Lib.ru : Лазуткин Андрей Петрович. Постгосударственная парадигма управления акционерным капиталом

УДК 304.9

ББК 60.8

Лазуткин А.П. Постгосударственная парадигма управления акционерным капиталом. - Красноярск: СибГТУ, 2011. - 242 с.

Рецензенты:

доктор философских наук, профессор И.А. Пфаненштиль;

кандидат философских наук, доцент А.А. Туман-Никифоров

В монографии анализируются глобальные причины отчуждения власти от интересов общества, и обосновывается возможность улучшения характера общественного влияния с позиции новой, постгосударственной парадигмы управления акционерным капиталом. Монография рекомендуется научным работникам, преподавателям, аспирантам, студентам гуманитарных, экономических и управленческих специальностей высших учебных заведений, руководящим работникам, а также всем, кому интересны проблемы методологии, теории и практики управления.

ISBN 978-5-8173-0485-5

No А.П.Лазуткин, 2011

No ГОУ ВПО "Сибирский государственный

технологический университет", 2011

Оглавление

Введение

Как правило, люди желают жить в разумном и нравственном обществе и потому часто размышляют о наилучшем для себя и для всего мира общественном устройстве. О том, кто конкретно и как именно должен этим устройством управлять, размышляют реже. Если же всё-таки размышления о наилучшем общественном устройстве доводятся до уровня конкретики, строгой научной основы они под собой чаще всего не имеют. Есть множество книг, авторы которых, раскритиковав какое-либо общественное устройство за его неразумность и безнравственность, не дают научных разъяснений по поводу того, кто и как должен брать на себя ответственность за те или иные улучшения. Нередко такие авторы заканчивают свои размышления констатацией, что улучшение общественного устройства - это прерогатива государства. Таким нехитрым способом делается прямой или косвенный вывод о том, что институт национального государства, поддерживаемый системой насильственного налогообложения, как раз и является оплотом нравственности и разумности. Строго говоря, подобные выводы идут вразрез с научной логикой, поскольку содержат в себе элементы мистификации возможностей государства.

В отличие от множества других книг, посвящённых обоснованию наилучшего общественного устройства, данная книга не содержит элементов мистики. Это в полном смысле научная монография, ключевые положения и выводы которой основаны на логике исторического материализма. Согласно этой логике потребность в национальном государстве имеет временный, преходящий характер, сформировавшийся на одном из прошедших этапов исторической трансформации механизма регулирования мирохозяйственной системы. Таких этапов в истории человечества было четыре - семейно-родовой, ремесленно-цеховой, церковно-реформаторский, государственный. На каждом из четырёх этапов последовательно создавалась новая регулятивная модель, способная поддерживать расширяющиеся созидательные возможности общества. Со времени самого первого мирового кризиса перепроизводства (1825 год), обусловленного институционализацией открытых акционерных компаний и расширением их политического влияния, потребность в национальном государстве стала замещаться потребностью в более совершенном институциональном регуляторе. Такая потребность формировалась в связи с тем, что периодические кризисы перепроизводства сопровождались всё более существенным угнетением созидательных возможностей человечества. По воспроизводимой в монографии логике исторического развития, вывести человечество из кризисного состояния можно было бы лишь в случае массовых преобразований крупных акционерных обществ. Научно обоснованная программа соответствующих преобразований могла бы стать преддверием пятого, постгосударственного, этапа развития системы регулирования мирохозяйственных связей.

Идея перехода человечества к новому этапу развития, на котором государство "отомрёт", "заснёт", не нова. Этой идее уже 200 лет. Первым, кто попытался научно обосновать возможность такого перехода, был К. Маркс. Попытка К. Маркса оказалась во многом неудачной и привела его, а вслед за ним и его многочисленных последователей, к ошибочному выводу о том, что улучшение общественного устройства - это прерогатива "пролетарского" государства. Интерес К. Маркса к развитию акционерных предприятий не смог отвести его от убеждённости в том, что государства, находящиеся в 19 веке на позиции доминирующих социальных институтов, являются единственной регулятивной надстройкой, захват которой пролетариатом позволит совершить необходимые революционные преобразования по всему миру.

За ошибку К. Маркса человечество заплатило непомерно высокую цену, пытаясь приспособить институт государства к разрешению основного противоречия, мешающего дальнейшему развитию любого цивилизованного общества - противоречия между общественным характером современного производства и частным характером присвоения его результатов. Форсированные государствоцентристские попытки разрешения этого противоречия в СССР, КНР и ряде других "социалистических" и "коммунистических" стран приводили не к отказу от институционального доминирования государства в пользу новых, более эффективных институциональных регуляторов, а к наращиванию государственного доминирования. Марксистская теория была превращена в удобную ширму, за которой государственная бюрократия могла насиловать население той или иной страны гораздо более масштабно и сладострастно, чем в случае использования других, религиозных или урапатриотических, "ширм".

После развала "социалистического лагеря" кризисы перепроизводства обострились, и угнетение созидательных возможностей человечества достигло смертельно опасного уровня. Главного организатора кризисов перепроизводства и виновника культурной деградации человечества изобличили быстро. Оказалось, что это - государство США, навязывающее всему миру англосаксонскую модель капитализма. Среди изобличителей сразу же нашлись те, кому стало ясно, что нужно делать для ограждения населения той или иной страны от тлетворного влияния США. Ясность эта была внесена во многом благодаря неусыпным стараниям представителей государственной бюрократии разных стран.

В монографии уделено много внимания объяснению причин рецидива государствоцентристских настроений в эпоху почти полной утраты национальными государствами способности к регулированию мирохозяйственных процессов. Многих патриотически настроенных читателей, мало знакомых с исследованиями К. Маркса, Й. Шумпетера, Дж. К. Гэлбрейта, предлагаемое объяснение может обескуражить. Суть его сводится к тому, что государственная бюрократия любой страны мира на сегодняшний день находится в услужении корпоративной технократии и является не более чем привычным для замутнённого общественного сознания элементом корпоративного планирования, средством формирования стабильного спроса на всякий продукт или ряд продуктов, производимых зрелой корпорацией. Никому, кроме распорядителей крупного акционерного капитала, растворивших свою персональную ответственность в техноструктуре, лишённой живых связей с обществом, невыгодно наделять отмирающий институт национального государства сакрально-спасительным смыслом, затрачивая колоссальные общественные ресурсы на поддержание псевдоконтролирующих, паразитических функций государственной бюрократии.

Известный немецкий социолог М. Вебер был первым из тех, кто рассматривал бюрократию не как специфический привилегированный социальный слой, а как способ организации, тесно переплетённый, в частности, с капиталистической рациональностью. Веберовские идеи существенно расширили научное представление об "идеальных" организационных условиях, способствующих сохранению полной административной ответственности и подчинению бюрократии любого уровня и масштаба потребностям общественного развития. Однако М. Вебер оставил без внимания проблему взаимодействия административной и политической составляющих бюрократии. В рассуждениях об "идеальном" режиме такого взаимодействия у М. Вебера не было логики. Вместо логики он использовал понятие "харизма", не допускающее никакого содержательного истолкования. В этом смысле идеи М. Вебера были ничем не лучше идей К. Маркса и большевистских лидеров, считавших, что чиновники, рекрутируемые из пролетарской среды, уже в силу своей пролетарской генетики (пролетарского происхождения) будут служить обществу "идеально". Вторая глава монографии является попыткой осмыслить современные процессы конвергенции (сращивания) государственной бюрократии с корпоративной технократией при полном доминировании последней, и дополнить научные представления об условиях, при которых корпоративная технократия и государственная бюрократия не смогут отклоняться от оптимального ("идеального") режима своего функционирования.

То, что изложено во второй главе, включая критический анализ большевистского опыта организации власти, обзор передовых достижений в области научного менеджмента и некоторые авторские технологии массовых преобразований крупных акционерных обществ, не заслуживало бы внимания, если бы ни третья глава. Значительное место в этой последней главе монографии отведено диалектическим рассуждениям о предпосылках и возможностях перехода человечества как единого целого к более разумному общественному устройству.

Для реализации диалектических принципов управления акционерным капиталом сама наука должна предстать перед человечеством в своём новом, более совершенном институциональном обличии, которое сможет полностью отвечать запросам демократизированных, институционально обновлённых производственных корпораций. Ни одно диалектическое умозаключение никогда не выйдет из области схоластического теоретизирования, если доступ к самому передовому научному знанию будет оставаться привилегией избранных. Чем более свободным будет доступ масс к организации научного знания, тем полнее реализуется описанная в монографии постгосударственная парадигма управления акционерным капиталом.

Пожалуй, главным достоинством монографии является то, что в ней, кроме диалектических размышлений о наилучшем общественном устройстве, описаны вполне конкретные организационные проекты прогрессивных общественных преобразований, рентабельность которых очевидна любому грамотному экономисту.

Поскольку через всю монографию последовательно проводится идея реальной демократизации всех сторон общественной жизни, монография адресована широким массам - не только специалистам в области социально-гуманитарного знания, но и, как принято выражаться, широкому кругу читателей.

Глава 1 Механизм регулирования мирохозяйственной системы на этапе кризисного перехода к высшему институциональному порядку

1.1 Этапы трансформации механизма регулирования мирохозяйственной системы

Призрак, о котором К. Маркс и Ф. Энгельс писали в "Манифесте Коммунистической партии" (1848 г), к началу 1990-х годов обрёл свою институциональную плоть и перестал быть призраком. Настало, наконец, время, когда изжившие себя институты освободили главенствующие позиции для утверждения нового, более разумного и жизнеутверждающего общественного порядка. Однако новый порядок не занял освобождённые позиции. С конца 20 века в мире нет ни старого (капиталистического), ни нового (коммунистического) порядка, и опасность глобального беспорядка ощущается всё острее.

Несмотря на сложившиеся к началу 1990-х годов институциональные предпосылки, коммунистический строй, неизбежно сменяющий, по Марксу, капитализм, пока не может быть установлен. Основным препятствием для наступления эры разума и справедливости является то, что идея коммунизма была дискредитирована предпринимавшимися на всём протяжении 20 века попытками установить коммунистический порядок с помощью капиталистических институтов власти.

Формирование институциональной основы нового общественного строя происходило скорее вопреки, чем благодаря энтузиазму ниспровергателей старых институциональных норм, воплотивших свои преждевременно-волюнтаристские действия в государственных, национально-причудливых формах "социализма" и "коммунизма" 20 века. Форсированные государствоцентристские попытки построения коммунизма в СССР, КНР и ряде других стран приводили не к отказу от институционального доминирования государства в пользу новых, более эффективных институциональных регуляторов, а к наращиванию государственного доминирования. Из-за этих попыток "призрак коммунизма" несколько десятилетий пребывал в обличии тиранического, полицейско-бюрократического монстра, способного на многочисленные злодеяния под знаменем "марксизма", о котором сам К. Маркс мог с полным основанием заявить: "Я знаю только одно, что я не марксист".

Для того чтобы представить, какой же, если не государствоцентристской, должна быть политика коммунистических преобразований, желательно выявить на каком именно этапе исторического пути к разумно регулируемым (коммунистическим) общественным отношениям роль главного социального регулятора была отведена государству-нации. После выявления общей логики трансформации традиционных контрольно-регулятивных систем, упорядочивающих общественные отношения на разных этапах их исторического развития, можно будет составить представление о перспективе формирования новой контрольно-регулятивной системы, адекватной потребностям грядущего общества, в которой государство останется важным, но отнюдь не доминирующим элементом.

Первым в истории социальным регулятором был, как известно, институт семьи, задававший весь производственный уклад в эпоху безраздельного господства натурального хозяйства. Инстинкт продолжения рода, скреплявший обширные семейно-родственные связи, определял направление рационального использования средств труда (включая рабов в эпоху рабовладения). Этот естественный регулятор в достаточной мере мотивировал земледельцев и отдельных ремесленников к добросовестному и производительному труду. Благополучие семьи, рода было своеобразным показателем рентабельности производства, а внутренним критерием производственной эффективности выступала степень реабилитации каждого члена семьи, то есть мера воспроизводства его способностей к трудовой деятельности. Причём от эффективности работы семейной или общинной экономической ячейки зависела жизнь человека: голод случался не так уж редко, поэтому "неэффективные ячейки" попросту вымирали.

Постепенно успехи в агрокультуре и агротехнике повышали производительность земледельческого труда, требуя всё большего количества ремесленных изделий надлежащего качества. В целях увеличения масштабов производства и удовлетворения вполне конкретных общественных запросов отдельные ремесленники начинали действовать сообща, объединяя свою собственность и свои трудовые усилия. Увеличившиеся масштабы производства и появление новой, частногрупповой собственности потребовали изобретения нового формата трудовой кооперации, новой регулятивной основы, способной координировать трудовые интересы, выходящие за рамки отдельной патриархальной семьи. Так в процессе отделения ремесла от сельского хозяйства и зарождения товарно-денежных отношений в лоне патриархального натурально-хозяйственного уклада жизни "феодальной структуре землевладения стала соответствовать в городах ... феодальная организация ремесла".

Примечательной особенностью средневековых ремесленных корпораций стало наличие механизма самоуправления, отчуждённого от биологических ритмов и инстинктов человека. Если раньше производственно-трудовая дисциплина была подчинена сознательной воле главы семейства, патриарха, то теперь волевые качества зачастую определялись правилами трудовой дисциплины, определяемыми общей политикой цеха и закрепляемыми в уставе корпорации.

Подчинение более масштабным целям и ценностям возвысило личность отдельного ремесленника, раскрепостило возможности его самореализации. Новая регулятивная конструкция поднимала на более высокий уровень саму природу трудового человека, преобразовывая её в направлении большей нравственности и большей самоотдачи. Историки, исследующие жизнь ремесленных цехов средневековья, отмечают, что "политика цеха отражала и закрепляла большую трудовую ответственность и вообще высокую трудовую мораль данной среды, воспитывала уважение к труду и статусу основного работника".

Даже спустя много веков после того, как отраслевые корпорации утратили своё значение с точки зрения задач, решавшихся на этапе их возникновения, многие мыслители продолжали идеализировать организующие возможности этих "оазисов, возникших в двенадцатом веке среди феодальных лесов". Так, например, по Э. Дюркгейму, "корпорация призвана стать фундаментальной политической единицей и основой всей политической организации. Общество, вместо того чтобы оставаться тем, что оно есть сегодня, агрегатом расположенных рядом территориальных округов, должно стать обширной системой национальных корпораций". Причём, фундаментальной политической единицей призвана стать именно отраслевая, профессиональная корпорация. Врачебные, металлургические, горняцкие и прочие корпорации мыслились очагами нравственного оздоровления общества, избавления от социальной аномии через солидаризацию внутри профессиональной группы. Ведь "профессиональная группа обладает всем, чем нужно, чтобы охватить индивида и вырвать его из морального одиночества".

Сценарий мирового переустройства мыслился примерно так: "поскольку рынок из муниципального, каким он был некогда, превратился в национальный и международный, то и корпорация должна получить такое же распространение. Вместо того чтобы ограничиваться ремесленниками одного города, она должна вырасти настолько, чтобы включить в себя всех представителей профессии".

Однако подобным сценариям не суждено было реализоваться ни в пору фактического расцвета ремесленных корпораций, ни позже, в пору их идеологического ренессанса, воплотившегося в утопических доктринах корпоративизма, синдикализма и гильдейского социализма. Реалистичность таких сценариев была поставлена под сомнение самой историей, и произошло это не после неудачных экспериментов, предпринятых в 20 веке испанскими синдикалистами и итальянскими фашистами, а гораздо раньше - в 16 веке, после повсеместного распространения мануфактур.

Формирование в ремесленной среде предприятий со значительным капиталом и наёмными рабочими, именуемых мануфактурами, происходило в двух направлениях: одни мануфактуры объединяли ремесленников одной специальности с расчленением производственного процесса на узкие операции, закрепляемыми за отдельными работниками; другие мануфактуры представляли собой объединения ремесленников различных специальностей, связанных между собой последовательностью выполнения трудовых операций. Оба направления мануфактурного развития приводили к резкому повышению производительности труда и снижению издержек на производство единицы готовой продукции.

Мануфактурное производство потребовало очередной трансформации системы регулирования хозяйственной жизни. В ходе назревших изменений прежние регулятивные нормы, сложившиеся внутри ремесленной корпорации 12 - 15 веков, и составлявшие основы её самоуправления, начали разлагаться. Если в эпоху расцвета ремесленных корпораций источник дохода ремесленника определялся в основном результатами его труда, то с развитием мануфактур более выгодным источником дохода оказывалось владение средствами производства. Способность хозяина мануфактуры приумножить капитал для её расширения становится более значимой, чем его способность смастерить качественное, искусное изделие.

По мере роста "капиталоёмкости" ремесленного производства группа тех, кто мог попасть в мастера, всё более сужалась и приобретала наследственный характер, а группа подмастерьев всё больше расширялась и переходила в положение "вечных подмастерьев", наёмных работников. Хозяину мануфактуры уже невыгодно было следовать указаниям ремесленного цеха, пытающегося сохранить монополию на профессию, ведь он выступал организатором производства и сам теперь стремился к монополии. К тому же жёсткая опека цеха была практически несовместима с развитием многоотраслевых мануфактур.

Таким образом, прежняя корпоративная дисциплина становилась преградой на пути развития крупной мануфактурной промышленности, а ответственность перед ремесленным братством - тормозом на пути предпринимательской инициативы, расширяющей производственные возможности. Влияние ремесленных корпораций ослабевало ещё долго, сохраняя инерцию, и утрачивая, в то же время, свою благотворность и прогрессивность.

Впрочем, ослабление ответственности перед ремесленным братством вовсе не обеспечивало гарантий дальнейшего расширения производственных возможностей. Наоборот, для того, чтобы обеспечить преемственность в передаче нового производственного опыта и организовать воспроизводство мануфактурного капитала, нужна была дисциплина не менее жёсткая, чем та, что была установлена в ремесленных корпорациях. Развитие мануфактурного производства требовало разработки системы эффективных социальных ограничений, действенно препятствующих непроизводительному расточению новых производственных возможностей.

В пору развития мануфактурного производства никто не рассчитывал на то, что зарождающийся рынок сам, безо всякого разумно-ограничительного вмешательства, будет удерживать людей, наживающих состояния на использовании новой формы трудовой кооперации, от соблазнов расточительного потребления, от чревоугодия, распутства, воровства, мздоимства, от паразитирования на человеческих слабостях, от всего того, что ослабляет нравственность и подтачивает производительные силы общества.

Подыскивая в очередной раз замену устаревающему социальному регулятору, столь нужную для дальнейшего расширения производственных возможностей, европейская средневековая мысль обращается к авторитету католической церкви, пребывающей в положении основной хранительницы нравственных ценностей.

За тысячелетний период своего властвования над умами и душами верующих европейцев католическая церковь приобрела огромный опыт в профилактике греховных помыслов и устремлений. Однако строгий контроль со стороны католического духовенства над умами и душами верующих не мог быть заменой тем регулятивным нормам, которые были сформированы внутри ремесленных корпораций. И дело тут было не в формах осуществления этого контроля, хотя и они оставляли желать лучшего. Дело было в том, что за долгий период своего владычества церковнослужители существенно опорочили христианские ценности, не сумев оградить самих себя "от соблазнов жизни плотоугодной, которая одебеляет ум, делает его скотоподобным". Опорочив, в числе всех прочих, заповедь "если кто не хочет трудиться, тот и не ешь", католическая церковь омертвела в своём бюрократизме и не могла наставить паству на путь высокопроизводительного созидательного труда. Проповедуемые ею ценностно-регулятивные нормы безвозвратно утратили связь с созидательной деятельностью, стали чужды практическому освоению жизни.

Для того чтобы принять на себя миссию укрепления нравственных устоев в среде новых предпринимателей, и в обществе в целом, церковь должна была попытаться преодолеть собственное нравственное разложение. В эпоху Реформации предпринимаются попытки тотальной реорганизации церкви, и эти попытки не только укрепляют нравственность церковнослужителей, но и отвечают задачам более эффективного регулирования хозяйственной жизни. В Европе появляются новые христианские вероучения, санкционирующие "трудовую этику" и "дух предпринимательства", сопряжённый с "аскетическим рационализмом". Устаревающие формы ответственности перед ремесленным братством замещаются модернизированными формами ответственности перед Богом. Второй, - ремесленно-цеховой, - этап эволюции социальных регуляторов, сменяется третьим - церковно-реформаторским.

Следует особо отметить, что ответственность предпринимателя, верующего в Бога, являлась в эпоху церковной реформации далеко не только сугубо личным делом. Поборники обновлённых христианских ценностей, объединённые в протестантские общины, ревностно следили за тем, чтобы мотивы и деяния собратьев-единоверцев, лежащие в основе накопления их капиталов, были угодны Богу. Мирская аскеза протестантизма решительно отвергала плотское наслаждение богатством и расточительное потребление капитала, направляя его использование в полезные обществу производственные и социальные инвестиции. "Христианская аскеза, устремившаяся вначале из мирской жизни в затворничество, уже в стенах монастыря господствовала в лице церкви над миром, от которого она отреклась. При этом, однако, она не посягала на естественные, непосредственные черты мирской повседневной жизни. Теперь же она вышла на житейское торжище, захлопнула за собой монастырские врата и стала насыщать мирскую повседневную жизнь своей методикой, преобразуя её в рациональную жизнь в миру, но не от мира сего и не для мира сего".

Широкое распространение протестантской этики способствовало формированию и укреплению необходимой контрольно-регулятивной основы развития новых производственных отношений. Реформация способствовала появлению человека буржуазного общества, независимого индивида со свободой нравственного выбора, самостоятельного и ответственного в своих суждениях и поступках. Именно в носителях протестантских идей с наибольшей полнотой выразился новый буржуазный тип личности с новой культурой и отношением к миру. Было пересмотрено отношение к труду, приобретшему религиозно-этическую ценность, тогда как неумение и некомпетентность в своем деле стали считаться таким же тяжким грехом, как и праздность. Мануфактурный капитализм получил в протестантизме свое духовное обоснование, предопределившее раскрытие возможностей нового строя, продвижение общества по пути прогресса. Реформация вызвала необходимость преобразования и традиционного католического вероисповедания, приспособления его к условиям нового буржуазного общества, что позволило католической церкви остаться важнейшим созидательным регулятором капиталистического хозяйства.

Эволюционируя в направлении усложнения производительных сил, общество всё больше нуждалось в технических усовершенствованиях и быстро приближалось к следующему этапу развития капитализма. Революционная промышленная технология, окончательно доработанная Джеймсом Уаттом в 1784 году, стала отправной точкой следующей - индустриальной - эпохи развития производительных сил. Процесс массового внедрения трехзвенных машин, с их сосредоточением во всё более крупных предприятиях, получивший название "промышленная революция", стал причиной невиданного прежде роста производительности труда. Мануфактурный капитализм становился машинофактурным.

До массового использования машин работник непосредственно воздействовал на предмет труда, фактически приспосабливая ритм работы к собственному физиологическому ритму. В эпоху же индустриализации сам работник становился частью технологического процесса, превращаясь в "живой придаток" машины, и вынужден был подчинять свой физиологический ритм машинному (механическому) ритму производства. Машинный ритм подчинял себе не только производственную сферу, но и другие сферы общественной жизни, так как для функционирования мощных производственных комплексов требовалось, чтобы в синхронном ритме функционировали многочисленные элементы производственной и социальной структуры и инфраструктуры.

Вместе с новыми факторами повышения производительности труда промышленная революция предоставила невиданные ранее возможности получения прибыли. Однако для обеспечения стабильно высокого уровня прибыли требовались масштабные инвестиции в крупные индустриальные проекты. Огромный масштаб инвестиций замедлял оборот инвестируемого капитала и существенно превышал возможности каждого отдельного капиталиста. Даже если инвестиционные возможности капиталиста были подкреплены неограниченным доступом к заёмным средствам, организация крупного фабричного производства на единоличной основе была весьма проблематична из-за высокой степени неопределённости в деле получения прибыли. В условиях форсированной индустриализации отдельный капиталист не решался взять на себя всю ответственность за реализацию того или иного индустриального проекта.

Так, в условиях скачкообразного развития машинной техники, замещения отдельных машин всё более сложными машинными комплексами и системами, возникает идея реализации крупных индустриальных проектов на началах открытого акционирования. Идею, которая позволила ограничить имущественную ответственность до размера личных инвестиций, американский писатель-сатирик А. Бирс в своё время метко назвал "хитроумным изобретением для получения личной прибыли без личной ответственности".

Реализация капиталоёмких проектов через создание открытых акционерных обществ позволяла разделить инвестиционный риск на множество долей, и сделать не слишком обременительной имущественную ответственность инвесторов за возможный экономический вред от осуществляемых инвестиций. Идея распространения акций через отрытую подписку для разделения предпринимательского риска среди бессчётного количества акционеров обеспечила революционное развитие транспорта, связи и других капиталоёмких отраслей. По справедливому замечанию К. Маркса, "мир до сих пор оставался бы без железных дорог, если бы приходилось дожидаться, пока накопление не доведёт некоторые отдельные капиталы до таких размеров, что они могли бы справиться с постройкой железной дороги. Напротив, централизация посредством акционерных обществ осуществила это в один миг". К тому же, открытые акционерные общества оказались весьма приспособленными для осуществления перелива капитала из одной отрасли в другую.

До того как акционерная форма организации предпринимательства, ограничившая имущественную ответственность до размера личных инвестиций, получила широкое распространение, предприниматель мог реализовать свои бизнес-идеи лишь в рамках фамильного (родового) бизнеса. Те, кто наследства не получал, почти всегда исключались из числа организаторов процесса производства вне зависимости от того, насколько перспективными были их идеи и насколько богатым был их профессионально-творческий потенциал. Система, в которой власть и бизнес были исключительно наследственной привилегией, обладала серьёзным недостатком. Такая система не соответствовала масштабам индустриального производства, не поспевала за машинным ритмом научно-технического прогресса, и всё более препятствовала развитию новых социальных потребностей.

Вместе с тем, доиндустриальная система хозяйствования продолжала сохранять в себе множество достоинств, связанных с тем, что используемые здесь механизмы семейной преемственности и ответственности составляли основу простого, интуитивно понятного и надёжного управленческого контура, максимально синхронизированного с биологическими ритмами человека, с эволюционно-генетической матрицей его поведения. Механизмы ответственности и преемственности деловой компетенции веками отрабатывались внутри института наследования, и всё это время каждая семья бережно, кропотливо и самоотверженно культивировала социально одобряемые формы хозяйствования. Испокон веков "дети были для родителей будущими кормильцами, единственным обеспечением в старости. Воспитанием в семье правила жёсткая обратная связь: не вырастишь в детях трудолюбие и заботливость - умрёшь сам. Воспитание трудолюбия и заботливости было для родителей вопросом жизни и смерти, и потому такое воспитание было несущим устоем трудовой семьи. Кроме того, семья была производственной ячейкой, и сама её трудовая атмосфера лепила детей по своему образу и подобию. И вся народная нравственность - трудовая, заботливая - растила в детях заботливую и трудовую душу".

Младшее поколение, как правило, с детства готовилось к принятию на себя бремени собственности и ответственности за бизнес, а старшее - отвращалось от позиции "после нас - хоть потоп". Наследственная преемственность бизнеса обеспечивала не только стабильную передачу созидательного опыта от отцов к детям, но и его преумножение в процессе гарантированно производительного использования. Гарантией того, что наследник будет прилагать максимум стараний к производительному использованию капитала, была угроза общественного осуждения за праздность и мотовство. Такие мощные регулятивные надстройки как общественное мнение, патриархальная семья, церковь и государство надёжно поддерживали институт наследования бизнеса и укрепляли культурные традиции, лежавшие в основе поступательного, гарантированно производительного, развития хозяйственной системы.

Отказываться от этих надёжных гарантий, охраняемых крепкими культурными традициями, было бы не нужно, если бы развитие производительных сил в индустриальную эпоху не столкнулось с дефицитом созидательных и потенциально успешных предпринимательских идей, отвечающих сложности и динамизму крупного фабричного производства. Положение, в котором большинство искомых идей оставалось невостребованными только потому, что они не вмещались в тесные рамки наследственного бизнеса, к 18 веку стало крайне нетерпимым. Наиболее простым выходом из этого положения стала практика организации инновационных сообществ в форме открытых акционерных обществ (корпораций). Изобретённая в начале 18 века корпоративная форма организации инновационных сообществ фактически предотвратила остановку научно-технического прогресса.

Открыв возможности для реализации прогрессивных идей, ранее блокировавшихся традиционной системой фамильных предприятий, природа корпорации сделала невозможным дальнейшее использование старых механизмов, поддерживающих социальную ответственность и созидательную преемственность. Новых же механизмов ответственности и преемственности, столь же действенных для своей эпохи, создано не было.

Ограничение имущественной ответственности повлекло за собой ослабление наследственных обязательств, обеспечивающих межпоколенную преемственность созидательных устремлений и навыков успешной интеграции наследуемого капитала в систему общественного разделения труда. Природа корпорации, предоставившая предпринимателю значительную свободу от имущественной ответственности и от наследственных обязательств, подспудно делала разум предпринимателя безответственным и необязательным по отношению к судьбе его детей и внуков. Можно сказать, что новый предприниматель, избавленный от риска утраты всей своей собственности из-за своего неразумно-рискованного участия в том или ином инвестиционном проекте, стал утрачивать разум, ведь, говоря языком Гегеля, "лишь в собственности лицо выступает как разум".

Корпоративная (акционерная) форма организации бизнеса была известна и ранее. В качестве первого акционерного общества, как правило, называют Генуэзский банк Святого Георгия, созданный на базе крупного объединения менял в 1407 году. Его структура была тождественна структуре всех современных корпораций: "капитал банка был разделён на 20400 равных долей, которые были отчуждаемы; управление его было выборным, его органами были общее собрание и правление". Однако примечательной особенностью всех акционерных обществ доиндустриальной эпохи было то, что в условиях сословного разделения средневекового общества распространение акций было ограничено узким кругом лиц, связанных друг с другом сословными обязательствами, обеспечивающими необходимый кредит доверия. "До принятия ... законодательства, разрешающего создание свободных объединений с ограниченной ответственностью, владельцы все вместе и по отдельности несли полную ответственность за долги компании (кроме тех редких случаев, когда владельцы получали специальное разрешение правительства на ограничение своей ответственности). Это означало, что если партнеры владельца были нищими, то выплаты кредиторам производились из средств владельца. Более того, владелец должен был хорошо узнать своих управляющих, прежде чем осуществлять инвестиции, поскольку, доверившись недобросовестному управляющему, он мог понести сколь угодно крупные потери. Таким образом, инвестор мог владеть акциями лишь нескольких компаний, в противном случае он не имел возможности уделять каждой компании должного внимания".

Ещё одной важной отличительной особенностью акционерных компаний 15-18 веков было то, что учреждались они всякий раз специальным декретом. "Акционерные декретные компании были частично правительственными, частично деловыми организациями, которые специализировались территориально для исключения других подобных организаций. Они были немногочисленны и связаны с консолидацией и экспансией территориальной исключительности европейской системы суверенных государств".

Практика закрытого для широкой общественности акционирования не имела альтернативы вплоть до 1717 года, когда некий Джон Ло, будучи председателем государственного банка Франции, создал первое в мире открытое акционерное общество с ограниченной ответственностью. Этот финансист организовал акционерное предприятие "Компания Индий", которое должно было направлять капитал на освоение принадлежащих Франции колоний вдоль реки Миссисипи. Особенность данного предприятия была в том, что впервые его акции распределялись не среди узкой группки купцов, а среди всех желающих. Первый опыт организации открытого акционерного общества, в котором ответственность индивидуального инвестора сопоставлялась только с размером его инвестиций, вышел не совсем удачным - предприятие Джона Ло, вскоре после своего создания, превратилось в первую в мире "финансовую пирамиду".

В целом, весь начальный период распространения открытых акционерных обществ в Европе ознаменовался массовыми банкротствами. Но, несмотря на скандальную репутацию, инвесторы индустриальной эпохи всё больше осознавали пользу и незаменимость "одного из наиболее хитроумных экономических институтов, созданных человечеством, - акционерной компании с ограниченной ответственностью". Польза и незаменимость этих учреждений была неоспорима и состояла в том, что "инвестор, вложения которого имеют высокую степень диверсификации, мог позволить себе осуществить рискованное вложение; если же это была бы его единственная инвестиция, ситуация была бы обратной".

Для масштабного распространения акционерных предприятий открытого типа оставалось придать новую форму определённой части социальных амортизаторов, традиционно ограждавших человека от низменных устремлений и обеспечивавших гарантии прогрессивного развития общества. Институты, препятствующие прежде соблазнам расточительного потребления и обеспечивающие нацеленность предпринимательских идей на развитие сферы производства, оказались непригодны для надлежащего контроля над устремлениями огромного количества новоявленных инвесторов. "Ни остаточные формы феодальной власти, ни структуры правящей монархии, ни локальные механизмы надзора, ни неустойчивая масса, образуемая переплетением их всех, не могли исполнить эту роль: им мешали неравномерное и не лишённое лакун распространение, частые конфликты, порождаемые их действием, а главное - "дороговизна" отправляемой в них власти".

Внедрение новой системы социальных ограничений, превосходившей рамки прежней семейно-патриархальной, сениориальной, соседской, цеховой, религиозно-общинной регламентации, должно было ознаменовать четвёртый этап эволюции социальных регуляторов (амортизаторов). Система контроля над деятельностью предпринимателей в новых для них условиях хозяйствования должна была быть выхолощена от всех прежних социально-нравственных зависимостей. Она должна была гарантировать максимально возможное исключение иррациональных элементов из сферы взаимных договорённостей. "Все недоговорные институты, обусловленные отношениями родства или соседства, общностью профессии или вероисповедания, должны быть ликвидированы, поскольку они требуют от индивида лояльности, ограничивая, таким образом, его свободу" - таким было веление нового времени.

Так, следуя велению времени, на смену прежней регламентации, опосредованной личными связями и отношениями, приходит обезличенная регламентация государственного бюрократическо-полицейского аппарата. На смену древней патримониальной бюрократии приходит рациональная бюрократия современного типа, и обеспечивает необходимое упорядочивание процесса развития новых форм хозяйствования. Из монарших подданных индивиды превращаются в граждан и независимо от их социального и имущественного положения признаются полноправными участниками хозяйственных отношений. "В эпоху традиционных цивилизаций политическая власть в лице монарха или императора практически не имела прямого влияния на нравы и обычаи большинства подданных, которые жили вполне самостоятельными поселениями. С процессом индустриализации транспорт и связь стали намного быстрее, что способствовало большей интеграции "национальных" сообществ. Индустриальные общества явились первыми национальными государствами. Национальные государства - это политические общности, разделённые чёткими границами, отделяющими их друг от друга и заменившими расплывчатые пределы традиционных государств. Правительства национальных государств обладают исключительной властью над многими сторонами жизни своих граждан и устанавливают законы, обязательные для всех, живущих в пределах их границ". Политические системы индустриальных обществ устраняют подавляющую часть прежних неопределённостей в деле получения акционерной прибыли и становятся в хозяйственном отношении гораздо более развитыми и действенными, чем традиционные, доиндустриальные формы правления.

После того, как бюрократическо-полицейский аппарат и максимально централизованная государственная власть обеспечили хозяйственную и идейно-политическую гомогенность общества, ликвидировав своей "исключительной властью" всякую автономию и институциональную самостоятельность контролирующих инстанций прежнего образца, индустриальное развитие перешло в следующую, четвёртую, стадию - стадию формирования всеохватной и всепроникающей государственной контролирующей системы, обеспечивающей рациональность развития всех сторон общественной жизни. "Фабрикуя" необходимых обществу работников и предпринимателей, подгоняя все трудовые и предпринимательские помыслы и устремления под машинный ритм фабричного производства, бюрократическо-полицейский аппарат индустриального общества делал вполне определённой и предсказуемой концентрацию акционерного капитала, открыто перетекающего из одной отрасли в другую.

С середины 18 до начала 20 века концентрация акционированного капитала и централизация государственного управления представляли собой два закономерных процесса, тесно связанных между собой и опосредуемых друг другом. Происходило становление так называемого государственно-монополистического капитализма, при котором государство принимало на себя роль послушного орудия вертикально интегрированных монополий акционерного типа и гаранта достижения, планируемых ими показателей прибыли и роста.

Созидательная мощь индустриального общества неуклонно возрастала. Для расширения масштабов производства индустриальная экономика нуждалась в соединении огромных территорий. По мере того, как "акционерное, вертикально интегрированное и бюрократически управляемое капиталистическое предприятие" утверждалось "в качестве преобладающей единицы накопления капитала в мировом масштабе", государство принуждалось к расширению своих территориальных границ в борьбе за мировое господство. Экономическая экспансия и усиление борьбы на международной арене за передел мира сопровождались идеологической консолидацией хозяйствующих индивидов в рамках буржуазного государства-нации. "Всё большее число гражданских жителей мобилизовалось для косвенной и зачастую неосознанной поддержки усилий правителей по ведению войны и укреплению государства. Ведение войны и укрепление государства становилось всё более широкой деятельностью, охватывавшей всё большее число внешне не связанных между собой направлений деятельности".

Одной из основных забот государственной власти становится формирование чувства национального самосознания как средства укрепления нравственных устоев индустриального общества. "В большинстве государств 19 в. первостепенное значение в развитии такого чувства национального самосознания придавалось двум общественным институтам: начальной школе и армии. Те государства, которые лучше всего решали эти задачи, и процветали успешнее всего". "В таких обстоятельствах, - пишет И. Валлерстайн, ссылаясь на исследования У. Мак-Нейла, - фикция этнического единообразия в рамках особой национальной юрисдикции уходит корнями в последние столетия, когда некоторые ведущие нации Европы обратились к подходящим образом идеализированным и произвольно выбранным варварским предшественникам. (Несомненно любопытно заметить, что французы и британцы выбрали в качестве своих предполагаемых предков соответственно галлов и бриттов, беспечно не учитывая последующих завоевателей, от которых они и унаследовали свои национальные языки). Фикция этнического единообразия особенно расцвела после 1789 г., когда были продемонстрированы практические преимущества и мощь неоварварской формы правления (объединившей взрослых мужчин, способных владеть оружием, спаянных чувством национальной солидарности и добровольно подчиняющихся выборным вождям) перед правительствами, ограничивавшими их мобилизацию для войны более узкими группами населения".

Идеология великодержавности и национального превосходства, нацеленная на подготовку граждан к тяготам войны за сырьевые ресурсы и рынки сбыта, повышала уровень гражданского самосознания. Поскольку важным атрибутом великодержавного патриотизма выступала не только военная, но и трудовая доблесть, не совместимая с праздностью и пустым расточительством, темпы научно-технического развития оставались высокими.

Однако со временем "власть конкурирующих между собой национальных государств, ведущих непрерывную мирную и военную борьбу за господство" стала терять своё прогрессивное значение. "Если подумать, - замечает в своём известном исследовании И. Валлерстайн, - ни начальная школа, ни армия не прославлены своей практикой соблюдения прав человека. И первая, и вторая являются вполне авторитарными, построенными сверху вниз, структурами. Превращение простых людей в граждан-избирателей и в граждан-солдат, может быть, и очень полезно, если вы хотите обеспечить единство государства, как перед лицом других государств, так и в смысле уменьшения насилия или классовой борьбы внутри государства, но даёт ли это что-нибудь реальное для развития и реализации прав человека?". Государственно-бюрократические методы концентрации капитала и солидаризации общества угнетали не только развитие отдельного индивида, делая всё более невозможной реализацию прав человека. Бюрократия стала угнетать развитие общества в целом.

Выступая эффективным средством рационализации общественной жизни вообще и использования акционерного капитала в частности, бюрократический механизм отнюдь не источал созидательный энтузиазм, не утверждал "дух предпринимательства и аскетического рационализма". Точно так же как "целесообразная" работа машин, будучи лишь техническим придатком к целесообразной деятельности человека, не обладала самостоятельностью, бюрократическо-полицейский аппарат мог лишь какое-то время поддерживать нормальный режим функционирования индустриального общества, но не мог творить сами нормы и корректировать их исходя из потребностей общества в созидательном развитии. Право на вмешательство в слаженный ритм государственного бюрократического "производства" закреплялось за избранными политиками и монархами, ответственными перед своим народом, подобно тому, как на фабричном уровне право на то, чтобы подняться над производственным ритмом и изменить его, закреплялось за менеджерами и технологами, находящимися в найме у владельцев капитала.

В идеале народные и "божьи" избранники должны были представлять и отстаивать интересы самых прогрессивных в производительном отношении социальных групп, принимая на себя, по аналогии с фабричными менеджерами, ответственность за рост общественной производительности и сокращение непроизводительных издержек. Оказавшись на самом верху социальной иерархии, они с помощью бюрократического механизма должны были пресекать паразитические устремления капиталистов, склонных к гедонизму, поскольку такие устремления подтачивали производительные силы общества. Однако дестабилизация и разрушение традиционных общественных структур и социальных институтов, привела к значительной утрате душевных связей, сохранявшихся в доиндустриальном обществе. Без таких связей общественные представители часто отказывались от прогрессивно-производительных идей в угоду своекорыстным потребительским интересам. Вся государственная бюрократическая мощь, которая могла бы быть направлена на поддержание условий для наиболее производительного труда, всё чаще работала в режиме бюрократической самодеятельности и потребительского произвола. "Дороговизна" отправляемой таким образом власти опять становилась в ряд самых серьёзных общественных проблем.

"Разрушая докапиталистический каркас общества, капитализм, таким образом, сломал не только преграды, мешавшие его прогрессу, но и те опоры, на которых он сам держался. Этот процесс, внушительный в своей неумолимой неизбежности, заключался не просто в расчистке институционального сухостоя, но и в устранении партнёров капиталистического класса, симбиоз с которыми был существенным элементом капиталистической системы".

Кризис государственно-бюрократической системы управления, сложившейся в эпоху акционирования и индустриализации капиталистического производства, становился всё более очевидным. Уже в начале 19 века граф де Сен-Симон обосновал идею о том, что современное государство является препятствием для развития индустриального общества, и что оно должно быть превращено из орудия защиты потребительских интересов класса рантье в орудие организации производства и защиты интересов производителей. Чуть позже эта идея была подхвачена К. Марксом и прочими радикальными критиками капитализма, осознавшими, что в недрах государственного капитализма назревает противоречие, против которого буржуазная идеология великодержавности бессильна - противоречие между общественным характером производства и частной (частнокапиталистической) формой присвоения результатов производства.

1.2 Основное противоречие государственно-монополистического капитализма: характеристика и перспективы разрешения

Наиболее ярко основное противоречие капитализма стало проявляться в периоды кризисов, успевших к середине 19 века приобрести мировой масштаб и вполне отчётливую циклическую динамику (1825, 1836-1838, 1847, ...гг.). Разворачивались они всякий раз по одному и тому же сценарию. В описании Ф.Энгельса этот сценарий выглядит следующим образом: "начиная с 1825 г., когда разразился первый общий кризис, весь промышленный и торговый мир, производство и обмен всех цивилизованных народов вместе с их более или менее варварскими придатками приблизительно раз в десять лет сходят с рельсов. В торговле наступает застой, рынки переполняются массой не находящих сбыта продуктов, наличные деньги исчезают из обращения, кредит прекращается, фабрики останавливаются, рабочие лишаются жизненных средств, ибо они произвели эти средства в слишком большом количестве; банкротства следуют за банкротствами, аукционы сменяются аукционами. Застой длится годами, массы производительных сил и продуктов расточаются и уничтожаются, пока накопившиеся массы товаров по более или менее сниженным ценам не разойдутся, наконец, и не возобновится постепенно движение производства и обмена. Мало-помалу движение это ускоряется, шаг сменяется рысью, промышленная рысь переходит в галоп, уступающий свое место бешеному карьеру, настоящей скачке с препятствиями, охватывающей промышленность, торговлю, кредит и спекуляцию, чтобы, в конце концов, после самых отчаянных скачков снова свалиться в бездну краха. И так постоянно сызнова".

К середине 19 века результаты многочисленных исследований мировых экономических кризисов, периодически обнажавших пороки индустриально-капиталистической экономики, и получивших название "кризисы перепроизводства", составили серьёзный теоретический багаж. Использование и приумножение этого багажа позволило К. Марксу и Ф. Энгельсу выстроить серьёзную аргументацию в поддержку идеи революционного преодоления противоречия между общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения результатов производства.

Кризис перепроизводства, по мысли К. Маркса и Ф. Энгельса, нарастает с двух сторон, в неразрывном двуединстве "кризиса капитала" и "кризиса труда". Со стороны капитала кризис нарастает по мере того как "базис кредитной надстройки" освобождается от реального имущества капиталиста-собственника. По словам К. Маркса, в условиях, когда кредит освобождается от имущественных (залоговых) обязательств капиталиста, он "оказывается главным рычагом перепроизводства ... потому, что процесс воспроизводства, эластичный по своей природе, форсируется ... до крайних пределов, и именно потому форсируется, что значительная часть общественного капитала применяется не-собственниками его, пускающимися в силу этого в предпринимательскую деятельность совсем по-иному, чем собственник, который, поскольку он функционирует сам, боязливо взвешивает ограниченные возможности своего частного капитала".

После того, как в конце 18 века каждому предпринимателю была предоставлена возможность формировать собственный капитал за счёт акционерного финансирования, имущество фактически перестало быть объективной мерой ответственности. Финансовые рынки, как универсальные точки концентрации денежного капитала, стали приобретать всё большую независимость по отношению к производительному сектору экономики. Скованный наследственными обязательствами мир реального капитала и реального производства начал вытесняться "раскованным" миром спекулятивного капитала, миром симуляций и фальсификаций.

Главным симптомом утраты институтом наследования своих прежних регулятивных возможностей стала спекулятивная коммерциализация традиционных финансово-кредитных учреждений. Если до распространения практики акционерного финансирования развитие спекулятивного ростовщичества пресекалось резкой социальной критикой и постоянными погромами и избиениями не в меру алчных ростовщиков, то после - мера алчности устанавливалась уже самими ростовщиками.

В новом финансово-экономическом климате утрачивались вещественные гарантии того, что деятельность предпринимателя будет и далее хотя бы частично согласовываться с ценностями созидательного труда, испокон веков охраняемыми институтом наследования. Отныне, в условиях свободы от имущественного залога, безо всякой связи с наследственными обязательствами, предприниматель мог беспрепятственно искажать общественное сознание ложно-субъективными представлениями о ценности произведённых им товаров и услуг. Предприниматель, субъективно оценивающий значимость своих собственных идей и стремящийся к их скорейшей реализации, стал некритичен в отношении величины ссудного процента. Основываясь на субъективной интерпретации проблемы ответственности за развитие своего бизнеса, предприниматель утратил способность к защите своих интересов с позиции созидательных потребностей общества в целом и превратился в вечную жертву ростовщической эксплуатации. Старые ростовщики и новые банкиры могли теперь повышать кредитные ставки, закладывая в них не только увеличивающиеся риски, но и значительную спекулятивную составляющую, неконтролируемую индивидуализированным и деморализованным предпринимателем.

В условиях ослабевающего социального контроля добропорядочность ростовщиков и банкиров стремительно уменьшалась, но это уже не мешало переходу ростовщического и банковского бизнеса из разряда постыдных в разряд престижных занятий, ведь отдавать деньги "в рост" стало выгоднее, чем вкладывать их в хозяйство. В капиталистическом мире была произведена подмена ценностей добросовестного производительного труда на ценности легкомысленно-расточительного потребления. "Можно утверждать, что речь больше не идёт о капитализме собственников в той мере, как это было, когда понятие собственности применялось к земле и подразумевало непрерывность, инерцию. Полная свобода сделок, снижение их стоимости, возможности покупки в кредит ослабили связи владельца с конкретным имуществом, которым он владел. Теперь ищут не доход, а сверхприбыль. Но этот поиск оторван от конкретной действительности. Извращённость достигает предела, когда на деньги, взятые в кредит, играют на биржевых курсах, заставляя их изменяться на основании слухов".

Темпы научно-технического прогресса в эпоху фабричного капитализма оказались существенно более высокими, чем при капитализме мануфактурном, ведь акционерный капитал, по сравнению с капиталом наследуемым, обладал несомненными преимуществами по части способности к мобилизации и концентрации. Однако углубление кризиса капитала, связанное с тем, что значительная часть общественного капитала применяется не-собственниками его, сопровождалось также и социальной деградацией, масштабы которой были немыслимы для предыдущей эпохи взвешенно-боязливого (опосредованного семейными связями и личными зависимостями) развития капиталистических отношений. Произошедшее накануне промышленной революции освобождение предпринимательства от пут наследственного бизнеса, сделавшись необходимым условием научно-технического прогресса, в то же время стало интенсивно разрушать духовные и нравственные ориентиры, порождая в обществе, развращённом индивидуализированными установками спекулянтов-акционеров, неуверенность и страх.

В доиндустриальную (докризисную для капитала) эпоху не могло быть и речи о форсировании столь масштабного воспроизводства "фиктивных предприятий и спекулятивных оборотов, поощряемых кредитом", поскольку основой любого кредита были надёжные имущественные (залоговые) обязательства осторожного и добродетельно-набожного капиталиста-собственника. Фиктивные предприятия и безудержная спекуляция стали обычным явлением лишь в условиях масштабного распространения акционерных обществ с ограниченной ответственностью, в которые "объединяются не отдельные лица, а капиталы. Благодаря этой манипуляции собственники превратились в акционеров, то есть в спекулянтов. Концентрация капиталов ускорилась, и, как её естественный результат, ускорилось разорение мелкой буржуазии. Появился особый род промышленных королей, власть которых находится в обратном отношении к их ответственности, поскольку они несут ответственность лишь в размере имеющихся у них акций, между тем как распоряжаются всем капиталом Общества".

Alter ego (другим Я) кризиса капитала является кризис труда. Кризис капитала и кризис труда представляют собой неотделимые друг от друга грани одного целого - качественно новой кредитной системы, базовым элементом которой является уже не частное предприятие с капиталом, передающимся по наследству, а открытое акционерное общество с капиталом, свободно циркулирующим на рынке ценных бумаг. Кредитная система, освобождающаяся от имущественных (залоговых) обязательств и наполняющая частный капитал общественным содержанием "предоставляет отдельному капиталисту или тому, кто считается капиталистом, абсолютное в пределах известных границ распоряжение чужим капиталом и чужой собственностью и вследствие этого чужим трудом. Распоряжение общественным, а не собственным капиталом позволяет ему распоряжаться общественным трудом".

Труд, так же как и капитал, вошёл, по логике К. Маркса, в стадию кризисного перехода из локального пространства условий, предоставляемых наследуемым имуществом, в глобальное пространство возможностей, которые даёт весь мир. В процессе этого перехода значительная часть работников отделяется от тесных рамок наследуемой собственности. "Процесс, создающий капиталистическое отношение, - пишет К. Маркс, - не может быть ничем иным, как процессом отделения рабочего от собственности на условия его труда, - процессом, который превращает, с одной стороны, общественные средства производства и жизненные средства в капитал, с другой стороны, - непосредственных производителей в наёмных рабочих".

"Как много лет спустя отметил К. Поланьи, обновив прозрение К. Маркса, исходной точкой "великой трансформации", породившей новый индустриальный порядок, было отделение работников от средств их существования. Это примечательное событие являлось частью более масштабного разъединения: производство и обмен уже не могли быть вписаны в более общий, по сути, всеобъемлющий образ жизни, и тем самым труд (так же как земля и деньги) мог рассматриваться всего лишь как товар и претендовать на аналогичное к себе отношение. Можно сказать, что именно это новое разъединение, которое придало мобильность способности к труду, обеспечило свободу в выборе мест её применения (а тем самым и поиска лучшего её использования), позволило людям вступать в различные рекомбинации, открыло перед ними возможность стать одной из сторон определённых соглашений (а тем самым и лучших соглашений), и всё это позволило напряжениям тела и разума превратиться в самостоятельный феномен, в "вещь", к которой можно относиться как к любой другой вещи, то есть управлять ею, передвигать, соединять с другими вещами либо, наоборот, дробить на части".

Процесс отделения рабочего от ограниченных частной собственностью условий его труда, как и в случае освобождения капитала от имущественных (залоговых) ограничений, сопровождался не только элементами очевидного и очень бурного прогресса, но и элементами всё более значительной деградации. Основная причина деградации состояла в том, что "продукты общественного труда стали присваиваться не теми, кто действительно приводил в движение средства производства и действительно был производителем этих продуктов, а капиталистом". Причем, этим капиталистом был вовсе не "промышленный капиталист, действительно функционирующий в процессе производства и выступающий деятельным агентом производства, а ленивый, бездеятельный ссудодатель, выполняющий функции собственника в отрыве от процесса производства и вне этого процесса".

Кто же он - этот "ленивый, бездеятельный ссудодатель", рискующий "не своей, а общественной собственностью" и безответственно распоряжающийся общественным трудом? С учётом того, что ссуду уже во времена К. Маркса мог предоставить любой житель планеты, купив себе хотя бы одну акцию, ответ на этот принципиальный вопрос очевиден - этим ссудодателем выступает интернациональная часть всех жителей Земли (общества в масштабе всего мира), состоящая из владельцев хотя бы одной акции. Естественно, все нелестные эпитеты К. Маркса в адрес "бездеятельного" ссудодателя-акционера, по сути, должны быть переадресованы тому, кого акционеры наделяют правом распоряжаться общественным капиталом и общественным трудом.

В случае если распорядитель акционерного капитала выполняет свои обязанности вне надлежащего контроля со стороны акционеров, он как раз и становится "ленивым", "бездеятельным", начиная "выполнять функции собственника в отрыве от процесса производства и вне этого процесса". Именно в отсутствие надлежащего контроля со стороны акционеров этот "ленивый, бездеятельный" псевдособственник периодически подготавливает мировые кризисы перепроизводства, в которых "с неудержимой силой прорывается наружу противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением".

Дальнейший анализ противоречия между общественным характером производства и частной (частнокапиталистической) формой присвоения результатов производства, предваряющий обозначение перспектив возможного разрешения этого противоречия, следует сопроводить повторным обращением к сценарию, по которому с начала 19 века по сей день разворачиваются кризисы перепроизводства. В приведённом выше сценарии Ф. Энгельса образно описаны кризисные явления, приобретшие широкий масштаб с распространением открытых акционерных обществ, обозначена закономерная цикличность этих явлений, но не обозначена принципиальная связь кризисов перепроизводства с отсутствием контроля за капиталистами со стороны ссудодателей-акционеров. Без понимания этой связи бессмыслено намечать контуры будущего, коммунистического мироустройства, исключающего кризисы перепроизводства в самой их основе.

Итак, по сценарию представляемому ниже, каждый новый цикл кризиса перепроизводства начинается с намерения предпринимателя реализовать какой-либо инновационный проект без достаточного для того собственного капитала. Реализация такого намерения, весьма затруднительная до 18 века, после становится вполне возможной, ведь при акционерном кредитовании имущественный залог вовсе необязателен - капитал берётся в долг у ссудодателя (им выступает общество в масштабе всего мира) под честное обещание производить товары и услуги с необходимой обществу инновационной составляющей. Вид инновации может быть любым - технологическим, научным, социальным, организационным, сервисным, художественным, или каким-либо ещё - это ссудодателю не важно, ему неинтересны особенности кредитуемого им бизнеса.

Ссудодатель признаёт для себя важным лишь качество инновационной составляющей, ведь оптимальным приростом качества обеспечивается не просто возврат долга, но возврат долга с процентами (дивидендами). Однако в условиях, когда контроль со стороны общества-ссудодателя неэффективен, а субъективные представления предпринимателя о качестве осуществляемой им инновации не подкреплены имуществом предпринимателя, часть обязательств оказывается фиктивными (пустыми), а часть долга возвращается товарами и услугами с избыточными, бесполезными или вредными качествами.

Для того чтобы общество принимало часть долга ненужными ему товарами и услугами предприниматели вынуждены притворяться, мошенничать, обманывать общество, декларируя значимость фиктивных, заведомо некачественных товаров и услуг. Со временем однонаправленные мошеннические действия многочисленных "предпринимателей" сплетаются воедино и продуцируют образ жизни, основанный на ложных, ханжеских ценностях. Такой образ жизни начинает воспринимать и усваивать всё более значительная часть общества. На удержание общественного сознания в дезориентированном, искажённо-гипнотическом состоянии направляется колоссальная интеллектуальная, методологическая и организационная мощь. С помощью отлаженных технологий управления спросом в обществе формируется привлекательность заданного мошенниками и лицемерами образа жизни и поддерживается постоянно нарастающий потребительский зуд. Сектор производства товаров и услуг, ненужных с точки зрения их производительного использования, составляющих ложную (фиктивную) социальную стоимость, быстро расширяется (вздувается).

После того как вздутие ложной составляющей потребительской стоимости производимых благ достигает своего критического максимума и общественному сознанию хотя бы на короткое время удаётся выйти из своего гипнотического состояния, происходит обвальное снижение потребительского спроса до уровня общественно необходимых затрат. Мощности, задействованные в производстве "ложных" товаров и услуг, оказываются не у дел и начинают простаивать.

Общество в лице незадачливых акционеров, предоставивших капиталы под фиктивно действующие производственные мощности (под мощности, производящие заведомо недоброкачественную продукцию), безуспешно пытается вернуть долги, лихорадочно избавляясь от акций, облигаций и деривативов, не обеспеченных имуществом (залогом). За обвальным снижением стоимости акций и паникой на фондовых биржах начинаются цепные банкротства и каскадный спад товарного производства, распространяющийся на все элементы единой системы общественного разделения труда. Значительная часть производительных мощностей гибнет безвозвратно. Из-за массовой безработицы предложение наёмного труда значительно превышает его спрос со стороны производительного капитала, уцелевшего в кризисе. Ужесточившаяся конкуренция между рабочими вынуждает их соглашаться на любую заработную плату, которую устанавливает капиталист (нередко даже на ту, что ниже стоимости рабочей силы). Снижение жизненного уровня, обнищание населения сопровождаются взрывами социального недовольства, политическими катаклизмами, войнами.

Выход из кризиса становится возможен только после того, как ресурсы, задействованные в секторе производства бесполезных товаров и услуг, перенаправляются в сектор производства товаров и услуг полезных с точки зрения их производительного использования. Как только бездействующим производительным мощностям находится общественно необходимое применение, акционерный капитал в своём движении направляется на новые ориентиры. Постепенно за счёт наиболее производительных, переживших кризис, капиталов, нарушенная сбалансированность капиталистического хозяйства восстанавливается.

После некоторого восстановления сбалансированности капиталистического хозяйства общество, в лице акционеров, вновь начинает поддерживать новаторские инициативы, предоставляя капиталы в долг. Сначала общество делает это осторожно и неохотно, затем охотно и всё более неосторожно. И вновь предприниматель, освобождаемый обществом от залоговых обязательств, безответственно возвращает часть долга товарами и услугами с избыточными, бесполезными или вредными качествами. "И так постоянно сызнова" - порочный круг капиталистического кризиса перепроизводства замыкается.

От кризиса к кризису восстанавливаемая часть производительных сил становится всё меньше, так как освобождённые от имущественной ответственности предприниматели приобретают всё большее умение удерживать общественное сознание в дезориентированном, искажённо-гипнотическом состоянии.

По логике исторического развития, строй, при котором огромная часть созидательных сил используется впустую и периодически гибнет во время кризисов, должен уступить место новому общественному строю, который К.Маркс определил как "коммунистический". Коммунистическое общество, отличительной особенностью которого должно стать наличие высокоэффективной системы контроля за деятельностью предпринимателей, распоряжающихся общественным капиталом и общественным трудом, "изымет из рук частных капиталистов пользование всеми производительными силами и средствами общения, а также обмен и распределение продуктов, тем, что оно будет управлять всем этим сообразно плану, вытекающему из наличных ресурсов и потребностей общества в целом, - будут прежде всего устранены все пагубные последствия, связанные с нынешней системой ведения крупной промышленности. Кризисы прекратятся, расширенное производство, которое при существующем общественном строе вызывает перепроизводство и является столь могущественной причиной нищеты, тогда окажется далеко не достаточным и должно будет принять гораздо более широкие размеры. Избыток производства, превышающий ближайшие потребности общества, вместо того чтобы порождать нищету, будет обеспечивать удовлетворение потребностей всех членов общества, будет вызывать новые потребности и одновременно создавать средства для их удовлетворения. Он явится условием и стимулом для дальнейшего прогресса и будет осуществлять этот прогресс, не приводя при этом, как раньше, к периодическому расстройству всего общественного порядка. Крупная промышленность, освобожденная от оков частной собственности, разовьется в таких размерах, по сравнению с которыми ее нынешнее состояние будет казаться таким же ничтожным, каким нам представляется мануфактура по сравнению с крупной промышленностью нашего времени".

При оценке предложенной К. Марксом доктрины коммунистических преобразований нужно учитывать, что в середине 19 века процесс освобождения кредитной системы от имущественных (залоговых) сдержек и ограничений не имел ещё надёжного институционального подкрепления и находился под контролем национального государства - института, безусловно доминирующего на этапе становления фабричного капитализма, когда наследуемая собственность оставалась основой хозяйственного развития. Образование каждого акционерного общества с ограниченной ответственностью ещё зависело "от привилегии, которую правительство жалует по своему усмотрению".

К. Марксу и Ф. Энгельсу удалось обнаружить вполне отчётливые тенденции, позволяющие считать акционерное дело "результатом высшего развития капиталистического производства", "которое является упразднением капиталистической частной промышленности на основе самой капиталистической системы". Однако прозорливость классиков марксизма в деле определения перспектив коммунистических преобразований не была подкреплена политической дальновидностью - для разрешения противоречия между общественным характером производства и частной (частнокапиталистической) формой присвоения результатов производства была выбрана слишком тесная, национально-государственная, платформа. Марксистская идеология предполагала, что акционерный капитал не только может, но и должен быть втиснут в прокрустово ложе современного государства: "когда средства производства или сообщения действительно перерастут управление акционерных обществ, когда их огосударствление станет экономически неизбежным, только тогда - даже если его совершит современное государство - оно будет экономическим прогрессом, новым шагом по пути к тому, чтобы само общество взяло в свое владение все производительные силы".

Анализ политической составляющей марксизма заслуживает особого внимания, поскольку политические устремления основоположников марксизма, опирающихся на доступный им институциональный инструментарий, противоречили некоторым ключевым социально-философским положениям, обоснованным в их же произведениях.

1.3 Политическая составляющая марксизма и её большевистская интерпретация

Интерес К. Маркса к развитию акционерных предприятий не мог отвести его от убеждённости в том, что государства, находящиеся в 19 веке на позиции доминирующих социальных институтов, являются единственной регулятивной надстройкой, захват которой пролетариатом позволит совершить необходимые революционные преобразования по всему миру. Для осуществления всемирных коммунистических преобразований капиталистического строя с помощью государственного аппарата, по логике К. Маркса, требовалось лишь предварительное изменение буржуазной сущности национального государства. Такая логика была отчасти оправдана тем, что в середине 19 века сообщества предпринимателей, объединяемых акционерным капиталом, ещё не вышли за рамки пространства, контролируемого старыми институциональными формами, вершиной развития которых выступало государство. Ни акционерный капитал, ни образуемые им формы трудовой кооперации, не достигли ещё того "всемирно-исторического масштаба", который позволял бы аргументировано говорить об "объединении пролетариев всех стран" на какой-либо иной институциональной платформе, кроме государственной.

Основоположники марксизма считали, что государство самоупразднится, "заснёт" в ходе самопроизвольного "одноактного" "разрешения конфликта между пролетариатом и буржуазией": "первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества - взятие во владение средств производства от имени общества, - является в то же время последним самостоятельным актом его как государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за другой излишним и само собой засыпает. На место управления лицами становится управление вещами и руководство производственными процессами. Государство не "отменяется", оно отмирает".

Для того чтобы изменение буржуазной сущности национального государства стало возможным, пролетарская революция должна была произойти во всех промышленно развитых странах одновременно. По замыслу К. Маркса реализацию такой возможности мог обеспечить специально созданный интернациональный штаб, координирующий и синхронизирующий работу национальных пролетарских вождей, подготавливающих мировую революцию. В сентябре 1864 года К. Маркс приступил к воплощению своего масштабного замысла, став руководителем Первого Интернационала (Международного товарищества рабочих).

Многие члены Интернационала весьма скептически отнеслись к тому, чтобы "использовать государственный механизм для установления социализма" - не каждый мог уверовать в то, что после захвата государственной власти придётся недолго ждать, когда государство "само собой заснёт" и "отомрёт". Настораживал и тот факт, что никто из Международного товарищества рабочих, включая К. Маркса, не имел даже отдалённого представления о том, как именно "вожди пролетарской революции", разом очистят все национальные государства от пороков капитализма. Сторонникам К. Маркса казалось достаточным исходить из того, "что всякое политическое действие пролетариата блокируется администрацией, рекрутированной из среды буржуазии. Администрация, согласно взглядам марксистов, носит классовый характер, и решением проблем должна быть демократизация её состава".

О формах и процедурах очистки национального государства от "буржуазной скверны", К. Маркс не задумывался, рассчитывая на то, что после революционно-пролетарского захвата государственной власти "признанными представителями рабочего класса" на все организационные вопросы ответит "живое творчество масс". По этому поводу В. И. Ленин в своей работе "Государство и революция" отмечает, что после 1851г., когда К. Маркс пришёл к выводу о необходимости слома старой государственной машины, он, вплоть до 1871г., оставлял открытым вопрос о том, чем заменить разбитую буржуазную государственную машину. Ответа на этот вопрос Маркс ждал от опыта массового движения пролетариата.

После того как в 1871 г., в обстановке социальных потрясений, вызванных проигранной войной с Пруссией, рабочие французской столицы установили в ней свою власть, они действительно приобрели кое-какой опыт. Этот опыт, накопленный за десять недель существования Парижской Коммуны, сводился к необоснованным попыткам организовать полную выборность и сменяемость всех должностных лиц, всех без исключения чиновников, ограничивая при этом их плату за общественную службу заработной платой среднего рабочего.

Впоследствии Маркс и его последователи часто апеллировали к десятинедельному опыту Парижской Коммуны, фактически придавая ему сакральный смысл и связывая возможность свершения мировой коммунистической революции с захватом государственной власти, однако для лидеров Международного Товарищества Рабочих такие апелляции не были убедительными настолько, чтобы и далее продолжать революционную деятельность совместно. "Вследствие нетерпеливого желания Маркса увенчать организованный социализм своей собственной программой, - пишет анархистский историк М. Неттлау, - и в силу того, что война 1870-1871 годов вызвала раздоры среди народов Европы и привела к обострению социальной борьбы во время Парижской Коммуны 1871 года, с её славным подъёмом и жестоким уничтожением, - при всех этих условиях раскол социалистического фронта в 1864-1869 годах был ускорен, и полное разделение на два фланга последовало в 1872 году".

Вопреки практической несостоятельности проекта Первого Интернационала, масштабность замысла К. Маркса вдохновила его многочисленных последователей, считавших, что этот опыт "заложил фундамент международной организации рабочих для подготовки их революционного натиска на капитал".

Руководствуясь политической логикой К. Маркса, большевики предпочитали не замечать разницы между капиталом, полученным в наследство, и акционерным капиталом. Установив в Российской Империи авторитарную власть, большевики с огромным энтузиазмом "чистили государство от буржуазной скверны". Мелкая национальная буржуазия, хозяйствующая на основе унаследованного капитала, причислялась к источникам "скверны" с не меньшим энтузиазмом, чем "хозяева" монополизированного акционерного капитала. Сам факт частного владения средствами производства, вне зависимости от того, как это владение возникало и как оно осуществлялось, представлялся большевистской власти источником кризисов и капиталистического "загнивания". Поэтому под нажимом пропагандистских и репрессивно-карательных органов советского государства частная собственность была уничтожена.

Философия большевизма шла вразрез с основными принципами исторического материализма. Согласно этим принципам, впервые обоснованным К. Марксом, революционные преобразования капиталистического строя с помощью буржуазного государства были возможны ровно настолько, насколько возможным было, например, предводителю крупного восстания рабов, захватившего императорский трон, с помощью императорской власти и патримониальной бюрократии осуществить провозглашённую им замену рабовладельческого строя капиталистическим.

Кардинально расходились большевики и с основными положениями марксистско-гегелевской диалектики. Установление государственной диктатуры пролетариата, позволившее осуществить "взятие во владение средств производства от имени общества", не имело, ничего общего с таким диалектическим понятием как снятие частной собственности. Вместо снятия (исторического упразднения) частной собственности в России произошло законодательное запрещение всех её форм. Запрещена была не только та частная собственность, которая развивалась на базе акционерного капитала (перевод этой формы собственности под юрисдикцию государства ещё можно было принять за попытку разрешить основное противоречие капитализма); запрещена была и та частная собственность, которая развивалась на основе наследуемого имущества. Кстати, ещё одним логическим "кульбитом" большевистской власти в сторону от марксистско-гегелевской диалектики стало сохранение в советском законодательстве права наследования, исчезновение которого, по идее К. Маркса, должно было стать "естественным результатом того социального переустройства, которое упразднит частную собственность на средства производства".

Несмотря на расхождение большевистских принципов с принципами исторического материализма и диалектической логики, большевистский волюнтаризм всё же вполне соответствовал политическому кредо К. Маркса и его представлениям о государстве как о нейтральном механизме управления, функционирующем примерно так же просто, как современная почта. Постулировав, вслед за К.Марксом, слом старой буржуазной государственной машины и её замену новой - социалистической, большевики "пытались реализовать теоретический постулат о "нейтральности" административной власти. При этом предполагалось, что именно это её качество даёт возможность быстрого переустройства на основе новой "политической формулы". Однако история со зловещей иронией доказала, что "намерения административного персонала, набранного из народной и пролетарской среды, меняются сразу же, как только ему предоставляется хоть немного власти; он становится таким же, если не более, формальным и бюрократическим, как и персонал, рекрутированный из любой другой среды. ... Нельзя ожидать абсолютно никаких изменений в бюрократическом государстве в результате изменений персонала. Персонал абсорбируется машиной и преобразуется структурой, в которую он входит". "Результатом многолетней борьбы с бюрократизмом в новой Советской России стало подлинное торжество бюрократии и построение крепкого бюрократического государства".

Общее соответствие политики большевиков политическому кредо К. Маркса оправдывало в дальнейшем значительную часть смысловых искажений всего теоретического наследия основоположников марксизма - марксизм, подвергнутый соответствующим интерпретациям сначала в русле ленинизма, затем в русле сталинизма, со временем становился всё более бюрократизированным, и легко приспособлялся к политике всякого национального государства. При этом уровень промышленного развития страны в расчёт можно было не принимать.

В эпоху И.В. Сталина марксизм был выхолощен до самого своего основания. Свидетельством этого стало то, что идея мировой революции окончательно утратила статус главной практической задачи. В "марксистской" литературе сталинской и послесталинской эпохи мало, неохотно и невнятно говорилось о том, что "освобождение труда - не местная и не национальная проблема, а социальная, охватывающая все страны, в которых существует современное общество". Мировая пролетарская революция трактовалась советскими "коммунистами" как длительный многоэтапный процесс, в ходе которого социалистическая идеология составит общую для всех духовную основу и на базе русского языка произойдёт синтез культур, сложится единая "социалистическая" культура и "новая историческая общность - советский народ". Такая трактовка позволяла оправдать империалистические принципы построения государства, ставшего самоцелью.

Россия стала первой жертвой пагубного исторического парадокса - несмотря на декларируемую приверженность принципу детерминации общественного сознания общественным бытием, изменение политической составляющей общественной системы Российской Империи стало происходить раньше, чем были созданы предпосылки смены характера других сторон общественных отношений. Государство, - этот главный институт, поддерживающий право наследования и прочие патриархально-местнические устои, ставшие в эпоху индустриализации препятствием для инновационного развития производительных сил, - было опрометчиво использовано в качестве главного инструмента пролетарской мировой революции.

Ни Маркс, ни его большевистские последователи не могли представить, что организационной опорой коммунистического строя должна стать крупная корпорация, а вовсе не государство. Более того, несмотря на институциональное бессилие национального государства, отчётливо проявившееся во всём мире к началу 1990-х годов, надёжность и эффективность организующей мощи государства в деле революционного преобразования капиталистического строя до сих пор не подвергаются ни малейшему сомнению.

Для составления истинного представления о надёжности и эффективности государствоцентристского разрешения основного капиталистического противоречия между общественным характером производства и частной (частнокапиталистической) формой присвоения результатов производства уместно сопоставить советское государство с крупным акционерным обществом открытого типа. В таком сопоставлении советское государство представляется скорее не открытым, а закрытым акционерным обществом, в котором распорядители "акционерного" капитала - государственные чиновники - насильственно ограничивают "акционеров" в их возможностях распространять информацию, передвигаться за границу определённой территории, а также самостоятельно, на свой страх и риск, управлять своей собственностью. Для столь специфичного акционерного предприятия, каким оказался Советский Союз, законодательное запрещение всех форм частной собственности как основы свободного предпринимательства стало необходимым прикрытием изначальной абсурдности ограничений, создающих положение, в котором "хвост виляет собакой".

Практика "социалистического" хозяйствования, основанная на уничтожении большевистской "советской" властью частной собственности и свободы предпринимательства как исторически сложившихся источников инноваций, была подкреплена культивированием псевдорелигиозного фанатизма и усилением репрессивно-карательных функций "социалистического" госаппарата. В этих условиях чиновники Госплана и Госснаба, выступавшие в роли распорядителей общественного капитала, не были заинтересованы в поддержании инноваций. Они всячески старались оградить себя от риска и сопряжённых с ним ошибок, которые могли быть приравнены к вредительству, предпочитая ориентировать развитие страны на наиболее удачные и прошедшие апробацию технологические решения Запада.

Выбранный пролетарским чиновничеством догоняющий тип развития приводил к безнадёжному запаздыванию в воспроизводстве отраслевого баланса передовых капиталистических хозяйств. Надежды на преодоление запаздывания не было. В капиталистической экономике, развивающейся с опорой на открытые акционерные предприятия, происходило постоянное (хоть и стихийно-кризисное) обновление основных фондов. В советской же экономике, развивающейся с опорой на государственные предприятия, основные фонды в структуре индустриального способа производства создавались единовременно, как правило, на базе той или иной импортной инновационной технологии, волевым решением государственного чиновника, и затем амортизировались в течение 10-50 лет до полного износа. В это время технология практически не обновлялась и существенная часть перспективных научно-инженерных замыслов оставалась невостребованной. Буржуазный мир развивался с постоянно возрастающим опережением "социалистического лагеря" в области инновационных технологий, в то время как "социалистическая" экономика порождала в своём отставании всё больше бесполезного, низкоквалифицированного, непроизводительного труда, обостряя хронический дефицит товаров и услуг, доступных западному потребителю.

Руководители "социалистической" экономики, не имеющие юридического права на частное владение средствами производства, по характеру своей деятельности были ничем не лучше буржуазных "промышленных королей, власть которых находится в обратном отношении к их ответственности". По влиянию же результатов своей деятельности на личность, общество, экосистему "социалистические" распорядители "акционерного" ("народного") капитала зачастую были, пожалуй, даже хуже. "Крупная промышленность, освобождённая от оков частной собственности", оказалась в оковах чиновничьего произвола, массовой безынициативности и тотальной бесхозяйственности, и, находясь в этих оковах, "социалистические" директора государственных предприятий воспроизводили основное противоречие капитализма в масштабах не меньших, чем "буржуазные" менеджеры крупных акционерных предприятий.

Буржуазные отношения, которые ещё во времена К. Маркса "стали слишком узкими, чтобы вместить созданное ими богатство", так и не перешли на более высокую стадию своего развития. "Пробуждающееся понимание того, что существующие общественные установления неразумны и несправедливы" так и осталось законсервированным в стадии частичного пробуждения. Причиной тому во многом стала "великая октябрьская социалистическая революция" 1917 года. Знаменательное историческое событие, превратившее Российскую Империю в своеобразное автаркическое акционерное общество, надолго отодвинуло осуществление возможности глобального революционного изменения буржуазной контрольно-регулятивной системы. Иными словами, мировую революцию остановила большевистская контрреволюция, воплощённая в деспотическом режиме, описываемом одним из главных героев "Великого Октября" понятием "бюрократического абсолютизма" и установившемся с конца 20-х годов на огромной территории под названием "Союз Советских Социалистических Республик".

Набрав силу и жестоко искореняя "буржуазные пережитки" в границах отдельно взятой страны этот контрреволюционный псевдосоциалистический режим стал преподносить себя как самую прогрессивную в мире модель общественного развития. Прогрессивность государственно-социалистического режима усматривалась его апологетами в том, что источаемая режимом идеология консолидировала мировое рабочее движение, придавая максимальную эффективность парламентским формам классовой борьбы - борьбы против эксплуатации труда капиталом. Действительно, следует признать, что в условиях блокового противостояния капитализма и псевдосоциализма "капиталу, страдавшему от злоупотреблений свободой, которая сделала возможным его появление, пришлось заняться своей дисциплиной. Создавались картели, трасты, синдикаты производителей, а государства, сознавая, что нельзя оставлять работодателей и работников наедине с анархией, разработали социальное законодательство". Идеологическая мобилизация капитализма, провоцируемая руководителями "социалистических" государств, удерживала эффективность буржуазных "общественных установлений" на предельно высоком для них уровне. В условиях частной собственности, политического плюрализма, свободы слова, буржуазия не могла полностью закрыться от общественной критики, инициируемой большевистскими пропагандистами, и должна была, страшась передачи всего капитала нации в распоряжение государственных чиновников, постоянно совершенствовать свои навыки в деле регулирования хозяйственной жизни.

По сути, "советские" управляющие общественным (народным) капиталом отличались от своих буржуазных коллег, управляющих общественным (акционерным) капиталом, только тем, что в условиях запрета частной собственности выполняли свою работу на правах лиц, имеющих возможность легально применять насилие. Буржуазные распорядители акционерного капитала не имели такой соблазнительной, и одновременно такой развращающей, возможности. Они не могли безнаказанно терроризировать своих акционеров так, как это делалось в отношении "советских" граждан, а потому вынуждены были совершенствовать свои управленческие навыки интенсивнее, чем это делали их "советские" коллеги.

1.4 Институциональное удушение революционной энергии рабочего класса

Рабочему движению "социалистических" стран, вооружённому государствоцентристскими идеями, не удалось ни на шаг приблизиться к разрешению главного противоречия капитализма. Более того, ложная, основанная на концепции национализации капитала, перспектива коммунистических преобразований, намеченная "советскими" идеологами, до конца 80-х годов 20 века сдерживала "интернациональный характер капиталистического режима". Всё это время контрреволюционный псевдосоциалистический режим был не только инструментом укрепления капиталистического строя, но и главным инструментом удушения революционной энергии рабочих всего мира. "Ленинизм сковал разум многих более или менее честных революционеров, которые с его помощью надеялись добиться успеха. Считая себя "авангардом" и обладателями "сознания" (в то время как они владели всего лишь ложными теориями), они судорожно боролись за слияние двух метафизических монстров - "лишённого теории" "стихийного рабочего движения" и нематериального "социалистического сознания"".

Контрреволюционное удушение революционной энергии рабочего класса было начато почти сразу же после прихода к власти большевиков, которые надругавшись над общиной как полноправным субъектом управления, цинично назвали свою власть "советской".

Справедливости ради следует отметить, что на заре своего полновластия большевики демонстрировали свою исключительную лояльность идее о том, что именно община должна стать "краеугольным камнем" социалистических преобразований. Учитывая специфику крестьянской России, они формировали своё политическое кредо с опорой на хозяйственную общину как на основную социальную ячейку, способную к устойчиво-прогрессивному саморазвитию. Этому способствовали и некоторые идеи марксизма, выбранного большевиками в качестве теоретического инструментария, указывавшие на то, что община при определённых обстоятельствах может стать главным элементом возрождения русского общества и "элементом превосходства над странами, которые находятся под ярмом капиталистического строя". К. Маркс в своих письмах революционно настроенным русским социалистам делал упор на том, что революция в России нужна только для того, чтобы русская община смогла обеспечить своё естественное развитие, освободившись от чуждого ей бюрократического начала.

Вот как, на взгляд Маркса, в середине XIX века выглядели требующие революционных преобразований условия, созданные русской общине царским государственно-бюрократическим аппаратом: "С самого, так называемого, освобождения крестьян русская община поставлена была государством в ненормальные экономические условия, и с тех пор оно не переставало угнетать её с помощью сосредоточенных в его руках общественных сил. Обессиленная его фискальными вымогательствами, оказавшаяся беспомощной, она стала объектом эксплуатации со стороны торговца, помещика, ростовщика. Это угнетение извне обострило уже происходившую внутри общины борьбу интересов и ускорило развитие в ней элементов разложения. Но и это ещё не всё. За счёт крестьянских общин государство выпестовало те наросты западной капиталистической системы, которые, нисколько не развивая производственных возможностей общинного хозяйства, особенно способствуют более лёгкому и быстрому расхищению его плодов непроизводительными посредниками...И в то время как обескровливают и терзают общину, ... литературные лакеи "новых столпов общества" иронически указывают на нанесённые ей раны, как на симптомы её естественной и неоспоримой дряхлости, и уверяют, что она умирает естественной смертью, и что сократить её агонию было бы добрым делом".

Политическое кредо большевиков позволило им легитимировать свои притязания на государственную власть в стране, где "после революции 1917г. сельская община объединяла более 90% крестьян". Для осуществления своих притязаний надо было лишь заверить массы в том, что сразу после захвата власти большевиками состоится её полная, повсеместная и незамедлительная передача в руки Советов.

Советская власть была мечтой народа об истинно русской демократии, апробированной на протяжении столетий в низах, на уровне сельских общин и "работных" артелей, и большевики, надо отдать им должное, основывали все свои заверения на совершенно искренней вере в эту мечту. Об этом говорят и первые декреты советской власти: "Право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду либо в залог, ни каким-либо другим способом отчуждаема. Вся земля... отчуждается безвозмездно, обращается во всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней. ... Все недра земли: руда, нефть, уголь, соль и т.д., а также леса и воды, имеющие общегосударственное значение, переходят в исключительное пользование государства. Все мелкие озера, леса и пр. переходят в пользование общин при условии заведования ими местными органами самоуправления".

Однако советская власть вскоре приняла очертания, далёкие от народного идеала. Советские теоретики под влиянием государственной идеологии "не обратились к сельской общине как к социальной общности, являвшейся гарантом воспроизводства мелкого крестьянского хозяйства. Их внимание целиком было поглощено вертикальной интеграцией, обеспечивавшей включение мелкого крестьянского хозяйства в индустриальную экономику". "С позиций огосударствленной системы колхозная кооперация, наряду с прочими негосударственными экономическими формами, всегда оставалась "незрелой", "непоследовательной" и т. п.".

Народный идеал, таким образом, не совпал с реальностью, которая была навязана самодовлеющим государством. Советская власть, при которой общины должны были стать полноправными субъектами управления общенародным хозяйством, подверглась тотальному государственно-бюрократическому уничтожению. Уже на 1-ом Всероссийском съезде профсоюзов (7-14 января 1918 года) было решено превратить все выборные органы рабочих и служащих, объединённые системой фабрично-заводских комитетов, в низовые структуры огосударствляемых профсоюзов. Вслед за этим, спустя всего несколько дней (22-28 января 1918 года), 6-я городская конференция ФЗК Петрограда выступила с инициативой роспуска ЦС ФЗК. Тогда же, сначала в Петросовете, а потом и по всей стране, стал запрещаться отзыв рабочими своих делегатов. В короткое время "пролетарским" государством были раздавлены все ростки рабочего самоуправления, пробившиеся во время русской революции 1905-1907гг.

Массовое недовольство в среде рабочих и крестьян, вызванное действиями новых распорядителей общественным (в масштабе нации) капиталом, жестоко подавлялось с помощью органов внесудебной расправы и карательных войск. Волна восстаний и мятежей против контрреволюционных действий большевистских лидеров, стремящихся установить монополию на политическую власть в России, была окончательно остановлена 18 марта 1921 года, как раз в годовщину провозглашения Парижской Коммуны. В этот день, по решению Десятого съезда РКП(б), был наконец захвачен залитый кровью Кронштадт, отчаянно выступивший против большевистской партийно-государственной монополии, которая за три революционных года успела уничтожить свободно избранные советы трудящихся и предать идеалы мировой социалистической революции.

На том же Десятом съезде РКП(б), для того, чтобы сбить накал недовольства большевистскими методами руководства, было объявлено о начале Новой экономической политики. Период НЭПа был использован как короткая передышка для того, чтобы партийно-государственная номенклатура "советского" государства могла со свежими силами приступить к установлению такого режима, при котором никто бы более не посмел отстаивать идею о том, что Советы должны иметь право распоряжаться всем общественным капиталом в интернациональных интересах всего общества. Австрийский мыслитель В. Райх не без оснований оценивал большевистские преобразования как прямой путь не к коммунизму, а к фашизму:

"На промышленных предприятиях первоначальная тройственная дирекция и демократические консультанты по экономическим и производственным вопросам были заменены на авторитарное "ответственное" руководство; первые попытки ввести в школах систему самоуправления (план Дальтона) потерпели неудачу - в системе образования были вновь приняты старые авторитарные правила; в армии первоначальная демократическая офицерская система была заменена на неподвижную иерархию званий. Таким образом к 1935 году (году принятия "самой демократичной в мире" конституции) в области человеческих отношений на фоне разочарования и своего рода "житейской мудрости" распространились подозрительность, цинизм, приспособленчество и слепое повиновение любым властям, что уже никак не сочеталось со стремлением к серьёзным социальным целям".

После того, как основные принципы советского управления (принцип ступенчатости выборов через трудовые коллективы, сменяемости делегатов и т.д.) окончательно утратили свою действенность, задача "уничтожения непроизводительной и вредоносной работы государственных паразитов" стала для государственно организованного пролетариата непосильной. Зато руководству СССР в ходе такой "непроизводительной и вредоносной работы" удалось на несколько десятилетий удержать "с неудержимой силой прорывающееся наружу противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением", не дав главному капиталистическому противоречию разрешиться мировой социалистической революцией. Революционная энергия трудящихся всего мира была скована политизированным и выхолощенным марксизмом. Целью коммунистических преобразований выставлялся отныне не надлежащий контроль над распорядителями акционерного капитала со стороны работников-акционеров и прочих возможных "ссудодателей", а перевод крупных предприятий (не только акционерных (частно-групповых), но и унаследованных (частно-индивидуальных)) в монопольное ведение государственных чиновников, имеющих возможность легального применения насилия.

С точки зрения перспектив разрешения основного противоречия капитализма "социалистическая" экономика не имела существенных отличий от экономики буржуазной. Псевдосоциалистическая экономическая система развивалась в том же направлении, которого придерживался в странах Запада акционерный капитал, образующий в процессе своего укрупнения и монополизации новые социальные структуры технократического и бюрократического типа. По словам Ж. Барро, "ленинизм, вырванный из своего первоначального контекста, выступил всего лишь средством подчинения масс, идеологией, узаконивающей бюрократию и сохраняющей капитализм: его осуществление было исторически необходимым для развития новых социальных структур, которые, в свою очередь, исторически необходимы для развития капитала. Когда капитализм распространился на всю планету и установил над ней своё господство, условия для революции созрели. Дни ленинистской идеологии были сочтены".

Активная пропаганда "ленинистской" модели общественных преобразований была полезна в той своей части, которая оказывала дисциплинирующее воздействие на развитие индивидуализированного капитализма старого, классического образца, удерживая "капиталистический дух" индивидуальных предпринимателей в жёстких дисциплинарных рамках государства. Однако пользы от такой дисциплины было тем меньше, чем больше буржуазное государство отрывалось от живых семейно-общественных связей, и чем больше оно ориентировалось на обслуживание гигантских индустриальных комплексов, которые функционировали в режиме "бюрократистической" централизации, подпитываясь монополизированным акционерным капиталом.

Ленинистская идеология становилась всё более бесполезной и бессмысленной в условиях "бюрократистической" централизации, производной от "огромной величины хозяйственных тел, делающей невозможным непосредственно личное наблюдение". "Советские" пропагандисты старались не замечать, что и без их активного участия "капиталистический дух" обречён на то, чтобы в скором времени иссякнуть под давлением "картелей, во главе которых стоят не предприниматели, а чиновники", и что бороться надо как раз против этого опасного давления. В этой связи они ничего не предпринимали против "вступившей в действие силы, которая вызывает к жизни чрезмерную, прямо расточительную массу крупных предприятий в форме акционерных обществ". Коммунистическая партия и советские профсоюзы защищали работника от и так слабого "капиталиста", и никоим образом не защищали его от растущей армии государственных чиновников и "промышленных королей", безответственно распоряжающихся капиталом общества.

До определённого времени, - писал задолго до развала СССР влиятельный американский экономист Д. Гэлбрейт, размышляя о разнице между социалистами и капиталистами, - было принято не принимать в расчёт того, что "капиталисты, эти извечные враги социалистов, также оказываются отстранёнными от власти. Большинство социалистов продолжало рассуждать по старинке, не считаясь с реальностью. Они не видели либо не хотели признать, что капиталисты точно так же отстранены от власти. Капитализм, мол, остаётся капитализмом. Но нарастала озабоченность по поводу того, как мало изменений приносит национализация отрасли. ... Независимо от того, идёт ли речь о государственной или о частной собственности, техноструктура обладает сходными полномочиями и использует одинаковые групповые методы для принятия решений. Не удивительно поэтому, что она во многом схожа".

Сила, отстранившая от власти "социалистов" вместе с "капиталистами", сосредоточившаяся в "экономических формах очиновниченного хозяйства" (Г. Бенте) и приобретшая вид "организованной бесхозяйственности" (он же), была хорошо известна большевистским лидерам, ведь ею были воплощены в реальность все "социалистические" предприятия. Хорошо известно было и то, что действие этой силы могло быть намного опаснее действий частного предпринимателя, пытающегося посредством эксплуатации наёмного труда компенсировать праздное расточение унаследованного им капитала. Опасность этой новой силы, возрастающей по мере того, как происходило "обезличение предприятия (акционерная форма, большая свобода перемещения капитала через куплю-продажу акций, отделение предприятия от лица, допускающее возможность известной рациональной децентрализации)", ясно характеризует приводимый далее отрывок из статьи "любимца всей партии" Н.И. Бухарина. Этот отрывок отчётливо указывает также на отсутствие принципиальной разницы между государственным социализмом и коллективно-хозяйственным капитализмом, а значит и на бессмысленность "советской" пропаганды, направленной на критику последнего.

"Борьба против "капиталистов", как владельцев капитала становится бессмысленной в той мере, в какой капитал становится составной частью обезличенного совокупного аппарата, а доход капиталиста в огромнейшей своей части вновь инвестируется. Ибо тогда народно-хозяйственное значение заключается в том, как производительно применять капитал; благодаря этому частное владение и общественное владение становится на одинаковую ступень. Под флагом обоих титулов владения возможно как хозяйственное, так и бесхозяйственное применение: в этом отношения правовое регулирование не даёт никому привилегии. В целом вредное с народно-хозяйственной точки зрения расточение, которое может производить капиталист благодаря своему личному потреблению, - как бы он ни стремился к наслаждениям и какому бы мотовству ни предавался - во всяком случае, почти совершенно не идёт в счёт по сравнению с тем расточительством, которое ежедневно производится самыми честными, самыми добросовестными, но поставленными не на то место чиновниками и хозяйственниками, которые сами бесхозяйственно работают и заставляют так же бесхозяйственно работать других. Таким образом классовая борьба - это "малость" по сравнению с борьбой против расточительности и бесхозяйственности". В обществе, где "обезличенный совокупный аппарат" направляет огромные концентрированные потоки инвестиций без согласования с разрозненной совокупностью безответственных, не связанных друг с другом собственников-акционеров "именно защита субъекта, в его личности и в его культуре, против логики аппаратов и рынков, заменяет идею классовой борьбы".

По мере глобализации экономики и институционализации корпоративного управления идеологическое противостояние "социалистов" и "капиталистов" теряло всякий смысл. "Когда в последние десятилетия прошлого столетия начали формироваться идеи демократического социализма, капиталист-предприниматель ещё пользовался властью. Фирмы были ещё очень малы, а техника сравнительно простой, что позволяло капиталисту оказывать решающее воздействие в процессе принятия решений. Вера в то, что власть капиталиста может быть передана парламенту или ответственному перед ним чиновнику, не была полностью беспочвенной. Не вызывала сомнения и способность государственных органов лишить капиталиста его власти устанавливать цены и ставки заработной платы и права эксплуатировать потребителей и рабочих. Но беда демократического социализма - это одновременно и беда капиталистов. Как только последние лишаются возможности осуществлять контроль, демократический социализм перестает быть альтернативой. Сложная техника и планирование, а также связанный с этим рост масштабов деятельности, лишившие власти капиталиста-предпринимателя и передавшие её в руки техноструктуры, тем самым сделали контроль невозможным и для общества". Марксистско-ленинская идея применения государственного аппарата для осуществления коммунистических преобразований подверглась полной девальвации не столько из-за бесхозяйственности государственных чиновников, распоряжающихся общественным (народным) капиталом и трудом, сколько из-за естественноисторического разрушения государственного фундамента вследствие глобальной интеграции акционерного капитала.

Уже накануне Первой мировой войны акционерный капитал, освобождающийся от тесной для него оболочки суверенного государства-нации, стал приобретать в своём развитии новую институциональную оболочку, с неизбежностью упраздняющую как, буржуазные государства, попустительствующие развитию акционерного капитала, так и буржуазно-феодальные государства, провозгласившие себя "странами победившего социализма".

Для того чтобы новая институциональная оболочка, обеспечивающая внегосударственное, свободное развитие акционерного капитала, могла целиком и полностью растворить в себе прежнюю систему межгосударственного взаимодействия, практика акционерного финансирования должна была всего лишь выработать дополнительный (по отношению к промышленно-торговому векселю и возникшим в 17 веке фондовым биржам) инструмент инвестирования. Этот инструмент должен был позволить консолидировать инвестиции отдельных акционеров (разбросанных по всему миру и большей частью неискушённых в макроэкономических вопросах) и направлять консолидированные инвестиционные потоки на прямое кредитование предприятий, наиболее перспективных с точки зрения развития мирохозяйственной системы в целом. Подходящий для таких задач инструмент инвестирования появился на рубеже 19-20 веков, когда многонациональные депозитно-инвестиционные банки стали выпускать собственные акции для покупки акций предприятий. С этого времени каждый крупный банк-акционер "отнимает у биржи часть её функций и сам становится рынком для ценных бумаг", "всё более превращая биржу в своё зависимое орудие и по своему собственному усмотрению направляя её движение". "Благодаря скоплению больших капиталов в колоссальных акционерных банках, естественно, значительно расширился операционный базис, на который уже могло опираться создание новых предприятий".

"Появление новой техники банковского дела - "смешанных" депозитно-инвестиционных банков, работающих на основе долевого участия в капитале и управлении предприятиями новейших и базисных отраслей промышленности, дало толчок монополистической концентрации производства". Монополистическая концентрация производства позволила увеличить масштабы предпринимательских проектов, не обеспеченных наследуемым капиталом или его залоговой стоимостью, до транснационального (глобального) уровня. Бюрократические структуры банков и банковских синдикатов научились упорядочивать биржевые потоки, задавая единое направление поведению огромной массы акционеров, принимающих "самостоятельные" инвестиционные решения. Банковская бюрократия получила возможность не только контролировать биржевой хаос, но и моделировать его в целях извлечения огромных спекулятивных прибылей.

Если бы эти новые инвестиционные инструменты находились в руках акционеров, непосредственно вовлечённых в процесс производительного труда, нетрудовые доходы банковской бюрократии, участвующей в распоряжении акционерным капиталом, были бы невозможны. Однако формирование такой системы представительства, которая бы сделала возможным неотчуждаемый контроль со стороны акционеров-работников над всеми распорядителями акционерного капитала, представлялось более трудной задачей, чем национализация всех капиталов и удушение застаревше-государственной институциональной оболочкой всех частных экономических инициатив.

Новые формы управления сверхмобильным и сверхкрупным акционерным капиталом, не наполненные надлежащим контролем со стороны непосредственных участников производственного процесса, имели неоднозначное влияние на развитие мировой капиталистической системы. С одной стороны, всемирные акционерные банки, эффективно мобилизующие "праздную часть" общественного капитала для кредитования всё новых и новых акционерных предприятий, многократно увеличивали инновационный потенциал мирохозяйственной системы в целом, с другой - безответственная деятельность крупных акционерных банков, "власть которых над биржами увеличилась до чрезвычайности", порождала мощные стимулы к широкомасштабным финансово-биржевым спекуляциям, способствовала ещё большему наращиванию потенциала мировых кризисов перепроизводства, искажала ориентиры созидательного развития сообществ в рамках отдельных государств. Власть выборных национальных правительств стала целиком растворяться во власти банкиров и спекулянтов, которых никто не выбирал. Государства оказались перед фактом полной утраты ответственности за любые изменения, происходящие в национальных экономиках, растворённых в новой институциональной оболочке, и вынуждены были отказываться от своих прежних обязательств.

Следующим важным шагом в становлении надгосударственного институционального порядка, способствующего глобальной интеграции акционерного капитала, стало формирование системы частичных банковских резервов, сопровождающееся последовательным отказом от конвертируемости банкнот в золото (своеобразный аналог наследуемого имущества в производственно-хозяйственной деятельности). По словам К. Поланьи, "последний остаток традиционной мировой экономики исчез" когда "в инстинктивном порыве к освобождению Америка в 1933 г. отказалась от золотого стандарта. И хотя едва ли кто-нибудь понимал тогда истинный смысл этогособытия, история почти мгновенно изменила свой ход".

В апреле 1978 года вступили в силу Ямайские соглашения, предусматривающие окончательный юридический отказ всех национальных правительств от конвертируемости банкнот в золото (ямайская валютная система). Юридически закреплённый отказ национальных государств от долговых обязательств за последствия деятельности транснациональных бизнес-сообществ акционерного типа не только формально, но и фактически ликвидировал остатки прежних институциональных ограничений, сдерживающих опасно противоречивое развитие акционерного капитала. Контур развития акционерного капитала сложился в единое целое и стал охватывать полностью весь мир. Транснациональные сообщества предпринимателей, объединяющихся на основе акционерного капитала, окончательно подчинили своему институциональному влиянию все стороны общественной жизни, повсеместно сменяя буржуазное государство-нацию на посту доминирующего социального института (примерно так же как в своё время, при переходе от мануфактурного производства к фабричному, государство-нация повсеместно пришло на смену государству-городу и государству-церкви). "Страны утратили большую часть своего прежнего суверенитета, эпохе суверенных государств пришел конец, а отдельные страны превратились просто в "фикцию"".

После того как все государства сняли с себя остатки ответственности за деятельность более масштабных институтов и эпоха суверенных государств закончилась, пропагандистская деятельность апологетов государственно-социалистического режима утратила всякий смысл. Распространители идей марксизма-ленинизма не могли более поддерживать в сознании трудящихся всего мира (включая трудящихся "стран победившего социализма") привлекательность государствоцентристской доктрины коммунистических преобразований.

Включение "социалистического лагеря" в глобальный контур развития акционерного капитала вызвало деидеологизацию общественных сил, отстаивающих интересы наёмного труда. После окончания полувекового государственно-идеологического противостояния труда и капитала часть мирового сообщества, отчужденная от средств и результатов труда, оказалась идеологически безоружной перед капиталом, интегрированным в глобальные бизнес-структуры корпоративного типа (крупные акционерные банки и транснациональные корпорации). Хаос противоречий и ошибок, который десятилетиями искусственно сдерживался благодаря идейно-политическому противостоянию государственного капитализма и государственного псевдосоциализма, вырвался на либеральные просторы, ломая остатки цивилизованных норм и культурных ценностей.

С исчезновением главного идеологического оппонента буржуазные государства из субъекта регулирования мирового хозяйства превратились в объект манипулирования со стороны акционерных банков и корпораций, не обременённых идеологической инерцией. Гегемония мирового корпоративного капитала стала утверждаться как через контролируемые корпорациями международные институты, так и через идеологически дезориентированных представителей государственно-бюрократических структур.

1.5 Перспектива ужесточения мер государственного вмешательства в постгосударственную эпоху

В биполярном мире 30-х - 80-х годов 20 века буржуазная система государственного регулирования, сталкиваясь с критикой в свой адрес со стороны идеологов коммунизма, использовала весь свой потенциал для поддержания статуса полновластного организатора мирового хозяйства. Как только социалистический лагерь развалился, ознаменовав собой окончание периода идеологического противостояния, государственная бюрократия вышла из-под идеологического давления со стороны прогрессивных сил, верных коммунистическим идеалам, и, лишившись сбалансированных ценностных ориентиров, стала повсеместно утрачивать возможность регулирования мирохозяйственных процессов. Мир, освобождённый от "костных марксистско-ленинских догматов", был быстро переориентирован на ожидание самопроизвольного возникновения "порядка из хаоса". Новые ориентиры мирового развития стали задаваться транснациональными корпорациями и контролируемыми ими надгосударственными организациями (такими как Мировой банк реконструкции и развития, Международный валютный фонд и т.п.). Став непререкаемым оплотом неолиберализма и избавившись от всех прежних идеологических стеснений, эти учреждения стали открыто демонстрировать обескураженному человечеству свою истинную природу.

Одним из особо запоминающихся проявлений природы транснациональных корпораций в постсоветскую эпоху стало трагическое событие, названное шоком компании "Shell". Произошло оно 10 ноября 1995 года. В этот день по приказу нигерийского правительства казнили чернокожего писателя и правозащитника Кена Саро-Виву за то, что он посмел воспротивиться варварским действиям транснациональной корпорации "Shell", приступившей к промышленному освоению земель африканского народа Огони. Казни Кена Саро-Вивы и восьми его товарищей предшествовали систематические военные набеги на деревни народа Огони, организованные марионеточным режимом Нигерии в угоду "Shell". Этот геноцид против народа, оказавшегося на пути у транснациональной корпорации, унёс тысячи жизней и стал, наряду с казнью известного африканского правозащитника, неподсудным достоянием гласности.

Описанная трагедия скорее всего не вызвала бы столь широкой огласки, если бы всего несколькими месяцами ранее сотни телеканалов во всём мире не транслировали сюжет о том, как всё та же компания "Shell" струями воды из брандспойтов разгоняет активистов Гринпис, оккупировавших нефтяную платформу "Brent Spar" в Северной Атлантике, протестующих против планов "Shell" затопить её за ненадобностью и погубить всё живое на десятки километров вокруг. Некоторые злодеяния всего лишь одной известной корпорации стали объектом внимания широкой общественности ещё и потому, что "Shell" долгое время прославлялась PR-технологами и международными СМИ как "образцовый пример ответственности предпринимателя".

Имиджевый шок корпорации "Shell" нисколько не изменил её природу (в настоящее время, например, "Shell", при содействии российского "Газпрома", ведёт активную подготовку экологической катастрофы в рамках проекта "Сахалин-2"). Вместе с тем следует отметить, что отношение к неизменно-преступной природе корпораций со стороны цивилизованной общественности стало меняться. Многомиллиардные преступные инвестиции, осуществляемые "преуспевающими" корпорациями, перестали однозначно восприниматься как необходимая дань научно-техническому прогрессу и стали возможны лишь в "серых" зонах, закрытых от гласности и общественного контроля.

События, подобные описанным, становясь достоянием гласности, обнажают верхушку айсберга, именуемого преступлениями транснациональных корпораций. Геноцид, насилие, отмывание денег, кража интеллектуальной собственности, истощение естественного капитала планеты через сведение лесов, рыбных запасов и минеральных залежей, загрязнение биосферы ядовитыми химикатами, распространение рака и прочих смертельных эпидемий, агрессивный маркетинг, ложные банкротства, мошеннические проникновения в легальный бизнес, коррупция и подкуп общественных и партийных деятелей - все эти и многие другие преступления прочно вошли в повседневную практику транснациональных корпораций. Информация об этих преступлениях зачастую успешно скрывается за приторно-сладкими декларациями миссий и ценностей, составляющих, вкупе с заведомо невыполнимыми обещаниями, арсенал корпоративных PR-технологов. Однако даже той малой части информации о корпоративных злодеяниях, которую прогрессивной общественности удалось придать огласке, оказалось достаточно для формирования к середине 90-х годов устойчивых антикорпоративных настроений.

Резонатором, усилившим реакцию общественности на многочисленные корпоративные преступления, стал мировой финансовый кризис 1997-1999 годов. Кризис, обрушивший экономики стран Азии и Южной Америки, окончательно прояснил цели антиглобалистского движения, выступающего против подчинения политической власти транснациональному капиталу. На международной встрече антиглобалистов в Париже (июнь 1999 г.) и на Первом Всемирном социальном форуме в Порту-Алегри в Бразилии (январь 2001 г.) "прозвучал призыв ко всем прогрессивным силам мира объединить свои усилия в рамках Международного движения за демократический контроль над финансовыми рынками и их учреждениями".

В последующие несколько лет, благодаря активности лидеров антиглобализма, поддерживаемой стараниями журналистов, этот призыв разнёсся по планете многочисленным эхом. После выхода в свет книги Н. Кляйн "No Logo", побившей все мыслимые рекорды продаж и с лёгкой руки The New York Times наречённой "евангелием антикорпоративного движения", в журналистской среде стало хорошим тоном не только информировать аудиторию о корпоративных преступлениях, но и предлагать различные меры их профилактики. Однако, информация о корпоративных злодеяниях, для более яркого эффекта, часто интерпретировалась не с классовых позиций, а с позиций антигосударственных заговоров. В этой связи смысл журналистских предложений сводился к тому, что государство должно усилить свои карательно-репрессивные функции и защитить свою территорию от разоблачённых "злодеев" - американцев, масонов, финансовых спекулянтов, банкиров, корпоратократию, сионистов и т.д.

Требования к ужесточению мер государственного вмешательства стали особенно настойчивыми после того, как, осознав себя организованной силой, антиглобалисты, на рубеже 20-21 веков, всколыхнули целую волну корпоративных разоблачений, прокатившуюся по всему миру. Серия корпоративных банкротств в Германии, многомиллионные злоупотребления и кризис крупнейших японских банков, громкие корпоративные скандалы во Франции, в Италии, корпоративная вакханалия, охватившая развивающиеся страны и страны бывшего соцлагеря - всё это повлекло за собой тысячи судебных разбирательств, в ходе которых руководителей крупнейших ТНК стали привлекать к уголовной ответственности.

Особому давлению общественности подверглись власти США, оказавшиеся вынужденными направить свою регулятивную мощь на предотвращение преступлений, подобных тем, что были организованы руководителями Enron, WorldCom, Adelphia, Qwest, Global-Crossing и других корпораций, воспринимавшихся до своих разоблачений символами мирового технологического прогресса и эталонами деловой культуры.

Статус мирового лидера и давление общественности обязали американское правительство начать масштабные реформы в противовес действиям неолиберальных транснациональных сил, заняв государственный аванпост на страже справедливого и рационального миропорядка. В числе прочих правительственных мер, в июле 2002 года президентом США Дж. Бушем была создана "Оперативная группа по борьбе с корпоративным мошенничеством" и подписан знаменитый Закон Сарбейнса-Оксли (Sarbanes-Oxley Act, SOX), который был призван повысить степень ответственности руководства компаний за порядок и качество балансовой отчетности, и который должен был стать, по словам одного из его авторов, мировым "золотым стандартом" корпоративного управления и прозрачности. Этот закон расширял права государственного контроля над осуществлением корпоративного аудита и предоставлял дополнительные полномочия регулирующим ведомствам федерального уровня.

Корпорации, связанные с американским рынком ценных бумаг, должны были привести всю свою отчётность в соответствие с требованиями SOX, потратив существенные средства на оптимизацию своего документооборота. По результатам исследований, "издержки выхода на биржу после принятия закона SOX составляли около $2 млн. для небольших эмитентов (выборка S&P SmallCap, средняя капитализация - $750 млн.), и около $10 млн. для компаний из S&P 500 (со средней капитализацией в $24 млрд.)". Эти деньги, кроме оплаты аудиторских услуг, шли в основном на услуги IT-специалистов, оптимизирующих документооборот посредством самых передовых информационных технологий. Вынужденные инвестиции в автоматизацию документооборота не только увеличивали транспарентность транснациональных корпораций, повышая доверие внешних инвесторов, но и могли привести к значительным выгодам от сокращения чрезмерных административно-канцелярских издержек.

Подобные примеры правительственных действий США могли бы обнадёжить сторонников идеи усиления государственной опеки за развитием акционерного капитала, если бы действия правительства США против правонарушителей, распоряжающихся акционерным капиталом, получили поддержку правительств других стран. Однако правительства национальных государств никогда не решились бы на то, чтобы их правоохранительные органы хотя бы частично вошли в состав единой интернациональной правоохранительной системы всего лишь как элемент, нацеленный на солидарное и синхронное взаимодействие с другими такими же элементами, а не на защиту суверенности национального государства. Данная нерешительность является для современной межгосударственной системы отношений незыблемым правилом, исключением из которого не стали и упомянутые инициативы американского правительства.

После того, как акты аналогичные SOX были разработаны международными организациями и вошли в международные стандарты, правительства многих стран "солидарно" декларировали намерения пересмотреть сложившиеся нормы контроля над деятельностью корпораций в части соблюдения ими принципов честности, прозрачности, подотчётности и ответственности. Но все намерения национальных правительств всего мира ужесточить требования к стандартам корпоративной деятельности так и остались пустыми декларациями.

Мнимую солидарность в отношении полезных инициатив американского правительства не преминуло продемонстрировать и руководство России. Здесь уже 4 апреля 2002 года было издано распоряжение N 421/р ФКЦБ РФ о принятии Кодекса корпоративного поведения, в целом схожего с положениями американского проекта Сарбейнса-Оксли. Главной же отличительной особенностью российского Кодекса стало то, что его положения так и не стали обязательными для корпораций, действующих в зоне российского законодательства. Российские власти не утвердили в качестве закона этот новый элемент американской концепции управления под тем предлогом, что Россия, по сказанным в рассматриваемом контексте словам члена совета по надзору за деятельностью банков США Г. Вонга, должна идти "по пути, который будет для неё наиболее удобным и приемлемым".

Выходило, что на этом "удобном" пути, по убеждению российских специалистов и их американских консультантов, не должно быть ни строгой корпоративной отчётности, ни информационных технологий, автоматизирующих корпоративно-государственный документооборот, ни персональной ответственности корпоративного руководства за результаты своей работы.

Неадекватная политика, проводимая российским и прочими национальными правительствами в корпоративном секторе экономики, равно как и парадоксальная незаинтересованность американского государства (в лице своих "экспертов") в скорейшем распространении американских "золотых стандартов" корпоративного управления, может быть объяснена тем, что "США всегда противятся признанию и применению универсализма транснациональных договоров"; потому что "до тех пор, пока не существует нормативного единообразия, и государства, таким образом, в своих стандартах труда, налогообложения, правового надзора, технической безопасности, защиты окружающей среды отличаются друг от друга, их легко стравливать".

1.6 Организационно-управленческие истоки глобального превосходства США

Проводимая США политика стравливания государств указывает на специфические возможности, имеющиеся в распоряжении правительства этой страны. Возможность быть особенным игроком в команде национальных государств предоставляется правительству США корпорациями. Корпорации же, в свою очередь, стараются, чтобы эта возможность реализовывалась с максимальной выгодой для них. Известный американский социолог И. Валлерстайн фиксирует эту зависимость так: "концентрация позволяет укреплять государственные структуры, которые, в свою очередь, призваны обеспечивать выживание этих относительных монополий".

Культивируемая корпорациями возможность органов государственной власти США влиять на мировую политику возрастала по мере увеличения экспансионистских притязаний американских корпораций, которые, по меткому замечанию Д. Арриги, "при переходе к транснациональной экспансии после завершения внутриконтинентальной интеграции, стали "троянскими конями" на внутренних рынках других государств".

Примечательна история формирования государственности США как формы посредничества между корпорациями и гражданским обществом, придавшей американским корпорациям транснациональный облик и, в конечном счёте, позволившей американскому правительству манипулировать правительствами других государств.

Этап становления государства исторически совпал в США с этапом бурного развития новых форм предпринимательства на почве дополнительных возможностей, предоставляемых акционерным финансированием. Если старая Европа конца 18 века с осторожностью принимала появление первых акционерных обществ, и акционерный капитал мог стать здесь легитимным только в рамках семейного бизнеса, то молодая Америка, избавившись в 1776 году от колониальной зависимости, с энтузиазмом воспользовалась частично апробированными Европой возможностями, предоставляемыми акционерным предпринимательством. В Европе акционерные предприятия могли быть лишь дополнением к утвердившимся в экономике семейным предприятиям, тогда как в США акционирование капитала изначально было столь же обычным делом, сколь и его наследование. "Кроме того, США всегда были достаточно сильными, чтобы не бояться соседей, а, правильнее сказать, соседи США были всегда достаточно слабы, чтобы внешняя угроза воспринималась американцами как часть их мировоззрения. Поэтому идею экономического индивидуализма американцы развили дальше, в идею полной автономии личности во всех сферах общественной жизни".

Отражая экономические отношения, отличные от тех, что утвердились в патриархальном Старом Свете, американская политическая система приобрела совершенно особые очертания. Государственная власть США стала представлять собой своеобразный корпоративно-государственный симбиоз, на одну из особенностей которого указывает М.Г. Делягин: "Ключ к американской системе - ротация высших управленцев между государством и бизнесом. Она не просто обеспечивает единство интересов и взаимопонимание бизнеса и государства (что, конечно, усиливает требования к ограничению коррупции), но и погружает их в единое кадровое пространство. Главный механизм объединения государства и крупного бизнеса США - аналитическое сообщество, которое выросло из антикризисных подразделений корпораций, вынужденных преодолевать кризисы сначала на уровне предприятий, затем отраслей, а со времен Великой депрессии - всей страны".

Типичными крупными лоббистскими структурами в США являются Торговая Палата и Национальная ассоциация промышленников. Торговая Палата США насчитывает более 300 000 членов, 96% из которых - представители малого бизнеса. Данная лоббистская организация "использует все виды, формы и методы лоббизма. Особенно большой опыт она накопила по косвенному лоббизму, прежде всего по организации давления на конгрессменов, членов законодательных собраний штатов, на административные органы со стороны избирателей. Эту работу на местах ведут комитеты по работе с конгрессом. Таких комитетов насчитывается около 1,5 тысяч. За работой комитетов наблюдает и курирует их деятельность региональный аппарат Торговой Палаты. Он действует в шести географических зонах и отвечает за поддержку "нужных" кандидатов".

Интересы крупного бизнеса США лоббирует в основном Национальная ассоциация промышленников. По выписке из Википедии, Национальная ассоциация промышленников была основана в Цинциннати, в 1895 году. В этот период США переживали экономический спад, и крупные компании, озабоченные вопросами сбыта своей продукции, решили объединить таким образом свои усилия по вопросам лоббирования либерализации рынков. В первые годы членами-учредителями стало 76 крупных фирм и корпораций США, среди которых были такие компании как Procter & Gamble, IBM, AT&T (еще как Western Electric), General Motors, General Electric и знаменитая компания Джона Рокфеллера -- Standard Oil, ныне представленная её частью -- нефтяной компанией BP.

Ныне штаб-квартира ассоциации расположена в Вашингтоне. Руководящие органы ассоциации состоят из Совета директоров и около 20 постоянных комитетов, которые занимаются как расчетом различных экономических показателей для нужд членов ассоциации, так и лоббированием интересов ассоциации в Конгрессе США. В каждом штате США есть региональное отделение ассоциации. В настоящее время в ассоциации состоит несколько десятков тысяч компаний. На столкновениях между Национальной ассоциацией промышленников и государственными структурами США основан роман Рекса Стаута "Умолкнувший оратор".

Аналитическое сообщество, на роль которого в объединении государства и крупного бизнеса указывает М.Г. Делягин, не является структурным подразделением той или иной корпорации, оно не имеет определённого членства. Оно, по словам Гэлбрейта, является ничем иным как технократией, представляющей интересы техноструктуры, "аппаратом для групповых решений - аппаратом для объединения и анализа информации, доставляемой множеством людей, с тем чтобы прийти к решениям, выходящим за пределы компетентности каждого в отдельности".

При такой системе, в которой, по словам из фильма-сенсации "Zeitgeist II: Addendum (Дух Времени 2: Приложение)", снятого в США в 2008 году, "никогда нельзя определить, на кого работает представитель корпоратократии - на частную корпорацию или государство потому что они всё время сменяют друг друга", вредить интересам корпоративного бизнеса означает для американского чиновника любого ранга то же самое, что вредить самому себе. Государственный чиновник США в самой сущности своей мало склонен к тому, чтобы чинить препятствия бизнесу под предлогом заботы об интересах общества и ещё менее склонен к тому, чтобы брать "отступные" за своевольную интерпретацию этих интересов так, как это делает, например, государственный чиновник РФ.

Изжив бюрократический произвол и коррупционность правительства, государственно-корпоративный симбиоз привёл США к глобальному лидерству. Однако, на сегодняшний день именно симбиотическая связь бюрократического аппарата с корпоративным бизнесом (с "корпоратократией") мешает государству исправить нравственную дефективность корпоративно-финансового предпринимательства, вернув его в состояние хотя бы прежней, характерной для эпохи холодной войны, ответственности предпринимательства перед государством. Лишённая самостоятельности государственная власть США (пусть даже такой самостоятельности, которая сродни своекорыстной бюрократической самодеятельности в РФ), неспособна противодействовать корпорациям в их стремлении к минимизации имущественной ответственности и уклонению от любых социальных обязательств.

Полному растворению американского государства в интересах "приватных транснациональных квазигосударств без демократической и политической легитимации", долгое время препятствовала не только соответствующая идеология, но и способность гражданского общества "стихийно создавать прочные объединения "среднего звена" - где-то между семьей и государством".

Основы гражданского общества США, представляющего собой систему всепроникающего соседского соглядатайства и тотального доносительства, были заложены первыми переселенцами-протестантами, объединяющимися между собой в сплоченные церковные общины и религиозно-этические сообщества (сначала это были пуританские секты колонистов-квакеров, затем к ним добавились общины методистов, баптистов и прочих представителей евангелического движения, ещё позже - мормоны и др.). Ещё М. Вебер в начале 20 века отмечал, что эти общины стали прототипами разветвленной сети разнообразных добровольных объединений, представляющих собой общества замкнутого характера (клубы). "Вот здесь и проступает связь между замкнутыми сообществами и рациональным рынком. Они выступают тем фактором, который обеспечивает необходимую духовную атмосферу для бизнеса - атмосферу элементарного доверия, без которой невозможны ни кредит, ни какие-либо другие деловые отношения. Современные замкнутые сообщества, имеющие сегодня почти исключительно светский характер, есть ни что иное, как продукты секуляризации религиозных объединений (сект)". "В тридцатых годах девятнадцатого века Алексис де Токвиль заметил, что американцы очень хорошо вступают в контакты друг с другом и подчиняют свой индивидуализм различным добровольным обществам и ассоциациям".

Высокая степень участия американских граждан в общественной жизни опосредована не только сектантскими формами протестантизма, преобладавшими в Соединенных Штатах, но и коллективистскими поведенческими стереотипами различных американских этнических групп. Так или иначе, но сам факт принадлежности к одному из сообществ, факт добровольного растворения своих индивидуальных интересов в интересах сообщества, служит своеобразной аттестацией, удостоверяющей проверенность репутации индивида, его добропорядочности, честности, воспитанности. Данная аттестация не предвзята, поскольку члены сообщества не являются конкурентами. Сообщество, заботясь о своей репутации, осуществляет ненавязчивый, но жёсткий контроль за морально-нравственным обликом и поведением своих членов на любой ступени корпоративно-государственной иерархии. Формальным инструментом такого контроля является совокупность многочисленных неправительственных организаций и СМИ, стремящихся к тому, чтобы, отвечая запросам гражданского общества, как можно лучше выполнять свои "доносительские" функции вне зависимости от статуса "разоблачаемых" лиц.

То, что индивидуальный успех всегда ставился в США во главу угла, принято считать основой процветания американской экономики. На самом же деле процветание американской экономики обеспечивается не столько индивидуальными успехами, сколько общинными формами кооперации, придающими этим "успехам" статус общественного признания. Не случайно в современной экономике США существуют и развиваются программы, которые можно рассматривать как пример развития рабочей собственности общинного типа.

В России особенно широкую огласку получил американский опыт формирования собственности работников по программе ESOP (Employee Stock Ownership Plan - план консолидации собственности наёмных работников). Дискуссии о перенятии опыта формирования собственности работников по программе ESOP велись весьма активно в конце 80-х - середине 90-х годов на страницах отечественных книг, журналов и газет. По общему замыслу авторов программы, своеобразие отношений собственности, формирующихся в рамках ESOP, заключается в том, что внутри частнопредпринимательского акционерного предприятия открытого типа, действующего в условиях свободного рынка, создаётся внутренний, закрытый рынок акций, на котором участники кооперации обязаны реализовывать весь объём прав собственников данного предприятия. Целью кооперации, предполагающей безусловное доминирование общинных интересов локального сообщества акционеров над индивидуальными интересами частного акционера, было предотвращение возможного захвата предприятия путём скупки его акций на открытом рынке спекулирующим конкурентом.

Что же побудило американских акционеров к разработке и внедрению программы реприватизации Л. Келсо, предполагающей "применение трастов с общей клиентурой вместо индивидуальной"?

Идея развития рабочей собственности общинного типа в Америке была единственно правильным ответом на плачевное состояние американской экономики. В 70-х годах, как известно, "США побили рекорды капиталистического мира по прогулам, текучести кадров, сознательному снижению темпов работы, забастовкам, выпуску продукции низкого качества". По словам В. Супяна, "В результате размывания частной собственности и отделения производителя от средств производства возникли негативные явления - отчуждение, снижение мотивации к труду, понижение темпов роста производительности труда, социальная напряженность на производстве и в обществе. Эти явления усилились в 70-е годы, и тогда в ответ на это стала формироваться программа ESOP". Л. Келсо и другие указывали, что в такой ситуации спасение капитализма в том, чтобы превратить работников в капиталистов. Эта фундаментальная идея в 1974 году была взята на вооружение американскими властями, обеспечившими ESOP законодательной поддержкой.

Американцы давно апробировали влияние общинных отношений на оздоровление всех сфер общественной жизни, включая сферу экономики, и всё же выводы о том, что общая собственность работников-акционеров получила там на сегодня широкое распространение, были бы не совсем верными. Сами авторы программы ESOP с огорчением констатируют: "ESOP находится под руками у менеджеров корпораций уже 30 лет. Тем не менее, этот метод применяется лишь в одном случае из каждой сотни слияний, приобретений и выкупов; остальные 99% носят плутократический характер". ESOP - отнюдь не самый грамотный проект организации рабочей собственности общинного типа, в этом отношении он, по очень многим причинам организационного характера, совершенно не примечателен.

Попытка совмещения в проекте ESOP двух идеологий, одна из которых отстаивает самодовлеющую ценность индивида, другая - ценность общинно-уравнительной кооперации, примечательна главным образом тем, что имеет вполне определённый смысл с точки зрения формирования своеобразной экономической параллели описанной выше "клубной" структуре. Без этой параллели, без подкрепления "клубной" структуры соответствующим экономическим базисом общество США неспособно управлять своими корпорациями и своим государством, неспособно отстоять свою свободу перед их бюрократической мощью.

Можно сколько угодно превозносить поддерживаемую американцами идеологию экономического индивидуализма, однако неоспоримым фактом остаётся то, что в условиях прежнего идеологического противостояния СССР и США, сдерживающего колониальную, экспансионистскую внешнюю политику, привычную для стран капиталистического Запада, хозяйственные проблемы сорокалетней давности, возникшие в американской экономике, не удавалось решить чисто идеологическими мерами. До того времени, пока в комплекс мер по усилению трудовой мотивации не вошла программа реприватизации американской собственности, нацеленная на создание очагов формирования общей (неделимой) собственности работников-акционеров, ни общественные "клубы", ни попытки протестантских священников "вдохнуть" в стагнирующую американскую экономику "дух" предпринимательства, не могли обеспечить Америке победы в идеологической борьбе и возможности последующего проведения полномасштабной экспансионистской политики.

Обращение к авторитету гражданского общества до недавнего времени оставалось важным средством легитимации власти. В проведении политики, ориентированной на достижение одобренных социумом целей, государственные власти США вынуждены были, время от времени, выносить публичные порицания безответственному корпоративному бизнесу, отрицая при этом свою полную сочленённость с ним. Однако после попыток отстоять интересы гражданского общества США перед лицом безответственных корпораций, политики часто оказывались в курьёзном положении. Так, в привязке к примеру с законом SOX, сразу после выступления президента США Джорджа Буша перед лидерами Уолл-стрит, в котором президент призвал ужесточить ответственность бизнесменов за финансовые нарушения, "ему припомнили события более чем десятилетней давности, когда он, будучи членом правления корпорации "Harken Energy", заключил сделку по продаже принадлежавшего ему пакета акций незадолго до того, как их цена упала на рынке почти в четыре раза". Одновременно с этим неправительственная организация "Judicial Watch" подала иск на вице-президента Д. Чейни возглавлявшего в 1995-2000 годах корпорацию "Halliburton", выдвинув в его адрес уже ставшее традиционным обвинение в многомиллионных махинациях с финансовой отчетностью.

В целом, приходится констатировать, что на сегодняшний день, в условиях почти полного забвения идеи развития рабочей собственности общинного типа, почти все инициативы гражданского общества США, организованного на основе ценностей, отстаиваемых первыми протестантскими общинами, режиссируются извне - утратившими живую, нравственную связь с обществом, противоборствующими между собой корпоративными бизнес-структурами. Резюмируя размышления об организационно-управленческих истоках глобального превосходства США можно сослаться на одну из важнейших идей Ф. Фукуямы, многократно высказываемую им в своих последних исследованиях: социально невменяемое поведение корпораций вкупе с асоциальным индивидуализмом на протяжении всей истории американского государства сдерживались мощным противовесом общественного инстинкта и коммунитаристской ориентацией экономики. Снижение в конце 20 века этой высокой степени социализированности, последовательная утрата общественного капитала подрывают экономическое лидерство США в мире.

1.7 Деградация гражданского общества США и зловещее торжество технократического либерализма

Властный государственно-корпоративный симбиоз, сформированный в США, находился под контролем гражданского общества вплоть до развала СССР - до тех пор, пока общественные инициативы граждан США поддерживались прогрессивными силами, верными социалистическим идеалам. После развала "социалистического" блока и окончательной девальвации ценностей, прописанных в "Моральном кодексе строителей коммунизма", общественная критика утратила возможность препятствовать полному растворению американского государства в интересах корпоративных бизнес-сообществ. Традиционный институциональный контроль гражданского общества за деятельностью американских властей не просто сильно ослабел - он себя полностью изжил. По остроумному замечанию Ф. Закария, "силы, направляющие развитие демократии в Америке, подверглись ускоренной эрозии. Им на смену пришли опросы общественного мнения".

Максимально ускоренными темпами эрозия американского гражданского общества происходила в конце 80-х годов 20 века под аккомпанемент восторженных заявлений о том, что американский вариант корпоративно-буржуазного либерализма не имеет идеологической альтернативы, потому как представляет собой наивысшее достижение, снимающее все прежние противоречия в развитии человечества. "Триумф Запада, западной идеи, - писал Ф. Фукуяма, выступая в ту пору одним из наиболее восторженных апологетов либерализма, - очевиден, прежде всего, потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив... То, чему мы, вероятно, свидетели, - не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления".

Спустя всего несколько лет стало понятно, что весть Ф. Фукуямы о "конце истории" не имеет оснований для восторгов. Человечество не приняло предложенный американскими идеологами вариант "западной идеи" в качестве ориентира своего развития. Да и сам Запад начал поспешно отказываться от "постисторической" либеральной идеологии, пытаясь выбраться из углубляющегося идеологического кризиса уже без помощи США. Впервые за несколько десятилетий своего идеологического доминирования США оказывались не у дел. Это было вполне закономерным, ведь сросшись с всемирными акционерными банками и транснациональными корпорациями, абстрагировавшись от собственного народа, полностью утратив при этом его доверие, органы государственной власти США вряд ли могли рассчитывать на широкое международное признание своей легитимности. В условиях, когда американский истеблишмент не мог более опереться на авторитет собственного гражданского общества (ставшего пустотелым после развала СССР), мировой общественности становилась всё более очевидной безосновательность претензий США на роль державы-гегемона, способной выступить ориентиром дальнейшего развития буржуазной миросистемы.

К середине 90-х годов опасность идеологического кризиса, в котором оказался предводительствуемый американским истеблишментом западный мир, была вполне осознана и высказывалась многими буржуазными исследователями. "Крах коммунистических режимов, - писал в 1995 году известный американский социолог И. Валлерстайн, - представляет собой не окончательный успех либерализма как идеологии, а решительный подрыв способности либеральной идеологии продолжать играть свою историческую роль". "После полувека чётких размежеваний и ясности целей, - писал другой известный исследователь, - возник мир, лишенный не только видимой структуры, но и - как, ни зловеще это звучит, - какой-либо логики. Политика, основанная на борьбе блоков, ещё совсем недавно определявшая облик мира, выглядела устрашающе по причине тех ужасных шагов, на которые способны были пойти великие державы. Чем бы ни являлось, то, что пришло ей на смену, оно устрашает отсутствием последовательности и направленности и своей ещё более очевидной неспособностью хоть что-то предпринять: смягчить нищету, прекратить геноцид или остановить насилие".

Гражданское общество США окончательно превратилось в объект манипулирования со стороны корпоративно-государственной надстройки и утратило значение движущей силы. На сегодняшний день институты политической демократии существуют здесь не потому, что гражданское общество сохраняет остатки своего авторитета, а лишь потому, что группировки правящей корпоративно-государственной элиты не могут пока договориться между собой, вынуждая себя сохранять политические свободы как одно из "грязных", внеэкономических средств обеспечения гарантированных конкурентных преимуществ. Чтобы укрепить свою легитимность в глазах мировой общественности, государственная власть США, сросшаяся с крупным транснациональным капиталом, старается компенсировать последствия, возникшие после того, как "социалистическое мессианство высвободило утопическую нишу", искусственно реконструируя собственное гражданское общество (вместе с его былым авторитетом, на который можно было бы опереться в проведении экспансионистской политики).

Попытки властей США наполнить пустотелое гражданское общество недостающим морально-идеологическим содержанием, привели к религиозному доктринёрству. Государственное посредничество между корпорациями и гражданским обществом США приобрело религиозный характер, отвечавший тревожным общественным настроениям и укреплявший "американскую идентичность" через административную селекцию соответствующих гражданских запросов. По констатации ведущего американского политолога С. Хантингтона, "всё больше американцев встревожены упадком общества и деградацией морали - и всё больше американцев испытывают потребность в вере, которую не способны утолить секулярные идеологии и институты. Наложение христианского прозелитизма (как на индивидуальном, так и на групповом уровне) на духовные и этические потребности значительного числа американцев превращают религию в ключевой элемент жизненного уклада и восстанавливают христианство в качестве центрального компонента американской идентичности".

Смешение религии с политикой сделало гражданское общество США ещё более уязвимым для опасных манипуляций со стороны корпоративно-государственных властных инстанций. Опасность таких манипуляций состоит не столько в том, что новые ориентиры социального и нравственного развития устанавливаются на основе мистических предписаний Всевышнего, сколько в том, что эти предписания своевольно трактуются земной властью, истинные намерения которой всё меньше совпадают с истинным Словом Божьим и всё больше растворяются в природе корпораций. Мистика "божественных" предписаний используется для прикрытия общественных и личных пороков, распространяемых государственными властями, ангажированными крупным социально невменяемым акционерным капиталом.

Несмотря на превращение религии в "ключевой элемент жизненного уклада" американцев, инициируемая властями религиозная риторика уже неспособна остановить дезинтеграцию гражданского общества. Протестантские ценности первых переселенцев, некогда надёжно защищающие американскую гражданственность и американскую государственность от личных и общественных пороков, не могут быть реконструированы в административном порядке. В христианских общинах первых переселенцев религия была подкреплена живыми внутриобщинными связями, ориентирующими индивида на сплочённый и самоотверженный труд. Современная же религия, говоря языком советской пропаганды, цинично используется правящим классом США для оправдания эксплуатации и закрепления наиболее выгодного эксплуататорам порядка вещей, и есть не более чем "вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, ... дух бездушных порядков". Для современных американских граждан религия давно утратила прежнюю созидательно-организующую роль, и стала всего лишь "опиумом", употребление которого дополняет частые визиты к адвокатам и психотерапевтам, ордами паразитирующим на больном обществе.

Религия как элемент корпоративно-государственного симбиоза, сформированного в США, укрепляет двойственность в действиях американских политиков - с одной стороны принуждая их декларативно пресекать частое уклонение корпораций от норм протестантской морали в угоду сложившейся в США системы соглядатайства и доносительства, с другой стороны формируя ощущение мессианского предназначения, возникающее из гордости за успехи американских транснациональных корпораций, попирающих эти нормы. Таранная мощь американского корпоративно-государственного симбиоза, прикрываемая религиозной риторикой для камуфляжа его принципиальной безответственности и аморальности, разрушает как традиционную мораль, так и созидательный потенциал традиционных обществ, ориентированных в своём развитии на ценности межпоколенной преемственности и ответственности. Утратившие социальную вменяемость адепты американского государственно-корпоративного менеджмента действуют с рвением крестоносцев, убивающих, насилующих и грабящих еретиков ради достижения нечётких, мистифицированных целей борьбы с мифическим Злом.

На сегодняшний день глобализация в основном воспринимается именно как процесс вестернизации и американизации, которому должны быть противопоставлены религиозные, национальные и почвеннические идентичности. В русле такого восприятия предлагаются разные, в том числе и самые отчаянно-сумасбродные, варианты спасения традиционных общечеловеческих ценностей от американской вульгаризации. Так, например, в учредительной хартии "Международного исламского фронта против евреев и крестоносцев", созданного Усамой Бен Ладеном в феврале 1998 года, "на каждого мусульманина, способного воевать, возлагается индивидуальная обязанность (фард айн) убивать американцев и их союзников, гражданских лиц и военных в любой стране, где это только возможно".

Предпринимаются и более рассудительные попытки воссоздания системы противостояния власти, образованной из сочленения транснационального капитала с государственным аппаратом США. Так, в начале 90-х годов "на берегах Рейна", где "сохранились крупные семейные состояния, и коллективные управляющие действуют в духе управления большими семейными состояниями", стала приобретать популярность концепция, которую, по заголовку известной книги М. Альбера, можно назвать концепцией "капитализма против капитализма". Смысл этой концепции состоит в создании положительного имиджа экономики раннего модерна, основанной на созидательном труде, охраняемом системой семейной преемственности и ответственности, в противовес имиджу экономики позднего модерна ("постмодерна"), основанной на безответственных спекулятивных играх, не связанных с ранее приобретенным трудовым опытом.

То, ради чего американский государственно-корпоративный менеджмент ведёт неустанную борьбу, и чему значительная часть капиталистического мира пытается противопоставить свой особый капитализм, часто связывают с понятием "информационная" ("виртуальная", "постиндустриальная") экономика. Природа информационной экономики, отчуждённая от созидательного труда, как и природа американской власти, отчуждённая от живой, основанной на личной зависимости, демократии, подпитывается постоянной ложью и махинациями распорядителей крупного акционерного капитала. "Когда нам говорят, - пишет видный отечественный исследователь-глобалист А.С. Панарин, - о новой "информационной" экономике, где прибыль получается в результате игр с валютными курсами и других спекулятивно-перераспределительных махинаций, мы вправе спросить, какова природа этой информации. Это не информация, открывающая человечеству то, чего оно до сих пор не знало и что отныне становится его вечным достоянием, входит в копилку вселенского знания. Напротив, речь идёт о манипулировании, о знании, создающем ложные ожидания. ... Мы могли бы довольствоваться нейтральными констатациями, если бы валютные спекулянты, получив астрономические суммы, оставили их в виртуальном мире. Но всё дело именно в том, что деньги, полученные в виртуальной экономике, затем отовариваются в реальной, требующей труда и пота сотен миллионов людей, остающихся ни с чем".

Характеризуя американский капитализм как "капитализм без собственников", в котором акционеры - по сути, биржевые спекулянты, легко покупающие и продающие акции на фондовом рынке, не имея устойчивой связи с предприятием, М. Альбер предлагает противопоставить ему "рейнский" капитализм, в котором "предприятия обычно ищут финансирования не на бирже и не у общественности, а у своих банкиров". Если в американском ("англо-саксонском") капитализме "акционеры в подавляющем большинстве случаев никогда не были на акционерном предприятии и не имеют чёткого представления о специфике его деятельности и насущных проблемах (быть "совладельцами" предприятия они могут несколько дней, часов или даже минут)", то при рейнском капитализме "замещающие рынки немецкие банки устанавливают со своей клиентурой прочные и привилегированные отношения, отмеченные духом взаимной помощи".

По основной мысли автора популярной книги "Капитализм против капитализма", "чтобы направить капитализм на путь экономического развития нужно установить в стране минимум порядка, т.е. создать эффективное и некоррумпированное Государство". Личные связи с банками, действующими под юрисдикцией германского государства (априори якобы "эффективного и некоррумпированого"), являются, по убеждению М. Альбера, основой замкнутого в финансовом отношении, а потому стабильного "развития, рассчитанного на долгий срок".

Идея полной или частичной хозяйственной изоляции от мирового фондового рынка через укрепление личных связей и зависимостей находит много сторонников не только в Европе. У многих есть соблазн вернуться к старым, патриархально-общинным отношениям, но такой возврат был бы ошибкой, которую лучше не совершать. Общества, основанные на личных связях, навсегда остались в доиндустриальной и раннеиндустриальной эпохах. Вернуться к ним невозможно настолько же, насколько невозможно остановить или повернуть вспять научно-технический прогресс. В этом отношении уместно сослаться на слова оппонентов концепции "капитализма против капитализма" Л. Зингалеса и Р. Раджана о том, что "самой серьёзной опасностью для рыночной демократии сегодня является не скатывание в социализм (социализм государственного образца - А.Л.), но возврат к системе, основанной на личных связях, подавляющей конкуренцию под предлогом снижения риска".

Попытки отгородиться от американизированной власти транснационального капитала в бастионах, сцементированных личными связями и зависимостями, по своим возможным последствиям не менее опасны, чем, например, попытки организовать против США религиозный джихад. Такие попытки могут лишь усугубить основное противоречие государственно-монополистического капитализма, наиболее ярко проявляющееся в экспансионизме США, и прежде чем их предпринимать, следует представлять себе картину современного мира. По сути, современный мир представляет собой картину того, каким образом акционерный капитал, которому в своё время на территории США были созданы максимально благоприятные условия для свободного развития, задаёт развитию всего остального акционерного капитала соответствующие государственные рамки, следя за тем, чтобы эти рамки как можно больше походили на "прокрустово ложе", ломающее "кости" капиталу, находящемуся вне юрисдикции США. Попросту говоря, транснациональным банкам и корпорациям, действующим под эгидой США, выгодно, когда "прокрустово ложе" Российского государства направляет акционерный капитал на хищническую эксплуатацию природных ресурсов, а "прокрустово ложе" Китайского, например, государства обеспечивает сохранение огромного рынка дешёвой и бесправной рабочей силы.

Как бы ни был велик соблазн усилить репрессивные функции государства в ответ на социально невменяемое господство всемирных акционерных банков и транснациональных корпораций, нужно отдавать себе отчёт в том, что государство - отживший институт, и функции его - во многом просто иллюзия, поддерживаемая финансово-промышленными "королями" для сохранения за собой права на бесконтрольное управление глобальными потоками акционерного капитала. Нужно понимать, что никому, кроме безответственных распорядителей крупного акционерного капитала, невыгодно наделять отмирающий институт национального государства сакрально-спасительным смыслом, затрачивая колоссальные общественные ресурсы на поддержание псевдоконтролирующих, паразитических функций государственной бюрократии.

"Мировая система просто является слишком масштабной для того чтобы её можно было контролировать "по-старому". Кто-то ещё надеется, что национальные суверенитеты государств, обеспеченные националистической идеологией своих граждан, будут последней преградой на пути всеподавляющего катка. За такими надеждами стоит просто непонимание того, что есть государство. Оно есть, прежде всего, коллегия клерков, обеспечивающих свои узкокорпоративные интересы за счёт процедурного контроля над всем, что происходит во вверенной, а точнее, оккупированной ими территории. Государство есть бюрократический аппарат и ничто иное. Этот аппарат паразитирует на всём - от воспитания детей в яслях до полётов в космос. В конечном счёте, государство паразитирует на теле самой Истории. Было бы крайней иллюзией полагать, что под прессом международной бюрократии их младшие "национальные" сородичи дадут смертельный бой во имя своего суверенитета".

Если источник коллизий и противоречий капитализма заключён в отсутствии эффективного механизма ответственности и преемственности внутри самой системы корпоративного управления, то не нужно стараться перекрыть его усилением государственного вмешательства в экономику. Никогда не следует забывать о том, насколько регулярно современные лидеры наций приходят к власти с помощью искусственной популярности и всегда надо отдавать себе отчёт в том, что граждане любого современного государства отчуждены от государственных властей ничуть не меньше, чем работники современных корпораций от корпоративного руководства.

Государствоцентристские призывы различного рода совершенно игнорируют тот факт, что у человечества не осталось более сил на повторение одной и той же инфантильной ошибки в вопросе организации бескризисного развития мирохозяйственной системы средствами национальных государств. Полноценный проект коммунистических преобразований мирохозяйственной системы должен очерчиваться контурами общемировой, транснациональной парадигмы взаимоотношений наёмных работников и частных предпринимателей с одной стороны, и распорядителей акционерного капитала - с другой. Новая, расширенная парадигма должна сменить государствоцентристскую парадигму трипартизма, установив высший порядок управления мирохозяйственной системой. Выражаясь словами М. Хардта и А. Негри, "смена парадигмы определяется, по крайней мере исходно, признанием того, что только прочно установленная власть, движимая собственной логикой и относительно автономная по отношению к суверенным национальным государствам, способна функционировать в качестве центра нового мирового порядка, эффективно его регулируя, а при необходимости прибегая к принуждению".

Глава 2 Шаги к коммунизму в метафизическом исполнении большевиков и в американо-японской практике научного менеджмента

2.1 Бюрократическая конвергенция национального государства и транснациональной корпорации: иллюзия, реальность и стремление к бюрократическому идеалу

После того как в 18 веке обезличенный акционерный капитал нашёл себе подкрепление в столь же обезличенной государственной бюрократии, характер влияния общества на бюрократию стал подвергаться всё более и более существенным изменениям. В период зарождения национальных государств с их полицейско-бюрократическими аппаратами основными проводниками влияния общества на государство были капиталисты-предприниматели "раннеиндустриального образца", распоряжающиеся капиталами мелких семейных компаний. Позже эта роль стала всё более переходить к менеджерам-технократам, распоряжающимся капиталами гигантских акционерных предприятий. К. Маркс был одним из первых, кто указал на кардинальную разницу между тем, как ведёт себя современный менеджер-технократ, рискующий "не своей, а общественной собственностью" и "выполняющий функции собственника в отрыве от процесса производства и вне этого процесса", и тем, как вёл себя в раннеиндустриальную эпоху "промышленный капиталист, действительно функционирующий в процессе производства и выступающий деятельным агентом производства".

Со времён К Маркса на фактические (хотя и не нашедшие до сих пор своего формального закрепления) изменения, произошедшие в политической структуре современного государства со сменой главных агентов общественного влияния, не раз указывалось во многих авторитетных исследованиях. "На политическую структуру государства, - писал в середине прошлого века Й. Шумпетер, - глубокое воздействие оказывает ликвидация множества мелких и средних фирм, владельцы которых вместе со своими семьями, помощниками и партнерами образуют весомую силу у избирательных урн".

"Фигура собственника уходит в небытие, а вместе с ней исчезают и характерные интересы собственности. Остаются наёмные управляющие высшего и нижнего звена. Остаются крупные и мелкие владельцы акций. Первая группа склонна приобретать установки, свойственные наёмным служащим, и практически никогда не отождествляет свои интересы с интересами держателей акций, даже в самых благоприятных случаях, т. е. в случаях, когда такая группа отождествляет свои интересы с интересами концерна как такового. Представители такой группы, даже если они считают свою связь с концерном постоянной и действительно ведут себя так, как должны вести себя держатели акций согласно финансовой теории, все же отличаются от истинных хозяев как по своим функциям, так и по своим установкам. Что же касается третьей группы, то мелкие держатели акций, как правило, вообще не интересуются делами компании, акции которой для большинства из них образуют лишь небольшой источник дохода, но даже если они этим интересуются, они практически никогда не ходят на собрания акционеров, если только они или их доверенные лица не хотят кому-то нарочно досадить; поскольку их интересами часто пренебрегают, а сами они думают, что их интересами пренебрегают даже чаще, чем это случается на самом деле, они, как правило, враждебно относятся и к "своей" корпорации, и к крупному бизнесу вообще, и к капитализму как таковому - особенно если дела идут не слишком хорошо".

"Капиталистический процесс, подменяя стены и оборудование завода простой пачкой акций, выхолащивает саму идею собственности. Он ослабляет хватку собственника, некогда бывшую такой сильной, - законное право и фактическую способность распоряжаться своей собственностью по своему усмотрению. В результате держатель титула собственности утрачивает волю к борьбе - борьбе экономической, физической и политической за "свой" завод и свой контроль над этим заводом, он теряет способность умереть, если потребуется".

По логике Й. Шумпетера получается, что тому, кто по случаю приобретает на бирже акции какого-нибудь ОАО "Норильский никель", совсем неинтересно вникать в детали того, что происходит на этом заполярном предприятии. Такой "хозяин" не обладает прежней "хваткой собственника" и вряд ли станет детально оценивать то, насколько эффективно распорядитель капитала, заложенного в стоимость купленной им акции, влияет на деятельность государственных органов, созданных для организации здравоохранения, образования, правоохранительной деятельности и прочих сфер жизни той или иной нации. И хотя акционер в принципе может быть заинтересован в эффективной организующей работе государственного чиновника даже тогда, когда чиновник иностранный, умирать в борьбе за эту эффективность ему неинтересно. Поскольку владельцем "Норильского никеля" он может быть месяц, день или даже секунду, биржевые спекуляции и дивиденды ему гораздо интереснее.

Проблемы "выхолащивания идеи (частной) собственности" по сей день сохраняют свою остроту, распространяясь на весь мир - от державной России до корпоративной Америки. "Перед корпоративной Америкой - пишет Дж.Гараедаги, - стоят две важнейшие проблемы. Первая касается эффективности корпоративного управления. Акционеры, не принимающие активного участия в управлении фирмой, которых Чарльз Хэнди прозвал спекулянтами (то есть инвесторы), должны, по идее, выбирать членов совета директоров. Но большая часть этих игроков не имеют долгосрочных видов в отношении именно той компании, акциями которой владеют. Сегодня их интересы могут совпадать с интересами компании X, но никто не знает, где они будут завтра. Возможно даже, они окажутся в корпорации У, которая является прямым конкурентом компании X. На практике же, членов совета директоров назначает фактически то самое руководство, которое они вроде бы должны контролировать, и первое, что делает этот совет директоров, - переизбирает главного управляющего, приведшего в правление их самих.

Вторую проблему порождает невероятное напряжение, связанное с управлением в краткосрочной перспективе. Если отчеты за следующий квартал не оправдывают ожиданий рынка ценных бумаг и не демонстрируют очередную двузначную цифру роста прибыли, то завышенные цены на акции компании начнут колебаться, а игроки тут же бросятся распродавать свои акции. В таких условиях постоянного прессинга обман и хитрость скорее станут нормой, нежели исключением".

Специфика современного технократического влияния на государство, в сопоставлении с влиянием со стороны традиционного предпринимательства, наглядно отражена в работах последователя Й. Шумпетера - Дж. К. Гэлбрейта. "Мир бизнеса в его отношении к государству, - пишет Дж. К. Гэлбрейт, - был однородным в то время, когда предприниматель и предпринимательская корпорация обладали подавляющей и прямой политической властью - властью над голосами избирателей и над законодателями. Зрелая корпорация не имеет подобной власти. Зато она добилась весьма благоприятного для неё приспособления государства к её нуждам. ... Утратив прямую политическую власть, индустриальная система в целом и зрелая корпорация в частности приобрели другие, куда более важные методы влияния на общественные дела".

С тех пор, как акционерный капитал обрёл своё институциональное оформление, общественные дела лишь номинально находятся под управлением государства. Фактически же всякое национальное государство занято сегодня лишь тем, чтобы через право на насилие приспосабливать все общественные дела к делам тех, кто давно утратил живые связи с обществом, заменив их искусственными связями с техноструктурой. По словам Дж. К. Гэлбрейта, "представители техноструктуры приспосабливают проектирование и совершенствование изделий, закупаемых государством, а также потребность в них к своим собственным целям. Эти цели неизбежно отражают нужды техноструктуры и её системы планирования". Государственная бюрократия, находящаяся в услужении корпоративной технократии, является всего лишь привычным для замутнённого общественного сознания элементом корпоративного планирования, средством формирования стабильного спроса на любой продукт или ряд продуктов, производимых зрелой корпорацией. По сути, без государства распорядитель крупного акционерного капитала не в состоянии был бы обеспечивать планомерный массовый сбыт фиктивных товаров и услуг, производимых им вне трудового контроля и вне связи с производительными потребностями общества.

После того как изменился характер общественного влияния на бюрократию и национальная бюрократизация общества слилась в едином потоке с бюрократизацией глобальной, проблема организации эффективного влияния общества на государство стала привлекать особое внимание общественности. Популярным стало участие в научно-теоретическом поиске соответствия фактического состояния бюрократии её идеальному типу.

Упоминание об "идеальном типе" бюрократии немыслимо без обращения к авторитету М. Вебера, впервые "объявившего последовательный бюрократизм условием исправного функционирования организационного механизма". Историко-политические исследования М. Вебера сделали для него очевидным факт относительной независимости бюрократии от политических форм. Главной характеристикой бюрократии у Вебера стала рациональность поведения и действия, обусловленная как её особым положением в иерархии общества, так и жесткой связью с правилами функционирования всякой сложной организации, будь то государство или крупная корпорация.

Бюрократия в понимании М. Вебера - всего лишь фактор, инструмент необходимой рационализации хозяйствования, ведения дел в технологически сложных современных обществах. Рационализация управления технологически сложным хозяйством нужна для уменьшения фактора личностного воздействия тех, кто выходит из зоны своей персональной ответственности, не обладая для этого достаточными политическими полномочиями. "Подлинной профессией настоящего чиновника, - пишет М Вебер, - не должна быть политика. Он должен "управлять" прежде всего беспристрастно - данное требование применимо даже к так называемым "политическим" управленческим чиновникам, - по меньшей мере официально, коль скоро под вопрос не поставлены "государственные интересы", то есть жизненные интересы господствующего порядка. Sine ira et studio - без гнева и пристрастия должен он вершить дела. Итак, политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик - как вождь, так и его свита, - бороться. Ибо принятие какой либо стороны, борьба, страсть - ira et studium - суть стихия политика, и прежде всего политического вождя. Деятельность вождя всегда подчиняется совершенно иному принципу ответственности, прямо противоположной ответственности чиновника. В случае если (несмотря на его представления) вышестоящее учреждение настаивает на кажущемся ему ошибочным приказе, дело чести чиновника - выполнить приказ под ответственность приказывающего, выполнить добросовестно и точно, так, будто этот приказ отвечает его собственным убеждениям: без такой в высшем смысле нравственной дисциплины и самоотверженности развалился бы весь аппарат. Напротив, честь политического вождя, то есть руководящего государственного деятеля, есть прямо-таки исключительная личная ответственность за то, что он делает, ответственность, отклонить которую или сбросить её с себя он не может и не имеет права".

Своеобразная технологическая дефиниция, которую М. Вебер определяет как "идеальный тип бюрократии", предполагает оптимальное взаимодействие трёх фигурантов - политического вождя, "политического" управленческого чиновника, которого привычнее называть администратором (ответственным распорядителем), и чиновника-исполнителя. Следуя мысли М. Вебера, можно сказать, что любое своеволие, исходящее не из центра персональной ответственности, а от чиновника-исполнителя, вносит в технологически сложный процесс хозяйствования элементы дезорганизации и разложения.

В процессе управления общественным развитием различные звенья бюрократической пирамиды не имеют права издавать декреты и постановления, руководствуясь своими собственными представлениями о характере усложнений общественного организма. Насчёт не отвечающего за свои действия чиновника-исполнителя, своевольно взявшего на себя функции администратора или политического лидера, немецкий фрейдомарксист В. Райх пошутил однажды: "Естественно, даже такой администратор иногда бывает прав. Это относится и к душевнобольному. Только он не знает, когда он бывает прав". Говоря строже, деиерархизация бюрократических структур, возникающая вследствие чиновничьего произвола, становится причиной функционирования в рамках социальных институтов различных, порой прямо исключающих друг друга, представлений о социальном порядке, что делает равно нелигитимным любой наличный порядок и открывает дорогу оправданию асоциальных и антисоциальных действий. Своеволие рядового бюрократа, следовательно, есть дисфункция бюрократического аппарата, подлежащая скорейшему искоренению через ряд профилактических мер.

Если, исходя из анализа дефиниции, определяемой М. Вебером как "идеальный тип бюрократии", суммировать функциональные обязанности чиновника-исполнителя как одного из трёх главных фигурантов бюрократии, по отношению к находящемуся в развитии обществу, то в самом общем, философском смысле его ответственность может быть сведена к соблюдению всего двух пунктов:

1) стандартизация и массовое тиражирование воспроизводимых ценностно-рациональных представлений о чистом, свободном от хаоса пространстве деятельности, в котором может быть осуществлено скорейшее преодоление диссонанса между ценностными ориентациями отдельного индивида и ценностями общечеловеческой культуры;

2) пресечение любых попыток вторгнуться в защищённое от хаоса пространство без санкции со стороны администратора, ответственного за всякое отдельное изменение данного пространства перед политическим лидером.

Завершая описание роли бюрократа-исполнителя короткой аналогией, можно сказать, что эта роль, в приближении к идеалу М. Вебера, тождественна работе современного компьютера, запрограммированного на расчётно-плановое использование накопленных ранее ресурсов и на отражение всех неизвестных ему проявлений жизни, на эти ресурсы посягающей. Причём вполне естественно требовать от "компьютера", чтобы он выполнял эту работу исключительно в наборе имеющихся в нём данных и команд.

Рационально-техническое и административное основания бюрократии, ограничивающие и искореняющие всё, что для бюрократической власти ново и непривычно, позволяют обществу противостоять власти хаоса. В функциях бюрократа-исполнителя и бюрократа-администратора, исполняемых надлежащим образом, состоит огромная общественная польза, ведь "многообразие жизни будет гармоничным, если оно оптимально сочетается с необходимыми ограничениями - нормами, рамками, которые не дают в массе мелочей расплыться, утонуть важным факторам. Ограничения помогают правильно расставить желаемые акценты, найти доминанты, группы направлений во взаимоотношениях личности и среды. Ограничение - своего рода сосуд, берег, точка опоры".

Философское осмысление пользы бюрократического механизма ярко представлено в трудах С.Н. Булгакова. "Механизм, - пишет С.Н. Булгаков, - есть граница для субъекта, отсутствие организма, но ограничиваемое первее ограничивающего, и жизнь не полагается, а только ограничивается механизмом. Жизнь (субъект) в механизме ощущает свою границу, но не для того, чтобы её опознав, перед ней остановиться, но чтобы её перейти. Щупальца жизни, простираясь вперёд и встречая перед собой мёртвые грани, ищут выхода или обхода". "Если механизм, как граница жизни и организма, испытывается как давящая, кошмарная сила мёртвой необходимости, то, с другой стороны, он деятельно опознаётся как возможность организма, завоевания жизни, победы сознательного над бессознательным в природе. Ибо человек не творит из ничего, а лишь воссозидает и преобразует, человек должен иметь перед собой механизм как материал для своего действия, как точку опоры для своей активности".

Если роль "идеального" бюрократа-исполнителя имеет не только философский, но и вполне определённый практический смысл, то роли двух других фигурантов, - политического вождя и бюрократа-администратора (в чьих действиях как раз и сосредоточивается общественное влияние на бюрократию), - прописаны М. Вебером нечётко, характер их взаимодействия в "идеальном типе" представлен противоречиво. Так, администратор, по Веберу, может иногда проявлять и политическую волю, занимая, таким образом, место политического вождя и оттесняя его в сторону от управления. Происходить это может тогда, когда, как следует из приведённого выше описания идеального типа бюрократии, "под вопрос поставлены жизненные интересы господствующего порядка". Веберовский "идеальный тип" бюрократии не содержит в себе описания оптимальных условий, при которых проявление самопроизвольной административной воли можно было бы считать правомерным.

Более ясное представление об условиях правомерной деятельности бюрократа-администратора и условиях оптимального взаимодействия между администратором и политическим вождём, может быть составлено по аналогии социального тела с телом индивидуальным, проведённой английским философом-эволюционистом Г. Спенсером.

"В индивидуальном существе, - пишет Г. Спенсер, - случается, что при внезапном испуге, например от громкого звука, от неожиданного появления какого-нибудь предмета или от толчка вследствие неверной походки, оно обороняется от опасности быстрым невольным скачком или приведением членов в известное положение прежде, нежели успеет осмыслить грозящую беду и принять разумные меры к предотвращению её. ...Таким же образом в народных кризисах, требующих быстроты действий, государь и министерство (применительно к корпорации - единоличный и коллегиальный исполнительные органы - А. Л.), не имея времени передать дело на обсуждение совещательных собраний, сами распоряжаются исполнением известных движений или принятием известных предосторожностей: первичные, теперь почти уже автоматичные, власти возвращаются на мгновение к прежней своей неограниченности. И всего страннее, что в обоих случаях одинаково следует дополнительный процесс одобрения или неодобрения. Индивид, опомнясь от своего автоматического сотрясения, тотчас же разбирает причину своего испуга и приходит к заключению о том, уместно ли, или неуместно было его движение. Таким же точно образом совещательные власти государства при первой же возможности обсуждают самопроизвольные действия исполнительных властей и затем, смотря по уважительности причин, пропускают или не пропускают билль of indemniti (освобождение от ответственности - А. Л.)".

Достоинством предложенной Г. Спенсером аналогии является то, что она наглядно отображает схему оптимального, "идеального" взаимодействия "администратора" и "политического вождя". Кроме того, данная аналогия представляет чёткое обоснование необходимости соблюдения принципов "единства распорядительности ресурсов" и "нераздельной ответственности за достижение целей", являющихся основой мобилизационно-координационной составляющей управления сколь угодно крупным человеческим сообществом. Согласно этим принципам, для сохранения легитимности наличного порядка в "кризисах, требующих быстроты действий", любая организация должна иметь формального лидера, способного интегрировать все абстрактные бюрократические формы на основе целостного представления о них, наделяя эту целостность своей сознательной волей. Персона лидера-администратора должна задавать всей бюрократической пирамиде разумное, сознательно-волевое представление о том, как именно необходимо реагировать на то или иное изменение, произошедшее в спонтанно развивающемся общественном организме и нарушающее сложившийся уклад бюрократического делопроизводства. В исключительных же случаях, когда, выражаясь словами М. Вебера, "под вопрос поставлены жизненные интересы господствующего порядка", такому администратору выпадает особенная роль и особая персональная ответственность за её исполнение.

Перед кем должен быть ответственен руководитель бюрократического аппарата за своевременное (несвоевременное) соблюдение (несоблюдение) вышеупомянутых принципов "единства распорядительности ресурсов" и "нераздельной ответственности за достижение целей"? В ответе на данный вопрос предпочтительнее вновь последовать за Г. Спенсером, оставляющим обществу, в лице совещательных органов, право выносить окончательную оценку действиям (бездействию) "государя и министерства". Обозначая проблему ответственности за каждое необходимо-своевольное действие (бездействие) администратора, Г. Спенсер, в отличие от М. Вебера, отнюдь не сводит общество, как некую безликую толпу, к единоличной воле политического вождя, харизматического героя, ответственного, очевидно, лишь перед "избравшим" его богом.

Продолжая размышления об "идеальном типе" бюрократии, следует предположить, что персонифицированная бюрократическая пирамида, так или иначе получая в кризисных ситуациях от общества неограниченное по времени право на своевольную мобилизацию всех общественных ресурсов, будет стремиться к максимально продолжительному сохранению этого права вне какой-либо зависимости от дальнейших обстоятельств.

Время от времени общество будет неизбежно сталкиваться с ситуациями, в которых административно-бюрократический аппарат посягает на общественные полномочия, стараясь узурпировать их. Для того чтобы с успехом выходить из таких ситуаций, общественные представители должны всякий раз отдавать себе отчёт в том, что даже самая "идеальная" бюрократия, предводительствуемая талантливейшим лидером-распорядителем, не имеет права на то, чтобы предопределять дальнейший ход общественного развития. Как отмечает Ю. Хабермас, "направляющей действие силы авторитета, присущего эталонным личностям... не достаточно более для того, чтобы покрыть накапливающуюся потребность в координации". Даже самый достойный администратор не может сколь-нибудь длительное время опережать общественное развитие. Любые известные ему в настоящем оптимальные формы приложения общественных сил вполне могут оказаться неадекватными в свете будущего опыта, и сковать эти силы. Известный постмодернист Ж.-Ф. Лиотар, ссылаясь по этому поводу на исследования квантовой механики и атомной физики, пишет: "Допуская, что общество является системой, нужно понимать, что контроль над ним, подразумевающий точное определение его изначального состояния, не может быть действенным, поскольку это определение невозможно".

Ясно, что и национальная (государственная) и транснациональная (корпоративная) бюрократия в отношении всякого развивающегося общества должна играть исключительно служебную, сугубо подчинённую роль. Однако проблема формирования административной власти, которая, пресекая бюрократический произвол, подчинялась бы власти общественных представительных органов, до сих пор не имела однозначного научного решения. По этой причине проваливались все социальные проекты, нацеленные на то, чтобы поставить бюрократию на службу обществу. Особенно показателен в этом отношении был провал большевистского проекта, который на якобы научной основе был внедрён в практику строительства "социалистического" государства.

2.2 Идеальный тип бюрократии по-советски: большевистская вульгаризация проблемы бюрократизма

Первые руководители советской России, осмысливая проблему бюрократизма, вполне отдавали себе отчёт в том, что пока функционирует "это худшее средостение между трудящимися и ... властью", коммунистический режим хозяйствования будет скован частнокапиталистическим режимом властвования. Организация советской системы общественного контроля, которая бы пресекала бюрократические дисфункции, выступающие как "особые функции особого слоя людей", рассматривалась лидерами коммунистических партий как основная революционная задача. По сути, решение этой задачи, являясь "мостиком, ведущим от капитализма к социализму", должно было устранить отчуждение власти от интересов общества, сняв противоречие между общественным производством и частным присвоением результатов производства.

Удивительно, но проект М. Вебера по искоренению бюрократических дисфункций ни в одной своей части не был востребован в стране, для которой задача искоренения бюрократизма три четверти столетия декларативно имела первостепенное значение. До самого конца советской эпохи результаты исследования известного немецкого социолога было принято игнорировать из-за того, что ""абстрагируясь" от эксплуататорской сущности управленческого аппарата", он "исходит из организации как замкнутой, изолированной системы, в которой заранее известна и расписана по соответствующим "параграфам" вся её структура".

Прекрасно осознавая, что без победы над российским бюрократизмом невозможно сохранить верность принципам коммунизма, большевистские лидеры пытались реализовать свой антибюрократический проект, совершенно отличный от проекта Вебера, считавшегося метафизическим. В изложении того, как должна была выглядеть бюрократия по-большевистски, лучше всего использовать программную работу В. И. Ленина "Государство и революция", написанную им в канун октябрьской революции:

"Рабочие, завоевав политическую власть, разобьют старый бюрократический аппарат, сломают его до основания, не оставят от него камня на камне, заменят его новым, состоящим из тех же самых рабочих и служащих, против превращения коих в бюрократов будут приняты тотчас меры, подробно разобранные Марксом и Энгельсом: 1) не только выборность, но и сменяемость в любое время; 2) плата не выше платы рабочего; 3) переход немедленный к тому, чтобы все исполняли функции контроля и надзора, чтобы все на время становились "бюрократами" и чтобы поэтому никто не мог стать "бюрократом"".

Оставляя без должного внимания проблему обоснования антибюрократических мер, якобы подробно разработанных Марксом и Энгельсом, большевики делали акцент на классовой природе государства: для них оно было не более чем аппаратом "насилия одного класса над другим", - аппаратом, выполняющим волю господствующего класса и не способным ни играть особой роли в общественной жизни, ни продуцировать свои собственные, "аппаратные" интересы. В.И. Ленин, подготавливаясь к роли лидера пролетарского государства, вполне отождествлял свои интересы с интересами рабочих: "...мы, рабочие, опираясь на свой рабочий опыт, создавая строжайшую, железную дисциплину, поддерживаемую государственной властью вооруженных рабочих, сведём государственных чиновников на роль простых исполнителей наших поручений, ответственных, сменяемых, скромно оплачиваемых "надсмотрщиков и бухгалтеров" (конечно, с техниками всех сортов, видов и степеней) - вот наша, пролетарская задача, вот с чего можно и должно начать при совершении пролетарской революции. Такое начало, на базе крупного производства, само собою ведёт к постепенному "отмиранию" всякого чиновничества, к постепенному созданию такого порядка, ...когда всё более упрощающиеся функции надсмотра и отчётности будут выполняться всеми по очереди".

Описывая процесс "постепенного "отмирания" всякого чиновничества", В.И. Ленин воспроизводит размышления К. Маркса и Ф. Энгельса о внутренней логике развития частнособственнических отношений: "Капиталистическая культура создала крупное производство, фабрики, железные дороги, почту, телефоны и прочее, а на этой базе громадное большинство функций старой "государственной власти" так упростилось и может быть сведено к таким простейшим операциям регистрации, записи, проверки, что эти функции станут вполне доступны всем грамотным людям, что эти функции вполне можно будет выполнять за обычную "заработную плату рабочего", что можно (и должно) отнять у этих функций всякую тень чего-либо привилегированного, "начальственного"". "Специфическое "начальствование" государственных чиновников можно и должно тотчас же, с сегодня на завтра, начать заменять простыми функциями "надсмотрщиков и бухгалтеров", функциями, которые уже теперь вполне доступны уровню развития горожан вообще".

В рутинных функциях "бухгалтеров (с техниками всех сортов, видов и степеней)" действительно нет ничего сложного и их действительно способен выполнять любой "грамотный горожанин". В современных условиях значительный объём этих функций и вовсе может выполняться бездумным компьютером, роботом. Нет ничего сложного и в функциях "надсмотрщиков", выполняющих свою работу по заранее оговоренному предписанию и следящих за тем, чтобы все "простые функции" выполнялись строго по инструкции. Эти функции можно перекладывать с одного "горожанина" на другого без какой-либо потери качества. В нештатных же ситуациях, когда инструкция становится бесполезной, когда рутинно-бюрократический режим управления должен смениться чрезвычайным режимом администрирования, далеко не каждый из "очереди" окажется одинаково способным принять на себя всю полноту ответственности за своё административное вмешательство.

В любых кризисных ситуациях (будь то стихийное бедствие, техногенная катастрофа или аварийная посадка самолёта) роль администратора предусматривает отход от заранее оговоренных предписаний для временной узурпации всей власти в целях обеспечения возможности своевременной мобилизации всех организационных ресурсов. Максимально полное, профессиональное исполнение этой важной роли требует, таким образом, чтобы её исполнителю на неопределённое время, достаточное для выхода организации из возникающих кризисов, было предоставлено место "вне очереди".

Функцию администрирования невозможно "выполнять всеми по очереди" по крайней мере до тех пор, покуда всё мировое сообщество не будет состоять из всесторонне развитых личностей, что лишит слово "очередь" ленинского смысла. И вплоть до полной реализации этой отдалённой коммунистической перспективы общество не должно стремиться к очерёдности выполнения административно-распорядительских функций, но должно уметь защищать свои интересы от "начальствования" сразу после того, как "начальствование" становится излишним.

Уровень управленческих знаний российских учёных, в том числе и марксистских, уже на заре становления "общества нового типа" был вполне достаточным для того, чтобы заметить в антибюрократическом проекте, предлагаемом В.И. Лениным, его "разрыв с наукой и научностью", и считать проекты подобного рода "ошибками против экономической азбуки", "совершенно несовместимыми с научным пониманием государства". Однако многочисленные указания на научную несуразность марксистско-ленинского проекта искоренения бюрократических дисфункций не остановили большевистских лидеров от попытки претворить этот проект в жизнь.

Уверенность большевиков в том, что любое "специфическое начальствование" можно свести к простым функциям "надсмотрщиков и бухгалтеров", вскоре сменилась полной растерянностью. Уже после 10 съезда РКП (март 1921 года) Ленин совершенно теряется перед российским бюрократизмом, злую личину которого он видит теперь "ещё яснее, ещё отчётливее, ещё грознее перед собой" и совершенно серьёзно спрашивает советских чиновников: "Почему бы теперь не переместить некоторых ... высокопоставленных товарищей на работу даже уездную, даже волостную? Не настолько же мы в самом деле "обюрократились", чтобы "смущаться" этим".

Надежды на то, что "...люди будущего будут добровольно делать то, что будут требовать сухие выкладки статистического подсчёта" в то время как обезличенно-аппаратная, состоящая из "простых функций" работа Госплана и Госснаба будет обеспечивать наибольшее развитие общественных производительных сил, не оправдались. Очень скоро бесчинствующие чиновники рабоче-крестьянского происхождения стали глашатаями и единственными толкователями "требований статистического подсчёта". Самовольно управляя российским народом под прикрытием "статистических выкладок", эти вершители судеб целых отраслей, огромных российских регионов имели гарантированные дивиденды вне зависимости от личных качеств и достижений. "Если нас что и погубит, то это - бюрократизм", - слова, написанные первым руководителем советского государства незадолго до смерти, оказались пророческими. Сбылось же это пророчество потому, что заняв административные должности и закономерно узурпировав всю власть в динамично меняющемся, кризисном обществе, первые распорядители "советского" государства уже не желали уступать эту власть тем, кто следовал за ними "по очереди". Следуя идее передачи властных полномочий "по очереди", советские администраторы закономерно оказались вне "очереди", быстро образовав привилегированно касту, нацеленную на власть ради власти и незаинтересованную в поддержании стабильности общественном развития.

Недопонимание особого характера полномочий административной власти оказало пагубное влияние на перспективы развития власти, которая должна была представлять действительные интересы общества, - власти, которую Г. Спенсер в приведённой выше цитате назвал совещательной. Как и следовало ожидать, административно-бюрократическая власть в условиях запрета частной собственности, высокой централизации советского хозяйства и жестоких кризисов первых послереволюционных лет, придала власти общественных представительных органов мнимый характер. Соответственно, столь же мнимой оказалась и личная ответственность администратора-узурпатора любого уровня полномочий перед обществом за свои действия (бездействие). По злой иронии истории, большевистская идея "начальствования по очереди" оказалась легко реализуемой на практике - в условиях полной неподсудности со стороны общественных представителей возглавить огромную бюрократическую пирамиду "советского" государства действительно мог любой администратор с "уровнем развития обычного горожанина", ведь качество администрирования, "начальствования" всё равно никем не оценивалось. Очередь к "социалистическому корыту" стала основным средством управления. Институту очереди было подвластно всё: распределение продуктов в магазинах, получение квартир, номенклатурные ожидания... Для управления с помощью очереди никаких особых политических и административных талантов не требовалось, всё организовывалось само по себе, без вмешательства руководителей - первые две трети очереди были уверены, что скоро получат доступ к "корыту" и потому вели себя "как надо". Последняя же треть очередников, сомневающихся в том, что они получат такой доступ, удерживалась в рамках "социалистической дисциплины" первыми двумя третями очередников.

Почти полностью освобождённый от ответственности за свои действия И.В. Сталин, в отличие от В.И. Ленина, очень быстро пришёл к осознанию того, что порядок, при котором "всё более упрощающиеся функции надсмотра и отчётности будут выполняться всеми по очереди", не может обеспечивать социально-экономическое развитие страны. По убеждению Сталина, для управляемого, планомерного развития советского хозяйства требовалась не очередь, а единоличный авторитет вождя, который бы складывался "как из страха, так и из уважения". "Чтобы рабочие могли победить, их должна воодушевить одна воля".

Сталин, будучи, конечно же, неординарной личностью и талантливым организатором, не был, впрочем, обладателем необходимых личностно-волевых и нравственно-интеллектуальных качеств, достаточных для того, чтобы взять на себя всю полноту ответственности за организующую деятельность столь внушительной государственно-бюрократической машины, какая была сформирована для управления технологически сложным советским хозяйством. По этой причине "Великий вождь всех народов" предпочёл создать себе вождистский авторитет через культ личности и ложную сакрализацию индивидуальных качеств. Недостаточность же у государственного лидера такого масштаба реальных личностных достоинств, необходимых для оптимального и ответственного руководства огромным плановым хозяйством, вынужденно восполнялось бюрократическим произволом и широкомасштабным злоупотреблением властью, не оставляющим рабочим ни малейшей возможности одержать ту "победу", о которой писал марксист И.В. Сталин.

Призывы к борьбе с бюрократизмом в "советской" стране не имели никакого общественного значения, поскольку с позиции одних бюрократических ведомств могли в одно и то же время быть направлены как против произвола, так и против формализма других ведомств. Бюрократический произвол стал необходимой нормой социалистического государства. Более того, И.В. Сталин намеренно инициировал произвол обезличенной партийной, государственной и экономической бюрократии, часто опираясь для этого на произвол столь же обезличенного карательного ведомства.

Тому, что в теории марксизма исследование проблемы бюрократизма, в том виде, как её представлял М. Вебер, своего развития не имело, способствовал, конечно же, и сам Вебер. Веберовская позиция воспринималась марксистами примерно так же как, например, взгляды философа-младогегельянца Бруно Бауэра, считавшего движущей силой истории самосознание "критических личностей". В известной критике Бруно Бауэра В.И. Лениным поэтому вполне возможна переадресация: "Открытое г-ном Бруно (читай М. Вебером - А. Л.) отношение на самом деле есть не что иное, как критически-карикатурное завершение гегелевского понимания истории, которое, в свою очередь, есть не что иное, как спекулятивное выражение христианско-германской догмы о противоположности духа и материи, бога и мира. В пределах истории, в пределах самого человечества этой противоположности придаётся то выражение, что немногие избранные индивидуумы, в качестве активного духа, противостоят остальному человечеству как неодухотворенной массе, как материи".

Рассматривая бюрократию в иной перспективе, нежели К. Маркс (не как специфический привилегированный социальный слой, а как способ организации, тесно переплетённый, в частности, с капиталистической рациональностью), М. Вебер оставлял без внимания проблему взаимодействия административной и политической составляющих бюрократии. В рассуждениях об оптимальном режиме такого взаимодействия у Вебера не было логики. Вместо логики он использовал понятие "харизма", не допускающее никакого содержательного истолкования. Так что в принципе нет ничего удивительного в том, что мистическому и неопределённому понятию "харизма" большевистские теоретики предпочли обыденное и предельно ясное для них понятие "очередь".

Сегодня, по справедливому замечанию Ю. Хабермаса, "мы можем различить власть, рождающуюся в процессе коммуникации, и административно применяемую власть", и главным средством борьбы с бюрократизмом, по всей видимости, должна стать оптимальная координация действий этих властей. Для того чтобы процесс глобальной бюрократизации общества находился в руках бюрократии, максимально приближенной к "идеальному типу", роли, выполняемые административными и совещательными органами всякой производственной корпорации не должны растворяться в технократической массовке, способной лишь к шаблонным действиям.

2.3 Оптимизация взаимодействия представительных и административных органов корпорации

Оптимизация взаимодействия административной власти и власти представительных органов в границах, заданных структурой производственной корпорации (открытого акционерного общества), предполагает разработку механизма, который бы обеспечивал преемственную компетентность членов совета директоров и прочих представителей высшего корпоративного руководства через осуществление экспертного контроля за их ущербными действиями (бездействием) со стороны акционеров. Эффективность контроля акционеров за действиями распорядителей акционерного капитала существенно повысится, если совместить в одном лице работника и акционера. Работник-акционер должен стать для распорядителей акционерного капитала главным контролёром, выступающим от лица всех акционеров, ведь его интересы, в отличие от интересов представителя любой другой социальной группы, охватывают все уровни социальной ответственности. Основной деталью искомого механизма, обеспечивающего преемственную компетентность высшего корпоративного руководства, должна стать новая технология доверительного управления консолидированным пакетом принадлежащих работникам акций. Её возможный вариант схематично представлен на рисунке 1.

Схематично представленный вариант оптимального сочетания представительных и административных функций корпоративной бюрократии является своеобразной моделью головного мозга человека, и отражает так называемый гомеостатический подход, развивающийся в последнее время в нейрокибернетике. Мозг, при таком подходе, рассматривается как гомеостатическая система, представляющая собой совокупность противоборствующих подсистем, в результате функционирования которых обеспечивается нужное равновесие всей системы в условиях постоянно меняющихся воздействий внешней среды.

Стимулирование работы системы представительства работников-акционеров похожа на стимулирование работы головного мозга, активность которого поддерживается благодаря непрерывно продолжающемуся "сдвигу центра когнитивного контроля от одного полушария к другому". Так же как физиологической основой активности человеческого разума, человеческой воли и человеческого рассудка является взаимодействие двух функционально разделённых полушарий головного мозга, организационной основой активности совета директоров, генерального директора и руководимого им штата бюрократов-исполнителей должно стать взаимодействие двух функционально разделённых комитетов, осуществляющих доверительное (трастовое) управление акциями работников.

Рисунок 1. Взаимодействие представительных и административных органов ОАО при новой технологии делегирования полномочий исполнительным комитетам трастовой организации со стороны работников-акционеров

Как функциональное разделение человеческого мозга на два полушария обеспечивает неразрывную связь личности человека с рецепторами тела человека, снабжающими человеческую личность информацией о мире, так и два функционально разделённых комитета (на схеме обозначенные как оперативный и контрольно-ревизионный) должны обеспечивать неразрывную связь руководства корпорации с акционерами, работающими в открытой для всего мира корпорации.Принцип, взятый за основу разработки новой технологии общественного влияния на корпоративную бюрократию (технократию), обеспечивающей преемственность и ответственность высшего корпоративного руководства, реализуется не только в каждом здоровом головном мозге, но и "во всех прогрессивных, в эволюционном смысле, системах". Называется он принципом функционально разобщённого сопряжения подсистем (биполярной функциональной асимметрии). По словам отечественного биолога В.А. Геодакяна, сформулировавшего данный принцип в середине 60-х годов 20 века, "адаптивные, следящие системы, эволюционирующие в изменчивой среде, дифференцируясь на две сопряжённые подсистемы, с консервативной и оперативной специализацией, повышают свою устойчивость".

Дуальная оппозиция, примером которой на вышеприведённой схеме является своеобразное маятниково-конкурентное взаимодействие оперативного и контрольно-ревизионного комитетов, должна скреплять управленческий контур всякого, в том числе и бюрократически управляемого, хозяйства любого уровня сложности (примерно так же, как примитивные управленческие контуры патриархальных домохозяйств доиндустриальной эпохи были скреплены ролями мужчины-отца и женщины-матери).

Представленная схема нуждается в некоторых пояснениях относительно параметров эффективной работы представительного органа трастовой организации, в доверительное управление которой передан единый пакет акций, принадлежащих частным акционерам-работникам корпорации. К слову сказать, официальное создание трастовой организации, защищающей права рабочих-акционеров, под силу любой инициативной группе. Для этого достаточно написать официальный устав трастовой организации и собрать нужное количество написанных от руки заявлений от тех работников-акционеров, кто желает, став членом траста, передать трастовой организации как юридическому лицу в доверительное управление свою долю собственности корпорации. Зависимость объёма возможных формальных прав акционера (акционеров) от объёма находящихся в его (их) распоряжении акций, определяется по-разному законодательствами разных стран. По российскому, например, Федеральному Закону "Об акционерных обществах", для осуществления формального контроля за деятельностью распорядителей акционерного капитала любой группе акционеров достаточно объединить в один общий пакет от 1 до 10% голосующих акций.

После консолидации соответствующего пакета акций, наёмным работникам, организующим траст, нужно ввести в устав положение, согласно которому права в распоряжении собственностью доверительной организации распределяются среди физических лиц без определения долей собственности. Такое положение означает, что голосование на общем собрании трастовой организации должно будет осуществляться по принципу "один акционер - один голос", а не "одна акция - один голос".

В целях оптимизации работы представительного органа трастовой организации, в доверительное управление которой передан единый пакет акций, принадлежащих частным акционерам-работникам корпорации, вся группа представителей (мозг) должна быть изначально разделена на две сопряжённые команды (полушария). Подобно тому, как в головном мозге "правое полушарие связано с когнитивной новизной, а левое полушарие - с когнитивной рутиной", за одной из команд закрепляется оперативная функция первичного представительства, за другой - консервативная функция контроля деятельности командно-бюрократического аппарата корпорации и, что не менее важно, функция остаточного контрольного дублирования деятельности первой команды.

Важной предметной целью, задающей направление деятельности обоим представительным комитетам траста, является членство в совете директоров, привлекающее каждого наёмного работника-акционера престижем и карьерными перспективами. Общее стремление к этой цели всех членов обеих команд задаёт своеобразный вектор сопряжения пары функционально разобщённых команд рабочих представителей. Должности представителей работников-акционеров в совете директоров корпорации достаются избранным на общем собрании трастовой организации членам представительных комитетов траста, обладающим наибольшим комбинированным рейтингом, который складывается из личного рейтинга и командного рейтинга (то есть рейтинга соответствия каждого из двух выборных представительных органов своему предназначению).

При описанной в приведённой схеме технологии делегирования полномочий, рабочий лидер, избранный в контрольно-ревизионный или в оперативный комитет трастовой организации, становится надёжным проводником жизненно важных интересов работников-акционеров. Особый режим внутрикомандной и межкомандной конкуренции (состязательности) рабочих представителей интенсифицирует чувства их сопричастности интересам трудового коллектива, настраивая сознание каждого рабочего представителя на актуализацию и интеграцию необходимых нравственных побуждений, сочетающихся с построением психологических преград для эгоистических влечений.

Представительный орган, организованный работниками-акционерами по принципу биполярной функциональной асимметрии, должен выполнять в управлении корпорацией примерно те же функции, что и сервомеханизм - важнейший элемент автоматического управления, который есть во всех современных машинах. Сервомеханизмом в автоматике называют устройство, организующее информационную обратную связь. Сервомеханизм (следящая система) нужен для дистанционного контроля точности работы главного управляющего механизма и для усиления его мощности.

Если представить акционерное предприятие сложным техническим устройством, управление которым должно быть точным и безопасным для пользователя, становится очевидным, что эффективный, надёжный сервомеханизм в этом техническом устройстве - острейшая необходимость. Необходим он для незамедлительного оповещения своих пользователей - акционеров (в первую очередь работников-акционеров) о неполадках в механизме управления акционерным предприятием. Оповещение требуется для того, чтобы "пользователи" могли вовремя исправить неполадки или поставить новые "запчасти" вместо тех деталей, которые оказались неисправными.

В условиях, когда деятельность совета директоров получает мощную информационно-управленческую поддержку со стороны объединённых в траст работников-акционеров, совет директоров становится центром консолидации интеллектуального потенциала корпорации, актуализирующим достижения самой передовой экономической и технической мысли и чутко реагирующим на реальные социально-хозяйственные запросы. В выработке своих решений этот орган начинает опираться на сведения, минимально искажённые бюрократическим аппаратом корпорации, разрабатывая всё более и более перспективные сценарии корпоративного развития. По силам совету директоров становится также подбор опытных, "харизматичных" администраторов на ключевые посты, стимулирование последних и оказание им практической помощи.

Итак, улучшить характер влияния общества на бюрократию можно лишь в том случае, если предприниматели, распоряжающиеся крупным акционерным капиталом, будут детально отчитываться перед акционерами за качество своей распорядительской деятельности. Парадокс, однако, заключается в том, что на сегодняшний день эти отчёты никого не интересуют, поскольку "акционеры в подавляющем большинстве случаев никогда не были на акционерном предприятии и не имеют чёткого представления о специфике его деятельности и насущных проблемах (быть "совладельцами" предприятия они могут несколько дней, часов или даже минут)". Для разрешения этого парадокса как раз и нужно организовать эффективный контроль над распорядительской деятельностью, осуществляемой в рамках крупного акционерного предприятия, со стороны акционеров, представляющих себе и специфику предприятия, и его насущные проблемы - акционеров, связавших с данным предприятием свою трудовую жизнь (работников-акционеров). Чем эффективнее будет такой контроль, тем меньше корпоративная технократия и государственная бюрократия будут отклоняться от оптимального ("идеального") режима своего функционирования.

2.4 Точность меры технической составляющей управленческого труда как гарантия высококачественного администрирования

Замена "продажного и прогнившего" буржуазного парламентаризма "работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы", представлялась классикам марксизма главной революционной задачей. Считалось, что эта задача будет решена, как только все трудящиеся граждане станут по очереди, с лёгкостью возлагать на себя управленческие полномочия, а потом с такой же лёгкостью будут передавать свои управленческие полномочия тем, кто следует за ними по очереди. Решение этой задачи должно было стать одним из трёх главных шагов по пути коммунистических преобразований, однако марксистско-ленинский сценарий безотлагательной замены специфического "начальствования" государственных чиновников простыми функциями "надсмотрщиков и бухгалтеров", на поверку оказался совершенно безграмотным. Простота марксистско-ленинского сценария вдохновила сотни миллионов людей во всём мире, но после того, как его безграмотность стала очевидной, даже самые ярые приверженцы коммунистических идей надолго разуверились в возможности коммунистических преобразований. Сделать первый шаг по пути к коммунизму, и не упасть, споткнувшись, большевикам не удалось.

Для полного осуществления коммунистических преобразований требовалась не только кардинальная реорганизация власти. Требовалось сделать ещё два основательно продуманных шага - реализовать принцип "от каждого по способностям, каждому по труду" и перевести все общественные средства производства в режим их планомерного использования (развития).

Марксистско-ленинский сценарий реализации принципа "от каждого по способностям, каждому по труду", - одного из важнейших принципов социализма, - равно как и марксистско-ленинский сценарий организации "коммунистической власти", не отличался большой сложностью. Считалось, что как только рабочие станут сами руководить предприятиями (делая это поочерёдно за оплату не выше оплаты рабочего), они, опираясь на живое творчество масс, естественным образом будут развивать все свои способности. Оплата труда работников всегда будет справедливой, ведь у власти будут стоять пролетарские руководители и никакая эксплуатация с их стороны будет невозможна. Считалось, что чиновники, рекрутируемые из пролетарской среды, уже в силу своей пролетарской генетики (пролетарского происхождения) будут заинтересованы в том, чтобы каждый работник смог максимально полно реализовать все свои способности и получить за результаты своего труда максимально эквивалентное вознаграждение.

Между тем, профессионализация бюрократов-исполнителей, выполняющих рутинные технические операции для поддержания регламентных информационных ресурсов как государства, так и любого крупного предприятия на требуемом уровне качества, должна предполагать тщательный отбор (селекцию) специалистов, наиболее приспособленных к выполнению работы, важность которой обусловлена тем, что "всякая человеческая практика, в отличие от жизни животного, конституируется процедурой согласно установленным правилам".

Особое значение в решении задачи профессионализации чиновников-исполнителей, не наделённых обществом руководящими полномочиями, имеет организация эквивалентной оплаты их исполнительского труда. Наряду с организацией оптимального взаимодействия административной и политической составляющих корпоративной бюрократии, решение задачи равной оплаты за равный исполнительский труд в сфере управления должно стать основой неуклонного повышения качества администрирования. Задача эта сохранит свою актуальность по крайней мере вплоть до того момента, пока выполнение "простых функций надсмотрщиков и бухгалтеров" не будет переложено на мощное кибер-устройство с программным обеспечением, постоянно улучшаемым в ходе живого творчества масс.

Выше уже отмечалось, что профессиональный ("идеальный") чиновник-исполнитель обязан механически, "без гнева и пристрастия", выполнять указания руководителя-администратора. Администратор же, подобно грамотному программисту, должен облачать каждое своё указание в алгоритм, детально определяющий работу чиновника-"компьютера". Вне зависимости от того, является ли администратор-"программист" сам автором алгоритма, или алгоритм им полностью либо частично заимствован, он должен быть лишён какой-либо возможности перекладывать ответственность за качество своих указаний на плечи "компьютера". Для устранения такой возможности нужно надёжно оградить чиновника-исполнителя от административного произвола, определив его профессиональные права и установив процедуру защиты этих прав.

Наиболее частые посягательства на права чиновников-исполнителей происходят при оплате их услуг, поэтому главным условием профессионализации чиновников-исполнителей является переход от уравнительного вознаграждения к вознаграждению за результаты труда. Определяя справедливый (эквивалентный) размер вознаграждения труда чиновников-исполнителей, следует исходить из того, что это особый, отличный от других, вид управленческого труда, со свойственной только ему методикой оценивания трудовых результатов.

В сфере управления, в целом, можно выделить три особых вида труда:

- рутинный труд технических исполнителей, предполагающий полное, беспрекословное и безукоснительное выполнение управленческих алгоритмов различной сложности;

- творческий научно-инженерный труд, предполагающий продуктивное участие в разработке управленческих алгоритмов;

- творческий инновационно-предпринимательский труд, предполагающий персональную ответственность за принятие управленческих решений-алгоритмов.

Каждому из перечисленных видов управленческого труда присущ свой режим оплаты.

Известно, что схожая классификация управленческого труда была распространена во времена советской власти. Всех управленческих работников (служащих) того времени было принято разделять на три основные категории ? руководителей, специалистов и технических исполнителей, исходя из кардинальных различий в требуемых профессиональных навыках. Однако, несмотря на признаваемые различия, режим оплаты труда, требующего разных навыков, был единым, общим для всех трёх категорий управленческих работников. Ни о какой особой методике оплаты труда технических исполнителей, специалистов или руководителей не было и речи. Формально все были равны и все получали повременно-премиальную зарплату.

В реальности эта единая методика дополнялась тем, что закономерная исключительность руководящих ответственных лиц с самых первых лет советской власти позволяла им присваивать некоторые привилегии, объём которых негласно, но всё же ощутимо соизмерялся с масштабом персональной ответственности. Несмотря на эти волюнтаристские дополнения, оценка труда рядовых бюрократов практически не зависела от сложности трудовых операций и скорости их выполнения. Ни размер установленного оклада, ни размер премии за общие, "коллективные" результаты труда, не зависел от индивидуального мастерства рядового управленческого работника. Следуя теории К. Маркса и практике Парижской коммуны, большевики не видели смысла в дифференцированном подходе к оценке мастерства чиновников-исполнителей, беспокоясь в основном о том, чтобы персональная оплата их труда была "не выше платы рабочего".

Ясно, что задача профессионализации труда чиновников-исполнителей не имеет ничего общего с ранее упоминавшейся "пролетарской задачей" организации материального стимулирования "скромно оплачиваемых надсмотрщиков и бухгалтеров с техниками всех сортов, видов и степеней", о которой размышлял В.И. Ленин накануне Октябрьской революции, и подход к её решению должен быть совершенно иным.

По сути, труд чиновника-исполнителя любого "сорта, вида и степени" сводится к своевременному наполнению каналов обратной и прямой связи стандартизированной информацией. Каналы обратной связи должны наполняться стандартной отчётной информацией о текущем состоянии управляемого объекта. Такая информация нужна руководителю для предварительного сравнения фактических параметров развития управляемого объекта с административно заданными (априорно плановыми) параметрами. Следует подчеркнуть, что информация, передаваемая по каналам обратной связи бюрократией, пригодна лишь для предварительной оценки характера отклонений фактического развития производственной корпорации как объекта управления от административных ориентиров. Окончательная же, более полная и детальная оценка расхождения реального и административно заданного вектора корпоративного развития всегда основывается на информации, поступающей от непосредственных участников производства через фильтр, образуемый органами представительства работников-акционеров.

По каналам прямой связи должны проходить ответственные (документированные) административные указания о скорейшем приведении административного и фактического векторов развития корпорации в максимально полное соответствие. В строгом соответствии с этими указаниями чиновник-исполнитель должен своевременно вносить необходимые изменения в находящуюся в его ведении отчётность.

Результатом труда каждого чиновника-исполнителя, таким образом, является своевременно сформированный стандартный документ, совместимый со всеми остальными формами документооборота. Исполнение же форм документооборота любой сложности, как стандартизированный труд определённого качества, может быть оценёно с точки зрения трудозатрат ровно так же, как исполнение любых других заданных стандартом производственно-трудовых операций и должно предусматривать "равную оплату за равный труд". Исходя из этого режим оплаты труда всех рядовых сотрудников бюрократического штата корпорации должен принимать в расчёт не абстрактное время, проведённое на рабочем месте, а конкретные трудовые достижения в виде информации, переработанной рядовым бюрократом в жёстко стандартные формы отчётности. Лишь тогда, когда общество начнёт платить бюрократу не за его присутствие на рабочем месте, а за вовремя обработанную информацию, качественно облачённую им в стандартную форму, на службе общества не останется никого, кроме профессионалов, "без гнева и пристрастия" выполняющих общественно полезную работу с помощью самых последних достижений науки и техники.

Определив нормы трудозатрат на требуемые административным стандартом конторские услуги и организовав соответствующий контроль за документооборотом, останется только подождать, пока конкуренция вытеснит из числа работников аппарата управления наименее компетентных и по законам открытого рынка сдержит неизбежный рост доходов наиболее компетентных работников.

Заработная плата чиновника-исполнителя, состоящего в штате того или иного подразделения аппарата управления корпорации должна зависеть, во-первых, от объёма принятых к оплате услуг, произведённых подразделением за месяц (иной отчётный период); во-вторых, от персонального трудового вклада, определяемого начальником подразделения через коэффициент трудового участия чиновника-исполнителя в работе подразделения (иным способом).

Максимально полно исключить административный субъективизм и произвол в оценке труда рядовых сотрудников бюрократического штата корпорации, позволит выполнение некоторых дополнительных требований.

Во-первых, для организации оплаты труда служащих-специалистов и служащих-технических исполнителей требуется составить полный детальный реестр всех входящих и исходящих документов. Реестр детализируется по формам документооборота, каждой форме присваивается свой ранг в зависимости от сложности охватываемых ею операций.

Во-вторых, требуется создать отдел научной организации труда (НОТ). Если такой отдел есть, требуется наладить его работу. Частью работы такого отдела должно стать своевременное обновление реестра документов, нормирование и ранжирование интеллектуальной ёмкости (трудозатратности) каждой новой формы документооборота.

В-третьих, требуется разработать стандартную процедуру формирования и распределения фонда заработной платы для всех бюрократических подразделений корпорации. Основой формирования Фонда заработной платы должен быть ежемесячный отчёт о проделанной работе. Отчёт согласовывается с отделом НОТ и утверждается Правлением корпорации. Отдел НОТ фиксирует отклонения заявленных в отчёте объёмов выполненной работы от их нормативных величин и выявляет возможные превышения запрашиваемых расценок над расчётными расценками. Правление проверяет качество работы, контролируя своевременность устранения ненужных документов, упрощения их формы или своевременность устранения избыточного количества информации в документах. После количественной и качественной оценки работы, выполненной подразделением в предыдущем месяце, Правление устанавливает размер ФЗП на следующий месяц.

Начальник отдела несёт ответственность и за правильное составление ежемесячных отчётов, и за справедливое распределение ФЗП, основанное на твёрдой зависимости размера заработной платы каждого сотрудника от его персонального трудового вклада. Размер заработной платы самого начальника отдела должен поэтому зависеть и от благорасположения Правления, и от благорасположения подчинённых (в этой связи можно вспомнить, что в европейском менеджменте распространена практика, при которой заработная плата руководителя подразделения определяется размером премиальных выплат, устанавливаемых Правлением и процентом от ФЗП, периодически устанавливаемым подчинёнными на собрании).

В-четвёртых, требуется организация периодического чередования видов работ и регулярной ротации рабочих мест внутри каждого отдельного бюрократического подразделения и внутри всего аппарата управления. Ротация должна стать своеобразной эстафетой, предоставляющей каждому рядовому бюрократу возможность проявить себя на новом месте. Она должна позволять бюрократу в каждом очередном "забеге" достигать более высоких трудовых результатов, чем у предшественника, и передавать улучшенные стандарты работы преемнику. Грамотно организованная ротация является необходимым элементом профессионализации работников аппарата управления.

В-пятых, требуется утвердить особое положение об оплате участия рядовых бюрократов в разработке управленческих решений. Разработка управленческих решений должна быть прерогативой единоличного и коллегиального исполнительных органов корпорации. Однако если уровень компетентности топ-менеджеров, входящих в состав этих органов, оказывается недостаточным для решения той или иной управленческой задачи, рядовые бюрократы могут привлекаться в качестве внутренних экспертов. Условия труда и размер заработной платы эксперта оговариваются в индивидуальном трудовом договоре (контракте). Сумма контракта зависит от профессиональной репутации эксперта и определяется уровнем рыночного спроса на его услуги. Привлечение как внутренних, так и внешних экспертов для разработки управленческих решений создаёт дополнительную мотивацию рядовых чиновников, открывая перспективы для их служебного роста и способствуя кадровой селекции в рядах топ-менеджеров корпорации.

Без соблюдения перечисленных требований Правление во главе с генеральным директором корпорации не сможет организовать эффективный контроль соответствия заработной платы конторских служащих целесообразности, объёму и качеству произведённых ими услуг. Однако гораздо важнее то, что любое из только что перечисленных требований, способствующих профессионализации чиновников-исполнителей, останется всего лишь пустым звуком, если коллегиальный (Правление) и единоличный (генеральный директор) исполнительные органы корпорации сами не будут находиться под неослабевающим экспертным контролем работников-акционеров. Несмотря на то, что нормирование канцелярской работы, которая, по словам В. И. Ленина, может быть сведена к "простейшим операциям регистрации, записи, проверки", является гораздо менее трудоёмким процессом, чем нормирование большинства производственных операций, равная оплата за равнокачественные и равноколичественные канцелярские услуги невозможна без изменения характера взаимодействия политической и административной составляющих корпоративного руководства.

На сегодняшний день бюрократическая самодеятельность и своеволие конторских служащих всех рангов является нормой корпоративного управления. Эта норма фактически избавляет от ответственности тех вышестоящих администраторов-распорядителей, кто попал во власть, не будучи профессионалом, и был случайно наделён акционерами правом принимать самостоятельные решения. Для исправления этого положения недостаточно время от времени выбирать администраторов из числа наиболее компетентных работников аппарата управления. Ведь профессиональность административной деятельности определяется не столько знаниями бюрократического делопроизводства, сколько информированностью о текущем состоянии общественного организма и умением приспособить бюрократическое делопроизводство под общественные потребности. Поскольку главным источником значимой информации о состоянии общественного организма выступают общественные представительные органы, качество административно-распорядительской деятельности, дающее возможность пресечь бюрократический произвол, во многом определяется качеством представительства.

Бюрократическая самодеятельность, а вместе с ней коррупция, протекционизм и огромные количественные издержки на содержание аппарата управления - это та цена, которую акционеры платят за отсутствие системы представительства, надлежащим образом оформляющей спонтанные запросы стремительно усложняющегося общества и его производственной сферы. Профессионализм администраторов и профессионализм рядовых чиновников являются взаимосвязанными и взаимопроникающими факторами, одинаково способствующими пресечению бюрократических дисфункций и чиновничьего паразитизма. Если высококачественное администрирование склоняет бюрократов-исполнителей к максимально рационализированному и минимально затратному режиму функционирования, образуя надёжный заслон их своеволию, то и бюрократы-исполнители, работающие в таком режиме, начинают неуклонно повышать уровень требований к административной компетентности, автоматически отбраковывая тех, кто не соответствует требуемому уровню.

2.5 Научная система Ф. Тейлора и общекорпоративная методика оценки энергетической составляющей труда работников, занятых в материальном производстве

Реализовать принцип "от каждого по способностям, каждому по труду" большевикам не удалось по той же причине, по какой не удалось пресечь бюрократические дисфункции, выступающие как "особые функции особого слоя людей" - в марксистско-ленинских знаниях о том, как должна решаться эта задача, не хватило научной основательности. Для того чтобы сделать второй шаг к коммунизму, требовались научные знания, позволяющие эффективно управлять поступательным развитием физических, эвристических и управленческих способностей каждого работника. Наряду с этим требовалось научное обоснование методов, позволяющих обеспечить равную оплату за равноколичественные и равнокачественные результаты труда.

К несчастью, ни вдохновлённого опытом Парижской коммуны К. Маркса, ни его большевистских последователей, не интересовало научное обоснование того, как наилучшим образом сделать "второй шаг" к коммунизму. Начало такому обоснованию было положено на рубеже 19-20 веков американским инженером Ф. Тейлором. Получилось так, что к этому времени большевики уже не нуждались в знаниях Ф. Тейлора и его последователей - они уже успели окончательно разметить все "шаги", превратив разработанную К. Марксом доктрину коммунистических преобразований в застывший на несколько десятилетий догмат ("Учение Маркса всесильно потому, что оно верно!").

Научный подход к реализации принципа "от каждого по способностям, каждому по труду", предложенный Ф. Тейлором, актуален по сей день. Относительно первой части принципа, - "от каждого по способностям ...", - подход Ф. Тейлора предполагает наблюдение за выполнением трудовых операций наиболее способными работниками и анализ полученной информации с целью выявления резервов роста производительности труда. Касательно второй части принципа, - "... каждому по труду", - оплата труда, по Ф. Тейлору, должна быть сдельной, то есть оценивать надо только ту работу, параметры которой и расценки за которую оговорены заранее. Для привязки заработной платы к результатам труда все известные трудовые операции должны быть дифференцированы по сложности их исполнения. На исполнение каждой трудовой операции должна быть определена своя, научно обоснованная, норма времени (выработки). Установленные нормы выработки дают руководителю возможность постоянно отслеживать зависимость между размером заработной платы каждого работника и результатами его труда, а также по специальным критериям (силе, ловкости, инициативности, сообразительности) отбирать наиболее способных работников, ставя их в пример всем остальным для того, чтобы общий уровень способностей к труду неуклонно повышался.

Научному менеджменту не суждено было обогатить марксистскую доктрину общественных преобразований, поскольку большевистские лидеры, вслед за В.И. Лениным, весьма скептически оценивали представления Ф. Тейлора о том, как должна определяться научная мера способностей к труду и мера справедливого вознаграждения за производительный труд. "Всего больше, - писал В.И. Ленин в 1913 году, - говорят теперь в Европе, а отчасти и в России, о "системе" американского инженера Фредерика Тейлора. ... В чем состоит эта "научная система"? В том, чтобы выжимать из рабочего втрое больше труда в течение того же рабочего дня. Заставляют работать самого сильного и ловкого рабочего; отмечают по особым часам - в секундах и долях секунды - количество времени, идущего на каждую операцию, на каждое движение; вырабатывают самые экономные и самые производительные приемы работы; воспроизводят работу лучшего рабочего на кинематографической ленте и т. д.

А в результате - за те же 9 - 10 часов работы выжимают из рабочего втрое больше труда, выматывают безжалостно все его силы, высасывают с утроенной скоростью каждую каплю нервной и мускульной энергии наемного раба. Умрет раньше? - Много других за воротами!.. Прогресс техники и науки означает в капиталистическом обществе прогресс в искусстве выжимать пот. ... Капитал понижает свои расходы вдвое и более. Прибыль растет. Буржуазия в восторге и не нахвалится Тейлорами!

Рабочий сначала получает прибавку. А сотни рабочих рассчитаны. Кто остался, работает вчетверо интенсивнее, надрываясь на работе. Выжмут все силы рабочего и выгонят его вон. Берут только молодых и сильных. Выжимают пот по всем правилам науки...".

В.И. Ленин совершенно справедливо указывает на ущербность системы Ф. Тейлора - если у менеджера есть возможность выгнать рабочего вон, ему незачем заботиться о наилучшем применении способностей работников, освободившихся в результате роста производительности труда. В условиях безработицы "наука" по "вырабатыванию самых экономных и самых производительных приемов работы" сводится, в результате, к массовым увольнениям работников, растративших всё своё здоровье ("надорвавшихся") и оказавшихся никому ненужными. У работников же оставшихся на предприятии стандартизация труда в рамках такой модели, основанная на его максимальной рационализации (упрощении), вызывает "отчуждение" и демотивацию.

Решительно отвергнув идеи Ф. Тейлора, считающегося отцом научного менеджмента, большевики отгородились от перспективы дальнейшего развития этих идей, и в этом была их роковая ошибка. Они не увидели, что перспектива развития научного менеджмента связана не только с экономией энергетической составляющей труда (возникающей как результат реализации наиболее производительных способностей работника), но и с обусловленной этой экономией возможностью поступательного увеличения двух других составляющих труда - эвристической и управляющей. Без придуманного Ф. Тейлором механизма учёта и оценки энергетической составляющей труда, эвристические и управленческие способности участников труда также не могли стать объектом грамотного учёта и справедливой оценки.

Тейлору удалось разработать универсальную методологию оценки труда. Его главной научной заслугой, с точки зрения перспектив развития научного менеджмента, стало то, что его система впервые показала в какой мере повышение интенсивности труда, измеряемой затратами нервной и мускульной энергии человека в единицу времени, влияет на повышение интенсивности эвристического и управленческого труда.

Методологическим основанием научной организации труда, в её классическом понимании, заложенном со времён Ф. Тейлора, является нацеленность на систематическое выявление факторов, способствующих экономии времени выполнения трудовых операций и повышению производительности живого исполнительского труда. Привязка размера оплаты к конкретным результатам труда является обязательным условием достижения этой важной научной цели. Лишь равная оплата за равноколичественные и равнокачественные результаты труда позволяет выявлять наилучшие способности к труду и находить им наилучшее, наиболее производительное и прибыльное применение.

Для правильной (справедливой, эквивалентной) привязки заработной платы к результатам труда требуется точное определение двух мер - меры, характеризующей интенсивность затрат труда и меры, характеризующей прогрессивность приёмов труда. Сопоставление этих мер друг с другом позволяет учесть количественные и качественные параметры фактических трудовых достижений каждого конкретного работника и определить справедливый размер его персонального вознаграждения.

На этапе определения меры, характеризующей энергетические затраты труда, происходит экспертное установление зависимости планово-условной цены той или иной трудовой операции (комплекса операций) от её (его) насыщенности теми или иными факторами. То есть, каждая конкретная трудовая операция оценивается тем дороже, чем больше факторов, характеризующих предмет, средства, условия труда и самого работника, она в себя вмещает, и чем интенсивнее влияние каждого из этих факторов на её выполнение.

Ниже, в качестве примера, приведён перечень факторов, используемых экспертами транснациональной корпорации "3M Company", с условными диапазонами их коэффициентов:

-- Знания. Для выполнения тех или иных видов работ требуется разный объём профессиональных знаний и подготовки. В одних случаях предполагается умение работника выполнять элементарные операции, использовать простые измерительные инструменты и приборы, составлять стандартные отчёты и т. п. В других случаях, при сложных технологических процессах, например, в химических или электротехнических производствах, необходима дополнительная подготовка. По данному фактору устанавливаются коэффициенты от 0 до 4,0.

-- Профессиональный опыт. Это реальный срок (без учёта опыта работы на других рабочих местах), на протяжении которого работник должен изучить и полностью освоить круг своих должностных обязанностей с тем, чтобы качественно их выполнять. Различным срокам от 0 до 36 месяцев соответствуют коэффициенты от 0 до 8,5.

-- Ручной труд. Физические усилия работников могут быть простыми, например включение и выключение оборудования, или сложными, например, на сборочном конвейере, при ремонте электронной техники. Коэффициент от 0 до 5,5.

-- Рассудительность. Это способность и потенциальная возможность принятия работником самостоятельных решений в трудовом процессе и в использовании ресурсов в нестандартных ситуациях, не подкреплённых регламентом. Коэффициент от 0 до 4,0.

-- Ответственность за использование комплектующих деталей и материалов. В данном случае вводится дополнительная процедура расчёта. В зависимости от размеров возможного материального ущерба при неблагоприятных обстоятельствах устанавливаются разные коэффициенты. Ответственность определяется как возможный уровень потерь (запасных частей и деталей, горючего и т. п.), брака при выполнении трудовых функций на протяжении рабочей смены. Менеджмент определяет и уровень ответственности, и подготовленность работника для предотвращения таких потерь. Минимальная категория присваивается работнику, выполняющему контрольные функции и строго следующему регламентам. Максимальная - работнику, способному предотвращать нежелательные и непредвиденные отклонения и надёжно действовать в экстремальных ситуациях. Коэффициент дифференцируется в зависимости от категории (A, B, C, D, E, F) и от стоимости вероятного ущерба (от 0 до 5,0).

-- Ответственность за инструменты и оборудование. В этом случае также вводится дополнительная процедура в зависимости от вероятности (низкой, средней, высокой) выхода оборудования из строя в течение рабочей смены. Различные категории присваиваются работникам в зависимости от характеристики обслуживаемого ими оборудования: от недорогого износоустойчивого (0) до сложного и требующего повышенного внимания (5,0).

-- Психологическая нагрузка. Она определяется усилиями по концентрации внимания, умственным и зрительным напряжением на протяжении рабочей смены, что, однако не тождественно уровню квалификации. Коэффициент от 0 до 3,0.

-- Физические усилия. Нагрузка в течение рабочей смены может быть связана, например, с подъёмом и переносом тяжестей, с работой с пневмоинструментами, механическими средствами и т. д. При этом принимается во внимание время, в течение которого эти усилия прилагаются (5 - 50%, или свыше 50% рабочего времени). Коэффициент от 0 до 5,0.

-- Условия труда. Каждому из коэффициентов (от 0 до 4,0) соответствует некое определение условий труда. Например, для коэффициента 2,9: "Любые погодные условия. Присутствие пыли, опасных химических веществ требует использования спецодежды и защитных средств. На работника попадают пыль, краска. В течение смены возможно кратковременное воздействие высокой температуры".

-- Вредность. Она рассматривается как риск травматизма или заболеваний даже тогда, когда защитные средства используются правильно. При вредной работе, во избежание производственных травм, от работника требуются особая осторожность и внимание. Коэффициент от 0 до 6,0.

Исходя из оценочной (рейтинговой) шкалы, диапазон которой в приведённой методике составляет от 0 до 50,0, эксперты ранжируют каждую трудовую операцию по интенсивности наличествующих в ней факторов и устанавливают расценки за фактически выполненные объёмы работ (пока без учёта рыночной конъюнктуры).

При равной интенсивности наличествующих факторов зарплата работника зависит только от способностей работника и объёма выполненной им работы. Если бы результаты выполнения каждой простейшей трудовой операции могли быть реализованы на рынке непосредственно, размер справедливой оплаты труда каждого работника корпорации определялся бы рыночным спросом. Однако потребитель покупает не отдельные трудовые операции, а готовые товары в нужных ему количествах и нужного ему качества. К тому же на зарплату идёт далеко не вся прибыль. Значительная её часть используется на дальнейшее расширение и совершенствование производства, развитие социальной инфраструктуры корпорации, создание страховых и благотворительных фондов, выплату дивидендов акционерам.

Поэтому размер справедливой оплаты каждой трудовой операции целесообразно определять посредством установления пороговых значений производительности и качества её выполнения. Если работник за установленный порог не выходит, ему выплачивают заранее оговоренное вознаграждение. Если выходит - размер его вознаграждения работника изменяется в большую или меньшую сторону (в зависимости от того, какое новое применение удаётся найти его способностям). Если работник к труду не способен, его жизнедеятельность финансируется из страховых фондов.

Основанием для установления пороговых значений производительности и качества выполнения трудовой операции является норма времени (выработки). Норма времени (выработки) является предварительной количественной мерой, характеризующей прогрессивность приёмов труда, она позволяет установить, насколько прогрессивными приёмами работы владеет работник и сколько времени на выполнение работы он при этом затрачивает. Норма времени (выработки) представляет собой внутрифирменный регламент, содержащий формализованные сведения о наиболее прогрессивных приёмах выполнения трудовых операций. Использование данного регламента не только позволяет одинаково оплачивать труд одинаковой производительности, но и помогает удерживать производительность труда на максимально возможном уровне, стимулируя работников к использованию самых последних достижений науки и техники. Привязка зарплаты к выполнению нормы времени (выработки) нацеливает каждого работника корпорации на преодоление установленной планки производительности труда за счёт внедрения новых научно-технических предложений (предпринимательских проектов), сокращающих время выполнения трудовых операций.

С начала 20 века, когда стал развиваться научный менеджмент, технология нормирования исполнительского труда в материальном производстве не претерпела существенных изменений. Процесс установления норм времени на выполнение той или иной производственно-трудовой операции до сих пор основан на изучении затрат рабочего времени наблюдателем непосредственно на рабочих местах. Существенно изменилось разве что техническое оснащение современного наблюдателя. Так, вместо плёночной кинокамеры времён Ф. Тейлора, движения работника по выполнению той или иной трудовой операции на сегодняшний день могут фиксировать десятки электронных камер, одновременно передающих в компьютер траектории даже тех движений, которые раньше различить было невозможно. Создавая точные математические модели движений и микродвижений, сравнивая их между собой по заранее заданным параметрам, фиксирующим самые последние достижения науки и техники, компьютер может выполнять функции самого наблюдателя и даже, например, диагностировать заболевания, выявляя микроскопические нарушения в движениях работников (диагностические лаборатории видеоанализа движения уже используются в современной медицине).

Поскольку всякая производственно-трудовая операция может быть представлена в виде последовательного ряда осмысленных элементарных движений, норму времени на производство любого вида работ несложно определить количественно, оценивая целесообразность, рациональность и ритмичность элементарных движений, входящих в состав рассматриваемой работы. Нормы времени могут быть определены группой экспертов-наблюдателей на основе визуальной информации, собранной в единый для всей корпорации, непрерывно обновляющийся видеоархив. Видеоархив состоит из отдельных видеорядов, фиксирующих наиболее ритмичное выполнение каждой трудовой операции. Всякий раз, когда тот или иной передовик производства начинает на постоянной основе перевыполнять установленную норму выработки, эксперты анализируют соответствующий видеоряд в замедленном режиме и выясняют условия такого перевыполнения. Цель работы экспертов - сделать условия перевыполнения нормы выработки равнодоступными, превратив передовой опыт в обычную производственную практику.

Если работник-передовик перевыполняет норму выработки за счёт совершенствования своих психофизических возможностей, остальным работникам нужно помочь изыскать внутренние резервы, позволяющие так же спокойно переносить повышенные психические и физические нагрузки. Такая помощь должна предусматривать не только составление инструкционно-технологических карт выполнения трудового процесса, обучение персонала более рациональным рабочим приёмам и установление новых, более прогрессивных норм выработки. Она должна предусматривать неуклонное повышение уровня развития всей социальной инфраструктуры корпорации - от общественного питания и лечебно-профилактической работы до экологического просвещения и производства новых духовных ценностей.

По мере повышения уровня психофизических возможностей работника превышение нормы выработки всё чаще достигается за счёт использования новых (модернизированных) технических устройств. Постоянно совершенствуя технические устройства и перекладывая на них всё большую и большую часть своих исполнительских функций, работник освобождает себя для эвристического труда - труда, основой которого становится научное творчество и предпринимательство. На этом этапе руководство корпорации должно создавать условия для такого труда (создавая бизнес-инкубаторы и научно-исследовательские лаборатории, организовывая работу со свободным графиком или работу в режиме удалённого доступа), а не сокращать освободившихся в результате автоматизации производства работников за ненадобностью, "не выгонять рабочего вон, выжав все его силы". Становясь учёным, предпринимателем, самостоятельно определяя оптимальный баланс работы и досуга, и выбирая максимально комфортный режим работы, работник способствует возвышению общественных потребностей по диалектической спирали научно-технического прогресса, инициирует спрос на новые товары, отвечающие всё более прогрессивным потребностям, и создаёт новые рабочие места для реализации новых исполнительских функций.

На этапе, когда энергетические усилия работника достигают пика своей рациональности, когда движения работника по выполнению трудовой операции становятся настолько математически выверенными, что его можно заменить роботом, очень важно организовать пространство для новой, более качественной и напряжённой телесности. Необходимо, чтобы востребованность и воспроизводимость энергетической составляющей труда не уменьшалась. На необходимость постоянного расширенного воспроизводства телесности указывал известный немецко-американский мыслитель Г. Йонас. Он писал, что "утрата телесного разнообразия (и напряжения!) идёт рука об руку с утратой духовного деятельного присутствия. Вместе с телом безработным делается также и дух. Телесное обращение с материей научает тело, члены, чувства, нервы - и дух, поскольку это он всем им даёт работу, ознакамливает его с самим собой и с предметом (в отрыве ни то, ни другое невозможно!), так что только в сопротивлении материала и выявлении его качеств и обнаруживаются скрытые способности всей этой нашей экипировки".

На своей родине, в США, "научный менеджмент полностью отделил технологические знания от их использования, так что менеджеры обладали знаниями, а работники применяли их на практике". Американские менеджеры сами, без какого-либо согласования, решали вопрос о том в каком объёме им следует использовать эвристические способности работника, прежде чем "выгнать его вон". Сокращая работников, освободившихся в результате повышения операционной эффективности труда, заменяя живую телесность мёртвым механизмом, менеджеры не задумывались о взаимообусловленности энергетической (телесной) и эвристической составляющей труда. Разумеется, при таких обстоятельствах, качество управляющей составляющей труда тоже неуклонно снижалось. Для изменения таких обстоятельств, всем участникам производства нужна была гарантия полной занятости, которая бы помешала менеджерам превращать "научную систему Тейлора" в псевдонаучную "систему выжимания пота". Система Тейлора могла бы стать более наукоёмкой, если бы менеджер ни при каких обстоятельствах не мог лишить работника права на общественно полезный труд.

2.6 Японский вариант "научной системы Тейлора" как продукт идеологического заимствования

После установления американского оккупационного режима в Японии научный менеджмент получил своё дальнейшее развитие. В немалой степени его развитию способствовала система пожизненного найма, установленная накануне Корейской войны под давлением японских профсоюзов и левого движения.

Японские профсоюзы, представлявшие замкнутый (цеховой) тип тред-юнионизма, преподносили систему пожизненного найма в основном как средство борьбы с дефицитом квалифицированной рабочей силы. Гарантии пожизненного трудоустройства не распространялись на женщин, работников мелких фирм и на периферийную рабочую силу, нанятую по временным контрактам. Однако уже то, что долгосрочная занятость гарантировалась основному персоналу крупных корпораций, заставило японских менеджеров, вооружённых научными методами Ф. Тейлора и Г. Форда, задуматься о пользе максимально полного применения эвристических и даже управленческих способностей работников, освобождающихся в результате роста производительности труда.

Приняв на себя заботу о том, чтобы работники, высвобождаемые вследствие неуклонного роста производительности труда, обеспечивались всё новыми и новыми рабочими местами, японские менеджеры начали применять стратегии диверсифицированного производства. Примером для лучших японских компаний стали "диверсифицированные гиганты (или сого-производители) типа Toshiba, Hitachi и Mitsubishi Electric, которые производят всё, начиная с микрочипов и батареек и заканчивая электростанциями и автоматизированными сборочными заводами". Широкая диверсификация производства позволяла японским компаниям перемещать рабочую силу из депрессивных и убыточных производств в эффективные и прибыльные, с иным профилем.

Для того чтобы освобождающийся работник мог быстро, без потерь в производительности и качестве, менять профиль работы, менеджеры, помимо забот о диверсификации производства, вынуждены были принять на себя заботу и об универсальном (всестороннем) развитии способностей работника. Японские менеджеры осознали, что удержаться на пике научно-технического прогресса можно лишь существенно изменив характер и содержание труда. Состав и характер трудовых функций работника, которые в условиях научно-технического прогресса определяются сложной техникой, технологией и научной организацией производства, стремительно усложняются. И в этом процессе должен формироваться новый слой работников-универсалов, к которым предъявляется объективное требование органического сочетания в своей деятельности разных трудовых функций.

Таким образом "пожизненное трудоустройство явилось основой для обучения по месту работы и подготовки универсалов, обладающих знаниями для работы в различных единицах бизнеса". "Японские рабочие приветствуют изменения в технологии и не испытывают страх перед безработицей. Они не боятся быть замененными машиной, так как знают, что будут переучены для другой работы".

Систему пожизненного найма нельзя рассматривать как продукт случайно-ответственного поведения японских менеджеров или, даже, как результат деятельности профсоюзных лидеров (профсоюзы в Японии всегда были слабы и неспособны на самостоятельную организацию конфронтации с предпринимателями и государством). Смысл системы пожизненного найма может быть понятен лишь в том случае, если рассматривать гарантии пожизненного трудоустройства работников не иначе как часть грандиозного проекта переустройства мира, реализация которого стала после проигранной войны наивысшей целью, святым долгом амбициозных правителей "страны Восходящего Солнца".

Цели японской системы управления были не менее амбициозны, чем цели, декларируемые большевистскими лидерами. Фактом, на который мало кто из исследователей-японоведов обращает внимание, является то, что, выстраивая систему целеполагания для всей японской нации, японские лидеры действовали вполне в русле марксизма. Ещё более ускользающим от внимания исследователей является тот факт, что в качестве концептуально-методологического обоснования своих амбициозных целей японские лидеры выбрали коллективистскую доктрину общественного развития. Этот бесплатно заимствованный высококачественный интеллектуальный продукт, над которым трудились несколько поколений лучших большевистских мыслителей, был востребован в Японии куда больше, чем у себя на родине.

Японские менеджеры, с их постоянной готовностью к заимствованию передового управленческого опыта, не могли пройти мимо большевистской системы воспитания человека в коллективе и через коллектив. Японцы внимательно следили за результатами советских исследований очень важной для них проблемы - проблемы целостного понимания трудового коллектива.

Эффективность системы, известной во всем мире как система "коммунистического воспитания", была впервые продемонстрирована в начале 1920-х годов советским педагогом-новатором А.С. Макаренко. Ещё тогда великому педагогу удалось организовать самоуправляемую воспитательную систему, способную функционировать достаточно длительное время без непосредственного вмешательства педагогов. В целом, коллективистские принципы оказались неугодны государственно-деспотическому режиму, установившемуся в "стране победившего социализма". Принципы самоуправления, успешно апробированные малолетними преступниками в двух руководимых А.С. Макаренко трудовых коммунах, были категорически несовместимы с тюремными принципами большевистской диктатуры. Однако коллективистские принципы управления были настолько эффективны, что "даже после ухода А.С. Макаренко из организованных им воспитательных учреждений его противникам потребовалось немало усилий и времени, чтобы разрушить в них данную, хорошо отлаженную систему".

Общинная Япония, в гораздо большей степени, чем казарменный СССР, оказалась восприимчива к идеям самоуправления, и для многих японских менеджеров книги А.С. Макаренко стали настольными. Японские менеджеры имели практический интерес к коллективистской идеологии, разрабатываемой советскими обществоведами в 1920-х - 1980-х годах. И если в СССР коллективистская идеология была скорее пустой декларацией, в Японии всегда понимали какой воспитательный и экономический эффект может дать влияние коллективистской идеологии на трудовую мораль и трудовую мотивацию работников.

Находясь под перекрёстным влиянием американской и советской внешней политики, Япония сумела употребить с максимальной пользой для своей экономики те научные знания об управлении, в которых США и СССР превосходили друг друга. В СССР таким знанием, в первую очередь, была теория коллективистского общества - общества, которое, теоретически, должно было стать самым передовым за всю историю человечества.

Теории коллективистского общества, практическая значимость которой впервые ярко была продемонстрирована великим педагогом-новатором А.С. Макаренко, в своё время, в рамках марксистского обществоведения, было уделено огромное внимание. В научной литературе советского периода коллективом называлась социальная группа, достигшая высшей стадии своего развития, в которой интересы общества и индивида соотнесены оптимально, гармонизированы. Проводя соответствующие исследования и отмечая качественное своеобразие такой социальной группы, большинство советских учёных руководствовалось методологическим тезисом о трудовом коллективе как основной ячейке общества. Трудовой коллектив было принято определять как "основную ячейку общества, в которой создаются материальные и духовные ценности, складываются и совершенствуются отношения между работниками, возникают предпосылки проявления социальной активности людей в различных сферах общественной жизни".

Тезис о коллективе как основной ячейке нового, коммунистического, общества широко использовался советскими исследователями на протяжении многих лет как всем понятная аксиома. Однако в рядах советских обществоведов не было единства в решении вопроса о том, какого же масштаба должно быть общество, чтобы вместить в себя трудовой коллектив как "ячейку".

Содержание понятия "общество" в большинстве отечественных исследований по смыслу совпадало с понятием "национальное государство". Значительно реже в размышлениях о трудовом коллективе советские философы трактовали понятие "общество" в широком смысле, то есть как всю совокупность исторически сложившихся форм совместной деятельности людей. В последнем случае, говоря о мировой революции и о необходимости глобальных коммунистических (социалистических) преобразований, охватывающих одновременно всю человеческую цивилизацию, социализм принято было качественно отличать от коммунизма: "Полный коммунизм в отличие от социализма - это прежде всего общество социально однородное, в котором уже не будет ни классовых, ни национальных различий, исчезнут и всякие государственные границы... Общество превратится во всемирное солидарное единство, так как вместе с исчезновением всякой социальной дифференциации исчезнут и остатки всех видов социального эгоизма. Тем самым будет достигнута наивысшая коллективность".

В работах Маркса впервые была высказана мысль о том, что коллектив - специфическая форма организации людей коммунистического (социалистического) общества. Данная специфика заключена в том, что коллективный труд основан на собственности, имеющей "интернациональный характер капиталистического режима" - общественной собственности, в отношении которой К. Маркс употреблял также термин "индивидуальная" собственность. По убеждению Маркса и марксистов, свободных от приверженности националистическим доктринам, невозможно, отгородившись некими территориальными или национальными рамками от буржуазных отношений, построить на отгороженной территории подлинный социализм, ибо "в отдельно взятой стране даже в высшей степени полная готовность и величайшая жертвенность рабочего класса неизбежно и закономерно запутываются в хаосе противоречий и ошибок". Именно К. Маркс впервые наглядно показал, что заслуга капитализма состоит как раз в придании производительным силам глобального характера. Всеобщая торговля, всеобщая конкуренция и всепланетарная взаимозависимость труда в эпоху капитализма становятся господствующими и превращают людей в "индивидов всемирно-исторических, эмпирически универсальных".

Тезис "трудовой коллектив - ячейка общества" по сути своей противоречив. Определение коллектива через термин "ячейка" представляется уместным лишь тогда, когда понятие "общество" целиком и полностью заключается в границы понятия "национальное государство" (ведь без границ ячейки быть не может). В таком случае некие государственные органы, сообразуясь с некими суверенными национальными интересами, должны задавать определённые ограничители в развитии "ячейки". Противоречие же заключается в том, что социальная общность, достигшая высшей стадии своего развития, самостоятельно формирует ограничители, способствующие её саморазвитию, и принципиально не может использовать ограничители привнесённые извне. Если же социальная группа в своём развитии не самоограничивается, а ограничивается, представляя собой не субъект, а объект, "ячейку", она уже не может быть названа коллективом.

Очевидно, что тезис о коллективе как о ячейке общества не мог быть использован в качестве методологической основы для построения эффективной системы целеполагания, поскольку был сформулирован и распространён исключительно стараниями государственных идеологов, которые "не признают историческими дела других народов". Этот тезис не отражал сущностных особенностей социального феномена, возникновение которого прогнозировал в своё время К. Маркс.

Постановка проблемы целостного понимания коллектива, принимая во внимание сделанные оговорки, означала, что трудовой коллектив в первую очередь необходимо рассматривать как социальный субъект, являющийся одновременно и результатом, и предпосылкой постоянно развивающихся общественных отношений во всём их объёме. Трудовой коллектив - это своего рода структурообразующая матрица общественной жизни, отражающая в себе динамику развития всего цивилизованного человечества. В коллективе в одно трудовое целое свободно объединены представители классов и социальных слоёв, люди умственного и физического труда, города и деревни, разных национальностей, профессий, поколений, квалификаций, уровней образования и т. д.

Предприятие, на базе которого функционирует трудовой коллектив, представляет собой столь же исходную единицу мировой экономики, её авангардный элемент. Здесь, в ходе реализации отношений собственности на средства производства, складываются наиболее совершенные, пропитанные эмпатией, отношения между работниками, создаются соответствующие этим отношениям материальные и духовные ценности, производятся продукты общественного и личного потребления, возникают предпосылки проявления особой, основанной на товариществе, социальной активности людей в различных сферах деятельности, решаются вопросы планомерного ускорения научно-технического прогресса, повышения эффективности производства и качества труда.

Несомненно, общая идеологическая преамбула к изучению коллективов, разработанная К. Марксом, значительно расходилась с многочисленными отечественными исследованиями, проводившимися в советское время. Парадокс, однако, состоял в том, что отечественные обществоведы, изучая "подлинную коллективность" большей частью по фантому, созданному большевистскими идеологами, смогли восполнить пробелы, оставленные К. Марксом в анализе самоуправляемых социалистических общностей, которые в будущем должны были обеспечить устойчивое поступательное развитие гармоничной целостности индивидуального и общественного. В числе первых советских исследователей коллектива, из тех, кому принадлежит эта заслуга, в первую очередь следует назвать талантливого педагога-новатора А.С. Макаренко, серьёзно пополнившего научные представления о сущностных особенностях основной ячейки общества будущего.

Наряду с решением педагогических проблем, А.С. Макаренко совершенно чётко выделял ряд специфических признаков коллектива как целостного социального образования. Важнейший признак коллектива (он различает два вида коллектива - первичный (контактный) и общий), по Макаренко, - это не любая совместная деятельность, а совместная социально-позитивная деятельность во всякой сфере жизнедеятельности общества, отвечающая общественным потребностям. Образующее же начало коллектива - социально значимая цель, ради которой он организуется, на которую совместная деятельность направляется, вокруг которой формируется совокупность отношений, связей и взаимозависимостей. Формирование, функционирование и развитие коллектива как общности связано, таким образом, с достижением определённых, различных социально значимых целей, интегрированных в одно целое.

Для полной взаимокорреляции индивидуального и коллективного начала первичному коллективу, по мысли Макаренко, обязательно должны быть обрисованы "перспективные линии" его развития, разработана "диалектика требований", организованы "завтрашние радости". Успешное сочетание всех этих факторов создаёт внутри первичного коллектива атмосферу, которая позволяет соотносить цели индивида с целями его первичного коллектива и принимать перспективы общего коллектива как свои собственные. Связь индивида с общим коллективом была для Макаренко основным мерилом его индивидуальных качеств: "Чем шире коллектив, перспективы которого являются для человека перспективами личными, тем человек красивее и выше".

Мысль о том, что "в простейшем определении коллективизм означает солидарность человека с обществом" проходит красной нитью во всех рассуждениях А.С. Макаренко. Коллективизм - сложная, синтетическая характеристика личности, включающая в себя желание и умение подчинить личные интересы общественным, соотносить личные цели с целями своего первичного коллектива, не замыкаясь на них (такое замыкание есть, по Макаренко, не коллективизм, а корпоративизм). Успех внутренних процессов, протекающих в контактном коллективе, может быть обеспечен лишь в том случае, когда нет рассогласования целей контактного коллектива и советского общества.

В месте сопряжения первичного коллектива с коллективом общим, талантливый советский теоретик, впрочем, начинает мыслить как типичный представитель своей эпохи, и впадает в откровенный мистицизм. Обстоятельно, с большим художественным мастерством рассуждая о том, каким должен быть механизм ответственности за реализацию централизованных плановых заданий в первичном коллективе, он ни слова не говорит о том, каким должен быть механизм ответственности за их формирование в коллективе общем, полагаясь в этом вопросе на "большевистский дух" и мудрость "Великого Кормчего".

Непоследовательности и мистицизму советского педагога есть объяснение. В начале 30-х годов часть теоретического наследия К. Маркса и В.И. Ленина подверглась выборке и соответствующей государственно-бюрократической интерпретации. Выше уже было отмечено, что в эту часть вошла и идея мировой революции как практической задачи. Макаренко, как и большинство остальных отечественных исследователей, предпочитал не подниматься до масштабов планетарной цивилизации, ограничивая свои размышления уровнем национального государства, стремящегося любыми средствами удовлетворить имперские амбиции.

Отмеченное обстоятельство, которое вполне можно охарактеризовать как идеологический обскурантизм, внесло существенные трудности в обозначение перспективы гармонизации общественных и личных интересов. Однако если отвлечься от идеологических клише и некоторого разнообразия терминологии, в массе научных и околонаучных идей отечественных исследователей, высказанных по поводу возможности формирования коллективистского общества, следует выделить, по крайней мере, две характеристики, фиксирующие позитивные отличия коллектива от социальных групп иного типа:

Во-первых, коллектив - это объединение людей, в котором межличностные отношения опосредуются общественно ценным и личностно значимым содержанием совместной деятельности. Как замечают по этому поводу Д.П. Кайдалов, Е.И. Суименко, "общественная ценность совместной деятельности без её личностной значимости подрывает целевое единство, сплочённость группы, приводит к тому, что К. Маркс и Ф. Энгельс называли "мнимой коллективностью", её "суррогатами". Личностная значимость совместной деятельности без её общественной ценности подрывает объективную функциональную основу группы (и тем самым свою собственную основу), приводя всё к тем же "суррогатам коллективности".

Во-вторых, подлинный коллектив - это наличие свободного, добровольного характера объединения, причём если такая добровольность не может задаваться внешними обстоятельствами, то она и не может быть стихийной. Как следует понимать столь двойственное положение?

С одной стороны, признавая трудовой коллектив в качестве целостного социального субъекта, нужно в самой полной мере признать и субъектность входящих в него индивидов, "для каждого из которых любой конечный продукт и любой конечный коллектив есть всего лишь выполнение одной из бесчисленных возможностей". В подлинном коллективе не может быть, скажем, формального запрета на свободную, несогласованную с кем бы то ни было, продажу акций. Корпорация не может быть названа коллективом, если работник удерживается на одном месте надбавкой за выслугу лет, корпоративным планом пенсионного накопления и прочими административными подачками, раздаваемыми в обмен на беспринципное и некритическое следование политике корпоративного руководства. Нелепо было бы называть коллективным акционерное предприятие, на котором допуск к статусным привилегиям обеспечивается, например, половой принадлежностью или правом наследования, родственным протекционизмом, клановостью, кумовством. Относить такие социальные группы к коллективам было бы ошибкой, поскольку они, говоря словами Г.С. Батищева, воспроизводят "тот действительно существующий особенный тип социальных связей, внутри которых человек только через свою сопринадлежность социальной группе и предопредёленность ею, только в качестве несамостоятельной части социально-органического целого приобщён к субъектным атрибутам как к достояниям не своих непосредственных отношений к другим, а только этого целого".

С другой стороны, члены коллектива внутренне формируют в себе ограничители стихийных побуждений, которые не позволяют им довольствоваться менее насыщенными социальными связями, чем те, что установились в коллективе. Таким образом, действия, направленные во вред коллективу (если это коллектив действительный, а не мнимый), пресекаются только из внутренней цельности индивидного (личностного) бытия. Для обозначения такой цельности может подойти понятие "Поле Личной Автономии (ПЛА)": "Наличие ПЛА означает способность личности изменять собственные жизненные условия в соответствии со своими осознанными потребностями и одновременно - способность контролировать собственное поведение в соответствии с добровольно выбранными, твердыми принципами и нести всю полноту ответственности за свои действия". Наличие ограничителей, возникающих как определённые обязательства перед коллективом фиксирует и известная русская поговорка "делать не за страх, а за совесть".

Подлинный коллектив является для индивидов, добровольно входящих в него и так же добровольно в нём находящихся, системой активно построенных ими отношений на базе общей деятельности и общественной собственности на средства производства. Ещё раз следует акцентировать внимание на том, что под словом "общая" надо понимать деятельность, направленную на достижение общепланетарной, и даже вселенской, целостности, которая, очевидно, не может быть ограничена рамками отдельного, сколь угодно крупного, национального или территориального образования.

Пафос советских исследований трудовых коллективов как ячеек общества, проводившихся в советское время, заключался в подчёркивании совершенно особой природы тех реальных групп, которые возникали в различных звеньях экономики СССР. К сожалению, к коллективам эти группы не имели никакого отношения. Субъектность этих групп, равно как и субъектность входящих в их состав индивидов, была не более чем мифом. Однако японцам пришлась по нраву коллективистская мифология. Она вполне соответствовало их "самурайскому духу", нацеленному на жертвенное служение Японии. Выбрав теорию трудового коллектива идеологической основой своей системы целеполагания, японские менеджеры, так же как и большинство их "советских" коллег, предпочли удовольствоваться мифической отрешённостью от основных атрибутивных признаков подлинного коллектива.

Империалистическая трактовка коллектива, мифотворчество и разрушение рационального сознания "советских" трудящихся нисколько не смущали японских менеджеров. Они исходили из того, что все "завтрашние радости" и "перспективные линии" развития японских работников должны быть очерчены границами государства, осенённого авторитетом Императора - прямого наследника богини солнца Аматэрасу.

2.7 Технократический дух марксизма с общинно-патриархальным колоритом: система "Lean Production" как организационная основа "экономического чуда" Японии

Кроме пожизненного трудоустройства японский этап развития научного менеджмента охарактеризовался более широкими, чем в США и Европе, границами технократического влияния на развитие акционерных предприятий. Воплощением всевластия японской технократии стали "президентские советы (торишимари якукай), представлявшие прямую противоположность советам директоров западных компаний". "Президентский совет позволяет использовать важные стимулы, которые мало актуальны для западных топ-менеджеров. Японские менеджеры не несут ответственность за свои действия перед владельцами компании. Они обладают неограниченной властью, позволяющей им доводить до конца видение будущего организации без учёта и согласования с реальными собственниками". Несмотря на то, что Японию никто и никогда не относил к социалистическому лагерю, японские топ-менеджеры были ориентированы скорее на опыт управления советской плановой экономикой, чем на опыт своих западных покровителей.

Технократическое всевластие, основывающееся на плотной изоляции менеджмента от влияния частных собственников-акционеров, способствовало существенному избавлению японских менеджеров от своекорыстных устремлений и, в духе марксизма с японским колоритом, расценивалось как средство излечения национальной японской экономики как от эксплуатации, так и от мировых кризисов перепроизводства. Современный японский исследователь О. Ингиу, характеризуя взаимодействие японских менеджеров с акционерами и работниками, пишет: "японские менеджеры направляют свои усилия не столько на увеличение зарплат, сколько на расширение бизнеса. Технологическая комплементарность наёмных менеджеров не позволяет им вести войну за вознаграждение против мнимых собственников в союзе с "белыми и синими воротничками". Вместо этого они стремятся сгладить конфликты между трудом и управлением, чтобы повысить производительность". "В Японии, когда компания переживает временные экономические трудности, например снижение объёма продаж на 25%, существует жёстко установленный порядок вынужденных жертв. Сначала урезаются корпоративные дивиденды. Затем снижаются оклады и премии высшего менеджмента. Затем очередь доходит до менеджмента среднего звена. И наконец, рядовых сотрудников просят принять снижение оплаты или снижение объёма работы, вынужденно или добровольно. В США типичная фирма в аналогичных обстоятельствах, вероятно, поступит наоборот".

Левое движение (подпитываемое, по большей части, большевистской идеологией), пожизненный найм и технократическое всевластие наверняка не оказали бы столь плодотворного влияния на развитие научного менеджмента в Японии, если бы не были согласованы с многовековыми общинными традициями.

Япония - страна с общинно-патриархальным укладом хозяйствования. В основе японской культуры хозяйствования лежит земледельческая рисоводческая соседская община, члены которой научились придавать чрезмерно большое значение слаженности группового взаимодействия за счёт игнорирования индивидуальных интересов. Японцы вынуждены были подавлять в себе индивидуализм во избежание голодной смерти - рис необходимо высаживать, а потом убирать в кратчайшие сроки - в два-три дня, и в отсутствие современных высокопроизводительных комбайнов с этой задачей можно было справиться только при высочайшей организованности общины, доводящей индивида до готовности к самопожертвованию ради групповых целей. Японская община была шире, чем семья. Она представляла собой социальную группу, существовавшую на основе не только кровного родства, но и общего хозяйства, и пронизывала жизнь японцев вне их семей не менее глубоко, чем кровные узы.

Индивидуальные стимулы, соперничество и ориентация на личные достижения, свойственные западной культуре и имеющие ключевое значение в системе Ф. Тейлора, никогда не представляли здесь никакой ценности. Если в системе Тейлора (Тейлора-Форда) за основу оценки принимались формализуемые индивидуальные усилия работника, прилагаемые им в условиях жёсткого разграничении функциональных обязанностей, то в модернизированной японцами версии научного менеджмента такой основой стало неформализуемое участие работника в общегрупповых усилиях.

Общинноориентированный подход к оценке трудового вклада не предполагает поощрения соперничества между отдельными работниками. А вот соперничество между группами при таком подходе, то есть групповая конкуренция, всемерно стимулируется. По убеждению японцев, условия групповой конкуренции нужны для формирования солидарности, нравственной дисциплины и прочих общинных добродетелей. Люди, которые принадлежат к другой группе, рассматриваются как чужаки. Лояльность к своей группе означает отчуждение от других групп.

Японский менеджмент основан на всеобщей убеждённости в том, что стандартизация труда в рамках модели Тейлора-Форда, нацеленная на его максимальное упрощение, вызывает "отчуждение" и демотивацию персонала. Можно заимствовать идеи американских менеджеров, но нельзя лишить менеджмент того кооперативного начала, которое, по убеждению японцев, как раз и придаёт максимальную действенность наиболее передовым управленческим технологиям Японии.

Японский вариант нормирования труда, в отличие от того, что предлагал Ф. Тейлор, предполагал разработку групповых, а не индивидуальных, норм выработки. Японский работник рассматривался не как индивидуальное существо, выступающее отделённым от себе подобных, "свободным" носителем рабочей силы, а как существо общинное. Японские менеджеры не без основания считали, что получать удовольствие от служения своей общине для японского работника важнее, чем задумываться о том, насколько точно измеряются его трудовые достижения.

После того, как японские менеджеры сумели удачно приспособить традиции своей страны к установленным по примеру СССР гарантиям пожизненного трудоустройства квалифицированных работников и технократическому всевластию менеджеров, научный менеджмент претерпел радикальные изменения, поднявшие его на более высокий уровень развития. Практика оценки работника по индивидуальным результатам работы, предполагающая жёсткую привязку заработной платы к выполнению нормы выработки, была признана ошибочной (сначала в Японии, а потом и во всём остальном мире). "Показатели любого человека, - писал американский специалист в области математической статистики и менеджмента Э. Деминг, которого называют автором японского экономического чуда, - это результат сложения многих сил - самого человека, его коллег, работы, материалов, которые он перерабатывает, его оборудования, его потребителей, его менеджмента, внешних условий (шум, беспорядок, плохая пища в буфете компании). Эти силы порождают невероятно большие различия между людьми. В действительности это результат исключительно системы, в которой они работают. Человек, который не продвигается по службе, не может понять, почему же его показатели хуже, чем чьи-нибудь еще. Неудивительно, ведь его рейтинг - это результат лотереи. Но он-то, увы, относится к этому серьезно".

Осознание того, что ответственность за выполнение работником всё более прогрессивных норм выработки при сохранении неизменно высокого уровня бездефектности (качества), должна целиком и полностью возлагаться на менеджеров, стало, пожалуй, главным достижением научного менеджмента на "японском" этапе его развития. Каждая производственная авария, каждый, даже самый малый, операционный сбой имеет конкретную причину: неграмотно составлен прогноз научно-технического и социально-экономического развития, неправильно определены или нарушены предписанные условия, режимы и технологии, своевременно не проверено техническое состояние, не проведено необходимое техническое обслуживание, вовремя не заменены элементы, выработавшие свой ресурс. Каждая из причин, препятствующих выполнению наиболее прогрессивных норм выработки, производна от действий (бездействия) конкретных менеджеров. В своей знаменитой книге о японском менеджменте Э. Деминг категорично заявляет: "Во всем мире, господствует представление о том, что показатели производства и обслуживания зависят от того, насколько добросовестно трудится персонал. Глупость! Рабочим мешает система, а система принадлежит менеджменту".

Ещё одним достижением научного менеджмента на "японском" этапе его развития стало осознание того, что при массовом, имеющем циклический характер, производстве важно оценивать именно стабильность индивидуальных показателей. Чем выше стабильность индивидуальных трудовых показателей, тем лучше характеристики поточного производства, тем качественнее (и дешевле) производимый товар. Главной задачей менеджмента было объявлено достижение стабильности производственного процесса в масштабах корпорации и постоянный мониторинг "особых причин вариаций" (проявляющихся в индивидуальных трудовых показателях как нетипичные (особые) достижения, или как нетипичные (особые) потери), которые могли бы вывести процесс производства из состояния статистической управляемости, и перевести само это состояние на уровень более высоких или более низких организационных возможностей.

Статистическое управление процессами (Statistical process control, SPC) стало мощным орудием менеджмента, предназначавшимся для непрерывного мониторинга и диагностики любых бизнес-процессов. Успех многих компаний, в первую очередь Toyota, основывался на эффективном использовании статистического управления процессами для повышения качества продукции. В использовании этого мощного орудия нужно было руководствоваться простым правилом: "если диагностика показывает, что процесс находится в статистически управляемом состоянии, то его улучшением должен заниматься менеджмент. Напротив, если процесс нестабилен, только сотрудники имеют шанс отыскать причину нестабильности и устранить её".

Методика SPC (Statistical process control) стала важнейшим элементом революционного научно-управленческого достижения, приписываемого японскому менеджменту - системы бережливого производства (Lean Production). Считается, что идея организации бережливого производства возникла у Кийтиро Тоёды, сына основателя компании Toyota после того, как он, впечатлившись посещениями американских автомобильных предприятий и супермаркетов, сумел объединить идеи Тейлора-Форда с идеей доставки "канбан" ("точно вовремя"). Находясь на посту руководителя крупной компании, взявшейся в начале 1930-х годов за производство автомобилей, Кийтиро Тоёда всю свою жизнь совершенствовал эту гибридную систему.

В условиях пожизненного найма и технократического всевластия менеджеров, система бережливого производства оказалась востребована многими другими японскими компаниями и, обогатившись их опытом и философией статистического управления процессами, получила своё дальнейшее развитие. Современная концепция бережливого производства намного богаче своей исходной, придуманной Кийтиро Тоёдой, версии. На сегодняшний день она состоит из нескольких тесно связанных друг с другом компонентов:

Всеобщий контроль качества, предполагающий, что все японские рабочие должны стать "гарантами качества" продукции и обладать правом в любой момент остановить производственный процесс, чтобы решить ту или иную проблему, связанную с качеством.

Непрерывное совершенствование (кайдзен), нацеленное на создание ценности для потребителя. Всё, что не добавляет ценности, должно быть устранено из производственного цикла, в том числе - потери времени. При кайдзен путем анализа выявляются точки, в которых создается потребительская ценность, а также процессы, не создающие ценности. Например, в момент, когда рабочий прикручивает колесо к автомобилю, создаётся ценность для потребителя. Если для того, чтобы воспользоваться инструментом, ему необходимо искать его в беспорядке на рабочем месте или пройти несколько шагов для того, чтобы получить гайки к болтам, то всё время и силы необходимые для совершения этих действий работник тратит, не создавая потребительской ценности.

Со временем кайдзен разделился на несколько параллельно развивающихся направлений:

Кайдзен потока - мероприятия, направленные на сокращение времени выполнения заказа и снижение уровня незавершенного производства между операциями. Используются инструменты: "картирование потока создания потребительской ценности", "вытягивающие" и "выталкивающие" логистические системы, "выравнивание нагрузки", "канбан".

Кайдзен процесса, решающий задачи сокращения затрат, повышения производительности или внедрения улучшений по одному из процессов потока создания ценности. Применяются инструменты "организация и зонирование рабочего пространства", "защита от ошибок", элементы системы TPM (Total Productive Maintenance), "автономизация и время такта", "диаграмма спагетти" и другие.

Кайдзен по сокращению времени переналадки, направленный на увеличение срока эффективной работы оборудования или увеличение гибкости производственного процесса. Основной инструмент - система SMED ("single-minute exchange of die", быстрая переналадка оборудования).

Кайдзен рабочей зоны, позволяющий эффективно организовать рабочее пространство, удалить из процесса не создающие ценность действия и сократить лишние перемещения. Инструменты: 5S, "визуализация", "стандартизация и организация ячеек".

Статистический кайдзен, который используется для обеспечения повышения качества продукции и стабильности процессов. Применяются инструменты статистического управления: "контрольные карты", "диаграммы разброса", "причинно-следственные диаграммы" и т. д.

Офис-кайдзен, позволяющий организовать взаимосвязанную работу функциональных отделов и сократить время обработки документации. Инструменты: "картирование информационных потоков", "снижение сложности" и "устранение лишних операций".

Тесные взаимоотношения с поставщиками, позволяющие совершенствовать продукции за счёт долговременного сотрудничества и разветвленной сетью субконтракторов (так называемая система "кэйрэцу"). Смысл этого компонента системы бережливого производства раскрыт в одной из установок Э. Деминга: "Положите конец практике оценки и выбора поставщиков только на основе цены. Вместо этого минимизируйте общие затраты. Стремитесь найти единственного поставщика для каждого вида поставок на основе долговременных отношений лояльности и доверия".

Гибкое производство, направленное на обеспечение выпуска серийных изделий дискретными мелкими партиями. Номенклатура изделий должна рассчитываться исходя из индивидуализированных потребностей, и подстраиваться под фактический (а не прогнозируемый) рыночный спрос. Чтобы постоянно расширять ассортимент продукции и быстро менять модели, выпуская их партиями всё меньшего и меньшего размера, фирмы должны придавать особое значение точности и скорости обработки поступающей в реальном времени информации о динамике рынка (генти генбуцу). Для упрощения и повышения результативности внутрикорпоративного управления гибким производством используются инструменты: система планирования ресурсов предприятия ERP (Enterprises Resources Planning); система управления цепочками поставок SCM (Supply Chain Management).

Многовековые, освещённые религией, общинно-патриархальные традиции, и стремление амбициозных властителей Японии наилучшим образом скопировать достижения обоих миров - и капиталистического, и "социалистического", стали базовыми компонентами знаменитого "японского чуда". Опираясь на государственные формы сочетания этих компонентов, японские технократы несколько десятилетий подряд удерживали в своих руках самые эффективные инструменты научного менеджмента, включая такое мощное многокомпонентное орудие, как система бережливого производства (Lean Production).

Глава 3 Предпосылки и организация перехода к коллективистскому обществу в постгосударственную эпоху

3.1 Современные орудия научного менеджмента в битве корпораций за мирового потребителя

В 1960-1980-х годах японские менеджеры достигли уровня качества продукции и производительности труда, представлявшегося Западу сверхъестественным. Однако как только японские корпорации стали чересчур активно заявлять о своих правах на мирового потребителя, их западные конкуренты сумели противопоставить им ещё более мощный арсенал средств и методов науки и искусства управления.

Усиление конкурентных позиций японских компаний, как в мире, так и на внутреннем рынке США, побудило американских исследователей, вдохновлённых успехом Э. Деминга, преобразовать методы повышения качества в подход CPI (Continuous Process Improvement), который стал проникать в практику корпораций США. "В единый комплекс были сведены цели и задачи бизнеса в конкурентной среде, особая ценность и роль людей, свойства используемых машин и технологий, аналитический подход к поиску причин имеющих место потерь и способов повышения конкурентоспособности, к опоре на измеримые показатели деятельности". Внедрение непрерывного совершенствования происходило на уровне корпоративной философии, провозглашающей в качестве ценностей: бездефектную работу; вовлечение персонала в управление процессом; ориентацию на потребности внутренних и внешних клиентов; не только групповое, но и персональное поощрение положительных результатов, создающее не только долгосрочную мотивацию, но и атмосферу, поддерживающую инициативу.

В дополнение к этому, в остро конкурентной среде организация бизнес-деятельности оформилась в концепцию маркетингового управления предприятием (marketing management). Основную тональность концепции маркетингового управления предприятием придали труды Ф. Котлера и М. Портера. Параллельно с этим с конца 80-х годов концептуально выделился процессный подход к совершенствованию предприятия и вместе с идеями CPI проник в стандарты CMM (Capability Maturity Model).

В 80-х и начале 90-х годов среда и способы существования предприятий продолжали меняться. Стало общепризнанным, что стабильная бизнес-среда перестала существовать. К институциональным катализаторам, выводящим бизнес-среду из состояния стабильности, добавился быстрый "разогрев" мирового рынка Интернетом и другими ИТ-инновациями - от различных средств автоматической идентификации до мобильных компьютеров. Эффективное управление изменениями стало часто ассоциироваться с реинжинирингом бизнес-процессов (BPR), описанным М. Хаммером и Дж. Чампи в 1993 году. "Творческое (по Хаммеру) применение ИТ привело к тому, что они стали играть роль своего рода волшебника, который давал возможность резко упрощать процессы и процедуры, сокращать время рассмотрения документов и обращений, дистанционно принимать и реализовывать решения, повышать интеллектуальную вооруженность работников всех уровней".

По мере усиления международной конкуренции иностранные компании сравнялись с японскими компаниями в конкурентоспособности. Вскоре наступил момент, когда американская компания "Motorola" с её знаменитой программой "шесть сигм" превзошла японских конкурентов. "В начале 1990-х годов Motorola догнала японских конкурентов, переняв их методы организации производства, и пошла дальше. Она добилась ещё более высокого качества продукции и сделала ориентацию на запросы потребителей основой всех бизнес-процессов, не ограничиваясь производством, как это обычно было в Японии". С той поры, многие западные компании, следовавшие примеру компании Motorola с её "Six Sigma" и внедрявшие у себя клиентоориентированные системы типа CRM (Customer Relationship Management), начали легко превосходить японские достижения в производительности труда, качестве продукции и гибкости производства.

"Начиная с конца 1980-х годов, - пишет М. Портер, - разрыв в операционной эффективности между японскими и западными компаниями начал сокращаться. Успешно скопировав японские методы производства, западные компании, в особенности американские, сами стали устанавливать стандарты производительности, в чём им особенно помогало использование информационных технологий. Новые программные решения, ноутбуки, мобильные средства связи и Интернет стали средствами, при помощи которых американские компании создали новые методы оптимальной организации производства и существенно повысили стандарты производительности. Кроме того, компании США активно использовали концепции управления цепочкой поставок и аутсорсинг, внедрению которых помогло развитие информационных технологий, позволившее радикально повысить производительность".

К началу 1990-х годов "Япония отстала от Соединённых Штатов в беспроводных коммуникациях, мультимедийных приложениях, программном обеспечении, микропроцессорах и сетевом оборудовании, - а именно здесь появилось много новых компаний и открылись новые возможности для экспорта". "Поскольку крупные японские корпорации практически не испытывали давления со стороны акционеров, они могли сколь угодно долго продолжать вести неприбыльный бизнес", порождая в том числе и хроническую проблему избыточных производственных мощностей, выпускающих ненужную продукцию. Японские корпорации продолжали дублировать инвестиции, повышая операционную эффективность и снижая издержки за счёт увеличения масштаба производства, вместо того, чтобы направить инвестиции в развитие новых возможностей и новых стратегических преимуществ.

Японская модель правительственного регулирования с характерным для неё протекционизмом и деформацией финансовых рынков позволила японской модели менеджмента существовать, несмотря на её серьёзные недостатки. Вмешательство правительства, дешёвый капитал и малое влияние акционеров позволяли компаниям субсидировать убыточный бизнес, используя для этого прибыли, полученные на внутреннем рынке, и продолжать агрессивно инвестировать, несмотря на низкую прибыльность.

"Когда японские компании утратили своё преимущество в эффективности производства, их более медленный рост и конкурентная конвергенция стали серьёзной проблемой. Конкуренция, которая основана исключительно на операционной эффективности, разрушительна для её участников и приводит к войнам на истощение. Абсолютное повышение операционной эффективности не всегда даёт какой-то из компаний относительное преимущество. Если каждая компания предлагает примерно одинаковую по своим качествам продукцию, потребители вынуждены выбирать, ориентируясь в основном на цену. Это неминуемо снижает цены и разрушает прибыльность. В то же самое время конкурентная конвергенция приводит к дублированию инвестиций и к устойчивой тенденции создания избыточных производственных мощностей. В начале 1999 года, например, избыточные производственные мощности в японской сталелитейной промышленности оценивались в 39%, в автомобильной - в 26%, в производстве синтетических волокон - в 33% и в судостроении - в 22%. Конкурируя исключительно на основе операционной эффективности, японские компании, таким образом, оказываются в ловушке, которую они сами же и устроили". Ловушка эта устроена так, что "чем большего процветания добивается компания благодаря определённой технологии, тем выше её сопротивление любым изменениям".

Япония оказалась заложницей собственного успеха, который был основан на возможности делать инвестиции в долгосрочные бизнес-проекты в условиях правительственной защиты от иностранных конкурентов и без оглядки на контроль со стороны акционеров. Внутренне согласованная стратегическая симметричность японской модели менеджмента, при которой многочисленные субподрядные структуры поддерживали и усиливали друг друга, позволяла довести любой бизнес-проект до максимального уровня операционной эффективности. Однако та же самая внутренняя согласованность субподрядных стратегий сделала эту модель уязвимой. Вертикально интегрированная система, которая совершенствуется только в одном стратегическом направлении, ограждает себя от возможностей, связанных с развитием других, альтернативных стратегий, в которых может быть заложено новое конкурентное преимущество. "Более того, если нужно изменить какие-то элементы этой модели или всю систему, это становится трудной и почти неразрешимой задачей".

Когда у японских производителей было преимущество в операционной эффективности, недостатки симметричных стратегий компенсировались возможностью расширять контролируемую долю рынка за счёт западных производителей. Сегодня, однако, такого преимущества у японских компаний уже нет. Производители из других стран Азии успешно имитируют производственные методы японских компаний, конкурируя с ними в производстве различной номенклатуры товаров. Если все компании предлагают сходную продукцию, то покупатели, делая свой выбор, ориентируются на более низкую цену, что неминуемо ведёт к снижению прибылей.

Таким образом, в Японии, назрел кризис избыточных производственных мощностей, которые были построены под производство избыточного объёма товаров, реализуемого на мировом рынке. Наступил момент, когда на выпускаемый в избыточном количестве товар не стало спроса, обеспеченного не правительственными кредитами, а реальной общемировой структурой потребительских предпочтений. Это стало неразрешимой проблемой для японских менеджеров - они не знали, чем теперь оплачивать время простоя и что делать с избытком квалифицированных кадров. Проблема обострилась до крайности после того, как японские корпорации стали перебрасывать некоторые избыточные и неэффективные производственные мощности на азиатские рынки дешёвой рабочей силы, ещё более повышая уровень безработицы на собственном рынке и наращивая потенциальные возможности для деструктивной конкуренции.

Первые симптомы нарастания японского кризиса избыточных производственных мощностей стали появляться уже в 70-е годы, когда доля коммерчески доступного программного продукта в общем объёме ежегодно разрабатываемого программного обеспечения возросла настолько, что их материализация в персональных ЭВМ, локальных сетях и поддерживающих их пакетах программ стала для мирового потребителя насущной необходимостью. Компании США первыми отреагировали на эту потребность и сделали первый шаг в массовой информатизации общества, заметно опередив японцев.

В то время, когда японские корпорации продолжали вести свою агрессивную инвестиционную политику в отраслях традиционного направления, с характерными для них высокой трудоемкостью и активным использованием сырья, мировой акционерный капитал прокладывал себе новые инвестиционные русла к инновационным отраслям, основанным на знаниях и информации. Результатами деятельности японских корпораций становились падение цен и очень низкая норма возврата инвестиций, тогда как американские ИТ-корпорации открывали всё новые и новые возможности для своего роста и максимизации прибыли.

К началу третьего тысячелетия, пройдя через масштабную информатизацию, массовую компьютеризацию населения, стихийное создание "dot-com"-компаний, переоценку их активов, раздувание финансовых пузырей, кризисы перепроизводства, американские корпорации создали новые отрасли сверхприбыльного производства, и оказались в них единоличными лидерами.

Тем временем, загнав свою страну в экономический тупик, японское правительство вновь решило применить привычную для себя тактику заимствования. "Японское правительство осознало, что развитие информационной инфраструктуры способно помочь стране выйти из экономического тупика, и в 1999 году официально провозгласило начало информационной революции. В 2000 году был создан Совет по развитию в области информационных технологий под руководством премьер-министра. Совет принял пятилетний план развития информационной инфраструктуры. Основная цель плана: "предоставить возможность всем без исключения получать выгоды от IT-революции и всесторонне повышать меры, способствующие развитию Японии как конкурентоспособной страны, построенной на развитой информационной инфраструктуре"".

Кроме кодов firmwаre (программных кодов контроллеров аппаратных устройств, содержащих в себе операционную систему), "зашитых" во все виды японской электроники, - от телефонов до автомобилей, - японские корпорации активно занялись производством других IT-продуктов, зарекомендовавших себя на мировом рынке. Особенно большие усилия были затрачены на освоение и улучшение Интернет-технологий:

- увеличение числа точек беспроводного доступа в Интернет;

- создание беспроводных телекоммуникационных сетей с пропускной способностью более 1 Гбит в секунду, позволяющих в реальном масштабе времени передавать по указанным сетям трехмерные изображения и изображения со сверхвысоким разрешением, а также осуществлять распределённую обработку больших массивов информации;

- развитие технологий наземного цифрового телерадиовещания на новых интернет-протоколах типа последнего IPv6;

- обеспечение лучшей помехозащищенности данных и возможность их устойчивого приема с движущихся терминалов, а том числе с мобильных устройств;

- развитие "глобальных сетевых технологий" (Ubiquitous networks), подразумевающих компьютерный контроль и управление всеми социальными аспектами жизни человека и общества (так, в настоящее время популярность приобрели технологии, позволяющие родителям организовать полный контроль за детьми в детских садах с помощью вшитых в одежду радиочипов и видеокамер наружного наблюдения, подключенных к сети Интернет);

- развитие систем удалённого контроля и управления различными техническими устройствами, и т.д., и т.п.

Можно уверенно констатировать, что практически во всех известных оттенках спектра интернет-технологий японцы добились впечатляющих результатов. Сегодняшняя Япония - это один из всемирных лидеров в области информационных технологий. Эта страна удерживает 10% мирового IT-рынка и занимает устойчивое второе место после США с их 40%. И всё же японские менеджеры до сих пор не способны прогнозировать динамику запросов мирового потребителя, они не могут вообразить себе новых, никому неизвестных оттенков спектра интернет-технологий, которые бы могли удовлетворить эти запросы.

На сегодняшний день японцы рассматривают Интернет в основном как средство обмена данными. Львиная доля средств, выделяемых правительством на разработку интернет-технологий, тратится на то, чтобы обмен данными в сети Интернет был самым быстрым, самым надёжным и самым дешёвым в мире. Руководствуясь этой безусловно важной стратегией развития, Япония практически не реагирует на возможности, связанные со стратегическим развитием других, альтернативных интернет-технологий. Из поля зрения японской бизнес-элиты ускользает, например, тот очевидный факт, что сегодняшний мировой потребитель уже пресытился возможностями горизонтального обмена информации и теперь всё настойчивее заявляет о своей потребности в интернет-технологиях, снимающих проблему его информационной перегруженности. Сегодняшний мировой потребитель остро нуждается в интернет-технологиях, обеспечивающих принятие качественных совместных решений и их незамедлительное "on line"-сопоставление с качеством решений, принимаемых власть имущими всех уровней (распорядителями организационных ресурсов любого масштаба - от самых мелких сервисных компаний до самых могущественных ТНБ, ТНК и национальных государств).

Первые программные продукты, отвечающие, по мнению их разработчиков, новым потребностям клиента, стали производиться для компаний, сумевших освоить клиентоориентированные системы типа CRM (Customer Relationship Management), KMS (Knowledge Management Systems) и организующие свою производственную деятельность на основе систем планирования ресурсов предприятия типа ERP (Enterprises Resources Planning). Они открыли новую линейку программных продуктов, которая получила название "ECM, Enterprise Content Management" - система управления контентом предприятия.

Концепция ECM позволила приступить к решению огромного количества проблем, осмысленных на тот момент менеджерами наиболее успешных компаний, которые "сделали ориентацию на запросы потребителей основой всех бизнес-процессов". С помощью программных продуктов ECM сотрудники внутри компании могли обрабатывать большее количество клиентских запросов с большей точностью. Они могли на планомерной, научной основе постоянно сокращать время решения проблем, повышать консистентность предоставляемых знаний и снижать число эскалаций проблем. За пределами компании ECM-продукты позволяли снизить объём однотипных обращений - организуя помощь клиентам в мгновенном поиске необходимой информации, сотрудники компании помогали клиентам быстро и легко решать свои проблемы без обращения к специалистам.

Совмещение ECM-продуктов с Интернет-технологиями позволило присоединять к базе знаний предприятия другие информационные хранилища, используя их для поиска информации, необходимой для наиболее верного решения проблем клиента. Однако если эти знания были разрозненными, а хранилища представляли собой "информационную помойку", то время, потраченное сотрудниками компании на поиск наилучшего варианта решения клиентской проблемы, лишь увеличивало период обработки обращений и удлиняло очередь из неудовлетворенных клиентов.

Так менеджеры перешли на ещё более высокий уровень осознания потребностей мирового потребителя: "Независимо от модели обслуживания - обращение к представителю компании или самообслуживание - компания должна обеспечить простой и унифицированный доступ к полезной информации, а не только к контенту, хранящемуся в базе знаний. Если используемая технология вызовет затруднения у ваших клиентов, они сами сообщат вам о необходимости модернизации".

Менеджмент, развившийся до уровня осознания необходимости CRM/ERP-структурирования (иерархизации, упорядочивания) интернет-контента в угоду потребностям мирового потребителя, стал улучшать стандарты управления не только в корпоративном секторе американской экономики, но и в тесно связанном с деятельностью корпораций секторе государственного управления. С 2002 года примером такого стандарта является американская концепция электронного государства FEA-PMO. Она не только "позволяет преобразовать федеральное правительство в организацию, ориентированную на граждан, направленную на достижение высоких результатов и отвечающую требованиям рынка в соответствии с программой президента США", но и резко сокращает издержки на содержание административно-бюрократического аппарата.

Существенную роль в улучшении стандартов управления играют как традиционные (такие как Lean Production и Six Sigma), так и новейшие (такие как TOGAF - The Open Group Architecture Framework и FEA - Federal Enterprise Architecture) методологии научного менеджмента. Все эти методологии одинаково доступны как американцам, так и японцам. Копирование и даже некоторое техническое усовершенствование этих методологий не представляет больших сложностей. В Японии с некоторого времени тоже есть своя модель "электронного правительства" (Government Wide Area Network), связывающая в единую сеть государственные учреждения страны. Собственная концепция электронного правительства, скопированная в 2008 году с FEA-PMO, есть даже в России. Только толку от внедрения аналогов FEA-PMO, с точки зрения изменения качества услуг, или хотя бы с точки зрения изменения стоимости их производства, ни там, ни там, почти нет или нет совсем.

Что касается японского правительства, то оно имеет серьёзное "раздвоение личности" относительно информационной революции. Несмотря на официальное провозглашение цели "предоставить возможность всем без исключения получать выгоды от IT-революции", японские бюрократы не заинтересованы в открытом распространении информации среди широких слоёв населения. Пользуясь ECM-языком, можно сказать, что бюрократам невыгодно обеспечивать массе японских пользователей-подданных широкий доступ к универсальным инструментам, предназначенным для эффективного управления властным контентом. С одной стороны потому, что бюрократия привыкла получать выгоду от того, что может бесконтрольно торговать, спекулировать информацией, и, если в руках у японских граждан окажутся универсальные инструменты для эффективного управления властным контентом, от своих привычек отказываться будет неприятно. С другой стороны, открытая широкому доступу правдивая информация делает общеизвестным консерватизм бюрократического аппарата. Представителям японской знати также невыгодно свободное распространение информации, так как это может оголить неуместность их паразитических притязаний, основанных на "прямой наследственной связи" с богиней солнца Аматэрасу гораздо больше, чем на реальной управленческой компетентности.

Причины торможения развития интернет-технологий в Японии можно было бы объяснить слишком инерционным государственным регулированием экономики и нерыночным поведением тесно связанных с государством монополий, таких как NTT. Однако такое объяснение не отражало бы понимания всех местных сложностей, привычек, норм, возможностей и условий, и не было бы, соответственно, достаточно полным с точки зрения специфики и перспектив японского менеджмента.

3.2 Системный кризис глобализирующейся японской экономики

После того, как западные корпорации овладели инструментами научного менеджмента, составлявшими секрет успеха японских корпораций, Япония больше не могла рассчитывать на восстановление своих конкурентных преимуществ. Для того чтобы вновь отвоевать лидерские позиции, Япония должна была задействовать ещё более мощный арсенал научного менеджмента для нового этапа доминирования японских корпораций. Однако условия, которые на протяжении нескольких десятилетий обеспечивали успех японских корпораций в борьбе за мирового потребителя, ушли в небытие. После развала СССР "страну восходящего солнца" поразил настолько глубокий институциональный кризис, что перспектива возврата на утраченные лидерские позиции оказалась закрыта.

До поры, пока существовал "социалистический" блок государств и не было ни одной организации, способной управлять межгосударственной системой независимо от государственной власти, японским деловым кругам приходилось мириться с изоляционистскими настроениями государственных чиновников, препятствующих свободному движению капитала и труда. После разрушения биполярного мира японский правительственно-деловой альянс оказался в непривычной для себя, космополитической системе координат, объединяющей в единое целое все национальные рынки капитала и труда. Здесь, в этой системе координат, сразу же обнаружилась управленческая неэффективность японского правительства, и лишённый эффективной поддержки бизнес Японии стал "захлёбываться" на просторах мировых рынков.

Новая система координат, в которой оказалась "захлёбывающаяся" Япония, представляла собой однополярный мир с господством гегемона в лице США, с явными административными привилегиями и явными ресурсными диспропорциями в отношениях "центр - периферия". Роль мирового администратора-распорядителя и особые конкурентные преимущества, связанные с исполнением этой роли, достались США не потому, что в апреле 1978 года мировой валютой вновь был выбран доллар, и конечно же не потому, что американские программисты больше, чем программисты Японии и программисты других стран, преуспели в развитии программного обеспечения. То, что мировой валютой в очередной раз был выбран доллар США, и то, что американские ИТ-компании первыми открыли новые сегменты рынка, сулившие им высокие прибыли и возможности перевода научного менеджмента на новый, более высокий, виток развития, вряд ли можно считать первопричинами непререкаемого глобального лидерства американского правительственно-делового альянса. Скорее это были следствия. Лидерские позиции в борьбе за мирового производителя прочно удерживались американскими деловыми кругами в основном благодаря особой природе государства и особой модели государственного устройства, оказавшейся более всех остальных приспособленной для свободного развития акционерного капитала.

Правительственно-деловой альянс, формировавшийся в США с конца 18 века, оказался лучше всех остальных национальных альянсов приспособленным к разрешению противоречий "между национальным планированием политических единиц и международным планированием корпораций, масштаб которого возрастает с ростом прямых инвестиций". В Японии отмеченное противоречие стремительно нарастало с начала периода Мейдзи (1868 г.), когда страна открылась внешнему миру и в своем экономическом развитии стала полагаться на внешний спрос. Суть отмеченного противоречия состояла в том, что представления о внешнем спросе, на которые должна была ориентироваться экспортная политика Японии, складывались не под воздействием мирового рынка капитала, свободно реагирующего на запросы мирового потребителя, а под воздействием законодательных директив японского правительства. То, что происходит при наложении старых государственных регуляторов на глобализирующийся и быстро меняющийся бизнес, американский мыслитель Э. Тоффлер в своей книге "Революционное богатство" весьма удачно называет "эффектом десинхронизации". "Медленно меняющиеся способы регулирования и контроля, - пишет Э. Тоффлер, - как и законодательные и социальные нормы, отстают от быстро меняющегося бизнеса, в результате чего возникают хаос и смятение, и не все могут устоять перед соблазном возможностей, открывающихся на некогда ясных, а ныне размытых границах, - еще одно проявление эффекта десинхронизации".

Представления о потребностях мировых потребителей, формируемые в сознании японских чиновников, и спускаемые японским капиталистам как законодательные директивы, уступали в своём качестве представлениям, стихийно формирующимся в бессознательной сфере мирового рынка капитала. Из-за этой разницы в качестве представлений о потребностях мировых потребителей (о структуре, источниках, динамике этих потребностей) прибыли на японский капитал были ниже, чем прибыли на капитал США и других стран, более открытых мировому капиталу. Конечно же "эффект десинхронизации" не был атрибутом только японского капитала. США, Германия, Франция и любая другая страна, из тех, что в эпоху доминирования национальных государств успешно экспортировали свою продукцию на мировой рынок, точно так же, как и Япония, подверглись разрушительному воздействию этого эффекта. Японии, на своём примере, удалось всего лишь чуть более наглядно, чем некоторым другим "развитым" капиталистическим странам, продемонстрировать разрушительность "эффекта десинхронизации". Можно сказать, что в японском капитале этот эффект был несколько более избыточным и несколько более непозволительным с точки зрения космополитической системы координат, объединяющей в единое целое все национальные рынки капитала и труда.

Как указывает в своей книге, написанной в соавторстве с двумя высокопоставленными японскими исследователями, М. Портер, "низкие прибыли на капитал были характерны для Японии потому, что эта страна почти не пользовалась международными рынками капитала. Иностранных инвесторов годами не допускали на японский рынок. Японское правительство не позволяло иностранным компаниям приобретать акции японских корпораций, строить предприятия в Японии или скупать акции японских компаний на открытом рынке. Основными владельцами японских компаний были японские банки, страховые компании и другие отечественные фирмы, которые стремились устанавливать друг с другом стабильные деловые связи и участвовать в акционерном капитале друг друга. В свою очередь, банкам и страховым компаниям не нужно было стремиться получать высокую прибыль на капитал, так как их рынки находились под защитой правительства в лице Министерства финансов. Иностранным финансовым фирмам не разрешалось эффективно конкурировать с японскими банками и другими финансовыми институтами за фонды, а японских инвесторов также ограничивали в том, куда они могли вкладывать свои средства. Даже несмотря на то, что японцы накапливали большие сбережения, эта сложившаяся система приводила к тому, что доход на эти сбережения был очень низким".

Мировой капитал, прорвавшийся через протекционистские барьеры, установленные японской государственной бюрократией, менял закоснелую систему владения акциями, и через эти изменения трансформировал структуру государственно-корпоративной власти, сложившуюся в Японии под воздействием старых феодальных традиций, освещённых синтоизмом и дзен-буддизмом. Вскоре японскую структуру государственно-корпоративной власти было уже не узнать. "В последние годы, - пишет М. Портер, - даже минимальные требования к корпоративной ответственности, существовавшие ранее, стали снижаться. Престиж и влиятельность бюрократов были разрушены скандалами и возросшим сопротивлением правительственному регулированию". Взаимоотношения государственного чиновничества и корпоративного менеджмента ещё сохраняли видимость прежнего соподчинения, однако фактически государственное чиновничество стало заниматься обслуживанием интересов распорядителей акционерного капитала (в первую очередь крупного), становящихся, со своей стороны, всё менее и менее ответственными по отношению к самобытной японской нации.

Обслуживание распорядителей акционерного капитала государственными чиновниками происходило под видом заботы об интересах национальной экономики. Государственная забота преподносилась властями как необходимое условие развития национального капитала. По мере увеличения доли участия иностранного капитала в деятельности японских корпораций долго назревавший кризис японской экономики всё больше вырывался наружу, и именно активность государственных чиновников казалась наилучшим методом борьбы с внешними проявлениями кризиса. Акционеры же тем временем приобретали всё более значительное влияние на процессы принятия управленческих решений и требовали от распорядителей акционерного капитала, чтобы доходы корпораций Японии были такими же высокими, как доходы ведущих корпораций Мира. Под нажимом акционеров, требующих увеличения уровня прибыльности, японские корпорации увеличили поток инвестиций в американские, европейские и азиатские рынки.

Японское государство, заинтересованное, как и любое другое национальное государство, в удержании налогоплательщика на своей территории, должно было сделать так, чтобы на мировом рынке позиция японской йены не была слабее, чем позиция международной валюты - доллара США. Сделать это можно было двумя способами:

1) прогнозировать динамику возвышающегося развития потребностей мирового потребителя лучше, чем все прочие производители, и, в исполнение прогноза (как можно более точного, долгосрочного и всеобъемлющего), предлагать для всех и каждой потребительской ценности лучшее соотношение цены и качества;

2) пытаться создать искусственную привлекательность японских производителей в глазах мирового потребителя (в первую очередь той части мирового потребителя, которая считает себя гражданами Японии и платят налоги в японскую казну), увеличивая для этого недостаточно высокие проценты по внутренним (национальным) вкладам за счёт дополнительно напечатанных денег.

Правительство выбрало второй вариант и запустило печатный станок. Чтобы японский акционер не покупал доллары, иностранные облигации государственного займа и акции зарубежных корпораций, японское правительство повышало привлекательность своих внутренних счетов через печатание дополнительных денег. Деньги эти не были обеспечены соответствующими производственными мощностями и реальными прибылями корпораций. Они были "токсичны" для производственных мощностей, потому что искажали и разрушали их структуру, и "пусты" с точки зрения прибылей, потому что не увеличивали совокупную потребительскую ценность.

Если простое население, хранящее свои сбережения на йеновых вкладах японских банков, ещё можно было обмануть, подкладывая на их вклады "пустые" бумажки, то японские корпорации на счёт таких мер обманывались редко и бумажки эти различали легко. Более того, они стали извлекать из этого обмана выгоду для себя. Большинство японских корпораций нашло очень лёгкий способ использования правительственных мер для увеличения своей прибыльности. Под залог своих активов они брали в японском национальном банке долларовый кредит и выводили доллары на ФОРЕКС, где покупали йены по их реальной (более низкой) рыночной стоимости для того, чтобы возвратить часть возросшего таким нехитрым образом количества йен обратно на счета национального банка. Таким несложным образом, из производственной сферы в сферу финансовых спекуляций на кросс-курсе йены к доллару была перенаправлена значительная часть инвестиционного потока.

Корпорации могли использовать и более сложные схемы спекуляций. Можно было включить в схему иностранные займы, можно было наложить схему на цепь "покупка сырья - продажа готовой продукции" и спекулировать на цене одного из её звеньев. Суть от этих усложнений не менялась - так или иначе от спекулятивных финансовых операций компании стали получать доходы более высокие, чем от производственно-предпринимательской деятельности. Практически это стало вторым бизнесом, вызвавшим лихорадочное, невиданное ранее, оживление на рынке кредитных услуг. В условиях конкурентно-ажиотажного развития услуг кредитования процентные ставки на выдаваемый кредит, равно как и требования к заемщикам и залогам, постепенно снижались. В результате в стране образовался необеспеченный банковский кредит гигантского масштаба, а цены на акции компаний стали расти в отрыве от их реальной доходности.

Печатание "токсичных" денег, накачивание ими финансового сектора японской экономики и инъекции национального капитала в "зомби-компании", выдающие своё "трупное" разложение, и своё разлагающее влияние на экономику, за признаки предпринимательской активности, до сегодняшнего дня являются непреодолимым препятствием для достойного вхождения Японии на мировой рынок капитала.

На японском рынке труда происходили столь же глубокие и динамичные изменения. Связаны они были со стремительным развитием информационных технологий и электронных средств связи. Новые инструменты и новые формы синхронизации пространства и времени, используемые при организации взаимодействующих друг с другом работников, навсегда изменили условия работы менеджеров. "Условия работы менеджеров меняются столь кардинально, что традиционные принципы управления оказываются малоэффективными, если вообще не перестают работать. В виртуальных организациях, работники которых связаны между собой средствами телекоммуникаций, многие функции выполняются на условиях аутсорсинга, где основным средством общения между работниками служит электронная почта, а производимая продукция эфемерна, руководители не имеют возможности лично управлять подчиненными, отдавая им приказы и указания". В известном исследовании Т. Малоуна указывается на один из примеров успешного развития таких виртуальных организаций: "базирующаяся в Гонконге глобальная торговая компания Li & Fung с годовой прибылью 2 млрд дол. уже делает такого рода аутсорсинг с переменной конфигурацией с помощью своей сети из более чем 3000 независимых производителей".

"В ближайшем будущем - пишет Т. Малоун, обозначая яркие перспективы изменения форм занятости в условиях развития электронных средств коммуникации - подобную организацию труда в более широком масштабе сделает возможной набор общих электронных операционных карт. Будут существовать карты для процессов всех видов: выдачи ссуд, производства одежды, создания веб-сайтов, составления бизнес-планов, издания ежедневных информационных бюллетеней, возможно, даже для проектирования автомобилей. Такие электронные карты будут определять базовые операции (например, проверку кредитоспособности, подтверждение места работы и разрешение на выдачу ссуды) наряду с их обычными разновидностями и основные взаимодействия этих видов деятельности.

Карта будет иметь несколько типовых уровней детализации, с тем, чтобы каждый вовлечённый в данный процесс, независимо от того, отвечает он за целый этап или только за часть этапа, всегда понимал, как его действия вписываются в более крупный процесс. И если на какой-то стадии возникает проблема, исполнитель, точно зная, кто использует результаты его работы, может проконсультироваться с этим лицом в поисках оптимального решения. Часто описание деятельности будет просто формулировать ожидаемый результат каждого этапа, не вдаваясь в способы его получения. Следовательно, выполняющие каждую операцию люди получат большую свободу в том, как им делать свою работу, и смогут на месте приспособиться к возникшей ситуации.

Также - что очень важно - электронные карты будут включать инструменты для поиска людей или автоматических служб для выполнения каждой операции. Например, это могут быть форма заявки для независимых подрядчиков на проведение операции подтверждения места работы клиента, желающего взять ссуду в банке, и сопутствующая ей форма, представляющая рейтинги фрилансеров, уже выполнявших такие задания.

Если вы отвечаете за подобный процесс, вашим главным делом будет не контроль всех его операций и их увязка в целое. Вместо этого вам придется сосредоточиться на целях более высокого уровня:

• определении задач данного процесса;

• привлечении способных людей (в качестве сотрудников либо подрядчиков);

• установке правильных стимулов;

• обеспечении (или помощи в создании) электронных операционных карт или других инфраструктур, необходимых для того, чтобы управлять их взаимодействиями".

Глубокая трансформация рынка труда, произошедшая вследствие глобализации экономики и институционализации корпоративного управления, и, конечно же, вследствие стремительного развития информационных технологий и электронных средств связи, превратила мобильность в наиболее востребованное качество рабочей силы. Рабочая сила постгосударственной эпохи не только могла, но и должна была гораздо более свободно, чем ранее, перетекать из депрессивных секторов экономики в высокодоходные. С точки зрения возможностей удовлетворения мирового спроса на продукцию японских корпораций, повышение мобильности рабочей силы представляло собой положительное явление, как для отдельных компаний, так и для всей страны в целом. Современная корпорация, основанная на свободном обращении капитала, создала "общекультурные условия, в которых сотрудники получают свободу от всех форм культурной обструкции и их производственный потенциал приобретает неограниченные возможности для развития". Однако соответствующих структур власти, управленческих форм и технологий, которые бы позволяли предоставленным возможностям реализоваться, в Японии не оказалось. Без соответствующих структур общественного администрирования, без передовых технологий научного менеджмента возможности эти могли обернуться одинаково как благом, так и злом.

Рост числа временных работников в общем количестве работающих и то, что молодые работники всё более настойчиво стали требовать отказа от всяких административных ограничений в вопросах изменения места и времени работы, так или иначе, разрушало прежние основы японского научного менеджмента. Многие крупные предприятия, рассматривая рынок труда в глобальном контексте, стали спекулировать преимуществами местных субсидий и сравнительно низкой стоимостью рабочей силы в отдельных странах. Японские менеджеры стали отказываться от патерналистских обязательств перед рабочими.

Как только блок "социалистических" государств начал разваливаться и влияние большевистской идеологии на лидеров левого движения в "Стране восходящего солнца" ослабло, рухнул один из трёх столпов японского менеджмента - система пожизненного найма. Все вышеописанные инструменты научного менеджмента, использование которых, собственно, и обеспечивало превосходство Японии над всем остальным капиталистическим миром, стали вываливаться из рук японской технократии.

Уже к концу 90-х годов уровень безработицы в Японии превысил 4,5% и сравнялся с уровнем безработицы в США. Япония потерпела сокрушительное поражение от англосаксонского капитализма и стала превращаться в страну, где научный менеджмент, поднятый на ранее невиданную для Запада высоту, стремительно скатывается к своему псевдонаучному уровню; где "фирмы отвергают основы научного менеджмента. Работников в массовом порядке увольняют с предприятий, не предоставляя им возможности переобучения".

На взгляд "из стана победителей", для выхода из структурного кризиса, приведшего Японию к снижению конкурентоспособности, необходимо как можно скорее уменьшить долю государственного регулирования с целью оживления предпринимательской деятельности. Следует, однако, отметить, что характер влияния японского государства, равно как и характер влияния других, менее масштабных, административно-бюрократических структур, на ту или иную сферу общественной жизни, заметно отличается от того, что наблюдается в целом ряде стран, называемых "несвободными". Свобода предпринимательства ограничивается в Японии не так жёстко как в других авторитарных государствах. Если российский, например, чиновник, образно говоря, любит насмерть и мгновенно душить предпринимателя, посмевшего проникнуться потребностями мирового потребителя, то японский чиновник не может позволить себе такого удовольствия, его удушающее воздействие мягче, чем у большинства его иностранных коллег. Поступать так, как поступают коллеги из "несвободных" стран, японскому чиновнику мешают религиозные предрассудки и влияние общины.

Смысл упрекать "лидеров японского бизнеса" в том, что они "пассивно соглашались с мешавшей росту производительности политикой японского правительства", и советовать им "более активно влиять на правительство", относясь к нему "с меньшим пиететом", есть только в том случае, если ни на влияние общины, ни на религиозные предрассудки не обращать никакого внимания. Однако такие советы не будут действенными. Исторически сложившийся в Японии патриархально-общинный уклад хозяйствования, влияющий на поведение всех японских чиновников и менеджеров, представляет собой большее, чем пережиток прошлого, на который можно не обращать никакого внимания.

3.3 Община как устаревший инструмент "японского" научного менеджмента: списать, или усовершенствовать?

Для того чтобы составить представление об истинных причинах, мешающих японцам избавиться от своих социальных и экономических проблем, следует ещё раз обратить внимание на японскую общину, представив её своеобразным институциональным регулятором, занимающим промежуточное место между индивидуальным предпринимательством и корпоративным администрированием. Оба полюса, между которыми располагается рассматриваемый регулятор, заслуживают отдельного внимания.

Понятие "предприниматель" закрепилось в научном обиходе после того, как в 1942 в США вышла одна из самых известных работ Й. Шумпетера "Капитализм, социализм и демократия". Согласно Й. Шумпетеру именно предприниматель является движущей силой экономического развития. Благодаря его творческой интуиции и склонности к риску (а порой даже к самопожертвованию) ради реализации своих творческих замыслов, экономика получает стимул к совершенствованию.

Феноменом предпринимательства Й. Шумпетер заинтересовался ещё в начале 20 века, примерно тогда же, когда русский гистолог А.А. Максимов представил в Берлине свой доклад о "стволовых клетках". Шумпетер, так же, как и Максимов, принципиально выделил систему "кроветворения" из системы "кровообращения", связав активность её функционирования с активностью предпринимателей.

Суть доклада Максимова, в преломлении к проблемам экономического развития, сводилась к очевидному на сегодняшний день постулату:

В процессе кровообращения новая кровь не производится, напротив, в ходе этого процесса возникают неустранимые инфляционные потери и трансакционные издержки.

Новая кровь-стоимость абсолютно необходима хозяйственному механизму для обеспечения его роста, для интенсификации притока вещества и энергии в кризисные зоны, для борьбы с болезнями. Шумпетер показал, что важнейшая функция создания новой крови-стоимости в экономике является исключительной прерогативой её стволовых клеток - предпринимателей.

Поведение предпринимателя, как и поведение кроветворной стволовой клетки, обеспечивающей дополнительный приток жизненной энергии, нарушает равновесие в бюрократически организованной, устоявшейся системе "кровообращения", провоцирует обострение застарелых "болезней"-кризисов, ставших всем, кроме предпринимателя, привычными и родными. Поведение предпринимателя, по Шумпетеру, "не может быть включено в схему "состояния равновесия" или движения к этому состоянию". Предприниматель - это тот, кто поступает наперекор традиционным установкам, "он - типичный выскочка, лишенный традиций". Предприниматель не живёт по законам бюрократии, его не интересует привычная мера оценки энергетической составляющей его труда. Он сам, исходя из своих представлений о новой, никому ещё неведомой "системе кровообращения", устанавливает эту меру, используя её в оценке не только себя, но и всех остальных. Мотивы предпринимательского поведения "принципиально отличаются от чисто экономических. Они чужды экономическому ratio и его законам".

Выделяя три группы мотивов поведения предпринимателя, Шумпетер пишет:

"Типичный предприниматель никогда не задаётся вопросом, принесёт ли ему каждое прилагаемое им усилие достаточную компенсацию в виде "прироста наслаждений". Его мало заботят гедонистические результаты его труда. Он трудится, не зная покоя, потому что не может иначе, цель его жизни не состоит в том, чтобы получать наслаждение от достигнутого. Если же у него возникает такое желание, то это не остановка в пути, а симптом паралича, не достижение цели, а провозвестник физической смерти. Первую группу мотивов скрепляет, прежде всего, мечта и воля основать свою частную империю и - в большинстве случаев, хотя и не всегда, - свою династию. Своя империя даёт предпринимателю простор и чувство власти, т. е. то, что в принципе не может существовать в современном мире; но это первое приближение к состоянию полного господства, тому состоянию, которое знакомо этому миру и которое особенно привлекательно как раз для тех людей, которые иным путём никак не могут добиться положения в обществе. ... Вторая группа мотивов связана с волей к победе. Сюда входит, с одной стороны, желание борьбы и, с другой - стремление к успеху ради успеха. В обоих случаях экономическая сторона дела сама по себе для предпринимателя совершенно безразлична. Величина прибыли здесь всего-навсего показатель успеха - зачастую только потому, что другого нет, - и символ победы.

Наконец, третья группа мотивов связана с радостью творчества, которая проявляется и в других случаях, но только здесь становится определяющим моментом поведения. Предприниматель может отважиться на перемены в хозяйстве ради самих перемен, ради возможности проявить отвагу и даже ради трудностей, которые придётся преодолевать".

"Вырастают крылья, но и тяжелеют оковы" - слова С.Н. Булгакова очень ярко выражают диалектику нашего времени. Современный уровень хозяйственного развития, требующий тотальной бюрократической организованности, бросает вызов предпринимателям - тем, кто, в силу своих особых возможностей, должен инициировать дальнейшее развитие хозяйства. Предприниматели же, день ото дня, всё менее и менее способны достойно принять этот вызов. "Совершенно обюрократившиеся индустриальные гиганты не только вытесняют мелкие и средние фирмы и "экспроприируют" их владельцев, но в конечном итоге вытесняют также и предпринимателя и экспроприируют буржуазию как класс, который в этом процессе рискует потерять не только свой доход, но, что гораздо более важно, и свою функцию".

Сохранить предпринимательскую функцию, помочь предпринимателю достойно принять вызов современных предпринимательских корпораций ("обюрократившихся индустриальных гигантов") может только персона лидера-администратора, способная задать всей бюрократической пирамиде разумное, сознательно-волевое представление о том, как именно необходимо реагировать на то или иное изменение, произошедшее в спонтанно развивающемся общественном организме и нарушающее уклад бюрократического делопроизводства, сложившийся в предпринимательской корпорации.

Поскольку новая, придуманная предпринимателем комбинация средств производства, "может возникнуть (или возникает) только дискретным путем", и поскольку "новая комбинация должна забрать необходимые ей средства производства из той или иной старой комбинации", всякая непривычная схема использования известных средств производства таит в себе опасность для бюрократически слаженного хозяйства. Устранить чувство опасности, вызвать к себе и к своей идее полное доверие, предприниматель неспособен. Для этого ему нужен авторитетный посредник-поручитель. В крупной бюрократически организованной предпринимательской корпорации таким посредником-поручителем является администратор.

Отторжение предпринимательских идей в бюрократически слаженном хозяйстве происходит не только на логическом, регламентном, но и на более глубоком, психологическом, уровне. Даже если логика предстоящих изменений и их безопасность для бюрократически слаженного хозяйства будут осознаны и формально одобрены соответствующими инстанциями, сотрудники предпринимателя ещё долго могут испытывать деструктивные психологические перегрузки - очень нелегко бывает признать первенство того, кого ты всегда воспринимал равным себе, или того, кто в социальной иерархии всегда был ниже тебя. Для компенсации психологических перегрузок, связанных с завистью, обидой, ревностью, раздражением, администратор, выступающий в роли авторитетного посредника-поручителя, должен обладать страстностью, складывающейся из способностей к аффективному заражению, эмпатии, пониманию чужой точки зрения без оценочных установок.

В условиях высокоиндустриальной экономики функция предпринимательства не может быть сохранена без её надлежащего административного оформления. Только администратор, обладающий общепризнанным авторитетом и легитимным правом на распоряжение ресурсами предпринимательской корпорации, "может в зависимости от обстоятельств потребовать от членов общества временных жертв и дополнительного напряжения сил, а также повлечь за собой временные лишения". По отношению к индивидуальному предпринимателю администратор должен выполнять интегративную функцию, отвечая, во-первых, за скорейшее восстановление равновесного состояния системы корпоративного "кровообращения", и, во-вторых, за то, чтобы вся совокупность предпринимательских идей ("стволовых клеток организма"), носителями которых в любой момент времени могут стать любые сотрудники организации, была выстроена в такую иерархию, состоящую из взаимодействующих элементов, которая бы была максимально эффективной и надёжной с точки зрения будущего жизнеобеспечения корпорации.

Если исходить из того, что администрирование - это предпринимательское целеполагание второго уровня сложности, совмещающее индивидуальные предпринимательские идеи с производственным потенциалом организации, очевиден будет вывод о том, что администрирование, так же как индивидуальное предпринимательство, должно содержать в себе элемент бунта лидера-администратора против привычных социальных норм. Атрибутом как предпринимательства, так и администрирования, выступает риск - не до конца обоснованная уверенность в своих возможностях (в возможностях руководимой организации). Как у предпринимателя есть право на самопожертвование ради своей идеи, так и у администратора должно быть право на жертвование, ради своей интегративной идеи, руководимой им организацией. Идея лидера-администратора, ради которой "ставится на кон" жизнь организации, должна интегрировать все потенциальные и актуальные предпринимательские идеи и проекты в максимально доступном человеческому сознанию горизонте стратегического планирования. Как только тот или иной предприниматель заявляет о том, что ему тесно в осознанных администратором границах горизонта стратегического планирования, администратор должен раздвигать эти границы, увеличивая лидерские возможности своей воли и своего волящего интеллекта.

Ясно, что задача неуклонного расширения лидерских возможностей не может быть целиком отдана на откуп самому администратору. Во взаимодействии с администратором должна находиться некая независимая от него инстанция, которая бы инициировала максимальное использование администратором его лидерского потенциала и, не давая скатываться к своекорыстному произволу и волюнтаризму, оценивала бы его достижения, связанные с прогрессивными сдвигами в его авторитете.

В японских корпорациях роль такой инстанции выполняет община. Японская община, находясь в постоянном взаимодействии с администратором, призвана инициировать использование администратором его лидерского потенциала. Она же является своеобразным инструментом измерения и оценки возможных прогрессивных сдвигов в его лидерском авторитете. На сегодняшний день этот инструмент устарел. Устарел настолько, что делает абсолютно невозможной объективную оценку достижений администратора. Использование этого устаревшего инструмента для измерения и оценки качества администрирования приводит к тягостным для японской экономики последствиям - даже если администратор обладает несомненными предпринимательскими способностями, его бунтарская деятельность не находит измеримого приложения и приносит лишь вред руководимой им предпринимательской корпорации, разрушая целостное органичное единство систем "кроветворения" и "кровообращения" (единство инновационных и имитационных процессов).

На сегодняшний день японская община, как уже отмечалось выше, не ориентирована на строгий учёт пользы либо вреда от активности каждого отдельного работника. В практике японского менеджмента работник рассматривается в основном как существо, лишённое личных амбиций и интереса к учёту своих персональных заслуг. Результаты многочисленных исследований показывают, что в своих устремлениях японский работник часто отказывается от способности к рефлексии, к анализу собственного Я, предпочитая руководствоваться не индивидуальной, а "групповой логикой". Понятие "групповая логика" является одним из многочисленных синонимов, используемых в описании специфически японского образа чувствования и мышления. Данное понятие было введено в лексикон социологом X. Араки "в результате его наблюдений за поведением японцев во время путешествий, когда японские туристы по указанию гида послушно смотрят в окна автобуса направо или налево, тем самым проявляя, по мнению Араки, полное отсутствие самостоятельности и независимости. В подтверждение своей "групповой логики" он ссылается на манеру японцев селиться скученно, что он объясняет не только ограниченностью территории Японии, но и традиционно сложившимся и подсознательным стремлением объединяться в группу". Японский филолог М. Дзёдзи, в свою очередь, "отмечает такие черты личности японцев, как мягкость, доброжелательность в общении, конформизм, несамостоятельность в принятии решений и неавтономность в социальном окружении. Их нельзя вырывать из общества им подобных, считает он, поскольку только группа японцев может адаптироваться в чужой культуре, но в одиночку японец не способен к этому".

Система оценки персональных заслуг в японском менеджменте построена на идее о том, что самым мощным фактором мотивации является сам труд на благо общины, а деньги являются не мерой труда, а в основном гигиеническим фактором. Руководствуясь этой идеей, многие японские предприятия в оценке деятельности работников приняли на вооружение систему "ненко": "старшинство" ("нен") плюс "заслуги" ("ко"). В системе "ненко" заслуги японских работников измеряются не персональными достижениями, а способностью и готовностью к социальному взаимодействию с рабочей группой, с предприятием в целом. Такие способности и готовность оцениваются непосредственным руководителем (как правило, два раза в год) и отмечаются в персональном досье. Затем на их основании каждому работнику присваивается определённый ранг. Чем выше ранг, тем выше заработная плата. Размеры последней зависят от показателей работы предприятия: снижения уровня дефектности продукции и издержек производства, роста производительности группового (коллективного) труда. У менеджеров размеры дополнительных выплат связаны, прежде всего, с достижением целей, поставленных высшим руководством предприятия.

Каждый японский работник испытывает к своему непосредственному начальнику чувство безграничного доверия. Это чувство уходит корнями в религию Синто и дзэн-буддизм. Много веков подряд синтоистские и буддистские священники воспитывали в японцах готовность к беспрекословному самопожертвованию ради любых амбициозных идей правителей. Открыто возражать старшему и вышестоящему у японцев до сих пор считается верхом грубости: даже самое принципиальное несогласие нужно выражать очень дипломатично.

Структура управления современным высокотехнологичным японским хозяйством сложилась ещё в эпоху раннего средневековья - в эпоху, когда все хозяйственные и сословные связи скреплялись институтом наследования, когда правление могло быть только наследственно-родовым (или дарованным хозяином-наследником). В феодальной Японии самурай должен был соблюдать моральный кодекс "бусидо" независимо от грозящих ему опасностей и лишений. Кодекс "бусидо" требовал самопожертвования, верности, покорности, подчинения своих интересов интересам хозяина. Тот, кто нарушал этот кодекс, должен был сделать себе "сепуку" (харакири).

В системе экономических взаимоотношений сегодняшней Японии требования феодального кодекса "бусидо" живы до сих пор. Работник рассматривает свою службу в фирме аналогично тому, как самурай рассматривал свою службу у феодала. Многие рабочие и служащие считают себя самураями, связанными с хозяевами предприятий на всю жизнь. Японский работник чувствует, что находится в неоплатном долгу перед хозяином, ведь именно на его фирме он обучился ценной специальности, именно здесь ему дали работу и оказали уважение, обеспечили средствами к существованию. По старым феодальным традициям, вне зависимости от изменений форм собственности, хозяевами фирмы работник считает её высшее руководство. Даже если фирма акционерная, своих фактических хозяев, - акционеров, - работник с хозяевами не отождествляет. Хозяином корпорации для него будет тот, кто распоряжается капиталом акционеров. Представители высшего руководства японских корпораций активно пытаются сохранить "полезные" традиции своей страны, охотно выдают себя за хозяев и всячески поддерживают феодальную иерархичность в отношениях "власть-подчинение".

Для рядового японского работника подчинение сакрально санкционированному авторитету высших руководителей так же естественно как подчинение отцу. О том, чтобы самому занять "священное" место "отца-руководителя" работник даже не помышляет. Рядовому японскому работнику зачастую удаётся стать менеджером на уровне цеха, но практически никогда не удаётся занять место в высшем руководстве корпорации - назначения на такие места производятся келейно и зависят от тех, кто имеет наследственные привилегии. Такого рода назначения избавляют кандидата на роль лидера корпорации от необходимости подтверждать уровень своего профессионализма и отстаивать свои притязания на лидерство в честной конкурентной борьбе.

Главный парадокс японского менеджмента состоит в том, что явная недостаточность управленческих компетенций в высших этажах корпоративного управления практически никак не сказывается на чувстве безграничного доверия японских работников к лидерским возможностям их топ-руководителей. Пиетет, испытываемый японцами к вышестоящему начальству, и священная вера в их мудрость и добродетельность, подкрепляется всё той же общиной, выработавшей вполне конкретный организационный алгоритм сакрализации лидерских возможностей японских топ-менеджеров. Таким организационным алгоритмом является традиционная система группового принятия решений "ринги" ("рин" - спрашивать с нижестоящего, "ги" - совещаться, обсуждать, обдумывать). В основе системы "ринги" лежит идея "рассредоточения ответственности". "Ринги" предполагает, что ни один человек, включая тех, кто наделён самыми высочайшими полномочиями, не имеет права единолично принимать решение. Ответственность за принятие управленческого решения даже самого высочайшего уровня не должна быть персонифицирована.

Сущность системы "ринги" состоит в том, что решения принимаются путём консенсуса. Решение обязательно должно быть принято всеми, от кого, так или иначе, зависит его реализация. Если кто-то из участвующих в реализации решения против, то решение возвращается на доработку к его инициатору. Если случается, что, после многократных доработок, решение всё-таки продолжает идти вразрез с мнением некоторого меньшинства, меньшинство тактично убеждают уважать взгляды остальных в обмен на ответное уважение и даже вознаграждение принятия компромиссной позиции. Следует подчеркнуть, что система "ринги" - это не решение большинства. Она предполагает полное единодушие. К тирании большинства японцы питают отвращение. Если полного единодушия нет, решение не принимается.

По словам известных японоведов В.А. Пронникова и И.Д. Ладанова, "в условиях господства "ринги" отдельный работник не может свободно выступить против проекта, предложенного руководством. Ведь этот проект получил "всеобщую поддержку" при согласовании, и критика его "задним числом" выглядит неуместной, а то и аморальной. Поэтому любое предложение сверху правомерно считать директивой, которая лишь более или менее хорошо загримирована под "материал для дискуссий". Внешне обсуждение "рингисё" в нижних эшелонах предстаёт как довольно демократическая форма принятия решений. Однако не секрет, что обсуждение это несёт на себе огромный груз межличностных отношений, типичных для японской культуры: традиционного почитания старших, повышенной чувствительности к авторитетам, ясного осознания каждым участником своего места в организации".

В том, что японские лидеры бизнеса, принимая то или иное решение, действуют (делают вид, что действуют) не от своего лица, а от лица группы, заложена серьёзная проблема. Суть проблемы в том, что конкретное руководящее лицо, рискнувшее и инициировавшее ошибку, не несёт за эту ошибку никакой ответственности, вся ответственность абстрактно переносится на "коллектив", не затрагивая конкретно никого из членов "коллектива". По системе принятия решения "ринги" получается, что весь поддакивающий своему руководителю "коллектив" фактически убеждает руководителя в том, что принимаемое им решение является правильным, а тот, в свою очередь, убеждается в правильности решения вне зависимости от того, является оно правильным на самом деле или не является таковым.

Необоснованный пиетет к власть имущим любого уровня полномочий, формируемый общиной посредством традиционной системы группового принятия решений "ринги", препятствует развитию у японских менеджеров лидерских качеств, необходимых для принятия на себя персональной ответственности за риск администрирования. Японская община с её "групповой логикой" не стимулирует топ-менеджеров корпорации в направлении развития навыков стратегического планирования.

То, что община на пустом месте придаёт действиям руководителей мистический ореол и величественные манеры, освобождая их от ответственности за некоторые дорогостоящие ошибки - полбеды. В конце концов, акционерная форма организации частной предпринимательской деятельности предусматривает, что свои ошибки администратор может какое-то время компенсировать кредитом доверия, который ему предоставлен акционерами, разделившими между собой предпринимательский риск на бессчётное количество частей. Даже с учётом того, что никакой кредит доверия не может быть вечным, и что ошибки руководителя предпринимательской корпорации стоят значительно дороже, чем ошибки индивидуального предпринимателя, действующего на свой страх и риск, администратор должен иметь право на ошибки.

Беда в том, что некомпетентный японский администратор, находящийся под удушливым покровительством общины, неспособен создать в предпринимательской корпорации атмосферу признания личных заслуг, атмосферу, которая позволяет обладающим предпринимательскими способностями сотрудникам не быть как все, позволяет им бунтовать против всех, претендуя на любое место в организационной иерархии вне зависимости от пола, возраста, выслуги лет и наследственных привилегий. Его сакральный авторитет убивает все "стволовые клетки", разрушая внутрикорпоративный баланс инновационных и имитационных процессов. Создать условия для возникновения инноваций внутри общины, без опоры на авторитет лидера-администратора, невозможно в принципе. Община может только оценивать и имитировать. Характеризуя японскую общину, Н.С. Николаева справедливо указывает на то, что "любые инновации могли исходить здесь либо от соседей, либо от другого источника вне общины. Внутри общины они подавлялись. Этим объясняется более поздняя тенденция в поведении японцев ориентироваться на внешние заимствования".

Отсутствие связи с акционерами, ориентация на закрытый рынок труда, архаичная система передачи власти по наследству, "групповая логика" принятия управленческих решений - совокупность этих факторов заблокировала компетенцию высшего корпоративного руководства Японии на неподобающе низком для постиндустриальной экономики уровне. Японские топ-менеджеры отгородили руководимые ими корпорации от мировых рынков капитала и труда. Они образовали вокруг себя изолированные, безжизненные информационные пространства - закрылись в "башнях из слоновой кости", в которых удобно принимать безответственные управленческие решения, основанные на иллюзорных представлениях о том, что происходит во внешнем, быстроменяющемся мире. Управленческие решения, принимаемые в условиях информационной изоляции менеджеров и их неадекватного восприятия реальности, не могли быть предсказуемыми с точки зрения перспектив корпоративного развития (по сути, такие решения менеджеров сродни решениям людей, страдающих аутизмом - серьёзным заболеванием головного мозга, означающим в психиатрии "оторванность ассоциаций от данных опыта, игнорирование действительных отношений").

Вместо того чтобы стать инициаторами научно-технического прогресса, стратегами, определяющими главные направления планетарного социально-экономического развития, японские топ-менеджеры, страдающие прогрессирующим управленческим "аутизмом", предпочли ориентировать деятельность руководимых ими корпораций на наиболее удачные и прошедшие апробацию технологические решения Запада. Находящиеся вне критики и почти полностью избавленные от конкуренции японские топ-менеджеры не могли мыслить перспективными категориями, они были неспособны поддерживать динамический баланс инновационных и имитационных процессов развития руководимых ими корпораций, неспособны были принимать на себя и вовремя упреждать риски инновационно-имитационного дисбаланса.

Недостаточность управленческих компетенций в высших этажах корпоративного управления невозможно полностью компенсировать системой "ринги" и копированием наиболее прогрессивных западных технологий. Хозяйственная община, вооружённая концепцией "Lean Production", способна, при определённых институциональных условиях, выжать из любой известной, апробированной и заимствованной технологии весь её потенциал, но внести в технологию системные изменения, перевести технологию на более высокий, межотраслевой уровень, или создать принципиально новую технологическую отрасль община не способна. Отсутствие навыков стратегического мышления у высшего корпоративного (и государственного) руководства, и то, что крупные японские корпорации, слабо зависящие от акционеров, могут сколь угодно долго вести неприбыльный бизнес, неизбежно приводит японскую экономику к необратимому отраслевому дисбалансу - созданию избыточных производственных мощностей в депрессивных отраслях и дефициту капиталовложений в отраслях, находящихся на подъёме.

Стержень японской экономики - японская корпорация ("кэйрэцу"), с её системой субконтрактных отношений, втягивающих в себя огромное количество малых и средних фирм - умертвляет дух предпринимательства не только во всех своих штатных сотрудниках. Под её умертвляющим воздействием оказывается практически всё население страны. Следует ещё раз подчеркнуть, что распространяется это умертвляющее воздействие не столько из-за "политики японского правительства", как считают многие исследователи японского менеджмента, сколько из-за власти японской общины, поддерживающей низкокачественную связь корпоративного администрирования с индивидуальным предпринимательством.

Общинные отношения - это данность, с которой надо обязательно считаться при реформировании японской экономики. Самые лучшие рекомендации самых маститых в мире экономистов будут для японской экономики совершенно бесполезны до тех пор, пока хозяйственная община не будет трансформирована в более качественное состояние. Игнорировать влияние власти японской общины на все стороны жизни японского общества ни в коем случае нельзя. Можно конечно попытаться низвести японскую общину на более низкий, "китайский" уровень семейственности, или попытаться уничтожить общинные отношения так, как это попытались сделать в своё время большевики, однако замена общинной власти властью приказной, бюрократической, вряд ли повысит уровень предпринимательской активности японцев.

Хозяйственная община будет трансформирована в более качественное состояние, если её власть будет локализована в деятельности рекомендательного управленческого органа, представляющего собой своеобразный Ассессмент-центр, который бы организовывал постоянный мониторинг процесса реализации возможностей высшего руководства корпорации совмещать предпринимательский потенциал корпорации с её ресурсной базой. В случае если такой ассессмент-центр, как центр общинной власти, будет неотчуждаем от интересов общины, состоящей из работников-акционеров, объединённых по принципу "один акционер - один голос", он будет приносить для предпринимательской корпорации двойную пользу.

Во-первых, оценивая деятельность лидера-администратора на посту генерального директора корпорации, и деятельность назначившего его на этот пост совета директоров, такой ассессмент-центр будет подготавливать для акционеров подробные отчёты о результатах своих оценок. Во-вторых, он будет предоставлять топ-менеджерам отчёты о результатах оценки ресурсной базы корпорации и отчёты о результатах первичной оценки эвристических (предпринимательских) проектов, предлагаемых сотрудниками корпорации к реализации.

Объективность этих оценок не должна вызывать сомнений, поскольку она предустановленна самой природой. "Хотя природа и не занимается квантификацией, она умеет считать. Существует много двоичных структур: два глаза, симметричность тела млекопитающих, два пола, обеспечивающих размножение". Научиться у природы считать и оценивать можно.

Община, в отличие от бюрократического аппарата, неспособна к установлению точной меры индивидуализации трудовых заслуг в пределах рационального целого. Эту меру устанавливает, под свою персональную ответственность, администратор, делая это с помощью возглавляемого им бюрократического аппарата. Община не должна посягать на формальную власть в корпорации. Её задача - помочь топ-менеджерам получить достаточное количество информации о последствиях принимаемых ими стратегических решений, сделав эту помощь максимально гласной и притягательной для акционеров. Организованная в направлении решения этой задачи община работников-акционеров, выступая надёжным заслоном против безволия и некомпетентности высшего руководства японских корпораций, будет способствовать неуклонному повышению качества администрирования. При высоком уровне качества администрирования станет возможным предельно точное ранжирование предпринимательских заслуг и эвристических (творческих) достижений работников корпорации. Таким образом, трансформация японской хозяйственной общины в более качественное состояние позволит в полной мере реализовать принцип "от каждого по способности, каждому по труду", распространив его не только на энергетическую, но также на управленческую и на эвристическую составляющие труда.

Полная реализация принципа "от каждого по способности, каждому по труду" позволит сформировать основную и главную потребность человека коммунистического общества - потребность в труде. Формирование этой потребности будет происходить не только вследствие технического и общественного прогресса, превращения труда из рутинного в интересный, яркий, творческий процесс, не только вследствие того, что в процессе создания условий для всестороннего развития личности будет происходить формирование психики нового работника - работника-творца, ориентирующегося на новые, коммунистические отношения и ценности, но ещё и потому, что, вне зависимости от мотивации работника, мера творческой составляющей труда будет определяться также точно, как и мера его энергетической составляющей. Переход к принципу "от каждого по способности, каждому по потребностям" станет возможен только при полном сохранении содержания, заложенного в принципе "от каждого по способности, каждому по труду".

Характеризуя предпринимательский тип поведения, Й. Шумпетер справедливо указывал на то, что "экономическая сторона дела сама по себе для предпринимателя совершенно безразлична", величина прибыли, деньги его совершенно не интересуют. Однако внеэкономическая мотивация предпринимателя вовсе не означает, что его достижения можно не оплачивать. Любой выступающий предпринимателем работник-творец должен получить заработанные им деньги все до копейки, и должен затем сам решать, нужны они ему в том количестве, которое он заработал, или нет. "Цель организации, помимо её собственного выживания, заключается в удовлетворении потребностей её членов при одновременном служении интересам окружающей среды. Индивиды вступают в организацию, преследуя свои личные интересы. Если организация не помогает им удовлетворить их нужды, то они не будут преданно и самоотверженно служить ей. Убедить целеустремленных участников такой же целеустремленной социальной системы бескорыстно жертвовать своими интересами в течение некоторого времени, в принципе, можно. Но весьма маловероятно, чтобы они согласились принять это как образ жизни. Должна существовать система обмена, благодаря которой стремление человека к своей личной выгоде будет подкрепляться размером его вклада в удовлетворение потребностей системы более высокого уровня, равно как и потребностей других участников".

При определении универсального критерия, позволяющего ранжировать всех работников-творцов по их предпринимательскому вкладу (вкладу в удовлетворение потребностей системы более высокого уровня), следует исходить из того, что "как для отдельного индивида, так и для общества, всесторонность его развития, его потребления и его деятельности зависит от сбережения времени. Всякая экономия в конечном счёте сводится к экономии времени". Следует также принимать во внимание то, что в оценке трудовых достижений работников-творцов, нацеливающих свои предпринимательские замыслы на улучшение потребительских свойств конкретных товаров и услуг, важна не мера затрат общественного труда, к оценке которой чаще всего призывали создатели трудовой теории стоимости, а мера именно экономии общественного труда. То есть товары и услуги обладают тем большей экономической ценностью, чем более они увеличивают богатство человеческих качеств, измеримое способностями человека к трудосбережению в процессе безопасного практического освоения им всех внутренних (телесно-физических и духовно-психических) и внешних (природных) ресурсов.

3.4 Диалектические основания эффективного стратегического планирования

"Что-то существенное препятствовало инновациям и обновлению японской экономики" - с этой мыслью, высказанной одним из гуру современного стратегического менеджмента, согласится, пожалуй, любой специалист, проанализировавший конкурентоспособность сегодняшней Японии.

Отмечая успехи японских корпораций в деле повышения операционной эффективности производства, М. Портер справедливо указывает на то, что "операционная эффективность - это только один из двух способов достижения превосходства. Второй способ - это разработка конкурентной стратегии, которая позволяет побеждать на основе уникального позиционирования, предлагая оригинальную продукцию или услуги". "Операционная эффективность выражается в стремлении делать примерно то же, что и конкуренты, но лучше. Сущность конкуренции на основе стратегии в том, чтобы действовать иначе".

Вместе с тем, Портер признаёт, что стратегия - "это не только выбор уникального позиционирования и особых действий, но и компромисс по поводу того, как именно компания будет создавать потребительскую стоимость". "Хотя внимание к клиентам - безусловный плюс, проблема в том, что японские менеджеры, сформировавшие тенденцию удовлетворять любые запросы любого клиента, убеждены, будто любые запросы клиентов одинаково обоснованны". Портер подчёркивает, что "в центре стратегии - решение о том, чего не следует делать. Выбор целевой группы клиентов, ассортимента и потребностей, которые будет удовлетворять компания, очень важен при определении стратегии. Но не менее важно и решение не обслуживать какие-то группы клиентов, не стремиться удовлетворять другие потребности и не предлагать какие-то виды продукции и услуг". К сожалению, эти идеи не обрамлены философскими выводами о том, какие потребности удовлетворять надо, а какие - не надо. Принимая решение "не обслуживать", "не стремиться" и "не предлагать", компании, по Портеру, вовсе не обязательно должны брать на себя ответственность за возвышение потребностей. Компания может решить удовлетворять как возвышенные, цивилизованные, так и низменные, варварские потребности. Главное - чтобы решение было оригинальным, непохожим ни на какие другие. Единственной причиной, по которой компаниям не следует "позиционировать себя слишком широко" является то, что "оригинальную индивидуальную стратегию гораздо труднее имитировать".

М. Портер не ставит себе задачу определения универсальных параметров стратегической уникальности (оригинальности). По большому счёту, оригинальность (уникальность) для него самоценна и может сама по себе, в силу одной только неповторимой стихийности, безо всяких форм и параметров, обеспечить кому угодно конкурентные преимущества. Чем бы ни отличаться, лишь бы отличаться чем-нибудь - вот основа эффективной стратегии, обеспечивающей компании преимущества перед конкурентами.

В своей книге Портер часто сетует на то, что "не многие японские компании обладают чёткой стратегией. Вместо того чтобы найти свой особый путь в конкуренции, оригинальные ходы и сделать обоснованный выбор, японские компании пытаются расширять ассортимент, снабжать свою продукцию дополнительными характеристиками и обслуживать все без исключения сегменты рынка, копируя действия и методы производства друг друга. Они путают улучшения операций со стратегией".

Когда самый влиятельный гарвардский профессор заявляет, что "японским компаниям надо отказаться стремиться походить на сого-производителей или диверсифицированных гигантов типа Toshiba, Hitachi и Mitsubishi Electric, которые производят всё, начиная с микрочипов и батареек и заканчивая электростанциями и автоматизированными сборочными заводами", его заявления у многих вызывают интерес и внушают доверие. К тому же автор многочисленных трудов по стратегическому менеджменту, ставших классическими не только у себя на родине, сопровождает свои заявления практическими рекомендациями, доступными пониманию каждого японского руководителя. Японским сого-производителям он даёт примеры конкретных, японских же фирм, на которые сого-производители должны походить, если хотят повысить свою стратегическую эффективность и инвестиционную привлекательность.

Лучшими образцами успешных стратегий, по убеждению Портера, являются стратегии таких компаний как "Корпорация Nidec, контролирующая около 73% мирового рынка шпиндельных моторов" и "компания Rohm, контролирующая 34% мирового рынка печатающих головок для факсимильных аппаратов". Именно эти компании, а не громоздкие сого-производители, старающиеся занять все рыночные позиции вместо того, чтобы занять какую-то одну, индивидуальную позицию, отличающуюся от всех остальных своей оригинальностью, должны, как считает Портер, стать авангардом японской экономики.

Принимая во внимание логику предыдущих размышлений о доминировании общинных отношений в хозяйственной жизни Японии, в этом месте можно было бы ограничиться констатацией бесполезности рекомендаций М. Портера.

Действительно, давая японским корпорациям свои рекомендации по разработке эффективных стратегий, М. Портер совершенно не учитывает того, что японцам, в отличие от американцев, например, претит стремление к оригинальности. Японцы всю свою жизнь боятся выпасть из поля любви - амаэ - и впасть в состояние "кодавари" - в состояние неприкаянности, при котором их не принимают так, как других в группе. В Японии со времён возникновения первых рисоводческих общин считается неприличным высовываться, выставлять свою индивидуальность на всеобщее обозрение ("шляпка гвоздя не должна торчать", все гвоздики должны быть забиты одинаково). М. Портер, к тому же, совершенно упускает из виду возможность преодоления сого-производителями бюрократической косности и повышения качества администрирования, при реализации которой диверсифицированные индустриальные гиганты, функционирующие в режиме бюрократической централизации, могут гораздо более убедительно подтвердить свою стратегическую нацеленность на универсальное развитие работников, и сделать эту нацеленность своим главным преимуществом в конкуренции с производителями "шпинделей", "головок" и прочих "уникальностей".

Несмотря на явный недоучёт Портером этих и других обстоятельств, его рекомендации не следует игнорировать. В условиях глобализации и интернетизации "компании типа Nidec" действительно могут одерживать победы над "компаниями типа Toshiba", и даже могут вытеснять их с рынка. Такие победы будут возможны даже тогда, когда качество административно-распорядительской деятельности в крупных корпорациях достигнет того заветного максимума, при котором за "стволовыми клетками"-предпринимателями будет установлен самый любящий и самый компетентный уход, который предприниматели только могут себе вообразить.

Предприниматели всегда, наперекор даже самой любящей заботе о них, будут движимы желанием "основать свою частную империю", чтобы "побеждать на основе уникального позиционирования, предлагая оригинальную продукцию или услуги". Они всегда будут совершать необъяснимые поступки, тратя всё своё время и деньги на самые странные, экстравагантные и возможно даже самоубийственные проекты. Некоторая часть наиболее одарённых предпринимателей, руководящих своими уникальными, оригинальными империями-проектами, со временем неизбежно будет побеждать всех своих конкурентов.

Популярный американский футуролог Э. Тоффлер совершенно справедливо указывает на то, что "корпорация не может и не должна использовать своё монопольное положение и эффект масштаба производства, а обязана постоянно приспосабливаться как к запросам её собственных работников, так и к потребностям клиентов". Дополняя эту мысль, следует особо отметить один очень важный момент. Вне зависимости от того, насколько комфортными для работника-акционера будут рамки крупной предпринимательской корпорации, его нужно всячески поощрять к исполнению роли индивидуального предпринимателя - роли, исполнение которой предполагает выход из "зоны корпоративного комфорта" и создание собственной империи в рамках частно-индивидуальной собственности. Такие империи должны образовывать пространство чистой турбулентности, дающей пищу для того, что Г.В.Ф. Гегель называл "творческим предполаганием", "для-себя-бытием" - они должны выступать своего рода мутациями, из числа которых со временем будут оставаться те, что способствуют лучшему приспособлению человеческой цивилизации к условиям окружающей среды и выступают одним из факторов эволюции самого человека. Для поддержания процесса развития таких мутаций и их селекции нужно не только поощрять стремление работников с предпринимательскими наклонностями к выходу за границы централизованных отношений, складывающихся в крупных предпринимательских корпорациях акционерного типа. Важно также, чтобы для индивидуальных предпринимателей была всегда открыта возможность беспрепятственного, безущербного возвращения в границы акционерных корпораций. Такая возможность может обеспечиваться как централизованным решением высшего руководства той или иной действующей корпорации, так и свободными фондовыми рынками, полноценная работа которых содержит в себе абсолютно все элементы свободы, включая элементы финансово-биржевых спекуляций. Образно говоря, свободно "поплавав" в открытом океане рынка (с его "штормами", "флибустьерами" и прочими превратностями судьбы), частно-индивидуальные фирмы должны иметь возможность вернуться в централизованную акционерную "гавань" двумя альтернативными путями - либо включив свои активы в активы какой-то уже существующей корпорации, получив за это от её руководства достойную материальную компенсацию, либо заявив о себе как о новой конкурентоспособной корпорации через первичное публичное размещение акций на фондовом рынке.

Нацеленность индивида на обособление - это та его поведенческая доминанта, которая, в своём развитии, обусловливает и определяет развитие всего человечества. "Человек тем больше человек, чем он больше отдельный человек. Только осознавая свою ограниченность, своё далеко не всемогущество, свою далеко не "всечеловечность", мы вычленяем себя из аморфной общности. Как эту общность ни называй: человечество, родина, семья. Принадлежа общности, мы ощущаем её животное тепло, и нам легко и логично огрызаться на тех, кто принадлежит другой общности. Когда мы ощущаем себя одинокими, отдельными, мы ищем тепла в другом. Мы признаём существование другого, потому что он нам нужен. В общности же нет общения".

Человечество не может расширять границы своего разумного представления о мире без всемерной поддержки склонности каждого индивида к обособлению. Такая склонность - основа развития человеческой цивилизации. Вместе с тем, расширение цивилизационных границ невозможно без поддержки склонности индивида к общению с миром - склонности, испытываемой индивидом столь же сильно. Взаимовлияние этих двух взаимоисключающих ценностно-поведенческих доминант фиксирует диалектический закон единства общения и обособления - наиболее общий социологический закон развития личности в обществе, на который опирались в своих исследованиях классики марксизма-ленинизма. Закономерное двойственное стремление сохранить свою уникальную индивидуальность и в то же время влиться в общий поток универсальной социальности даёт индивиду возможность неуклонно подниматься по ступеням познания в диалектической триаде "Единичное - Особенное - Всеобщее" (суть которой, по словам Гегеля, сводится к тому, что "некий субъект как единичное смыкается с неким всеобщим определением посредством некоего качества").

Если бы Портер использовал в своих рассуждениях о корпоративном секторе японской экономики гегелевскую триаду, место "особенного" он бы наверняка отвёл свободной конкуренции, выставив её за стратегически наилучшее "качество", смыкающее каждого конкретного производителя с потребностями мирового потребителя. Портер, скорее всего, утверждал бы, что именно свободная, основанная на праве частной собственности, конкуренция наилучшим образом "обеспечивает центральной индивидуальности соотношение с собой и стремление к некоторому абсолютному средоточию". Схожим образом мыслил и Гегель, когда говорил об "особенном" как об опосредствованной трудом системе потребностей (das System der BedЭrfnisse), покоящейся на господстве частной собственности и всеобщем формальном равенстве людей. По сравнению с общей собственностью, частную собственность Гегель однозначно считал "более разумным моментом". Критикуя идею лишения индивида частной собственности, Гегель писал: "Представление о благочестивом или дружеском и даже насильственном братстве людей, в котором существует общность имущества и устранен принцип частной собственности, может легко показаться приемлемым умонастроению, которому чуждо понимание природы свободы духа и права и постижение их в их определённых моментах. Что же касается моральной или религиозной стороны, то Эпикур отсоветовал своим друзьям, намеревавшимся создать подобный союз на основе общности имущества, именно по той причине, что это доказывает отсутствие взаимного доверия, а те, кто не доверяет друг другу, не могут быть друзьями".

Однако в системе частнособственнических отношений для Гегеля важным является ещё и "опосредование, заключающееся в том, что я обладаю собственностью уже не только посредством вещи и моей субъективной воли, а также посредством другой воли и, следовательно, в некоей общей воле". Это опосредование составляет сферу договора. "В договоре я обладаю собственностью - посредством общей воли; именно интерес разума состоит в том, чтобы субъективная воля стала более всеобщей и возвысилась до этого осуществления. Следовательно, определение этой воли в договоре остаётся, но в общности с некоей другой волей. Напротив, всеобщая воля выступает здесь ещё только в форме и образе общности".

Первичной общностью, связывающей волю с некоей другой волей, является, по Гегелю, семья. Впервые "индивид снял здесь свою непокорную личность и находится вместе со своим сознанием внутри некоего целого". Неделимость собственности, общая ответственность за успешность совместных хозяйственных дел являются важными атрибутами семьи, но сами по себе они не "снимают" непокорную личность индивида. Для того чтобы "снятие" индивида, вместе с его непокорной субъективной волей и его частной собственностью, произошло, семья должна быть "чувствующим себя единством, любовью".

Можно сказать, что основой взаимного доверия, впервые возникающего между индивидами, является не общая собственность как таковая, а некий универсальный механизм управления общей собственностью. Гегель не выявил этого механизма, считая, видимо, что механизм управления собственностью семьи как "природного наличного бытия в форме любви и чувства" не нуждается в разумном осмыслении. Идея семьи интересовала его гораздо меньше, чем идея государства, под которым понималась "свобода в её самом конкретном образе, подчиненная лишь высшей абсолютной истине мирового духа".

Управленческое ядро семьи - исходной ячейки доверия, необходимого для развития частнособственнических отношений, ячейки, соединившей в себе, через гармонию любви, роли мужчины и женщины - сформировалось, очевидно, ещё до зарождения человеческого разума, укоренившись в биологической основе человека, на фено- и филогенетическом уровне. Для приближения к пониманию гармонии любви, до сих пор задающей частнособственническим рыночным отношениям определённую логику развития, можно воспользоваться поэтическим языком французского постмодернизма.

Пытаясь раскрыть некую глубинную, доисторическую "логику смысла", французский философ-постмодернист Ж. Делез придумал оригинальную постановку, в которой участвуют два божества - Эон и Хронос. Роли, исполняемые этими божествами, настолько качественно различны, что требуют для своего исполнения отдельных мест. "Если Хронос выражает действие тел и созидание телесных качеств, то Эон - это место бестелесных событий и атрибутов, отличающихся от качеств. Если Хронос неотделим от тел, которые полностью заполняют его в качестве причин, и материи, то Эон населён эффектами, которые мелькают по нему, никогда не заполняя". Взаимовлияние этих двух "сценических" пространств, заполняемых Эоном и Хроносом, порождает событие, несущее в себе некий избыток - "нечто, что опрокидывает миры, индивидуальности и личности в глубину основания, которое деформирует и растворяет их". Эта деформирующая основа есть "настоящее чистого действия, а не телесного воплощения. Оно не есть настоящее разрушения или осуществления - это настоящее контр-осуществления, которое не даёт первому уничтожить второе, а второму раствориться в первом".

Эон и Хронос в постановке Ж. Делеза символизируют встречу мужского и женского начал и приобретение устойчивости, которая представляет собой самый глубокий эшелон защиты от Хаоса - эшелон, который человек обозначил как нравственное, добродетельное начало. Биполярное ядро нравственности, сплетённое из оперативного и консервативного начал, поддерживает разум в деле созидательного преобразования природного хаоса и расширения сознательной жизни, незримо присутствуя в социальных системах всех уровней, включая планетарный (так К.-Г. Юнг, например, обращает внимание на то, что "экстравертная тенденция Запада и интровертная тенденция Востока имеют одну и ту же важную цель: обе делают отчаянные усилия преодолеть ничем не прикрашенную природность жизни").

Заимствованное у Ж. Делеза поэтичное описание механизма, работа которого сделала возможным доверие между индивидами задолго до появления у них разума, указывает на некую "формулу любви". Эта формула, закодированная в таких глубинных структурах как два набора человеческих хромосом, составлена таинственно-бездонной Природой и никогда не будет расшифрована разумом полностью. Любовь между конкретным мужчиной и конкретной женщиной всегда будет таинством, но, несмотря на это, разум всё же способен познать общие принципы взаимодействия двух основных элементов механизма, продуцирующего доверие между индивидами-собственниками и обеспечивающего им возможность "снять свою непокорную личность" объединившись в одну общность.

Наступление события, которое Ж. Делез определяет как "настоящее чистого действия", никогда не будет доступно полному разумному объяснению и научному прогнозированию. Тем не менее, разум, неспособный объяснить и спрогнозировать любовь, способен подготавливать общие условия для эффективной работы механизма управления общей, "семейно-заповедной" собственностью. При полноценном воспитании разум любого мужчины и любой женщины способен не только охватить то, как работает механизм управления общей собственностью, но и спроецировать работу одного из двух элементов этого механизма на собственную модель поведения.

С того момента как человек стал обладателем разума и приобрёл способность к совместно осуществляемой хозяйственной деятельности, "человеческий опыт структурируется вокруг гендерных/половых отношений, исторически организованных вокруг семьи. ... Семейные отношения и сексуальность структурируют личность и вводят в рамки символическое взаимодействие".

Общество, хозяйственные связи которого были основаны на наследуемом капитале и семейных отношениях, вполне справлялось с задачей подготовки разума каждого отдельного индивида к надлежащему исполнению роли мужчины или роли женщины. Однако после того как наследуемый капитал перестал быть экономическим фундаментом общества, в обществе назрела потребность в том, чтобы проекция взаимодействия двух элементов механизма управления общей собственностью приобрела более широкую социальную направленность, чтобы эта проекция не ограничивалась более рамками половых и кровнородственных отношений. На сегодняшний день система полноценного воспитания индивида должна включать в себя передачу сведений о том, как должен работать механизм управления общей собственностью не только в семье, связанной единством любящих друг друга мужчины-отца и женщины-матери, но и за рамками семьи. Без этих сведений проекции, соответствующие "мужскому" и "женскому" поведению, не будут дополнять друг друга, сохраняя свою чёткость - они будут постоянно смешиваться между собой, искажаясь и загрязняясь, делая общество всё более безнравственным, корпоративно-финансовое предпринимательство всё более дефективным, отдельные семьи и воспитываемых в них детей всё более несчастными.

После того, как акционирование капитала приобрело для экономики большее значение, чем его наследование, общая (неделимая) собственность работников-акционеров является, помимо семьи, ещё одной необходимой нравственнообразующей основой деятельности распорядителей крупного акционерного капитала. "Семейно-заповедная" собственность не может более оставаться единственным нравственным подкреплением свободной, основанной на праве частной собственности, конкуренции.

Описанный выше механизм управления общей (совместной) собственностью на средства производства, работающий в соответствии с принципом биполярной функциональной асимметрии, позволит создать наилучшие условия для учёта и оценки исходящих от работников-акционеров хозяйственных инициатив, способствуя консолидации профессионального опыта и предпринимательских компетенций работников корпорации. Работники-акционеры, объединённые общей собственностью под доверительным управлением двух функционально разделённых (Оперативного и Контрольно-ревизионного) комитетов смогут постоянно поддерживать общекорпоративный багаж эвристических и предпринимательских идей в актуальном состоянии, они приобретут способность оценивать то, насколько оперативно и профессионально бюрократический аппарат совмещает весь этот "багаж идей" с производственными ресурсами корпорации. На случай, если из-за бюрократических проволочек часть перспективных предпринимательских проектов будет оставаться невостребованной, и для исправления этого положения потребуется срочная замена недостаточно компетентного администратора, совет директоров корпорации всегда сможет воспользоваться активным предпринимательским резервом, состоящим из работников-акционеров, обладающих наивысшими способностями к администрированию.

"Цель организации заключается в обслуживании интересов её участников при одновременном удовлетворении потребностей внешней среды". Конкурентоспособность, следовательно, зависит от того, насколько полно, в краткосрочной и в долгосрочной перспективе, цель организации реализована в обеих своих составляющих. Власть общины, организованная соответствующим образом, способна оптимально соотносить интересы каждого работника-акционера с ресурсными возможностями корпорации, однако поскольку эти ресурсные возможности опосредованы историческим развитием и всегда будут ограничены, община неспособна соизмерить потенциал каждого отдельного работника с неограниченными внеисторическими потребностями внешней среды. Система потребностей внешней среды, занимающая в триаде Гегеля место "Всеобщего", функционирует как целое на основе своей собственной логики более высокого (наивысшего) порядка. В этой логике Гегель усматривал "хитрость разума", не подвластную до конца никому из индивидов (вне зависимости от того выступают они как отдельные предприниматели, или как предприниматели, объединившиеся в сколь угодно крупную и слаженную трудовую общность). Индивид может лишь бесконечно приближаться к этой разумной "хитрости" да и то лишь в том случае если следовать верному направлению ему помогает "общность" как "особенный" нравственный поводырь.

Выступая надёжным "особенным" проводником той части интересов, которая отражает наиболее прогрессивное соотношение уровня развития общекорпоративных производительных сил и уровня развития внутрикорпоративных производственных отношений, община работников-акционеров не может гарантировать, что структура и динамика этих интересов будет совпадать со структурой и динамикой интересов мирового потребителя. Даже если контролируемое общиной руководство корпорации достигнет компетенции, позволяющей в ходе рыночной сегментации постоянно отслеживать "группу потребителей, для которых требуемые свойства продукта наилучшим образом соответствуют потенциальным возможностям организации", выявленная группа может оказаться недостаточно многочисленной или недостаточно платёжеспособной для того, чтобы обеспечить приемлемый, с точки зрения рентабельности, уровень спроса на производимые корпорацией товары и услуги.

Наивысший прогресс, достигнутый отдельным предпринимателем или предпринимательской корпорацией в своём развитии, может найти отклик лишь в том обществе, которое достигло соответствующе высокого уровня развития. Можно сказать, что сильная корпорация побеждает слабую корпорацию лишь в сильном обществе. Общество же, по словам академика В.И. Вернадского, "тем сильнее, чем оно более сознательно, чем более в нём места сознательной работе по сравнению с другим обществом. Всякий его поступок тем более правилен, т. е. находится в гармонии с "общим благом", с "maximum'oм доступного нашей эпохе напряжения сознания в мировой жизни", чем ярче он является результатом работы числа людей, могущих мыслить".

То, что предприниматели открывают новые, инновационные, технологические возможности, само по себе никак не влияет на уровень общественного прогресса, поскольку реализация этих возможностей зависит от того, насколько "правилен" выбор имитатора. Наиболее благоприятные условия для коммерчески успешного сбыта самой прогрессивной продукции, производство которой "наилучшим образом соответствует потенциальным возможностям организации", возникают тогда, когда решения о покупке продукции принимаются "на основании правильно составленного мнения лучших людей", а не на "основании мнения случайного характера людей случайных".

В.И. Вернадский верил в возможность построения "сильного" общества, в котором созидательные возможности каждого индивида будут востребованы максимально, массово. Научные знания в таком обществе охватят массы и превратят их из "орудия привольной жизни стоящих у кормила правления" в орудие, обеспечивающее "максимум напряжения сознания в мировой жизни". Основания для такой веры он усматривал в закономерном, природно-стихийном процессе полного заселения биосферы человеком и осуществляющимся "под влиянием научной мысли и человеческого труда" переходе биосферы в новое состояние - в ноосферу. "Этот процесс - полного заселения биосферы человеком - обусловлен ходом истории научной мысли, неразрывно связан со скоростью сношений, с успехами техники передвижения, с возможностью мгновенной передачи мысли, её одновременного обсуждения всюду на планете. Борьба, которая идёт с этим основным историческим течением, заставляет и идейных противников фактически ему подчиняться. Государственные образования, идейно не признающие равенства и единства всех людей, пытаются, не стесняясь в средствах, остановить их стихийное проявление, но едва ли можно сомневаться, что эти утопические мечтания не смогут прочно осуществиться. Это неизбежно скажется с ходом времени, рано или поздно, так как создание ноосферы из биосферы есть природное явление, более глубокое и мощное в своей основе, чем человеческая история. Оно требует проявления человечества, как единого целого. Это его неизбежная предпосылка".

В эпоху глобализации и интернетизации оснований для веры в возможность построения "сильного" общества стало гораздо больше, чем в то время, когда В.И. Вернадский писал свои пророческие слова о наступлении эпохи Разума. Наблюдать за тем, как распорядители общественных ресурсов противятся этой закономерности, выдавая свою глупость, своекорыстие, властолюбие и прочие пороки за научную истину, становится день ото дня всё нестерпимее, поскольку закономерность процесса всепланетного единения мыслящих людей проявляется теперь всё ярче и ярче.

Планетарный разум должен изменить своё институциональное основание синхронно с изменением институционального основания планетарной нравственности - разум в ходе этих изменений должен быть подкреплён нравственностью в той же мере, в какой нравственность должна быть подкреплена разумом.

"Сознание нравственной ответственности учёных за использование научных открытий и научной работы для разрушительной, противоречащей идее ноосферы, цели" во многом зависит от того, насколько эффективным будет нравственно-трудовой контроль за деятельностью распорядителей общественных ресурсов со стороны объединённых общей собственностью работников-акционеров. С другой стороны, наука имеет собственную область действия, в которой любой учёный находится под контролем сообщества, отстаивающего "общеобязательность и бесспорность значительной части научного миросозерцания и главного содержания науки". По словам немецкого философа Ю. Хабермаса, "социальная реальность раскалывается на области действия, конституированные жизненным миром, и на области действия, нейтрализованные относительно жизненного мира: первые коммуникативно структурированы, тогда как вторые формально организованы. Эти два типа социальности противостоят друг другу как социально и системно интегрированные области действия".

Без опоры на мыслящих людей, объединённых в масштабе всей планеты в одно институциональное целое, сильная корпорация, полагающаяся в реализации своей стратегии на крепкое ядро акционеров, заинтересованных в развитии производства, не сможет рассчитывать на коммерческий успех. В мире спекулятивного капитала, в мире симуляций и фальсификаций сильная корпорация не получит ни единого шанса на реализацию своей прогрессивной стратегии до тех пор, пока научная мысль не получит нового институционального подкрепления. В противном случае то обстоятельство, что сильная корпорация производит продукцию, наполненную самой искренней и умной заботой о потребностях мирового потребителя, нисколько не помешает слабым корпорациям, производящим широкий спектр фиктивных товаров и услуг, быстро "раздавить" отличающегося от них конкурента.

Для того чтобы процесс стратегического планирования был действительно эффективным, реструктуризация частнособственнических отношений в корпоративном секторе мировой экономики должна быть подкреплена влиянием научной ассоциации, представляющей собой массовое сетевое сообщество, объединённое ноосферными принципами и новыми интернет-технологиями, позволяющими воплощать эти принципы в реальность. Такие технологии, как писалось выше, должны обеспечивать принятие качественных совместных решений и их незамедлительное "on line"-сопоставление с качеством решений, принимаемых распорядителями всех общественных ресурсов.

Предприниматель должен стремиться к уникальности. Это правильно. М. Портер совершенно прав в том, что общинно-бюрократический тип хозяйствования, с его протекционизмом, практикой уравнительности, отсутствием ориентации на индивидуальные интересы и отказом от принципа личной материальной заинтересованности, часто превращается в тормоз хозяйственного развития. Япония, после развала "социалистического лагеря" и формирования глобальной, трансгосударственной системы взаимодействия хозяйствующих субъектов, демонстрирует яркий пример такого превращения. М. Портер прав, когда пишет, что "граждане Японии, которые опасаются свободной конкуренции, должны понять, что конкуренция - значительно более эгалитарная система, чем та, в которой правительственная "корректировка" рыночных принципов позволяет одним японцам процветать за счёт других".

В принципе, несмотря на все сделанные выше оговорки, предлагаемый М. Портером вариант реформирования корпоративной Японии, по "более эгалитарной" американской модели корпоративного управления, вполне осуществим. Более того, из всех существующих моделей, именно американская модель корпоративного управления является наилучшей как с точки зрения возможностей реализации предпринимательского потенциала работников, так и с точки зрения возможностей повышения уровня административной компетентности высшего корпоративного руководства. Действует эта модель чрезвычайно просто: если предпринимательские способности работника в корпорации США превосходят уровень административной компетентности руководителя, у работника всегда есть шанс произвести впечатление на внешних инвесторов. Для этого работник, имеющий свой "стартап", может воспользоваться широким спектром услуг, предлагаемых многочисленными венчурными фондами. Если впечатление произведено, внешние инвесторы начинают отзывать свои капиталы для реализации именно его предпринимательских идей, наказывая руководителя американской корпорации долларом за его недальновидность и недостаточную административную компетентность.

Примеры многих японских компаний дают основание предполагать, что в условиях большей открытости японской экономики внешним, иностранным инвесторам, американская модель корпоративного управления может работать в Японии не хуже, чем в США. Подсказывая японскому правительству пути скорейшего приобщения к американским достижениям в области корпоративного управления, Портер даёт ряд важных рекомендаций о том, как "Японии нужно обеспечить б?льшую прозрачность управленческих решений и финансовых результатов, установить правила, которые сделают советы директоров более независимыми, и дать больше власти акционерам". Портер подчёркивает, что в направлении реформирования корпоративного законодательства японское правительство должно действовать быстро и решительно.

С большинством рекомендаций Портера, равно как и с его призывами к быстроте и решительности, нельзя не согласиться. Однако ещё быстрее и решительнее японское правительство должно действовать в направлении реструктуризации общинной власти. Только после того, как община станет одним из главных структурных элементов корпоративного управления, и административная компетентность высшего корпоративного руководства начнёт повышаться, граждане Японии смогут не опасаться открытой конкуренции и выходить из своих общинно-бюрократических "гаваней" в открытый океан рынка.

"Управление современными ТНК - настолько сложный процесс, что лишь далекие от реальной экономики гарвардские консультанты ... могли предположить, что для их эффективного функционирования необходим энтузиазм частного собственника". Последователям Портера, пытающимся разработать для частно-индивидуальных компаний и акционерных корпораций самую эффективную предпринимательскую стратегию, следует принимать во внимание, что уникальность, о которой часто пишет известный профессор из Гарварда, должна опираться на общинные основания нравственности и на массовые научные знания. Без такой опоры уникальность пуста и бесполезна. Более того, реализация любой уникальной стратегии без такой опоры, скорее всего, будет сопровождаться угнетением предпринимательских возможностей и трудового потенциала.

3.5 От собственности общины к собственности коллектива: взгляд из России

Анализируя трудности глобализации, переживаемые целым рядом стран азиатского региона, сохранивших сильные общинные традиции, американский политолог японского происхождения Ф. Фукуяма, предполагает, что "практически никто сегодня в Азии не считает возможным, чтобы азиатские общества в конечном итоге конвергировали в конкретную модель либеральной демократии, представленную современными Соединенными Штатами. Более того, никто даже отдалённо не считает такую возможность желательной".

Действительно, если общество имеет давние традиции общинного хозяйствования, оно должно, казалось бы, обладать стойким иммунитетом против навязывания индивидуалистической модели общественного развития, основой которой является "уникальная" самопрезентация индивида, не подкреплённая ничем, кроме желания быть "оригинальным, непохожим" ни на кого другого. Однако, при массированном характере информационно-идеологического воздействия на общественное сознание, "общинный" иммунитет может быть существенно ослаблен, и призывы к обобществлению собственности станут казаться необольшевистским бредом. Наглядным примером тому, как именно может быть ослаблен "иммунитет", является Россия - страна с давними общинными традициями, с населением, никак не желающим отказаться от своей истории и начать наконец-то в частном порядке, по одному, приспосабливаться к открытой конкуренции, страна, которую, так же как Японию, принуждают организовать корпоративное управление по американскому образцу.

У России с Японией много общего. Наряду с тем, что "Россия - самая государственная и самая бюрократическая страна в мире", в которой "бюрократия развилась до размеров чудовищных" и где "русская государственность...превратилась в самодовлеющее отвлечённое начало", это ещё и страна с искони развитым общинным укладом. Русская передельная община, часто называемая становым хребтом крепостничества, долгое время нацеливала население Руси-России на некритичное отношение к уровню административной компетентности руководителей любого уровня, заставляя униженно терпеть всяческий их произвол.

Устойчивые общинно-передельные отношения, выходящие за рамки кровнородственных, и охватывающие основную массу как сельских, так и промышленных производителей, регулировались на Руси властью "мира" и связывались общей собственностью на средства производства. Земля, например, прикупленная крестьянином "на свои кровные" и ставшая его собственностью "навсегда", в системе круговой поруки подлежала частым переделам и принудительному "обобществлению". Власть общины, представлявшая собой механизм систематического "поравнения" и переделов имущества, и нацеливающая индивидов на обобществление их собственности, наилучшим образом обеспечивала выживание в природно-климатических условиях, которые в России, с её морозами, были примерно столь же суровыми, как в Японии, с её цунами. "В суровых климатических условиях России чрезмерно большая, по сравнению с другими странами, доля трудовых усилий общества должна была направляться на поддержание элементарного физического выживания, в силу чего не существовало объективной возможности распределения материальных благ пропорционально заслугам человека перед обществом".

История русской национальной экономики представляет собой сплошную эпопею отторжения индивидуалистической модели хозяйствования. Именно передельная община в условиях России всегда была основным гарантом нормального функционирования и воспроизводства семейного хозяйства, "обеспечения защиты, передачи производственного и в целом социального опыта в поколениях". Специфические условия формирования русской общины, позже включившие в себя, помимо сурового климата, ещё и угнетение со стороны самодовлеющего государства (своеобразного наследия, оставленного монголо-татарским игом), превратили общину не только в оплот экономики, но и в оплот милосердия, обретшего в русском Православии мессианские очертания и космополитическую направленность. В своё время ещё Ф. Энгельс обращал внимание на то, что "на русском языке одно и то же слово мир означает, с одной стороны, "вселенную", а с другой - "крестьянскую общину". Ves' mir, весь мир означает на языке крестьянина собрание членов общины".

Община по сей день является основным источником представлений русского народа о том, какой должна быть социальная справедливость во всём мире. Источник этот не иссяк даже тогда, когда к власти в России пришли большевики. Как пишет Л.В. Данилова, "и в условиях классово-антагонистических формаций сельская община удерживает в своих недрах - в видоизмененной форме, конечно, - наследие первичной (доклассовой) социальности. Эта сторона дела... выявляет становление гуманистических начал в человеческой истории, преемственность принципов коллективизма и демократизма, существовавших на разных стадиях, их выход в процессе исторического развития за рамки ограниченных общностей их породивших, на уровень макрообщества и человечества в целом". "Русская община как форма организации совместных работ и механизм общения с внешним миром (государством, церковью и т. д.), сыграв главенствующую роль в развитии, сохранении и передаче культурных и духовных ценностей, определяет своеобразие не только прошлого России, но также её настоящего и будущего".

То, что исторически сложившиеся на Руси формы хозяйствования оказывают влияние не только на настоящее России, но и на её будущее, вовсе не означает, что скорейшее наступление этого будущего связано со скорейшей национализацией экономики - обобществлением средств производства в масштабах государства. Популистские призывы к всенародному обобществлению средств производства нелепы с точки зрения хозяйственной целесообразности. Как писал М.И. Туган-Барановский, намечая пути "к лучшему будущему", "община в несколько сот семейств, удовлетворяющая трудом своих членов всем своим важнейшим потребностям - от этого идеала дышит седой древностью. На заре истории, в эпоху господства натурального хозяйства, когда обмен существовал лишь в слабых зачатках и отнюдь не проникал в толщу хозяйственной жизни, община действительно могла быть основной ячейкой хозяйственного строя. Но наше время уже давно переросло общину и сделало невозможным коммунальный социализм". Наше время, характеризующееся доминированием акционерной собственности, требует совершенно иного отношения к нацеленности народа на обобществление средств производства - отношения гораздо более рассудительного и уважительного, по сравнению с тем, которое демонстрируется сегодня политической и научной элитой России.

Российская политическая элита, часто идёт на крайности, когда руководствуясь стратегией институционального импорта, рассматривает русскую общинность не как фундаментальную историческую данность, которая должна быть сохранена в качестве основополагающего элемента дальнейшего общественного развития, а исключительно как патологию национального самосознания, блокирующую нормальный ход демократизации в политической сфере и либерализации в экономической сфере общества. Научные исследователи в ряде случаев, также как и политики, склоняются к тому, что общинный менталитет россиян с лежащим в его основе "самоудовлетворяющимся" стадным чувством уравнительной справедливости - анахронизм, сковывающий как гражданскую инициативу индивида, так и свободное экономическое предпринимательство, и подлежащий, в этой связи, скорейшему искоренению: "Справедливость в российском менталитете - это форма нравственного признания. С этой точки зрения многие сложившиеся исторически социальные и экономические преимущества отдельных людей выглядят произвольными. ... Если общество не может объединиться иначе, чем на основе справедливости, честности и равенства, то верно и обратное: в ходе развития оно будет вынуждено нарушать эти принципы и пребывать в состоянии вечной зависти и стремлении к переделу".

Стоит упомянуть ещё об одной крайности российской политической элиты, проявляющейся в декларативной склонности многих её представителей, в борьбе за власть, манипулировать иллюзорными представлениями о том, что народ, общность, община всегда правы и мудры. В целях оправдания собственного безволия и административной некомпетентности, политики и власть имущие регулярно подпитывают эту иллюзию, при каждом удобном случае говоря, что они, политики, служат народу, выполняют его волю. Такая крайность вредна для полноценного общественного развития не менее чем отношение к общинному менталитету как к бесполезному историческому наследию. Чем больше политическая риторика наполняется безграмотно-пустыми рассуждениями о народной, общинной мудрости и правоте, о том, насколько важно для власти её служение народу, тем больше эта риторика дискредитирует идею обобществления собственности как единственной возможности оптимизации управления корпоративным сектором экономики.

Переходящие из крайности в крайность адепты столь необходимых в России либеральных преобразований относятся к нацеленности народа на обобществление средств производства неуважительно и безрассудочно. Они не ставят перед собой задачи сохранить и преумножить общинное наследие россиян. Не зная, что с этим наследием делать, они призывают списать его в исторический архив, в котором хозяйничают те, кто увлечён идеей национализации собственности и государственного управления экономикой.

Особые недоумение и обеспокоенность возникают тогда, когда отечественные либерал-реформаторы стараются облечь свои призывы в форму научного знания, рассматривая общую (общинную) собственность как некое недоразумение в научной логике формирования полноценных частнособственнических отношений. "Обычно считается, - с нескрываемой иронией пишет, например, теоретик постиндустриализма В.Л. Иноземцев, - что частная собственность возникла в процессе разложения так называемой общинной собственности и впоследствии может быть замещена собственностью общественной. При этом упускается из виду, что такое рассуждение содержит в себе логическое противоречие, так как именно постулирование факта существования в прошлом общинной собственности становится инструментом доказательства возможности и неизбежности последующего отрицания частной собственности".

Пытаясь реабилитировать "обычные" размышления, которые видный российский экономист считает логически противоречивыми, следует вспомнить об одной из основных задач философии, заключающейся в определении связи между диалектическим мышлением (разумом) и обособляющей рефлексией (рассудком). Первое подвергает критике и упраздняет противопоставления, созданные вторым: "Для того, чтобы постичь существенное тождество вещи (в данном случае общественной собственности - А. Л.), мысль должна воссоздать движение, с помощью которого вещь становится своей противоположностью, а затем отрицает эту противоположность и включает её в собственное бытие". Существовавшая в прошлом общинная форма собственности, "снятая" собственностью частной, выражаясь словами Гегеля, "есть в то же время и сохранённое, которое только потеряло свою непосредственность, но от этого не уничтожено... Нечто снято лишь постольку, поскольку оно вступило в единство со своей противоположностью".

Даже с позиции обыденного сознания вполне очевидно, что никакая форма существования не падает в готовом виде с неба, и новое каким-то образом должно существовать в лоне старого, в тесной и непосредственной связи с ним, а это значит, что взаимоотношения людей на основе частной собственности должны опираться, как бы противоречиво это не звучало с точки зрения логики В.Л. Иноземцева, на общинные формы кооперации, которые, в свою очередь, обогатившись отношениями частной собственности, должны будут, с точки зрения диалектической логики, совершить очередной скачок качества, преобразовавшись в новые отношения, основанные на общественной собственности. В своём "снятом" виде эти качественно новые отношения предстают, по мысли теоретиков марксизма-ленинизма, в виде кооперации свободных работников и "их общего владения... произведёнными самим трудом средствами производства", и ничего противоречивого, по крайней мере с точки зрения философии, усмотреть в этом нельзя.

По К. Марксу общественная собственность не есть формально общая собственность всех или многих на средства производства. Но именно обратное положение, согласно которому общественная собственность понимается как формально общая (общенародная) собственность, было принято к руководству при проведении "коллективистских" преобразований в советской России. Вполне естественно, что преобразования экономического базиса, в основе которых лежал знак равенства между собственностью формально общенародной и собственностью общественной, не привели к прогнозируемому возникновению в России коллективистских отношений.

Из-за конъюнктурных искажений исторического материализма со стороны идеологов так называемого государственного социализма, понятие "общественная" собственность нуждается в скорейшей политэкономической реабилитации. Вплоть до полного завершения этой реабилитации, от использования понятия "общественная собственность" лучше отказаться, заменив его понятием "коллективная собственность". Такая замена никак не затрагивает смысла обосновываемых К. Марксом преобразований, поскольку "коллективную, всем членам общества принадлежащую, собственность" К. Маркс полностью отождествлял с понятием "общественная" собственность.

После того, как в эпоху "советской" власти "необходимым переходным пунктом к обратному превращению капитала в собственность ассоциированных производителей, в непосредственную общественную собственность" вместо акционерного общества было выбрано национальное государство, понятия "общественная собственность" и "коллективная собственность" перестали восприниматься тождественными друг другу. В условиях, законодательного запрещения "советской" властью всех форм частной собственности, включая акционерную, первое понятие воспринималось больше относящимся к "государственной" собственности, второе - к "недоразвитой", по сравнению с государственной, "кооперативно-колхозной" собственности.

В характеристике отношений собственности, складывающихся в России по ходу разгосударствления и приватизации с конца 1980-х годов, понятие "коллективная собственность" с акционерными обществами тоже никак не связывалась. В законодательстве это понятие было впервые использовано после отмены принятого "советской" властью деления собственности на государственную, кооперативно-колхозную и личную. Произошло это в 1989 году. Как отмечает В. Иванов, "термин "коллективная собственность" впервые появился в законодательстве в 1989 г. в Основах законодательства Союза ССР и союзных республик об аренде (ст. 10), и в Законе СССР "О собственности в СССР" (ст. 4). В 1990 г. этот термин был воспринят и российским законодательством (ст. З Закона РСФСР "О собственности в РСФСР", другие нормативные акты)".

Уже в 1995 году, по прошествии всего пяти лет с момента своего законодательного закрепления, правовой статус коллективной собственности был упразднён за ненадобностью. В ходе научной полемики, которая на протяжении нескольких лет активно велась в связи с обсуждением принятого в 1995 г. проекта ГК РФ, был сделан вывод о том, что в появившемся пять лет до этого правовом статусе коллективной собственности "нет необходимости, поскольку он полностью охватывается нормами об общей собственности".

Обращаясь к размышлениям К. Маркса о коллективной собственности как об "общей собственности более совершенного вида", возникающей в ходе диалектического снятия архаичной общей собственности, можно предположить, что конкретно-исторические причины безуспешности "советских" преобразований российского общества, равно как и преобразований либеральных, не в последнюю очередь связаны с недостаточностью знания основ исторического материализма и диалектических закономерностей исторического развития.

В случае "советских" преобразований российского общества, "забыв" об историческом материализме и о законе диалектического снятия, государственные руководители, ответственные за социалистические преобразования в крестьянской России, отвергли частную собственность, являющуюся основой развития таких индивидуалистских ценностей как инициативность, новаторство, уважение к личной автономии и суверенитету; во втором, с точностью до наоборот, государственные руководители, ответственные за капиталистические преобразования в России индустриальной, не принимая в расчёт возможности коллективной собственности на средства производства, отвергают исторически сложившуюся в дореволюционное и в доперестроечное время склонность большинства россиян к обобществлению собственности и совместным формам хозяйствования - склонность, являющуюся основой формирования взаимовыручки, милосердия, солидарности, ответственности за общее дело и прочих эгалитаристских ценностей, определяющих культурную самобытность российского народа. Сводя коллективную собственность к "нормам об общей собственности", законодатели как бы оставляют российское общество на уровне давно изживших себя уравнительно-передельных общин и работных артелей, отторгающих от себя частнособственнические отношения, на уровне, совершенно не отвечающем динамике современного производства.

Если последствия произошедшего в Советской России законодательного упразднения частной собственности на средства производства уже не предотвратишь, то последствия "забывчивости" сегодняшних российских реформаторов, оставляющих понятие "коллективная собственность" за рамками законодательства (закрывая тем самым перспективу полноценного органичного развития общества, в котором сильны традиции совместного хозяйствования), предотвратить ещё можно.

Важнейшим условием закрепления понятия "коллективная собственность" в законодательстве России (равно как и в законодательствах целого ряда других стран, отторгающих индивидуалистическую модель экономического развития) является активизация соответствующего научного дискурса - дискурса о возможности формирования института коллективной собственности, локализующего власть общины (состоящей из работников-акционеров, консолидирующих свои акции через доверительное управление без определения долей собственности) и направляющего эту власть на оптимальное взаимодействие с остальными ветвями власти в открытой производственной корпорации. Ясно, что пространство такого дискурса не может ограничиваться рамками национальных государств. Оно должно быть транснациональным, открытым всему планетарному сообществу.

Разработка полноценной теории коллективной собственности, полностью очищенной от продуктов государствоцентристского мифотворчества, открывает великолепную возможность для быстрого возрождения корпоративного сектора экономики любой страны. Если Япония, Россия и целый ряд других "общинно-патриархальных" стран Востока, отторгающих на сегодняшний день индивидуалистическую модель корпоративного развития, сумеют реализовать институциональные возможности, заложенные в коллективной собственности, это будет иметь особое историческое значение для всего человечества. Восток, в этом случае, "поистине станет политическим раем на Земле" и сможет продемонстрировать Западу колоссальные преимущества "коммунитарного" общества, "опирающегося на тщательно выстроенный баланс между автономией личности и общественным порядком".

Для практической реализации институциональных возможностей, заложенных в коллективной форме собственности, управленческий механизм каждой отдельной предпринимательской корпорации должен быть снабжён "сервомеханизмом", образующим расширенный, выходящий за рамки кровнородственных отношений, контур нравственности, и надлежащим образом скрепляющим интересы работников, акционеров и руководства корпорации. Наличие "сервомеханизма", возможная конструкция которого представлена выше - необходимое условие поддержания баланса между корпоративной нравственностью и корпоративным разумом. Использование подобной конструкции в качестве элемента доверительного управления консолидированным пакетом принадлежащих работникам акций не позволит распорядителям акционерного капитала отклоняться от стратегического курса, прокладываемого в полном соответствии с самыми передовыми достижениями научного менеджмента. Остаётся лишь ответить на вопрос о том кто и как должен прокладывать этот курс, каким образом корпоративный разум, разместившийся в новом, расширенном контуре нравственности, может быть доведён до вселенского уровня.

В своё время Ф. Энгельс допускал возможность тотального распространения корпоративной планомерности даже в условиях капитализма: "Если мы от акционерных обществ переходим к трестам, которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности, то тут прекращается не только частное производство, но и отсутствие планомерности". Солидаризируясь с Ф. Энгельсом в оценке такой возможности, можно предположить, что открытые частные корпорации, повсеместно реорганизованные в коллективные предприятия вышеописанным образом, сливаясь одна с другой, со временем заполнят всё мировое экономическое пространство, обеспечив наступление первой фазы коллективизма (социализма), планомерно переходящей в подлинный коллективизм (коммунизм), знаменующий собой окончательное становление глобальной рациональной тотальности, пронизанной единой сознательной волей и ответственностью за всякое проявление жизни на планете Земля. Однако столь смелое предположение не будет иметь силы научного прогноза до тех пор, пока сама наука не предстанет перед человечеством в своём новом, более совершенном институциональном обличии, которое сможет полностью отвечать запросам демократизированных, институционально обновлённых производственных корпораций.

3.6 Предпосылки ноосферной организации глобальной сети Интернет

Чтобы заставить распорядителей крупного акционерного капитала руководствоваться стратегией, вбирающей в себя самые последние достижения научного менеджмента, нужен эффективный контроль со стороны работников-акционеров, консолидировавших свои акции в единый пакет. Однако одной лишь производственной демократии для перевода корпоративного управления на более прогрессивный, коллективистский уровень, недостаточно. Сформировать коллективистское общество в отдельно взятой корпорации почти так же невозможно, как построить коммунизм в отдельно взятой стране. В ближайшей исторической перспективе человечество вряд ли полностью освободится от традиционализма, местничества и семейственности, а это значит, что никакая община работников-акционеров, как неотъемлемая часть человечества, неспособна будет к тому, чтобы стать всеобъемлющей, единственно признанной во всём мире нравственнообразующей основой некоего мирового правительства, призванного объединить в одно органичное целое ценности Запада и Востока, "свести воедино эти несовпадающие ценности, чтобы прийти к ограниченному, но убедительному набору норм, на основе которых произошло бы объединение народов планеты, а не "столкновение цивилизаций"".

Коллективистскую стратегию корпоративного развития невозможно разработать без опоры на научный менеджмент, развивающийся в составе единой для всего человечества, универсальной, непрерывно обновляемой, постоянно поддерживаемой в актуальном состоянии системы социально-гуманитарных знаний. Чтобы эти знания объединяли всё человечество и всегда находились в актуальном состоянии, доступ к ним и приращение их не должны быть привилегией избранных. Применительно к коллективистскому типу корпоративного управления можно сказать, что чем осведомлённее будет каждый работник-акционер о самых передовых в мире теориях научного менеджмента, тем более гарантированным будет скорейшее внедрение этих теорий в практику управления материальным производством, тем благоприятнее будут организационные условия для развития естествознания и инженерных наук, позволяющих улучшать свойства производимых товаров (развитие же естествознания и инженерных наук, в свою очередь, станет импульсом к дальнейшему развитию научного менеджмента как части социально-гуманитарного знания), и тем скорее человечество начнёт развиваться как единое органичное целое. Научное знание о менеджменте должно стать открытым, находящимся в беспрепятственном доступе, оно должно стать, выражаясь словами В.И. Вернадского, "знанием, вошедшим в массы и их до себя поднявшим".

Будучи энтузиастом организации научного знания на основе всеобщего равенства людей, виднейший представитель советского естествознания В.И. Вернадский исходил из того, что такая организация представляет собой стихийный естественноисторический процесс, которому не могут воспрепятствовать "исторически сложившиеся обстоятельства, сделавшие из масс одно орудие привольной жизни стоящих у кормила правления". "Научное знание, проявляющееся как геологическая сила, создающая ноосферу, не может приводить к результатам, противоречащим тому геологическому процессу, созданием которого она является. ... Государственные образования, идейно не признающие равенства и единства всех людей, пытаются, не стесняясь в средствах, остановить их стихийное проявление, но едва ли можно сомневаться, что эти утопические мечтания не смогут прочно осуществиться". Для В.И. Вернадского осознание народными массами философско-методологических предпосылок зарождения нового, ноосферного общества представлялось вполне достаточным для того, чтобы "государственные образования" перестали предаваться "утопическим мечтаниям" о том, что они могут, дескать, противиться "геологической силе, создающей ноосферу".

Первые философско-методологические предпосылки перехода к обществу, планомерно развивающемуся на основе открытого доступа широких масс к организации научного знания, стали возникать в первой трети 18 века. С этого времени человечество стало отказываться от традиционной системы передачи производственного опыта по наследству и приступило к решению задачи систематизации всех знаний, накопленных за всю свою историю с последующей организацией публичного доступа к ним. Предполагалось, что полное решение этой задачи должно позволить каждому желающему беспрепятственно приобщаться к ценным научным знаниям для последующего приобретения общественно полезного производственного опыта.

Первый из наиболее ярких вариантов решения этой важнейшей задачи был представлен в виде "Универсального словаря искусств и наук", изданного в 1727 году английским писателем Э. Чамберсом. Позже появился знаменитый аналог этого словаря - французская 35-томная "Энциклопедия наук, искусств и ремёсел", над составлением которой трудились Ж. Д'Аламбер, Д. Дидро и многие другие мыслители Просвещения. Издавалась энциклопедия в 1751-1781 годах. Позже, с 1782 по 1832 год, количество её томов увеличилось до 116, а количество одних только авторов, постоянно участвующих в её составлении, стало едва ли не массовым, увеличившись до 2250. Все научные понятия, определения, факты и сведения, известные на некоторый момент времени, содержащиеся как в упомянутых, так и в последующих, не менее громоздких энциклопедиях, располагались постатейно, в простом алфавитном порядке.

Чуть осмысленнее алфавитного порядка был вариант систематизации знания, предложенный Х. Вольфом. Вольф разделил всю сумму накопленных к тому времени знаний на ряд обособленных наук: метафизику, онтологию, космологию, логику, психологию, теологию, этику, политику, экономику, телеологию, физику, механику, технологию и ряд других. Очертания выделяемых им наук не имели чётких границ, а их содержание излагалось бездоказательным, догматическим образом. В целом такой подход к систематизации знания был результатом воздействия на мировоззрение Х. Вольфа философии Г. Лейбница, представлявшего мир состоящим из монад - невидимых, несущих в себе некую информацию, метафизических частиц, не способных оказывать одна на другую никакого влияния. Разработанная Х. Вольфом систематизация знаний получила широкое распространение и вплоть до появления критических работ И. Канта служила философско-методологической основой университетского образования в Германии.

К середине 19 века, благодаря немецкой классической философии и марксизму, человечество было ознакомлено с разумным вариантом систематизации всех накопленных человечеством знаний. Плеяде великих немецких мыслителей за время, прошедшее от написания первой работы И. Канта до написания последней работы Ф. Энгельса, удалось свести воедино и систематизировать всеобщие (универсальные) формы и закономерности развития "всех природных и духовных вещей" в порядке их строгой логической и исторической преемственности.

Сведение всей совокупности научного знания в единую, целостную, логически упорядоченную систему и объяснение закономерностей развития этой системы с точки зрения исторического материализма впервые обозначили главенствующую роль масс в истории. Значительная часть научной общественности прониклась осознанием того, что исторический прогресс тесно связан с приращением систематизированного научного знания и возможен только при условии вовлечения в научное творчество максимально широкой массы людей. Идея о том, что управление обществом будет тем разумнее (конкурентоспособнее, если говорить языком рынка), чем более свободным будет доступ масс к организации научного знания, а вместе с ней идея организованной борьбы против власть имущих, препятствующих этому доступу, получила широкое распространение, вызвав массовый революционный энтузиазм практически во всех уголках мыслящей планеты.

Возможность скорого решения задачи формирования "коллективистского" общества, в котором будут созданы все условия для организации "ноосферно ориентированной науки", в котором научное знание станет, наконец, массовым, освободившимся от всех ложных, отчуждённо-бюрократических форм, долгое время осознавалась многими мыслителями. Однако для того, чтобы эта возможность воплотилась в реальность, одного лишь осознания было недостаточно. Кроме философско-методологических предпосылок формирования нового, более прогрессивного будущего нужны были определённые институциональные и организационно-технические предпосылки, а их-то как раз и недоставало.

В отсутствие институциональных и организационно-технических предпосылок для формирования общества, ориентированного в своём развитии на самое передовое, массово доступно научное знание, массы оставались не более чем "орудием привольной жизни стоящих у кормила правления". Что же касается революционного энтузиазма народных масс, то его оказалось очень легко трансформировать в большевизм, фашизм и другие формы идеологии, основанной на сакрализации устаревающего, но всё ещё претендующего на доминирующие позиции института национального государства.

Вплоть до распада "социалистического" блока, ознаменовавшего конец эпохе доминирования национальных государств, прогнозы о скорых коллективистских преобразованиях оставались не более чем несбыточной мечтой о светлом будущем (мечтой, стремление к скорейшему воплощению которой погубило сотни миллионов жизней и надолго отбило у научной общественности интерес к развитию идей, заложенных немецкой классической философией и марксизмом). После развала СССР не только философско-методологические, но и институциональные предпосылки, необходимые и достаточные для перехода всей человеческой цивилизации на новый, более высокий уровень материального и духовного развития, были созданы. Теперь недоставало лишь организационно-технических предпосылок.

В последней четверти 20 века произошла революция в области информационных технологий, предопределившая взрывное развитие глобальной информационно-телекоммуникационной среды, предоставившей, в свою очередь, необходимую материальную базу для создания недостающих организационно-технических предпосылок, позволяющих массам приступить к организации ноосферно ориентированной науки и к освоению максимально прогрессивных, коллективистских методов управления. Каждый отдельный представитель человечества стал, наконец, осознавать себя частью единого всепланетного целого не только философствуя, но и каждодневно пользуясь Интернетом. Каждый отдельный представитель человечества стал, наконец, испытывать всё более и более острую практическую нужду в свободном, беспрепятственном доступе к единому, разумно систематизированному, непрерывно обновляемому, постоянно поддерживаемому в актуальном состоянии научному знанию.

Мировая экономика конца 20 века аккумулировала все предпосылки для революционного улучшения капиталистического способа производства. Она приобрела совершенно новое качество. Произошло это не случайно и не вдруг. Формированию качественно новой экономики предшествовала трёхсотлетняя институционализация акционерного капитала, подкрепляемая накоплением опыта систематизации всех накопленных человечеством знаний, и столетняя эволюция научного менеджмента. "Капиталистический способ производства неустанно развивался, пытаясь преодолеть границы времени и пространства, но только в конце 20 века мировая экономика смогла стать по-настоящему глобальной на основе новой инфраструктуры, основанной на информационных и коммуникационных технологиях".

Экономику нового типа, сформировавшуюся в конце 20 века, М. Кастельс называет "информациональной и глобальной": "информациональная - так как производительность и конкурентоспособность факторов или агентов в этой экономике (будь то фирма, регион или нация) зависят в первую очередь от их способности генерировать, обрабатывать и эффективно использовать информацию, основанную на знаниях. Глобальная - потому что основные виды экономической деятельности, такие, как производство, потребление и циркуляция товаров и услуг, а также их составляющие (капитал, труд, сырье, управление, информация, технология, рынки) организуются в глобальном масштабе, непосредственно либо с использованием разветвлённой сети, связывающей экономических агентов. И наконец, информациональная и глобальная - потому что в новых исторических условиях достижение определённого уровня производительности и существование конкуренции возможно лишь внутри глобальной взаимосвязанной сети".

Человечество вплотную подошло к воплощению своей мечты об организации всепланетарного знания на основе всеобщего равенства людей. Подошло и остановилось в нерешительности, не зная, что делать с необъятным количеством разрозненной, бесполезной для развития научного знания, информации, скопившейся в глобальной сети Интернет.

Мировой потребитель, осваивающий всё новые и новые информационные и коммуникационные возможности Интернет, всё настойчивее требует, чтобы вся доступная ему информация была упорядочена и систематизирована разумно, а не по алфавиту или "по монадологии". Сервис, отвечающий этим требованиям, был бы на сегодняшний день весьма прибыльным. Сложность, однако, заключается в том, что возможность организации такого сервиса тесно связана с понятиями "исторический материализм" и "диалектико-материалистическая философия" - понятиями, остро напоминающими о боли, причинённой человечеству волюнтаристскими действиями безответственных руководителей "социалистических" и "коммунистических" государств 20 века. При организации такого сервиса и его маркетинговом продвижении следует учесть, что понятия "исторический материализм" и "диалектико-материалистическая философия" слишком долго и слишком часто использовались для идеологического обоснования массовых зверств, чинимых при строительстве "коммунизма" в той или иной "отдельно взятой стране".

Сначала проект систематизации научного знания на разумном, диалектическом основании должен получить поддержку той части передовой общественности, для которой смысл понятия "исторический материализм" выходит за рамки государствоцентристского идеологического клише. Только затем можно приступать к пошаговой реализации такого проекта.

При реализации любого, даже самого перспективного с точки зрения прибыльности, проекта в России следует учитывать практически полное отсутствие здесь услуг со стороны венчурных капиталистов. Это значит, что сервис, который бы удовлетворял потребность в упорядочивании научных знаний, накопленных за всю историю человечества, должен быть сразу же представлен с максимальным демонстрационным и экономическим эффектом при минимальных капитальных и организационных затратах.

Далее представлено краткое описание одного из сервисов, к разработке которого недавно приступила группа красноярских энтузиастов. Представляемый сервис ориентирован в первую очередь на студенческую молодёжь - наиболее активную часть потребителей, заинтересованных в приобретении производственного опыта через приобщение к систематизированным научным знаниям. Организация представляемого сервиса не требует крупных капитальных вложений, поскольку сводится в основном к реорганизации управления теми ресурсами, которые любой крупный ВУЗ фактически выделяет на научно-исследовательскую работу студентов (НИРС).

Сервис, обеспечивающий максимально широкий (вплоть до свободного) доступ к разумно систематизированному научному знанию, оформлен в виде сайта. Главная страница сайта выглядит примерно так, как показано на рисунке 2.

Рисунок 2. Вид главной страницы сайта

Заложенная в название сайта аббревиатура "НАМИМ" расшифровывается как "Научная Ассоциация Модернизаторов Исторического Материализма" и отражает определённый подход к систематизации научного знания. Название предполагает, что систематизация научного знания выполняется в соответствии с принципами диалектико-материалистической философии и позволяет наиболее полно и адекватно отражать материальное единство мира во всей его динамике, с максимально детальным учётом того, что любое осознаваемое явление этого мира исторично (имеет свои истоки, причины и перспективу развития). Название сайта предполагает также, что через призму различных мировоззренческих установок "картина мира" может выглядеть по-разному, и сайт "Картина мира глазами НАМИМ" является лишь возможным дополнением к тем вариантам статической либо частно-произвольной систематизации знания, которые на сегодняшний день во множестве представлены в Интернете.

Центральное место на главной странице сайта отведено двум круговым диаграммам. Первая из них - "Живое наследие классики исторического материализма" - наглядно отображает персональный вклад мыслителей прошлого и настоящего в развитие системы социально-гуманитарных знаний, оцениваемый с позиции исторического материализма. Сегменты этой диаграммы связаны с именами конкретных исследователей, объединяемых в научные школы и направления ИСТМАТа (рисунок 3).

Рисунок 3. Структурные элементы диаграммы "Живое наследие классики исторического материализма"

Вторая диаграмма имеет аббревиатурное название "МИМОЗа" (Модернизация Исторического Материализма как Организационная Задача). МИМОЗа придаёт практическую направленность последним ("модернизированным"), наиболее передовым достижениям социально-гуманитарной теории ИСТМАТа, интегрируя их с производительными силами, достигшими наивысшего уровня исторического развития. Сегментами этой диаграммы представлены конкретные организационные задачи, решаемые в процессе модернизации исторического материализма. Спектр задач бесконечно широк - от МИМОЗы улучшения потребительских свойств любого конкретного вида продукции (услуги) до МИМОЗы совершенствования какого-либо институционального образования. Все организационные задачи разделяются по отраслевому принципу (рисунок 4). В любой момент времени любой пользователь может легко заявить о новой задаче, решение которой могло бы наилучшим образом удовлетворить возникшую у него персональную потребность.

Рисунок 4. Структурные элементы диаграммы "МИМОЗа"

Рядом с каждой из двух основных диаграмм находится окно предметно-ориентированного поиска. Используемое разделение зон поиска позволяет существенно повысить эффективность поисковой системы. В целом поисковая система организована таким образом, чтобы пользователь мог не только быстро найти готовое решение любой своей проблемы, но и удобным способом самостоятельно оценить это решение с точки зрения динамики развития "всех природных и духовных вещей".

Ещё одно, третье окно поиска позволяет пользователю самому активно включиться в процесс "модернизации исторического материализма" - диалектический процесс познания, благодаря которому вся система социально-гуманитарного знания непрерывно пересматривается, освобождается от анахронизмов и поддерживается в обновляемом состоянии, включающем в себя наиболее прогрессивные эмпирические обобщения инженерных и естественных наук. Как писал В.И. Вернадский, "организация такого непрерывного пересмотра основных понятий науки - фактов, явлений, опытов, отражённых словами, - есть основа всей организации науки".

Наладить "непрерывный пересмотр основных понятий науки" позволяет особый механизм организации научного диспута, в котором как со стороны "модернизатора", так и со стороны "ревизора" может участвовать каждый желающий. Механизм этот несложен (рисунок 5) и вполне доступен пониманию обычного интернет-пользователя. Он похож на описанный выше механизм доверительного управления консолидированным пакетом принадлежащих работникам акций и действует по тому же принципу - принципу функционально разобщённого сопряжения подсистем (биполярной функциональной асимметрии).

Рисунок5. Механизм управления контентом сайта

На главной странице сайта каждый пользователь может получить сведения о содержании публичных обсуждений и научных диспутов, активных на тот или иной момент времени. Сведения эти упорядочены по отраслям знания и представлены в виде двух дополнительных круговых диаграмм.

При ориентации сайта на студенческую молодёжь диспуты обозначаются как "активные дуэли", проводимые на двух дуэльных площадках ("я - ревизор" и "я - модернизатор"). Дуэльная площадка "я - ревизор" организуется в следующем порядке:

- зарегистрированный на сайте интернет-пользователь указывает на устаревшее положение теории истмата и заявляет о необходимости его немедленной ревизии;

- на форуме "Критика прошлого" заявка проходит стадию публичного обсуждения, в ходе которого происходит предварительное оценивание её научной значимости. Формат обсуждения заявки аналогичен свободному обсуждению сообщений в Википедии;

- прошедшая стадию публичного обсуждения заявка в форме научной публикации подаётся на рассмотрение в контрольный комитет;

- контрольный комитет определяет научную ценность публикации и выносит вердикт с определением персонального рейтинга заявителя;

- в случае несогласия с вердиктом заявитель (один, или с группой поддержки, сформировавшейся в ходе публичного обсуждения заявки) может инициировать "дуэль" (научный диспут) с контрольным комитетом, обратившись для этого за поддержкой в оперативный комитет;

- оперативный комитет активизирует дуэльную площадку "я - ревизор", поддерживая инициативу заявителя (группы заявителей) и выступая на его стороне в "дуэли" с контрольным комитетом;

- дуэльные "пистолеты" (системы научной аргументации и контраргументации) "стреляют" пулями (научными аргументами и контраргументами), подготавливаемыми в ходе живого научного творчества масс (активных интернет-пользователей, зарегистрированных на сайте). Члены обоих комитетов лишь следят за качеством "пуль" (оценивают степень основательности аргументов и контраргументов), увеличивая персональный рейтинг участвующих в дуэли интернет-пользователей, или уменьшая его, "забанивая" на некоторое время участников дуэли за плагиат и прочий научный брак;

- решение о завершении научного диспута ("дуэли") принимает Арбитражный совет, составленный из представителей Главного экспертного совета (выборного руководящего органа Ассоциации). Арбитражный совет ведёт общий счёт "дуэльных" побед, фиксирует персональный вклад каждого из членов контрольного и оперативного комитетов в эти победы (включая вклад заявителя, инициировавшего "дуэль") и принимает окончательное решение об изъятии из научного репозитория того или иного знания, имеющего ранее статус "документа строгой научной отчётности". После каждой "дуэли" проигравшая команда публично оценивает качество арбитража;

Дуэльная площадка "я - модернизатор" организуется после того, как зарегистрированный на сайте интернет-пользователь заявляет о своём намерении внести "новое слово" в теорию истмата и оформляет научную публикацию с обоснованием заявленной научной новизны. Заявка, после её публичного обсуждения на форуме "Мечты о будущем", вносится на рассмотрение в оперативный комитет и далее происходит всё то же самое, что на площадке "я - ревизор", но только в "зеркальном отображении". Если дуэльная площадка "я - ревизор" продуцирует решения Арбитражного совета об изъятии из научного репозитория того или иного знания, имеющего ранее статус "документа строгой научной отчётности", то площадка "я - модернизатор" продуцирует решения Арбитражного совета о пополнении научного репозитория.

Представленная форма маятниково-конкурентного взаимодействия оперативного и контрольного комитетов НАМИМ позволяет объективно рассчитывать персональный рейтинг каждого участника научных диспутов, и представляет собой один из основных инструментов построения эффективной системы управления репутацией в интернет-сообществе НАМИМ. Наивысший персональный рейтинг позволяет каждому его обладателю претендовать на участие в работе всех выборных управленческих органов НАМИМ, за исключением Главного Экспертного Совета (ГЭС). В ГЭС могут избираться только члены контрольного и оперативного комитетов по истечении полного срока исполнения ими соответствующих полномочий, и "общественные оракулы" - представители общества, наиболее активно развивающие и популяризующие диалектические методы научного познания.

ГЭС, опирающийся на организованное указанным образом взаимодействие контрольного и оперативного комитетов, способен координировать развитие научных знаний не только в рамках одного конкретного российского ВУЗа. Способность эта приумножается по мере совершенствования отношений собственности на средства производства и формирования всё более благоприятных условий для развития инженерных и естественных наук. Однако на первом этапе продвижения сайта "Картина мира глазами НАМИМ" предлагаемый им сервис целесообразно использовать лишь в образовательных целях - только как образовательно-игровую модель, позволяющую в интерактивном режиме обучать студентов диалектическим (разумным) принципам систематизации научного знания, неуклонно повышая их азарт к учёбе и интерес к научному творчеству.

ГЭС в рамках конкретного ВУЗа должен состоять наполовину из студентов, проявивших себя в работе оперативного и контрольного комитетов, и целиком отвечать за координацию НИРС. Остальные места в ГЭС занимаются представителями профессорско-преподавательского состава ВУЗа, имеющими наивысший рейтинг "персональных страниц общественных оракулов НАМИМ", размещённых на главной странице сайта.

Статус "общественного оракула" и право иметь свою персональную страницу на сайте может стать, при определённых обстоятельствах, мощным стимулом в деле повышения преподавательского мастерства. Распространяться это право может как на профессорско-преподавательский состав конкретного ВУЗа, так и на других "взрослых" представителей общества. Право на персональную страницу должно быть подкреплено личными способностями "общественного оракула" за минимум времени задействовать максимум ресурсов для развития Ассоциации, а также его способностью поддерживать максимально высокий рейтинг посещаемости страницы. В целях поддержания этих способностей на предельно высоком уровне, несколько страниц с наименьшим рейтингом периодически, раз в квартал, объявляются вакантными.

На сегодняшний день ни для кого не является секретом неподобающе низкий уровень управленческой и социально-гуманитарной подготовки современного российского студента. Связано это во многом с тем, что со времён великого М.В. Ломоносова (ученика Х. Вольфа и последователя Г. Лейбница) российская система образования не претерпела каких-либо существенных изменений и по-прежнему сохраняет свою бессистемность. "Для нашего времени вольфовская система представляет собой анахронизм", - справедливо сетуя на качество отечественного высшего образования, пишет, например, С.Н. Труфанов. Ни по форме, ни по содержанию она не соответствует ни уровню развития современной науки, ни потребностям самой философии. Однако именно этот вольфовский принцип систематизации понятий, или, что суть одно и то же, вольфовская система философии, заняли сегодня господствующее положение в нашем образовании.

Использование сайта "Картина мира глазами НАМИМ" в качестве образовательно-игровой модели диалектического синтеза научного знания может существенно повысить интерес к интеллектуальному труду и качество социально-гуманитарного образования студентов любого российского ВУЗа. Сайт может стать инструментом повышения эффективности системы управления репутацией преподавателей и основой системного мониторинга успеваемости каждого студента за весь период обучения, с момента выдачи первого учебного задания до защиты дипломной работы. Реализация заложенных в идее Сайта диалектических принципов научного творчества создаёт основу для реальной демократизации управления образовательным процессом, позволяет сплотить студентов и преподавателей в команду увлечённых научным познанием единомышленников, создать между ними атмосферу доверия и взаимопомощи, несовместимую с формализмом, взяточничеством и прочими формами социального отчуждения. Ещё важнее то, что грамотное совмещение интернет-технологий, интерактивных методик образования и диалектических принципов систематизации общественного знания может изменить институциональный облик науки, превратив её сначала в надёжный ориентир для коллективистского развития производственных корпораций, а затем и в "непосредственную производительную силу".

3.7 Движущие силы коллективистских преобразований в классовом и геополитическом разрезе

Сколь бы долгожданными не были преобразования, закладывающие институциональные основания коллективистской нравственности и ноосферноориентированного разума, они никогда не произойдут сами по себе. Давно ожидаемые во всём мире преобразования "не могут быть вызваны к жизни ничем, кроме как некой социальной силой, полной решимости добиться их осуществления. "Что это за сила?" - вопрошал в середине прошлого века американский экономист Д. Гэлбрейт, умело обличавший многочисленные пороки современного индустриального общества, и сам же отвечал на свой вопрос:

"Все требуемые изменения ... затрагивают область душевных эмоций и умственных интересов. Поэтому в них, естественно, хотя отнюдь не исключительно, заинтересованы те, кого мы называем интеллигентами. Наиболее многочисленная группа интеллигентов, объединённых общностью профессиональных занятий, - это сословие педагогов и учёных. Следовательно, именно к нему нам следует обратиться в поисках требуемой политической инициативы. Эта инициатива не может исходить от индустриальной системы, что, впрочем, не исключает того, что отдельные её представители окажут поддержку подобной инициативе. Не будет она исходить и от профсоюзов. Не говоря уже о том, что их численность и влияние уменьшаются, у профсоюзов нет особой необходимости ставить под сомнение цели индустриальной системы или бороться с тенденцией к отождествлению всех общественных задач с этими целями".

Действительно, от "сословия педагогов и учёных", в силу их особого социального статуса, требующего постоянного проявления высокоинтеллектуальных способностей к продуцированию и репродуцированию научного знания, можно ожидать столь же постоянной готовности и решимости к активным действиям по осуществлению долгожданных коллективистских преобразований. Ни одна другая социальная группа не обладает, пожалуй, столь большой склонностью к научному просветительству и подвижничеству, столь высокой преданностью идеалам науки, столь широким кругозором и столь сильной приверженностью ценностям гуманизма для того, чтобы выступить вдохновителями и инициаторами масштабных общественных перемен. Ни на кого, кроме педагогов, преподавателей и учёных, нельзя возложить ответственность за реорганизацию, нацеленную на повышение качества научного образования. Никто не сможет лучше, чем они, оценить описываемые выше методологические преимущества диалектической систематизации научного знания, трансформировав эти преимущества в конкурентоспособность и прибыльность конкретных образовательных учреждений.

На сегодняшний день, однако, среди "сословия педагогов и учёных" найдётся немало тех, кто, провозглашая себя вдохновителем и организатором прогрессивно-демократических преобразований в обществе, будет всячески противиться прогрессу и демократии у себя в кабинетах. Десятки тысяч чиновников от образования, занимающих в государственном "табеле о рангах" определённые, "положенные" им места, оплачиваемые средствами, насильно изъятыми у налогоплательщиков, будут всеми силами отстаивать метафизические, догматические принципы организации науки и образования только для того, чтобы сохранить свои служебные привилегии навечно. Наивно было бы полагать, например, что официальные академики РАН, номинально отстаивающие передовые рубежи российской науки, проявят вдруг активную заинтересованность в её массовизации и диалектизации.

В целом, психологическая готовность вдохновлять общество на разумные, прогрессивные преобразования, на борьбу с косностью и догматизмом, тормозящими научный прогресс, присущая лучшим представителям "сословия педагогов и учёных", не гарантирует того, что инициированные ими долгожданные общественные изменения будут единодушно поддержаны всеми собратьями "по цеху". Для получения таких гарантий политическая инициатива педагогов, преподавателей и учёных (равно как и политическая инициатива любой другой социальной группы, претендующей на роль общественного авангарда), должна быть свободна от сковывающего влияния устаревших государственно-бюрократических структур и "научных организаций, которые в нужный момент превращаются в верных и угодливых слуг капиталистического хищника".

Для гарантированного обеспечения возможности необходимых общественных преобразований, каждый из тех, кому близки идеалы науки, должен вести постоянную непримиримую борьбу с теми, кто находится в услужении государства, превращающего науку в мёртвую догму. Поскольку всяческие государственные чиновники от науки умерщвляют науку организованно, противодействовать им и обличать их нужно тоже организованно. За новые, более совершенные институциональные основания науки нужно выступать не случайно и разрозненно, а последовательно и сообща, объединяясь для этого в дееспособные общественно-политические организации и движения. Дееспособность таких общественно-политических движений, выражающаяся в способности противодействовать тлетворному влиянию подвизавшихся в науке должностных лиц, в способности пресекать каждодневные попытки чиновников увековечить свои привилегии, зависит от того, насколько крепко лучшие представители интеллигенции будут опираться на живое научное творчество масс, организованное во всемирном масштабе посредством современных интернет-технологий.

Исходя из диалектико-материалистического понимания истории, наука "отнюдь не является логическим построением, ищущим истину аппаратом". Утвердить научную истину одной лишь логикой нельзя, даже в том случае, если эта логика подкреплена интернет-технологиями, обеспечивающими максимально полное вовлечение масс в диалектический синтез научного знания. "Научная истина не только логична, но и хозяйственна", - писал русский философ С.Н. Булгаков. "Соответственно двойственному объективно-логическому и прагматическому характеру своему наука должна поверяться двоякого рода критерием, оцениваться не только со стороны логической правильности своих заключений, их последовательности, целесообразности, экономии мысли, изящества, стройности, но и со стороны своей практической, ориентировочной годности".

Научная истина может быть утверждена лишь производительными силами, достигшими наивысшего уровня всемирноисторического развития. Это означает, что всемирная борьба за научные идеалы и возможность практической реализации разумных, диалектических принципов общечеловеческого развития должна опираться на массовую поддержку трудящихся всего мира. Именно трудящиеся массы, осознавшие планетарную общность своих интересов и свою ответственность за утверждение научной истины как основы прогресса, должны стать опорой в организованной борьбе прогрессивной части интеллигенции за идеалы науки. Общественно-политическое движение, инициируемое лучшими представителями сословия учёных и педагогов, должно совместить передовую науку, диалектически организованную в рамках всемирной сети Интернет, с передовым производством, коллективистски организованным в рамках всемирных (транснациональных) корпораций. Оно должно сплотить планетарные силы, выступающие за Всемирное Единство Разума и Нравственности - ВЕРНые силы. Базисом таких объединений должна стать сеть многочисленных высокорентабельных научно-производственных кластеров (стратегических альянсов) типа "научный университет-производственная корпорация", ориентированных в своём развитии на коллективистские принципы управления.

Во всём мире сфера труда скована пока государственно-бюрократическими структурами не меньше, чем сфера науки и образования. Идея ответственности всемирных производительных сил за утверждение научной истины, которая может быть реализована только через широкое, безграничное вовлечение наёмных работников в научное управление производством, противоречит идее суверенности национального государства. Однако главными врагами научного прогресса в сфере труда являются отнюдь не официальные представители государственно-бюрократических структур. Главными врагами научного прогресса и прогрессивных общественных преобразований, нацеленных на освобождение трудящихся масс от умертвляющего влияния государственно-бюрократических структур, являются представители обюрократившихся выборных исполнительных органов рабочих партий и профсоюзов.

Обюрократившимся руководителям современных рабочих партий и профсоюзов невыгодно обращать внимание на то, что эпоха доминирования национальных государств всё больше и больше отходит в прошлое. Выступая на стороне государственной бюрократии и корпоративной технократии, представители "рабочей аристократии" зачастую стараются убедить трудящихся в том, что главным гарантом социальных обязательств капитала по отношению к труду является национальное государство. Вместо того чтобы помогать работникам-акционерам в организации действенной системы корпоративного представительства и установлении эффективного контроля за деятельностью распорядителей крупного акционерного капитала, лидеры большинства современных рабочих партий и профсоюзов выступают приверженцами архаичной системы парламентского представительства, которую со времён К. Маркса принято характеризовать понятием "парламентский кретинизм".

"Научиться вести революционную работу в реакционных профсоюзах" - так, словами В.И. Ленина, может быть сформулирована главная задача освобождения трудящихся масс, стоящая перед любой социальной группы, претендующей на роль общественного авангарда.

Выступающие за Всемирное Единство Разума и Нравственности силы - ВЕРНые силы - должны, таким образом, включать в свои ряды не только лучших представителей интеллигенции, но и лучших представителей трудящихся, для того чтобы вести одновременную борьбу на два фронта - с "научными организациями, которые в нужный момент превращаются в верных и угодливых слуг капиталистического хищника" и с "узкой, себялюбивой, черствой, корыстной, мещанской, империалистски настроенной и империализмом подкупленной, империализмом развращенной "рабочей аристократией"".

Победа ВЕРНых сил в борьбе за институциональные основания нового, ноосферноориентированного разума и новой, коллективистской нравственности должна ознаменоваться "отмиранием" государства, отказом государства от выполнения всех несвойственных ему функций и полным окончательным запретом на насильственное изъятие налогов. Не следует, однако, полагать, что формирование новой контрольно-регулятивной системы, адекватной потребностям разумного и гуманного общества, подготовит человечество к некоему классовому "Армагеддону" для одержания окончательной "победы Добра над Злом". Косность, трусость, подлость, чёрствость, себялюбие, догматизм, корыстная тяга к сохранению привилегий - всё это не только классовые, но и внеклассовые черты, присущие, в той или иной мере, каждой живой личности, и в связи с этим основная борьба за вселенский, ноосферноориентированный Разум и всечеловеческую, универсальную Нравственность должна будет вечно вестись внутри каждого из нас. Вызов ВЕРНых сил силам, которые "стремятся, запутав и сбив с дороги, увлечь человечество с трудового и действенного пути жизни на путь смерти, путь спокойный и не требующий никаких особых напряжений" - это, прежде всего, вызов каждого из нас самому себе ради преодоления своих собственных пороков и слабостей.

Обращаясь к геополитической характеристике движущих сил общественного развития, приходится констатировать, что во всём мире эти силы до сих пор не могут выйти из-под умерщвляющего влияния государственных структур, находящихся, в свою очередь, под влиянием безответственных распорядителей крупного акционерного капитала, национальной принадлежности не имеющего. Для того чтобы вывести движущие силы из-под этого влияния и сделать коллективистские преобразования возможными, нужно не только преодолеть своекорыстную косность "научного" чиновничества и "рабочей" аристократии, но и быть готовым к геополитическим осложнениям, которые вполне могут возникнуть в ходе такого преодоления.

Геополитические осложнения, которые могут помешать коллективистским преобразованиям всей человеческой цивилизации, обусловлены деформациями сферы производства материальных (вещных) ценностей из-за неоколониальной политики, проводимой "развитыми" капиталистическими странами в отношении стран "третьего мира". После развала "социалистического" лагеря эти деформации стали особенно опасными, так как в отсутствие идеологического сдерживания колонизация "слабых" наций "сильными" нациями, инициируемая распорядителями крупного акционерного капитала, стала практически неудержимой.

С переходом глобального капиталистического мира к сценарию однополярного развития фактический уровень жизни населения "развитых" капиталистических стран, входящих в так называемый "золотой миллиард", стал поддерживаться в основном за счёт эксплуатации дешёвой и бесправной рабочей силы, а не за счёт производительного труда. Бегство капиталов из стран "золотого миллиарда" в Китай и прочие небогатые страны с дешёвыми рынками рабочей силой, повлекло за собой деиндустриализацию рынков дорогой рабочей силы, что должно было закономерно вызвать сокращение рабочих мест, налогооблагаемой базы, и, как следствие, снижение доходов населения. Однако снижения доходов в странах "золотого миллиарда" долгое время не происходило. Несмотря на отток рабочей силы из сферы производства материальных ценностей, государственные власти стран "золотого миллиарда" поддерживали в своём населении иллюзию полного хозяйственного благополучия. Миллионы людей занимались совершенно бесполезным для хозяйственного развития делом, получая зарплаты банковских аналитиков, социальных работников, специалистов по связям с общественностью и менеджеров рекламных агентств.

Фактически в экономиках индустриально развитых стран стремительно нарастал опасный структурный дисбаланс, однако на уровне зарплат это не отражалось - он оставался "гарантированно" высоким. Гарантии "обеспечивались" государством за счёт постоянно проводимой избыточной денежной эмиссии. Регулярные эмиссионные вливания, искажающие и разрушающие экономическую структуру "сильных", "развитых" стран, осуществлялись в расчёте на то, что все издержки будут компенсированы за счёт "слабых", "развивающихся" стран: дешёвыми товарами, дешёвым природным сырьём и прочими "достижениями" неоколониальной политики.

На протяжении двух последних десятилетий государственным властям "развитых" стран удавалось поддерживать иллюзию полного экономического благополучия, успешно сглаживая нарастающие экономические диспропорции "выгодными" результатами хищнической эксплуатации колонизируемых территорий бывшего СССР и других стран, причисляемых к "развивающимся". Разумеется, отчуждённые от реальных нужд экономики государственные власти "развитых" капиталистических стран неспособны поддерживать материальное благополучие своих граждан таким способом вечно. Время, когда каждому гражданину стран "золотого миллиарда" придётся отказаться от привычного образа жизни, поскольку он не обеспечен производственными ресурсами, неминуемо должно наступить. Неминуемый час расплаты ещё не настал, однако он уже близок, так как прежний режим взаимодействия "сильных" и "слабых" наций существенно изменился. Пожалуй, главным предвестником неминуемой расплаты "золотого миллиарда" является Китай, трудовое население которого за последние двадцать лет многократно увеличило свои притязания на часть мирового "пирога".

Кроме вероятного осуществления притязаний Китая, есть большая вероятность того, что население территорий бывшего СССР сможет воспротивиться обмену "токсичных" денег на природные богатства, находящиеся под юрисдикцией компрадорского государства, по причине полного исчерпания доверия к государству как форме управления локальным природохозяйственным комплексом. Сегодняшняя Россия, например, как один из самых крупных "сырьевых придатков" Запада, очень близка к ситуации, в которой общество, сплотившееся вокруг идеи коллективистских преобразований, запретит вассальному государству губить уникальные ресурсы природы, культуры и интеллекта, меняя их на денежные "токсины" населения "золотого миллиарда". Если это вдруг произойдёт, немедленная цепная реакция может охватить все "развивающиеся" страны, и граждане стран "золотого миллиарда" как по волшебству многократно обнищают не только в своей способности производить, но и своей возможности потреблять произведённое.

Переводить страны "золотого миллиарда" из мира иллюзий в мир реальности безусловно нужно, и делать это нужно как можно скорее. Проблема, однако, заключается в том, что необходимый переход из мира иллюзии в мир реальности может оказаться для населения "золотого миллиарда" слишком резким и болезненным. Иллюзия благополучия, многие годы поддерживаемая усилиями государственных властей, не будет рассеиваться постепенно. Она рассеется мгновенно. Новость о том, что с завтрашнего дня населению "золотого миллиарда" придётся жить в десять раз хуже, чем вчера, переходя с "американских" и "французских" стандартов жизни на стандарты "китайские" и "таиландские", распространится вдруг, как гром среди ясного неба. У населения "золотого миллиарда" не будет времени на то, чтобы адаптироваться к новым стандартам жизни, снижая уровень привычных запросов на "сытую" жизнь постепенно и как бы незаметно.

Когда обналичивать "токсичные" деньги станет негде, может возникнуть положение, при котором, по русской поговорке, "сытый голодного не разумеет". Положение это может стать взрывоопасным, если граждане, озлобленные резким снижением уровня своих доходов, призовут свои национальные правительства к его активному исправлению. Уже сегодня многие исследователи отмечают рост праворадикальных милитаристских настроений среди населения "золотого миллиарда".

Хотелось бы надеяться на то, что усиление милитаристских настроений не заставит национальные правительства "развитых" стран пойти на агрессивные внеэкономические меры по поддержанию уровня жизни своих граждан. Такая агрессия привела бы к глобальной трагедии. Скорее всего, прогрессивная часть мировой общественности обладает достаточным здравым смыслом для того, чтобы оправдать надежды на лучшее и не допустить всемирной трагедии. И всё же, полностью исключить трагический сценарий развития человечества под милитаристским управлением "золотого миллиарда" пока нельзя. Сценарий такого развития предполагал бы раздел всех "периферийных" рынков дешёвого сырья и дешёвой рабочей силы на несколько промышленных резерваций (пока, как минимум, на американскую, европейскую и восточноазиатскую) и перманентные мировые войны за передел зон влияния до полного самоуничтожения человечества.

К сожалению, события, разворачивающиеся с конца 2010 года в Северной Африке, являются, по сути, ничем иным, как подготовкой "золотого миллиарда" к великому самоубийственному переделу зон влияния. Если за войной в Ливии последует государственный переворот в Сирии и война в Иране, наметится первое смертельное противостояние, - стран "золотого миллиарда" с Китаем, - которое обозначит окончательный и уже бесповоротный переход человечества в состояние неуправляемого хаоса.

Открытое попрание норм международного права, происходящее в сегодняшнем мире, заставляет усомниться в способностях прогрессивной части мировой общественности к здравомыслию. Ради спасения мира способность эту нужно укреплять немедленно и повсеместно. Одним из наиболее подходящих плацдармов для работы по предотвращению сценария развития человечества под милитаристским управлением "золотого миллиарда" вполне может стать Россия - не как государство, разумеется, а как средоточие этнокультурных сил, способных поставить власть под контроль общества, заставить её работать на себя (если таких сил нет - нет и России).

Из всех "развивающихся" стран Россия больше всего подходит на роль "спасительницы человечества". Не потому, что она представляет собой некую сверхдуховную субстанцию. Жители Лаоса и Перу ничуть не менее духовны. России эта роль предопределена в силу исторически сложившихся обстоятельств, важнейшими из которых являются:

- срединное положение России в культурно-этнической дихотомии "запад - восток", позволяющее специалистам, воспитанным в России, на уровне общественного менталитета чувствовать одновременно западный и восточный колорит, и основываясь на этом чувстве создавать в рамках того или иного коллективистского проекта условия максимальной культурной близости между представителями разных национальностей;

- исторический опыт успешной реализации крупнейших социальных проектов, благодаря которому народные массы всё ещё способны воспроизводить высокие образцы научной, инженерной и других видов интеллектуальной деятельности (вопреки тому, что российская государственность ни в одной из сфер общественной жизни, включая природопользование, науку, образование, экономику, не способна поддерживать длительное воспроизводство этого опыта);

- богатейшие запасы ценных природных ресурсов, средств от дешёвой распродажи которых должно хватить на то время, пока ВЕРНые силы России, совместно с ВЕРНыми силами других стран, будут осторожно, бережно выводить каждого гражданина стран "золотого миллиарда" из мира его смертоносных иллюзий в мир разумной и нравственной реальности.

В российском обществе всё ещё живы традиции, поддерживающие прогрессивные завоевания советской эпохи. К таким завоеваниям, в первую очередь, относится система школьного, вузовского и послевузовского образования, ещё недавно признаваемая одной из лучших в мире, и система индустриального производства, ещё недавно настроенная на выпуск наукоёмкой и высокотехнологичной продукции с высоким уровнем конкурентоспособности. Для сохранения и приумножения этих и других прогрессивных завоеваний советской эпохи ВЕРНые силы России, объединившиеся в массовое общественно-политическое движение, должны ещё принципиальнее, чем когда-либо прежде, "подчеркивать свою принципиальную враждебность к государству", ни в коем случае не поддаваясь соблазну захвата государственной власти в целях использования средств государственного насилия для разрешения тех или иных общественных противоречий. Ни ради повышения эффективности пропагандистской работы, ни ради каких-либо других практических задач, ВЕРНые силы России не должны опускаться до уровня конкуренции с многочисленными партиями, претендующими на парламентское представительство (страдающими "парламентским кретинизмом").

Для скорейшего осуществления коллективистских преобразований необходимо бороться не за государственную власть, а за контроль над основным источником государственной власти - контроль над прибылью крупных производственных корпораций. Организация такого контроля должна предполагать не только массовую демократизацию корпоративного производства, но и массовую диалектизацию университетской науки. Установление такого контроля в рамках конкретных транснациональных научно-производственных альянсов станет наглядной демонстрацией социально-экономической эффективности коллективистских принципов управления и позволит ВЕРНым силам направить "победоносное шествие крупного (акционерного - А.Л.) капитала" на путь Разума и Нравственности.

В деле формирования нового, более прогрессивного будущего многонациональному народу России не следует уповать на ВЕРНые силы других стран. Ни на кого особенно не надеясь, начинать надо с себя, начинать здесь и сейчас, в России. Вместе с тем, следует отдавать себе отчёт в том, что лишь объединившись с ВЕРНыми силами других стран, ВЕРНые силы России смогут занять передовые рубежи развития, с которых поведут за собой всё человечество к решению глобальных проблем современности, к преодолению глобальных кризисов, к подлинно коллективистскому, высоконравственному и разумно управляемому планетарному единству.

Заключение

Кто и как должен управлять теми, кто управляет нами? В развёрнутом, представляемом в монографии, ответе на этот простой, чёткий вопрос, автор приходит к трём столь же простым и чётким выводам.

Во-первых, всякое национальное государство находится на сегодняшний день под влиянием безответственных распорядителей крупного акционерного капитала, и для того, чтобы улучшить качество государственного управления, необходимо улучшить качество этого влияния. Сделать это можно лишь в том случае, если работники-акционеры воспользуются самыми передовыми достижениями научного менеджмента и установят эффективный коллективистский контроль за распорядительской деятельностью высшего корпоративного руководства.

Во-вторых, научный менеджмент должен развиваться не только в условиях глобального, свободнорыночного перемещения капиталов, но и в составе единой для всего человечества, универсальной, непрерывно обновляемой, постоянно поддерживаемой в актуальном состоянии системы социально-гуманитарных знаний, находящихся в свободном, беспрепятственном доступе. К началу третьего тысячелетия разумное человечество сумело подготовить все необходимые предпосылки для организации массовой ноосферно-ориентированной науки, и на сегодняшний день, взяв на вооружение современные интернет-технологии, способно превратить науку сначала в надёжный ориентир для коллективистского развития производственных корпораций, а затем и в непосредственную производительную силу общества.

В-третьих, успешность совмещения передовой науки, диалектически организованной в рамках всемирной сети Интернет, с передовым производством, коллективистски организованным в рамках всемирных (транснациональных) корпораций, целиком и полностью зависит от того, насколько слаженно и быстро будут действовать силы, выступающие за Всемирное Единство Разума и Нравственности. В сегодняшней, стремительно ухудшающейся геополитической обстановке от действия этих сил в разных странах мира зависит не только повышение уровня ответственности распорядителей крупного акционерного капитала и государственных чиновников, но и выживание всего человечества.

Обозначая перспективы дальнейшей разработки постгосударственной парадигмы управления акционерным капиталом, необходимо подчеркнуть, что формирование институциональной основы, которая будет в полной мере отвечать задачам прогрессивного развития человечества - это не одномоментное событие. Рассчитывать на чудеса здесь не следует. Прежде чем власть имущие всех уровней в полной мере осознают необходимость перехода на новый, более высокий уровень ответственности, предстоит проделать огромную работу, опираясь на реальную производственную демократию и живое научное творчество масс.

-- Библиографические ссылки

-- Библиографический список

-- Альбер, М. Капитализм против капитализма [Текст]. - СПб.: Экономическая школа, 1998. - 293с.

-- Андреева, Г.М. Социальная психология [Текст]: Учебник для вузов. - М.: Аспект Пресс, 1999. - 376с.

-- Арриги, Д. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени [Текст]. - М.: Территория будущего, 2006. - 472с.

-- Барро, Ж. "Ренегат Каутский" и его ученик Ленин [Электронный ресурс] // Cайт Конфедерации революционных анархо-синдикалистов. URL: http://www.aitrus.narod.ru/barro.htm (дата обращения: 22.04.2011).

-- Батищев, Г.С. Введение в диалектику творчества [Текст]. - С.-Петербург: Изд-во РХГИ, 1997. - 464 с.

-- Бауман, З. Индивидуализированное общество [Текст]. - М.: Логос, 2005. - 390с.

-- Бек, У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемирно-политическая экономия [Текст]. - М.: Прогресс-Традиция: Территория будущего, 2007. - 459 с.

-- Бердяев, Н.А. Судьба России: Сочинения [Текст]. - М.: ЭКСМО-Пресс, 1998. - 576с.

-- Бжезинский, 3. Великая шахматная доска (Господство Америки и его геостратегические императивы) [Текст]. - М.: Международные отношения, 1998. - 140с.

-- Бирс, А. "Словарь сатаны", и рассказы [Текст]. - М.: Худож. лит., 1966. - 287с.

-- Богданов, А.А. Вопросы социализма: Работы разных лет [Текст]. - М.: Политиздат. 1990. - 479с.

-- Братимов, О.В., Горский Ю.М., Делягин М.Г., Коваленко А.А. Правила глобализации: игры и правила новой эпохи [Текст]. - М.: ИНФРА-М, 2000. - 344с.

-- Булгаков, С.Н. Философия хозяйства [Текст]. - М.: Наука, 1990. - 412с.

-- Бутенко, А.П. Откуда и куда идём: Взгляд философа на историю советского общества [Текст]. - Л.: Лениздат, 1990. - 288с.

-- Бухарин, Н.И. Проблемы теории и практики социализма [Текст]. - М.: Политиздат, 1989. - 512с.

-- Бюрократия в современном мире: теория и реалии жизни [Текст] / Рос. акад. наук, Ин-т философии; [отв. ред. В. Н. Шевченко]. - М.: ИФ РАН, 2008. - 193с.

-- Васильев, А.В. Трудовой коллектив управляет предприятием: Опыт и проблемы [Текст]. - М.: Советская Россия, 1987. - 144 с.

-- Валлерстайн, И. После либерализма [Текст]. - М.: Едиториал УРСС, 2003. - 256с.

-- Вебер, М. Избранные произведения [Текст] / Сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; Предисл. П. П. Гайденко. - М.: Прогресс, 1990. - 808 с.

-- Вернер, К., Вайс, Г. Чёрная книга корпораций [Текст]. - Екатеринбург: Ультра-Культура, 2007. - 416с.

-- Врачев, В.В. Приватизация через собственность работников [Текст]. // Человек и труд. 1993. N 9.

-- Вылкова В. Трудовой коллектив и социалистический образ жизни: Философские и социологические аспекты [Текст]. - М.: Прогресс, 1986. - 192с.

-- Гараедаги, Дж. Системное мышление: Как управлять хаосом и сложными процессами: Платформа для моделирования архитектуры бизнеса [Текст]. - Минск: Гревцов Букс, 2010. - 480с.

-- Гегель, Г.В.Ф. Лекции по философии истории [Текст]. - СПб.: Наука, 1993. - 480с.

-- Гегель, Г.В.Ф. Наука логики [Текст]. - М.: Мысль, 1999. - 947с.

-- Гегель, Г.В.Ф. Работы разных лет в двух томах. Т. 1, 2 [Текст]. - М.: Мысль, 1972.

-- Гегель, Г.В.Ф. Феноменология духа [Текст]. - М.: Наука, 2000. - 495с.

-- Гегель, Г.В.Ф. Философия права [Текст]. - М.: Мысль, 1990. - 512с.

-- Гегель, Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1 [Текст]. - М.: Мысль, 1974. - 638с.

-- Гегель, Г.В.Ф. Эстетика. В 4 т [Текст]. - М.: Искусство, 1968. - 312с.

-- Геодакян, В.А. О структуре эволюционирующих систем. // В кн.: Проблемы кибернетики [Текст]. - М.: Наука, 1972, вып. 25, с. 81-91.

-- Гильфердинг, Р. Финансовый капитал. Новейшая фаза в развитии капитализма [Текст]. - М.: Государственное издательство, 1924. - 460с.

-- Гэлбрейт, Дж. К. Новое индустриальное общество. Избранное [Текст]. - М.: Эксмо, 2008. - 1200с.

-- Гидденс, Э. Социология [Текст]. - М.: Эдиториал УРСС, 1999. - 704с.

-- Голдберг, Э. Управляющий мозг: Лобные доли, лидерство и цивилизация [Текст]. - М.: Смысл, 2003. - 335 с.

-- Головин, Е.Г. Самоуправление трудовых коллективов в условиях рыночных отношений [Текст]. - М.: Знание, 1991. - 191с.

-- Голубев, С.Г. Эволюция и перспективы развития ассоциативных форм собственности [Текст]. - М.: Луч, 1993. - 176с.

-- Горский, А.К., Сетницкий Н. А. Сочинения [Текст]. - М.: Раритет, 1995. - 448с.

-- Грищенко, К.К., Сакада Н.А., Ручка А.А. и др. Воспитательный потенциал трудового коллектива [Текст]. - Киев: Наук. думка, 1990. - 264с.

-- Гуревич, А.Я. Теория формаций и реальность истории [Текст]. // Вопросы философии. 1990. N11.

-- Данилова, Л.В. Сельская община в средневековой Руси [Текст]. - М.: Наука, 1994. - 318с.

-- Делез, Ж. Логика смысла [Текст]. - М.: Раритет, 1998. - 480с.

-- Делягин, М.Г. Государство между народом и бизнесом [Текст]. // Полис. N3. 2008.

-- Деминг, У.Э. Выход из кризиса: новая парадигма управления людьми, системами и процессами [Текст]. - М.: Альпина Бизнес Букс, 2007. - 418 с.

-- Дюркгейм, Э. О разделении общественного труда [Текст]. - М.: Канон, 1996. - 432с.

-- Закария, Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами. - М.: Ладомир, 2004. - 383с.

-- Замятин, Д.Н. Геополитика: основные проблемы и итоги развития в ХХ в. // Полис, 2001, N6.

-- Западноевропейские страны: Особенности социально-экономических моделей [Текст]/ А.В. Авилова [и др.]; гл.ред.: В. П. Гутник; РАН, Институт мировой экономики и международных отношений. - М.: Наука, 2002. - 270с.

-- Зеленевский, Я. Организация трудовых коллективов: Введение в теорию организации и управления [Текст] // Под ред. и предисл. Г. Э. Слезингера. - М.: Прогресс, 1971. - 288с.

-- Зингалес, Л., Раджан, Р. Спасение капитализма от капиталистов: Скрытые силы финансовых рынков - создание богатства и расширение возможностей [Текст]. - М.: Институт комплексных стратегических исследований; ТЕИС, 2004. - 496с.

-- Зиндер, Е.З. Архитектура предприятия в контексте бизнес-реинжиниринга [Электронный ресурс] // Intelligent Enterprise, N 4/2008, с.46. URL: http://www.iemag.ru/master-class/detail.php?ID=15745 (дата обращения: 22.04.2011)

-- Зомбарт, В. Буржуа: этюды по истории духовного развития современного экономического человека; Евреи и хозяйственная жизнь [Текст]. - М.: Айрис-пресс, 2004. - 617с.

-- Иванов, В.М. Свободное предпринимательство: иллюзии и факты [Текст]. // Полис, 1995, N6.

-- Иванов, В.Н. Трудовой коллектив - первичная ячейка социалистического самоуправления [Текст]. - М.: Мысль, 1987. - 224с.

-- Иванов, В.Н. Трудовой коллектив - субъект социального управления [Текст]. - М.: Мысль, 1980. - 212с.

-- Иванов, Н. Развитие форм собственности на современном производстве [Текст] // Мировая экономика и международные отношения. 1992. N 3.

-- Иванов, Н. Российская приватизация и альтернативные модели общественного развития [Текст]. // Мировая экономика и международные отношения. 1995. N 2.

-- Иванова, В.Ф., Фриш А.С. Трудовой коллектив как социальная форма реализации человеческого фактора [Текст]. - М.: Знание, 1987. - 61с.

-- Изюмов, А.И. Демократизация собственности в американских корпорациях США [Текст] // США: экономика, политика, идеология. 1987. N7.

-- Ингиу, О. Японский менеджмент: прошлое, настоящее и будущее [Текст] / под ред. и с предисл. В.А. Спивака. - М.: Эксмо, 2007. - 160с.

-- Иноземцев, В.Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы [Текст]: Учеб. пособие для студентов вузов. - М.: Логос, 2000. - 304с.

-- Йонас Г. Принцип ответственности: опыт этики для технологической цивилизации [Текст]. - М.: Айрис-пресс, 2004. - 480с.

-- Кайдалов, Д.П., Суименко Е.И. Психология единоначалия и коллегиальности: Вопросы теории и практики взаимодействия руководителя и коллектива [Текст]. - М.: Мысль, 1979. - 254с.

-- Капустин, Б.Г. Посткоммунизм как постсовременность (Российский вариант) [Текст] // Полис. 2001. N5.

-- Карсавин, Л.П. Философия истории [Текст]. - СПб.: АО Комплект, 1993. - 352с.

-- Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура [Текст]. - М.: ГУ ВШЭ, 2000. - 607 с.

-- Качество в XXI веке: роль качества в обеспечении конкурентоспособности и устойчивого развития [Текст]. / Редакторы-составители: Т.Конти, Е.Кондо и Г.Ватсон. - М.: РИА "Стандарты и качество", 2005. - 279 с.

-- Келсо Л.О., Келсо П.Х. Демократия и экономическая власть [Текст]. - Ростов н/Д.: Феникс, 2000. - 320с.

-- Кепель, Ж. Джихад: Экспансия и закат исламизма [Текст]. - М.: Ладомир, 2004. - 466с.

-- Керемецкий, Я., Рудык Э. Развитие нетрадиционной экономики США и российские реформы [Текст]. // США: экономика, политика, идеология. 1985. N 5.

-- Керимов, Д.А., Черноголовкин Н.В., Мальцев Г.В. и др. Государство, демократия и трудовой коллектив в развитом социалистическом обществе [Текст]. / Акад.обществ.наук при ЦК КПСС. Кафедра теории государства и права. - М.: Мысль. 1977. - 194с.

-- Кириченко, А.А., Пономарёв В.А., Яковлева Л.Н. Социально-экономическое развитие трудового коллектива [Текст]. - Киев: Политиздат Украины, 1986. - 189с.

-- Клоцваг, Ф. Социализм - особая общественно-экономическая формация [Текст]. // Коммунист. 1997. N1.

-- Клуб директоров: Опыт программно-целевого управления предприятиями [Текст]. / Под ред. А.Г. Агангебяна, В.Д. Речина. - М.: Экономика, 1989. - 255с.

-- Князев Б.В. Коллектив - ассоциация коммунистической формации [Текст]. - М.: Изд-во МГУ, 1979. - 117с.

-- Коган, Л.Н. Цель и смысл жизни человека [Текст]. - М.: Мысль, 1984. - 252с.

-- Козловски, П. Общество и государство: неизбежный дуализм [Текст]. - М.: Республика, 1998. - 368с.

-- Колганов, А.И. Коллективная собственность и коллективное предпринимательство [Текст]. / Под ред. Г.Л. Гуртова. - М.: Экономическая демократия, 1993. - 176с.

-- Кропоткин П.А. Анархия, её философия, её идеал: Сочинения [Текст]. - М.: ЭКСМО-Пресс, 1999. - 864с.

-- Крупник, М.Я. Потенциал трудового коллектива [Текст]. - Кишинев: Картя Молдовеняскэ, 1986. - 96 с.

-- Кряжев, П.Е. Социологические проблемы личности [Текст]. - М.: Высшая школа, 1971. - 168с.

-- Лазарев, В.В. Раннебуржуазная эпоха и генезис философии Нового времени [Текст]. // Философия эпохи раннебуржуазных революций. - М.: Мысль, 1983. - 386с.

-- Левашов, В.К. Глобализация и социальная безопасность [Текст]. // Социс, 2002, N3.

-- Ленин, В.И. Полн. собр. сочинений [Текст]. - М.: Политиздат, 1965-1975. Т. 16, 29, 33, 34, 35, 40, 41, 43, 45, 54.

-- Лиотар, Ж.-Ф. Состояние постмодерна [Текст]. - СПб.: Алетейя, 1998. - 164с.

-- Лосев, А.Ф. Эстетика Возрождения [Текст]. - М.: Мысль, 1978. - 623с.

-- Лунд, М. Собственность работников (опыт американских фирм) [Текст]. // Экономика и жизнь. 1991. N 49.

-- Люксембург, Р. Введение в политическую экономию [Текст]. - М.: Соцэкгиз, 1960. - 328с.

-- Люксембург, Р. Российская революция [Текст]. - М.: Соцэкгиз, 1962. - 244с.

-- Макаренко, А.С. Воспитание гражданина [Текст]. / Сост. Р. М. Бескина, М. Д. Виноградова. - М.: Просвещение, 1988. - 304 с.

-- Макаренко, А.С. Педагогические сочинения: В 8 т [Текст]. / Под ред. М.И. Кондакова и др.- М.: Педагогика, 1983-1986. Т.4.

-- Макаренко, В.П. Бюрократия и сталинизм [Текст]. - Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та, 1989. - 362с.

-- Маккей, Ч. Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы [Текст]. - М.: Альпина, 1998. - 333с.

-- Малоун, Т. Труд в новом столетии. Как новые формы бизнеса влияют на организации, стиль управления и вашу жизнь [Текст]. - М.: ЗАО "Олимп-Бизнес", 2006. - 272 с.

-- Марков, Б.В. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры [Текст]. - СПб.: Алетейя, 1999. - 304с.

-- Маркс, К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд [Текст]. - М.: Политиздат, 1955-1981. Т. 1, 3, 4, 12, 13, 16, 17, 19, 20, 21, 22, 23, 25-1, 26-3, 35, 37, 41, 42, 46-1, 46-2.

-- Маркузе, Г. Разум и революция. Гегель и становление социальной теории [Текст]. - СПб: Владимир Даль, 2000. - 544с.

-- Мау, В.А. В поисках планомерности: из истории развития советской экономической мысли конца 30-х - начала 60-х годов [Текст]. - М.: Наука, 1990. - 160 c.

-- Мау, В.А. Реформы и догмы. 1914 - 1929: Очерки истории становления хозяйственной системы советского тоталитаризма [Текст]. - М.: Дело, 1993. - 256с.

-- Межуев, В.М. Социализм как идея и как реальность [Текст]. // Вопросы философии. 1990. N11.

-- Мизес, Л. фон. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность [Текст]. - М.: Дело, 1993. - 240с.

-- Милов, Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса [Текст]. - М.: РОССПЭН, 1998. - 572с.

-- Милтс, А.А. Гармония и дисгармония личности: Филос.-этич. очерк [Текст]. - М.: Политиздат, 1990. - 222с.

-- Михалев, А.А. Япония. Социальная рефлексия в модернизированном обществе (50-70 гг. XX столетия) [Текст]. - М.: Институт философии РАН, 2001. - 157с.

-- Моисеев Н.Н. Социализм и информатика [Текст]. - М.: Политиздат, 1988. - 285с.

-- Мур Дж. Э. Природа моральной философии [Текст]. - М.: Республика, 1999. - 351с.

-- Мысляева И. Истоки и суть антиглобалистского движения [Электронный ресурс] // Журнал "Женщина Плюс...". - URL: http://www.owl.ru/content/womplus/p27133.shtml (дата обращения: 22.04.2011)

-- Неттлау, М. Очерки по истории анархических идей и статьи по разным социальным вопросам [Текст]. - Детройт: Профсоюз г. Детройта, 1951. - 398 с.

-- Николаева, Н.С. Япония-Европа.Диалог в искусстве.Середина XVI-начало XХ века [Текст]. - М.: Изобразительное искусство. 1996. - 400с.

-- Оболонский, А.В. Драма российской политической истории: система против личности [Текст]. - М.: Институт государства и права РАН, 1994. - 352с.

-- Огородов, П. Коллективные предприятия как форма разгосударствления [Текст]. // Экономист. 1992. N 2.

-- Олейник, А.Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти [Текст]. - М.: ИНФРА-М, 2001. - 418с.

-- "Организованный капитализм" - дискуссия в комакадемии [Текст]. - М.: Издательство Коммунистической Академии, 1930. - 201с.

-- Ортега-и-Гассет, Х. "Дегуманизация искусства" и другие работы: Сборник [Текст]. - М.: Радуга. 1991. - 583с.

-- Павлов-Сильванский, Н. П. Феодализм в России [Текст]. - М.: Наука, 1988. - 690с.

-- Панарин, А.С. Глобальное политическое прогнозирование [Текст]. - М.: Алгоритм, 2000. - 352с.

-- Панарин, А.С. Искушение глобализмом [Текст]. - М.: Русский Национальный Фонд, 2000. - 384с.

-- Панова, М., Евтушенко И. Приватизация: мировой опыт на словах и на деле [Текст]. // Экономика и жизнь. 1991. N 46.

-- Паршин, А.Н. Дополнительность и симметрия [Текст]. // Вопросы философии. 2001. N4.

-- Пастухов, В.Б. Затерянный мир. Русское общество и государство в межкультурном пространстве [Текст]. // Общественные науки и современность. 2006. N 2. С. 5-28.

-- Патрикеев, В.П. Организационно-правовые формы предприятий, использующих собственность работников [Текст]. // Экономика строительства. 1992. N 5.

-- Пашков, А.С. Трудовой коллектив как объект и субъект управления [Текст]. // Пашков, А.С., Перфильев, А.Т., Лебедев, П.Н. и др. Отв. ред. А.С. Пашков. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1980. - 264с.

-- Позднеева, С.П. Диалектика и общенаучные понятия: философско-методологический анализ категориального строя современной науки [Текст]. / Ред. В.Н. Ярская. - Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1987. - 232с.

-- Поланьи, К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени [Текст]. - Спб.: Алетейя, 2002. - 320 с.

-- Портер, М. Японская модель. Может ли Япония конкурировать? [Текст] / Портер, М., Такеути Х., Сакакибара М.. - М.: Альпина Бизнес Букс, 2005. - 262 с.

-- Почебут, Л.Г. Организационная социальная психология [Текст]: Учебное пособие. / Почебут, Л.Г., Чикер В.А. - СПб.: Речь, 2002. - 298с.

-- Райх, В. Психология масс и фашизм [Текст]. - СПб.: Университетская книга, 1997. - 380с.

-- Ратников, В.П. Коллектив как социальная общность [Текст]. - М.: Изд-во МГУ, 1978. - 216с.

-- Розен, К. Собственность работников - метод приватизации [Текст]. // Человек и труд. 1993. N9.

-- Рормозер, Г. Кризис либерализма [Текст]. - М.: Мысль, 1996. - 298 с.

-- Рудык, Э. Приватизация: варианты действий трудовых коллективов [Текст]. // Вопросы экономики. 1993. N 12.

-- Рюриков, Ю.Б. Мед и яд любви: Любовь и семья на сломе времен [Текст]. - М.: Молодая гвардия, 2002. - 436с.

-- Рябов, О.В. "Матушка-Русь": Опыт гендерного анализа поисков национальной идентичности России в отечественной и западной историософии [Текст]. - М.: Ладомир, 2001. - 202с.

-- Сабуров, Е.Ф. Власть отвратительна [Текст]. - М.: ГУ ВШЭ, 2003. - 216с.

-- Сагатовский, В.Н. Философия развивающейся гармонии (философские основы мировоззрения) [Текст]. - СПб.: Петрополис, 1999. - 288с.

-- Саифназаров, И.С. Трудовой коллектив: проблемы современного социально-экономического и идейно-политического развития [Текст]. - М.: Профиздат, 1990. - 148с.

-- Сванидзе, А.А. Наемный труд и трудовая этика в ремесленных цехах Швеции: уставные принципы [Электронный ресурс]. URL: http://norse.ulver.com/articles/svanidze/wagedlabour.html (дата обращения: 22.04.2011).

-- Святой Ефрем Сирин. Творения. Т.3. Репринтное издание. - М.: Издательский отдел Московского Патриархата, 1994. [Электронный ресурс]. URL: http://www.pagez.ru/lsn/0452.php (дата обращения: 22.04.2011)

-- Селигмен, Б. Основные течения современной экономической мысли [Текст]. - М.: Прогресс, 1968. - 600с.

-- Симмонс, Д., Мэрс У. Как стать собственником. Американский опыт участия работников в собственности и управлении [Текст]. - М.: АиФ. 1993. - 312с.

-- Смешанное общество. Российский вариант / Никифоров, Л.В., Хавина, С.А., Бродская, И.А., Сванидзе, З.Я [Текст]. - М.: Наука, 1999. - 328с.

-- Соловьёв, Э.Г. Геополитический анализ международных проблем современности: pro et contra [Текст]. // Полис, 2001, N6.

-- Спенсер, Г. Опыты научные, политические и философские [Текст]. - Минск: Совр. литератор, 1998. - 1408с.

-- Сталин, И.В. Сочинения [Текст]. - М.: Политиздат, 1947. Т.7.

-- Стариков, Е.Н. Общество-казарма от фараонов до наших дней [Текст]. - Новосибирск: Сибирский хронограф, 1996. - 420с.

-- Струве, П.Б. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм [Текст]. - М.: Республика, 1997. - 527с.

-- Стуль, Я.Е. Творческий труд в социалистической промышленности [Текст]. - Челябинск: Южн.-Уральское кн. изд., 1970. - 230с.

-- Супян, В. Экономическая демократия и эволюция собственности: опыт США [Текст]. // США: экономика, политика, идеология. 1995. N 6.

-- Танец перемен: новые проблемы самообучающихся организаций [Текст]. / Сенге П.М., Клейнер, А., Робертс, Ш., Росс, Р.Б. и др. - М.: Олимп-Бизнес, 2004. - 601с.

-- Тарасов, И.Т. Учение об акционерных компаниях [Текст]. - М.: Статут, 2000. - 666с.

-- Тейяр де Шарден, П. Феномен человека [Текст]. - М.: Наука, 1987. - 240с.

-- Туган-Барановский, М.И. К лучшему будущему. Сборник социально-философских произведений [Текст]. - М.: РОССПЭН, 1996. - 528с.

-- Тоффлер, Э. Адаптивная корпорация. [Электронный ресурс]. URL: http://iir-mp.narod.ru/books/inozemcev/page_1448.html (дата обращения: 22.04.2011)

-- Тоффлер Э. Революционное богатство [Текст]. - М.: ACT, 2008. - 569с.

-- Труфанов С.Н. Грамматика разума [Текст]. - Самара: Гегель-фонд, 2003. - 621с.

-- Труфанов С.Н. "Наука логики" Гегеля в доступном изложении [Текст]. - Самара: Парус, 2009. - 184 с.

-- Туровский, М.Б. Философские основания культурологии [Текст]. - М. РОССПЭН, 1997. - 440с.

-- Уиллер, Д., Чамберс, Д. Статистическое управление процессами: Оптимизация бизнеса с использованием контрольных карт Шухарта [Текст]. - М.: Альпина Бизнес Букс, 2007. - 409с.

-- Феллер, В.В. Новый миф о будущем. Предположение о структуре Истории. [Электронный ресурс]. URL: http://mr-kaev2009.narod.ru/ancient.holm/topics/theory/feller/article01/article01_09.htm (дата обращения: 22.04.2011)

-- Философские мысли натуралиста / В.И. Вернадский [Текст]. - М.: Наука, 1988. - 520с.

-- Франкл, В. Человек в поисках смысла [Текст]. - М.: Прогресс, 1990. - 366с.

-- Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы [Текст]. - М.: Ad Marginem, 1999. - 480с.

-- Фукуяма, Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию [Текст]. - М.: АСТ, 2004. - 730с.

-- Фукуяма, Ф. Конфуцианство и демократия. [Электронный ресурс]. URL: http://www.politnauka.org/library/dem/fukuyama2.php (дата обращения: 22.04.2011)

-- Фурс В.Н. Философия незавершённого модерна Юргена Хабермаса [Текст]. - Мн.: Экономпресс, 2000. - 224с.

-- Хабермас, Ю. Демократия. Разум. Нравственность. (Лекции и интервью. Москва, апрель 1989 г.) [Текст]. - М.: Наука, 1992. - 176с.

-- Хабермас, Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие [Текст]. - СПб.: Наука, 2000. - 353с.

-- Хайнс, Т. Два подхода: "Управление знаниями" и "Внедрение базы знаний" - URL: http://jmproduct.ru/en/node (дата обращения: 22.04.2011)

-- Хантингтон, С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности [Текст]. - М.: ACT, 2004. - 635с.

-- Чапаев, Н.К., Верещагина И. П. Диалектика взаимоотношений коллективистских и индивидуалистских начал в человеке и образовании // Образование и наука. 2008. N 1 (49) С. 6. [Электронный ресурс]. URL: http://urorao.rsvpu.ru/filedirectory/155/2008-1.pdf (дата обращения: 22.04.2011)

-- Чураков, Д.О. Конфликт между производственной и профессиональной формой самоуправления рабочих в 1917-1918гг.: фабзавкомы и профсоюзы [Текст] // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И. Бородкина. - Вып. 8. - М.: МГУ, 2002. - 176с.

-- Шаповалов, В.Ф. Откуда придёт "дух капитализма"? [Текст]. // Социс. 1994. N2.

-- Шеин, В.И. и др. Корпоративный менеджмент: опыт России и США. - М.: Новости, 2000. - 280с.

-- Шулындин, Б.П. Российский менталитет в сценариях перемен [Текст]. // Социс, 1999. N12.

-- Шумпетер, Й. Теория экономического развития; Капитализм, социализм и демократия [Текст]. - М.: Эксмо, 2008. - 861 с.

-- Элиас, Н. Общество индивидов [Текст]. - М.: Праксис, 2001. - 331с.

-- Эллюль, Ж. Политическая иллюзия [Текст]. - М.: NOTA BENE Media Trade Co. - 2003. - 432с.

-- Этциони, А. От империи к сообществу: новый подход к международным отношениям [Текст]. - М.: Ладомир, 2004. - 384с.

-- Юнг, К.-Г. О психологии восточных религий и философий [Текст]. - М.: Медиум, 1994. - 256с.

-- Юнгер, Э. Рабочий. Господство и гештальт; Тотальная мобилизация; О боли [Текст]. - СПб.: Наука, 2000. - 539с.

-- Юркевич Н.Г. Трудовой коллектив и его руководитель [Текст]. - Минск: Изд-во БГУ им. В. И. Ленина, 1976. - 120с.

-- Японцы: Этнопсихологические очерки [Текст]. / В.А. Пронников, И.Д. Ладанов, 3-е изд. - М.: ВиМ, 1996. - 399 с.

-- Ярошенко, С. Цифровой лик Японии. [Электронный ресурс]. URL: http://www.comprice.ru/articles/detail.php?ID=41351 (дата обращения: 22.04.2011)

Андрей Петрович Лазуткин

Постгосударственная парадигма управления акционерным капиталом

Монография

Редактор РИЦ С.Н.Цыбенко

Подписано в печать16.05.2011.

Формат 60х84 1/16. Усл. печ.15,0.

Изд. N 8/4. Заказ N 1137. Тираж 500 экз.

Редакционно-издательский центр СибГТУ

660049, г. Красноярск, пр. Мира, 82

факс (391) 211-97-25,

тел. (391) 227-69-90

232

Энгельс Ф. Письмо Конраду Шмидту 5 августа 1890 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.37. С. 370.

Маркс К. Немецкая идеология. // Там же. Т.3. С. 23.

Сванидзе А.А. Наемный труд и трудовая этика в ремесленных цехах Швеции: уставные принципы. - URL: http://norse.ulver.com/articles/svanidze/wagedlabour.html

Кропоткин П.А. Анархия, её философия, её идеал: Сочинения. М., 1999. С. 641.

Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М., 1996. С. 33.

Дюркгейм Э. Указ соч. М., 1996. С. 33.

Там же. С. 29.

Святой Ефрем Сирин. Творения. Т.3. Репринтное издание. М., 1994. - URL: http://www.pagez.ru/lsn/0452.php

Библия. Второе послание к фессалоникийцам святого апостола Павла. Гл.3. Стих 8, 9, 10

Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 183-184.

Бирс А. "Словарь сатаны", и рассказы. М., 1966. С. 278.

Маркс К. Капитал. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.23. С. 642.

Рюриков Ю.Б. Мед и яд любви: Любовь и семья на сломе времен. М., 2002. С. 156-157.

Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 101.

http://ru.wikipedia.org

Зингалес, Л., Раджан Р. Спасение капитализма от капиталистов: Скрытые силы финансовых рынков - создание богатства и расширение возможностей. М., 2004. С. 83.

Арриги Д. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. М., 2006. С. 314.

см. подр: Маккей, Ч. Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы. М., 1998. С. 20-69.

Зингалес, Л., Раджан Р. Указ. соч. С. 83.

Там же.

Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999. С. 320-321.

Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. Спб, 2002. С. 184.

Гидденс Э. Социология. М., 1999. С. 63-64.

Арриги Д. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. М., 2006. С. 314.

Там же. С. 94.

Валлерстайн И. После либерализма. М., 2003. С. 147.

Там же. С. 147-148.

Вебер М. История хозяйства. Город. М., 2001. С. 305.

Валлерстайн И. Указ. соч. С. 148.

Шумпетер Й. Теория экономического развития; Капитализм, социализм и демократия. М., 2008. С. 519.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С. 287.

Маркс К. Капитал. Том 4. // Там же. Т.26-2. С. 574.

Маркс К. Капитал. Том 3. // Там же. Т.25-1. С. 484.

Альбер М. Капитализм против капитализма. СПб., 1998. С. 285.

Маркс К. Капитал. Том 3. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.25-2. С. 26.

Маркс К. Французский Credit Mobilier. // Там же. Т.12. С. 34.

Маркс К. Капитал. Том 3. // Там же. T.25-1. С. 482

Маркс К. Капитал. Том 1. // Там же. T.23. C. 726-727.

Бауман З. Возвышение и упадок труда. // Социологические исследования. 2004. N 5. С. 78.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С. 281.

см.: Маркс К. Капитал. Том 4. // Там же. Т.26-3. С. 483.

Маркс К. Капитал. Том 3. // Там же. Т.25-1. С. 479.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг. // Там же. Т.20. С. 287.

Энгельс Ф. Принципы коммунизма. // Там же. Т.4. С. 334-335.

Маркс К. Французский Credit Mobilier. // Там же. Т.12. С. 24.

Маркс К. Капитал. Том 3. // Там же. Т.25-1. С. 480.

Там же. С. 482.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг. // Там же. Т.20. С. 289.

Маркс К. Внешняя политика русского царизма. // Там же. Т.22. С. 50.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг. // Там же. Т.20. С. 292.

Неттлау М. Очерки по истории анархических идей и статьи по разным социальным вопросам. Детройт, 1951. С. 83.

Эллюль Ж. Политическая иллюзия. М., 2003. C. 314-315.

Неттлау М. Указ. соч. С. 258.

Ленин В.И. Третий Интернационал и его место в истории. // Полн. собр. соч., 5 изд. Т.38. С. 302.

Маркс К. Доклад Генерального совета о праве наследования. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.16. С. 383.

Эллюль Ж. Политическая иллюзия. М., 2003. C. 315-316.

Бюрократия в современном мире: теория и реалии жизни. М., 2008. С. 42.

Маркс К. Временный устав Товарищества. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.16. С. 12.

Маркс К. Французский Credit Mobilier. // Там же. Т.12. С. 34.

Энгельс Ф. Принципы коммунизма. // Там же. Т.4. С. 334-335.

Там же. С. 430.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг. // Там же. Т.20. С. 278.

Арриги Д. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. М., 2006. С. 315.

Маркс К. Капитал. Том 1. // Там же. Т.23. С. 772.

См.: Барро Ж. "Ренегат Каутский" и его ученик Ленин // Cайт Конфедерации революционных анархо-синдикалистов: [Библиотека]. URL: http://www.aitrus.narod.ru/barro.htm

Маркс К. Наброски ответа на письмо В. И. Засулич. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.19. С. 408.

Там же.

Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. М., 1994. С. 315.

Декрет о земле // Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т.35. С. 25.

Данилова Л.В. Указ. соч. С. 315.

Смешанное общество: Российский вариант. М., 1999. С. 32.

см.: Чураков Д.О. Конфликт между производственной и профессиональной формой самоуправления рабочих в 1917-1918гг.: фабзавкомы и профсоюзы // Экономическая история. Обозрение. - Вып. 8. М., 2002.

Райх В. Психология масс и фашизм. СПб., 1997. С. 226.

Маркс К. Наброски "Гражданской войны во Франции". // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.17, С. 553.

См.: Энгельс Ф. Анти-Дюринг. // Там же. T.20. С. 287.

Барро Ж. "Ренегат Каутский" и его ученик Ленин. // Cайт Конфедерации революционных анархо-синдикалистов: [Библиотека]. URL: http://www.aitrus.narod.ru/barro.htm

Бухарин Н.И. Теория "организованной бесхозяйственности" // "Организованный капитализм" - дискуссия в комакадемии. М., 1930. С. 190.

См.: Гольдштейн Ю. "Организованный капитализм" и буржуазные экономисты. // "Организованный капитализм" - дискуссия в комакадемии. М., 1930. С. 23.

Цит. по: Зомбарт В. Буржуа: этюды по истории духовного развития современного экономического человека; Евреи и хозяйственная жизнь. М., 2004. С. 544.

См.: Гэлбрейт Дж. Новое индустриальное общество. Избранное. М., 2008. С. 105-106.

Бухарин Н.И. Теория "организованной бесхозяйственности" // "Организованный капитализм" - дискуссия в комакадемии. М., 1930. С. 192.

Там же. С. 193-194.

Цит. по: Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2000. С. 44.

Гэлбрейт Дж. Указ. соч. С. 108.

Гильфердинг Р. Финансовый капитал. Новейшая фаза в развитии капитализма. М., 1924. С. 165.

Там же.

Зомбарт В. Буржуа: этюды по истории духовного развития современного экономического человека; Евреи и хозяйственная жизнь. М., 2004. С. 548.

Западноевропейские страны: Особенности социально-экономических моделей. М., 2002. С. 24.

Гильфердинг Р. Указ. соч. С. 165.

Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. Спб., 2002. С. 39.

Элиас Н. Общество индивидов. М., 2001. С. 25.

Вернер К., Вайс Г. Чёрная книга корпораций. - Екатеринбург, 2007. С. 14.

Мысляева И. Истоки и суть антиглобалистского движения // Журнал "Женщина Плюс...". URL: http://www.owl.ru/content/womplus/p27133.shtml

Цит. по: Гуриев С., Цывинский О. Ratio Economica: Нью-Йорк против Лондона. // Ведомости, N68 (2090) от 15.04.2008.

The St. Petersburg Times от 19 декабря 2003. URL: http://www.nand.ru/baza-znanii/publikatsii/2004-god/15-yanvarya-2004.html

Бек У. Власть и её оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемирно-политическая экономия. М., 2007. С. 211.

Там же. С. 213.

Валлерстайн И. После либерализма, 2003. С. 30.

См.: Арриги Д. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. М., 2006. С. 374-375.

Феллер В.В. Новый миф о будущем. Предположение о структуре Истории. URL: http://mr-kaev2009.narod.ru/ancient.holm/topics/theory/feller/article01/article01_09.htm

Делягин М.Г. Государство между народом и бизнесом. // Полис. N3. 2008. С. 136-137.

http://ru.wikipedia.org/wiki/Торговая_палата_США

См. подробнее: Зяблюк Н.Г. США: лоббизм и политика. М., 1976. С. 43, 54.

Гэлбрейт Дж. Указ. соч. М., 2008. С. 88.

Бек У. Указ. соч. С. 202.

Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. М., 2004. С. 99.

см. подр.: Шаповалов В. Ф. Откуда придёт "дух капитализма"? // Социс. 1994. N2. С. 23-32

Фукуяма Ф. Конфуцианство и демократия. URL: www.politnauka.org/library/dem/fukuyama2.php

Кузнецов В., Дерябина М., Усиевич М. и др. Приватизация: чему учит мировой опыт. М., 1993; Симмонс Д., Мэрс У. Как стать собственником. Американский опыт участия работников в собственности и управлении. М., 1993; Лунд М. Собственность работников (опыт американских фирм). // Экономика и жизнь. 1991. N 49; Рутгайзер В. М. Приватизация в России // Вопросы экономики. 1993. N 10 - 12; Супян В. Экономическая демократия и эволюция собственности: опыт США. // США: экономика, политика, идеология. 1995. N 6; Белоцерковский В. Кто не работает, тот не владеет. // Дружба народов. 1993. N 4; Врачев В.В. Приватизация через собственность работников. // Человек и труд. 1993. N 9; Иванов Н. Развитие форм собственности на современном производстве. // Мировая экономика и международные отношения. 1992. N 3; Изюмов А.И. Демократизация собственности в американских корпорациях США. // США: экономика, политика, идеология. 1987. N 7; Казанцев А. Рабочий капитализм в США (по страницам американской печати). // Экономические науки. 1990. N 8; Керемецкий Я. Демократизация на производстве и коллективная собственность в США. // Вопросы экономики. 1990. N 9; Огородов П. Коллективные предприятия как форма разгосударствления. // Экономист. 1992. N 2; Патрикеев В.П. Организационно-правовые формы предприятий, использующих собственность работников. // Экономика строительства. 1992. N 5; Патрикеев В. П. Собственность работника: взгляд с разных берегов океана. // Экономика строительства. 1992. N 3; Приватизация и собственность работников (круглый стол). // Вопросы экономики. 1996. N 8.; Розен К. Собственность работников - метод приватизации. // Человек и труд. 1993. N 9; Рудык Э. Приватизация: варианты действий трудовых коллективов. // Вопросы экономики. 1993. N 12 и мн. др.

Келсо Л.О., Келсо П.Х. Демократия и экономическая власть. Ростов н/Д, 2000. С. 248.

Там же. С. 149.

Керемецкий Я., Рудык Э. Развитие нетрадиционной экономики США и российские реформы. // США: экономика, политика, идеология. 1985. N 5. С. 46.

Супян В. Экономическая демократия и эволюция собственности: опыт США. // США: экономика, политика, идеология. 1995. N 6. С. 15.

Келсо Л.О., Келсо П.Х. Указ. соч. С. 192.

Гонтмахер А. Дефицит бюджета США: республиканцы винят корпоративные скандалы, демократы - экономическую политику Белого Дома. URL: http://old.polit.ru/documents/495141.html

См.: Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. М., 2004. С. 29, 94.

См.: там же. С 27, 29, 500.

Закария Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами. М., 2004. С. 13.

Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии, 1990, N3. С. 134-135.

Валлерстайн И. После либерализма. М., 2003. С. 6-7.

Бауман, З. Индивидуализированное общество. М., 2005. С. 105.

Кепель, Ж. Джихад: Экспансия и закат исламизма. М., 2004. С. 25.

Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности. М., 2004. С. 532.

Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.1. С. 415.

Кепель, Ж. Джихад: Экспансия и закат исламизма. М., 2004. С. 305.

Альбер М. Капитализм против капитализма. СПб., 1998. С. 289.

Панарин А.С. Искушение глобализмом. М., 2000. С. 314.

Альбер М. Указ. соч. С. 85-86.

Там же. С. 219.

Там же. С. 86.

Там же. С. 219.

Там же. С. 13.

Там же. С. 124.

Зингалес, Л., Раджан Р. Спасение капитализма от капиталистов: Скрытые силы финансовых рынков - создание богатства и расширение возможностей. М., 2004. С. 424.

Джемаль Г. Оппозиция в эпоху глобализации (Она должна быть альтернативой, по размаху и точности превосходящей миропонимание власть имущих) // Завтра. N 51(420), 18-12-2001 URL: (http://www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/01/420/51.html)

Хардт М., Негри A. Империя. М., 2004. С. 29.

Маркс К. Капитал. Том 3. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.25-1. С. 479.

см.: Маркс К. Капитал. Том 4. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.26-3. С. 483.

см.: там же.

Шумпетер Й. Теория экономического развития; Капитализм, социализм и демократия. М., 2008. С. 521.

Шумпетер Й. Указ. соч. С. 522.

Там же. С. 523.

Гараедаги Дж. Системное мышление: Как управлять хаосом и сложными процессами: Платформа для моделирования архитектуры бизнеса. Минск, 2010. С. 154-155.

Гэлбрейт Дж. Новое индустриальное общество. Избранное. М., 2008. С. 258-259.

Там же. С. 270-271.

Злобин Н.С. Культура и общественный прогресс. М., 1980. С. 203.

Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 666-667.

см.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1990. С. 26.

Райх В. Психология масс и фашизм. СПб., 1997. С. 341.

Милтс А.А. Гармония и дисгармония личности: Филос.-этич. очерк. М., 1990. С. 55-56.

Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М., 1990. С. 205.

Там же. С. 207.

Спенсер Г. Опыты научные, политические и философские. Минск, 1998. С. 302-303.

Клуб директоров: Опыт программно-целевого управления предприятиями. М., 1989. С. 41.

Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2000. С. 228.

Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998. С. 134.

Ленин В.И. О "двойном" подчинении и законности. // Полн. собр. соч. Т.45. С. 201.

Ленин В.И. Государство и революция. // Полн. собр. соч. Т.33. С. 50.

Там же. С. 44.

Злобин Н.С. Культура и общественный прогресс. М., 1980. С. 203.

Там же.

Ленин В.И. Государство и революция. // Полн. собр. соч. Т.33. С. 109.

Ленин В.И. Удержат ли большевики государственную власть? // Там же. Т.34. С. 318.

Ленин В.И. Государство и революция. // Там же. Т.33. С. 49-50.

Там же. С. 44.

Там же. С. 49.

Богданов А.А. Вопросы социализма: Работы разных лет. М., 1990. С. 348.

Там же. С. 347.

Ленин В. И. О продовольственном налоге // Полн. собр. соч. Т.43. С. 230.

Там же. С. 236.

Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма. М., 1989. С. 149.

Ленин В.И. Письмо Г.Я. Сокольникову 22 и 28 февраля 1922 г. // Полн. собр. соч. Т.54. С. 180.

Ленин В.И. Государство и революция. // Там же. Т.33. С. 49-50.

Сталин И.В. О перспективах КПГ и о большевизации // Соч. М., 1954. Т.7. С. 45.

Там же. С. 36.

Конспект книги Маркса и Энгельса "Святое семейство" // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.29. С. 20.

Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. (Лекции и интервью. Москва, апрель 1989 г.). М., 1992. С. 49.

См.: Голдберг Э. Управляющий мозг: Лобные доли, лидерство и цивилизация. М., 2003. С. 82.

Геодакян В.А. О структуре эволюционирующих систем. // В кн.: Проблемы кибернетики. М., 1972, вып. 25. С. 82.

См. подробнее: Геодакян В. А. О структуре эволюционирующих систем. // В кн.: Проблемы кибернетики. М., 1972, вып. 25, С. 81-91.

Голдберг Э. Управляющий мозг: Лобные доли, лидерство и цивилизация. М., 2003. С. 70.

Альбер М. Капитализм против капитализма. СПб., 1998. С. 86.

Маркс К. Гражданская война во Франции // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.17. С. 342.

Рормозер Г. Кризис либерализма. М., 1996. С. 162.

Ленин В.И. "Научная" система выжимания пота. "Правда" N60, 13 марта 1913 г. // Полн. собр. соч. Т.23. С. 18-19.

Там же.

Йонас Г. Принцип ответственности: опыт этики для технологической цивилизации. М., 2004. С. 327.

Ингиу О. Японский менеджмент: прошлое, настоящее и будущее. М., 2007. С. 54.

Портер М., Такеути Х., Сакакибара М. Японская модель. Может ли Япония конкурировать? М., 2005. С. 237

Ингиу О. Указ. соч. С. 40.

Почебут Л.Г., Чикер В.А. Организационная социальная психология. СПб., 2002. С. 38.

Чапаев Н.К., Верещагина И.П. Диалектика взаимоотношений коллективистских и индивидуалистских начал в человеке и образовании // Образование и наука. 2008. N 1 (49) С. 6. URL: http://urorao.rsvpu.ru/filedirectory/155/2008-1.pdf

Цобрыгина Р.И. Резервы трудового коллектива. Л., 1989. С. 21.

Гак Г.М. Диалектика коллективности и индивидуальности. М., 1967. С. 87.

Маркс К. Капитал. Том 1. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.23. С. 772.

См.: там же. С. 773.

Люксембург Р. Российская революция. М., 1962. С. 15.

Маркс К. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.3. С. 34.

Там же. С. 40.

Макаренко А.С. Воспитание гражданина. М., 1988. С. 201.

См.: Макаренко А.С. Педагогические сочинения: В 8 т. М., 1983-1986. Т.4. С. 154.

Петровский А.В. К построению социально-психологической теории коллектива. // Вопросы философии, 1973, N12, С. 78.

Кайдалов Д.П., Суименко Е.И. Психология единоначалия и коллегиальности: Вопросы теории и практики взаимодействия руководителя и коллектива. М., 1979. С. 16.

Батищев Г.С. Введение в диалектику творчества. СПб, 1997. С. 180.

Там же. С. 181.

Стариков Е.Н. Общество-казарма от фараонов до наших дней. Новосибирск, 1996. С. 175.

Ингиу О. Указ. соч. С. 73.

Там же. С. 74.

Там же.

Деминг У.Э. Выход из кризиса: новая парадигма управления людьми, системами и процессами. М., 2007. С. 141-142.

Там же. С. 113.

Там же. С. 141.

Уилер Д., Чамберс Д. Статистическое управление процессами: Оптимизация бизнеса с использованием контрольных карт Шухарта. М., 2007. Из аннотации.

http://www.hrm.ru/blic-kajjdzen

Деминг У.Э. Указ. соч. С. 46.

Зиндер Е.З. Архитектура предприятия в контексте бизнес-реинжиниринга. // Intelligent Enterprise, N 4/2008. С.46. URL: http://www.iemag.ru/master-class/detail.php?ID=15745

Там же.

Портер М., Такеути Х., Сакакибара М. Японская модель. Может ли Япония конкурировать? М., 2005. С. 118.

Там же. С. 117.

Там же. С. 31.

Там же. С. 114.

Там же. С. 120.

Гараедаги, Дж. Системное мышление: Как управлять хаосом и сложными процессами: Платформа для моделирования архитектуры бизнеса. Минск, 2010. С. 27.

Портер М., Такеути Х., Сакакибара М. Указ. соч. С. 112.

Ярошенко С. Цифровой лик Японии. URL: http://www.comprice.ru/articles/detail.php?ID=41351

Хайнс Т. Два подхода: "Управление знаниями" и "Внедрение базы знаний". URL: http://jmproduct.ru/en/node

"Документация по эталонным моделям FEA, версия 2.1", декабрь 2006 г., опубликовано FEAPMO, Административно-бюджетное управление. URL: http://msdn.microsoft.com/ru-ru/library/ee914379.aspx

См.: Арриги Д. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. М., 2006. С. 403.

Тоффлер Э. Революционное богатство. М., 2008. С. 308.

См.: Портер М., Такеути Х., Сакакибара М. Указ. соч. С. 21-23.

Портер М., Такеути Х., Сакакибара М. Указ. соч. С. 202.

Качество в XXI веке: роль качества в обеспечении конкурентоспособности и устойчивого развития. М., 2005. С. 164.

Малоун Т. Труд в новом столетии. Как новые формы бизнеса влияют на организации, стиль управления и вашу жизнь. М., 2006. С. 155.

Там же. С. 156.

Кустарёв А.С. Социальное время и социальная политика в XXI веке: Специализированная информация / РАН ИНИОН, Центр социальных научно-информационных исследований. С. 83.

Ингиу О. Указ. соч. С. 144.

См.: Портер М., Такеути Х., Сакакибара М. Указ. соч. С. 202, 240.

Шумпетер, Й. Теория экономического развития; Капитализм, социализм и демократия. М., 2008. С. 164.

Там же. С. 158.

Там же. С. 165.

см.: там же. С. 165-166.

Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М., 1990. С. 299.

Шумпетер Й. Указ. соч. С. 514.

Там же. С. 132.

Там же. С. 133.

Там же. С. 134.

Михалев А.А. Япония. Социальная рефлексия в модернизированном обществе (50-70 гг. XX столетия). М., 2001. С. 82. URL: http://www.i-u.ru/biblio/archive/mihalev_japonija/02.aspx

Почебут Л.Г., Чикер В.А. Организационная социальная психология. СПб., 2002. С. 36.

Японцы: Этнопсихологические очерки / В.А. Пронников, И.Д. Ладанов, 3-е изд. М. 1996. С. 289.

Николаева Н.С. Япония-Европа. Диалог в искусстве. Середина XVI-начало XХ века. М., 1996. С. 9.

Танец перемен: новые проблемы самообучающихся организаций / П. Сенге и др. М., 2004. С. 306.

Гараедаги Дж. Системное мышление: Как управлять хаосом и сложными процессами: Платформа для моделирования архитектуры бизнеса. Минск, 2010. С. 109.

Маркс К. Критика политической экономии. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.46, Ч.1, С. 117.

Портер М., Такеути Х., Сакакибара М. Указ. соч. 2005. С. 31.

Там же. С. 129.

Там же.

см.: там же. С. 225.

Там же. С. 131.

Там же.

Там же. С. 132.

Там же.

Там же. С. 237.

Там же. С. 241.

Там же. С. 115, 242.

Шумпетер Й. Теория экономического развития; Капитализм, социализм и демократия. М., 2008. С. 165.

Портер М., Такеути Х., Сакакибара М. Указ. соч. С. 129.

Тоффлер Э. Адаптивная корпорация. URL: http://iir-mp.narod.ru/books/inozemcev/page_1448.html

Сабуров Е.Ф. Власть отвратительна. М., 2003. С. 75-76.

Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т.1. М., 1974. С. 290.

Гегель Г.В.Ф. Наука логики. М., 1999. С. 816.

Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 127.

Там же.

Там же. С. 95.

Там же.

см.: Делез Ж. Логика смысла. М., 1998. С. 219-222.

Юнг К.-Г. О психологии восточных религий и философий. М., 1994. С. 122-123.

Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2000. С. 37.

Гараедаги Дж. Системное мышление: Как управлять хаосом и сложными процессами: Платформа для моделирования архитектуры бизнеса. Минск, 2010. С. 36.

Там же. С. 238.

Философские мысли натуралиста / В.И. Вернадский. М., 1988. С. 402-403

Там же.

Там же. С. 396.

Там же. С. 27.

Там же. С. 34-35.

Там же. С. 51.

Там же. С. 308.

Цит. по: Фурс В. Н. Философия незавершённого модерна Юргена Хабермаса. Мн., 2000. С. 152.

Портер М., Такеути Х., Сакакибара М. Указ. соч. С. 194.

Там же. С. 208.

Там же. С. 209.

Пастухов В. Б. Затерянный мир. Русское общество и государство в межкультурном пространстве // Общественные науки и современность. 2006. N 2. С. 14.

Фукуяма Ф. Конфуцианство и демократия. URL: http://www.politnauka.org/library/dem/fukuyama2.php

Бердяев Н.А. Судьба России: Сочинения. М., 1998. С. 276.

См. подр.: Александров В. А. Сельская община в России (XVIII - начало XIX в.). М., 1976. С. 237-240.

Шулындин Б.П. Российский менталитет в сценариях перемен. // Социс, 1999. N12, С. 51.

Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. М., 1994. С. 262.

Энгельс Ф. О социальном вопросе в России // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.18. С. 544

Данилова Л.В. Указ. соч. С. 8.

Там же. С. 317.

Туган-Барановский М.И. К лучшему будущему. Сборник социально-философских произведений. М., 1996. С. 357.

Марков Б.В. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры. СПб., 1999. С. 285.

Иноземцев В.Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. М., 2000. С. 135.

Маркузе Г. Разум и революция. Гегель и становление социальной теории. СПб, 2000. С. 197.

Гегель Г.В.Ф. Наука логики. М., 1999. С. 97.

Маркс К. Капитал. Том 1. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.23. С. 773.

Маркс К. и Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии. // Там же. T.4. С. 439.

Маркс К. Капитал. Том 3. // Там же. T.25. Ч.1. С. 480.

Иванов В. Коллективная собственность общины. // Закон. 1996. - N5. С. 117.

Там же. С. 118 (Подр. см.: Е.А.Суханов. Право собственности и иные вещные права. Способы их защиты (комментарий к новому ГК РФ). Изд. АО "Центр деловой информации" еженедельника "Экономика и жизнь", М., 1996, вып. 3, с. 15.)

Фукуяма Ф. Конфуцианство и демократия. URL: http://www.politnauka.org/library/dem/fukuyama2.php

Этциони А. От империи к сообществу: новый подход к международным отношениям. М., 2004. С. 31.

Энгельс Ф. К критике проекта социал-демократической программы 1891 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.22. С. 234.

Этциони А. Указ. соч. С. 3.

Философские мысли натуралиста / В. И. Вернадский. М., 1988. С. 399.

Там же. С. 396.

Там же. С. 34.

Данные из Википедии (http://ru.wikipedia.org/wiki/Энциклопедия,_или_Толковый_словарь_наук,_искусств_и_ремёсел) - Интернет-энциклопедии, в которой знания упорядочены по алфавиту. Вся работа по размещению знаний и их постоянному обновлению выполняется по несложному алгоритму любым Интернет-пользователем.

Ленин В.И. Конспект книги Гегеля "Наука логики" // Полн. собр. соч. Т.29. С. 84.

Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2000. С. 105.

Там же. С. 81.

Философские мысли натуралиста / В.И. Вернадский. М., 1988. С. 305.

Труфанов С.Н. Пролегомены ко всякому будущему учебнику философии URL: http://www.psylib.ukrweb.net/books/_trufa01.htm

Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.46, ч.II, С. 215.

Гэлбрейт Дж. Новое индустриальное общество. Избранное. М., 2008. С. 317.

Там же.

Ленин В.И. Материалы к статье "К вопросу о роли государства". // Полн. собр. соч. Т.41. С. 335.

Философские мысли натуралиста / В.И. Вернадский. М., 1988. С. 54.

Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М., 1990. С. 188.

Ленин В.И. Детская болезнь "левизны" в коммунизме. // Полн. собр. соч. Т.41. С. 29.

Ленин В.И. Материалы к статье "к вопросу о роли государства". // Там же. С. 335.

Ленин В.И. Детская болезнь "левизны" в коммунизме. // Там же. С. 35.

Горский А.К., Сетницкий Н.А. Сочинения. М., 1995. С. 22.

Ленин В.И. Материалы к статье "К вопросу о роли государства". // Полн. собр. соч. Т.41. С. 337.

Там же. С. 334.

Лазуткин Андрей Петрович Постгосударственная парадигма управления акционерным капиталом

Лазуткин Андрей Петрович
Постгосударственная парадигма управления акционерным капиталом