Андрей Козырев
РАСШИФРОВЫВАЯ СНЕГ
Сборник стихов
"Вариант-Омск"
2015
ББК 84(2Рос - Рус)6 - 44
No Козырев Андрей, автор, 2015
No Издательство "Вариант-Омск", 2015
ЗОЛОТОЙ ПЕСОК
Я стоял, одинок, озирая сухие равнины...
Фридрих Гёльдерлин
Золотой песок
Город
Омску - отцу, другу и брату
в канун трехсотого дня рождения
в полную собственность
предназначается
Москва
Расправляет лохматые волосы...
Илья Тюрин
Третий Рим, второй Ершалаим -
Сколько прозвищ мы тебе дарили?
Мы торгуем, строимся, горим -
Вечен ты в своей лукавой силе.
Над тщетой опальных наших дней,
Где мелькает злоба дня пустая,
Вновь Москва, как город-Назорей,
Волосы - дороги распускает -
Спутанные, в седине снегов,
Словно сеть, которой ловят небо...
Семь холмов, семь башен, семь Голгоф,
Лоб Земли, сплетенье русских нервов.
С древности, с монголов, с Калиты
Ты сбирала землю по крупицам,
Чтоб смогли все русские мечты
О твоё величие разбиться.
Слобода за слободой росли,
Ни мороз, ни враг им не был страшен,
И тянулись к небу от земли
Пальцы красные кремлёвских башен...
Прирастая гордостью своей,
Строилась ты на крови и славе -
Каменными юбками церквей,
Медными волнами православья...
Из судеб нарублены рубли...
Полон мыслей о стране распятой
Лоб, таящий мозг всея Земли,
Словно площадь Красная, покатый.
Лобные места, кресты церквей,
Автотрассы, башни, дым и грохот...
Слился с правдой - общей и моей -
Этот злой, великий, тёмный город.
Третий Рим, огромен и суров, -
Сердце, кровь гонящее без цели,
Город звона, казней и крестов,
Город плясок, гульбищ и метелей...
В нем хранится, до поры таим,
Русский путь от смерти к воскресенью -
Третий Рим, второй Ершалаим,
Город - царь и город - наважденье.
Девяностые
Юнне Мориц
* * *
* * *
Воробьиная ода
Дмитрию Соснову
Воробей, ты - великая птица...
Юнна Мориц
Неужели тебя мы забыли?
Для меня ты всегда всех живей -
Спутник детства, брат неба и пыли,
Друг игрищ и забав, воробей!
Ты щебечешь о небе, играя,
Неказистый комок высоты, -
Сверху - небо, внизу - пыль земная,
Между ними - лишь ветка да ты!
Как ты прыгаешь вдоль по России
На тонюсеньких веточках ног -
Серой пыли, четвёртой стихии,
Еретик, демиург и пророк.
В оптимизме своем воробейском,
Непонятном горам и лесам,
Научился ты в щебете детском
Запрокидывать клюв к небесам.
Воробьиною кровью живее,
От мороза дрожа, словно дым,
Я, как ты, ворожу, воробею,
Не робею пред небом твоим.
И зимой, воробьясь вдохновенно,
Не заботясь, как жил и умру,
Я, как ты, воробьинка вселенной,
Замерзая, дрожу на ветру...
Но, пока ты живёшь, чудо-птица,
На глухих пустырях бытия
Воробьится, двоится, троится
Воробейная правда твоя!
Муравьиная ода
Один в комнате
Поэма сумерек
Из японской поэзии
1
2
3
Вечерний космос
Антиутопия
Погас закат над Иртышом...
Из песни
РУССКОЕ НЕБО
Хмельная славянская речь
Хмельная славянская речь,
Что брань, как боярскую шубу,
Бросает с расправленных плеч.
Течет жаркой кровью под кожей
Хмельная славянская речь.
Лишь ей мы, гулящие, можем
Как водкою, память прижечь.
Куражится вспаханной новью,
Землей, что должны мы сберечь,
И пахнет солдатскою кровью
Хмельная славянская речь.
Тоской тяжелеет, как колос,
Огнем полыхает, как печь,
Истории сорванный голос -
Хмельная славянская речь.
Призыв к топору
Наш путь - степной...
Воспоминание
Под вьюжной пестротой дороги Млечной
Вагон во тьму летит.
А по краям - степей сухая вечность
Под первым снегом спит...
Белы березы. И черны селенья.
Лишь огоньки горят...
А из окна вагона - в царство тени
Глаза детей глядят...
Тьма развернулась чёрною кошмою
Над белизной степей,
И дышит сердце душной этой тьмою,
И тайно служит ей.
Просторы грома ждут.
Из черепов отцов дубы корнями
Хмельную вечность пьют...
Дорога спит. Земля взывает слепо:
"О, где ты, человек?"
И в гриме воронья седое небо
Наносит мокрый снег...
Небесный бой! И твердь дрожит и гнётся,
И снег горяч, как кровь,
И конница ветров вовсю несётся
По злым волнам холмов...
А сердцу снятся тесных зданий клети,
Дома, дворы, уют,
Где рыжие, веснушчатые дети
И плачут, и поют...
Да! Где ты, человек? С землей сравнялся?
Во тьме исчез?
Вдали, как ёж, в комок колючий сжался
Еловый лес...
И кажется, что тьма - взамен России -
Отчизной стала нам...
Лишь огоньки - туманные, лихие -
Мелькают тут и там.
Под грохот грома в царстве полусонном
Раскрылся небосклон,
И над провалом в вечность - злым, бездонным -
Летит, летит вагон...
Летит вагон. Куда ж лететь ему? До боли
Неясен долгий путь...
Но этот привкус дикой, пьяной воли,
Степной, беспутной, безрассудной доли
Душа, не позабудь!
Село
Осень мира
Николаю Кузнецову
Отечество снега
Степь
Моя Сибириада
Легко течение воздушных рек.
Любая ель, что здесь в снегу стоит,
Прочней и выше древних пирамид.
Деревьев вековых высокий строй
Стоит Китайской царственной стеной.
Сибирь есть тяжесть, но она - не крест:
Страна моя, где нет добра без зла,
Как шапка Мономаха, тяжела.
Вдали молчат Атлант и Прометей:
Им нечем дорожить, кроме цепей.
И спит который век, который год
Над старым миром плоский небосвод.
Ему судьбой преподнесён урок:
Европа - рукоять, Сибирь - клинок!
В Сибири снег горяч, как молоко,
Небес коснуться, только не рукой -
Протянутой за счастием строкой.
Здесь, лишь ветвей коснёшься ты в метель, -
Одним движеньем царственная ель
"Дарю тебе. Ты - бог иль богатырь?
Неси, коль сможешь. Тяжела Сибирь!"
Страна моя, где нет добра без зла,
Как шапка Мономаха, тяжела.
Здесь грани нет меж миром и войной.
Здесь нет тепла, нет лёгкости земной.
Но правда, что в земле затаена,
Растёт, растёт - без отдыха, без сна,
Чтоб обрести предсказанный свой рост -
Превыше неба, ангелов и звезд.
Расти, расти над миром, над собой,
Над дружбой, что зовут у нас борьбой,
Над склоками царей, цариц, царьков,
Над пресной мудростью былых веков,
И над звездой, не видящей свой свет.
Блуждай, страдай, ищи себя в пути,
Но, вопреки всему, - расти, расти!..
СТЕПНОЙ ПСАЛОМ
И напевает ангел смерти
Степной псалом.
Олег Чертов
СИБИРСКАЯ СУДЬБА
Песня
Я проснусь под сияньем мятежной звезды,
Я из дома пойду к вековому пруду,
Чтоб услышать дыхание чёрной воды.
Тяжело оно, горько, дыханье воды,
Налита она болью ушедших веков...
Как в ночи под сияньем мятежной звезды
И шуршит, и шумит, и волнуется кровь!
Этим холодом поздним дышала душа
Над прудом, полным чёрной влюбленной водой,
Чтоб потом - прорасти стебельком камыша
Над страданьем своим, над тоской, над бедой.
А большой небосвод - всё молчит и молчит,
Словно сверженный царь, словно изгнанный раб,
Но заплачет кулик, и мой слух задрожит,
Словно по тишине вдруг расходится рябь...
И толкует о чём-то пугливый камыш,
И вздыхает, вздыхает над чем-то вода...
Из краев, где от века - безбрежная тишь,
Нет свободных путей никому, никуда...
...Этой ночью, быть может, себе на беду,
Я проснусь под сияньем мятежной звезды,
Я из дома пойду к вековому пруду,
Чтоб услышать дыхание чёрной воды.
Осень в Великой степи
Застыло небо над степной деревней,
Мозолистое, серое для глаз,
И чахлые осенние деревья
Творят в степи неслышный свой намаз.
А скоро - над неслыханным покоем
Пастушьи песни ветры запоют,
И тучи, словно овцы - к водопою,
К реке на горизонте припадут.
Река, река, налитая тоскою,
По берегам - лишь чахлые кусты, -
Тебя я помню молодой, лихою,
В весеннем половодье красоты.
Весна прошла. Иным великолепьем
Пронизан мир, безвыходно-степной.
Стоят миры над задремавшей степью.
Стоят века, придя на водопой.
И позабыта прежняя беспечность.
Стволы стоят, как старые штыки.
...А осень - это маленькая вечность
От нас - на расстоянии строки.
Степной гимн
...У моей страны, степной, широкой, -
Узкие, монгольские глаза,
Как плоды, созревшие до срока.
В них, темнея, бродят небеса.
Чёрный небосвод над белой степью
Впитан этим взором навсегда,
И чарует звёзд великолепье,
И горчит иртышская вода.
В шубе из степных волшебных трав
Под небесной чернотой без края
У костра сидит, пиалу сжав.
Дух степей, полынный, горький, звонкий,
Настоялся, как в дому, в душе,
И горчит, щекочет ноздри тонко
В кочевых ночах на Иртыше.
Эти степи, дымчатые степи,
Кладезь трав, растений и камней,
Держат душу мне сильней, чем цепи,
Держат память, словно на ремне.
Сто веков я мог бы здесь скитаться,
Оставлять в безбрежности следы...
Но пришлось со степью мне расстаться
Ради камня, ряби и воды.
В городе, как в каменной пустыне,
Я шепчу себе: "Терпи! Терпи!" -
Сохраняя веточку полыни,
Как частичку вековой степи.
Старинный напев
Забудет сердце про покой,
И задрожит, и зарыдает,
Займётся горькою тоской -
Тогда ты вспомни склад старинный,
Спой песню старую тогда
О том, как тонкая рябина
Стоит, качаясь, у пруда,
И черный ворон вьётся, вьётся,
Чертит могучие круги,
Ямщик с любовью расстаётся
В степи, где не видать ни зги...
И я пойму: в цепи мгновений,
Где только песня - верный щит,
Нет ни побед, ни поражений -
Лишь степь да степь кругом молчит...
И сердце яростней забьётся,
Перестрадав, перегорев,
И жизнь - вся жизнь моя - прольётся
В один напев, в один напев.
ГОРОД СОН
* * *
Город Сон над рекой Тишиной -
Наваждение жизни земной.
Он уснул от великих побед -
Город Сон, город Смех, город Свет.
Он во сне распростёрт и распят -
Город Сон, город Стон, город Ад.
И царит над землёй моей он -
Богатырский чудовищный сон,
И столетия длится она -
Тишина, Тишина, Тишина.
Но во гробе, чьё имя - Сибирь,
Спит - и дышит во сне богатырь.
Под бесстрастием мраморных плит
Каждый мускул страданьем налит.
Полны силы уста и глаза...
Но проснуться, открыть их - нельзя.
И змеится река Тишина,
Без истока, без края, без дна.
И летит опаляющий свет
На мой город уже сотни лет.
Льется, льется, паля и горя,
На уснувшего богатыря.
Вокзал
Среди сигнальных гаснущих звонков
В тебе растёт печаль, которой мало
Всех сёл, дорог, всех стран и городов.
А кажется, нет смерти! Есть дорога,
Которую ты должен одолеть,
Идти, бежать, молить благого Бога,
Чтоб дал Он сил, и петь, и петь, и петь...
Но на краю земли - всё то же небо,
И так же тихо падает листва,
И так же мягок свежий запах хлеба,
И поезд так же вновь уходит в Небыль,
Туда, где бесполезны все слова...
Уходит поезд. Но жива надежда
В твоей душе. Осталось - на коня
Свободно сесть, и мчаться вдаль, как прежде,
Когда ты весь исполнен был огня...
И путь - открыт. И конь твой скачает, скачет.
Вперёд! Вперёд! Без отдыха, без сна!
И в огненном зрачке коня маячат
Поля, деревья, скалы и луна,
И кажется - ещё не всё пропало,
И в небесах горит твоя звезда...
Но ты проснёшься. С тёмного вокзала
Во мрак твои уходят поезда...
Бесприданница
Татьяне Чертовой
Пьяная, слепая высота...
За окном - шумят ветвями ели.
В старом доме - жар и теснота.
В старом доме жизни места мало.
Распахни окно - и снег в лицо!
Там, за два квартала, - гул вокзала,
Ночь, огни, трамвайное кольцо...
Небеса застелены, как фетром,
Собственной бездонной глубиной...
Под ногами вновь дрожит от ветра
Твердь земли, облитая луной.
Я иду, от яви в сон проснувшись,
По следам давно ушедших лет...
Фонари, как змеи, изогнувшись,
Смотрят узкими глазами вслед.
Изогнулся купол звёзд гигантский...
Это царство так знакомо нам:
Атаманский хутор. Храм Казанский.
Пушка, что глядит во тьме на храм.
Здесь от века всё, как в море, тихо...
Здесь не слышно голосов людей...
Где ты, счастье, где ты, Эвридика,
Горький свет живой души моей?
Там, где ты сейчас, поёт стихия,
Там, пронзая взорами эфир,
В чёрных небесах созвездье Змия
Смотрит на огромный, бурный мир.
И я слышу - где-то, в дальнем храме,
За слепым простором Иртыша,
За рекой, за ветром, за степями
Плачет бесприданница - душа.
Трамвай в рай
Свернул трамвай на улицу Титова,
разбрызгивая по небу сирень...
Борис Рыжий.
Свернул трамвай на улицу Серова,
По-старчески о ценах дребезжа.
...Традиция сия весьма сурова -
Путём трамвайным детство провожать.
Осенний день уныло неразборчив,
Как почерк оттрубившего врача.
Твой дом стоит в конце дороги точкой,
И листья шепелявят сгоряча,
Подруги-одноклассницы, и ты -
Вы все осталось в прошлом... Как мне жалко
Его нерукотворной высоты!
Здесь мы бродили счастливо-стыдливо,
И я пил воду с твоего лица...
Но смысла этих пошлых слёз дождливых
Никто из нас не понял до конца.
...На улице - одни и те же лица.
Я в книжку их сложил бы все, любя...
Я просто утомился от себя.
На подвиг вы один обречены:
Поэт, библиотекарь, копирайтер, -
Несчастные подкидыши страны.
...Осенний холодок. Бульвар Победы.
Слегка подштукатуренный закат.
На транспарантах - бабушки и деды,
Что воевали триста лет назад.
Над "сталинками" дождь слегка картавит.
Сентябрь надломлен, словно каравай.
Столетие, маня меня, лукавит,
Но я - не ваш. Трамвай уходит в рай.
Оплакивать зачем на пошлой флейте
И улицу, и город, и страну?...
Я не умру, не бойтесь, не надейтесь, -
Я на трамвае за угол сверну.
Сказка старого города
Ветер и волна
(Иртышская набережная. Вечер. Одиночество)
Сад Врубеля
Здесь тихо, словно в море глубоко,
Лишь тишина волнуется, как воды,
И весело, и жутко, и легко
Бродить в зелёных сумерках свободы.
Я слушаю его концерт - глазами.
Зелёный сумрак светится, и в нём
На чёрном пьедестале Врубель замер.
Сжимают холст худые кисти рук.
Глаза глядят куда-то вверх, над нами.
И в небо камнем улетает звук.
И небеса расходятся кругами.
Дрожит фонтана каменная митра.
Струя дождя, в фонтан вплетись скорей!
Здесь зелень, синь и серость на палитре -
Как сумрак неродившихся морей.
И, сколько б раз творец не умирал,
Он будет здесь - все осени и вёсны.
...Плывёт фрегат. И бледен адмирал.
И ветви сада движутся, как вёсла.
И в иероглиф вычурный сплелись,
Бушуя, ветви огненной расцветки.
Тоскует Демон. Но пустынна высь.
Пан держит флейту. Только песни редки.
Пророк глядит глазами пустоты,
И вновь сквозит в зрачках у Азраила
Безжалостность последней доброты,
Забывшей всё, что было... было... было...
И гений, умерев сто лет назад,
Незримо в парке, среди веток, замер -
И смотрит в кристаллический закат
Слепыми изумрудными глазами,
И осень рассыпается с небес
Кристаллами замедленного света,
В космическом хранилище чудес
Накопленном за прожитое лето,
И кажется, что мир наш не исчез...
Расшифровывая снег
Марине Улыбышевой
Пейзаж такой обычный
Город, город...
Звучней, чем белый шёпот снегопада,
Где вывесок рекламных алфавит
Рогат и буен, как баранье стадо,
И взоры у людей сухи, как порох...
Свинчаткой угрожающих небес
Почувствовав, что стала жизнь другой,
Ты смотришь вниз, как в чём-то виноватый,
И вновь лежит безмолвно под ногой
Земля, нагая, как Христос распятый...
А грянет буря - солнце прячет око,
И ты не хочешь счастья и чудес.
Из желобов железных водостоков
Стекает вяло ржавчина небес...
И жизнь течёт... А вот идти - не хочет.
Течёт, как струйка влаги - в глубину...
Угрюмые проходят дни и ночи,
Как воины с парада - на войну...
И хочется, не веря больше мигу,
Забыв пройдённый одинокий путь,
Захлопнуть время, как плохую книгу,
И свежей, чистой вечности вдохнуть.
Сибирский ковчег
Исподлобья смотрят вдаль дома.
Словно жизнь, как пленку, засветили,
Словно время вдруг сошло с ума.
Примерзает взгляд к луне железной.
Мчатся бесы вдоль по мостовой.
Под небесной ледяною бездной
Я иду, промёрзший, сам не свой.
И в ночи дорога далека...
И зевает ветхое пальтишко,
И дрожит холодная рука.
Волчья злоба. Темнота. Морозы.
Предо мною путь - упрям и прям.
Переулки скалятся с угрозой,
Но себя я в жертву не отдам.
Ведь в домах, укрытых тёплой тенью,
Есть всё то, что недоступно нам:
Жизнь течёт по трубам отопленья,
Дети спят, прижавшись к матерям...
И отрадно, слыша вьюги топот,
Выдыхая не ветра, а снег,
Видеть, как сквозь снежные потопы
Проплывает теплоты ковчег...
Толпа на вокзале
Вот от вокзала по дорогам чёрным
Течёт густое варево толпы,
Течёт покорно, слепо и упорно.
А город задыхается в пыли.
Пыль, как зола на вечном пепелище,
Летит от края до конца земли,
Колдует, ворожит, чего-то ищет...
Но скоро жаркий день умчится прочь,
И вместо мёда городского зноя
Сойдет густая, словно дёготь, ночь,
Взыскуя, будоража, беспокоя...
И все - поэт, и странник, и злодей -
Замрут на миг, забыв все окаянства,
И всё поглотит - зданья и людей -
Степной судьбы развёрстое пространство...
...POST SKRIPTUM
ЛИСТАЯ ПАМЯТЬ
* * *
К вопросу о происхождении человека
Мир дрожал, как в последний свой миг...
Кроманьонец, усталый и дикий,
С палкой вышел из дебрей лесных.
Он смотрел на луну первозданно,
Допотопно, пещерно и зло...
И в мозгу у него окаянно
Что-то мучилось, зрело, росло...
Поднимались дворцы и колонны,
Восставали над миром цари,
Римы, Лондоны и Вавилоны
Каменели в сиянье зари...
Кроманьонец стоял, тихо ахал
И слезу мокрой лапой стирал...
Только мамонт - впервые без страха -
На него из чащобы взирал.
А в душе у лесного бродяги
Под неведомый атомный скрип
В первозданном тумане и влаге
Поднимался чудовищный гриб...
Эды, Библии, кодексы веры
Зарождались в лучистой пыли...
И в узорах на стенах пещеры
Прорастали эскизы Дали...
И молчали тревожно пещеры,
Предвкушая, как скоро, горя,
Над столицами атомной эры
Мезозойская встанет заря.
Аввакуму
Сибирь с огромными пространствами,
В слепых снегах, в кровавых росах,
Прошел пророком ты, пространствовал,
Опершись на кедровый посох.
Ты шёл. Ты мерил землю мерою,
Какой и неба было мало.
Перед тобой упрямо щерилась
Россия чёрным ртом Байкала...
Ты видел льды, что век не движутся,
И трав Даурии убранство...
Ты изучил с азов до ижицы
Уроки русского пространства.
Сквозь льды Байкала, дебри тарские
Ты рвался правдою смертельной
И гордо нёс в хоромы царские
Лукавство прямоты предельной.
И обжигают нас пока ещё
И делают прямей и чище
Твой говор, слог, огнём пылающий,
И огненное пепелище...
И, как в развязке древней повести,
Достались мне - сквозь поколенья -
Грехи твоей упрямой совести,
Гордыня смертного смиренья...
И до сих пор, подобно бремени,
Во испытание дана мне
Сибирь - как впадина во времени
Меж веком атома и камня.
Меж веком каменным и атомным -
Снега, убогие жилища,
Крутой напор ума Аввакума
И огненное пепелище...
Державинская медь
Омский Демон
В новом мире, странном, незнакомом,
Где дано нам жить, любить, страдать,
Над снесённым Врубелевским домом
Демон продолжает тосковать...
Руки, руки, сцепленные плетью,
Алый, окровавленный закат,
Что горит и рвется, дышит степью,
Но - к холсту художником прижат...
До сих пор в сибирском небе синем,
В тёмно-алых всполохах огня
Он мятётся, каменеет, стынет,
То молчит, то ввысь зовет, маня.
...Нет, он родом вовсе не с Кавказа!
Нет, не с Юга - этот узкий лик,
Взоры глаз, гранёных, как алмазы,
И закат, что каменно велик.
Здесь, в гиперборейском небе чёрном,
Здесь, средь узких лиц и узких глаз,
Здесь, в краю бунтарском, непокорном,
Ждал он предначертанный нам час.
Здесь, где нет ни воли, ни покоя,
Волею пророка он пленён,
В Мёртвом доме русскою тоскою,
Русской песней вспоен и взращён.
...Спит острог. Надсмотрщики зевают.
Свищет ветер над страной большой.
И возню вновь бесы затевают
В Мёртвом доме над живой душой.
Вьются, свищут демоны падучей,
Молнии бросают в мозг творцу...
Кто спасал его? Начальство? Случай?
Верить в это людям не к лицу.
Русский Демон, грустный, неуёмный,
Спас того, кто ждал здесь свой закат.
И с тех пор - родня в сиянье тёмном
Мокрое и Мокринский форштадт.
И слились в седом степном просторе,
Там, где в небе утонул Ермак,
Мертвый дом, Дом жизни, Лукоморье,
Город Сон, гиперборейский мрак.
...Много ждет нас войн, и смут, и боен.
Всяк во всём пред всеми виноват.
Дом снесен. И город - перестроен.
Но бессмертны Демон... и закат.
Отвращение
(анализируя Чайковского)
Когда б вы знали, из какого ада...
Будя, чадя, почти сводя с ума...
По улицам московским - грязным - льётся
Чайковская мучительная тьма...
Академический концертный вечер.
"Ура!" Аплодисменты. Гости. Чай.
И снова - целовать мужские плечи,
От боли морщась, мучаясь, урча...
Противна вонь мужской подмышки потной,
Округлость лиловатого соска...
И жизнь - полна брезгливости дремотной,
Грязна, мерзка, грязна, мерзка, мерзка...
Волною музыкальной отвращенье
Встаёт в груди, и сердце злом полно...
И новое рождается творенье:
За звуком - новый звук, к звену - звено...
И снова ночь. И снова - все, как прежде.
Ад музыки дрожит в мозгу, скользя...
И лишь одна... Проклятая... Надежда...
Та, без которой умереть нельзя...
Недужно раздвигаются кулисы...
И музыка играет, словно кровь...
Щелкунчик... Гофман... Крысы, крысы, крысы...
И танец лебедей... И вальс цветов...
И вновь толпятся у постели тени.
Виновны все. Никто не виноват.
И высший, смертный подвиг отвращенья -
Пить горький, мерзкий, горький, мерзкий яд...
И снова - звуки, звуки, звуки, звуки...
Теплы, чисты, возвышенны, ясны...
И не поймет никто греховной муки,
Которой они были рождены!
Памяти Иннокентия Анненского
Царскосельская хмурая осень.
...Кто велит нам вести эту речь,
Ту, что мы до могилы не бросим?
По аллеям, средь фавнов, химер,
Он ходил тенью брата сторонней -
Царскосёл, педагог, лицемер,
Белый лебедь под маской вороньей.
Но вонзалась, как из-за угла,
Боль под сердце - не смей шелохнуться...
И сибирская чёрная мгла
Закипала в крови петербуржца.
И невольно, в предсмертной тиши,
В пустоте -он дышал всё смелее
Вьюжной совестью русской души,
Снежной замятью Гипербореи...
И ломались суставы веков,
И рождались слова, злом язвимы,
И полынная крепость стихов,
Горьких, терпких и незаменимых...
И звучал в тихих песнях металл,
Тонкий хмель, отравляюще жаркий...
...Серый дым. Петербургский вокзал.
Смерть - античной, классической марки.
...Наплывает полярная мгла,
Звуки реют, не смея ласкаться,
И два чёрных, два смертных крыла
Прямо на сердце мощно ложатся...
И встают пред глазами - из тьмы -
Непонятные воспоминанья:
Жёлтый пар старой омской зимы,
Жёлтый дым, облегающий зданья...
Над Невой, обречённой судьбе,
Плыли тени былой Мангазеи...
И лежал на вокзале, в толпе,
Петербуржец из Гипербореи.
Штрихи к портрету адмирала
(как я вижу Колчака)
Густая желчь, проснувшаяся всплеском.
И острый взгляд с почти рапирным блеском.
И пуля, что летит всегда - не в цель.
Лихой озноб военного набега...
Снега и кровь...И каждый Божий день
Россия пахла первозданным снегом
И дымом от сожжённых деревень.
"Русь - кончилась. Её не сберегли..."
В боях казацких диких атаманов
Сибирь открылась, как нагая рана,
Чтоб на неё просыпать соль земли.
И дёргалась улыбка тонких губ
От боли одиночества земного.
И взгляд был сразу жалким и суровым...
...Палач. Правитель. Кукла. Жертва. Труп.
...А сколько раз струилась кровь рекой,
И сколько раз, турецким гневом пьяный,
Кулак сжимался - грозно, первозданно,
И разжимался - слабо и легко...
Мороз. Бураны. Грубая шинель.
Озноб, налитый в душу, словно в чарку.
И смерть - отменной, офицерской марки,
На льду Иркутска, в полынье, в метель...
Земля седела от людских затей.
Глаза смотрели горестно и тупо.
И мчался Дон-Кихот вперёд - по трупам -
На мельницу истории своей.
Лети, лети. Что будет - не гляди.
Там - полынья, метель, мороз смертельный...
...А сколько впереди осталось мельниц...
И сколько крови, боли - позади...
ГОРЬКАЯ ЛЮБОВЬ
Восточный поэт
Орда
Пленница, славянка с гордой кровью,
Где ты, за какой глухой стеной?
Были мы разлучены - любовью,
Были мы повенчаны - войной.
Я твой город княжеский взял с боем
И тебя, - твой враг, а ныне - друг, -
Жёлтою татарскою рукою
Вырвал из холёных княжьих рук.
Я тебе дарил степей раздолье,
Кобылиц татарских табуны;
Древнею ордынской твёрдой волей
Обещал престол моей страны.
Только кровь, звенящая, лихая,
Для которой каждый шаг - война, -
Это пропасть без конца, без края,
Это нерушимая стена.
Ты сбежала... И в лесах да чащах,
Средь осенней золотой листвы,
Средь стволов высоких да звенящих
От степной ты скрылась "татарвы".
Я твоими прохожу тропами
И, встречая брачную зарю,
Узкими татарскими очами
На огромный, светлый мир смотрю.
Вспоминаю небо, степь без края,
Золото трепещущей травы -
И стрелу, как птицу, отпускаю
С чуткой и звенящей тетивы.
Ворожу, молюсь степному богу:
Пусть, завороженная, она
Мне к тебе укажет степь-дорогу -
Иль убьёт, коль ты мне не верна!
На поле Куликовом
В этой тёмной и глухой степи...
Умягчи мой дух своей молитвой,
Кротким словом сердце укрепи.
Впереди - встаёт туман без края.
Впереди - Смородина-река.
Позади - земля, земля родная,
Сумрачна, пустынна, велика...
И ползут бессонной ночью думы...
И шумят, шумят вдали поля...
Слышишь из земли глухие шумы?
Это плачет русская земля.
Птичий крик вдали - остёр, протяжен.
Ветер, ветер, степь, ковыль да прах...
Так и мы - в землицу нашу сляжем,
Чтобы Русь стояла - на костях.
И, отвоевав свой век короткий,
Буду я лежать в земле сырой,
Чтобы ты в своих молитвах кротких
Вспоминала обо мне порой.
И, увидев алый всполох в небе,
Ты поймёшь, что Бог меня простит.
Обо мне в тумане вскрикнет лебедь,
Обо мне ковыль прошелестит...
Церковь над рекой
Стройный, тихий и ввысь устремленный,
Так же близкий земным небесам,
Так же в синие дали влюбленный!
Я смиренно к тебе подхожу,
Словно к церкви, потупивши очи,
В незакатные зори гляжу
За пределом безвыходной ночи.
Здесь, от шумного мира вдали,
Миром кончилась древняя битва,
И единой рекой потекли
Струи неба и струи земли.
Между ними - лишь ты да молитва!
Так часовенка в белой тиши,
Где безропотны синие струи,
Лебединым изгибом души
Озарённый нездешним огнём,
Этот храм над рекою застылой -
Словно ранка на теле моём,
Словно родинка Родины милой.
Здесь, над тихой водой, над прудом,
Где любви зарождается завязь,
Тишина покрывается льдом
И звенит, и звенит, разбиваясь...
Белый храм, отвергающий прах,
Белый свет, отверзающий зренье, -
Это видел я в прежних веках,
Это знал до земного рожденья...
И теперь, покоряясь миражу,
Что правдивее правды, - я знаю, -
Я в тебя, словно в церковь, вхожу,
Я тобой причащаюсь, родная!
* * *
Меж цветущих трав и васильков.
Ты идешь - нездешнею, чужою,
Как рассвет над синевой лугов.
Я таких не видел - незаметных,
Но исполненных незримых сил...
Да, не зря любовью безответной
Сердце мне Всевышний поразил.
Видно, много песен затаилось
В слабом сердце, но - пробит сосуд,
Чтоб вино в нём больше не томилось,
И - живой струёй стихи текут!
Видно, ты их тайну ощутила,
Пригубила горького вина -
И взглянула на меня без силы,
Словно болью, истиной пьяна.
И тебе я отвечаю взглядом,
Полным сострадания без дна,
Оттого, что я - с тобою рядом,
Оттого, что ты - всегда одна.
* * *
Не искал вовек иной отрады,
Ведь в твоих светящихся глазах
Бродит солнце, точно в винограде.
Ты прекрасна красотой иной,
На земных красавиц непохожей...
Как под удивлённою луной,
Словно яблоки, мерцает кожа!
Только яблоко - причина бед,
Боли, содроганий, исступленья,
Ведь в любой душе оставил след
Сладкий, тяжкий плод грехопаденья.
Но к тебе я направляю взгляд,
Не боясь манящей преисподней,
Потому что рядом - виноград
Зреет на благой лозе Господней.
* * *
В глаза заглянула, маня -
И жгучей тоской одарила,
Тоской отравила меня.
Она даровала мне горе -
И скрылась от смертных очей
В таёжные синие зори,
В холодные зори степей.
Она не была незнакомкой,
Из блоковских снов, не была, -
Она обернулась девчонкой,
Простой, из большого села.
С тех пор, как во сне, не живу я,
Измученный странной мечтой, -
Я жду, я ищу, я тоскую
По девочке солнечной той...
Не знаю ни ада, ни рая,
Не верю в свое бытиё,
Но молча, без слёз, погибаю
Над стареньким снимком её.
* * *
Создал нас из разной глины Бог:
Ей он дал тайгу, село простое,
Мне - развилки городских дорог...
Но однажды на большой планете
Лишь на миг совпал наш долгий путь,
И её я не смогу на свете
Ни забыть, ни вспомнить, ни вернуть.
У фонтана с нею проходили
Мы когда-то, помню, в летний зной,
И вода сияющие крылья
Поднимала за её спиной.
И теперь, когда лишаюсь сил я,
То на небо направляю взгляд -
Эти крылья, солнечные крылья,
Над моей судьбой стоят, стоят...
Но она вдали живёт, смеётся,
Видит солнце в золотом хмелю,
Не услышит и не отзовётся,
Не поймет, что я её - люблю.
Только птица в небесах курлычет,
Только ночью шелестит листьё,
Только ветер, только ветер кличет
Имя, имя нежное её...
* * *
Идти со мной путём высоким,
И, если в тело мне вопьются
Стальные гвозди терний грубых,
К моим вискам не прикоснутся
Твои задумчивые губы.
Когда, затравлен, бледен, молод,
Я поднимусь на крест страдальца,
Я вспомню этот тонкий холод
Твоих волнующихся пальцев...
Так, одинок, я встречу строго
Всё, что готовит мне судьбина;
Так, без тебя пред ликом Бога
Я встану на земной вершине...
Но долго буду вспоминать я
Среди мирского злого пыла
Твои слова, твои объятья, -
Ту нежность, что меня убила!
Последние теряя силы,
С какою болью призову я
Ту девочку, что так любил я,
Родную, нежную... чужую.
* * *
Смотреть кино, за рыцарем следить
И думать: как легко в бою кровавом
Рубить, колоть, погибнуть, победить!
Летят полки. Разят врага герои.
Орлы парят над полем боевым.
Бледна графиня, ведь на поле боя
Виконт - её любимый - стал седым.
Победа. Слава. Как легко и просто!
Кровь остановят, рыцаря спасут
И в замок как владыку - не как гостя -Простолюдины на руках внесут.
...Года прошли. Всё стало по-иному:
Пронзают сердце ручкой - не копьем.
Война ведётся за сердца, и к дому
Закрыт путь тем, кому Земля - как дом.
Все в лицемерье, фальши, криводушье.
Враг изнутри взрывает сердце мне.
Как было б проще, и честней, и лучше
Сражаться на придуманной войне!
А здесь - все всем чужие, иноверцы...
Но, как тогда, я правде рад служить,
И я готов во имя Дамы Сердца
Рубить. Колоть. Погибнуть. Победить!
Секс на пляже
Философский диптих
1
Цветистее переводной картинки.
Закат изогнут над рекой времен.
И камни у дороги греют спинки.
Сухой огонь песка не жжёт ступней.
Коснулся ветер губ твоих - и замер.
А губы пахнут солнцем и слезами...
Касаюсь их - всё горше, всё нежней...
Покрыта рябью сонная вода.
Рябь небосвода - радостней и зыбче...
Вдвойне прекрасен, грозен и улыбчив
Мир накануне Страшного Суда.
Пустынен пляж. И облако, как флаг,
Дрожит над миром, предвещая грозы.
И мир жесток, и мир прекрасен - так,
Что вместо глаз - одни сухие слёзы.
Под чутким веком, веря и надеясь...
И я сгорю в костре, который - ты,
И только там я, может быть, согреюсь.
2
Я ухожу из быта в мирозданье.
Руками ветра над большой рекой
Бог лепит из деревьев изваянья.
Когда в душе - расплавленный закат,
Зови тоску как хочешь, хоть - любовью.
Я лью из уст признаний тонкий яд...
Дрожат твои изломанные брови...
Пять лепестков скупой руки моей
В траве твоих волос скользят неслышно...
Поэт, пророк, паяц, прелюбодей,
Я мчусь к концу. А время - неподвижно.
Лечу глазами вслед за стаей птиц,
Теряющихся в космосе победно.
Закат стекает каплями с ресниц,
И небосвод звучит - призывно, медно...
Он, чувствуя, как мир наш одинок,
Звучит в тиши небесною трубою
И пустоту, которой имя - Бог,
Заполнить хочет - может быть, собою
Перед рассветом
Луч на востоке - слово кровь сгустилась.
...Еще недавно ты была нежна,
А ныне, ныне - что с тобой случилось?
Глядишь с упреком, молча, тихо, зло...
Любовь и злоба, словно мир с войною,
Друг в друга перешли... Не повезло
Тебе - и мне, наверное, со мною:
Упрям, правдив, и честен, и жесток...
Да, правду я люблю сильней, чем счастье.
Для древа плод - важнее, чем цветок,
Но кто, цветя, плодоносить не властен,-
Тот пустоцветом проживёт свой век,
Сгорит, сгниёт, истлеет без остатка...
Ты - девушка... но прежде - человек,
И, может быть, не слабого десятка, -
Так отчего, цветя, вдыхая зной,
Ты не приносишь плод цветенья - счастье?
Что сделалось с тобою и со мной?
Что ты молчишь?... Луч солнца, сладострастен,
Касается тебя, - и глаз, и губ,
Что искривились горько и зловеще...
Рассвет, войне подобно, зол и груб,
Он обнажает смысл каждой вещи.
...И как поймут потом, с теченьем дней,
Зачатые сегодня наши дети:
Ты до любви была еще моей,
Но сделалась чужою - на рассвете.
* * *
Темна вода во облаках.
Псалтирь.
Ещё сжимали руку руки,
Но в небе плакала звезда
И всхлипывала о разлуке
Ночная тёмная вода.
Мы расставались на неделю,
А оказалось - навсегда.
Легла меж нами без предела
Ночная тёмная вода.
Закрылась в будущее дверца.
Мы ждали встречи у пруда
И знать не знали, что под сердцем-
Ночная тёмная вода.
О том, что жгло, пытало даже,
И в сердце не найдёшь следа.
Всё знает, но вовек не скажет
Кровь, словно тёмная вода.
Дни мчатся призрачно и пошло,
Из ниоткуда в никуда...
В грядущем, в настоящем, в прошлом -
Ночная тёмная вода.
Любовь во время войны
Видение
С тобой мы занимаем по привычке.
Доносится с экрана голосок
Какой-то нераскрученной певички.
Звенит зенит январской глубиной.
В окне пушится небо меховое...
...А волосы твои так пахнут хвоей,
И ветром, и снегами, и луной!...
...Что ждёт нас завтра - мир или война?...
Но, словно мерный ямб, звучит Россия
За чёрной рамой нашего окна...
Печально пьян короткой тишиной,
И вижу... снег... и город ледяной...
И крайний дом, разрушенный бомбёжкой...
...Твои не раз целованные руки,
И тонкий яд предчувствия разлуки,
Земля летит во тьму... Останови!
Я жду беды, расплаты... поцелуя,
С тобой на дне Истории танцуя,
Вино с корицей... Танцы... Бар ночной...
Я здесь любил, был счастлив - и исчезну...
...И падает огромный шар земной -
Всё дальше - в ослепительную бездну.
* * *
и дорога шумит недалече...
Люди всё объяснят, всё простят,
Но от этого сердцу не легче...
Над домами плывет сизый дым,
Дым прощальной обманчивой речи...
Это может случиться с любым,
Но от этого сердцу не легче...
Дождь стекает и капает с крыш
На лицо мне, на шею, на плечи...
Ты простишь меня, знаю, простишь,
Но от этого сердцу не легче...
Эту боль, этот ад, этот стыд -
Хоть когда-нибудь время излечит?!
Бог когда-то нас тоже простит,
Но от этого сердцу не легче.
Жила-была она...
В какой-то серенькой стране
Жила она - примерно, скромно,
Жила привычкой, как во сне.
Рассвет - работа - вечер - отдых...
Любовь - разлука - старость- смерть...
Лишь иногда, под вечер поздний,
Брала в ладонь она конверт.
И с пачкой писем - жёлтых, старых -
Сидела долго у стола.
И горькое вино пила.
И мялись письма, как мужчины,
Шептали сотни стёртых фраз...
На письмах - старые морщины.
Морщины - в уголках у глаз.
Жизнь скомкана. Вот так случилось.
Никто ни в чём не виноват.
...Никто не знает, что ей снилось.
Быть может, рай. Быть может, ад.
ТОЛЬКО НЕБО
* * *
Чёрные дыры
Оратория
Там, где стаями ходят таймени,
Где лоснится и тает мерцающий зной,
Где курчавятся синие тени,
Где кузнечик, как Гамлет, твердит монолог
Водомерке - Офелии хрупкой,
Где под каждым кустом отдыхает пророк,
Где ковчег - в каждой малой скорлупке,
Там, где вечность качается серым крестом
На забытом живыми погосте,
Там, где люди не знают, что будет потом,
Но живут - беспричинно и просто,
Там, где звёзды не слышат во тьме волчий вой,
Над бездонною тленностью мира,
Над водою живой, над травой-муравой
Простираются чёрные дыры.
Небо чёрной дырою над миром стоит -
Над потехами чести и славы,
Над войной, над грехом, над расправой -
Пламенеет небесная чёрная тьма,
И тоскует, и сводит несчастных с ума,
И тоскует, и манит людей пустота,
Ни за что, ни за кем, в никуда, навсегда...
Ты не хочешь пропасть? Хочешь жизни земной,
Мелкой, как тарталетка на блюдце?
Чернота каждой буквы сквозит глубиной,
Из которой - вовек не вернуться...
Монитор на столе обжигает глаза
Чернотой, что внутри человека...
Хоть усни - в сновиденьях укрыться нельзя
От мерцания неба под веком...
Человек забывает, чем жил, что любил,
И ложится на землю, в душистую пыль,
И глядит в черноту, и глядит в высоту,
Только видит за мраком загадку не ту...
И исходит душа, этим мраком дыша,
И сочатся глаза, - утереть их нельзя,
И дрожат небеса, и трава-мурава
Прорастает сквозь тело, жива и права...
Но молчат заповедные чёрные дыры,
Но заря обжигает сияньем полмира,
И дрожат чудо-слёзы на кончиках век,
И летит, и летит в никуда человек...
И вздыхают пещеры, и снится надежда:
Может быть, там, за тьмою, не будет, как прежде?
Может быть, я пойму смысл этой игры
По ту сторону жизни... и чёрной дыры?
Горстка земли
Лишь горстка земли, всех богов древней.
Из пыли восстал я, умру в пыли -
Лишь горстка земли породила нас,
И душу, и плоть, жизнь и смертный час,
Ей кланялись нищие и короли -
Она возвышалась над цепью гор,
Она нам дарила земной простор,
Её попирали мы и кляли -
И я, между пальцев просеяв пыль,
Поверил в легенду, забыл про быль...
И вновь под ногами - Господь, внемли! -
Пророк
(Из Р.М.Рильке)
Но Ты коснулся сердца моего -
И вот оно полно тоской, как гноем,
И вот оно для радостей мертво.
Мой рот теперь подобен алой ране, -
Когда-то детский, чистый, как роса,
Он бедствия пророчит неустанно,
Бичует души, землю, небеса.
Я - провозвестник бед и потрясений,
Я - раб Тобою созданных невзгод...
Я жажду смерти, сна, отдохновенья,
Но Ты велишь идти - идти вперёд.
Оставь или убей меня, о Боже!
Но вновь Ты из моих глаголешь уст -
Я выть готов, и кровь течет сквозь кожу,
Но я иду - огромен. Выжжен. Пуст.
И лишь когда, пройдя круги мученья,
Во зле лежащий мир прейдёт, как дым,
Когда земля и небо, словно тени,
Развеются пред солнцем молодым, -
Я замолчу. Я кончу обличенья.
И мне простое слово утешенья
Ты скажешь - детским голосом моим.
Христос на суде
Не горд я, а только лишь твёрд.
К высотам на древе простёртый
Не может быть мягким, как торт.
Несущему высшее бремя
Лишь тяжестью доля легка.
Летать высоко надо всеми -
Не значит смотреть свысока.
Я не для себя, не для славы
Храню средь житейских забот
Веночек, колючий и ржавый,
Что в небо однажды врастёт.
Распятие
Огонь во мраке.
Вцепился гвоздь в ладонь,
Как зуб собаки.
Крест чувствую спиной,
А небо - кожей.
Господь болеет мной,
Но терпит всё же...
Друзья, увидев кровь,
Бегут от чуда.
Один Иуда...
- "Ты где, Господь? Ответь!"
- "Мой сын, держись!"
Я думал, это смерть...
А это - жизнь.
Мессиада
Спал Город. Спали воины, цари.
Прозрачная листва чуть-чуть дрожала
В лучах зари, начавшейся зари.
В руке ещё кровоточила язва.
Пронзённая ступня касалась трав.
Он был вчера распят - то правда разве?
Да. Он воскрес. Он прав. Смертельно прав.
Все кончено. Все начато. На камне
Он молча сел, взглянул за окоём...
"И горько, и светло припоминать мне
О пире в Кане, о кресте моём.
Я жив. Я жив - один. Как одиноко,
Как пусто и светло мне воскресать...
Туман дрожит. Пылит вдали дорога.
И ветер раны холодит опять.
Ещё тысячелетья будет мчаться
Огромный шар среди других планет,
Ладонь - кровоточить, душа - прощаться,
Листва - дрожать, лететь над миром свет.
Всё свершено. Отвален чёрный камень.
Но мне ещё раз предстоит прийти -
Вам указать последние пути.
Когда-то путь казался очень длинным...
Но всё прошло. Есть только благодать.
Дрожит над миром, юным и старинным,
Последний час - прощаться и прощать".
Рассвет... Пустыня мира внемлет Богу.
Роса мерцает на боках камней.
И Он один выходит на дорогу,
Которая всех выше и длинней.
БИОГРАФИЯ СЧАСТЬЯ
Верлибры
* * *
* * *
Мой первый враг
Поэзия сытости и поэзия голода
Человек говорит
Что такое война
Некий чиновник
Краткая история человечества
Остров
Блаженные поля
Биография счастья
ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
Сибирская повесть
Бабочке-смерти
ПРЕЛЮДИЯ. ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ
ОТЕЦ И МАТЬ
КОМНАТА СЫНА
БЕГСТВО
СНЕГ
ВИДЕНИЕ. ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
ПРОБУЖДЕНИЕ И НАЧАЛО ЖИЗНИ
БАБОЧКА-СМЕРТЬ. МЕЛОДИЯ ВЬЮГИ
КНИГА ЛЮБВИ
* * *
я хочу войти в тебя
как войско победителя входит в разоренный город
я хочу сойти по тебе с ума
нежно бережно и трепетно как ребенок сходит босиком в море
по обжигающе горячему песку
я хочу чтобы бёдра твои метались как золотые рыбы на серебряном крючке
не умея сорваться
я хочу чтобы груди твои переполнялись солнцем до краёв
как виноград ранней осенью
я хочу трогать млечный путь твоего тела тонкими и прозрачными телескопами чувствующих пальцев
и ощущать
как звёзды кипят в твоём теле от зноя палящего
я хочу чтобы руки и губы мои в темноте стали только неясными следами
прикосновений твоих
я хочу
чтобы ты простёрлась на небосводе моей постели
пространством одетая
как время обнажённая
и мрак ароматный овладевал тобой
и сны прятались под чуткими веками
и пульсы твои метались как бабочки в моей горсти
и ты расцветала
в моих грешных руках
как медленное чувственное пламя жизни
вечной жизни
жизни моей
* * *
это еще свершится
рассвет омоет тебя парным молоком лучей
заря оголит тебя
как нетерпеливую землю
и груди твои острые от желания поранят мои пальцы
и солнце станет ненасытным обнажённым мужчиной
и обдаст тебя неутолимым жаром
на ложе бесконечного сна
простершуюся
и чёрной травой покроет
и придёт
и снова исчезнет
и я возьму тебя
как земля берёт корни деревьев
как вода отражает утреннюю зарю
и когда на губах у ветров перелетных
замрёт твой крик
в своем теле которому нет предела
я почувствую холодную ярость прибоя
* * *
Любовь открывается как книга твоих ладоней
где каждая страница мучительно чиста
и по базарным площадям листов
идёт обнажённое чувство
и глаза твои сверкают сквозь белизну памяти
глаза твои что купались в солнце
когда я сорвал с тебя платье упавшей тьмы
глаза твои в которых восходит время любви
закрой их
не говори о том что злит тигра в твоем паху
где к лесам предвечной тишины приводят бёдра
и наши тела золотыми колосьями августа горят переплетясь
на поле жатвы
выплавляя мозг из живого золота
в мире где дождь сочетается браком
с полем
любви моей
сбрось же эти тесные одежды сна
и приди ко мне в мою укромную темноту
где я увижу как твои алчные волосы лижут мои плечи
и неистовое пламя твоего тела светится сквозь спутанные космы похоти
которые я закидываю в небо
и красная птица вырывается из них и мечется в едином теле нашем
разрывая нас и ударяя крыльями в сердца
и я буду искать сладкий страх в ложбинке между твоими грудями
и сорву наконец тёмную упавшую ночь
с твоего вожделеющего
лона
любовь моя
любовь
любовь
любовь неистовая
открывающаяся
книгой твоих ладоней
* * *
ты не откликалась на мои слова но звёздная пыль сверкала
в твоих глазах
в которых читалось кораблекрушенье и кровью политая ночь
и в теле твоём бродило солнце как бродит крепкое вино
а я накрыл тебя зябкими прикосновениями мрака
и глазами ночи видел как зерно уроненное мной в глаза твои
даёт всходы в твоей груди
и мир отступал за контуры приплюснутых гор
и небо содрогаясь низвергалось в чёрное озеро в низине тела твоего
и глаза мои медленно опускались на дно
оставляя зрение чутким пальцам и телу
касавшемуся мучительно напряжённой истины
разрождающейся спелым как плод августа криком
готовым упасть на землю тела моего
и я сорвал твою любовь зелёной с трепещущей тонкой ветви
там
где ты шептала полную ужасов тайну в исповедальне сердца
под крики алой птицы бьющейся в тебе
и ночь была полна
полна
мучительно полна
как чаша причастия
любви нашей вечной
солнечной как звёзды
обжигающей как мрак
тесной как время
и просторной как крик
освобождения!
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Прочтите, поэты, и всмотритесь, художники,
в свои молитвы, -
услышите душу раздирающий крик.
Не правда ли, что через слово искали себя в вещах и тайну?
Не правда ли, что через краску хотели узнать
суть
и синтез
и душу вещей?
Идёмте же вон из лабиринтов земли
в необъятное пространство с числами и цветом и порушим
зерно сознания -
и оно даст новый росток.
Вон из лабиринтов земли - в необъятое
пространство с числами и цветом.
Уже виден тумана мир и размеры новых завоеваний.
Скоро разгадки будут ясны и нечего будет разгадывать.
Либо земля стала меньше -
либо искусство стало больше...
Казимир Малевич. УСТА ЗЕМЛИ И ХУДОЖНИК
Содержание
|
ЗОЛОТОЙ ПЕСОК Девяностые РУССКОЕ НЕБО СТЕПНОЙ ПСАЛОМ Осень в Великой степи ГОРОД СОН Вокзал ЛИСТАЯ ПАМЯТЬ Отвращение ГОРЬКАЯ ЛЮБОВЬ "Нет, в чужих я не бывал цепях, "Любовь мой приют посетила, "Ты не смогла, ты не решилась "...Как сладко было в детстве бредить славой, Секс на пляже Любовь во время войны Жила-была она... ТОЛЬКО НЕБО БИОГРАФИЯ СЧАСТЬЯ. Верлибры ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ. Сибирская повесть
КНИГА ЛЮБВИ |