-- Оскар, ты же в помещении! Сними кепку! Сколько раз я тебе повторяла, что приличные люди всегда снимают головной убор в помещении! Возможно, тебе кажется это мелочью, недостойной внимания, но порядочного воспитанного человека всегда видно по мелочам. Ты же не сын какого-нибудь бродяги! Ему простительно не знать таких вещей. Я понимаю, что ты не хочешь выделяться среди товарищей, но тогда хотя бы не надевай кепку козырьком назад... Это же дурной тон!
-- Хорошо, хорошо, мама... -- Оскар с ироничной тоской в глазах послушно стянул кепку с головы. Субтильная женщина принюхалась, по-кроличьи двигая носом.
-- Ты что, снова взялся за старое? Ты опять куришь? Мальчику в твоем положении это противопоказано.
-- Я не курю...
-- Не лги, пожалуйста. Я знаю тебя, как облупленного. Ты вечно играешь в голливудские боевики. Крутой ковбой с сигаретой!
-- Я не играю...
-- И что у тебя творится на голове... Это же натуральные Содом с Гомморой! -- мама переключила свое внимание на обнажившуюся из-под кепки голову. -- Я же вижу, ты не пользуешься шампунем. Мне нужно самой помыть тебе голову. И обязательно подстригай ногти!
-- Хорошо, мама, хорошо... Давай лучше поговорим о делах...
-- Оскар, перестань беспокоиться. Это недоразумение скоро разрешится. Я поговорила со специалистом.
-- А поконкретнее?
-- Господи, ну как ты одет!
-- Мама, от меня это не зависит. На свидание всегда выводят в оранжевых комбинезонах.
-- Любую одежду можно носить аккуратно и с достоинством. Я назначила тебе свидание с адвокатом в следующую пятницу. Я думаю, все обойдется...
Свидание была внезапно прервано охранником, который бесцеремонно увел Оскара, придерживая его за локоть.
Женщина некоторое время продолжала сидеть на том же месте. Она смотрела на закрывшуюся за сыном дверь. Взгляд ее, потухший изнутри, был неподвижен и, скорее, обращен в те потаенные области себя, из которых до нас лишь изредка доносятся приглушенные проявления истинного "я", если таковое наличествует. Как раскалывается орех, отбрасывая скорлупу и открывая свою потаенную внутренность, так внутри себя мать Оскара, несмотря на свои шестьдесят, оставалась шестилетней капризной девочкой. Она постоянно забывала, что лицо ее уже более не миловидно, а мертвенно бледно и пугающе морщинисто, как подушечки пальцев, проведшие слишком много времени в воде. Зеркала, ставшие ее заскорузлыми врагами, лишь изредка набрасывали на нее прочные силки реальности... Она жила в своем мире, где по-прежнему
была миловидной, взбалмошной девочкой из интеллигентной семьи, а ее маленький Оскар, как и прежде, был непоседливым, но очень хорошим мальчиком.
После свидания женщина незамедлительно отправилась к начальнику тюрьмы, с которым у нее заблаговременно была назначена встреча.
-- Я хотела бы, чтобы моему сыну разрешили на выходные приходить домой. Я знаю, что это возможно...
-- Мэм, боюсь, ничем не смогу вам помочь. Мы не даем отпусков заключенным, приговоренным к смертной казни...
-- Но Оскар очень хороший мальчик. Мы подали апелляцию... Вы же понимаете, что все это досадное недоразумение?
-- Вы называете убийство полицейского досадным недоразумением?
-- Это случайность... -- Мать Оскара внезапно зарыдала. -- Я не хочу, чтобы моего сына лишили жизниОн не хотел никого убивать... Всё произошло случайно!
-- Безусловно, и мешок с кокаином у вашего сына оказался тоже случайно.. Так или иначе, в Техасе всё решает суд, -- холодно ответил начальник тюрьмы, привыкший и не к таким сценам.
Глава вторая
Сладострастный смертник
Хмурый адвокат сразу начал с главного.
-- Я ознакомился с вашим делом, но хотел бы еще раз услышать вашу версию. Знаете ли, в таком деле важна каждая деталь...
-- В тот вечер я работал в баре, -- с готовностью откликнулся собеседник. -- Завалились трое пьяных бугаев. Стали требовать налить. Я отказал. Бармену не разрешается обслуживать клиентов, если они уже... неадекватны. Они начали угрожать, а потом ушли. Когда я закончил работу и вышел из бара, они откуда ни возьмись появились снова. Высокий принялся бить меня в живот, но тут кто-то навалился сзади. Я машинально нанес удар локтем назад. Когда я обернулся -- на тротуаре лежал полицейский с разбитой головой. Он, видимо, ударился об угол каменного бордюра. Бугаи немедленно смылись, а меня повязали подоспевшие коллеги полицейского.
-- Что было дальше?
-- Меня обыскали... В кармане куртки нашли два пакетика с кокаином... Вот такое недоразумение.
-- Да... Общим весом в двести грамм...
-- Меня попросили передать...
-- Вы не знали, что в пакетах?
-- Знал...
-- Вы должны были получить вознаграждение за услугу?
-- Да...
-- Увы, в таком случае, недоразумением это никак не назовешь... Это называется -- торговля наркотиками.
-- Я никому ничего не продавал...
-- К вашим тридцати годам вы могли бы быть и поосмотрительнее, тем более, как я понимаю, для вас это не первое задержание.
-- Да, пять лет назад я попался с мешочком марихуаны... Мне дали условно... Знаете, совсем смешно получилось. Мать сама сдала меня полиции... Правда, она не ведала, что творит. Мы жили в разных городах. Я тогда учился на дизайнера... Я не позвонил ей вовремя, она связалась с полицией, те меня разыскали, ну и заодно порылись в моих карманах... Арестовали. Мама заплатила залог, и меня отпустили до суда. Адвокатша оказалась дурой. Советовала признаться и покаяться. В итоге дали полгода условно. А в самом конце испытательного срока опять произошло недоразумение...
-- Какая неудача, -- причмокнул губами адвокат, но юноша не заметил сарказма.
-- Я зашел за кое-какими вещами в общежитие колледжа... К тому времени я уже бросил учебу, поскольку деньги пошли на адвоката, да и льготную степендию я потерял, не до учебы было... Так вот, пришел я к своему богатенькому соседу, а тот, придурок, как раз вздумал наркотики по почте заказывать! Ну, посылочку со специально обученной собакой вынюхали и проследили... А тут как раз я оказался. Меня, как отбывающего условно, тут же повязали. Друг клялся, что отмажет меня. Мать с отчимом наняли лучшего адвоката. Снова добились освобождения под залог, что, в общем, было невероятно в моем положении. Это всех сильно обнадежило... Тогда я и начал работать в баре, но во время суда друг все свалил на меня. Мне дали три года. Освободили через два, за хорошее поведение.
-- И чем вы занялись, выйдя на свободу?
-- Снова устроился барменом... И тут этот случай с полицейским, суд, смертный приговор. Фантасмагория какая-то. Сначала мать рыдала в трубку: "Я не хочу, чтобы мой сын сидел в тюрьме". Теперь рыдает: "Я не хочу, чтобы моего сына казнили!" Хотя чаще всего она убедительно втолковывает всем и каждому, что все это нелепое недоразумение, и что вы сможете помочь. Вы ведь правда поможете? -- собеседник посмотрел невинными мальчишеским взглядом прямо сквозь стекла адвокатских очков.
-- Попробую... -- пробурчал адвокат и отвернулся.
-- Видите ли... Я не боюсь смерти. Я даже, наверное, расстроился бы, если бы меня передумали казнить.
-- Вот как? -- адdокат не ожидал такого признания от приговоренного.
-- Я не мазохист, вы не подумайте... Просто... Вот этот приговор... Вся эта возня вокруг меня заставляет чувствовать жизнь мучительно прелестно, разительно неповторимо... Ну, это известное явление... Вы с ним знакомы?
-- Я не был приговорен, но могу понять о чем вы... Однако, согласитесь, ваше отношение к приговору по крайней мере необычно.
-- Я верю в переселение душ. Эта жизнь не удалась -- что ж, нужно скорее перебераться в другую... Я и сам с удовольствием прекратил бы эту, а тут мне предлагают чистый, профессиональный сервис. Ну а если я ошибаюсь, и другой жизни нет, то, скорее всего, никогда об этом не узнаю...
-- Что вас не устраивало в вашей жизни? -- Адвокат помолчал.
-- Всё, -- коротко отозвался молодой человек.
-- Может быть, все дело в вашей работе?. Но можно было пойти учиться...
-- Мне нравилось быть прислужником в баре для педерастов. Дело вовсе не в этом.
-- Тогда в чем?
-- Я любил женщину, точнее, молоденькую девушку... Правда, я и сам был мальчишка. Она даже была немного старше и любила все за меня решать... Она, наверное, тоже была ко мне весьма неравнодушна, но матери она не нравилась, и я был отослан на учебу в другой город. Дженни тоже куда-то уехала учиться... Потом она стала стюардессой. Я слышал, она работает на частных самолетах, возит богачей. Проститутка.
-- Стюардесса -- не обязательно проститутка.
-- А разве можно быть стюардессой на частном самолете и не стать проституткой?
-- Ваши суждения слишком категоричны.
-- Это очень тонкий факт, можно сказать, в некоторой мере смесь эстетики и эротики, -- оживился собеседник. -- Я воспринимаю вещи отвлеченно. Поэтому я понимаю разочарование представителя сильного пола, когда он видит фото красивой девушки и не может реализовать своих побуждений... Простой закон влечения. Но сам я теперь предпочитаю наблюдать крепких мускулистых парней... Так ли трудно поставить себя на мое место? А Дженни не нужно оправдывать... Я ее вовсе не осуждаю... Согласитесь, дорогой мой законник, что если бы вы были миллионером и летели бы в частном самолете, и там стюардесса только для вас, и диван... А у вас чековая книжка... Вы можете выписать чек на десять тысяч с той же легкостью, как я -- потратить десять центов... А у нее такие ноги! Помните такую шутку: "Красивые ноги -- лицо женщины". Если б вы знали, какие у Дженни ноги! И вы бы не заплатили? А она бы не отказалась... она... Она...
-- Беспринципная?
-- Доверчивая... Она -- доверчивая, хотя и расчетливая... Это тонкое сочетание расчетливости и доверчивости... -- осужденный виновато высморкался прямо на тюремный пол. -- Но теперь я свободен... Теперь я вполне свободен. Меня больше не интересуют женщины. Слишком много сутолки, суеты, инициативы... Хотя когда тебе отказывают мужчины -- это еще обиднее... И при всем при этом мне больше нравится быть таким, каков я сейчас. Это не оставляет никаких сомнений в несовершенстве мира и освобождает от ответственности за собственное несовершенство...
-- Я бы посоветовал направить вас на психиатрическое освидетельствование...
-- Спасибо, милый мой законовед... Спасибо, дорогой... Я -- красивый мальчик, я знаю. Я мог бы тебя отблагодарить... Жалко, нам невозможно побыть наедине... Ты бы не отказался побыть со мной наедине? -- вкрадчиво сказал юноша.
Адвокат побагровел, но промолчал.
-- Но только в сумасшедшие ты меня не запишешь. Я согласен бороться со смертной казнью, но только ради матери. Если бы не это, казнь стала бы праздничным днем моей жизни. Ведь перед самым концом они позволяют принять душ -- без наручников! Тут-то я и дал бы волю рукам!
-- Оскар, мне вовсе не интересно слушать ваши интимные откровения. Я -- специалист! Мне нужно работать над вашим делом... И есть еще ряд не выясненных вопросов.
-- Да никакой вы не специалист. Вы просто собираете деньги с несчастных, и вам стыдно от этого, вот вы и прикрываетесь профессионализмом и мыслью о том, что все мы сами во всем виноваты, потому что вам лично и в голову не приходит заняться сексом с мужчиной и понюхать кокаина... Или приходит? Ну признайтесь, специалист? Да или нет? Думаю, вы такое же затраханное ничтожество, как и ваши подопечные... Просто боитесь признаться самому себе.
-- Вы понимаете, что я могу от вас отказаться?
-- А я вас не нанимал. Это мамины дела...
-- Отчего у вас так резко изменилось отношение ко мне?
-- Потому что я вам только что предложил себя, а вы не захотели... Как бы вы почувствовали себя на моем месте?
-- Оскар, я не интересуюсь мужчинами...
-- Глупости всё это... Вдалбливаемые предрассудки... Человек может заниматься любовью с кем и с чем угодно, даже сам с собой... Было бы соответствующее настроение.
-- Мое настроение не влияет на мои сексуальные предпочтения.
Оскар засмеялся.
-- Вы сейчас напомнили мне моего отчима. Этот экземпляр тоже всю жизнь был правильный до опупения. Говорил, что любит, когда всё по закону, всё по правилам... А как начались неприятности со мной, бросил мать и женился на молоденькой. Вот скажите, милейший вы мой адвокат, как почти шестидесятилетний может положить к себе в постель почти девочку, которая ему во внучки годится? Разве это не извращение? Не растление? Где ваша распрекрасная мораль?
-- Ну... -- Адвокат с трудом подбирал слова, не сводя глаз с наглого красавчика. -- Противоестественного в этом ничего нет. Просто предрассудки нашей эпохи, или, точнее, недавней эпохи считают это неприличным.
-- Вот так же обстоит и с любовью между мужчинами... Дело не в том, кто с кем, а в том, что люди чувствуют при этом... Вы знаете, чем любовь отличается от секса? Тем же, чем церковное вино отличается от вина, выпиваемого в пьяной компании. Первым вином причащаются, вторым -- низводят себя до блевоты. Суть одна, а значения разные...
-- Позвольте полюбопытствовать... А ваш отчим не принимает участия в вашей судьбе?
_ -- Принимает... Напряженно ждет, когда меня наконец казнят и мать перестанет клянчить у него деньги, чтобы платить вам.
-- Мне кажется, вы преувеличиваете...
-- Нет, я преуменьшаю, даже преуничижаю... Отчим сказал, что высшая мере наказания, как и всякая мера, -- законна, а значит правомерна...
-- Тавтология...
-- Вам виднее... Но я не переживаю... Меня даже влечет к этой таинственной казни... Это как в любви... Человек может быть только тогда по-настоящему открыт своему влечению, когда в нем нет страха, когда не встает вопрос ни о каком результате, когда он не думает будущем, когда действия не ориентированы на какую-то цель, когда вы просто играете: просто два тела танцуют, поют, обнимаются, ласкают друг друга в прекрасной симфонии, и нет необходимости думать об оргазме... И тогда он наступает! В этом его прелесть, тогда он и произойдет, когда не напрягаешься и не думаешь о нем. Но наступит он или нет, не имеет значения. Так же и смерть... Не думайте о ней, и она наступит легко и необременительно...
Глава третья
Ну какой он убийца?
Как ни странно, семена, посеянные Оскаром, нашли благодатную почву. Адвокат Паули вошел в тот странный возраст, когда внешние успехи парадоксальным образом начинают наводить на скорбную мысль о неминуемом провале, конце, катастрофе небытия, никчемности усилий, неявности выгод и ощутимости неприятной расплаты. Мол, как бы ни старалась судьба, льстиво обеспечивая гладкое движение вперед, совершенно ясно, что вот-вот этот рывок размахом в жизнь наткнется на непреодолимое препятствие... Не то чтобы мистер Паули разлюбил свою работу. Об этом, после почти двадцати лет полного погружения в волнительный мир криминальных откровений, нечего было и говорить, просто с какого-то времени адвоката навязчиво и неотступно преследовала мысль: "Я не хотел бы умереть на своем рабочем месте". Это началось с тех пор, как его коллега внезапно скончался у себя в кабинете от сердечного приступа.
Мать Оскара, миссис Старкофф, застала адвоката Паули за этими мыслями. Между ними все уже было многократно обговорено, и сейчас она пришла отдать ему чек на двадцать пять тысяч долларов в качестве задатка. Эти деньги достались ей нелегко: пришлось перезаложить дом.
Адвокат хотел поскорее закончить разговор, но она настояла, чтобы он посмотрел юношеские картины Оскара, и, несмотря на мрачноватость их содержания, мистер Паули отметил, что у мальчика безусловно был талант.
-- Что же он, больше не рисует? -- спросил он, неохотно поддерживая разговор.
-- Да разве же ему до рисования? -- миссис Старкофф разрыдалась. -- Я не хочу, чтобы моего сына казнили!
-- Успокойтесь, успокойтесь, -- адвокат поспешно вышел из кабинета в приемную под предлогом принести воды.
Когда он вернулся, миссис Старкофф уже была спокойна, и ему показалось, что ее истерика была неискренней, наигранной, заученной, хотя ввиду сложившихся обстоятельств было жестоко заподозрить мать приговоренного к смерти в склонности разыгрывать спектакль.
Мистер Паули не нашел ничего лучшего, как еще раз повторить то, что он им предстоит сделать.
-- Миссис Старкофф, вы знаете, что в Техасе приговоренные к смертной казни ждут исполнения приговора годами, кроме того, я практически уверен, что мы имеем все основания для подачи апелляции. Во-первых, на Оскара во время следствия оказали давление, во-вторых, был упущен из виду тот факт, что полицейский не сообщил Оскару, что намерен его задержать, а смерть последнего наступила явно не от удара локтем, а в результате неудачного падения. Было бы здорово разыскать свидетелей... Мисисс Старкофф, нам предстоит серьезная совместная работа. Я могу заверить вас, что приложу все усилия, чтобы помочь вашему сыну избежать страшной участи.
Ответом на заученные слова адвоката были новые рыдания, на этот раз с некоторыми проблесками благодарности. Наконец миссис Старкофф угомонилась.
-- Миссис Старкофф, вы не замечали за вашим сыном некоторых странностей? -- осторожно, не сводя с нее взгляда, начал он. -- Мне он показался не вполне... Как бы это выразиться... Не вполне адекватным.
-- Его можно понять. Он в таком положении. Представьте себе, если б с вами такое приключилось, -- несколько раздраженно и даже задиристо отозвалась миссис Старкофф.
-- Я хотел сказать, что Оскар не очень стремится к победе...
-- Да... Он -- безвольный. Он всегда был таким. Очень податливый, талантливый, но безвольный и аморфный мальчик. Именно на этом и стройте его оправдание! Вы же защитник, в конце концов... Ну какой он убийца?
-- А психическими заболеваниями он не страдал?
-- Да откуда такие дикие предположения?
-- Я обязан спросить.
-- Меня уже многократно...
-- А в семье у вас не было душевнобольных?
-- Нет, сэр, вы копаете в неверном направлении...
-- Я просто пытаюсь лучше понять ситуацию.
-- Ну, в таком случае, наберитесь терпения и выслушайте меня. Оскар попал под дурное влияние женщины...
-- Дженни?
-- Он вам рассказал? Значит, он все еще не забыл...
-- На вашем месте я бы не беспокоился за его отношения с женщинами... -- попытался съязвить адвокат, но мисисс Старкофф этого не заметила или не захотела замечать.
-- Это была настоящая демоница под личиной девушки. Вы бы видели, как она одевалась... Я не разу не видела, чтобы она носила лифчик!
-- Неужели все время ходила с обнаженным торсом?
-- Перестаньте подтрунивать... Нет. Но это же неприлично! Вечно торчащие из-под майки соски. Так даже проститутки не ходят... Впрочем, она этим и закончила...
-- Стала проституткой?
-- Что-то вроде... Стюардессой на частных рейсах... Я очень рада, что он не связал свою жизнь с этой женщиной. Можно представить, до чего бы она его довела!
Глава четвертая
Слуга слепой Фемиды
Адвокат не солгал. С помощью сыщика был найден столь необходимый свидетель. Разумеется, сыщик затребовал баснословную сумму, но оно и стоило того: оказалось, свидетель наблюдал все произошедшее из окна соседнего дома. Все выглядело вполне убедительно.
Оскар, узнав, что, возможно, будет спасен, весь встрепенулся. Так приходят к человеку весна, новая надежда, любовь. Ему мучительно и незатейливо захотелось жить. Сначала сны, а потом и дневные его мысли преобрели утраченное будущее время, которое почти самоистребилось под сладострастной убежденностью в предпочтительности собственной смерти. Противоположные упования, противоречивые сны характерны для человечества в целом и каждого человека в отдельности. Именно отсюда черпают вдохновение разнообразные ясновидящие и фюреры. Именно в пределах тонкого мира кроется тайна будущего каждого из нас, разгадать которую можно с помощью сновидений, ниспосланных судьбой и услужливо растолкованных чудо-толкователем... И ведь не то обидно, что нет никакого такого тонкого мира. Он, конечно же, имеет место быть, просто несомненно обязан существовать... Но вокруг столько мошенников и просто больных людей, лишающих нас радости этого откровения! Они принимают свои авантюры и бредни за истину, а вспышки в собственной нервной системе -- за волны мирового света. Лукавый наш Создатель! Сколько препон ты расставил на пути к себе!
Наконец настал день заседания, и заключенного привезли в суд. Оскар сильно похудел, но выглядел бодрым. Он улыбнулся матери и кивнул адвокату. Его мягкие черты лица располагали к себе. Если бы Творец решил вылепить из Оскара женщину, он бы не ошибся... Вышла бы довольно привлекательная штучка. И уж Оскар никак не был похож на убийцу. У парня был открытый и вдумчивый взгляд, который обычно называют собачьим и который так часто разочаровывает, особенно в случае с реальными псами. Иной раз кажется, что в этом собачьем тоскливом взгляде заключено все несовершенство мира, а на поверку собачий индивид просто тоскует по колбасе. Между тем Оскар не мечтал о плотском. Он думал только о своем спасении... Ямочки на щеках украшали его лицо, особенно когда он улыбался, и казалось, никто не сможет бросить в его светлый лик смертный приговор, этот фантик, эту дурную шутку с неприятным исходом...
"Увидеть большое скопление рыб во сне -- не стоит слишком полагаться на судьбу, иначе упустишь свой шанс..." -- лихорадочно думал Оскар и пытался припомнить, сколько же ему снилось рыб -- три или больше...
"Сон, в котором видишь трех рыб, -- счастливое предзнаменование, -- это он помнил еще по рассказам давно усопшей бабушки. -- Неужели, я с ней скоро встречусь там, на небесах? Нет, не может быть, что меня казнят... Но умирать-то все равно рано или поздно придется... Так как насчет бабушки?"
Без особых промедлений вызвали свидетеля. Он убедительно подтвердил, что на Оскара напали, полицейского, который подошел сзади, он не видел и нанес удар локтем случайно.
Было видно, что судья впечатлен, и в зале повисла чуть подрагивающая на неровных дыханиях собравшихся атмосфера близкого торжества призрачной справедливости. Оболганный осужденный будет спасен от неминуемой позорной казни. А разве казнь может быть не позорной? Разве принуждение может быть благородным?
Уже казалось, что перекресный допрос -- пустая формальность, но прокурор, представляющий в деле интересы штата, внезапно атаковал свидетеля на первый взгляд не относящимися к делу вопросами. Кто он такой, чем занимается... Свидетель настороженно и как-то подозрительно неохотно отвечал.
У Оскара неприятно кольнуло сердце, когда оказалось, что его предполагаемый спаситель -- профессиональный актер! И тут прокурор нанес сокрушительный удар. Он документально доказал, что свидетеля не было в штате в день происшествия, поскольку тот лежал в больнице с аппендицитом по крайней мере в паре тысяч миль от того места, где ему следовало находиться, чтобы иметь основания свидетельствовать по делу Оскара.
Лысоватый судья, по виду старый педофил, видевший и не такое, пришел в неумеренное негодование. В считанные минуты апелляция была отклонена, и слуга слепой Фемиды торжественно пообещал, что преступника, убившего полицейского, казнят очень скоро.
Адвокат молча проводил взглядом арестованного лжесвидетеля, которому теперь угрожал срок длиной в два года.
Мать Оскара утопила зал в рыданиях, и ее поспешно вывели из зала.
Глава пятая
Опять она всё за меня решила!
Оскара посадили в хорошо охраняемый фургон и повезли обратно в тюрьму. Он ничего не успел сообразить. Казалось, что одна фантасмагория перетекла в другую, еще менее вероятную. Скорее всего, он впал в глубокий травматический экстаз. Жизнь завершается. Его, беспомощного, несчастного, везут на казнь... Что значит для него его жизнь? Что может быть пленительнее и безобразнее смерти? Пока он еще человек, а скоро превратится в кусок безжизненного мяса, тело, труп... Его молодость, его красота исчезнут, сотрутся с лица земли так буднично... И никому, никому нет до этого дела...
За такими мыслями Оскар не сразу понял, что происходит. Тюремный фургон внезапно остановился и снаружи послышались резкие, непривычно громкие хлопки.
Он подумал, что у машины лопнула шина, но через мгновение стало очевидно, что на фургон совершено вооруженное нападение. Оскар не мог понять, что в точности происходит снаружи, но заметил, что два охранника, сидевшие внутри фургона, обменялись взглядами, полными пасмурной тревоги. Один из них попытался сообщить о происходящем по радио, но не успел. Дверца фургона распахнулась, и оба тюремщика обмякли под напором автоматных очередей.
Несколько человек в масках буквально выволокли оцепеневшего Оскара из фургона. Один из них произнес:
-- Не бойтесь. Вы -- спасены.
Головорезы действовали слаженно и нагло, не обращая внимания на то, что нападение происходит средь бела дня на глазах жителей города.
Освобожденный смертник не успел оглянуться, как оказался в машине нападавших. Они бешено мчались по полупустым улицам, потом резко свернули на какой-то пустырь, над которым хлипким зонтиком нависали лопасти вертолета, и через мгновенье были уже в воздухе. Похитители по-прежнему не снимали масок. Один из них ловко освободил руки Оскара от наручников.
Все происходило с такой головокружительной быстротой, что Оскар не успевал осознавать происходящее. Он машинально подчинялся воле овладевших им людей. Трудно было предположить, что у них были более дурные намерения, чем у его прежних тюремщиков.
Вертолет уже вырвался в предместье, когда откуда ни возьмись с правого борта вынырнул полицейский вертолет. Оскар сжался: в корпус его летучего спасителя вонзились автоматные очереди. В ответ немедленно дробно посыпался злобный огонь, полицейский вертолет отбросило в сторону, и, объятый пламенем, он как-то по-детски рухнул вниз. Казалось, что это была игрушка, а не настоящая летающая машина.
-- Ради моего похищения угробили как минимум семь-восемь полицейских. Кому я мог понадобиться? -- почему-то с залихватским весельем вслух подумал Оскар и устроился поудобнее в кресле вертолета.
Через несколько минут они приземлились на взлетной площадке, на которой стоял готовый к отлету частный самолет.
"Именно в таких самолетах проститутствует моя бывшая любовь... -- горько отметил Оскар. -- Но кому я понадобился? Смешно бояться за свою жизнь, когда тебя спасают от смертной казни... Смешно бояться тех, кто не хочет твоей смерти. Может быть, мои спасители -- какие-нибудь борцы с варварскими законами моей пресловутой родины?"
Едва он вошел в самолет, как крылатая колесница качнулась и направилась на взлет. Не успевая сориентироваться, Оскар сел рядом с одним из своих похитителей. Когда тот медленно повернулся к нему и стянул с себя маску, Оскар подумал, что всё это -- смертный приговор, тюремный фургон, похищение, частный самолет -- плод его разыгравшегося в тюремном одиночестве воображения. Дженни. Он сидел рядом с Дженни. Она молчала и ласково гладила спасенного смертника по лицу.
![[]](/img/k/kriger_b_j/text_0400/zz_html_2c83ef19.jpg)
![[]](/img/k/kriger_b_j/text_0400/zz_html_5b6b6ee9.jpg)
![[]](/img/k/kriger_b_j/text_0400/zz_html_m411e10b3.jpg)
![[]](/img/k/kriger_b_j/text_0400/zz_html_m119de5ff.jpg)
![[]](/img/k/kriger_b_j/text_0400/zz_html_30698183.jpg)