Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
* * *
Девять лет прошло с тех пор,
как ещё в двадцатом веке
Хлебникова я попёр -
книжку из библиотеки.
Пусть её читал у них
только раз какой-то дятел,
нет, конечно, прав таких,
чтобы я её попятил.
Удивляюсь сам себе:
как сподобился на это?..
Многое в моей судьбе
остаётся без ответа.
2004
* * *
Не пиши о всякой скверне,
вообще на это плюнь -
погляди, как в нашем сквере
благоденствует июнь.
Что за чудная картина!
Жизнь прекрасна. Мир хорош.
Отчего же ты, скотина,
этого не признаёшь?
Что ты ходишь вечно хмурый,
говоришь на всё "фигня"?
Со своею музой-дурой,
со своей литературой
ты уже достал меня.
2005
* * *
Становлюсь всё проще и проще,
и пишу всё тоще и тоще -
вечно об одном, вечно то же,
кружева словес не плету.
Никаких тебе наворотов,
ни богов, ни браней народов.
Зацени мою пустоту.
Мой Пегас отправился в стойло.
Всё спокойно, благопристойно.
Ни улыбки лишней, ни стона,
много музыки и луны.
От меня прозрачности ждали,
но теперь стихи мои стали
мне и самому не видны.
Вижу я сквозь них только годы,
годы впереди, словно горы,
бесконечные коридоры,
не ведущие никуда.
Никакой любви - даже странно.
Я бы задохнулся от страха,
если бы не смерть, как звезда.
У меня сегодня забота -
как бы не пропала свобода,
у меня последняя мода -
избегать мучительных встреч.
Иногда брожу по старинке
вдоль да поперёк по столице -
неизвестно кто, в джинсах-стретч.
Иногда на кухне, как все вы,
поглощаю бегло консервы,
прихожу к друзьям на концерты,
уезжаю осенью в Крым.
Вдруг охватит жгучая жалость,
будто это всё совершалось
не со мной, а с кем-то другим.
И тогда я жалуюсь маме,
что неправо небо над нами,
что оно нас тупо динамит,
и к ночным подругам бегу -
и во сне я вижу: оравы
в ожидании переправы
на речном стоят берегу.
2005
* * *
Когда-то я хотел переделать мир,
чтоб не было в помине подводных мин.
Когда-то я хотел переделать мир,
но мир не переделаешь, это миф.
Когда-то я хотел переделать мир...
Теперь мне всё равно, мне и этот мил.
Когда-то я мечтал завести свой сад,
чтоб выйти прогуляться вперед-назад.
Когда-то я мечтал завести свой сад,
но некогда от стула оторвать свой зад.
Когда-то я мечтал завести свой сад...
Теперь мой сад повсюду, и вход - я сам.
2006
* * *
Тут слово, там строка,
здесь целая строфа, -
троллейбус и собор
становятся стихами.
Заметно, что мосты
на берегах Москвы
повисли без опор
над смутными веками.
Вот платный туалет.
Вот бронзовый поэт.
Небесные моря
над головой поэта.
Я в городе моём!
Я знаю, что о нём
напишется моя
последняя поэма.
Мне тополь и трамвай
прикажут: "Эй, вставай!
Пора чесать домой -
в Останкино, в Кусково!"
Тут словом, там строкой,
здесь целою строфой
любимый город мой
меня окликнет снова.
2006
* * *
Индифферентен к низменным вещам,
Иммануил восторженно вещал,
задравши морду, про мораль и звёзды.
А я, друзья, взглянул сейчас на гвоздь.
Не понимаю, разве хуже звёзд
обычный гвоздь, торчащий из извёстки?
Да, я люблю подробность мелочей,
уютный мир обыденных вещей,
врастанье в пустяки и прорастанье.
Я близорук - и шляпка от гвоздя
мне больше говорит о мирозданье,
чем где-то там сверкнувшая звезда.
2006
* * *
Так вытаскивают из шкафа
полушубок, что трачен молью, -
озабоченно и без кайфа
я опять собираюсь к морю.
Не к тому, в километрах пляжей,
где семейный турист из Курска
в ресторане жуёт и пляшет
под ночной суррогат искусства,
а к разжиженному Зенону,
что гигантом слепорождённым
полагает предел земному -
всем дорогам и всем раздорам.
Но едва я коснусь ногами
побережий твоих, Сугдея,
стану ящерицей на камне,
воздержавшейся от сужденья.
2006
* * *
Её звали Ксения,
она жила в Петербурге,
читала Есенина,
любила французские булки.
А он в Москве был поэтом,
любил Гумилёва и Блока -
и, может быть, только поэтому
ещё верил в Бога.
Однажды он приехал в Питер
к своей миловидной кузине
и случайно увидел
Ксению в книжном магазине.
Она покупала Кольцова.
Он увлёк её течениями новыми.
Их кожа была пунцова,
когда он раздевал её в номере.
И здесь заканчивается вымысел
и начинается правда:
она аккуратно вымылась,
он проводил её плавно.
Пока она ехала в троллейбусе,
высохла слезинка на реснице.
Больше они не встретились,
хотя обещали созвониться.
Её звали Ксения,
она, возможно, верила в Бога.
Но она любила Есенина,
не любила Гумилёва и Блока.
2006
ФОНТАН
Подруга, помнишь страсть в фонтане,
где спущена была вода?
Сегодня с нашими понтами
мы не полезли бы туда.
Бродя по улицам, скучая,
гундося скверным голоском,
пришёл к фонтану я случайно
в осеннем сквере городском.
Теперь, когда иссякли силы
и безрассудство позади,
так неприкаянны и сиры
любвеобильные сады!
Сирени, некогда отцветшей,
торчат убогие кусты
и не мечтается о свежей
листве, о зарослях густых.
Но знаешь, нет в душе печали,
в ней неземная благодать -
как будто перед смертью дали
морозным воздухом дышать!
Полуденное небо ясно,
текут багряные сердца.
Всё символично, всё согласно
с высоким замыслом творца.
Я вспоминаю наш романчик,
я узнаю знакомый вид:
какой-то писающий мальчик
теперь в фонтане том стоит,
а рядом девушки смеются...
Октябрь кончается светло.
Вот, не успели оглянуться,
а десять лет уже прошло.
2006
* * *
Когда ей становится слишком тесно,
судьба покидает пространство текста
и, сделавшись плотной и различимой,
гуляет с тобой под чужой личиной.
2007
* * *
Сколько я служу на таможне
(тридцать долгих лет и три года),
многие проехали мимо,
родину покинув. Домой же
не вернулись. Разве погода
лучше по ту сторону мира?
Преодолевая пределы,
каждый оставлял мне в подарок
что-нибудь, что было охота:
кто-то - мышь (я хвост к ней приделал),
а другой - волшебный огарок
от создателя "Дон Кихота".
Чей-то шут отдал мне свой череп,
Лао-Цзы - свои наставленья,
Будда - ничего (эка жалость!).
Всех их перебросил я через
перевал. Теперь на столетья
будет перерыв, показалось.
Что ж! Займусь пока приведеньем
собранного в строгий порядок.
Здесь поставлю редкие книги,
чуть подальше - Дом с привиденьем,
ну а мёд с небесных полянок
оттащу, пожалуй что, к Нинке.
2008
* * *
Скоро кончится время слов,
приближается время действий.
Наше творчество, ремесло -
в "палы-выры" игра, как в детстве.
Вижу бритый затылок дня -
и обратно бегу сквозь годы,
резво ножками семеня,
к Древу жизни, к Творцу природы:
"Палы-выры, за тех, кто спринт
не осилив, пришёл к забвенью!
Палы-выры, за тех, кто спит
и в могиле, как пёс за дверью!
Палы-выры! Явись на стук!
Без разбора всех палы-выры -
пусть порхают или растут,
разноцветные, полевые".
2008
* * *
Велела мать: "По клавишам долби!"
Но ведь у кармы есть свои долги -
и не давались мне этюды Черни,
и расползались пальцы, точно черви.
То было время огневых тирад.
Казалось, жизнь сама уже теракт.
Что ж стыд терять - будить печаль познанья,
плясать на трупах, становясь под знамя?
Пришлось идти кладовщиком на склад
и там <беречь свой зад> стеречь свой сад.
Труднее было разжевать гордыню
и чувство дружбы взращивать, как дыню.
Но знает в небесах Кутузов Лев,
что не жалею тех кургузых лет:
халат испачкан маслом или кровью -
нет у меня претензии к покрою.
Сегодня ящик с жалобами пуст.
Мне жизнь по мерке не нашлась, и пусть!
Cтихов такое множество навылось,
пока я понял, что она - на вырост.
2010
* * *
Появились внуки у соседей,
поменялись лифты, стояки,
а в аллее парковой осенней
те же всё маячат старики -
древние дубы стоят на страже,
солнечно-ветровый акведук!
Рядом с ними мы немногим старше
тех, кого здесь за руку ведут.
2010
* * *
Не вслушиваясь особо,
пропел я глухое соло
и в тень отступил: в начале,
как водится, было слово,
позднее пришло молчанье.
Для тех, кто истратил порох,
молчанье - широкий полог.
А наше, сильней теракта,
молчанье - предлог и повод
для смены ролей, театра.
Ты только гляди, начальник,