседи Польши были недовольны ее объединением и укреплением. Захват Червенских городов явился источником напряженных отношений с Киевской Русью. Присоединение Моравии и Словакии создало причину постоянной враждебности со стороны Чехии и Венгрии. На чеку были и немецкие феодалы, которые только и ждали конфликтных ситуаций как внутри Польши, так и на ее международных форпостах. Поэтому, отдав необходимые указания своим подчиненным, князь приготовился к преодолению последнего участка пути своего и так затянувшегося похода. Но перед самым отъездом, уже во время прощания, Болеслав предложил гостеприимной хозяйке осмотреть пленных, захваченных поляками во время похода на Киев. Гелена поблагодарила князя и, опустившись на колени, поцеловала ему руку. Затем князь и Гелена двинулись в ту часть польского лагеря, где находились захваченные в плен русичи. Среди них она увидела Моисея Угрина и уже не сводила с него своего пристального заинтересованного взгляда.
       Моисей Угрин -- венгр по национальности, родился в 986 году в городе Киеве, в местности, которая называется урочище Угорское, входящее в городскую черту Киева. Поселение угров построило свои деревянные дома-срубы на широком плато, занимавшее довольно большой выступ на правом берегу Днепра, который возвышался на шестьдесят метров над уровнем реки, недалеко от места гибели князя Аскольда в 882 году. Моисей Угрин и его семья жили в одном из таких срубов рядом с крутым спуском, ведущем к берегу великой реки. История урочища Угорское такова. В конце IX века, когда осуществлялось большое переселение венгров с берегов Волги на берега Дуная, одно из венгерских племен задержалось из-за непогоды и болезни вождя племени в городе Киеве (898 г.), да так и осталось на жительство в этой местности. Племя венгров было достаточно воинственным, а основной профессией мужской его половины была военная служба. Моисей Угрин, после того, как погибла вся его семья во время мора холеры, принял православную веру и посвятил всю свою жизнь тому, что, верно, служил вместе со своим братом Георгием одному из сыновей князя Владимира Святославовича -- князю страстоберцу Борису, о безвременной смерти которого от руки своего брата Святополка Окаянного упоминалось выше. Оба брата были здоровы телом и красивы лицом, но среди обоих братьев Моисей отличался особенной красотой. Богатырского телосложения, мускулистый, с черными, как смоль, кудрявыми волосами и синими глазами он даже у мужчин из своего окружения вызывал невольное восхищение и уважительное отношение к своему железному торсу, могучим мускулам и к своей статной богатырского сложения фигуре. А что уже говорить о женщинах. И дочь Владимира -- Предислава, и ее сестра, и все женское население княжеского дома были тайными воздыхательницами Моисея Угрина. Не осталась равнодушной к его красоте и силе и польская княгиня Гелена, когда впервые увидела его при осмотре пленных вместе с князем Болеславом Храбрым. Закованный железными цепями по рукам и ногам и крепко охраняемый приставленной к пленникам стражей, он был похож на мифического героя Прометея, прикованного к каменной скале. В таком положении Моисей Угрин был еще более величественным и одухотворенным. Весь в лохмотьях, с глазами, из которых исходил какой-то неземной свет, он всем своим видом как бы утверждал, что будет не так как хочет человек, а как Бог повелит. И что спасается тот, кто всю надежду на свое спасение возложил на Господа Бога. С надетыми на руки и ноги ржавыми цепями, скрепленными такими же тяжелыми замками, он, этот Печерский подвижник, являл собою пример истинного очищения человеческой природы от грязи бесовской и греховной человеческой скверны. У него было только одно преимущество над окружавшими его врагами -- вера. Вера пронизывала всю его сущность и пленные, окружавшие его, кто его видел и слышал -- все проникались такой же верой, обратив свои упования на Бога. Особенно усилилось это впечатление веры, когда Моисей Угрин, загремев своими железами, поднялся на ноги и встал перед подошедшими к нему Болеславу и Гелене во весь свой богатырский рост. Князь и княгиня невольно залюбовались этим необыкновенным пленником. Гелена сразу же, с первого раза, положила глаз на Моисея Угрина и попросила князя Болеслава включить Моисея в число тех пленных, которых князь обещал ей продать.
       Услышав из уст Гелены такие речи, Болеслав, чтобы еще больше распалить воображение княгини, приказал раздеть Моисея донага и снять с него железные цепи. Когда охранники выполнили волю князя, и Моисей предстал перед князем и Геленой обнаженный, все, в том числе и князь, невольно залюбовались красотой пленника. Действительно, Угрин был крепок телом и красив лицом. Как опытная в таких делах женщина, Гелена сразу же оценила все мужские достоинства Моисея и еще больше его возжелала.
       Это ее необузданное желание настолько естественно отобразилось на ее лице, что это заметил своим острым взглядом польский князь. Чтобы еще больше распалить желание Гелены, князь заявил, что Моисея и двух сестер князя Ярослава он обещал в подарок своему зятю Святополку. И только слезные просьбы, и огромный выкуп в 3000 золотых, предложенный Геленой за Моисея Угрина, склонили чашу весов в ее сторону. Уж очень нуждался князь Болеслав именно в этот период в пополнении княжеской казны денежными возлияниями. Так Моисей Угрин стал рабом сладострастной Гелены.
      
      
      

    Глава четвертая. Моисей и Гелена

      

    Лишь свет божий увидел и скоро

    Он "незримым" был позван в гости

    На то пиршество, где без укора

    Жрала душу вершина злости.

    Владимир Константинов-младший.

      
       Вот уже несколько недель находился Моисей Угрин в плену у княгини Гелены. Как только Гелена выкупила его у князя Болеслава, Моисея поместили в подвал, находившийся под одной из башен княжеского замка. Это было довольно большое помещение сплошь из гранитных плит, достаточно хорошо охраняемое замковой стражей. В нем и находился закованный в кандалы Моисей Угрин. По приказу княгини в этот каземат поставили большую старую дубовую кровать-топчан, с огромным соломенным тюфяком и трехнитным рогожным одеялом. Кормили тоже довольно пристойно. Два-три раза в день приносили небольшой казан холопского кулеша или капустяка, хорошо заправленного салом, головку луковицы или чеснока и большую краюху черного, но хорошо выпеченного хлеба. Вдоволь было соли и квашенного бочкового ревеня. Так как еда была довольно сытной, и ее было вдоволь, то за время пребывания в подвале Моисей не только хорошо высыпался и поправился, но окреп физически и духовно. Ежедневные молитвы утром, в обед и вечером укрепили его, придали телесную силу, чтобы устоять и не сломиться под бременем предстоящих ему испытаний. А в том, что эти испытания близятся, он почувствовал сразу же после первой встречи с Геленой. Произошло это так. По приказу княгини его привели в замок прямо в ее опочивальню закованым в кандалы.
       Княгиня стояла около своей кровати совершенно нагая. Слугам, которые привели Моисея, она приказала снять с преподобного одежду и кандалы. Обнаженный, он предстал перед ней во всей своей красоте. "Какой он сильный, какой гибкий, какой стройный", - прошептали ее губы. А в это время страстное желание близости с ним все больше и больше пожирало ее. Никогда и никто не возбуждал ее так, ни к кому она так страстно не тянулась, как к этому пленному рабу. Она всем своим естеством чувствовала, что огонь страсти, который зажег в ее душе Моисей, все больше разгорается в ней и пожирает ее. И что этот огонь вожделения никогда не потухнет в ней, так как подобного она раньше ни к кому из мужчин не испытывала: ни к своим покойным мужьям, ни к многочисленным любовникам. Не выдержав этого страшного напряжения, она ринулась в объятия Моисея и, обхватив его голову своими руками, начала его неистово целовать. Моисей пришел от этих действий Гелены в неописуемое удивление. Он глядел на обнаженную и такую и прекрасную княгиню и прямо физически ощущал чувственный ритм движения каждой части ее соблазнительного тела и высоко вздымавшейся, колышущейся груди. Нагая княгиня, как бы застывшая в его объятиях, была самым реальным олицетворением чувственности. Это стало самым страшным испытанием для несчастного Моисея. Он просто физически ощущал всю ненасытность ее обнаженного тела, и это удесятеряло его страдания. Почувствовав это, Гелена всем своим молодым трепетным телом не просто прижалась к обнаженному телу Моисея, но и как бы втиснулась в преподобного. Это стало пиком испытаний для Моисея. Не будем забывать, что Моисею в то время было всего лишь немногим больше тридцати лет, он был полноценным молодым мужчиной - здоровым, сильным и мужественным. Поэтому, мучимый сомнениями, повторяя снова и снова слова "Господи, спаси и помилуй", он огромным напряжением воли, всех своих моральных и физических сил, стоически сумел отказаться от того, чего он в глубине души, как любой обыкновенный мужчина, так страстно и мучительно желал - близости с ней. В конечном итоге, он успокоился, и несмотря ни на что, смог одержать над своими чувствами очень важную победу - не поддался чарам этой прекрасной блудницы. В этом ему помогла его вера во всемогущего Бога и светлый образ прекрасной княжны Предиславы, который навсегда запечатлелся в его сердце с тех самых пор, когда он впервые увидел ее на паперти Десятинной церкви.
       Он, глядя в расширенные и помутившиеся от страсти глаза княгини Гелены, заявил: "Нет, не бывать так, как ты хочешь. Клянусь, что я никогда не буду твоим любовником и никогда не снизойду до грехопадения с такой заблудшей женщиной как ты. И да поможет мне исполнить мою клятву всемогущий Бог". С этими словами он несколько раз, отстранив Гелену легким движением руки, перекрестился. Когда княгиня услыхала отступнические слова Моисея, она не поверила своим ушам. Ей показалось, что она ослышалась, и что это все не реальность, а сон. Подобно урагану, ее обуяла бессильная ярость. Она дико взвизгнула, и, вцепившись в тело преподобного своими острыми ногтями, закусив до крови губы, начала изрыгать на Моисея все новые и новые проклятия, перемешанные с пенящимся потоком крови, заполнившим ее рот от искусанных губ. Затем, немного успокоившись, она чуть отстранилась от Моисея и, глядя ему в глаза, произнесла: "Ты, Моисей, не можешь не понимать того, что наши судьбы пересеклись, и уже ничто и никто нас не может разъединить, разве что сама злодейка-смерть. Ты же толкаешь меня к крайности. Я хочу, чтобы ты был только мой, и чтобы ты чувствовал, что я люблю только тебя. В этом отныне весь смысл моей жизни".
       Будучи женщиной крайне необузданной и развращенной, она, как это ни странно, находила все больше и больше сладострастия в том, что она сразу же не смогла получить от Моисея желанного удовлетворения своей страсти. От этого ее желание усилилось и стало таким острым и таким убийственным, что могло погубить и Моисея, и княгиню. Моисей это тоже почувствовал и в ответ на ее слова сказал: "Я потеряю гораздо больше, чем получу взамен, если возьму то, что ты мне предлагаешь. Созерцание твоего грешного тела, не буду лукавить, сжигает меня изнутри, но в то же время дает мне силы противиться твоим притязаниям и укрепляет мою любовь к Господу. Так что напрасны твои усилия и потуги. Я не изменю своей клятве, а ты будешь посрамлена". Внимая голосу Моисея и слушая его речи, Гелену все больше охватывал вожделенный трепет, который был результатом слияния самых сокровенных ее желаний. Трепет, который заставлял ее совершать все новые и новые, самые невероятные и самые безрассудные поступки. Этот трепет означал еще и приближение того яростного и всепоглощающего приступа страсти, который был присущ ей от природы и который сметал все на своем пути, поднимаясь от ее женского лона все выше и выше, до самой высшей точки ее помраченного страстью сознания.
       В жизни княгини Гелены, кроме двух мужей, было много любовников. Но своими нежными, хотя и достаточно стандартными признаниями в любви, они только маскировали свою обыкновенную похоть. Ее отношение к ним было точно таким же. Понимание того различия, которое существовало между этими любовниками и цельной, сильной и неискушенной развратом натурой преподобного Моисея, еще больше возвышало его в ее глазах, а приступы страсти становились от этого понимания еще более могучими и всепоглощающими.
       Чувствуя, что она почти умирает в смертельных муках вожделения и осознавая, что и Моисей держится из последних сил, она снова и снова, повторяясь, пыталась все же уговорить Моисея Угрина и склонить его к взаимности. При этом она решила не останавливаться ни перед чем и произнесла: "О, человече! Зачем принимаешь такие жестокие муки, которых ты, имея разум, мог бы избежать?!" На это Моисей угрюмо и односложно ответил: "Так угодно Богу". Тогда она, став перед ним на колени, быстро и бессвязно заговорила в каком-то исступлении: "Вот уже несколько недель после того, как я увидела тебя впервые, я напрасно, оставшись наедине с собой в своей комнате, длинными ночами пытаюсь изгнать твой образ из моей памяти. Но ты настолько врезался в мою сущность, что я полностью потеряла душевный покой. Сила моей любви и страсти так велика, что я стою перед тобою на коленях и прошу любви твоей как милостыни. Я была женой и любовницей многих великих рыцарей Польши, прославивших свою землю героическими подвигами. Не смей отказывать мне в моих желаниях, иначе я могу решиться на самую страшную месть, и ты погибнешь, так больше никогда не увидев ни своей земли, ни солнца красного, ни бела дня. Если же ты покоришься мне, я избавлю тебя от страданий и сделаю великим во всей земле княжеской. Кроме того, ты станешь хозяином всех моих владений". Но блаженный Моисей Угрин, полностью уразумев смыл ею сказанного, поняв всю нечистоту плотских вожделений этой своевольной и непредсказуемой женщины, ответил ей: "Какой муж, послушав жену, поступил хорошо? Адам, послушав Еву, был изгнан из рая. Самсон, одолевший всех своею силою, нечистыми чарами своей жены был очарован и передан египтянам. Ирод, одержав много побед, поддавшись нечистой страсти и наговорам своей жены, был нею порабощен, казнил своего родного сына и усек Иоанна Предтечу. Как же я могу послушать нечистые увещевания женщины, которую я не знал от самого своего рождения?" Гелена, зардевшись от гнева, все же взяла себя в руки и заявила: "Я избавлю тебя от смерти, сделаю славным и буду иметь тебя своим любимым мужем, ибо не могу видеть твоей погибели". Моисей же упрямо ей ответил: "Знай, что я не исполню твоих желаний, ибо не хочу ни власти, ни богатства, но ищу чистоту духовную и телесную. Не погублю я пятилетнего труда своего монашеского, и лучше сейчас неповинно буду терпеть все свои муки, чтобы избавиться от мук вечных". Получив такой ответ, Гелена замыслила соблазнить его иными средствами и начала обдумывать план, как этого достичь.
       Что же руководило Моисеем в эти трагические для его судьбы, для всего его будущего, времена, когда он посмел отвергнуть любовь такой женщины, как княгиня Гелена Тынецкая? И еще один вопрос, а была ли это действительно любовь? Или это была просто барская прихоть, женский каприз, основанный на всевластии и вседозволенности? Да, при первой встрече с Моисеем Гелене действительно приглянулся этот молодой и красивый мужчина. Так она его сразу и воспринимала. Заплатив за него огромную сумму денег, она уже решила, что дело сделано, и этот красавец находится полностью в ее власти. Но по мере того, как росло сопротивление Моисея, домогательства Гелены, ее желание близости с этим красавцем все больше превращались в навязчивую идею. И чем сильнее упирался Моисей, тем сильнее становились вожделенные желания Гелены. У нее, как у сумасбродного ребенка, желание иметь ту или иную игрушку усиливается лишь тогда, когда игрушку отбирают или не дают. Но как только игрушка получена, так и интерес к ней сразу же угасает. Гелене игрушка в обличье Моисея еще не досталась. Невозможность тут же получить желаемое ввергла княгиню в настоящее потрясение. По мере сопротивления со стороны Моисея, желания со стороны Гелены удесятерялись и постепенно превратились в неистовое вожделение, которое все больше и больше усиливалось внутри этой порочной шляхтянки, для удовлетворения которого она готова была пойти на все. Так это и произошло.
      
      

    Глава пятая. Искушение

      

    Грешить - грешно учил Ты всех,

    Но умолчал Ты об одном,

    Что человек и есть Твой грех

    И я рожден был в нем самом.

    Владимир Константинов-младший.

      
      
       Густой снег сыпал уже третий день, и никаких признаков того, что он когда-нибудь прекратится, не было. Небо было плотно затянуто тучами, дул сильный пронизывающий ветер. Холопы княгини Гелены Тынецкой уже третий день трудились на расчистке снега, но все, что им удалось сделать, так это обозначить дорожки между строениями княжеского фольварка. Зато дорога к лазне (бане) - большому строению, возвышавшемуся в нескольких десятках метров от замка на берегу Вислы, была расчищена особенно тщательно. У княгини Гелены Тынецкой намечался банный день и вся прислуга с утра была на ногах. Строительство лазни закончили почти одновременно со строительством княжеского замка. Это свидетельствовало о том, какое большое значение имели купания в лазне для хозяев. Строители были опытные и предусмотрели все - и место под майдан перед замком, и дом для стражи, охраняющей усадьбу и конюшни с утепленными полами, чтобы лошади не посадили ноги от переменчивой погоды. Предусмотрели и колодцы с холодной питьевой водой. Дорожки между колодцами и строениями на территории усадьбы были выложены с особой тщательностью. Но все же самым замечательным строением из числа подсобных помещений была лазня. Хозяин замка лично принимал участие в выборе места и планировке строения, так как с детских лет очень любил париться в лазне. В Польше, как и у других народов, населяющих территории восточных и западных славян, каждая богатая семья имела свою, складывающуюся в течении многих поколений, технологию мытья в лазне. Из многочисленных способов пользования каждый выбирал себе свой, наиболее полезный и приятный способ. В зависимости от выбранного способа соблюдался определенный температурный режим с применением тех ароматических средств природного происхождения, которые считались для каждого наиболее предпочтительными. Размеры бани и ее интерьер также свидетельствовали о материальном благосостоянии ее хозяина и о его вкусах. Не была исключением и лазня, построенная для рода князей Тынецких, а ее интерьер также свидетельствовал о характере и привычках хозяев. Хочу подчеркнуть - миф о том, что на территории восточных и западных славян баня была заведена спартанцами или арабами, является действительно мифом и не соответствует исторической правде. В действительности баня на указанных территориях появилась задолго до крещения славян. Мыльни и лазни существовали на этих территориях с незапамятных времен, а совершенно особые ритуалы мытья в славянских лазнях, абсолютно непохожие ни на какие другие, только подтверждают вышесказанное. Высказывания же иностранцев о славянских банях свидетельствуют о том, что до купаний в славянских банях, они ничего подобного не знали.
       Лазня была устроена по существующим в то время образцам славянских бань и была универсальной - и для мытья, и для парения, и для отдыха, и для развлечений. Она представляла собой большой сруб, построенный из сосновых колод. Вход в нее был с юга, а окна, застекленные ажурными венецианскими стеклами, выходили на запад и юго-запад. Вначале лазню обустроили так, что она топилась "по черному", то есть была дымной. Позднее по приказу княгини в лазне была построена печь-каменка. Массивная каменная кладка этой печи защищала наружную стенку от перегрева и хорошо сохраняла тепло, обеспечивая необходимую продолжительность действия лазни. Благодаря интенсивной закладке в печь больших толстых дубовых и ясеневых брусков, печь нагревалась почти до 400?С. При нагревании металлическая коробка с камнями (засыпка) полностью обеспечивала температуру воздуха до 100-120®С, при нагреве камней до 350-450®С. Увеличивая количество камней в засыпке, автоматически повышался запас накапливаемого ими тепла для получения пара. Слуги, поливая каменную засыпку водой, обогащенной различными ароматическими настойками (пихтовая, хвойная, любистковая и т.д.) обеспечивали не только нужное количество пара и его температуру, но и его ароматизацию по желанию хозяев. Внутренний размер лазни по площади превышал более 100 кв.м. Сосновые колоды были плотно подогнаны, а между ними для утепления сделаны специальные прокладки из пакли, мха и смолы. Это позволило законопатить стены наглухо. Торцы колод были ровно обрублены, а внутренние стенки печки-каменки были выложены из хорошо оттесанного темно-коричневого гранита. Внутри баня состояла из пяти главных отделений - предбанника, холодной и горячей бань, парильни и комнаты отдыха. В одной комнате располагался добротно отделанный гранитными плитами прямоугольной формы бассейн с холодной водой. В другой комнате был такой же бассейн, но с горячей водой. Здесь же, рядом с горячей, находилась моечная с парильней. В парильне всегда поддерживалась высокая температура, а вдоль стен были обустроены деревянные полки в три яруса длиной до пяти метров. В моечной стоял длинный дубовый стол, а вокруг него дубовые лавы. Полы во всей лазне, в том числе и в парилке, были выложены в два слоя обрезанной доской до 50 мм.
       Когда сумерки уже вплотную начали подбираться к этому ненастному зимнему дню, чтобы окончательно поглотить его, Гелена в сопровождении своих многочисленных служанок и пятерых здоровенных гайдуков, призванных осуществлять внешнюю охрану лазни, приступила к одному из своих самых любимых действ. А о том, что для нее купание в лазне было самым большим удовольствием, свидетельствовало то, что зачастую купание княгини в лазне длилось более 3-4 часов. Трое холопов и четверо женщин холопок были специально приставлены для подготовки лазни в банные дни. В те времена холопы в княжеском фольварке, собственно как и во всей Польше, были доведены непосильным трудом и непомерными поборами до чрезвычайной нищеты. Все они были одеты в какие-то рваные сермяги. Высохшие, обнищавшие, обросшие волосами, закоптевшие и исхудалые от непосильных трудов, они жили в ямах-землянках или в возвышавшихся вдоль берега Вислы шалашах. Между собой они почти не общались и подчинялись княгине и поставленному над ними Солтесу Зифриду - главному управляющему фольварка. Этого немца княгиня Гелена специально выписала из Моравии, как специалиста-управленца. Это был мужчина средних лет, всегда гладко выбритый, холодный, жесткий, до ужаса требовательный и пунктуальный, с постоянно мелькавшей на лице какой-то непонятной жуткой улыбкой. Зачастую такая улыбка появлялась на его лице тогда, когда какого-нибудь холопа до смерти измочаливали канчуками за малейшую нерадивость. Но мелькала она и тогда, когда он после купания закрывался в лазне и находился в ней почти до утра с несколькими молодыми холопками, а иногда и с самой княгиней, которая очень и очень благоволила своему управляющему. На этот раз княгиня посетила лазню с четырьмя своими самыми любимыми и преданными служанками, старшей из которых не было и двадцати пяти лет. Но особым доверием пользовались две из них - Чеся и Кшися, которые были родными сестрами и дочерьми княжеского конюшего. Обе - красавицы-блондинки, ловкие, понятливые, разбитные. Они всегда умели не только исполнять желания своей любимой госпожи, но и предугадывать их. Прекрасно разбирались во всех тонкостях банного дела и умели делать все: стрижку, расчесывание и укладку волос, бритье, срезание мозолей, массаж тела, ставку банок и т. д. вплоть до выдергивания зубов. Овладев банным делом, они исполняли роли банщиц, отменно орудуя березовыми, дубовыми, липовыми или ольховыми вениками. Зайдя вместе с княгиней в предбанник, в котором уже было достаточно тепло, Чеся и Кшися моментально раздели княгиню и начали тщательный осмотр ее тела. Убедившись, что все в порядке, что кожа молодой княгини чистая и белая, приступили к разогреву ее тела массажем. Затем, поддерживаемая под руки своими служанками, она зашла в горячую комнату и, медленно спустившись по ступенькам, окунулась в бассейн с горячей водой. Прошло несколько минут, и служанки помогли Гелене перейти в комнату, где находился бассейн с холодной водой. Окунувшись в холодную воду, Гелена перешла в парилку, температура в которой уже достигала 100-120®С. Вот когда настала очередь Чеси и Кшиси показать мастерство опытных парильщиц. Тут как тут оказалась и главная знахарка фольварка знаменитая костоправка Неллиана - смотрительница за чистотой лица и тела княгини. Она отвечала не только за здоровье Гелены, но и следила за тем, чтобы применение различных притирок, натираний, благовоний и лечебных травяных настоев не навредило здоровью княгини. Каждый раз во время парения и после него совершался обряд массажа тела княгини, начиная с головы, груди, промежности и заканчивая массажем тазового пояса и нижних конечностей. Затем шло обмывание для белизны отваром травы череды лица и груди княгини, мытье головы травами-муравами: крапивой, любистком и другими для укрепления волос. После хорошей распарки наступала очередь обрезания ногтей, срезание мозолей и даже снятие камней на зубах. Все это длилось от 2 до 3 часов. Когда княгиня полностью насладилась купанием и приведением в хорошее состояние "своего тела и души", она, вызвав к себе старшего из гайдуков, охранявших лазню, приказала привести в моечную комнату плененного Моисея Угрина. В этот день она решила во что бы то ни стало овладеть душой и телом преподобного. "Победить или умереть" - все время вертелось в ее помраченном страстью сознании.
       Сама княгиня расположилась в моечной комнате, как бы бросив свое прекрасное бело-розовое благоухающее молодое тело на одну из дубовых лав, стоявших около стола, сплошь уставленного различными экзотическими напитками. На этот раз обычай был нарушен, и стол для трапезы и напитков был перенесен из комнаты отдыха в моечную. Лавы и стол были посыпаны мятой, чебрецом, донником и другими душистыми травами. На столе стояли всевозможные напитки от кваса до самых знаменитых французских вин. На этот раз стол украшали французские вина марки Бордо. Эти вина еще при жизни, по заказу теперь уже покойного мужа княгини Гелены, в большом количестве доставил из французского района Борделе голландский негоциант Август Кастиньон. Бордо справедливо считается одним из лучших вин Франции. Впервые Бордосские вина были изготовлены еще в четвертом веке, когда римский поэт Авсоний разбил в своем имении в одном из районов Борделе виноградники.
       На этот раз на столе стояли бутылки Бордо, изготовленного из самых знаменитых французских сортов черного винограда - Мерло и Каберне-Савиньон. Мерло содержит большое количество сахара, поэтому из него получаются роскошные вина хорошего сложения, бархатистые и жирные. Бордо, получаемое из такого винограда, выдерживается в бочках не более 2-3 лет. Каберне-Савиньон выдерживается в дубовых бочках не менее 10 лет, и это придает вину неповторимый аромат, в котором чувствуются нюансы вишни и фиалки, а также зеленого перца. Это вино терпкое, имеет сильную структуру и оказывает очень благоприятное воздействие на работу сердца. Конечно, если его принимать в небольших дозах, особенно после купания в лазне. Здесь же, на столе, выполняя заказ княгини, стояла бутылка вина, произведенного из белого винограда сорта Совиньон. Это сухое вино, очень своеобразное, нервное, как и сама княгиня, и его аромат с яркими нюансами вереска и дрока надолго остается в памяти, как и запах благоухающего бело-розового тела княгини и ее неповторимых длинных, почти до колен, вьющихся рыжих волос. Этого-то "нервного" вина и попросила княгиня сразу же после того, как гайдук побежал исполнять ее поручение по доставке Моисея Угрина пред светлые очи Гелены.
       Так как все двери лазни с целью удержания тепла были несколько меньше тех, что в жилых помещениях, то Моисею Угрину пришлось в дверь не входить, а втискиваться боком и пригнувшись. Зато когда он переступил порожек и выпрямился, то увидел такую картину, которая потрясла его до самого основания. Картина была действительно необычной. В просторной моечной комнате лазни довольно хорошо освещенной большими восковыми свечами, Моисей увидел трех обнаженных, распарившихся в лазне, с распущенными мокрыми волосами молодых женщин. Это были княжна и две ее самые любимые служанки. Обе веселые, разбитные и такие же порочные, как и их хозяйка. Чеся и Кшися, распарившись, расслабленно сидели на дубовых табуретках слева от княгини. Рядом с каждой из них стоял большой блестящий медный таз, наполненный горячей водой, с резким запахом мяты. Их взоры, выражая удивление и явное любопытство, были устремлены то на княгиню, то на только-только втиснувшегося в моечную комнату Моисея Угрина. А удивляться и даже изумляться было чему. Как только Моисей выпрямился и в мерцающем свете свечей разглядел присутствующих, он обомлел и стал осенять себя крестным знамением, шепча при этом слова молитвы: "Господи, спаси и помилуй". Взгляд его уперся в излучающую лучезарную негу, возлежащую на широкой дубовой лаве обнаженную Гелену. У Моисея при всей его стойкости, целомудрии и высокой религиозной моральности все же замерло сердце, а руки и ноги онемели, настолько картина, представшая его взору, была необычной и потрясающей. Бело-розовое матовое тело Гелены после почти трехчасового пребывания в лазне было полностью расслаблено, а ее движения какими-то медленными, как будто бы все, что она делала, происходило во сне. Вот она полусидит-полулежит на широкой дубовой лаве, густо усыпанной пряными травами и лесными цветами. Молодое тело как бы небрежно брошено на деревянное ложе. Роскошная белая, как морская пена, грудь с темно-коричневыми сосками и с ярко-красной каемкой вокруг них сулили любому из смертных несказанное блаженство. Ее служанки при каждом купании неизменно выказывали восхищение красотой груди своей повелительницы. И это была отнюдь не лесть, а истинная правда. Копна рыжих волос, еще не совсем просохших, ниспадала в виде веера на ее сияющие плечи и спинку лавки, заканчиваясь где-то ниже белоснежных ягодиц. Ее глаза были прикрыты, но сквозь ресницы она отчетливо видела и лицо Моисея, и его могучую фигуру, только-только представшую пред ее очи. При этом ее лицо не было безучастным. Даже через прикрытые ресницами глаза Моисей скорее почувствовал, чем увидел, ее жесткий, пристальный, напряженный и зовущий взгляд. Ее лицо, сквозь наигранную личину сонливости, выражало напряженное ожидание. Неподвижная поза еще больше подчеркивала как бы застывшее и повисшее в воздухе вожделение, ради удовлетворения которого готова была пойти на все эта разнузданная настырная и жестокая женщина, которая просто неспособна была управлять своими желаниями и остановиться даже у последней черты. Тем временем гайдуки сняли с преподобного рубище, кандалы, окатили его горячей мятной водой и вышли из лазни.
       Почему же Моисей Угрин так воспротивился этим вожделенным домогательствам Гелены? Отвечу так. Если бы Гелена сразу же, как только выкупила Моисея у князя, обласкала его, попыталась бы снизойти к его христианским благодатям и проникнуть в душу этого глубоко верующего человека, при помощи различных женских хитростей она, наверное, смогла бы склонить его к прелюбодеянию. Но тот напор, ярость и абсолютная уверенность в успехе, с которыми она попыталась сломить Угрина, сыграли не в ее пользу и потерпели фиаско.
       Правой рукой, согнутой в локте, она опиралась на решетчатую спинку лавы и поддерживала нею голову, склоненную набок. Правая нога, согнута в колене, упиралась в самый край лавы, поддерживая ее изящное тело. Левая нога, небрежно откинутая в сторону, открывала ее обольстительное женское лоно и как бы приглашала полюбоваться его прелестями. С того момента как Моисей втиснулся в лазню и как зачарованный устремил свой пристальный взгляд на Гелену, он уже не мог отвести от нее своих глаз, которые словно вцепились в лоно Гелены. Ему казалось - что бы сним не сделали, он уже не сможет отвести от него своего взгляда. При этом он неистово произносил дрожащим голосом одни и те же слова: "Господи, спаси и помилуй".
       Увидев и поняв, что Моисей стоит как вкопанный, беспрерывно крестится, несвязно что-то бормочет и уставился на нее каким-то страшным пылающим взглядом, не в состоянии куда-либо отвести глаза, она вдруг как бы проснулась, вздрогнула, подняла голову и не своим голосом, как безумная, закричала: "Ну что же ты стоишь как вкопанный! Иди ко мне, преподобный Моисей, покорись и стань моим мужем. Я - жена твоя и буду твоей навсегда". Но Моисей молчал. Он как будто не слышал ее слов и продолжал неистово креститься, уставившись своим тяжелым немигающим взглядом в обнаженное и такое прекрасное тело княгини. Гелена, более не в силах терпеть подобное пренебрежение, подала тайный знак своим служанкам, которые немедленно открыли двери в моечную комнату, и туда ввалились двое огромных молодых гайдуков из княжеской охраны. Они схватили Моисея под руки, подтащили его к лаве, на которой возлежала княгиня, и поставили его перед ней на колени. Глаза Гелены вспыхнули каким-то алчным, демоническим блеском, она взвизгнула, вцепившись руками в кучерявую голову Моисея, и со страшной страстью и силой, какая только у нее была, прижала его голову к своему лону, а затем, словно взбесившись, начала крутить его голову то вправо, то влево, все крепче прижимая ее к себе. Моисей никак не реагировал на ее действия, но все же, когда ему стало трудно дышать, он попытался вырваться. Гелена входила в раж, двигаясь все быстрее и быстрее, то опрокидываясь назад, то вперед, то сжимая его голову своими прекрасными ногами, то отпуская ее. При этом ее действия сопровождались какими-то нечленораздельными то криками, то стонами, то дикими завываниями. По мере того как страсть Гелены становилась все неистовее, Моисею все труднее было дышать, так судорожно она прижимала его голову к своему огнедышащему чреву. Наконец, переполненная страстью, она дико завизжала и, прижимая к себе Моисея, не опустилась, а грохнулась на лаву. При этом на какое-то мгновение она даже потеряла сознание, так что ее голова достаточно сильно ударилась об спинку лавы. Моисей был не менее потрясен всем произошедшим. И в тот заключительный момент, когда озверевшая княгиня в приступе своей необузданной страсти, крепко держа его голову своими руками, начала бить его по лицу своим извергающим чудовищную силу лоном, Моисей потерял сознание, и его могучее тело повалилось на пол.
       Чеся и Кшися, после всего увиденного и услышанного, тоже пришли в себя не сразу. Но как только они увидели лежащую без сознания на лавке княгиню, тут же бросились к ней. Чеся поддерживала обессилившее и, казалось, бездыханное тело княгини. Кшися окатила Гелену холодной водой из медного таза, после чего княгиня начала постепенно приходить в себя. Гайдуки, буквально влетевшие в моечную, по указу Кшиси также окатили Моисея ушатом холодной воды и, схватив его под руки, вытащили на улицу и бросили в подвал.
      
      

    Глава шестая. Поездка

      

    Ну а нужно нам вовсе немного,

    И блаженными станут муки.

    Кто вселил в человека Бога,

    Пусть отрубит Дьяволу руки.

    Владимир Константинов-младший.

      
       На следующий день после происшедшего в лазне между хозяйкой замка и преподобным Моисеем Угриным, княгиня Гелена проснулась очень поздно. А, проснувшись, еще несколько часов лежала в своей роскошной кровати, в какой-то прострации, уставившись в потолок своим казалось бы безразличным, ничего не видящим взглядом. Но это было только на первый взгляд и для того, кто плохо знал княгиню Гелену. На самом же деле она лихорадочно искала пути завоевания сердца преподобного Моисея. Она страстно желала его. И если бы что-то не получилось с властью сердечной, то уж на всякий случай, хватило бы и власти другой - телесной. Ее истинное состояние выдавали круги под глазами и их лихорадочный блеск. Это случалось тогда, когда она, хотя бы на мгновение, выходила из прострации и начинала как бы заново переживать события прошлой ночи. Воспоминания о лазне и о том, что там произошло, не только не оставили ее равнодушной, но наоборот, вызывали в этой разнузданной и похотливой женщине, в ее возбужденном мозгу, все новые и новые фантазии.
       Ее лицо то краснело, наливаясь кровью от каких-то приятных ей мыслей или воспоминаний, то становилось бледным, как будто бы это был не день, а ночь, и ее лицо отображало лунный свет. В таких муках и переживаниях, в таком яростном возбуждении и приходящим на смену ему видимом смирении, прошло еще несколько дней. Наконец, однажды утром, проснувшись довольно рано, она приказала слугам немедленно вызвать своего управляющего. Явившись по вызову управляющий Солтес Зигфрид был удивлен столь раннему вызову, так как привык, что княгиня раньше десяти часов никогда не поднималась. Но еще больше его удивило то, как выглядела Гелена. Она лежала на кровати на правом боку, слегка подпирая голову рукой. Лихорадочный блеск ее глаз, отрывистая речь сразу же создали обстановку напряженности в спальне княгини. Она не говорила, а изрыгала из себя слова, которые были больше похожи на рычание раненой львицы, чем на речь человека. Особенно бросалось в глаза несоответствие между ее грубой отрывистой речью и тем ангельским видом, который окончательно вывел из равновесия управляющего. Волнистое сияние прозрачной ткани ее ночной сорочки, под которой угадывались все очаровательные округлости ее прекрасного тела, ослепительный цвет ее кожи, сверкающие диким светом глаза, прерывистое дыхание - все это произвело на него такое впечатление, что он никак не мог отвести взгляда от лежащей Гелены. Хотя он хорошо и достаточно близко знал эту женщину и всегда выполнял ее самые невероятные прихоти и фантазии, на этот раз все было по-другому. У нее была цель - овладеть душой и телом Моисея Угрина, и этой цели она, казалось, посвятила всю себя. На похотливый взгляд Солтеса и искрящееся из его глаз восхищение, она не обратила никакого внимания. Ее ничего и никто не интересовал, кроме преподобного Моисея. Так было написано на ее лице. А для осуществления своей цели она решилась на еще один довольно рискованный шаг. Не дав ни минуты времени оправиться от волнения вызванному к ней управляющему, который все еще не мог отвести от княгини своего вожделенного взгляда, она, побуждаемая лукавыми помыслами, сказала ему следующее: "Зигфрид, даю тебе одни сутки, чтобы ты приготовил Моисея в дорогу. Для этого подбери побольше слуг, сделай достаточные запасы пропитания, посади блаженного Моисея на коня и одень в самые богатые расшитые золотом одеяния моего покойного мужа. Я надеюсь, они ему подойдут, так как Герман тоже был высокого роста и могучей стати. Пусть увидит все мои владения, все мои земли, леса, реки и поля, всех моих холопов. Скажи ему, что если он покорится мне, то все это будет его, и с этим всем богатством он будет делать все, что он хочет. Пусть познакомится с моими подданными, проживающими, как тебе хорошо известно, в городах Вислице, Бытом, Сандомиже и Кракове. Когда они будут останавливаться в моих землях и имениях, то всем должно говорить, что Моисей Угрин - это господин их, а мой муж, и чтобы все, кто встретит Моисея, кланялись и привечали его, как своего господина". На расходы Гелена вручила ему крупную сумму золотых монет. Управляющий внимательно выслушал Гелену, поблагодарил за доверие и ласку и приступил к исполнению приказа княгини по подготовке поездки Моисея Угрина.
       В этот же день блаженного Моисея после тщательного обмывания с маслами и благовониями облачили в самые роскошные княжеские наряды. В качестве верхней одежды на нем был надет расшитый золотом и отороченный соболиными мехами темно-синего цвета кунтуш с проймами для рук и длинными висячими рукавами, называемыми крзно. На ногах были великолепные желтые, изготовленные из толстой буйволовой кожи, огромные, выше колен, сапоги со шпорами. Широкие, из двойного шелка, темно-красные шаровары пришлись Моисею как раз впору. Убранство дополняла широкая и глубокая в виде папахи шапка из какого-то драгоценного, но незнаемого в этих краях, зверя с золотой застежкой спереди. Эту шапку, по семейному преданию, муж Гелены добыл в качестве трофея в одной из пограничных битв с немецкими феодалами. Завершал весь этот подаренный ему на время путешествия костюм большущий, сделанный из грубого сукна, черный плащ с несколькими серебряными застежками спереди. И когда Моисею Угрину подвели уже оседланного огромного с княжеских конюшен черного бело-копытого жеребца, на которого он уселся одним каким-то невидимым, но молниеносным движением своего мускулистого тела, то и княгиня Гелена, и дворовые, которые собрались, чтобы сопроводить всю эту кавалькаду в дорогу, невольно залюбовались и красотой Моисея Угрина, и его бравой осанкой, и тем, как он сумел управиться со своим буйным, постоянно пританцовывающим и беспрерывно становящимся на задние ноги жеребцом, которого все еще не покидала надежда сбросить с седла своего умелого и сильного седока.
       Гелена, увидев сидящего в седле и готового двинуться в дорогу со всем обозом и двумя дюжинами охранников Моисея, вся задрожала, ноги ее подкосились, и только вовремя предложенное ей кресло спасло ее от обморочного падения на сырую землю. Но она, только прикоснувшись к сидению в кресле, сразу же опомнилась, пришла в себя и промолвила, как бы для себя, но это отчетливо слышали окружающие ее слуги: "Быстрее возвращайся, дорогой Моисей. Я буду ждать тебя денно и нощно. Ты все равно будешь мой, хочешь ты этого или нет". Уже сидя на коне, перед самым началом пути, блаженный Моисей ответил ей: "Напрасно трудишься, княгиня. Не сможешь ты меня прельстить ни тленными вещами этого мира, ни украсть мое нетленное богатство; пойми это и не трудись напрасно". Выслушав его последние слова перед дорогой, женщина с яростью сказала ему: "Или не знаешь, что ты мне продан? И кто же вырвет тебя из рук моих? Живым я не выпущу тебя, но после долгих мук, я предам тебя смерти". Моисей, уже трогая коня, исступленно прохрипел: "Не боюсь я никакой беды, потому что со мной Господь. Отныне, по Божьему изволению, желаю я жить иноческой жизнью. Напрасны твои надежды".
       Услыхав его исступленные, фанатические речи, Гелена от ярости и злости так вцепилась своими нежными ручками в боковые ручки кресла, что из-под ее розовых ноготков брызнула алая кровь, а вслед уезжающему Моисею она разразилась громкими стенаниями и проклятиями.
       Вся кавалькада двинулась в дорогу, которая через пригорки и овраги вилась вдоль Вислы, одним своим краем соприкасаясь с густыми вековечными лесами, другим - с прибрежной полосой. Дорога была хорошо утрамбована тысячами копыт быков и лошадей и колесами тяжелых маж - огромных подвод, в которые эти животные были впряжены. Такие мажи оставили по самому центру дороги глубокую и хорошо высушенную солнцем колею. На юге эта дорога упиралась в Южные Кресы, а на северо-востоке в город Сандомеж, первый из городов, который должен был посетить преподобный Моисей и приставленная к нему свита. Земли, прилегающие к городам Сандомежу и Кракову - тогдашней столице Польши, принадлежали княгине Гелене и Болеславу Храброму. Из года в год площадь их владений увеличивалась, а живущие на этих землях крестьяне разорялись и становились обыкновенными наемниками.
       Весь караван и его походное имущество поместилось на шести огромных мажах, которые сопровождали тридцать княжеских прислужников: поваров, тиунов, дозорцев, слуг - всех тех, кому княгиня поручила служить Моисею и в то же время строго за ним присматривать.
       Дорога время от времени то отходила от берега Вислы, то Висла как бы огибала природные возвышения или низины и сама отдалялась от дороги. Вот в одной из таких природных низинок, прикрытых от ветра с севера и востока небольшими возвышенностями, и сделали первый привал на ночь.
       Развели три огромных костра из лесного валежника. Пока собирали валежник и разводили костры, умельцы-рыболовы успели наловить довольно много рыбы, из которой сварили уху. Уха, огромные куски свиных окороков и белые паляницы хлеба сделали свое дело. После ужина весь лагерь спал крепким богатырским сном. Только четверо дозорцев остались охранять преподобного Моисея, лагерь и поддерживать до утра огонь в кострах. Поднявшись рано, быстро перекусили остатками вечерней трапезы и вновь двинулись в путь. Рядом с Моисеем постоянно, стремя в стремя, находился особо приближенный к княгине, бывший управляющий князя Германа Тынецкого, подкоморий Стах Жолхновский.
       После смерти князя он остался жить в поместье, хотя и имел собственные земельные угодья. Часто он выполнял особые поручения княгини Гелены. Так случилось и в этот раз, когда Гелена всю ответственность за успех этого длительного путешествия возложила на него.
       Так, двигаясь бок о бок, подкормий на протяжении всего пути пытался уговорить Моисея изменить свое отношение к княгине, всячески восхваляя Гелену и весь княжеский род. Он слово в слово повторял то, что Моисей уже слыхал от Гелены. Вначале Стах рассказал ему о том, что муж Гелены, отправившись в поход с Болеславом, так больше и не вернулся домой, потому что был убит немецкими рыцарями в одном из пограничных сражений. Затем, в доверительном тоне, указывая широким жестом на поля и леса княгини, он говорил: "Все это твое, если тебе это будет угодно. Распоряжайся всем, как хочешь. Лучше тебе покориться этой женщине и быть свободным и господином всего ее дома". Но все это было напрасно. Моисей беспрерывно твердил: "Я не желаю ни Египетского царства, и не господствовать над властями и быть великим в этой Ляшской земле и сделаться известным далеко в Русской земле, но все это я презрел ради Всевышнего Царствия. Поэтому, если я выйду живым из рук этой женщины, никогда не буду искать другой жены, но, с Божьей помощью, стану черноризцем". Это он повторял с такой силой своей убежденности и веры во всемогущего Бога, что даже не вызвал у Стаха Жолхновского той дикой злобы, которая была присуща его характеру, когда ему не удавалось добиться желаемого результата. Путь их движения был четко определен княгиней Геленой. Сандомеж - первый город, который они должны были посетить во время своего путешествия. Местность представляла собой равнинную часть Сандомирской и Нидзяньской котловин, разделенных между собой рекой Вислой и ее притоками. Равнинный характер местности отличался совершенным однообразием. Но в этом была своя прелесть. Дорога на Сандомеж простиралась вдоль правого берега Вислы. От замка княгини Гелены Сандомеж отделяли несколько десятков километров. Прелесть однообразия пути скрашивалась часто встречающимися дубровами, а иногда дорога была зажата между берегом Вислы и стеной широколиственного леса, состоящего из дуба, граба, бука. По дороге встречались небольшие хутора. Здесь, в этом районе, проживало в основном славянское племя вислян. Их жилища представляли собой довольно вместительные прямоугольные избы с двускатной крышей, сложенные из горизонтально расположенных бревен, укрепленных между вертикальными столбами. В середине избы находился очаг. В пол был вкопан большой глиняной сосуд, предназначенный для хранения продуктов. В доме на полках и во дворе, под навесами, глиняная посуда, зернотерки, ткацкие станки, прясла от веретен, весла, луки, колеса. Во дворе, как правило, стояло 2-3 повозки. Много скотины -- коров, свиней, лошадей, коз. Основное занятие -- земледелие. Сеяли ячмень, горох, пшеницу, бобы, чечевицу. Все это заприметил и зафиксировал в своей памяти Моисей Угрин во время первой же трапезы на одном из таких хуторов. Население хуторов, по приказу Гелены, должно было кормить и снабжать всем необходимым Моисея и его спутников на всем протяжении их пути. Хуторяне встречали гостей очень радушно, приносили разную снедь в Стан-дом, где обычно останавливалась княгиня Гелена во время систематических объездов своих владений, где она вершила суд, собирала недоимки, разрешала различные спорные вопросы, возникающие между крестьянами.
       Население хуторов и деревень обязано было кормить и содержать княгиню и ее слуг. Ровно неделю неторопливого пути потребовалось, чтобы проехать 130 километровый участок пути, отделяющий Тынецкий замок от Сандомежа. Еще издалека увидели на отрогах высокого берега Вислы крепостные каменные стены города. Непосредственно перед въездом в Сандомеж располагался по всей окружности крепостных стен довольно большой посад, в котором жил торговый и ремесленный люд. Посад был окружен высоким (до 8-9 метров) земляным валом и несколькими деревянными засеками. Население посада искало своей защиты, в случае войны, за каменными стенами города. Сандомеж был одновременно центром религиозного культа, административным центром и укрепленным пунктом, где проживала местная знать и часть дружины князя Болеслава I, оставленная им для обороны города во время его похода на Русь. Во главе Сандомежа был назначенный еще князем Тынецким комес Ян Войцеховский, у которого были значительные полномочия. Он был и судьей и сборщиком дани и доверенным лицом княгини Гелены. Проживал комес в большом каменном особняке в самом центре Сандомежа рядом с ратушей и католическим костелом, строительство которого только завершилось.
       Будучи заранее предупрежденным о приезде гостей, комес радушно встретил прибывших. Моисея и Стаха Жолхновского он поселил в своем доме, выделив им самые лучшие комнаты. Остальную часть сопровождавших разместили в домах посадских жителей.
       На следующий день, желая угодить княгине Гелене и зная истинную цель нахождения Моисея Угрина в Сандомеже, комес устроил торжественный обед, выделив для этих целей самую большую комнату в своем особняке. На обеде, кроме гостей присутствовал комес Ян, его уже не молодая, но еще довольно красивая жена Ядвига и две их дочери -- Груша и Марися. Обе девушки были очень красивы, молоды и сразу же, с первого взгляда, обе влюбились в Моисея Угрина.
       Все время пока длился обед, они не сводили с него глаз, а после обеда донимали отца своими расспросами -- кто такой Моисей, откуда прибыл, где проживает и какой его статус в обществе. На это отец отвечал как-то бессвязно, рассеяно и дочери так толком ничего и не поняли с его рассказа, а только сильно его рассердили своим интересом к Угрину. Вечером Ян Войцеховский пригласил Моисея на доверительный роскошный ужин, который проходил в его кабинете. Подавали холодные рыбные и мясные блюда, вино. Во время откровенной беседы Ян, выполняя поручение княгини, попытался склонить Угрина к сближению со своей хозяйкой. Так он заявил: "Ты, Моисей, будешь нашим господином, если станешь любимым мужем княгини. Все что видишь здесь, в Сандомеже, будет твое. И то, что предстоит тебе увидеть, все города и села, по первому твоему знаку, также будут твоими. Но только смирись, будь благоразумным и внимай словам княгини, ибо велика ее сила и власть над нами, грешными". Подумав над ответом, Моисей произнес: "Ты, комес, напрасно трудишься. Все равно ты не сможешь прельстить меня тленными вещами этого мира -- ни богатством, ни славой. Ты никогда не сможешь украсть мое нетленное богатство -- мою веру, не трудись напрасно. Ты должен знать, что любовь к Богу противостоит похоти, ибо убеждает ум воздерживаться от наслаждений. От этой любви рождается сияние святого видения во всей его красоте и возвышенности". Далее преподобный продолжал: "Жизнь на Земле - это постоянное искушение, а любовь Господа и любовь к Господу - это и есть поддержка и опора нашей слабости и она помогает нам в самые трудные моменты нашей жизни. Бог все видит и все знает, и он не оставит рабов своих наедине со злодейкою-судьбой. Я же готовлюсь принять постриг, и моя душа и моя жизнь уже мне не принадлежат. Я поклялся, что до конца жизни своей буду служить верно и преданно нашему единому Богу - Иисусу Христу, и ничто и никто не сможет меня заставить нарушить эту клятву. Благодарю тебя за радушный прием и откровенную беседу". Такой ответ очень расстроил и рассердил Яна Войцеховского, который немедленно доложил княгине о содержании своей беседы с Моисеем.
       Отдохнув три дня, Моисей Угрин и его спутники двинулись в местечко Вислица. Теперь двигались по левому берегу Вислы. Прибыли в местечко в воскресный день. В Вислице, в самом центре, местные жители за свои средства построили небольшой костел. Только закончилась вечернее богослужение и все, вышедшие из костела жители, с интересом глазели на прибывших. Особенно много внимания уделяли девушки Моисею Угрину. Его красивая внешность и богатая одежда, лучезарный взгляд синих глаз заставил вздрогнуть не одно сердце местной красавицы. В Вислице избы располагались в виде овальной подковы, такой тип строений называется овальница. Население занималось исключительно сельским хозяйством и снабжало княжескую усадьбу необходимой сельскохозяйственной продукцией. Местечко было огорожено только земляным валом и тремя засеками. Все население Вислицы с прилегающими землями, садами, охотничьими угодьями, в которых водилось множество зверья и птиц -- лисица, волк, барсук, куница, белка, а в небе парили беркут, орел -- все это было в ведении княжеского подкомория Стефана Боруцького -- главного контролера над управлением всех княжеских земельных владений. Его большое имение "Вислица" находилось в трех километрах от местечка на берегу Вислы.
       Непосредственная власть в местечке была возложена Стефаном Боруцьким на управляющего Станислава Жолкевича, тридцатипятилетнего мужчину, очень верующего и хорошего семьянина. Отобедали в большой светлице управляющего, а когда они остались с глазу на глаз, Станислав очень внимательно, прежде чем увещевать его и склонять к связи с княгиней, выслушал Моисея. Истинная вера Моисея в Бога, его лучезарный взгляд и та решимость, с которой он говорил эти слова, произвели на верующего управляющего очень большое впечатление. Он упал на колени и начал целовать ему руки, твердя лишь одни и те же слова: "Ты, ангел в обличье человека. Ты святой!". Выслушав внимательно преподобного, несмотря на свою преданность княгине, он не сделал даже попытки как-то воздействовать на Моисея. Моисей же на прощание сказал ему следующее: "Когда упал ангел, упала и душа человеческая. Своим падением она показала, в какую бездну и темноту она падает и погрязает в своем грехопадении. Господь сказал -- да будет свет. Ибо неуспокоенные и страдающие души, которые лишены моего света, никогда его не увидят, кроме своей темноты. Иисус -- ты Бог наш, не только освещаешь нам путь и нашу темноту, но и одеваешь и напутствуешь нас своим светом. Мой Бог, отдай мне тебя, потому что я люблю тебя. Моя вера все еще слабая и недостаточная. Сделай ее сильной. Дай мне силы устоять перед искушением и избави меня от женщины грешной и безбожной. Я желаю, чтобы моя жизнь проходила только в твоих объятиях, Господи. И дай мне силы не отрываться от тебя, пока я не спрячусь от греховных наваждений в тайне лица твоего. Я ощущаю, что все богатства, которые не есть моим Богом или не от него -- это есть мои беды. И я с радостью, служа Господу, никогда не попаду в губительные сети разврата, чтобы меня потом бичевали калеными железными розгами страха, ненависти, гнева и зависти". Такими словами Моисей Угрин распрощался с управляющим Вислицы, который благоговейно смотрел вслед удаляющемуся Моисею Угрину и неистово крестился. Он уже тогда был твердо убежден, что увидел своими глазами лик святого, ниспосланный ему Богом.
       Двинулись в путь ранним утром, когда солнце не было еще и в помине. Впереди их ожидал город Краков -- бывшая столица вислянского княжества. Двигались быстро и почти без остановок. На одни сутки задержались в небольшом местечке Бытом для того, чтобы немножко передохнуть, попариться в лазне. Но, не доезжая до Кракова, сделали еще одну небольшую остановку в его окрестностях, в небольшом местечке Иголомя -- одном из крупнейших центров гончарного производства в Польше. Здесь Моисей и его спутники вдоволь налюбовались прекрасными образцами гончарного искусства. Моисею, видя каким заинтересованным взглядом он разглядывает искусные изделия иголомских мастеров, подарили расписные глиняные миску и кружку, которыми он затем с удовольствием пользовался во время дорожных трапез.
       На девятый день пути еще издалека увидели краковские каменные с барбаканами укрепления столицы Польши. Болеслав Храбрый в 999 году завершил процесс объединения польских земель в единое государство. Завершающим аккордом этого объединения было присоединение города Кракова и всей Краковской земли к территории Польши. В состав государства вошла одна из богатейших польских земель, которым было на то время княжество вислян с развитой городской торговлей и ремеслами. В руках Болеслава оказалась ключевая позиция на одном из наиболее оживленных торговых путей Европы: на пути из города Киева в город Прагу и далее на Запад. С присоединением бывшего княжества вислян Польша на большом протяжении пограничной линии оказалась соседкой Руси. Это привело к оживлению польско-русских отношений, торговых и культурных связей. Благодаря Киеву, в Польшу начала более интенсивно проникать Византийская культура, которая была в то время более высокой, чем культура Западной Европы.
       Расположенный на берегу реки Вислы Краков стал столицей Польского государства. Это обстоятельство имело большое значение, так как превратило Краков в начале XI века в один из красивейших городов Польши, известный большим количеством красивых зданий, рынков, виноградников и садов. Краков ничем не отличался от других городов Западной Европы и был крупнейшим торговым и ремесленным центром. Сразу же после присоединения Краков становится не только столицей, но и резиденцией князя Болеслава, которая располагалась в большом красивом каменном дворце в центре Кракова.
       Когда путники приблизились к Краковской крепостной браме -- въездным воротам в город, их долго стража не впускала в него. Но вот в створе ворот появился одетый в нарядные одежды Юзеф Криль, управляющий и доверенное лицо краковского каштеляна -- Константина Тарновского -- далекого родственника князя Тынецкого. В столице Польши ему подчинялась вся судебная и гражданская власть, а также военный гарнизон Кракова. Управлял этим уже достаточно большим городом Тарновский в тесном взаимодействии с Краковскими епископами, первыми из которых при Болеславе I были Иордан Прокул и Прохор. В руках у каштеляна была светская власть, у эпископов -- духовная, которая распространялась не только на жителей Кракова, но и на жителей всей Краковской земли.
       Константин Тарковский - каштелян Кракова, которого Болеслав Храбрый в 1025 году возвел в графское достоинство, был сорокапятилетний мужчина, с правильными, даже красивыми чертами лица. Его длинный ровный нос, а под ним залихватский черный ус, лихо закрученный как у польских кавалеристов-драгунов, его свирепый взгляд свидетельствовали о том, что он прошел суровый военный "вышкил". Белые, сверкающие зубы, пухлые губы и внимательный строгий взгляд его черных глаз, который пронизывал собеседника, как шпагой, давали все основания предполагать, что с этим человеком никакие шуточки допускать нельзя. И что одно из самых легких наказаний -- двадцать канчуков на центральной площади Кракова -- это лишь цветочки для того, кто ослушался каштеляна и пошел против его воли. Поэтому встреча Моисея Угрина с этим человеком ничего хорошего преподобному не предвещала. Так оно и случилось.
       Приняв Моисея в своей резиденции, в здании ратуши, где находилась его канцелярия, каштелян, не пригласив Моисея даже присесть, набросился на него с угрозами "надеть на кол", сгноить в темнице, сделать его калекой и изуродовать его, пока еще красивую внешность, страшными увечьями, если он не поддастся на уговоры княгини.
       Видно было, что княгиня, получив неутешительные вести с Сандомежа и Вислицы в отношении непокорности Моисея Угрина, решила все свои заботы возложить на жестокого и преданного ей каштеляна Кракова. Константин Тарновский видел, что Моисей Угрин не только не расположен вести с ним доверительные беседы, а наоборот, угрюмо молчит лишь повторяя: "Не боюсь никакого зла: ибо Господь со мною. Иже и присно и вовеки веков". Так твердил он одни и те же слова, оставаясь глухим к увещеваниям каштеляна, игнорируя его угрозы и бешеную ругань, и этим навлек на себя большие несчастья.
       Видя всю безрезультатность своих усилий, Тарновский вызвал слуг и приказал бросить Моисея Угрина в темницу, где в пыточной комнате, предназначенной для "допроса" разных татей, воров, разбойников и государственных преступников, подвергнуть его страшным пыткам.
       Молча и с достоинством перенес Моисей эти мучения. А покидая город Краков, будучи почти в полумертвом состоянии, когда телега уже выехала за город, послал в адрес каштеляна, Гелены и Болеслава страшные проклятия и произнес: "Бог отомстит за рабов своих". Так оно в дальнейшем и произошло. В Тынец приехали под вечер. Слуги на руках унесли измордованное тело преподобного Моисея в темницу, и, по приказу Гелены, заковали его в цепи.
      
      

    Глава седьмая. Заточение

      

    Без души наше тело презренно,

    А душа в одиночестве тайна ...

    Владимир Константинов- младший.

       Прошло более двух лет после того, как Гелена заточила преподобного Моисея Угрина в сырой каменный мешок - подвал Тынецкого замка. Находясь в подвале, Моисей осознал, что может служить Господу при условии, что будет смиренно переносить все выпавшие на его долю лишения - холод, голод, одиночество, угнетение тела. Он внутренне ощутил, что Богу всего милее его строгая печаль, сдержанность, самоуглубленность и даже насильственное затворничество. Он понял, что ему, для того чтобы стать богоугодным, нужно питаться простой пищей, быть молчаливым и не печалиться, а с радостью сознавать, что его тело, по указу Гелены, заточено в железные оковы, и что он долго будет жить в холодном и сыром подвале, ибо так угодно Богу.
       Находясь в заточении, преподобный ни одной минуты не провел в жалобах, бездействии, скуке или хандре. Облик его постоянно излучал скромность, скорбь, доброжелательность, целомудрие. Улыбка на его лице, если и появлялась, то была сдержанной, а глаза оставались задумчивы и серьезны. Когда же он приступал к молитве, в его глазах часто стояли слезы. Кроткий, молчаливый, тихий и смиренный, он относился ко всем людям - слугам, охране, а позднее и к своим единоверцам, одинаково, независимо от того, как они относились к нему. В своих молитвах он изливал свою душу Господу, просил укрепить его дух на предстоящем жизненном пути. Он был твердо убежден в том, что только сила духа поможет преодолеть ему все выпавшие на его долю испытания. Постепенно он начал понимать, что духовное совершенство в нем самом будет созидаться последовательно и постепенно, так как был твердо убежден в своей силе, способности к Богообщению. Поэтому он постоянно развивал в себе этот дар Богообщения, доведя его до высшей точки - обожению за счет познания самого себя. Он видел в этом даре высшее блаженство, хотя и был убежден, что ему еще предстоит долгая борьба со своими страстями по усвоению добродетелей. В основу же своего бесстрастия и добродетели он положил Веру, на которую, как на прочное основание, он возложил свое послушание, долготерпение, воздержание, а главное - мужество. В течение долгих лет заточения и Гелена, и ее слуги более всего удивлялись тому, с каким мужеством Моисей переносил выпавшие на его долю боль, страдания и душевные муки. Но главное, что удалось добиться преподобному за шесть лет, проведенных в каменном подвале, так это смирение. Это было именно то смирение, которое является главным духовным учением Христа, и без которого не совершается ни одно богоугодное дело. Он понимал, что без смирения он никогда не попадет в рай, а со смирением Бог не только простит все его прегрешения, но и возлюбит его. Поэтому цель его жизни свелась к тому, чтобы угодить Господу Богу и обрести для своей души вечное спасение. Долгое чтение молитвы, стоя на коленях, частые поклоны Господу, его восхваление и восхищение ним превратились для Моисея в тот ритуал, который он выполнял неукоснительно изо дня в день на протяжении всего своего заточения. И это удесятерило его силы, сделало его непобедимым во всех выпавших на его долю страданиях и искушениях.
       Молитва не только сделала его непобедимым, но и вселила в него уверенность в том, что повседневный тяжкий труд еще больше укрепит его веру и облагородит все его деяния. И он начал неистово трудиться. Под одной из стен подвала были насыпаны большие кучи зеленой и коричневой глины, песка и гранитных камней, оставшихся еще со времен строительства замка. Сидя на большом дубовом пне, принесенным ему княжеским слугой Яцеком, Моисей, при Господнем благословении, начал также неистово трудиться, как он неистово молился. Из глины, песка и камня он делал различные изделия, посуду, фигурки зверей, статуэтки, детские игрушки - свистки, дудки, сопелки, возки. Яцек и его друзья приносили преподобному много лозы - ветвей липы, ивы и других молодых лиственных деревьев, из лыка которых Моисей плел для крестьян и их детишек лапти, детские коляски, зыбки, шляпы, корзины, лукошки, различные сусеки. Все изделия преподобного пользовались огромным спросом у княжеских слуг и проживающих вокруг замка крестьян, их детей и иного бедного люда. Свои изделия Моисей дарил им абсолютно бескорыстно.
       Княгине Гелене, хотя и было известно об этом, но она предпочитала делать вид, что ей ничего неведомо о трудовом увлечении Моисея Угрина. По крайней мере, она ни с кем не заводила разговоров на эту тему. Только однажды, увидев в своем саду прекрасную корзину, полную только собранных яблок, она поинтересовалась у своего управляющего именем умельца, а получив ответ, промолчала, но лицо ее покраснело и исказилось в какой-то нервно-судорожной гримасе. На том все и закончилось. Особой популярностью и спросом у охотников пользовались сплетенные преподобным Моисеем мокроступы - широкие лапти для движения по болотистой местности.
       В начале своего заточения Моисей Угрин находился в полном мраке. Когда же у него наладились хорошие отношения с Яцеком, у Моисея в подвале появился свет. Принесенный Яцеком свиной топленый жир, два кремня и трут сослужили преподобному добрую службу. У него в каземате от сделанного им светильника стало светло, и можно было не только усердно молиться, но работать даже по ночам. Вечерняя молитва Моисея Угрина при свете светильника длилась иногда и заполночь. Затем наступал тревожный сон. Спал преподобный немного - часов 5-6 в сутки. В зимнее время Яцек, чтобы спасти преподобного от холода, принес ему два старых овчинных тулупа, а в зарешеченное железными решетками отверстия в подвале, через которые еле пробивался дневной свет, вставил деревянную раму, в которой роль стекол выполняли несколько хорошо выделанных бычьих пузырей. В особо холодные зимние дни Яцек на выходе из подвала раскладывал большой костер, вокруг которого усаживался он сам и его товарищи-единоверцы, чтобы послушать проповеди святого Угрина. Угрину было чем поделиться со своими слушателями. В ярких доходчивых и проникновенных проповедях преподобный Моисей рассказывал и о скорбном приходе на нашу грешную Землю Антихриста, что подтверждается, по его словам, тем, что человечество все более звереет, и все большую и большую силу приобретает над людьми власть денег, страсть наживы, похоть, уныние и другие человеческие скверны. Предрекая перед своими слушателями "конец света", он своим зычным и властным голосом изрекал, что человечество, захлебываясь в своих пороках, все больше и больше проваливается в бездну - гиенну огненную. Человечество попалось на уловки дьявола, и теперь все беды на Земле творятся вследствие всеразрушающего действия самого человечества.
       Благоухание святости преподобного сразу же услышали и ощутили сердцем люди, которые, посещая его проповеди, искали очищения в своих молитвах к Господу. Священным светом своих проповедей, который пробивался из подвала наружу, Моисей светил всем христианам. От этого светильника многие из них зажгли свой свет и разнесли этот свет по всей округе вокруг княжеского замка. Тысячи убогих, нищих, рабов, бедных крестьян теперь уповали на Господа Бога и на его верного слугу и избранника - преподобного Моисея Угрина. А несколько десятков из них, по инициативе Яцека, уже смогли лично пообщаться с Моисеем и получить от него благословение.
       Княжеский слуга Яцек, его друзья, родственники и знакомые были рады не только увидеть преподобного, но и просто услышать рассказы Яцека о Моисее Угрине, его стойкости, его истинной вере в Христа, строгом воздержании, простоте, незлобивости, дивном смирении и душевной чистоте. В народе ходили легенды о его власти над княгиней и над злыми духами, которые от нее исходят, и, как он покорил эту женщину, и как заставил ее подчиниться себе. Очевидцы рассказывали, что так велика была вера Моисея в Господа, что когда преподобный Моисей начинал неистово молиться, то во время его молитвы вокруг него таял снег, больные становились здоровыми, немощные обретали силу, неверующие - веру.
       Постепенно подвал, в котором был заточен преподобный Моисей, становился все более близок сердцам бедных людей - княжеских слуг, рабов, крестьянского люда, которым было известно о страданиях, как они теперь его называли, святого Моисея. Они верили в его силу, могущество и его близость к Богу. В их глазах это был тот человек, который за свои муки, заслужил святость и, который сможет и им, грешным, и грехи отпустить, и помолиться за них, чтобы Бог ниспослал им царствие небесное.
       Теперь, когда у него был светильник, преподобный мог совершать свои молитвы и ночью. Особенно, когда во сне его мучили кошмары, а призрачные видения были страшнее самой страшной яви. В самом начале заточения каждую ночь преподобному снились Предислава, княжеский замок, Десятинная церковь и ее убранство, Печерские холмы и златоверхий Киев. Но постепенно, под воздействием нечестивой полячки, этой "рудой шлендры", и особенно после свиданий с ней, он начал в своих молитвах просить Бога, чтобы он избавил его от поползновений этой ужасной женщины, а также от демонов и бесов, которые вместе с ней, а часто и в ее обличье, стали посещать его по ночам, раздирать его душу и делать его жизнь невыносимой.
       Преподобный Моисей, хотя и устоял перед чарами княгини Гелены, но испытания, перенесенные им в лазне и в комнате княгини были настолько для него непостижимы и ужасны, что оставили в его душе глубокий кровавый след. Надо всегда помнить, что преподобный до пленения был здоровый, работящий, уравновешенный тридцатилетний мужчина и смелый воин, и ему, несмотря на его обеты, клятвы и молитвы, было очень тяжело устоять под напором женских объятий и ласк, а также дьявольских ухищрений, которые Гелена предпринимала, чтобы сблизиться с преподобным. После личных свиданий с княгиней Геленой у него часто кружилась и болела голова, он стал плохо спать. Во сне ему грезились ведьмы в обличье княгини, которые хватали Моисея за руки и ноги, валили его на пол и мучили его тело, подвергая его различным испытаниям. Они то обвивали его шею своими хвостами, то садились на него верхом и погоняли его, то терзали его тайные члены, всячески глумясь над его мужским достоинством. После таких сновидений Моисей просыпался в холодном поту и, бывало, до самого утра молился и просил Бога, чтобы он избавил его от этих чудовищных снов-наваждений. Но однажды, приснился ему вещий сон, который он запомнил на всю свою жизнь.
       Как-то Моисей почувствовал легкое недомогание и после вечерней молитвы сразу же решил отойти ко сну. Лег на свой топчан, укрылся и крепко заснул. В полночь ему не то что приснилось, а просто привиделось, хотя и во сне, но как будто бы наяву, что его родной дед Фердинанд стоит на широкой столбовой дороге в длинном белом облачении, с распущенными седыми волосами в свете фосфорного сияния, неистово машет руками и настойчиво зовет его к себе. Моисей начал упираться обеими руками и ногами, чтобы не приблизиться к деду ни на один сантиметр, и просить его во весь голос: "Я не хочу к тебе. Дай мне, дед, еще пожить". Проснулся Моисей весь в холодном поту, неистово перекрестился. Образ деда исчез. А на следующий день, по приказу княгини Гелены, его подвергли пыткам, но он, по воле Господа, остался жив.
       Но бывали и прекрасные сны, которые он долго не мог забыть. Однажды, ему приснилась Предислава, сидящая в своем кресле в княжеской библиотеке, а он стоит на коленях и смотрит на нее своими сияющими глазами. Вначале Предислава читала библию, держа ее в левой руке. Затем она поднялась со своего места, подошла к Моисею и начала теребить его черные кудри своей нежной рукой. Моисею удалось взять княжну за руку и прижаться к ней губами. Предислава не одернула руку, даже не рассердилась на преподобного, а только очень ласково и задумчиво на него посмотрела. Моисей вздрогнул от этого грустного взгляда, проснулся и почувствовал в себе такой прилив сил, что готов был от счастья и любви к прекрасной княжне на любые подвиги, на любые испытания, лишь бы она одарила его еще раз таким взглядом. В отчаянии, он рванулся, вскочил на ноги, яростно зазвенели цепи, еще более впиваясь в его члены. А он, несчастный, обессилено падал на колени и неистово молился, вымаливая у Бога благословения для единственной девушки, образ которой оставил такой глубокий, такой возвышенный, такой одухотворенный след в его измученной, израненной душе.
      
      
      

    Глава восьмая. Свидание

    Ну а все-таки, спасибо Богу

    Ведь ты в жизни стала для меня

    Третьей, узкой, самой светлою дорогой,

    Где полжизни стоило бы дня.

    Владимир Константинов- младший.

      
      
       Моисей Угрин влюбился в Предиславу с того самого момента, когда он впервые увидел княжну на каменных ступенях Десятинной церкви в день своего возвращения в Киев после неудачного для преподобного и всей дружина князя Ярослава сражения на реке Ялте. Весь лик Предиславы, ее черные, как смоль, волосы, большие карие сияющие глаза, ее пергаментной белизны и бледности лицо, произвели на него такое огромное впечатление, что он вначале даже потерял дар речи и стоял, глядя на княжну, как громом пораженный. Постепенно он пришел в себя, рассказал княжне внятно и толково о злоключениях разгромленного Ярославового воинства. Все это время он не спускал с нее своих больших , влюбленных, сияющих синевой глаз.
       Хотя высокое положение княжеской дочери и обязывало ее к сдержанности, Предислава, тоже впервые увидев Моисея Угрина, почувствовала, как взволновала ее душу эта встреча на паперти Десятинной церкви. И она тоже уже не могла отвести своего взгляда от прекрасного, мужественного лица Моисея. Но такие чувства испытывала не только княжна. Все, кто ее сопровождал, также прониклись к Моисею великой симпатией. А сестра Предиславы - Софья - осмелилась даже высказать свое восхищение Моисеем вслух, заявив: "Этот прекрасный, израненный воин должен обязательно быть ближе к нам, чтобы мы могли его чаще видеть и слушать его интересные рассказы о мужестве дружинников князя Ярослава".
       До своего пленения преподобный Моисей виделся с Предиславой иногда даже несколько раз на день: во время богослужений в Десятинной церкви, в княжеской библиотеке, во время коротких дневных прогулок по княжескому саду, которые так любили Моисей и Предислава.
       Вначале Моисей пытался противиться и изгнать из сердца такое новое и такое приятное для него чувство. Но постепенно он понял, что так как он не может изгнать из своей души Христа, так не подвластно же ему изгнать и образ любимой девушки. Сознавая, что на их пути стоят непреодолимые препятствия, Моисей чувствовал, что с каждой новой встречей с Предиславой, его любовь к ней становится все более и более возвышенной и неземной. Он понимал, что может только тайно любить Предиславу и молиться за нее. Никаких шансов на то, чтобы она стала его законной женой перед Богом и людьми у него не было. Поэтому любовь к ней стала для него такой же светлой, возвышенной и недостижимой, как и его любовь к самому Господу Богу. И не было ни одной молитвы, чтобы благоговейно молясь Господу, он не упоминал и имя своей богообразной, боготворимой им возлюбленной. Это удесятеряло его силы, делало его счастливым в его каждодневных молитвах о возлюбленной богине, ради которой он готов был пожертвовать жизнью и своей кровью. Чем больше Моисей узнавал княжну, тем более проникался к ней светлой любовью и обожанием. Он никогда не видел ее весело смеющейся. Да и веселиться не было причин. Смерть любимых матери и отца, кровавая междоусобица между братьями - все это накладывало свой отпечаток на ее чувствительную, израненную горестями душу. Ее прекрасное лицо и большие задумчивые глаза всегда выражали скорбь, глубокую тоску и восходящую из сердечной глубины смиренную одухотворенность, которая проявлялась в ее повседневных молитвах и любви к Господу Богу и которая так завораживала преподобного Моисея. Часто в своих молитвах она упоминала и имя Моисея, но ограничивалась в своих просьбах к Господу ниспослать преподобному силы выжить в это неспокойное, кровавое время тяжких испытаний для всей земли Русской.
       При встречах с Предиславой преподобный Моисей зачастую просто не в состоянии был отвести своего восхищенного лучезарного взгляда от этого прекрасного девичьего лица и ее гибкой, как тростник, обворожительной фигуры. Девушка тоже была влюблена в Моисея и его мужественную красоту. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди каждый раз при встрече с преподобным. И когда она встречалась с ним и чувствовала, как сильно и учащенно билось ее сердце, ее лицо невольно покрывал густой румянец, как будто бы, восхищаясь преподобным, она ощущала какую-то вину за свое глубоко скрытое в душе чувство. Постепенно между ними возникала та, невидимая постороннему взгляду, нить, которая притягивала их великой магнетической силой друг к другу. Но чем чаще они виделись, чем дольше глядели друг другу молча в глаза, тем все явственнее у каждого из них возникало чувство безысходности и понимания того, что их симпатия или уже возникшая любовь друг к другу также нереальна и фантастична, как невозможно прикоснуться простому смертному к далеким звездам, сияющим в прозрачном ночном небе, и поэтому кажущимися такими близкими и такими бесконечно далекими.
       После захвата Киева Болеславом и Святополком, Предислава и Софья - сестры князя Ярослава Мудрого, оказались в плену у польского князя Болеслава Храброго в течение двух лет. Содержались они в одном из замков города Кракова на полном княжеском довольствии, но их свобода была ограничена. К ним была приставлена довольно внушительная охрана, и они не имели права покидать территорию замка, огороженную высоким каменным забором. Через два года за огромные деньги князь Ярослав выкупил своих сестер из польского плена. Перед возвращением в Киев Предислава попросила аудиенции у Болеслава Храброго и вымолила у него разрешение посетить в Тынецком замке преподобного Моисея.
       Последний раз преподобный Моисей видел Предиславу, уже находясь в Польше во дворе усадьбы княгини Гелены. Но он не имел возможности поговорить с княжной и даже проститься с ней перед ее отъездом в Краков, в резиденцию князя Болеслава, где ей предстояло ожидать окончательного решения польского князя относительно дальнейшей своей судьбы и судьбы младшей сестры Софьи. Дорогой, на пути от Киева до Тынца, Моисей и Предислава виделись всего один раз, так как карета сестер находилась вначале воинского обоза, а телега с пленным Моисеем в его конце.
       До обеих сестер доходили слухи о злоключениях преподобного Моисея Угрина, и Предислава решила увидеться с ним перед своим возвращением в Киев. Прослышав о посягательствах развратной шляхтянки в отношении Моисея, она настолько расстроилась, что проплакала два дня, никуда не выходя их своей комнаты, а затем твердо решила добиться разрешения Болеслава на свидание с преподобным. Получив такое разрешение, она вместе с сестрой Софьей немедленно двинулась в путь. Князь Болеслав дал указание Гелене не препятствовать встрече сестер с Моисеем. Получив такой "щелчок", Гелена настолько рассвирепела, что решила не выполнять княжеский приказ. Ее подозрения о том, что ей дорогу к сердцу преподобного перешла другая женщина, теперь нашли свое подтверждение. Но после длительных раздумий и уговоров ее советников, она все же решила исполнить княжескую волю и не препятствовать встрече Предиславы с Моисеем. Ее очень обрадовало известие о том, что Предислава покидает пределы Польши, и Гелена надеялась, что княжна больше никогда не встретится с преподобным. А для того, чтобы не искушать судьбу и не нарушить приказ Болеслава, на целую неделю уехала на охоту в район Карпатских Бескид.
       Княгиня Гелена, все еще надеясь на положительный исход своих взаимоотношений с преподобным Моисеем Угриным, разрешала ему не только работать, но допускала и иные поблажки. С ее молчаливого согласия управляющий Солтес и княжеский слуга Яцек разрешили Моисею украсить свой подвал и его стены изделиями из лозы. Подземелье перегородили лозовыми передвижными стенками, искусно и крепко сплетенными Моисеем, и у него получилась отдельная комната. В этой комнате стояло несколько плетеных кресел и табуреток, плетеный стол, а на нем стояло масса статуэток из глины и камня. Масляный светильник тоже был в красочной лозовой оправе.
       Как только Яцек узнал от управляющего о том, что к ним в замок едет княжна Предислава для встречи с преподобным Моисеем Угриным, он сразу сообщил об этом известии Моисею. Преподобный попросил у управляющего разрешения посетить лазню. Ему разрешили. В лазне княжеский парикмахер аккуратно подстриг волосы и бороду преподобного. Его облачили в чистую одежду, но цепи так и не сняли. Поэтому, когда управляющий и слуги увидели преподобного вымытого, подстриженного, в синем суконном кунтуше, но закованного в цепи, они от изумления не могли произнести ни одного слова, настолько яркой и впечатляющей была его фигура и весь его облик. Он был похож на христового апостола, пострадавшего за веру, на мученика, готового лучше умереть, чем отказаться от своих убеждений. Об этом выразительно говорили его бледное померанцевого цвета лицо, огромные синие глаза, черные с проседью кудри и красиво подстриженная, все еще отливающая синим блеском борода. А главное - выражение лица, в котором даже после одного своего взгляда на преподобного, каждый, кто его видел, был твердо убежден, что перед ним стоит святой мученик, который живет на этой земле по воле всемогущего Бога, чтобы своими муками спасти все человечество за его грехи от еще больших мук. Какое же впечатление должен был произвести своим видом преподобный на Предиславу, если даже окружающие его люди - слуги, охранники, рабы были до глубины души потрясены величием и всепобеждающей святостью облика Моисея Угрина. Это был посланник Бога на Земле, это был сам Иисус в обличье святого Моисея. И все это почувствовали и упали перед ним на колени, и стали неистово молиться, прося у Моисея прощения за грехи свои.
       Свидание преподобного Моисея Угрина с княжной Предиславой в подвале Тынецкого замка произошло в один из теплых сентябрьских дней 1021 года. В сопровождении княжеских слуг Предислава вышла из кареты и спустилась в подвал, где уже около двух лет находился в заточении преподобный Моисей Угрин. Когда Моисей увидел Предиславу, которая спустилась к нему в подвал вместе со своей служанкой Мартой и управляющим, он вначале не поверил своим глазам, хотя и был заранее предупрежден Яцеком о том, что ему разрешили свидание с княжной во время ее возвращения из плена в Киев. Солтес, на просьбу Предиславы оставить их одних, беспрекословно повиновался. Вместе с ним из подвала вышла и Марта. Преподобный остался с Предиславой с глазу на глаз. При виде преподобного во всей его красе и величии, но в железных кандалах и прикованного длинной толстой цепью к стене подвала, у княжны подкосились ноги, и она рухнула без сознания на дрожащие руки Моисея Угрина. Он подхватил уже падающее тело девушки, которое показалось ему легким как пушинка и, держа ее на руках, начал неистово молиться и благодарить Бога за эту, такую желанную для него встречу. И когда преподобный закончил свою неистовую молитву, девушка пришла в себя и, не сводя своих сияющих глаз с Моисея, улыбнулась ему своей прекрасной страдальческой улыбкой. Такой улыбкой, за которую Моисей, чтобы она еще раз повторилась, отдал бы тысячу своих жизней. Затем между ними произошло то, что и должно было произойти. Княжна обхватила голову Моисея своими руками и, обливаясь горячими слезами, начала неистово его целовать. Такого счастья, такого подарка судьбы Моисей не мог даже предположить. Поэтому, держа обнимающую его за шею девушку на руках, он упал на колени и начал выказывать Богу свою благодарность и свое смирение за ниспосланное ему счастье увидеть, хотя бы и в последний раз, ту девушку, которую он по-настоящему любил и которую постоянно превозносил в своих молитвах. Так прошло около часа. Но время быстро течет, и вот настало время расставания. При прощании Моисей бросился на колени и, звеня кандалами, взяв руки Предиславы в свои, начал их нежно целовать и благодарить Господа за ниспосланную ему, хотя и такую короткую, господню милость.
       Покидая Моисея, вся в слезах, Предислава поклялась перед висевшей на стене небольшой прекрасной иконой распятого Иисуса, сплетенной Моисеем, в том, что она сделает все, чтобы, после возвращения в Киев, добиться у князя Ярослава Мудрого, великого князя Киевского, выкупа преподобного Моисея Угрина из польского плена.
       После расставания с Предиславой, Моисей Угрин, стоя на коленях, трое суток молился, прося у Господа нашего Иисуса Христа божественной благодати для своей возлюбленной. Этот образ любимой им Предиславы и веру в Господа он пронесет через все свои кромешные муки и испытания, которые выпадут на его долю. Но ни на мгновение он им не изменит, не усомнится в правильности сделанного им выбора.
      
      

    Глава девятая. Черноризство

      

    Твой крест - свобода, гордость, наслажденье,

    Мой - груб и тяжек, словно у Христа.

    Владимир Константинов-младший.

      
      
       Начало XI века в Польше ознаменовалось резким обострением противоречий между богатыми -- князьями, графами, священниками, крупными землевладельцами и бедным людом -- закрепощенным крестьянством и рабами.
       Особенно велика была ненависть к тем представителям господствующего класса, которые своим поведением -- пьянством, жадностью, распущенностью, богохульством попирали все законы -- божеские и человеческие.
       На многие десятки километров распространялась как хорошая, так и дурная слава о том или ином князе, епископе, графе и об их отношении к бедному люду и рабам. Так, во время крестьянских восстаний, которые произошли в Польше в этот период, рабы и вольноотпущенники выступали как против князей, так и против духовенства, являющегося крупным земельным собственником.
       Некоторых из них -- "добрых", как достойных лучшей смерти, восставшие казнили мечом. Других, злых, как заслуживавших позорной смерти, побивали камнями.
       Слухи о княгине Гелене во всех прилежащих землях ходили самые разные. Но разность их делилась не на плохие и хорошие, а только на "дурные" и очень "дурные". Особенную ненависть у бедных "людье" начала вызывать княгиня Гелена после того, как от ее слуг и от окружающих соседей стало известно всем, как повелась княгиня с преподобным Моисеем Угриным, и сколько мук и страданий он принял от нее за свою неуступчивость. В глазах бедных "людье" Гелена была жестокой, развратной, достойной самой позорной смерти, "рудой шлендрой". Моисей же, в глазах таких же людей, уже был превращен в мифического героя-праведника, несущего свой мученический крест за "веру и правду".
       В это тяжелейшее для Моисея Угрина время появляется в его жизни иеромонах Иоанн, пришедший со Святой Горы Афон, чтобы спасти душу и укрепить его дух.
       Монашество в христианстве появилось на фоне значительного упадка религиозно-нравственной жизни верующих. Первые христианские монастыри появились в Египте в III-IV веках, как поселения отшельников. Монахи-отшельники -- это были люди, возвышавшиеся над общим уровнем христианского общества.
       В христианском учении, и в частности в Священном писании, есть разделение на "младенцев по вере и совершенными мужами". Этими совершенными мужами и были монахи. Это подтверждает тот факт, что монашество, как стремление к высшему пути служению Богу, родилось в самой Христианской Церкви. Аскетические стремления и известные формы их проявления, такие как девство, посты, бдения, имели место и в первые три века Христианской эры. Но о монашестве в собственном смысле, как сознательном удалении от мира в пустыню, в уединение, можно говорить только с IV века.
       Монах -- истинный христианин. Аскетизм состоит не в отдельных аскетических действиях, а в святости, в благочестивом настроении, направлении целой личности. Вместе с любовью к Богу, монах должен проявлять и любовь к ближним. Организатор восточного монашества византийский император Василий Великий в своих "Больших и малых монашеских правилах" желает видеть монастыри не в пустынях, а вблизи городов и сел; однако, он не вменяет монашеству в обязанность воздействовать на Церковь -- ни в религиозно-реформаторском, ни в социально-практическом смысле. Любовь к ближним у Василия относится только к монастырским собратьям. Монашество, по Василию, не должно означать унижение, умаление, лишение природы, а наоборот, возвращение к ней, не противоположность, а завершение "восполнения античной мудрости". Убегая от извращенной и отравленной культуры, монах находил в уединении чистую природу.
       Монастырская внутренняя жизнь, по Василию, должна слагаться таким образом: каждый желающий вступить в монастырь, должен избавиться от своего имущества и ничего с собою в монастырь не приносить. Принятию в монастырь предшествует строгое испытание кандидата. Беглые рабы не должны быть принимаемы; супруги принимаются только с добровольного согласия. Дети принимаются в монастырь на воспитание, а потом могут и оставаться в монастыре.
       Во главе монастыря стоит предстоятель, но это не иерархическое звание, каковое для предстоятеля не требовалось. Предстоятель располагает полной дисциплинарной властью. Жизнь монахов состоит в труде, особенно в земледельческом, и в молитве. Для каждого монаха предписывается, в течение суток, 6 обязательных часов молитвы -- утром, в 3-ий час, 6-ой и 9-ый, вечером и в полунощь. О пище лишь определено, что она должна быть умеренной и не должна служить чревоугодию. Вкушение вина было, безусловно, воспрещено.
       Предание относит монашество на Афоне к древним временам, к V-VI векам. Но если там что-нибудь и было в этом роде, то все уничтожили арабы, во время своих нашествий в 670 и 776гг. Вскоре после этого опустошения, Афон был отдан византийским императором Константином Погонатом для обитания монахам. Один из первых Иверский монастырь будто бы был построен грузинами вскоре после 780 г., во имя Иоанна Предтечи. Первым анахоретом Афона был св. Петр, будто бы проживший на Афоне 53 года (681-734 гг.), -- это был первый безмолвник. В 830 г. Афон снова подвергся арабскому опустошению. Вполне достоверные данные на Афоне начинаются с половины IX -го века.
       По своей сущности монашество -- это есть протест против какой бы то ни было связи, общения Церкви с миром и светской культурой. Этот протест иногда достигал своего апогея, когда борьбу против зарвавшихся епископов и священнослужителей возглавляли монахи, авторитет которых был очень велик среди верующего населения, основу которого составляла в основном крестьянская беднота. Постепенно монашество начало распространяться с Египта, в Палестину, Сирию, Армению, Южную Пафлагонию, достигает Византийской империи и в частности Афонского полуострова. Грамотой императора Византии Василия Македонского в 872 году весь Афонский полуостров передается во владения монахов.
       В начале XI века Афон сделался одним из видных монашеских пунктов, а монастырь Ватопед -- одним из первых монастырей. Святой монастырь Ватопед находится на холме над самым морем на северо-восточной стороне Афонского полуострова. Он был основан около 972-985 г.г., тремя богатыми и знатными людьми: Афанасием, Николаем и Антонием. Они прибыли сюда жить монашеской жизнью во времена св. Афанасия, основателя Великой Лавры на Афонской горе. Ватопед занимал среди святогорских монастырей 2-е место.
       В величественной хронологии Ватопеда есть трудные времена насилия и мародерства каталонских пиратов и турок. Однако эти бедствия в конечном итоге не помешали дальнейшему процветанию монастыря. Напротив, монастыри: Халкей, Вериот, Иеропатор, Калец, св. Дмитрия, Ксистр, Триполит и Трохал вошли в число его владений. Византийские императоры не были чрезмерно великодушны по отношению к обители.
       Главный собор монастыря освящен во имя Благовещения Пресвятой Богородицы и был построен в X столетии. Ватопед имеет 12 храмов внутри и 19 -- вне территории, пять из которых пристроены к собору. Колокольня монастыря считается самой древней на Святой Горе.
       В истории Ватопеда часто чередовались Уставы монашеского жития: общежитийный (киновия) сменялся своекоштным (при котором каждый из монахов жил на самообеспечении).
       Среди сокровищ монастыря наиболее известен пояс Пресвятой Богородицы. Монастырь хранит много одеяний и священных сосудов, необыкновенных по красоте и изяществу отделки, а также множество чудотворных икон Пресвятой Богородицы, таких как: Всецарица, Елеоточивая, Ктиторская и Закланная, являющихся украшением монастыря.
       Библиотека содержит приблизительно 2000 рукописей, 25 свитков, значительное количество документов и печатных книг -- более 35 000.
       В подчинении монастыря -- 24 кельи, скиты св. Димитрия и св. Андрея Первозванного около Кареи.
       В начале XI века Афонские подвижники отправили посольство к Византийскому императору Константину Мономаху с просьбой прийти им на помощь и отразить постоянные набеги арабов на афонских монахов-подвижников.
       Император отправил на помощь Афону новый монастырский устав. Обосновавшись в Ватопедском монастыре, он подчинил его деятельность новому уставу. В этом уставе предусматривалось, в частности, распространение идей монашества по всей территории, где господствовала христианская церковь. В этих целях иеромонахи-миссионеры направлялись Афонскими иерархами в самые отдаленные точки христианского мира. Там они занимались вербовкой верующих и склонению их к принятию монашеского сана.
       Так, по направлению настоятеля Афонского монастыря Ватопед Косьмы Цинцулака в германские и польские земли был направлен иеромонах Иоанн, которому предписывалось всеми доступными методами склонить как можно больше христиан к пострижению в монахи. Как только иеромонах Иоанн прибыл в Краков, он сразу же приступил к выполнению своих обязанностей. До Иоанна дошли слухи о той трагедии, которая разыгрывается между хозяйкой Тынецкого замка княгиней Геленой и преподобным Моисеем Угриным. Он решил встретиться с Моисеем и склонить его к пострижению в монахи, если будет на то воля Господа Бога и желание преподобного. Вначале Иоанн постриг в монахи княжеского слугу Яцека и двух его братьев. Яцек, в свою очередь, рассказал ему о муках и подвижничестве преподобного Моисея, и Иоанн попросил его провести его в княжеский подвал, где в заточении томился преподобный.
       Встреча преподобного Моисея и Иоанна произошла через четыре года после возвращения Угрина из поездки по владениям княгини Гелены.
       В одну из ночей, темных и ненастных, к Моисею в сопровождении Яцека спустился иеромонах Иоанн. Яцек давно присматривался к Моисею, рискуя своей жизнью, кормил и поил его. Во время длительных ночных бесед с Моисеем, когда преподобный открывал ему свою душу, Яцек проникся такой любовью и преданностью к Моисею, что решил пожертвовать даже своей жизнью, во имя спасения такого святого мученика. Он предлагал устроить Моисею побег, но преподобный отказался это делать, заявив, что надеется только на помощь и милость Господа.
       В подвале зажгли семь больших свечей, принесенных Яцеком. Все делалось в строжайшей тайне. Иоанн приступил к исполнению священного действа -- пострижению. Он еще раз очень пристально оглядел Моисея Угрина и внимательно его выслушал.
       Преподобный Моисей и иеромонах Иоанн вместе совершили молитву Господу. Ангелоподобный старец и преподобный Моисей самозабвенно помолились и попросили у Господа вездесущего благословения и помощи. Затем, Моисей поклонился старцу, который его благословил и попросил рассказать, что так мучает Моисея. И Моисей поведал ему всю историю своей жизни, начиная с того времени, когда он начал пробовать вести уединенный образ жизни в выкопанной им пещерке на Киевских холмах и до своего пленения и тех мучений, которые ему пришлось перенести от своей госпожи княгини Гелены Тынецкой. Иоанна поразила подвижницкая жизнь Моисея, и, полагаясь на свой духовный опыт, он сделал вывод, что Моисей уже готов к тому, чтобы принять монашеский сан и возвыситься над общим уровнем христианской морали.
       Иоанн торжественно совершил постриг, облек Моисея Угрина в святой ангельский иноческий сан, переодел его в рубище. При этом он много поучал его о чистоте, чтобы не уступать врагу, и не убояться той скверной женщины, которая его преследует.
       На следующий день и черноризец Иоанн и княжеский слуга Яцек бесследно исчезли. Их, по приказу княгини, всюду искали, но не нашли. А в народе еще долго ходили легенды как об иеромонахе прорицателе Иоанне, так и о его преданном слуге Яцеке. В проповедях, отдельные, самые смелые священники, еще многие годы восхваляли подвижничество преподобного Моисея и его искреннюю любовь к Господу. Гелена, увидев Моисея в монашеском рубище, и отчаявшись разыскать иеромонаха и своего слугу - предателя Яцека, всю свою злобу выместила на Моисее. Получив очередной отказ в своих домогательствах, она велела бить Моисея железом и нанесла преподобному иноку такие тяжелые раны, что земля пропиталась кровью. Палачи, подвергая Моисея страшным мукам, говорили ему: "Покорись госпоже своей, исполни волю ее. Если же ты ослушаешься, то мы раздробим твое тело по частям. Не думай избежать этих мук, после которых с горестью предашь ты свою душу. Помилуй самого себя, брось это монашеское рубище, оденься в многоценные боярские одежды и ты освободишься от ожидающих тебя мук". Преподобный Моисей Угрин ответил им следующее: "Я никак не могу отречься от монашества и любви Божьей. Никакое томление -- ни огонь, ни меч, ни раны не смогут отрешить меня от Бога и от этого великого ангельского образа. Этой же бесстыдной и помраченной женщине, показавшей явно свою греховность, оскорбившей не только страх божий, но и стыд человеческий, принуждающей меня к осквернению и прелюбодеянию, я никогда и никак не покорюсь и не исполню ее окаянной воли".
       Когда палачи сообщили Гелене, как вел себя преподобный Моисей во время мучений, и что он ответил им после окончания мук, княгиня совсем потеряла рассудок и замыслила погубить преподобного, подвергнув его таким телесным и душевным испытаниям, которые не смог бы вынести, по ее мнению, ни один из смертных.
       Когда Болеславу стало известно о том, что Моисей Угрин принял пострижение, польский князь страшно разгневался. Желая угодить Гелене "ради величия ее рода и своего расположения к ней", он "воздвиг великое гонение" по всем своим владениям на черноризцев и изгнал их из своей области. Бог же вскоре отомстил за рабов своих.
      
      

    Глава десятая. На берегу Вислы

      

    И некому поднять Креста,

    И не страшатся люди Бога.

    Владимир Константинов-младший.

      
      
       Княгиня Гелена проснулась очень поздно. А, проснувшись, еще час или два лежала в своей роскошной постели в какой-то задумчивой прострации, уставившись в потолок казалось бы ничего не видящим, безразличным, немигающим взглядом. Но это было только на первый взгляд и для того, кто плохо знал княгиню Тынецкую. На самом же деле она уже приняла роковое решение. Или он будет мой, или я погублю его, и он умрет в страшных муках. Так она решила, и ей сразу стало легче. Вызвав к себе дворецкого в спальню, она приказала закованному в кандалы преподобному Моисею Угрину не давать ни еды, ни воды до тех пор, пока он не смирит свою гордыню. По мере того, как княгиня давала свои распоряжения, она приходила все больше и больше в неистовую ярость. Последние слова она уже не произносила, а выкрикивала в каком-то исступлении. Вид ее был настолько устрашающим, а возгласы и ругательства настолько были непривычными для женских уст, что повергли в страх и изумление самого управителя, который еще никогда не видел свою хозяйку такой разъяренной и брутальной. Солтес мигом бросился выполнять приказ Гелены.
       И может быть так и закончилась бы жизнь преподобного в этих холодных стенах от голода и жажды, если бы среди слуг княгини вновь не нашелся такой, который бы не проникся к Моисею сочувствием и симпатией. Эти ужасные условия существования не сломили волю преподобного Моисея. Он беспрерывно молился, уповая на милость Господа, который "дает пищу всякой плоти, давший пищу некогда и Илье в пустыне и Павлу Нивейскому и многим другим рабам, уповающих на него, не оставит он и меня без своей милости".
       Такими словами он обычно заканчивал свою молитву, стараясь отвергать даже сами мысли о пище.
       И Господь, наконец, смилостивился, ниспослав ему одного из слуг Гелены, Стася -- двадцатилетнего парня, который спас Моисея от жажды и голодной смерти. Стась был глубоко верующим и, видя, как неистово молится Моисей Угрин, рискуя своей жизнью, один раз на день тайно приносил ему немного воды и краюху черного хлеба. Этим он спас Моисея Угрина от неминуемой смерти. Так прошло еще некоторое время.
       Наконец, Гелена не выдержала испытания и надумала еще раз попытаться добиться своего. Лето в этот год было жарким, и Гелена решила искупаться в водах Вислы. На берегу этой реки было огороженное деревянным забором место для купания Гелены, высокородных гостей и родственников. На эту территорию не ступала нога ни одного смерда, ни одного холопа, кроме слуг, которые выполняли малейшее желание княгини и приглашенных нею знатных купальщиков.
       Берег реки был прекрасно обустроен для купаний. Дубовые лежаки, стояли прямо у самой воды и под навесами для укрытия от жарких солнечных лучей. Деревянный домик стоял как бы в стороне. В нем хранились белые, накрахмаленные до хруста простыни, дубовые кадки с холодной родниковой водой, отварами различных лекарственных трав и квасом. В одной из комнат домика была столовая, где можно было на скорую руку утолить голод и жажду. Хмельные меды, заморские вина и всякие закуски, хранящиеся в шкафах, удовлетворили бы самые изысканные вкусы гостей.
       Было двенадцать часов дня. Солнце только - только начинало достигать своего температурного апогея. Княгиня Гелена в этот день хорошо выспалась. Закончив свой изысканный туалет, позавтракала и капризно заявила своим служанкам, что сегодня она намерена искупаться в реке. Чеся и Кшыся мигом ринулись выполнять указания хозяйки. Лежаки на берегу Вислы и под навесом застелили белыми простынями, около лежаков расстелили берестовые коврики. Приготовили дорогие заморские полотенца. Под навесом поставили кадки с напитками. Настроение у Гелены было хорошее. Накинув халат из дорогого шелка, она направилась к месту купания. Веселая улыбка и слегка прищуренные глаза говорили о том, что она что-то задумала. Но ее хорошее настроение объяснялось не только тем, что был солнечный день, и она хорошо отдохнула. Нет, она с замиранием сердца думала о том, как она сегодня, на берегу реки, встретится со своим кумиром, красавцем Моисеем Угриным. Это ее очень заводило, а предчувствие ожесточенной борьбы делало ее движения нервными и импульсивными.
       Она приблизилась к одному из приготовленных для нее лежаков, сбросила халат и совершенно нагая подставила свое прекрасное молодое тело под палящие солнечные лучи. Так она пролежала около получаса.
       Затем окликнула своего управляющего Солтеса Зифрида и приказала привести к ней Моисея Угрина. Когда Моисей приблизился к ней, она приказала снять с него кандалы и сев на лежаке, жестом руки усадила его рядом с собой.
       Моисей молча приблизился к княгине и сел рядом с ней на лежак. Его вид был изможденным, одежда грязная и изорванная, но взгляд был спокоен, а он сам излучал какую-то уверенную силу.
       Когда Гелена увидела Моисея во всей его неприглядности, она приказала его раздеть и пригласила вместе с ней искупаться в водах Вислы.
       Моисей не сопротивлялся и молча выполнил все ее приказания. Стоя по пояс в воде друг против друга, Моисей и княгиня вначале обменялись пристальным взглядом. Затем Гелена заговорила своим надтреснутым с хрипотцой голосом. Видно было, что она нервничает. Немножко справившись со своими чувствами, она сказала: "Я хочу, Моисей, чтобы ты знал, что как только я увидела тебя, сразу же полюбила. Но ты не ответил мне взаимностью. Вот мы стоим, друг перед другом обнаженные, и я не могу понять, что тебя останавливает. Я молода, красива, богата и я люблю тебя -- что тебе еще надо?"
       Затем она очень резко встряхнула головой и ее волосы, прекрасные, цвета сверкающей отполированной меди, рассыпались по ее белоснежным плечам и соблазнительно колышущимся перстам, со вздувшимися от возбуждения сосками.
       Моисей Угрин стоял по пояс в воде как вкопанный и неистово молился, умоляя Господа спасти его душу и тело от страшной, притягательной силы этой женщины. Гелена в свою очередь также не сводила глаз с сияющих небесным лучезарным блеском огромных синих глаз преподобного Моисея. Душа Гелены была черной, а тело состояло только из кроваво-красных и белых красок. Губы, соски груди и кружочки вокруг них были кроваво-красные, а тело -- лебяжьей белизны.
       Этот контраст больше всего смущал Моисея и доводил до исступления, и ему требовалась вся сила его веры в Господа, чтобы устоять перед ее женскими прелестями. Наконец Гелена не выдержала холодного молчания Моисея и бросилась всем своим телом к Моисею. Он не успел опомниться, как она, обхватив его голову своими маленькими белыми ручками и прижавшись к нему всем телом, начала неистово целовать его лицо. Она не просто прижалась к нему, а втиснулась в него так, что их соединенные тела стали как бы единым целым. Преподобный Моисей почувствовал, что теряет контроль над собой. Его члены напряглись, и он начал дрожать от возбуждения как осиновый лист. Гелена тоже почувствовала его трепетное состояние, и еще крепче прижавшись к нему начала, захлебываясь от страсти, шептать ему на ухо такие слова: "Уже много времени я созерцаю твое лицо и тебя самого. Я люблю тебя как безумная и одержимая. Я пылаю к тебе неистовой страстью. И чем больше ты меня отвергаешь, тем больше становится моя любовь к тебе".
       Эти слова, вместо того чтобы получить отклик в душе преподобного, наоборот, привели его в чувство. Он пришел в себя, успокоился и вновь обрел прежнюю уверенность. Это была ошибка Гелены.
       Вместо того, чтобы продолжать своими телесными чарами заводить Моисея до безрассудного состояния, а он уже готов был сжать ее в своих железных объятиях, она своими словами наоборот, только отвратила его от губительных действий, на которые он уже был готов решиться.
       А Гелена, видя такое состояние Моисея, продолжала: "Я напрасно пыталась изгнать твой образ из своей жизни и предать забвению сжигающую меня страсть. Я пыталась изгнать эту страсть в оргиях, вине и связях с другими мужчинами. Но ночью, разделяя ложе с ними, даже в минуты блаженства, передо мной безотрывно вставал твой образ, и мне все время казалось, что это ты сжимаешь меня в своих объятиях".
       Видя, что Моисей остался непроницаемым, она разразилась проклятиями: "Будь, проклята твоя вера, и твой Бог, если они мешают тебе любить меня и наслаждаться с тобой вожделенной близостью".
       Ее страшные слова еще больше отрезвили Моисея и сделали его непреклонным. Он сказал Гелене:
       "Я вижу, что ты сама, безумная, стремишься к гибели, и меня готова погубить. Но это не спасет тебя от мук, которые ты будешь испытывать в аду, когда попадешь туда за свои непристойные деяния".
       Услыхав его слова, Гелена несколько отстранилась от него и начала бешено хлестать Моисея по лицу своими руками, царапать железными ногтями его шею, плечи, рвать его волосы. Конечно же, поцелуи Гелены, ее прекрасное обнаженное тело, во время пребывания с ней на берегу Вислы, не один раз парализовывали, хотя и на мгновение, его веру и волю. Казалось еще секунда, и он не выдержит этого страшного напряжения и ответит страстью на страсть. Его члены то сводила судорога, и они наливались силой и кровью, то они становились вялыми и безжизненными. Но вера была сильнее всех его чувств, и поняв это, он внутренне восторжествовал и сказал ей:
       "Скажи мне, госпожа, как же я буду свободен, когда сделаюсь рабом жены. Женщин я не познал от рождения моего. И знай, что я никогда не исполню твоей воли. Я не хочу ни власти, ни богатства. Для меня всего дороже душевная и телесная чистота. Не хочу я погубить многих лет труда, которые Господь даровал мне терпеть в этих узах, будучи неповинным, такие муки, за которые я буду избавлен от вечных мук".
       Видя, что он непреклонен и непроницаем, и что его тело безжизненно и безразлично к ее ласкам, она резко от него отстранилась. Ее лицо исказилось от терзавших ее не сбывшихся желаний, и она приказала слугам увести Моисея. Вскоре княгиня Гелена срочно уехала в Краков по вызову князя Болеслава и находилась там несколько месяцев. Ее отсутствие в замке как-то успокоило Моисея и вдохнуло в него свежие силы. Он воспрянул духом и начал еще более неистово молиться и просить у Бога сил, чтобы вынести все выпавшие на его долю страдания и избавиться от посягательств этой безумной женщины.
      
      

    Глава одиннадцатая. Охота

    Кому-то нужно это все

    Без правил и ограниченья.

    Поставлено на карту все

    И нет предела озлобленью.

    Владимир Константинов - младший.

       Осень 1023 г. оказалась щедрой на урожай фруктов. Запахи, исходящие от веток фруктовых деревьев, которые прогибались от массы яблок, слив и груш дурманили голову.
       Всех обитателей княжеского замка, и господ, и слуг переполняло желание посетить великолепный фруктовый сад княгини Гелены, деревья которого расположились стройными рядами в самом конце княжеской усадьбы. Фруктов было так много, что не было куда девать и все обитатели замка в течении целого дня поглощали их в невиданных количествах. Эти прекрасные сочные плоды заменяли многим и завтрак и обед и ужин. Погода была сухая и жаркая. Стояли чудные дни ранней осени. Солнечные лучи, не такие жаркие, как летом, освещали все вокруг бархатным, таким притягательным светом. Но в одну из сентябрьских ночей весь этот покой и благодать были нарушены, как по мановению волшебной палочки. Моисей Угрин проснулся от яростного лая собак, которые. пытаясь перелаять друг друга, полностью заглушали все иные звуки. Недалеко от замка находились два вместительных помещения, в которых располагалась княжеская псарня. Княгиня Гелена страстно любила охоту. Ее псарня насчитывала пять десятков лаек, самых универсальных и древних собак. Это были собаки средних размеров тела, с густым и высоким волосяным покровом, острой мордой, стоячими ушами и хвостом, закрученным в виде бублика. С этими собаками княгиня Гелена охотилась как на водоплавающих, так и на диких животных. Но на псарне была среди этих собак пятерка таких, которые были хорошо натасканы охотиться только на медведя и поэтому назывались медвежатницы. Эту пятерку псари, по указке обкладчика Франтишека -- опытного княжеского распорядителя, подготовили к предстоящей охоте на медведя.
       Неделю назад из одного из самых отдаленных княжеских фольварков, расположенного в излучине реки Вислы и ее притока реки Сан, приехал слуга с сообщением, что в их округе появился медведь, который безнаказанно наносит огромный вред домашнему скоту. Попытка местных жителей убить вредителя закончилась гибелью одного из охотников, а медведь остался цел и невредим. Доложили княгине о происшедшем, и Гелена приказала немедленно готовиться к поездке в тот район, где произошли эти события.
       Дорога предстояла довольно длинная, надо было преодолеть более 150 километров. Поэтому в путь княгиня Гелена решила двинуться пораньше. Слуги еще затемно начали подготовку к поездке. Этим и была вызвана та суматоха, которая разбудила преподобного Моисея в то ранее сентябрьское утро. Он понял, что что-то стряслось и не очень удивился, когда в подвал спустились два княжеских гайдука - Станислав и Богуслан - и, схватив закованного в цепях Моисея под руки, бросили на один из возов, приготовленных в дальнюю дорогу. И Станислав, и Богуслан уселись в этот же воз рядом с Моисеем и вся эта кавалькада во главе с княгиней Геленой немедленно двинулись в путь.
       Извилистая дорога тянулась мимо высокоствольных боров, грабово-дубовых лесов, рощ и густых зарослей ольшаника. Примерно через двое суток пути все чаще и чаще начали попадаться буреломы и дремучие пади, которые вызывали у мимо проезжающих людей суеверный ужас.
       В путь они поднимались еще затемно, зато на ночлег останавливались пораньше. Словом, вся поездка вместе с постоями, обедами и отдыхом заняла более двух недель. Стоянка княгини тщательно охранялась добрым десятком гайдуков и пол сотней псарей, которых она взяла с собой для предстоящей охоты.
       Преподобный Моисей сидел закованный в цепи на подводе, в самом конце этого красочного каравана, растянувшегося почти на пол километра.
       Повара, постельничьи, псари, массажистки, шуты и скоморохи княгини -- все это двигалось, веселилось, громко разговаривало и никому не было никакого дела до преподобного Моисея.
       Наконец показался фольварк -- большой деревянный дом управляющего Костки Здолбышека и несколько десятков небольших деревянных домиков крепостных крестьян, расположившихся подковой вокруг дома управляющего.
       Встречали княгиню под вечер всем фольварком, с хлебом, солью, музыкантами и праздничным убранством. Все были разодеты, на лицах сияли веселые, хотя и немного наигранные, улыбки. Было много детей. Княгиня сразу же, после торжественной встречи, посетила приусадебную баню, только недавно построенную управляющим. После короткого банного отдыха в самой большой комнате своего дома Костка организовал торжественный обед в честь приезда княгини. На следующий день Гелена заявила, что она хотела бы осмотреть свои охотничьи угодья, которыми вознаградил Болеслав Храбрый ее мужа за храбрость и верную службу перед самой его гибелью.
       Охотничьи угодья княгини простирались на большие территории и состояли из земельных, лесных и водопокрытых площадей, в которых водилось много рыбы, диких зверей и птиц. Во главе всего этого огромного охотничьего хозяйства стоял ее верный слуга, оруженосец ее мужа старший егерь Роман Здрайца. За несколько лет, в течение которых он заведовал этим хозяйством, Роман построил большой охотничий домик -- сруб, а также несколько построек для хранения различного инвентаря -- лодок, снастей, около полусотни добротных дубовых рогатин и железных колов для охоты на диких зверей и много других необходимых для охоты вещей. Здесь же находились и две псарни с пристройкой для загонщиков. В обязанности Здрайцы входило хорошо знать местность, на которой простирались охотничьи угодья княгини, наблюдать за зверями и птицами, обитающими на этой территории и охранять ее от многочисленных браконьеров, как из числа местных крепостных крестьян так и от залетных охотников - любителей поживиться свежатиной. Для этого в подчинении Романа было около десятка хорошо вооруженных слуг и егерей. На него также возлагалась ответственность за соблюдением правил и сроков охоты. Ведь не секрет, что вся мясная и рыбная продукция, которая поступала на княжескую кухню -- это все были дары лесов, рек и озер. Например, захотелось княгине Гелене перед отъездом мяса пернатой дичи, запеченной в высокопластичной глине, повара тут же стремглав бросились выполнять ее пожелания. Здрайца привез несколько тушек тетеревов. Их быстро выпотрошили, не ощипывая, отрезали шею и крылья, хорошенько промыли и посолили. Внутрь тушек положили немножко жира и нарезанных яблок. Затем тушки обмазали слоем глины около 1-2 см., которую забили под перья. В хорошо раскаленную печь внутрь золы поместили приготовленные "глиняные" куклы, а сверху поддерживали огонь небольшого костра. По истечению двух часов "куклы" вытащили из печи, разбили, освободили от перьев, впекшихся в глину, и отставших от мяса. Мясо, приготовленное таким образом, разрезали на куски, и оно готово к употреблению. Получился очень вкусный деликатес. Это было любимое блюдо княгини Гелены. Теперь, надеясь на удачную охоту на медведя, она уже предвкушала испробовать маринованной медвежатины, изжаренной на костре.
       На следующий день выехали на охоту. Всю дорогу, пока не добрались до домика лесника, который располагался в 20 км от места, где река Сан впадает в Вислу, лицо Гелены было мрачное и какое-то загадочное. На ней ладно сидел новенький охотничий костюм, а у седла висел короткий обоюдоострый нож. За спиной - колчан со стрелами, а туго натянутая тетива висящего за спиной лука врезалась в грудь. Лесничий - огромный детина по имени Михал - знал свою хозяйку с тех пор, когда она была еще совсем маленькой девочкой. Михалу было уже за пятьдесят, но он не утратил еще сил, которыми так щедро наградила его природа. После полученных четких и ясных указаний, что и как делать, Михал приступил к осуществлению замысла княгини. А он заключался в следующем. Охота на медведя должна была начаться сразу же, как только будут приготовлены ямы вокруг медвежьего лежбища, которое было известно Михалу. Медведь, его повадки и его кровавые похождения хорошо были знакомы старому охотнику, но он ждал указаний своей госпожи и сразу же приступил к организации охоты на этого страшного зверя. По довольно большому периметру было вырыто и замаскировано более 20 медвежьих ям - ловушек, куда, по замыслу Михала, должен был попасть бурый разбойник. При этом Михал помнил слова княгини: "Медведь должен быть живым и невредимым".
       С этой целью натянули внутри ям по несколько ременных вожжей и канатов таким способом, что связать и обездвижить медведя не составляло никакого труда. Когда все было закончено, началась охота. Всем была известна огромная масса этого разбойника, его подвижность и ловкость. Ходил этот бурый иноходец по лесу осторожно и почти бесшумно. Известно также было то, что жертвами этого медведя стало уже десяток людей и более двадцати крупных животных. Питался зверь только мясом, которое добывал разбойничьим путем. Днем он скрывался в самых глухих чащобах. Зато ночь была его стихией. Как только наступали сумерки, он выходил на "тропу войны" и разрывал всякого, кто попадался ему на пути. Зная, что медведь очень тихий и осторожный зверь и опасается людей, не любит ни шума, ни криков, охотники подняли такой яростный крик и гам своими лужеными глотками, трещотками и барабанами, что могли бы смутить и напугать любого, кто это все слышал. Пока охотники были далеко, никаких признаков медведя никто не видел. Но по мере приближения к лежбищу вначале все услыхали устрашающий рев, а затем из него выскочил и сам медведь. Страшно перепуганный он переваливался с лапы на лапу, громко рыча и мотая головой. Когда же он увидел, что все его запугивания на охотников не действуют, а они наоборот подходят все ближе, он со всей прытью, какая только в нем была, ринулся вниз по склону, где, по его мнению, был свободный путь. Но он ошибался, путь-то был свободен, но на этом пути была глубокая яма, в которую он с разгона и угодил. Его быстро, пока он не пришел в себя, связали, вытащили из ямы и поместили в специально приготовленную для него железную клетку. Увидев, что дело сделано, Гелена не произнесла, а прорычала такие слова: "Без моего приказа медведя не кормить и не давать ему воды". Сама же уехала к своей подруге-ворожбитке, проживающей в дубовом бору в большом каменном доме. Слава об этой женщине, хозяйке дома, разнеслась вокруг по долам и весям. Эвазья, так звали эту молодку, была известная на всю округу колдунья. Как твердила молва, она снимала порчу, заговаривала раны, вправляла вывихи, как на руках, так и на ногах, обладала властью над людьми и умела еще многое-многое другое. Цель этой поездки Гелены к колдунье была одна: "При помощи заговора и колдовских чар заставить Моисея Угрина не отвергать ее любовь, а полюбить ее". Эвазья внимательно выслушала свою знатную подругу и приказала сделать следующее: "Привезти Моисея Угрина в ее дом, чтобы он пожил здесь несколько дней". Тем временем слуги Гелены, по указке колдуньи, вырыли довольно большую яму, обложили ее камнем, заполнили родниковой водой и поместили в нее обнаженных Моисея Угрина и княгиню. Все это было проделано в гробовой тишине. Стоя выше пояса в довольно холодной воде, Моисей и Гелена вдруг начали ощущать, что после того, как Эвазья начала свои заклинания, вода начала становиться теплой, а затем стала почти горячей и сильно помутнела. Затем Гелену и Моисея покрыли белыми покрывалами и отвели в спальню. Уложили их рядом, на одной огромной деревянной кровати под позолоченным балдахином. Молчал Моисей. Молчала, как немая, и Гелена, но они оба были напряжены до предела и понимали, что так долго продолжаться не может. Моисей первый нарушил это гробовое молчание: "Ты, княгиня, преследуешь меня неустанно только потому, что у тебя нет истинной веры в Бога нашего Иисуса Христа. Если бы у тебя была такая вера в Господа, то его рука имеет столько силы и могущества, что могла бы вылечить тебя от тех напастей, которые раздирают твою душу. А ты, не имея истинной веры, погрязаешь в такого рода грехе, который гробит не только твою душу, но и мою. Ибо я становлюсь не только невольным свидетелем твоего грехопадения, но и его соучастником, так как не могу его остановить. Вот и сейчас ты лежишь со мной на кровати абсолютно нагая, повернувшись ко мне лицом. Твои волосы спадают мне на плечи. Твои тайные места и вожделенные страсти напряжены до предела. Ты вся дрожишь, своими неистовыми руками ты творишь со мной такое рукоблудие, что я не могу даже на словах это пересказать. Запахи похоти, которые исходят от тебя, из твоих уст и из твоих срамных мест, настолько пронзительны, что они как для меня, так и для любого смертного являются настоящим искушением. Их почти невозможно победить простому человеку, а победы может достичь только тот, кто понимает, что если сегодня он стал лучшим, то завтра он вновь может опуститься до уровня самого худшего. В конце концов, этот постоянный переход от самого худшего к самому лучшему и наоборот всегда заканчивается смертью этого недостойного. Ты, Гелена, должна избавиться от своих нечистых страстей, своего похотливого начала и под суровым взглядом отца нашего Господа Бога опускать свои очи в землю, чтобы раз и навсегда покончить с искушениями телесной похоти, которые тебя мучают. Ты должна упираться недостойным искушениям твоих глаз, чтобы не запутались в них ноги твои. Ты не один раз целовала меня и целуешь сейчас - страстно и самозабвенно, но под воздействием твоей силы, которая намного уступает силе Господней, из моих очей вместо радости любви текут кровавые слезы. Заблудившись в твоих тенетах, я так же страдаю, как и ты. Вместо естественной близости с тобой, ласки и любовных утех, если бы ты была целомудренной и стыдливой, ты приносишь мне такие страдания, которые не мыслимо перенести простому грешному человеку. Потому что, кроме похоти тела, рабами которого становимся все мы, существует еще и похоть интереса к этому телу, особенно если оно прекрасное, нежное, а главное нетронутое, цельное, не испорченное дурными страстями". При этих словах Моисей сделал паузу и перед его взором молниеносно пронесся образ прекрасной Предиславы - такой близкой и такой далекой. После этих слов лицо Гелены почернело, а глаза налились страшной ненавистью, но Моисей не придал этому никакого значения. Закончил свои слова Моисей так: "А чтобы избавиться и от похоти телесной, и от всех иных, надо не отдаляться от Бога, а ежечасно и ежеминутно приближаться к нему. Когда же перед твоим лицом мы пытаемся поднять голос нашего сердца к твоим устам, Господи, эти крамольные действия и мысли неожиданно нас облагораживают и избавляют от дурных мыслей и намерений. Гелена, внимаю к тебе! Ты же видишь - из моих глаз текут кровавые слезы, из ушей и ноздрей - сукровичная слизь. Я весь покрыт по твоей милости шрамами, ранами и струпьями. Мои тайные члены под твоим развратным постоянным истерическим гнетом омертвели и уже вряд ли когда возвратятся к жизни. А моя душа принадлежит только Господу Богу, так как не может принадлежать той женщине, которую мне должен был послать, но не послал за мои грехи, наш Господь. Так что забудь меня, а всю оставшуюся жизнь молись, и Бог простит тебя". Но княгиня, хотя казалось, и смотрела в упор в глаза лежащего рядом с ней в постели преподобного, фактически не видела его. Она слышала только его убийственные слова, но это были только слова. И они никак не могли насытить интимных вожделений ее распутной внутренности, ее черных порывов, ее неугасимой потребности любовных утех. Ее страшно бесило, что Моисея как бы абсолютно не волновали ни ее прекрасные рыжие волосы, ни большой белый лоб, ни большие желто-карие глаза, ни высокая прелестно колышущаяся и вздымающаяся грудь, ни ее обнаженная пылающая плоть. Это было выше ее сил.
       Наконец, она поднялась, прекрасная, могучая, страстная, и с невиданной досоле страстью и ненавистью закричала: "Ты, Моисей, или будешь мой, весь, до мозга костей, или умрешь страшной, мученической смертью". Грохнув дверью, она вышла из комнаты, уже больше не веря ни в какие чары, от кого бы они не исходили.
       Не добившись своего и в этот раз, княгиня Гелена решила так: "Если Моисей не будет мой, то пусть все решит суд божий". На следующий день охотники по приказу княгини, как только солнечные лучи озарили землю своими яркими радужными бликами, дудками и трубами начали всех созывать на необычайное зрелище.
       Вся толпа и охотников, и загонщиков, и слуг, и охранников, и жителей нескольких деревень собралась в большой круг. В самом центре этого круга стояла огромная клетка с затравленным медведем внутри. Охотники, по знаку Гелены, подвели к клетке Моисея, сняли с него цепи, дали ему в руки огромную рогатину и небольшой четырехгранный нож - стилет. Открыли дверь клетки и совершенно неожиданно, как для Моисея, так и для всех окружающих, втолкнули его к зверю. Медведь, очевидно, тоже не ожидал такого поворота событий и испугался не меньше людей, окружавших клетку. Поэтому, в первые минуты, прижался спиной к стене клетки. Стоял этот великан против другого великана, и никто из окружающих это необычное ристалище людей не мог сказать, кто выйдет победителем из этого необычного поединка. Так продолжалось еще несколько секунд. Наконец Моисей неистово перекрестился и под громкие подбадривания толпы сделал первый шаг навстречу зверю. Тот тоже не остался в долгу и вприпрыжку рванулся навстречу Моисею. Это была незабываемая картина. А затем все смешалось в кровавую кашу. Рычание зверя, проклятия человека, борющегося за свою жизнь, глухие стоны, падающие тела, и все внезапно, как по мановению волшебной палочки, закончилось. Это случилось тогда, когда могучий как дуб преподобный Моисей торжественно вонзил со всей силы свой нож в самое сердце зверя.
       Но Моисей также пострадал в этой кровавой схватке человека и зверя. У него зияла рана на руке, один глаз ничего не видел из-за сплошного кровоподтека, а на ноге ниже колена была глубокая рваная рана.
       Все, кто наблюдал от самого начала до самого конца за этой разыгравшейся драмой, были и ошеломлены ее концовкой, и бесконечно обрадованы. Все начали громко смеяться и плакать от радости за столь счастливый для Моисея конец этого единоборства. Затем, как бы сговорившись, начали выкрикивать просьбы в адрес Гелены освободить преподобного и дать ему вольную. Но вызвали они у княгини только приступы гнева, которые переросли в истерику. Эта истерика закончилась тем, что княгиня вскочила на стоящего неподалеку оседланного жеребца и с хлыстом в руке начала стегать направо и налево всех тех людей, кто попадался под ее руку, нанося им беспрерывные удары. Чуть помедлив, это же начали делать и ее охранники, так что толпа вмиг рассеялась. Остались только княгиня да раненый медведем Моисей Угрин, который, истекая кровью, молча стоял, держась за решетку клетки, чтобы не упасть от потери крови. Внезапно ярость княгини Гелены улеглась, она резко вправо повернула своего жеребца и поскакала галопом с места поединка. Моисея уложили на кучу хвороста, и какая-то местная травница-ворожейка начала колдовать над его ранами. После всего этого Моисей Угрин уснул и не просыпался целые сутки.
       Так позорно завершилась еще одна попытка Гелены овладеть телом и душой преподобного Моисея Угрина. Он же сказал себе и окружающим только два слова: "Бог помог".
      
      

    Глава двенадцатая. Болеслав и Моисей

      

    А что же смерть телесная в сравнении с духовной смертью? Эдакий пустяк.

    Владимир Константинов-младший.

      
      
       Наконец, отчаявшись сломить волю преподобного Мойсея Угрина, княгиня Гелена решила обратиться за помощью к Болеславу Храброму. Озабоченная тем, чтобы отомстить за свое посрамление, она написала ему письмо. Так как к этому времени Болеслав стал королем Польши, Гелена обратилась к нему, строго соблюдая придворный этикет.
       Твое ясновельможное величество, писала она в своем письме. Вот уже более шести лет прошло с тех пор, как мой муж был убит, воюя под твоими знаменами, и ты разрешил мне взять в мужья того, кого я захочу. Я полюбила одного юношу из твоих пленников, который прекрасен и, выкупив его у тебя, взяла его в свой дом. Как ты помнишь, я заплатила тебе за него много золота и даровала ему все находящееся у меня в доме богатство и всю власть, только бы он согласился стать моим мужем. И все это он счел за ничто. Я часто томила его голодом и холодом, подвергала пыткам, но ничего не добилась от него. Мало ему, казалось, пробыть шесть лет скованным по рукам и ногам у того, кто выкупил его из плена. Я много раз мучила его за ослушание и несговорчивость, а теперь он одним черноризцем пострижен в монахи и стал поэтому для меня вообще недосягаем. Что прикажешь мне делать с ним? Я жду твоего совета.
       Король внимательно прочитал письмо женщины, к которой ранее он был неравнодушен, и хорошо зная неуравновешенный нрав Гелены, велел ей привезти к нему Моисея.
       Получив такой ответ, Гелена дала указание дворецкому готовиться в дорогу. Две кареты под охраной тридцати княжеских гайдуков двинулись в Краков. В одной, передней, самой роскошной карете, находилась княгиня Гелена со своими служанками, во второй карете, зарешеченной железными решетками, находился закованный в кандалы Моисей Угрин. Кареты были запряжены четверками откормленных черных жеребцов.
       Всю дорогу до Кракова двигались бешеным галопом. Таков вообще был стиль езды княгини Гелены Тынецкой.
       На исходе дня показалась столица Польши с расположенной в ней резиденцией польского короля Болеслава Храброго. Въезжали через главные ворота города. Резиденция короля Болеслава находилась в старом княжеском замке, в центре города рядом с ратушей, между кафедральным костелом и фундаментами только заложенного костела святого Феликса и Адаукта. Болеслав милостиво принял свою старую знакомую и разместил ее в одной из комнат своей резиденции, а Моисея Угрина бросили в холодный и сырой подвал.
       На следующий день король Болеслав назначил Гелене аудиенцию. Он восседал в богатом, инкрустированном золотым орнаментом кресле -- подарок его зятя Мстислава Окаянного. Это кресло князь Мстислав Окаянный подарил своему тестю в благодарность за его помощь в междоусобной распре с братом князем Ярославом Мудрым. На нем была легкая шелковая черная королевская мантия. Но это уже был не тот великий воин, молодой и полный сил, которого знала Гелена. Она увидела седого, бледного и очень уставшего, уже пожилого человека, которому надоели и бесчисленные военные походы и слава побед и горечь поражений. Он меланхолично выслушал Гелену, а она в своей жалобе повторила ему все то, что писала в письме. По приказанию короля, преподобного Моисея привели к Болеславу для увещевания. Он стоял закованный в кандалы перед королем и Геленой, не смирившийся и не покоренный. Об этом свидетельствовал его взгляд -- взгляд человека, верящего в свою правоту и свою исполинскую силу, "которую ему даровала вера в Господа".
       Король, увидев преподобного, узнал его и долго уговаривал Моисея взять в жены княгиню Гелену. Но ни его слова, ни его угрозы не убедили преподобного.
       Наконец, видя всю тщетность своих увещеваний, король сказал ему: "Кто так бесчувственен, как ты, что лишаешь себя многих благ и чести и предаешь себя на горькие муки? Знай отныне, что тебе выбирать -- жизнь или смерть: или, исполнив волю госпожи твоей, быть в чести у нас и иметь великую власть или, ослушавшись, после страшных мук принять лютую смерть".
       Затем, обращаясь к Гелене, он произнес: "Пусть пленник, купленный тобой, не будет свободным, но ты, как госпожа, сделай его рабом своим, если хочешь, чтобы и прочие не осмелились ослушаться своих господ".
       Выслушав внимательно речь короля, Моисей ответил: "Какая польза человеку, - говорит Господь, - если он, завоевав весь мир, душу свою погубил, или что даст человеку измена и продажа своей души дьяволу? Зачем обещаешь ты мне честь и славу, которой и сам скоро лишишься и примет тебя, не имеющий ничего, гроб". Затем, посмотрев на Гелену, он произнес: "Эта скверная женщина также умрет, она будет убита злым образом".
       Как предсказал Моисей, так и случилось. Пророчество преподобного исполнилось. Через непродолжительное время после встречи с Моисеем внезапно умер король Болеслав Храбрый, а вскоре была убита и Гелена в своем замке восставшими крестьянами. Народ избил епископов и бояр. Среди них была и та бесстыдная женщина.
       Так ни с чем и возвратилась Гелена в свой замок и приказала еще сильнее охранять преподобного Моисея, томить его холодом и голодом, а сама продолжала вынашивать свои безумные планы по склонению его к сожительству.
      
      

    Глава тринадцатая. Казнь преподобного

      

    А потом все смешалось в кровавом,

    Неутешном людском океане.

    Понимая, что все не по праву,

    Он топил душу в едком тумане.

    Владимир Константинов-младший.

      
       Прошло еще несколько месяцев, а может быть и год. Моисей по-прежнему находился в заточении, но вместо сбежавшего с иеромонахом Иоанном княжеского слуги Яцека, Гелена приставила к нему злобного и жестокого Мартына Гульвича. Этот наполовину немец, наполовину поляк был настоящий княжеский пес. Он не только добросовестно выполнял все указания Гелены, но и придумал свои собственные. Так, вместо двух раз, он иногда "забывал" приносить пищу преподобному даже один раз в сутки. Воду Моисею приносили не из княжеских колодцев, а из каких-то болотных луж. Зачастую и ее не было вдоволь. Моисей Угрин очень похудел. В его прекрасных черных кучерявых волосах появилось много седых волос. Синие глаза его стали еще более грустными и отрешенными. Зато в них ярко светил тот завораживающий и лучезарный огонь веры, который все больше и больше покорял всех людей, которые видели его. Постепенно этим "чарам" поддался и Мартын Гульвич. "Святой Моисей" -- так называли его княжеские слуги, которые видели, какую неравную борьбу он ведет с распутной княгиней и как он неизменно выходит победителем из этой битвы. Так, своим подвижничеством Моисей сумел склонить на свою сторону даже грозного Мартына Гульвича.
       А произошло это так. У Мартына в течении двух месяцев умерли вначале дочь, а затем и жена от какой-то неизвестной никому болезни. После этих несчастий Гульвича как будто подменили. Он стал задумчив, молчалив и его утешением стала одна молитва. С этого времени изменилось и его отношение к Моисею. Он чаще навещал преподобного, а во время своих посещений вел с ним откровенные беседы, во время которых он все больше и больше восторгался силой духа и верой в Господа преподобного.
       Он начал лучше кормить и поить Моисея и разрешил ему небольшие прогулки на свежем воздухе. Все кто знал Гульвича, были твердо убеждены, что это сам Господь покарал его за жестокое обращение с Моисеем. Это мнение слуг было известно Гульвичу, и он с ужасом размышлял о том, что его жестокость по отношению к Моисею стала для него "карой небесной".
       Жизнь Моисея Угрина проходила в беспрерывных молитвах. Это укрепило его дух и решимость выстоять перед блудливой княгиней. Стоя на коленях в рубище, подняв к небу руки, закованные в цепи, он неистово просил Бога, чтобы он защитил его от поползновений этой женщины, от бесов, раздирающих его душу, от смертельной тоски и от демонов, которые часто посещали его во сне.
       Его запекшиеся губы беспрестанно шептали молитву, прося у Бога и терпения преодолеть свои страшные муки и выстоять в этой неравной борьбе с бесстыдной блудницей. Он говорил: "Господи, не знаю, что и просить у тебя. Ведь ты один ведаешь, что мне надо. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя. Отче! Даждь рабу твоему то, что я и сам не прошу у тебя, так как сам я просить не умею и не дерзаю просить у тебя ни креста, ни утешения. Только предстаю перед тобою, сердце мое отверсто. Ты зришь нужды, которых я не зрю. Зри -- и сотвори со мною по милости твоей! Порази и исцели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую перед святою твоею волей и не постижимыми для меня твоими судьбами. Приношу себя в жертву тебе. Нет у меня желания, кроме желания исполнить волю твою. Научи меня молиться. Сам во мне молись, Господи. Аминь".
       Так проходили в молитвах, вынужденных постах и адских физических страданиях дни, месяцы, годы. Но это все равно должно было когда-нибудь кончиться. Так оно и произошло.
       Однажды, глубокой ночью, княгиня Гелена проснулась в объятиях какого-то страшного и невообразимо сладкого сна, внутри все горело и трепетало. Она почувствовала дикое, очень сильное и такое знакомое ей возбуждение, от которого она готова была потерять рассудок. Затем, возбуждение уступило место совершенно безумному и бесконтрольному желанию. Она почувствовала, что если она не удовлетворит его сейчас же, сию минуту, то она умрет, извиваясь в страшных муках. И она начала звать слуг нечеловеческими звериными зойками и набором каких-то никому не понятных слов.
       Перепуганные насмерть слуги ворвались в спальню княгини. Прибежал на эти крики и управляющий княжескими имениями Солтес Зифрид. И только он из ее криков понял, что она приказывает немедленно привести в ее комнату Моисея Угрина. Все мигом бросились выполнять ее приказ.
       Когда они спустились в подвал, то увидели преподобного, стоящего на коленях и неистово молящегося. Слуги схватили его под руки и так, в кандалах, и привели в спальню княгини. Женщина лежала на кровати совершенно обнаженная, и вся дрожала. Увидев преподобного, она еще более напряглась и изменилась в лице. Затем она приказала слугам уложить Моисея на одре своем и начала неистово его обнимать и целовать. Моисей был грязен, немыт, волосы и борода его были всклочены, глаза горели каким-т о неестественным лучезарным огнем. Но княгиню ничто не могло остановить. С бесстыдством и невероятной ухищренностью, она начала его склонять на грех не брезгуя ничем. Ни его раны на руках от железных оков, ни его серая, давно не мытая кожа, ни неприятные запахи, исходившие от его не мытого тела -- ничто не смогло ее остановить. Лежа сверху на совершенно обнаженном Моисее, она словами своими и развратными действиями, всячески пыталась прельстить его к своему желанию.
       Но преподобный Моисей был непоколебим как скала. На все ее ухищрения и развратные действия он только произносил: "Напрасны, женщина, твои усилия. Не думай, что я не творю этого греха, потому, что безумен или не могу. Нет, из-за страха гнева Господнего, я гнушаюсь тобой, нечистая".
       Услыхав такие слова из уст преподобного, и поняв, что ее усилия по склонению его на грехопадение с ней, бессильны, она начала со злобой и яростью хлестать изо всей силы его по щекам, рвать его волосы на голове, щипать за бороду, но Моисей был непреклонен и молча сносил ее издевательства.
       Наконец, измучив себя и Моисея, Гелена утихла, и начала рыдать. Да так, что ее тело содрогалось от конвульсий. Именно в этот момент внутри Моисея что-то зашевелилось внутри. Он приподнялся на ложе и, обращаясь к рыдающей Гелене, произнес: "Поплачь, поплачь несчастная. Бог да простит тебе твои прегрешения и все твои слабости и ниспошлет на тебя свою благодать". Услыхав его утешительные слова, она еще больше оскорбилась, вскочила с кровати, вызвала слуг и приказала им бросить преподобного снова в подвал и дать ему сто ударов бичом. Выпроваживая слуг, Гелена еле уловимым движением руки, приказала остаться в своей спальне управляющему Солтесу. Он моментально уловил ее желание и с радостью был готов его исполнить. Несмотря на то, что у Солтеса была совсем еще юная жена и четверо прекрасных малышей, он всегда, по малейшему знаку княгини, с превеликим удовольствием выполнял любые даже самые интимные пожелания своей госпожи. И на этот раз он немедленно разделся и, видя, что Гелена вся пылает от гнева и неудовлетворенной безумной страсти, ринулся в ее объятия. Гелена же, лежа на кровати, обхватила его шею пылающими руками, и с истошным криком: "Моисей, иди ко мне!", отдалась ему, извиваясь в бешеных судорогах оргазма. Так, с закрытыми глазами, выкрикивая одни и те же слова, она отдавалась своему управляющему снова и снова, пока ее тело не обмякло, и ее охватил глубокий сон.
       На следующий день она вызвала Солтеса к себе и заявила ему следующее:
       "После большого христианского праздника Троицы, я уезжаю в город Краков, где планирую пробыть больше двух недель. Как только я покину Тынецкий замок, я приказываю тебе умертвить Моисея Угрина, отрезав ему его тайные члены. Это мое твердое решение и я желаю, чтобы ты выполнил его безотлагательно после моего отъезда". Солтес молча, со страхом и удивлением, выслушал указания княгини и на следующий день приготовился их исполнять. Так, судьба преподобного Моисея оказалась в руках беспощадного развращенного управляющего Гелены Солтеса Зифрида.
       Оставалось только дождаться отъезда княгини в Краков, и жизнь преподобного Моисея должна была с муками покинуть его бранное тело. А тем временем Мартын Гульвич ежедневно вел с Моисеем длительные беседы, пытаясь понять, где источник веры и силы в этом человеке. Он ежедневно задавал ему один и тот же вопрос: "Почему Моисей не хочет покориться княгине, принять ее любовь и стать полновластным хозяином всех ее имений?". На это Моисей отвечал: "я очень хорошо изучил библию, которую мне вручил иеромонах Иоанн при моем пострижении. Из библии я понял, что страсти человеческие подобно добродетели связаны между собой, как "звенья одной цепи". Одна страсть порождает другую. Поэтому, если человек поддался одной страсти, жди появления другой. Главное внимание, по словам Моисея, следует уделять не внешнему проявлению греха, а выявлению его причины или причин. Причинами греха чаще всего бывают пороки и страсти человеческие, или как они еще называются болезнями души, которые можно назвать скрытым состоянием греха. Человеческие помыслы являются исходным моментом возникновения страсти, а сосредоточение этих страстей в душе человеческой -- существенным элементом этого состояния. Следовательно, сущность моей борьбы с посягательствами княгини на мою святость сводится у меня к внутренней борьбе в моей душе с витающими в моей голове недостойными помыслами. Я не могу допустить, чтобы моя воля увлеклась греховными помыслами, и по этой причине во мне бы нарушилось душевное равновесие. А отсекаю я эти греховные помыслы только чтением библии и молитвой Господу. Это дает мне силы бороться и с похотливыми притязаниями княгини, и с моими собственными греховными помыслами. Я принял постриг, и научился одерживать победы над своими блудными страстями. Молюсь, чтобы Бог даровал мне силы помогать и другим грешным побеждать свои недостойные побуждения".
       Постепенно Мартын не только стал почитателем преподобного Моисея Угрина, но и его верным помощником на ниве благочинности. Ежедневно снабжал его лозой и лыком, а также всем необходимым материалом для того, чтобы Моисей мог заполнить все свое свободное от молитвы время и усердно трудиться, искусно выплетая из лозы и лыка все, что могло пригодиться в крестьянском хозяйстве.
       В подвале постепенно начали собираться по 2-3 дворцовых слуг, а через три месяца их уже насчитывалось около двадцати. Некоторые из них не только внимательно слушали библейские проповеди Моисея, но и высказывали крамольные мысли о причинах неравенства среди людей и беспроглядной бедности большей части польских посполитых. На все их вопросы Моисей давал убедительные и доходчивые ответы, которые зачастую всех устраивали. Но вскоре наступил час страшных испытаний для преподобного Моисея Угрина.
       Княгиня Гелена приехала в Краков и сразу же была принята королем Болеславом I. Вечер закончился большим праздничным ужином, который устроил король для дорогой гостьи.
       Во время беседы Гелена сообщила королю Болеславу о цели своего приезда. Она рассказала ему о том, что в последнее время стало очень неспокойно в ее имениях. Какие-то "худые" людишки сеют смуту в умах крепостных и домашних рабов, призывают их не платить налоги феодалам-крепостникам и алчным священнослужителям. Особенно усердствовали в пропаганде этих идей появившиеся в ее округе иеромонахи-черноризцы, которые восхваляли преподобного Моисея, представляли его в глазах бедных людей как мученика за веру. А три дня тому назад разъяренная толпа крепостных разорила и сожгла два ее фольварка, расположенных недалеко от города Сандомежа. Она попыталась схватить и примерно наказать поджигателей, но им удалось скрыться в окружающих лесах. Многие убежали на юг, в Бескидские Карпаты, и уже начали промышлять разбоем. Действительно, положение крепостных крестьян и рабов в имениях княгини было очень незавидным. Подавленные своими долгами-недоимками, они были вынуждены отдавать княгине почти все, что они производили на своей земле. Не имея возможности заплатить долги, они закладывали самих себя и таким образом отдавались во власть княгини, которая удерживала их в своем имении как рабов. Многие отдавали в рабство княгине жен, детей, сестер, и никакой закон не запрещал этого. Некоторые спасались от жестокости княгини бегством с родины. Иные принимали постриг и селились в христианских монастырях, строительство которых в начале XI века было на подъеме. Особенно много крепостных убежало в Афонские монастыри. Это были первые весточки и предпосылки того грозного восстания, которое долго назревало в Польше. Вспыхнув в 1037 году, но до основания потрясло молодое польское государство. В огне этого восстания погибнет и княгиня Гелена, крепостные крестьяне которой не только убьют свою госпожу, но и разорят и сожгут княжеский замок и всю ее усадьбу.
       Но все это будет потом, а пока по просьбе Гелены, король выделил ей пятьдесят человек конных гусар для наведения порядка в ее имениях. Через три дня пребывания в Кракове княгиня Гелена, в сопровождении охранного отряда, выделенного Болеславом, двинулась в обратный путь.
       А в это время в замке княгини разворачивались трагические события. Как только княгиня Гелена уехала в Краков, кто-то из княжеских соглядатаев донес управляющему, что по ночам в подвале преподобного Моисея собираются какие-то люди, читают молитвы и что Мартын Гульвич -- княжеский слуга, подпал под вредоносное влияние преподобного Моисея, и выполняет все его пожелания.
       Ночью управляющий со своими слугами ворвался в подвал, где находился Моисей и пятеро его почитателей, и связал их. В подвал внесли тесанную дубовую колоду. Раздели всех донага, уложили их животами на колоду, и гайдуки всыпали каждому по пятьдесят батогов. От этого наказания вся колода покрылась кровью, которая ручьями стекала на земляной пол. Не избежал этой печальной участи и Мартын Гульвич, но наказание принял с достоинством. Он не издал ни одного зойка или крика, но на сороковом ударе сердце его не выдержало, и десять батогов он получил уже будучи мертвым.
       Затем, управляющий, двое слуг, в руках которых ярко пылали факелы и двое княжеских ветеринаров подошли вплотную к преподобному Моисею. Сняли с него кандалы и лохмотья, в которые он был одет, бросили животом на окровавленную колоду и также отвесили ему 50 батогов. В руках у ветеринаров преподобный увидел блестящие, в бликах факелов довольно большие ножи. К лежащему на дубовой колоде, истекающему кровью Моисею подошел один из ветеринаров и, не успел Моисей опомниться, как он быстрым неуловимым движением ножа отрезал ему тайные члены. Видно было, что ветеринар был настоящим профессионалом и кастрировал за свою жизнь не одну сотню жеребцов.
       Нечеловеческий стон сорвался и потух в сумерках подвала и надвинувшейся ночи. Все кто присутствовал на этом Богом проклятом судилище, в одночасье оцепенели от этого леденящего душу стона. Они услыхали в нем самые страшные, самые ужасные проклятия и угрозы, от которых все присутствующие содрогнулись так, как будто бы пришел и их последний час. Затем, наступила мертвая тишина. Даже жестокий и бездушный управляющий изменился в лице, услышав этот стон, и бледный, дрожащий, стоял в оцепенении, потеряв дар речи.
       Затем, выполняя приказ управляющего, слуги завернули изувеченное тело бездыханного, истекающего кровью Моисея, в рогожу, уложили на телегу, и, подъехав к большущему, заросшему густой травой и кустарниками оврагу, сбросили в него преподобного. На этом, считая свою миссию исполненной, они убрались восвояси подальше от этого места. Так преподобный оказался лежащим в глубоком овраге, весь искалеченный, окровавленный, и лишенный всяческих признаков жизни. Но Бог не оставляет в беде своих наипреданнейших слуг. И эта помощь Моисею пришла совсем неожиданно.
      
      

    Глава четырнадцатая. Чертов овраг

      

    Он вздохнул облегченно, увидев

    Небо, пыль звезд, еще не упавших.

    Это небо уж вечность не видел.

    Был он грешник, из ада сбежавший.

    Владимир Константинов-младший.

      
      
       В нескольких километрах от Тынецкого замка находилась глубокая крутосклонная рытвина. Местные жители называли эту рытвину Чертов овраг. Этот рытвинный овраг был образован временными многочисленными потоками воды, которые на равнине во время сильных дождей соединялись в один мощный водосток. За многие сотни, а то и тысячи лет, водосток не только углубил этот овраг, но и расширил его. Его длина достигала нескольких километров, а ширина 30-40 метров. Один конец Чертового оврага упирался в возвышенность, поросшую густым смешанным лесом и кустарником, а второй его конец простирался до самого берега Вислы. Овраг разрезал пополам высокий и крутой берег реки, который систематически подмывался водами Вислы, а во время сильных дождей -- мощным водостоком, стекающим из оврага в реку.
       Этот огромный овраг дугой опоясывал усадьбу княгини Гелены, поэтому в народе его называли еще и Тынецкой дугой. Об овраге ходило множество самых невероятных слухов, домыслов и легенд. А все потому, что в нем находили себе приют многие отверженные - беглые рабы, крепостные крестьяне, преступники, скрывающиеся от суда, гонимые королевской властью черноризцы и множество иного бедного и беспризорного люда.
       Для этих гонимых и преследуемых княжескими слугами и судебной властью людей, овраг был настоящим раем. В этом овраге было много родниковых ключей с холодной и кристально чистой водой. Овраг был достаточно глубокий. На его дне было множество небольших колодцев и углублений, в которых скапливалась как родниковая, так и дождевая вода, которая не успевала полностью испариться под солнечными лучами. Во время сильных дождей обитатели оврага не покидали его, а только поднимались по его склону выше на десять-двадцать метров, на заранее облюбованные ими площадки и в вырытые ими пещеры, в которых они прятались от мощного водяного потока, с ревом проносящегося внизу. На этих площадках, густо поросших травой, и в пещерах можно было сколько угодно времени дожидаться, когда ливень закончится и восстановится хорошая солнечная погода. В зимнее время года здесь тоже не утихала жизнь, но уже приспособленная к суровым холодным условиям существования. На обитателей этого оврага часто устраивались облавы, во время которых дозорцы и гайдуки князей и богатого духовенства, разыскивая беглых и преступников, хватали всех подряд, лишь бы доложить своим хозяевам об успехе проведенной операции.
       Но, в общем, о Чертовом овраге шла дурная слава. На простых людей навевали страх и тоску легенды о старых ворожейках и ведьмах, умерщвляющих младенцев, лесных чертях, якобы ночующих на деревьях, растущих на склонах этого оврага и нападающих на тех, кто решился сюда наведаться. И не жить больше никому, кто попадет в их страшные сети.
       В этот Чертов овраг, углубившись в лес на несколько сот метров, слуги Гелены сбросили бездыханное, окровавленное и изувеченное тело преподобного Моисея Угрина. И помереть бы преподобному от ран и потери крови, если бы его еле-еле дышащего не нашел монах-черноризец Антоний (до пострижения Антипа). История его жизни такова.
       Антипа был жителем древнерусского города Любеча, расположенного недалеко от города Чернигова. С молодых лет этот Антипа жил в небольшой пещере, которую он ископал для себя близ города Любеча.
       В 1010 году Антипа, по совету двух своих знакомых монахов, ушел с ними на Афонскую гору, где его в грузинском монастыре Иверон постригли в монахи. История Иверонского монастыря такова.
       Святой Иверский монастырь основан в конце Х столетия св. Иоанном Иверским (т. е. Грузинским). Святой Иоанн был спостником св. Афанасия Афонского. Основанный им монастырь привлек и других подвижников с его родины.
       Военные трофеи и пожертвования от Византийского императора сделали возможным увеличить бывший монастырь св. Климента -- так возник Иверский монастырь. Святой Иоанн и его сын святой Евфимий -- также основатель монастыря, а позже его игумен -- одни из самых чтимых грузинских святых.
       В ранний период развития к монастырю были присоединены монастыри: святого Леонтия в Салониках, святого Иоанна Колова в Иериссосе, святого Саввы в Халдосе.
       Иверский монастырь -- дом иконы пресвятой покровительницы Святой горы Пресвятой Богородицы Иверской - Вратарницы (Портаитиссы).
       Собор освящен в честь Успения Пресвятой Богородицы. Его основная часть построена в конце Х века, реконструирована в начале XI века. Среди сокровищ монастыря -- "лимонное дерево" -- серебряный семисвечник за святым престолом и дверь между притвором и папертью, сделанная из черного дерева и отделанная серебром.
       Библиотека Ивера содержит более чем 2 000 рукописей и 15 литургических свитков. Монастырь, воспитавший множество святых и богословов, имеет скит Иоанна Крестителя, 37 келий, 16 храмов в своих пределах и 10 -- вне.
       Игумен Иверского монастыря после пострижения Антипы под именем Антоний, научил его "монашескому образу". Он очень высоко ценил его личные качества и преданность идеям монашества.
       Даже находясь на Афоне, в Иверском монастыре, Антоний жил отшельником близ обители. Его успехи в духовной жизни удивляли даже старых монахов. Поэтому, видя его святость, игумен Иверского монастыря посоветовал Антонию "идти на Русь опять". Имея благословение Святой Афонской Горы, нести туда, в эту далекую землю, "Слово Божье" и прельщать верующих святостью монашеской жизни.
       Антоний дал согласие на возвращение домой и начал готовиться в далекую дорогу. Здесь, на Афоне, где жил Антоний, недалеко от него находилась пещера еще одного монаха - черноризца, по имени Иоанн, который рассказал Антонию следующее. Во время пребывания в Польше он тайно постриг находящегося в польском плену преподобного Моисея Угрина -- дружинника князей Бориса и его брата князя Ярослава Мудрого. Рассказал о мученической судьбе Моисея, и о бесстыдных, но тщетных любовных домогательствах польской княгини Гелены Тынецкой к преподобному. Попросил Антония встретиться с Моисеем, чем сможет помочь ему и передать ему от Иоанна серебряный крест. Антоний согласился выполнить просьбу Иоанна, и через несколько недель пути он был уже в окрестностях Тынецкого замка.
       Именно в это время король Болеслав I начал свои гонения на монахов - черноризцев, о чем сообщил Антонию беглый польский крестьянин. Он посоветовал ему не показываться на глаза властям, а затаиться в Чертовом овраге. На следующий день, побродив вокруг имения княгини и поговорив с ее слугами, он узнал о страшной беде, которая приключилась с Моисеем, а также о том, что после казни тело преподобного слуги княгини бросили в Чертов овраг. Услыхав такие новости, Антоний немедленно приступил к поиску тела Моисея, и нашел его на склоне лесистой части оврага. Преподобный был без сознания и истекал кровью от нанесенных ему увечий. Антоний своими молитвами, а также отварами целебных трав в течении нескольких дней исцелил его. Его раны затянулись, и когда Моисей собрался с силами, то вместе с Антонием они двинулись в путь в далекую Русскую Землю.
       Их путь до Киева был долгим и изнурительным, так как зачастили долгие моросящие дожди. Но эти трудности были пустячными по сравнению с теми, которые выпали на долю преподобного Угрина.
       26 июля 1026 года Антоний и Моисей Угрин благополучно добрались до Киева и поселились в пещерке, которую Моисей начал копать еще до пленения. Антоний, после долгих раздумий, поселился в находящейся рядом Варяжской пещере. Антонию по душе пришлось это пустынное место, чем-то напоминающее ему Афонскую Гору. Постепенно весть о необычайных способностях преподобного Моисея помогать другим побеждать блудные страсти скоро распространилась по городам и весям Руси.
       У входа в пещеру преподобного Моисея всегда была толпа страждущих, надеющихся на исцеление. Он всегда помогал им -- кому словом Божьим, а многим -- своим священным даром и умением вносить успокоение в души отчаявшихся и потерявших веру в силу слова Божьего мирян.
      
      

    Глава пятнадцатая. В Киевских пещерах

    "Как убогие, видя царские сокровища,

    Еще более познают нищету свою:

    Так и душа, читая повествования

    О великих добродетелях святых отцов,

    Делается более смиренною в мыслях своих".

    Преподобный Иоанн Лествичник.

       Моисей Угрин -- этот добрый воин Христов среди страданий достиг шестнадцатого года своего богоугодного подвига. Шесть лет он был неповинно мучимый взявшими его в плен в лице бесстыдной и распутной женщины. На шестой год этих мучений Моисей мужественно пострадал за чистоту свою больше Иосифа.
       Затем его жизнь ознаменовалась десятилетним равноангельским безмолвием в пещере, расположенной на благословенных Киевских холмах. Здесь преподобный Моисей воистину сподобился быть Боговидцем и оказался быть достойным тех, кто чист сердцем и душой.
       Далеко разносилось благоухание его сподвижнеческой жизни среди простых людей, и находила она, его жизнь, отклик, особенно в сердцах тех, кто ищет очищения духовного и физического.
       А скорбные обстоятельства мученической жизни преподобного Моисея, о которых мы уже повествовали, еще больше располагали простых людей бежать от ужасов и тягот окружающего мира в пустынные дебри, в пещеры на Киевских холмах, так как там нашелся благодатный муж, способный успокоить и утолить жажду души, зажечь в ней тот огонек, при свете и теплоте которого легко несется великое бремя жизни.
       Так, вокруг блаженного Моисея собиралось все больше и больше страждущих. Одних прельщало его строгое воздержание, других -- трудолюбие. Несмотря на полученные увечья, он ежедневно, вместе с другими сподвижниками, продолжал копать и углублять свою пещеру.
       Третьих прельщала в преподобном его власть над злыми духами, его терпимость, простота и душевное смирение.
       Приходили к преподобному с разными просьбами, а многие из них припадали к его ногам и просили, чтобы он разрешил им поселиться на Печерских холмах.
       Одни ради душеполезной беседы и совета духовного, другие -- желающие жить вместе с преподобным в пещерах, третьи -- избавиться от скверны прелюбодеяния, истощающую их душу. Все находили отклик в словах и деяниях преподобного.
       Никому из них он не отказывал, и скоро Печерские холмы становились все более многолюдными.
       Особенно преуспел Моисей в одержании побед над блудными страстями у жаждущих избавиться от них. От боли полученных ранее ран и увечий преподобный Моисей передвигался, опираясь на инкрустированный серебром посох, который ему подарил один из исцеленных им княжеских слуг.
       Во время исцеления Моисей прикасался этим посохом к страждущему и творил своим прикосновением чудеса исцеления и освобождения от страданий.
       Нечистые страсти от блуда, от скверны, от тяжелых психических и нервных расстройств, от порчи и многие другие болезни побеждал Моисей Угрин, подобно первому библейскому Моисею, творившему жезлом чудеса. К Антонию и Моисею приходило множество верующих, прося их благословения. И хотя и Моисей, и Антоний сияли светом дел своих, но оба хранили глубокое смирение. По смирению они не принимали на себя ни сана священника, ни звания игумена.
       Один брат, боримый страстью блуда, пришел к преподобному и молил помочь ему. "Я обещаю соблюдать обет до смерти, -- говорил он, -- если ты мне что повелишь!" Преподобный же сказал ему: "Никогда не говори во всю свою жизнь ни одного слова с женщиной". Тот обещал с усердием. Тогда преподобный, подражая первому Моисею, творившему жезлом чудеса, прикоснулся к лону брата жезлом своим, и вдруг омертвели все нечистые страсти в теле того брата, и с тех пор больше не было для него искушений.
       Святой Моисей и по смерти побеждает мощами своими нечистые страсти, как испытал это на себе святой Иоанн Многострадальный. Затворяясь в пещере и вкопав себя до плеч напротив мощей преподобного Моисея, после многих страданий, для победы блудной страсти, он слышал голос Господень, сказавший помолиться мертвецу, находившемуся против него, преподобному Моисею Угрину. Когда Многострадальный исполнил это, он был избавлен от нечистой брани. Также и другого страстного брата тот же святой Иоанн избавил от той же пакости, когда дал страдавшему страстью одну кость от мощей преподобного Моисея, чтоб приложить к своему телу, -- как это описано в житии преподобного Иоанна Многострадального.
       Будем и мы, избавившись от всякой нечистоты, иметь вождем, наставляющим молитвами своими на путь спасения, преподобного Моисея, чтобы с ним поклониться Лицу в Троице поклоняемого Бога, которому слава, ныне и присно и во веки веков, аминь.
       Мощи канонизированного Православной Церковью преподобного Моисея Угрина находятся в Киево-Печерской Лавре в одной из локул "Ближних Пещер".
      
      
       Детинец - в Древней Руси название укреплений вокруг княжеского дворца.
       Либидо - в сексологии - половое влечение.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       73
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Константинов Владимир Ефимович (akonst.im@mail.ru)
  • Обновлено: 18/05/2015. 237k. Статистика.
  • Повесть: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.