Последнее лето века. Июнь. День солнцестояния. Жарко в городе, душно и пыльно. А здесь благодать. Широкий луг, река: тихая и спокойная. Река называется Кан, деревня - Красный Курыш, а несколько десятков собравшихся здесь людей - участники семинара восточных районов края по животноводству. Волей случая оказываюсь здесь я, в роли редактора краевой сельскохозяйственной газеты.
Суета, разговоры. Хозяин - уверенный в себе директор, уверенно держащий хозяйство в уверенных руках. Я бегаю с газетами, раздаю последний номер участникам семинара, фотокорреспондент делает снимки для истории и на память.
Суетимся, суетимся... Морщимся от яркого солнца, радуемся зеленой траве и желтым одуванчикам. В этой суете я не сразу замечаю ее.
- Лена, - говорит она, когда мы садимся за широкий стол, накрытый после совещания под открытым небом, - Я из районной газеты...
"Ле-на, Лена... Лена!" - кажется эхо разносит сорвавшееся с ее губ имя. Сердце начинает учащенно биться о грудную клетку, дыхание становится неровным.
Это Лена. Мы говорим о чем-то, обмениваемся телефонами. Я предлагаю ей сотрудничать со своим изданием, что-то обещаю... А мысли...
Мысли бегут, разбегаются, ломают сознание.
Она говорит, рассказывает. Я слушаю и не слышу. Я не могу запомнить ее фамилию и номер рабочего телефона. Это делает за меня диктофон.
"Лена, Леночка! - стучит в висках,- Неужели это она? Женщина с именем предсказанным мне когда-то. Лена!"
- Пора ехать, - приводит меня в чувство фотокорреспондент, - Машина ждет.
- Куда ты меня увозишь, Валера? - Говорю я, готовый отдать полжизни за остановленное мгновение. - Не торопись, впереди целая Вечность.
- Вечность всегда впереди, а сейчас нас ждет дальняя дорога. Мне сегодня еще фотографии печатать надо. - Заземляет меня бородатый скептик, - В городе влюбляться будешь...
- Давай сфотографируемся на память, - говорю я ей, уже как хорошей давней знакомой.
- Давайте, - соглашается она.
Мы выходим на берег красивой реки и бородач фиксирует на пленку короткое пожатие рук, день, час и минуту нашей встречи.
Для Вечности.
22 июня. Три часа по полудни.
- Уже уезжаете? - говорит она с неподдельной грустью в голосе, - Жаль...
- Что поделаешь, Леночка, - дела, дела... - торопит фотокорреспондент.
Я целую ей на прощание руки: теплые, нежные, пахнущие летом, июнем, деревней.
- Приезжайте к нам в райцентр, - приглашает она.
- Я позвоню и приеду, - говорю я, только теперь реально понимая, что действительно нужно уходить и растерянно добавляю:
- В командировку.
Я дарю ей две скромные книжечки собственного сочинения и ухожу не оглядываясь.
А сердце бьется, бьется, бьется... Стучит, отбивает секунды удаляющие нас друг от друга.
"Волга" уже стоит под парами, ждут только нас. Поехали.
"Лена, Лена, Леночка, ты ли моя девочка?.." - крутится в висках. Мысли опять сбиваются с курса. Все думы о Лене, об этой встрече.
Неужели это действительно она?
"В жизни все неслучайно, чаша полна вина. Чтоб познать ее тайну, нужно выпить до дна." - вспоминаются мной же написанные десять лет назад строки.
"Кто ты, прекрасная женщина, так неожиданно появившаяся в последний самый длинный день тысячелетия? Свободна ли ты? Кем занято твое сердце?"
Нет, я не думаю об этом. И эти мысли не посещают меня в мчащейся по пыльным дорогам и ровному асфальту, среди зеленых полей, "Волге". Я уверен, что свободна или будет свободна. Так должно быть или будет потому, что на этом свете ЕСТЬ Я. И ЕСТЬ ОНА. И была эта встреча. ВСТРЕЧА БЫЛА! Случайная и неслучайная. Была! Была!
"А сколько у тебя было таких встреч до этого? - Шепчет мне возникший вдруг мой противник, мое второе критическое и эгоистическое "Я", - Сколько, Сережа? Вспомни. Встречи и расставания. Расставания и встречи. Больше расставаний, чем встреч. А что осталось? Что? Ни-че-го."
"Неправда, что-то все равно осталось. "В жизни все не случайно" - повторяю я.
"Случайно, случайно, - шепчет нудно противник, - Вся жизнь - цепочка случайностей..."
"Только не эта. Это же Лена! И я уверен: та самая, предсказанная и долгожданная!"
"Ты всегда так говоришь. Влюбчивый ты мой. Влюбленность и любовь - разные вещи. Далекие друг от друга. Выброси все из головы и думай лучше о своих проблемах. У тебя их: отбавляй - не отбавляй - меньше не станет."
"Сгинь! - Кричу я в глубине души противнику - этому кривому отражению меня хорошего, - Я не твой и не влюбчивый. Я - влюбленный!"
"Ха-ха! Влюбленный! Да ты хоть знаешь это чувство - любовь? Ты хоть раз испытал его в своей жизни? Ты ведь не любил никогда. Влюблялся, увлекался, женился, но не любил! Ни ту, первую, ни после... Ты мучил их, мучил себя, мешал жить окружающим. Протрезвей!"
"Я трезв как никогда. Я не желаю дискуссий. Я долго ждал эту женщину и она пришла. Это Лена. Понимаешь? Ле-на! Лена! ЛЕНА!!!"
"Та, первая тоже была Лена. Господь забрал ее у тебя, потому, что ты не смог сделать ее счастливой. Ты потом встречал еще одну Лену и еще, но они ускользали от тебя. Ты зациклился на этом имени. Брось. Иди живи с Наташей, с Людой, с Ларисой. А про Лену забудь. Забудь. Не мешай ей жить, любить дорогих ее сердцу людей. Не становись на ее пути и не делай ее несчастной. Ты эгоист, самовлюбленный писатель, пишущий для самого себя. Хочешь я сделаю тебя лауреатом престижной премии? Хочешь будешь редактором солидной газеты и всегда при деньгах? Хочешь? Знаю, что хочешь... Забудь Лену."
"Сгинь! Сгинь! Сгинь!" - Кричит душа моя рвущаяся из "Волги" назад к берегу Кана, в деревню Красный Курыш, к Лене!
Перемену во мне замечают мои попутчики.
- Как вам семинар? - спрашивает женщина из сельхозуправления.
Я даже не знаю что ей и ответить - мысли мои не со мной.
- Влюбился он в очередной раз, - говорит фотокор и его слова заставляют всех улыбнуться.
- Не в очередной, а в первый, - совершенно неожиданно начинаю оправдываться я, чем вызываю у присутствующих еще более веселые улыбки.
"Не смеши людей, - шепчет мне опять лукавый искуситель, - Не будь смешным. Ты же ведь редактор. Редактор должен быть серьезным и деловым, а не влюбчивым и глупым. Иди работай: делай карьеру и деньги. Без карьеры и денег ты и этой Лене не нужен. Никому не нужен."
"Буду нужен! - говорю я уверенно, почти вслух, - Ей нужен. А она нужна мне. Мы нужны, друг другу. Остальное уже не важно."
Это произносится мной более чем уверенно и противник начинает отступать.
" А если она любит другого? - пытается он ударить меня по запрещенным в боксе местам, - А если у нее куча детей, ревнивый муж?"
"Не важно" - говорю я.
"А как же Библейское учение, которое ты так ценишь: "Не пожелай жены ближнего... "
"Сгинь! - говорю я уже совсем настойчиво, - Я знаю одно: эта встреча не случайна. Она чиста и светла, как осенняя грусть."
"Вот именно, осенняя. Осень жизни на дворе, а ты про лето..." -
огрызается противник.
"Уйди. Не рисуй мне мрачных картин. Все у меня будет хорошо. Понял? У меня и у Лены... У нас с ней".
"Ну, ну..." - говорит противник и удаляется. На этот раз навсегда.
* * *
Проведя бессонную ночь, но полный сил и оптимизма, я, с нетерпением дожидаюсь рассвета, начала рабочего дня, свободного телефона, не занятого выхода на межгород и звоню.
- Лена! - кричу я в трубку, пугая сослуживцев.
- Да, Сергей. Это я.- Отвечает она мне на другом конце Вселенной, - Я прочитала твои книжки. Они мне понравились.
- Я рад... - говорю я сдерживая переполняющие меня эмоции.
"Лена! Лена! Лена! - кричит и ликует моя душа. Ты есть на свете, есть! ЛЕНА. Я хочу слышать твой голос, я хочу видеть тебя, Лена."
Я крепко сжимаю в руке телефонную трубку и задыхаюсь от хорошего и светлого предчувствия.
ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО ЛЮБОВЬ наполняет мое сердце. А где-то там, на небесах между именами Сергей и Лена навечно ставится знак сложения и жизнь на планете Земля начинает новый виток.
2. НАТАША. ОСТРОВ.
- Натуся, я в тебя влюблюся, - говорю я в телефонную трубку, когда она узнает мой голос и добавляю: - А потом быть может еще и женюся.
- Ты мне это говоришь уже не первый год. - Я представляю как она кокетливо строит глазки рисуя перед собой мой облик.
- А вдруг... И именно теперь.
- А как же супруга?
- Причем здесь супруга, когда сердце жжет любовь? Когда же мы совершим с тобой путешествие на остров Любви - весь покрытый зеленью, абсолютно весь?
- Когда ты меня позовешь в даль светлую... Туда, за облака... Где под небом голубым есть остров золотой...
- Представь, что уже зову...
- Представить могу, но зова не слышу...
- Я позову тебя обязательно...
- Когда?
- Скоро...
- А когда наступит это скоро?
- Очень скоро...
- Когда меня ты позовешь, боюсь тебя я не услышу...
- Так долго дождь стучит по крыше... - это мы говорим уже вместе, одним голосом, в два телефона.
- Когда идет дождь - всегда бывает грустно, - говорит она.
- Когда идет дождь - всегда бывает возвышенно, - говорю я, - Когда идет дождь, я распахиваю окно, и ко мне приходят хорошие мысли и пишутся светлые новеллы...
- А в этих мыслях и новеллах есть место для меня?
- Много места. Одну из новелл я напишу исключительно для тебя. Только для тебя.
- Но ведь всего одну... Одну из многих...
Я представляю, как она наклоняет голову чуть вправо и плотнее прижимает к уху телефонную трубку. Я чувствую ее дыхание.
- Мне вчера брат звонил из Болгарии, - говорит она, после небольшой паузы.
- Как там в Болгарии? Картошка поспела?
- Не только картошка, но и яблоки дозрели.
- Хочу спелого, сочного болгарского яблочка, - говорю я, - Когда ты поедешь в Болгарию?
- Не знаю... Сейчас все дорого...
- Давай накопим денег и поедем вместе.
- Долго придется копить...
- А мы постараемся... Ты возьмешь меня с собой? На золотые пески к морю?..
- К морю? А потом на чудесный остров, на тот самый, что под небом голубым...
- Остров Любви...
- Хоть сейчас...
- Сейчас не получится - мне для газеты материал срочно написать нужно.
- И у меня не получится. Нужно закончить компьютерную верстку, а дома полно стирки. Ты же не хочешь, чтобы я поехала в не стираном платье?
- Я куплю тебе новое платье...
- Свадебное?
От неожиданности у меня перехватывает горло.
- На... Наташа...
- Что, Сереженька?
- Я хотел...
- Ты не ответил мне про платье. Неужели ты хочешь купить мне свадебное платье?
- А почему бы и нет! - восклицаю я в порыве вдруг нахлынувшего вдохновенья.
- Покупай...
Пока я думаю, что сказать ей дальше, между нами возникает секретарша, напоминая, чтобы я долго не занимал служебный телефон в личных целях.
- Наташ...- тихо говорю я, - Тут меня с трубки сгоняют. Говорят, что у нас один телефон на три кабинета.
- Вот она, Сережа, проза жизни... А ты говоришь остров Любви... Где он, этот остров?
- Может встретимся вечером. В кафе сходим?
- Не получится сегодня. Стирка у меня...
- А когда сможешь? На той неделе?
- До той недели дожить надо. Звони...
- Обязательно.
- Ну до скорого.
- Пока.
Несколько лет назад мы работали с Наташей в одной редакции. Часто пили чай вместе, ходили после работы в кафе и говорили о жизни, о любви, о Болгарии, где у нее живут родственники, о далеких островах...
Однажды я позвал ее на остров Любви. Она согласилась. Но поездка не состоялась. А потом я сменил место работы, и творческие пути наши разошлись.
Мы по-прежнему поддерживаем хорошие отношения. В основном по телефону. Чаще звоню я, и мы подолгу говорим с ней обо всем на свете.
О знакомых, текущих делах, планах на лето и о любви... Об острове Любви, на котором нам вместе, видимо, никогда не бывать.
3. МАРИНА. ПОРЫВЫ.
Поднявшись на отвесную гору, я несколько минут смотрю на оставшийся внизу шумный город, на спокойные березки, тянущиеся лентой до самого горизонта, затем складываю ладони трубочкой, подношу ко рту и делаю глубокий выдох.
- Марина! - кричу я вдаль, - Мариночка!
- ...ина... а... а... - несётся над городом, лесом, суетой.
Ещё не вечер и отсюда, с небольшой высоты, хорошо различаются река, левый и правый берег города. Где-то там, на одном из этих берегов - она, Марина.
Марина. Имя, возникшее из шума морской волны и шороха ветра, заблудившегося в косах средиземноморских пальм и зарослей кипарисов, долетело как-то до меня в заснеженную Сибирь, в мое провинциальное детство и поселилось в наивной моей душе.
Марина - звучало возвышенно и романтично. И грезились далекие, никогда не виденные мной страны: Греция, Италия, Испания...
А потом, в том же, кажущемся теперь нереальным, детстве, появилась вдруг девчонка с таким именем. Нет. Не с таким. Та была Маринка. В том её имени не было возвышенности и романтизма.
Маринка... Сиротинка... Некрасивая картинка...
Это та, оставшаяся в той, давно прошедшей жизни.
А это другая. Это - Марина, Мариночка... Грация... Вдохновение... Муза... Красивая женщина...
О, женщины! Противовес и дополнение мужчины. Что делаете вы с нами, красивые и не очень, добрые до наивности и злючки способные на коварство?
Женщины... В пору расцвета и зрелости мужчины вы входите в его сердце не в одиночку, а небольшими стайками и рвёте его ранимую душу на части. Больно, томительно, заставляя его сходить с ума, делать нелепые поступки, говорить не свойственные ему слова, писать ночами стихи и новеллы.
С недавнего времени моя муза, моё вдохновение, радость и печаль, единственная и неповторимая поселилась на берегу Кана. Она имеет другое, любимое мною трепетное имя и даже на расстоянии в две сотни километров оказывает свое влияние на мои мысли, поступки, работоспособность. Иногда я не вижу её неделями и не слышу по нескольку дней её голоса, теряю почву под ногами, реальное ощущение окружающей среды, и тогда в душе моей образуются вакуум, пустота, зной, безжизненная пустыня. Но тут, вдруг, как цветок, как оазис, как глоток холодной колодезной воды, появляется Марина. Стучит по коридору каблучками туфель и босоножек, или беззвучно ступает по полу кроссовками, подарив одному мне предназначенную улыбку. И мир переворачивается. Если не на все 180, то по крайней мере градусов на 120 точно. Жизнь приобретает смысл, творчество - продолжение.
Женщины. Почти девять лет мучается возле меня преданная, способная любить, понять, простить женщина с редким теперь для России святым именем. Терпит меня, и мои заморочки, ругает, ворчит, варит обеды и ужины, спасает от одиночества. А ещё читает мою писанину, разбирает кривые строчки насочиненного мною бреда и галиматьи, исправляет орфографические ошибки, печатает на машинке тексты. Я знаю, что обязан ей до конца жизни, я знаю, что она никогда не предаст. Я жалею её, покупаю ей подарки, но сердце моё рвется на Кан...
И я мечусь между Каном и Енисеем, рвусь из клетки треугольника...
Женщины... С одной меня не связывает ничего, кроме любви. С другой всё, кроме любви.
Почти каждый день я прихожу на работу, чтобы заняться творчеством и вижу Марину.
- Что такой грустный? - спрашивает она.
- Жизнь - дело серьёзное, - говорю я, пытаясь отшутиться и улыбнуться.
Улыбнуться удаётся. Грустные мысли растворяются среди не очень грустных. И я чувствую порывы любви. Они, как дуновение того заблудившегося в кипарисах ветерка, освежают, вселяют надежду и веру в хорошее.
Порывы любви... Но не той любви брошенной к ногам канской красавицы, и не той, платонической, когда между мужчиной и женщиной не может быть физической близости. Платон мне друг, но истина, есть истина... Нормальной любви нормальные порывы. Правда, на приличном расстоянии, с невинными поцелуями в правую или левую щечку.
Я понимаю, что сердце поэта не в силах выдержать нагрузки из трёх женщин, а там, наверху уже все определено и выбор сделан, что течение несет меня к фатальному исходу, по назначению и предназначению и ничего поделать никто не может. Ничего уже изменить нельзя. Женщины выстроены в строгой определенности и та, которой было суждено, пришла в свой срок, час и минуту, и заняла свое, предназначенное ей место, заслонив собой остальных.
Марина - это любовь на расстоянии. Иногда это расстояние сближается, иногда - отдаляется. Порывы любви колеблются, выбрасывая то длинные, то короткие амплитуды. Но не затихают и, наверное, долго не затихнут.
- Привет, Марина! - говорю я ей по утрам в очередном порыве, собираясь в очередную поездку на канские берега, - Всё дерзаешь?
- Привет,- говорит она, ненадолго отрываясь от экрана монитора, --дерзаю.
А потом, как-то, по-девичьи, легко вздыхает:
- Скоро осень... Сентябрь...
- Да, грядёт сентябрь, - говорю я, подойдя к ней близко, - В сентябре у меня день рождения...
- И у меня в сентябре, - она поворачивается мне навстречу, - У меня двадцать первого...
- А у меня двадцать восьмого...
- Ты сочинишь для меня стихи, к моему Дню ангела?
- Обязательно. Стихи или новеллу. Что лучше?
- И стихи - хорошо и новелла... Правда, стихи ты пишешь для всех подряд, а новеллы только для избранных...
- Ты уже избранная...
- Я рада...
- Взаимно, - говорю я, и стараясь выглядеть деловым и беззаботным, ухожу на своё рабочее место. Сочинять новеллу.
...Ещё не вечер. Я гляжу с вершины горы на отдалённый город, верхушки берёз, на небо и замечаю, что уже по-осеннему пасмурно и прохладно. Осень неизбежно приближается. Осень, похожая на женщину. С глазами Лены, тихой грустью Веры, улыбкой Марины.