Аннотация: (c) Крылов В.А., г.Микунь, газета Вперед, 1991, выпуск 74 от 06.20
Крылов Александр Владимирович
В воздухе пахло грозой
Сейчас всех интересует обстановка, предшествовавшая началу войны. В крупном, обобщенном виде мы все об этом знаем. Может быть где-то, что-то и искажено историками, но все же общая картина нам известна.
Я позволю себе поделиться воспоминаниями человека, находящегося в то время не на командном государственном пункте, а в низшем слое армейского бытия. Причем будучи рядовым.
То, что война будет, знали все - и в армии, и на гражданке. Не знали одного: когда она начнется. Для нас, находящихся вблизи границы, вероятность скорого начала высветилась после высадки немцами в Финляндии 30 тысяч своих солдат. Это было где-то в марте 1941 года. Цель высадки была очевидна: во-первых - укрепить у финнов веру в реванш, во-вторых - укрепить их армию количественно. Наша часть тогда стояла в селе Суистамо, что немного севернее города Сортавала, на берегу Ладожского озера.
Вскоре нам раздали "смертные паспорта" герметически закрывающиеся в металлические пенальчики или книжечки. В них закладывались неразмокаемые в воде бумажки, на которых простым карандашом мы писали фамилию, имя, отчество, и свой домашний адрес. "Паспорта" зашивались в брючный кармашек. Для чего это делалось, вероятно, пояснений не требует.
Официально, то есть на политзанятиях, никто о скорой войне не говорил. Нельзя это делать, с Германией де подписан договор о ненападении. Но в частных беседах об этом говорили и младшие, и средние командиры. Да и нужно ли было говорить, тем паче убеждать кого-либо, если мы сами довольно часто уходили в ночное патрулирование или засады на дорогах и вблизи важных объектов. Еще с начала 41-го года участились вылазки финских разведчиков и диверсионных групп. Действия их были направлены на гражданских переселенцев в финские деревни и хутора.
Коренных жителей после окончания финской войны в этих деревнях не оставалось. Поэтому проводилось переселение из Белоруссии и центральных областей тех, кто хотел заниматься сельским хозяйством. Их и приходилось нам охранять.
Весной 41-го года над нашим артиллерийским парком низко, низко пролетел самолет без опознавательных знаков. Полку была придана одна зенитная батарея и хотя самолет чуть ли не коснулся крыльями ее стволов, расчеты даже не успели чехлов с орудий снять. Короче: проспали ребята. Да и не только они, но и вся система ПВО. Правда, этим фактом я едва ли кого-либо удивлю, так как и в наши дни иностранные ребятишки ухитряются безнаказанно делать облет территории Союза и садиться на Красной площади.
Примерно за неделю до начала войны нас подтянули непосредственно к границе. Там, вблизи будущей линии фронта, мы готовили наблюдательные пункты, а в глубине обороны - огневые позиции для орудий. Естественно, что к границе была подтянута и пехота. Она готовила для себя окопы, блиндажи и все, что необходимо иметь в хозяйстве любой армии, готовящейся к бою. В задачу артиллеристов входила расчистка площадок для каждого орудия, отсыпка защитного бруствера, устройство укрытий для расчетов на случай обстрела шрапнелью, мест складирования запасов снарядов и патронов, оборудование пищеблока.
Топографическая разведка готовила данные для стрельбы по закрытым целям. Наши орудия имели дальность стрельбы до 14 километров. Естественно, что противник нам не виден. Бывает, что стрельба ведется по видимой цели, как говорят - прямой наводкой.
Итак, мы на границе. До начала войны было около недели.
В субботу, в ночь на 22 июня, мы мылись в бане. Банька маленькая. Она обслуживала отряд пограничников, а к тому времени народу вблизи оказалось много. Поэтому был установлен жесткий график ее посещения. Нам досталось самое темное время суток, где-то около первого-второго часа ночи. На следующий день воскресенье. Ввиду столь поздней банной процедуры нам было позволено поспать до 9-ти часов. Затем, как обычно - подъем, завтрак и все это при хорошей погоде и солнечном дне.
Вдруг, примерно в 10 часов, объявляют боевую тревогу. Мы, конечно, ворчим: в выходной не дают отдохнуть! Однако, видим, что на сей раз не похоже на учебу или тренировку, нам стали раздавать по 60 штук патронов, а через несколько минут построили и объявили, что Германия напала на Советский Союз.
В первый момент глаза обращались к небу. Почему-то появление противника ожидалось прежде всего с неба.
С опушки, где происходили события, связанные с первой информацией о войне, обозревалась большая территория Финляндии, до синей дымки у горизонта, так, как это всегда бывает в районе большого лесного массива. Территория "противника" находилась от нашей опушки леса на расстоянии где-то около 1,5-2-х километров, т.е. просматривалась с нашей стороны хорошо. Но никаких признаков передвижения войск видно не было. Все спокойно. Ни выстрелов, ни дыма костров. И в небе спокойно, никаких самолетов нет. Так было и на второй день. И только на третий появились какие-то самолеты. Так до сих пор и не знаю, чьи. С них, по видимому, производилась разведка местности вблизи линии противостояния частей. Никто по ним не стрелял, хотя летали они чуть ли не на бреющем полете.
В это время от Прибалтики до крайнего юга уже шли кровопролитные бои, а Финляндия еще не объявила нам о выступлении в войну на стороне Германии. Так длилось более недели. Сразу после объявления боевой тревоги орудия мы установили на почти огневую позицию.
По-разному реагировали наши ребята на известие о войне. Некоторые внешне оставались спокойными, а другие вслух выражали отчаяние, вплоть до нескрываемых слез, по существу прощания с ближними. Напомню, что большинство из нас уже имели семьи. Все мы четко представляли, что домой можем не вернуться. Со времени финской прошел какой-то год с небольшим и память о ней была еще свежа. Во всяком случае у всех командиров. Нужно отдать должное, они тогда и позже были на высоте - никакой растерянности или необдуманности в действиях. Мы им полностью доверяли. Хоть я и не военный человек, но уверен в том, что верой в командиров создается боеспособность любой армии. Это мое искреннее убеждение.
С первых чисел июля начались дуэли батарей. Они по нам, мы по ним. Не видя при этом друг друга. Финны с первых дней не наступали. Основная тактика нашего противника состояла в том, чтобы до удара в лоб провести хорошую разведку нашего тыла, глубиной где-то на 30-50 километров. Объектами разведки являлись дороги. По сути дела ведь война на территории Карелии шла за дороги. В большинстве случаев на территории удаленной на несколько километров от них, никаких боев не было. Там лес, болота, кое-где небольшие горы. Совершенно естественно, что забросив в наш тыл десанты и захватив какой-либо узел дороги или развилку, можно начинать наступление по фронту, на небольшом участке. А мы, лишившись связи с тылом, вынуждены отходить. Периодичность таких ударов составляла один, два месяца. Потери у противника были самые малые.
В первом же бою оказалось, что способной вести огонь была только наша батарея. Рядом, через дорогу, на батарее у пушек-гаубиц, закончились снаряды. Артиллеристы прибежали нам помогать. Им очень понравилась скорострельность наших пушек.
Когда к утру бой затих, они попросили нас показать уже не торопясь, как стреляют наши дивизионки. Старший офицер на батарее дал данные наводчику. Мы выпустили пять снарядов. Курим, спокойно беседуя. Вдруг телефонист с командного пункта на батарее кричит: "025 - к телефону!". 025 - это был условный код старшего на батарее. Через несколько минут он возвращается, улыбаясь.
Мы спрашиваем: "Что случилось?"
Говорит: Комбат спрашивает - почему и кто стрелял? Я объяснил ему. Он похвалил. Хорошо стреляли. Попали в церковь и обоз противника. А расстояние-то 14 километров. Успех не был случайным. Старший одно время замещал комбата и находился на наблюдательном пункте. У него были записаны данные топоразведок всех целей. Одну из них он и задал наводчику. Этот пример я привел для подтверждения высоких боевых качеств нашей русской артиллерии.
В тот же день мы получили приказ следовать куда-то севернее. Там противник прорвал нашу оборону. После этого мы никогда больше не видели свою 168-ю дивизию и свой родной 453-й артиллерийский полк. Они вслед за нами ушли на Ладогу защищать Ленинград. Мы же продолжали свой путь на север, вначале по побережью Ладожского озера, затем в сторону Кондопоги, Медвежегорска, Повенца, где и закончился наш марш. Это было в начале 1942 года.
Война на нашем участке приняла позиционный характер. Активность противника упала, а наша - тем более. Наступило затишье. Финны на своем берегу Белорусско-Балтийского канала установили пограничный столб с надписью "Великая Финляндия - СССР". А по громкоговорителям агитировали нас переходить на их сторону. Они заявляли, что чужой земли им не нужно. Правда, там, где они тогда находились была для них уже чужая земля.
Затишье на всем финском фронте не случайно. Оно было следствием умной дипломатии нашего посла в Швеции Александры Михайловны Коллонтай. Тогда мы этого, конечно же, не знали. Узнали позже из фильма "Посол Советского Союза" и других исторических источников. 71-я дивизия, в которую мы влились, получила возможность сняться с передовой на отдых, а несколько позже вообще ее перебазировали под Сталинград.
Осенью 42-го я был демобилизован для работы на железнодорожном транспорте.
Итак, в сентябре 42-го года я приехал в город Торжок, где жили моя жена и мать. Дочь находилась в деревне у родителей жены.
В первый же день пребывания на родной земле, более того, с первой минуты я познакомился с бомбежкой. Будучи на фронте, я ни разу не испытывал на себе этой "прелести". Верещание артиллерийских снарядов, мин и шальных пуль хватало, а как свистит падающая авиабомба, до прибытия в Торжок я не знал. Торжок бомбили каждый день, а подчас и ночью. Рядом был Ржев, а это важный железнодорожный узел. Там было даже два железнодорожных узла. Ржев-балтийский и Ржев-белорусский, Торжок "работал" также на Великие Луки.
Первый раз город бомбили 7 октября 41-го года. Это был налет группы самолетов численностью более 100 единиц. Город был разрушен весьма сильно. Говорят, что только в первую бомбежку погибло жителей более пяти тысяч человек. Воинских частей в нем не было (кроме зенитчиков). Меня в то время дома не было, семья же сумела убежать в деревню, на мою родину.
Мало-помалу от бомбардировок нервы расшатываются. Подчас человек теряет способность управлять собой. Интересно еще одно наблюдение. Торжок находился под постоянной охраной наших истребителей. Следовательно, в воздухе стоял почти не прекращающийся звук самолетных моторов. Моя двухлетняя дочь не обращала никакого внимания, если летали наши, если же в воздухе появлялся хоть один немецкий самолет, то она мигом бежала или ползла прятаться под кровать. Так ребенок, даже не воспринимающий смысла происходящего, вырабатывает в себе инстинкт самосохранения.
КОРОТКО О СЕБЕ: в ноябре 1945-го года по приказу наркома путей сообщения я был командирован в Ленинград на инженерные курсы, которые и закончил в мае 48-го года. После их окончания немного поработал в своем депо на станции Торжок, а затем был командирован на бывшую Северо-Печорскую железную дорогу. Четыре года до 53-го работал в депо Кулой, а затем в Микуни, на инженерных и руководящих должностях. Последние 15 лет моей трудовой жизни были посвящены профтехобразованию. После выхода на пенсию продолжал работать на "железке" в должности начальника "тепла и холода" в Микуньской дистанции пути, т.е. кочегаром водяного отопления!
В 1933 году начал работать учеником слесаря на строительстве депо Фаянсовая и закончил трудовую деятельность также в рядах рабочего класса, чем и горжусь!
Завершая повесть, я хочу попросить у читателя извинения за некоторую сумбурность и невысокую литературную форму изложения и сказать, что из опубликованного нельзя брать все для создания общей картины армейской жизни пятидесятилетней давности.
Некоторые факты являются нетипичными, но я о них рассказал, несмотря на неприглядность. Например, "темная" своему командиру. Конечно, мы не только этим занимались. были и другого характера эпизоды. Так, например, устраивались вечера самодеятельности, танцы. Один раз батарея поставила какую-то простенькую пьесу. Но все происходило без особ женского пола, так как гражданского населения рядом с нами не было.
Не упрекайте меня за отсутствие личных боевых подвигов. Не мы их делали, а обстоятельства.
Последнее: я благодарен редакции газеты "Вперед" за то, что она предоставила возможность автору поворошить свою память. А старикам иногда очень хочется это сделать. Особенно в дни юбилеев. Других таких "круглых" дат у нас больше вряд ли будет.
Послесловие.
После того, как я закончил свое повествование услышал по "Маяку" сообщение о том, что 18 июня 1941 года начальник Генерального штаба Г.К. Жуков издал приказ, чтобы части Красной Армии, находящиеся вблизи западных границ, подтянулись к ним и подготовились к возможному наступлению немцев. Следовательно, мы не за неделю встали на границе, как я написал в своих воспоминаниях, а только за три дня до начала войны. Этого времени хватило для того, чтобы пехота окопалась, а артиллеристы подготовили к бою свое хозяйство.
Моя ошибка связана с рассеиванием памяти. За пятидесятилетний срок это естественно и заслуживает снисхождения.
Следовательно, в мой текст требуется внести изменения и в том, кому принадлежала инициатива подготовки к боевым действиям. Я относил это к личности Мерецкова, а на самом деле это была прозорливость Г.К. Жукова.
(c) Крылов В.А., г.Микунь, газета Вперед, 1991, выпуск 74 от 06.20