Lib.ru : Красногоров Валентин Самуилович. Виноградник

Валентин Красногоров

Виноградник

Пьеса в двух действиях без перерыва

ВНИМАНИЕ! Все авторские права на пьесу защищены законами России, международным законодательством, и принадлежат автору. Запрещается ее издание и переиздание, размножение, публичное исполнение, помещение спектаклей по ней в интернет, экранизация, перевод на иностранные языки, внесение изменений в текст при постановке (в том числе изменение названия) без письменного разрешения автора.

Контакты:

WhatsApp/Telegram +7-951-689-3689, +972-53-527-4142

e-mail: valentin.krasnogorov@gmail.com

Сайт: http://krasnogorov.com/

Аннотация

В основе пьесы лежит библейский рассказ о том, как царь хочет отобрать виноградник у простого человека (Третья Книга Царств, гл. 21). Персонажи этой пьесы - царь Ахав (873-852 гг. до н.э.) и его жена Иезавель - исторические лица. Имя Иезавель стало нарицательным для обозначения жестокой и порочной женщины.

Несмотря на то, что события, описанные в пьесе, происходили почти три тысячи лет назад, ее тема удивительно современна. Человеческая натура за эти тысячелетия не так уж изменилась. 6 (4) мужских ролей, 1 женская. Экстерьер.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

АХАВ - царь Израиля

ИЕЗАВЕЛЬ - царица

СИМОН - начальник стражи

ДАНИИЛ -Верховный судья

НАВУФЕЙ - Хозяин виноградника

ИЛЬЯ - пророк

СЛУГА

Действие происходит в саду и винограднике близ царского дворца в IX в. до н.э.

Сцена разделена не очень высокой и не глухой изгородью надвое. Правая часть представляет собой прилегающий ко дворцу царский сад: цветы, зелень, красиво украшенные стол и кресла. На заднем плане грядка с зеленью. Около грядки лейка. В меньшей левой части за изгородью начинается виноградник, принадлежащий Навуфею. Мы видим только малую его часть: крыльцо его дома, простой, но добротный стол, скамью, различную утварь для ухода за виноградником - секаторы, пилы, ножи, корзины, ведра, бутыли с купоросом, глиняные сосуды для хранения вина. Из сада в виноградник можно пройти через небольшую калитку.

Навуфей у себя собирается выйти на сбор винограда - готовит корзины, инструмент. Время от времени он заходит в дом и снова возвращается.

В царский сад входят начальник дворцовой стражи Симон и Верховный судья Даниил. Симон сравнительно молод, он одет в некую полувоенную форму, позволяющую угадать его профессию. Даниил - крепкий, внушительного вида старик в просторном одеянии. Они останавливаются, не ожидая увидеть сад пустым.

СИМОН. Ни царя, ни царицы.

ДАНИИЛ. Что ж, подождем.

Оба садятся. Довольно длительная пауза.

СИМОН. Однако царь не торопится.

ДАНИИЛ. Собственно, приказ прийти исходил от царицы, а не от царя.

СИМОН. По-моему, все приказы теперь исходят от царицы. Ахав при ней боится рот раскрыть.

ДАНИИЛ. Симон, не наше дело обсуждать царскую чету.

СИМОН. Но нас оно непосредственно касается. С тех пор, как появилась эта финикийская царевна, Ахава будто подменили. Он и раньше был не слишком решительный, а теперь и вовсе пляшет под ее дудку.

ДАНИИЛ. Не забывай: Иезавель теперь не финикийская царевна, а наша царица.

СИМОН. Ну и что? Царицы в нашей стране не имеют власти.

ДАНИИЛ. Но не Иезавель. Так что будь осторожнее.

СИМОН. Как может царь властвовать над страной, если над ним властвует женщина? Да еще чужестранка?

ДАНИИЛ. Может быть, такому царю, как Ахав, как раз нужна такая царица, как Иезавель. Ему самому не хватает характера.

Входит Слуга, крепкий рослый мужчина.

СЛУГА. Доброе утро, господа. Я знаю, что вам назначено прийти. Прикажете подать воды? Или вина?

СИМОН. Ничего не надо. Пойди и доложи царице, что мы пришли.

СЛУГА. Слушаюсь. (Выходит.)

СИМОН. Интересно, зачем она нас вызвала? Что у них случилось?

ДАНИИЛ. Сейчас узнаем.

СИМОН. В последние дни царя вообще не узнать. Вечно хмурый, постоянно озабоченный. Его что-то гложет.

ДАНИИЛ. Он недавно признался мне, что не спит ночами.

СИМОН. Он вечно в дурном настроении, оставил дела, не выходит к войску, не появляется в Совете.

ДАНИИЛ. Да, об этом все говорят.

СИМОН. Он забросил даже охоту и развлечения. Никого не хочет видеть. Только и знает, что копается в своем огородике и сажает капусту.

ДАНИИЛ. Да, все удивлены.

СИМОН. (Оглянувшись и понизив голос.) Скажу больше, Даниил. В армии есть люди, готовые поднять мятеж. Бездействующий царь никому не нужен. Корона готова упасть, и немало людей хотят ее подобрать.

ДАНИИЛ. Я ничего не хочу знать об этом. И тебе советую меньше болтать. У царя может быть плохое настроение, но из этого вовсе не следует, что его нужно свергать.

СИМОН. Я говорю, что слышал. Поверь мне, Даниил, его трон шатается.

ДАНИИЛ. Ты знаешь что-нибудь конкретное?

СИМОН. Я говорил с Елизаром. Ты его знаешь: с военачальником. Он очень недоволен.

ДАНИИЛ. Недовольство еще не означает готовность выступить. Я за законность и порядок.

СИМОН. Для многих смута выгодней, чем твердый порядок. Легче награбить и нажиться.

Входит Слуга.

СЛУГА. Царица просила передать, что царь еще не кончил отдыхать и его нельзя беспокоить. Она просит прийти через час.

СИМОН. Но через час нас примут?

СЛУГА. Не могу знать. (Уходит.)

СИМОН. Как тебе это нравится? Чуть ли не полдень, а царь еще спит!

ДАНИИЛ. Вероятно, он снова не мог уснуть ночью.

СИМОН. А Иезавель-то какова! К ней приходят начальник стражи и главный судья страны, а она даже не соизволила спуститься! Посылает слугу! Очевидно, это у них в Финикии такие порядки: посылать слуг разговаривать с вельможами!

ДАНИИЛ. Успокойся.

СИМОН. Нам велят царя не беспокоить! Можно подумать, что это мы просили встречи, а не они! Им что-то нужно, но беспокоить их нельзя!

ДАНИИЛ. Царь есть царь. Мы должны подчиняться его желаниям, а не он нашим.

СИМОН. Я согласен подчиняться приказам царя. Но не капризам этой финикийской шлюхи. Кто она такая, чтобы мной командовать? Я начальник стражи, а не ее парикмахер. Пусть командует своими служанками.

ДАНИИЛ. Симон, прошу тебя...

СИМОН. Я не спорю, она умна. И чертовски красива.

ДАНИИЛ. Да, этого у нее не отнять.

СИМОН. И, однако, она всего лишь царица, то есть украшение царской постели и больше ничего.

ДАНИИЛ. Вот, когда она придет, ты ей это и скажи.

СИМОН. Надо будет, и скажу. За мной стоит стража. А кто за ней?

ДАНИИЛ. А за ней она сама. И царь. Перестань кипятиться.

СИМОН. Но это неуважение!

ДАНИИЛ. Меня больше интересует, зачем они нас позвали.

СИМОН. Наверняка Ахав вывел новый сорт капусты и хочет поделиться с нами этим государственным достижением.

ДАНИИЛ. Перестань иронизировать. Разведение цветов и овощей - не самое плохое увлечение. Это лучше, чем рубить головы или устраивать кутежи. Нет, я чувствую, что Иезавель что-то задумала.

СИМОН. А причем тут мы?

ДАНИИЛ. Вот это я и хочу понять.

СИМОН. Во всяком случае, настроение с утра испорчено.

Из своего дома выходит Навуфей. Он в простой рабочей одежде, в его руках лейка. Он продолжает готовится к сбору винограда.

ДАНИИЛ. Гляди-ка, наш друг Навуфей! Как всегда, за работой.

СИМОН. Приятно на него посмотреть. Даже завидно, правда? Глядя на него, хочешь все бросить, уехать в деревню и выращивать виноград.

ДАНИИЛ. Его отец был не только виноградарем, но и знатоком лечебных трав. Он вылечил меня от язвы. Мы с ним были большие друзья.

СИМОН. Эй, Навуфей, дружище! Добрый день!

НАВУФЕЙ. (Оставляя работу и подходя к изгороди.) Здравствуйте, господа! Рад вас видеть! Ждете царя?

СИМОН. Он еще спит. Иди к нам, посидим, поболтаем.

НАВУФЕЙ. Негоже мне заходить в царский сад без приглашения.

ДАНИИЛ. Вы же с Ахавом соседи и друзья, все это знают.

НАВУФЕЙ. Друзьями мы были в детстве, а теперь он царь, а я простой виноградарь. Я знаю свое место, и в друзья не набиваюсь. Это он называет меня своим другом, я же такой дерзости себе не позволяю.

СИМОН. Оставь. Он же тебя любит. Впрочем, кто тебя не любит? Иди к нам.

НАВУФЕЙ. Лучше идите вы ко мне. Вы же знаете, у меня всегда припасен кувшин вашего любимого вина.

СИМОН. С удовольствием.

ДАНИИЛ. Разве что на минутку. Сейчас сбор винограда, у тебя много дел.

НАВУФЕЙ. Заходите, заходите. Я всегда рад гостям.

Даниил и Симон переходят через калитку на сторону Навуфея и садятся на скамью. Навуфей ставит на стол кувшин и глиняные кружки и разливает вино.

ДАНИИЛ. За здоровье хозяина!

НАВУФЕЙ. За здоровье гостей! Вот орехи, вот виноград. Угощайтесь.

СИМОН. (Отпивает вино.) Я всегда говорил: твое вино лучшее в мире.

ДАНИИЛ. Наверно, сам господь тебя научил, как выращивать такой виноград.

СИМОН. И делать такое вино.

НАВУФЕЙ. (Смеясь.) Меня научил отец, а его - его отец, а деда - мой прадед.

СИМОН. Ну, а прадеда уж точно учил сам бог.

Все весело смеются.

ДАНИИЛ. Твой виноградник недаром славится на всю страну.

НАВУФЕЙ. По каким делам вы к царю?

СИМОН. Да не столько к царю, сколько к царице, будь они оба прокляты.

НАВУФЕЙ. Не надо говорить о них так. Все-таки Ахав, хоть и из вежливости, зовет меня своим другом. А царицу тем более не стоит чернить.

СИМОН. Я бы и рад сказать о ней что-нибудь хорошее, но нечего. Чужеземка без стыда и совести.

НАВУФЕЙ. Чужеземцы тоже люди. Зачем вообще о ком-то думать и говорить плохо?

СИМОН. Даже о врагах?

НАВУФЕЙ. У меня нет врагов.

СИМОН. Потому что ты не начальник стражи.

ДАНИИЛ. И не судья.

НАВУФЕЙ. Так бросайте службу, приходите ко мне на виноградник и будем возделывать его вместе. И у вас не будет врагов.

Все снова смеются.

СИМОН. Мы бы с удовольствием, но сам понимаешь...

ДАНИИЛ. Тебе не скучно каждый день гнуть спину на винограднике?

НАВУФЕЙ. Мне? Скучно? Дорогой Даниил, кому чаще приходится гнуть спину, мне или царедворцам? Утром меня приветствует солнце и пенье птиц. Днем надо мной синеет широкое небо, вечер встречает прохладой. И я сижу за кружкой вина и размышляю, что предстоит сделать завтра, и в следующий месяц, и в будущем году. Ничего не может быть счастливее этой жизни. Вот и на сегодня у меня большие планы.

СИМОН. Твое вино хочется пить и пить, но нам нельзя напиваться. Скоро у нас встреча с царем.

ДАНИИЛ. Да, мы пойдем. И тебя тоже ждет работа.

СИМОН. Если тебе что-то будет нужно, всегда обращайся ко мне. Я не забыл, как ты выручил меня, когда мне надо было вернуть большой долг.

НАВУФЕЙ. Пустяки. Приходите вечером, выпьем молодого вина. Придете?

ДАНИИЛ. Обязательно.

НАВУФЕЙ. Я буду ждать. До вечера.

Даниил и Симон возвращаются через калитку в царский сад.

СИМОН. Хороший человек, правда?

ДАНИИЛ. Да, всякий раз я отдыхаю у него душой.

СИМОН. А в этом саду воздух, вроде бы, тот же самый, а дышать тяжело. Пойдем отсюда. Не будем же мы торчать здесь еще час, как жалкие просители?

ДАНИИЛ. Сдается мне, что Ахав хочет отобрать виноградник у Навуфея. Для этого нас и позвали.

СИМОН. Это ясно, как нос на лице. Он только об этом и думает.

ДАНИИЛ. В таком случае нам надо дать ему отпор. Навуфея нельзя давать в обиду.

СИМОН. Да. Сам он беззащитен, как овечка.

Даниил и Симон уходят, продолжая разговор. Навуфей, убрав кувшин и кружки, тоже уходит к себе в дом. Из дворца в сад выходит царь Ахав. Он подходит к грядке, проверяет состояние всходов, поливает их из лейки, бросает взгляд в сторону виноградника и начинает шагать взад-вперед. Вид у него хмурый и озабоченный.

Навуфей выходит из дома, берет корзину и собирается идти собирать виноград. Ахав подходит к калитке. Навуфей замечает его и кланяется.

НАВУФЕЙ. Великий царь!

АХАВ. Я могу войти?

НАВУФЕЙ. Разве тебе надо просить разрешения?

Ахав входит и молча садится за стол.

АХАВ. Не называй меня великим царем. Мы одни. И я пришел к тебе как друг.

НАВУФЕЙ. Как же меня тебя называть?

АХАВ. У меня ведь есть имя: Ахав. Хорошее имя. Все называют меня царь или великий царь. А ведь я человек. Мне хочется хотя бы иногда слышать свое имя. Как называла меня мать: Ахав.

НАВУФЕЙ. Хорошо.

Навуфей снова приносит кувшин и кружки и разливает вино. Ахав молча пьет.

АХАВ. (Делая небольшой глоток.) У тебя хорошее вино. Как всегда.

НАВУФЕЙ. Царское вино не хуже.

АХАВ. Мои виноградники далеко. А твой рядом.

НАВУФЕЙ. Я ведь всегда посылаю тебе вина столько, сколько ты захочешь.

АХАВ. Да, но все равно это твое вино, а не мое.

НАВУФЕЙ. Считай, что оно твое.

Пауза

АХАВ. Как ты справляешься со своим огромным хозяйством?

НАВУФЕЙ. Вполне справляюсь.

АХАВ. Устаешь наверно?

НАВУФЕЙ. Я еще молод, и меня эта работа так радует, что даже усталость приятна. А в особо горячие дни, например, как сейчас, при сборе урожая, мне помогают друзья.

АХАВ. У тебя есть друзья?

НАВУФЕЙ. Конечно. А у тебя разве нет?

АХАВ. Из всех друзей детства у меня остался ты один. А новых друзей не появилось. У царей не бывает друзей. Не знаю, почему, но это так.

НАВУФЕЙ. Потому что друзья должны быть равными.

АХАВ. Но мы с тобой ведь и теперь друзья? Помнишь, как я разбил драгоценную вазу, а ты, чтобы меня выручить, взял вину на себя? Тебе крепко тогда досталось.

НАВУФЕЙ. Не помню. Может быть, что-то такое и было.

АХАВ. Ты не из тех, кто вечно вспоминает свои добрые поступки и похваляется ими. А я этого не забыл. Ты всегда был готов прийти на помощь. Помнишь, как я чуть не утонул, когда мы купались в море? Если бы ты меня не вытащил, я бы не разговаривал сейчас с тобой

НАВУФЕЙ. Да, мы были друзья, но дружба детей и дружба взрослых - это разные вещи. Все дети равны, но теперь мы с тобой на разных ступенях лестницы. С моей стороны было бы неправильно забывать об этом. Я должен уважать достоинство царя и не пытаться подняться туда, где мне нет места.

АХАВ. Жаль, что ты так думаешь.

НАВУФЕЙ. Но я по-прежнему люблю тебя. И мне приятно, что ты иногда запросто приходишь ко мне. Для меня большая честь сидеть с моим царем за одним столом.

АХАВ. А для мне большая честь сидеть рядом с таким человеком, как ты.

НАВУФЕЙ. (Подливает в кружку Ахава вино.) Выпей еще немного.

АХАВ. Спасибо, не хочется. (Помолчав.) Послушай, Навуфей. Виноградник отбирает у тебя все время и силы. Ты не хочешь от него избавиться?

НАВУФЕЙ. (Удивленно.) Избавиться?

АХАВ. Да. Я готов его у тебя купить.

НАВУФЕЙ. Ты же знаешь, что я не хочу и не могу его продать. Мне не раз предлагали за него высокую цену, но я всем отказывал. Ты наверняка слышал об этом.

АХАВ. Да, слышал. Но ты мог и передумать.

НАВУФЕЙ. Нет, я не передумал. Виноградник не продается.

АХАВ. Все на свете продается и покупается. Вопрос в цене.

НАВУФЕЙ. У тебя ведь много виноградников. Зачем тебе еще один?

АХАВ. Мои виноградники далеко, а твой прилегает к царскому дворцу. Мне он нужен.

НАВУФЕЙ. Мне он тоже нужен.

АХАВ. Я хочу разбить здесь большой сад и расширить свой огород. Ведь нет ничего приятнее, чем копаться в земле. Только ты любишь разводить виноград, а я - овощи. Я знаю, что все смеются над моей страстью, называют меня за спиной огородником, лишь ты один меня понимаешь.

НАВУФЕЙ. Я понимаю, но у тебя много огородов, полей, садов, рощ и участков. А у меня только мой виноградник. Я не могу его продать

АХАВ. Почему не можешь?

НАВУФЕЙ. Потому что он завещан мне отцами и отцами отцов моих. Он для меня как родной дом. Как я могу его лишиться?

АХАВ. Я дам тебе за него другой виноградник, не хуже этого.

НАВУФЕЙ. Я не могу, Ахав.

АХАВ. Если ты не хочешь взамен виноградник, я дам тебе хорошие деньги.

НАВУФЕЙ. Мне не нужны деньги.

АХАВ. Может, взамен виноградника ты хочешь не золото, а что-нибудь другое? Ты из старинной уважаемой семьи, тебя все любят за честность и приветливый характер. И ты мой друг. Почему ты не просишь у меня должность?

НАВУФЕЙ. Потому что она мне не нужна. Я, как и ты, люблю копаться в земле. И мне приятно, что эту любовь к земле во мне уважают, а не потешаются над ней. Заниматься любимым делом порой неприлично царю, но можно простому человеку.

АХАВ. Да, в этом я тебе завидую. Ты свободнее. И все же я еще раз спрошу: ты продашь мне виноградник?

НАВУФЕЙ. Прости, царь, не продам.

АХАВ. Это окончательный ответ?

НАВУФЕЙ. Если бы виноградник был куплен мною, я бы тебе его отдал и даже не стал бы просить денег. Но он перешел ко мне от моих отцов и от отцов отцов моих. И я обещал и обязан хранить его и передать далее по наследству из рода в род. Как я могу тебе его отдать?

АХАВ. Значит, нет?

НАВУФЕЙ. Клянусь жизнью твоей души, не могу.

АХАВ. Жаль, но ничего не поделать. Виноградник твой, ты можешь им распоряжаться, как хочешь. Иди, собирай свой урожай.

Ахав покидает виноградник Навуфея и возвращается в свой сад. Явно разочарованный, он снова шагает взад и вперед.

Навуфей, взяв корзину, уходит вглубь виноградника.

Ахав подходит к своим грядкам, берет в руки лейку, но, отшвырнув ее в сторону, снова принимается шагать. Из дворца выходит Иезавель, красивая молодая женщина.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты опять мрачнее тучи? Что случилось.

АХАВ. Ничего.

ИЕЗАВЕЛЬ. Почему ты опять бесцельно слоняешься по саду? У тебя нет других дел?

АХАВ. Я не хочу заниматься делами.

ИЕЗАВЕЛЬ. Вопрос не в том, что ты хочешь или не хочешь, а в том, что ты должен.

АХАВ. А я не хочу быть должным.

ИЕЗАВЕЛЬ. А чего ты хочешь? Поливать и удобрять свою капусту?

АХАВ. Иезавель, ты напрасно иронизируешь. Выращивать капусту приятнее, чем управлять страной.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ахав, позволь мне напомнить, что ты не огородник и не садовник, а царь.

АХАВ. Я бы предпочел быть огородником. Никаких интриг, никаких войн, заговоров, врагов и угроз. Тишина, свежий воздух, цветы, зелень и молодые ростки капусты, которые быстро превращаются в крепкие круглые сочные кочаны. Что может приятнее? Я всерьез думаю отречься от власти и заняться тем, что я люблю на самом деле.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты прекрасно знаешь, что это пустые мечты. Ведь если ты лишишься власти, у тебя отберут не только твой сад и огород, но и жизнь.

АХАВ. Почему, если я уступлю власть??

ИЕЗАВЕЛЬ. На всякий случай. Подумай, что случилось с царями, которые были до тебя. Вспомни, сколько было восстаний, заговоров, мятежей, переворотов. Не буду уходить в глубь веков, напомню только, что произошло в самое недавнее время. Царя Навата убил мятежник Ваас и истребил весь его род. Потом Замврий восстал против сына Ваасы, убил его и истребил весь его род. Потом Амврий, твой отец, убил Замврия, истребил весь его род и стал царем. Видишь, как непрочна царская власть, как легко ее могут отнять? А вместе с властью всегда отбирают и жизнь. И тебя истребят, и твоих сыновей, если ты ослабишь власть хоть на один день.

АХАВ. Неужели все уж настолько кровожадны?

ИЕЗАВЕЛЬ. А ты не знал? Люди любят власть больше всего на свете. Больше, чем деньги, больше чем женщин, больше, чем свет солнца и аромат цветов, больше, чем спокойствие души, чем семью, чем смех детей.

АХАВ. Но мне ведь не надо ничего добиваться. Я царь, у меня уже есть власть.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты царь, но власть подарена тебе не навечно. Мало прийти к власти - надо все время ее укреплять, защищать, поддерживать, усиливать, охранять от происков. Это постоянная и тяжелая работа. Стоит ослабить хватку, как власть ускользнет у тебя из рук.

АХАВ. Я не вижу пока для себя никакой опасности.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты ее не видишь, потому что ты теперь вообще ничего не видишь. А я все вижу и все замечаю. Плетутся заговоры. Я слышу, как во дворце точат кинжалы. Народ неспокоен, на улицах собираются толпы. Какой-то бродяга в белом балахоне по имени Илья произносит на рынке речи, осыпая меня проклятьями, и люди жадно его слушают и называют пророком. Если власть перестают бояться, ее перестают уважать. Встряхнись наконец. Если ты не проявишь свою силу, найдутся люди сильнее тебя.

АХАВ. Перестань висеть у меня над душой. Ты разве не видишь, как я измучен?

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты не умеешь властвовать и действовать, так научись хотя бы отдыхать. Перестань ворчать и жаловаться, расслабься, прислушайся к шуму моря и пенью птиц, вдохни полной грудью воздух, улыбнись наконец... Я ни разу не видела, чтобы ты улыбался. Если уж ты властвуешь, так научись этой власти радоваться и ею наслаждаться.

АХАВ. Ты же знаешь, меня теперь ничего не радует.

ИЕЗАВЕЛЬ. И все из-за этого несчастного виноградника? Все еще о нем мечтаешь?

АХАВ. Больше, чем всегда. Не сплю, не ем, ничто меня не радует.

ИЕЗАВЕЛЬ. Зачем он тебе?

АХАВ. Не знаю. Хочу, и всё. Я понимаю, это выглядит глупо, но что я могу поделать? Так ребенок хочет иметь какую-нибудь игрушку. Игрушка глупость, пустяк, кусок деревяшки, но не дай ему эту игрушку, и он будет несчастен. Так и я. Я несчастен.

ИЕЗАВЕЛЬ. И что ты с ним будешь делать?

АХАВ. Не знаю. Устрою огород, разведу на нем капусту.

ИЕЗАВЕЛЬ. Огород? Зачем тебе огород?

АХАВ. Я же сказал: выращивать капусту.

ИЕЗАВЕЛЬ. У тебя же есть твои грядки. Забавляйся с ними.

АХАВ. Виноградник примыкает к самому дворцу. Он продолжение нашего сада, я вижу его из своего окна, и он не мой. Представляешь? Он каждый день не мой. Он мне как бельмо на глазу. Одним словом, хочу его, и все! Прямо сейчас!

ИЕЗАВЕЛЬ. Хочешь, так возьми его! В чем проблема?

АХАВ. Но он же принадлежит Навуфею.

ИЕЗАВЕЛЬ. Что значит принадлежит? Кто Навуфей, и кто ты!

АХАВ. Я разговаривал с ним сегодня, просил, чтобы он его продал, предлагал ему деньги, но он не согласился.

ИЕЗАВЕЛЬ. (Удивленно.) Ты просил Навуфея? Просил, а не требовал? И он посмел не согласиться? Это неслыханно! Сегодня же виноградник будет твоим!

АХАВ. Но он же не хочет его уступать.

ИЕЗАВЕЛЬ. Царь хочет, а Навуфей не хочет? Ты сам понимаешь, что ты говоришь? Завтра вся страна будет знать, что какой-то Навуфей может отказать царю. Кто вообще тогда захочет тебе подчиниться? Как ты сможешь командовать войском? Да и другие цари будут над тобой насмехаться.

АХАВ. Я предлагал ему взамен другой виноградник, но он не согласился.

ИЕЗАВЕЛЬ. А полцарства ты ему не предлагал? Пойми, у тебя нет теперь выбора. Дело не в винограднике, дело в твоем троне. Или ты царь, и твоя воля должна исполняться, или ты никто и должен быть сброшен и истреблен. Цари отнимают у властителей их царства, рушат и строят города, а ты не можешь взять у какого-то крестьянина кусочек тощей земли. Кто тебя будет уважать? Кто с тобой будет считаться, если все видят, что ты бессилен?

АХАВ. Хорошо, я обдумаю это еще раз. Давай отложим разговор до завтра.

ИЕЗАВЕЛЬ. Нет, если уж эта игра начата, она будет закончена сегодня. Я знала, что так будет, и приняла меры.

АХАВ. Какие меры?

ИЕЗАВЕЛЬ. Раз ты не способен ни на что решиться, я сама отниму у него для тебя виноградник.

АХАВ. Отнимать чужое незаконно. А царь должен уважать законы, потому что он сам их устанавливает.

ИЕЗАВЕЛЬ. Именно поэтому законы не должны ущемлять самого царя. Но ты не беспокойся, я все сделаю за тебя, а ты с чистой совестью будешь возиться со своей капустой.

АХАВ. Нет, это нехорошо. Я прошу тебя: не вмешивайся в это дело. Забудем о винограднике. Я его больше не хочу.

ИЕЗАВЕЛЬ. Хорошо. Забудем так забудем. Лично мне не нужен ни огород, ни виноградник. (С деланным равнодушием обмахивается веером.)

Пауза. Ахав встает, подходит к изгороди и смотрит на виноградник.

АХАВ. Красивый вид.

ИЕЗАВЕЛЬ. (Равнодушно.) Да, неплохой. Пойду, пожалуй, сменю одежду. Очень жарко.

АХАВ. (Не в силах изменить свой ход мыслей.) А куда же денется Навуфей, если мы отнимем у него виноградник?

ИЕЗАВЕЛЬ. Да какое тебе дело до Навуфея? Ты хочешь виноградник - этого достаточно. Никаких аргументов и размышлений больше не нужно. (Подзывает слугу.) Бутылку холодного вина и четыре бокала.

СЛУГА. Слушаюсь.

АХАВ. Что за пир ты задумала?

ИЕЗАВЕЛЬ. Пировать будем вечером, когда ты получишь виноградник. А сейчас только прохладное питье. (Слуге.) Пожалуй, принеси еще тарелку фиников.

АХАВ. Ты кого-то ждешь?

ИЕЗАВЕЛЬ. К нам придут два человека.

АХАВ. Зачем?

ИЕЗАВЕЛЬ. Есть вещи, которые царю не подобает делать своими руками, потому что то, что простят простому человеку, могут не простить царю. Он должен сохранять репутацию безупречного властителя. К тому же, ты нерешителен. Если ты не способен действовать сам, пусть дело сделают другие.

АХАВ. А они согласятся?

ИЕЗАВЕЛЬ. Разве можно отказать царю?

АХАВ. Я не хочу их принуждать.

ИЕЗАВЕЛЬ. Не беспокойся, они сделают это совершенно добровольно.

АХАВ. Что за люди?

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты их знаешь. Начальник стражи Симон и верховный судья Даниил. В принципе, можно было позвать кого угодно, но я выбрала их.

Входят Симон и Даниил. Они кланяются царской чете.

ДАНИИЛ. Великий царь! Царица!

СИМОН. Царица, мы явились по твоему приказанию.

АХАВ. (Ревниво.) Начальник стражи и Верховный судья могут подчиняться только моим приказам.

СИМОН. Извини, я неправильно выразился. Мы явились сюда по твоему приказу, переданному нам царицей.

АХАВ. Это другое дело. Можете сесть.

Слуга наливает пришедшим вина. Они делают по небольшому глотку. Пауза.

ДАНИИЛ. Мы ждем твоих указаний, царь.

АХАВ. Мм... Я повелел вам прийти... То есть приказал... То есть пригласил вас как своих старых друзей... Просто поболтать о том, о сем...

СИМОН. Мы очень этому рады, царь, и благодарим тебя и царицу.

АХАВ. (Не решаясь приступить к делу.) Так вот, я хочу сказать... (Слуге.) Что ты положил на стол? Финики? Убери и принеси овощей. Большое блюдо с разными овощами. Прямо с грядки.

Слуга уходит исполнять приказание и через некоторое время ставит на стол большое блюдо с красивыми яркими овощами.

Глядите, какие красивые овощи. Я люблю их не только есть, но и смотреть на них, трогать их, вдыхать их аромат. Что может быть красивее крепкой оранжевой морковки? Или упругой белоснежной репы? А нежно-зеленый укроп, пахнущий так, что голова кружится? А иссиня-черные баклажаны? А лук, а чеснок, а шпинат, а разноцветные перцы? А хрустящие огурчики? Нет, вы посмотрите какие огурцы!

СИМОН. Великолепные. А ведь овощи не только красивы, но и полезны.

ДАНИИЛ. Особенно для тех, кто хочет похудеть. И для людей старшего возраста.

СИМОН. Для любого возраста. Особенно для детей.

АХАВ. Они хороши тем, что утоляют и голод, и жажду.

ДАНИИЛ. И что интересно, их можно есть в любом виде - и сырыми, и вареными, и жареными, и тушеными.

АХАВ. А больше всего я ценю капусту. И знаете, почему? Потому что в отличие от других овощей, у нее съедобно все: и листья, и цветы, и корни. И из нее можно делать все, что хочешь: супы, запеканки, пироги...

СИМОН. Очень полезна также свекла.

ИЕЗАВЕЛЬ. (Язвительно.) Очень интересная беседа. Я думаю, может, поговорим теперь о ржи, пшенице, овсе, просе и ячмене?

Пауза.

АХАВ. Наполните бокалы, не стесняйтесь. Что вы так чинно сидите? Пейте!

СИМОН. Нет, спасибо.

ДАНИИЛ. Вино от Навуфея?

АХАВ. Да.

Оба гостя дружно наливают себе вина.

ИЕЗАВЕЛЬ. (Ахаву.) Мне кажется, что ты хотел гостям что-то сказать.

АХАВ. Да, конечно. (Мнется.) Может, возьмете по морковке?

ИЕЗАВЕЛЬ. (Решительно.) Царь хотел сказать, что пригласил вас, потому что вы люди разумные, честные и хорошо знаете законы. Народ чтит вас и прислушивается к вашему мнению. Даниил - верховный судья, а это сан, почти равный царскому. Симон поддерживает в стране порядок. Один из вас толкует законы и выносит решения, другой обеспечивает их выполнение... А, самое главное, мы считаем вас нашими друзьям, а с кем же советоваться о важных делах, как не с друзьями? Вы ведь наши близкие друзья, не так ли?

СИМОН. Да... Конечно. Самые преданные.

ИЕЗАВЕЛЬ. Мы так и думали. А истинные друзья - это те, которые готовы сделать для нас не только все возможное, но и невозможное. (С едва заметной иронией понуждает Ахава к действию.) Продолжай, Ахав. Из нас двоих ты более красноречив.

АХАВ. Да... Мы должны с вами подумать, как решить вопрос, крайне важный для царя, потому что царю важнее всего благо государства, другими словами, общее благо, так как благо для всех означает и благо для царя, а для царя нет ничего выше блага государства, и потому... (теряя нить.) И потому, пришло время укрепить власть, поднять ее авторитет, поставить перед ней новые задачи. Без твердой власти нет порядка, а где нет порядка, там царит анархия, а где царит анархия, там слаба власть, а где слаба власть, там нет порядка.

ИЕЗАВЕЛЬ. Короче, царю нужен виноградник Навуфея.

АХАВ. Царица хотела сказать виноградник нужен государству. Это вопрос государственный, не личный. Виноградник граничит с дворцом.

ДАНИИЛ. Мы знаем.

АХАВ. А дворец - это государственное учреждение. Близость к нему частного виноградника создает серьезные проблемы обеспечения безопасности. Не правда ли, Симон? Ты, как начальник стражи, можешь это подтвердить.

СИМОН. (Неуверенно.) До сих пор таких проблем не было.

ИЕЗАВЕЛЬ. Но они могут возникнуть в будущем. Не так ли?

СИМОН. Не вижу для этого причин.

ИЕЗАВЕЛЬ. (Холодно.) Не видишь причин? Ты даешь гарантию, что дворцу ничего не угрожает сейчас и не будет угрожать через десять, пятьдесят или сто лет?

СИМОН. Нет, конечно, такой гарантии я дать не могу.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты не даешь гарантии безопасности царя и хочешь при этом оставаться начальником стражи?

СИМОН. Ну... Конечно... при более зрелом размышлении... С государственной точки зрения...

ИЕЗАВЕЛЬ. Именно с государственной. Ведь дворец - это государственное учреждение.

СИМОН. Тогда мне возразить нечего. Если государство хочет получить виноградник, оно должно его получить. Других мнений быть просто не может.

АХАВ. Кроме того, наша власть крепнет, количество министров и чиновников растет, а дворцу некуда расширяться.

ДАНИИЛ. Но, кажется, свободная территория есть с другой стороны дворца.

АХАВ. Другая сторона сейчас не обсуждается.

СИМОН. Виноградник Навуфея очень хорош, ничего не скажешь.

ИЕЗАВЕЛЬ. Хорош он или плох, не имеет значения. Важно лишь то, что он нужен царю.

ДАНИИЛ. (Ахаву.) Зачем он тебе?

АХАВ. Я хочу устроить на нем огород. Государству нужны овощи.

СИМОН. Это очень важная причина. Конечно, царство нуждается в свежих овощах. Только я не вижу, как это связано с проблемами безопасности.

ДАНИИЛ. Я согласен, государство нуждается в овощах. Так почему бы не попросить Навуфея просто продать виноградник?

АХАВ. Я просил. Он не хочет.

ДАНИИЛ. Тогда отнять виноградник нет никакой возможности. Это будет нарушением законов и обычаев. Тут не о чем рассуждать.

АХАВ. Мы знаем, что виноградник принадлежит Навуфею. Если бы он ему не принадлежал, нам бы не было, о чем сейчас совещаться. Но надо сделать так, чтобы он ему не принадлежал. Естественно, не отнимая его и, тем более, не нарушая законов.

СИМОН. Я солдат. Не мне толковать законы, я в них ничего не понимаю. Я лучше пойду. (Хочет незаметно уйти.)

ИЕЗАВЕЛЬ. Сиди. И солдат должен знать право. Доводы закона звучат особенно убедительно, если руки того, кто приводит их в исполнение, держат оружие.

СИМОН. Если вы просите, я останусь. Хотя становится жарко.

АХАВ. Съешь кусочек капусты, он тебя освежит.

ИЕЗАВЕЛЬ. Даниил, ты знаток, составитель и хранитель наших законов, ты знаешь все их положения, оговорки, толкования и исключения. И мы тебя пригласили для того, чтобы ты сказал нам, как эти законы могут помочь нам взять виноградник, а не для того, чтобы объяснять, что этого делать нельзя.

ДАНИИЛ. Нет такого закона, чтобы отнимать у человека то, что ему принадлежит.

ИЕЗАВЕЛЬ. Допустим, отнимать нельзя. Но, может быть, можно отчуждать? Я плохо знаю юридические термины.

ДАНИИЛ. Царица, не надо себя обманывать. Закон есть закон.

ИЕЗАВЕЛЬ. Тогда, может быть, найдется способ законным образом обойти закон?

ДАНИИЛ. Я таких способов не знаю. Я изучал законы, чтобы их исполнять, а не обходить.

ИЕЗАВЕЛЬ. Если нельзя отчуждать, отбирать и отнимать, может быть, можно конфисковать? Ведь он расположен у самого дворца и потому должен принадлежать дворцу.

ДАНИИЛ. Конфисковать можно, но только если будет доказано, что имущество нажито нечестно. А все знают, что род Навуфея владеет виноградником сотни лет.

ИЕЗАВЕЛЬ. И есть доказательства?

ДАНИИЛ. Есть. Вы знаете, что ведется летопись, называемая Деяния царей израильских. И в одной из ее книг встречается, что еще при царе Ровоаме, то есть в незапамятные времена, виноградник уж принадлежал предкам Навуфея.

ИЕЗАВЕЛЬ. Но это еще не значит, что он принадлежит ему сейчас. Надо поднять все документы.

АХАВ. Да, надо проверить документы.

ДАНИИЛ. Не советую, мой царь.

АХАВ. Почему?

ДАНИИЛ. А ты знаешь, почему твой дворец граничит с виноградником?

АХАВ. Нет.

ДАНИИЛ. По очень простой причине. Отец Навуфея разрешил твоему отцу построить на территории своего виноградника этот дворец.

СИМОН. Это верно, царица. Ты у нас человек новый, этого не знаешь. А у нас еще до сих пор на вопрос путника, где находится царский дворец, отвечают: на винограднике Навуфея.

ДАНИИЛ. И заметь, царица, его отец не продал эту территорию, не подарил, а просто разрешил построить на ней дворец. Предполагалось, что он будет временный, походный, а потом Ахав перестроил его в постоянный.

ИЕЗАВЕЛЬ. Выходит, наш дворец стоит на спорной земле?

ДАНИИЛ. Нет, царица. Не на спорной, а на чужой. Нет у вас на эту землю ни дарственной, ни купчей. Этот дворец и этот сад стоят на земле Навуфея. Просто из скромности и добросердечия он об этом не напоминает.

ИЕЗАВЕЛЬ. Но он может эту землю потребовать обратно, если захочет?

ДАНИИЛ. Это мало вероятно, но, если захочет, закон будет на его стороне.

ИЕЗАВЕЛЬ. Тогда тем более нам надо действовать быстро.

ДАНИИЛ. Если простой человек будет знать, что у него можно отнять его землю, или его мастерскую, или дом, или его урожай, или корову, тогда никто не сможет и не захочет работать. Зачем работать, если в любой момент могут всё отобрать? Все сами захотят отнимать. Это будет не царство закона, а царство разбоя. У человека должно быть неотъемлемое право владеть тем, что ему принадлежит.

АХАВ. Ты любишь говорить о правах человека. Это хорошо, это правильно, это современно. Но почему мы все время говорим о правах, но так редко вспоминаем об обязанностях? Я бесконечно уважаю права человека, но разве и у государства нет прав? Разве не государство защищает и человека, и его права, и его жизнь, и его достояние, и его безопасность? Разве не оно строит дороги? Прокладывает каналы? Орошает поля? Обеспечивает порядок? Защищает от врагов? Так почему у государства есть только обязанности и не должно быть прав? Ведь право, права, праведность. правительство, правитель - это все слова одного корня. Можно даже сказать, что это одно и то же, не так ли?

ДАНИИЛ. Нет, это не одно и то же.

АХАВ. Но нельзя, чтобы все было в пользу отдельного человека, и ничего - в пользу государства. Как тогда можно управлять? Когда царь захочет построить крепость на холме, ему скажут: нельзя, этот холм принадлежит такому-то. Когда царь захочет проложить важную дорогу, ему скажут нельзя, она пройдет через чьи-то поля. Когда царь захочет построить корабли, и нарубить для этого лес, ему скажут: рубить лес нельзя, он принадлежит другому. Царь решит набрать войско, а ему скажут - я не хочу служить в армии. Или я не хочу платить налоги. Потому я тебя спрашиваю: а что тогда может царь! Как строить общее благо, если этому противятся тысячи отдельных людей, которые думают только о своем маленьком благе? И царь ли он, если не может взять себе даже маленький виноградник?

ИЕЗАВЕЛЬ. Перестаньте спорить о высоких материях. Здесь не школа по теории права, и мы не студенты. Вопрос только один, он ясен и прост: как сделать так, чтобы виноградник перешел к царю. Притом законно.

СИМОН. Вопрос ясен. Не ясен ответ.

ДАНИИЛ. Ответ тоже ясен. Если царь отберет виноградник, он нарушит закон.

ИЕЗАВЕЛЬ. Царь не может нарушить закон, потому что он и есть закон.

ДАНИИЛ. Царь проиграет любой суд.

ИЕЗАВЕЛЬ. Как царь может проиграть суд, если он и есть судья? Законы не могу быть главнее государства.

ДАНИИЛ. Я не вижу способа помочь вам.

ИЕЗАВЕЛЬ. Законы не появляются ниоткуда. Их придумывают, сочиняют и составляют люди, и люди же их толкуют и отменяют. Какой же ты законник, если не можешь найти или придумать закон, который поможет царю? Думай, Даниил, думай, вот чего мы от тебя ждем. Мысли, воли и желания помочь своему царю.

ДАНИИЛ. Такие законы есть, но их немного, и навряд ли их можно применить в вашем случае.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ага, значит, все же такие законы есть?

ДАНИИЛ. Если бы Навуфей был братом или близким родственником царя, и, умер бы и не оставил после себя наследника, его собственность перешла бы царю.

СИМОН. Но Навуфей не родственник царя...

ИЕЗАВЕЛЬ. И он не умер.

ДАНИИЛ. Или если бы сестра его была замужем за царем, и умер бы Навуфей, и у него не было бы родственников, его достояние перешло бы к царю.

СИМОН. Но сестра Навуфея не замужем за царем...

ДАНИИЛ. И у него даже нет сестры.

ИЕЗАВЕЛЬ. И он не умер...

ДАНИИЛ. Или если бы он написал завещание в пользу царя и умер бы, тогда бы виноградник перешел к царю.

СИМОН. Но такого завещания нет.

ИЕЗАВЕЛЬ. И он не умер...

ДАНИИЛ. Или если бы...

ИЕЗАВЕЛЬ. Все твои варианты сводятся к одному: как было бы легко и удобно решить нашу проблему, если бы Навуфей умер. Этим ты как бы подсказываешь нам единственный выход. Спасибо. Надо об этом подумать.

ДАНИИЛ. Я вовсе этого не советовал! Я просто говорю: если бы...

ИЕЗАВЕЛЬ. Хватит. Знаешь, Даниил, знаменитую юридическую проблему: если мой петух перелетит на соседний двор и снесет там яйцо, то кому должно принадлежать яйцо, мне или соседу? Вот такими пустыми рассуждениями и перечислением нереальных если бы ты нас сейчас и угощаешь. Как петух не может снести яйцо, так и ты не можешь дать дельный совет. Нас не интересует всякие если бы. Нам нужно знать четкие да или нет, можно или нельзя. Если можно, то как, а если нельзя, то как сделать, чтобы было можно.

ДАНИИЛ. Хорошо, я тебе отвечу четким нет. Нет такого закона, чтобы отбирать без причины чужое. Хотите виноградник - забудьте про закон и действуйте силой. Но меня в это не впутывайте.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты говоришь, что таких законов нет. А почему ты не вспомнил о старинном обычае, который установлен с незапамятных времен?

ДАНИИЛ. О каком обычае?

ИЕЗАВЕЛЬ. Если человек проклинал бога или царя, и два свидетеля подтверждают это, его побивают камнями, а имущество его переходит к царю.

ДАНИИЛ. Закон этот практически не применяется. Он похож на самосуд, а народ превращает в палачей.

ИЕЗАВЕЛЬ. Но ведь закон этот не отменен?

ДАНИИЛ. (Неохотно.) Не отменен. Но при чем тут Навуфей?

СИМОН. Да, при чем тут Навуфей? Он же не проклинал ни бога, ни царя.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты это знаешь точно? Можешь в этом поклясться?

СИМОН. В чем?

ИЕЗАВЕЛЬ. В том, что Навуфей никогда и нигде не проклинал бога и царя.

СИМОН. Я, во всяком случае, это не слышал.

ДАНИИЛ. А я и подавно.

ИЕЗАВЕЛЬ. Вы не слышали. Допустим. Но из этого не следует, что в другое время и в другом месте он мог проклинать.

ДАНИИЛ. Теоретически это возможно.

СИМОН. Но только теоретически.

ИЕЗАВЕЛЬ. Значит, вы признаете, что Навуфей мог проклинать бога и царя. Остается только выяснить, где и когда это было.

СИМОН. Навуфей очень добродушен. Я не верю, чтобы он вообще когда-нибудь кого-нибудь проклинал.

ИЕЗАВЕЛЬ. Каждый человек хоть когда-нибудь что-нибудь или кого-нибудь проклинает: жару, холод, комаров, жену, дождь, начальника... Только не все это слышат.

ДАНИИЛ. Я понял, к чему ты ведешь. Вы хотите найти двух каких-нибудь мерзавцев и заставить их за несколько монет выступить свидетелями против Навуфея.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты даешь нам еще один совет: поискать свидетелей. Это хорошая мысль. Но неужели ты думаешь, что я унижусь до подкупа каких-то мерзавцев? Да это и бесполезно: им никто и не поверит. Свидетелями должны быть уважаемые честные люди, которые скажут правду. Но совет хорош, и мы им воспользуемся.

ДАНИИЛ. Хорошо, считайте, что этот совет дал вам я. Ищите свидетелей. И если вы найдете таких, которые не постесняются дать нужные вам показания против невинного человека, я вмешиваться не буду.

ИЕЗАВЕЛЬ. А зачем нам искать их где-то далеко, когда они сидят здесь, перед нами? И не какие-нибудь продажные проходимцы, а люди честные, уважаемые, к которым прислушивается народ. Я полагаю, Даниил, когда ты предложил нам поискать свидетелей, ты, конечно, имел в виду прежде всего себя?

ДАНИИЛ. Нет, только не себя. Я больше в этом обсуждении не участвую и прошу разрешения удалиться.

Даниил встает. Симон тоже поднимается, но, встретив взгляд Иезавели, тут же садится снова.

АХАВ. (Удерживая Даниила.) Подожди, Даниил, куда ты торопишься? Ты даже еще не попробовал цветной капусты. А ведь я сам ее вырастил.

ДАНИИЛ. Прости царь, но мне нужно идти.

АХАВ. Останься, я прошу тебя!

ДАНИИЛ. Нет, Ахав, я не могу.

ИЕЗАВЕЛЬ. (Отчетливо.) Я не знаю, как в этой стране, но у нас в Финикии царь никогда не просит дважды.

Даниил нехотя садится.

ИЕЗАВЕЛЬ. Я никого не хочу ни к чему принуждать, просто мы обязаны выяснить, когда и где Навуфей проклинал бога и царя. Ведь это большое преступление, мы должны его расследовать. Что ты скажешь, Симон?

СИМОН. Я? А что я должен сказать?

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты признал, что Навуфей мог проклинать бога и царя. Вспомни, где это было.

СИМОН. Где это было? Не помню.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты помнишь, что это было, но просто не помнишь, где, не так ли?

СИМОН. Может быть, и было, не знаю.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ведь вы с Даниилом друзья Навуфея, часто к нему заглядываете, пьете вместе вино. А вино развязывает язык. Наверняка он когда-нибудь что-то и говорил?

СИМОН. Что-то он говорил, но я не помню, что. Даниил, может, ты помнишь?

Даниил молчит.

Спросите лучше Даниила.

ИЕЗАВЕЛЬ. Сначала я хочу спросить тебя. Я понимаю, ты большой друг Навуфею и не хочешь его подводить. На ты ведь друг и царю, не так ли? Или ты нам больше не друг?

СИМОН. Нет, конечно, я... Ужас, какая жара

ИЕЗАВЕЛЬ. Тебе жарко? Хоть ты и не считаешь себя другом царя, он все-таки предложит тебе прохладный сочный огурчик. Не правда ли, Ахав.

АХАВ. Да, возьми этот, с краю. Он только что с грядки.

СИМОН. (Ест огурец.) Почему это я не считаю себя другом царя? Я его самый большой друг.

ИЕЗАВЕЛЬ. Друзьям надо помогать, Симон. А как ты ему помогаешь?

СИМОН. Я его охраняю.

ИЕЗАВЕЛЬ. Очень приятно это слышать. В таком случае ты бы лучше внимательнее следил за безопасностью царя, а не шептался по углам с подозрительными людьми вроде Елизара. Ведь всегда находятся горячие головы, которые готовы ввергнуть государство в любую смуту, лишь бы что-нибудь с этого поиметь. Власть ругают обычно те, кто сами жаждут ее получить. (Помолчав.) Так ты вспомнил что-нибудь по Навуфея?

СИМОН. (Он очень обеспокоен.) Что-то такое вроде как бы я, кажется, будто начинаю вспоминать.

ИЕЗАВЕЛЬ. Очень хорошо, съешь еще огурчик. Так о чем я говорила? Ах да, про Елизара. Устроить заговор, организовать покушение, возглавить переворот -это пострашнее, чем просто проклинать царя. Царю от проклятий ни жарко, ни холодно. Но одно дело проклинать, а другое дело приводить проклятия в действие. За такие дела сажают на кол, рубят головы.

СИМОН. (Побледнев.) Да я с Елизаром ни о чем таком и не говорил!

ИЕЗАВЕЛЬ. Ни о чем? А вот Елизар, к счастью, как верный друг трону и короне, сразу же пришел и рассказал нам, что ты склонял его к мятежу. Я не придала значения его словам, зная, что он завидует твоей должности и потому просто оговорил тебя. Но теперь я начинаю думать: а может, он говорил правду? Или нет? Что скажешь?

СИМОН. (Сильно смутившись.) Это он меня склонял к мятежу, а не я его!

ИЕЗАВЕЛЬ. (Строго.) Вот как? Почему же тогда ты нам не сообщил. Готовится заговор, и ты смолчал?

СИМОН. (Совершенно растерявшись.) Я не заговорщик! Это все он!

ИЕЗАВЕЛЬ. Не так важно, ты или он. В таких случаях на всякий случай казнят обоих. Это надежнее.

СИМОН. (Потеряв дар речи от ужаса). Я... Я... Я....

ИЕЗАВЕЛЬ. Успокойся, мы пока не сомневаемся в твоей верности и, надеюсь, ты нам сейчас ее докажешь, не так ли?

СИМОН. Да, конечно!

ИЕЗАВЕЛЬ. Елизар так сильно хочет быть начальником стражи, что, если бы он оказался на твоем месте, он бы сразу вспомнил, как Навуфей проклинал царя. Я уверена в этом!

СИМОН. Я тоже вспомнил!

ИЕЗАВЕЛЬ. Так расскажи, что ты вспомнил. Только правду. Нам не нужны ложные показания. Все должно быть по закону.

СИМОН. Сегодня утром мы, Даниил и я, пили вино у Навуфея, и он что-то такое говорил и, кажется, как бы вроде проклял царя. Но он не виноват. Правда, Даниил?

ИЕЗАВЕЛЬ. Это все, что ты вспомнил?

СИМОН. Пока да.

ИЕЗАВЕЛЬ. Хорошо, я верю, что ты вспомнил, что мог, и больше не буду выпытывать у тебя правду. Не волнуйся, мы очень высоко ценим тебя. Все знают твою легендарную храбрость, твое необыкновенное мужество и твое честолюбие. Наверняка ты скучаешь на своем посту начальника дворцовой стражи, где нет места подвигам, и рвешься на войну, в действующую армию. Как раз сейчас с востока на нас надвигаются полчища врагов, и ты, конечно, хочешь проявить свои воинские способности и рвешься в бой. Правда, быть во дворце близ царя выгодно, безопасно и почетно, но ведь умереть за родину еще почетнее. (Ахаву.) Скажи, мой царь, ты ведь согласишься удовлетворить желание нашего славного Симона и отправишь его рядовым добывать с мечом в руках себе славу?

СИМОН. Но я вовсе не высказывал такого желания! Охранять особу царя я считаю для себя наивысшим долгом.

ИЕЗАВЕЛЬ. Царь с сожалением расстанется с таким верным стражем. Не правда ли, Ахав?

АХАВ. Я... Ну да, конечно.

ИЕЗАВЕЛЬ. Но зато ты обретешь храброго воина, готового погибнуть за тебя на поле брани. Когда, Симон, ты отправишься в армию? Одного часа на сборы тебе достаточно?

СИМОН. Царица... (Умолкает, не в силах произнести ни слова).

ИЕЗАВЕЛЬ. Я понимаю, что ты настолько обрадован, что даже не в силах выразить свою благодарность.

СИМОН. Царица, я все вспомнил в малейших деталях. Навуфей проклинал бога и царя.

ИЕЗАВЕЛЬ. Где это было?

СИМОН. За столом у его дома. Мы сидели там за столом втроем и пили вино.

ИЕЗАВЕЛЬ. Когда?

СИМОН. Сегодня утром. Он, я и Даниил.

ИЕЗАВЕЛЬ. И ты можешь поклясться, что это чистая правда? Имей в виду, нам не нужны лжесвидетельства.

СИМОН. Это чистая правда.

ИЕЗАВЕЛЬ. И ты запомнил в точности, как он проклинал?

СИМОН. Я готов повторить его проклятия слово в слово.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ахав, овощи, оказывается, действительно очень полезны. Они не только утоляют жажду, но и освежают память. (Берет с тарелки огурец и вручает его Симону.) Вот тебе еще огурец, и вспоминай подробности, а мы пока побеседуем с Даниилом.

ДАНИИЛ. Со мной не о чем беседовать. Все уже сказано.

АХАВ. Мы понимаем, Даниил, что ты не хочешь причинить никакого вреда Навуфею. Поверь мне, мы хотим этого еще меньше. Навуфей скромный, работящий, добрый человек. И он наш друг. Но обстоятельства сложились так, что этот виноградник граничит с дворцом. Обстоятельства сложились так, что государству нужен этот виноградник. Обстоятельства сложились так, что хозяин этого виноградника Навуфей. Стало быть, обстоятельства сложились так, что Навуфей стал на пути государства, и государство должно его устранить. Таков неумолимый ход событий. Мы сами ничего бы не сделали ему плохого.

ДАНИИЛ. (Нехотя.) Если вы считаете, что государству нужен виноградник, пусть оно получит то, что ему необходимо. Я верный слуга государства и не буду возражать.

ИЕЗАВЕЛЬ. Оно непременно получит, и хорошо, что ты не будешь возражать. Но этого недостаточно. Если ты друг государства, ты должен ему помочь.

АХАВ. Как видишь, Симон готов дать показания. Но государству нужен второй свидетель.

ДАНИИЛ. То, что может разрешить себе стражник, не может позволить себе верховный судья. Эта должность обязывает быть эталоном неподкупности и честности. Я не могу преступить свои принципы.

ИЕЗАВЕЛЬ. Мы понимаем тебя, Данил. Мы знаем, что обязанности верховного судьи давно обременяют тебя, и что ты подумываешь, не пора ли уйти на покой.

ДАНИИЛ. Нет, почему же, я вовсе...

ИЕЗАВЕЛЬ. (Прерывая, продолжает.) Но царь вовсе не хочет с тобой расставаться. поэтому он подберет тебе какую-нибудь работу в государственном архиве. Там, вдали от мирской суеты, ты сможешь изучать дела минувших дней и приводить в порядок древние документы. Конечно эта работа не столь выгодна и почетна, как должность верховного судьи, но она более соответствует твоим почтенным летам и характеру. Ты ведь мудр и презираешь мирские блага, не правда ли?

ДАНИИЛ. (Помолчав.) Я подчинюсь любому решению царя, но не поступлюсь моей совестью. (Встает.)

ИЕЗАВЕЛЬ. Очень хорошо. Мы видим, ты хочешь уйти, и не будем тебя удерживать. Я только напоследок прошу тебя дать мне небольшой юридический совет. По поводу оформления документов.

ДАНИИЛ. Что тебя интересует?

ИЕЗАВЕЛЬ. У тебя ведь тоже, кажется, есть виноградник. И, говорят, очень большой. Он и в самом деле принадлежит тебе?

ДАНИИЛ. Конечно. Его купил еще мой прадед.

ИЕЗАВЕЛЬ. И у тебя есть документ, который подтверждает, что твой прадед действительно его купил?

ДАНИИЛ. В те времена еще не оформляли документов. В присутствии свидетелей скрепляли покупку рукопожатием, и на этом все кончалось.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты можешь представить этих свидетелей?

ДАНИИЛ. Ты шутишь? Откуда я их возьму? Покупка была сделана сто лет назад!

ИЕЗАВЕЛЬ. Другими словами, ты ничем не можешь подтвердить, что твой виноградник в самом деле твой?

ДАНИИЛ. Все и так это знают!

ИЕЗАВЕЛЬ. Даниил, все знают - это не аргумент и не юридический термин. Ты же законник и прекрасно это понимаешь. Нужны доказательства, свидетели, документы, планы участка. У тебя все это есть?

ДАНИИЛ. К чему ты все это спрашиваешь?

ИЕЗАВЕЛЬ. Не беспокойся, пока никто не собирается изымать у тебя виноградник, который ты считаешь твоим. Государство не отбирает имущество и земли у тех, кто ему верно служит. Оно их защищает. Я поинтересовалась этим просто из любопытства.

Даниил молчит.

АХАВ. Даниил, может все-таки ты подтвердишь слова Симона?

ДАНИИЛ. Я бы и рад, Ахав, но не могу.

АХАВ. Не ради государства - ради меня! Что тебе стоит сказать несколько слов ради нашей дружбы?

ДАНИИЛ. Извини, но и ради дружбы я не могу послать человека на убийство.

АХАВ. Да тут нет никакого убийства! Я понимаю - ты хочешь быть честным. Но личная честность в государственных делах неуместна. Государственные деятели, чиновники, дипломаты, политики говоря не то, что подсказывает личная честность, а то, что требует государственная польза. И эта польза важнее мелкой частной личной честности. Это как вежливость: мы же говорим порой добрый день и доброй ночи человеку, которого терпеть не можем? Но это не ложь, это вежливость. Способ общения между людьми. Ритуал. Все зависит от того, как это назвать. Ты меня понял? Польза важнее честности.

ДАНИИЛ. Прощай, Ахав.

АХАВ. Нет, я тебя не отпущу!

ИЕЗАВЕЛЬ. Отпусти его, Ахав. Пусть идет с миром.

Даниил идет к выходу, но Иезавель продолжает говорить, и он останавливается.

Даниил, пойми и запомни хорошенько. Царь в тебе не нуждается. Царю никто не нужен, чтобы повелевать и властвовать. Это вы нуждаетесь в нем. Он может вас вознести, но может и уничтожить. Он может вершить свою власть, не спрашивая у вас ни помощи, ни совета.

Но царь хочет, чтобы его действия были законны. Он хочет, чтобы рядом с ним были друзья, советники, свидетели. Он сожалеет, что ты не захотел быть среди них. А теперь иди. Мы тебя не удерживаем. И мы не забудем, что ты мог сделать для царя, власти и государства, но не сделал.

Даниил снова идет к выходу, но слова Иезавели заставляют его остановиться.

Подумай еще вот о чем, Даниил. Симон сейчас заявил, что сегодня утром вы оба слышали, как Навуфей проклинал царя. Что ты на это скажешь?

ДАНИИЛ. Скажу, что неправда.

ИЕЗАВЕЛЬ. Пусть так. Но что если твой друг Симон заявит под присягой, что не только Навуфей, но и ты проклинал бога и царя? Ведь это возможно, ты согласен?

Даниил смотрит на Симона. Тот отводит взгляд в сторону.

А теперь иди.

Даниил делает шаг, но Иезавель снова останавливает его.

Впрочем, постой. Ты советовал нам поискать других свидетелей вместо тебя. Они конечно найдутся, но кто знает, что это будут за люди, и о чем они будут свидетельствовать? Может быть, они заявят, что это ты проклинал царя? Или устроил против него заговор?

Даниил, поколебавшись, все равно направляется к выходу.

АХАВ. Не уходи, Даниил.

Даниил упрямо продолжает идти.

ИЕЗАВЕЛЬ. (Повелительно.) Даниил! Царь приказывает тебе остаться!

Даниил неохотно возвращается и молча садится на свое место.

На другой стороне изгороди в своем винограднике слышится голос Навуфея, напевающего веселую песню. Скоро показывается и сам Навуфей с тяжелой корзиной. Он ставит корзину и отирает пот со лба. Чувствует, что он устал.

ИЕЗАВЕЛЬ. (Громко и весело.) А вот и наш друг Навуфей! Легок на помине. Как раз мы говорим о тебе и твоем винограднике. Заходи к нам!

НАВУФЕЙ. Благодарю, царица. Одну минутку!

Навуфей заходит в дом и скоро возвращается, сменив одежду. Взяв кувшин с вином, он заходит в царский сад.

НАВУФЕЙ. Мир царю! Мир царице! Привет всем!

АХАВ. Ты всегда наш желанный гость.

НАВУФЕЙ. Быть гостем царя - большая честь. Я не заслужил ее.

АХАВ. Я смотрю, у тебя хорошее настроение. Это радует.

НАВУФЕЙ. Я люблю петь, когда работаю.

АХАВ. Уборка винограда - нелегкий труд.

НАВУФЕЙ. Зато приятный. Послезавтра она будет закончена. Устроим большой праздник.

АХАВ. Мы отпразднуем его все вместе. Проходи, Навуфей, садись. Ты редко к нам заглядываешь, и это меня огорчает. Отныне мы будем чаще встречаться.

НАВУФЕЙ. (Ставя на стол кувшин.) Я принес немного вина, которое ты любишь.

АХАВ. Твое вино - лучший подарок. Чем мне отдарить тебя?

НАВУФЕЙ. Сегодня ко мне обещали прийти Даниил и Симон. Я буду счастлив, если вы с царицей присоединитесь к нам хотя бы на несколько минут.

АХАВ. Твое гостеприимство всем известно. Мы охотно им воспользуемся. (Поднимает бокал.) За твое здоровье!

СИМОН. За Навуфея!

Все пьют.

НАВУФЕЙ. (Стесняясь.) Спасибо. (Ахаву.) Ты и вправду придешь?

АХАВ. Сегодня же вечером. И завтра тоже. Ты ведь не только мой друг, но и сосед. А хороший сосед все равно что брат.

СИМОН. Близкий сосед лучше дальнего родственника.

НАВУФЕЙ. (Робко.) Хорошо, когда сосед близкий, а забор низкий.

АХАВ. В точности, как у нас.

СИМОН. Плохо жить, коль с соседями не дружить.

АХАВ. Сначала выбери соседа, а потом уже дом.

СИМОН. Без доброго соседа и пирог в рту не сладок.

НАВУФЕЙ. Даниил, ты какой-то сам не свой. Болит голова?

СИМОН. У него болит голова.

АХАВ. У меня тоже болит голова. И еще как. А у кого нет?

НАВУФЕЙ. У меня дома есть особая трава. Если сделать отвар и выпить, боль сразу проходит. (Приподнимаясь.) Я могу принести.

АХАВ. (Кладет ему руку на плечо.) Не сейчас. Мы знаем, что ты можешь лечить от всех болезней.

ИЕЗАВЕЛЬ. Кроме смерти.

Симон угодливо смеется. Даниил хранит угрюмое молчание. Смех затихает.

НАВУФЕЙ. (Робко.) Великий царь... По поводу виноградника...

АХАВ. Зови меня Ахав. Мы среди своих.

НАВУФЕЙ. (Ахаву.) Хорошо. Так я хотел спросить...

АХАВ. Подожди, я сначала покажу тебе, что нового в моем огороде.

СИМОН. (Поддакивая по инерции.) Выбирай жену не в хороводе, а в огороде.

ИЕЗАВЕЛЬ. Что ты хочешь этим сказать?

СИМОН. (Поняв свою оплошность.) Я хочу сказать, что наш царь выбрал самую прекрасную принцессу в мире.

АХАВ. Ты любишь растить виноград, а у меня увлечения более простые: капуста, морковка, огурчики...

НАВУФЕЙ. Царь, я лучше посмотрю твой огород в другой раз. Когда кончу сбор винограда. А сейчас я пойду. Страшно устал. Хочется отдохнуть долго-долго.

ИЕЗАВЕЛЬ. Не беспокойся. Скоро ты отдохнешь.

АХАВ. Заходи в любое время, когда тебе будет удобно.

НАВУФЕЙ. Так вот, ты наверно хотел снова поговорить насчет виноградника...

АХАВ. Какого виноградника?

НАВУФЕЙ. Моего. Который ты хочешь купить...

АХАВ. Я? Зачем он мне?

НАВУФЕЙ. Но ведь утром ты...

АХАВ. Я передумал. У меня много виноградников.

НАВУФЕЙ. Тогда я пойду, а вечером встретимся снова у меня. (Вставая и собираясь уйти.) Спасибо. Хорошего вам дня.

ИЕЗАВЕЛЬ. Постой. Задержись ненадолго. Нам с тобой надо кое-что выяснить.

НАВУФЕЙ. Почему я не хочу продавать виноградник?

ИЕЗАВЕЛЬ. Нет. Почему ты проклинал бога и царя.

НАВУФЕЙ. Я? Проклинал? (Громко смеется.)

СИМОН. (Ища повод уйти.) Мне пора пойти проверить посты.

ИЕЗАВЕЛЬ. (Вполголоса.) Иди и постарайся, чтобы на выходе собралось достаточное количество стражников.

СИМОН. В парадной форме?

ИЕЗАВЕЛЬ. Вообще без формы. И не вздумай исчезнуть. Возвращайся безотлагательно.

Симон, поняв, что улизнуть не удастся, вздыхает и, поклонившись, выходит.

НАВУФЕЙ. Я тоже пойду.

ИЕЗАВЕЛЬ. Подожди минутку. мы еще не договорили про твое проклятие.

НАВУФЕЙ. Разве я проклинал бога и царя?

ИЕЗАВЕЛЬ. Так говорят.

НАВУФЕЙ. (Смеется.) Но ведь этого не может быть. Ты не ошиблась? Может, говорили о ком-то другом?

АХАВ. А ты не проклинал?

НАВУФЕЙ. Нет, конечно. Неужели вы этому верите?

ИЕЗАВЕЛЬ. Ты готов в этом поклясться?

НАВУФЕЙ. Да мне и клясться не надо! Ведь все меня знают. Наоборот: каждое утро я возношу хвалу богу и молюсь за благополучие царя.

ИЕЗАВЕЛЬ. Но все-таки ты можешь в этом поклясться?

НАВУФЕЙ. Конечно! Клянусь именем всемогущего бога!

Симон во время этого диалога возвращается.

ИЕЗАВЕЛЬ. Очень хорошо. Извини, я, наверно, в самом деле ошиблась.

АХАВ. Конечно. Все знают, что Навуфей наш друг.

ИЕЗАВЕЛЬ. И все-таки есть свидетели, которые утверждают, что ты проклинал царя.

НАВУФЕЙ. (Беззаботно.) Какие свидетели? Я же говорю - быть этого не может!

ИЕЗАВЕЛЬ. Может, тебе кто-то завидует? Может, у тебя есть враги, и они тебя оболгали?

НАВУФЕЙ. Нет у меня врагов! По крайней мере, я о них не знаю. Спросите обо мне кого угодно, и все скажут, что я никогда не проклинал не только царя, но и вообще никого.

ИЕЗАВЕЛЬ. Никогда никого? Тебе всегда было хорошо? У тебя не было в жизни трудных минут?

НАВУФЕЙ. Были, конечно, как и у всех людей.

ИЕЗАВЕЛЬ. Поэтому ты и проклинал бога и царя?

НАВУФЕЙ. Я никогда их не проклинал

ИЕЗАВЕЛЬ. Разве не нападала на твой виноградник засуха? Не затопляло никогда наводнение? Не истребляла плоды саранча?

НАВУФЕЙ. Всякое бывало.

ИЕЗАВЕЛЬ. Какой же огородник или виноградарь не проклинает саранчу, или засуху, или наводнение, или обжигающий ветер?

ДАНИИЛ. Какая польза их проклинать? Но даже если бы и проклинал? В чем тут преступление?

ИЕЗАВЕЛЬ. Ага, значит ты признаешь, что мог проклинать?

НАВУФЕЙ. Мог, но не проклинал. И в любом случае это не имеет отношения к богу и царю.

ИЕЗАВЕЛЬ. Разве? А кто посылает саранчу, засуху, наводнение и другие кары, как не бог? Значит, проклиная саранчу и засуху, ты проклинал бога.

НАВУФЕЙ. Даже если так. Но не царя же. Он ведь тут ни при чем.

ИЕЗАВЕЛЬ. А кому принадлежит страна, в которой происходят все эти несчастья? Разве не царю? В чьем царстве погибал твой урожай? Ведь это происходило не где-нибудь далеко, на горе Арарат, а здесь, у нас, в нашей стране. Значит, кто виноват в этом? Кто вообще всегда и во всем виноват? Всегда виноват царь, виновата власть. Ведь всегда, когда где-то что-то случается, винят власть. Почему власть не предусмотрела, не продумала, не приняла меры, не помогла? Почему не построила дамбы, плотины и водохранилища? Почему не погасила пожары? Почему не создала запасы зерна и семян? Почему не нашла для нас запасное жилье? И тогда начинают проклинать бога и царя.

НАВУФЕЙ. Прости, царица, но так можно обвинить каждого. Но я не проклинал царя ни из-за засухи, ни из-за наводнения.

ИЕЗАВЕЛЬ. А за что тогда ты его проклинал?

НАВУФЕЙ. Не из-за чего. Вот тут сидят Симон и Даниил. Они давно меня знают. Спросите их: проклинал ли я кого-нибудь хоть один раз?

Пауза.

ДАНИИЛ. Навуфей, мне больно это говорить, ведь мы с твоим отцом были друзьями, да и с тобой тоже... Но ты же проклинал царя. И Симон, и я, мы оба это слышали.

ИЕЗАВЕЛЬ. Когда это было?

ДАНИИЛ. Сегодня утром мы сидели возле его дома, пили вино, и он разгорячился, начал проклинать царя и никак не мог остановиться.

НАВУФЕЙ. Даниил, опомнись!

ДАНИИЛ. (Сурово и непреклонно.) Я помню его речи слово в слово: Будь ты проклят, Ахав! - сказал он. - Да поразит тебя Господь чахлостью, горячкой, лихорадкой, воспалением, палящим ветром, слепотою и оцепенением сердца, доколе не погибнешь!

НАВУФЕЙ. Даниил!

ДАНИИЛ. (Не обращая внимания на Навуфея.) И небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью, и земля под тобою железом. Ты будешь ощупью ходить в полдень, и не будешь иметь успеха в путях твоих, и будут теснить тебя всякий день, и никто не защитит тебя. Так говорил он.

НАВУФЕЙ. Да не говорил я этого!

СИМОН. Нет, говорил. Я тоже слышал. А потом он сказал: Построишь ты, Ахав, целую улицу домов, но дома эти сгорят. Они сгорят, но один дом останется. И будешь ты у крыльца его просить милостыню, но не будет подающего.

НАВУФЕЙ. Вы с ума сошли? Не говорил я ничего похожего. Симон, ты шутишь? Вспомни как было на самом деле!

СИМОН. На самом деле так и было.

НАВУФЕЙ. Подумайте сами, зачем мне было проклинать Ахава, который считает меня своим другом?

ИЕЗАВЕЛЬ. Из-за виноградника. За то, что царь хотел его у тебя купить.

НАВУФЕЙ. Но когда у меня были Симон с Даниилом, я еще не знал, что царь хочет его купить!

АХАВ. Это верно. Я пришел после них.

ИЕЗАВЕЛЬ. Какая разница, кто когда куда пришел. Важно, что он проклинал, и есть свидетели.

НАВУФЕЙ. Но ведь это неправда.

СИМОН. Почему ты думаешь, что ты говоришь правду, а мы неправду? Может, ты сам не помнишь, кто что говорил.

НАВУФЕЙ. Я как раз помню. Но, в отличие от тебя, вспоминать не буду.

ДАНИИЛ. Бывает, что проклятия вырываются непроизвольно, ты даже их не замечаешь. Например, ты шел по дороге, ударился ногой об острый камень и вскрикнул: Будь проклят царь, который не может сделать хорошие дороги. Или ты хотел проклясть Симона, стражники которого берут с тебя взятки, а по ошибке произнес имя царя.

АХАВ. Конечно, Навуфей, это могло быть. Что мы только порой не говорим! Поверишь ли, но даже я сам себя часто проклинаю, хотя знаю, что по закону не имею на это права. Ведь я царь, моя особа священна.

ДАНИИЛ. Пойми, Навуфей, мы лично против тебя ничего не имеем.

СИМОН. Да-да. Я по-прежнему считаю тебя своим другом. Лучшим другом.

АХАВ. И я тоже. Мне тебя будет очень не хватать.

ДАНИИЛ. Но ты нарушил закон, и правосудие должно совершиться. Без правосудия нет власти, власть обязана соблюдать справедливость, даже если с точки зрения отдельного человека эта справедливость кажется несправедливой. Вопрос стоит так: кто из вас прав - ты или власть? Но власть не может быть неправа. Поэтому неправ ты, даже если ты прав.

НАВУФЕЙ. Вы хотите меня убить?

ДАНИИЛ. Нет конечно. Как мы можем этого хотеть? Ведь мы любим тебя. Государство никого не ненавидит и никого не любит, оно не порождает и не убивает. Оно просто исполняет закон. Оно не может его не исполнять. Цель государства - благо всех его граждан. Но на пути к общему благу власть иногда вынуждена жертвовать интересами отдельных граждан. Это закон. Когда конница мчится на врага, под копытами гибнут всякие мелкие букашки, и даже люди. Нам их жалко, они ни в чем не виновны, но из-за них конница не может остановить движения вперед. Так нужно. Это объективный процесс, мы не можем ему сопротивляться. Мы должны и уважать власть, и бояться ее, и любить ее даже за ее ошибки. Без нее не будет порядка. Она может разить кого-нибудь из нас, но всех вместе она защищает от анархии и беспредела.

НАВУФЕЙ. Я понял: это убийство.

АХАВ. Неправда! Посмотри на нас: какие же мы убийцы? Мы ведь твои друзья! Вот бокал, выпей с нами! Почему ты так помрачнел?

НАВУФЕЙ. Потому что мне никогда уже больше не дарить тебе вина, мой царь.

СИМОН. Будь мужественней, Навуфей. Все мы когда-нибудь умрем. Раньше, позже - какая разница?

НАВУФЕЙ. Я не боюсь. Но я не хочу умереть. Я молод, счастлив, еще час назад я был полон планов, а теперь вы вдруг разом отбираете у меня всё: и виноградник, и жизнь.

АХАВ. Друг мой, прости меня.

НАВУФЕЙ. Я тебя прощаю.

АХАВ. Скажи, что ты на меня не сердишься.

ИЕЗАВЕЛЬ. Что ты к нему пристал?

АХАВ. Заткнись!

ИЕЗАВЕЛЬ. Червяк!

АХАВ. Убийца!

ИЕЗАВЕЛЬ. Такова твоя благодарность?

АХАВ. Не нужен мне этот проклятый виноградник! Я не хочу его!

ИЕЗАВЕЛЬ. Поздно. (Симону и Даниилу.) Дело слишком затянулось. Кончайте. (Симону, вполголоса.) Твои люди собраны у ворот?

СИМОН. Да.

ИЕЗАВЕЛЬ. Они знают, что делать?

Симон кивает.

НАВУФЕЙ. Царь, даже в свой смертный час я не проклинаю тебя. Но я проклинаю этих лжесвидетелей. Первый раз в жизни я кого-то проклинаю.

ИЕЗАВЕЛЬ. Кончайте скорее!

НАВУФЕЙ. (Симону и Данилу.) Будь прокляты ваши дни и будь прокляты ваши ночи, пусть отравят вас горе и страх. Да сотрутся ваши имена из памяти людской...

ИЕЗАВЕЛЬ. (Громко провозглашает.) Господин начальник стражи, господин Верховный судья! Видите, за воротами собрались люди. Они хотят знать правду. Расскажите народу, как Навуфей проклинал царя. Вы слышали его речи, поведайте их народу, слово в слово. Говорите громче, чтобы все слышали.

Симон и Даниил, крепко держа Навуфея с двух сторон, выводят его на середину сцены и встают лицом к залу.

СИМОН. (Громко, в зал.) Люди, мы свидетельствуем, что этот человек проклинал нашего царя. Слушайте и ужасайтесь! Вот что он говорил:

Будь ты проклят, Ахав, и не знай ни в чем счастья. С женою обручишься, и другой будет спать с нею; дом построишь, и не будешь жить в нём; виноградник насадишь, и не будешь пользоваться им, и вина не будешь пить, и не соберёшь плодов его. Сынов и дочерей родишь, но их не будет у тебя, потому что пойдут они в плен.

Снаружи слышится легкий гул.

ДАНИИЛ. (В зал.) И небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью, и земля под тобою железом. Утром ты скажешь: о, если бы пришёл вечер!, а вечером скажешь: о, если бы наступило утро! И сойдёшь с ума от того, что будут видеть глаза твои, и будешь ужасом, притчею и посмешищем у всех народов.

Гул усиливается. Слышны чьи-то возмущенные крики.

АХАВ. (Не очень громко.) Не надо, отпустите его!

СИМОН. И будешь ты предан на поражение врагам твоим; одним путём выступишь против них, а семью путями побежишь от них; будешь служить врагу твоему в голоде, и жажде, и наготе, и возложит он на шею твою железное ярмо, и будет он есть плод скота твоего и плод земли твоей, и не оставит тебе ни хлеба, ни вина, ни елея, ни плода волов твоих, ни плода овец твоих, доколе не погубит тебя. Так он проклинал царя.

ИЕЗАВЕЛЬ. (Властно.) Уведите его!

ДАНИИЛ. И будет теснить тебя во всех жилищах твоих, доколе во всей земле твоей не разрушит высоких и крепких стен твоих, на которые ты надеешься.

СИМОН. Жизнь твоя будет висеть пред тобою, и будешь трепетать ночью и днём, и не будешь уверен в жизни твоей.

Симон и Даниил тащат Навуфея к выходу.

ДАНИИЛ. И будешь продаваться врагам своим в рабы, и не будет покупающего.

СИМОН. И будет труп твой пищею птицам небесным и зверям, и не будет отгоняющего их.

ДАНИИЛ. (Голосом судьи, оглашающего приговор.) Такими словами этот человек проклинал нашего царя. Поступите же с ним по нашему закону и обычаю.

Симон и Даниил уводят Навуфея. Слышны крики и рев толпы, шум ударов, стоны.

НАВУФЕЙ. (Голос его слышен издалека.) И возлягу теперь я, и упокоюсь, и усопну, и почию я с царями и советниками страны...

Постепенно все затихает. Долгая тишина.

ИЕЗАВЕЛЬ. Ну, всё. Можешь зайти в свой виноградник.

Ахав медленно идет к калитке, открывает ее и входит в виноградник. Сначала стоит в нерешительности, потом срывает гроздь, пробует и, взяв ее, удобно устраивается на скамье и начинает смаковать виноград. Перед ним появляется Илья в широком белом плаще.

ИЛЬЯ. Ты убил и еще вступаешь в наследство?

АХАВ. (Роняя гроздь.) Кто ты?

ИЛЬЯ. Разве ты не узнаешь меня?

АХАВ. Теперь узнал. Ты Илья, которого люди зовут пророком.

ИЛЬЯ. На том месте, где псы лижут кровь Навуфея, псы будут лизать и твою кровь. И здесь же прольется кровь Иезавели, и собаки съедят тело ее. И будет труп ее на земле Навуфея, как навоз на поле, так что никто не скажет: это Иезавель. Все сыновья твои будут истреблены. Но ты еще можешь раскаяться.

Илья уходит. Ахав в ужасе озирается, потом в отчаянии раздирает на себе одежду.

ЭПИЛОГ

Спустя несколько лет царь Ахав в одной из войн был ранен стрелой, отвезен к своему дворцу и там умер, и псы лизали кровь его, пролившуюся на землю на том месте, где погиб Навуфей.

После Ахава воцарился сын его и Иезавели Иорам, но царствовал он недолго. Мятежный военачальник убил его и велел оставить лежать там, где был виноградник Навуфея, а Иезавель выбросить из окна дворца на камни. И кони растоптали ее, а собаки съели ее труп. Все сыновья Ахава были убиты.

Так сбылось пророчество Ильи.

КОНЕЦ

Красногоров Валентин Самуилович Виноградник

Красногоров Валентин Самуилович
Виноградник