Lib.ru : Константинов Владимир Ефимович. Змиевы валы

Константинов Владимир Ефимович

ЗМИЕВЫ ВАЛЫ

Героико-романтическая повесть из жизни древних славян

Героико-романтическая повесть "Змиевы валы" воссоздает один из самых трагических периодов борьбы славянских народов против полчищ степных разбойников - печенегов, половцев, черных булгар, кипчаков, осуществлявших разорительные набеги на Киевскую Русь. Сильные и непобедимые воины, прекрасные женщины, одухотворенные волхвы и маги, неземная любовь и героическая смерть - и это все в вихре неординарных событий, которые разворачиваются на Руси в середине IX столетия.

Писатель, врач, ученый...

(слово об авторе)

Есть такой афоризм: "Небо дарит таланты тому, кто любит людей". Таким всесторонне одаренным человеком, с божьей искрой в душе, является Константинов Владимир Ефимович - автор книги, которую вы держите в руках. Академик, известный в народе фитотерапевт, автор многих книг и брошюр по восточной медицине, В.Е. Константинов после выхода в свет его новой историко-героической повести "Змиевы валы" предстает перед нами и как талантливый писатель, творчество которого, я надеюсь, никого не оставит равнодушным.

Основное действие в повести происходит более тысячи лет тому назад, в самом центре только что возникшего первого государства восточных славян - Киевской Руси, в районе так называемого "Большого треугольника", сторонами которого являются реки Днепр, Рось и Тетерев. Страстная, романтическая, неземная любовь героев этой повести - славянской девушки Трояны и варяжского ярла Сигурда - разворачивается на фоне трагических событий, связанных с набегами на русскую землю орд степных разбойников - печенегов. Эти набеги приносили нашему народу неисчислимые беды. Но одновременно в его глубочайших недрах рождались необычные люди, герои, богатыри, воители, которые сражались за свободу и честь земли русской, не щадя своих жизней.

Читатель сможет почерпнуть из этой книги сведения о жизни варягов, пиктов и восточных славян в дохристианский период, их обычаях, верованиях и экзотических способах врачевания. В своем повествовании автор пытается передать неповторимый аромат той эпохи, сохраняя для удобства читателя хронологию событий, характерную для современной исторической периодизации.

Хочется надеяться, что работа В.Е. Константинова станет настольной книгой любителей "старины глубокой".

Алексей Гаца,

писатель

Посвящается

моей ненаглядной супруге

Татьяне Васильевне

Киевская Русь, Византия и "Великая Степь"

866

Пролог

С самого начала возникновения в начале IX столетия первого государства восточных славян - Киевской Руси - нашим предкам приходилось вести жестокую борьбу за свою свободу и независимость. В это время восточные славяне населяли значительную часть Русской равнины. На Севере эта территория простиралась почти до Финского залива, а на Юге - до Черного (Русского) моря, к низовьям Дуная, Днепра и Днестра. Историческим центром восточного славянства было среднее Приднепровье. Именно здесь, в плодородной лесостепи, возникают три наидревнейших славянских города - Киев, Чернигов и Переяслав. На этой же территории в период VI - IX столетий строятся наиболее мощные укрепления славян - "Змиевы валы", которые защищали Приднепровье от набегов диких и воинственных кочевых племен. В это же время часть славянских племен, живших по обоим берегам Двины и далее на Север, вплоть до Северного Ледовитого океана, уже были постепенно покорены скандинавами, что жили за морем и назывались по-разному. Некоторые назывались свеи, т. е. шведы, другие - норманны, третьи - викинги, а на Руси - варяги.

Начав с побережья Балтийского моря, скандинавы постепенно подчинили своей власти и заставили платить дань все народы, живущие на Запад, Юг и Восток от Варяжского моря, которое теперь носило имя завоевателей. Походы скандинавов, которых в Западной Европе в большинстве случаев называли норманнами, а у славян - варягами, привели к тому, что фактически весь Север и центральная часть Европы была покорена ими. Завершением этих походов стало покорение Гардарики. Так называли варяжские саги обширные земли вокруг Киева, населенные славянскими племенами. Однако в первой половине IX столетия славянские и чудские племена хоть и платили варягам умеренную дань и не ощущали сильного гнета, восстали и изгнали их со своей земли. Изгнать то изгнали, а наладить управление своими землями и племенами не смогли. Начались беспрерывные междоусобные войны, которые несли разруху, голод и гибель. И чтобы положить конец всем этим потрясениям, они послали своих послов к варягам - свеям, т. е. шведам, которые назывались у себя на родине руссами, и пригласили к себе править землями.

Три брата-русса - Рюрик, Синеус и Трувор приняли приглашение и переправились со своими многочисленными варяжскими дружинами на славяно-чудские просторы. Рюрик обосновался в Новгороде, Синеус - в землях племени веси, проживающих вокруг и к Югу от Белого моря, а Трувор стал управлять в Изборске племенами кривичей. Двое других варяжских братьев, Аскольд и Дир, отправились со своими боевыми дружинами на военных кораблях вниз по Данапрису с целью добраться до Царьграда - столицы Византийской империи, и там попытаться добыть славу и богатство. Но по пути они подошли к городку, лежащему на высоких берегах Данаприса, и узнали, что это город Киев. Месторасположение этого города так понравилось братьям-князьям, что они овладели ним и поселились там. Затем братья покорили окрестные славянские племена полян, древлян и кривичей, которые, желая своей земле безопасности, подчинились варяжским князьям. Но пришельцам-варягам не сиделось на одном месте. Братья задумали осуществить грандиозный поход на Царьград. Началась подготовка к походу. Чтобы усилить свои дружины варяжскими воинами, князь Аскольд, как старший из братьев и предводитель похода, посылает ряд своих конунгов, а по-славянски - воевод, собрать на своей родине, в Скандинавии, варяжские дружины для предстоящего похода на Византию - южного соседа Киевской Руси.

Византийская империя возникла в 395 г. по завещанию последнего общеримского императора Феодосия I Великого, согласно которому Древний Рим был разделен на Западную Римскую и Восточную Римскую (Византийскую) империи. Столицей Византии стал город Царьград (Константинополь). Так как новая столица стала резиденцией императора, чем давно перестал быть Рим, то центр всей государственной политики передвинулся на Восток. Восточные области империи получили новый центр помимо далекого и чуждого по языку Рима. Греческий характер Константинополя и прилив к нему новых сил со всех эллинских и эллинизованных областей Востока привели к тому, что Новый Рим стал греческим городом.

В IX веке Византия была огромным государством и включала в себя территории Греции, Центральных и Восточных Балкан, Малой Азии, Сирии Палестины и Египта. Вся история этого государства вплоть до его падения в 1453 г. - это история постоянных, как захватнических, так и оборонительных войн, которые вели византийские императоры со своими близкими и дальними соседями - германцами, гуннами, остготами, персами, аварами и, наконец, арабами. Искусная византийская внешняя политика до поры до времени умела более или менее находить общий язык со своими соседями, в том числе и народами, населяющими территории Северного Причерноморья. Для того чтобы эта политика была результативной, в Царьграде была открыта Магнаврская высшая дипломатическая школа, впоследствии при императоре Льве VI Мудром (866 - 912 гг.) преобразованная в университет.

Это было престижное учебное заведение, предназначенное в основном для детей феодальной знати и чиновничьего аппарата. Конечно, были и исключения для особо одаренных юношей. Готовила школа дипломатов, полиглотов, риторов, философов, историков, которые после окончания учебы использовались во всех сферах государственной жизни империи. Император и его канцелярия предпринимали самые разнообразные меры, чтобы оградить империю от грозных внешних завоевателей. Так, император Византии Феодосий II (408 - 450 гг.), чтобы сдержать орды гуннского вождя Аттилы и отвратить их от Константинополя, вынужден был выплачивать ему каждый календарный август 100 000 золотых монет. После гибели Аттилы, императорская канцелярия еще более глубоко и целенаправленно начала изучать внутриполитическую обстановку в ближних и дальних странах, окружающих Византию. Особенно пристальное внимание было направлено на изучение своих северных соседей - племен, проживающих на территории Киевской Руси. Так продолжалось до тех пор, пока Киевские князья Аскольд и Дир не совершили в 866 г. свой первый дерзкий набег на Царьград, где в это время правил византийский император Михаил III (839 - 867 гг.) - последний правитель Аморийской династии.

Михаил III унаследовал императорскую власть через три года после того, как был произведен на свет божий своей матерью Феодорой. Всеми делами в империи стали заправлять его родители и опекуны. Самостоятельным правителем Михаил III так и не стал, а в историю Византии он вошел как распутный тиран, получивший в народе прозвище Мефист (пьяница). Придворные ненавидели Мефиста за его жестокость, развращенность, необузданный нрав и садистские наклонности. За это они дали ему еще одно прозвище - Нерон - по имени распутного и жестокого римского императора Нерона (37 - 68 гг.) из династии Юлиев - Клавдиев. Поговаривали, что Михаил III состоял в интимной связи со своей матерью и сестрами. Но особенно он прославился тем, что увлекался лесбийской или, как еще ее называют, сапфической любовью. Он объявил себя поклонником и последователем древнегреческой поэтессы Сапфо (7 - 6 век до н. э.), которая проживала на острове Лесбос. В своей поэзии Сапфо воспевала лесбийскую любовь, как наиболее нежную и сладострастную, превознося в своей поэзии женский гомосексуализм, как самую сладострастную форму половых извращений. Он настолько увлекся этой сапфической страстью, что требовал от своих придворных, чтобы они доставляли ему все новых и новых любовниц-лесбиянок. Только с ними, с этими "ангелами непорочной и чистой любви", каких превозносила в своей поэзии Сапфо, Михаил III получал удовлетворение своим разнузданным страстям, которые с каждым днем становились все более изощренными. Это не мешало ему подвергать своих любовниц жестоким пыткам и казням за малейшее игнорирование его прихотей, ослушание или за "длинный язык" и неумение хранить дворцовые тайны. Император любил этих "жриц любви", несмотря на их сверхъестественную развращенность, за то, что перед ним они всегда пытались выступать в роли девственных весталок, готовых в пылу бушевавших страстей пойти на то, чтобы именно императору выпадала особая честь лишать их мнимой девственности, притом самыми жестокими садистскими способами - с побоями, пытками и грубым насилием. Увлеченный пирами, лесбийскими развлечениями, шутовскими маскарадами, Михаил III по своему легкомыслию фактически выпустил из своих рук императорскую власть. Когда же он все же решил восстановить свое величие, его соправители организовали заговор и 24 сентября 867 года в три часа ночи ворвались к нему в спальню, чтобы покончить с ним. То, что они увидели, поразило их до глубины души. Император, утомленный любовью и вином, возлежал на ложе со своей любимой лесбиянкой Софией по прозвищу Белявка. Контраст между ее черными, как смоль густыми кудрями и белоснежной алебастровой кожей был столь разителен, что ослеплял всякого, кто ее видел. Особенно возбуждала императора эта контрастность, когда он видел Белявку обнаженной в пылу разгоравшейся в ней страсти и необузданности, доходящей до исступления. Очень часто после таких затяжных свиданий со своей любимицей император укладывал свою захмелевшую голову на прекрасное белоснежное сапфическое лоно своей любимицы и так и засыпал на нем умиротворенным глубоким сном. Очнувшись от оцепенения, убийцы с криками: "Смерть Мемфисту!" в мгновенье ока зарезали императора и его любовницу. Все это случилось более чем через год после похода киевских князей Аскольда и Дира на Царьград.

Этот поход не был неожиданным для канцелярии Константинопольского патриарха Фотия и правительства Византии. Начиная с византийского императора Ираклия (610 - 641 гг.) и последующих императоров, в Киевскую Русь засылалась масса подготовленных в магнаврской школе религиозных миссионеров, дипломатов, переводчиков, учителей греческого языка, торговцев, строителей, основной целью которых было изучение и сбор сведений о Киевской Руси и ее военной мощи. Количество таких разведчиков-миссионеров, засылаемых в разные страны, в том числе ив Киевскую Русь с каждым годом все возрастало. Языческое духовенство Киевской Руси все это прекрасно понимало и вело с непрошеными гостями кровавую бескомпромиссную войну.

Так, начиная с византийского императора Ираклия, в Киевской Руси постоянно находилось более тысячи тайных разведчиков, миссионеров, дипломатов, риторов, направленных сюда со специальными заданиями. А каналом передачи этой информации от ее добытчиков в Византию бала прекрасно организованная и доведенная до совершенства голубятниками-профессионалами, голубиная почта.

Но не бездействовали и волхвы в Киевской Руси. Так, с 660 по 862 год в капищах Киевской Руси было сожжено 586 православных миссионеров, которых волхвы, после их изобличения, приносили в жертву своим идоловым богам. Несмотря на столь жестокие меры, византийские императоры всегда были информированы о намерениях своих северных соседей и пытались контролировать каждый их шаг. И на этот раз императорская разведка донесла во время и в полном объеме о намерениях Киевских князей Аскольда и Дира совершить дерзкий и грандиозный поход против Византии. Но времени для того, чтобы тщательно приготовиться к предстоящему нападению славяно-варяжского войска у Византии оказалось недостаточно. В самом Царьграде и в императорском дворце царила паника. Положение осложнялось еще и тем, что империя в это же время вела ожесточенную войну с дикими варварами-агарянами, сражения с которыми происходили с переменным успехом на Черной речке. Основная надежда у защитников Царьграда была на высокие и мощные стены города, которыми он был обнесен еще в 413 - 439 гг. во время правления Феодосия II.

Уповали также на Божью милость и "его Величество" случай. Они-то, в конце концов, и сыграли решающую роль в отражении нападения сводного славяно-варяжского войска на Царьград. Когда военная армада Аскольда и Дира уже непосредственно приблизилась к Царьграду, мощный шторм и высокая волна от возникшего у Крымских берегов цунами потопили почти все княжеские корабли и их экипажи, а те, что уцелели, были разбросаны по всему Черноморскому побережью. В результате этого штурм города славяно-варяжским войском не состоялся, и Царьград остался целым и невредимым, в отличие от тех городов и крепостей на Черноморском побережье, которые были взяты славяно-варяжскими дружинами штурмом и разграблены. Остатки военно-морской армады во главе с уцелевшими князьями Аскольдом и Диром возвратились в Киев.

Но, кроме Киевской Руси и Византии, существовала еще и третья сила - кочевые народы и племена "Великой Степи". Со времен великого переселения народов вплоть до XIII века славяне вели постоянные сражения с гуннами, хазарами, печенегами, уграми, поволжскими болгарами и другими кочевниками. Нередко нападения степняков приобретали характер настоящих войн. В 866, 968, 1017 и 1036 годах печенежские орды доходили до самого Киева. О набеге печенегов на Киевскую Русь в 866 г. и будет идти речь в этой книге.

1. Варяги на Киевской земле

Да, я причина всех страданий,

Трясущих мир из века в век.

Я раб страстей, я грех желаний,

Но правит мною - человек.

Владимир Константинов-младший

Начало мая 866 года от Рождества Христова выдалось прохладным и ветреным. В один из таких дней на Трипольской пристани великой славянской реки Данаприса собралась толпа полян -- одного из самых многочисленных славянских племен. Вместе со своим племенным вождем Утом они ожидали прибытия варяжской военной дружины. По приказу киевского князя Аскольда, который в это время готовился к большому военному походу на Византию, Ут должен был встретить варягов и поселить их на своей земле. Но прошло много дней томительного ожидания, а варяги все не появлялись. Уже день подходил к концу, когда вдруг раздался крик наблюдателя, устроившегося на самой вершине одной из прибрежных сосен: "Плывут, плывут, я уже вижу их!" Толпа на пристани на мгновение вздрогнула, замерла, а затем стала до боли в глазах всматриваться в водную даль.

Вскоре все смогли уже достаточно хорошо разглядеть открывающуюся перед ними великолепную и устрашающую картину. Шесть одномачтовых кораблей, которых варяги между собой называют кнёрами, внешне напоминающие вытянутую раковину, каждый с распущенным пятиугольным парусом, не плыли, а летели по воде, словно большие хищные птицы. Корабельные носы кнёров украшали головы каких-то заморских чудовищ, искусно вырезанных из дерева и расписанных золотом и яркими разноцветными красками.

Несколько десятков гребцов мощными синхронными движениями длинных весел как будто отрывали и подбрасывали варяжские корабли над водой. Выстроившись строго в одну линию, используя течение и попутный ветер, они довольно быстро достигли пристани.

Толпа не успела прийти в себя от неожиданности, как передний кнёр уже опустил парус, осушил весла и, сбросив ход, подошел к одному из двух устроенных на пристани причалов. Ко второму причалу направился второй корабль варягов. На каждом корабле поляне увидели прекрасно вооруженных воинов, чьи черные и желтые шлемы только дополняли красочность и необычность всего происходящего. На носу переднего кнёра стоял сигнальщик, держа небольшой, но выразительный штандарт своего конунга -- знаменитого ярла Сигурда - с изображением сокола, раскинувшего крылья над своей добычей. Ярл у варягов - назначенный королём воевода, имеющий фискальные, судебные и административные полномочия. Когда князь Аскольд начал готовиться к давно задуманному походу на Византию, он поручил Сигурду собрать в варяжских землях боевую дружину, плыть с ней в Киев, обучить ее и ждать распоряжений киевского князя.

Вначале для ярла Сигурда все складывалось довольно благополучно. Набрав в окрестностях великих скандинавских озер Веттерн, Венерн и Мелеран более четырехсот воинов из незакрепощенных, свободных людей, он посадил их в селении Нидарос, у берегов Тронхеймс-фьорда, на шесть, построенных из дуба, легких одномачтовых военных кораблей-кнёров, каждый длиной около 25 метров и шириной около 5,5 метров, и двинулся в путь, держа курс на Гардарику.

Кнёры были прекрасные мелкосидящие, с осадкой мене 1 метра, парусники с шестнадцатью парами вёсел длиной от 4,5 до 6 метров. Более длинные весла использовали на носу и корме, где деревянный брус с гнездами для уключин, находился выше линии соприкосновения спокойной поверхности воды с корпусом кнёра. Вёсла были прекрасной формы и входили в уключины, проделанные в главное поперечное ребро жесткой бортовой обивки корабля. Когда вёсла убирали, уключины закрывались хорошо подобранными задвижками. Кнёр был обшит в накрой 16 крепкими дубовыми поперечными ребрами жесткости, скрепленными деревянными гвоздями и железными болтами и проконопаченными крученой коровьей шерстью. Обшивные доски крепились к ребрам лыком, что придавало кораблям большую эластичность. Палубу устилали хорошо подобранными досками, не прибивая их гвоздями. Мачта устанавливалась на большом, крепком блоке, устроенном настолько остроумно, что когда мачта стояла прямо и твёрдо, мягкий эластичный корпус корабля не испытывал никакой перегрузки. Руль устанавливался, как правило, у правого борта и представлял собой короткое весло, снабженное подвижным рычагом на верхней его части и служащим для его поворота. Он крепился к кораблю с помощью бесхитростного приспособления, дающего лопасти возможность маневра. На мачте высотой около 14 метров был установлен длинный тяжелый круглый брус для крепления прямого паруса и управления ним. Все припасы - солонина, мёд, настоянный на мхах и лишайниках, пресная вода - хранились в добротных бочонках в запираемых деревянных ящиках. На кнёре помещался экипаж из 50 человек, а при необходимости корабль мог поместить ещё 30 человек - воинов или пленных. Отличались кнёры только по размерам. Но главное отличие кнёров от кораблей народов других стран было не в этом. Главное отличие и символ морской мощи варягов были люди, которые этими кнёрами управляли.

Варяги были не обычные воины-разбойники. Как говорили в старину бывалые мореходы, душа варягов воплотилась в их людях. Они создали и довели до совершенства свои кнёры и драккары, которые могли ходить не только по морям и океанам, но почти по всем рекам и озёрам. За счет мелкой осадки они становились на якорь в бесчисленных бухтах и заливах. Эти судна отличались не только красотой своих линий и устойчивостью конструкции, но и с честью могли благополучно выдержать самые яростные бури морей и океанов.

Но так же как варяги с огромной любовью и умением строили свои корабли-вездеходы, так же добротно они изучали мореходное и военное дело, и были столь же ловкие с рулём или веслом, как и с мечом.

Следует отметить, что в основе военной мощи варягов была даже не их прославленная доблесть, храбрость и выучка. Нет, в основу их превосходства была положена военная дисциплина и взаимовыручка, сплоченность и единство. Воинская дисциплина обязывала каждого варяга неукоснительно подчиняться строгим правилам существовавшего уже тогда "Воинского кодекса".

Взаимовыручка и сплоченность были обусловлены тем, что корабельные экипажи состояли в основном из добровольцев-побратимов, которые образовывали целые союзы варягов, называемые "фелагами". В состав этих союзов входили в основном те воины, чьи имена и умения были уже доказаны, и не обязательно в бою. Достаточно много было возможностей доказать эти качества и в повседневной жизни.

Варяги считали воинское искусство самым главным, от чего зависит судьба и благополучие их государства. Поэтому воинская выучка была поставлена на таком уровне, что один варяг в схватке часто обращал в бегство десятерых и даже большее количество врагов. Бедность делала их смелыми, а непостоянный образ жизни - неуловимыми. Отчаяние, с которым они вели сражения, делало их непобедимыми. Почти постоянное военное счастье еще больше усиливало их смелость и воодушевляло на все новые и новые подвиги. В Скандинавии, по старинному обычаю, все юноши страны, добровольно или по принуждению, покидали свою родину и, составив сильное войско, выходили в море на многочисленных флотах кнеров и драккаров, добывать оружием содержание и богатство в краях, более изобильных. Часто причинами высылки молодых людей были чрезмерное народонаселение, которое угрожало голодом, плохая жатва или совершенный неурожай, а затем, уже позже, - просто укоренившиеся привычки к завоеваниям, грабежам и разбоям.

Так варяги оказались в Гардарике, Британии, Франции, Италии и Испании. Посетили они и Северную Америку. Море постоянно кишело кораблями варягов и постепенно дело дошло до того, что в Европе они были, как у себя дома. Варяги были не только смелыми, но и предприимчивыми воинами, готовыми на всяческие авантюры. Так произошло одно событие - странное и замечательное. Это событие - встреча двух самых воинственных народов того времени - варягов и арабов в военном единоборстве.

В 847 году варяги на 54-ех огромных судах-драккарах объехали весь западный берег Испании, в южной части которой в то время обосновались арабы. Разграбив окрестности Лиссабона, они направились еще южнее, приплыли к берегам Андалусии, вошли в реку Гвадалквивир и встретились здесь с арабами. В сражении столкнулись с оружием в руках два странствующих и воинственных народа - народ Севера и народ Юга, поклонники Одина и Магомета. У подошвы горы Сьерра-Морена произошли три битвы, в которых варяги, несмотря на численное превосходство арабов, разгромили их. Разграбив города и поселения юга Испании, они с огромной добычей воротились на свои суда.

В этих постоянных битвах, походах, удачных и не особенно удачных, а иногда заканчивавшихся и их поражением, вырабатывалась тактика и стратегия варягов, которая со временем все более совершенствовалась и бралась ими на вооружение.

Варяги были не только хорошими кораблестроителями, но и прекрасными мореходами. Всеми этими непревзойденными качествами обладал и посланник князя Аскольда - ярл Сигурд и его единомышленники. Ориентируясь только по солнцу и звездам, шесть варяжских кораблей, ведомые Сигурдом, переплыли Балтийское море, а затем по реке Неве достигли Ладожского озера. По реке Волхов, впадающей в Ладогу, добрались к озеру Ильмень, а по реке Ловать доплыли до того места - волока, где пришлось перетаскивать корабли по суше до Двины.

Само слово волок обозначает "водораздельный участок суши", в данном случае - между верховьями рек Ловать и Двины, близко сошедшихся в своих истоках, по которому в старину волочили суда при переходах из бассейна одной реки - Ловати, в бассейн другой - Двины.

Постепенно в этих местах возникли небольшие поселения, а затем уже и города, например, Вышний Волочок, жителей которых нанимали, а иногда заставляли силой принимать участие в этом тяжелейшем, изнурительнейшем предприятии, которое варяги между собой называли "сухопутным плаванием".

Необходимо было перетащить по суше огромные корабли весом более десятка тонн каждый на одних только деревянных колодах-катках на расстояния, превышающие иногда десятки километров. А если взять ещё во внимание суровый климат, дождливое, зачастую холодное лето, отсутствие хорошей еды, и тогда возникает во весь рост ужасающая картина бедствий и страданий тех, кто непосредственно выполнял эту тяжелую роботу.

Во время своего "сухопутного плаванья", Сигурд решил привлечь к волоку, кроме своих воинов, также жителей близлежащих поселений. Форма привлечения была разная - и силой оружия и в обмен на продукты питания и одежду, где и как удавалось приспособиться, чтобы процесс волочения был быстрым, и не затянулся до наступления холодов. Так удалось собрать около трёхсот местных жителей. Вот здесь то и произошли все трагические события этого похода.

Когда варяги уже преодолели более половины тяжелейшего пути, переправляя волоком свои корабли с реки Ловать на Двину, в одну из ненастных ночей, в сильнейшую бурю и холодный проливной дождь, на них напала хорошо вооруженная и достаточно многочисленная ватага разбойников, состоящая из населяющих эти земли народов -- чудь, вендов, кривичей, мерлов и эстов. Эти многочисленные воинственные племена населяли очень большие территории. На сухом варяжском пути разбойники были грозой не только для купеческих караванов, но и для варяжских дружин, которые по сравнению с разбойничьими ратями были сравнительно немногочисленными.

Эти племена жили по обоим берегам Двины и дальше на Север, вплоть до Ледовитого океана. На Запад их земли простирались до Ботнического залива, на Восток до Уральских гор и на Юг до городов Смоленска, Витебска, Полоцка.

Ранее эту всю огромную территорию занимали племена готов. Но по мере того, как готы покидали территории вокруг Балтийского и других холодных морей, устремившись на Юго-запад, граничащие с готами чудские, славянские, вендские и финские племена, занимавшие территорию на Север от Двины, а на Восток - до Уральских гор, со всех сторон бросились на освободившуюся территорию и опустошили ее с яростью разбушевавшегося урагана. По свидетельству древних саг, на этих землях, диких и неуютных, мало приспособленных для оседлой жизни, жили всякие чудовища и исполины - это была родина йотунов и турсов - наиболее древнейших племен, населявших указанную территорию.

Постепенно варяги в своем движении на Юг покорили эти племена, но затем последовала целая цепь восстаний, в результате чего варяги полностью были изгнаны из этих земель.

На освободившихся от варягов территориях вспыхнули длинные и опустошительные междоусобные войны, как между родственными племенами, так и между целыми союзами племен.

Весь этот одичавший от крови и бесчисленных грабежей неустроенный сброд объединялся в довольно многочисленные разбойничьи ватаги, которые достигали порой 4 - 5 тысяч человек и беспощадно грабили всех, кто мог стать добычей этих безжалостных разбойников.

Во главе одной из таких ватаг, напавших на Сигурда и его воинов в ту ненастную ночь, стоял их грозный предводитель по имени Финн по прозвищу Поджигатель - известный в этих краях разбойник, вор и грабитель, человек огромного роста и большой физической силы. Главная цель их нападения была такая: овладеть варяжскими кораблями и вооружением варягов, которого им не доставало. Но Сигурд и набранные им для похода воины не были новичками в военном деле. Как только наступал вечер, по условному зову их боевой трубы они начинали очень тщательно готовиться к ночлегу.

Весь свой лагерь они постарались превратить, по своему обычаю, в неприступную крепость. С этой целью они умело использовали географические особенности местности. На одной из возвышенностей установили шатер Сигурда. Вокруг лагеря собрали большие груды камней, а из поваленных деревьев находящегося неподалеку леса и из своих боевых щитов соорудили что-то наподобие укрепленного стана, по периметру которого и в самом его центре, возле шатра Сигурда, зажгли огромные костры так, что вся местность была хорошо освещена. Возле лагеря и около каждого корабля выставили воинские дозоры.

Эти укрепленные станы и воинские дозоры всегда спасали варягов от внезапного нападения их врагов. Тем более, что слухи о том, что в районе их сухопутного движения орудует несколько разбойничьих ватаг, давно доходили до Сигурда. Воинские дозоры бдительно охраняли покой уставших от тяжелой работы варягов. Они первыми обнаружили нападавших и подняли весь варяжский стан по тревоге. Внезапной атаки у разбойников не получилось.

Финн Поджигатель и его банда привыкли всегда нападать первыми. И на это раз они не отступились от своих привычек, а, выбрав одну из тёмных ненастных ночей, молчаливо ринулись всей ватагой в атаку на варяжский стан. И хотя нападавшие сохраняли глубокое молчание, выполняя приказ своего главаря, но движение к лагерю многочисленной толпы вооруженных чем попало разбойников было разгадано, и в лагере немедленно была объявлена боевая тревога. Вначале, по приказу Сигурда, варяги построились в несколько линий и выпустили в нападавших тучу стрел, чем нанесли им серьезные потери. Но разбойников уже нельзя было остановить. Когда они поняли, что обнаружены, и внезапная атака не состоялась, они, чтобы напугать варяжских воинов, с громкими криками и воплями продолжали нападение, пытаясь этим хоть как-то воспламенить друг друга.

Несмотря на то, что оборона варягов была достаточно организованной, большому отряду разбойников удалось прорваться к центру лагеря, где горел огромный костер и располагался шатер Сигурда. Здесь находился ярл со своими оруженосцами и ближайшими сподвижниками. Завязалась кровавая сеча. На одного варяга приходилось по 10-15 разбойников, которые в диком исступлении, несмотря на потери, снова и снова шли в атаку. Постепенно сражение превратилось во множество локальных схваток, где двум-трём варягам приходилось биться с целыми отрядами нападавших. Сражение длилось уже более часа, но никто не хотел уступать. Решающим в этой схватке была гибель их главаря Финна Поджигателя, который был изрублен "в капусту" одним из друзей Сигурда - Магнусом Широкоплечим. После гибели вожака началось повальное бегство разбойников, во время которого они понесли ещё большие потери, чем при наступлении.

Итог всего этого сражения был таков - полная победа варягов над полчищами разбойников. Этих успехов варяжское воинство достигло благодаря тому, что на стороне варягов был опыт, отличное вооружение, выучка, высокое воинское искусство и незаурядная храбрость. Это были воины, у которых "меч был любимцем, храбрость -- главным свойством, боевые труды -- обыденной работой". Все эти качества помогли варягам не только отбить нападение разбойничьей рати, но и обратить ее в бегство. К сожалению, и варяги в сражении потеряли более пятидесяти убитыми и столько же ранеными. Самое же печальное было то, что в яростной схватке с врагом получил тяжелейшие ранения их вождь -- ярл Сигурд.

Первое ранение он получил от удара копьем, которое пронзило насквозь его грудь, защищенную лишь кожаным панцирем. Но даже раненный он продолжал сопротивляться. И когда сражавшиеся вокруг него варяги были убиты или ранены, на его голову пришелся страшный удар дубины одного из разбойников. Шлем, защищающий его голову, спас ярла от неминуемой смерти, но он получил от этого удара тяжелейший ушиб головы. После боя находящегося в бессознательном состоянии Сигурда перевязали, уложили на носилки и оказали необходимую помощь: остановили кровотечение, на открытые раневые поверхности наложили повязки. Знахарь Клун, сопровождавший этот поход, ввел ему внутрь при помощи небольшой трубки половину кварты лечебного отвара, приготовленного из корабельных запасов мха и лишайника. Это укрепило его силы, но Сигурд все же оставался без сознания. Ярла уложили на специально приготовленное на корабле ложе, и "сухопутное плавание", а затем и по реке Данаприс, было продолжено. В таком бессознательном состоянии Сигурду суждено было оставаться еще долгое время.

О том, что варяжская дружина на кораблях приближается к Киеву, Аскольду и Диру сообщили ранее направленные в верховья Данаприса воинские верховые дозоры. Полянский вождь Ут по указанию киевских князей должен был разместить прибывших варягов на местности между реками Ирпень, Стугна и Данаприс, и, таким образом, защитить и г. Киев, и прилегающие к нему территории с юго-запада от набегов степных кочевников - печенегов, половцев, тюрков и иных разбойничьих племен. Центром местности, где должны были расселиться варяги, было селение Мины (от слова менять), основанное в начале IX века торговцами из Греции. С этой же целью славянами уже было завершено строительство укреплений, которые в народе называются "Змиевыми валами".

Укрепления "Змиевы валы" славяне строили, умело используя природный ландшафт -- леса, долины и возвышенности по берегам рек Рось, Стугна, Ирпень, Вита, Сула и других, а продолжалось их строительство несколько сотен лет.

Название "Змиевы валы" происходит из народной легенды, по которой древнерусские богатыри победили Змея, запрягли его в плуг и сделали глубокие борозды. Предположительная длина этих валов достигала 2000 км, и располагались они к югу от Киева на обоих берегах Данаприса вдоль его протоков. На территории Киевщины длина "Змиевых валов" достигала 800 км. "Змиевы валы" представляли собой могучие земляные укрепления высотой от 10 и более метров. Около каждого вала с наружной стороны шел широкий и глубокий ров. Общая ширина основы "Змиевых валов" составляла от 8 до 22 метров. Остатки этих валов сохранились и до настоящего времени. Длина некоторых из них достигает 3 км, а высота - 9 метров.

Разместив варягов на территории южнее Киева, князья положили бы начало не только их неизбежному слиянию с местным населением, но и укрепили бы боевой дух славян, помогли бы им овладеть высоким военным искусством северного народа, что сделало бы их более боеспособными в нелегкой борьбе с все участившимися набегами кочевников.

В жизни славян леса и реки имели громадное значение. Реки, малые и большие озера, а также множество родниковых источников использовались человеком для ведения хозяйства и для жизнеобеспечения. Это были лучшие земли как для выращивания зерновых, плодово-ягодных культур, так и для садоводства и овощеводства. Лес использовался для строительства жилища. В лесах было много диких зверей, а в реках и озерах, которые были в те далекие времена чистыми и прозрачными, много разнообразнейших пород рыб. Кроме того, реки и озера были естественным защитным кордоном от нападения кочевников.

Река Стугна впадает в Данаприс выше селения Триполье. В те далекие времена она являлась условной границей между лесным массивом и лесостепью, имея большое значение для славян, проживавших на ее берегах. Особенно широкой становилась эта река во время обильных дождей и паводков. Более тысячи лет тому назад на берегах Стугны жило самое многочисленное славянское племя полян, которое вело оседлый образ жизни. Поляне обрабатывали землю, сеяли просо, пшеницу, держали скот -- свиней и коров.

В этой благодатной для жизни местности и предстояло разместить славянскому вождю Уту варяжскую боевую дружину.

2. Пророчество Акунда

Как только первый корабль бросил якорь у первого причала, на него сразу же поднялись Ут и княжеский лоцман Смаргл. Перебросившись несколькими словами с замещающим Сигурда знаменитым варяжским воином-скальдом Браги по прозвищу Старый, который кратко сообщил Уту о тяжелом ранении Сигурда, корабли продолжили свое плавание -- вначале к устью реки Стугны, а затем по ней к верховью до селения Мины, в котором проживал вождь полян со своим семейством и челядью. Впоследствии Браги запечатлеет этот поход в одном из своих скальдов - так назывались у варягов сказания на камне.

Поселение Мины насчитывало более двух тысяч жилищ, довольно больших и добротно сделанных из сосны и дуба срубов.

Река Стугна, по которой предстояло плыть варяжским кораблям, берет свое начало с небольших родников, вблизи современного села Мотовиловская слободка и впадает в Днепр возле селения Триполье. Ее длина достигает 70 км, а площадь бассейна 783 км². Имеются сведения, что Стугна ранее была судоходной, и по ней ходили даже большие корабли. Согласно исторической хронике, в 1093 г. на этой реке половцы разбили русских князей Михаила Святополка, Владимира Мономаха и его брата Ростислава, который, спасаясь от врагов, утонул в водах Стугны. Тогда она, накануне пополнившись от прошедших проливных дождей, представляла собой широкую и глубокую водную преграду.

Что же увидели варяги, плывя вверх по течению реки? Прежде всего, их взоры радовала красота местности, по которой протекала эта небольшая, но достаточно полноводная в то время река. Правый берег Стугны высокий, а левый -- низкий и болотистый. Варяги также увидели на правом берегу реки мощные земляные укрепления высотой от 5 до 15 метров, которые местное население называло "Змиевыми валами". Один такой вал начинается около поселка Триполье и тянется на несколько десятков километров вдоль реки Стугны, пересекая реку Узнаву около современного Фастова. Другой вал -- Мытницкий -- тоже довольно продолжительный и тянется, пересекая реку Ирпень, через Плисецкий лес почти до самого Данаприса. Варяги также увидели довольно большие постройки -- срубы, которые были расположены на прекрасной местности в окружении сосновых боров и дубовых двухъярусных рощ, напоминающих им их далекую северную родину.

По прибытии в селение Мины варяги сразу же приступили к разбивке на его окраине лагеря, а вождь Ут и несколько варягов занялись раненым ярлом. Они прямо с корабля принесли его в усадьбу Ута, которая располагалась на правом берегу Стугны в самом центре селения Мины и занимала большой участок прибрежной земли, огороженный высоким забором из закопанных в землю, хорошо обструганных сосновых стволов, заостренных на конце в виде кола. Во дворе стояло четыре сруба. Один большой сруб на восемь комнат для жилья, с пристроенной к нему на всю длину верандой и три сруба для хозяйственных нужд. Колодец во дворе усадьбы был украшен резьбой по дереву. На фасаде жилого сруба и на стенах колодца искусными мастерами резьбы по дереву были изображены небеса, восход солнца, двухслойное небо из хляби, т. е. воды и камня (тверди), а сектора крыши были украшены деревянными коньками.

Сигурда занесли в переднюю комнату, в которой стоял большой стол, а под стенами -- длинные дубовые лавы и печь. Лавы сдвинули, и на два тюфяка из лебяжьего пуха уложили все еще находившегося в беспамятстве ярла. Когда все необходимое по размещению раненого было сделано, Ут и его домашние сошлись во мнении, что нужно поручить лечение варяга самому известному среди полян волхву и шаману Акунду, который был у славян не только духовным владыкой, но и врачевателем. В искусстве врачевания особенно преуспела его внучка Трояна, которой передались знания многих поколений волхвов их рода.

Акунд с Трояной проживал в больших хоромах в сосновом бору на расстоянии двух километров от поселка Мины. Хоромы первоначально были предназначены только для ритуальных пиров, но со временем, по мере роста влияния Акунда и его авторитета среди соплеменников, он поселился здесь на жительство вместе со своей внучкой.

У древних славян не существовало единых представлений о боге. Они поклонялись стихиям, верили в родство людей с различными животными, приносили жертвы божествам. Древнейшим верховным божеством славян был Род -- бог неба, грозы, плодородия, которого впоследствии, уже в процессе развития славянской религии и мифологии, сменил громовержец Перун. В представлении древних славян Род -- повелитель земли и всего живого, он -- бог-творец. Перун -- бог-громовержец, покровитель дружинников. Дальше шли солнечные боги Стрибог, Дажьбог и Мокошь, культ которых противопоставлялся языческими волхвами уже зарождающемуся христианству и соответствовал культу христианских Бога-отца, Христа и Богородицы. Богами земледелия были Хорс, Семаргл и Велес. Этим и другим, менее значительным, богам древние славяне ставили идолов, поклонялись и приносили им подношения, устраивали общеплеменные моления.

Возле хоромов Акунда на высоком лысом холме правого берега Стугны находилось капище -- место, где стоял кать, по-славянски -- идол. Таким идолом, стоящим в центре капища, была деревянная статуя громовержца Перуна с янтарными глазами, посеребренной головой и позолоченными усами. Капище было окружено двумя земляными валами, внутри которых раскладывались крады - священные кострища. Больший второй вал был внешней границей святилища, а пространство между двумя валами называлось требище. Там потребляли жертвенную пищу.

Ритуальные пиры проходили в хорошую погоду под открытым небом, а в ненастную -- в доме Акунда. Этот престарелый мудрец был не только представителем могущественной касты волхвов-служителей дохристианских культов, но и величайшим чародеем, знахарем и врачевателем. Его хорошо знали и уважали киевские князья, племенные вожди славян, а также конунги и ярлы, находящиеся у них на службе вместе со своими варяжскими дружинами, многие из которых были идолопоклонниками и посещали молебны и пиры Акунда.

Сколько было лет Акунду, никто не знал. Это был величественный старец, одетый всегда в просторные белые полотняные одежды, с красивой бородой, большим, с мраморным отливом лбом и пронзительными синими глазами, которые не только завораживали окружающих, но и вселяли в них суеверный ужас перед могуществом этого человека.

Все население Мины и окружающих поселений жило в ожидании очередного молебна Акунда. Приезд варягов с раненым Сигурдом ускорил наступление этого события.

Вскоре служителями Акунда было объявлено, что состоится молебен об исцелении ярла Сигурда, а после этого - большой пир. В указанный день все началось с того, что на вершину холма, где находилось капище, стал собираться народ. Это были и местные жители -- поляне, и варяги, прибывшие вместе с Сигурдом, и греки -- жители Мин, как приезжие, так и те, кто были владельцами торговых лавок и жили здесь постоянно вместе с семьями. У всех речь Акунда о ниспослании выздоровления ярлу Сигурду, о чем уже давно судачили в Минах, вызвала огромный интерес. Явились даже люди из ближайших поселений и городов - Триполья, Киева и других мест.

По внешнему земляному валу, который окружал капище в центре с Перуном, по указанию Акунда развели большие крады -- священные костры, на которых не только готовили пищу, но, при необходимости, использовали их и как погребальные, для сжигания тел умерших с верой в то, что с пламенем их души попадают прямо на небо. Иногда костры были так велики, что их пламя было видно на расстоянии до 40 км.

Итак, великое действо началось. Как только пламя крадов достигло десятка метров, вокруг костров появились хороводы молодых женщин и девушек, одетых в белоснежные холщевые рубахи с длинными в сборках рукавами, подпоясанными высоко под грудью красивыми поясами. На ногах у них были кожаные башмачки, а распущенные волосы украшены разнообразными диадемами-кокошниками, которые придавали женским головкам невообразимое очарование. На шее каждой женщины или девушки красовались украшения, а ворот рубах расшит серебром, золотом и бисером. В свете костров это было необычайно запоминающееся зрелище, которое вызывало у всех и восхищение, и удивление, и религиозный экстаз. Дополнили эту феерическую картину появившиеся целые хороводы добрых молодцев, холостых и женатых, одетых в разноцветные сермяжные штаны и широкие рубахи, подпоясанные на бедрах сыромятными ремнями, ноги которых были обмотаны белыми портянками с подвязанной подошвой из невыделанной бычьей кожи. В руках они держали различные музыкальные инструменты -- цитры, волынки, дудки и сопилки. Постепенно образовалось несколько хороводов, сопровождаемых песнями, танцами и всеобщим весельем, которое завлекало даже тех, кто пришел просто поглазеть на это великолепное зрелище. С каждым новым кругом хоровода все больше зрителей становились участниками этого действа. А затем все вдруг, как бы по мановению волшебной палочки, стихло. Хороводы остановились, и все увидели необычное шествие, которое приближалось к капищу.

Впереди процессии двигался сам Акунд, разодетый в белоснежные холщовые одежды -- длинную полотняную рубаху и широкие штаны. Бледное большое и выразительное лицо, огромные глаза, белый как лунь, с распущенными по плечам волосами - он казался воплощением высшей справедливости. Это невольно завораживало и всецело подчиняло каждого из присутствующих его духовной мощи и вере во всемогущих богов, а также и в то, что волхв Акунд олицетворяет их присутствие на этой земле. Он опирался на прекрасно сделанный руками умельца деревянный посох, рукоятка которого была украшена красивой резьбой, золотом и драгоценными камнями. На шее старца красовался спиралевидный золотой полуобруч, к нему было прикреплено много длинных цепочек, с нанизанными на них бусами из янтаря, яшмы и других драгоценных камней.

По бокам и чуть сзади Акунда поднимались в гору две шеренги девушек-дедалиц в белоснежных одеждах с венками из полевых цветов на голове. Между двумя рядами дедалиц варяги несли своего конунга ярла Сигурда на большом варяжском плаще. Процессия проследовала меж двух костров и остановилась около идола Перуна. Здесь же на землю опустили плащ с Сигурдом. Рядом с ним слева легла дедалица Трояна, внучка Акунда, а справа -- дедалица Зоряна. Акунд, а вместе с ним и все присутствующие, опустились на колени, и началась молитва.

Вначале своей песни-молитвы Акунд обратился к Роду -- богу-творцу, повелителю Земли и создателю всего живого -- с просьбой сохранить их племя и весь полянский народ от всяческих напастей, как природных, так и военных. К богу-громовержцу Перуну и к солнечным богам -- Хорсу и Дажьбогу -- с просьбой не лишать их солнца, солнечного света и тепла. У бога плодородия Семаргла просил охранять их посевы, корни, семена и ростки от засухи, наводнений и иных природных бедствий. К богине матери-земли Мокоши он обратился с просьбой посылать им дожди, чтобы были хорошие урожаи.

Затем Акунд, повернувшись к стоящему вокруг народу, призвал их оглянуться и посмотреть на свою землю. Как всё же прекрасна земля, на которой они живут; какие чистые, глубокие и прозрачные реки и озера их окружают и как много в них рыбы; какие густые, дремучие и прекрасные леса и сколько в них всякого зверья; как богаты пастбища разнообразными травами и как много на них выпасается домашнего скота. "Наша земля плодородна, - вещал волхв, -- ее достаточно для всех нас, только надо вспахать, засеять и она обеспечит всех пропитанием". Затем, возвысив голос и подняв руки и голову к небу, Акунд продолжал, обращаясь к людям: "Что может быть красивее храма, куполом которого является небесный свод?" И отвечая на свой же вопрос, он воскликнул: "Тогда зачем же нам строить каменные храмы и поклоняться в них чужим богам, придуманным чужими людьми, если у нас есть свои. Зачем нам молиться незнакомыми словами, если слова молитвы придуманы не нашими богами и как бы не для нас. И если вы будете произносить чужие молитвы, то это будут не ваши слова и не ваши просьбы к богам о милости божьей, а потому никакой милости вам не будет ниспослано. Ваши истинные боги не требуют от вас никаких жертв и никаких десятин на свое содержание. Молитесь для себя, а не на людях и наши боги услышат и помогут вам. Истинные боги бессмертны и желают вам счастья и добра. Поднявшись на возвышенность, ставьте камни, пейте чашу и веселитесь".

В конце своего вдохновенного призыва Акунд вдруг сделал паузу, а затем, обращаясь к варягам и всем присутствующим, сказал, что раненого Сигурда надо положить на солнечный камень, лечить его женским телом, он должен жить в солнечной комнате и здоровье полностью к нему возвратиться.

3. Солнечный камень

Солнечным или теплым камнем, как в старину, так и теперь называют янтарь, о лечебных свойствах которого с незапамятных времен ходят различные легенды и мифы. Теплый камень - символ бессмертия, уже один его вид согревает душу и тело.

Янтарь был известен народам севера, населявшим территории вдоль южных берегов Балтийского моря, с незапамятных времён. Эти берега являются отечеством янтаря, который у северных народов назывался клес. В северных сагах мелькает предание о тех временах, когда древние народы, соплеменники скандинавских готов, обитали на этой славной янтарной земле, где янтаря было так много, что эту землю называли древним раем, где жизнь людей продолжалась многие столетия. Там же, по древнему народному верованию, находилась страна бессмертия. В этой стране, согласно легенде, каждый пришелец избавлялся от старости и болезней и никто не умирал. Но по мере того, как янтаря становилось всё меньше, а людей желающих им завладеть - всё больше, постепенно и сказания об этой стране перешли в область легенд.

Янтарь -- это окаменевшая смола хвойных и некоторых лиственных деревьев, в частности вязов, вишен и др., которые под раскаленными лучами солнца выделяли смолу. Смола накапливалась и затвердевала. Во время бурь и ураганов деревья, вырванные с корнем, смывались морским прибоем в море, где смола постепенно превращалась в янтарь. Янтарь очень легок, хрупок, легко поддается шлифовке и полировке, а так как смолы, из которых он состоит, обладают лечебными свойствами, то, следовательно, этими свойствами обладает и янтарь. Применяют янтарь как наружно, так и внутренне при лечении самых различных заболеваний и тяжелых ранений. Древние славяне при лечении болезней кроме янтаря принимали хвойные и прополисные меды с добавлением сосновых смол, готовили отвары из почек сосны, ели, пихты, а также использовали соки вяза, кору и желуди дуба, листья ивы.

Лечением занимались колдуны, служители различных культов, старухи-знахарки, волхвы и придворные княжеские врачеватели. В этом искусстве было много общего у варягов и славян. Кроме того, в медицине северных народов Европы в качестве основных лекарственных средств использовались различные лишайники и мхи, которые обильно произрастают в тундре, на горных скалах и в ущельях, на берегах рек и озер Скандинавии.

В походах варяги хранили бочонки мёда и мешки с сухими водорослями и лишайниками в специально отведённом для этого месте на корабле, вместе с продуктами питания. Измельчённые лишайники добавляли при выпечке хлеба, а чтобы избежать горечи, обдавали их предварительно кипятком. Употребление такой выпечки во время длительных морских походов предохраняло варяг от цинги и простуды.

Народы, населяющие Скандинавию, были хорошо образованными. Они имели свою руническую письменность, хорошо развитое сельское хозяйство и морские промыслы. Следует подчеркнуть, что ни в одной стране нет такого количества памятников древнего рунического письма (скандинавские саги, баллады и сказания), как в Швеции, которая является наиболее типичной представительницей варяг. Таких памятников насчитывается на сегодняшний день более 1000. Рунические надписи на камнях относятся как к христианской, так еще и к дохристианской эпохе, и представляют собой древние буквы, посредством которых письменно выражались мысли и понятия. Во многих рунических письменах и скандинавских сагах повествуется об истоках медицинских знаний народов севера.

Северяне болели очень редко, так как в большинстве своем вели здоровый образ жизни, который заключался в том, что основная масса населения скандинавов хорошо питалась, пища была довольно разнообразной и состояла из различных сортов мяса, рыбы, морепродуктов, меда, молочных продуктов, разнообразнейших сыров, квашений, солений из водорослей, мхов, лишайников и горных трав. Из напитков наибольшей популярностью пользовалось густое крепкое пиво, хорошие вина, хмельные меды и медовухи.

Здоровыми и физически выносливыми были и славяне, так как чем дальше двигаться от Киева на север, тем грань, разделяющая варягов, "народов с севера", и славян-поморов стирается все больше и больше. Постепенно они слились с многочисленными славянскими племенами или просто потерялись в их многолюдстве.

Очень часто варяги брали себе в жены славянских девушек и оставались в Гардарике на вечные времена. Им нравилась Русь, обычаи и обряды славян. Они не только поклонялись славянским богам, но и хорошо знали и понимали древнеславянский язык. Было много общего также между уровнем древнеславянской медицины и варяжской. На каком-то временном этапе они даже переплетались, взаимно обогащаясь, о чем свидетельствуют многочисленные рунические записи варягов.

В Киеве и других поселениях наряду с волхвами популярностью пользовались врачи-иноземцы - греки, сирийцы, армяне, обслуживающие, по-преимуществу, боярство, князей, торговцев.

У славян известнейшим знахарем был волхв Акунд - человек большого ума и жизненного опыта, прекрасно разбирающийся в людях, в их слабых и сильных сторонах, и умеющий управлять ими. Поэтому люди обращались к нему за помощью по самым различным вопросам: при болезнях, падеже скота, засухах и при иных негораздах. Неслучайно раненого ярла принесли именно к нему. Акунд как всегда проявил свои знания и силу духа. Он в нескольких десятках метров от капища приказал соорудить подвесной лежак. Четыре толстых, хорошо отесанных трехметровых сосновых столба вкопали в землю на один метр в глубину. На толстых канатах подвесили лежак, сделанный из 9 четырехгранных отесанных и плотно скрепленных между собой сосновых колод, длиной примерно два и шириной полтора метра. Сверху на него уложили несколько довольно толстых и хорошо обработанных пластин янтаря. А чтобы янтарь хорошо держался и не двигался, поместили его в прикрепленную к боковым колодам деревянную раму.

Как только лежак был готов, на следующий день началось волхвование. Янтарь нагрели на жарком июльском солнце и на него уложили раненого ярла, прикрыв сверху белой простыней. В таком положении он находился в течение 4-5 часов. В тоже время ему давали обильное питье, в частности, отвары из почек сосны и вяза с порошком янтаря, прополисные и хвойные меды, рецепты которых были хорошо известны Трояне, которой был поручен уход за раненым.

Одновременно, чтобы полностью исцелить варяжского конунга, Трояна кроме лечения "теплым камнем" в течение дня накладывала на его раны большой кусок полотна, пропитанного раствором соли, а один раз в неделю таким полотном укутывала все тело Сигурда. Это позволило избавить конунга от заражения крови и способствовало ее приливу к раневым поверхностям, а также отторжению от них гноя, что ускоряло заживление ран и ушибов.

В один из солнечных дней, как только около капища собралось множество народа, началось волхвование. Акунд подошел к ногам ярла и приступил к своему удивительному лечебному действу, которое современные ученые назвали бы гипнозом. В своей монотонной, но хорошо продуманной и логически построенной речи, волхв обращался к небу, звездам, месяцу и бессмертным богам -- покровителям своего народа. Он попросил рассеять страхи и слабость, царящие в душах людей, вселить в них силу, уверенность и жизнестойкость, поднять дух и стремление к боевым подвигам, которые повергли бы врагов, и ниспослать силу и здоровье ярлу Сигурду -- любимцу киевского князя Аскольда.

Как по мановению волшебной руки -- все страхи присутствующих развеялись, напряженность в движениях ушла, уверенность появилась в каждом их движении и жесте.

Под мощным воздействием волхва и его речи люди почувствовали, как тепло, которое сосредоточилось у каждого на макушке, опустилось вниз до самых пят. Их тела расслабились, а дыхание стало более глубоким. Затем Акунд начал рисовать перед ними различные фантасмагорические картины. И хотя ничего сверхнеобычного он не говорил, но красноречиво "нарисованная" им чудесная картина животного и растительного мира всех наполнила любовью к ближнему и окружающей природе. Они осязаемо ощутили, что на них действуют ее заповедные силы. Те, у кого болела голова, руки или иные части тела, почувствовали, что это их больше не беспокоит. Голова у всех стала ясная, как будто после крепкого и длительного сна, тело наполнилось силой и здоровьем, а воля к жизни и борьбе стала у всех неисчерпаемой.

В один из моментов этого жизненаполняющего потока целебной силы, исходящего от волхва, тело ярла Сигурда напряглось, и по нему прошла судорога. Он даже на несколько секунд открыл глаза, но затем сознание вновь покинуло его. И так повторялось несколько раз, пока продолжалась вдохновенная речь великого волхва.

Затем началось всеобщее веселье, сопровождаемое роскошным ритуальным пиром. Мастерски испеченные огромные паляницы, пироги с различными начинками, бочонки меда, творог и иная снедь была разложена на длинных холщевых, украшенных вышивкой, дорожках, которыми была устлана вся территория требища -- пространства между внутренним и внешним валом, опоясывающим капище. Смех, пение и шутливые пересказки сопровождали этот огромный пир, где люди становились как бы сотрапезниками богов.

На вершину капища к подножию идола Перуна было принесено так много разных подношений, что ими питались много дней десятки нуждающихся в еде людей. И еще долго тысячи птиц кружили вокруг капища в поисках, чем бы поживиться.

Как по волшебству, праздник в одночасье закончился, и тело раненого ярла вновь занесли в его комнату в хоромах Акунда.

Таких молебнов, на которых присутствовал ярл Сигурд, за время его болезни было несколько, и они сыграли решающую роль в его выздоровлении. Именно после них варяг начал, вначале по ночам, а затем и днем, приходить в сознание, и постепенно к нему возвращались силы, которые наполняли молодое тело и укрепляли дух.

4. Лечение женским телом

На следующий день после молебна Акунд вместе с Трояной посетили раненого ярла. Вначале он еще раз, более подробно расспросил варяжского знахаря Клуна, неотступно находящегося у постели Сигурда, о том, что произошло с ярлом, какие ранения им были получены в сражении, и что было предпринято для оказания необходимой помощи раненому. Клун ответил Акунду на все его вопросы. Кроме того, он высказал свое мнение о том, что помимо полученных ран, организм ярла Сигурда в дороге из-за неожиданных для этого времени холодов подвергся некоторому переохлаждению, что усложняет процесс выздоровления. По мнению Клуна, который оказался хорошим врачевателем и очень наблюдательным человеком, на организм раненого отрицательно влияли как постоянно низкая влажность воздуха, так и его высокая подвижность, т. е. частые бури, сильные ураганы и снегопады. Низкая влажность воздуха в северных широтах тяжело переносилась даже здоровыми людьми, а у раненого Сигурда эта особенность климата проявилась в том, что его организм почти постоянно нуждался в повышенном водопотреблении. Из-за этого ему приходилось часто делать клизмы из отваров мха и лишайника, а также вводить внутрь много жидкости через деревянную трубку. Беспокоил знахаря и тот факт, что у раненого почти полностью прекратилось выделение мочи. В связи с этим Акунд сделал заключение, что влага из организма раненого выводилась в основном через поверхность кожи в виде холодного пота. Поэтому он заявил, что для полного выздоровления раненому ярлу, кроме общего лечения, необходимо назначить еще и такое, которое бы полностью восстановило в его организме нормальный процесс образования тепла и увеличивало бы снабжение его организма "чистым воздухом" за счет ускорения движения жидкости в организме. Только в этом случае у него могло бы восстановиться нормальное, без сильной одышки, дыхание. Затем Акунд внимательно осмотрел пораженные поверхности тела Сигурда, уточнил места расположения ран, их состояние, приложил свое ухо к груди варяга, чтобы прослушать ритм работы сердца. В ходе этого изучения Акунд получил полную картину болезни ярла. Необходимо было срочно приступать к лечению, чтобы вернуть совершенство дыханию, кровообращению и пищеварению, а также восстановить прежнюю силу Сигурда, так как он периодически терял сознание и слабо реагировал на ухищрения знахарей, которые пытались вывести его из этого состояния. С этой целью Акунд назначил ему такое лечение: купели из "живой" воды, посещение мыльни, т. е. славянской бани, прогревание "солнечным" камнем, т. е. янтарем, обновление организма ярла при помощи молодого здорового женского тела. В тот же день приступили к лечению. Испокон веков славянские знахари и волхвы- врачеватели использовали для лечения и обновления организма человека такое испытанное средство как "живая" вода. Знахари, ведьмы, ворожбиты, схимники находили готовую "живую" воду в матушке-природе и использовали ее для лечебных целей. Выбирали для этого месячные ночи, ночь на Ивана Купала, время солнечного затмения, часы, когда на небе только появляется молодой месяц. Эта "живая" вода в природе, согласно народным поверьям, охраняет людей, их жилища, табуны скота, поля и огороды от "злых духов" - эпидемий, голода, холода, неурожаев, наводнений и иных природных бедствий. "Живая" вода возвращает человеку здоровье, которое забрали у него "злые силы" - черти, плохое питание, яды, природные катаклизмы. Принимали "живую" воду внутрь, а также использовали ее для всяческих купелей, омовений, примочек, обертываний и прочее. "Живая" вода возвращала человеку утраченные силы, восстанавливала природную свежесть кожи, а также возрождала бодрость тела и души. К родниковой воде как к сырьевой основе "живой" воды, которая прошла через освящение и заговоры колдунов-врачевателей, добавлялись отвары славянских древнейших лекарственных растений, которые были известны нашим пращурам еще со времен Трипольской и Черняховской поры.

Так и поступили. Истопили мыльню. Тело Сигурда уложили на два варяжских плаща и внесли в одну из хорошо прогретых комнат мыльни. Для купания была приготовлена дубовая бочка. Изделия из дуба - бочки, тазы, ведра, ночвы и т. д. использовались испокон веков древнейшими славянами по той простой причине, что родниковая вода, хранящаяся в них, из-за особых, всем известных, свойств дуба была пригодна для употребления в течение многих дней. Вода, простоявшая в дубовых сосудах несколько дней, насыщалась дубильными веществами и обладала такими лечебными свойствами, которые ускоряли заживление самых тяжелых загноившихся ран. Акунд и Трояна приготовили для раненого ярла бальзам из воды "бессмертия" по рецептам легендарной Жар-Птицы, которая в мифологии нашего народа всегда выступала в качестве заступницы и врачевательницы. Заклинания колдунов, знахарей, врачевателей при лечении больных должны были удесятерять магическую силу лечебных лекарственных трав и способствовать быстрому выздоровлению больных. Растениями Жар-Птицы, отвар которых использовали при лечении Сигурда, были трава кровохлебки, корень и трава лапчатки прямостоячей, серебристой и гусиной, трава дубровника обыкновенного, корень шиповника и барбариса, омела белая, зверобой и другие.

Когда Сигурда принесли в мыльню и уложили абсолютно обнаженным на лаве, то Трояна и девушки-дедалицы невольно залюбовались его молодым гармонично развитым телом Геракла. Высокий рост, мощные сплетения мышц на плечах, груди, тазобедренном сочлении, синеватые хорошо развитые сплетения вен, белокурые волосы, правильной формы бледное лицо, прямой с горбинкой греческий нос - все это вызвало восхищение присутствующих. Акунд с торжеством посмотрел на своих сподвижниц, как бы давая понять, что только матушка-природа может создать такое совершенство мужественности и мужской красоты. Вид этого варяга вызвал у девушек какой-то вожделенный таинственный трепет.

Особенно это отразилось на Трояне. Ее лицо стало мертвенно бледным, и она огромным усилием воли смогла совладать со своими чувствами и снова превратиться в бесстрастную дедалицу. Но взволнованность Трояны не осталась без внимания со стороны Акунда. Поэтому в дальнейшем он решил изменить свой план лечения варяга.

А пока Акунд приступил к своим магическим словесным заклинаниям. Он, прежде всего, обратился к небесным светилам - Солнцу, Луне и звездам - и попросил их помощи в излечении Сигурда. Затем - к матушке-земле, к грому и молнии, растениям и деревьям с просьбой одарить своими силами раненого ярла, вернуть ему утраченное здоровье.

Затем Акунд произнес: "Теперь настала ваша очередь. Готовы ли вы выполнить высшее предназначение знахарки-врачевательницы - возвратить жизненные силы утратившему их? Я и бессмертные боги наставляют вас на этот путь. Вы должны избавить организм варяга от лишних веществ и таким образом возвратить ему здоровье. Вода, баня, купели, навозные "паровые" кучи, бурштын и ваши молодые тела должны поставить больного на ноги. Мы с вами только направляем лечение, а лечит больного сама природа - вода, воздух, различные приемы их применения". Акунд еще раз подчеркнул, что одной из причин болезни ярла является недостаток влаги в организме и слабое потоотделение. "Вам, чтобы достичь результата, надо действовать так, чтобы жидкость в организме Сигурда двигалась быстрее между кожей и внутренними органами, и тогда он выздоровеет. Приступайте с Богом к лечению. Главное, нужно помнить, что после того как больной прошел процесс согревания в купели, вам, дедалицам, необходимо слиянием своих молодых тел с телом ярла, избавить его от последствий низкой влажности воздуха, которой он подвергся в пути, будучи тяжело раненым. Ваши молодые тела должны избавить его и от сильной одышки. Восстановление нормального дыхания будет означать, что к нему полностью возвратилось сознание, а затем и здоровье. Силами, заложенными в самом человеке, можно победить болезни, восстановить внутреннее равновесие, одолеть злых духов, вызвавших эти болезни".

Трояна и ее подруги-дедалицы с очень большой серьезностью восприняли слова Акунда и решили полностью посвятить себя уходу за варяжским вождем.

Надо всегда помнить, что описываемые события происходили более тысячи лет назад. Это было суровое время для всех славянских народов. С одной стороны - постоянные набеги степных кочевников и междоусобные войны, тяжелый физический труд, почти сплошная безграмотность простого люда, отсутствие каких-либо бытовых удобств, эпидемии и моры приводили к тому, что средняя продолжительность жизни человека той эпохи не превышала 35-40 лет. С другой стороны - испокон веков простолюдины славяне всегда славились тем, что повсеместно пользовались в своей жизни заведениями для немогущих, т. е. для бедных, - русскими банями, которые назывались "мовь", "мовня", "мыльня", "лазня" или просто "баня". Эти заведения для немощных часто выступали и в роли народных лечебниц. В этих банях волхвы, знахари, различного рода кудесники, а позднее и монахи не только избавляли людей от всяческих болезней, но и возвращали им здоровье, силу, выносливость и крепость духа. Каких-либо роскошеств не было. Не было ажурного нижнего белья и дорогих духов. Мужчины, женщины и дети, как правило, парились в бане все вместе целыми семьями. Также происходили и летние купания в реках и озерах. Отхожие места находились, как правило, особенно в холодное время года, внутри срубов, а у бедных - внутри их убогих землянок. В бедных многодетных семьях спали все вповалку на деревянных топчанах и соломенных тюфяках. Во многих избах и землянках печи топились "по-черному", что вызывало особенно мрачное и удручающее впечатление. И все же была в жизни этих людей одна большая радость - это баня. И не менее трех раз в месяц (для бедных) и 4-5 раз - для богатых. "Баня" - мать вторая, кости распарит, все дело поправит. Когда бы не баня, все бы мы пропали". В этом изречении проявлялись уважение и любовь простого народа к славянским баням. И как следствие такого отношения народа к баням свидетельство византийского историка четвертого века Маврикия Стратега. Он подчеркивал, что греки восторгаются славянами за их стройность, высокий рост, мужественную красоту и опрятность. "Умываться они выбегают на холод и натирают свое тело снегом, словно бальзамом. Нигде я не видел таких сильных, легко переносящих жару и холод людей, как славяне". Так что направление лечения, избранное Акундом, было абсолютно верным.

Вначале Акунд распорядился, что лечением Сигурда своими телами будут заниматься Трояна и три ее подруги-дедалицы по очереди. Но, хорошенько поразмыслив и поняв, что его внучка влюблена в Сигурда, решил поручить это одной Трояне, на что она не без трепета и с великой благодарностью к своему деду согласилась. Дедалицы хорошенько растерли тела Сигурда и Трояны чудодейственным бальзамом, приготовленным Акундом. После такого массажа их кожа стала мягкой, влажной и приобрела особую, притягательную волшебную силу.

Секрет бальзама заключался в том, что заготовленную ранней весной кору березы, вяза и ивы белой, взятых в равных пропорциях, заливают "живой" водой и выпаривают до тех пор, пока отвар не станет вязким, похожим на мазь. Этот бальзам древних славянских знахарей, заговоренный Акундом, обладал чудодейственной силой и не раз возвращал здоровье и жизнь многим страждущим. В небольших дозах знахари назначали этот бальзам и внутрь.

Зетам Трояна, раздетая донага, прильнула к лежащему в постели в своей комнате Сигурду, куда его принесли после купели. Сверху их накрыли белыми холщовыми простынями и меховыми одеялами, а перед тем, как укрыть, дали выпить каждому из них по 1 кружке теплого отвара (потогонное) мужских соцветий ивы белой с 1 ложкой меда. Акунд в течение довольно длительного времени наблюдал за тем, как поведет себя больной. При свете масляного светильника он увидел, как тела Трояны и Сигурда слились в единое неразрывное целое. Трояна, следуя наставлениям Акунда, старалась проникнуть во все поры красавца-варяга. При этом ее сердце так трепетно билось, что готово было выпрыгнуть из груди. Это почувствовал и сам Сигурд, потому что он раскрыл глаза, но все же до конца не понял, что же с ним происходит. Его тело задрожало, он еще сильнее прижался к Трояне и что-то прошептал. Затем, видимо уже по своей воле, он закрыл глаза, и так продолжалось много раз. Примечательно было то, как вело себя тело Сигурда в такой необычайной ситуации. Он то резко вздрагивал, то вытягивался в струну, то полностью расслаблялся. Когда же и тело Трояны полностью расслабилось, и началось сильное выделение пота, Сигурд невольно начал еще сильнее прижиматься к ее телу, пытаясь как бы проникнуть в нее и слиться единое целое. Здоровая жизненная сила молодого тела Трояны делала свое дело. Ее организм инстинктивно, самопроизвольно начал излучать свою здоровую телесную энергию, эти невидимые флюиды женской любви, ласки, самоотдачи, преданности и желания помочь. Ее обильный пот становился все плотнее и плотнее, а его запах все резче и резче. Это привело к тому, что Сигурд даже в таком болезненном состоянии почувствовал энергию ее притягательной женской силы, которая двигает не только инстинктами и поступками людей, но и силами самой матушки-природы. Прижимаясь к Трояне, как бы в нее втискиваясь, они вместе достигли того, что их движения стали синхронными и настолько естественными, что, казалось, их тела уже никто и никогда не сможет разъединить. В один из моментов, когда Сигурд раскрыл глаза, Акунд протянул ему полную глиняную чашу березового бальзама, и тот с жадностью выпил ее до самого дна. Вот эта сильная жажда варяга и была одним из проявлений выздоровления от той болезни, из-за которой он никак не мог оправиться. Повторилось это еще несколько раз за ночь, но преподносила ему бальзам уже дежурившая возле Сигурда и Трояны одна из дедалиц. Что же происходило с Сигурдом через некоторое время после начала такого лечения? Утоление жажды Сигурда, массаж и тело Трояны привели к тому, что он начал также сильно потеть. Так сильно, что дежурившим у их ложа дедалицам пришлось пять раз за ночь менять простыни, в которые они были завернуты. Акунд считал, что чем интенсивнее будет потоотделение, как у Трояны, так и у Сигурда, тем быстрее нормализуется работа всех органов Сигурда, обмен воды и солей в его больном организме. Эти надежды Акунда начали сбываться около трех часов ночи, когда у Сигурда началось интенсивное самопроизвольное отделение мочи. После этого он впервые после ранения на длительное время полностью пришел в сознание и начал понимать, что с ним происходит. Тела Трояны и Сигурда были настолько крепко соединены друг с другом, что дедалицам, меняющим им белье, так ни разу и не удалось их разъединить. В этом проявилось великое предвидение Акунда. Назначенное ним лечение дало желательный результат. Мыльни, купели, "навозные кучи", молодое здоровое тело Трояны, прогревания на солнце на янтарных пластинах, лекарственные травяные бальзамы - все это позволило восстановить за короткий промежуток времени жизненные силы раненого варяжского вождя, превратить его в здорового боеспособного воина - защитника земли русской.

Под утро пришел Акунд и предложил Трояне сделать еще один очень важный шаг. Когда процедура была окончена, Акунд увидел, что все тело ярла покрыто маленькими соляными кристаллами, что свидетельствовало о том, что организм еще болен. Тогда он велел обмотать на 2-3 часа его тело простыней, обильно смоченной родниковой водой, смешанной с крутым отваром хвоща полевого. Так в старину наши пращуры лечили лихорадочные состояния, связанные с болезнями почек.

Затем, когда все было закончено, тело Сигурда тщательно обмыли, вытерли насухо, и он погрузился в глубочайший сон, который длился более суток. Особенно интересен был лечебный прием, который применил Акунд по отношению к Сигурду, когда у него наблюдалась потеря подвижности ног. Акунд несколько раз применил лечение под названием "навозная куча". В хорошо разогретую костром неглубокую яму заложили слоями куриный, лошадиный и коровий помет, поливая кипятком. Когда "яма" остыла до температуры 40 градусов, туда клали обнаженного варяга и в течение почти двух часов его тело, как говорится "до костей", прогревалось этим природным лекарственным зельем. После четвертого прогревания подвижность ног варяга полностью восстановилась.

Прошло некоторое время, и Акунд заявил: "Теперь варягу надобно пройти обряд омовения в мыльне. Мыльня и парит, и правит, и здоровье поправит. " С этой целью Акунд приказал своим холопам истопить мыльню, находящуюся в довольно большом бревенчатом домике, расположенном как бы на отшибе в метрах 50 от берега Стугны. Этой мыльне было уже более полутораста лет. Она была построена еще пращуром Акунда - знаменитым волхвом Ладом, который был добрым плотником и признанным умельцем своего дела. Это он, уже будучи могущественным волхвом, первым вырезал из дерева, украсил и установил на высоком берегу Стугны статую громовержца Перуна и окружил ее земляным валом. Святилище стало местом паломничества и ритуальных пиров, как славян, так и других народов-идолопоклонников. Об этом знаменитом мастере резьбы по дереву ходили легенды. Топором, который у него всегда был отточен как бритва, Лад владел так, что для него, что ложку из дерева вырезать, что бревно по шнурку обтесать, что смастерить резное кресло или лаву - все плевое дело. Строил он мыльню самостоятельно со своими холопами, уже будучи и знатным, и богатым. Сам подбирал в лесу подходящие осиновые бревна, сам тщательно сушил их в специально построенных для этого деревянных навесах. Из хорошо высушенных бревен построил довольно большой домик, облюбовав недалеко от своих хоромов подходящее место на берегу Стугны. Бревна проконопатил сухим мхом, а крышу покрыл плотным зеленым дерном с длинными корнями. Мыльня оказалась долговечной и о ней шла добрая молва. В ней, кроме Акунда, Трояны и дворовых, парились многие знатные люди Мин, славянские и варяжские вожди, греческие торговцы и гости-послы соседних народов. Посещали мыльню и киевские князья. Но особенно эта мыльня была знаменита тем, что сюда часто привозили больных, изувеченных или израненных людей, которые через несколько дней благодаря особым лечебным качествам мыльни и усилиям ее хозяев - Акунда и Трояны - возвращались к себе домой абсолютно здоровыми. Лечебные качества этой осиновой избушки заключались в том, что воздух в ней как бы просеивался и очищался. А благодаря тому, что бревна осины были хорошо высушены, в мыльне никогда не было сырости, а от разогретых бревен исходило не только тепло, но и присущий осиновым бревнам лечебный аромат. Мягкая по своей природе, осина, если ее хорошо подсушить, становится твердой как дуб. Аромат такой разогретой осины полностью поглощал все посторонние запахи, а запах человеческий как бы растворялся в этом осиновом благоухании, действуя на каждого, кто в ней парился, как прекрасный целитель. Мыльня топилась по черному. Домик был без дымовой трубы, но с двумя довольно большими оконцами для выхода дыма и поступления свежего воздуха. При необходимости, окна плотно закрывались. Большая глиняная печь-каменка была сложена еще Ладом и размещалась слева от входа. Рядом с ней стояло большое, выдолбленное из липовой колоды деревянное корыто с водой. Под стенами стояли довольно массивные осиновые и дубовые лавы, на которых громоздились целые ряды свежих березовых веников. Пол и лавы были посыпаны сосновыми иглами и различными пахучими лесными травами. Сигурд был еще слаб, поэтому в мыльню его сопровождали Акунд, племенной вождь Ут, оруженосец ярла и его телохранитель-варяг Эмунд по прозвищу Кривой. Из-за тяжелой раны, полученной в одном из сражений, он хромал на правую ногу. Когда подходили к приготовленной для них мыльне, то еще издали услыхали дух, который исходил от нее по всей окрестности. Открыли дверь мыльни, и в лицо ударил крепчайший жар, от которого у всех аж перехватило дыхание. Озаренные пламенем огня, исходящим от печи, все весело ввалились в этот чудодейственный полумрак. Этот полумрак - своего рода таинственность, отрешенность от будничной суеты, чтобы тот, кто парится в мыльне, ничего не чувствовал, кроме благостей самой парилки. Теперь началось своего рода священнодействие. Озаренный пламенем огня, Акунд набрал воду из деревянного корытца и плеснул на раскаленные камни и древесные угли. Пар, как бы под давлением, вылетел стремглав и захватил всех присутствующих в свои горячие объятия. Это все почувствовали по тому блаженному теплу, которое разлилось по их телам. Пока слуги распаривали веники в горячем квасе, Акунд уложил Сигурда на одну из лав. Ярл молча подчинялся всем требованиям волхва, и великое действо знаменитого лекаря-шамана началось. Акунд прежде всего начал обрабатывать кожу варяга - этот передний край обороны человеческого организма. Под воздействием ядреного и вместе с тем ласкового жара и каких-то магических действий Акунда кожа варяга "открылась". При этом прочистились все поры его тела и удалилась грязь. Мягко отделились от верхнего слоя кожи и страшных шрамов от ран отжившие и омертвевшие участки. Постепенно кожа варяга стала красной и горячей, и одновременно усилилось потоотделение в его еще ослабленном тяжелыми ранениями теле. Он начал сильно потеть, да так, что пот просто лился с него потоком, удаляя из его разогретого тела излишки тепла, а вместе с ним и вредные, ядовитые вещества, которыми был так ослаблен его организм. Варяг начал оживать под воздействием магических действий волхва и обильного орошения жаром. Но без контрасного воздействия холодной водой настоящего выздоровления не будет. И по мановению руки Акунда, на разогретого Сигурда слуги вылили вначале два, а затем еще шесть ведер холодной ключевой воды. Под воздействием холода у ярла сузились кровеносные сосуды, а кровь при этом яростно устремилась к сердцу и обширным раневым поверхностям, которые хотя и зажили, но давали о себе знать на каждом шагу. По телу прошлись словно иголочки, а Акунд выливал на камни все новые порции воды. Опять сосуды расширились, чаще забилось сердце. Теперь дело стало за вениками. Расжареные в горячем квасе, березовые веники в умелых руках знахаря Акунда словно воскресили Сигурда из мертвых и влили в него мощные дополнительные силы. Пахучие масла березовых веников, в умелых руках, да еще разогретые в квасе, помогли Сигурду избавиться от болей в голове, груди, ломоте в мышцах и суставах, а главное, от излишней мокроты, которая потоком начала выделяться у него изо рта. Ему сразу же стало легче дышать. После очередных нагреваний и охлаждений Акунд сделал ручной массаж его головы, шеи, груди, живота, спины, а также промежности и темени. Сигурд почувствовал такой прилив сил, что после окончания купания уже мог самостоятельно передвигаться, не опираясь на плечи своих спутников. Такие омовения по совету Акунда Сигурд делал через день. Благодаря ним его силы начали восстанавливаться не по дням, а по часам, а через непродолжительное время здоровье полностью возвратилось к знаменитому ярлу.

5. Тревожные сны Сигурда

Когда силы после тяжелых ран стали постепенно возвращаться к Сигурду, у него все чаще по ночам, особенно под утро, начали, в какой-то полусонной дреме, все более явственно возникать перед глазами картины его далекой родины, детства, юношеских лет и его полной военных приключений молодости.

Вот перед его глазами плещутся чистые воды его любимой реки и озера Венерн, на которых прошли его детские и юношеские годы. Лица родителей, братьев и сестер, друзей - сверстников и побратимов с которыми он зачастую вступал в серьезные единоборства, чтобы утвердить свое лидерство в их глазах. Военные походы в другие страны, сражения на море и на суше, разграбление богатейших городов, тысячи пленных и целые караваны награбленного добра. Да, все это было в жизни закаленного в военных походах воина, родиной которого была Скандинавия.

Скандинавия - самый большой в Европе полуостров. Он омывается Северным, Норвежским, Баренцевым и Балтийским морями. Западные и Северные берега крутые, высокие, интенсивно расчлененные фьордами. Южные и Восточные низкие и скалистые, часто шхерного типа. Фьорды и шхеры - самая большая достопримечательность Скандинавии. Фьорды - гигантские скалистые коридоры с синей гладью прозрачных вод, которые представляют собой прекрасные бухты для укрытия кораблей. Шхеры - это небольшие, преимущественно скалистые острова, расположенные близ невысоких расчлененных морских и озерных берегов. Таких фьордов и шхер в Скандинавии несколько тысяч.

Большую часть полуострова занимают как бы рассекающие страну Скандинавские горы, самая высокая точка которых достигает 2,5 км. На востоке страны возвышается плоскогорье Норланд, Среднешведская низменность и возвышенность Смоленд. Рек и озер в Скандинавии бесчисленное множество, все они горные, многоводные, но порожистые, с множеством водопадов. Самый большой водопад находиться в Согне-фьорде. Там вода ниспадает с высоты 275 м.

Зима на севере Скандинавии влажная и мягкая, что связано с влиянием теплых вод Северно-Атлантического течения. Поэтому реки и озера никогда не замерзают, и варяги купаются в них почти круглый год.

На Севере преобладает тундра, на Юге - смешанные леса, на Среднешведской низменности - прекрасные выпасы для крупного и мелкого рогатого скота. На Западе, в основном, преобладают верещатники, огромные площади которых занимают кустарники вереска, багульника, толокнянки и рододендрона. Эти растения - вечнозеленые. Поэтому равнины, которые они занимают, представляют собой незабываемую картину, радующую глаз своей неповторимостью и исключительностью. Куда ни обратишь взор - одна зелень.

К этому следует добавить, что в Скандинавии произрастает более 50-ти тысяч мхов и лишайников разных цветов и оттенков, без которых трудно себе представить эту страну. Ее таежные, дремучие леса, с бесчисленным количеством зверья, ее горные тундры, глубокие ущелья, причудливые вершины скал, бесконечное количество торфяников - и все это на местности, представляющей собой горы и выровненные еще в ледниковый период вершинные поверхности скалистых гор с уцелевшими ответвлениями горных кряжей.

Мхи и лишайники служат не только кормом для многочисленного количества оленей и другого скота, выпасающегося на прекрасных пастбищах Скандинавии, но и для подстилки и утепления стойбищ и помещений в которых они содержаться.

Во фьордах, заливчиках, между шхерными, выступающими из воды, скалистыми островами и просто скалами - море всегда спокойно. Присутствуют только приливы и отливы, которые почитаются варягами как ниспосланное им божественное провидение, с которыми они связывают бесчисленные мифы и легенды своей страны. Эти особые природные достопримечательности и стали первым толчком к тому, чтобы варяги постепенно превратились в лучших в мире кораблестроителей и мореплавателей, а затем и в выдающихся завоевателей, постепенно покоривших всю Северную Европу и достигших еще задолго до Колумба берегов Северной Америки.

А начиналось воспитание мужества, храбрости и любви к морским походам у варягов с самого рождения. Так было и в славной жизни ярла Сигурда.

Даже в детские годы он был много раз на волоске от смерти, так как постоянно участвовал в различных рискованных предприятиях со своими сверстниками и в одиночку. Придавали остроту всему этому различные силовые состязания, игры и единоборства на смелость, выносливость, предприимчивость, меткость при стрельбе из лука, метании камней и дротиков, прыжки в воду с высоких скал, преодоление горных речек, купания в холодных водопадах, покорение самых неприступных скал. Особенно опасными были подводные состязания в одежде и без нее, когда счет шел не только на время пребывания под водой, но и на глубину погружения.

Однажды юноше Сигурду пришлось состязаться с очень сильным и опытным соперником, притом старшим его по возрасту на три года. Это был семнадцатилетний юноша Рерик, сын проживающего по соседству с семейством Сигурдов ярла Дусли, по прозвищу "Счастливый". Среди своих сверстников Рерик отличался силой, выносливостью, заносчивым нравом и мог преодолевать, не раздеваясь, большие расстояния в довольно таки холодной воде.

Однако, четырнадцатилетний Сигурд обладал такими качествами, которые позволяли ему вступить с ним в единоборство. Он смело ответил на вызов Рерика, юноше насмешливому, острому на язык и принял его вызов. Условия поединка были очень непростыми. Соперникам предстояло находиться в воде, температура которой составляла 12⁰ - 13⁰ и вступить между собой в силовое подводное единоборство.

Это состязание проходило на одном из шхерных островов озера Венерн, метрах в 700-ах от берега, в присутствии нескольких десятков таких же мальчишек. Все с интересом ожидали этого состязания и не ошиблись в своих предположениях.

Соперники должны были одновременно прыгнуть в воду с высокой скалы и нырнуть как можно глубже. Судейская тройка, состоящая из опытных ныряльщиков-пловцов, строго следила за всеми действиями состязающихся. Победителем становился тот, кто глубже нырнул и пробыл дольше под водой. Кроме того, уже будучи на глубине, они должны были вступить в единоборство, конечная цель которого - сдача одного из соперников на милость победителя.

Сразу же, как только соперники оказались в одежде под водой, между ними началось настоящее сражение. Попеременно, над тихой гладью воды, появлялась то одна то другая голова, чтобы набрать воздуха, а затем опять исчезала. Борьба шла с такой яростью и силой, что у ребятишек-болельщиков этого зрелища, даже появился какой-то суеверный страх и предчувствие, что все это хорошим не закончится. Так оно и случилось. Соперники боролись под водой так долго, опускали друг друга под воду так глубоко, и так обессилили, что команде спасателей-ныряльщиков из ребятишек, но старших по возрасту, пришлось вылавливать их почти бездыханные тела под водой, выносить их на берег, откачивать из них воду, попавшую внутрь, чтобы привести их в чувство.

Когда спасателям это удалось сделать, они с удивлением наблюдали, что соперники не утратили враждебности друг к другу и после окончания поединка. Все дело в том, что усадьба Сигруда находилась всего в нескольких километрах от усадьбы Рерика. Оба семейства не только не поддерживали дружеских, добрососедских отношений, но, наоборот, относились друг к другу с враждебным отчуждением. Какая-то давняя родовая вражда наложила свой негативный отпечаток на отношения двух ярлов, а Сигурд и Рерик оказались отображением этой вражды.

А в одну из следующих ночей он пережил заново, но уже во сне, самый яркий эпизод в своей жизни, связанный с женщинами. Воссозданный во сне, он не только взволновал Сигурда, но и заставил пережить все то, что случилось с ним в юношеском возрасте.

Так что же увидел во сне раненый варяг, что так его взволновало. Это было более десяти лет назад, на его далекой родине - Скандинавии. Двадцатилетний Сигурд, как истинный охотник, вооружившийся мечом, рогатиной и луком со стрелами, охотился на медведя в верховьях реки Йета-Эльв, километрах в десяти от места, где она берет начало у озера Венерн. Сильно пересеченная местность нравилась молодому варягу. Он всегда готов был к трудностям по преодолению этих природных препятствий. Будучи юношей смелым и бесстрашным, он не страшился ни одиночества, ни пугающей угрюмости дремучего леса, ни глубоких оврагов, ни высоких скал. Так он набрел на одну из тропинок, которая вела в очень дремучую чащу, через которую еле-еле пробивался шум водопада. Ему захотелось полюбоваться этим зрелищем, но, не доходя до водопада, метров двести, он увидел прямо в чаще леса большой дом. Дом был весь деревянный, но хорошо, можно сказать, со вкусом, построенный. Высокий, с большими дверями и окнами, верандой и резным крыльцом. Дверь не была закрыта и, когда он вошел в него, то прямо перед собой у стены увидел большую деревянную кровать, гораздо больше обыкновенной, покрытую красивым покрывалом. На этой кровати он увидел совершенно обнаженного мужчину, который крепко спал, уткнувшись головой в подушку. Справа, у одного из больших окон, в глубине комнаты, он увидел тоже совершенно обнаженную женщину, которая стоя что-то себе весело напевала, пристально вглядываясь куда-то в лесную чащобу. Увидев такую картину, Сигурд от неожиданности потерял дар речи и стоял, как громом поверженный.

Дом в лесной чащобе, раннее утро, совершенно обнаженная молодая и красивая женщина с распущенными до пят черными волосами и мужчина, крепко спавший на кровати, сильно уставший от "трудов праведных", видно выпавших на его долю - все это в свою очередь тоже заинтересовало молодого варяга. И только он хотел задать молодке интересующие его вопросы, как она как бы подавшись к нему, тихо, почти шепотом произнесла такие слова: "Я Хельва, слышал ли ты обо мне? А ты кто?". Но это имя поразило варяга еще сильнее, чем представшая перед ним необыкновенная картина. Он понял, что перед ним знаменитая в этих краях красавица Хельва, дочь Етаельвского ярла Торда и вдова конунга Эрика Гиля, прослывшего человеком кровожадным, мстительным и самовластным. О его храбрости, жестокости, жадности и хитрости слагались целые легенды. Под стать ему была и его жена. Сразу же после гибели мужа, в одном из походов варягов на северное побережье Франции, Хельва начала закатывать в доме, доставшемся ей в наследство от мужа, постоянные пиры и гулянья, на которые собирались ярлы со всей Скандинавии. Но насколько эта красавица была прекрасна, настолько и порочна. Слагались легенды о ее прелестях, любвеобильности и легкости, с которой она отдавалась любовным утехам для того, чтобы удовлетворить свою ненасытную страсть. Это была та самая Хельва, по прозвищу "Дьяволица", именем которой добропорядочные матери пугали своих маленьких дочерей.

Хельва, в свою очередь, увидев прекрасного юношу, новую жертву своей страсти, сделала резкое движение головой и руками, полностью запрокидывая свои прекрасные волосы спереди назад, и со страстью прошептала: "Кто ты прекрасный юноша? Это ты мне все время снишься по ночам, после того как я увидела тебя то ли во сне, то ли наяву. Как твое имя и как ты попал ко мне, в этот дом?" Сигурд молчал, как будто бы в каком-то забытье, все еще не веря глазам своим и не находя логического продолжения своим действиям.

А Хельва в это время приглашала его своим страстным шепотом, произнеся такие слова: "Подойди ко мне, прекрасный юноша и ты получишь такое удовольствие, что будешь помнить меня всю свою жизнь". И тут Сигурд понял, что досужая молва об этой женщине не была преувеличенной. При пристальном взгляде на Сигурда, ее глаза загорелись и в них он прочел, что для нее нет никаких преград, никаких ограничений, что ей все безразлично, кроме ее страсти и удовольствия от ее удовлетворения. И чем дольше и чаще она эту страсть удовлетворяла, тем эта страсть становилась еще более ненасытной и нестерпимой. Она загорелась этим своим страшным желанием и это желание только тогда облекло осязаемые формы, когда она оказалась в объятьях Сигурда. Сигурд, при первом же ее движении к нему на встречу, сам ринулся к ней и захлебываясь от восторга и страсти опрокинул ее навзничь. Хельва, в свою очередь, падая на мягкие шкуры и ковры, толстым слоем устилавшие полы этой комнаты, крепко вцепилась ему в волосы и начала страстно его целовать и прижимать его голову к себе, как будто бы боялась, что его у нее сейчас отнимут. Так в этом страстном, вожделенном объятии слились эти двое абсолютно незнакомых людей. Она - женщина по имени Хельва, желая удовлетворить не только свою страсть, но и растоптать ее, уничтожить, разрушить все, что было вокруг нее. А он только подчинился ее желанию, но тоже, заражаясь от нее этой необузданностью, начал неистово, без оглядки, удовлетворять ее, крепко, до ужаса сжимая ее в своих объятиях. А Хельву просто пожирал его юношеский огонь страсти. Она вся еще больше задрожала, ногти ее впились ему в спину, и, прижимая тело Сигурда к себе, Хельва полностью погрузилась в этот знакомый, необузданный вихрь. Она яростно кусала и царапала его в этом неистовом вихре страсти, а затем, откинувшись назад, полностью, со сладострастием отдалась любовному потоку, подхватившему ее и унесшему куда-то далеко-далеко. Она как бы полностью растворилась в нем и только дикий крик, который, наконец, неистово вырвался из ее груди, свидетельствовал о том, что жертва молоху любви принесена и, что этот молох получил такое желанное, хоть и временное, удовлетворение.

Но этот, больше похожий на звериный зойк, вырвавшийся из уст Хельвы, разбудил спящего великана. Вначале он только спустил ноги с кровати и в недоумении крутил головой, пристально всматриваясь во все, что его окружало. Когда же его взгляд остановился на двух полностью обнаженных любовниках, в одном из которых он узнал свою собственность - Хельву, он взревел как раненый медведь и ринулся в атаку. Между Сигурдом и этим великаном, по имени Хуги, по прозвищу - Морж, завязалось самое настоящее сражение не на жизнь, а на смерть. У Сигурда, охотника, при себе были меч, рогатина и лук со стрелами. Ближе к нему оказалась рогатина. Именно ней он начал борьбу. Великан сражался всем, что попадало ему под руки - стульями, столешницей от стола и сундуком, стоящим около кровати.

Так, постепенно, с переменным успехом, бойцы оказались на улице. У Сигурда сломалась рогатина и он сражался какой-то мотыгой, попавшей ему в руки, а великан - палицей, которую он оторвал от перегородки, когда выскакивал на улицу. Хуги был человек огромной физической силы, но намного старше и тучнее Сигурда. Сигурд уступал ему в физической силе, но был ловчее его и лучше обучен, как обращаться с оружием во время сражения один на один. Бой между двумя соперниками длился уже около получаса, а победителя все еще не было. Хельва вначале со страхом, а затем с удовольствием и восхищением наблюдала за двумя сражающимися не на жизнь, а на смерть соперниками. Странная это была картина. Обнаженные, в чем мать родила, окровавленные, исцарапанные, со всклоченными волосами, они напоминали двух свирепых быков, которые яростно бросались друг на друга, ослепленные ненавистью и ревностью.

Хельву тоже захватила эта ярость, с которой сражались ее оба любовника. Она с визгом реагировала на каждый удар того или иного бойца и сокрушалась, если что-то у кого-то не получалось.

Закончился же весь поединок довольно неожиданно и даже как-то нелепо. Сигурд наконец-то изловчился и нанес сопернику, казалось неотвратимый, удар мотыгой по шее, от которого Хуги потерял сознание. Но Хуги тоже поймал Сигурда на противоходе и со всей силой успел, еще до удара, метнуть в Сигурда оказавшееся в его руках стропило, да так сильно, что тот не успел увернуться и наткнулся солнечным сплетением на летящий в него смертоносный снаряд.

Оба соперника от взаимных ударов упали замертво на землю, а Хельва с ужасом глядела на все происходящее, крепко ухватившись обеими руками за свои роскошные волосы. Ведь она тоже выскочила на улицу, вслед за драчунами, совершенно обнаженной.

Так и лежали оба противника совсем рядом. Тело Сигурда казалось полностью бездыханным, лицо иссине-бледным, а изо рта показалась кровь. Хугу лежал тоже без всяких признаков жизни, кровь обильно сочилась из его левого уха.

Наконец-то прийдя в себя, Хельва возвратилась в дом и куда-то исчезла. Возвратилась она через некоторое время с двумя уже довольно пожилыми мужчинами. Втроем они занесли обоих раненых в дом и положили рядом на кровать. Затем вызвали знахарку, которая колдовала над ними несколько суток, пока не привела их в сознание.

Приходили в себя оба соперника еще долгие два месяца, пока время и надлежащее лечение не сделали свое дело. Они оба выздоровели, но так и не примирились друг с другом, и эта вражда из-за женщины длилась у них еще некоторое время, пока Сигурд не уплыл в далекий поход.

Хельва же вскоре после этих событий вышла замуж за одного из скандинавских королей и уехала с мужем, как потом оказалось, навсегда из этих мест.

Затем было много иных славных дел, в которых имя ярла Сигурда всегда звучало только в мажорных тонах.

А боевое крещение Сигурд получил в двадцатилетнем возрасте во время морского похода варягов в земли таинственного народа Британии - пиктов. Возглавлял тот поход знаменитый варяжский король Осколд, вошедший в историю Руси под именем князя Аскольда.

6. Боевое крещение

Развалины монастыря, упавший крест,

Идет сраженье на земле. Война миров, война идей,

Кто прав? Никто не знает из людей.

Владимир Константинов-младший

Однажды варяжский король Осколд, человек властный, воинственный и сильный, решил отомстить далекому и упрямому народу - британским пиктам, проживавшим на севере Шотландии, за смерть своего друга и сподвижника ярла Торира Венерийского.

Осколд укрепился в Норвегии, в местности, носящей название Южный Мер, и приступил к постройке новых кораблей - драккаров и кнеров, общим числом более тридцати. Никто не знал толком о его планах. Наконец, в конце зимы 835 г., он созвал большое собрание - тинг. На тинг съехались ярлы и конунги со всей Норвегии, кто в это время не участвовал в морских военных походах. Самыми известными из них были ярлы Сигурд Венерийский, Эйн Упрямый, Эйрик Умный, конунги Эйнар Большое Брюхо, Ульв Медлительный и много других, менее известных, которые, хотя и были очень молоды, но уже унаследовали от своих отцов права на замки, земли, стада скота и военную славу. Следует отметить, что у всех известных воинов - участников военных мероприятий варягов - были походные клички, отображающие то или иное характерное отличие, присущее каждому.

Самым молодым и самым известным из них был ярл Сигурд - правая рука короля Осколда, сын знаменитого ярла Торира Венерийского, прославившегося удачными набегами на Англию. Но поход 833 г., осуществлённый ярлом Ториром против пиктов, закончился для варягов трагически. Под предводительством своего короля Эоганана, талантливого военачальника и администратора, пикты разгромили войска морских разбойников. В этом сражении пал и их предводитель - Торир. Сражение было очень упорным и кровавым. Пикты были первоклассные воины. В ранние периоды своего прошлого они героически сражались и неоднократно наносили поражения самым прославленным римским легионам, фактически так и оставшись непокоренными. Несмотря на то, что пиктов было намного больше, варяги первыми бросились на врагов с громким воинским криком, стараясь устрашить противника, и это им вначале удалось. Но постепенно битва выровнялась. Бились упорно с обеих сторон, и развязка долго оставалась неизвестной. Когда же подошедший на помощь свежий отряд зашёл в тыл варягам и окружил их, знамя победы склонялось всё больше и больше на сторону пиктов. Теперь против одного варяга сражалось пятеро, а то и шестеро пиктов.

Варяги, отчаявшись в своей конечной победе и не желая сдаваться, продолжали сражаться, чтобы как можно дороже отдать свои жизни.

Конунг Торир Венерийский - отец Сигурда - сражался особенно храбро, с каким-то диким ожесточением. Он и его двенадцать верных оруженосцев превращали поле боя вокруг себя в настоящее кладбище пиктов. Весь израненный и окровавленный, постоянно издающий воинственные крики, Торир пал на бранном поле тогда, когда тяжелое копье, брошенное пиктским воином, пронзило его шею, незащищенную кольчугой. Почти все варяги в этом сражении были убиты, и только небольшая их часть, те, что остались живы и не имели телесных ран, счастливо добрались до кораблей. Но тело своего ярла они не смогли забрать с собой и похоронить со всеми почестями по обычаям варягов, и это обстоятельство очень угнетало Осколда.

Пикты по жребию или оставляли в живых взятых в плен раненых варягов или сразу же их убивали. И, как только это стало известно оставшимся в живых варягам, а также то, что над телом их вождя пикты совершили ряд надругательств, сопровождая свои действия насмешками и потешаясь над его трупом, они, все до единого оставшиеся в живых, поклялись отомстить как за своё поражение, так и за все оскорбления, нанесенные им пиктами.

Этот замысел мести пиктам суждено было осуществить королю Осколду и сыну Торира - Сигурду. Собрание всех вождей варягов и воинов-побратимов, готовых выступить, было посвящено подготовке и осуществлению задуманного мероприятия.

Подготовка к морскому походу на пиктов была завершена. Тридцать варяжских красавцев-кораблей стояли в гавани Херунд-фьорда, готовые к выходу в море.

Дружина варяжских воинов - побратимов, изъявивших желание принять в нём участие в количестве около 3,5 тысяч, также была полностью готова к морскому мероприятию.

Впереди их ждала довольно обширная и воинственная страна пиктов. Пиктский народ, обитавший на крайнем севере Британии, на территории современной Шотландии, представлял собой одну из ветвей кельтов, населявших в то время Британию. Язык у них был пиктско-кельтский. Особенности, отличавшие пиктов от других народов Британии, заключались в том, что они были очень не разборчивы в половых связях и любили раскрашивать себя всевозможными татуировками. Отсюда и пошло название пиктов - человек рисунка. Но главное отличие пиктов заключалось в том, что они все как один жили в так называемых "жилищах пиктов" - укреплённых крепостях-брохах, фортах и подземельях. "Люди подземелья" - так в Британии называли этот народ.

Брохи и подземелья оборудовались в основном вокруг крепости или ядра-форта. Такими фортами были Кейтнес, Дуннад и другие.

Стены этих строений были довольно прочными, так как их кладка состояла из сухого камня, переложенного брёвнами, и достигали в высоту 18 метров, а диаметром - около 9 метров.

Основное преимущество таких укреплений - высокие и мощные стены, которые под защитой пиктов затрудняли даже таким воинам, как варяги, взбираться на такую высоту.

Подземелья представляли собой просторные проходы, длиной около 24 метров, шириной 4 метра и высотой около 2 метров, которые предназначались не только для жилища, но как кладовые и убежища для скота на зиму. Они же предназначались для оборонительных целей, так как узкие проходы нивелировали количественное преимущество нападавших.

Королю пиктов Эоганану всю свою власть и энергию в течение своего правления до самой гибели в 843 г. пришлось сосредотачивать на собственном выживании в постоянных междоусобных войнах и отражении беспрерывных атак варяжских дружин как с запада, так и с востока. Таков был народ, на который варяжский король Осколд и его приближённый ярл Сигурд намерены были излить всю свою накопившеюся ненависть за гибель Торира и его войска.

Ясный день 845г. был безмолвным свидетелем того, как из тихой гавани Херунд-фьорда не выплывали, а как бы выскальзывали как тени, один за другим все тридцать боевых кораблей варягов - морских корсаров северных морей.

На первом, самом большом драккаре, со своим штандартом и свитой находился могучий непобедимый король Осколд и его любимчик ярл Сигурд.

Массы провожатых из близлежащих и отдаленных варяжских поселений, родственники, знакомые, друзья и просто любопытные стали свидетелями такой знакомой, живой и яркой картины, которая навевала запах смерти даже на престарелых и бывалых воинов. Столь грозен был вид трех десятков варяжских военных кораблей, устремившихся за добычей в чужие страны. Через несколько суток стремительного плавания на горизонте показались Шетландские острова. Вместе с Оркнейскими и Гебридскими, Шетландские острова давно, еще с первых походов варягов, стали гнездилищами и сборным местом всех морских разбойников. Здесь они разбивали свои станы и базовые лагеря, в которых хранили и накапливали то, что им удалось награбить как на островах, так и на твердой земле, а захваченных в плен местных жителей превращали в рабов. Уже позднее некоторые из варягов начали расселяться на этих территориях и основывать свои колонии.

Первым подвергся нападению самый богатый и многолюдный остров Святого Ниниана. Вся жизнь населения этого острова была сосредоточена вокруг каменной христианской церкви, построенной здесь еще до начала варяжских набегов, и обосновавшегося здесь, рядом с церковью, христианского монастыря. О богатствах островов и церковной братии среди варягов ходило множество легенд. Особенно их прельщали богатейшие клады золотых и серебряных монет, дорогой посуды, изукрашенной золотом и драгоценными камнями, а также всего того, что составляло национальное достояние жителей этих островов. О том, что пикты-христиане Шетландских островов были очень богатыми, свидетельствуют богатейшие клады кельтского серебра, которые и сейчас находят на острове Святого Ниниана. Постоянные междоусобные войны, набеги варягов и неспокойные времена привели к тому, что все население островов хранило самые дорогие вещи, утварь, посуду в специально оборудованных хранилищах и кладовых в горных пещерах, штольнях, расщелинах скал. На поиск этих кладов и были направлены хищные взоры варягов. Хитроумные пикты научились также прятать свои сокровища в укромных местах своих брохов, подземелий, фортов и крепостей. Но варягам удавалось добыть большую часть спрятанных сокровищ, используя по отношению к покоренным пиктам пытки, а также такой антигуманный метод, как взятие в заложники сыновей, дочерей и других членов семьи, которых подвергали всяческим лишениям до выяснения местонахождения заветных сокровищ. Так было и на этот раз.

Когда грабежи были закончены, варяги образовали два базовых лагеря, в которые свезли все, что удалось награбить. Но вначале от варяжских набегов пострадали храм и монастырские строения. Все, что накапливалось церковью и монастырями десятилетиями, было разграблено в один миг, а большинство священников и монахов были обращены в рабство.

Затем варяги, ведомые королем Осколдом, погрузились на корабли и продолжили свой путь к форту Кейтнес - столице самой северной провинции пиктов. Форт и провинция Кейтнес носили имя седьмого сына пиктского короля - Круитне - и располагались на прилегающей к морю низменности "на этой стороне гор". Форт Кейтнес был хорошо укреплен пиктами. Кроме крепости и форта было еще ряд оборонительных сооружений, которые были рассчитаны на то, чтобы дать достойный отпор варягам. Да и сами пикты были храбрыми воинами. Убить пикта было чрезвычайно трудно. Они были очень упорными, и даже варягам не всегда удавалось преодолеть их сопротивление.

О нападении варягов на северные острова королю Эоганану сообщили тогда, когда он находился в своей королевской резиденции в форте Крэгфарг. При получении этого известия он направил своих гонцов в форт Дуннад, крепость Дандарн и другие с приказом немедленно собирать ополчение и готовиться к защите Кейтнеса. Собралось около семи тысяч пиктских воинов, но упредить варягов они не смогли: когда армия короля пиктов прибыла в окрестности Кейтнеса, окружающая форт территория уже была в руках варягов. Однако форт оказался для варягов крепким орешком, и взять его с ходу им не удалось. Пала только одна, главная башня.

Форт Кейтнес был построен еще древними пиктами лет за триста до первого набега варягов на север Британии. Это было довольно мощное сооружение продолговатой формы длиной около 110 метров, шириной около 40 метров и высотой стен более 35 метров. Высокая природная скала была одной из стен форта. Остальные рукотворные стены были возведены из сухого камня, переложенного толстыми тесаными бревнами и скрепленные железными заклепками. Кроме того, вокруг стен и внутри форта Кейтнес возвышались довольно высокие валы, которые затрудняли действия нападавших варягов. В целом форт представлял собой довольно мощное сооружение. Преодолеть стены форта без таранов и других осадных приспособлений не смогли даже варяги с их опытом завоевания таких крепостей. Форт Кейтнес был сразу же блокирован ними и армией союзных ирландских племен, прибывших на помощь варягам и изъявивших желание поучаствовать в разбое. Руководил этой армией известный ирландский пират и разбойник - могучий и непобедимый граф О'Нил, для которого варяги были самыми лучшими учителями и наставниками по части грабежей. Свои базовые лагеря после захвата северной территории пиктов варяги обустроили также и на расположенных поблизости от Кейтнеса Оркнейских островах, которые были гораздо ближе Шетландских. Туда и начали свозить все награбленное, а также плененных пиктов. И так все продолжалось, пока армия пиктов во главе с королем Эогананом не показалась на горизонте, о чем Осколду доложили немедленно. С обеих сторон началась подготовка к решающему сражению, которое должно было произойти на большой равнине, раскинувшейся на прибрежной морской полосе в окрестностях форта Кейтнес. Осколд был могущественный и умный правитель и военноначальник. Все принимаемые им решения были разумными, а приказы и советы своим подчиненным мудры и прозорливы. Он обладал большой силой, прекрасно владел оружием и хорошо знал тактику как морских, так и сухопутных сражений. Перед битвой Осколд расположился в одном из самых больших и укрепленных "брохов". Перед сражением он вызвал к себе своих подчиненных - ярла Сигурда и конунгов, а также главаря ирландских пиратов О'Нила. Когда все собрались, король сказал: "Ярл Эйн и его дружина должны продолжать блокировать форт Кейтнес и не дать возможности тем, кто находится внутри форта, сделать вылазку и ударить по нам с тыла. На него также возлагается охрана побережья и гавани, где стоит на якорях наша флотилия. Ярл Сигурд должен принять на себя удар всей массы пиктского ополчения. Для подстраховки я выделяю ему резерв из двух тысяч ирландских пиратов во главе с графом О'Нилом". Всем конунгам и ярлам он приказал, как только закончится сражение с пиктской армией, сразу же начать штурм форта Кейтнес с использованием уже подготовленных таранов и других осадных орудий.

Общая численность армии пиктов составляла около восьми тысяч воинов. Варягов было значительно меньше, даже если учитывать ирландских пиратов. В общей сложности у варягов готовых к сражению воинов было около пяти тысяч. А если учесть, что часть из них была оставлена для защиты варяжских кораблей, морского побережья и для блокирования форта Кейтнес, то воинов для генерального сражения у варягов едва ли насчитывалось около четырех тысяч.

Пикты были смелый, независимый народ, а внешний вид пиктских воинов поразил даже варягов, которые много повидали на своем веку во время своих многочисленных разбойничьих походов в чужие земли. Их тела были сплошь покрыты татуировкой. Это были высокие, могучие, черноволосые, вооруженные колюще-рубящими мечами, копьями и дротиками воины. Щиты у пиктов были деревянные, обтянутые кожей или тонким железом. В битву пикты зачастую бросались, будучи полностью обнаженными, с оружием в обеих руках. Преимущественно это были меч и копье. Поверженных в бою врагов пикты, как правило, после боя обезглавливали. В тактическом плане армия пиктов была тоже довольно хорошо подготовлена. При осаде крепостей или фортов использовались тараны. Хорошо была развита связь между населением и армией. В бою пикты использовали многочисленные хитроумные уловки - ложное наступление или отступление, волчьи ямы, различные скрытые засады, засеки, ночные вылазки, двухколесные боевые колесницы.

Варяги в сражении с пиктами предпочитали бой стеной с четкими фланговыми маневрами. Выстроившись в стальную шеренгу, каждый варяг надеялся только на свой длинный, обоюдоострый меч, грозную секиру и тяжелое всепроникающее копьё. Использовать какие-либо хитрости или уловки варяги считали ниже своего достоинства. Предпочтение отдавалось честному бою, в котором бы все решали сила, храбрость, воинское искусство и выучка.

Сражение, которое состоялось ранним утром в один из пасмурных майских дней 835 г., таким и оказалось - бескомпромиссным, яростным и очень упорным.

Началось оно с того, что, когда два воинства сошлись на расстояние 700 метров, из пиктского лагеря вырвались более двух десятков колесниц и начали с грохотом проноситься туда и обратно перед рядами противника. Воины, сидящие на колесницах, начали осыпать варяжский строй градом дротиков, камней, запущенных из пращи, и стрел из огромных черных луков. Вся эта вакханалия сопровождалась страшным грохотом. Барабаня мечами по бортам колесницы, под свист и вой рожков, пикты пытались навести ужас на варягов, но значительного вреда варягам они не нанесли. Затем пиктские воины спрыгнули на землю, оставив возниц с колесницами в стороне в полной боевой готовности на случай отступления, выстроились в шеренги и начали жестами и криками приглашать варягов к единоборствам под звуки своих боевых песнопений. Варяжских богатырей не пришлось долго упрашивать. Как только они поняли суть жестикуляции и выкриков пиктов, они сразу же выставили из своих рядов для поединков три пары своих наиболее сильных и бесстрашных берсерков.

Единоборства продолжались недолго и закончились смертью шестерых пиктов и ранением двух варяжских воинов. Это значительно охладило пыл пиктов, но по приказу их короля вся эта голая, оттатуированная и дикая масса бросилась в лобовую атаку на варягов. Но едва два войска соприкоснулись в смертельной схватке, как пикты начали стремительное отступление, переросшее в бегство. Варяги ринулись за ними, и попали в ловушку, расставленную пиктами. Разгоряченные, они наткнулись на несколько шеренг пиктских воинов, вооруженных метательными стрелами, копьями и дротиками, перед которыми были оборудованы полосы с вбитыми в землю заостренными деревянными кольями, железными и бронзовыми штырями, преодолеть которые без больших потерь, да еще под огнем пиктов, было невозможно. По знаку Сигурда, понесшие значительные потери несколько наступавших варяжских шеренг, метнув свои копья и дротики в пиктов, немедленно отступили. А в это время на правый и левый фланги пиктов обрушились воины ярлов Эйнара и Ульва. Разозленные неудачей своих товарищей, стоя плечом к плечу, они с такой яростью и неистовством начали орудовать своими длиннющими мечами, что вокруг каждого из них образовались горы трупов. Этот страшный стальной удар и решил исход всего сражения. Пикты во главе со своим королем бежали с поля брани. Большая часть пиктского войска была перебита, часть была пленена. Остатки уцелевших пиктов вместе с королем, пристроившись на колесницы, после длительного бегства спрятались в ущельях и расщелинах Грампианских гор.

Но пиктов мало было победить в сражении, их надо было еще и разыскать в их жилищах - брохах, подземельях, больших и малых крепостях и фортах, где они прятались со своими семьями и скарбами, тщательно забаррикадировавшись. Поэтому варягам пришлось в буквальном смысле "выкуривать" пиктов из их жилищ.

Сигурду и его воинам в качестве "приза" досталась самая богатая и самая многолюдная часть северо-восточного побережья провинции, где проживало много рыбаков, охотников и всякого ремесленного люда. Большая часть этой территории, хотя и была равниной, но имела пересеченный рельеф. Холмы и возвышенности, хоть и не высокие, но покрытые труднопроходимыми лесами, болотами, крупным и мелким кустарником, представляли собой естественные защитные полосы, преодолевать которые варягам приходилось с большим трудом. Такая местность была удобна для строительства пиктами брохов, подземелий и фортов, и неудобна для завоевателей. Большие трудности испытали Сигурд и его воины при захвате усадьбы-броха пиктского вождя по имени Уин. Этот брох представлял собой мощное башенное сооружение из сухих булыжников, переложенных бревнами, высотой около 18 метров. Брох имел два входа, которые были закрыты мощными дубовыми воротами, забаррикадированными изнутри огромными каменными глыбами. Внутри броха было несколько богато обставленных комнат, надежно защищенных дополнительными внутренними перегородками и мощными коваными железом дверями. Так что варягам пришлось каждую комнату броха брать штурмом. Самой большой гордостью Уина были шесть красавиц дочерей, которых он очень любил.

Осада варягами броха Уина длилась почти целый день, и когда Сигурд и его побратимы ворвались в последнюю комнату, где жили дочери Уина, они увидели страшную картину. Уин, как только понял, что ему не выдержать осады варягов, чтобы его любимые дочери не достались ненавистному врагу, решил собственноручно их обезглавить, а затем покончить и с собой, чтобы избежать позорного плена. Уин уже фактически заканчивал реализовывать свой страшный замысел, когда ворвались в комнату варяги. Сигурд, увидев, что вокруг Уина лежит четыре трупа его дочерей, подняв в отчаянии руку, закричал: "Стой, безумец, мы гарантируем тебе жизнь и свободу, только не делай того, что задумал". Пикт яростно прокричал: "Я убью каждого, кто притронется к моим дочерям". При этих словах он обезглавил свою пятую дочь, сжимая ее в своих страшных объятиях. При виде такой несговорчивости Уина Сигурд понял, что пикт сейчас обезглавит последнюю из дочерей, оставшуюся пока в живых. Он немедленно принял неожиданное, но единственно правильное решение - нанес стоящему на противоположной стороне комнаты пикту мощный, разящий удар своим тяжелым копьем.

Сигурд так сильно и точно метнул копье, что оно не только пронзило Уина насквозь, но и пригвоздило его намертво к деревянной стене броха. На оставшуюся в живых дочь Уина - шестнадцатилетнюю Эормену - эти страшные картины гибели своих сестер произвели такое сильное впечатление, что она замертво свалилась к ногам пригвожденного к стенке отца. Сигурд бережно взял на руки почти бездыханную, бледную, но из-за этого еще более прекрасную девушку и вынес ее на свежий воздух. Когда она пришла в себя после всех этих потрясений, Сигурд разрешил ей жить в своем доме, приставив к ней варяжскую охрану.

7. Эормена

Граф Уин - отец плененной Сигурдом Эормены - был очень богат, знатен и входил в состав ближайшего окружения пиктских королей. Вначале он верой и правдой служил королю пиктов Энгусу, а после его смерти в 832 г. - его сыну королю Эоганану. Уин был человек воинственный, властный и жестокий. Его боялись не только его подчиненные, но и члены семьи. Рассказывают такой случай. Однажды, во время похода на юг Британии против одного из кельтских племен, его подчиненный граф Кларенс, которому было поручено командовать отрядом пиктской конницы, из-за того, что не провел тщательной разведки местности, в одном из ущелий Грампианских гор попал в засаду. Кельты перебили почти весь отряд. В живых остались только граф Кларенс и 64 рядовых пикта. Уин не учел того, что граф был еще очень молод и неопытен в военных делах и заслуживал хоть какого-то снисхождения. Он приказал подвергнуть Кларенса казни через повешенье, а отряд оставшихся в живых беглецов - бичеванию. Свою жену - прекрасную кельтку Айнжеллу - и шестерых дочерей он держал в "ежовых рукавицах". И не давал спуску даже за малейшую провинность. Единственной его привязанностью была его шестая, самая младшая дочь, черноглазая Эормена. Высокая, тоненькая, гибкая как былиночка, с каким-то загадочным и задумчивым взглядом, не по годам серьезная и сосредоточенная, она отличалась от своих белокурых сестер не только внешностью, но и особенностями своего характера. В ее характере, как и в характере ее матери, на которую была так похожа Эормена, под личиной непроницаемости и скрытности, таилась такая гамма чувств, такой темперамент и такая страстность, которые были присущи только натурам высоким и неординарным, способным на большое чувство, на огромную, всепоглощающую "любовь до гроба". Такую же любовь граф Уин постоянно ощущал к себе со стороны своей жены Айнжеллы, за что был ей бесконечно благодарен.

Способность на такие чувства он угадывал и в характере Эормены. Дочь чувствовала к отцу эту духовную близость, а также то, что отец ее прекрасно понимает, и поэтому относилась к нему с огромной любовью и трепетным преклонением.

И когда к Эормене постепенно возвратилось сознание, и она полностью пришла в себя, перед ней снова и снова пронеслись страшные картины последних дней - разбойничий набег варягов, ужасная решимость отца, погубившая ее сестер и его трагическая смерть от руки варяжского вождя. Все это так на нее подействовало, что она всерьез и надолго погрузилась в состояние какой-то апатии, безразличия и молчаливой задумчивости. Варяжское нашествие полностью перевернуло ее жизнь.

Как бы по инерции она продолжала жить в своем жилище, но под бдительной охраной варягов. Сигурд поселился в брохе Эормены, занимая две комнаты, соседствующие с комнатой хозяйки броха. Девушка очень понравилась молодому варягу. Он, как только предоставлялась возможность, навещал ее, оказывал различные знаки внимания. Однажды он, приблизившись к броху, услыхал песню, доносившуюся из палисада. Там он увидел Эормену, стоящую в палисаде и негромко певшую какую-то грустную песню, глядя в сторону Грампианских гор. Ветер развевал ее пышные, блестящие, черные, спускающиеся почти до колен, волосы. Эта картина надолго запомнилась Сигурду, и он решил, что отныне его судьба будет тесно связана с судьбой Эормены. Но жизнь распорядилась по-своему.

Тем временем король Осколд решил дать большущий пир в ознаменование своей победы над пиктами. На пир были приглашены ярлы, конунги, а также ирландский граф О'Нил со своими приятелями пиратами.

Пировали в одной из башен форта Кейтнес, уже захваченной варягами при первом штурме.

На самом возвышенном месте за огромным столом сидели король Осколд и граф О'Нил, ниже - ярлы, конунги, другие командиры. На пиру присутствовало более двухсот варяжских и ирландских воинов, наиболее приближенных к королю, ярлам и конунгам.

Все радовались большой добычи, успешному походу, скорому возвращению домой.

Когда были выпиты уже не одна бочка эля и хмельного меда, съедено огромное количество жареной птицы и все пирующие уже начали доедать поданные под вкуснейшими соусами рыбные блюда, граф О'Нил, вдруг поднявшись, не заговорил, а взревел, обращаясь к королю Осколду:

- А почему Сигурд скрывает от наших глаз прекрасную пиктскую жемчужину, которую он пленил и прячет в своей подземной резиденции. Тебе, Осколд, известно что-либо об этой красавице - пиктянке? Или и от тебя он скрыл свою добычу?

Осколд поднял голову и молча, но очень вопросительно и пристально посмотрел на своего любимца. Сигурд сурово молчал, но судорга, которая перекосила его лицо, только подтверждала, каких усилий стоило ему это спокойствие.

Но О'Нил и его товарищи не только не унимались, но начали стучать рукоятками огромных ирландских ножей по столу и со всей мочи выкрикивать требования показать им пленную красавицу. Тогда Сигурд со всей силы швырнул стоящее перед ним серебряное блюдо с подливой и остатками фаршированной рыбы прямо в лицо О'Нилу. Все, даже король Осколд, опешили. Но не от неожиданности поступка ярла, а от смелости, с которой он бросил вызов О'Нилу - одному из самых сильных, смелых и необузданных ирландских пиратов. В этом походе ирландские пираты были союзниками варягов по случаю. Их ничего не связывало, а постоянная вражда и конкуренция в борьбе за добычу, не только не благоприятствовала их союзным отношениям, но, наоборот, способствовала возникновению конфликтных ситуаций. Так было и на этот раз. О'Нил, вытирая рукавом своего роскошного камзола объедки рыбы, попавшие ему в лицо, и стекающую по бороде подливу, вскочил с места и яростно топая ногами, начал под завывания своих ирландских приспешников выкрикивать какие-то ругательства до тех пор, пока Сигурд не поднялся с места, поднял руку и громко сказал: "Круг". Все, и варяги, и ирландцы, поняли этот жест и этот возглас. Здесь же в зале раздвинули столы и очертили на полу "круг". Так у варягов называлось место единоборства. По законам поединка под ноги обоим противникам постлали их плащи, с которых они не могли сходить. Наличие такой подстилки свидетельствовало еще и том, что бой был смертельный.

Итак, все скоро увидели двух противников стоящих друг против друга, каждый на своем развернутом плаще. В руках у них были мечи - у Сигурда - варяжский, у О'Нила - ирландский. У ног каждого из них лежала боевая секира, три щита и три копья. Бой начался по знаку короля Осколда. Начали поединок мечами, кроме того, у каждого было еще и по кинжалу. У О'Нила меч был в левой руке, так как он был левша, у Сигурда - в правой. Оба сражающихся были без кольчуг, шлемов и боевых рукавиц - в том, в чем их за столом настигла взаимная вражда и вспыхнувшая ненависть. Сигурд, как первый, кто вызвал на дуэль, нанес О'Нилу мощный и сокрушающий удар своим длинным, обоюдоострым мечом. А О'Нил с такой же силой и твердостью его отбил. Затем посыпались другие удары, которые тоже наносились с силой и отражались обоими с ловкостью. Победителем в таком поединке считался тот, кто убил своего противника или нанес ему такие ранения, что кровь текла на подножный плащ, и раненый уже не мог оказывать сопротивление. Бой длился уже около получаса, а сражающиеся были так искусны, что хотя у них были в щепы изрублены щиты, особых ранений они друг другу не нанесли. Напряжение боя то нарастало, то уменьшалось. О'Нил был сильнее Сигурда, но Сигурд ловчее, искуснее и моложе ирландца. И тут все присутствующие на этом кровавом единоборстве как-то мгновенно поняли, что конец уже близок. Еще несколько ударов мечами, и в мгновение ока Сигурд, изловчившись, ударил обломком своего последнего третьего щита, что был у него в руке, прямо в переносицу О'Нилу, а затем, тут же, не дав ему прийти в себя, как бы играючи, нанес ему смертельный удар вниз живота, после чего ирландский граф упал, как подкошенный. В зале повисла мертвая и такая непривычная тишина. И тут вдруг к Сигурду рванулся с воплями и угрозами родной брат О'Нила, граф Уолф. Он был на десять лет младше О'Нила, но еще задиристей, яростней и безрассудней. Размахивая мечом, он закричал, что вызывает Сигурда на поединок и готов тут же приступить к нему. Но здесь свое веское слово взял король Осколд. Он заявил, что по условиям поединков, повторный должен состояться не ранее чем через три дня после вызова, так как один из соперников, в частности, ярл Сигурд уже достаточно измотан предыдущим боем и нуждается в передышке.

Хотя оба соперника изъявили желание немедленно сразиться, Осколд взмахом руки прекратил все ссоры и заявил: "Мы отплываем к родным берегам через трое суток. Перед отплытием на морском берегу мы дадим возможность Сигурду и Уолфу рассчитаться друг с другом за свои претензии и обиды". На этом пир закончился, и все разошлись на ночлег.

Но в одну из ночей произошло следующее. Уолф, послушавшись своих советников и засомневавшись в своей победе над Сигурдом в открытом поединке, нанес ему внезапный и коварный удар. Решив уехать, громко хлопнув дверью, ирландцы ночью всей своей огромной массой, воспользовавшись тем, что Сигурд задержался у Осколда, навалились на брох, где под достаточно сильной охраной находилась пленная красавица-пиктянка. Перебив всю охрану, они связали пленницу и доставили ее на свои уже готовые к отплытию корабли. И хотя их корабли уступали по мореходным качествам кораблям варягов, догнать их на перегруженных награбленным добром и пленными варяжских кораблях не было никакой возможности. Разочарованию и горести Сигурда, которому очень понравилась пленная пиктянка, не было предела. Тогда ему еще не было известно о том, что Уолф и его приспешники грубо надругались над девушкой. Воспользовавшись моментом, она покончила с собой, бросившись с корабля в морскую пучину. Об этом Сигурду станет известно гораздо позже.

А тем временем варяги приступили к осаде форта. Поражение пиктской армии и бегство с поля боя короля пиктов так подействовало на осажденных, что при первых ударах тарана в ворота форта они предпочли сдачу на милость победителей. Да и шансов выдержать эту осаду у них фактически не было. Слишком грозен, предприимчив и жесток был враг, осадивший их форт. Но ни сдавшимся в плен защитникам форта Кейтнес, ни плененным пиктам, ни священнослужителям захваченных монастырей и церквей - никому не было пощады! Все и вся подлежали уничтожению и разрушению. На церкви и монастыри, на священников и монахов, как на врагов их собственной веры, варяги особенно изливали свою ярость. С каким-то неистовством они разоряли и грабили эти святилища, так как знали, что в церквях и монастырях находились многие богатства.

Вот какое осталось воспоминание в памяти пиктов об этом очередном набеге:

"Разрушив соборные церкви, ряд монастырей и ограбив всех кого можно было ограбить, они вернулись на свои суда с огромной добычей и множеством пленных".

Так было начертано пиктами на одной из каменных глыб об этом набеге варягов на пиктские земли.

Сигурд сразу же по возвращению на родину начал готовиться к походу на подлых ирландцев. Но в это время возвратились посланные им к ирландским берегам, с целью выяснения судьбы Эормены, два драккара во главе с его верным другом Филиппусом, и сообщили ему о трагической смерти Эормены.

Долго Сигурд сокрушался о ее судьбе, пытаясь стереть ее образ в бесчисленных военных походах и множестве сражений. И ожил, и воспрянул духом лишь тогда, когда встретил и полюбил славянскую девушку Трояну, которая своей красотой и прелестью так напоминала ему пиктскую красавицу.

8. Объяснение в любви

И ночью сахарной в предчувствии безумном,

Незримо подойду к твоей двери,

Свою любовь впущу дорожкой лунной,

Поверь, прости и сердце отопри.

Владимир Константинов-младший

Род Сигурда в Скандинавии имел глубокие генеалогические корни и вел свою славную историю от племени готов, которое исстари расселилось около самого большого озера Скандинавии Венерн, зеркальная площадь которого свыше 3,5 тыс. м², а глубина более 100 метров. Древний вестготский закон считал только этих готов - туземцами, т. е. такими, которые расселены вокруг озер и рек и которые в Скандинавии были коренным населением.

Туземцы, что жили на этих самых плодородных почвах, освобождая их от дремучих лесов, строили свои подворья, вспахивали вырубленные клочки земли, охотились за зверями, ловили рыбу.

Готы-туземцы почитались "мудрее всех варваров и почти походили на греков". Это были люди непреклонного духа, а для их управления годились только кроткие миролюбивые меры. Рабство и зависимость была для них хуже смерти, а свобода - их главное благо. Они имели исполинский рост и необыкновенную силу. В опасностях - решительны и, вообще, отличались находчивостью, быстрым соображением и крутостью нрава. Во всех случаях полагались на свои силы и мало обращали внимание на раны. По храбрости, многочисленности и знанию военного дела они имели преимущество перед всеми прочими варварами и могли равняться только с римлянами. Но постепенно великая населенность готов по отношению к малому количеству возделанной земли заставляла их искать счастья и благополучия у чужих берегов для добывания мечом способов жизни, которых, на их взгляд, им было недостаточно.

Море было для них летней родиной, поход - рабочей порой, а военная добыча, грабежи и насилие - их жатвой. Все торжества и праздники этих величественных людей были посвящены только победам.

Постепенно род ярла Сигурда крепчал и богател в ходе этих завоевательных походов и из местности Хрингарике, где проживали предки Сигурда, они переселились непосредственно на берега озера Венерн и реки Гета-Эльв. Вот в этой местности, в нескольких сотнях метров от озера и реки, находилось родовое имение ярла Сигурда.

С детства Сигурд отличался от своих сверстников тем, что во всем стремился быть первым -- в стрельбе из лука, кулачном бою, поединке на мечах.

Еще юношей он часто в одиночку охотился в дремучих лесах на крупных диких зверей и всегда возвращался с добычей, чем его сверстники похвастать не могли. Без раздумий он вступал в поединок со своими обидчиками и безжалостно расправлялся с ними под одобрительные возгласы публики, которая всегда радостно и восхищенно приветствовала победителя. Постепенно слава непобедимого Сигурда далеко перешагнула границы родины. Но особенно он гордился тем, что его прозвали "безумным берсерком" (слово "берсерк" дословно означает "медвежья шкура") -- так в Скандинавии называли особую породу воинов, которые во время сражений, даже получив тяжелейшие ранения, не только не покидали поле битвы, а наоборот, сражались еще яростней. Ярость делала их нечувствительными к боли, и они верили в то, что действительно могут превратиться в волка или медведя. Ярл Сигурд выделялся своей храбростью, яростью и выдержкой даже среди "берсерков".

Сигурд был красивый мужчина в возрасте 30 лет, высокий, широкоплечий, с длинными золотистыми волосами и серо-голубыми глазами. Его молодое тело переплетали мощные, железные мускулы. О его доблести, неустрашимости ходило много легенд даже среди покоренных варягами славянских народов. Пока ни одна северная красавица не смогла овладеть сердцем знаменитого конунга. Он был холост, богат, знатен, честолюбив и стремился добыть себе бессмертную славу -- такова была основная цель варяжского воина. Набирал он в поход на Византию по указанию киевского князя Аскольда таких воинов, которые превосходили других красотой, силой и храбростью.

И вот это тяжелейшее ранение. Трояна и двое варягов были постоянными сиделками у ложа раненого Сигурда. Они вместе ухаживали за ним, кормили, купали, переодевали, лечили, ежедневно выносили на свежий воздух и укладывали, по совету Акунда, на несколько часов на янтарное ложе. О том, что молодой раненый варяжский воин являлся очень важным военачальником -- конунгом, приближенным киевского князя Аскольда, свидетельствовало то уважение и забота, с какими относились варяги к своему ярлу, сколько внимания уделяли они его выздоровлению. Комната, в которой он лежал, была богато обставлена.

Стол в светлице возле больного был уставлен серебряными и золотыми сосудами, стены убраны красивыми шлемами, щитами, копьями, панцирями, принадлежащими раненому. Это все производило большое впечатление на Трояну, ухаживающую за ярлом, так как она воочию убедилась, что такое богатство, знатность, почитание и величие варяжского вождя. Вокруг дома Акунда были выставлены скрытые воинские посты, охранявшие и днем и ночью раненого и лагерь варягов.

Сразу же по прибытии в Мины варяги развернули свои большие черные шатры, в которых разместились все воины. Тут же приступили к строительству срубов на случай, если придется ожидать предстоящего похода длительное время. А какие зимы в Гардарике варягам было хорошо известно. Дома в сосновый сруб были построены быстро, хорошо и организованно, так как варяги были прекрасными строителями. Деревянные варяжские постройки и корабли были и остаются до настоящего времени лучшими в мире образцами деревянного зодчества и корабельного мастерства.

Дома в сруб имели форму четырехугольника, их длинные стороны обращены к Югу и Северу с двумя главными входами. Один вход с восточной стороны, а другой -- с западной. Посредине комнаты находился очаг, дым от которого проходил через отверстие в крыше. Очаг был сделан из больших, плотно подогнанных каменных глыб, сложенных в виде круга. Отверстие в крыше служило также окном, через которое освещалась комната. Около каждого сруба была пристройка для хозяйственных нужд -- пищи, одежды, военного снаряжения. В таком срубе могло жить 50-60 воинов. Кровати для каждого варяга стояли между столбов, подпиравших крышу. Здесь же в передней комнате был большой стол для приема пищи, а вдоль стен размещались лавки для жильцов и гостей. Рядом со своими постройками варяги возвели и украсили большой сруб для своего конунга, будучи полностью уверенными, что Сигурд излечится от ран, будет жить в этом доме и продолжит подготовку к предстоящему походу на Византию.

Прошло томительных четыре недели. Раны у Сигурда зажили, и однажды произошло следующее.

Сигурд проснулся в середине ночи в то время, когда рассвет еще не наступил, но темнота уже потеряла свою плотность и начинала редеть. Но это пробуждение было недолгим, и через некоторое время его глаза вновь закрылись. Он погрузился в какой-то тревожный и прерывистый сон. Он то просыпался, то засыпал, и так продолжалось несколько раз. И вновь приснилась ему его далекая северная родина -- Скандинавия с ее узкими, глубокими, незамерзающими даже в сильные морозы, морскими заливами-фьордами, с высокими, крутыми и скалистыми берегами.

Вдруг еще один сон-воспоминание, который заставил так гулко и часто забиться сердце... Вот он стоит, будучи еще подростком, на вершине высокой скалы, нависающей почти отвесно над морской бездной и сплошь покрытой грубыми каменными бороздами, напоминающими ледниковые шрамы. Он собирается прыгнуть в ужасающий морской омут под недоверчивые и одобрительные возгласы своих сверстников и их родителей. Еще ни один человек не смог преодолеть страха перед этой страшной высотой и морской пучиной. Все крики утихли, когда поняли, что он решился и приготовился к прыжку. И в этой мертвой тишине он услышал возглас матери, которая своим криком отчаяния и страха за сына попыталась предотвратить прыжок и парение в воздухе, которые запомнились ему на всю жизнь. Но ничто не остановило его, и он прыгнул и стал победителем в этой неравной борьбе с бездной -- он остался жить. Так была преодолена первая вершина. Он пересилил свой страх, побывав на вершине успеха.

Во время болезни, лежа целыми днями в постели, то просыпаясь, то засыпая, Сигурд снова и снова переживал самые волнующие, приводящие в трепет, самые опасные и критические моменты в своей жизни.

Переплетаясь со сновидениями, а иногда и кошмарами, обливаясь во сне от ужаса холодным потом, он постепенно свыкся с тем, что события далекого прошлого соединялись в единую цепь с настоящим и, как бы, предсказывали ему будущее. Эти предсказания зачастую сбывались. Но эти предсказанные события, которым суждено было свершиться в будущем, были не только волнующие или приятные, но, как правило, и трагические.

Так, однажды Сигурду приснился вещий сон, в котором ему была уготована еще более возвышенная любовь, еще более страшные раны и увечья, а в конце этого пути - героическая смерть. Так что не прошлое так сильно взволновало варяга во сне, а увиденная им, как бы наяву, роковая картина его будущего. А то, что его вещие сны сбываются, он убедился уже не раз. Поэтому относился к ним серьезно и с подобающим уважением.

Солнце только-только появилось из-за горизонта и рассыпало свои яркие блики на окружающие селения полян могучие сосновые боры. Сигурд вновь открыл глаза и увидел, что находится в комнате, чисто убранной, светлой, с приятным запахом высохших и рассыпанных на полу душистых трав: мяты, чебреца, чернобыльника. Комната чем-то напоминала ему далекую родину -- те же деревянные, хорошо отесанные с резьбой потолки, земляные утрамбованные полы. В центре комнаты стоял большой прямоугольный стол, под стенами длинные дубовые лавы, также украшенные резьбой. Но было и отличие. Ах, да! Размеры комнаты. Его комната там, в далекой стране фьордов, была раза в три больше и выше. Большая печь в левом углу здесь была белая-пребелая, а у него там, на родине, она украшалась, особенно передняя сторона, разноцветными гранитными, хорошо обработанными плитами. На столе с краю стоял большой кувшин козьего молока, лежала краюха хлеба. Ярл с удовольствием потянулся, встал на ноги, выпрямился, подошел к столу и с жадностью выпил все молоко. Затем, немного передохнув после питья и почувствовав неимоверный прилив сил, в холщевых рубахе и штанах вышел во двор.

На Руси Сигурд был уже много раз, поэтому вид капища и идола с изображением Перуна у него особого удивления и интереса не вызвал. Раны на груди и на голове, благодаря времени и неустанным заботам Трояны и Акунда, уже затянулись и не беспокоили. Медленно приближаясь к капищу, он увидел полоску воды, блестевшую между соснами в ранних лучах восходящего солнца. Вода тянула его как магнит, и он решил искупаться в прозрачных водах текущей рядом Стугны.

Сигурд медленно спускался по лесной тропинке к берегу реки и, когда до него оставалось совсем немного, увидел обнаженную девушку, выходящую после купания из воды. В ярких лучах восходящего солнца она показалась ему неописуемо красивой, похожей на сказочную нимфу. Линии ее молодого тела были безупречны. Она напоминала ему великолепную фигурку какой-то богини из белого мрамора, украшающей в детстве его комнату на далекой северной родине. Лучи солнца как бы пронизывали ее трепетное, молодое и упругое тело. Атласная кожа, гибкий стан и невероятная гармония ее обнаженного тела так глубоко взволновали еще слабого ярла, что у него закружилась голова и, прислонившись к дереву, он несколько минут стоял как зачарованный. Когда он пришел в себя, то "русалка", как он ее мысленно назвал, стояла к нему спиной, подняв руки и лицо по направлению к солнцу. Ярл с жадностью ее разглядывал и узнал в ней Трояну - свою сиделку и врачевательницу.

Густые золотистые волосы ниспадали на ее спину, как львиная грива. От плеч и до пят по ее телу шли переливающиеся блики, которые еще больше подчеркивали изящную линию бедер. Казалось, даже солнечные лучи были заворожены прелестными изгибами и выпуклостями этого молодого белоснежного тела. Покатые плечи, высокая упругая грудь, сладострастно колышущиеся бедра при каждом ее движении - всё это поразило воображение ярла. Это была настоящая красавица, нежность и неповторимая притягательность которой присуща только славянским женщинам. Красота была настолько потрясающей и волнующей, что пробудила в душе ярла мечты о доселе неведомых ему безумных, неземных наслаждениях. Но самое сильное впечатление от этой девушки заключалось в том, что от нее исходил животрепещущий призыв плоти, и каждый ее шаг по берегу, каждый жест пробуждал страстное желание обладать этим молодым телом, целовать его, ласкать и никогда не расставаться -- ни на час, ни на секунду. Когда последние капли воды высохли на ее теле под лучами солнца, она надела свой простой наряд и, напевая какую-то песню, вприпрыжку направилась к тому месту, где стоял варяг в оцепенении, прислонившись к сосне. Вот здесь-то и произошло их первое объяснение в любви.

Встреча Трояны с ярлом утром на берегу реки была для девушки настолько неожиданна, что у нее подкосились ноги, и она упала в объятия варяга. Это заставило Сигурда прийти в себя и очнуться от оцепенения, охватившего его при виде Трояны. Единственное, что он понял, держа ее в своих объятиях, так это то, что ничего в мире не хочет -- ни войны, ни славы, ни богатства, а только одно желание пронизывало его - владеть этой красавицей, бездумно, постоянно и безраздельно. Следуя скорее инстинкту, чем здравому смыслу, он опустился на колени и стал исступленно целовать ее волосы, лицо, руки и все молодое тело. И хотя Трояна пришла в себя в объятиях варяга, у нее не было сил, да и желания освободиться от этих объятий. "Кто же ты?" -- закричал в исступлении варяг, как только девушка открыла глаза. Ответ ее был абсолютно прост: "Твоя судьба". Ярл прочитал это и в ее глазах.

Здесь, на берегу Стугны, они оба впервые осознали, что это объяснение в любви определило их дальнейшую судьбу.

После этой встречи Сигурда и Трояны на берегу Стугны и объяснений в любви они почти не расставались. После купания Сигурд и Трояна ложились на янтарное ложе, плотно прижавшись друг к другу так, что варяг чувствовал отчётливое биение её молодого трепетного сердца, каждую жилку на теле, которая сладостно пульсировала при прикосновении их друг к другу. По обычаю, издавна существующего у северных народов, основным лечением при тяжелых переохлаждениях или травмах всегда служило молодое, здоровое женское тело, его тепло и те неуловимые, но мощные импульсы, которые передавались больному от длительного соприкосновения с женщиной в процессе этого необычного лечения.

У Сигурда постепенно стали восстанавливаться духовные и физические силы. Он начал осознавать, что абсолютно здоров. Особенно ярко это проявилось в том, что он, наконец-то, смог по-настоящему полюбить свою Трояну и насладиться близостью к ней. И всё это благодаря любви, а, главное, терпению и заботливости славянской красавицы. Кто же была эта таинственная богиня красоты?

Трояна родилась под созвездием Козерога в богатой и могущественной семье полянского вождя Радегаста. Во время одного из набегов степных разбойников её семья вся погибла, и она осталась на попечении своего деда Акунда. Около двадцати лет, проведенных в семье волхва, отложили свой отпечаток на характер Трояны. Она стала его ближайшей сподвижницей не только в вопросах языческой веры, но и прославилась в народе своими знахарскими способностями, позаимствованными от Акунда - "зелейника" и чародея, известность которого простиралась далеко за пределы Киевского княжества.

В дохристианской языческой уси Р Руси носителями медицинских знаний были волхвы, шаманы, а ещё чаще - знахари, которые уже в те времена знали симптомы довольно широкого круга болезней и эффективные народные способы их излечения. Трояне было известно большое количество лекарственных средств растительного, животного и минерального происхождения, которые она с успехом применяла в знахарском деле. Она владела такими способами врачевания, как прижигания, кровопускания, очистка и сшивка ран, наложение на рану "привозы", то есть повязки или пластыря. Лечила внучка волхва и драгоценными камнями, и глиной, и солью, и водой, и паром. Довольно грозным оружием в борьбе с болезнями было и её слово - различные заклинания, присказки, гипноз.

На приднепровской Руси в дописьменный период медицинские знания хранились и передавались потомству в виде устных преданий, а с появлением письменности эти знания стали запечатлеваться и в письменном виде.

Источниками расширения медицинских знаний были также письменные зарубежные документы, привозимые греками, варягами, торговыми людьми. Книги по медицине, астрологии, лекарствоведению доставлялись на Русь как из собственно Греции, так и из Византии.

У Акунда была довольно большая библиотека, составленная из греческих книг, написанных на пергаменте (телячьей коже). В библиотеке были и лечебники, которыми руководствовался Акунд и его внучка при лечении больных.

Знаниями в области медицины обладали, в основном, люди образованные. Заниматься волхованием, т. е. лечением, по мысли древних, могли только те, кто прошел курс книжного научения. Древнерусские волхвы-врачеватели ещё в доправославный период владели письменностью и в своей практической деятельности не только пользовались книгами, но зачастую и сами были их составителями.

Живя в окружении прекрасной дикой природы, под неусыпной заботой и бдительностью слуг, находящихся при дворе деда, Трояна росла скрытной и застенчивой девушкой. При этом она была как бы внутренне отстранена от земных радостей, а больше была углублена в саму философию жизни, языческую религию, знахарство, изучение лечебников. С самого детства она выделялась среди одногодок недетской серьёзностью и взрослостью, не по годам развитым чувством ответственности за свои поступки. Будучи достаточно практичной и обладая высокой внутренней организованностью, она с самых ранних, почти детских лет взвалила на себя все заботы об огромном хозяйстве своего деда и справлялась блестяще со своими обязанностями. Особенно нравилось старому волхву, в какой чистоте и порядке она содержала огромную усадьбу, дом, одежду, продукты, помещения для скота, хозяйственные постройки (амбары, склады и т.д.). Она не знала, что такое усталость или плохое настроение. Её никогда не видели ни чрезмерно весёлой, ни слишком огорчённой чем-то или грустной. Она была всегда в таком настроении, при котором спорилась любая работа.

По мере взросления в её натуре начали формироваться такие черты характера, как высокая духовность, эмоциональность, чувственность и восприимчивость, которые она постоянно пыталась скрыть от окружающих. Однако сделать это было очень сложно. Каждый мужчина, которому приходилось видеть Трояну и общаться с ней, независимо от возраста, как бы попадал под магнетическое влияние её чар, её обаяния и удивительной красоты. Они сквозили в каждом её слове, жесте, движении её молодого, гибкого, обольстительного тела.

Будучи приятной и доброжелательной в обхождении, обладая лучезарной улыбкой, она как бы подавала каждому из мужчин какую-то надежду на то, что именно он может стать её избранником. Поэтому каждый, кто общался с ней, чувствовал себя именно таковым. А так как она никого из них особо не выделяла, то все они были счастливы, видя её и надеясь когда-нибудь завоевать её расположение. Кроме того, Трояна обладала одним очень важным преимуществом перед своими сверстницами. Она владела искусством обращения с людьми, независимо от их возраста или материального положения.

Но это была только одна сторона её натуры. Все знали, что Трояна была очень серьёзной, смелой и решительной девушкой. Она часто вместе с мужчинами отправлялась на охоту на лося, волка или медведя. И ни один из её спутников не смог бы припомнить страха на её лице даже при самых отчаянных обстоятельствах. Она метко стреляла из лука, умела пользоваться рогатиной, хорошо владела копьём и мечом, знала все охотничьи премудрости, вплоть до того, как оборудовать ямы-ловушки для медведей и кабанов.

Эти замечательные черты характера нельзя было скрыть от окружающих, люди физически ощущали всю незаурядность её личности. Радовал стоический склад характера Трояны и Сигурда. Она никогда не акцентировала внимание на негативных чертах характера и привычках варяга. А таких у него было предостаточно. Во всех делах она была его помощницей и советчицей. И варяг всегда с удовольствием рассказывал о своих успехах и неудачах, делился с ней своими планами на будущее. А главным было то, что девушка верила в Сигурда и старалась, чтобы и он поверил в своё выздоровление.

Так, сразу же после свадьбы, вначале их семейной жизни у Сигурда из-за полученных ранений никак не могли наладиться полноценные отношения со своей супругой, Трояна своей добротой, терпением и преданностью не только снимала напряжение в их отношениях. Она своей любовью и понятливостью ободряла своего избранника, вселяла в него уверенность, что всё будет хорошо, и его здоровье вновь к нему возвратиться. Кроме того, она продолжала лечить Сигурда с такой же настойчивостью, как и в те дни, когда он находился в состоянии полного паралича.

Несмотря на свою молодость и неопытность, Трояна, почти инстинктивно, нашла способы восстановить их нормальную совместную жизнь.

Прежде всего, она создала прекрасные внешние условия для их совместной супружеской жизни. Их спальня была настолько великолепной, что даже такой богатый человек, как Сигурд был потрясён тем, как Трояна сумела её благоустроить. Особенно впечатляла большая деревянная кровать, инкрустированная хорошо подогнанными пластинами янтаря, от которых было трудно оторвать взгляд. Дорогая заморская посуда и большие пушистые меховые одеяла и покрывала только дополняли великолепную картину роскоши и тщательно скрываемой чувственности.

Сама Трояна была драгоценным ожерельем этого великолепия. Её одежда, волосы и молодое прекрасное тело были всегда хорошо ухоженными, от них постоянно исходил приятный, присущий только её прекрасному здоровому женскому телу аромат, и Сигурд пытался как можно чаще вдыхать его.

Она была для него всем - советчицей и помощницей, другом и страстной возлюбленной. Обладая врождённым здравым смыслом, она постоянно брала в расчёт вспыльчивый, несдержанный и гневливый характер варяга, его неумение управлять своими эмоциями и нежелание прислушиваться к чьему бы то ни было мнению даже по мельчайшим вопросам. А таких вопросов и проблем вставало тысячи, особенно в связи с подготовкой к походу на Царьград и одновременно к отражению предполагаемого набега печенежских племён. Жизнь древнерусского человека была в то время тяжела, и связана со множеством опасностей, вызванными как природными катаклизмами, так и постоянными набегами степных кочевников.

Трояна, проявляя наивысшую форму благоразумия - терпение, никогда к любимому не придиралась по мелочам, не пыталась как-то исправить его вспыльчивый характер, не критиковала даже в тех случаях, когда промахи варяга были очевидны.

Особенно её умение управлять Сигурдом проявлялось тогда, когда после очередной неудачной попытки любовной близости с Трояной у него наступал приступ бешенства, а затем подавленное состояние. Трояне всегда удавалось не только его успокоить, но и заверить, что их совместные усилия по скорейшему восстановлению здоровья варяга не будут напрасными, и что скоро они смогут достигнуть желаемой цели. Эта уверенность помогала Сигурду интенсивно трудиться и выполнять все предписанные лечебные процедуры.

И когда пророчества Трояны сбылись, и у них нормализовалась совместная жизнь, радости обоих возлюбленных не было предела. А произошло это так.

Как-то, искупавшись утром в Стугне, Сигурд зашел в горницу, где они жили. Увиденное так поразило его, что заставило биться сердце сильно и учащенно -- его удары молотом отдавались в только что затянувшихся ранах, и оно как будто хотело вырваться из груди, а в висках яростно стучала кровь от охвативших чувств.

Трояна лежала, расслабившись, на янтарном ложе нагая, полузавернувшись в подаренное Сигурдом великолепное песцовое покрывало, поддерживая голову рукой, которая опиралась на пуховую подушку. Обнаженными оставались ее божественные плечи, словно выточенная из слоновой кости, соблазнительная грудь, округлые руки и алебастровой белизны бедра. Длинные золотистые волосы наполовину закрывали чувственное лицо и роскошно ниспадали на плечи, грудь и меховое покрывало. Ее прекрасные глаза были полузакрыты, а лицо было каким-то сладостно отрешенным. Казалось, она продолжает досматривать удивительный сон, так как даже не пошевелилась, когда скрипнула дверь и Сигурд вошел. Он был потрясен увиденным и почувствовал, как в его тело возвратился тот живой демонический дух, который всегда пронзал его на поле боя и помогал превратиться в "берсерка" -- человека-медведя, ощущающего исполинскую силу и совершенно бесчувственного к боли.

Ничего подобного в своей жизни ранее он никогда не испытывал. Даже тогда, когда сжимал в железных объятиях свою невесту Герсими, которая обрела своей красотой такую славу, что ее именем варяги называли драгоценные камни и сокровища. Ни холодная, северная красота Герсими, ни ее богатство, ни знатный род, приравненный среди варягов к богам, никогда не волновали так сердце молодого конунга, как эта молодая славянская жрица, дедалица на службе у великих славянских богов, лежащая перед ним в позе богини.

Заключив Трояну в свои горячие объятия, Сигурд почувствовал, как к нему возвращается его сила и прежняя уверенность. Он стал неистово целовать и ласкать это мягкое, ласковое, податливое и такое прекрасное женское тело. Ее влажные губы отозвались на неумолимый, неистовый поток его любовной страсти, который был так велик, что все для них вдруг провалилось в неизведанную пучину, а мир стал существовать только в одном измерении...

В могучих объятиях Сигурда Трояна познала такое удовольствие, такую безумную радость, никогда ранее ей неизвестную, что сделала ее ненасытной в своих желаниях, и она уже не могла себе представить, как сможет дальше жить без возлюбленного. Сигурд любил смотреть на Трояну, когда ее охватывал неудержимый поток безумия и сладострастия, любовался ее искрящимися глазами и той истомой, которая охватывала трепетное тело, когда она в порыве страсти шептала какие-то любовные заклинания. При этом тело Трояны попеременно то расслаблялось в руках Сигурда, то напрягалось. Глаза закрывались, и ее страстный пронзительный стон то ввергал их в бездну, и они проваливались в нее обессиленные и измученные, то поднимал их на поверхность этого огромного вулкана их всепобеждающей страсти.

Их страсть была настолько роковой и такой неистовой, что о разлуке не хотели и думать, даже не замечая, как проходил день и наступал вечер. В народе говорят -- молодость горами воротит, но чтобы началось извержение вулканов, нужно еще что-то. Это "что-то" -- встреча со своей судьбой. И эта судьбоносная встреча Сигурда с Трояной за тридевять земель от его родных гор, рек и озер, от его прекрасного моря и великолепных фьордов -- состоялась. Так распорядился всемогущий бог, соединивший навеки сердца варяга и славянской девушки. Состоявшаяся свадьба была венцом, украсившим страстную неземную любовь.

9. Свадьба. Предсказание Уборти

У варягов скромность и женская красота ценились женихами тогда, когда соединялись со здравым умом, чувством собственного достоинства и твердым духом, а женщины военную славу и обеспеченность жениха зачастую предпочитали его юности. Равенство общественного положения у северных народов было одним из главных условий супружества. Поэтому, когда ярл Сигурд после объяснения в любви предложил Трояне свою руку и сердце, он нисколько не сомневался в своем выборе и был уверен, что его одобрят и сородичи в Скандинавии, и конунги, и киевские князья, так как Трояна была внучкой всемогущего волхва Акунда, с которым считались не только вожди славянских племен, но и вся варяжская знать.

Акунд был очень богатым человеком. Обладая огромной властью над людьми, он имел многочисленные стада крупного и мелкого рогатого скота, а его земельные угодья -- поля, леса и пастбища -- были необозримы. В его сундуках хранились огромные ценности: золото, серебро, драгоценные камни, много дорогой, расписанной золотом посуды, которую доставляли греки в Гардарику для обмена на другие товары на протяжении многих лет.

Когда Сигурд решил жениться на Трояне и получил её предварительное согласие, то прежде всего он обратился к Акунду, который заменял ей отца, и
передал ему своё предложение, которое у скандинавов называлось "просьбой". Идя к Акунду делать предложение, Сигурд надел свое лучшее платье. Его сопровождали побратимы - Магнус, Харальд и Сигмунд, выступая в роли дружек жениха. Предложение Сигурда Акундом было принято благосклонно и тут же были оговорены брачные условия. Сигурд настоял на том, чтобы свадьба была устроена по варяжскому обычаю, и Акунд и Трояна не стали этому противиться. Поэтому тут же были оговорены условия брака. Сигурд объявил, что он дарит своей невесте "женский дар" - свое имение, расположенное в Скандинавии на берегу озера Венерен со всеми землями, рабами и слугами, которых в общем насчитывалось 300 чел. Согласно обычаю варягов, Сигурд сделал подарок Акунду - "дружеский дар", как наиболее близкому родственнику невесты. Зная, что Акунду очень нравились варяжские корабли, он подарил ему один из вновь построенных варягами кнеров, чему старый волхв несказанно обрадовался. В свою очередь, Акунд назначил сумму приданого, которое давал в награду для новобрачных. Дары состояли из золота, серебра, 10 сороков пшеницы, служанок, 10 отар крупного рогатого скота, 10 пасек и 2 больших усадеб с хоромами в Киеве и в Минах. Этот договор утвердили в присутствии жениха, невесты, Акунда и побратимов Сигурда. Затем Акунд выполнил их волю и соединил им руки. Обручальными кольцами в то время еще не обменивались. На колени Трояны, по варяжскому обычаю, положили молоток Тора, который освятил их брак. В религии Скандинавских стран, в основу которой заложена идея бессмертия, бог Тор является сильнейшим из сыновей бога Одина - создателя всего мироздания. Он не уступает отцу в могуществе, признает себя сыном Одина, ездит по воздуху на военной колеснице и держит в железной перчатке тяжелый молниеносный молот. Он машет этим молотом и производит гром. Тор - самый сильный и почитаемый бог, он всегда странствует и наблюдает за тем, чтобы окружающий мир развивался в правильном направлении. На голову невесте одели роскошное, украшенное золотом, покрывало. Только при соблюдении этих всех тонкостей свадебного закона считалось, что Трояна выходит замуж за Сигурда с согласия Акунда и совета родных по предварительному согласию всех сторон. В этом случае брак считался сильным, законным и непоспешным, а дети от такого брака - законнорожденными.

Когда князь Аскольд и его брат Дир получили приглашение Сигурда на свадебный пир, то сразу же дали свое согласие, но при этом добавили, что используют свой приезд и для решения военных вопросов. Ярл Сигурд и его покровитель-вождь полян Ут устроили огромный свадебный пир, на который пригласили не только варяжских конунгов, славянских вождей, известных волхвов, но и знаменитых воинов-дружинников, славнейших мужей поселения Мины. В этом отношении варягов и славян объединяла одна общая традиция -- оба народа любили попировать и побеседовать с гостями. Нынешний свадебный пир устроили с таким размахом, что восхитили даже варяжских конунгов, на родине которых, в Скандинавии, иногда собиралось на пиры до тысячи гостей.

Свадебный пир проходил в домах ярла Сигурда и вождя Ута. Кто не поместился в комнатах, расположились за длинными деревянными столами на свежем воздухе. Усаживались за столами по обычаю варягов -- на самом высоком южном месте сидели князь Аскольд с братом Диром, а напротив них - ярл Сигурд. Рядом с Сигурдом сидела Трояна, которая своей необыкновенной красотой поразила князя Аскольда и всех присутствующих.

Особенно гостям понравилась янтарная комната, в которой разместились жених с невестой и почетные гости - князья Аскольд и Дир, ярлы, конунги, папские послы и др. Когда все уселись за свадебный стол, дорогие гости увидели на противоположной от них стене большую янтарную пластину, которая как бы излучала солнечный свет. На ней была изображена на берегу реки Стугны обнаженная, с распущенными волосами, прекрасная Трояна, выходящая из воды после утреннего купания в лучах в восходящего солнца. При виде такой красоты, да еще обрамленной в янтарь, у гостей перехватило дыхание, и они на время потеряли дар речи. Гости были поражены еще и тем, что Трояна была настолько мастерски изображена на этой пластине, что у всех сложилось такое впечатление, что она живая, сделанная из плоти и крови, и стоит сделать один только шаг, и она окажется сидящей за праздничным столом вместе с гостями. Аскольд, Дир и другие гости даже привстали со своих мест, как бы соревнуясь, кто первым уступит ей место за столом. И каждый, кто смотрел на эту картину, уже не мог оторваться ни от невесты Сигурда, ни от ее изображения на янтаре.

Янтарную комнату по указанию Полянского вождя Ута отделывал знаменитый греческий художник и скульптор Павсаний. Вместе со своими учениками он сумел за довольно короткое время выполнить заказ Ута, и ко дню свадьбы янтарная комната была готова. Благо, что янтаря было в достаточном количестве. Солнечный камень уже несколько десятков лет хранился поблизости от селения Мины в урочище Таборище. Его привозили сюда варяги на своих кораблях для обмена с греческими купцами.

Свадьба удалась и продолжалась до поздней ночи.

Когда день уже стал приближаться к концу, но свадебный пир был в самом разгаре, князь Аскольд со своим братом пожелали жениху и невесте счастья, многие лета и, сославшись на занятость, с челядью возвратились в Киев, предварительно дав подробные указания Сигурду, что ему надо предпринять с учетом того, что предстоит решительное сражение с приближающимися ордами печенегов.

После свадьбы, буквально на третий день, Сигурд вместе с Трояной вышли из дома, никому ничего не сказав и не объясняя своих намерений, сели в лодку, стоящую здесь же у причала на берегу Стугны, и на глазах удивленной охраны, состоящей из варягов, уплыли вниз по реке.

Через минут двадцать быстрого плавания на веслах, которые с яростью и удовольствием опускал в чистые воды реки варяжский вождь, приплыли к ее правому, довольно высокому берегу. Сошли на берег, миновали прибрежный луг и оказались в чаще дремучего, соснового бора, по которому шли еще около получаса, пока не увидели большую дубовую тесаную избу, из крыши которой струился дымок. Постучали в дверь и, получив приглашение, вошли.

На хорошо утоптанном земляном полу около разведенного в центре комнаты очага сидела старуха, известная во всей Гардарике халдейка, колдунья и предсказательница - Уборть. Над огнем на железных скобах висел чан, в котором что-то варилось, кипело и клекотало. Белое полное лицо, пышные, как бы припухшие губы, седая-преседая, но толстая и тугая коса, как в далекой молодости, опускалась сзади прекрасной вязью по ее простому белому, как снег, полотняному одеянию. Серые глаза -- большущие, печальные и пытливые, горящие каким-то неестественным лихорадочным огнем, давали понять тем, кто внимательно вглядывался в лицо известной халдейки, что прожила она долгие годы, прошла суровую школу людской премудрости. Но жить ей осталось на этом свете недолго, что было видно по большим черным кругам под глазами и болезненному лицу, которое подсказывало о тяжелейшем неизлечимом недуге и о том, как героически она переносила сильную боль. На груди Уборти красовалась серебряная гривна, инкрустированная драгоценными камнями.

Ее родословная уходила корнями в глубины халдейской династии, основавшей еще до рождения Иисуса Христа нововавилонское царство, многие выдающиеся представители которого впоследствии, в силу разных причин, были разбросаны судьбой по всему миру и проживали среди разных народов, где проявили незаурядные способности в познании медицины, психологии, астрономии и умении предсказывать судьбы людей. И хотя их могущество в результате постоянных гонений было подорвано, слава об их мудрости, образованности и знаниях пережила века.

Халдейка жила одинокой, но очень насыщенной жизнью, так как ее одиночество скрашивалось большим числом любопытных, страждущих и иных, которые шли к ней почти непрерывным потоком со всех концов Поднепровья. Одни - с целью узнать свою дальнейшую судьбу, вторые - чтобы услышать предсказание об успехе или неуспехе торгового или какого-то иного предприятия, поделиться своими несчастьями, горестями и печалями. Иные приходили просто побеседовать со старухой, чтобы успокоить свою неспокойную совесть, развеять мучившие их переживания или сомнения, получить совет, как возвратить потерянную любовь или избавиться от последствий этой потери.

Когда варяг со своей возлюбленной перешагнули порог комнаты Уборти, лицо колдуньи озарилось каким-то ярким внутренним огнем, исходящим от необычного свечения ее больших глаз. Халдейка сразу же сообразила, что Сигурд не простой воин, а человек могущественный и богатый. Его богатство и знатность подчеркивались не только одетой на нем одеждой, но и властным выражением лица, гордой осанкой и повелительными нотками, звучавшими в его голосе, как только он заговорил. Особенно впечатлила халдейку одежда викинга. На Сигурде был надет черный шелковый плащ, доходивший до пят, вышитый золотом и украшенный золотыми пуговицами. Под плащом старуха четко разглядела ярко-красный суконный кафтан, также украшенный золотым шитьем. На правой руке викинга красовалось тяжеловесное золотое кольцо с бриллиантом чистейшей воды. На поясе висел тяжелый меч с изображениями из жизни варягов из накладного очень массивного золота, со спиралями из стальной проволоки на головке рукояти. Под стать ярлу была Трояна и ее богатая одежда. Так как колдунья знала внучку Акунда с самого детства, ее тем более поразили ее внешний вид, и выражение ее прекрасных глаз, в глубине которых светилась попеременно то любовь то обожание, когда они были обращены на варяга, то страдание и тревога, когда она отрывала взор от своего возлюбленного, и как бы пыталась, но не могла отогнать тревогу за ожидавшие их времена и неизвестность. Трояна была одета в подаренное Сигурдом длинное ярко-бордовое платье, подбитое соболиным мехом, с золотыми застежками на груди и рукавах. Серебряный пояс с пряжками, ладно охватывая ее гибкий стан, особенно подчеркивал всю прелесть ее восхитительной фигуры - высокие, колышущиеся, как ковыль на ветру, бедра, и то поднимающуюся, то опускающуюся при каждом ее вдохе и выдохе высокую девичью грудь. Большие, тяжелые на первый взгляд, но легкие на самом деле, прекрасные кольца, искусно сделанные из рогов какого-то неведомого зверя, инкрустированные драгоценными камнями, охватывали кисти рук. Сверху был небрежно наброшен голубой до пят плащ, украшенный золотыми пуговицами и расшитый тонкими серебряными нитями. Все это сразу же бросилось в глаза Уборти.

Поприветствовав старуху и справившись о здоровье, Сигурд и Трояна почти одновременно упали на колени перед колдуньей, желая услышать, может быть, самое главное в их жизни пророчество. Она положила свои руки на головы коленопреклонных Сигурда и Трояны и, склонившись над жертвенным огнем, начала произносить какие-то слова на непонятном для молодых языке. Можно только предположить, что это были халдейские заклинания. Затем она поднялась и подошла вплотную к Сигурду, прошептав трагическим голосом: "Боги зовут вас на небо и готовы принять вас уже сейчас. Перед тем как вознестись на небо к бессмертным богам, вы должны пройти обряд очищения в великом сражении. Судьба распорядилась так, что вы, сталв мужем и женой, обретете вместе бессмертную славу. Дальнейшую вашу судьбу я даже боюсь предсказывать, ведь я и так сказала уже много".

Сигурд надолго задумался, а Трояна как будто и не слышала слов халдейки, а только преданным и нежным взглядом следила за каждым движением своего возлюбленного. Когда Сигурд направился к двери, чтобы выйти, колдунья приблизилась к нему и прошептала: "Ты -- великий воин, слава тебе будет сопутствовать, если ты всегда будешь самим собой и не будешь отличать жизнь от смерти, а будешь относиться к ним одинаково, выполняя свой воинский долг. Остальное все зависит от тебя. Ты -- баловень судьбы, баловень провидения, и они всегда будут на твоей стороне при условии, что твоя воинская доблесть и честь варяга не будут запятнаны. При всем, что я тебе говорила, я не брала в расчет только одного -- самой смерти".

"Что же еще такого сообщила халдейка Уборть?" -- думала Трояна, наблюдая за Сигурдом всю дорогу, пока они возвращались домой, почему настроение у него подавленное. Они пришли к халдейке, чтобы узнать свое будущее. Ведь впереди у Сигурда предстояли жестокие сражения, много крови, а может быть и смерть. И какой же смертный в преддверии таких событий не попытается заглянуть в свое будущее. Трояну очень взволновало состояние Сигурда, ее охватил озноб, и каждое движение беспокойной мысли было написано на ее лице.

В жизни славян и варягов шаманы и вёльвы-прорицательницы играли значительную роль при принятии того или иного важного решения. Сигурд и Трояна верили в то, что предсказала им Уборть. Вот почему так задумчив был ярл и так печально лицо Трояны, когда они возвращались домой. Теперь медлить нельзя -- чем быстрее они выполнят предсказания халдейки, тем скорее они узнают свою судьбу, а вместе с ней и свое счастье или несчастье.

10. Военный совет

В конце марта 866 г. к Сигурду прискакал гонец с посланием от князей Аскольда и Дира с приказом явиться в г. Киев на военный совет. Сигурд прекрасно сознавал с какой целью его вызывают князья. Велась интенсивная подготовка к походу на Царьград. Не мешкая, ярл начал готовиться к поездке. Время было суровое и жестокое. Начав подготовку к походу, князья никак не ожидали, что в это же время на Русь начнут свои разбойничьи набеги племена печенегов. Годом раньше русичи нанесли незваным гостям ряд ощутимых поражений. Но, пополнив свои поредевшие ряды за счет кочевавших в этих краях разбойничьих племен черных булгар, во главе с их вождем Аспарухом, каган печенегов Надьяхан решил еще раз попытать счастья. К этому его подтолкнули также известия, полученные от его лазутчиков, о том, что основная масса русско-варяжского войска во главе с князьями весной 866 года готовится отправиться в поход на Царьград. Но князья также не дремали. Высланные ними далеко вперед конные разъезды вовремя оповестили князей о надвигающейся опасности. И тогда решено было собрать военный совет варяжских конунгов, ярлов и славянских племенных вождей, чтобы окончательно решить, как отразить вражеские полчища, не отменял даты выступления в поход, которая была назначена на весну 866 года. От селения Мины и до Киева дорога была неблизкой. Потому Сигурд, в сопровождении племенных вождей и полусотни охраны, ранним мартовским утром тронулся в путь. Прибыли в Киев достаточно поздно, так как, несмотря на то, что расстояние до Киева составляло не более 25-27 верст, из-за очень плохой мартовской погоды и бездорожья пришлось двигаться медленно, чтобы не загнать лошадей. Кроме Сигурда получили приглашение на военный совет также вожди: Полянского племени - Ут, древлянского - Радегаст и Прадуб, и северянского - Свитовид и Ярило.

Резиденцией князей Осколда и Дира было старое городище князя Кия. В центре этого городища размещался большой каменный княжеский дворец. Вокруг дворца на Замковой горе, Детинке, Щекавице и Юрковице стояло множество больших деревянных домов, в которых проживала феодальная знать. Между этими большими и хорошо обустроенными деревянными срубами знати на каждом шагу можно было увидеть деревянные наземные и наполовину земляные строения простого городского люда Киева. Такие строения можно было увидеть и на южных окраинах старого Киева - Кловска, Печерска, Выдубичей. Сигурд и Ут въезжали в Киев через только-только начавшиеся строиться въездные ворота, которые находились в южной части старого городища.

Время было позднее, и городская стража встретила их не очень дружелюбно, но, узнав своих, сразу же пропустила. В центре старого "города Кия" стояло языческое святилище (капище), а рядом каменный княжеский дворец. Дворец был построен на мощном гранитном фундаменте. Гранит, из которого был построен фундамент, представлял собой обыкновенные бытовые валуны, а стены были сложены из тонкого древнерусского кирпича - плинты. Дворец был двухэтажный, его длина была более 30 метров, а толщина стен достигала 1,5 метра. Крыша княжеского дворца была покрыта красивым красным резьблёным шифером, а веранда черепицей. На большом, массивном каменном крыльце - веранде, несмотря на позднее время, толпилось множество разношерстного люда. Бояре и ярлы, их слуги, а также множество знаменитых варяжских и славянских витязей.

Здесь же поджидал князей и только что прибывший вместе со своей небольшой свитой верховный волхв славян Рутич. Он был одет в белые холщовые одеяния и черные кожаные полусапожки. Холщовая рубашка была подпоясана черным поясом.

Этот высокий костлявый старец с огромной седой бородой и усами, возраст которого даже трудно было определить, был необычайно хмур и молчалив. Он только легким наклоном головы отвечал на сыпавшиеся со всех сторон приветствия. Рутичу не было особых причин веселиться. В последнее десятилетие на славянские земли зачастили из Рима и Царьграда сотни разведчиков-миссионеров, перед которыми была поставлена задача не только собирать сведения о военной мощи Киевской Руси, но и подготовить почву для ее крещения. Таким образом Ватикан и Константинополь собирались поставить под свой контроль эти обширные территории. За это право они вели скрытое, но ожесточенное соперничество. Кроме того, Рутич получил сведения о том, что прибывшим в Киев римским посланцам уже удалось окрестить князя Аскольда. Это вызвало у Рутича бурю гнева и негодования, но он был бессилен что-либо изменить. Князь Аскольд был варягом, а не славянином, и ему вряд ли понравились бы нравоучения верховного волхва. Высокое положение князя, а также его характер - угрюмый, суровый и непреклонный - не позволили Рутичу сделать последний шаг и пойти на открытый разрыв с Аскольдом. В силу этих и иных веских причин, например, предстоящий в скором времени поход на Византию, Рутич молча проглотил эту горькую пилюлю. Зато он принял все меры и все свое влияние, чтобы князь Дир не пошел по пути своего брата. Судя по всему, это ему удалось, так как Дир так и остался некрещеным. Так что с тяжелой душей Рутич принял предложение князей принять участие в расширенном военном совете.

Все с нетерпением ожидали начала военного совета.

Наконец появились князья Аскольд и Дир. Но были они не одни. С ними было несколько монахов в черных сутанах. Это была миссия Папы Римского Николая I во главе с одним из самых известных папских дипломатов - епископом Формозой Портуенским. Перед поездкой на Русь папа Николай I поставил перед своим дипломатом конкретные цели - крестить киевских князей Аскольда и Дира, а вместе с ними и Киевскую Русь. Момент для этого был самый неподходящий, так как из-за подготовки к походу, князья не могли уделить должного внимания папской миссии. Однако Аскольд успел принять христианство, а его крестным отцом по существующей традиции стал Папа Римский Николай I. Согласно обычаю, Аскольд принял после крещения такое же, как у папы, христианское имя - Николай. По приказу Аскольда в ознаменование этого события началось строительство церкви Святого Николая, на правом берегу Днепра. Дир благодаря усилиям Рутича остался язычником. Поэтому Аскольд, после своей гибели, был похоронен как христианин, рядом с построенной им церковью ("Аскольдова Могила"), а Дир, как язычник, был сожжен. Урну с его прахом закопали за "святой Ориной", то есть где-то за церковью святой Ирины.

Но это было все позднее, а сейчас оба киевских князя, все его союзники и подданные, папские легаты собрались на большой военный совет перед походом на Царьград. Великий религиозный раскол между Западной и Восточной церковью именно в это время достиг своей наивысшей точки. Четко сформулированные серьезные догматические разногласия как бы подтверждали тот факт, что между двумя церквями существуют глубокие противоречия в борьбе за мировое первенство. Ослабление Восточной церкви означало триумф Западной. И, наоборот, ослабление Западной означало триумф Восточной. Реализация этой программы Римским первосвященником Николаем I вылилась в соперничество Рима и Царьграда за право первым крестить восточных славян. Мало того, присутствие на военном совете папского легата как бы подчеркивало, что Рим полностью разделяет планы киевских князей в их стремлении осуществить поход на Царьград. Но Русь еще не была готова к христианизации. Это подтвердили дальнейшие события, развернувшиеся на всей территории славянских племен.

Совет проходил на первом этаже дворца в большом зале, стены которого были изукрашены фресковой росписью желтого, красного, зеленого, и синего цвета. Большие окна этого прекрасного дворца были совсем недавно застеклены ажурными стёклами, привезенными греческими купцами. Освещался зал большими восковыми свечами, очень оригинально установленными в огромные позолоченные светильники - канделябры. В центре залы стоял длинный стол, на котором стояло множество золотых и серебреных чаш и кубков с медом и пивом, предназначавшихся для собравшихся. Не поскупились князья и на кушанья. Так как время было позднее, и все были голодны, то на больших серебряных блюдах подавали хорошо поджаренное мясо только что зарезанного борова, запеченную дичь, разнообразные блюда из фаршированных рыб. Вокруг стола стояли мощные дубовые лавы, под стать поместившимися на них военачальникам. На самом высоком месте южной лавы сидели Аскольд и Дир. Гости все садились по рангу и достоинству, и чем ближе они сидели к князьям, тем почетнее были их места. Напротив князей умостился папский посол Формоза Портуенский со своим секретарём и доверенным лицом, племянником папы Николая I Артуром Альбергати. На южной лавке, но чуть ниже, рядом с киевскими князьями, расположились Сигурд вместе с сопровождавшими его вождями. И скандинавы, и славяне исстари любили побеседовать и решать даже самые серьёзные вопросы за хорошим обедом, приправленным бокалом хмельного меда или пива. Так было и здесь. Как только все уселись, князь Аскольд дал знак, и запоздалая вечеря началась. Ели молча, с аппетитом и очень сосредоточенно. Слышался хруст костей, громкое чавканье и удовлетворенное фырканье тех, кто сдобрил этот роскошный ужин достаточным количеством пива или меда. Как только все насытились, слуги немедленно очистили весь стол, и начался военный совет. На столе были разложены прекрасно сделанные карты Киева и его окрестностей, с четко обозначенными линиями обороны - "Змиевыми валами".

Начал военный совет князь Аскольд. Он резко поднялся с лавы, да так, что не ожидавшие этого два оруженосца, совсем близко стоявшие за его спиной, отшатнулись от него в каком то испуге. Князь Аскольд выпрямился, и все сидевшие в зале невольно залюбовались им. Это был мужчина высокого роста, мощного телосложения с длинными каштановыми волосами, спадавшими нежными волнами на его широкие плечи. В отличие от своего брата Дира, белокурого красавца, невысокого, стройного, мускулистого мужчины, князь Аскольд выглядел и постарше и помужественее своего брата. Широкоскулое лицо Аскольда, такая же коротко подстриженная каштанового цвета борода, курносый нос, глубоко запавшие серые глаза и неулыбчивое лицо, придавали ему очень решительный, и даже суровый вид. Черный суконный кафтан, отделанный серебряными галунами и застежками, и висевший на поясе обоюдоострый, искусной работы, тяжелый меч, только подчеркивали серьёзность наступившего момента. По внешнему виду он, в отличие от своего брата, больше был похож на славянина, чем на варяга. Его речь была достаточно короткой, но содержательной: "Я собрал вас всех уважаемые и достойные вожди и конунги, чтобы сообщить о том, что воинская рать и флот готовы к походу на Царьград. Мы поплывем со всем своим войском вниз по Данапрису, достигнем стен Царьграда и возьмем этот богатый город штурмом. На этот поход нас благословил папа Римский Николай I. Он прислал своё благословение через своих самых близких и достойных уважения людей, которых я вам и представляю - епископа Формозу Портуенского и племянника папы Артура Альбергати. Как только наш поход, я надеюсь, благополучно закончиться, мой брат Дир, и вы все - мои подданные, по моему примеру примете веру христианскую, как это угодно господу Богу и нашему покровителю Папе Николаю I. Мы заставим силой нашего оружия правителей Царьграда и патриарха Фотия отказаться от своих догматических притязаний, которые вносят раскол в ранее единую христианскую церковь. Помните, что от этого зависит не только наше будущее, но и судьба нашего государства. Но на пути к достижению поставленных целей у нас неожиданно появилась преграда. От дозоров начали поступать тревожные сведения о том, что на наших юго-западных границах неожиданно пришли в движение племена печенегов и черных кочевых булгар, полчища которых медленно начали приближаться к Киеву. И как только оба вождя кочевников - Надьяхан и Аспарух - соединятся, их движение к Киеву может стать более стремительным. Учитывая складывающуюся военную обстановку, я предлагаю военному совету принять какое-либо из трех решений. Первое решение, предлагаемое к обсуждению, заключается в том, чтобы поход на Царьград временно отменить, и всеми силами вначале обрушиться на печенегов, разбить их в одном из пограничных сражений, а затем идти на Царьград. Второе решение - поход на Царьград вообще отменить, а сосредоточить все силы на борьбе с печенегами и булгарами до их полного разгрома. И, наконец, третье, на мой взгляд, наиболее приемлемое решение, заключается в том, чтобы объединить усилия по разгрому печенегов и походу на Царьград в единое целое и решать обе эти задачи одновременно".

За это последнее предложение все проголосовали почти единогласно ударами рукояток своих мечей по краю стола.

На следующий день после военного совета, ранним апрельским утром, князья Аскольд и Дир встретились с ярлом Сигурдом и полянским вождем Утом и дали им последние наставления перед их возвращением в Мины. До начала военного похода киевских князей на Царьград оставались считанные дни. После окончания беседы с князьями Сигурд и Ут двинулись в обратный путь. Отъехали от княжеских конюшен метров двести и увидели в центре "городища Кия" толпу людей и поднимающиеся над толпой языки пламени и дыма. Это пылали костры-крады вокруг возвышающейся в центре большого круга статуи облаченного в серебряные доспехи Перуна - главного языческого бога славян.

В Киеве капище Перуна было под контролем верховного волхва славян - сурового и непреклонного Рутича. Для постоянного присмотра и ухода за капищем Рутич назначал специального смотрителя. Ему предписывалось следить за тем, чтобы капище было в целости и сохранности, и, чтобы в назначенные Рутичем дни ни один из восьми костров, зажженных по его указке, не погас. Согласно существующему у славян обычаю, в случае недосмотра, если хоть один костер угасал, смотрителя сжигали при полном сборе языческого народа. Смотритель загодя обеспечивался дубовыми поленьями, которые заготавливали в окружающих Киев лесах и привозили в город специально выделенные горожане и жители окрестных деревень. Получить головешку от "вечного костра" для своей домашней печи было большой удачей для каждого язычника. Жители Киева и близлежащих деревень по субботам приходили к капищу Перуна с различными подношениями. Несли хлеб, сыр, масло, сало, овощи, фрукты и др. Эти подношения всемерно поощрялись волхвами. Это огромное количество продуктов волхвы, вместо того, чтобы сжигать, присваивали себе. В полночь, когда все киевляне спали, волхвы делили эти подношения между собой. Патрулировали этот ночной дележ смотритель и огромные псы-волкодавы, которых он спускал на ночь с сыромятных кожаных ошейников. Эти патрульные псы должны были не допустить к внешнему валу капища и окружающему его рву нежелательных свидетелей. К христианским праведникам относились враждебно не только языческие волхвы, но и простой люд. Православный крест называли позорным словом "Криж", а при малейшем упоминании об Иисусе Христе поднимали крик, а проповедников христианства связывали, плевали в лицо и отдавали в руки волхвов. Если после этого их судили и сжигали при большом стечении народа, то целую неделю верующие в своих песнях прославляли мудрость волхвов и посылали проклятия в адрес "крижей".

Главных капищ с изображением Перуна в серебряных доспехах на Руси было девять. Число "девять" у язычников было культовым. Язычники-славяне не верили в судьбу, почитали речных нимф-русалок и приносили в жертву гусей и уток.

Когда Сигурд и его спутники с трудом протиснулись к капищу, они увидели в центре большого круга, недалеко от статуи Перуна, закопанную в землю мощную дубовую треногу, на которой был подвешен вниз головой человек. Рядом, закованный в кандалы, стоял еще один несчастный, дожидающийся своей участи. Эти двое были "ромеи" - так славяне называли всех греков и римлян, которых на Руси с каждым годом становилось все больше и больше. Схваченные волхвами и переданные княжеской страже, ромеи обвинялись в том, что занимались среди языческого населения Киева проповедями христианства. Они также подозревались в том, что по совместительству с миссионерской деятельностью занимались сбором сведений военного характера и фактически являлись шпионами Византии. За это они и были подвергнуты публичному бичеванию и пристрастному допросу. Подвешенный на треноге ромей дикими криками сопровождал каждый хлесткий удар кожаного бича, который в руках палача постепенно стал полностью окрашен кровью истязаемого. На вопрос начальника стражи варяга Харальда Густавсона - кто они, откуда прибыли и с каким заданием, ромей, захлебываясь от боли и крови, прохрипел: "Мы являемся византийскими дипломатами-миссионерами, посланцами константинопольского патриарха Фотия, и прибыли на Русь с просветительской целью, дабы довести до каждого славянина христианские истины". На вопрос, как их зовут, допрашиваемый с трудом произнес: "Мое имя - Харитон Гиподнастрий, а моего спутника - Михаил Херуларий". На повторный вопрос варяга о целях их прибытия в Киев, сопровождаемый хлестким ударом бича, допрашиваемый ничего не ответил, а только продолжал кричать и корчиться от боли. В это же время толпа на мгновенье замерла, и по ней прокатился какой-то благоговейный трепет. Это все стоящие вокруг капища увидели прибывшего к месту судилища верховного волхва Рутича в сопровождении киевской стражи и волхвов рангом пониже. Увидев Рутича, Харальд Густавсон подошел вплотную к истязаемому, страшно вращая глазами и замахиваясь на несчастного бичом, не спросил, а злобно прошипел: "Отвечай, проклятый ромей, кто еще, кроме вас двоих, находится в Киеве по заданию Византии, назови их имена". Вновь не получив внятного ответа, Харальд произнес, обращаясь к толмачу: "Переведи ему мой вопрос, может быть, он меня не понимает". Ромей, услыхав замечание ярла, прошептал сквозь стон, что ему переводчик не нужен, так как он знает местные языки - и славянский, и варяжский, а по образованию является полиглотом. Услыхав это признание и не получив ответа на интересующий его вопрос, Харальд Густавсон приказал палачу: "Принеси побольше горячих углей, это развяжет ромею язык и сделает его разговорчивей". При этом он добавил: "Мы положим эти угли туда, что не выдерживает никто". Принесенные палачом красные угли на большой медной сковородке на длинной рычажной палке привели ромея в ужас и он прохрипел: "Не надо, я расскажу все". Но было уже поздно. Под его одежду высыпали всю сковороду раскаленных докрасна углей и он потерял сознание. Тогда Харальд, обращаясь больше к толпе, чем к безжизненному телу ромея, произнес: "Тебя, ромей, за то, что был с нами неискренним, я отдаю в руки волхвов. Они решат твою судьбу". Толпа одобрительно загудела, предвкушая новое зрелище. Тем временем, по приказу Рутича, ромея Харитона Гиподнастрия начали готовить к жертвоприношению. Сняли с треноги, залили в рот живой родниковой воды, завязали глаза белой холщовой повязкой и приготовились по приказу Рутича бросить в пылающий костер. Затем началось волхвование. По примеру Рутича вся толпа, включая Сигурда и его спутников, которые также были язычниками, упала перед идолом Перуна на колени и своим громким песнопением доложила Перуну, какую сегодня они приносят жертву, и чем эта жертва провинилась перед богом-громовержцем. Когда пришедший было в себя ромей услыхал концовку этой песни и понял весь ее глубокий смысл, он снова потерял сознание от боли, а еще более, от страха. Когда Рутич окончил волхвование, то поднял руки к небу, обращаясь к Перуну со слезами на глазах, и попросил его принять их жертву и ниспослать им мир и благополучие. По мановению руки верховного волхва безжизненное тело ромея Харитона Гиподнастрия бросили в пылающий костер. Стоящий рядом Михаил Херуларий, стуча зубами и почти теряя сознание от страха, обратился к начальнику стражи с такими словами: "Я - заклятый враг византийского императора Михаила III. Я друг славян и обладаю очень ценными сведениями о системе обороны Царьграда и воинской мощи Византии. Я хочу рассказать все, что я знаю, вашим князьям. Сжечь меня, как вы сожгли моего соотечественника Харитона, вы всегда успеете. Поверьте, что живой я принесу вам больше пользы, чем мертвый". Услыхав такое признание из уст ромея, Харальд Густавсон приказал страже немедленно доставить ромея на допрос к князьям. Своим решением Харальд вызвал одобрение Сигурда и Ута, которые внимательно за всем наблюдали, и неудовольствие Рутича, который уже был готов отправить на костер и второго ромея. Толпа начала постепенно расходиться, а Сигурд и Ут двинулись в обратный путь в Мины.

11. Аскольд и Дир

Первая половина апреля 866 г. для киевских князей Аскольда и Дира выдалась самой хлопотной. Заканчивались последние приготовления к походу на Царьград. Но чем ближе становился день отплытия, тем забот прибавлялось все больше и больше. Собранная для похода двадцатитысячная армия состояла из варяжских и славянских дружинников, мореходов и рыбаков из Северного Поморья, лоцманов, рулевых и просто искателей приключений разного возраста и происхождения. Всю эту разношерстную массу народа надо было одеть, накормить, вооружить и сделать ее боеспособной.

Было построено пятьдесят новых варяжских драккаров и кнеров и около двухсот славянских лодий и скодий.

Все старые мореходные средства были починены и заново проконопачены. Строительство новых и починку старых кораблей развернули вниз по Днепру, в трех километрах от Киева. Для этих целей было создано несколько десятков артелей мастеров корабельного дела, которых специально вызвали из варяжских земель. Во главе каждой артели стоял мастер-корабел. И хотя большинство мастеров были варяги, но встречались умельцы и из числа славянских кораблестроителей. Каждый мастер со своей артелью специализировался на какой-нибудь одной операции. Ответственность за постройку и ремонт всех кораблей князья возложили на ярла Хакунда и славянского вождя Трувора. Одним из важнейших этапов в постройке кораблей было найти подходящий лес. Подбирались в основном самые высокие дубы и сосны. Дубы пускались на киль и доски для обшивки. Килем на корабле называлась балка, проходящая посредине днища судна от носовой до кормовой оконечности. Мачту, реи и весла делали из сосны. Дубы, выросшие на открытом пространстве, имевшие кривой ствол и ветки, пускали на поперечное ребро жесткости бортовой обшивки судна, так называемые шпангоуты. Верхний упор мачты и рулевое перо делали из цельного толстого ствола. Для уключин подбирали небольшие гнутые ветки, которых было всегда достаточно при обработке больших стволов. Подходящие деревья начали искать сразу же, как только похолодало, и появился первый снег. После листопада было проще определить рисунок ветвей, а транспортировка срубленных стволов по первому снегу была не столь сложной. Кроме того, свежесрубленное дерево более устойчиво на холоде, когда уменьшается вероятность того, что древесину поведет или она треснет. Выбранные деревья рубили топорами, аккуратно валили, а затем раскалывали на месте. Отбирали лес для постройки кораблей мастера-корабелы. Доски изготавливались методом раскалывания бревна в радиальном направлении. Для этого использовались топоры, долота, а также деревянные и железные клинья. Сперва бревно раскалывали пополам, затем на четверти, на восьмые части и так далее. В результате из бревна диаметром 1 метр получалось около 20-ти досок. Пилы при этом не использовались, так как расщепление шло по естественно слабым зонам, а получившиеся доски отличались прочностью и гибкостью. Отходов оставалось очень немного, практически вся древесина шла в дело. Из дерева изготавливались блоки, скосы, зажимы и подпорки, которые удерживали корабль в вертикальном положении. Лубяные волокна, находящиеся под корой, собирали и делали из них канаты. Опилки и стружка шли на растопку, а также использовались при копчении мяса, рыбы и сыра. Заготовки, которые планировалось использовать в будущем, хранили на болоте, чтобы они не рассыхались.

Основным рабочим инструментом был топор. Кроме того, мастера пользовались теслом, полукруглым долотом, рубанком, молотком, долотом, сверлом, резцами разных форм и ножом. Пилой пользовались очень мало, лишь от случая к случаю.

С корабелами тесно сотрудничали киевские кузнецы, которые изготавливали необходимые инструменты, а также ковали тысячи гвоздей и шайб, необходимых для сборки корабля.

Корабелы не пользовались чертежами, но работали по традиции, освященной многими предшествующими поколениями. Опыт мастера определяет обводы корпуса и его размеры.

Корабли строились по принципу "сначала обшивка". Внутренний каркас корабля устанавливался уже после того, как обшивка подводилась до уровня ватерлинии. Сборку корабля начинали с укладки киля, имевшего Т-образное сечение. Киль клали на выровненную горизонтальную поверхность и фиксировали подпорками и тяжелыми камнями. К килю в замок пристыковывался форштевень. Эта стадия работ шла под непосредственным наблюдением мастера, так как малейшая ошибка в обтесывании киля или установке штевня потом могла дорого обойтись: пострадали бы мореходные качества корабля, а в крайнем случае отдельные детали могли просто не состыковаться. После того, как киль был уложен, а штевни присоединены, начиналась сборка обшивки.

Каждый пояс обшивки состоял из нескольких состыкованных досок. Каждый стык прошивался тремя гвоздями, зафиксированными с внутренней стороны тремя небольшими железными шайбами. Традиционно открытый торец доски направлялся в сторону кормы, чтобы уменьшить лобовое сопротивление. Кроме того, корабелы следили, чтобы в соседних поясах такие стыки не приходились один над другим, так как это могло ослабить всю конструкцию.

Кромки досок обшивки обрезались не ровно, а применялись к конкретному участку корпуса. Верхняя кромка доски убиралась внутрь корпуса, закрываясь доской следующего пояса. Вдоль нижней кромки с внутренней стороны прорезался желоб. В желоб укладывался трос из шерсти, пропитанный сосновой смолой. Благодаря этой мере стык между двумя поясами обшивки становился водонепроницаемым.

Первым укладывался шпунтовый пояс обшивки, который вставлялся в шпунт, проходящий вдоль всего киля. Этому стыку уделялось особое внимание, его тщательно конопатили и заливали смолой. На шпунтовый пояс накладывался второй пояс. Стык между поясами герметизировался, доски соединялись железными гвоздями. Последующие поясы обшивки укладывались аналогично. По мере укладки новых поясов начинали вырисовываться обводы корпуса. Мастер-корабел постоянно следил за тем, чтобы корпус оставался симметричным. Для коррекции неизбежных отклонений он менял толщину и угол следующего пояса обшивки.

Укладка обшивки требовала опыта и практики. Для того, чтобы облегчить контроль, мастер воспользовался корабельным коленом. Этот измерительный прибор представлял собой длинную палку, на которой были заранее отмечены необходимые длины. Этим измерителем мастер проверял размеры в заранее определенных участках корпуса. Для контроля за ходом слоев обшивки использовали уровень.

Когда обшивка подводилась под планшир, наступало время установки кильсона, шпангоутов, бимсов и вертикальных книц. После четырех-шести поясов обшивки устанавливался планшир. Выше проделывались отверстия для весел, устанавливались дополнительные шпангоуты. К бимсам крепился верхний упор мачты, справа у кормы устанавливалось рулевое весло. Поверхность корпуса несколько раз смолили, после чего корабль спускали на воду. На воде проверялась герметичность корпуса, укладывался необходимый балласт. После этого, корабль снаряжали.

Устанавливалась мачта, к которой крепилась рея. Боевые ладьи имели от 30 до 60 весел различной длины. Настилалась палуба, корабль украшали и оснащали различными приспособлениями. Устанавливали железный якорь и паруса.

Паруса ткались из грубой шерсти, их делали двойной толщины. Для защиты от стихии паруса пропитали воском и маслом. Чтобы парус не провисал и не терял форму, по диагонали его усилили, нашивая канат или кожаную полоску. Рифовые лини вплели в толщу паруса. Потянув за концы линя можно было собрать полотнище паруса и взять, таким образом, риф. Паруса усилили, нашивая вдоль края тросы, которые также служили местом крепления такелажа.

Тросы сплели из конского волоса, лыка, пеньки, а также их моржовой, тюленьей или китовой кожи.

Дополнительно мачту поддерживали штаги, идущие на нос и корму. Бегучий такелаж включал в себя фалы, которыми управляли с помощью брасов, а контроль над парусом обеспечивали булини и шкоты. Такелажем управляли с помощью различных блоков, уток, колец, хомутов.

Когда все корабли были построены, а старые отремонтированы, князья Аскольд и Дир тщательно их осмотрели и, выразив удовлетворение проделанной кораблестроителями работой, дали команду начинать непосредственную подготовку к походу.

Эти, а также множество других неотложных дел волновали Аскольда и Дира, когда они собрались на свой последний перед походом совет в большом зале княжеского дворца. Этот зал назывался греческим. Его отделкой занимались греческие мастера. В этом зале на длинных деревянных полках хранилась княжеская библиотека. Книги были на греческом языке, латыни, а также, написанные на дощечках и древесной коре древними варяжскими буквами - рунами, сотни саг, песен, сатир и мифических стихов из жизни северных народов. Книги на греческом и латыни были в основном на религиозную и медицинскую тематики. Варяги, как и греки, еще в древности научились лечить тяжелые раны и увечья. Умелые руки варяжских врачевателей прославляли поэты воинственного северного народа.

Князья сидели друг против друга за длинным массивным дубовым столом на таких же массивных дубовых лавах, покрытых звериными шкурами, и небольшими глотками потягивали дорогое, очень приятное на вкус, греческое вино. Накануне полянский вождь Ут привез десяток больших металлических амфор этого напитка в подарок киевским князьям от греческих купцов за разрешение обосновать в поселке Мины новую греческую факторию.

Греческая посуда, расписанные золотом амфоры, оружие, инкрустированное серебром и драгоценными камнями, греческие вина пользовались в Гардарике большим и неизменным спросом. На Руси греки скупали в больших количествах янтарь, дорогие меха, золото в слитках-самородках, которые втридорога продавали в соседних странах. Многие волхвы, славянские вожди, варяжские ярлы и копунги не только владели греческим языком, но и имели довольно обширные домашние библиотеки латинских и греческих авторов. У славянского вождя Ута и волхва Акунда в поселке Мины домашние библиотеки насчитывали более трехсот томов в каждой, а у верховного волхва Рутича в Киеве - более тысячи.

Стол, за которым сидели князья, был длинный. На другом его конце были разложены различные географические карты, довольно точно изображающие границы суши и моря, окружающих стран и народов, а также рельеф местности. Уже достаточно четко на одной из карт был графически изображен маршрут движения княжеской военной армады от Киева вниз по Данапрису до его устья, а затем вдоль западного побережья Черного моря до Царьграда. Над этими картами в поте лица трудились греческий картограф Патрикий и славянский лоцман Аликсий. На картах были четко обозначены те препятствия, которые могли замедлить движение всей армады к Царьграду. Этими препятствиями могли стать пороги на реке Данаприсе, непредвиденные стычки с ордами кочевников, которые кочевали вдоль реки, а также крепости Византии на пути той части армии, которая должна будет двигаться сушей.

Не успели князья осушить свои бокалы, как Конунг Харальд Густавсон доложил, что один из оставшихся в живых ромеев желает сообщить князьям ценные сведения, касающиеся оборонной мощи Византии, а также о том, как не попасть в хитроумные военные ловушки, на которые так горазды византийцы. Кивком головы князь Аскольд дал понять Густавсону, что они готовы выслушать ромея немедленно. Через несколько минут Михаила Херулария, закованного в кандалы, стража ввела в зал, где сидели князья.

Перед князьями стоял довольно молодой человек, лет 30-35, одетый в дорогой, но изрядно потрепанный и грязный камзол темно-гранатового цвета. Было видно, что он довольно долго находился в подвалах княжеских казематов. За это время белый отложной воротник на камзоле превратился в черную изорванную тряпку. Рукава были обтрепаны, а кандалами - кое-где и изорваны. Высокий, гибкий, как тростник, атлетически сложенный ромей вызвал у князей невольную симпатию. Оливковый цвет его потрескавшейся на лице кожи и большие черные, как уголь, страдальческие глаза только подчеркивали, какие испытания выпали на его долю за последние месяцы. Аскольд приказал снять с ромея кандалы и, усадив его за стол, налил бокал вина. Ромей с благодарностью исполнил приказ Аскольда и, удобно усевшись на лаву, начал свой рассказ на понятном для князей смешанном варяжско-славянском наречии: "Я родился в семье византийского сенатора Петра Херулария. С юных лет проявлял склонность к изучению языков. После окончания гимназии, поступил в престижную Мангравскую высшую дипломатическую школу в Царьграде, которую окончил с отличием. Получил диплом ритора-полиглота. В тот же год вместе со своим напарником и руководителем Харитоном Гиподиастрисом, который к тому времени уже имел большой опыт дипломатической работы, я был направлен в Киев. Канцелярия Константинопольского патриарха поручила мне проповедовать христианство на Руси, вербовать христиан-миссионеров, создавать христианские общины. По заданию канцелярии византийского императора, я обязан был помогать Харитону Гиподиастрису привлекать на сторону Византии симпатиков империи и христианской религии. Завязывать интересующие канцелярию Византии связи среди высших должностных лиц из княжеского окружения с целью получения от них сведений военного, экономического и политического характера. Фактически мы занимались тотальной разведывательной деятельностью. Вначале меня и Харитона тайно доставили на византийской военной галере до порогов Данаприса, азатем на лошадях мы достигли поселения Триполье. Передохнули несколько дней у резидента Византии в Триполье по имени Родислав. Он по совместительству возглавлял созданную им же в этом районе христианскую общину. В сопровождении Родислава мы добрались на лошадях до Киева. Поселились в доме известной у славян ведьмы-врачевательницы Зорицы. Огромный дом-сруб Зорицы был построен под Киевом у подножья Лысой Горы ее любовником, казненным волхвами Харитоном Гиподиастрисом. Эта красавица-ведьма проживала в доме со своей дочерью Ланикой, отцом которой был Харитон. Еще будучи молодым человеком, он влюбился в нее и по заданию канцелярий патриарха и императора не только приобщил Зорицу к христианским истинам, но и сделал ее своим резидентом. Проживал с ней как со своей женой. Свое жилье Зорица предоставляла также для прибывающих на Русь тайных эмиссаров-миссионеров - посланцев патриарха Фотия, знакомила их с нужными им людьми и выполняла для них различные иные поручения. Дело было поставлено на широкую ногу. Зорица была не только писаной красавицей, в которую Харитон Гиподиастрис влюбился с первого взгляда, но и выдающейся знахаркой-врачевательницей. В ее доме было постоянно много страждущего народу, что давало ей возможность хорошо скрывать свою тайную деятельность. Плодом греховной любви Зорицы и Харитона была их восемнадцатилетняя дочь Ланика. Как только я увидел ее, она покорила меня своей красотой с первого взгляда. Я ее люблю и ожидаю подходящего момента, чтобы жениться на ней. Но очевидно моим планам не суждено скоро сбыться.

В конце 866 г. византийский император Михаил III, по доносу своих соглядатаев, обвинил моего отца Петра Херулария в том, что он среди сенаторов осуждал поведение императора, обзывал Мефистом, то есть пьяницей, открыто издевался над его приверженностью к лесбиянкам, называл непутевым Нероном. Император потребовал от отца публично опровергнуть свои оскорбительные слова и намеки в его адрес. А в знак того, что он раскаялся, любит и боготворит своего императора, он должен совершить "проскинезу". Ему надлежало пасть перед императором ниц на ковер с выставленными вперед ладонями и попросить покаяния.

Мой отец наотрез отказался выполнить волю Михаила III, за что был ослеплен. Ему вырвали язык и отправили до конца жизни в один из византийских монастырей.

Это известие, переданное мне Харитоном, который получил его по голубиной почте, полностью разрушило все мои жизненные планы. Я решил отмстить развратному деспоту. Теперь я не думаю ни о своей карьере, ни о женитьбе на Ланике и ни о чем другом. Все мои мысли направлены на то, чтобы отомстить проклятому императору-мефисту за издевательства над моим отцом. Поэтому я здесь и готов сообщить все, что мне известно о военной мощи Византии. Поделиться с вами своими планами, как одолеть ее и учинить расправу над Михаилом III. Он должен за все, что он совершил, ответить". Херуларий закончил свою речь и приготовился ответить на возможные вопросы. Князья молча внимательно выслушали Михаила Херулария. После небольшой паузы князь Дир сказал: " Все что ты сказал, ромей, мы услышали. Но чтобы мы поверили тебе, ты должен, по обычаю варяг, дать "роту", то есть клятву, что будешь говорить только правду и верно нам служить. За нарушение "роты" будешь "надет на кол". Херуларий побледнел, и как истинный христианин, перекрестился. Затем заявил: "Я даю "роту" и торжественно клянусь, что буду говорить только правду и служить вам до самой смерти". Высказав удовлетворение от услышанной из уст ромея торжественной клятвы, князь Аскольд сказал: "С сегодняшнего дня ты будешь жить в каприне - самой большой каюте княжеского флагманского корабля "Зуб дракона" и подробнейшим образом изложишь князю Диру, что тебе известно о Византии и ее военной мощи".

На этом беседа Аскольда и Дира с Михаилом Херуларием была закончена. Ромея поместили на драккар "Зуб дракона". На следующий день его посетил князь Дир: "Сейчас картограф Патрикий даст тебе уголь и харатию. Так на Руси называли шкуру трехлетнего ягненка. Ты, Михаил, на этой харатии углем должен четко нарисовать карту Византии и ее городов-крепостей. Сообщить высоту и протяженность укреплений Царьграда, количество крепостных ворот, численность гарнизона". На все вопросы князя Херуларий отвечал четко, вразумительно и со знанием дела. Дир понял, что имеет дело не только с профессиональным разведчиком, но и человеком высокой эрудиции и прекрасным знатоком военного дела. У него мелькнула мысль, что можно более плодотворно использовать ромея в предстоящем походе на Царьград. А тем временем Херуларий начал свой отчет.

"Византия занимает огромную территорию, которая разделена на две префектуры, то есть территориально-административные единицы: префектуру Восток и префектуру Иллирик. В префектуру Восток входят пять диоцезов, то есть округов: Восток, Египет, Азия, Понт, Фракия. В префектуру Иллирик - два диоцеза - Македония и Дания. В каждый диоцез входит от пяти до шестнадцати провинций. Главным административным центром каждой провинции является город-крепость". И тут же, по памяти, Херуларий перечислил все пятьдесят восемь провинций Византии. Назвал их главные административные центры, а также численность населения каждой провинции. В сжатой форме, но четко и ясно, сообщил, где находится каждая провинция, с кем она граничит, наличие в ней крепостей и гарнизонов. Рассказал, когда и при каких обстоятельствах возникали за последнее время войны Византии с ее соседями. Указал все болевые точки на границах современной Византии, где уже имеются пограничные конфликты или только намечается их возникновение. Особо подчеркнул, что в настоящее время империя ведет довольно тяжелую войну с дикими варварами- агарянами. В ней вынужден участвовать даже сам император Михаил III. В последнем сражении на Черной речке варвары-агаряне нанесли тяжелое поражение византийцам, во главе которых стоял сам император. Но Михаил III, под давлением византийского патриарха Фотия и своих родственников, которые не смирились с поражением, начал готовиться к новому сражению с варварами-агарянами. По этой причине его нет сейчас в Царьграде, а страной управляют его соправители.

Царьград обнесен высокими и мощными стенами и тридцатью двухъярусными башнями. Их высота достигает тридцати метров. Каждые крепостные ворота укреплены мощными металлическими листами и снабжены крепкими запорами, которые не сможет быстро пробить ни один таран.

"Хочу предупредить еще об очень большой опасности, которая может вас поджидать у стен Царьграда - наличие в арсенале обороняющихся Греческого огня - зажигательной смеси, приготовленной из смолы, селитры, нефти и серы. Около каждой метательной машины, которые установлены на башнях крепостных стен, заготовлены сотни горшков с этой горючей смесью. Каждая бойница оборудована медной трубой и специальным снарядом. Труба с жутким воем изрыгает зажигательную смесь. При попадании этой смеси на воду, горит даже вода. Греческий огонь изобрел инженер и архитектор из г. Гелиополя Калинник. Этот огонь он назвал "ад небесный". За свое изобретение он заплатил страшно высокую цену. Его единственная дочь, восьмилетняя Леолина, войдя в комнату, в которой отец занимался экспериментами с Греческим огнем, случайно опрокинула на себя горшок с горючей смесью. Произошла мгновенная вспышка. Дело в том, что эту адскую смесь нельзя трясти или ударять по ней. От этого она мгновенно вспыхивает. От такой вспышки девочка сгорела в считанные минуты на глазах у своего обезумевшего от горя отца, который за это время полностью поседел. Мать в своем безутешном горе потеряла рассудок и ночью утопилась в бухте Золотого Рога. Калинник, спустя три года, также наложил на себя руки. Я еще раз хочу предупредить князя об особой осторожности, которую должны соблюдать те, кто будет штурмовать Царьград. Нельзя, чтобы корабли с десантом и штурмовыми отрядами подплывали к Царьграду на близкое расстояние. Катапультированные горшки с Греческим огнем, в случае попадания на корабли, в считанные часы сожгут весь флот. Экипажам кораблей тоже не будет спасения, так как не попавшие на корабли катапультированные горшки с горючей смесью образуют на воде вокруг кораблей сплошную стену огня. Таким образом, спасения нет ни на кораблях, ни в воде. Штурм Царьграда начинать надо ночью, позаботившись о внезапности нападения. Тогда обороняющиеся не смогут в темноте вести прицельный огонь, что значительно снизит его эффективность. И последнее, что я хотел бы особенно подчеркнуть, так это необходимость создать внутри Царьграда отряд преданных князьям людей, которые в условленное время смогли бы нанести обороняющимся удар изнутри: открыть хотя бы несколько ворот, поджечь катапульты и горшки с горючей смесью и т. п.". Этот вариант особенно понравился Диру, и он в тот же день приступил к его реализации. Поручил своим конунгам выделить сотню варягов, соответственно их экипировать и в качестве торговцев заслать в Царьград. Их задача состояла в том, чтобы в день штурма нанести обороняющимся врагам удар изнутри. На следующий день Херуларий предложил выслушать свой план похода на Царьград. Он сказал: "Всю воинскую армаду следует разделить на две части. Двести пятьдесят драккаров, кнеров, лодий и скадий и 20 тысяч отборных варяжских дружинников-берсерков двинуть вниз по Данапрису до его устья, а затем морем - к Царьграду. Княжескую конницу вместе с ордой союзника князей - хазарского кагана Натузхана - двинуть по суше параллельно движению армады кораблей с постоянным поддерживанием между ними надлежащей связи на случай непредвиденных обстоятельств. Такие обстоятельства возникли, когда князья на девятый день похода получили от ярла Сигурда известие о нападении печенегов на "Змиевые валы" у поселка Мины. Князь Аскольд быстро и без проволочек направил часть конницы на помощь Сигурду. Это сыграло решающую роль в исходе сражения.

Учитывать следует и другие обстоятельства. Большие пороги на Данаприсе ниже Киева можно преодолеть на кораблях только во время половодья, где-то между пятнадцатым апреля и двадцатым мая. Эти пороги, которые значительно позже получили названия Казацкий, Сурский, Лоханский, Звонец, Ненасытец, Вовниги, Будило, Лишний и Вильный, очень опасны как для морских, так и для речных судов. И если упустить время "большой воды", то суда придется перетаскивать волоком по правому берегу Данаприса. А на это уйдет очень много времени и сил. Особенно опасен самый большой порог Ненасытец, на "совести" которого тысячи загубленных судов и человеческих душ. Он может преподнести сюрприз и в половодье, если вода недостаточно высока, чтобы его полностью обезопасить.

Разделение войска на две части особенно необходимо в том случае, если на пути следования на Черноморском побережье будут встречаться такие города-крепости как Херсонес, Томы, Одесс, Анхиал и другие, которые можно взять штурмом и без особых потерь лишь тогда, когда они будут блокированы и с суши и с моря.

Князь Дир очень внимательно изучил карты и схемы, начертанные Михаилом Херуларием на харатии. На картах Херуларий обозначил Царьград и города-крепости на Черноморском побережье. На карте, изображающей Данаприс от Киева и до места впадения в Черное море ромей очень точно указал местонахождение каждого порога и путь по правому берегу Данаприса в том случае, если бы все корабли пришлось бы тянуть волоком при невозможности преодоления на судах этих порогов. Чем больше слушал Дир ромея, тем больше удивлялся образованности и обширным знаниям этого молодого человека. Особенно его поразил такой случай.

В середине дня на каприну стража привела посла хазарского кагана Натузхана, и нужен был переводчик, чтобы выяснить цель его прибытия. Эту роль свободно выполнил Херуларий, который перевел слова посла, что каган Натузхан и его тридцатипятитысячная конная орда готова к тому, чтобы участвовать в походе на Царьград. Когда посол ушел, Михаил Херуларий еще раз подтвердил свои способности полиглота, рассказав на варяжском языке, что, еще обучаясь в Мангравской высшей школе, выучил шестьдесят три языка и наречия окружающих Византию народов, а его диплом с отличием хранится в храме Святой Софии в Царьграде. Откровенность Херулария, его эрудиция и знание военного дела, географии и истории произвели на князя Дира большое впечатление. Важную роль сыграла и личная симпатия к ромею. Он поднялся, подошел к Михаилу Херуларию почти вплотную и сказал: "Все, что ты нам рассказал, имеет для нас громадное значение. Учитывая твою искренность, знания военного дела и разностороннюю образованность, мы решили назначить тебя в качестве главного конунга по подготовке похода от его начала и до самого конца. Ты дал "роту". Я и князь Аскольд верим тебе. Приступай к своим обязанностям с завтрашнего дня". Беседа Дира с Херуларием закончилась только тогда, когда на горизонте показалась первая багряная рассветная заря. Дир вышел из каприны и сошел на берег. Устало и как-то меланхолично стоя на берегу великой славянской реки, Дир поднял руки вверх, потянулся и стал задумчиво любоваться восходом солнца. Он очень любил смотреть на горизонт, наблюдая все очарование восходов и закатов, которые всегда навевали на него грусть и воспоминания о его, увы, уже ушедшей в вечный Данаприс блудной юности. Он вспоминал, как они в жестоких сражениях вместе с братом победили всех своих противников на своей далекой варяжской родине и сами себя короновали на трон. Его приводили в радостное возбуждение воспоминания о прошедших битвах. Как он, предводитель безумных берсерков, не чувствующих боли и не знающих пощады к врагам, всегда оказывался победителем и триумфатором в самых тяжелых сражениях. Но сейчас, положа руку на сердце, он не чувствовал уже той уверенности, которая помогала ему в каждом сражении одерживать победу. Чувство какой-то неуверенности и даже холодок страха в его бесстрашной душе вызывали мысли о предстоящем грандиозном походе. Видимо и возраст брал свое, и грандиозность предстоящих дел, и дальность Царьграда, и мощь его стен и воинов, готовых защищать их - все это рождало в душе какие-то сомнения. Но это настроение продлилось недолго и было навеяно, наверное, больше усталостью, багряной зарей и водами вечного Данаприса. Дир встряхнулся, понял, что его ждет далекий и героический поход, и он готов был в нем участвовать. По крайней мере, после военного совета и бесед с Михаилом Херуларием, он уже знал план предстоящего похода и видел его конечную цель.

12. Печенеги. Подготовка к битве

Передовые отряды печенегов уже начали свои разбойничьи набеги на южнославянские земли, предварительно разграбив и опустошив такие богатые болгарские города-пристани, как Килия (в устье Дуная), Констанция, Варна, Дичина, Месемврия, а также городище Селина. Кочевники оставили после себя пепелища и печальную память, которая сохранилась в названиях таких селений как Стравница, Волос и другие, говорящих о поминальных пирах (стравах) по погибшим в те далекие времена.

Закончив свое движение из Приазовья на Запад вслед за ушедшими к Карпатам мадьярами, печенеги обосновались по всей юго-западной границе расселения славянских племен. Это был народ храбрый, воинственный, довольно многочисленный и внушающий ужас другим народам своей жестокостью, беспощадностью и кровожадностью. Во главе полчищ печенегов стоял каган - жестокий и неукротимый Надьяхан, именем которого даже печенежские жены, матери и сестры пугали своих малолетних детей.

Если бы стороннему наблюдателю посчастливилось увидеть просторную юрту кагана печенегов Надьяхана, он увидел бы такую картину. В центре юрты ярко горел огонь в очаге, сложенном из гранитных камней. Уже стареющий Надьяхан сидел в своем шатре молчаливый и угрюмый, грея свои кости. Удобно расположившись на пуховых подушках, он с нетерпением ожидал своего союзника и зятя - болгарского племенного вождя Аспаруха, который вот уже более десяти лет возглавлял союз наиболее воинственных болгарских кочевых племен, так и не сумевших после переселения с берегов Волги на плодородные земли Дунайской долины, приспособиться к прелестям оседлого образа жизни. Болгарин был правнуком и тезкой знаменитого болгарского царя Аспаруха - основателя Болгарского государства. Женившись на одной из дочерей Надьяхана, он принимал участие во всех грабительских набегах печенегов на соседние народы. Это был способ существования кочевников, которые были в постоянном движении и владели только тем, что сумели награбить.

Когда Аспарух зашел в шатер кагана, он сразу понял, что Надьяхан получил какие-то недобрые известия. Его не смогла развеселить даже сидевшая рядом с ним на ковре молодая женщина по имени Олтуна, которую печенеги пленили во время одного из набегов на половцев, кочующих на западных границах Киевской Руси. А причиной гнева и плохого настроения Надьяхана было то, что высланные им далеко вперед конные разведывательные разъезды печенегов не смогли захватить в плен нужных кагану осведомителей из числа прилегающих к Киеву и его окрестностей поселений. Более того, они были разбиты и пленены выставленными далеко вперед заставами варяжских и славянских дружинников.

О приближении разведки печенегов славянам заблаговременно сообщили сигнальные дымы, которые стремительно наплывали на их поселения, давая знать о надвигающейся беде. Это дало возможность Сигурду и Уту устроить мощные засады на пути приближающихся степных разбойников и таким образом полностью обезвредить вражескую разведку.

Каган поделился со своим зятем причинами своего беспокойства, и между ними завязалась такая беседа:

- Когда выступаем главными силами, и готовы ли все к походу? - поставил он первый вопрос Аспаруху.

- Надо еще парочку дней дать отдохнуть людям, уставшим от длительных переходов и накормить лошадей, ослабленных бескормицей и почти беспрерывной бешеной скачкой.

- Тебе хватит три дня? - задумчиво спросил каган, явно размышляя о чем-то более важном.

Аспарух согласно кивнул. И тогда его тесть вдруг неожиданно, резко откинувшись назад, на подушки, яростно прохрипел:

- Если бы не эти варяги, мы бы давно уже были бы в Киеве! Расскажи мне, что тебе известно о походе князя Аскольда вниз по Данапрису.

Аспарух ответил, что ему доподлинно известно, что воинство обоих киевских князей на своих многочисленных лодках уже готово покинуть Киев. Об этом ему сообщил Барян, вождь племени черных булгар, кочующих в низовьях Данаприса.

Надьяхан удовлетворенно, но все же недоверчиво хмыкнул, и как бы приподнявшись со своего ложа, подвел итог беседе:

- Значит решено! Выступаем через три дня. Но я поручаю тебе за это время еще раз убедиться в том, что Аскольда и Дира уже нет в Киеве.

Затем он тут же вызвал своих нёонов - Карасляву, Йовку и Ласляна - и приказал им готовить свои тумены к походу, назначив точную дату выступления.

- А теперь пора и отдохнуть, - сказал каган, давая понять, что разговор окончен.

Аспарух сразу же уловил, в чем причина такой поспешности старого развратника. Мягкое ложе, шелковые одежды и обильная пища разморили тело Надьяхана. А белая как снег кожа и черные плутовские глаза его любимицы Олтуны, с нетерпением ожидавшей конца беседы своего господина, вызывали у Надьяхана острое желание побыстрее остаться с ней наедине.

Олтуна уже давно смирилась со своим положением полонянки и смиренно смотрела на своего господина глазами, полными какого-то непонятного огня: то ли большой любви и обожания, то ли такой же ненависти. Ее белое лицо отсвечивало от яркого костра какими-то переливающимися бликами. Загадочность, неуступчивость и непонятность Олтуны были для Надьяхана более желанными, чем ее услужливость и покорность, так как будили в нем давно уже угасший юношеский задор. Обладая ее молодым телом, он своим внутренним чутьем всегда угадывал в ней какое-то сопротивление, которое возбуждало не только его, но и Олтуну. Это возбуждение было настолько велико, что во взаимных объятиях отдаваясь во власть этому великому блаженству, Олтуна также отвечала ему взаимностью, прекрасно осознавалая силу своей власти над ним. Постепенно, днем за днем, она полностью покорилась Кагану. Так во взаимных объятиях и прошел еще один день печенежского вождя и его любимицы Олтуны.

А время неотвратимо двигалось вперед, день за днем приближая уже ставшее неизбежным столкновение двух враждебных друг другу сил - славян и варягов, с одной стороны, и печенежских кочевых племен, с другой.

Здоровье полностью возвратилось к Сигурду, и он начал вместе с дружинниками готовиться к нападению печенегов. Каждый день варяги облачались в полное боевое вооружение -- кожаную кольчугу, щит, меч и шлем -- и пешим строем, а зачастую бегом, добирались до Змиевых валов. Они спешили к тому месту, где валы были наиболее крутыми и высокими, и там проводили занятия по тактике ведения боя в пешем строю и отражению штурма вражеских полчищ. Это место находилось на пересечении вала, берущего начало вблизи селения Триполье (от рек Красна и Унава). Этот вал выбрали в качестве заслона поселения Мины от вражеского нашествия, слухи о котором, все более достоверные, приходили со стороны народов, живущих на юго-запад от Киева.

Через неделю весь правый берег Стугны был превращен в боевой лагерь, где каждый, будь то варяг или русич, стали готовиться к отражению нашествия печенегов. Кроме того, предстояло закончить постройку еще двух варяжских кораблей. Под непосредственным руководством ярла Сигурда варяжская дружина и дружина русичей, собранная Утом, с утра и до поздней ночи учились владеть мечом и щитом, крутить тетивы и гнуть луки, метать стрелы, бросать копья, ездить на лошадях, плавать, охотиться в одиночку на дикого зверя. Ежедневно воины состязались в опасных прыжках с крутых склонов, учились смело преодолевать широкие рвы, наполненные водой, с различными тяжестями в руках, уклоняться от вражеских стрел и копий, спасаться от окруживших их врагов. Многие молодые воины в ходе этой подготовки достигали высокой степени совершенства.

Между самолюбивыми молодыми воинами, особенно, когда варяги освоились на новом месте, часто возникали различные споры, кто сильнее, ловчее, в чьих ногах больше крепости, а в руках -- силы. Нередко судьями в этих спорах выступали молодые девушки, которые награждали воинов за героические поступки своей дружбой и любовью. Это все происходило в редкие дни отдыха, а иногда даже и в ходе интенсивной учёбы.

В месте подготовки воинов "Змиевы валы" достигали десятиметровой высоты и представляли собой довольно грозные земляные укрепления.

Сигурд, обладая всеми необходимыми чертами варяжского вождя, с большой предусмотрительностью избрал для предстоящего сражения такое тактическое построение, которое было удобно для обороняющихся и неудобно для нападающих.

Вместе с полянским вождем Утом они укрепили все высоты, включая и "Змиевы валы" с таким расчетом, чтобы нападающим было затруднительно метко метать свои стрелы и копья и взбираться на валы под обстрелом обороняющихся, чтобы эти высоты захватить. И наоборот, защитникам этих высот было бы легко и удобно наносить мощные и концентрированные удары по кочевникам, бросая в них с большой силой и меткостью камни, копья, горячую смолу, метать стрелы и дротики.

Местность, избранная Сигурдом для строительства оборонной линии, включала в себя и ручьи, и болотища, и рвы, и курганы, которые служили для прикрытия фронта и тыла. И хотя линия обороны растянулась на несколько километров, прикрывая все жизненно-важные строения, как варягов, так и славянского населения, но все укрепленные пункты так гармонично вписывались в общую систему обороны, что вызвали одобрение и восхищение славянских вождей.

Особенно им понравилось, как варяги обустроили оборону на равнинной, открытой местности. Обыкновенные возы с воткнутыми между ними в землю несколькими десятками деревянных колов, давали возможность защитникам длительное время успешно отбивать атаки как конницы, так и пеших воинов-кочевников. Это вселило уверенность не только в сердца варягов, но и в сердца славянских вождей и их дружин.

Кроме того, Сигурд провел воинские учения, на которых он, выстроив всех обороняющихся в одну линию, продемонстрировал, как они должны были не только сдерживать атаки нападавших, но и наносить удары по отступающим после их неудавшейся атаки, концентрируя удары в самые уязвимые их места.

А при отступлении, в случае необходимости, продемонстрировал на примере своих соплеменников-варягов, как надо сжиматься в бронированный круг, который бы состоял из сплошной массы щитов. При этом, первый ряд обороняющихся, должен был упирать свои копья в землю тупыми концами, а острием - в грудь нападавших, а второй ряд круга направлял острия своих копий уже в грудь лошадей печенежской конницы.

Резервы, подготовленные для обороны, предназначались как для смены сражающихся, так и для обхода кочевников с тыла. Для этого была выделена конница полян.

Таким образом, печенегам пришлось бы штурмовать не только "Змиевы валы", но и каждую высотку, каждый бронированный круг, превращенные защитниками в неприступный фронт обороны.

Поинтересоваться, как проходит подготовка воинов к походу, несколько раз приезжал князь Аскольд со своими воеводами, которые остались довольны качеством боевой выучки варяжских и славянских дружинников и скоростным строительством кораблей.

В апреле 866 года киевские князья Аскольд и Дир с боевыми кораблями, числом более двухсот, и двадцатитысячным смешанным варяжско-славянским войском выступили в поход по Данапрису, держа свой путь на Царьград.

Вниз по реке Данапрису в акватории Трипольской пристани княжескую военно-морскую армаду уже несколько дней поджидали заблаговременно направленные Сигурдом 15 кнеров с размещенной на них двухтысячной славянско-варяжской дружиной, специально подготовленной для участия в походе на Царьград. Возглавлял этот отряд кораблей один из самых опытных и талантливых княжеских полководцев - ярл Диртраст, которому впоследствии будет представлена честь взять штурмом одну из самых мощных византийских твердынь - крепость Адрианополь.

А тем временем, Сигурд и Ут пополнили свои дружины людьми из местного населения, способного носить оружие. Во главе с Трояной женщины тоже старались помочь всем, чем могли. Продолжалась работа по укреплению Змиевых валов и строительству новых оборонительных преград.

Вскоре конная разведка достаточно подробно донесла Сигурду о приближении печенежских орд и их союзников болгар. А через три дня Сигурд, поднявшись на одну из сигнальных вышек, расположенную в 70 км от селения Мины, воочию увидел лагерь степняков на большой равнине, готовящихся ко сну. Костров печенегов и булгар было так много, и они горели так ярко, что напоминали усыпанное звездами небо в тихую ясную безоблачную ночь.

Но эта картина не устрашила Сигурда. Он возвратился в Мины и сделал ряд дополнительных распоряжений с учетом увиденного. В частности, приказал уничтожить искусственные броды через все реки, протекающие поблизости. Он прекрасно понимал, что в непосредственном единоборстве с конными массами кочевников ему не удастся одержать победу. Поэтому он сделал упор на построение жесткой обороны и высокую маневренность созданных отрядов пеших воинов, состоящих из варягов и славян. Вооруженные длинными копьями и большими щитами, которые хорошо защищали их от стрел, эти отряды предназначались для того, чтобы оказать военную помощь на том участке обороны, где обороняющиеся нуждались в ней, будучи наиболее ослабленными атаками печенегов. Три - четыре шеренги таких пеших воинов не так-то легко сбить даже конницей, так как конь не прыгнет на воткнутое в землю под углом 30-45^остальное жало копья. А при резкой остановке или иных каких-либо обстоятельствах, возникающих в ходе сражения, конь и сам может сбросить с себя и подмять седока. Сигурд также учел, что у печенегов и булгар много конных лучников. И даже если каждый из них выпустит только по 10 стрел, то и тогда этот град стрел сможет в считанные часы уничтожить все живое, иссечь людей как капусту. Поэтому, прибыв в свое расположение после разведывательной поездки, он сделал упор на то, как защитить своих подчиненных от стрел кочевников, особенно в первые часы приближающейся битвы, когда у степняков еще будет достаточный их запас. С этой целью через каждые 30-50 метров обустроили специальные деревянные укрытия, в которых могли находиться до 50 воинов. Кроме того, были задействованы все повозки и арбы с укрепленными на них большими щитами, которые намертво соединили между собой, создав таким образом несколько километров дополнительных деревянных защитных сооружений, за которыми могли укрыться от стрел защитники "Змиевых валов". Вождем Утом была создана команда из двухсот лучников, на стрелы которых была накручена пакля, смоченная горючей смолой. Они должны были в одну из ночей внезапно подобраться к спящим степнякам и поджечь их лагерь, выпустив по 5-6 горящих стрел на их палатки и юрты. Большие надежды Сигурд и Ут возлагали на выучку и боевой дух варяжского и славянского воинства, на их героизм, смелость и воинскую сноровку. Так, достаточно сказать, что сражение в "кругу" было отработано настолько детально, до автоматизма, что некоторые конфигурации этого тактического способа ведения боя с конницей противника выполнялись за считанные секунды.

В один из дней только-только забрезжил рассвет, и утренний туман еще не успел раствориться в свежем весеннем воздухе, к Сигурду на взмыленном коне примчался гонец от кагана, плененный печенегами славянский вождь Град, с предложением устроить поединок варяжского и печенежского богатырей. В охранном отряде кагана было добрый десяток таких великанов, победить которых казалось, было невозможно простому смертному. Кроме того, что они обладали необыкновенной силой и могучим ростом, они еще и имели опыт таких поединков, которые устраивались каганом и его свитой почти ежедневно во время зимнего стойбищевания на придунайских равнинах. Так как все они были примерно по силе и положению равными, решили тянуть жребий, который выпал на одного из самых сильных печенежских богатырей - Болатана. Рост этого великана был 2 метра 10 сантиметров, вес около полутора центнеров. Он на своих плечах свободно поднимал лошадей и крутил ими как юлой. Одним ударом своего могучего кулака убивал буйвола, а ударом тяжелого обоюдоострого меча мог разрубить пополам всадника. Болатан пользовался большой и заслуженной славой у печенегов, как неустрашимый боец, победивший в единоборствах уже более сотни своих противников и не потерпевший ни одного поражения. Сигурд немедленно откликнулся на предложения Надьярхана и решил предложить сразиться с печенегом своему другу и соратнику "берсерку" - Магнусу Широкоплечему, второе прозвище которого было "Магнус - стальной мускул". При этом Сигурд заявил: "Я поручаю тебе, моему лучшему другу и соратнику, провести этот поединок чести. Ни при каких обстоятельствах я бы не уступил тебе эту привилегию, но обязанности, возложенные на меня князьями Аскольдом и Диром по защите Киева и всей Юго-Западной границы, вынуждают меня с ответственностью их выполнить. Перед тобой не стоит вопрос - умереть или победить. Нет, ты должен только победить врага в этом единоборстве и нанести печенегам моральное поражение. Отныне честь варяжского воинства в твоих руках".

Магнус Широкоплечий был немногословен и ответил кратко: "Честь пренебрежёт смертью. Слава переживет смерть. Я всегда это помню, можешь на меня положиться". Тем временем, линия сигнальных дымящихся огней на вышках, наплывая на Мины, обозначала извилистый путь печенежских орд, которые всё ближе и ближе двигались к Минам.

Утверждать, что печенеги когда-либо придерживались законов поединков, я бы не стал. Но то, что они решили подбодрить себя перед битвой и развеять невидимую, но осязаемую паутину страха, окутавшую их воинов - это почувствовали и печенеги, и их противники. Надеясь на победу в поединке богатыря Болатана, они думали, что таким образом сама судьба как бы предрекала им общую победу. И вера в победу своего богатыря удесятеряла их силы.

При получении данных о приближении к Минам печенегов, Сигурд приказал трубачам трубить сигнал о вступлении в бой. В то время как все моментально изготовились к отражению нападения, из центра приближающейся лавы печенежских воинов, которая на миг остановилась, как бы готовясь к решающему прыжку, выскочил на огромном черном жеребце печенежский богатырь. Конь, весь напрягшись и игриво приплясывая, двигался в сторону варяжского и славянского воинства. На нём горделиво восседал печенежский богатырь Болатан, только-только покинувший шатер своего кагана. Двигаясь медленно и торжественно, он поднял обе руки. В одной был печенежский аркан, в другой - боевая секира. Затем он начал вертеть секирой над головой, при этом со странным завыванием затянул песню, выкрикивая такие слова: "Я - богатырь Болатан. Я несу смерть. Всем, всем, всем, с кем я сразился. Я - всегда победитель, я всегда славный богатырь. Вызываю на бой смелого и сильного".

Магнус Широкоплечий, как только увидел сидящего на коне Болатана, сразу же двинулся к нему на встречу на очень резвом и горячем рыжем коне, который все время норовил ринуться в бешеный галоп. Видно было, что только узда и железная рука ездока удерживают его от стремительного рывка на встречу надвигающейся опасности. Тело варяжского богатыря было расслаблено. Он горделиво и уверенно выдвигался на встречу печенегу. Это был высокого роста тридцатилетний мужчина с могучими плечами, хорошо сложенный, со светло-серыми глазами и белым цветом кожи. Всегда веселый, уравновешенный и понимающий шутку, Магнус был всеобщим любимцем. Одетый в легкую славянскую железную кольчугу (паутинку) с двумя огромными обоюдоострыми мечами в руках, он был воплощением мужественности и красоты. Его голову украшал прекрасный варяжский шлем. К луке седла были приторочены лук, стрелы с калеными наконечниками и короткое, но очень острое и тяжелое копьё. Щитов у обоих противников вообще не было.

При приближении к печенегу Магнус, демонстрируя свое мастерство, начал высоко, со всей силы, на ходу подбрасывать свои мечи и ловко их ловить. Сделав так несколько раз, он вызвал удивление и страх печенегов и громкие крики восторга у славян и варягов.

Расстояние между всадниками быстро сокращалось. Приблизившись для приветствия и поклона, как того требовал обычай, супротивники сразу же разъехались в разные стороны и изготовились к единоборству. Затем, почти одновременно, слегка пришпорив своих лошадей, они ринулись навстречу друг другу, чтобы в единоборстве конного боя испытать свою судьбу. Магнус рассчитывал на свою силу, ловкость, воинское мастерство и особенно на виртуозное владение мечом -- главное оружие варяга. Болатан -- на свою огромную силу, знание всех уловок конного боя, крепкое сидение в седле, мощь своего удара секирой и блестящее владение арканом.

Как только противники сблизились на расстояние рукопашной схватки, Болатан неуловимым резким движением левой руки метнул аркан и, пришпорив своего коня, резко бросил его в сторону, стараясь увеличить этим силу рывка, и, таким образом, не только вышибить варяга из седла, но и сделать ему "проволочку". Но варяг предугадал действия печенега и первым молниеносным взмахом своего обоюдоострого меча рассек взвившийся над его головой аркан, а вторым -- нанес страшный удар печенегу в области шеи и ключицы. Этот коронный удар Магнуса всегда был смертельным для его врагов. Поверг этот удар и печенежского багатура. Он рухнул всей своей огромной массой, приземлившись на землю головой к своему стану. То, как быстро и решительно расправился варяг с одним из самых сильных богатырей печенегов, повергло в смятение и уныние стан степных разбойников. Они поняли, что на легкую добычу рассчитывать не приходиться. А падение Болатана с коня головой к своим было неблагоприятной приметой для печенегов. Шум в их рядах прекратился, и они по приказу кагана начали медленно возвращаться к себе в лагерь. Всем стало ясно, что штурм "Эмеевых валов" в этот день не состоится. А чтобы решить, что делать дальше, каган собрал военный совет. Славяне и варяги, наоборот, с шумом и радостными возгласами встретили победителя, а Сигурд в знак отличия наградил Магнуса золотой цепью с медальоном работы греческих мастеров, инкрустированным драгоценными камнями. Так закончился счастливый для защитников "Змиевых валов" и несчастный для печенегов этот день.

Однако неприятности у печенегов продолжались. Полянский вождь Ут решил все же исполнить свой заранее подготовленный замысел и проучить степняков. Когда все печенеги уже загасили свои костры и, сытно поужинав награбленными у местного населения припасами, наконец угомонились и сладко захрапели в своих палатках, юртах и кибитках, более двухсот славянских воинов под предводительством Ута, вооруженных луками и стрелами с накрученной на них горючей паклей, бесшумно подобрались к степнякам, перебили стражу и выпустили более тысячи стрел по спящим. Вспыхнувший пожар охватил почти весь лагерь. Проклятия, ругань, неразбериха, крики обезумевших от страха тысяч людей, ржанье взбесившихся лошадей - все это превратилось в огромный ночной кошмар для степных разбойников, на ликвидацию последствий которого им потребовалось еще более двух недель.

13. Смерть и бессмертие

Наконец-то придя в себя после пожара в лагере, печенеги пришли в движение. Первые тумены конных печенегов повел на штурм "Змиевых валов" любимец кагана молодой угорец-батыр Кокешан, который в отличие от других тысячных, храбрых и преданных кагану батыров, отличался хитростью, смекалкой и умением штурмовать укрепленные города и крепости. Вся надежда кагана была на этого батыра, на его воинов, на силу и концентрацию удара по наиболее слабому участку обороняющихся. Перед атакой Кекешана, как и предполагал Сигурд, по обороняющимся было выпущено несколько десятков тысяч стрел. И не будь так предусмотрительным варяг, многих воинов своих он не досчитался бы уже в начале сражения. Хотя без потерь и в этом случае не обошлось. И все же весь ход сражения вершился так, как наметили Сигурд и Ут. Теперь, когда лучники сделали свое дело, предстояла большая работа коннице. Ведь война - это тоже работа, тяжелая, неблагодарная, кровавая, но работа. Печенежская конница приближалась и верно, и стремительно. За счет того, что в атаке участвовало по нарастающей все больше и больше конницы, фланги печенежской конной лавы, возглавляемой Кокешаном, все более и более расширялись. И если бы можно было наблюдать эту военную картину с высоты птичьего полета, то она очень напомнила бы наблюдателю очертания огромного орла, хищно раскинувшего свои крылья, и пытающегося, устремившись вперед, сжать всех своих врагов в своих мощных хищных объятиях. Но внезапно, не доезжая сотни метров до линии обороняющихся, по еле-еле уловимому жесту Кокешана, движение конной массы мгновенно остановилось. Из этой огромной лавы вперед вырвалось несколько десятков подвижных отрядов конницы, которые начали производить массу обходных маневров и внимательно высматривать слабые места в обороне своих противников. И так продолжалось более одного часа. Затем командиры этих отрядов собрались все вместе с Кокешаном и что-то между собой начали обсуждать. Все дело в том, что и географическое положение, и рельеф местности и умелое расположение засек, земляных и деревянных укреплений делали внезапный штурм плотными массами конницы, да еще и по всей линии обороны, обреченным на провал. Поэтому, после довольно длительного обсуждения сложившейся обстановки, Кокешан принял решение разделить свои войска на несколько отдельных пеших и конных отрядов, каждый из которых занял ту или иную позицию и изготовился к нападению по своему собственному выбору. Первый, самый многочисленный отряд печенегов, самый храбрый и самый безрассудный, под предводительством печенежского тысячного Нуртаяна как стремительный горный поток рванулся на засеки, которые защищали непосредственно селение Мины. Засеки из наваленных бревен, елок, пней с длинными, скрюченными корнями, были очень неудобны для конной атаки. Поэтому, несмотря на отчаянную храбрость Нуртаяна и его воинов, первая их атака так и не принесла им успеха. Печенежские кони, грохнувшись на всем скаку грудью об эти засеки, сотнями падали, подминая под собой всадников. Но сзади напирали новые и новые храбрецы, которые топтали копытами своих лошадей и тех, что были уже мертвы и тех, кто был еще жив, но не сумел вырваться из этого ада. Затем поступила команда - спешиться и взобраться на укрепления. И те, кому удалось это сделать, прыгали внутрь, где их поджидали новые, еще более суровые и кровавые испытания. Защитники "Змиевых валов", хорошо обученные, храбрые и сильные, под руководством Сигурда мгновенно решали судьбу всех прорвавшихся через укрепления печенежских смельчаков. Один-два удара варяжского обоюдоострого меча, со свистящим лязгом вытащенного из ножен, или удар со всего размаха секирой славянского удальца - и печенега уже нет в живых. Так около Сигурда и его товарищей по оружию внутри укреплений образовались горы трупов, которые мешали вести битву и обороняющимся, и наступающим. Увидев, что большая часть его воинов полегла в этой кровавой сече, а победой еще и не пахнет, Нуртаян дико завизжал и ринулся с криком "Вперед, за кагана!" со своим охранным отрядом прямо в гущу битвы, надеясь на рукопашный поединок с Сигурдом. Но по мере продвижения к варяжскому вождю отряд Нуртаяна становился все более малочисленным, а когда ему оставалось до Сигурда уже не более 30 метров, его самого и последнего из его охранников сразил двумя роковыми молниеносными ударами меча один из сподвижников Сигурда, варяжский богатырь - берсерк Кнут по кличке Молниеподобный. Атакующая ярость нападающих иссякла и захлебнулась.

Так бесславно закончилась эта первая мощная атака печенегов на русичей и варягов. После гибели почти всего самого многочисленного штурмового отряда печенегов и смерти их предводителя Нуртаяна, а также аналогичных неудач на других участках, и простые воины, и их военачальники впали в глубокое уныние. Усугубляло это состояние промозглая дождливая погода, тяжелые грунтовые дороги, непролазная грязь, слякоть и сильный порывистый ветер.

На следующий день каган Надьяхан собрал военный совет. Стоял один вопрос - что делать дальше. Первым слово взял ближайший сподвижник кагана и муж его любимой дочери Зуары - тысяцкий Рашидан. Он сказал, устремив свой взор на кагана: "Несмотря на то, что первый день оказался неудачным для нашего воинства, что случилось в основном из-за непогоды, я считаю целесообразным еще раз провести глубокое изучение обороны славян, найти наиболее уязвимые места в ней и нанести по ним мощные удары таранами, организовав при этом несколько отвлекающих ударов на других участках обороны русичей". Выступившие вслед за Рашиданом тысяцкие Равильян и Маратьян согласились с предложением выступившего и детализовали этот план. В заключительном слове каган заявил: "Мины - это лишь первый этап нашего похода, а конечная цель - град Киев. Поэтому надо напрячь все силы, чтобы побыстрее покончить с обороной Мин". На этом военный совет закончился.

Следующие дни печенеги посвятили глубокому изучению славянских оборонительных сооружений. Для очередного штурма были выделены четыре участка обороны, где по мнению печенежских разведчиков, она была наиболее уязвима. Выбрали те участки, где не было сплошных земляных валов, а были устроены засечные укрепления, которые, на взгляд печенежских предводителей, можно было быстро и эффективно разрушить полевыми таранами - огромными дубовыми колодами, заостренными на одном конце и установленными на длинные печенежские арбы. Разогнав такой таран до определённой скорости и направив его острие в нужном направлении, можно было быстро и эффективно добиться прохода в засеке, обеспечив, таким образом, дорогу коннице. Так и поступили. Соорудили четыре мощных тарана, благо недалеко от стана печенегов находилась большая дубовая роща, где в большом количестве росли вековые дубы.

Но все же печенеги до конца не осознавали, с кем им придется вести сражение.

Как известно, варяги были наиболее воинственными и храбрыми из всех известных в то время народов и считали военное искусство главным, от чего зависит судьба и благополучие их государства. Ведь хорошо подготовленные воины смогут всегда дать отпор врагу! Варяги и в данном случае составляли костяк, вокруг которого сосредоточились все готовые к обороне дружинники.

Сигурд совместно со славянским вождем Утом очень тщательно разработали стратегию и тактику предстоящих сражений с печенегами. При этом учитывалось то, что войско печенегов состояло в основном из многочисленной конницы. Пеших воинов у печенегов было немного, и они использовались в основном для охраны лагеря и обоза. С учетом этого, Сигурд и Ут так сосредоточили свои основные силы, что они могли четко и быстро взаимодействовать между собой.

Кроме того, у подножия валов были собраны и сложены огромные кучи гранитных камней, предназначенных как для пращей, так и для простого метания. Хорошо известно, что далеко и метко бросать камни варягов обучали с детского возраста. В самом центре обороны, а также на несколько сотен метров вправо и влево от нее, была выстроена вторая линия. Она представляла собой большие телеги, придвинутые очень близко одна к другой. В качестве щитов на них были установлены деревянные двери, за которыми можно было укрыться от вражеских стрел и копий. На этих возах находились лучники и камнеметатели из числа славянских витязей, а также, созданные Сигурдом резервы, - небольшие, но подвижные отряды варягов, которые должны были по первому сигналу укрепить оборону на том участке, где она давала трещину. Все было хорошо продумано и организованно.

И все же, когда солнце спряталось за горизонтом, печенеги овладели "Змиевыми валами", так как их было в десятки раз больше варяжско-славянских воинов. Но печенеги не разгромили их, а только сумели оттеснить защитников на некоторое расстояние от "Змиевых валов". И это была еще не победа кочевников, это было только начало кровопролитной борьбы, потому что за "Змиевыми валами" находилась еще одна линия оборонительных укреплений. Здесь, на равнине, сражение переросло в упорное единоборство, где варяги и славяне показали настоящий пример мужества и героизма, так как на каждого их воина приходилось по десятку степняков.

Основное сражение сконцентрировалось вокруг двух военачальников -- Сигурда и полянского вождя Ута. Сигурд сражался в пешем строю. Рядом с ним находились его десять щитоносцев -- наиболее храбрых и обученных воинов. Особо отличились в этом бою Сигурд и его товарищи по оружию, друзья детства -- Сигмунд по прозвищу Голоногий, Магнус Широкоплечий и Харальд Прекраснолицый. Эти "берсерки", окруженные своими оруженосцами, сражались с такой неустрашимостью и яростью, что смогли сломить волю и боевой дух печенегов.

Еще в глубокой древности, особенно в таких странах, как Египет, Месопотамия и др., а позднее и на территории Скандинавии, сознание человека концентрировалось на идее неких таинственных сил или космической энергии. Согласно преставлениям древних ученых, астрологов, тело человека является оболочкой или вместилищем энергии. Энергия поступает в тело через пищу, напитки, дыхание, половое сношение. Но считалось, что есть еще один вид энергии - так называемая трансцендентная, - которую человек черпает извне, из самого неба, от находящихся на нем бессмертных богов (Одина, Тора, Ра, Риши и др.), самыми различными путями. В том числе и посредством самовнушения и доведения своего организма до совершеннейшего экстаза. Уже тогда древние люди понимали, что в состоянии экстаза человек способен использовать такие возможности организма, которые не обнаруживаются в обычном состоянии. В экстазе человек может не ощущать боли и холода, идти по горящим углям, проявлять необыкновенную силу, совершенно не соответствующую его физическому развитию и т. д.

"Берсерки", которые доводят свой организм до состояния экстаза и не чувствуют боли при получении самых тяжелейших ранений, обладают этой способностью благодаря самогипнозу. Этому их обучали с самого раннего детства специально приставленные для этого служители культов - шаманы, волхвы, жрецы и т. д., которые вырабатывали приемы для ускорения достижения экстаза и, на этой основе, самогипноза. При этом все жесты и движения то ли шаманского танца, то ли проповеди, то ли мантральный звук трубы были не случайны, а имели особую физиологическую основу. Вхождению в экстаз способствует определенный ритм, например, барабанный бой, и призывный звук боевых труб, которые, как известно, оказывают на психику человека сильное воздействие. Огромное значение имеет звуковая частота и форма инструмента, на которых эти звуки воспроизводятся. Так, звуковая частота 7 - 8 герц смертельна для человека.

Зачастую бубен шамана определенной формы или круглый предмет в руках священнослужителей древней Мексики или тибетских лам являлись одновременно и астральным символом и музыкальным инструментом, и той неведомой энергией, которая придавала силы человеку в самые критические минуты его жизни. Так, Сократ, древнегреческий философ, полагал, что тот, кто лучше других почитает богов во время ритуальных религиозных танцев, тот отличится и на войне.

Таким образом, военные танцы у многих народов способствовали не только физической, но и психологической подготовке воинов к сражению.

Печенежские вожди были поражены, как неистово сражались варяжские витязи с налетавшими на них сотня за сотней недругами, как искусно владели они мечами. Особенно их поразило, как сражался Магнус Широкоплечий. При нем всегда было три меча и щита, а также несколько копий и боевых секир. Магнус при приближении вражеских воинов бросал первый свой меч с такой силой и точностью, что не давал никаких шансов не только на спасение, но даже и на сближение с варягом. Второй меч варяга в это время лежал рядом с ним, а третьим он взмахивал и через мгновение наносил удар наиболее приблизившемуся к нему печенегу и моментально его убивал. Потом приходила очередь второго, лежащего на земле, меча, который на мгновение как бы зависал в воздухе, а затем пронзал грудь очередного степняка. Дальше в дело шли копья, стрелы и секира. Оруженосцы с быстротой молнии обеспечивали своих вождей новым оружием, чтобы незамедлительно повергнуть врага. Поле сражения было ужасным. Оно было всё усеяно мертвыми обезображенными телами. Вокруг варяжских "берсерксов" и их оруженосцев было столько поверженных печенегов, что это создавало препятствие для конных степняков в их стремлении добраться до обороняющихся варягов.

А полчища печенегов все прибывали и прибывали. Уже второй день этого яростного сражения клонился к закату, когда неукротимый каган Надьяхан бросил на поле битвы свои последние резервы. На этом участке "Змиевых валов" всю силу и ярость печенежского удара приняли славянские дружины во главе с полянскими вождями -- Утом, Смерегом и Ярилом, а также витязи -- Вырвидуб, Ясень, Вернигор и Рус, которые ни в чем не уступали варягам, а по природной силе, ловкости и безграничной храбрости даже превосходили варяжских воинов. Полянские воины сражались огромными удлиненными ножами и секирами, а иные удальцы-богатыри так разъярились, что, побросав свое боевое оружие, бились большими дубовыми балками, которые варяги заготовили для строительства кораблей. Взмах одной такой балки, которой орудовал Вырвидуб, укладывал замертво сразу трое или четверо конных печенегов. Казалось, перед их яростью никто не устоит, но печенеги, как бы очнувшись от дурного сна и видя безуспешность своих усилий, стали осыпать защитников градом каленых стрел. Многие варяжские и славянские воины были убиты, многие ранены, и лишь немногих смогли спасти от неминуемой смерти варяжские щиты.

Варяжским и славянским воинам оказывали немалую помощь и женщины во главе с Трояной -- они сражались с прорвавшимися группами печенегов, охраняли дороги, ведущие к селениям. Их оружием был лук со стрелами и остроконечные копья.

Но все же постепенно сражающиеся варяжские и славянские войска были окружены и под давлением печенегов начали отступать. Вот только в центре сражения небольшой отряд воинов продолжал отчаянно драться с врагом. Это Сигурд из оставшихся варяжских и славянских дружин собрал лучших стрелков - лучников и метателей камней из пращи, которые и остановили печенегов. На какое-то время сражение утихло, и обе стороны, передохнув и набравшись новых сил для дальнейшей борьбы, ринулись в бой.

У Сигурда и его друзей-варягов Магнуса, Харальда и Сигмунда -- появилось второе дыхание. Они с удвоенной силой и невиданной яростью бросились в бой, совершая новые подвиги, превращаясь в непобедимых "берсерксов" и издавая такой громкий и дикий крик, который сродни возгласу раненого медведя, бросающегося на обидчика, осмелившегося нанести ему рану. Они становились полностью нечувствительными к боли и верили, что превращаются в диких животных -- медведей или волков -- и что нет такой силы, которая смогла бы их одолеть, пока они живы.

Печенежские воины тоже доказывали свою силу, доблесть и воинское мастерство, кидаясь в самую гущу сражения, но многие из них были убиты ещё на расстоянии, так и не скрестив оружия с "берсеркхами". Так степняки показывали, как надо не бояться смерти и героически умирать.

И все же давление на обороняющихся с каждым часом нарастало. Постепенно Сигурд со своими "берсеркхами" остался на поле боя один. Уже пали и славянские вожди, и их верные дружинники. Не слышно стало звуков боя со стороны отряда варяжских лучников. Только Сигурд и несколько десятков самых отважных воинов, находясь в самом центре этого ожесточеннейшего сражения, не отступили назад ни на шаг со своих позиций, показывая всем свою доблесть и то, как надо побеждать врагов на поле боя. Варяги не отступили даже тогда, когда в них по приказу печенежского кагана выпустили несколько тысяч стрел. Они наглухо закрывались своими большими щитами и не помышляли о гибели, а стремились только к победе.

Но вот в тот злосчастный момент, когда Сигурд поверг своего очередного противника - мощного печенежского воина по имени Кар и поднял голову, чтобы осмотреться, одна из печенежских стрел возилась ему в правый глаз. На короткое время ярл выбыл из боя, так как кровотечение мешало продолжать сражение. Конунг приказал своему оруженосцу наложить на глаз тугую повязку, чтобы продолжить бой. Но варяжских воинов становилось все меньше, а печенегов -- все больше и больше.

Наконец пал последний оруженосец Сигурда.

Солнце опустилось за горизонт, а в центре этого страшного полукруга шел бой. Сигурд остался совсем один. Весь израненный, в крови, с проломанным шлемом, он стоял, потрясая мечом и изрекая проклятия на головы окруживших его врагов. И когда последние силы начали его покидать, он выпрямился, отбросил в сторону щит, прижал к груди меч и прохрипел что есть силы страшно и протяжно, наводя на окружавших его печенегов ужас: "О-ди-и-ин!", и тут же упал замертво, успев еле слышно прошептать уже холодеющими устами имя своей возлюбленной Трояны.

Трояна на протяжении всего сражения командовала славянским ополчением, состоящим из женщин и стариков. Они охраняли обоз обороняющихся от внезапного прорыва печенегов и вместе с Акундом и его помощницами оказывали помощь раненым воинам, которых с каждой минутой прибывало все больше и больше.

А когда к концу второго дня сражения Трояна поняла, что у обороняющихся не хватит сил для победы над степняками, она облачилась в кольчугу и с мечом в руках выступила с отрядом самых смелых и отчаянных девушек-дедалиц на помощь Сигурду. Заняв один из самых опасных участков обороны на правом фланге, Трояна вместе со своими подругами не только сдержали несколько яростных атак печенегов, но и нанесли им значительный урон. Только в конце дня степняки поняли, кто им противостоял в этой кровавой схватке, и были несказанно поражены мужеством и стойкостью славянских женщин, которые не отступили ни на шаг, а полегли в этой кровавой битве.

Когда победа, казалось, уже была обеспечена, и оставалось только пожать ее плоды, каган Надьяхан получил от своих разведчиков известие о том, что большой конный отряд славянских и варяжских воинов движется без остановки на помощь Сигурду. Этот отряд князья Аскольд и Дир направили сразу же, как только получили известие, что печенеги всеми силами ударили по обороняющимся у "Змиевых валов". К этому времени вся княжеская военно-морская армада находилась у же в нескольких километрах от знаменитых порогов на Данаприсе. Каган тут же приказал трубачам трубить общий сбор и готовиться к отступлению. Сил для нового сражения у печенегов уже не было.

После того, как печенеги панически покинули поле боя, так и не вкусив плоды своей победы, оставшиеся в живых местные жители приступили к оказанию помощи раненым. Среди них они нашли тяжело раненую Трояну, почти заваленную трупами печенегов, павших от ее руки.

Волхв Акунд применил все свои знания, чтобы привести свою любимую внучку в сознание, и на четвертые сутки это ему удалось. Первый вопрос, который она задала, придя в себя, был такой -- жив ли Сигурд. Услыхав, что её возлюбленный мёртв, Трояна поразила окружающих тем, что на ее лице не дрогнул ни один мускул. Оно только еще сильнее побледнело и девушка, закрыв глаза, погрузилась в глубокий сон, который продлился до поздней ночи. Ночью она попросила, чтобы к ней в комнату зашел Акунд, и между ними произошла беседа, содержание которой никто так и не узнал.

Но было очевидно, что какое-то важное решение было принято, потому что сразу же на следующий день стали готовиться к похоронам вождя варягов. Тела погибших варягов и славян жители Мин торжественно захоронили сразу же после окончания сражения, а на местах захоронений насыпали большие курганы. По решению варяжских вождей Сигурда решили похоронить здесь же, на месте его гибели, у подножия вала, который он так бесстрашно и самоотверженно защищал. А пока, до похорон, тело варяжского конунга лежало на ложе из янтарного камня в черном шатре. Поздно ночью после беседы Трояны с Акундом в шатре установили еще одно ложе рядом с Сигурдом и уложили на него Трояну, которая так и осталась лежать на нём до начала торжественных похорон варяга.

Тело Сигурда по обычаю варяг было забальзамировано и плотно укутано военным плащом. В ногах поставили его щит, а в головах воткнули меч. Для его захоронения вырыли глубокую и довольно широкую яму, стены которой обложили дубовыми бревнами и досками, щели между ними обмазали смолой, а пол услали толстым слоем дубовых листьев. На рассвете, следуя варяжскому обычаю, перед захоронением Сигурду обмыли голову и руки, причесали волосы и обрезали ногти. Тоже самое Трояна попросила, чтобы сделали ей. Потом рядом с ямой был сложен огромный костер из дубовых дров, обложенных хворостом. Затем Трояна исполнила последний долг любви перед своим возлюбленным мужем. При всем народе, а также варягах - дружинниках, пришедших к Сигурду от князя Аскольда на подмогу, Трояна сжала уста Сигурда, его глаза и нос и закрыла его голову черным сукном. Так как она не могла стоять на ногах, то для неё были сделаны специальные носилки. Лицо ее было мертвенно бледным и непроницаемым, а в глазах сквозила решительность и отрешенность. Возле погребального костра мужчины закопали в землю два высоких столба, а третий столб положили поперек. По центру привязали веревку, а под ней поставили скамью. Это вначале вызвало у окружающих удивление, а затем, когда все поняли смысл происходящего, по толпе прокатился тяжелый вздох.

Особенно окружающих потрясло, когда еще слабую Трояну поднесли к скамейке и с трудом поставили на нее. Конец веревки завязали вокруг шеи. Так как Трояна не могла стоять, её просто держали на руках. А когда убрали скамью из-под её ног, ее мучения кончились.

Два тела -- Сигурда и Трояны положили на последнее земное ложе, выложенное из дров в самом центре костра. Все замерли. С зажженным факелом в руке, к погребальному костру подошел Акунд. Его лицо было мертвенно бледным, и только глаза горели исступленным нечеловеческим огнем -- это был настоящий волхв, посланец Бога на земле. В своей короткой, проникновенной речи, Акунд воздал дань героической жизни варяжского вождя и его возлюбленной жены, пожелавшей, по славянскому обычаю, разделить трагическую участь своего суженого. Пожелав Сигурду и своей внучке вечного покоя, мира и счастливого пути в царство мертвых, он поднес горящий факел к хворосту.

Как только костер вспыхнул, и его яркие языки поднялись вверх, его окружили варяжские и славянские дружинники. Они пели героическую песню, прославляющую их вождя и его возлюбленную жену. Когда погребальный костер полностью погас, пепел двух любящих сердец собрали в глиняный горшок, поставили в сруб-домовину, опустили в приготовленную яму и засыпали землёй так, что получился высокий курган.

Трояна, возлюбленная Сигурда, была захоронена вместе со своим возлюбленным в большом кургане с выкладкой из камней, напоминающих контур знаменитого флагманского корабля ярла - "Великого змея", на котором он совершил много героических походов.

Спустя два года после этих событий князь Аскольд наголову разбил печенежскую орду, и надолго отбил охоту у степных разбойников нападать на славянские земли.

Днепру

Константинов Владимир Ефимович Змиевы валы

Константинов Владимир Ефимович
Змиевы валы