Был у меня товарищ, Саша, интеллигент умница, немножко бабник, заведующий математической лабораторией, доктор физико- математических наук, блестящий, выдающийся человек. Жили они с семьёй на пятом этаже московской многоэтажки.
Зима. Холодно. Вечер. Робкий звонок в дверь. На пороге стоит не старая ещё улыбающаяся женщина с ямочками на щеках, с прищуром в глазах. Искорки снега на волосах, на воротнике, на рукавичках. Оказалось, неведомая до этого вечера родственница жены из далёкой, не указанной на карте деревни то ли Петушки, то ли Веточки. Говорит мастерски с подробностями, но не скучно, как бы, заряжая пространство своей энергией и веселостью. В подарок привезла она гуся.
- давайте топор, я ужин сготовлю. Она уже картошки начистила кастрюльку и маленькими кольцами режет лук, и не плачет от лука, а, наоборот, смеётся.
Саша еле уговорил жену и родственницу оставить жизнь гусю на пару дней, до выходных. К выходным гусь успел снести три-четыре яйца, крупных, с ярко оранжевымв желтками.
- я умоляю Вас увезти гусыню в деревню, поверьте, так будет лучше для всех, запинаясь под строгим насмешливым взглядом внезапной родственницы повторял в который раз Саша.
- ещё чего? Я его, гуся-то, зря тащила? На борщ тащила!
- не можем мы её съесть, понимаете?
- куру ели за обедом, а чего гуся нельзя? Он хлебом кормленный.
- не можем, не можем, заклинал Саша, поглаживая по голове гусыню, которая лёжа под столом и вытянув оттуда шею, уложила голову с ласковым взглядом на колени к Саше.
- ишь ты, кыш, скомандовала родственница, но гусыня и не подумала послушаться её.
- ну как знаете, улыбнулась гостья и уехала к себе в деревню навсегда, устав от ходьбы по магазинам.
Гусыня осталась жить в Сшиной семье. Когда приходили гости она уставившись то одним, то другим глазом внимательно проверяла всех на лояльность. Иногда норовила укусить или как некий знак, что человек прошёл её проверки, ловко засовывала свою голову прямо в ладонь, погладить.
Нестись она любила на балконе. В сильные морозы Саша пытался её не пускать на балкон, опасаясь за её здоровье, и даже в ванне запирал, надеясь, поменять место для несения яиц, но гусыня пробивала дверь и в ванне и на балконе и откладывала яйца, где хотела она.
Она прожила лет пятнадцать. Однажды, я залюбовавшись на забавную птицу, позавидовала Саше.
Он пожал плечами:
- это чудовищно держать животное в доме, признался мне он, но мне некуда девать её, ну не в суп же...
Потом, тяжело заболев, он пристроил её в какое-то фермерское хозяйство, щедро заплатив, чтобы гусыне дали дожить её жизнь, не оказавшись в супе.