Козырев Андрей Вячеславович
Горький мёд

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Козырев Андрей Вячеславович (yakozyr045@gmail.com)
  • Обновлено: 28/06/2016. 33k. Статистика.
  • Поэма: Поэзия
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Поэмы и большие стихотворения весны-лета 2016 года.


  •    Горький мёд
      
       ...Чтоб вековечно собирали пчёлы
       Мёд Одина, хмельной и горький мёд.
      
       Л.Мартынов
      
       Мёд Одина, хмельной и горький мёд!
       Тебя искали воины, пророки,
       А находили - те, кто пишет строки,
       В которых жизнь известна наперёд.
       Мёд Одина! В нём - горький хмель высот,
       В нём - город, рынок, улица, деревня,
       В нём - правда, жгучая до воспаленья,
       А кто его вкусил, - тот чужд вселенной,
       И кто его простит! И кто поймёт!
      
       Мёд Одина, хмельной и горький мёд!
      
       ...Всё дальше, дальше проникает взор
       В земную плоть, в пороки и в пророков,
       Он не боится сплетен и упрёков,
       Всё - вопреки, и всё - наперекор!
       И речь кривится, на губах дрожа,
       И набухает в жилах кровь-тревога,
       И горбится, пророчится душа,
       Как чёрный ворон на плече у бога.
       И в сердце потаённый скорпион
       Яд мудрости неслышно источает,
       И пусть душа пока ещё не чает,
       В каких созвучьях отзовётся он!
      
       Ведь я - не человек, а только взор,
       Который Бог во тьму вещей простёр -
       Всем вопреки, всему - наперекор!
      
       Я обретаю сам в себе права
       На слово, на пророчество и кару,
       Но тотчас снисхожу из торжества
       В глухую ночь немеркнущего дара.
       Дар принесён! Постигни смерть и муку,
       Чтоб ощутить, сам этому не рад,
       Как небо, обернувшееся звуком,
       Нам проникает в мышцы, в кровь, в талант;
       Как, всей вселенною в ночи вспылив,
       Господь течёт потоком метеорным
       В ладони нищим, хитрым и упорным,
       Кто понял непростой Его мотив.
      
       Сквозь сумрак быта я звучу темней,
       Чем в сердце индевеющая стужа.
       Но пустота, укрытая во мне,
       Не принимает пустоты снаружи.
       Чужую примеряя слепоту,
       Я рифмой вижу лучше, чем глазами
       Ту музыку, что гибнет на лету
       Сквозь пустоту, зовущуюся - нами.
       И я, слагая строки про Него,
       Жду в темноте имён, сродни могильной,
       Когда бумага вспыхнет от того,
       Что я пишу на тишине стерильной,
      
       Ведь там, где замерзает тишина,
       Стоит Господь, Дающий Имена.
      
       И всё - наперекор, и всё - вперёд!
       На сильных мира плавится порфира,
       Когда они, законов правя свод,
       Вычёркивают ангелов из мира.
       Их вычеркни - и станешь сам нулём,
       В который вписан мир, лишённый Бога.
       Ты - ноль, вещей далёкий окоём,
       В ночи ночей безвестная дорога.
      
       А я - пишу, на раны сыплю соль...
       Чернильница бездоннее колодца!
       Я чувствую, как головная боль
       Из одного виска в другой крадётся,
       Дрожит рука, кружится голова,
       И всё вокруг - смешно, грешно, нелепо...
       На языке - слова, слова, слова,
       А дальше - только небо, небо, небо.
      
       Я не надеюсь, что меня спасут
       Все те, кому я помогал на свете, -
       Поэт - чудак, насмешник, божий шут,
       И кто его поймёт! И кто ответит!
       Я не ищу в сердцах людей сродства, -
       Мёд Одина не знает кумовства.
       Я только повторяю назубок
       Слова мои простые - ВЕК, БЕГ, БОГ.
      
       Поэт - лишь звук, звучащий мозг планеты,
       И кто его поймёт! И кто ответит!
      
       Минуют нас и слава, и напасти, -
       Я сам в себе, не в них обрёл права.
       Для нас - отрава, а для прочих - сласти,
       От них грешно слабеет голова.
      
       Да минут нас и слава, и напасти, -
       Безвкусные и приторные сласти!
      
       А я иду своею тропкой длинной
       Среди всемирной звонкой чепухи
       И собираю щебет воробьиный
       В серебряные, звучные стихи.
       Я собираю говорок базаров,
       Весёлый треск вселенской суеты.
       В нем - Слово, и Пророчество, и Кара,
       И плеск ручья, и шорох пустоты.
       Поговорим о том, с чем я знаком,
       О том, что было ведомо немногим, -
       О странном привкусе под языком.
       О боли под лопаткой. И - о Боге.
      
       Всегда чужой живым, всегда живой,
       Я вписан в круг небес вниз головой.
      
       И я пишу, - поймите, господа, -
       Для тех, кто с небом не играет в прятки,
       Кто тишину Последнего Суда
       Услышит между строк, в сухом остатке.
       Сдвигая облаков небесный фронт,
       Я вижу мир, прозрачный и весёлый,
       Где вечно собираем мы, как пчелы,
       Мёд Одина, хмельной и горький мёд!
      
       Небесный цирк
      
       1
      
       Огромный купол, гулкий и пустой,
       Куда приходит сумрак на постой,
       Где в полутьме огонь рисует знаки, -
       Сюда стремится ум в вечерний час.
       Здесь щедрый Праздник собирает нас,
       Здесь, как артист, танцует луч во мраке.
      
       2
      
       Как будто слово, линия звучит,
       Когда гимнастка сквозь простор летит.
       Взвихрённый свет её чуть видит, робок.
       Пронизаны огнём и плоть, и кровь.
       Здесь Время отдыхает от трудов,
       Здесь лишь Мечта работает, как робот.
      
      
       3
      
       И Хитрый Глаз над куполом суров.
       Пронзая взором сей Великий Кров,
       Он пишет, как стихи, меня - поэта,
       В глубь жизни обратившего свой взгляд,
       Когда мгновенья пчёлами летят
       На скрытый в вышине источник света.
      
       4
      
       Здесь - мы взошли на высший пик времён!
       Обозревая твердь, и явь, и сон,
       Мы видим - по краям воздушной ямы,
       Порой сходясь в единое гнездо,
       Порой цветя колючею звездой,
       Свет ртутью разлетается багряной.
      
       5
      
       Я радуюсь игре лучей с туманом,
       В которой, может, сам игрушкой стану.
       Водоворот обмана, зла, добра,
       Зверей, людей, огней круговращенье,
       И жизнесмерть, и смертовоскресенье -
       Игра, игра... жестокая игра.
      
       6
      
       Игра, я - твой! Себя я вновь узнаю
       В гимнастке, что летит из пушки к раю.
       Живого тела слиток золотой,
       Мерцающий над тёмною ареной, -
       Ты - образ человека Перемены,
       Творца игры - жестокой и святой.
      
       7
      
       Добра и зла не знает сей уродец -
       Бесстрашный, юркий цирковой народец.
       Юродство, бесовство, обман в крови -
       И детский смех, и свет лучей искристых,
       И риск, и страх, и хохот сил нечистых,
       И низверженье вниз с высот любви...
      
       8
      
       Да, в цирковой подзвёздной Одиссее,
       Где тело, овладев душою всею,
       Даёт ей трудный, роковой урок, -
       Земной урок бескрылости крылатой, -
       Здесь Ева и Адам не виноваты,
       Здесь первородный грех пошёл не впрок.
      
       9
      
       И ты, гимнастка, жаркая от зноя,
       Мелькающая солнечной иглою
       Под куполом, сшивая тень и свет, -
       Ты превратилась вся в клубок событий.
       В нём на одной из спутавшихся нитей -
       Груз всех земных падений и побед.
      
       10
      
       В лучах мелькают тело, ноги, грудь, -
       На них присело Время отдохнуть,
       Как на качели, чтоб взлететь повыше.
       Она ваяет телом, как резцом,
       Скульптуру света, - светом мы поём,
       Мы свет багряный, словно песню, слышим.
      
       11
      
       Господь, за что её Ты бросил в Лимб?
       Кольцо арены - словно круглый нимб,
       Простёртый, чтоб могла она разбиться.
       Страх высоты - коварный, хитрый бес...
       Но сквозь круги ступенчатых небес
       Она летит - стремительнее птицы.
      
       12
      
       Нырнёт во тьму, прозрачнее медузы, -
       И темнота расходится, как шлюзы...
       Вот слиток тела есть, а вот - исчез,
       Как золото, расплавленное ловко...
       Она висит, как гирька, на страховке, -
       Судьбе бескрылой злой противовес.
      
       13
      
       Звучит во всех суставах звёздный туш.
       Жизнь - это свет, и дрожь, и трепет душ.
       Грех допустим - исключены ошибки.
       Весь путь её - по роковой черте:
       Её, почти предсмертной, высоте
       Известен вес восторга и улыбки.
      
       14
      
       Здесь перед нами встала на пуанты
       Судьба земли, разъятая на кванты.
       Глухой глагол времён, металла звон, -
       Он просто по-иному оркестрован,
       Чем похоронный звон, он здесь раскован,
       В весёлый детский хохот обрамлён.
      
       15
      
       Скрывает лица маска - как могила.
       Когда б мы раньше знали, что за сила
       Таится в маске, как она крадёт
       Нас у себя, - не стали бы смеяться
       Над клоунами, мы, - лжецы, паяцы,
       Играющие роль за годом год.
      
       16
      
       И вновь дрожит в лучах неутомимо
       Сердцебиенье вечной пантомимы,
       Которой имя - Жизнь, источник мук
       И радостей, набухших, словно колос,
       Когда движенье обретает голос
       И тяжесть мира обратилась в звук.
      
       17
      
       Лети, лети, бескрылая, крылато,
       Над космосом, на атомы разъятом,
       Сквозь нашей жизни блеск и темноту,
       Над шабашем чертей, гуляк и звуков,
       Над морем вздохов, шёпотов и стуков,
       Лети, лети - переступи черту!
      
       18
      
       Игра, игра - мятеж, налитый светом,
       Ад, к небесам хлопками рук воздетый,
       Орбита сцены, брачное кольцо
       Земли и неба, плоти и полёта,
       Левиафан в обличье Бегемота,
       Последний Ангел, прячущий лицо!
      
       19
      
       Летя под вечным Куполом, как атом
       В небесном цирке, на хлопки разъятом,
       Я верю в верность твоего добра.
       Последними мытарствами проверен,
       Я твоему огню и мраку верен,
       Игра, игра... жестокая игра!
      
       Третий глаз
      
       Когда во мне проснётся третий глаз
       И я - сквозь толщу темноты - увижу
       В глуби земной нефть, золото, алмаз
       И будущее, ставшее мне ближе,
       Произрастающее из земли,
       Как тонкий стебелёк, без разрешенья,
       Не опасаясь тлена, тла и тли,
       Порой теряясь в огненной пыли,
       Порой от зноя прикрываясь тенью, -
      
       Я встану, холодом скупым дыша,
       Над правдой, ложью, небылью и былью, -
       И защебечет звонкая душа,
       Как воробей, в клубах житейской пыли.
       Я вижу всё: насквозь прозрачна мне
       Вся подоплёка солнечного неба.
       Я вижу: в небе - то же, что на дне,
       В просторе - то же, что и в глубине,
       И весь наш мир - живого сердца слепок.
      
       Молчи! Возьмись за этот тяжкий труд,
       Стальными обручами стисни сердце,
       Как перст к устам прижавший Горпехруд,
       Бог тишины, пророков и младенцев.
       Молчи! Молчанье - правота твоя,
       Самотворящееся изваянье.
       Как форма для сверхпрочного литья,
       В тебе пусть сформируется молчанье.
       Оно набухнет сутью, возрастёт
       И породит гигантов и титанов -
       Укажет на три вечности вперёд
       То, чем я был, чем после жизни стану.
       И выпрямляется упрямый рот,
       И кровь шумит в глухом удушье слова, -
       И жизнь, прожитая наоборот,
       С конца к началу, ждёт начала снова.
      
       А если я, житейские кроты,
       Не знаю правил вашей суеты, -
       Я здесь, простите, попросту не в теме.
       Я редок в этой солнечной системе.
       Я редок там, где на базарах дня
       Торгуются слепые за подделку,
       Где давка, щебет, шум и толкотня,
       Где небеса жидки, а реки мелки, -
       Здесь, в солнечном сплетенье зла и лжи,
       Я в тень, как в монастырь, собою заперт,
       Я - не мираж, чтоб верить в миражи,
       Я, сам себе - бедняк, и храм, и паперть!
      
       Я сам себе - судья и приговор,
       И преступление, и наказанье.
       Ко мне Господь простор небес простёр,
       Чтоб мой зрачок пил чистое сиянье.
       Я сам в себе обрёл свои права.
       Я их вскормил - слезами, потом, кровью.
       От свежей истины кружится голова,
       Хмельна, пьяна, жива - и тем права,
       И небосвод подходит к изголовью...
      
       Всё очень просто - проще простоты.
       И с убываньем дней я не убуду.
       Быть лишь собой, собой - до немоты,
       До хрипоты, до вечной красоты,
       Не знать остуды, не боясь осуды.
       Мои слова понятны и просты.
       И жизнь - проста.
       И сердце
       верит
       чуду.
      
       Чудак
       Вспоминая Адия Кутилова...
      
       Во мне живёт один чудак,
       Его судьба - и смех и грех,
       Хоть не понять его никак -
       Он понимает всё и всех.
      
       Смуглее кожи смех его,
       И волосы лохматей снов.
       Он создал всё из ничего -
       И жизнь, и слёзы, и любовь!
      
       Из туч и птиц - его костюм,
       А шляпа - спелая луна.
       Он - богосмех, он - смехошум,
       Он - стихонеба глубина!
      
       Чудак чудес, в очках и без,
       В пальто из птиц, в венке из пчёл,
       Он вырос ливнем из небес,
       Сквозь небо до земли дошёл!
      
       Он благороден, как ишак.
       С поклажей грешных дел моих
       Он шествует, и что ни шаг -
       И стих, и грех, и грех, и стих!
      
       Он состоит из ста цитат,
       Он толмачом переведён
       С наречья звёзд, что днём горят,
       С наречья будущих времён!
      
       Он стоязык, как сладкий сон,
       Как обморок стиха без дна.
       Смеётся лишь по-русски он,
       А плачет - на наречье сна.
      
       Пророк вселенской чепухи,
       Поэт прекрасного вранья,
       Он пишет все мои стихи,
       А после - их читаю я!
      
       Он - человек, он - челомиг,
       Он пишет строчки моих книг,
       Он в голове живёт моей
       И делает меня сильней!
      
       Ухо Ван Гога
      
       Поэма
      
       Наш мир стоит на Боге и тревоге.
       Наш мир стоит на жертве и жратве...
       У жертвы, выбранной жрецами в боги,
       Перевернулся космос в голове.
      
       Его холстов бессмертные ошибки -
       Зрачка безукоризненный каприз:
       Плывёт над садом облако улыбки,
       И в облаке струится кипарис.
      
       Пылает ухо в пурпурном закате,
       Кровь виноградников пьянее книг,
       И пузырится звёздами хвостато
       Ночного неба чёрный черновик.
      
       Худой художник, воплощенье смуты,
       Себя вписал в пустые небеса.
       Нет у него ни тела, ни приюта:
       Он весь - лицо, он весь - одни глаза!
      
       Сухой голландец, тощий и небритый,
       Сам для себя - дурдом, дурман и страх,
       Взирает на подсолнечье с палитрой,
       Сжимая трубку старую в зубах.
      
       Он слышит сердцем звуки небосмеха,
       Он ловит кистью Божий смехолуч,
       И ухо отзывается, как эхо,
       В ушах листвы и в раковинах туч.
      
       Он совершит святое разгильдяйство -
       Мазком к холсту пришпилит высоту.
       Джокондовское снится улыбайство
       Подсолнухам, врисованным в мечту!
      
       Звенит над храмом небо колокольно,
       Чтоб нам зрачки от скуки протереть,
       Но всё же вечно смотрим мы - невольно -
       Туда, куда так больно нам смотреть!
      
       Прозрачная идёт по склону лошадь,
       И жалуется ей сквозь холст Ван Гог,
       Что башмаки его устали слушать
       Рассказы неоконченных дорог.
      
       Сквозь лошадь проступают огороды,
       Сквозь человека - ангельский смешок.
       Но человек - не складчина природы,
       Собрание ушей, ноздрей и щёк!
      
       Забавно для взбесившегося взгляда
       Вписать себя в холста пустой квадрат!
       В пустую пропасть чёрного квадрата
       Летит хмельной ловец искусства - взгляд...
      
       Творец в сверкальне сна полузеркален.
       С холста струится солнечная кровь.
       Мозг гения прозрачно гениален,
       И сквозь мозги сквозит сквозняк богов!
      
       2
      
       Вот он идёт - не человек, - дурман,
       Дурман небес, чудачества лекало.
       Он пьян, давно упал бы он в бурьян,
       Когда б за крылья небо не держало.
      
       Он пьян, но не от нашего вина,
       А от другого, - горше и суровей.
       Кровь виноградников всегда красна,
       Как солнце, конопатое от крови.
      
       Он пил всю ночь глухой абсент легенд.
       Полынный вкус небес во рту дымится.
       Абсент легенд - священный элемент,
       Он миражам даёт черты и лица!
      
       А рано утром, только он проспится,
       Увидит Бог, живой в его зрачке,
       Как солнце сквозь подсолнухи струится,
       Бушует, пляшет в каждом лепестке!
      
       Пусть барабанит в жилах кровь-тревога,
       Пусть грают птицы, небо вороша, -
       Подсолнечье - вот небеса Ван Гога!
       Подсолнухи звенят в его ушах!
      
       Художество не худо. Всё - оттуда,
       Где метеор - взамен карандашей.
       Да, вот такая амплитуда чуда -
       От неба до отрезанных ушей!
      
       Державину. Жизнь омская
      
       Я жил на Омке, - не на Званке, -
       Когда из тьмы веков ко мне
       Явилась Муза - голодранка
       И замаячила в окне.
       Я взял её к себе в светлицу,
       Как книгу, брал с собой в кровать,
       Чтоб Машка, Хлоя и Фелица
       Меня не смели ревновать.
       Во славу Росския Камены
       Мы сотрясали пол и стены,
       Стонали лавки и столы
       От пиитического пыла,
       И мы, не убоясь хулы,
       Любили жизнь, что нас любила.
      
       Глагол времён! Будь он неладен!
       Наш быт весьма многоукладен.
       Жись без греха - что без стиха:
       Мелка, соплива и тиха.
       Согласно истине столетней,
       Литература - дочка сплетни.
       И я с утра до самой ночи
       В окно на двор уставлю очи,
       Чтоб отыскать там стайку тем
       Для од, элегий и поэм.
      
       Какой народец населяет
       Те животрепетны края,
       Где в Иппокрену претекает
       Моя иртышская струя!
       Какие здесь мосты, дороги,
       Какие старые чертоги,
       И каждому здесь старику
       Власть оставляет по пеньку.
       Какая пыль! Какие были!
       Какие дивы нас любили!
       Какие стервы нас бросали!
       Какие звёзды нам сияли!
       В каких болотах мы тонули -
       И вот теперь сидим вот здесь,
       На Омке, в крепости, в июле,
       И будоражим лестью спесь.
       А Муза, дурочка шальная,
       Роман нам крутит, превирая
       Сухую правду в сладку ложь,
       И хренушки её поймёшь.
      
       Чинуши местные строптивы,
       Но их туманны першпективы:
       Чины, именья, ордена -
       Ничто, коль велика вина...
       Но Омка, девка крепостная,
       Со мной усталости не зная,
       Журчит о чём-то допоздна,
       Как надоевшая жена.
       Я мозги пудрить ей не стану,
       Ведь на земле известно всем:
       Пиитам русским по Корану
       Иметь дозволено гарем.
       Мне всё дозволено и свято,
       Святое место часто смято,
       А под вечер оставишь дом -
       Как баба, Русь лежит кругом.
      
       Российских од архиерей,
       Приди ко мне и помудрей.
       Тебе я расскажу о мире,
       Бряцая на журнальной лире.
       Журнал твой разум озадачит:
       Какая в мире канитель!
       А что там Вашингтон чудачит?
       Пошто артачится Брюссель?
       Варшава лезет вон из кожи,
       Чтоб сажей нам замазать рожи,
       И где-то бродит гад Игил -
       Ошеломительный дебил.
      
       А что у нас? Покой, затишье,
       Песок да тополиный пух.
       Ворует вор. Писатель - пишет.
       Реклама - тешит взор и слух.
       Гад - гадит. Машет пикой витязь.
       На все дела - один ответ:
       Вы молодцы. Вы здесь держитесь.
       Страна в порядке. Денег нет.
      
       Восстань, воззри, пиит свободный,
       На синь народныя волны!
       Пойми язык простонародный,
       Доверь ему бессмертны сны!
       Постигни правду нашей веры,
       Пойми всю суть заподлицо,
       В лицо Истории-мегеры
       Влепи российское словцо!
      
       Я всё ж чего-нибудь да стою,
       Недаром пел, недаром жил.
       И да залягу я рудою
       Меж каменных Господних жил!
       Окаменеет близь и дальность,
       Разбьётся звездная хрустальность
       В тот страшный час, последний час,
       Что уравняет с прахом нас,
       Но и в кремнёвой вспышке света,
       Что в судный день издаст планета,
       Мелькнёт часть моего огня -
       И Бог воспомнит про меня...
       Я - царь, я - раб, я - червь, я - бог,
       Я - всё, что вспомнить нынче смог...
      
       Но это всё, ребята, басни.
       Есть вещи слаще и прекрасней:
       Разлёгся на столе арбуз
       И выставил зелёный ус.
       А вот лежит, ещё невинна,
       Изнеженная осетрина,
       И пучит близорукий глаз
       На нас усталый ананас.
       Блины с икрой, как генералы,
       Лежат горою после бала.
       И разлитой по кружкам квас,
       Являя нрав, шипит на нас.
      
       Прости меня, мой собеседник:
       Чудачеств пушкинских наследник,
       Я разбираться не привык
       В том, что вещает мой язык...
       Слова резвятся, как амуры,
       Пред ликом девственной натуры,
       Трезвы, ясны, вполне в уме,
       А я уже ни бе, ни ме.
       Но, и не смысля ни бельмеса,
       Я всех зову на путь прогресса,
       И пусть трепещет тот прогресс,
       Что нас не взденет до небес!
       Держава росская богата,
       Трепещет в небе грозный флаг,
       И всё не так у нас, ребята,
       И слава Богу, что не так!
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Козырев Андрей Вячеславович (yakozyr045@gmail.com)
  • Обновлено: 28/06/2016. 33k. Статистика.
  • Поэма: Поэзия
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.