Не так давно один человек хотел меня обидеть. Он обозвал меня "шестидесятником". А я горжусь, что я "шестидесятник", что ходил к памятнику Маяковского по ночам слушать Евтушненко, Вознесенского, Казакову и других не менее замечательных, но, быть может еще не настоль известных поэтов. Я горжусь, что в те годы мы пытались восстать против "советской власти" хотя бы в своих размышлениях, разговорах,- наивно, глупо, неумело, но пытались воспротивиться превращению человека в безымянный винтик, а хотели быть свободными людьми, имеющими хоть свободу слова. У нас образовалась группа молодых ребят и девчонок, которую потом потащили в КГБ и обозвали нас "антисоветской группировкой". А ведь мы, в сущности, были обыкновенными молодыми ребятами, которым показалось, что "хрущевская оттепель" сможет "исправить" нашу перекошенную страну
Я уже сказал, что делали мы это глупо, наивно и как-то даже по-детски. Правда, власти восприняли нас всерьез - исключения из вузов, комсомола, психушки и тюрьмы... Позже, когда я попал на войну, я понял, что надо было идти другим путем. Но что горевать о том, что давно прошло? Когда закончилась, наконец, афганская война, у меня возродилась надежда - вот эти ребята, испытавшие на себе все "прелести" войны за социальную справедливость во имя победы коммунизма на всей земле" привнесут новый дух, новое понимание своей страны, но кончилось все тем, что только образовались братства и общества афганцев и кооператив при них, а старшие офицеры сделали головокружительные карьеры и многие - огромные деньги.
А вот совсем недавно я вспомнил рассказ моей матери, который слышал от нее много раз и она всегда смеялась. У мамы было глубокое и точное чувство юмора, она знала, что это было смешно, хотя для кого-то это оказалось невосполнимой утратой. Тут уж как посмотреть. Речь идет ни много ни мало, а моем личном вкладе в великую Победу! Смешно? Да. Мне было всего около трех лет и я был не Геракл. Смех и грех, но, постепенно разобравшись, я понял, что мама была права.
Сначала предисловие. Мой отец ушел на фронт, а я с мамой и старшим братом Александром остались в оккупации. До конца советской власти я вынужден был писать во всех анкетах, что я находился на "оккупированной территории". Это о трехлетнем мальчишке! Вдумайтесь те, кто не верит во все, что, по-вашему не было, что это просто выдумки. Что это, повод выступления против "кровавой гэбни! Я знаю это по себе, мне не надо никого расспрашивать, и читать глупых и лживых книжек по истории тоже не нужно. Я знаю!
Оккупация уже близилась к концу. Немцев вот-вот должны были погнать обратно, Но перед этим, друзья посоветовали моей матери детьми переехать в тихую деревню, все-таки мой отец был директором школы, а немцы вегда пристально следили за оставшимися по разным причинам в оккупации интеллигентами. Друзья опасались каких -либо репрессий немцев и мать согласилась. Не помню уж название этой деревушки, да это не так уж и важно. Забыл спросить у матери, а теперь уже не спросить....
И вот однажды немцы гнали колонну советских военнопленных, Мать говорила , что колонна была длинная... Женщины, в том числе и моя мама стояли и беспомощно смотрели на идущих. И думали - а ведь у кого-то осталась где-то мать, жена, любимая девушка, дети... Но пока женщины смотрели и горевали, я действовал. У хозяйки, где мы квартировали, был закуток с утками. То ли снаружи забора, то ли изнутри , но с дверцей наружу. И я добрался-таки до этой дверцы! А чем она была заперта? Обыкновенной палочной, сучком. И я его.... вынул. Дверцы утятника раскрылись.
Мать потом мне рассказывала, что все женщины удивлялись - за кем это гоняются пленные, кого они ловят. А это утки, выпущенные мною , вырвались на свободу и стали добычей пленных. Не знаю уж, как разбиралась моя мама с хозяйкой уток, но, судя по тому, что мы остались жить, как и прежде, все уладилось мирно и спокойно, хотя наша хозяйка была очень рассержена потерей уток (и это понятно), но потом успокоилась...
Прошло уже семьдесят лет с того памятного для мамы (для меня тоже) дня и я все чаще вспоминаю этот мамин рассказ. И думаю. Перед отступлением немцы редко расстреливали всех военнопленных, даже в лагере смерти Тростенец (под Минском) они этого не сделали. Чаще всего бросали людей на произвол судьбы. Так, возможно, из той колонны кто-нибудь выжил и пошел воевать дальше? А может, дошел и до Берлина? И, может, та утка, которую я выпустил, спасла его от голодной смерти? Или хотя бы помогла выжить? Сейчас бесполезно искать кого-то, но я надеюсь, что именно так и было. "Мои" утки, хоть в малюсенькой степени, такой, что и в микроскоп еле разглядишь, но все-таки внесли свой вклад в Победу. И этим случаем, этим был, быть может, самым важным в моей жизни поступком, которым действительно горжусь , хоть и совершил его в практически в бессознательном возрасте.