Козырев Андрей Вячеславович
Звучащий ковчег

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Козырев Андрей Вячеславович (yakozyr045@gmail.com)
  • Обновлено: 16/02/2016. 34k. Статистика.
  • Стихотворение: Поэзия
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сибирская лирика.


  •    Город детства
      
       Роберту Рождественскому
      
       Спой мне про город, тихий, словно сон,
       Где пыль блестит, где солнце светит ярко...
       Пусть прозвучит напев былых времен
       В тиши глухих индустриальных парков.
       Здесь небосвод так густ и так высок,
       Что степь его читает в переводах,
       И так тягуч и ласков солнцепёк
       На тихих, мирных танковых заводах.
      
       Спой мне про город, тихий, словно сон,
       Где Мёртвый дом так солнечно приветлив...
       Здесь для всего свой найден эталон -
       Для каторги, кнута, креста и петли.
       На лбу клеймо ворам здесь ставит мрак,
       Вбив им в мозги сюжеты ста рассказов.
       Здесь Достоевскому в глухой барак
       Стучит поручик Дмитрий Карамазов.
      
       Курчавятся кочевничьи костры
       Под блеском шумных автострад Магога...
       Их видит в плясках дьявольской игры
       Лишь эпилептик, ослепленный Богом.
       Бежит с портфелем чёрный человек,
       И снегопад лепечет по-татарски,
       И каторжники разгребают снег
       Под занесённой ранней вьюгой Тарской.
      
       Спой мне про город, тихий, словно сон,
       Захламино, Нахаловку, Амуры...
       Эрцинский лес метелью занесён,
       И неприветлив вид его понурый.
       А летом - тот же инфернальный зной.
       Уходит день походкой вороватой,
       И в желтизне над бурой Тишиной
       Спят на мели воздушные фрегаты.
      
       Спой мне про город, тихий, словно сон,
       Про Мёртвый дом и про Асгард Ирийский...
       Им приговор себе произнесён
       По-иудейски, гречески и римски.
       Степной острог для нас - что высший свет:
       Мы пудрим пылью Мёртвый дом старинный
       И к юбилею - триста тысяч лет -
       Гордимся, что живем в его руинах.
      
       Припудрен барский допотопный быт
       Пыльцою с башмаков хмельных кварталов,
       И сквозь века истории летит
       Взгляд каторжника в очи адмирала.
       Здесь лукоморский морок вознесён
       Превыше счастья и превыше света...
       Спой мне про город, тихий, словно сон, -
       Про город Сон, куда мне нет билета.
      
       Окраина
      
       Улицы заплёванного рая,
       Как язык ваш звучен, груб и прост -
       Тарская, Сенная и Тверская,
       Порт-Артур, Амур и Волчий Хвост.
      
       Сколько ни броди в промзоне ночью,
       Перепутав блажь и благодать, -
       Северных, Восточных и Рабочих
       Разумом не счесть и не понять.
      
       Жутки шутки старой проститутки.
       Пьяно пляшет старенький трамвай.
       Пассажир, приклеенный к маршрутке,
       Едет в вечной пробке в вечный рай.
      
       Старый мир, ища дорогу в "завтра",
       Породил артистов-вышибал,
       Звёзд анатомических театров, -
       Вильям наш Шекспир таких не знал.
      
       Незнакомое, младое племя!
       Муж-амбал со стервочкой тугой,
       Что, пиная, подгоняет время
       Обалденно стройною ногой.
      
       Наизусть заучена свобода.
       Их судьбу ведёт автопилот.
       Но давно уже гудят без мёда
       Шестигранники бетонных сот...
      
       Жизнь вершит свой бесподобный морок,
       Экономии закон лихой:
       Головы хватает лет на сорок,
       Рук и ног - на пятьдесят с лихвой.
      
       Пусть судьба разъята и распята -
       Воскресать не модно в сей глуши.
       Сказка завершается, ребята.
       Всё... Спокойной ночи, малыши!
      
       Звучащий ковчег
      
       Пёстрая вьюга колдует в январской ночи,
       В клочья на ветках дубов рвёт и треплет отрепья.
       Жизнь зазвучала горящей молитвой свечи
       Между молчащей тайгой и курящейся степью.
       Царским воротам тайги поклоняется снег.
       Тёмные лики дубов всё пронзительней, шире...
       Я из молитв создаю полнозвучный ковчег
       Для родиночества, для мне вручённой Сибири.
      
       Я создаю тебя вновь - из стоустой молвы,
       Из иероглифов снега на зимних оконцах,
       Из междуречий ручьёв, междометий листвы,
       Беглого говора ветра и возгласов солнца.
       Свет заливает наш мир. Процветает потоп.
       Солнечным ливнем течёт с высоты Божья кара.
       Меж облаками проложены тысячи троп
       К русскому солнцу, что светит над небом Икара.
      
       Я создаю тебя вновь, мой звучащий ковчег,
       Стонущий, плачущий, блеющий, ржущий, мычащий.
       Нас обучает соборности пламенный снег,
       Снежная арка меж будущим и настоящим.
       Лес мирозданья лицом повернулся к зиме.
       Всякая тварь хвалит Господа вьюг и метелей.
       К нам возвратится - за краем надежды, во тьме -
       Всё, что мы здесь не смогли, не спасли, не успели.
      
       Я за тобой опускаюсь на самое дно,
       Алую жизнь расточая огнями червонца.
       Только нам это в последнем виденье дано -
       Ветер, и красные лужи, и чёрное солнце.
       Жизнь застывает зелёной молчащей водой.
       Чёрные лица камней зацветают от крови.
       Сталь и бетон - сквозь века - не затмят волчий вой,
       Не утаят пламя скифских могучих становий.
      
       Свет, колобродящий над горемычной страной!
       Слушайте нас, виноградом бродящие звезды!
       С миром идёте на нас или с новой войной -
       Мы зарифмуем с землей хореический воздух!
       Небо хмельно. И по небу плывёт наш ковчег -
       Искрой в вине, пузырьком в вековечном броженье...
       Вечно кочевье ковчегов сквозь небо и снег,
       Строгого неба движенье, скольженье, вращенье...
      
       Одинокий псалом о великой Сибири
      
       Ветер вздымает клуб пыли сухой пятернёй.
       Вороны грают на голых осенних деревьях.
       Холод с небес прибывает - волна за волной.
       Кровь тяжела горьким светом и мудростью древней.
       Жаркий сургуч небосвода нам кажется сном...
       Грузно течение крови, светящейся горем...
       Только - из снега сложили мы жаркий псалом,
       Снегом и кровью создали горящий псалом -
       Тебе, Лукоморье!
      
       Пыльная буря врывается в город степной,
       Взоры людей ослепляя на красном закате.
       Пыль Мёртвый дом окружит крепостною стеной.
       В небе, раздвинутом настежь, пылают фрегаты.
       Красный сургуч небосвода залил окоём.
       Ветви трепещут, трещат, с суховеями споря.
       Только - из пыли сложили мы горький псалом,
       Пылью и солнцем создали горящий псалом -
       Тебе, Лукоморье!
      
       Глухо и горестно ухает ветер в трубе.
       Голос Господень над водами многими звучен.
       Я изыскал эту тёмную весть о тебе
       В плеске ручьев, прихотливом теченье излучин.
       Чёрный сургуч небосвода - печать на былом.
       Горечь и грусть - в опалённом скитальческом взоре...
       Только - из бури сложили мы горький псалом,
       Ветром и пеплом создали горящий псалом -
       Тебе, Лукоморье!
      
       Снежный лабиринт
      
       (Новогодняя прогулка по городу. Три часа в трамвае).
      
       Как Александр, переступивший Инд,
       Не зная толком, где конец маршрута,
       Я прохожу сквозь снежный лабиринт,
       Который Омском назван почему-то.
       К иному устремляясь рубежу,
       Быть может, всех слабей и виноватей,
       Я, смертный, в вечный город выхожу
       На беспощадном огненном закате.
      
       В краю семи оболганных святынь
       Звучат единым стихотворным метром
       Палящий суховей глухих пустынь
       С арктическим, кровь леденящим ветром.
       Здесь в иероглиф-лабиринт сплелась
       С проспектами, горящими ночами,
       Скупая серость грязных автотрасс
       И звук шагов - над головой, над нами...
      
       Здесь, чистым белым пламенем горя,
       Сердца, умы и взгляды обжигая,
       Среди пустыни городской стоят
       Сугробы, словно пирамиды майя;
       Над реками житейской суеты,
       Над всем неверным, неподъёмно-пошлым
       Возводит ветер снежные мосты
       Меж настоящим, будущим и прошлым.
      
       Здесь жизнь моя, как пламя, занялась, -
       Как пламя рыжее в степи полночной...
       Асгард Ирийский, край обид и ласк,
       Суровых елей и берёз молочных!
       Здесь, сколько ни скули и ни пророчь,
       Знай: мерзлота тебе не отзовётся.
       Всё - суета... Лишь вкрадчивая ночь
       Идет по краю звёздного колодца;
      
       На окнах расцветает снежный лес;
       В разводах снега зеленеет пламя -
       Сиянье вечной мерзлоты небес
       Над белыми сибирскими садами...
       А мерзлота веками нас хранит!
       Лишь ей благодаря живёт поныне
       Жестокий город снежных пирамид,
       Жрецов, купцов, лжецов и вьюжной стыни.
      
       Но с тишиной сибирских тёмных дум
       Морозный звон рифмуется недаром:
       Иных столетий инфракрасный шум
       Звучит средь суеты Шаданакара.
       - Быть может, нам последними дано,
       Превозмогая звёздное коварство,
       Войти в космическое полотно
       Затерянным в пустынях Средним царством?
      
       Но по утрам всё так же, как всегда,
       Нас чья-то сила гонит тёмной плетью
       Из рая тёплых снов - туда, туда,
       В безжалостные каменные клети!
       Как школьники, мы учим наизусть:
       Железные сердца машин - гуманны.
       Не мёд любви, а восковую грусть
       Нам дарит сот бетонный шестигранник.
      
       Вовлечены в сквозной круговорот,
       Не смея глаз поднять, склонившись долу,
       Проходим все круги земных забот,
       Бредём от перелома - к перемолу.
       Всё перемелют чудо-жернова,
       Не пошатнутся каменные звенья...
       Но Божия рука всегда права,
       И в ней - проклятье, кара и прощенье.
      
       Апокриф века нежен и жесток.
       Звенит сквозь вьюгу колокол стозвонный.
       Нет сердца у тебя, степной пророк,
       А только уголь, чёрный и зловонный!
       Всё - суета. Всё - ложь и лживый пыл.
       Горят над снежным лабиринтом знаки -
       Томление, брожение светил,
       Томление, брожение во мраке...
      
       ALEA JACTA EST
      
       Зябко ёжится снег. Холод жмурится со всех сторон.
       Меж сугробами скачет Башмачкин, пугая ворон.
       Ни молитвы, ни стона.
       Лишь на клиросе неба - прогорклый вороний трезвон:
       Непотребно звучит пятикнижие новых времён
       Из стекла и бетона.
      
       Города, где вовек однотипных кварталов не счесть,
       Где несет лице-мэрам благую газетную лесть
       Чистый кантовский разум, -
       В вас живут, умиляя чиновничий благостный сон,
       Божье звёздное небо и нравственный подлый закон -
       Лишь как общие фразы.
      
       ...Но зачем ты, пугая богов, себя сводишь на нет -
       Сын ушедшей эпохи, смехач, первозванный поэт,
       Раб великого Завтра?
       Помолчи, погляди, как слагает эпоха куплет,
       Как, толкаясь локтями, вражда выползает на свет
       Из времён динозавров.
      
       Помолчи. Погляди, угасив свой воинственный пыл,
       Как у танка, что на пьедестале угрюмо застыл,
       Пляшут резвые дети.
       Сонный лепет колёс и наивность грядущей войны,
       Детский смех и молчание танков стервозно равны
       В этом новом столетье.
      
       Возвращаясь с работы, устало трясёшь головой:
       В обалдевших мозгах - шум маршрутки, и тряска, и вой.
       Отработавши смену,
       Кровь бежит по сосудам навстречу иной, голубой.
       Драки не избежать. И в крови начинается бой.
       Раздуваются вены.
      
       Повторяя себя, как заученный с детства урок,
       Сам себе представляешься глупо висящим меж ног
       У столетья-гиганта.
       Нервный стук разрывает башку мне, куда ни пойду:
       Это кости стучат, это Фауст играет в аду
       С Прометеем, Атлантом.
      
       Небосвод - как сплошная истерика перистых туч.
       Ветер шепчет Есенина, солнце схвативши за луч,
       Бормоча и бледнея.
       И сливаются в хор соловьиный и пушечный вой.
       И маршрутки с "Арматами" вкупе пополнят с лихвой
       Бестиарий Орфея.
      
       Зацветают туманы-обманы на грешной земле:
       Снова песню над матушкой-Волгой о сизом орле
       Запевает Катюша.
       Сердце, как сталактит, за грудиной во мраке висит.
       Слушай песню военну - гимн бед, и побед, и обид...
       А не любо - не слушай.
      
       Жребий брошен. И Аннушка спешно бежит на базар,
       Чтоб продать свой товар, чтоб семью прокормить на навар,
       Чтоб свеча не угасла...
       Но незримая петля дрожит на усталых ногах,
       И, назло всем пророкам, опять на трамвайных путях
       Разливается масло.
      
       И бушует толпа, и безмолвствует хитрый народ,
       И кричит вороньё, и собаки скулят у ворот -
       Зло, надрывно и глупо...
       От морозов сибирских успевши устать на веку,
       Прикрывается время тулупом на рыбьем меху -
       Пугачёвским тулупом.
      
       Да, мы не виноваты. Да, жребий кидали не мы.
       Да, мы - люди, мы - куклы, мы взяты у Бога взаймы.
       Пусть поэт огорошен:
       Время вертит свои жернова, но планета - жива,
       А судьба, даже если нам лжёт, неизменно права.
      
       Жребий - брошен!
      
       РОДИНА
      
       Земля во мгле.
       Фонарь в тумане, словно в целлофане,
       Глядит в окно, где я в ночном дурмане,
       Как лунь в дупле,
       Сижу, верчу слова в башке, пишу,
       Глотая пыль пустого красноречья,
       Потягиваюсь, расправляю плечи
       И тьмой дышу.
      
       Здесь, в тишине,
       На пустырях заброшенных околиц,
       Пророк промзоны, праздный богомолец,
       Один за всех, чужой в своей стране,
       Как вещь-в-себе,
       Я познаю, Земля, твой тёмный опыт,
       Твой скрытый крик, твой непонятный шёпот,
       Твоё упрямое усердие в борьбе.
      
       Я слышу: "Ты, -
       Орёл, когтящий в небе только звуки,
       Творец слепой, мечтательной науки,
       Дитя последней, страшной высоты, -
       Ты, одинокий воин, рыцарь тощий,
       Живешь во тьме державным чувством мощи.
       Но подними свои живые мощи,
       Екклесиаст словесной пустоты!
      
       Мятежный раб словесной мишуры,
       Хрустальных литер, безмятежно-хрупких,
       Разбитых, как прозрачные скорлупки,
       От первых же шагов Моей игры, -
       Пойми, что их от тлена не спасти.
       Превыше всех словесных хитрых магий -
       Классическая немота бумаги
       В твоей горсти!
      
       Встань! Острый взгляд в действительность вонзи!
       Гляди: взирают хилые побеги
       Сквозь рваную косоворотку снега.
       Под ней, в грязи, -
       Худое тело, в оспинах и пятнах,
       И немощно, и немо, и развратно, -
       Нагая плоть
       Твоей Руси..."
      
       ...Здесь, на земле, в родительской грязи,
       Где чвакает под сапогами стужа,
       Где к небу синевою тяготеет лужа,
       Среди болот,
       Где ты лежишь у ног моих, тоскуя,
       К чужим краям своих детей ревнуя,
       Где примерзает к телу в поцелуе
       Твой синий рот, -
      
       Россия, Русь,
       Окаменев, став пеплом, прахом, глиной,
       Я возвращусь к тебе, под кров единый.
       Я чувствую твой нрав - крутой, старинный...
       Ты спишь - и пусть!
       Ты спишь - как камень в Божией руке.
       Но внутреннее солнце не ослепло,
       Оно - во мне, оно не зря цвело и крепло,
       И вот - я собираю Русь из пепла
       В своей строке!
      
       Средь неумех,
       Худых, калечных порождений праха,
       Где у бездомных, не внушая страха,
       Всеведенье, как грязная рубаха,
       Глазеет из прорех, -
       Мне кажется, я ничего не значу.
       Уйдя, я никого не озадачу.
       Но я не жалуюсь, я не зову, не плачу,
       Ведь жаловаться - грех.
      
       Моя борьба
       Шла в тишине, без ропота, без стона.
       Сколь праведна она, столь незаконна,
       Сколь благородна, столь же и груба.
       Но без борьбы
       Себя сквозь сумрак плоти не нащупал
       Я, возвышаясь, словно тёмный купол,
       Над площадью безлюднейшей судьбы.
      
       Но, всем твоим законам вопреки,
       Наперекор упрёкам, пеням, стонам,
       Ловлю я смысл твоей судьбы-реки
       В её излуках и затонах.
       В глухом мозгу коплю я тайный свет,
       Цветёт на языке словарь Бояна,
       И бродит в венах древний сок побед
       Грешно и пьяно.
      
       Разбей, испепели, сотри меня,
       Сведи к нулю, сожги, развей по ветру
       Летучим, быстрым стихотворным метром,
       Как семенем, на сотни километров,
       На зеленя, -
       Я сдюжу. Я смолчу. Я претерплю.
       Не крикну. Не ругнусь. Не стану плакать.
       Прах Родины, и дым, и тлен, и слякоть,
       Плодов твоих незрелых сок и мякоть -
       Я их люблю!
      
       Когда гляжу я в темноту, вперёд,
       Туда, где я с тобою суть едино,
       Где мне твоя кладбищенская глина,
       Горька отменной правдою старинной,
       Забила рот, -
       Я чувствую в язвительной тоске
       Под самым сердцем склизкий холод бездны,
       Но - слышу, как ворочаются песни
       На языке!
      
       Я чувствую, сколь многое дано нам.
       То, что не пережить, по всем канонам, -
       Все распри, и паденья, и препоны, -
       Пережито.
       Я верю, - ты умрёшь. Но ты - воскреснешь.
       Я, - сын твой, я, - твой грех, твой крик и песня,
       Последний атом Русской Поднебесной,
       Твой уголёк, твой прах, твой стон безвестный,
       Твоё Ничто.
      
       Быть может, я ошибся - чуть, едва...
       Я слеп в своём предвиденье высоком.
       Но Ты, горя предвечным Ярым Оком
       Во тьме живого естества, -
       Ты знаешь, что грешно прозреть до срока.
       А человек, слагающий слова,
       Есть глаз страны,
       Что вечно смотрит внутрь, а не наружу,
       И в сердце прозревает ту же стужу -
       По-царски тяготящую нас стужу
       Твоей весны.
      
       Так верю. Так живу. Так говорю
       В глухой ночи, Твоей ночи бесследной.
       Под свет луны, надраенной и медной,
       Я жду зарю
       И, не познав ни робости, ни страха,
       Тебя, Россия, из огня и праха,
       Из вольной крови, русского размаха, -
       Тебя творю!
      
       Орёл и решка
      
       Бросает монету мальчишка шальной
       Сибирской весной.
       Монета летит... Что случится со мной
       За гранью земной?
      
       Монета летит, как планета, кругла,
       Прозрачно-светла.
       Орлом или решкой монета легла?
       Чья правда взяла?!
      
       ...Под сенью небесного злого шатра,
       Сложна и хитра,
       Меж острыми гранями зла и добра
       Вершится игра.
      
       А наша планета кружится во тьме-
       В космической тьме...
       Живем мы на воле? В скитаньях? В тюрьме?
       В бреду иль в уме?
      
       Раздоры... Убийства... Теракты... Война...
       Мир высох без сна...
       На грязном сибирском дворе - тишина.
       Шалеет весна.
      
       Сыграем! На жизнь! Да на наши гроба!
       Да будет - борьба!
       Орёл или решка? Пальба иль гульба?
       Играет судьба!
      
       А наша планета, космический щит,
       Устав от обид,
       Средь тёмных галактик и звёздных орбит
       Монетой летит...
      
       Пусть атом взрывает отеческий дом -
       Но дело - не в том...
       Орлянка-подлянка... Ругнёмся... Всплакнём...
       ...Сыграем! Махнём!...
      
       2
      
       Давно уж на месте отцовских могил -
       Полынь и ковыль...
       Давно превратилась геройская быль
       В геройскую пыль.
      
       В саду, где стоят обелиски, горды,
       У тёмной воды,
       Небесного Волка - созвездья беды -
       Пылают следы.
      
       А вор, что игрою по-прежнему пьян,
       Большой хитрован,
       Монеты-планеты ссыпает в карман -
       Вершит свой обман...
      
       Я в небо взлетал, как в закат - журавли,
       Был пылью в пыли,
       И рай с преисподней родимой земли
       Мне в песню легли.
      
       Подходит мой путь к своему рубежу...
       Я в небо гляжу -
       На скрипке играя, дрожу, ворожу,
       Беду отвожу.
      
       Кружится космический чёрный ветряк,
       Зовёт нас во мрак.
       И светится звёздный мой архипелаг -
       Глазами собак...
      
       Под скрипы небесных ракет и ракит,
       Меж чёрных орбит
       Россия, подняв свой космический щит,
       Во мраке летит...
      
       Как хочет она - ведь закон её прост -
       Привстать во весь рост,
       На плечи приняв тяжесть каменных звёзд,
       Отцовский погост.
      
       Пангее - России - небесная мгла
       Да в лапы легла.
       Смотри, сколько в ней затаённого зла,
       И хмеля, и тла...
      
       Как холодно, зло - не сказав ни аза -
       Горят образа...
       Из пыли дорожной глядят - хоть нельзя -
       Родные глаза...
      
       И сколько здесь песен былинных не пой -
       Всё будет с тобой...
       Смотри! Озаряется вечный покой
       Последней Звездой.
      
      
       Зима Всея Земли
      
       Какая, право, странная чудачка -
       Зима, зима, капризная зима!
       Хмельной метели белая горячка
       Горчит, маня, пьяня, сводя с ума.
      
       Над городом - созвездье Козерога.
       Колючится зелёная звезда.
       Маршрутки резво мчатся по дорогам,
       Колёсами листая звонкость льда.
      
       Ползёт трамвай, среди молчанья снега
       Болтливый, как армянский анекдот,
       И из трамвая, словно из ковчега,
       На берег вьюги выползает скот.
      
       В окне кружатся запятые снега,
       На стёклах - иероглифы зимы.
       Их прочитать - увы, не хватит века,
       Что занят нами у земли взаймы.
      
       Из влаги на стекле, от вздоха чистом,
       Я наблюдаю Сотворенье Льда.
       А в чёрном небе, - чёрном и огнистом, -
       Луна белеет, как сковорода.
      
       Как белый мел, искрошено пространство.
       Оно мелеет. Мир лежит в пыли.
       Дрожит в суставах вьюжное гигантство.
       Да, вот она - Зима Всея Земли!
      
       И в эту зиму, в морок белых нервов,
       Мы входим, как в огромный водоём,
       Ждём, что в глубоком обмороке неба,
       На самом чёрном дне, мы свет найдём!
      
       Нас ждёт Иной Завет, - Завет измены.
       И зря в ветхозаветной пустоте
       Зима нам представала круглой сценой,
       И центр её - везде, а край - нигде!
      
       Жизнь в белом свете - странный, новый опыт!
       Приходит к нам её смурной закон,
       Как зимняя редакция потопа,
       Как бесконечный снежный Вавилон.
      
       Зима - болезнь всея земли. И скоро
       Для исцеленья разума и взора
       Нам белый Бог напишет бюллетень,
       И мы уснем, не сетуя, не споря,
       Что в страшном неотзывчивом просторе
       Оледенел - на радость иль на горе -
      
       Восьмой, последний, невечерний день.
      
       Genius loci
      
       Как Данте - тёмной преисподнею,
       Я в юности своей бродил
       В твоих краях, земля Господняя,
       В слепых лучах твоих светил.
      
       Палила, мучила и веяла,
       Жгла сердце мне моя страна
       Захламинскими суховеями,
       Метелями Куломзина.
      
       Твои черты, хмельные, русские,
       В дыму пытался я найти.
       Прошел я все круги Амурские,
       Все кольца твоего пути.
      
       Пустынным Атаманским хутором,
       Дымящимся Куломзиным
       Летит над степью серой смутою
       Твоих заводов чёрный дым.
      
       Железным небом, пылью сонною,
       Свинцовым током Иртыша
       Текла во мне твоя бездонная,
       Твоя бессмертная душа.
      
       Летя глубинами Амурскими,
       К иным, кровавым дням спеша,
       Звала меня стихами русскими
       Твоя железная душа.
      
       Суровой явью серых сталинок,
       Заводов, что кишмя кишат,
       Во мне метелится, растравлена,
       Твоя жестокая душа.
      
       Присоски, щупальца, чувствилища -
       Вокруг тебя пути лежат...
       Во что она в грядущем выльется,
       Твоя метельная душа?
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Козырев Андрей Вячеславович (yakozyr045@gmail.com)
  • Обновлено: 16/02/2016. 34k. Статистика.
  • Стихотворение: Поэзия
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.