Маськин с Большой Дороги: Роман-шутка с подвохом.- Издательство Llumina Press, 2010 .
Иллюстрации и оформление обложки Иры Голуб
Борис Кригер, 2008
Глава 1
Маськин и Большая Дорога
Сразу успокою: большая дорога тут ни при чем, в том смысле, что Маськин вовсе не стал разбойником, а просто по уже сложившимся неписаным правилам маськописания переносный смысл превратился в конкретный, а конкретный - в переносный. Так что не надо понимать буквально, что, дескать, опустился Маськин совсем, начал разбойничать и так далее.
Хотя, нужно признаться, некоторые редкие, но чрезмерно заботливые читатели умудрились усмотреть в Маськине тревожные элементы литературно-политического бандитизма. Но ведь это относится скорее к автору, а не к его милейшему герою?
Потом оказалось, что книжки про Маськина совсем несмешные. Я внимательно наблюдал за реакцией слушателей, когда главы из "Маськина" читали по радио. Если кто и прыснул от смеха, так только оттого, что у него пролился стакан чая или еще какая-нибудь житейская неурядица приключилась. Честное слово, я думал, что пишу смешно, но оказалось вовсе даже наоборот, задумчиво и грустно, и некоторые разнервничавшиеся читательницы, понимая, что назад им деньги за непонравившуюся книжку не получить, спускали ее в мусоропровод!
А между тем Маськин действительно жил неподалеку от большой дороги, и жители близлежащих населенных пунктов знали его именно как Маськина с Большой Дороги, только и всего. Более того, они и Плюшевого Медведя величали "Медведь с Большой Дороги", потому что Плюшевый Медведь весьма растолстел, сидя на своей каше-медовой диете, и по маленькой дороге уже пройти, в общем, не мог.
Ну такие уж они простаки, эти люди: они кличут тебя вовсе не как мама нарекла и не так, как тебе самому захочется, а как им Бог на душу положит (да еще хорошо, если Бог). Для этого ведь и были изобретены всяческие титулы, чтобы совсем уж обидно не обзывались, потому что как-то не звучит титул в сочетании с обидным словом. Но и тут людишки поднаторели злословить либо за глаза, либо посмертно. Мне же как автору повезло. Меня честно поносят в лицо, отчего у меня становится тепло и просторно под сердцем и хочется пропасть вместе со всеми своими героями тихо и достойно, и титулы тут ни при чем. Вообще люди очень хорошо устроились. Они донимают всех равномерно, а в укор живущим некоторых начинают посмертно превозносить до чрезмерности, и так до бесконечности. Хорошо вы устроились, мои замечательные люди. Мне уютно и трепетно живется подле вас, и титулы тут и правда ни при чем.
Что руководит вами, мои нежные маськоненавистники? Зависть? Так вы вроде сами-то ничего не пишете. Злоба? Излишняя серьезность в отношении ночных горшков и домашней обуви, не позволяющая вам расслабиться и ощутить глубину прикола?
Шушутка как-то взял и озаботился этим беспорядком и, славясь своим болезненным интересом к королям, а также к коллекционированию золотых монет (чаще всего с шоколадным содержимым), принялся списываться с поверженными монархами, пытаясь выклянчить у них какой-нибудь завалящий титул для себя и для прочих обитателей Маськиного дома, чтобы впредь к ним относились серьезно и даже изысканно.
Маськину он выпрашивал титул графа, но тот все время ходил в тапках и поэтому не годился для ношения благородного звания. Плюшевому Медведю Шушутка пытался выправить титул барона, но тот нередко, особенно в последнее время, поедал кашу лапой и потому не смог выдержать строгой критики баронствующей элиты... Остальным домочадцам титулов тоже не дали, да и что толку: как себя ни обтитуливай, все равно кто-нибудь равнодушный и трезвый обязательно припечатает, обозвав наших героев шпаной, а автора - обкурившимся школьником.
А я горжусь и таким званием. Я вообще в последнее время выловил свою излишнюю гордость и добровольно, сам, отправил в бессрочную командировку на Соловки.
Потому что "Маськина" нужно писать не для славы, не для почитания необузданной толпой, не для насильственного культивирования всеобщей масечности на государственном уровне, а для того, чтобы, когда так уютно-уютно горит лампа и в комнате тихо и тепло, а за окном шуршит метель или шелестит дождь, открыть глянцевую книжицу и наполнить комнату тихими словами, подробным жизнеописанием различных похождений и поступков, о которых и пойдет речь в вот уже третьей и по-прежнему никомушеньки не нужной книжке про Маськина, на этот раз - Маськина с Большой Дороги.
Глава 2
Маськин и Пузырик
Маськин по-прежнему оставался существом неопределенного пола. Иногда, если он появлялся в фартуке и банте, казалось, что он пола нежного и опрятного, но иногда, когда ему приходилось решать мировые раздоры, примирять враждующие континенты, прокладывать дорогу к звездам и поить всех воистину экзистенциональным компотом, он представлялся существом пола мужественного и решительного. Короче, вопрос с полом в отношении Маськина так и не был прояснен.
Кахабасечка, счастливо проживавшая в браке с Барабуськой, как-то ощутила себя в интересном положении, от чего Барабуська пришел в неописуемый восторг, потому что давно мечтал завести себе маленького барабуса, чтобы было кого обучать всяческой барабусначитанности и прочим тайным знаниям древнего рода барабусек.
Однако срочные дела требовали присутствия Кахабасечки в своем родовом поместье в Кахабасшире, и ей не хотелось раньше срока радовать своих родственников появлением дополнительного наследника. Кроме того, Кахабасечке было трудно надевать на себя свои самые любимые кисейные платьица, и поэтому она попросила Маськина временно поносить ее ребенка, которого пока назвали Пузырик, потому что более серьезное имя приберегали до торжественного вступления в права гордого наследника рода Кахабасов.
Маськин сразу согласился и стал от этого в какой-то мере существом материнским, а поэтому женским, потому что отцам материнство настолько же не свойственно, как матерям отцовство. И попробуйте сказать, что это бред. Это не бред, а хорошо известный научный факт.
Вместе с Пузыриком Кахабасечка выдала Маськину все прилагающиеся прелести беременности - тошноту по утрам, желание есть несъедобное и нежелание есть вполне съедобное, повышенную чувствительность и полное омоложение лица.
Маськин был доволен своим новым статусом и гордо демонстрировал всем свой округлившийся животик.
Вы скажете, что автор напрасно морочил вам голову на протяжении предыдущих романов, отзываясь о Маськине в мужском роде, но это - натуральная напраслина, дорогой и не очень дорогой мой читатель! Ведь от того, что Арнольд Шварцнегер однажды выносил и родил ребенка на глазах у миллионов кинозрителей, вовсе не следует, что теперь, когда он благодаря этому стал губернатором Какофонии, его следует именовать миссис Шварцнегер и облачать в кисейное платьице.
Итак, Маськин просто был настолько мужественен, что решился стать на некоторое время женщиной, ибо нет ничего, требующего столько смелости и решительности, как подобное предприятие.
Вообще нам редко приходит в голову мысль, что если все на своем мелко-домашнем уровне решат воздержаться от размножения, то наш биологический вид вымрет без всяких астероидов и глобальных ядерных войн. Действительно, каждый из нас волен решить судьбу человечества, хотя нам это кажется нонсенсом; мы полагаем, что всегда найдется масса бездумно размножающихся дикарей, которая заполнит образовавшийся пробел, спасет род человеческий и выведет нас к звездам, где мы будем гонять чаи со светилами разной мощности, как и завещал нам громкоголосый товарищ Маяковский.
Однако это не так. Каждый из нас держит в руках ключик к будущему человечества, и Маськин решил не отставать в этом отношении от прогрессивной общественности, приняв Кахабасечкиного Пузырика на воспитание, обычно начинающееся с подробного и нежного вынашивания.
Поскольку у Маськина животик был небольшой и Пузырику там было бы тесновато, Плюшевый Медведь разработал и сшил на машинке рюкзачок, в котором Маськин и начал вынашивать Пузырика.
А что ж в этом необычного? Некоторые таскаются со своими детьми и после родов. Даже когда те становятся вполне взрослыми, их носят на ручках, дают им пососать молочка и применяют прочие атрибуты нежного ухаживания, что приводит к обмладенчениючеловечества, которое не менее опасно, чем его одичание... Представьте себе, что завтра человечество будет состоять из годовалых младенцев. Вот вам еще один сценарий глобальной катастрофы без всякого вмешательства злополучного астероида.
Посмотрите на внешний мир: там шляются сорокалетние подростки. Раньше таким бородачам было в пору садиться за стол в окружении детей и внуков, а нынешние всё еще не вполне "определились", чем бы им в этой жизни заняться, и у них ни кола, ни двора, ни семьи, ни полушки, ни своей собственной подушки... Ибо спят они каждую ночь на новом месте, словно скрываются от вездесущих разведок. Но спецслужбам они не нужны: для того чтобы стать террористом, тоже нужна хоть какая-никакая маломальская инициатива.
Маськин не мог оставить ситуацию в таком виде, ибо завсегда болел о судьбах человечества, и решил вынашивать Пузырика добродушно, но строго, не позволяя ему засиживаться в пеленках. Конечно, это тоже ненормально, если вы застали своего будущего ребенка курящим сигаретку буквально внутриутробно, но засиживаться тоже нечего. Ту-ру-ру... Труба зовет! Пора восстанавливать человечество! Пора выводить его из вынужденного младенчества туда, к звездам: "Марш гонять чаи!"
И благодарное человечество пузырится пузыриками, и от этого становится на душе мягко и спокойно - значит, много еще будет разных забияк на этой планете!
Глава 3
Маськины нитки
Если вы думаете, что рожать детей трудно, это не совсем так. Нет, конечно же, муки женщины подчас бывают ужасны, но ведь все заканчивается максимум за один день. Мне всегда процесс родов напоминал перелет через океан. То есть как ни крути, но долететь надо, иначе хлобысь - и в пучину холодной воды. Таким образом, природа ставит нам свои обычные ультиматумы, столь напоминающие откровенный шантаж.
Поскольку Маськин был лицом неопределенного пола, то рожать, как обычная женщина, он не стал, поскольку, во-первых, это было бы слишком скучно, во-вторых, слишком неприлично, а в-третьих, слишком несправедливо по отношению к читателям. Разве они взялись листать роман-шутку с подвохом для того, чтобы наблюдать сцены обычных и ничем не примечательных человеческих актов? Ну уж нет. Народ требует жратвы и зрелищ, а подобное зрелище необычным не является. Итак, в угоду публике пришлось Маськину искать альтернативные пути рождения Пузырика. Как водится, обратились к древнегреческой мифологии. Чуть где слабость современного ума проявляется, обязательно его штопают древней мифологией. Ведь если нечто затеряно в веках, то на него можно свалить всё, что угодно: межнациональную ненависть, генетически обусловленное тупоумие, слабость характера, плевки в прохожих и даже перебои с городским транспортом в зимнее время.
Так у нас и повелось. Поскольку сами ни до чего додуматься не в состоянии, всё, что можно, черпаем из Гомеров с Платонами. Так привычнее, ничего не скажешь.
Рождение из пены морской в стиле Афродиты отпало сразу, поскольку в местности, в которой проживал Маськин, если что и пенилось, так только пиво.
Подражать Зевсу с рождением богини Афины-Паллады Маськин тоже не стал. Хотя совсем было уже решился, но потом позвонил Зевсу Кроносовичу, и тот его отговорил.
- Маськин, - прорычал Зевс в трубку, - выбрось эти глупости из головы... То есть я не имел в виду из головы... Ну, неважно.
- А все-таки, - залепетал Маськин, - позвольте полюбопытствовать... Как вам, статному мужчине, удалось родить Афину Зевсовну... из... извините... как это сказать... короче, из башки вашей... ой... извините...
- Да тут и рассказывать нечего, - вздохнул в трубку Зевс-громовержец. - Неприятная история вышла... Я знал, что у богини разума, Метис, будет двое детей: дочь Афина и сын необычайного ума и силы. Мойры, мои информаторши, а по- простому - богини судьбы, открыли мне тайну, что сын Метис свергнет меня с престола и отнимет власть над миром. Не то чтобы я испугался... Не впервой... Все-таки ведь не баран чихал... Как-никак я великий Зевс... Но береженого... Короче, нечего на зеркало пенять, когда... Сам не плошай... - Зевс запутался в пословицах и умолк.
- Зюс Кроносович, - пролепетал Маськин, от растерянности назвав Зевса на еврейский лад, - если вам неприятно это вспоминать, оставьте. Не нужно душу томить. Я как-нибудь сам...
- Ну, отчего же неприятно, - встрепенулся Зевс и так загромыхал громом в трубку, что у Маськина ушки отвисли больше обычного. - Чтобы избежать грозной судьбы, которую сулили мне мойры, я, усыпив богиню Метис ласковыми речами и обильно оросив ее кетчупом и прочими специями... - в трубку было слышно, как Зевс сглатывает слюнку. - Ну, и проглотил, короче, я ее... Лакомый кусочек, надо признать, да-с... А она ж еще не успела родить, вот от такого стресса, так сказать, и разрешилась непосредственно у меня в утробе.
Маськин Левый тапок, обуреваемый нездоровым интересом, сполз с Маськиной лапки и залез ему на плечо, чтобы лучше слышать, о чем вещает Зевс-громовержец, хотя все было и так слышно, потому что тот драл глотку так, словно разговаривал с Маськиным фиг знает откуда... На горе Олимп у них было плохо с телефонной связью, вот и привыкли боги Эллады орать что есть силы.
- Короче, - продолжил Зевс свой рассказ, - через некоторое время я почувствовал страшную головную боль. Это было просто нечто нестерпимое. Такого, Маськин, ты себе и представить не можешь... Я не выдержал и призвал своего сына Гефеста, и... И не поверишь! Приказал ему разрубить себе голову, чтобы избавиться от невыносимой боли! Взмахнул Гефест топором, мощным ударом расколол мне череп (аккуратно так треснул, почти не повредил), и вышла на свет из головы моей дочка моя Афинка... И не голая да беспомощная, а могучая, в полном вооружении, в блестящем шлеме и с автоматом Калашникова.
- Невероятно... - вздохнул в трубку Маськин, и Левый тапок от такой неожиданности упал с его плеча. - И бывают же такие чудеса... А как же вы с расколотой головой обошлись?
-А, Гефестик склеил... Он у меня мастер на все руки. Хотя, знаешь, шрам остался до сих пор и иногда в зимние ночи ноет...
- А вы компрессики прикладывайте, - посоветовал Маськин. - И вот еще, попробуйте заговаривать шрамик, ну, знаете, как принято в народе: "У вороны заболи, у сороки заболи, а у Зевса заживи, заживи, заживи..."
- Милый ты, Маськин... Пошлю я тебе какой-нибудь подарочек... Попрошу Гефеста соорудить тебе механическую громовержку среднего калибра. Хочешь? Будешь тоже - Маськин-громовержец.
- Нет, не надо. У меня Плюшевый Медведь - громовержец. Иной раз так пукнет, хоть туши свет.
Зевс неожиданно захихикал и тоже чем-то громыхнул в трубку. Маськин не мог достоверно сказать, чем именно.
Зевс был большим почитателем Плюшевого Медведя. Он частенько пукал ему со своего Олимпа, а также посылал различные предметы олимпийского быта. Особенно Плюшевый Медведь любил получать от Зевса в подарок нектар, из которого он лично готовил отличный плюшевый мед собственной закваски. Плюшевый Медведь вообще был личностью домовитой и со странностями. Вместо того чтобы позволять пчелам производить для него мед, он сам, собственной персоной, засучив рукава, в поте своей плюшевой мордашки, иной раз по два, а то и по три часа уговаривал Маськина изготовить ему мед. А Маськин был занят. Он ведь теперь вынашивал Пузырика и практически уже изготовился его родить.
Все разрешилось неожиданно. В один прекрасный день Пузырик прокусил рюкзачок - и выкатился наружу! Все были очень рады.
Дети появляются на свет с такой неповторимой решительностью, что кажется, они были здесь всегда, а в утробу матери их запихнули временно и насильно. Так появляется из коробки назло в ней запертый кот. Он сначала сам туда лезет, проявляя свою врожденную норность, а потом, когда захлопываешь крышку, начинает судорожно мяукать и проситься наружу. Откроешь крышку - и кот горделиво и недовольно выглядывает из коробки так, словно все окружающие ему чего-то задолжали.
Однако, в отличие от котов, детям все рады, и Плюшевый Медведь очень обрадовался, назвав новорожденного Петькой-Пузыриком, потому что ему нравилось имя "Петька". Медведь произносил его залихватски, примерно вот так: "Ппппппетька!". Наш плюшевый поэт сразу принялся сочинять приветственную оду, и вот что у него вышло:
Сделав в Маськине несколько дырок,
Появился наш Петька-Пузырик.
Первым делом на всех закричал,
Закатив очень громкий скандал.
Но увидев, что Маськин красивый,
Стал сосать его, прям что есть силы.
Видно, так уж устроен сей свет,
Что любви бескорыстной в нем нет!
С сосанием тоже случился подвох. Маськин же сам молока не давал. Корова Пегаска с потомством по-прежнему производила то кофе, то сгущенку, а то и пепси-колу - короче, все что угодно, только не молоко; Маськины козы снова ушли в самовольный отгул... Пришлось Маськину купить бутылку молока в магазине, ну а чтобы Пузырик не расстраивался, Маськин делал вид, что доится сам. Он засовывал себе бутылку под мышку и скрывал от Пузырика, что он, Маськин, увы, не молоконосный...
Так или иначе Пузырик наелся и заснул, а Маськин принялся зашивать свой рюкзак-животик своими собственными нитками, которые подарила ему девушка по имени Ариадна.
Когда Тесей со своими спутниками был заключен в лабиринт на Крите, где обитал чудовищный громила Минотавр, Ариадна, влюбившись в Тесея, спасла его, дав ему клубок нити, разматывая который он нашел выход из лабиринта. Ариадна тайно бежала с Тесеем, который, как водится, обещал жениться. Однако, не желая везти Ариадну в Афины, Тесей покинул ее, пока она спала. И тогда Ариадна смотала эти волшебные нитки и подарила Маськину в память о том, как ее кинул Тесей, чтобы Маськин не доверялся кому ни попадя.
Не зря ведь с тех пор говорится: "Бойтесь данайцев, на голову срущих..."
Глава 4
Маськин и данайцы
Прошлую главу мы закончили не по-масечному. Применили нехорошее слово. Но ведь книги о Маськине проникнуты истинным реализмом, а реальная жизнь полна полутеней и иногда даже вполне темных во всех отношениях углов.
Предательство врагов - это вовсе никакое не предательство. Это просто выполнение врагами их прямого предназначения. Предательство друзей - это трагедия, ее трудно пережить, но поскольку это весьма распространенное явление, за миллионы лет эволюции подлости мы научились справляться и с таким явлением.
Как же пережить, если собственные родители представляются тебе хуже врага злючего? Вы скажете, такого не может быть... Это как сказать. Ведь самое страшное, что всё, конечно же, совершается ими из наилучших намерений. Желаете примеров из классики? Извольте...
Возьмите хотя бы "Чайку". Почему Чехов выбрал именно эту птицу, а не воробья, или, скажем, голубя? Маськин посещал своего любимого Чехонте в маленьком мелиховском флигеле, как раз когда тот эту пьесу писал. Именно там Чехов, пожалуй, впервые высказал свою жизненную и эстетическую позицию так откровенно, ведь рядом с ним был Маськин и частенько говорил ему под руку.
- Послушай, Маськин, - злился Чехов. - Ты бы пошел чаю заварил, что ли... Ты не обижайся, но твои масечные предложения мне не подходят. Послушай, я тут серьезным делом занялся, а ты предлагаешь заменить чайку вороной, или того хуже - сорокой, и не доводить главного героя до самоубийства. С тобой, Маськин, никакая серьезная литература невозможна.
Маськин было насупился, но потом улыбнулся.
- Ладно, Чехонте, пойду-ка я тебе плюшек настряпаю, а ты пиши, пиши... Хотя я и не понимаю, чем вдохновила тебя эта крикливая птица, от которой от живой-то ровным счетом никакого толка, одни убытки, а от подстреленной - и подавно, сплошной швах, извини за фигуральность выражения, - Маськин был с чайками строг и не считал их "ути-ути" какими.
- Послушай, да не в чайке здесь дело... - завздыхал Чехов и отложил исписанный лист бумаги в сторону.
- Знаю, знаю, - залепетал Маськин, - сейчас ты скажешь, что эта пьеса вовсе не о птицах, а о людях искусства, о муках творчества, о беспокойных, мятущихся молодых художниках и о самодовольно-сытом старшем поколении, охраняющем завоеванные позиции.
- Да, Маськин, именно так! Послушай! Эта пьеса о мучительных поисках истинного смысла жизни, общей идеи, цели существования, "определенного мировоззрения", без которого жизнь - сплошная маета, ужас!
- Ну, и нашел ты этот смысл? Ведь не стреляться же теперь только затем, чтобы досадить свихнувшейся матери и прочим дундукам от искусства?
- А что ты, Маськин, предлагаешь? Послушай, не писать же все время шуточные рассказы? Люди не станут серьезно относиться к такому творчеству...
- Самые великие глупости...
- Знаю, знаю, самые великие глупости делаются именно с самым что ни на есть серьезным выражением лица...
- М-да...
- Послушай, но нельзя же уступать до бесконечности! Вот, Маськин, представь себе: в вечернем саду наспех сколочена сцена. Может быть, здесь рождается новое произведение искусства... Но пьеса остается недоигранной. Мать создателя пьесы, знаменитая актриса, демонстративно не желает слушать "декадентский бред". Представление сорвано. Так обнажается несовместимость двух миров, двух взглядов на жизнь и позиций в искусстве! "Вы, рутинеры, захватили первенство в искусстве и считаете законным и настоящим лишь то, что делаете вы сами, а остальное вы гнетете и душите! -- восстает непризнанный драматург против матери и ее друга, преуспевающего писателя. - Не признаю я вас! Не признаю ни тебя, ни его!"
- Сильно... но грустно... Хоть твоя пьеса названа комедией, в ней мало веселого, - вздохнул Маськин и ушел заваривать чай.
Чехов вскочил из-за стола и побежал за Маськиным. У Маськина была неприятная привычка: сказать что-нибудь очень важное, и тут же развернуться и уйти заваривать чай.
- Послушай, даже самый, казалось бы, благополучный человек в пьесе, известный писатель, - и тот тайно страдает от недовольства своей судьбой, своей профессией. Словом, печальную комедию я написал - до боли, до крика, до выстрела доходит здесь ощущение всеобщей неустроенности жизни. И всему виной - полное непонимание между поколениями!
Маськину казалось, что это не о нем. Маськин верил, что его масечное отношение к жизни защищает его самого и его дом от подобных трагедий. Поэтому он напоил Чехова чаем и попытался еще поотговаривать его писать такие "несмешные" комедии. Тогда Чехов серьезно посмотрел на Маськина сквозь слегка запотевшее пенсне.
- Маськин, помяни мое слово... Послушай... Будь ты хоть самый что ни на есть плюшевый герой, а этот конфликт поколений грозит и тебе, и никакого благодушия не хватит... Поверь мне на слово...
Маськин снова сказал "угу", но Чехову не поверил... На том тогда дело и кончилось.
Маськин вспомнил этот разговор, когда в его дом откуда ни возьмись ворвались данайцы-доставальцы, Маськины родители: Мамаськин и Папаськин. Это были существа, больные на всю голову. Именно поэтому мы не включали их в предыдущие повествования, чтобы не отвратить читателей от книг о Маськине, потому что большинство наших читателей, очевидно, само больно на всю голову, а кто же любит, когда в него тычут пальцем...
Стоит ли удивляться, что когда из Маськина рюкзачка наружу выбрался Петька-Пузырик, данайцы очутились тут как тут. Они всегда выбирали всякие нестандартные ситуации для своего триумфального прибытия. Когда-то Мамаськин и Папаськин входили в труппу Вильяма Шекспира, но тот выгнал их за то, что они переигрывали... Данайцы были сугубо трагическими действующими лицами и ни на какие компромиссы в этом вопросе не шли.
Как взрослые люди дорожат своей серьезностью! И именно поэтому практически никому не приходит в голову расслабиться и почитать "Маськина" в веселом настроении масечности и незлобливости. Дудки! Все кругом слишком серьезны! Это у них начинается с самого младенчества. Вот даже Маськин Пузырик родился насупленным и строгим, просил кушать исключительно криком, а во всю остальную повседневность хмуро и сосредоточенно спал, и только один разок обрадовал Маськина несмелой, очаровательной улыбкой.
Что уж тут говорить о данайцах? Они ворвались в Маськин дом в чреве троянского коня и принялись приносить дары. Маськин коня поставил в угол, чтобы не мешался на дороге, а дары - ничего не поделаешь! - принял, несмотря на то что знал, как опасно принимать дары от данайцев.. Родители всё ж как-никак! Увы, эта трагикомедия с дарами повторялась в жизни Маськина уже не первый раз.
Маськин принял своих данайцев, как водится... Устроил им уютный домик поблизости, обуютил их быт, как мог (а Маськин ведь был спецчемпионом во всякого рода обуючивании), но вскоре данайцы обвинили Плюшевого Медведя в шпионаже в пользу всех злых сил мира, перевернули весь Маськин дом вверх дном, растрясли Петьку-Пузырика так, что тот не смог ходить, - видимо, сильного от головокружения. Правда, он и раньше не ходил, поскольку новорожденным ходить не положено, но так ли важно, в чем данайцы в действительности были виноваты... Дело в том, что атмосфера в Маськином доме стала напоминать окопную войну времен затишья -на Западном фронте без перемен, - которое так живо описал Мария Ремарк, оказавшийся назло всем не девочкой.
Шушутку данайцы обозвали умником сраным. Котов - носителями заразы. Собак - вражескими элементами. Всех животных они предложили немедленно извести, а Плюшевого Медведя безотлагательно выгнать из дома.
Сначала жители Маськиного хозяйства улыбались и шутили-посмеивались над данайцами, но очень скоро оказалось, что Маськин больше никакой и не Маськин, а Плюшевый Медведь окончательно растерял всю свою плюшевость.
Вдоволь наигравшись в чеховские трагедии, данайцы собрали пожитки, швырнули Маськины подарки в масечное личико Маськина и собрались на край света подыхать под забором, - разумеется, исключительно Маськину и Плюшевому Медведю назло. Они часто так поступали - собственно, всю жизнь только так и поступали, но процесс подыхания под забором, видимо, затягивался, и переодически данайцы сдыхать передумывали, а потом все повторялось снова и снова с новой трагической силой.
На счастье, к тому времени, как раз после того как писатель Стивенсон отправился искать сокровища и исчез навек, к Кашатке прилетел воробей Кузя, замечательный вояка и очень милый герой. Он стал самым лучшим Кашаткиным другом.
И вот Кузя в одно прекрасное утро полетел к данайцем и начирикал им чего-то такого, что те внезапно решили пропустить стадию умирания под заборам и временно засели круговой обороной у себя в жилище, вполне обустроенном для них Маськиным.
Короче, воробей Кузя стал в какой-то мере голубем мира, хотя, говорят, из воробьев голуби никудышные.
Глава 5
Маськин и воробей Кузя
Воинственность - вещь полезная, когда она касается охоты. Воробей Кузя был отъявленным охотником. Кроме различных рогаток у него имелись луки со стрелами, арбалеты и даже ружье. Всю зиму воробей Кузя готовился к охоте на медведя. Нет, не подумайте, не на нашего Плюшевого Медведя, домоседа и кухонного философа. Кузя собирался охотиться на медведя настоящего!
Кашатка, услышав о таком намерении, сразу заволновалась, но Маськин всех успокоил, что, может быть, к весне у него эти экстраординарные потребности рассосутся.
Пришла весна, но идея пойти на охоту у Кузи не улетучилась, а наоборт, набрякла до черезвычайности и уже не умещалась в его воробушкиной голове.
Для начала, чтобы обеспечить успех охоты, Кузя по совету Плюшевого Медведя дал объявление в местную газету:
ТРЕБУЕТСЯ МЕДВЕДЬ
(ДЛЯ ОХОТЫ НА НЕГО).
ОБРАЩАТЬСЯ
К
КУЗЕ (ВОРОБЬЮ).
Однако объявление не сработало. Было пару звонков от лисиц, претендующих на ставку медведей, но это, конечно же, Кузю-воробья удовлетворить не могло.
Наконец пришел день, когда желание охотиться перехлестнуло ограниченную по объему воробьиную душу и выплеснулось на пол. Кашатка даже два раза поскользнулась.
Тогда Маськин, вздохнув, принялся собирать Кузю на охоту, поскольку очень уважал свободу выбора и верил, что если воробью приспичило охотиться на медведя, то нужно ему в этом обязательно посодействовать во избежание худших последствий: например, появления желания поохотится на мамонта или даже на динозавра. А где их взять? Они все давно уже съехали и нового адресочка не оставили. Кто знает, может быть, эти флагманы живодерного мира прежних эпох намеренно скрываются от алиментов, которые задолжали матери-природе за то, что не смогли удовлетворить ее как мать и как женщину?
Итак, собирая Кузю-воробья на охоту, Маськин вдруг заметил, что у того в обмундировании чего-то не хватает. Причем не мелочи какой-нибудь, шнурка или запонки, а серьезного элемента кузе-воробьиного оборудования. Читатель, напряженно следящий за развитием этих более чем волнительных событий, наверняка в нетерпении спросит: "Ну? Чего, писака, тянешь? Признавайся, чего у воробья не хватало?"
Ладно, не буду испытывать вашего кратко прошмыгивающего внимания, читатель. Кузя потерял крылья!
Как так? Что за бред? Нет, представьте себе... Именно крылья, и именно потерял. Он их отстегнул и бросил где-то в Маськином доме или в его обширных окрестностях. Все принялись искать Кузины крылья, потому что без такого важного элемента воробьиного самосоопределения воробью не то что на охоту, но и дома сидеть никак нельзя, - того гляди, кукушка из Маськиных часов на кухне засмеёт. Маськин часто бранился со своей кухонной кукушкой. Она была потомственной переводчицей и часто переводила Маськину сказки с кукушечьего языка на некукушечьий, однако при этом настолько перевирала текст, что Маськин журил ее нещадно, хотя и подчевал исправно всяческими угощениями, которые так любят кукушки, - куличами с вечностью да кулебяками с предсказанием исходов с терпимой степенью паршивости.
Кузя хотел было потрепетать крылышками по поводу потери оных, но не смог, потому что то, чем он хотел потрепетать, как раз таки и потерял.
Наконец крылья нашлись в каморке барабашки Тыркина. Он приспособил их в качестве опахал для индивидуального пользования. Барабашки иной раз так набарабанятся, что им требуется периодически опахиваться или, точнее сказать, опахаться.
Тыркин нехотя вернул крылья, но стоило Кузе пристроить их на старое место, оказалось, что он потерял хвост. Тут все население Маськиного дома принялось за поиски хвоста, но найдя его, обнаружило, что воробей потерял клюв. Найденный после долгих поисков носовой крючок, именуемый в просторечье клювом, приставить на место не удалось, поскольку Кузя потерял голову! Кашатка сначала подумала, что он потерял голову из-за нее, но потом оказалось, что голова потерялась самопроизвольно и была найдена только на следующий день.
Короче, ввиду патологической наклонности Кузи терять жизненно важные элементы воробьиного самоопределения, на охоту он так и не пошел.
А шкуру белого медведя приобрел Шушутка, поскольку полярному медведю она была больше не нужна, и он, ввиду глобального потепления, щеголял в набедренной повязке от фирмы "Популярная Ночь".
Забывчивость, растяпство... Что может быть волнительнее этих двух спутников прокуренного дымами безалаберности человечества? Как сладко предаваться этим необязательным филиалам природного пофигизма!
И я хочу туда, в пучины вседозволенного расслабона, где теплится веселый демон по имени Нуифигсним.
Но жизнь не позволяет всем эдак оттянуться в жизни... Вот и получается, что мировой запас деятельного безделия поделен не поровну. Несправедливость? Ну, не скажите... Вот Маськин, чтобы ничего не забыть, старался ничего и не запоминать. Так надежнее. А Плюшевый Медведь всё записывал на своих тарелках, полных манной каши, и потом медленно и вдумчиво навещал свои записи, елозя ложкой по тарелке и предаваясь глубокомысленным восторгам по поводу собственной организованности.
Что же делать, если на свет не все явились с четким предназначением? Некоторые проклюнулись просто пошататься да поглазеть. Ну и пусть глазеют! Пусть теряют свои воробьиные хвостики... Лишь бы были счастливы, веселы и любили своих Кашаток.
Глава 6
Маськин и Робинзон
На свете есть много робинзонствующей публики. Причем не то что бы они поголовно были жертвами кораблекрушений. Речь идет о робинзонстве добровольном, с позволения сказать сознательном, строго вымученном в процессе ненавязчивого превращения самого человека в необитаемый остров, на котором и себя-то самого не отыскать.
По улице ходила
Большая крокодила,
Она, она
Зеленая была...
А на таком острове нет ни улиц, ни зеленокожих пупырчатых прохожих. Динь-дон, динь-дон. Это звонит колокольчик. Точнее, Маськин колокол. И не то чтобы Маськин в него звонил. Это просто ветер раскачивает одинокий чугун на ветру, вот он и откликается грядами разительных звуков...
"Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши..." - бормочет Маськин колокол по прозвищу Джон Донн.
Маськин как раз работал на своем огородике. Проверял степень разбухания знаменитых Маськиных помидоров. Он прислушался к тому, о чем звонил его колокол, и услышал: "...если волной снесет в море береговой утес, меньше станет Европа, и то же будет, если смоет край мыса или разрушит Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе".
Маськин бросил сельскохозяйственный инвентарь на грядку и побежал к своему колоколу, но к тому моменту, как он достиг сей мудрейший инструмент звонильного искусства, тот уже умолк, и Маськину подумалось, не было ли услышанное всего лишь плодом его масечного воображения, особенно приходящего в волнительное состояние именно в процессе оценки разбухания помидоров.
Но вдруг на дорожке, ведущей к Маськиному дому, появился прохожий в козлиных шкурах, и Маськин понял, что к нему пожаловал мистер Робинзон собственной персоной. Этот замечательный индивид проживал в густонаселенных районах земного бублика (вы разве не знаете, что ученые скрывают от нас, что Земля вовсе не колобок, а бублик?), но при этом мистер Робинзон полагал, и нужно сказать, весьма настойчиво и убедительно полагал, что он проживает на необитаемом острове и что только Бог ему судья, и то нечасто, а в основном к закату жизни, а там, того гляди, всё снова отменят, крещение станет пустым развлечением и можно будет ловко отмазаться от грехов, будто они и не имели места... Ведь на необитаемых островах свидетели случаются нечасто, и в этом и заключается некоторое замечательное преимущество необитаемости. Ибо, что бы ни свершилось с нами в одиночестве, это нельзя отличить от наших фантазий и снов, поскольку свидетелей-то нет. А нет свидетелей - и взятки гладки...
Кстати, вы знаете, что выражение "взятки гладки" раньше звучало как "взятки гадки", но хитрющая буква "л" с детского азбучного кубика, изображающего лисицу, бесстыже дала взятку букве "г", которая была обижена на жизнь, потому что ее часто использовали в грязной фразе: "Всё у нас на букву "г"...", а пока буква "а" бегала жаловаться куда следует, коварная буква "л" влезла в это слово и совершенно изменила смысл словосочетания?
Так и мистер Робинзон решил для себя, что он человек-остров, не обращая внимания на то, что буква, даже очень хитрая сама по себе, не несет никакого смысла, и как бы она ни пыжилась и ни разбухала подобно Маськину помидору, все равно кроме шипения у "ш" или рычания у "р" ничего путного из отдельной буквы выйти не может.
Сначала мистер Робинзон занял крошечный островок Форвик, расположенный у западного побережья Шетлендских островов, к северу от фигообразного острова Британия. Поскольку Форвик оказался населенным всего одним человеком, а именно мистером Робинзоном, тот не преминул объявить свою независимость от Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, утверждая, что никогда не входил и не собирается входить в его и в ее состав.
Единственный житель Форвика заявил, что новая территория не признает ни британское правительство, ни Евросоюз, и должна стать исключительным владением Робинзона.
Кончилось все, как водится, плачевно. У мистера Робинзона разболелся зуб, и ему пришлось на время вернуться в криволикие объятия нашей цивилизации и отведать стоматологического сервиса. Когда же мистер Робинзон, отплевываясь и поглаживая разбухшую щеку, воротился на свой остров, там уже обосновался отряд солдафонствующих лихачей Ее Величества, которые заявили, что поскольку остров был временно не заселен, они его благополучно и заняли.
- Как же так? Што ше это шакое? - зашепелявил мистер Робинзон, активно отвлекаясь на недолеченный зуб. Но ответа не последовало. Остров был необратимо занят, и мистеру Робинзону пришлось обратиться к философии, которая позволяла поселиться на необитаемом острове, даже проживая в гуще копошащихся гомосоплиусов, которыми являются многократно повторенные на брачных и внебрачных постелях потомки Адама.
В городах всегда много инфекций. Народ чихает и с соплями лишается мозгов, а следовательно, и разума. От этого из человека разумного он становится человеком сопливым.
Итак, мистер Робинзон принялся робинзонствовать в гуще народа. Он просто мысленно отделил себя от всех остальных и, укутавшись в плащ безбрачного безразличия, принялся бродить по жизни строгим эгоистом и не наделенным добродетелями налогонеплательщиком. Он был настолько погружен в себя, что весь мир для него был зернышком в клюве его гордого сокола самолюбования. Мистер Робинзон не работал и не учился. Он только потреблял народные блага и в итоге был сослан в дальний поселок за тунеядство. Вот там-то ему и пришло в голову навестить Маськина, потому что как раз поблизости с его ссылкой и зиждилось немалоизвестное Маськино хозяйство.
- Маськин, - сразу приступил к делу мистер Робинзон, даже не поздоровавшись (на необитаемых островах привычка здороваться со временем угасает), - у меня возник и разбух до определенного внушительного масштаба один весьма животрепещущий вопрос.
- Я весь внимание, - вежливо и, как водится, масечно ответствовал Маськин.
- Вот ты, Маськин, - остров или ты, Маськин, - полуостров? А то я что-то не разберу. Вроде бы ты и индивидуалист-грядочник, а вместе с тем - фигура весьма общественная.
- Робинзонушка, - ласково произнес Маськин, взял гостя под ручку и повел в дом пить чай с московскими ванильными сухариками, - дело в том, что я - явление общественное, и отделению от соплечеловечества (ну, знаете, бывают соплеменники, а бывает соплечеловечество) не подлежу. Ты отвлекись от самого себя, и тогда для тебя не будет горя, смерти, несчастья, дурного времяпрепровождения, горьких кончиков огурцов и прочих житейских неурядиц. Все измельчает и станет природно-мягким, обволакивающим и натуральным, как компот из майских ветерков, как варенье из нагорных ягод.
- Как же так? - смутился Робинзон. - Как же я могу отказаться от самого себя?
- Да не придавай ты этому Робинзону большого значения. Ну скажи ты мне, мистер Робинзон, ну какое тебе дело до этого мистера Робинзона?
- И действительно! Какое мне дело до меня самого? - вдруг радостно закричал мистер Робинзон и немедленно прозрел до неузнаваемости.
И правда, отрицать наше единство с этим миром глупо. Не то, что мы там травинка-былинка... Нет! Нужно радоваться за весь мир, в его первозданном маськоопределении, как за ужасно масечного объекта, пригодного прежде всего для выращивания Маськиных помидоров!
Глава7
Маськина пальма
Просто удивительно иной раз, насколько люди не склонны к взаимовыручке и поддержке, а наоборот, являются существами состязательными и кусачими. Зубастые аллегаторы, да и только. Всё им пальму первенства подавай.
Маськин, разумеется, был не такой. Ну в чем ему соревноваться? В масечности? Так это наука не соревнавательная, да и не наука вовсе, а так, привычка пить чай по вечерам и не задирать окружающих. Вот и всё определение масечности.
Шел как-то Маськин по лесу. Вы, наверное, думаете, грибы собирал. Нет. Маськин считал, что у грибов есть свои права на существование и не обижал их без надобности. Бывало, найдет маслят и гладит их по шапочкам. А маслятки ему песенки поют.
Мы прелестные маслятки,
Чтим мы местные порядки,
Свое место точно знаем,
Ну, и не бузим!
Нас же жертвы алкоголя
Безустанно лихо солят,
Чтоб, на вилку насаждая,
Нами закусить!
Жалко было несчастные грибочки, но сегодня Маськину было не до гриболюбия: он вдруг наткнулся на нетипичное в его широтах дерево! Так сказать, ботанический экземпляр, выпадающий из общего представления о хвойных лесах Маськиных окрестностей.
То была Пальма Первенства. Она торчала из земли гордо и неприступно и даже не поздоровалась с Маськиным, хотя тот явно был старожилом и мог рассчитывать на вежливую обходительность. Хотя какая тут обходительность... Нам самим все время приходится обходить деревья. В противном случае недолго и лоб расшибить. А как бы ни были мы твердолобы, дополнительные травмы головы нам ни к чему: компрессов не напасешься.
Итак, Пальма Первенства была хамкой, что, как мы знаем, типично для ботанического мира. Однако Маськин не смог пройти мимо, не заведя учтивой беседы.
- Уважаемая Пальма, - сказал Маськин, откашлявшись. - Как вас занесло в наши широты? Это там, на югах, люди бегают в спортивных трусах, состязаются до упаду. А в масечной стороне никто этим не увлекается. Даже мой Плюшевый Медведь мед наперегонки ни с кем не ест. Ну, нет у нас соревнавательного духа. Немасечно это.
Пальма сначала промолчала, но когда Маськин уже забеспокоился, что его засмеют местные белки, мол, совсем он, дескать, свихнулся - с деревьми разговаривает, вдруг все же соблаговолила ответить.
- Ты, Маськин, совершенное убожество. Посмотри на себя! В тапках по лесу расхаживаешь, всё в детские игры играешь... Оглянись вокруг - давно уже наступило время взаимного обскакивания. Гонка вооружений переросла в гонку взаимных унижений. Мир пыхтит и изрыгает всяческого рода состязания. А ты, Маськин, вообще не достоин внимания. Проходи себе мимо...
- Боже мой... Какое странное, увлеченное, я бы даже сказал, фанатичное хамство... - вздохнул Маськин, и ему захотелось плакать. - Ну чем я вам так мешаю со своими тапками?
- Тем, что ты, Маськин, идешь в своих тапках супротив эволюции, нарушаешь основы реального мира. Ты - вредный.
- Нет, я - полезный! - закричал Маськин настойчиво.
- Нет, вредный! - повторила Пальма.
- Нет, я - полезный! - заплакал Маськин...
Тут за него вступились тапки.
- Эй, ты, жердь недорубленная, - почти ласково поприветствовал Пальму Левый тапок. - Ты вот мутишь мозги, нагнетаешь обстановку, прокламируешь чего-то, а ведь сама-то де-ре-во! Понимаешь? Древесина! Вот мы сейчас с Правым тапком дунем-плюнем - от тебя и щепки не останется...
- Нашу песню не задушишь, не убьешь... - агрессивно-страдальчески проскрипела Пальма и зажмурилась в ожидании неминуемой расправы.
Но Маськин осадил своих агрессивных налапных друзей.