У Алексея Королева вышла первая книжка стихов "Зеница ока" ("Советский писатель", 1980 г.). Лет ему - тридцать шесть, как сказано в аннотации, и писать он начал, надо полагать, не вчера. Приходилось встречать стихи А. Королева на страницах "Дня поэзии", в других изданиях. Но воедино стихи собраны под обложкой этой книжки. Поэтому, неудивительно, - отпечатался в ней: "...удали и невидали след на исходе трех десятков лет".
А в книжке "Зеница ока" есть что почитать, как говорится, а потому - есть о чем подумать, что вспомнить.
...Что бы там потом ни говорили,
но не мы вершину покорили,
а она помиловала нас.
В поэзии А. Королева ощутимо дыхание времени. Правда, поэт не стремится покорить нас новизной формы или изысканной метафорой.
На меня не сетуй
и себя не мучай,
солнечных созвучий
и в помине нету.
Что же есть? А есть:
...Но я один из них, из тех,
кто тридцать лет назад
по сводкам Совинформбюро
родной язык учил,
и тридцать лет спустя, добро
творит по мере сил.
Поначалу это может показаться декларативным пассажем. Но, не спеша вчитываясь в книгу, понимаешь, что эти слова выношены всею жизнью и идут от сердца. Ибо что еще может быть важнее для поэта, как творить добро?
При всей сдержанности чувств, А. Королев по-своему может быть "несдержан":
...Но уродились не убогими
и, не кривя карандашами,
своими топаем дорогами,
своими хлопаем ушами.
Здесь и ирония, здесь и боль. "Топать" своими дорогами, оказывается много труднее, нежели указанными. Казалось бы, это общеизвестный факт, но воплощается он в жизнь далеко не всегда.
...и кол на голове тесать,
и все же головы не вешать,
и все-таки иметь, в виду,
что не останешься внакладе,
поскольку это на роду
написано, а не в тетради.
Обычно, в первой книжке поэта можно почувствовать некую робость, неуверенность в себе, в своих силах. Уверенным он становится тогда, когда его печатают. А в "допечатную" пору он весь - сомнение. Его стихи знает небольшой круг близких людей. Исходя из этого, книга не есть самоцель, она средство к расширению до определенных пределов этого круга.
А не сбудутся наши сны,
значит, сами тому виною, -
все ж не каменною стеною,
а простором обнесены.
Позднее издание первой книги чревато, естественно, притуплением взгляда самого поэта на свои стихи. Здесь вероятны самоповторы, внутренняя боязнь ухода от "самого себя", дабы не изменить избранному пути.
...И сызнова не ешь, не спишь,
а лепишь и малюешь лишь
до умопомраченья,
не различая сгоряча
удачи лучезарный час
и черный час прозренья.
Как-то Юнна Мориц верно заметила, что интересный, самобытный и серьезный поэт всегда меняется, всегда саморазвивается, даже если внешне он как бы "все тот же и верен себе", а неразвивающийся поэт скучен и неинтересен даже верностью своей и постоянством.
По первой книжке, бывает, трудно судить о развитии поэта. И, как правило, эту первую "пробу сил" расценивают, как аванс на будущее.
Придет и твой черед когда-нибудь
меня судить. Повремени чуть-чуть,
- упреждает нас А. Королев, "вчитайтесь" в мою душу, поймите меня, я весь тут без остатка.
У него есть, например, такие строки:
Мне только бы перемахнуть межу
отчаянья, а сдавленные вопли
каким угодно ямбом изложу...
Когда боль рвется из груди, в самом деле, важны ли "ямбы", какими она будет "изложена"? Откровенность - вот, чем подкупает книжка "Зеница ока".
Стала юность на помине тяжела...
Но внезапно натянулась пуповина
у погоста за околицей села,
там, где прадеды сомкнулись воедино.
Очень точное, понятное: "натянулась пуповина"! - вот она связь с предками, историей, с той землей, которая питает животворными соками.
...И работа ко мне добра,
вынуждает не ждать поблажек -
от поверхности до ядра
путь, как правило, крут и тяжек,
даже если долбишь овражек
половина на полтора.
В одном из своих стихотворений А. Королев размышляет о времени зрелости, о постижении мастерства. Перевернув последнюю страницу этой тоненькой, в 96 страниц, книжки, думаешь не о позднем возрасте поэта, а о цельности его поэтического слова, о несуетности и вере в свою звезду. А что такое поэзия как не сознание собственной правоты? Иначе и быть не может, ибо поэт - не тот, кто слагает стихи, а тот, кто своею судьбою выстраивает книгу.
Первая книжка Алексея Королева - это не книжка "начинающего поэта", это вполне самобытный, зрелый отчет перед читателями за тридцать шесть прожитых лет, за время вхождения в правду жизни, в высокую правду поэзии.