Грязь была липкой и вязкой. Зима оказалась на редкость холодной и затяжной, земля промерзла почти на полметра. Выдолбить в ней хоть какое-то подобие окопчика было так же нереально, как совковой лопатой построить Днепрогэс. А наиболее решительных сдерживали два "шпандау", укрытые мешками с землей, парочка ручников и полсотни автоматов, лупивших с вершины той самой высотки. Ее и высоткой-то можно было назвать только из уважения к топографической точности. Высота 285,7. Вот так она называлась на штабных картах.
Теперь же батальон майора Рыженкова, убитого в самом начале боя, пытался занять эту высоту у немцев сходу, одним, чуть ли не штыковым ударом. Но на пути встретилась грязь. Липкая, почти черноземная. По склону не то что бежать, идти не было никакой возможности. Попробовали на животах - тот же результат. Как у Ленина - шаг вперед, два назад. Комбату в смелости трудно было отказать, а вот в сообразительности...
Встал, попытался поднять залегших солдат и после первой же очереди свалился вниз, скользя по жидкой грязи.
Капитан Кузнецов, принявший на себя командование батальоном, как старший по званию среди командиров рот, уже сорвал голос, но настойчиво требовал у штаба полка минометы.
- Да дайте же нам хоть пару-тройку тяжелых самоваров! Мы же их достать снизу не можем, там земляные укрепления и пулеметы... Они пристреляли местность и теперь лупят но нам, как по мишеням. Как нету? А где они? На главном направлении? А здесь какое? Нам что делать?
Трубка замолкла. Видимо, где-то опять перебило полевку.
- Связист! Проверь связь. Черт те что твориться, а связи нет. Бегом! Радист, а ты что? У тебя же проводов нет, так давай связь!
- Виноват, товарищ капитан. Не знаю, что за катавасия в эфире. Я их слышу, они меня - нет.
- "Они меня нет", - передразнил капитан радиста. - Не слышат, так стань на горку и кричи, может, услышат... А сейчас - на помощь связисту, вдвоем быстрее найдете обрыв. Мне связь во как нужна.
Капитан провел ребром ладони по шее. Радист пулей выскочил из ямы, которую все гордо именовали землянкой.
Капитан вытер пот и дождевые капли с лица и удивленно посмотрел на руку.
- Черт, меня же ранило? Когда? Он расстегнул кармашек гимнастерки и достал зеркальце - оно ему досталось, когда привозили "подарки фронту". От правого виска над ухом тянулась уже почерневшая от крови рваная рана, нижнюю часть каски справа как ножом срезало.
- Ого, еще бы чуть-чуть... это, видно, когда наши пытались с закрытых позиций высотку обстреливать. Снаряды ложились куда угодно, только не туда, куда надо. Даже ям на высоте не сделали толком, было бы где укрыться, пересидеть...
Капитан, огляделся, санитаров рядом не было, тогда как мог, перевязал себя, хотел надеть каску, но, взглянув на покореженный бок, отбросил ее.. "Другую найду", - подумал он и остановился. Нет уж, буду в этой воевать. Снаряд дважды в одно место не падает...
Дорожка к сопке сначала была усыпана битыми ветками, из-под растаявшего проступала прошлогодняя трава, а вот дальше... Там начинался грязевой ад. Ноги скользили, облипали килограммами грязи, а пытаться подойти еще ближе, означало сделать себя мишенью. Ни одного кустика, ни единой ямки, кроме двух воронок от тяжелых снарядов, но они были почти у самой вершины и до них было не добраться. Немцы стреляли только одиночными выстрелами и капитан понял, почему. Они внимательно выискивали среди фигурок в грязных шинелях того, кто хоть чуточку шевелился. Тогда и следовал выстрел.
Медсестра Зина, стащившая вниз на себе всего трех раненых, плакала над трупом, всего пять минут был просто раненым бойцом. Узенькие плечи, вымазанные грязью, с игрушечными погонами вздрагивали.
Капитан тоже четь не закричал, видя, как бездарно гибнут солдаты теперь уже его батальона. Он бы с удовольствием и заплакал, да слезы все кончились за два года войны. Он вытащил ракетницу и подряд дал салют из двух зеленых ракет - сигнал к отходу. Но отойти оказалось так же опасно, как и наступать. Единственный путь оказался безопасным - встать, а потом с разбегу свалиться на спину или живот и стремительно катиться вниз. Как на детской снежной горке. Если немцы не успевали засечь...
Капитан с горечью смотрел на уцелевших. По его примерному подсчету их осталось не более ста человек.
- Маловато от трех рот... И мне их вести снова на эту проклятую высоту...Вот только пойдут ли?
Комиссаров в ротах не осталось, только один лейтенант сновал от группки к группке, что-то рассказывая и показывая рукой в сторону высоты. Бойцы хмуро слушали и не отрывали глаз от банок с американской тушенкой, капитал приказал пообедать сухим пайком. Санитарка еще плакала, вокруг нее сидели трое самых молодых ребят и наперебой успокаивали ее, уговаривали поесть, протягивали банки со своей тушенкой, предлагали сухари. Здесь, в лесу не ощущалась близость страшной высоты с ее пулеметами, только с той стороны изредка слышались пулеметные очереди и шальные пули глухо шлепались в стволы деревьев.
На полянку, где обедал бывший батальон, выкатились, как игрушечные чертики, два
"виллиса". В переднем капитан сразу узнал полковника Ломова, командира полка. Во второй машине было многолюдно - майор в кожаном пальто с синими петлицами, сержант с новеньким автоматом и женщина...
- Она-то что здесь делает?, - успел подумать капитан, вскочил и бегом направился к
первой машине. Бойцы начали было вставать, но капитан на бегу сделал жест - сидите, продолжайте. Солдаты снова взялись за тушенку, тревожно поглядывая на "виллисы".
В полку Ломова уважали. Он начал войну командиром взвода, а вот теперь - полковник. Спокойный и даже добродушный, никогда не повышал голос, не срывался в истерики. Но сейчас его молодое красивое лицо перекосила гримаса гнева.
- Где командир батальона? Что здесь твориться? Капитан, где комбат?
- Нет Рыженкова, его в самом начале боя убило, товарищ полковник.
- Убило, убило... А кто командует батальоном? Кто развел этот бардак?
- Я взял на себя командование, а бардак этот немцы устроили...
- Что? Я тебе покажу, немцы! А вы где? Сидите тут, тушенку жрете, а там наступление из-за вас задерживается.
- Грязь, товарищ полковник...
- Что? А, ну-ка повтори, что ты сказал, капитан. Грязь? Ты что, смеешься надо мной? Какая грязь?
- На высоте, Земля промерзла, а сверху грязь. Бойцы на ноги встать не могут, даже ползти очень трудно. Скользят.
- Это бабы на тебе скользить может, а здесь наступать надо. Почему не взяли высоту?
- Я же говорю, грязь. Что ж я вторую половину батальона должен был положить зазря? Комбат просил хоть парочку тяжелых минометов, воронок бы накопали, укрыться было б где, а уж оттуда и наступали. С минометами мы бы....
- Ты еще резерв Главного командования попроси, капитан. Не можешь такую высотку взять, наступление задерживаешь. Знаешь, чем это пахнет?
- Знаю. А что же я могу сделать с грязью? Даже Наполеон проиграл сражение при Ватерлоо из-за грязи....
- Что? Ты себя с Наполеоном сравниваешь? А это что за зоопарк здесь развели?
Из землянки вышел здоровенный кот и стал тереьбся о сапоги капитана. Морда кота, порванное ухо и многочисленные шрамы доказывали, что он прожил бурную и богатую событиями жизнь. Автоматчик в "виллисе" поднял ствол и передернул затвор.
- Вот я сейчас тебя, скотина подзаборная...
Женщина оттолкнула ствол в сторону
- Ты что, котик такой милый... Котик, кисуля, иди сюда. Кис-кис-кис...
Однако кот, видно, накопил уже фронтовой опыт и дал стрекача. С неожиданной скоростью он рванул в ближайший хмызняк и скрылся. Раздался смех.
- Ясно. Какие солдаты, такой и кот. Ишь, сразу в кусты...Полковник, дайте мне с этим несостоявшимся императором поговорить.
В пылу никто не заметил, что майор в кожаном пальто подошел к ним и слышал почти весь разговор.
- Когда по плану должна быть взята высота?
- Не позже, чем через два-три часа. Танки как раз подоспеют. Не раньше и не позже.
- Вот и отправляйтесь на свой К, полковник, я тут сам порядок наведу. Будет вам высота.
- Ну...- полковник осекся и ошалело смотрел на майора.
- Не беспокойтесь, уезжайте. Я все-таки из штаба дивизии, имею полномочия.
В голосе майора зазвенел металл, полковник покраснел, потом рванулся к "виллису", дал знак шоферу. Машина резко, с юзом, развернулась с скрылась за деревьями.
- Так, капитан, начнем мужской разговор. Почему высоту до сих пор не взяли?
- Так я же объяснил, грязь...
- Брось ты свои детские отговорки, капитан. Грязь, грязь.... Что мы, в России, грязи не видели? Ты уж сразу говори, мерзавец, - струсили, испугались...
Капитан вспыхнул от неожиданного в мягкой речи майора "мерзавца", но сдержался.
- Грязь, товарищ майор, фактор такой же важный, как и вооружение. Немцы сильно укрепились, у нас тяжелого вооружения нет, а солдаты проявили настоящую храбрость. Вон их всего сколько осталось...
Майор усмехнулся.
- Вот сейчас и посмотрим, сколько их осталось. Строй батальон, капитан.
Послышалась команда и солдаты быстро построились в две шеренги. Места на поляне не хватало, потому строй оказался полукруглый. Майор вышел в центр и оглядел остатки батальона. Шинели у всех заляпаны грязью,в грязи, но оружие было чистым. Многие успели даже умыться, другие с пренебрежением отнеслись к умыванию и теперь светлые лица перемежались с грязно-серыми. Майор скомандовал:
- Ну, что, трусы и паникеры, пулеметов испугались? Вот и посмотрим, что страшнее - пулеметы там или я здесь. По десятку рассчитайсь!
По шеренгам негромко покатилось: "Первый, второй... десятый. Первый, второй...
Последний десятый выпал на капитана. Он громко выкрикнул:
- Десятый! Расчет окончен!
Про себя капитан считал десятки. Оказалось, он ошибся - вместе с легкоранеными в строю оставалось сто шестьдесят человек. А майор вновь скомандовал:
- Каждому десятому выйти из строя!
Шестнадцать человек во главе с капитаном выдвинулись вперед. Майор придирчиво обошел строй. У одного солдата забинтованная рука висела на перевязи, у другого белая чалма бинта пропиталась свежей кровью, еще двое опирались на палки вместо костылей, все стояли, понурив головы. Понимали, что ничего хорошего их не ждет. Неспроста все это майор затеял...
- Положить оружие! Сержант, отгони-ка ты этих дезертиров с поля боя вот туда, к тем березкам. А ты, капитан, ко мне.
Сержант выпрыгнул из машины и, взяв автомат на изготовку, встал за спиной жидкой шеренги. Медленно, как бы уравнивая шаг с ранеными, вышедшие вперед солдаты двинулись к березкам. Сержант стал перед ними, грозно уставив вперед автомат.
Ну, капитан, допрыгался? Видать, ты невезучий. Даже десятый номер тебе достался.
А по морже вижу, понимаешь ты, что я сейчас сделаю. Правильно, капитан, сейчас мы их расстреляем, как паникеров, трусов и дезертиров. Одного обвинения хватит, а тут их целых три. Никакого трибунала и штрафных рот не будет. Некогда антимонии разводить. У меня приказ - обеспечить успешное наступление и я его выполню. А тебя, раз уж ты десятым оказался, самого и заставлю расстрелять этих... Чтоб другим неповадно было. Понял, капитан? Командуй.
У Кузнецова похолодели пальцы. Он знал, вернее, догадывался, чем закончатся эти приготовления, не первый год на войне, но такого хода майора не ожидал. Неожиданно к глазам подступили слезы, чего капитан не ожидал вообще. Ему казалось, что это какой-то ночной кошмар, вот-вот он проснется, вот-вот майор улыбнется и отменит приказ, Но майор смотрел выжидающе и молчал. И капитан увидел словно со стороны, откуда-то сверху. все происходящее на поляне. Вот стоит он, вот здесь - майор. Строй бойцов остатков батальона, левее - группа осужденных на смерть от руки своих же товарищей. И где же Бог? Как будто он рядом, но его не видно. Капитан даже завертел головой, пытаясь увидеть Всевышнего. Где он? Как он может допустить такое? Они всего лишь люди и они не виноваты, что их заставили идти на смерть, но не такую же, как им уготовил майор. Да, они солдаты, а смерть для солдата обычное дело, но умирать так, с позором, они не заслужили. Боже, ну, где ты...
Майор молчал и это молчание оказалось страшнее всякого крика или ругани. Лучше бы он обзывал их подонками, мерзавцами, трусами и паникерами. Можно было хотя. бы заподозрить в словах майора что-то человеческое, какие-то обычные чувства вроде гнева, раздражения, но майор молчал.
Капитан вернулся на землю и понял, что это не сонный ужас, а самая, что ни есть суровая правда. Он решительно рванул ТТ из кобуры и, держа его у пояса, двинулся к майору. Тот поежился, а бдительный сержант повернул дуло своего ППШ на капитана.
Кузнецов бросил пистолет в рыжую траву и решительно пошел к строю обреченных.
- Давай, майор, командуй своему палачу. Я - тоже десятый. Так что стреляй.
Майор расхохотался.
- Ну, капитан, рассмешил! Да я таких петушков еще не видал. Стреляйте, палач... Слова-то какие знаешь. Из образованных, наверно?
- Так точно, товарищ майор госбезопасности. Московский университет, историк.
- То-то вижу, про Наполеона полковнику всякую хренотень нес. А полковник и уши развесил. Но со мной такой номер не пройдет, историк. Чертям в аду будешь свою историю преподавать.
Женщина из машины, давно подошла к строю и с нескрываемым интересом вглядывалась в капитана. Майор оглянулся.
- А, это ты, Настенька. Вот, смотри, какие у нас командиры-историки. А я никаких университетов не кончал, зато академию ЧК прошел. Так кто из нас более образованный, капитан, а? Кто жить будет, баб иметь, водку жрать, а кто нет?
- Кузнецов промолчал. Он решил использовать оружие майора.
- Чего молчишь? Только что такой разговорчивый был, а тут словно язык проглотил.
Это тебя в университете научили приказы не выполнять? Отвечай, сволочь! Хоть перед смертью признайся, что ты нарочно провалил операцию, что тебе твоя интеллигентская сущность позволяет не выполнять приказы. Говори!
Кузнецов молчал, только медленно и внимательно смотрел на шеренги бойцов его бывшего батальона. Лица у всех были страдальческие, только один улыбался.
- Как же его фамилия? Зайцев или Волков?. Что-то такое, из мира животных... А, вспомнил, Кроликов! - капитан даже улыбнулся. Улыбка окончательно взвинтила майора.
- Ты еще смеешься? Посмотрим, как сейчас будешь смеяться, капитан. Да ты уже и не капитан больше.
Майор шагнул к Кузнецову и двумя резкими движениями сорвал с него погоны.
- Ты даже не рядовой теперь, так, бродяга безвестный. И я уж позабочусь, чтобы твоей семье сообщили, кокой ты оказался трус.
Сорвав погоны, майор неожиданно успокоился. На лице вновь заиграла кривая полуулыбка.
- Настенька, гляди внимательней - твой первый клиент. Хватит тебе по штабам койки пролеживать, сама напросилась ко мне, вот и поработай.
У Насти засияли глаза, ноздри нервно подрагивали. Ладная шинелька, ушитая по фигуре, начищенные хромовые сапожки. Маленькие погоны с ефрейторской лычкой делали ее похожей на картинку из фронтовой газеты, где именно в таком виде изображались связистки и санитарки.
- Давай, давай... Сама просила, чтоб я тебя пристроил к себе, так теперь плати. А то бы таскала под пулями мужиков на себе, как эта трусливая сука.
Майор ткнул пальцем в сторону санитарки Зины и Кузнецов не выдержал.
- Не сметь оскорблять женщину!
Майор забыл о Зине и снова повернулся к капитану.
- Ага, заговорил. Как это я раньше не догадался, чем тебя пронять. Эй, Васильков, приведи-ка сюда эту сучку, пусть с капитаном вместе будет. Видать, у них любовь была, так пусть вместе и помрут. Как говорится, жили они счастливо и умерли в один день.
Автоматчик шустро подскочил к строю и выхватил из него Зину. Она вырвала рукав шинели из его огромной лапы и пошла сама. Рядом с Настей она остановилась. Обе женщины смотрели друг на друга. Эта секунда показалась Кузнецову бесконечно долгой На лице Зины не отразилось никакого чувства, даже презрения, словно она повстречалась с деревом. Потом Зина смачно плюнула в сторону майора и стала рядом с Кузнецовым.
Капитан окончательно потерял контроль за собой. По черным от грязи щекам текли предательские ручейки слез, промывая чистые дорожки. Он уже проклял себя, за то, что погубил эту у девчонку.. Промолчал бы и все...Нет, у них ничего и в помине не было, да была в другой роте, но сейчас он ощутил, что теряет близкого и родного, хотя и незнакомого ему человека. Он обнял Зину за плечи и почувствовал, как дрожит ее тело.
Настя, не спеша, достала наган, легко шагая по прошлогодней траве., подошла.
- Эй, капитан, выйди-ка вперед, а то я невзначай и твою подругу зацеплю.
Слезы у Кузнецова моментально высохли и он твердо сделал шаг вперед.
- Какой симпатичный капитан, да еще с высшим образованием. И не жалко себя?
- Мне тебя жалко. Как же ты жить с этим будешь? А что дети твои скажут, когда узнают, чем ты на фронте занималась?
- До детей еще дожить надо, капитан. И я доживу, а вот ты - нет.
- Стреляй. Давай, давай.... Струсила, штабная б...! Да у тебя никогда детей не будет, не может быть детей у такой ма...
Настя выстрелила Кузнецову прямо в лицо. Капитал откинул голову назад и мешком свалился на чистые сапожки. Женщина быстро освободила ноги и с неудовольствием отметила, что сапоги теперь в грязи...
Она достала платов и стала очищать их. Скоро они снова заблестели. Потом взглянула на майора. Автоматчик тоже вопросительно на него смотрел, ожидая приказа открыть огонь по этим трусливым отщепенцам.
Но майор неожиданно посерьезнел и устало произнес, словно про себя.
- Все на сегодня. С них и одного капитана по самые помидоры хватит. Напугали мы их до смерти, теперь не то что на высоту, в ад с песнями полезут.... Поехали, Петро. Настя, в машину.
Сытая, как у кошки, улыбка сползла с лица женщины и сменилась злостью.
- А как же остальные?
- Пусть их... Все равно до ночи не доживут. Эй, вояки, кто остался старшим по званию?
Лейтенант Хвостов выскочил из строя и застыл пред майором.
- Лейтенант Хвостов.
- Ты остаешься за комбата, пока не пришлют замену. Приказ знаешь? Выполняй. И не забудь про своего капитана. А то я ведь снова приеду.... Настя, в машину. Живо!
Долгое время все молчали. Сержант сидел с недовольным видом, будто ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Настя смотрела куда-то в сторону. Майор опять неожиданно захохотал.
- Эй, фронтовая подруга, поздравляю тебя с твои первым! Ловко ты его. Шлеп, и все. Интеллигент сраный... Туда ему и дорога, все равно убили бы сегодня. А сегодня мы это дело отметим. Первый - это всегда впечатляет. Я всех помню, но первый... Э, да ладно... Чего молчишь?
Майор резко повернулся на сиденье и посмотрел на женщину.
Как тебя перекосило.... Не переживай, он первый, да не последний. Или влюбилась в капитана? Когда успела?
Настя посмотрела на майора и натянуто улыбнулась. На лице застыли несколько капелек крови.
- Я мертвых не люблю, я живых люблю.
- Вот это правильно. На-ка платок, лицо вытри, свой-то об сапоги измазала.
Настя вздрогнула и нервно, даже яростно, начала тереть лицо.
- Да, крепко тебя это капитан задел... . Ничего привыкнешь. Сама захотела... А у нас работа тяжелая, трудная, нервная. Бери в Петьки пример, он тоже поначалу тоже сопли распускал, а потом привык. Правда, Петя?
- Так точно, товарищ майор. Только вот жалко как-то, обидно...
- Да не жалей ты! У нас еще будет работа почище этой...
Майор опять обернулся.
- Эй, подруга, а что это у тебя?
- Под погоном у Насти виднелся сгусток крови и сверкнуло что-то белое.
Майор перегнулся через сиденье.
- Посмотрим, что это...
Он ловко вытащил из-под погона что-то белое, маленькое и снова заржал. Теперь уже во весь голос.
- Эй, стрельчиха! Ты погляди, какой подарок тебе твой капитан сделал. Это же капитанов зуб! Возьми, дырку провертишь, нитку проденешь, на шею повесишь... Наилучший талисман от смерти.
Петр тоже решил вмешаться.
- Точно. Я в одной книжке читал, что раньше язык у повешенного отрезали, как
будто бы онот смерти спасал, от неминуемой гибели... Жалко, что стреляем, а не...
Настя зажала рот рукой. Майор рявкнул:
- Останови, женщине плох
Настя вывалилась из"виллиса". Ее рвало долго и мучительно. Наконец она, бледная, заняла свое место, опустила голову, и майор не мог увидеть ее глаза.. Машина тронулась.. Все опять замолчали.
Навстречу "виллису" двигались две полуторки, то и дело завязая в грязи. Машины, отчаянно воя моторами, фонтаны грязи грязь, на толкавших машины солдат. В кузовах стояли четыре тяжелых миномета и ящики с минами. Полковник, да и всей дивизии, все-таки очень нужна была это грязная высота....