Здесь собрание для друзей.  Мои стихи 
за все благословенные времена

В качестве эпиграфа, это я про себя.

                  	***
Старость - это слабость духа,
старость - это слабость тела,
старость - это веришь слухам,
старость - что сидишь без дела!

Я стараюсь не сидеть без дела,
и трудиться  по ночам готов,
чтоб из сочинений недоспелых
выжать сок бесхитростных стихов.

Я стараюсь, вопреки болячкам,
жить, дышать и бегать босиком
и, конечно, не скучать на даче,
а дружить с вином и коньячком!

Я далёк от склок и пересудов,
мне хватает внуков и детей,
но всегда мне не хватает чуда
и порой не достаёт друзей.

Пусть с годами всё слабеет тело,
и боюсь я выглядеть смешным,
но стараюсь, пусть и неумело,
тратить дни за делом "не своим".

Всё равно, пускай мой труд напрасен
и кажусь я просто чудаком,
чёрт возьми, сам замысел прекрасен,
чтобы быть поменьше стариком.


   Это было сказано и написано в грустные
минуты для самоутешения. А далее
почти всё, что когда-то написал начиная 
с 10 класса, потом в армии (там только
доделывал), в "Криогене", в институте и 
после... Хронологический порядок не 
поддерживается.
Всего примерно 20 опусов. Самые
терпеливые смогут дочитать до конца, 
надеюсь ...

Мои переводы с английского будут в
другом файле.



                     Звуки музыки    

Я вспомнил вкус классического пения.
Я мальчик... комната и зимняя тоска,
и музыка, рождённая вселенной,
из радио зеленого глазка.

Я слушал звуки музыки далёкой,
неслыханной на северной земле.
Я мальчик стриженый, сидящий одиноко,
у тусклой лампы на столе.

Я слушал пение, и мне казалось ясно, 
что так звучать не может человек,
я думал, звуки порождал прекрасный
мне просто неизвестный инструмент.

И я не знал, как плещет баркарола,
как вкрадчив блюз заморских голосов.
Обычный мальчик - лес, друзья и школа,
и ожиданье школьных вечеров.

Я понял - мир прекрасных звуков
мне открывался с голосов земли:
гуденье проводов, жужжанье мухи
и паровозные гудки вдали.

И женский голос на реке в тумане,
и звуки музыки под перестук колёс...
Мелодии из памяти волнами
всплывают вдруг и трогают до слёз.
                                 2022г.

Комментарии:
1. Зелёный глазок - в старинных 
радиоприёмниках индикатор настройки 
был зелёного цвета и весело мигал.
2. Провода на столбах зимой в мороз 
гудят!
3. В Якутии летом 1969г на берегу Улахан 
Баутоби (правый приток Вилюя) мы ночью 
гуляли, а с реки было слышно красивое
пение женщины, прям как в кино!
4. Мыза в вагоне. Лежишь на полку и 
слушаешь лёгкую музыку за неимением 
другой. Теперь вспоминаешь с грустью.

Отголоски....

                 Приговори

Приговори же меня к хорошему,
не приговаривай к плохому. 
Наши чувства еще не изношены, 
и не можем мы жить по-иному. 

Приговори меня, приговори 
к светлой радости бытия. 
А о прошлом не говори -
это прошлое выдумал я. 

В этой выдумке свет зари
и твои шаги в тишине. 
В этой выдумке мир внутри
дома сущего на земле. 

В этом доме царит любовь 
и доверие без конца. 
В этом счастье - единый кров 
и синхронно стучат сердца. 

Дай же руку, прижмись щекой!
Как нужна мне такая близь. 
Моя сила - есть твой покой. 
Моя слабость - есть твой каприз. 

Только верь мне и верь в людей, 
доверяясь их доброте, 
чтоб стать ближе и стать мудрей 
в этой жизненной маяте. 

Приговори же меня к хорошему -
я приму твой вердикт любой. 
Только будь со мною попроще 
и поласковей будь со мной. 
                                    2020г

                   Колечко

Мой бедный пальчик заскучал
по жёлтому колечку,
которым нас двоих связал
как будто бы навечно.

Он так привык в твоей руке
встречаться с милым другом.
Но пальчик твой в другом кольце
с моим уже не дружен.

И закатилося кольцо
куда-то от обиды -
хоть плачь, хоть кайся - всё равно,
нигде его не видно.

Теперь мой пальчик сир и гол
и наготы стыдится,
и вот куда б я с ним ни шёл,
он выходить боится.

Но слава богу, есть зимой
морозы и метели,
когда он рад, что на него
перчаточку надели.   

(У меня обручальное кольцо
украли, гады!)


                  Электрички

Электрички - длинные улицы,
лишь не ходят по ним трамваи,
но зато в них поют и целуются
и, конечно, друзей встречают!

Электричкам знакомы наши
ноги зябкие и печали.
Часто-часто, как сестры старшие,
они наши мечты качали.

И баюкали нас, маленьких,
ребятишек рассветом ранним,
чтобы верить не перестали мы
в относительность расстояний!

И дарили нам одиночество 
и дорожные разговоры -
чья-то дружба в пути упрочится
и закончатся чьи-то ссоры.

Неудач и надежд попутчицы,
наши чаянья разделяя, 
нам помогут и всё получится,
что загадано - угадают.

Снова сердце моё волнуется,
Электричке, как другу, верю.
Вот и снова, зелёная умница,
для меня открывает двери.
                               1974г

История этого стиха интересная.
Как-то в Жуковском были в гостях
у Саши Фролова и, в подпитии, я 
показал Юре Кабачинскому
нацарапанный на бумажке по 
памяти текст, естественно, 
половину не помнил. А Юра
написал песню, которую 
студенты пели, да жаль, в убогом 
варианте!

	                  Ветер
                             
Дуй же, мой ветер, неистовей дуй!
Снегом колючим, снегом холодным
в губы меня добела зацелуй -
мне хорошо быть с тобою свободным!

Волосы, пусть, и ресницы во льду - 
только милей мне твоя одержимость!
Грудь на распашку, я просто иду
мимо печали и радости мимо!

Пьяную голову в снег окуну,
горя не зная, не помня разлуки,
только свободе и на ночь одну,
только метели отдамся я в руки!

Пусть же целует и кружит, пьяня,
не размыкая метельных объятий!
Самое нужное есть у меня -
эта свобода и это ненастье!
                                  1974г
   (Дорога от Крестов до Черноголовки, 
пешком в ноябрьский отвратный 
вечер.)



    Баллада Редингской тюрьмы

В его жилище нет окон,
решётка, мрак, тоска
Приговорён, приговорён
и казнь уже близка.

Семь футов вдоль, пять поперёк -
стена, стена, стена.
А за стеной бушует дрок
и буйствует весна!

Тяжёлой влагою полны
несутся облака,
вода преградой у стены
темна и глубока.

Он сам судьбу свою решил,
в глухую ночь, когда
свою любимую убил
в объятиях врага.

Когда не вынесла любовь
измены и мольбы
и закипела в жилах кровь,
он не бежал судьбы.

Был суд, и ясен приговор
присяжным без суда
и лаконичен прокурор - виновен! 
Да, да, да!

Что думал он, когда шагал
по камере без сна 
и взгляд свой долго устремлял 
сквозь прутья в небеса?

Что видел он в пустой дали
последнею весной?
Он будет в саване зарыт   ----известью залит
в могиле под стеной.

Иль ту, которую любил
безумец до конца?
И тусклый свет ночных светил
не оживлял лица...

Лица безжизненней чем мел
бесстрастных Дуврских скал,
кто из живущих на земле
когда-либо встречал?

Без содроганья кто из нас -
бродяга или вор,
встречая вдруг убийцы взгляд,
не отводил свой взор?

Не ужас зверя в западне,
не мёртвый блеск стекла - 
но что вскипало там на дне
и рвалось в облака?

Нет, он судьбу не проклинал
и ту, что не простил,
ему спасительный кинжал
свободу подарил. 

Он не роптал на свой удел
ему не ведам страх.
Но что увидеть он хотел
так страстно в небесах?

Минуты, дни или года
до казни сочтены.
Что он оставит навсегда 
для жизни, для весны?

Палач толкнёт тяжёлый люк
и в саване из тьмы
его последнее "люблю"
не выйдет из тюрьмы.

Пусть вечность выстоит гранит -
ему тридцатый год...
и труп со стуком полетит
сквозь люк под эшафот. 
                   Кант, 1965г

 (Перед армией читал О. Уайлда 
  "Баллада Редингской тюрьмы". 
забыл напрочь, но ощущение 
осталось. Это не перевод, а то,
что называется "по следам". 
Перевод первой длинной занудной
 части сделал не так давно.)



	              Утро

Рассвет забрезжил еле-еле,
Ночное небо как струна,
И вот уж звуки полетели
В реальность утра изо сна.

Какая музыка рассвета -
Многоголосье тишины
И соло брызнувшего света,
В одно начало сведены.

И сна теряются границы,
сквозь полусон и полувзгляд,
где первый свет и щебет птицы
одной симфонией звучат.
 
И ты не спишь, ты ждешь рассвета,
своё дыханье затая,
до первой ноты, до привета
уже вступающего дня.
                             1966г (?)
(Впечатление раннего утра на 
платформе Дзержинска


               Осеннее утро

Сегодня утром поседели травы,
повисли руки тонкие берёз,
как будто их древесные суставы
сдавил до боли юноша-мороз.

В саду наш  клён уже окутал ноги
как старой шубой павшею листвой.
Блестят на солнце лужи на дороге,
и небосвод прозрачно-голубой.

Я выхожу, ступая осторожно
и всё ж, едва не падаю, скользя...
Жить без любви сегодня невозможно,
как и грустить, наверное, нельзя. 
                       Никольское, 1976г(?)



	           Стрешневы Горы

Помните, ребята, Стрешневые Горы, 
мёрзлую картошку, печку в коридоре?

Нам казался сладким дым её прогорклый,
мы делились братски крошками махорки.

И во всей округе не сыскать газеты...
Как приятно нынче вспоминать про это!

Помните, как пьётся молоко из кружки,
из которой водкой согревали души?

Как боролись стойко мы с "аэропланом",
и являлся вечер ласковым и пьяным?

Помните, ругали холод и погоду, 
но не морщась пили ледяную воду!

Как бывало трудно выходить на поле, 
жаль, что эти будни не вернуться боле.
	            	Стрешневы Горы, 1972г.
  (Картошка на 5-м курсе. Аэроплан -
такая машина для сортировки картошки 
на поле)

                    	* * *

      Подражание Бодлеру

Хочу, что б ты увидела воочью -
я - это день и лишь казался ночью.

Ты - грозовая туча и заря!
Ты - отблеск дней, что прожиты не зря,
ты - это только ты - во всем...
ты, словно ночь, явившаяся днем,
все спутала явлением своим -
надежды прошлого и будущего дым...

Мы всё забудем и, забыв, сгорим.

	
                      Был сон...

И в нём был город южный и крутой, 
возможно, Ялта, Керчь или Одесса.

По стёртым плитам узкой мостовой, 
то падающей вниз почти отвесно,
то вдруг взлетающей
к самим вершинам скал
я торопился, будто бы искал
назначенное где-то место встречи...

Я проходил, друзьями не замечен,
по улицам пред ликами домов, 
давно покинутых и никого не ждущих.

А мимо, как в немом кино,
текла беззвучно человечья гуща
и, пропадая, возникала вновь.

И я в толпе, внутри круженья лиц, 
в отчаяньи не находил одно, 
лицо той женщины как будто бы из снов,
из памяти мелькающих страниц.

Я выбирался спешно из струи
по улицам текущей плоти, 
а город путал улицы свои
и уносил меня в водовороте
ступеней, арок, лестниц и мостов.

Ложились по ноги коричневые тени
и в бесконечном их переплетеньи
я был уже отчаяться готов...

Но всё смывала жёлтая вода...

Вдруг неожиданно, как в зеркале, тогда
на гребне улицы высоком и пустом
я увидал её... Она была в простом, 
знакомом мне до пуговички платьи.

Но что, как отблеск чьей-то красоты,
чужой или распавшейся на части,
в её руках бумажные цветы 
мне показались символом несчастья.

Обманчива бывает красота, 
необъяснимы и печаль, и робость...
Я ничего тогда не замечал
и ей сказал - любимая не горбись!

Качнулось небо у меня в глазах,
своею тяжестью меня ошеломила
печаль в негромко сказанных словах
 - ты не грусти об этом, милый...
    мне просто трудно, вниз на костылях...

Споткнулось время и остановилось,
потом ушло куда-то в ночь...

Мы возвращались по ступенькам прочь,
туда, где солнце, потемнев, садилось.
			          1971г (?)


			
    Хочу учиться. Декларация
                                     
Как дети учатся ходить -
любить они умеют сами,
хочу учиться просто жить.

Хочу учиться ненавидеть?
  любить,
  надеяться 
  и видеть
  всё беспристрастными глазами,
чтоб недрожащими руками
суметь себя остановить,
пока не поздно от позора,
  от унижения, 
  от вздора,
  от зла пустого разговора,
  когда оборвана в нём нить.

Хочу по-детски видеть мир,
в котором каждый звук прекрасен,
и нет, как боли, слов саднящих,
  тиранящих, 
  ненастоящих,
а каждый жест предельно ясен,
и беспредельно безопасен
как в старом фокусе факир...

Как зла незнающий ребёнок,
хочу ни в крепостях квартир,
  ни в праздный вечер,
  ни спросонок,
  ни в толчее трамвайных гонок
  не видеть просто суеты.

Хочу старух и их болонок,
  дожди, 
  рекламы и мосты,
  журналов скользкие листы
любить, как любит всё живое,
любить, не жертвуя собою,
  минуту редкого покоя 
  и дар бесценный простоты.

Хочу, как первый раз, коснуться
  груди, 
  снежинки и огня,
и в свете солнечного дня
хочу лететь на карусели...

И на заре легко проснуться, 
росою ноги намочить
и жить, как травка,
  просто жить!

И снова в будний день вернуться,
знакомым старым улыбнуться
и в пустоцветы не попасть!

Хочу отдать в любимом деле
ещё невзнузданную страсть,
  не поскользнуться,
  не упасть,
когда беда меня заденет,
когда всё сумраком оденет,
оставит без дому и денег,
    без друга,
    без мечты и цели,
    без мужества в тщедушном теле...

Хочу, естественно и остро,
не наблюдателем, не гостем - 
самим собою в жизни быть
связь с целым миром не теряя,
пусть будет эта связь простая
как деревенский перекрёсток,
  как неиспорченный подросток,
  который всё ещё узнает.

И всё, что знаю - не забыть!
Хочу, словам не доверяя,
дела как истину ценить,
ошибки новые предвидеть,
напрасно друга не обидеть...

Хочу учиться ненавидеть,
чтоб, научившись, полюбить!
                                    1971г
  (Картошка от Криогена, закончено 
и впервые предъявлено в дер.
Бородино в 1974г.)
	

	              	* * *

                Мимолётность...

В мои глаза - глаза твои, 
в безлюдьи зрительного зала,
глядят спокойно и устало, 
соединяя нас двоих.

Одно мгновение - в нём жизнь 
как необмолвленное слово,
я для него рождаюсь снова - 
мгновение остановись! 

Оно проходит как во сне, 
но только ты со мною рядом,
и я не утоляюсь взглядом, 
а упиваюсь им вдвойне!

О, эта близость как туман... 
но тонкость рук прикосновенья,
я знаю, только лишь обман 
неуловимого мгновенья.
            . . .
И в отрезвляющем хмелю, 
поверив в невозможность чуда,
здесь в этом зале многолюдном, 
готов поверить, что люблю!
			        	Киев, 1975г.


                     РАННЕЕ

                         Гроза 

Предгрозовая бродит тишина -
предвестница грядущего сраженья.
И ждёт земля, тревогою полна, 
её шагов немого приближенья.

Всё ниже, ниже гнётся небосвод,
его теснят ликующие тучи.
Мгновение - и небо разорвёт 
на клочья гром весёлый и могучий.

И вот, оцепенение сломив,
во двор ворвётся сумасшедший ветер,
умчится за околицу, строптив,
и пыль столбом вдоль улицы завертит.

А молнии, пытаясь небосклон
испепелить до черноты беззвёздной,
обложат нас огнём со всех сторон
и убегать из дома будет поздно.

Куда бежать... мы молча за столом,
оставив чай и всякое движенье,  
считаем вспышки и покорно ждём 
их удаленье, удаленье...






               ДЕТСКИЕ

                   Путник

Ты знаешь, бывает, не спится,
кровать как прокрустово ложе.
Представишь, как вдруг постучится
в окошко нежданный прохожий.

Представишь, как будто всё было
в далёком безоблачном детстве.
Был вечер, вот десять пробило.
Зашёл он как будто погреться.

А дом тот у самой дороги,
рекою скользящей из леса,
и рядом, почти у порога,
раскинулся мир неизвестный.

И если, без всякой заботы,
тропинкою за поле выйти,
то там, за любым поворотом,
тебя ожидают открытья.

Любой уголок, где ты не был,
тебя поразит новиною,
и небо, безмерное небо,
всегда над тобой голубое.

Там всё постигаешь впервые - 
и солнце, и сосны, и песни...
Все дождики в детстве грибные,
а новости - добрые вести.

Войдёт он и скажет простые
слова по земному обряду.
Отец твой и мать молодые
за стол с ним поужинать сядут.

А он не торопится, сразу 
картошку в ладонях остудит...
И ты будешь слушать рассказы
о землях, машинах и людях.

И так из мельчайших событий
и мира ребячьих фантазий
в грядущее тянутся нити
живой неразрывною связью.
       
Ты знаешь, всё чаще не спится
и, кажется, некуда деться,
всё чаще мне в сердце стучится
тот праздник по имени детство.


	        Догорает сердце 

Догорает сердце, догорает...
Мечется растерянно закат -
сквозь ладони солнце утекает,
только тени тянутся назад.

Замирает сердце, замирает...
Бьётся бабочка в вечернее стекло.
Что ж меня туда не отпускает,
где осталось рук твоих тепло?

Забывает сердце, забывает...
Сердцу память - встречи далеки
и слова, которые бывают,
как рябина, сладки и горьки.

Остывает сердце, остывает...
До утра не зажигай свечу!
Может быть и нравится другая - 
только я другую не хочу!
                                 
             Микунь1962,  Кант, 1964г 
   (Картошка, дер. Арабыч.)


                 Белая ночь. 
                       
Вновь мне милый север снится,
Под холстом небес покоясь,
Ели в платьицах из ситца
Забрели в туман по пояс.

В молоке парного неба
Тает тучка золотая,
Ночь платок свой - быль или небыль
В светлых водах поласкает.

Там, в краю морошки спелой,
в запахах грибов и хвои,
север спит в своей постели
беспредельного покоя.
             . . . 
Горизонт далёк и светел
Лёгок путь и близок отдых.  
Хорошо на этом свете
Окунаться в этот воздух!
          Дорога Микунь-Айкино
                      	Кант, 1964г



                    ШУТКИ


                        * * *
Опасайтесь, парни, с девками дружить -
это вам не бане веники мочить!

Девка - не корова, не махнёт хвостом,
а махнёт к другому вместе м барахлом!

Вы держите ушки с ними навостре,
а не то, как мушки, сгинете в костре!

Пошутили - будет, и прости - прощай,
что в пустой посуде льётся через край?

Опасайтесь, парни, с девками гулять -
лучше в день базарный семечки лузгать!
                            Бородино, 1974г


                Грибочек

Грибочек, грибочек, 
где же твой дружочек? 
Позови его скорей, 
вместе будет веселей 
вам в моей кошелке, 
чем скучать под ёлкой. 

Грибочек, грибочек, 
где же твой дружочек? 
Твой дружочек молодой, 
позови его с собой, 
вместе будет хорошо
вам в компании большой. 

Грибочек, грибочек, 
я расстроен очень, 
очень стыдно мне нести, 
ты уж у меня прости, 
целую корзину, 
но из магазина.  
                 Шугарово,  2023г.

        
                 С душой наедине

Простите мне бесхитростные строки,
пусть вам они покажутся смешны, 
и как их автор также кривобоки,
но мне они до дьявола нужны!

Не прав поэт, когда сказал однажды,
что на земле искусства выше нет, 
чем выступать весёлым и отважным
среди житейских суеты и бед.

Уж не до смеха, если неудачи, 
одев на шею дурости хомут,
тебя простого, вместо старой клячи,
по гроб в телегу мытарства впрягут.

Вот так и я, когда душа заноет,
и рвётся вон,  как будто ей в груди
вдруг стало тошно, и тогда такое 
во мне желанье зверское гудит.

Ей в два узла не завязать ли руки,
что успокоить, ведь и так невмочь!
А жить с душой - какие это муки!
А тут она - ты выпить, мол, не прочь?

Тогда давай, мой друг и искуситель,
приятель мой из мяса и костей -
налей себе стаканчик, мой губитель, 
а мне, по дружбе, парочку налей!

Давай строим за наше исцеленье - 
ты за себя, а я за нас вдвоём.
Спешить куда нам - завтра воскресенье,
а будет скучно, песенку споём!

Ну, что ж, давай, я другу рад ужасно,
ведь здесь в округе сколько не ищи,
наверняка, проищешься напрасно
такой отзывчивой и дружеской души.

И вот мы пьём. Сначала за подругу,
которая обоим нам мила, 
потом заходим по второму кругу
и говорим про разные дела.

Я больше про зарплату и работу, 
она про совесть, чувства, про любовь...
А что кто-то закадрил кого-то, 
недолго погулял и бросил вновь!

А мне куда! Сплошные неудачи -
одну имел, и то не уберёг!
Найти подругу - проще нет задачи, 
а всё выходит вкось да поперёк.

Так постепенно за вином хмелея,
того искусства постигая суть, 
мы  друг на друга смотрим веселее
весь белый свет готовы повернуть!

Потом орём про энту электричку, 
которая куда-то удрала...
Роняя пепел в пачку от "Столичных",
мы, наконец, встаём из-за стола.

Ну, мне пора, счастливо, друг любезный.
Привет, привет!
А ты дойдёшь ли сам, 
А то случится, будет бесполезно
тебя с огнём искать по небесам!

И сам себе целую нежно руку -
вы целоваться можете с душой -
я бормочу, в сердцах ругая скуку -
ну что ж, и мне пора домой.

Ну, а к утру, страдая головою, 
свечою, истекая от тоски, 
в беспомощном соавторстве с душою
леплю стихов нелепые куски!
                                1968г.