Кригер Борис Юрьевич
Неродной роник (Поэма)

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кригер Борис Юрьевич (krigerbruce@gmail.com)
  • Размещен: 25/01/2024, изменен: 25/01/2024. 41k. Статистика.
  • Поэма: Поэзия
  • Поэмы и сборники стихов
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Поэма через систему красочных образов касается глубинных струн души, обнаруживает новые грани смысла.
    •   НЕРОДНОЙ РОДНИК
      
      БОРИС КРИГЕР
      
      НЕРОДНОЙ РОДНИК
      
      ОПИСАНИЕ
      Поэма через систему красочных образов касается глубинных струн души, обнаруживает новые грани смысла. Автор поэмы относится к тому творческому типу людей, которым по природе свойственен бесконечный философский самоанализ, погоня за ускользающей истиной и поиск новых источников, способных привести к внутренней гармонии и обнаружить точку приложения личности. Размышления о Боге доставляют поэту большую боль. Ему кажется, что и неопровержимый Господь оказался предателем. Всему, что раньше воспринималось априори, как безоговорочное и непоколебимое, вдруг наносится циничный удар. Мы видим отражение совершенно особого внутреннего мира автора, сплетённого, как терновый венец.
      
      
      1
      
      Большая ненависть случается внезапно,
      
      Бескомпромиссно и не поэтапно,
      
      А просто, словно ураган в ночи.
      
      И не помогут тут, увы, врачи,
      
      Как ни страдай, как выпью ни кричи.
      
      И как ни вой сражённой дробью дичью,
      
      Она плюёт на всякие приличья
      
      И, принимая разные обличья,
      
      На части рвёт, и если не убьёт,
      
      То изувечит вплоть до обезличья.
      
      Большая ненависть случается с любимой,
      
      И я до дна пью эту чашу с дымом,
      
      Что поднимается от чаши с кислотой.
      
      Не верил я, что можешь стать такой,
      
      Но, видно, горько в этом заблуждался.
      
      Причин не нужно. Прутик оборвался,
      
      И вот я в бездну рухнул без следа.
      
      Я знал, что так бывает иногда,
      
      Но ни за что бы не поверил, право,
      
      Что не любовь в той чаше, а отрава,
      
      Что выпью я её один до дна;
      
      Ты наконец останешься одна.
      
      Возможно, тот, кто с разумом не дружит,
      
      Потом на склоне лет ужасно тужит,
      
      Но оправданий ворох под рукой,
      
      Упрёки льются пламенной рекой.
      
      А посему вполне гнездится ад
      
      Средь доводов, кто прав, кто виноват...
      
      2
      
      Я не святой.
      
      А впрочем, кто же свят?
      
      Живой святой -
      
      То нонсенс жалкой блажи.
      
      Живой - не свят,
      
      А мёртвый не докажет,
      
      Что дотянулся
      
      Он до райских врат.
      
      Как этот путь покат!
      
      Как нас толкают в спину,
      
      Как видят в каждом грех,
      
      И как же много тех,
      
      Кто на пути том сгинул!
      
      Жестоко, Боже, требовать от нас
      
      Какого-то святого совершенства:
      
      Нам даже зуб за зуб
      
      И глаз за глаз
      
      Даются трудно.
      
      Это ль не блаженство -
      
      С размаху дать
      
      Обидчику по роже?
      
      Святыми стать
      
      Ты требуешь, о Боже,
      
      Суля в той святости найти покой.
      
      Что, если кто-то вовсе не такой,
      
      Что, если естество иное:
      
      Ему не хочется покоя, -
      
      Он разве в этом виноват?
      
      3
      
      Бог, хватит валить всё на дьявола,
      
      Хозяин в доме - Ты.
      
      Изволь навести порядок,
      
      И так жизнь нас не радовала,
      
      Заключены мечты
      
      В могильные ограды.
      
      Ты - символ простоты.
      
      Ну и сделай нам жизнь проще,
      
      Да чтоб поменьше яда.
      
      Крути чертям хвосты
      
      Так, чтоб им стало тошно
      
      Высовываться из ада.
      
      Трагедия на трагедии.
      
      Куда Ты смотришь?
      
      При чём тут свобода воли?
      
      Или Ты во святом неведении?
      
      Или за нос нас водишь
      
      И любишь побольше боли?
      
      Зачем Тебе раболепие?
      
      Зачем хвала льстивая?
      
      Зачем воздыхания?
      
      Вечность проведу во склепе я.
      
      Такая смерть некрасивая -
      
      Лежать и гнить без дыхания.
      
      Зачем это уродство?
      
      Ничего не поправить?
      
      Зачем обижаешь праведников?
      
      Смерть лишена благородства,
      
      Как рэкетирский паяльник,
      
      Которым пришли порадовать.
      
      Плохо тебе было,
      
      Что я тихонько жил.
      
      Надо из себя вывести
      
      И после что есть силы
      
      Рвать до последних жил
      
      Душу мою, до могилы.
      
      Что за вселенский садизм?
      
      Ты хотел откровенно -
      
      Нате!
      
      Ты сорвал с меня крест и ризы,
      
      Хоть я был слугой отменным
      
      Даже в домашнем халате.
      
      4
      
      Ещё пусты страницы книг,
      
      Ещё молчат слова Писанья.
      
      Ещё не смолк последний крик,
      
      Ещё свежи Его страданья.
      
      Ещё живём в тени голгоф,
      
      Ещё не внемлем сути вещей,
      
      Ещё чужда нам Его кровь,
      
      Пролитая с горы зловещей.
      
      На стыке эр, на стыке стран
      
      Писали то, что мы обрящем,
      
      Матвей, Лука, Марк, Иоанн -
      
      Весть о кресте душедробящем.
      
      Вы - ангел, лев, телец, орёл;
      
      Вас четверо. Не нужен пятый.
      
      Несите нам то, что обрёл,
      
      Бог-человек, крестом распятый.
      
      Вы словно раны тех гвоздей,
      
      Пронзивших тело, впились в душу!
      
      И даже, кажется, теперь
      
      И я перед крестом не струшу.
      
      Благая весть, меня готовь
      
      Взойти на крест, где, как и прежде -
      
      Крестом распятая любовь,
      
      Крестом воскресшая надежда!
      
      5
      
      Мне подписали смертный приговор
      
      Изящным росчерком помады на салфетке.
      
      Тот, кто всегда готов к внезапной смерти,
      
      Поймёт, о чём ведётся разговор.
      
      Средь конфетти и мишуры беспечной,
      
      И лицемерной вечной суеты
      
      Вдруг в спину нож. Ах, это, Брут, и ты?
      
      Кто избежал сей пытки бесконечной -
      
      Быть преданым не зверем, не врагом,
      
      А сыном или верною супругой?
      
      Мне ведь и в прошлом приходилось туго,
      
      Но раньше, смерть оставив на потом,
      
      Я был всего лишь предаваем другом,
      
      А тут гораздо крепче припекло,
      
      Как будто в спину битое стекло
      
      Они мне втёрли, торопя друг друга.
      
      Прощаю, сам прошу прощенья я.
      
      Убить ведь можно и без приговоров,
      
      Без лезвий, бритв, химических растворов.
      
      Убить ведь можно, просто не любя!
      
      6
      
      Как легко разрушать
      
      Тем, кто не строит!
      
      Как легко угадать,
      
      Кто кого доит,
      
      Выдоив до синяты.
      
      Как разрушила ты
      
      То, что не строила?
      
      Ведь строил всё вроде я.
      
      Медлительная мелодия
      
      Похоронного марша
      
      Не сделала нас старше.
      
      Уродливая колдобина,
      
      Называемая пропастью,
      
      Поглотила все буквы,
      
      Обрюзгшие, как брюквы, -
      
      Даже те, что прописью,
      
      Буквы моих вирш.
      
      Что молчишь?
      
      Тонко возненавидела
      
      Того, в ком души не чаяла.
      
      Ты меня не обидела,
      
      Ты меня не отчаяла,
      
      А просто убила обухом.
      
      Я теперь сансарю срок второй,
      
      Подрабатывая пьяным в пивной
      
      Или даже смертью с косой -
      
      Той, что совсем не выдумана,
      
      А вполне осязаема.
      
      Как семя, извергаема
      
      Душа на морозный бриз,
      
      И даже стальной карниз
      
      Не удержит знамени,
      
      Предназначенного к спуску.
      
      Теперь я тоскую тускло,
      
      Неярко, как наглая лампа
      
      Накаливания, а скромно,
      
      Как светлячок на выпасе,
      
      А их, светлячков, сонмы.
      
      Попробуй их всех выброси
      
      Тоже под старую задницу!
      
      Как тебя угораздило?
      
      Променяла меня на похлёбку,
      
      Да и та дразнится,
      
      Что в ней мало навару.
      
      И теперь нашу славную пару
      
      Можно считать наёбкой.
      
      Сюрприз за сюрпризом,
      
      А я всё не знаю,
      
      Откуда, мучаясь оптимизмом,
      
      Полна жизнь неожиданностей,
      
      Как гробница - костей;
      
      Костям не больно.
      
      Не материться
      
      Помогают только
      
      Присутствие адвоката
      
      И слабость мата
      
      На фоне воя.
      
      Я приветствую стоя
      
      Руками-ве́твями
      
      Очевидные преимущества
      
      Первобытного строя:
      
      Завалишь мамонта -
      
      И никаких налогов,
      
      Разводов, подвохов.
      
      Разве это плохо?
      
      А тут только срамота,
      
      Сработанная в мраморе,
      
      Память истеричная
      
      О прежней жизни,
      
      Которой, в сущности, не было,
      
      Если быть вполне критичным.
      
      Сиплая отрава
      
      Злого родника!
      
      Не родной родник мне,
      
      И наверняка
      
      Знаю, кто подсыпал
      
      Яду в струи вод.
      
      Я не идиот,
      
      Из гнезда не выпал
      
      В ловле червяка -
      
      Хорошо, не выпил
      
      Я из родника.
      
      Чудная досада,
      
      Что нельзя понять,
      
      И чему ж ты рада,
      
      Рада, твою мать?
      
      Всё ты истоптала,
      
      Истоптала ты,
      
      А теперь в наряде
      
      Суперправоты...
      
      7
      
      Буду предельно ёмким:
      
      Есть если чем, то крой.
      
      По ямам на самой каёмке,
      
      На самом краешке ямы,
      
      В слепоте спеша,
      
      Всё кругом круша,
      
      В стену головой
      
      Всё стучимся - я, мы...
      
      Как добро ни сей,
      
      Словно речку, пей
      
      От низов до устья.
      
      Господа и дамы
      
      Не оценят мой
      
      Жест, тупой, как вой.
      
      Как крутой ковбой,
      
      Бьюсь я головой.
      
      Сам бы на постой
      
      Не пустил себя бы.
      
      Обо мне твердят,
      
      Что вдвойне урод,
      
      Делаю что - всё
      
      Задом наперёд;
      
      Что ищу детей
      
      Всё ещё в капусте
      
      И живу, скорбя,
      
      Там их не найдя,
      
      Потеряв себя,
      
      Светлого меня
      
      В ломкости гроша,
      
      В заунывной грусти.
      
      В тьме зловонной ямы -
      
      Где моя душа?
      
      Не хватает воли, как
      
      У алкоголика.
      
      Неужели сдохну
      
      Без наследника?!
      
      Не по крови чтоб,
      
      А по сути в точь,
      
      Чтобы легче в гроб
      
      Удалиться в ночь -
      
      Или что там, после?
      
      Пусть там будет стоп:
      
      Седовласый поп
      
      Обещал мне кущи.
      
      А пока на стол
      
      Шлют одни доносы,
      
      Спасают наши души
      
      Наихудшим
      
      Из известных зол.
      
      Считаю я вопросы:
      
      Почему Бог зол?
      
      С Богом без посредника?
      
      Отрастите уши
      
      Хотя бы,
      
      Как у кошки,
      
      Лучше, как у кролика.
      
      Сутками
      
      Считайте свои дни.
      
      Ах, мы не одни?
      
      Нет, мы не одни!
      
      И не только
      
      По могилам и колыбелям,
      
      Но и в гиблых пробелах
      
      Ветреной судьбы,
      
      Кишащих кобелями
      
      И суками.
      
      Что случилось с нами?
      
      Да то же, что и было:
      
      Повсюду то же быдло,
      
      И это не кажется жутким,
      
      А раньше казалось,
      
      Потому что быдло каялось.
      
      И от этого покаяния
      
      Нам до сих пор икается.
      
      А теперь быдло вступило в право
      
      И не то что не кланяется,
      
      Даже не нагнётся
      
      Поднять золотник -
      
      Слишком мал им,
      
      И страждущий лик не нравится,
      
      Уже не тот накал им!
      
      Нет былого дрожания в голосе
      
      И щекотанья в подложечной области.
      
      Теперь всё сосредоточено
      
      Не только между ног.
      
      И Фрейд им не помог:
      
      Сексуальная революция
      
      Захлебнулась поллюцией.
      
      Теперь вся мразь зиждется в черепе -
      
      Не в мозгах, а там, где их негусто.
      
      Там и гнездится
      
      Вялая жажда
      
      Напиться
      
      Кислоты и щёлочи.
      
      Прав был отец:
      
      Все люди - сволочи.
      
      А тот, кто не сволочь, - того распяли,
      
      А он им простил без злобы.
      
      А они с головами воблы
      
      До сих пор на это лыбятся:
      
      Мол, обманули Бога...
      
      8
      
      Мы слушаем вполуха
      
      О дарах Святого Духа,
      
      Сами ж всё в оконце
      
      Смотрим и следим,
      
      Как нежно гуляет
      
      По самому краю
      
      Бесстыжее солнце
      
      По краю седин.
      
      Мы верим вполверы
      
      И любим вполсилы,
      
      А чаще не любим,
      
      Не верим совсем.
      
      А солнце игриво
      
      В слоях атмосферы
      
      Рисует нам нимбы
      
      С усмешкою всем.
      
      Уйдём мы внезапно,
      
      Как водится, утром,
      
      В безмолвную полночь,
      
      Наставшую днём.
      
      И солнце на запад
      
      Засядет сутуло,
      
      Потом ляжет навзничь
      
      Могильным холмом.
      
      И что мы всё мучили
      
      Жадно друг друга,
      
      И что мы всё пили
      
      Родимую кровь?
      
      Вокруг вялой кучею
      
      Теплится дымом
      
      Убитая напрочь
      
      Святая любовь.
      
      Прошли мы по жизни
      
      Как два пилигрима -
      
      Без цели, без смысла,
      
      С заходом в бордель.
      
      И как наша жизнь
      
      Всё это вместила:
      
      Небесные ризы
      
      И пропасти щель?
      
      9
      
      Кромешный крах - таков всему итог.
      
      И жизнь за гранью, словно жажда мести.
      
      Я жил как мог, не сдох, ведь, видит Бог,
      
      Хоть, впрочем, слеп Он или не на месте.
      
      Туманом боль растает поутру,
      
      И мрачный мир наполнится восторгом.
      
      Расслабься, Бог, я снова не умру,
      
      Ведь смерть всегда была предметом торга.
      
      А это значит, мы повременим,
      
      Тем отложив немного нашу встречу.
      
      Ведь если я живу, Тобой храним,
      
      То потому Тебе и не перечу.
      
      Тебе видней, зачем и почему,
      
      Хоть, впрочем, выбор Твой едва ли ясен.
      
      Ты позволяешь утонуть Муму,
      
      Хотя уж лучше б утонул Герасим.
      
      Перечить хочется. И хочется кричать
      
      Тебе на ухо и слезами брызжа:
      
      Какого чёрта нужно мне опять
      
      Существовать безвольно и бесстыже?
      
      Зачем в безмерном сумраке Твоём
      
      Я, пролетев, погас звездой-беглянкой?
      
      И почему не можем мы вдвоём
      
      Просто уйти, поднявшись спозаранку?
      
      Мне непонятны замысел и суть,
      
      Хоть очевиден, впрочем, крах итога.
      
      И Ты за дерзость уж не обессудь,
      
      Но у кого спросить, как не у Бога?
      
      Зачем, любя, Ты требуешь страдать?
      
      Зачем, любя, Ты видишь в нас ничтожеств?
      
      Зачем всё это вечно повторять
      
      И бесконечно боль людскую множить?
      
      10
      
      Меня под руки дьяконы вели,
      
      И плыл я в белом длинном одеяньи.
      
      И мерный хор в глубины высоты
      
      Взлетал, как будто верил в состоянье
      
      Потусторонней лёгкости своей.
      
      За мной по кругу, словно сонм светил,
      
      В тончайших нитях ладана и воска
      
      Плыл строгий храм, и светлая полоска
      
      Сочилась сквозь витраж на пол.
      
      Как было всё и правильно, и веско.
      
      У алтаря разверзлась занавеска,
      
      И вот Божественный престол!
      
      Я опустился на колени,
      
      И, словно ласковые тени,
      
      Коснулись меня пальцы рук,
      
      И всё свершилось как-то вдруг,
      
      И долго "аксиос" гремел,
      
      И хор небесным гласом пел.
      
      Скажи, Господь, мне, как же это
      
      Мне совместить с проклятьем лет,
      
      Пришедших после? Где ответ?
      
      Когда-нибудь ответишь мне Ты?
      
      Не надо только: "Виноват
      
      Ты сам!" - то просто отговорка.
      
      Зачем провёл меня сквозь ад?
      
      Зачем общественная порка?
      
      Уж слишком силы неравны:
      
      Творец вселенной и ничтожный
      
      Твой дерзкий раб изнеможённый.
      
      Не надо "Виноват лишь ты!".
      
      Ты ставишь часто в положенье,
      
      Откуда, что не выход, - бред.
      
      Зачем? Когда-нибудь ответ
      
      Ты дашь мне без пренебреженья,
      
      Без благозвучного вранья:
      
      За что не любишь Ты меня?
      
      11
      
      Все, кого я крестил, оставались безбожны,
      
      Все, кого я венчал, разводились, ударившись в блуд.
      
      Мои книги и мысли прослыли удушливой ложью.
      
      Никого не исправил основанный мною приют.
      
      Все, кого я прощал, ничего никому не прощали.
      
      Все, кого я любил, ненавидели всех и меня.
      
      Понапрасну уста им мои о Всевышнем вещали:
      
      До Всевышнего им было попросту до фонаря.
      
      Я-то верил всерьёз и себе тем выматывал душу,
      
      А кругом все играли, дурачились, пили, дрались.
      
      И ведь думал уже: пред крестом я, наверно, не струшу,
      
      Пьяным грудь подставлял под ножи, чтоб они напились
      
      Не привычного пойла, а крови горячей и пенной.
      
      Я считал это подвигом, точно, во имя Христа,
      
      Ну а звёзды в моей сердцу милой домашней вселенной
      
      За спиной всё роптали, шепчась неспроста.
      
      В храме бунт; это так по-старинному мило -
      
      Жечь иконы и к стенке поставить попов!
      
      Думал я, что запала на это б хватило,
      
      Если б я не ушёл без особых проклятий и слов.
      
      Но и этого мало. Гоняли меня десять тысяч
      
      Разлинованных миль по изъезженной в муках стране,
      
      Бесновались, в безумии жалобы тыча,
      
      И достали уже даже в монастыре.
      
      12
      
      А что, если всё это кажется только,
      
      Что важные вещи случаются с нами?
      
      А что, если мы - отставные букашки,
      
      И что это всё растворится клубами
      
      Безмозглого дыма в расщелине мира?
      
      А что, если просто мы станем другими,
      
      Жующими взрывы истерзанной плоти?
      
      А что, если Бог пристрастился к охоте
      
      За странными случаями в подворотнях
      
      Прокуренных истин и траурных празднеств?
      
      А что, если в храмах поют не о том нам?
      
      А что, если пение сделалось тёмным?
      
      А что, если мы, удавившись упряжкой,
      
      Нащупаем прыщик на собственной ляжке,
      
      И в этом прыще различим непременно
      
      Намёк на присутствие целой вселенной,
      
      Наличие вечного гнусного плена,
      
      В котором содержит нас всех мирозданье?
      
      А может, мы просто боимся признанья,
      
      Отсутствия смысла и верных ответов
      
      Для нас, для бродяг и невольных поэтов?
      
      А что, если всё только кажется нужным
      
      И если любовь не нужна обоюдно
      
      Ни тем, кто её прославляет в потёмках,
      
      Ни тем, кто готов поперхнуться издёвкой
      
      И верить беспечно в своё постоянство,
      
      Пометив рукой ключевое пространство,
      
      Где скважин замочных роится проклятье?!
      
      Ну как вам такое моё восприятье?
      
      Волнительно? Да, безусловно, и тошно
      
      От вечной взъерошенности и подошвы,
      
      Которой нам смерть наступает на горло.
      
      Мы любим её, безусловно, притворно.
      
      Закончивши дни так бесславно, позорно,
      
      Без счастья, без дум, просто выпалив слёзно:
      
      "Нам хватит осмысленной боли!" - и поздно
      
      Вернуться назад, где бушует сомненье,
      
      Где - нет, не горят! - только тлеют поленья,
      
      Где в каждой улыбке теперь и сначала
      
      Укромно укрыто змеиное жало.
      
      13
      
      Мне кажется, что я добрее Бога.
      
      Когда я мог, то многим я помог.
      
      За доброту мне, видно, в ад дорога,
      
      Туда меня отправит добрый Бог.
      
      Коль каждый получает во что верит,
      
      То мне достался б точно Бог добрей,
      
      Который не предаст и не изменит,
      
      И не предложит мне поесть камней.
      
      Я недоволен. Да, я недоволен,
      
      Мне неприятен нашей крови цвет.
      
      И среди звона громких колоколен
      
      Я так искал, но не нашёл ответ:
      
      Зачем всё это тучное безумство,
      
      Водоворот из пошлых сточных вод?
      
      Кто хочет верить в высшее искусство,
      
      Меня едва ли до конца поймёт.
      
      Я не могу привыкнуть откровенно
      
      Молчать и верить в царственность могил!
      
      Я никого ведь так и не простил,
      
      Как не прощают все обыкновенно.
      
      И бархат пальцев мне зияет, как
      
      Пустой вопрос на крене изголовья.
      
      Я не люблю поповское сословье,
      
      Самодовольство рясы и кулак,
      
      Которым бьёт в затылок поп-дурак
      
      Подростка, уязвлённого безбожьем.
      
      Отвратно как-то всё это, и рожи,
      
      Увы, мне эти не забыть никак.
      
      14
      
      Игриво чувства меняют знак,
      
      Меняют вымя на пустопорожность.
      
      У каждого третьего будет рак,
      
      Несмотря на предосторожность.
      
      А каждый второй получит знак
      
      И будет носиться с ним устало.
      
      И каждый четвёртый у нас дурак,
      
      А всех остальных уже всё достало.
      
      У каждого пятого будет сюрприз,
      
      У каждого первого будет вечность.
      
      И жаль, что предметы падают вниз,
      
      Лишь ускоряя свою скоротечность.
      
      А если бы все мы падали вверх,
      
      Уж если, как водится, падать надо?
      
      Это касается даже тех,
      
      Кто вовсе и не собирается падать.
      
      Неописуемый каламбур
      
      Можно постигнуть на пике безумства.
      
      И, покидая застенки кобур,
      
      Иконы наганами в руки берутся.
      
      И метят нам в каждое место, любя
      
      Сам смысл прицеливаний, с прищуром.
      
      Многого ждал я, увы, от себя!
      
      Абсурдно, однако, прослыть балагуром
      
      Немому. О, как я хочу немоты,
      
      Не скальной и хладной,
      
      А мерной и мудрой!
      
      О, сколько готов я платить за мечты,
      
      Монетой обильной соря безрассудно!
      
      Но всё разлиновано жёлтой петлёй
      
      Исчерченных вдрызг бесконечных парковок.
      
      Мне жизнь представлялась какой-то другой,
      
      Без пошлой причуды упавшей подковы
      
      Слепому на темя. Хочу слепоты!
      
      Но только не той, что играется в жмурки,
      
      А мерной и мудрой, как мерно часы
      
      Грозят нам впотьмах непременной побудкой.
      
      Иссяк я настолько, что в пору занять
      
      От тысячи жизней чужое дыханье.
      
      Я больше не в силах на граблях стоять,
      
      Упорно раскачиваясь в ожиданьи,
      
      Что станет светло, что воротятся дни,
      
      Которых и не было, нет и не будет,
      
      Что снова забрезжат в туманах огни,
      
      И ночью никто никого не разбудит.
      
      15
      
      Я покидаю дом, как покидает тело
      
      Уставшая душа от тяготы мирской.
      
      Я покидаю дом, где ближе стало Небо,
      
      Но так и не нашёл в котором я покой.
      
      Я покидаю дом, больной и безвозвратный,
      
      Где восемнадцать лет ушли коту под хвост.
      
      Я покидаю дом, и не вернуть обратно,
      
      Как не вернуть родных, снесённых на погост.
      
      Я покидаю дом, где каждая ступенька
      
      Воспоминаний груз безропотно хранит.
      
      Я покидаю дом, как призрак или тень как,
      
      И дом мой, как культя, назойливо болит.
      
      Я покидаю дом, как будто в нём и не жил,
      
      Как будто не звучал в нём звонкий детский крик.
      
      Я покидаю дом, где, как в углу медвежьем,
      
      Жила больная мать и мой отец-старик.
      
      Я покидаю дом, напрасно разорённый,
      
      С текущей вечно крышей, трещиной в стене.
      
      Я покидаю дом, и я едва ли помню,
      
      Чтоб так безумно больно когда-то было мне.
      
      Я покидаю дом, где я едва ли ведал,
      
      Что все мои тома - "одна сплошная ложь".
      
      Я покидаю дом и знаю тех, кто предал,
      
      Но только вот зачем, едва ли их поймёшь.
      
      16
      
      Я агнцем был, а стал бараном,
      
      И бледно блею без конца.
      
      И головою, как тараном,
      
      Я протаранил небеса.
      
      И на свободу вышел вроде я,
      
      Но очутился в темноте.
      
      Не жизнь, а жалкая пародия,
      
      Не смерть, а шаг в миры не те...
      
      Пытался овцам оправдать я
      
      Скупую правду пастуха,
      
      Что бойни жадные объятья
      
      Ждут нашу плоть и потроха.
      
      Старался скрыть самообманом,
      
      Не претерпевши до конца,
      
      Что агнец был простым бараном
      
      В спектакле трагика Отца.
      
      17
      
      Я так устал от этой суеты,
      И перед миром вечно пресмыкаться.
      И предавать весёлые мечты,
      И невесёлым мыслям предаваться.
      
      Я так устал безумно уставать,
      Я так устал безумствовать устало,
      И словно в гроб ложиться на кровать,
      И словно горб, лишь скомкав покрывало.
      
      Я так устал китайской пыткой стук
      Скупого сердца слышать в левом ухе.
      Чтоб каждый сбой его рождал испуг,
      Что смерть близка, и что близка разлука.
      
      Я так устал от чёрствости людской,
      Перегорел, истлел, испепелился.
      Я так устал выпрашивать покой
      У беспокойной жизни вереницы.
      
      Я так устал, что силы нет рыдать,
      Чтоб попытаться выплакать усталость.
      И словно в гроб ложиться на кровать,
      Лишь натянувши саван покрывала.
      
      Я так устал, что больше не могу
      Я жить. Но и на смерть нужны ведь силы.
      Боюсь, что мне никак не дотянуть,
      Ни до конца, ни вспять, ни до могилы.
      
      18
      
      Жить опять стало трудно и скучно,
      Хоть не жить, видно, будет скучней,
      И опять эта сволочь кукушка
      Мне кукует обилие дней!
      
      Хоть конец ощутимее ближе,
      Не видать моим мукам конца!
      Я как прежде нагой и бесстыжий
      Примеряю камзол подлеца.
      
      Всё обрыгло, всё крошится прахом.
      Разворочена памяти клеть,
      И над чуть припорошенным страхом
      Простирается мысль: умереть!
      
      Но и там позади зазеркалья
      Что нас ждёт? Ледянная тоска?
      Или ада упрямое пламя?
      Или гроба гнилая доска?
      
      Но оставить тебя в этом мире Я одну, очевидно, не в силе!
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кригер Борис Юрьевич (krigerbruce@gmail.com)
  • Обновлено: 25/01/2024. 41k. Статистика.
  • Поэма: Поэзия
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.