Вечер авторов журнала "Наша улица" в Центральном доме литераторов
30 ноября 2005 года
В ЦДЛ 30 ноября 2005 года состоялся новый праздник журнала "Наша улица", с манифестацией национальной программы "Бронзовый век русской культуры" и нового направления литературы Третьего тысячелетия - Ре-Цептуализм (Рецептуализм). Вечер вел классик Бронзового века, основатель Академии Рецептуализма, академик, писатель Юрий КУВАЛДИН, главный редактор "Нашей улицы", а помогал ему поэт, искусствовед, классификатор русской культуры академик Слава ЛЁН. Кроме них на вечере выступали: поэт Евгений ЛЕСИН, главный редактор НГ-EX LIBRIS; академик, художник Александр ТРИФОНОВ; поэт Виктор ШИРОКОВ; академик, поэтесса Нина КРАСНОВА; академик, писатель и драматург Андрей ЯХОНТОВ; поэт Вячеслав КУПРИЯНОВ; норвежский писатель Стен ТУРАЛ; композитор-симфонист и прозаик Виталий ЛОРИНОВ; поэт Кирилл КОВАЛЬДЖИ; прозаик Дмитрий РЫСАКОВ; бард и прозаик Алексей ВОРОНИН; актер Театра на Таганке и писатель, академик Валерий ЗОЛОТУХИН; прозаик Сергей МИХАЙЛИН-ПЛАВСКИЙ; музыкант, композитор и прозаик Анна ВЕТЛУГИНА с ансамблем "Кантикум", с Петром ЛЕЛЮКОМ и Ниной МОЛОДЦОВОЙ; актер Театра Армии академик Александр ЧУТКО; академик, поэт Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ; бывший актер Театра Армии, а ныне прозаик Александр КОНДРАШОВ. Давно в Малом зале не собиралось столько людей, сколько собралось их на вечер "Нашей улицы", который продолжался более трех часов. На сцене, на деревянном мольберте стояла картина Александра Трифонова "Гамлет", а на занавесе висел логотип журнала, похожий на флаг и транспарант.
Юрий КУВАЛДИН, писатель, академик Рецептуализма, главный редактор журнала "Наша улица":
Начинаем плавно вплывать в вечер авторов журнала "Наша улица". Кто пока не пришел сюда к назначенному часу, может быть, в течение вечера подойдет. Праздники "Нашей улицы" становятся уже традиционными, проводятся в ЦДЛе раз в год. В 2006 году здесь, в Большом зале будет проводиться мой юбилейный вечер. У нас большие намерения. Намерения эти связаны с тем, чтобы расширить сферу нашей издательской, художественной и шире - культурной деятельности в рамках национального проекта "Бронзовый век русской культуры". В сущности, идея этого проекта не новая, но она еще не овладела массами, поскольку в свое время была разработана в андеграунде, то есть в подполье, в самиздате. И у самых ее истоков стоял философ, искусствовед, поэт Слава Лён. Нынешний вечер имеет отработанную программу. Если кто-то, из присутствующих здесь, пожелает выступить после исчерпанности этой программы, тому следует обратиться ко мне, и мы обсудим этот вопрос. Сейчас я бы хотел сказать о том, что мы здесь как бы чествуем художника "Нашей улицы" Александра Трифонова, по совместительству - моего сына. Ему исполнилось 30 лет 8 сентября. А с 28 сентября по 9 октября проходила его персональная выставка в залах Российской Академии художеств. И я, пользуясь случаем, хотел бы еще раз выразить свою признательность и благодарность за это Зурабу Константиновичу Церетели, который обратил свое внимание на живопись Александра, и также - Сергею Александровичу Филатову, который много внимания уделяет не только молодым писателям, но и художникам. На сцене, как вы видите, мы сегодня показываем одну из последних работ Саши Трифонова, которая называется "Гамлет". Я позволю себе небольшую цитату из Бориса Пастернака:
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня направлен сумрак ночи,
Тысячью биноклей на оси.
Если только можешь, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
.................................
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один. Все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.
Итак, добрый вечер! Двигаемся по программе. Слово - Славе Лёну.
Слава ЛЁН, поэт, философ, искусствовед, систематизатор русской культуры, академик Рецептуализма:
Мы сегодня устраиваем манифестацию национальной программы "Бронзовый век русской культуры (1953-1987)". ОБОСНОВАНИЕ ДАТИРОВКИ. 1953 - смерть Сталина. 1987 - полет немецкого летчика Матиаса Руста над СССР в мае 1987 года. Тогда пилот-любитель преодолел многочисленные кордоны ПВО и сел прямо на Красной площади. Молодой человек утверждал, что его полет не имел никакого политической подоплеки, а москвичи назвали главную площадь страны "Шереметьево-3" и рассказывали, что у фонтана в ГУМе поставили специальный милицейский пост, опасаясь, что оттуда выплывет американская подводная лодка. 5 февраля 1987 года совет министров СССР принял судьбоносное постановление, разрешающее гражданам советского союза создавать кооперативы. Событие по настоящему революционное. В стране, строящей коммуннизм, власть после семидесяти лет своего существования признала, что человек обязан работать не только на государство,но может трудиться и на самого себя. В Бронзовом веке русской культуры было три русских культуры: соцреализм - вверху, официальное искусство; внизу - мы, подполье, андеграунд, другое искусство, неофициальное искусство, неподцензурное искусство, нонконформизм... и - буферное искусство между ними, метропольная культура. Вот завтра Букер будет присуждать свою премию Толе Найману, который был, кстати говоря, скорее в андеграунде, чем в их метропольной культуре. Потому что все его стихи и проза в общем-то появились в печати после 1989 года. (Премию Букера получил не Анатолий Найман, а Денис Гуцко.) Концепция Бронзового века русской культуры здесь будет, я думаю, обсуждаться. Кроме того, по средам в библиотеке-фонде "Русское зарубежье" Солженицына мы ведем клуб - "Классики Бронзового века", где обсуждаем эту концепцию, которую мы хотим, чтобы приняло наше Сообщество, как приняло ее Сообщество западных славистов. Впервые я изложил и опубликовал свою концепцию в 1978 году, в своем альманахе NEUE RUSSISCHE LITERATUR, который издавался за спиной КГБ в Австрии (в университете Зальцбурга). И это был единственный тамиздат, который делался в Москве. И западные слависты уже спокойно оперируют этим понятием - Бронзовый век, так же, как понятиями Серебряный и Золотой век русской культуры. Точка.
Я прочитаю три свои стихотворения. Потом, если будет нужно, буду включаться в дискуссию по обсуждению Бронзового века русской культуры.
Первое стихотворение - послание коллеге, профессору Бронзового века, который в 1974 году приезжал из-за границы в Россию, сидел в Пушкинском Доме и разгребал там архивы, пытаясь что-то найти у Алексея Крученых, что-то у Велимира Хлебникова, что-то у Вадима Шершеневича и так далее, у поэтов Серебряного века, которых тогда не печатали. И много чего не печатали в начале Бронзового века. Теперь я возвращаюсь к после 1953 году. Точка.
(Слава Лён читает стихотворение "Профессор Бронзового века...": " В подвалах Пушкинского Дома - // Могила русского стиха...".)
Кстати говоря, Бронзовый век - это не оттепель, как думает Эренбург, а это - второй ГУЛАГ. И, в частности, первого поэта Леонида Черткова посадили уже в феврале 1957 года.
Дальше я прочитаю стихотворение в связи с тем, что власти навязали нам полностью неприемлемую картину истории русской поэзии, начиная буквально с Тредиаковского, с Х1Х века. В Х1Х веке нам разрешили только Пушкина, Лермонтова, Некрасова, забывая о великом Тютчеве, Баратынском и так далее. Ну и, короче говоря, в 1937 году, когда уже Сталин навалился на Пушкина, Пушкина упаковали в такое одеяло любви народной... Короче говоря, большевики задушили Пушкина своей любовью. И это вторая смерть Пушкина, в которой он не виноват. И даже 1999 год, когда начал выходить журнал "Наша улица", Лужков провел как юбилей Пушкина, и только, хотя это был год русской культуры, который опять же все западные университеты праздновали как большой год, где и 100-летие Набокова, и 100-летие Андрея Платонова... До сих пор не издано полное собрание сочинений Платонова и так далее.
(Слава Лён читает свое стихотворение "Вторая смерть Пушкина": "...И толпой пушкиноведы // В штатском за тобой идут...".)
И последнее стихотворение, это в пандан роману-шедевру Юрия Кувалдина "Родина", где на первой странице была убита Родина, - как вы понимаете, после второй большевистской революции 1991-1993 года, которую мы наивно воспринимали как демократическую революцию. Вот жалко, что Сергея Александровича Филатова здесь нет пока. Ему бы вот это прочитать: "Россия умерла". Мы - древние греки, за нами идут новые византийцы. Помните стихи Георгия Иванова в качестве эпиграфа: "Хорошо, что нет царя, // Хорошо, что нет России..."?
(Слава Лён читает свое стихотворение: "Умерла моя Россия // И пропал ее народ".)
Юрий КУВАЛДИН:
Когда-то, в конце 80-х годов, здесь, в ЦДЛе, в Большом зале проходила акция, устроенная известным коллекционером и издателем Александром Глезером. И тогда Александр Трифонов подарил ему картину "Красный стул", после чего начался вояж художника в Джерси-Сити в Америку. Глезер был замечателен тем, что он говорил: "Недостаточно провести акцию. Важно, чтобы про эту акцию написали газеты". Поэтому он любую акцию начинал с пресс-конференции. Ибо он уже тогда понимал, хотя это не он сформулировал, а сформулировал это Нагибин в дневнике своем, который я издавал в 1995 году: то, что не было записано, того не существовало. Исходим из этого. Поэтому я клоню к тому, что я даю слово редактору самой замечательной литературной газеты, которая сейчас есть на газетном рынке, НГ-EX LIBRIS, поэту, писателю Евгению Лесину.
Евгений ЛЕСИН, поэт, прозаик:
Добрый вечер. Ну, может, немножко громко сказано про меня и про газету. Однако, прежде чем прочесть несколько своих стишочков, я с скажу тоже пару слов. Не столько про Бронзовый век, сколько про собственно журнал "Наша улица". Лён очень верно назвал несколько дат - и Пушкина, и Набокова, и Платонова, и журнала "Наша улица". Все они родились в 1999 году. Следовательно - год очень хороший и плодотворный. Солнце русской поэзии прожил недолгую жизнь. Ну так стоит ли удивляться? Времена были кошмарные, времена ужасные, дикие. Сейчас времена гораздо лучше. Значит, Солнце русской литературы проживет гораздо дольше и лучше. Ну а теперь я, так сказать, прочитаю свои стихи.
(Евгений Лесин прочитал пять своих стихотворений: 1. "А ты все принца ждешь на скакуне // И на лицо накладываешь маски. // А я иду Незнайкой по луне // Без Кнопочки, Снежинки, Синеглазки...". 2. "У нас ложится первый снег, // Как краска на икону. // Бригада нищих и калек // Шакалит по вагону...". 3. "Раньше клали ключ под коврик // И гуляли по ночам. // Дым Отечества и горек, // И приятен москвичам...". 4. "Куда-то мы движемся вроде...". 5. "Самолет в ночи горит, // Стюардесса говорит...".)
Спасибо.
Юрий КУВАЛДИН:
У меня порядок программы так расставлен, что все идут устные разговорные жанры. И я решил немножко перебить их песней, песней знаменитой. Поскольку здесь сегодня присутствует заслуженный деятель искусств Российской Федерации бард Евгений Бачурин. А его знаменитую песню, его бренд "Дерева" исполнит Петр Лелюк. Чтобы все слышали, давай, Петя...
(Петр Лелюк поет песню Евгения Бачурина "Дерева".)
Слава ЛЁН:
Браво! Браво! Браво! Бачурину браво и бис!
Юрий КУВАЛДИН:
Молодец Петя! Бачурину слава! Бачурину браво!
Так, теперь я бы хотел предоставить сразу слово художнику Александру Трифонову. Но перед тем, как он выступит, несколько слов о его работах скажет доктор искусствоведения Слава Лён.
Слава ЛЁН:
Мы сегодня манифестируем не только Бронзовый век, но и проблему: что делать дальше. Вот Кувалдин отвлекается (разговаривает с музыкантами), а то, что я хочу сказать, относится именно к нему. (Юрий Кувалдин отвлекается от музыкантов и слушает Лёна.) Роман "Родина" - это шедевр постмодернизма, но очень странный шедевр. Он закрывает, по крайней мере, на русском языке, возможность продолжать эту линию постмодернизма. И, поскольку и концептуализм нам надоел внутри постмодернизма, и минимализм надоел, мы предлагаем принципиально новую программу искусства Третьего тысячелетия под названием Ре-Цептуализм, то есть - не концептуализм. Ре-Цептуализм - от слова рецепт, чтобы вы запомнили это. Вот уже опубликован манифест Ре-Цептуализма. И вот первым художником, слава Богу, молодым, слава Богу, начинающим движение русского авангарда Третьего тысячелетия, является Александр Трифонов, которого я уже отслеживаю несколько лет. Сначала он у нас в галерее "Кентавр" выставлялся. Вот сейчас он выставился на Пречистенке, 21, в Российской Академии художеств. И, в частности, вот эта картина, которая стоит на сцене, является символом Ре-Цептуализма, в том смысле, что художник Ре-Цептуалист ориентирован в качестве конечного продукта не на картину, а на весь художественный процесс. Вот продвижение этой картины от мастерской к галерее, от галереи, когда появляется фигура критика и публикуется некий вербальный текст, сопровождающий картину дальше, до музея, если она попадает в музей Прадо или хотя бы в Третьяковскую галерею. И тогда доктор искусствоведения пишет монографию. Так вот этот процесс художник должен теперь осуществлять без помощи критика и без помощи искусствоведа. Он должен так выстраивать свои картины и так их эскпонировать, чтобы зритель, вступая с ним, с художником, в диалог, сам все понимал. Вот один из простейших приемов Ре-Цептуализма. Это картина и ее двойник. Вот вы видите, что в этой работе соединены две картины в одну. И вы видите две фигуры, которые как бы повторяют друг друга, но, имея различный цвет, они работают совершенно по-разному. И, следовательно, сам уже зритель спокойно дальше продолжает осмыслять эту картину и переводить ее смысл в значение. А перевести смысл картины в значение - это значит перевести картину из галереи в музей. Вот сейчас мы в пространстве галереи находимся. Дай бог ему, Саше Трифонову, попасть на Петровку, 25, где находится первый Московский музей современного искусства в России, а еще выше - баллотироваться в Академию художеств, пора!
Юрий КУВАЛДИН:
Слава, спасибо. Александр Трифонов!
Александр ТРИФОНОВ, художник, академик Рецептуализма:
Спасибо, Слава, за такие слова хорошие. Для меня этот год прошедший вообще очень важен. Потому что в этом году я подводил итоги своего творчества за десять лет, то есть своего первого большого этапа. И в этом году мне удалось сделать все, что было запланировано мною на будущее. Прошло несколько очень важных для меня мероприятий, в которых я участвовал. И главное - прошла выставка моих работ в залах Российской Академии художеств, в таком престижном месте... Большое спасибо за это Зурабу Константиновичу Церетели и Сергею Александровичу Филатову, как говорил Кувалдин, потому что без их помощи я бы не смог попасть в Академию. Также в этом году журнал "Наша улица" посвящал мне место на своих страницах, так получилась. Вот в 12-м номере - обложка с моим портретом, и в этом же номере, в самом начале, на первых страницах опубликован стенографический отчет о моей выставке в Академии, приводятся разные хорошие слова обо мне всех, кто выступал на моем вернисаже. И мне это очень приятно.
Не могу не сказать несколько слов о МАНИФЕСТЕ РЕ-ЦЕПТУАЛИЗМА, который я принимаю и разделяю с Юрием Кувалдиным и Славой Лёном. Замечательно и твердо сказано: Всё - отменить! Ре-Цептуализм - искусство Третьего тысячелетия. Ре-Цептуализм - искусство второй рефлексии: само-из-себя творчество и - одновременно - само-в-себе истолкование (да здравствует двуликий Янус!). Ре-Цептуалист, творя, созидает и, созидая, творит в режиме ТРИКУПа (ТРИединого КУльтурного Продукта) - единой демонстрации: по-рождения КУльтурного Продукта (художественного произведения) - самого КУльтурного Продукта (непременно - высочайшего качества!) - демонстрации КУльтурного Продукта. Демонстрация демонстрации - вторая рефлексия творческого процесса художника-рецептуалиста...
А вообще художник Трифонов и журнал "Наша улица" - они неразрывны. Я и "Наша улица" идем рядом с самого первого пилотного номера, с 1999 года. За это время вышло уже 73 номера журнала. 12-й номер - это и есть 73-й. В журнале было опубликовано множество моих картин (репродукций), то есть он как бы является моим печатным органом, в художественном плане. Вот на сцене Центрального Дома литераторов - моя картина "Гамлет", о которой только что говорил Слава Лён. Она написана мною на основе моих театральных воспоминаний о том времени, когда я формировался как художник в Театре Российской Армии: задник сцены, минимум предметов, отказ от всего лишнего; одна главная фигура концентрирует на себе все внимание, в данном случае это - символически изображенный человек, Гамлет, который выполняет функцию двойника; декорация - дерево с подпиленными ветвями, и ничего больше, то есть отказ от всего лишнего. В картине есть некая такая театральность, которую я и стараюсь всегда подчеркнуть в своих работах.
Многие из вас присутствовали на моей выставке в Академии художеств. Всем вам большое спасибо. И спасибо журналу "Наша улица". И - до новых встреч в эфире, как говорится.
Юрий КУВАЛДИН:
Да, Саша, спасибо большое. Сейчас я хочу, чтобы выступил писатель, критик, литературовед... могу перечислять дальнейшие его специализации в литературе... мой ближайший товарищ... В 3-м номере пойдет его также авангардистский, постмодернистский роман. Хотя Слава говорит, что я закрыл парадигму постмодернизма своим романом "Родина", я так не считаю в силу своей скромности. Виктор Широков!
Виктор ШИРОКОВ, поэт:
По тому, как переполнена аудитория, можно говорить о том, что внимание к "Нашей улице" у всех большое. И это правильно и замечательно. Тем более, что сейчас наметились, так сказать, определенно новые тенденции в развитии журнала, который до того культивировал жанр такого городского рассказа, городского очерка, что очень важно. Есть много других журналов, но у "Нашей улицы", действительно, свое лицо. Раньше журналу, может быть, не хватало критики (материалов в жанре критики), не хватало какого-то такого вот основополагающего взгляда на литературный процесс, потому что журнал сам и творил этот литературный процесс, в котором он продолжает и дальше участвовать, и вот это, я думаю, замечательно. И замечательно то, что сейчас начинает делаться и говориться здесь. Поживем, посмотрим, что будет, куда и к чему мы придем. Действительно, начался новый век, и надо систематизировать все лучшие достижения прошлого и нового века. Я думаю, всем, кто выступал здесь, конечно, в первую очередь надо поддерживать журнал двумя вещами: писанием и печатанием в нем хороших произведений и - чтением и пропагандированием журнала.
Нина КРАСНОВА:
И рублем...
Виктор ШИРОКОВ:
Вот на этом, собственно говоря, у меня и все. Людей выступающих много. Надо поддерживать журнал. Давайте поддерживать его. Спасибо.
Юрий КУВАЛДИН:
Спасибо, Виктор.
Журнал "Наша улица" прошел путь как бы небольшой с точки зрения человеческой жизни, но уже достаточный для нашего бурного постперестроечного и нового времени: семь лет. Я и сам не загадывал этого. Просто я вообще человек - не планирующий что-то, а делающий. Человек делающий. И вот основное свойство Ре-Цептуализма, который мы вот сейчас со Славой Лёном продвигаем, это именно - находиться в постоянном процессе делания вещи. Для нас важен процесс. Может быть, поэтому и столько номеров вышло и вообще что-то выходит, потому что ты не выходишь из процесса, а постоянно находишься в нем, постоянно находишься в игре. И тех авторов, с кем я начинал журнал, их осталось очень немного. Здесь я должен сказать о каком-то майнстриме, и о каком-то ядре, звене, что ли, которое существует в журнале, оно очень небольшое, хотя к нынешнему времени я прочитал полторы тыщи авторов. Из них я треть или чуть больше напечатал, но все равно - вот есть авторы, которые - как бы ядро журнала, а есть, не в обиду будь сказано, попутчики. Они возникают, исчезают, возникают, исчезают... Напишут рассказ, напечатаются и растворяются не растворяются... они живут где-то, они живут своими насущными проблемами, но они как бы вот сделали первый шаг к литературе, но так и ушли от дверей, не посмотрев даже, что там, за дверьми, находится. А в литературу не принимают, как кого-то принимают в пионеры. Литература вещь - очень жестокая. В литературу входят только те, кто кладут всю свою жизнь на алтарь служения литературе. Среди таких авторов журнала - Нина Краснова. Я ей с удовольствитем даю слово.
Нина КРАСНОВА, поэтесса, академик Рецептуализма:
Юрий Кувалдин попросил меня начать свое выступление со своего стихотворения, которое я написала еще в Бронзовом веке (смех в зале), то есть в пору своего студенчества, своей учебы в Литинституте.
(Нина Краснова читает стихотворение "Я студентка! Я живу в столице...".)
Здесь, в зале, я как раз вижу представителей Литинститута, вижу сотрудниц библиотеки, вижу своих однокурсников...
В новой повести Юрия Кувалдина "Казнь" (которая по своей постмодернизмовости нисколько не уступает "Родине", а в чем-то даже и превосходит ее) есть такая мысль, которую высказывает Юрий Кувалдин: чем великие души отличаются от обыкновенных? - великими идеями и великими замыслами. Развивая эту мысль, я могла бы сказать: чем великие люди отличаются от обыкновенных? - не только этими замыслами и идеями, а умением воплощать их в жизнь. И как раз Юрий Кувалдин обладает этим умением воплощать великие идеи и замыслы в жизнь. Он когда-то мечтал создать свое издательство, чтобы самому издавать свои книги и книги тех авторов, которые ему нравятся, и не зависеть ни от каких издателей, и он его создал - "Книжный сад". Он когда-то мечтал создать свой журнал, чтобы печатать там свои новые вещи и вещи тех авторов, которые ему нравятся, и он его создал - "Нашу улицу" (сoздал или создaл - тут, в этом слове можно употреблять оба варианта ударения, на выбор). "Наша улица" - это журнал нового тысячелетия, новой современной русской литературы. И получается, что Юрий Кувалдин - уже как бы основатель не только журнала, но и самой новой литературы, нового тысячелетия, которую и он сам представляет своим творчеством. Как здесь уже говорилось, в журнале печатаются не только молодые авторы, но и авторы Бронзового века, которые перешли оттуда в новое тысячелетие. И сам Юрий Кувалдин - он и в Бронзовом веке работал, он, можно сказать - подпольный классик Бронзового века, и сейчас в новом тысячелетии работает, уже как классик Ре-Цептуализма. И здесь, в этом зале и еще есть классики... в том числе и будущие.
И вот чем вечера "Нашей улицы" хороши? Тем, что мы все здесь можем собраться вместе вот такой компанией, которой мы не можем собраться в стенах редакции, и можем увидеть друг друга и порадоваться другу другу и пообщаться друг с другом и похвалить друг друга, сказать друг другу какие-то слова хорошие.
Виктор Широков спросил: куда мы идем? У Юрия Кувалдина есть одна идея, и все авторы "Нашей улицы" уже восприняли ее. - Мы идем в Вечность, в Бессмертие. (Смех в зале.) Мы должны реализовать себя в своем творчестве и войти в метафизическую программу. Вот к этому мы и стремимся. И вот к этому мы идем под руководством Юрия Кувалдина, а теперь еще и с новым нашим вдохновителем Славой Лёном, под флагом "Нашей улицы"!
Сейчас здесь выступал у микрофона Александр Трифонов, молодой, но уже известный в разных, и не только узких, кругах художник. И вот он как раз собой представляет новое поколение нового тысячелетия и новое направление в искусстве Ре-Цептуализм. Он сказал на прошлом вечере: я тоже жил в Бронзовом веке, и значит я тоже - из Бронзового века. А мы сказали ему: нет, ты - уже новенький. И вот сейчас я хочу прочитать свое стихотворение, посвященное Александру Трифонову. Я прочитаю его на фоне вот этой замечательной его картины "Гамлет".
(Нина Краснова читает свои стихи, посвященные Александру Трифонову: "Не соблазнясь бутылками с питьем, // Не встав на путь богемный, декадентский, // В искусстве ты идешь своим путем, // И вслед тебе глядят Малевич да Кандинский...".)
Юрий КУВАЛДИН:
Раз Нина упомянула мою еще неопубликованную новую вещь, постольку-поскольку она ее читала, мою повесть "Казнь", которая будет в следующем году опубликована в журнале "Наша улица", я так же хочу проманифестировать новую вещь известного замечательного драматурга Андрея Яхонтова - о нелюбви к рыжим и черным. Это - опять же возражение Славе Лёну по поводу закрытия или открытия постмодернизма. Пока течение это естественно развивается и живет, никто его не закроет и не откроет. Я предоставляю слово Андрею Яхонтову.
Андрей ЯХОНТОВ, писатель, драматург, академик Рецептуализма:
Все, что делает Кувалдин, это вымерено и выверено на сто лет вперед. Я помню, когда на сборы журнала "Наша улица" приходило два-три-четыре человека максимум, а то и один человек - Нина Краснова (смех в зале). И вот сейчас посмотрите, как разрослось это движение, в какие замечательные художники вырвался Александр Трифонов, как - по закону сперва дарения биоэнергии, а потом по воспринятию ее назад - расцвел сам Юрий Кувалдин, превратившийся в крупного издателя, магната (смех в зале), в Сытина наших времен, что однако не мешает ему всецело отдаваться собственному творчеству. Я поражен тем, как Юрию Кувалдину удается играть сразу несколько ролей в жизни. Ведь почти невозможно сыграть хорошо даже и две роли. Нужно играть какую-то одну. А Юрий Кувалдин играет семь-восемь ролей запросто, каждый день, и у него это получается замечательно. Тут, наверное, сказывается его дружба с актером Александром Чутко...
Юрий КУВАЛДИН:
Да, несомненно...
Андрей ЯХОНТОВ:
Юрий Кувалдин пишет замечательные книги. Александр Трифонов пишет замечательные картины. "Наша улица" набирает обороты. Общественное движение вокруг журнала сейчас по своему влиянию может быть сравнимо, как мне кажется, только с Общественной Палатой (смех в зале), которая только пока создает что-то, а Юрий Кувалдин уже все создал, все создал. На самом деле, если бы во главе нашего государства стояли мудрые политики, они бы никого в Общественную Палату не искали, не рекомендовали, не избирали, - они бы попросили просто вот этот зал целиком туда перекочевать. И, кстати, было бы больше пользы для страны и для литературы, а всем, кто здесь сидит, было бы материально значительно лучше. Но "Наша улица" - это наше будущее, это праздник на нашей улице! А возможность видеть Юрия Кувалдина хотя бы вот изредка, вот так, вот хотя бы за столом сидящего, это для меня лично большой праздник. Думаю, что и для вас тоже, дорогие друзья. Будем собираться и будем почерпывать друг от друга новую энергию. Я хочу вам также сказать, что наше движение растет и ширится. Только что вот прибыл в Москву, на книжную ярмарку, которая только что открылась на Кузнецком мосту, замечательный норвежский писатель Стен Турвал, который только что выпустил в Москве свою книгу на русском языке. Он целиком разделяет взгляды Юрия Кувалдина и примыкает к движению "Нашей улицы". Так что скоро у нас будет фракция в Норвегии. И, возможно, мы следующее выездное заседание проведем в Норвегии. Он должен приехать сюда, в ЦДЛ, и когда приедет, я вам его представлю. Спасибо, Юрий Александрович.
Юрий КУВАЛДИН:
Спасибо, Андрей Николаевич.
Ну, как я уже сказал, мы будем наши текстовые выступления перемежать песнями. И так как тут у присутствующих всеобщая любовь к песням Бачурина, то мы споем еще, уже без Бачурина (он был здесь, но ушел), еще одну его песню. Поет Нина Молодцова...
У Бачурина слава какая, да? Его нет, ты сидишь здесь, а его песни поют все.
(Солистка ансамбля "Кантикум" Нина Молодцва поет песню Евгения Бачурина "Камешком по бережку, // Ножкой босой по песку...". Аккомпанируют ей Анна Ветлугина и Петр Лелюк, которые и подпевают ей.)
Юрий КУВАЛДИН:
Сейчас я хочу предоставить слово известному поэту и главным образом мастеру верлибра - Вячеславу Куприянову. Но прежде, чем он выйдет сюда, о нем вообще и о верлибре я бы хотел чтобы сказал Слава Лён.
Слава ЛЁН:
Помню, в 1992 году мы с Уфляндом и Иосифом Бродским создали Академию русского стиха: Нью-Йорк - Санкт-Петербург - Москва - Париж. Значит, там было избрано пятнадцать поэтов и пятнадцать стиховедов. И вот в том числе - Слава Куприянов, которого я знаю очень давно и его стихи высоко ценю. Порадую вас таким известием, что с Уфляндом мы встречались неделю, поскольку у нас умер Владимир Бурич, один из лидеров русского свободного стиха, и прошу не называть этот стих верлибром, потому что Бурич специально всегда просил всех называть его - русский свободный стих, потому что он принципиально отличается от французского верлибра и так далее. Слава Куприянов - это классик Бронзового века. Точка.
Юрий КУВАЛДИН:
Вячеслав Куприянов.
Вячеслав КУПРИЯНОВ, поэт:
Спасибо за звон бронзы. Я прочитаю пару стихотворений, которые как раз относятся к жанру свободного стиха.
(Вячеслав Куприянов читает свои стихи "Ода времени", потом - "Альтернативная история", и последнее - "Проект указа".)
Андрей ЯХОНТОВ:
Два слова норвежскому другу. Вот он пришел, два слова ему, пожалуйста...
Юрий КУВАЛДИН:
Андрей, представь его... К микрофону выйди, пожалуйста.
Андрей ЯХОНТОВ:
Приехал обещанный мной наш норвежский друг Стен Турвал. Вон он, с супругой. Буквально два слова ему. Потому что он усталый, он измученный, потому что он весь день ходил по Москве. Он не раз уже бывал в России. Сегодня на книжной выставке с большим успехом прошла презентация его нового романа, который выпустило издательство "МИКОЛ" (?). Стен, прошу... к микрофону. А я, может быть, два слова переведу, да?
Юрий КУВАЛДИН:
Да, конечно.
Стен ТУРВАЛ, норвежский писатель (он говорит, Андрей Яхонтов переводит):
Большая привилегия, большая честь для меня - присутствовать здесь, приехав из маленькой страны, из Норвегии. Большая честь для меня также представить мой роман "Верблюжьи облака", который только что был представлен на книжной ярмарке. Я хотел бы буквально три предложения по-норвежски произнести. Когда я был в Москве и видел пьесу Булгакова "Собачье сердце", я ни одного слова в ней не понял. Я по-русски не понимаю, и вам в отместку я прочту три слова по-норвежски. Этот роман переведен блистательно Людмилой Горлиной. Вот послушайте, это язык ваших соседей по планете (Стен Турвал читает на норвежском языке несколько предложений из своего романа). Даниил Хармс, да? Я рад, если вам это понравилось, то, что я читал.
Андрей ЯХОНТОВ (говорит сам от себя):
Я даже берусь перевести эти норвежские предложения. Мне кажется, что тут речь идет, о том, что если бы наш норвежский друг прочитал "Нашу улицу" перед тем, как идти на спектакль "Собачье сердце", он бы там все понял. (Смех в зале.)
Юрий КУВАЛДИН:
Спасибо, Андрей, спасибо, Стен.
Среди авторов журнала есть не только барды, но и есть композиторы, симфонисты. Среди них - прозаик и композитор Виталий Лоринов. Сейчас он нам что-нибудь сыграет на фортепьяно. Так, скажите, пожалуйста, Виталий Миронович, несколько слов.
Виталий ЛОРИНОВ, композитор-симфонист, прозаик:
Прежде я все-таки скажу несколько слов. Ну, может быть, я повторю те мысли, которые уже были здесь высказаны другими выступающими. Я хочу сказать, что ровно год тому назад был юбилей "Нашей улицы". И вот, спустя год, теперь мы все опять присутствуем на празднике этого журнала. И все это является свидетельством того, что журнал все-таки крепнет. Свидетельством этого является и то, что участники литературного процесса в данном журнале - проживают по всей России, от бухты Певек в Заполярье до юга России. Есть даже зарубежные участники, зарубежные авторы - из Женевы, во всяком случае. И тут я хотел бы сказать об одной особенности журнала. Дело в том, что отбор литературного материала в журнал осуществляется писателем. Вот если мы посмотрим на большие толстые журналы, то что мы видим? - там чаще всего во главе отделов прозы стоят литературоведы. Ну, я ничего не хочу сказать плохого относительно литературных критиков или музыкальных критиков, но это все-таки - не творцы, не писатели и не композиторы. И то, что этот отбор осуществляет писатель, это говорит о том, что журнал будет крепнуть, будет расти. И вообще у меня складывается такое впечатление, что в будущем, в недалеком будущем вокруг и около журнала "Наша улица" будут группироваться лучшие литературные силы России. Во всяком случае состав участников этого литературного процесса, среди которых много очень молодых авторов и очень перспективных, дает надежду на это.
Ну, я пожелаю успехов дальнейших журналу и ее создателю и руководителю и организатору - Кувалдину Юрию Александровичу. Ну, а сейчас - мое музыкальное приветствие всем вам.
(Виталий Лоринов играет свою импровизацию джазовой пьесы Джерома Керна "Дым".)
Юрий КУВАЛДИН:
Спасибо, Виталий Миронович.
Ну, коли мы заговорили о Бронзовом веке, то на нашем вечере присутствует один из классиков Бронзового века - поэт, философ, причем лапидарный поэт, философ, который иногда в четыре строчки, или даже в две, вколотит такую глубочайшую мысль, что просто поражаешься силе воздействия на тебя этих нескольких строк. Кирилл Ковальджи!
Кирилл КОВАЛЬДЖИ, поэт:
Рад приветствовать всех. Я подумал, какое слово, мне применительно к самому себе, лучше ввести в оборот: бронтозавтр или "бронзозавр"? (Смех в зале.) Ну ладно, я - один из бронзозавров. Так? Были у меня такие стихи...
(Кирилл Ковальджи читает свое стихотворение "Бутылку с личным посланием доверил я океану...".)
Я прочел это стихотворение. И хочу с ним сейчас поспорить. Потому что, если бы я это "личное послание" вложил не в бутылку, а в журнал "Наша улица", то судьба послания была бы немножко другая. Ну, тут есть и правда, а не только юмор. Потому что читают нас, поэтов, мало, покупают нас мало, платят нам меньше, чем мало, иногда - просто ничего. Ну и что же? Я скажу: если при этом есть у нас "Наша улица", и она куда-то ведет, а ведет она не куда-то, не на окраину, а в центр...
Слава ЛЁН:
...к Храму...
Кирилл КОВАЛЬДЖИ:
Нет, не к Храму. Потому что это все же не религиозный журнал... Она ведет в центр и в будущее! И я прочту в связи с этим другое свое стихотворение...
(Кирилл Ковальджи читает свое стихотворение "Говорил я себе: я еще хоть куда", про зонтики.)
К этому я присовокупил бы и те стихи, которые я отдал в "Нашу улицу". Они тоже пошли гулять по свету благодаря Юрию Кувалдину.
Но в заключение я прочту одно стихотворение - в рифму. Потому что эти (те, которые я уже прочитал) были как бы наполовину верлибры.
(Кирилл Ковальджи читает стихтотворение "Все не то, не то, не то // Жизнь - шагреневая...".)
Юрий КУВАЛДИН:
Кирилл Владимирович, спасибо большое. Вот интересно... Кирилл Владимирович вместе с Сергеем Александровичем Филатовым большое внимание уделяют молодым авторам и собирают целые совещания. У меня в журнале дело обстоит несколько иначе, постольку-поскольку я считаю, что литература не имеет возраста. И у меня наряду с молодыми фактически участвуют в журнале и очень пожилые. Так что путь в журнал не заказан никому. И тем не менее мне очень приятно, что вот среди самых молодых и, на мой взгляд, самых интересных сейчас молодых авторов у меня в журнале печатается Дмитрий Рысаков. Почему я считаю его очень интересным автором? Поясню. Потому что он не пишет сюжет, не пишет смыслы - он рисует картины, то есть то, что я и прошу. Прозаик не рассказывает, не пересказывает что-то - это газета рассказывает, пересказывает. А прозаик показывает мир, дает вам его во всей целостности - мир, в который вы погружаетесь. И если вы туда погрузились, то там найдете какие-нибудь смыслы. Хотя опять-таки будете обращать внимание на абсолютно бессмысленные вещи. Например, меня поразил его последний рассказ. Он мне его только-только на днях дал, и я его заверстал в один из номеров. Он будет где-то там в следующем году. Он его назвал "Мастер стула", видимо, отталкиваясь от картины Александра Трифонова "Белый стул" или "Красный стул". Там персонажи едут в электричке, в одном направлении, в одном вагоне, и между ними идет разговор, они спрашивают друг у друга: это там яхромские шумят? А герой сидит на своем стуле, который он взял и везде таскает с собой, и думает: как же - яхромские, когда я еду в Хотьково? та - яхромская - электричка идет с Савеловского вокзала, а эта - с Ярославского... Поэтому я дал рассказу название "Другое направление". Вот о другом направлении скажет Дмитрий Рысаков.
Дмитрий РЫСАКОВ, прозаик:
Вячеслав Лён упомянул среди вечера...
Слава ЛЁН:
Владислав! Владислав я, а не Вячеслав...
Юрий КУВАЛДИН:
Просто Слава. Артист Слава Лён!
Дмитрий РЫСАКОВ:
Да. Слава Лён упомянул среди вечера фамилию Бурич, Владимир Бурич. И в свое время была известна его книга "Время икс", наверняка известная вам, но достаточно редкая. Я исхожу из того, что уже вот лет пятнадцать назад в литературоведении были попытки как-то назвать наше поколение, наше время, нашу эпоху. Получается так, что сейчас даже нынешняя эпоха постмодернизма, она, возможно, придумана не оригинальными людьми, поскольку выражает вторичность: сама приставка "пост" к поколению, следующему после модернизма, - это вторичность, а мое поколение, следующее после постмодернизма, называют "некст", такое вот название для нас придумано... эти всевозможные ремейки, конструкции и ретроспекции и так далее - это все вторичность. И, видимо, вот эти попытки назвать эпоху с середины 50-х до середины 80-х - они и начинают проявляться в названиях исторических этапов, как таковых. Если мы начнем с Бронзового века, то журнал "Литературная учеба" не справился с названием той исторической, литературной, культурной жизни нашей страны, со смерти Сталина до открытия железного занавеса. Я считаю очень показательным то, что Юрий Александрович Кувалдин первый в личном разговоре со мной упомянул о теории концептуализма, Ре-Цептуализма. Я, зная, что Юрий Александрович не жалует филологов, не жалует условных теоретиков, особенно доверяю ему в этом смысле. И считаю, что платформой для таких вот названий эпох вполне может быть журнал "Наша улица". С чем я поздравляю авторов.
Юрий КУВАЛДИН:
А мы так и считаем. В "Нашей улице" родился Бронзовый век, и родилась литература нового тысячелетия Ре-Цептуализм. Кстати, первый номер 2006 года и будет посвящен этому. Мы там Ре-Цептуально репродуцируем манифест Ре-Цептуализма. Слава Лён выступает там с огромной теоретической статьей. Там будет опубликована огромная подборка его стихотворений. Там будет следом напечатана моя работа, большая, которую я писал к своему 60-летию и не знал, зачем и для чего пишу: просто вот для чего-то пишу, и все. И получилось, что я нахожусь в фундаменте Ре-Цептуализма, оказывается. Вот так пишешь, пишешь и куда-то, так сказать, тебя пришвартовывает. Это правильно, так и должно быть. Дело в том, что систематизаторская работа, она облегчает нам задачу изучения какого-то периода культуры. Если мы говорим - Серебряный век, мы сразу представляем себе, что это такое, мы сразу видим круг авторов Серебряного века. Если мы говорим - Золотой век, мы так же видим нашего золотого Пушкина, его окружение, до Достоевского, условно говоря.
Спасибо большое, Дмитрий.
Бывают даже среди наших авторов такие сочетания, как бард и художник... Например, Бачурин у нас и бард, и художник. А вот есть у нас бард и прозаик, причем замечательный лирический прозаик и великолепный бард, исполнитель своих песен - Алексей Воронин. Я попрошу Алексея исполнить три свои песни, уже ставшие нашими как бы гимнами встреч. Одна из песен, первая - просто удивительная по своей глубине, по своей тональности, по поэтичности, по нежности. Она называется "В маленьком раю".
Алексей ВОРОНИН, бард, прозаик:
Вот журнал "Наша улица". Я в 2000 году попал в него, прочитав случайно 1-й номер за 2000 год. Я купил этот журнальчик в "Художественном салоне". Там было интервью с Астафьевым, с Виктором Петровичем, с - действительно - классиком русской литературы, это было интереснейшее интервью, сделанное, по-моему, Ниной Красновой...
Юрий КУВАЛДИН:
Да, она была у него в Овсянке тогда. Летала туда специально, чтобы взять у него интервью. Он приветствовал журнал "Наша улица". Ты молодец, что вспомнил про Астафьева...
Алексей ВОРОНИН:
Это было потрясающее интервью! И после этого я, собственно, и решился позвонить Юрию Александровичу и показать ему свою прозу. И с тех пор мы сотрудичаем. И мне очень нравится журнал "Наша улица". Хотя иногда мне казалось, что он несколько эклектичен, но потом я понял, что каждый материал - очень живой на самом деле, и все материалы там очень живые, очень настоящие, даже при - иногда - всей их кажущейся простоте, и они все вместе составляют между собой некое единство, которое, конечно, представляет Юрий Кувалдин в основе, в концепции этого журнала.
(Алексей Воронин поет свою песню "В маленьком раю": "Я жил жил когда-то в маленько раю...".)
Саша Трифонов - замечательный художник. Но вот, к своему стыду, я очень плохо разбираюсь в живописи, как таковой, в принципе. Поэтому я просто восхищаюсь способностью художника мыслить абстрактно. Вот я абстрактно мыслить пока, наверное, даже и не умею. Может быть, только во сне это у меня получается. А вот такие сны наяву, как у Саши Трифонова, - мне это не дано. Поэтому я просто Саше желаю огромного успеха. И спою свою песенку, которая называется...
Юрий КУВАЛДИН (увидев Валерия Золотухина, который вошел в зал):
Леш, подожди... Валерий Сереевич!
Валерий ЗОЛОТУХИН:
Ау! (С ударением на "а".)
Юрий КУВАЛДИН:
Я вас жду здесь. Вы где были?
Валерий ЗОЛОТУХИН:
В "пробке"!
Юрий КУВАЛДИН:
В "пробке"? Ну простим Валерия Золотухина (за то, что он опоздал на вечер). Валерий Сергеевич, садитесь рядом со мной (в президиум).
Валерий ЗОЛОТУХИН:
Хорошо, хорошо (садясь рядом с Юрием Кувалдиным в президиум).
Извините.
Юрий КУВАЛДИН:
Да уж прощаем, раз вы приехали.
Леш, ты продолжай, продолжай...
Алексей ВОРОНИН:
Песенка называется "Деревенька - рай".
(Алексей Воронин поет эту песню.)
И еще одну песню я спою, последнюю. Она совсем в другом ключе, и называется она - "Пивное танго", а попросту - поход по пиво.
(Алексей Воронин поет песню "Пивное танго".)
Большое спасибо. Я всех поздравляю с праздником "Нашей улицы".
Юрий КУВАЛДИН:
Прежде чем дать слово Валерию Золотухину, Слава Лён скажет хвалу лучшему Театру нашей эпохи и Бронзового века - Театру на Таганке, Театру Любимова, Театру Высоцкого, Театру Золотухина!
Слава ЛЁН:
Юрий Александрович сегодня в один вечер решил всю структуру Бронзового века, достроил до конца четкую иерархию распределения мест среди поэтов, художников, актеров, театров. Действительно, Театр на Таганке - в Бронзовом веке. Я вот написал монографию о Юрии Петровиче Любимове, надеюсь, что альфа-банк выдаст деньги на издание этой монографии. Театр на Таганке на голову выше всех остальных театров. И когда мне говорят о каком-то БДТ, о каком-то государственном режиссере Товстоногове, начинают говорить об Олеге Ефремове (мы с ним столько выпили)... я слышать об этом не могу... Театр на Таганке - это был единственный Театр, единственный глоток воздуха в советское время. Слава Богу, поэты могут писать в стол, художники могут делать квартирные выставки, ну а композиторы типа Шнитке и Губайдуллиной - всегда на своем домашнем рояле двум-трем друзьям могли исполнить кончерто гроссо и так далее. Короче говоря, Театр Любимова, Театр на Таганке - это единственный Театр Бронзового века, который на две головы выше всех остальных театров. И слава Богу, что Любимов после Любимова, то есть после своего приезда в Россию, когда его лучший ученик Губенко, можно сказать, нанес ему удар в спину, продолжает существовать на необыкновенно высоком уровне. И последняя трилогия Любимова, которую я советую посмотреть всем, кто ее не видел: начиная с поэтов Серебряного века, затем идут абэриуты и, наконец, театр абсурда. В Бронзовом веке в России не было театра абсурда. Потому что цензура на дух не переносила театр ИОНЕСКО и... лауреатов Нобелевской премии. Поэтому я очень рад, что Валерий Золотухин сегодня посетил нас и говорит о журнале "Наша улица". И теперь мы, я надеюсь, всегда будем говорить не: на нашей улице будет праздник...
Юрий КУВАЛДИН:
А он уже идет...
Слава ЛЁН:
А - праздник на нашей улице. Он уже идет.
(Аплодисменты зала.)
Юрий КУВАЛДИН:
Валерий Золотухин!
Валерий ЗОЛОТУХИН, актер и писатель, академик Рецептуализма:
Прошу извинения, Юрий Александрович, что я от Таганки хотел доехать быстро, а получилось - чуть не опоздал...
Как-то так получилось, что "Наша улица" и вот Кувалдин и Театр на Таганке в какой-то период, особенно в последний период жизни, очень тесно так пе-ре-пле-лись. Тут есть несколько таких точек соприкосновения. Есть несколько лирических отступлений как бы... Ну, я просто расскажу один эпизод. Премьера спектакля "До и после". Если кто не видел этого спектакля, я просто скажу, что там оформление такое - на сцене Малевич: "Черный квадрат". Кстати, когда Любимов начинал делать это оформление и начинал репетировать этот спектакль, я первый сказал ему: "Ну, Юрий Петрович, ну, "Черный квадрат" - это - вообще - нулевая точка искусства. Я ничего не понимаю в этом искусстве, я профан, и я не знаю, зачем еще тащить одну пустоту на другую пустоту...", и так далее, и так далее, и так далее. Ну, он так и говорил мне, что ты ничего не понимаешь, ты сиди. И, действительно, когда вышел спектакль и я увидел этот "Черный квадрат" со стороны, уже просто вот так: приходишь в Театр - там на сцене стоит "Черный квадрат", потом он освещается, он получается в каком-то третьем-четвертом измерении... - совершенно фантастическое зрелище, с моей точки зрения, красивое необыкновенно! Ну, в спектакле - фигурируют поэты Серебряного века или уже Бронзового века... Тут Кувалдин это все по-своему, наверное, так распределил... ну, и после него кто-нибудь еще перераспределит, это не страшно. И вот я в спектакле читал и читаю за Бродского "Пилигримы", произношу часть Нобелевской речи... вхожу в черный квадрат, выхожу из него... И, короче говоря, я после спектакля захожу - в гриме, в белилах - за кулисы. И мне молодой человек подает какой-то такой сверток бумажный. Я с этим свертком захожу к себе в гримерку. Развернул его - там картина с черным квадратом, из которого я как бы только сейчас вышел. И я как бы сначала не придал этому такого уж особого значения. И смотрю в зеркало так и вижу - зеркала кругом в гримерной - и я вижу: из зеркала на меня смотрит черный квадрат. Я поворачиваюсь сюда - черный квадрат, я поворачиваюсь сюда - черный квадрат. Я поворачиваюсь в другое зеркало - черный квадрат. А я только что из него (со сцены) вышел. Иногда можно на этой такой почве тронуться. Мистика какая-то. Я не верю в мистику, хотя она существует наверняка. Но вот такие в жизни какие-то моменты... они заставляют поверить в нее. И автором этой картины, как я узнал потом, оказался Александр Трифонов. Но я, правда, знал его и раньше, когда я играл Павла Первого в Театре Российской Армии, а он проходил там военную службу, художником, и участвовал в массовках спектакля... Я вспоминаю... 90-е годы... самый разброд жуткий в стране, в мире искусства... Театр на Таганке рубится пополам, Губенко отбирает здание у Любимова, труппа голосует "за", при этом учитывается каждый голос... А я в это время репетирую в Театре Российской Армии "Павла Первого". И, понимаете, есть там одна такая сцена, когда княгиня говорит Павлу: "Бунт, бунт (против вас организован бунт)"! Павел прибегает на площадь, там выстроились его солдаты. И он проходит так мимо них и спрашивает их: "Правда ли, вы верны мне?". А я был введен на исполнение этой роли после гениального, говорят, исполнения Борисова, и для меня каждые глаза партнеров - они были очень важны, как поддержка... Я приходил на спектакль и чувствовал какую-то неуверенность в себе... Хотя, как говорится, каждый о своем таланте много знает, но тем не менее вот эта неуверенность в себе она всегда в тебе присутствует, и ты ищешь какого-то спасения в глазах партнеров и в глазах массовки и глазах тех гренадеров, которые стоят перед тобой. И когда я искал вот этого самого спасения, я всегда натыкался на прекрасные глаза Саши Трифонова, которые смотрели на меня... я потом уже узнал, что это были его глаза. И я обретал уверенность в себе. Он вселял в меня какую-то надежду. Он был так верен мне, Павлу Первому, что мне было уже не страшно ничего потом играть. И какие-то вот такие моменты в жизни - они очень многое определяют. Они многое заставляют тебя понять и как-то заставляют тебя по-другому смотреть на многие вещи. ...И, конечно, вот это вот сочетание двух таких талантливых... Саши и Юрия Александровича, отца и сына... я не буду, там, говорить других эпитетов, ладно? Все это замечательно. И обо всем этом Лён, наверное, уже сказал, и о романе Юрия Александровича "Родина" сказал... И поэтому я не буду об этом говорить. Но мне так приятно всегда видеть, когда в журнале "Наша улица" появляются иллюстрации Саши Трифонова. (Валерий Золотухин листает 12-й номер журнала.) Ах, здесь (в этом номере) нет иллюстраций Саши. Или когда я вижу здесь какие-то фотографии Саши (в 12-м номере они есть), это - здорово!
Теперь что касается того, чтобы спеть... Меня попросили спеть. Но я как-то не очень готов к этому. Я, наверное, прочитаю Владимира Семеновича Высоцкого, стихотворение. Потому что уж это-то наверняка относится к Бронзовому веку? Да?
Юрий КУВАЛДИН:
Конечно. Бронзовый век - это с 1953 года по 1987. Или по 1989.
Валерий ЗОЛОТУХИН:
Ага, ну вот...
Юрий КУВАЛДИН:
Ну это так, формально. Блок - Серебряный век...
Валерий ЗОЛОТУХИН:
Это-то я понимаю. Но у нас-то все дело в том, что в "До и после"... (Юрию Кувалдину) вы же видели спектакль? Там же ведь вот перекидка такая происходит, что Блок, Ахматова и Бродский оказываются в одном веке. Поэтому тут вот... как затесался Бродский в Серебряный век, ну совершенно понятно. Он явно оттуда, хотя он переходит и в Бронзовый век...
Юрий КУВАЛДИН:
А "Пилигримов" не прочитаете? Гениально вообще вы читаете на сцене, офонареешь просто. "Пилигримов" прочитайте.
(Крики из зала: "Высоцкого!".)
Ну Высоцкого или "Пилигримов". А - то, и другое. А потом и споем еще.
Валерий ЗОЛОТУХИН:
Ну, хорошо, хорошо... (Объявляет свой первый номер.) Николай Рубцов! (В зале смех: ха-ха-ха!)
(Валерий Золотухин читает стихотворение Николая Рубцова: "Когда в окно осенний ветер свищет // И вносит в жизнь смятенье и тоску, // Не усидеть мне в собственном жилище, // Где в час такой меня никто не ищет, // Я уплыву за Вологду-реку..." и т.д.)
Это фантастичекое стихотворение. И наверняка это Бронзовый век. И... знаете... я не хочу сейчас встревать в литературную какую-то свару, но когда я прочитал в "Новом мире" эссе Астафьева, где он очень, так, с большим пиететом называет Николая Рубцова гениальным поэтом, и пишет о том, как они там рыбачили с ним и выпивали и все такое... А о Высоцком пишет, что это наркоман, что никакой он не поэт, что вот мы его сейчас все прочитали и поняли, наконец-то, после того, как публика насытилась его стихами и его страданиями, что это никакой не поэт и что он не был никакой страдалец и все такое прочее... А Виктор Петрович тогда еще был жив. И я - в ответ ему - осмелился все-таки написать свой взгляд на поэзию моего коллеги, моего друга. И я не знаю, читал ли он этот ответ. Но если идти по линии того, что Высоцкий забулдыга, то что получается? Одного мы защищаем - забулдыгу нашего, Рубцова, а на другого нападаем. Рубцов - замечательный, прекрасный поэт. Но зачем сталкивать их лбами? И тот и другой - наша гордость. И тот и другой дорог мне так же, как и Бродский. И поэтому, я так сказать, не могу их классифицировать: кто из них лучше, кто хуже. И это - вообще не моя задача... Просто моя задача как артиста - защитить своим исполнением и того, и другого...
Высоцкий. (Продолжительная пауза.) Что прочитать?
(Валерий Золотухин читает стихотворение Высоцкого: "Меня опять ударило в озноб, // Грохочет сердце, словно в бочке камень, // Во мне сидит мохнатый злобный жлоб // С мозолистыми цепкими руками..." и т.д.)
(Бурные аплодисменты зала.)
Бродский. Из гениального спектакля таганского "До и после".
(Валерий Золотухин читает Нобелевскую речь Бродского и его стихотворение "Пилигримы": "Мимо ристалищ, капищ, // Мимо храмов и баров, // Мимо ширакных кладбищ, // Мимо больших базаров... Идут по земле пилигримы..." и т.д.)
(Бурные аплодисменты зала, крики "Браво!".)
Сейчас я хочу пригласить на сцену своего друга, концертмейстера Людмилу Пелагейченко. Одна из причин моего опоздания на вечер - это то, что мы репетировали с ней новую песню. Я хочу вам сейчас без ведома автора показать одну песенку. Я буду подглядывать в лист с текстом, хотя никогда этого не делаю. Слова написал Анатолий Поперечный, а музыку - мой земляк, алтайский композитор, теперь уже он московский, это Олег Иванов. (Валерий Золотухин поднимается на сцену.) Я взял текст, а очки-то я не надел. (Юрий Кувалдин подает Валерию Золотухину очки со стола.) Не-не-не, это не те, не-не-не. (Юрий Кувалдин подает ему другие очки.) Вот это те. Песня называется "Мужицкие страданья" или "Мужицкие мечты". Ну, поехали...
(Валерий Золотухин поет песню "Мужицкие страданья": "А выйду, сяду на крыльцо // И в сказку унесусь мечтою: // Снесет ли курочка яйцо, // Снесет ли курочка яйцо, // Да не простое золотое?"... Юрий Кувалдин пускается в пляс, за ним - Нина Краснова, под ритмичные аплодисменты зала.)
(Бурные и продолжительные аплодисменты, крики "Браво!", "Бис!".)
Юрий КУВАЛДИН:
Спасибо! Спасибо замечательному Золотухину из Быстрого Истока. Между прочим, Золотухин в свое время, в юности, пришел в Москву пешком, как я написал...
Валерий ЗОЛОТУХИН:
- Вы недалеки от истины...
Юрий КУВАЛДИН:
- Да-а, пришел на Казанский вокзал. Ё-моё, говорит, прямо в Кремль пришел!
Реплика из зала: "Как в "Москве - Петушках!"
Другая реплика из зала: "Последнюю корову продали... (чтобы приехать в Москву)".
Валерий ЗОЛОТУХИН:
Корову, да...
(В зале веселое оживление.)
Юрий КУВАЛДИН:
В журнале могут дебютировать прозаики совершенно разных возрастов, и молодые, и не молодые, то есть - никаких ограничений у меня в этом плане ни для кого нет. И никакой "работы с молодыми", такой, над которой мы смеялись в советское время и которую называли "работа по борьбе с молодыми", у меня нет. Так что и такой проблемы - возрастного ценза для авторов - у меня не существует. Существует другая проблема. От советской эпохи нам досталось огромное количество графоманов, стихоплетов, с которыми биться, ну, совершенно невозможно. Поэтому я в журнале не печатаю и не печатал стихов, кроме исключений, которые - со сноской, со звездочкой - только подтверждают правило. И среди большого количества приходящих поэтов пришел ко мне как-то Сергей Иванович Михайлин. Я ему сказал, что я стихов не печатаю, давайте прозу. Обычно, когда я какому-нибудь стихослагателю говорю: давайте прозу, - он ко мне больше не является. Но случай с Михайлиным вышел совершенно исключительный. Потому что Сергей Иванович пришел ко мне не только во второй раз, но и в третий, и в четвертый, и в пятый раз, стал писать и приносить мне прозу и расписался так, что я его считаю совершенно замечательным прозаиком, певцом деревенской темы. Это такой яркий, самобытный деревенщик, которого я, ну, у меня вообще взгляд субъективный на вещи, ставлю гораздо выше Распутина, Астафьева, Белова и всей этой советской когорты. Чтобы он не перепутывался с другими Михайлиными, я сделал ему к его фамилии приставку Плавский, ибо он родился в Плавском районе, и теперь он у меня в журнале выступает как Сергей Михайлин-Плавский. Я ему издал большую книгу. Книга написана буквально у меня на глазах за три-пять лет. Это роскошная проза - именно в том ключе, в котором я понимаю прозу. Это абсолютно бессюжетная проза - это, короче, собственно говоря, Шнитке и Губайдуллина в прозе, чем я занимаюсь. Многие, приходя ко мне, не понимают, чем я занимаюсь: художественной прозой. Но художественность все понимают совершенно по-разному. Художественность, понимаемая, там, Прохановым, это одно. Художественность, понимаемая Чуприниным, это... третье. Я совершенно с ними - ни с тем, ни с другим - в этом не согласен. Поэтому я - над схваткой. Я свою позицию теперь декларирую совершенно официально. Я сижу на облаке, над схваткой, ни с кем не считаюсь, ни в каких группировках не участвую, продвигаю в своем журнале свой взгляд, свою точку зрения на литературу.
Слово предоставляю Сергею Ивановичу Михайлину-Плавскому. Книжка, которую я ему издал, называется "Гармошка". Поразительное письмо, действительно - это художественная проза, где изобразительные средства языка использованы столь точно и четко, где нет ни одного шаблонного, банального хода, где все идет в новинку и, естественно, с колоссальным юмором, и юмором не поддельным, а юмором искренним, настоящим, идущим от души. Пожалуйста, Сергей Иванович.
Сергей МИХАЙЛИН-ПЛАВСКИЙ, прозаик:
Сегодня у нас праздник - очередной праздник на нашей улице, праздник современной русской литературы, праздник русского языка, Слова, Логоса, как говорит Юрий Александрович Кувалдин. Журнал "Наша улица" все больше завоевывает читателей, охватывает все большие пространстава и охватил уже все пространство, скажем, Евразии - от Певека, как здесь упоминали, и до Парижа, и идет дальше, в Америку, как когда-то, лет тридцать тысяч назад, всю Евразию охватил славянский язык, от которого пошел русский, и от русского языка потом пошли, ответвились все романские языки. И, как утверждает профессор Чудинов, он говорит, что если немножко поскрести европейские языки или многие арабские, то мы увидим, что все они пошли от русского языка. Журнал "Наша улица" позволил мне узнать замечательную прозу, замечательных прозаиков, открытых этим журналом, и всех, здесь уже выступивших, и многих отсутствующих. Особенно с большим нетерпением я ожидаю каждого номера журнала и его многочисленных авторов, в том числе, скажем, Сергея Овчинникова, Александра Тимофеевского, Виктора Широкова, Виктора Кузнецова-Казанского, Виктора Кологрива и многих-многих других, особенно - самого главного редактора этого журнала Юрия Александровича Кувалдина. Его проза, она и широка по своему охвату, и интересна, и настолько поучительна, что трудно оторваться от нее. И я утверждаю, что помимо прозаика Кувалдин - еще и Поэт, Поэт с большой буквы, настоящий Поэт. Если вы читали, скажем, в предпоследнем номере журнала его рассказ "Савеловский вокзал", то уже поняли, о чем я говорю. Приведу парочку выдержек из этого рассказа. Этот рассказ я вообще называю поэмой, поэмой о настоящей любви. Вот если читать вслух, послушайте: "А где же вокзал? Да к тому же Савеловский назван. А может, Павеловский? Есть ли такой? Павелецкий! Савецкий? Упруго шагал Гермогенов, пружиня, по улицам старой Москвы, по Цветному бульвару к Неглинке, забыв о делах, лишь о женщине помня послушной. Цветы! Наконец-то вы дома..." Правда - поэзия? Поэзия настоящая, ритмизованная проза. Я не буду долго останавливаться и приводить примеры дальше, потому что уже с первых строк ясно, что это за проза. Это ритмизованная или ритмическая, я не знаю, как точно назвать ее, но это настоящая поэзия. В ней присутствуют все элементы большой поэзии. Там, скажем, и афористичность, и образность, и даже аллитерации. Послушайте, какая строчка замечательная есть в этом рассказе: "Как тина, тянула его тишина...". Это ритмизованные строчки, они даже кое-где сделаны с рифмой, скажем: "Раньше, пятно посадив, я мог посыпать щелочь. Это всегда помогало, как тальк прыщу. Теперь вокруг вас волнами ходит сволочь. Вы носите светлые платья, и я грущу..." Кто прочитал этот рассказ, тот, естественно, понял, о чем я говорю. А кто не прочитал, я очень советую прочитать. Потому что эта проза настолько поучительна, настолько она высока, что, скажем, мне не стыдно учиться на такой прозе современных классиков. Спасибо.
Юрий КУВАЛДИН:
Так, сейчас мы будем слушать песни ансамбля "Кантикум", которым руководит Анна Ветлугина, замечательный прозаик, композитор, исполнитель. Аня, пожалуйста. Вместе с ней выступают Петр Лелюк и Нина Молодцова.
Анна ВЕТЛУГИНА, музыкант, композитор, прозаик:
Добрый вечер. Мне кажется, каждый писатель - это немножко дерево, которое надо растить медленно. И я благодарна Юрию Александровичу за то, что я попала сюда, в этот журнал "Наша улица", где, как мне кажется, есть почва, подходящая для деревьев. Конечно, хорошо деревьям в саду. И я хочу спеть с ансамблем песню "В моем саду", которая, мне кажется, подходит к этому вечеру.
(Ансамбль "Кантикум" поет песню "В моем саду".)
Вторая песня прозвучит по просьбе Юрия Александровича Кувалдина - "Гимн Деве Марии". Мы исполняли его на вернисаже Александра Трифонова в Академии художеств. Это песня на стихи ХУШ века.
(В исполнении ансамбля "Кантикум" звучит "Гимн Деве Марии".)
Юрий КУВАЛДИН:
Нашу программу продолжат артисты Театра Российской Армии - Александр Кондрашов и Александр Чутко. Кондрашов здесь? Был, но ушел. Или вышел на время. К микрофону идет из зала Александр Чутко! Это вообще мой древний друг. Мы с ним осваивали искусство актера еще... я уже даже и не помню, когда. Как раз в сердцевине Бронзового века, в начале 60-х. Александр Чутко!
Александр ЧУТКО, артист Театра Армии, академик Рецептуализма:
Друзья мои! Так как речь у нас здесь сегодня шла о Ре-Цептуализме, я приготовил рецепты Алекспандра Павловича Тимофеевского, моего старшего товарища, который замечательно готовит разные блюда и время от времени пишет об этом стихи, и делает все это весьма изобретательно. Итак - "Мясо, нарезанное кусочками, азу..."
(Александр Чутко читает стихотворение Александра Тимофеевского "Люблю азу в начале мая!..".)
Еще есть один рецепт Александра Тимофеевского. Он почти политический. Называется - "Старинный рецепт икры".
(Алексадр Чутко читает это стихотворение Александра Тимофеевского: "Вот список мой рецептов прежних. // Я вам секрет икры открою. // Ильич наш, незабвенный Брежнев, // Не брезговал такой икрою. // А там другой Ильич, Ульянов, // Любил икру из баклажанов. // Рецепт икры таков...".)
Вот и третий рецепт. "У Тальяни иль Кальони // Закажи себе в Твери // С пармезаном макарони // И яичницу свари..." - из письма Пушкина Соболевскому. Рецепт - "Котлеты из рябчиков марешан".
(Александр Чутко читает стихотворение Александра Тимофеевского: "Ехать в Тверь за пармезаном - // Разоряться на билет. // А из рябчиков нельзя нам // Сделать жареных котлет?".)
Вот, друзья, мои рецепты от Александра Павловича Тимофеевского.
Юрий КУВАЛДИН (заказывает Александру Чутко стихи Александра Тимофеевского про пиво):
Про пиво!..
(Александр Чутко читает стихотворение Александра Тимофеевского "Нужно день пивной устроить...".)