Не в пример годам нынешним, в суровые зимы шестидесятых годов плавание по Балтийскому морю редко обходилось без ледокола. Февральский Борей нагонял из Ботнического залива дрейфующие поля пресноводного ледяного покрова тридцати сантиметровой толщины, а в особо суровые зимы ледяным щитом покрывалось не только Балтийское море, а замерзали даже проливы Зунд и Большой Бельт. Понятно, плавание под ледокольной проводкой требует от судоводителя не только основательных навыков плавания в ледовом караване, но и безупречного знания ледовых качеств собственного судна. В должностные обязанности капитана-наставника Базы рефрижераторного флота входила не только обязательная помощь начинающим судоводителям в обретении ими ледового опыта плавания, но бытовало ещё требование вывода до чистой воды и "зрелых" капитанов, впервые "оседлавших" судно из незнакомой раньше серии. Случалось и так, что даже убелённые сединами капитаны просили службу мореплавания прислать дублёра капитана "напрокат", чтобы при затянувшейся ледовой эпопее, разделив с ним уставную обязанность присутствия на мостике, иметь право подремать на диванчике в штурманской. Именно так и поступал "мудрый из мудрейших" капитанов Таллинской Базы рефрижераторного флота Давид Фишеливич К. С первого дня приёмки и, по день описываемых событий, оставался он бессменным капитаном транспортного рефрижератора "Бора" избороздившего как вдоль, так и поперёк просторы Атлантического океана и пользующегося заслуженной славой чрезвычайно везучего судна.
То были годы ещё нерастраченных иллюзий, когда с пионерского возраста нам прививалось жажда первенства в какой-то трудно объяснимой и громадной коллективной гонке "в никуда", охватившей нашу общественную систему. Наше поколение было помешанным на рекордах и жажде первенства и не только в балете или в космосе. На очередного счастливца, побившего рекорд выдачи на гора "угля, хоть мелкого, но до хрена", либо на фартового капитана, в чьи сети забрело немереное количество сельди, вешались ордена и о них шумели средства информации. А в честь таких фартовых капитанов пионерия распевала у костра бодренькие песенки: - Жил однажды капитан, он объехал много стран, и не раз он бороздил Океан... Раз пятнадцать он тонул, погибал среди акул, но ни разу даже глазом не моргнул... - Правда, последняя фраза, здесь приплетена лишь для красного словца. Ни "Бора", ни её капитан не только не собиралась тонуть, но даже ни разочка не попадали в экстремальные погодные условия, потому что Давид Фишелич водил судно ни на пядь не отклоняясь от рекомендованного Центральным Институтом Прогнозов морского пути. Дважды в сутки этот путь корректировался учёными метеорологами по радио, и таким образом рефрижератор неизменно счастливо расходился с центрами зарождающихся ураганов.
За годы командования "Борой" из под крылышка Фишелича успела выпорхнуть когорта молодых, но достаточно зрелых судоводителей, поэтому наставлять и чему-то учить уважаемого капитана, было бы лишь себе дороже. Как это ни удивительно, ни высшее военно-морское образование, ни былой опыт командования боевым кораблём не помешали стихиям сформировать у капитана "Боры" глубокое почтение к самым заурядным предрассудкам из морских и рыбацких баек и примет. Поговаривали, что в умении пользоваться едва уловимыми, только ему понятными и призрачными приметами превзошёл Фишелич даже именитых знатоков рыбацких и морских традиций, а те в пику сгруппировались в нечто подобное кругу завистников к "больно уж везучему судну и его капитану". Им и в голову приходили иного, как только объяснять "неизменную везуху" "Боры", умением её капитана пользоваться полным набором из секретных рыбацких и морских примет. От внимания завистников не скрылись и способности хитромудрого Фишелича прогнозировать все нюансы предстоящего рейса. Поговаривали, что делалось это с помощью обычной колоды игральных карт. Подмечено, что вопреки здоровой флотской традиции, свой "адмиральский час" Фишелич коротал не лёжа на диванчике, а предпочитал раскладывать пасьянс за столом кабинета капитана. Злые языки утверждали, что именно так: в сложном и только одному ему понятном карточном пасьянсе, капитан "Боры" заблаговременно "вычислял" откуда, как и когда ему ждать "ветра удачи". Подобные разговоры веселили Фишелича. Таким слухам он умело подыгрывал и провоцировал их распространение, преднамеренно не скрыв от глаз входящего разложенный пасьянс или просто колоду карт на самом видном месте рабочего стола. По всей видимости, не без подсказки карт обошлась и очередная его задумка прихватить меня с собой в рейс на поставки рыбной продукции по африканским портам. Ясное дело, пришлось потрудиться, чтобы убедить главного капитана Базы реффлота, а затем и меня в мысли, что для начинающего капитана-наставника было бы "невредно вживую" пройти коммерческую практику по экспортным поставкам рыбной продукции в иностранные порты. Здесь он оказался прав на все сто процентов, в этой области я был полнейшим профаном. Хотя по судовой роли и числился я капитаном-наставником, однако на "Бору" целенаправленно попал явно на выучку к капитану, "собаку съевшему" в деловых отношениях с иностранными фирмами. Три месяца наблюдал, вникал и учился я разбираться во множественных хитросплетениях, возникающих при загрузке, доставке, выходу на причал и документированию экспортной рыбной продукции. И ежедневно только убеждался, что никто из капитанов нашей "Рыбкиной конторы" не смог бы потягаться с Давидом Фишеличем талантом загрузить судно, да так, чтобы в дальнейшем без головной боли развезти и "распродать" на зарубежных поставках всю эту мешанину из рыбных пород и наименований в 4 500 тонн весом. А он раз за разом проделывал это без намёка на рекламацию, убеждая меня, что причины подобной "везухи" надо искать в добросовестном и творческом подходе к делу, к которому у него ещё с пелёнок народилась и только зрела расчётливая хватка талантливого коммерсанта. Ещё до подхода "Боры" к промыслу Фишелич добивался от начальства промыслового района разнарядку на очередность разгрузки траулеров, планируемое количество и породный состав снимаемого с них груза. Вскоре на капитанском столе лежала стопка грузовых планов с интересующих его судов и ежедневно в ней корректировались сведения из радиосводки по количеству, породному составу и размещению вылова в трюмах траулера. Теперь, минуя экспедиционное руководство промысловым районом, капитан "Боры" находился на прямом контакте с капитанами траулеров, заранее обговаривая оптимальные варианты планируемых операций. А ещё, что довольно существенно, Фишелич одним из первых на Западном бассейне смог оценить, освоить и применить на практике современный и прогрессивный метод пакетных перевозок грузов. Загрузка судна с разделением адресных партий коробов рыбы "на пакеты" и даже не сепарацией из старого хлама досок, а обрывками старого сетного полотна, оказалась удобным подспорьем для учёта разнообразия породного состава в соответствии с заявками получателей и позволяла не путаться и не ломать головы при определении очередности выгрузки. Как в сложном пасьянсе: карту в масть к карте, цветными карандашами раскладывала рука капитана по трюмам и твиндекам грузового плана "Боры" раздельные погрузочные партии в соответствии с заявками зарубежных фирм и отечественного "Рыбного сбыта". Подобным образом, но уже в обратном порядке этот "пасьянс" повторялся и в портах выгрузки. И так из рейса в рейс, без единого прокола и без жалоб грузополучателя. С годами у Давида Фишелича сложились собственные доверительные деловые связи с местными "фирмачами", закупающими в Союзе мороженую рыбу. Об этом знали и это ценили в советских торговых представительствах, разбросанных по портам побережья Западной Африки. Оценили коммерческие способности капитана и в экспортном отделе Главка "Запрыба", и теперь рефрижератор "Бора" вне конкурса перехватывал лучшие заявки на экспортные поставки. Экипажу это нравилось. Ведь за время нахождения судна на поставках некоторая часть зарплаты команде приходилась на иностранную валюту, а к ней ещё и перепадали кое-какие премии в "деревянных" за сбыт экспортной продукции. В силу своих возможностей вслед за капитаном старался быть на высоте и комсостав судна. А комиссар "Боры", считавший главным залогом порядка на судне сытого моряка, и посему поднявшись на мостик, первым делом докладывал: - Обёд сегодня хороший, команда довольна! Действительно, с чего бы ей не быть довольной? Если обычный рейс транспортного судна промысел - порт с его нехитрой системой прогрессивной оплаты труда, всегда мог пойти насмарку из-за испортившейся погоды или непредсказуемого безрыбья, то рейс на поставки по Африканским портам, хотя и был намного длинней рейса на Союз, но не нуждался ни в суете, ни в спешке. Как обычно поставки за рубеж рыбной продукции сопровождались длительными стоянками в портах с благодатным климатом. Свободной от вахт команде здесь не возбранялось гонять мяч по золотому песочку пляжа, чтобы потом за полосой прибоя смыть с себя пот и полуденную дрёму. Благо мотобот всегда на ходу, а капитан не стесняет экипаж занудными наставлениями о "правилах поведения советского моряка за границей". Экипаж ценил умение капитана держать на высоте имидж судна и поддерживал все его инициативные начинания. На нижней жилой палубе, и на кормовом "хуторе", где проживала основная масса команды, о капитане говорили только с уважением. А случайные и редкие разгильдяи, побаиваясь его проницательного и насмешливого взгляда, старались только реже попадаться ему на глаза, но их неизменно "вычисляли" и старались не задерживать более одного рейса.
Отчётность капитана "Боры" за инвалютные рейсы отличалась постоянной корректностью, поэтому приводилась всем нам в пример и, казалось, не требовала никакого подхалимажа, и даже подобия "смазки" всегда чем-то недовольного конторского клерка. Однако вместе с официальной бумагой, Фишелич непременно вручал маленький, но приятный презент в виде закордонной цветной авторучки, лощённого зарубежного календаря или зажигалки. Угодить с презентом дело тонкое и редко когда совпадает с запросами, и подобные презенты плодили в подразделениях конторы больше завистников, чем друзей. Был у Фишеливича и другой мелкий грешок. Не лишён был он и слабости пижона, чтобы отказаться от удовольствия подкатить на "Волге" под окна "Пентагона", и на глазах у завистников захватить парочку приятелей с намерением смотаться к "Интуристу", хлебнуть перед обедом рюмку - другую аперитива. Я не набивался в эту компанию, но и ни разу не отказывался от наслаждения под стопочку выслушать парочку свежих еврейских анекдотов и самых горячих новостей, в курсе которых Фишелич всегда ухитрялся быть. Не знал я, чем вызвано подобное расположение ко мне старшего по возрасту, опытного и не раз битого жизнью, повидавшего виды бывшего флотского офицера и командира боевого корабля. Обманывался ли он окончанием на "ич" моей фамилии, принимая меня за еврея, толи я действительно был ему нужен в каких-то расчетах, остающихся для меня тайной. Успокаивался же выводом, что необходим ему лишь для подмены в отпуск или при прочих случайностях жизни, даже не предполагая, что он доверял мне, как человеку безопасному, даже в дремучих снах не помышлявшему, как бы подсидеть его в капитанском кресле из красного дерева. Как показало время, всё это оказалось домыслами, а на самом деле всё было проще, и, каюсь, думал я о Фишиличе хуже, чем он был на самом деле. Всё станет на места и прояснится лишь спустя десяток лет. К тому времени Давид Фишелич уже сойдёт на берег и по праву займёт кабинет начальника коммерческого отдела Базы Реффлота, но своего отношения ко мне, теперь уже как к явному неудачнику, скатившемуся до капитана портового буксира, он ни на йоту не изменит. Без определённой нужды, и так же, как и во времена былые, продолжал он подкатывать на "Волге", теперь уже к трапу буксирного катера, с "дежурным шкаликом" в кармане, чтобы по-приятельски откушать со мною флотского борща, со свежим еврейским анекдотом на закуску. Надо отдать должное, приглашением на борщ "по-украински" в рукотворном изделии нашего старшего механика мог похвастать не каждый начальник отдела Базы. А хлебосольный стол буксирного катера "Суур Тылл" был славен не одним флотским борщом. Благо в порт постоянно возвращались со всех окраин мирового океана от Шпицбергена и до Антарктиды старые друзья - промысловики, одаривая буксирные услуги самыми экзотичными дарами моря. В редкий день над портовой акваторией не благоухало сборной рыбацкой ухой из семи ценных пород рыб, креветками или кальмарами в майонезе, а по радиотелефону не сыпались заявки претендентов на предстоящий Лукуллов пир на борту нашего катера.
- Всё познаётся в сравнении, - высказался кто-то из мудрых. В этом я убедился, когда расстался я с океаническим флотом, но не по собственному желанию и лишь по недоброй воле человека в белом халате. Оказавшись на портовом буксире и испытав горечь рухнувших надежд, смог до конца понять я Давида Фишелича и как человека, и как капитана, дорожившим "Борой" не менее чем свалившегося на него драгоценного подарка судьбы. "Бору" он опекал и охранял от завистливых глаз с предосторожностями ревнивого мужа, очей не спускающего с красавицы жены. Да и холил "Бору" он от души, повторяя при этом фразу известного адмирала: - В море, значит дома! По-хозяйски благоустраивая этот дом, старался он, чтобы никому не было в нём тесно или тоскливо. Отношение Фишелича к личности подчинённого определялись какими-то его "собственными понятиями" и готовностью заранее отпустить грехи за мелкие и простецкие человеческие слабости. Судовые разборки с его присутствием обычно не требовали применения оргвыводов и заканчивались беседой в каюте капитана. В конечном счёте это породило молву "о строгом, но справедливом и душевном капитане". Обрастая легендами, молва распространилась по флоту, создав из Давида Фишелича образ некоего капитана-патриарха многолюдного в 73 человека клана. А тем же временем, в противовес подобной молве в кулуарах береговых подразделений Производственного Объединения "Океан" рождались и со скоростью беспроводного телеграфа распространялись анекдоты об очередном чудачестве "старого мудрого еврея". Так и останется за кадром, кто и почему прилепил к имени мудрого еврея эпитет "старый", хотя Давид Фишелич и не был стар, а пребывал ещё в полном расцвете мужских сил, и вовсе не был замечен в пренебрежении к женскому полу.
Позже, пробиваясь сквозь шквал годов перестройки, в память завета "мудрого еврея" старался и я придерживаться подхваченного от него кредо: - Живи и радуйся жизни сам, да не мешай делать никому мира сего, тем более и только по иронии судьбы зависящих от воли твоей! Насколько помнится, возможно чаще это мне удавалось, и наверное потому, что главные этапы моего жизненного пути пришлись на так называемые "застойные годы", оказавшимися золотыми годами моей молодости, когда возможным казалось бы многое из "невозможного". Не поэтому ли, даже явные невзгоды минувших лет вспоминаются с неизменной теплотою на душе?
В конце шестидесятых годов, на попутном судне я возвратился из очень коротенького рейса в Северное море, куда меня занесло после вывода "на чистую воду" молодого капитана. Переночевав дома и помня о своём договоре с Давидом Фишеличем, с раннего утра я помчался в контору. Неделю назад он взял на себя обязательство уломать "флотоводцев" отпустить меня с ним в очередной африканский рейс в роли дублёра капитана. "Бора" на этих днях заканчивала погрузку и готовилась к рейсу на поставки. Очень странным показалось мне, что ни на судне, ни в конторе самого капитана "Боры" я не обнаружил, а там очень бы хотели и сами его видеть. В службе мореплавания про наш договор с Фишеличем ничего не знали, и предложили мне взять отгульные дни за прошлые рейсы. Отгул меня вполне устраивал. На необходимости отдыха настаивали домашние, а в глубине души я надеялся за эти дни столкнуть в зачёт курс "Сопротивления материалов", пока он ещё не перепутался в мозгах с "Теоретической механикой", над задачками которой я уже корпел в контрольных работах заочника. Даже не стал я ждать расчёта бухгалтерии за рейс и отгульные дни. Известное дело, как и серого волка: - каждого заочника ноги кормят, и я помчался домой, перебирая в уме постулаты сопромата, чтобы сегодня же вечерком постараться столкнуть в зачёт, чтобы навсегда их позабыть.
Дома я застал сонную пятиклассницу. А на вопрос: - Почему не в школе? Дочь путано объяснилась. - С утра у нас сдвоенный урок "Ленинского часа". Понимаешь, па, пионервожатая Лена вместо того, чтобы задать страницы для чтения в книге "отсюда и до сюда", нам, как малограмотным дояркам, сама читает вслух о Володе Ульянове и про серенького козлика, про которого он любил петь окружающим с раннего детства. Не могу эту Лену ни видеть, ни слышать! На глазах у дочери блеснули слёзы. - Па, если тебе будет нагоняй от классной Альбины, что ты ей скажешь? - Да просто напомню классной даме, что даже в самый разгул царского режима самодержец Пётр I требовал: - Дабы дурь твоя была видна каждому, не говори по писанному, а толкуй о деле своими словами.
Тут зазвонил телефон. Оказывается, главный капитан срочно вызывал меня в контору, а морской инспектор шепнул в трубку чисто по-приятельски. - Кажется, выпало тебе завтра выходить капитаном в рейс на "Боре". Есть сведения, что прошедшей ночью Давида Фишелича увезли из дому на неотложке и уже прооперировали паховую грыжу. Его состояние средней тяжести, к нему не суйся, всё равно не пустят... Да, напомни своей благоверной, чтобы не забыла уложить в чемодан тропическую форму, белые чехлы на фуражку и гольфики - это я говорю о таких длинных белых носочках, одеваемых в паре с тропическими шортами.
На глазах повеселела дочка. - Па, можно я сегодня не пойду в школу? Только ты напиши записку для классной, что я собирала и провожала тебя в море? А в Африке будет здорово жарко? Но ты всё равно не забудешь, что обещал мне привезти большого Африканского попугая? Да только смотри не забудь про попугая, как в прошлый раз про жвачную резинку!
Рефрижератор "Бора" проектировался как банановоз и строился для плавания в тропических водах с эпизодическими заходами в мелкобитый Балтийский лед, но исключительно под проводкой ледокола. Как и вся серия из десятка однотипных с "Плайя Хирон" банановозов, "Бора" была куплена в Западной Германии при обстоятельствах схожих с детективной историей. Невозможность подобной сделки определялось эмбарго конгресса США на продажу СССР технологий и морских судов со скоростью, превышающей 20 узлов. В обход этих запретов закупка флотилии из десятка судов состоялась лишь благодаря усилиям двух лиц из противоположного лагеря, но состоящих в давней деловой дружбе. Дружба это зародилась в послевоенные годы в оккупированной союзниками Германии, а по трагичности своего конца напоминает о классическом сговоре доктора Фауста с никогда не проигрывающим Мефистофелем.
"Гамбургским зеленщиком" прозвали жители портового города мальчика Вилли, по утрам развозящего по сонным довоенным улицам ручную тележку со шпинатом. Будучи уже молодым человеком Вилли Брунс ухитрился оказать неоценимые услуги советскому оккупационному командованию по розыску, сбору, мелкому ремонту и отправке в Союз доставшемуся ему в качестве трофеев доли от флота разгромленной Германии. В благодарность за отысканный в нейтральном порту Южной Америки теплоход, Брунсу разрешили доставить на нём в свой голодный город благотворительный груз продовольствия из Аргентины. На вырученные средства Вилли теперь зафрахтовал теплоход - развалину, но с ним всё прошло-проехало удачно, и на регулярной основе стал Брунс подкармливать сограждан дешёвым колониальным продовольствием. Жизнь научила его вертеться и сотрудничать и с теми, и с другими оккупационными властями разделенной на две половины Германии. Такая раздвоенность оказалась предприимчивому дельцу только на руку. Советскому Министерству рыбной промышленности разворотливый прохиндей Вилли помог собрать воедино китобойную флотилию "Слава" и в качестве посредника помогал верфям Штальзунда и Ростока в закупках на Западе дефицитного в ГДР корабельного оборудования. А на этих верфях, как известно, было поставлено на поток строительство рыболовных траулеров для Союза. Сколотив приличный капиталец, Брунс совместно с "Америкен фруут компани" завладел монополией доставки в Западную Германию бананов. В Гамбургском порту был построен современный и крупнейший в Европе банановый терминал. Постепенно избавляясь от амортизированных довоенных судов, и пользуясь бумом судостроения, Брунс заменил собственные развалюхи современной товаропассажирской рефрижераторной серией судов типа "Плайя Хирон", чьёй сестричкой была и "Бора". Но жизнь не стояла на месте. Вскоре научно-техническая революция бросила свой очередной вызов, и потребовала обновления флота более рентабельными и скоростными судами, уже не в 20, а в 24 узла. Бывший Гамбургский зеленщик, вспомнив давнишние связи, предложил нуждающемуся рыбному хозяйству СССР флотилию из среднего возраста рефрижераторов. А чтобы успокоить неугомонных американцев, прибег к заурядному подлогу - правке на бумаге технических характеристик двигателя. На основании липового акта теплотехнических испытаний, фирмой изготовителем двигателя "Ман", на 10 оборотов в минуту было предписано уменьшить номинальные эксплуатационные обороты главного двигателя, а в судовой спецификации исправили скорость судна с 20 на 18,5 узлов.
Судно типа "Плайя Хирон", чьей сестричкой была и "Бора"
Известно, аппетит приходит во время еды. Окрыленные удавшейся и взаимно выгодной сделкой, обе стороны возжелали большего. Располагая немалыми валютными средствами, рыбное министерство не поскупилось, и готово было на закупку новенькой серии рефрижераторов типа "Ветер" с эксплуатационной скоростью в 24 узла. Догадываясь, что прошлый номер здесь больше не сойдёт, предприимчивый Вилли придумал новенькое: - организовал заказ на постройку серии судов в Южно-Корейской фирме, которая об американском эмбарго и слыхом не слыхивала. Так Таллинская База Реффлота разжилась, но теперь уже в Корее самым современным и быстроходным рефрижератором на Балтийском море "Бриз". Лично мне удалось побывать на "Бризе" капитаном лишь две недели и то, в плавучем доке, да разок пробежаться на нём из Клайпеды до Таллина. В течение ночи, я несколько раз поднимался на мостик, и сбавлял скорость этого стайера, но бесполезно, всю ночь перехода он тоже не спал, этот явный псих и лихач-автолюбитель старший механик. Снова, и снова он втихаря накручивал обороты винта до номинала. В результате на рейд Таллина "Бриз" припёрся в самое неподходящее время к 05-00 утра, а вся команда была злая и не выспавшаяся и вдобавок разозлила не ждавших нас по такой рани портовые власти.
А о пресловутом Вилли Брунсе мне сказать больше нечего, это всё, что мне запомнилось из баек Фишелича, накопавшего сведений о гамбургском зеленщике у немецких корабелов, при плановых профилактических ремонтах "Боры" в Гамбурге.
Со вторым действующим лицом грандиозной и довольно афёрной сделки ХХ века, я познакомился лично, когда ещё не успел износить суконную форменку, одетую на меня в школе юнг. Оказавшись самой чистой на катере, форменка послужила причиной выбора именно меня в качестве судового стюарда, обеспечивающего застолье нашего министра с капитаном буксирного катера "Казбек". Конечно, я здорово перестарался чтобы ударить лицом в грязь. Прикинув, что министру не пристало закусывать хамсой, выуженной из бочки с тузлуком, в котором болтались не всегда качественно мытые матросские руки, рыбу я почистил и вымыл, но вместо спасибо, меня за это обесславили на весь Черноморский бассейн. Я выкручивался и кивал на главного виновника инцидента - старпома, нечестно укрывшегося за моей спиной, с чем вполне был согласен и дядя Лёня-капитан, заметивший: - мало дать указание, положено проверять и ход его выполнения. Когда всё затихло, и инцидент был спущен на тормозах, о новом рыбном министре вновь заговорил наш старпом дядя Саша. Оказывается, он был наслышан о будущем министре ещё задолго до войны с японцами на озере Хасан. Завербовавшись на ДВК, дядя Саша успел за год до вооруженного конфликта со "страной восходящего солнца" рыбалить сельдь иваси в Охотском море. Как известно, на другой стороне моря, как следствие поражения при Цусиме и Портсмутского мирного договора, полными хозяевам на Южной половине Сахалина были японцы. Советские рыбаки старались ладить с япошками и даже организовали совместное Советско-Японское акционерное общество АКО-1 или Акционерное Камчатское общество, одним из директоров которого и был наш теперешний министр: Александр Акимович Ишков. Общаясь с японскими акционерами - явными акулами капиталистического бизнеса, Александр Акимович научился разговаривать с ними на понятном для обеих сторон языке, продолжая при этом свято беречь государственный интерес и народную копеечку, не забывая приумножать её в рубли. В трудное послевоенное для страны время возглавил тов. Ишков союзное министерство. Первым делом нужно было накормить животворным белком и жиром отощавшее за войну и за последующие за ней послевоенные голодные годы население страны и её громадную армию. Известно, что довоенная страна располагала мизерным числом океанического промыслового флота, а тут ещё война навсегда упокоила его остатки на дне защищаемого моря. Так что на добычу в открытом море нечего было и рассчитывать. Вовсе не от хорошей жизни министр сознательно пошёл на разграбление природных запасов внутренних Азовского и Каспийского морей, удвоив максимально допустимые квоты на облов рыбы варварскими прибрежными ставными неводами. Вместе с массой в десятки тонн тюльки ставные неводы черпали и губили тонны молоди ценных осетровых пород. А тощую тюльку местные рыбаки прозвали "жуй- плюй или Ишковка". Тем не менее, возглавляемое Ишковым министерство не дремало, а спешно готовило к выходу в океан китобойную флотилию "Слава". Тем же временем со стапелей, на которых нацисты как блины выпекали одну за другой подводные лодки, были уже спущены первые сейнеры для облова сельди в Атлантике. А самое важное событие: поставлен на судостроительный поток легендарный Средний Рыболовный Траулер - СРТ - главный герой освоения рыбных запасов Мирового океана с невиданной рентабельностью в 700%, превысившей самые фантастические запросы времени. Теперь за счёт дикой средневековой эксплуатации рыбака-труженика моря происходит накопление баснословных средств, с умом осваивая которые, министерство закладывает строительство более крупных и рентабельных судов, строит рыбные порты, холодильники, судоремонтные и судостроительные заводы, создаёт сеть мореходных училищ. Не скупится наш министр на закупку у иностранных фирм современной рыбопоисковой техники и новейших навигационных приборов. С освоением в мировом океане новых районов промысла год от года растут уловы, дешевеют и разнообразятся породы промысловых рыб поступающих на прилавки городов и весей. Чтобы не показаться голословным, в качестве примера приведу такой факт. Тридцать три копеечки за килограмм во времена оные обходился потребителю мороженный серебристый хек. При пенсии в 130 рублей, выживший из ума пенсионер мог купить 433 кг хека, а вот на сколько кг рыбы хватит у нынешнего пенсионера его месячного пособия можете подсчитать сами. Полученный вами результат только подтвердит жизнеспособность экономики, проводимой тов. Ишковым в возглавляемом им Министерстве. К несчастью недальновидная и колеблющаяся вместе с престарелым генсеком "руководящая и направляющая" вначале одобрила и разрекламировала, чтобы затем предать и задушить начатое премьером реформирование народного хозяйства, перенацелив его с губящего экономику страны вала продукции на прибыль. Вскоре эти идеи Косыгина подхватит "дядюшка Дэн", и коммунистический Китай успешно продемонстрирует миру поразительную жизнеспособность регулируемой государством социалистической экономики, замешанной на законах свободного рынка.
А наша страна, следуя упрямой воле "руководящей и направляющей" "затянув пояса" полсотни лет бросала громадные людские и денежные средства в коллективизацию, механизацию сельского хозяйства, целинные земли, Нечерноземье, но эти затраты канули безрезультатно, как в чёрную дыру. Просидев полвека на государственной дотации, сельское хозяйство так и не смогло порадовать народ ни хлебом, ни продуктами животноводства. Стыдно вспоминать, Россия закупала зерно в США и Канаде, а вместо мясных блюд общепит предложил народу рыбные дни по четвергам. И этого оказалось мало и "направляющая" додумалась до крайности: - а почему бы не посадить население страны на два рыбных дня в неделю. Нет ничего проще, как только потребовать от рыбаков удвоить усилия и достичь добычи рыбной продукции исходя из потребности в 30 кг на душу населения. Сказано-сделано, рыбаки поднатужились: рыбы наловили, сколько потребовала партия, и завезли её в порты. Да только весь рыбный флот разом замер у причалов в простое, суда не разгружают, так нет заявок от конторы Рыбного сбыта. Вся причина в том, что в населенных пунктах страны своевременно не позаботились о холодильниках, как в своё время не позаботились о зернохранилищах на целине, когда хороший урожай оказывался таким же несчастьем, как дикая засуха. Всё легко объяснимо: магазин летом в состоянии освоить свежемороженую рыбную продукцию в количестве, не превышающем суточной реализации. В целом по стране дошло до того, что предложения Минрыброма намного превысили спрос потребителя, и залежавшаяся на прилавках рыба в лучшем случае пошла на корм пушному зверю, а то и на свалку. Страшное это дело - перепроизводство при отсутствии сбыта продукции - не зря капиталистическая экономика называет такое явление кризисом. Только кризис не испугал Ишкова, ведь Александр Акимович прошёл две по своей сути антагонистичные школы, и министр предлагает на срочном заседании в политбюро нетрадиционный в социалистической экономике выход. По его рецепту в портах Африки: в Луанде, Лагосе и Конакри срочно организуются выставки-продажи советской мороженной рыбной продукции. А на выставках заключаются сделки на чрезвычайно выгодных местному бизнесу условиях. К примеру: босоногому чернокожему молодому человеку из аборигенов г-ну Окрану на слово поверили взятые в долг до конца базарных дней, т.е. субботы и воскресенья, 50 тонн рыбной продукции. В понедельник юноша рассчитался с советским торгпредством наличными и купил ещё полсотни тонн. Мне случилось быть в знакомстве с господином Окраном, владельцем фирмы из сети столичных магазинов и холодильников и очень состоятельным человеком. Он бывал частым гостем у русских рыбаков и считал себя обязанным, чтобы не пустовал без аперитива капитанский холодильник. На условиях схожих с господином Окраном, по всем более-менее известным портам побережья Африки как грибы разом возникли фирмы, связанные долгосрочными контрактами по сбыту советской рыбной продукции. Кроме поляков, болгар и рыбаков ГДР, никто из западных конкурентов в эту "Ишковскую монополию" и носа не смел сунуть. А в голодной Африке, не брезгующей даже мясом акулы и крокодила, шла в оборот любая рыба, имеющая подобие головы и хвоста. Даже годы застоя не затронули экономику Минрыбхоза. С годами его внешнеторговый оборот неуклонно возрастал и занял третье место в стране по валютной прибыли после торговли оружием и нефтью. В портах: Дакаре, Луанде и Фернандо-По обустроились собственные судоремонтные базы и не надо зря гонять траулеры на плановые ремонты и докование в Союз, а смена экипажей была обеспечена самолётами Аэрофлота. В ГДР и Польше были размещены заказы на строительство БАТов - Больших Автономных Траулеров, - громадных красавцев, оборудованных по последним достижениям зарубежной электроники и техники, с автоматическими линиями обработки уловов. Такое великолепие оказалось не по средствам, и не могла себе позволить ни одна из зарубежных рыболовных фирм. Да вот только не про нас они оказались. Во времена перестроечного бума дельцы из предприимчивых акционеров захапают на залоговых аукционах и распродадут БАТы по бросовой цене металлического лома. Не иначе, как только к счастью до подобного позора не дожил А. А. Ишков. Все начались с того, что в ведомство Андропова поступил сигнал из ювелирного магазина: - Московская барышня сдала на комиссию перстень с невероятно дорогим камушком, поведав там легенду о наследовании кольца по родовой линии от бабушки. А опытный ювелир утверждал, что узнает современную огранку камня в Копенгагенской фирме Де Бирса. Через барышню вышли и на её любовника-дарителя, им оказался заместитель министра рыбного хозяйства по сбыту г-н Рытов. За Министерством стали присматривать, и не зря. Вскоре там вляпались с очередным проколом. Честный немецкий предприниматель возвращает в Москву, попавший к нему из-за ошибки в адресе получателя, пульман с продукцией. В банках с наклейкой "Сельдь слабосоленая" обнаружилась икра чёрная паюсная. Героя любовника повязали, но на его счастье вскоре грянула Горбаческая перестройка под лозунгом: - не подсудно всё, что не запрещено законом. Так что за судьбу замминистра здорово переживать не стоит. Иначе сложилась судьба министра рыбного хозяйства А. А. Ишкова. Даже в мыслях трудно допустить, что министр такого масштаба занялся мошенничеством с наклейками на банки. Однако как руководитель, он явно дал маху с назначением и расстановкой кадров. И за это конечно стоило потихоньку уйти в отставку и порыбачить на пенсии. Однако не стал Александр Акимович ссылаться на неписанные законы, запрещающий нашлёпывать на банки с чёрной икрой наклейки "сельдь слабосолёная", а спасая собственную честь и достоинство министра, поступил как настоящий самурай - взял и покончил с собой. А зря! Если все министры станут таким образом защищать свою честь и достоинство, то вскоре опустеет российский "Белый Дом", а туда нахлынут крикуны с площадей и начнется опять драчка за место у кормушки.
Но это уже не мои заботы, и пора возвращаться на своё только что обретённое место и. о. капитана "Боры", да отправляться в рейс. На таллиннском рейде формировался караван под проводкой ледокола "Киев". Капитану ледокола В. Голохвастову не требовалось объяснений, он был в курсе наших проблем: - "Бора", больно уж хлипким кажется мне ваш ледовый класс немецкого Ллойда. Подгребайте по ледовой дорожке поближе к корме "Киева". Засунем ваш нос в кормовой урез ледокола и возьмём на усы. Вашей задачей остаётся поберечь руль и винт, поэтому на ходу будете постоянно подрабатывать самым малым вперёд своей машиной: - распорядился бывалый ледовый капитан. Устроившись за широкой "спиной" ледокола и обтянув носовые концы, "Бора" оказалась в самом выгодном положении из всех судов каравана. За нами устроился пароход "Истра" - "утюг" с громадным клёпанным ещё при "царе Горохе" тяжёлым корпусом и с доживающей век слабенькой машиной. Закончив манипуляции со швартовами, наш рыжебородый боцман Вилли с личностью не менее экзотичной чем он сам, оказавшийся боцманом с "Киева", дружно закатили на палубу ледокола бочку со свежим засолом норвежской сельди. Эту бочку загодя прихватил наш догадливый боцман с вернувшегося с промысла траулера. Ассоциация "хвост селёдки с рюмкой водки", экспромтом подсказала мне желательность немедля презентовать боцмана ледокола 60 градусной "Виру Валге", заимствованной из капитанских запасов Фишелича. В ответ между боцманскими командами обоих судов установились доверительные отношения, перекинувшиеся и на капитанские мостики.
Бережно и заботливо, подобно пасхальному яичку и прямо, как у Христа за пазухой, "донёс" ледокол "Бору" ко входу в пролив Большой Бельт. За двое суток лишь разок возник неприятный момент. "Киев" сбавил ход, а неуклюжая "Истра" не могла во время притормозить и всей массой пёрла по инерции носом в нашу корму. К счастью у нас мостике не дремали. Перемычка льда, нагромождённая мощной струёй от "полного вперёд" машиной "Боры" застопорила нос "Истры" в десятке метров от нашей кормы. Вскоре у входа в пролив Большой Бельт мы душевно распрощались с "Киевом", а океанский буксир "Ураган", принял нас под проводку до чистой воды Северного моря.
Северное море, Английский канал, Бискайский залив баловали нас редкой безветренной погодой, а наш дока старший механик или чиф инженер Эдуард Г. недавний выпускник высшей мореходки наплевал на липовые ограничения "гамбургского зеленщика Брунса". Он распорядился держать номинальные эксплуатационные обороты двигателя, и "только кустики мелькали" по корме у летящей с 20 узловой скоростью "Боры". Пяти суток не минуло после расставания с промозглой Балтикой, как навстречу нам пахнуло тёплым попутным пассатом и на палубе появились в шортах и плавках с ковриками и циновками первые группки загорающих. Пролетели ещё двое суток спокойного ночного капитанского отдыха, как "Бора" прибыла туда, где группа советских рыболовных траулеров денно и нощно не прекращает производство. Здесь, "в районе промысла СЗА или - Северо-Западной Атлантики", взаимоотношения капитана транспортного судна с капитанами промысловых судов являли собой постоянный и сплошной поиск взаимного компромисса. У кого-то из промысловиков обнаружился не выдержанным температурный режим в теле недавно выловленной рыбы, и, спасая дело, нам надо её разместить в трюме поближе к вентилятору на "дозревание" до требуемых минус 18 градусов. У другого капитана траулера не хватает сотни тонн дизтоплива, и он боится, что не продержится до очередного подхода танкера. А у третьего закончился ацетилен для газосварки и вышла из строя стиральная машина, а ему надо срочно выстирать двести комплектов постельного белья... Ещё кому-то недостаёт финской гофротары, бязевых перчаток, берёзовых голяков... Всё это напоминало ярмарочный день в лавке колониальных и скобяных товаров, а я отдувался за приказчика в этой лавочке. Но прежде чем чего-то пообещать или ответить "да" или "нет", мне требовались предварительные консультации с начальниками служб "Боры" и расчеты их собственных нужд, сопровождаемые самой заурядной торговлей с чрезмерно запасливыми личностями. Как бы то ни было, а за десяток суток мы загрузились плановыми 4000 тонн мороженой рыбы в экспортном изготовлении и 500 тоннами продукции на Союзный рынок и направились в первый порт выгрузки Ломе, в республику Того. Работая по так называемой аккордной системе, т.е. с привлечением на подвахту экипажа, мы с опережением уложились в плановое время загрузки. На судовом собрании я поблагодарил экипаж и начальников судовых служб, что заметно польстило комиссару, не только удачно составившему графики подвахт, но и организовавший их работу. Пришлось заостриться и "на некоторых недостатках", напомнив о нелестных случаях конфронтации двух служб: палубной команды и команды рыбообработчиков. Руководство обоих служб постоянно грызлось, а на капитанский стол легла стопка раппортов старшего помощника с жалобами на помощника капитана по производству и наоборот. Оба не желали поступиться принципами и отстаивали один корпоративность опытных рулевых, а второй кивал на необходимость особого положения и отдыха лебедчиков и судовых счётчиков груза - тальманов. В принципе оба были по-своему правы, но застарелая вражда и недоброжелательность не давали им прийти к разумным решениям. В крупной беседе с глазу на глаз с обоими пришлось сказать своё капитанское слово: - учитесь разрешать миром претензии, а первого пожелавшего подать мне ещё один раппорт, отправлю в порт первой же случившейся оказией. На выходе из каюты, помощник капитана по производству бросил запомнившуюся мне фразу: - Хоть кол тешите на башке у этого типа, вам не переделать его г... й характер! Ещё не раз вспомните моё вам предупреждение. В правоте этих слов Валентина Михайловича мне вскоре придётся убедиться.
Старший помощник капитана Г., как грамотный и опытный моряк давно бы должен плавать капитаном. Выпустился он из Таллинской мореходки в один год вместе с шефом Базы Реффлота и давно бы стал капитаном, если бы не его застарелая болезнь. После первой рюмки, ему уже не остановиться. И только из-за слабости к спиртному сам себя приговорил он оставаться "вечным старпомом". Не желая знать истинной причины своих бед, хватив лишку, он плачет и хвастает своими призрачными связями с шефом. Как выяснилось, на месте старпома "Боры" его удержало клятвенное обещание "завязать" в ответ на "последнее китайское предупреждение" Фишелича. Как человек пришлый и "калиф на час", не ведал я всей подноготной "мадридского двора", и даже не предполагал подобное, за что вскоре и пришлось расплачиваться.
Причал в порту Ломе оказался занят и "Бора" стала на якорь на рейде, рядышком с однотипным рефрижератором под флагом Западной Германии. С рассветом прибыл лоцман. Вахтенный штурман прогремел по трансляции: - с якоря сниматься. Как и предписано по Уставу службы, на баке знакомая рутинная картина. Выборкой якоря руководит старший помощник капитана, рядом с ним, тоже не лишний человек на баке - электромеханик, а боцман за пультом управления брашпилем и отбивает на рынде количество смычек в воде. Всё как обычно и ничто не предвещало беды. После доклада с бака: - Якорь чист - судно двинулись к причалу. Видимо, лапы якоря развернуло не по месту, поэтому его раз за разом приспускал и поднимал боцман по сигналу руки старпома. Вдруг за обычными и привычными картинками последовало нечто необъяснимое. Размахивая руками под носом боцмана, старпом что-то доказывал боцману и потом отстранил его от пульта, а за управление брашпилем стал электромеханик. Но вскоре электромеханик почему-то сбегает и скрывается из вида, а здоровяк боцман хватил за грудки старпома, да так, что у этого коротышки ноги оторвались от палубы.
- Боцман, отпустите старпома, и приготовьтесь к подаче носового шпринга, - не видя другой возможности прекратить этот цирк, прогремел я на весь порт по палубной трансляции.
Спустя парочку часов, организовав выгрузку и окончив официоз с властями, смог я, осмотреть место происшествия и осознать масштаб постигшей судно беды. От старпома и электромеханика невозможно было добиться ничего путного - оба в стельку или оба только притворяются, опасаясь расплаты самосуда, на чём крепко настаивал боцман. Наскоро собранная судовая комиссия: из чиф - инженера, второго механика, боцмана и капитана, произвела осмотр брашпиля. В колесе огромной шестерни с меня ростом и весом не менее парочки тонн, просматривается трещина по диагонали шестерни, разделившая её на две равные части. Вывод комиссии единодушный: иначе, чем катастрофой наше положение и не назвать, без рабочего брашпиля судно в аварийном состоянии. Хотя якоря можно отдать, а цепь потравить на ручном тормозе, но только для того чтобы навсегда оставить их на грунте. Выбрать цепь и якорь назад на судно стало невозможно. А без якорного устройства судно не пригодно ни к плаванию, ни к работе на промысле, ни на поставки, а выход один - отправляться нам куда-то и в чьём-то сопровождении на судоремонтный завод. Причем о происшедшей аварии пора бы сообщить судовладельцу, Торгпредству, Морскому Регистру и в Инспекцию по безопасности мореплавания, если только не пожелаю я из-за укрывательства оказаться в одной компании с двумя разгильдяями.
- Технически нашу аварию можно объяснить только тщательно подготовленной злонамеренностью. При превышении допустимой нагрузки на вале, электромотор должен отключаться автоматически, рассчитанным на это конечным выключателем. Но как оказался отключенным сам конечный выключатель, вот в чем вопрос? - вслух размышлял чиф инженер. - Да брось Эдуард Константинович хотя бы на время диверсантов ловить, а думай, как выбраться из задницы, в которую нас засунула парочка пьяных разумбаев. Лучше скажи честно, "Дедушка", в состоянии ли мы собственными силами разобрав по частям гору металла на брашпиле, освободить и снять шестерню. В ответ "Дед" только чешет черепушку, и я его прекрасно понимаю, ведь ему прежде необходимо посоветоваться с коллегами.
А тут ещё судовой агент суётся со своими услугами в поисках буксирного судна и ближайшего на Африканском побережье судоремонтного предприятия, согласного принять заказ на ремонт. - Лучше скажите, имеется ли в республике Того хотя бы одна мастерская с квалифицированными сварщиками по чугуну, - пытаюсь добиться я информации от агента, а тот обещает всё выяснить в течении часа. Тут же назначаю совещание командного состава судна ровно через два часа, ведь "промедление смерти подобно" засела в моих мозгах злодейская фраза гения революции.
Как и обещано, через час судовой агент доставил меня в фирму на окраине городка. Под навесом из шифера, в уголке из двух каменных стен в кузнечном горне тлели огоньки над древесным углем. Навстречу вышли два пожилых француза. По вкраплениям сажи в их ладонях, можно было судить, что для обоих работа у кузнечного горна обычное занятие. Не знаю насколько доступно с довольно "ржавого" моего английского языка чернокожий агент смог перевести на французский волнующий меня вопрос.
- Имеется ли у вашей фирме оборудование для сварки чугунных изделий.
- О, да, есть, есть!- дружно закивали головами оба ажана, разом сняв тяжесть с моей души, убеждённой, что не на каждом судоремонтном заводе найдётся опытный сварщик по чугуну. Фирмачи тут же пожелали взглянуть на изделие в "живом" виде и покатили на стареньком грузовичке к нам на судно. Раскрасневшиеся от 60 градусной "Виру Валге", "фирмачи", а на деле оказавшиеся двумя ажанами-мастеровыми, обстоятельно посовещались на непонятном языке, выдвинули через толмача свои условия: - если шестерню завтра доставят в "цех", работа будет закончена не раньше чем через трое суток, к пятнице. Изделие очень большое, и много времени уйдёт на его нагрев и остывание. Удивительно, но вопреки нашему нелестному отношению к "воротилам бизнеса", при случае готовых снять со своей жертвы последнюю рубашку, "фирмачи" даже не заикнулись об оплате. Я не стал темнить и откровенно признался, что не располагаю ни наличностью, ни полномочиями оплаты от своей фирмы, а мог лишь обещать связаться с советским торговым представителем, с просьбой уладить финансовую сторону нашей сделки. А пока никаких гарантий на успех дать не могу. Вот если бы джентльменов устроил бартер: в две новеньких и очень востребованных за рубежом фотокамеры "Зенит", два короба по 30 кг мороженного желтопёрого тунца, да ещё по бутылке "Виру Валге", то я гарантирую подобную оплату. На этом мы пожали руки и разошлись. После обеда на баке "Боры" засверкала электросварка, и замельтешил народ в касках и с обрезками стальных труб в руках: - "дед" уже готовит "козлы" для грузовых цепных талей - вот это мужик, что надо, с удовлетворением отметил я про себя.
На следующее утро пошёл дождь, и выгрузка застопорилась. За вчерашний день выгружено 150 тонн и если так пойдёт дальше, можно надеяться, что мы наверняка простоим у причала до пятницы и выкрутимся без простоя на ремонт. "Дед" и его парни из механической службы расстаралась. За ночь раскидали всю фурнитуру на брашпиле и добрались до вала шестерни. Но с вала шестерня и не думала сдвигаться. Чиф инженер гонял чай в кают-компании будучи мрачнее тучи: - без гидравлического домкрата здесь делать больше нечего, - успел только пожаловаться он, как к борту подкатил грузовичок с обоими французами, домкратом в кузове и галлоном антикоррозионной жидкости в придачу. Обедали мы вместе с французами уже в приподнятом настроении, а злополучная шестерня отлеживалась в кузове грузовичка, как бы намекая, а не пора ли капитану навестить торгпредство.
Торгпред был родом из Пятигорска, можно сказать моим земляком, а ко всему оказался докой и рубахой - парнем. После института не успел он ещё закоснеть душой по заграничным командировкам, не придумал для себя ненужных занятий, и откровенно скучал от безделья и одиночества в своём крошечном офисе. Мне он обрадовался, уверяя, что сам было хотел зайти на судно, да услышав о постигших нас неприятностях, решил пока не беспокоить. Разливая по рюмкам "Столичную", и извиняясь за отсутствие закуски, торгпред заметил: - Слушай, ты ведь рыбак, и должен уметь распечатывать бочки. Мне из "Внешторга" для рекламы среди аборигенов прислали бочонок белых грибов маринованных и охотничьи двустволки Тульского оружейного завода. А вот насчёт денег, ты не разгоняйся, в отличие от твоего министерства, наше сидит на государственной дотации. И рад бы тебе помочь, да не принято так у нас. У тебя полные трюма коробов с рыбой, вот и попробуй рассчитаться ею со сварщиками, она здесь в большой цене 7500 франков за короб.
- А вот этого я делать не могу, каждый короб на счету и принят нами для перевозки по коносаменту. А если бы и смог, то тут же и свернул бы себе шею. При 73 свидетелях никакого секрета от ОБХСС не утаить. Я вправе распоряжаться только тем, что наша команда наловила на самодельные орудия лова при так называемой любительской или спортивной рыбалке, да и то, только с согласия команды. Желтопёрого тунца храним мы отдельно от груза рыбы, и не в трюмах, а в продовольственной кладовой. На тунца министерство ещё не догадалось узаконить ГОСТа, как на промысловую рыбу, и я с лёгким сердцем отдам его среди бела дня на глазах у всего коллектива.
- Даже не думаю, чтобы ты не набрал у своих дружков промысловых капитанов прилова из всяких экзотических пород рыб, не исключая кальмаров и лангустов и не забил ими свои бытовые холодильники - не унимался дотошный приятель. - Всё это будет, но потом, при наборе груза на родину. Конечно, парочку десятков "подарочных" мешков с экзотическим приловом я заказал к нашему возвращению на промысел. А то, чем мы довольствовались нынче, то вся сто килограммовая меч-рыба порезана на балыки и доедается командой. Кстати, заглянув на судно, не забудь забрать свою долю балычка, потом пальчики оближешь, вкуснятина словами не передать.
Под шум дождя, и под закуску даже без хлеба, с одними маринованными Внешторговскими грибочками хорошо пошла "Столичная", мы уже приговаривали пузырёк, когда под окном офиса остановилась машина. Мой собеседник мгновенно скис, но успел предупредить: - не бери в голову, того, что сейчас последует. В офис ворвалась приличная на вид и довольно симпатичная, даже в злобном настроении мегера. Ни слова не говоря, она с маху заехала по щеке торгпреда, а затем по другой. Круто развернувшись на шпильках, всё также молча, хлопнув дверью, вышла, завела мотор и уехала. - Что поделаешь дорогой земляк, таковы замашки у бывших профессорских дочек, а нынче московских жён - грустно заметил её муж. - Сегодня ещё ничего. По сравнению с Куликовской битвой, которую эта стерва устроила однажды в джунглях, все выглядит просто вениками. Ко дню независимости республики Того, местное министерство торговли пригласило работников Советского посольства вместе с жёнами в показательную этнографическую деревню - музей в джунглях. В деревушке всё выглядело так, как примерно сотню лет назад жило племя тоголезцев до колонизации. Под дробь там-тамов раскрашенные и в боевом наряде воины показательно исполнили ритуальный танец и организованно двинулись к священной роще. Мужскую часть нашей делегации местный староста пригласил последовать за боевым ополчением аборигенов, а белым жёнам велел остаться на попечении у деревенских женщин, устроившихся вокруг костра и следящих за дозревающим на вертеле кабанчиком. "Священная роща" оказалась просто вытоптанной поляной в пальмовом лесу и местом сходок мужского населения, где уединившись от дамских глаз можно спокойно поговорить по душам, разогревая себя напитком из настоявшейся пальмовой браги. Моя благоверная жёнушка за милю чует спиртное, стоит только мне замочить им губы, поэтому мигом раскусила всю бесхитростную подноготную древних уловок, и смело пошла на абордаж "священной рощи". Аборигены было взволновались, загалдели, похватав и ощетинившись копьями, загородили женщине дорогу. Но не на ту напали. Выходит зря не читала чернокожая братия стихов Некрасова: - коня на ходу остановит, в горящую избу войдёт - заведённая до белого каления русская баба. А знали бы это, то и не связывались. Белыми ручками моя благоверная раздвинула копья, и как ни в чём небывало проплыла Павою в центр круга и с видом Артемиды - победительницы уселась рядышком с вождём, оцепеневшим с круговой чашей в протянутой руке. Понюхав содержимое, и со словами: - ну и дрянь же вы пьёте, белая женщина до дна осушила чашу из половинки здоровенного кокоса. Тут просто не описать фурора, охватившего компанию чернокожих мужиков. Исполнив ритуальный почётный танец посвящения отважной белой женщины в звание зрелого воина, с песнями и барабанным боем процессия последовала в деревню. Мою жёнушку усадили на почётное место рядом с вождём племени, поручив ей потчевать вождя лучшими кусочками жареной свиньи, и распределять: кого стоит наградить мясом, а кому хватит и кости.
Всё это выложил Лёша уже в автомобиле по пути к "одному славному местечку", где без оглядки можно спокойно пообщаться двум мужикам. Вскоре мы уже сидели за столиком под навесом из пальмовых листьев, и пили "пасту" состоящую наполовину из спирта и хинина, привычный напиток колонизатора в тропическом поясе. Кончился дождь, припекло беспардонное экваториальное солнце. Разогнав туман, оно высветило поляну в джунглях и лагуну перед экзотическим бунгало - таверной с совремённой, сверкающей нержавеющей сталью стойкой бара внутри. Перед ступенями входа в зал в бассейне дремал на цепи живой крокодил, а над головой бормотал что-то на местном диалекте ручной попугай. По лагуне скользила парочка пирог с охотниками на крокодила, шашлык из которого являлся фирменным блюдом этого заведения, любимого места встреч столичного бомонда. Лёша, с которым мы уже давно оказались "на ты", был абсолютно трезв, но я, перед тем как мы решили освежиться порцией джина со льдом, все же обеспокоился за его благополучие как шофера. Надо полагать, случись с Лёхой тест на алкогольные промиле, полицейский прибор просто бы зашкалило. - Ноу проблем, у меня с местными ребятами всё схвачено! - Лишь бы не занесло в аварию - успокоил Лёха. - Кстати сказать, назад мы поедем окольным путём, и я тебе покажу ещё одно интересное местечко. Возвращались мы по шоссе посередине аллеи из столетних кокосовых пальм, аккуратными рядами, высаженными ещё до первой мировой войны немцами колонизаторами. Как известно, кокос в жизни аборигена и пища, и циновка для постели, мыло, свечи и различного рода искусные поделки, поэтому и возникает вопрос, как бы выжил местный житель без этого блага, подаренного колониальным режимом. Лёша остановил машину рядышком с пеньком пальмы в половину моего обхвата. - Капитан, видишь вон там второй пенёк? Ровно до него долетела моя "Волга", предварительно превратив в металлом, выскочивший нам навстречу Опель и срубив вот эту пальму. В конечном счете, я отделался разбитой фарой, и на второй день "Волга" вышла из мастерской как новенькая. Вот это была реклама для советского автопрома! Поглазеть на срубленные пальмы и кучу металлома, оставшуюся от Опеля, съезжалась местная элита и сошлась во мнении "безопаснее автомобиля, чем русский танк "Волга" не бывает на свете". И во "Внешторг", я срочно послал заказ на довольно существенную партию автомобилей.
Прощаясь у причала порта с чиновником, от которого я надеялся получить хоть какую-то да помощь, до меня дошло, что сегодняшний день, просто выброшен коту под хвост. Но придушив порыв самокритики не совсем трезвым внутренним окриком: - да имею ли я право отдохнуть культурно хотя бы один денёчек? Полушутя и полусерьёзно попросил - Лёха, раз ты отказываешься помочь нам материально, сделай хотя бы одно доброе дело: - черкни на официальном бланке письмецо в таможню порта Таллин. Дескать, такое дело: при культурном обмене в местном обществе дружбы, капитан "Боры" и старший механик судна подарили аборигенам на память о встрече свои фотокамеры "Зенит". Эти камеры зарегистрированы в таможенной декларации, а их отсутствие может расцениваться как контрабанда.
В пассажирских креслах на шлюпочной палубе "Боры" совсем нежданно обнаружилась босоногая группка аборигенов в национальных пестрых одеждах. "По очень важному делу" они терпеливо ждали возвращения капитана. Внутрь судна вахтенный штурман их не запустил, опасаясь их босяцкого внешнего вида. Навстречу поднялся темнокожий с тонкими европеоидными чертами лица метис, обутый в дорогие ботинки и в модное европейское платье и, представившись директором а/о "Дагомея фишинг компании", вежливо запросился на аудиенцию по деловому вопросу. Без обиняков перейдя к сути дела, он посетовал, что перед грядущими двумя базарными днями его холодильник пуст, и в нём хоть шаром покати, а из-за собственного промаха его ждут колоссальные убытки. Случайно находясь в Ломе, он узнал о стоящем в порту рефрижераторе с рыбой и надеется договориться с капитаном о закупке партии рыбы. Бизнесмен огорчился, услышав в ответ: - у меня не частная лавочка и без добро "Внешторга" нам вопроса не решить. Во вторых, весь груз в импортном исполнении уже расписан по заявкам на Ломе, Лагос и Порт-Харкорт, а те 500 тонн рыбы, что годятся лишь на Союз, то они без полиэтиленовых пакетов и расфасованы по отечественным картонным коробам по прочности и водостойкости далеко уступающим импортной таре.
- Готов принять товар в обычной советской, а не в экспортной упаковке, но рассчитаюсь за него по экспортной цене - продолжал соблазнять меня фирмач.
- Если вы так настаиваете, то придется потерпеть до пятницы, в этот день я конкретно смогу ответить "Да" или "Нет", но с обязательным условием: из порта Котону мы выйдем не позже утра понедельника, так как к вечеру того же дня "Бора" по контракту должна прибыть в Лагос.
- Эдуард Константинович, я проведу гостей до трапа и тотчас же зайду к тебе, а ты запарь пока кофе, попросил я поднимающегося навстречу чиф инженера.
- Ну, "дедуля", выкладывай, каковы успехи нашего безнадёжного дела, - умащиваясь на диванчике попросил я.
- Я не ты, и не шлялся невесть где, и потому не зря провёл день. Доглядел за фирмачами, когда те укладывали обе половинки шестерни на стальную плиту. Всё путём: закрепили половинки стяжками, а лишь потом стали греть газовыми горелками, процесс длительный и протянется до завтра. А ещё, убедился в наличии у "фирмы" специальных присадок и инструкции по сварке чугунных изделий, но, к сожалению, она только на французском языке, в котором я не очень-то силён. Теперь остается только ждать и надеяться. А ты уже сообщил судовладельцу о постигшей нас беде? - разливая по рюмкам бренди, поинтересовался чиф инженер.
- Извини, на сегодня мне выпивка уже сверх меры. А сообщать об аварии я пока не тороплюсь, потому, как пока идет плановая выгрузка, считай что мы при деле, а не в аварийном простое. А пока есть надежда на благополучный исход, поднимать шорох, только себе дороже, и равносильно, что будоражить пчелиный улей без предохранительной сетки на физиономии.
- Пей кофе, раз тебя уже загрузили спиртным по самую ватерлинию. Интересно, кто же это так расстарался? Неужели торгпред? Обычно эти жлобы из консульств и "Внешторга" нас моряков не здорово балуют. Кстати сообщаю, и у нас наметилась небольшая халтурка. Сегодня я пообещал коллеге немцу - механику с однотипного с нами рефрижератора, "дать на завтра на прокат" нашего механика-холодильщика, чтобы разобрался там с компрессором. Да, чуть не запамятовал, немецкий капитан очень хотел повидать коллегу советского капитана и дважды подъезжал на катере, пообещав заглянуть к нам завтра поутру.
Поутру прикатил немецкий катер, забрал нашего рефрижераторного механика, а сам капитан пожелал остаться у нас в гостях. После "Белого аиста", под чашечку кофе гость расчувствовался и стал жалиться на неудачи, преследующие его в рейсе. - Всё началось с того, что на главном двигателе прорвало прокладку под головкой блока, и пятый цилиндр пришлось отключить. Затем перестал давать холод один компрессор. Вчера вышел из строя гирокомпас, а для замены гиросферы надобно вызывать мастера и ждать когда он прилетит из Гамбурга. Представляете, в каком пиковом положении я вынужден простаивать на рейде Ломе.
Сам не ведаю почему, вдруг обозлившись, я брякнул: - мне бы ваши заботы. Не первый раз механики "Боры" меняют прокладку под головкой цилиндра всего за одну ночь. А у Яна - рефрижераторного механика "Боры" золотые руки, и он перед каждым рейсом сам проводит профилактические ремонты холодильным компрессорам. Извиняйте, а развести буру в дистилляте, заменить жидкость и загрузить гиросферу в гирокомпасе, смог бы и я сам, если бы только не доверял своему начальнику радиостанции, или третьему штурману. Вообще-то у русских рыбаков, на роду писано крутиться с ремонтами в собственном соку, а не держать на флоте чистых эксплуатационников в белых воротничках. У нас на рыбном флоте принято горбатить специалистам, способным устранить любую неисправность при отсутствии спец инструмента и расхожих запчастей с помощью лишь молотка, зубила и при частом поминании: "какой-то матери". На все сто процентов уверен, что как и нас, так и в вашей кладовке с давних пор лежит запасная гиросфера от гирокомпаса "Новый Аншютц", а буры и дистиллята у нас на борту всегда в избытке. Наш третий штурман и начальник радиостанции оба изнывает от безделья и с удовольствием прокатятся к вам на борт, чтобы к сегодняшнему вечеру ваш гирокомпас пришёл в меридиан.
Рассматривая за спинкой моего капитанского кресла репродукцию дома-музея Л. Н. Толстого в Ясной поляне, немецкий капитан поинтересовался: - Мастер, это твой дом? Да, хорош. Правда, у меня два дома, один в Гамбурге, а другой на Рейне, но они и похуже и поменьше. Чтобы немец не задавался, я не стал признаваться, что до смерти был рад, заняв семьёю 32 квадратных метра общей площади в недавно выстроенном "рыбацком доме". А дотошный немецкий капитан порывался досконально осмотреть наше судно, вероятно в надежде обнаружить хоть какой-нибудь да бардак в русском обустройстве на бывшем немецком пространстве. Он заглядывал в туалеты, душевые, раздвигал шторки на матросских койках. Задержался в столовой команды и на камбузе, но везде у него вырывалось только "гут". Поднявшись на пассажирскую палубу, немец уверенно направился к судовому бару туда, где вдувая прохладу, тихонько шелестел кондиционер. Здесь на высоких вертящихся табуретах сидело несколько свободных от вахты матросов, читали книги и листали подшивки журналов. На стойке бара лежали подшивки газет и журналов. За одним столиком играли в шахматы, за другим громко шлёпали костяшками домино. В настенных гнездах в стеклянных графинах плескалась чистая питьевая вода, в чём немец убедился, понюхав и испробовав её на вкус. - А как же быть с выпивкой, - удивился немецкий капитан, - я, в судовом баре было собрался угостить вас моим любимым коктейлем, чтобы за напитком высказать своё восхищение флотским порядком на вашем судне. Может быть, сыграем партию в шахматы - предложил гость.
- Юрий, не службу, а в дружбу, скажи старшей буфетчице, пусть принесёт кофе, рыбки горячего копчения, балычка меч-рыбы и бутылочку из холодильника в капитанской каюте - попросил я матроса, освободившего для нас столик. Немец играл в шахматы на полном серьёзе. Убедившись, что я привык к манере блиц партий традиционно разыгрываемых командой "Боры", явно брал противника на измор, тянул резину и подолгу задумывался над каждый ходом. И, тем не менее, ему сегодня круто не везло, мне же здорово фартило. Выиграв три партии подряд, я раздухарился, и совершенно зря брякнул: - а это вам за Сталинград! И поплатился. Всю стоянку у причала в Ломе немец зачастил к нам в гости, чтобы выиграть не менее трёх партий за вечер.
Торгпред Лёха привез факс от своего коллеги - торгпреда в Дагомее с предложением Запрыбсбыту и копией капитану "Боры": - по пути следования судна в Лагос выгрузить в порту Котону 250 тонн рыбы в отечественной расфасовке. И на обратном пути из Нигерии повторить выгрузку такого же количества рыбы. Не запямятовал Лёха и мою просьбу про письмо в таможню Таллина по поводу "подаренных" нами фотокамер. Но сделал это не без корысти, а как услуга за услугу, и тут же выложил встречное предложение, из которого торчали явные "рожки" профессорской дочки. Ясное дело, не так воспитаны столичные чиновничьи жёны, не терпящие "добрых дел, за просто так", а живущие по принципу: - "ты мне, я тебе!", не забывая урвать, что повкуснее от государственного пирога.
- Понимаешь, по положению в обществе я и моя жена должны поддерживать связь с местным антиколониально настроенным бомондом. Этой братии наскучили барбекю на природе, а тянет их на экзотику, вроде вечеринки на судне. Выпивку, конечно, я беру на себя, а твоя задача сотворить рыбный стол из желтопёрого тунца под белым соусом, ну и ещё чего-нибудь горячего вроде цыплёнка табака. Ты жаловался, что твоему экипажу уже поперек горла опостылевшие марокканские цыплята, вот мы тебя и выручим, слопав их - хохотнул Лёха. А в переоборудованном под "избу читальню" судовом баре "Боры" с микроклиматом от кондиционера, гостям покажется уютней, чем в прокуренном и галдящем городском ресторане, да и сама вечеринка обойдётся мне дешевле.
Завезённое в счёт обещанной выпивки бренди как-то быстро кончилось, и Лехе пришла фантазия закончить вечеринку с коктейлем "кровавая Мэри". Меня он уломал смотаться за водкой. С бутылками из капитанских запасов вернулся я быстро, но явно не ко времени, чем навёл переполох среди дам возившихся с сумочками, не успевших рассовать в них печенье и конфеты, из опустевшей сахарницы. А у владелицы обалденной дамской сумочки из крокодильей кожи, между пальцами в дорогих перстнях и причиндалами из косметики торчала ножка жаренного цыплёнка. - Бомонд - он и в Африке - бомонд - вздохнув, шепнул мне Лёха.
Зато фирма старичков-ажанов явно веников не вязала, а слово французского мастерового оказалось крепко. Поздним вечером четверга старенький грузовичок чихнул и остановился под грузовой стрелой первого трюма. В кузове лежала целенькая и свежевыкрашенная шестерня брашпиля, на неё набросились судовые умельцы. К утру пятницы брашпиль был собран, а чиф инженер лично проверил его в работе, потравив до грунта и выбрав якорь на место в клюз.
Вот и сегодня, полвека спустя, не премину я, в который уже раз в жизни помянуть добрым словом двух французских спецов из африканского порта Ломе. Свыше двадцати лет проработала собранная из двух половинок шестерня брашпиля и послужила бы ещё дольше, кабы в шальных девяностых судно не оказалась безработным. Заброшенное своей командой не получившей расчёта за два последних рейса, "Бора" отстаивалось у полуразрушенного причала, хирея на глазах. На белоснежных бортах рефрижератора пробились нездоровые, похожие на чахоточные, пятна и слезились рыжие подтеки, казалась, что сам он, уменьшившись в размерах, скукожился от стыда за неухоженный вид беспросветного бомжа. Не вычеркнуть мне из памяти дня, когда прощальными гудками с буксирного катера проводил я "Бору" в её последний рейс в Испанию для резки и переработки на лом металла. Известно, что корабли, как и люди со временем стареют и становятся кому-то в обузу, а о кладбищах для кораблей помнят лишь в исторических, да фантастических романах. Содержание в бездыханном состоянии современного корабля стоит дорого и его жизнь, как правило, кончается под ацетиленовыми резаками, чтобы пройдя огненное чистилище переплавки на новую судостроительную сталь, в полном согласии с буддийским законом реинкарнации, возродиться в новом прокате листового металла новым корпусом и под новым именем. Хотя корабли сделаны из железа, но, как и люди, они чувствительны и имеют свою судьбу, характер, привязанности, а быть может и душу собранную и накопленную из духовных флюидов тех мореплавателей, что разделяли с ними собственную судьбу.
Как и планировалось, в полном соответствии с условиями контракта, выгрузку в Ломе мы закончили к утру пятницу. До этого никто и не предполагал, насколько трогательным обернётся наше прощание со старым грузовичком, застывшим на опустевшем причале с поникшим капотом и двумя мужскими фигурками на конце мола. Памятуя про услуги грузовичка, машинная команда "Боры" закатила в его кузов в качестве презента пару баррелей с бензином. Под матросское ржание тут же, у борта судна, оба фирмача вырядились в презент боцманской команды. Теперь в русских полосатых тельняшках французские мастеровые выглядели матросами с пиратского брига высаженными за какие-то провинности на необитаемом острове. Впечатление от их неприкаянной заброшенности только усилилось когда, размахивая руками, люди в тельняшках стали кричать что-то в след удаляющейся "Боре".
От порта Ломе и до порта Котону не более восьми часов полного хода и мы не стали опускать грузовые стрелы, чтобы без потерь времени приступить к выгрузке. Помощник капитана по производству, а в судовом обиходе - технолог, отлично разбирался не только в производстве рыбной продукции, но поимел богатый опыт и в сбыте, когда в ответ на рекламации Рыбсбыта вдосталь намотался по торговым точкам Союза. Сегодня он высказался "против" намерений фирмы закупить рыбную продукцию в отечественных коробах и без полиэтиленового пакета. Его возражения касались специфики сбыта мороженой рыбы в Африканских условиях. Казалось бы, сбыт продукции нас вовсе и не касался, но это только на первый взгляд дилетанта. Суть дела в том, что конечными и непосредственными розничными продавцами рыбы в Африке являются так называемые чернокожие "Мамы". Сколько их по Африканским портам, никто не может сказать, но на их руках, как и на ногах, держится вся розничная торговля рыбой. Закупив по оптовой цене в портовом холодильнике короб рыбы, "Мама" понесёт его на голове, шагая босыми ногами по лесным тропам десятки километров до деревенского базара, где надеется продать товар уже по своей - розничной цене. Под палящим солнцем, рано или поздно, но растает ледяная глазурь на трех смёрзшихся рыбных брикетах, и те распадутся на отдельные рыбины. Талые воды и сукровица мигом расквасят крафт-картон слабенького отечественного короба, и 30 кг рыбы рассыплется в дорожную пыль, к ногам плачущей и не знающей что делать дальше "Мамы". Так, на первый взгляд казалась бы, выгодной сделкой, мы подорвем доверие местного рынка к фирме и только навредим ей и себе. К сожалению, понимание этого не дошло до сознания ни владельца фирмы, ни до нашего торгового представителя.
- Михайлыч, ты прав - признался я, но почему ты молчал до сегодняшнего дня. Здесь я и впрямь обмишурился, согласившись на показавшуюся мне выгодной сделку. Скажи честно, возможно ли, и как исправить сложившуюся ситуацию?
- Ясное дело, торгпред, ни за что не отвечает, а вот фирмача мне жаль, понесёт он убытки и не малые, если "Мамы" перестанут брать его неликвидный продукт. Молчал же я в ожидания пробуждения здравого смысла у обоих заинтересованных лиц, но помалкивая продумал собственный выход из положения. Первым делом убедился в наличии на стеллажах в боцманской крохоборке неучтённого запаса полиэтиленовых пакетов-вкладышей, предназначенных для экспортной продукции. Хранятся они давно, уже и не помню кем и когда списанные. Их возили просто на всякий пожарный, а вот теперь он и наступил. Дарить их не будем. Ведь фирма обязалась расплатиться с нами по цене экспортной продукции включающей стоимость пакетов. Вот и передадим фирме по двухстороннему акту восемь тысяч пакетов-вкладышей, а в акте отметим её обязательства снабдить каждого покупателя короба рыбы тремя пакетами, а "Маме" останется только рассовать три замороженных во льду брикета рыбы по трём пластиковым пакетам.
- Ну, ты и молоток, Михайлыч, да за эту идею тебе и впрямь причитается и выпить, и закусить, но это уже не мой бизнес, а фирмы. Обязуюсь не забыть напомнить об этом фирмачу.
В порту Котону нас ждали и встречали, как Аргонавтов прибывших с золотым руном. Впереди процессии из таможни, эмиграционных властей и портовых чиновников по трапу взлетел фирмач. В лучших чувствах он отдавил и долго не отпускал мою руку, громогласно повторяя: - Проси что пожелаешь, команданте. Чтобы быстрей освободить руку, в ответ я ляпнул первое, что взбрело в голову: - приглашай наших офицеров на пиво и барбекю на лужайку своего бунгало, - и тут же позабыл об этом.
Зато об обещании, данном дочери я помнил и, дознавшись, что в местных джунглях водится способная к обучению порода африканского попугая, задался целью приобрести птичку. В те годы не было ещё слышно ни о ветеринарном контроле птиц и животных, ни о и каких-то формальностях и справках для таможни. И любой капитан вполне мог оскорбиться, при попытке лишения его права носить на плече собственного попугая, время от времени выкрикивающего боцманские команды вперемешку с непристойностями на общепринятых языках. А ещё, с далекого станичного детства вынашивал я заветную мечту когда-нибудь да обзавестись таким же преданным другом, как Киплинговский гроза ядовитых змей - мангуста Рикки-Тикки-Тави. Ещё в порту Ломе, дознавшись о близком знакомстве судового агента с профессиональными охотниками, просил я изловить в местных джунглях приличного попугая, а заодно и щенка мангусты. Но на мою беду, слова "попугай" по-английски судовой агент не знал. Размахивая руками, как крыльями, издавая гортанные звуки, как мог, наводил я агента на мысль о говорящей птице. Тот, наконец, понял и, заверив: - нет проблем,- удалился, чтобы вернутся со связкой квохчущих и размахивающих крыльями кур. А на следующий день приволок мастерски выделанную шкурку камышовой кошки, объяснив, что ещё не сезон обзаводиться котятами в семействе мангустов.
Располагая двумя свободными сутками стоянки в порту Котону, теперь уж наверняка полагал я провернуть оба дельца и посвятил в свои задумки чиф инженера. - "Дед", ты хвастал, что в школе учил французский и малость в нём соображаешь, давай вместе прошвырнёмся до зоомагазина, где поможешь мне поторговаться, а то я кроме "бонжур мадам", да "сель ави" дальше и не кукарекаю. А если захочешь, прошвырнёмся по уличным мастерским и полюбуемся на ювелирные поделки, до которых здешние ребята большие мастера. Хотя золото в их изделиях скорее "цыганское" - дешёвое, но работа ажурная и ценится она выше самого драгметалла. Дочь давно кивает мне на свою одноклассницу - тоже дочь моряка, но из пароходства. Отец навозил ей жменю таких цепочек. Гляди, и мы угодим нашим женщинам с подарками.
Цены в зоомагазине оказались больно уж не по карману советскому капитану. На выходе из магазина за рукав "Деда" вцепилась личность, бормочущая что-то похожее на: - "возьми птичку у меня почти бесплатно и по цене клетки". - А сколько стоит твоя дерьмовая клетка? - поинтересовался "Дед", но в ответ только свистнув, и сказал, как отрезал: - если всерьёз захочешь получить треть от того, что просишь, приноси клетку и свою полудохлую птицу в порт, а там посмотрим. В результате состоявшейся сделки в спальне капитана "Боры" поселился возненавидевший меня с первого взгляда постоялец. Никогда бы и не подумал, что птица может источать запах звериного вольера, и постоянно проветривая спальню, приходилось держать в ней окно открытым. Кормить это неуживчивое и злое существо могла лишь старшая буфетчица. Насытившись, все остатки: семечки, и шелуху мстительная птичка старалась смести, на мою койку. И всё же, не смотря на взаимную неприязнь, было больно видеть отчаяние птицы, пытающейся клювом разогнуть прутья клетки. В результате оба обитателя спальни лишились нормального сна, и стало ясно, что скорее кто-то из нас загнётся, прежде чем удастся приручить эту птицу. Наконец, вздохнул я с облегчением, когда взявшаяся покормить попугая уборщица, нечаянно упустила птичку через распахнутое окно назад в Африку, где и было ей место.
Утром следующего дня на причале снова объявился охотник. Продавца птичек здорово коробило от вчерашнего перебора и ему требовалось срочно поправить здоровье. На поводке за ним семенила тощая, рыжая обезьянка. Как выяснилось, молодую мартышку приволокли в порт на продажу. Поделившись с обезьянкой горсткой арахиса, я моментально впал в доверие братца нашего меньшего, а тот разом обратив наше знакомство в панибратство, принялся чистить мои карманы. Запихнув за обе щёки явно себе про запас последнюю жменю орешек, и желая доказать своё расположение, обезьянка запрыгнула на моё плечо, обняла за шею и прижалось мордочкой к моей щеке. Сердце моё дрогнуло. И хотя я понимал, что так серьёзные люди не поступают, что без предварительного согласования с домашними, не имею права обзаводиться нежданным членом семейства, когда главным и основным препятствием были квартирные условия. В двух комнатной квартирке всё жилое пространство в 32 метра квадратных было уже поделено на троих членов семьи и одного кота. И всё же, рискуя и целиком отдавшись на волю случая, сказал я про себя: - Что будет, пусть то и случится. Увидев выражение моих глаз, охотник посчитал дело решённым, и торопил меня с расчетом. В торг вмешался чиф инженер, выговаривая забулдыге за мошенничество с птицей из породы не приручаемых, требуя с того компенсации за возвращённую клетку. В конце концов, базар кончился обоюдным согласием на пару бутылок русской водки. Так стал я толи опекуном, толи хозяином молодой африканской мартышки, откликающейся на католическое имя Роберт.
На воскресный вечер свободных от вахт офицеров пригласил на барбекю директор "Дагомея фишинг компании". Засветло к трапу "Боры" подкатил микроавтобус на дюжину посадочных мест. Шоферу велели ждать, так как с учётом своего прошлого опыта, не единожды обжёгшийся на протестантской скупости европейской буржуазии, я собираясь в гости, рекомендовал ребятам перекусить дома.
Не в пример европейским, африканские хозяева с неприкрытым радушием показали гостям буквально всё, чем владеет семья дагомейца среднего достатка, живущего в недавно освободившей от колониального рабства стране. Пройдясь по жилым помещениям общей площадью более ста пятидесяти метров, напоследок мы заглянули в детскую. Всё пространство детской оказалась заставленной двумя рядами двух ярусных коек. Обстановка в помещении напомнила мне жилой кубрик первого отделения мореходной школы юнг перед сигналом "Отбой", тем более, что в койках я насчитал одиннадцать улыбчивых мордашек, ровно столько, как и положено в полностью укомплектованном строевом отделении юнг, только мордашки были темнокожими. - Неужели все одинадцать - это родные вам детки? - поражённый молодостью родителей, и позабыв о приличиях и такте, пробормотал комиссар.
Осмотр гостями "бунгало" окончился во вместительном и прохладном холле. По количеству посадочных мест и столовым приборам нетрудно догадаться, что хозяин рассчитывал на приход гостей, по меньшей мере, раза в два больше, чем пришло. По посадочным местам и приборам на столе не трудно догадаться, что ещё не все гости собрались. Опоздавших не стали ждать и нас рассадили за столом. Как почётного гостя меня определили во главе стола рядышком с хозяйкой дома, за которой и был обязан ухаживать, как за своей дамой. Короткий спич, хозяин закончил по-русски словом: - "На здоровье", и предложил выпить за успешный рейс своих новых друзей. Закусывая и ухаживая за хозяйкой, я не спускал глаз с подопечных. Смутное чувство опасности витало в воздухе. Стараясь не проявлять беспокойства, болтал я с миловидной и жизнерадостной чернокожей толстушкой, и даже прошёлся с нею в танце. Хотя по советским меркам, количество приглашённых казалось мне запредельным, места для танцев в холле оставалось предостаточно. - Когда же и мы - советские капитаны сможем "загнивать", подобно этим, разбогатевшим по воле нашего руководства людям, - успел я позавидовать чернокожему семейству, когда через входную дверь вплыл аромат от туши запечённого на вертеле кабанчика. Но мне уже было не до запахов. Вслед за кабанчиком вкатился, щёлкая пальчиками и выделывая на коротеньких ножках замысловатые танцевальные па, развесёлый тип, толи художественный руководитель ансамбля песни и пляски, а может быть местный тамада. За ним потянулась цепочка из женской компании в дюжину персон. С налёту девицы принялись рассаживаться рядышком со скромно потупившимися моими подопечными. Ёкнуло моё сердце, и я бросился разыскивать в этой кутерьме хозяина.
- Скажите, эти женщины кто они, ваши родственники или приглашенные на раут гости?
- Да, это мои и ваши гости - бесхитростно ответил хозяин, и широким жестом Вогланда, открывающего бал сатаны, пригласил присутствующих позабыть об условностях и приступить к заведению дружественного знакомства. Дорогой каманданте, я хорошо знаю, как моряки устают от холостяцкой жизни в море и как они соскучились по женской ласке. И я рад хоть чем-то оказаться полезным для вас.
- Уважаемый мистер Ф., наши и ваши понятия о морали разделены столетиями и боюсь, вам меня не просто понять. На нашей родине женщина свободна от рабской принадлежности мужчине и давно потребовала навсегда закрыть места разврата - публичные дома. Для большинства нашего общества отношения между мужчиной и женщиной за деньги без взаимного влечения, любви или брака, выглядят подобием животной случки. Если наши жёны дознаются, что кто-то из нас переспал с продажной женщиной, боюсь, что многих из нас будут ждать судебные процессы по расторжению брака. Причем в нашей конторе уже не обошлось без печального опыта. Двое матросов с рефрижератора "Иней" рискнули побывать в бардаке Дакара и завезли такой "букет из африканского сувенира", что его до сих пор не смогла размотать больница водников Таллина.
- Дорогой сэр, только то и дел, что каждому мужчине надо действовать с умом, а для этого я раздам вам по пачке презервативов. И вовсе не к чему вашим женам знать подробности об этом вечере - пытался переубедить нас наивный человек, понятия не имеющий о недремлющем партийном оке всеобъемлющего стукачества.
- Извините, мы никогда не поймём друг - друга, так как родились и живём в разных мирах. И я поспешно раскланялся за себя и за своих друзей. За моей спиной уже маячили комиссар и чиф инженер, уловившие ситуацию и храбро ринувшиеся на защиту целомудрия своих подчинённых.
В окна автобуса стучали и ломились в двери, оскорблённые в чувствах, успевшие подвыпить, но не успевшие закусить, жрицы любви. Они жаждали рассчитаться с главным виновником испорченного вечера, требуя суда линча над главным виновником и не иначе как "импотентом каманданте". Когда автобус оказался на безопасном расстоянии от толпы мегер, сидевший за рулём пожилой дагомеец зашёлся в гомерическом хохоте и долго не мог успокоиться, и время от времени хрюкал и всхлипывал от неудержимого веселья.
В понедельник утром, холодно распрощавшись с акционерами "Дагомея фишинг компании", мы навсегда покинули родину Роберта, и направились в порт Лагос в надежде, что все неприятности нашего рейса уже позади. Я отлично сознавал, что выгляжу забавно и архаично с обезьянкой на плече. От природных потребностей никуда не деться, и не менее двух раз на день требовалось выгуливать животное, хоть и звалось оно слишком многообещающе - приматом, но приходилось таскать его за собой на поводке куда бы я ни пошёл. Оставить Роберта одного в запертой каюте, значило подвергнуть помещение разгрому. Не помнится уже по какому такому поводу технолог "Боры" организовал мальчишник. В тесной каюте набилась внушительная компания. Мы пили красное каберне и вспоминали забавные случаи из жизни. Сказать парочку слов дошла очередь и до меня. С манерами прирождённого южанина, я что-то рассказывал, энергично жестикулируя свободной рукой. В другой руке, стараясь не расплескать, на уровне плеча держал я вино, не придавая значения, что рядом с этим бокалом дремал, казалось внимательно слушавший меня Роберт. Подивившись хохоту компании, начавшемуся раньше, чем я довёл свой рассказ о забавном случае и главной "соли", и почуяв неладное, захотелось мне отхлебнуть из бокала. Бокал оказался пуст, а комизм оторопелой моей физиономии вызвал взрыв гомерического гогота. Мне же было вовсе не до смеха. Вспомнив об алкоголике - бывшем хозяине Роберта, я ужаснулся мысли, - не приучил ли он к спиртному обезьянку. Неужели Роберт - алкоголик!? В предчувствие мрачной перспективы жизни с пьяницей обезьяной, у дверей в каюту я завозился и нечаянно отпустил поводок. Даже пьяненькой обезьянке реакции не занимать. Воспользовавшись свободой Роберт рванул во все тяжкие, выкобениваясь на бегу почище мужика в белой горячке. В нетрезвую башку стукнула фантазия пробежаться по поручням трапа с третьего до второго этажа. Но потеряв координацию, и не рассчитав поправки на алкоголь Роберт промахнулся в прыжке, и шмякнувшись о переборку свалился по трапу до самого низа. Выскочив через открытую дверь на главную палубу и как очумелый мчался в замысловатых прыжках уклоняясь от погони, пока не обнаружил свободный путь - вверх по фок мачте. В горячке погони нашлись и желающие посоревноваться с мартышкой в ловкости лазания по стоячему такелажу. Но отдать должное, дисциплина в человеке возобладала над азартом, все подчинились команде - "марсовым сойти вниз!". Один лишь Роберт ослушался, а только скалился и шипел с клотика мачты. Самое разумное, что оставалось сделать людям, тотчас разойтись. Не более чем через час, в открытую дверь каюты заскочил трезвый как стеклышко Роберт. Потоком воздуха от хода судна выветрило хмельную дурь из крошечной головки, и как ни в чем ни бывало, запрыгнув на моё плечо, Роберт устроил показуху ловли насекомых в моей причёске.
Старшая буфетчица до выхода на пенсию зарабатывала трудовой стаж в полузакрытой школе для юных правонарушителей, и её не смутили выходки Роберта. В этой школе она и не такого навиделась. Опытного педагога-воспитателя хорошо изучившую психологию подростка, не мог сбить с толку неадекватностью своего поведения даже детёныш предка человека. Проведя расследование, и разобравшись в ситуации, буфетчица застигла меня врасплох: - а где же посуда с водой для Роберта? Ах, её, оказывается, не было? Бедный мальчик, он изнывает от жажды? Да к тому же он и перекормлен. Нельзя сказать, что враз поладили подросток обезьяны и опытный педагог, но мал по малу под её влиянием искоренялись дурные привычки с младенчества заложенные мамой-мартышкой в джунглях, и Роберт приучился есть с миски, не рассыпая вокруг себя крошек, а после еды не устраивать погромы в каюте. Экипаж постарался не оставлять без присмотра початые бутылки из под сухого вина, откуда всегда возможно выжать парочку капель виноградной влаги и мы зажили в мире и согласии с новым членом команды.
Фирма в Нигерии была крупным и надёжным деловым партнёром Минрыбхоза на Западном побережье Африки. Давид Фишелич не скрывал личного знакомства и взаимного дружеского расположения с хозяином "Нигерия фишинг компани", третья и любимая жена которого оказалась его соплеменницей по крови, и с уважением привечала его как самого почётного гостя на женской половине дома.
Как и Фишелич, аккуратно и в установленные сроки я сообщал о местоположении и полагаемом подходе судна. Конечно, не мог забыть и о последнем 24 часовом нотисе. Однако довольно странным казалось мне молчание известного своей аккуратностью судового агента в Лагосе, состоявшего на службе в компании. Как и оговорено контрактом, к полуночи понедельника "Бора" прибыла на рейд Лагоса и стала на якорь. Рейд был забит судами и расцвечен якорными огнями, подобно ёлочной гирлянде. Насчитав более полусотни судов, вахтенный помощник сбился со счёту. Непонятная тишина царила в радио эфире, будто уснули все и портовые власти и вахта на судах. Комиссар, пропев куплет: - Словно замерло всё до рассвета, дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь... - высказал трезвую мысль: - тише едешь, больше командировочных, а третий штурман выразился ещё конкретнее: - солдат спит, а служба идёт! - Утро вечера мудрее, - заметил я, отправляясь спать.
Утро так ничего и не прояснило. Всё та же неизвестность и тишина в эфире. "Ждать и догонять" - двух вещей не терпело беспокойное и не угомонившееся за тридцать шесть лет Эго капитана. "Ждать у моря погоды" было не по нутру и молодому, предприимчивому чиф инженеру. А два сверх всякой меры инициативных и нетерпеливых руководителя на судне - это уже сигнал к неприятностям. Чиф инженеру экспромтом втемяшилась идея, высунуть перед носом пробегавшего мимо лоцманского катера приличный экземпляр рыбы-парусника. У капитана катера реакция оказалась на высоте, клюнув на приманку, он мигом затормозил и подрулил к борту. С лоцманом мы дружески пообщались, посулив за возможность "Боре" возглавить очередь на заводку в порт, короб тунца. Не ведали мы, что творили и во что можем вляпаться! Хотелось, как лучше, а получилось... Ведь известно, Фортуна не терпит, когда дважды подряд ставят на один и тот же выигрышный номер. Хотя и сработал надёжный принцип глобального рынка: - "не подмажешь, не поедешь", но не пошёл он нам на пользу, а - вовсе наоборот.
Знакомый катер доставил к нам судно портовые власти и лоцмана. Угрюмый и малоразговорчивый лоцман поставив "Бору" на якорь на внутреннем рейде порта, и ткнув пальцем в сторону правого борта, процедив сквозь зубы: - "вон там за забором особняк советского посольства и консульство". И взвалив на плечо короб с тунцом, исчез. В эфире полнейшая тишина, как перед нашествием инопланетян. Где же он, и куда запропастился наш судовой агент? Все эти вопросы я полагал решить одним махом, добравшись до Советского Консульства, второй этаж которого просматривался за длинным забором в полукилометре от судна. Команду моторного катера комплектовал лично комиссар, его и оставил я за старшего на рейде, посоветовав внимательнее прислушиваться ко всем техническим требованиям чиф инженера, а ещё к здравому смыслу и опыту технолога.
От причала, где я оставил мотобот с пятью моряками и до ворот посольства всего-то каких-то двести метров полного безлюдья. Перед самым моим носом заветная калитка распахнулась, - выходит, что велось за мною наблюдение, - пришла на ум нехитрая догадка. Охрана препроводила меня к советскому консулу тов. Д., который без промедлений приступил к инструктажу капитана.
- В Нигерии, на её беду обнаружены неисчерпаемые богатства нефти. Обезумевшим международным компаниям не удалось миром поделить её разработку, и они мигом организовали межплеменные розни. После резни племени ибо, два миллиона беженцев из этих самых ибо заполонили восточные провинции страны. Сегодня ночью в Нигерии произошёл государственный переворот. Только к утру закончилась стрельба в центре города, и утреннее радио сообщило о свержении законного республиканского правительства и создании нового государства Биафра под властью губернатора Восточных провинций полковника Оджукву. Фактически в стране началась гражданская война. Узнав о намерении завести "Бору" на внутренний рейд, по моей просьбе портовые власти определили место вашей якорной стоянки рядом с причалом нашего посольства. Тут вы и постоите, пока нам удастся установить деловые связи с новым руководством страны. Ваша задача пребывать в постоянной готовности к приёму и возможной эвакуации семейств работников посольства. Ваша задача дежурить на согласованной частоте радиообмена, чтобы по первому сигналу ваши люди приступили к переправке женщин и детей на борт судна...
Консула перебил вломившийся в кабинет шофёр. - Вооружённые люди в форме армии Нигерии захватили шлюпку под советским флагом и шмонают в ней, а судового офицера, солдаты скрутили и уложили носом в пыль.
В машине с красным дипломатическим флажком на капоте мы подскочили к месту, где только что совершилось явное надругательство над советскими подданными и международными нормами права. Я был в форме, а четыре нарукавные нашивки свидетельствовали о моём правовом положении капитана советского судна. Тем не менее, даже не успев закончить фразы: - протестую против незаконных действий..., как со скрученными назад руками оказался я в машине с зарешёченными окнами и уже через них наблюдал, как у советского консула изъяли паспорт и запихнули его в другой камуфлированный автомобиль. И получаса не минуло, как оказался я в одиночестве в крошечном каменном мешке в подвальном помещении неизвестного здания. Вокруг голые каменные стены: ни табурета, ни топчана, ни циновки на цементном полу. Под подволоком тусклая электрическая лампочка и гнетущая тишина, нарушаемая вознёй и писком не поделивших что-то крыс. В карманах пусто, даже ключ от каюты отобрали при обыске. Зажав в кулаке цементный обломок, сидя на карточки, мурлыкал я привязавшиеся слова старой казацкой песни: - И родная не узна...ает, где могилка моя!.. За прошедшие сутки меня ни разу не вызывали на допрос, не приносили ни пить не есть, и про меня, кажется, забыли все. Даже на склоне лет не дадено забыть мне ту бесконечную тишину ночи, прерываемую крысиным писком и стуком из соседней камеры. Надежду выкарабкаться придавало сознание, что престиж громадной ядерной державы не позволит чрезвычайному и полномочному послу оставить за решёткою темницы своего консула, а значит, с ним выберусь отсюда и я.
Лишь утром следующего дня советскому послу удалось поднять на ноги всесильные посольства США, Англии и Франции и через них выйти на главаря мятежников - полковника Оджукву. Советский консул, а с ним и ваш покорный слуга мгновенно оказались на свободе, а я на ковре посольства, чтобы дослушать инструктаж капитана. К моему счастью, выяснилось, что мятежники не собирались морить голодом население Нигерии, а тем более свою армию, а проявив неприкрытый интерес к "Боре", заверили, что вооружённые силы возьмут под свою защиту весь груз до последнего рыбьего хвоста. Подтвердились сведения, что в это смутное для страны время владелец фирмы, в чей адрес мы доставили рыбу, продолжал своё турне по далёкой и безопасной Франции с третьей и любимой женой и вовсе не торопился домой. Все дела фирмы вёл судовой агент по странному совпадению, носивший, не к ночи помянутую фамилию американского президента, приказавшего кинуть на Японию парочку атомных бомб. Пользуясь случаем, и заботясь лишь о собственных корыстных интересах, однофамилец президента США торопился набить собственный карман, занимаясь наглым и неприкрытым вымогательством. От меня он потребовал неприкрытую взятку в дюжину грузовых стропов рыбы, оформив их актом как бой при выгрузке. Инструктируемые Джонсоном береговые счётчики нагло мухлевали, и споря до хрипоты и потери пульса, сбивали с толку судовых счётчиков. Конфликт улаживал армейский капрал, под присмотром которого разбирались разногласия в подсчетах груза, неизменно кончающиеся в пользу судна. Джонсону удалось запугать или подкупить все портовые власти, исключая капрала, которого он боялся до дрожи в коленках и поэтому лавировал, вытворяя мелкие пакости капитану и судну. Тянул с бункеровкой судна, посадив экипаж на "голодный паёк" с пресной водой, задержал аванс команде, намеренно не представлял транспорт капитану, что затрудняло связь судна с консулом и торгпредством. Запросив и получив добро судовладельца, мы своевременно отказались от услуг Джонсона, как судового агента, и обратились к агенту Эстонского пароходства Вазару, мгновенно наладившему обслуживание судна. Очень странной казалось позиция советского торгового представителя в Нигерии. Он не только не одобрил моих действий, но настоятельно рекомендовал "решать всё вопросы миром с м-ром Джонсоном". А этот прохвост, открыто блефуя, на моих глазах выложил на стол торгпреда презент в виде археологической ценности древней Бенинской работы. Не стесняясь моего присутствие, торговый представитель со знанием дела вертел в руках покрытую вековой патиной головку из бронзы, рассматривая её через лупу. Полюбовавшись артефактом, и удовлетворённо кивнув, чиновник спрятал его в ящик письменного стола. Не трудно догадаться, что именно таким приёмом два дельца преподали урок строптивому капитану, как надо сотрудничать с местным бизнесом. Последней пакостью, устроенной нам Джонсоном, оказался набег местного таможенного отряда на "Бору". Наслышанные о недавнем неправом Нигерийском суде над капитаном советского судна, когда при повторном досмотре таможни в кармане матросской робы обнаружились две сверхлимитные пачки сигарет "Прима", экипаж "Боры" срочно предприняли соответствующие меры, перетрусив все загашники в матросских рундуках. Закончив шмон, так и не обнаружив криминала, наряд таможни убыл с "Боры" прихватив на память здоровенного тунца и выдав с головой своего наводчика Джонсона.
На этом закончились наши африканские злоключения, окончательно утвердив точку зрения экипажа: в Африке хорошо, но дома, всё же, как-то лучше. И хотя дома было не так уж всё благополучно, а домашние сетовали, на полупустые полки в магазинах и жаловались, что уже устали от непрекращающегося дефицита на продукты и товары первой необходимости, однако в каждом домашнем холодильнике обнаружился месячный запас этого самого дефицита в замороженном виде. С уверенностью можно утверждать, что подобная запасливость наблюдалась в каждой уважающей себя семье, успевшей обзавестись холодильником с морозильной камерой. Поэтому на вопрос: - Кому живётся весело, вольготно на Руси? - я отвечал: - Слава Богу, пока ещё весело живётся нам и Вам дорогие мои земляки! Это, только, кажется, что очень хорошо живется там, где нас нет. Не верится? Тогда купите пластинку фирмы "Мелодия" со шлягером Марка Бернеса, и по нескольку раз за день прослушивайте мудрую сентенцию из его песенки, только подтверждающей мои твердые убеждения: - Не нужен мне берег Турецкий, и Африка мне не нужна...
Все жильцы 32 метровой квартирки не исключая кота Рикки, приняли Роберта как законного обладателя жизненного пространства. В его собственность было определено спальное место в кресле общей комнаты, а на кухне отведена личная посудина с питьевой водой и миска для еды. День напролёт Роберт проводил на подоконнике окна, выходящего на детскую площадку в скверике напротив нашего дома. На потеху играющей в песочнице детворы, а так же их бабушек, детки и мартышка без устали соревновались, кто изощрённей скорчит свою рожицу. Когда это надоедало Роберту, он уединялся на верхней раме кухонной двери и, через подаренное ему морское металлическое зеркальце, любовался собственными роскошными бакенбардами и впрямь выглядевшие не хуже, чем у Александра Сергеевича. Так жилось Роберту, пока про его существование не прознали в 5 классе "А" соседней, расположенной на противоположной стороне улицы, 26 школе. Пионерская дружина пятого класса решила принять шефство над своим дальним родственником наперво одарив его красным галстуком. Отдать должное в этом галстуке Роберт неплохо смотрелся, но отвечать на приветствие пионерским салютом категорически отказывался. А ещё он был против пионерской затеи гладить его по шерстке. Вскоре по большим переменам через дорогу от школы и до подъезда рыбацкого дома потянулся ручеек одноклассников дочери, распихиваемый не желающими признавать живой очереди дылдами из старшеклассников. Тщетно пытаясь как-то регулировать этот поток, моя дочь охрипло выкрикивала: - Посмотрел? Выходи! Следующий! Роберту надоела такая карусель, пугала и раздражала бесцеремонность незнакомцев. Он устал отбиваться подсовываемых ему сластей из школьных завтраков. И под завязку вырвал клок волос и расцарапал физиономию у особенно назойливой старшеклассницы. Оправдываясь, перед разъяренными родителями потерпевшей я вынужден был поклясться директриссе: - в корне исправить положение. После рукоприкладства к прическе барышни из девятого класса, Роберт возненавидел женские косы, длинные волосы и заделался ярым жёноненавистником. Дурное расположение духа Роберт стал срывать на обоях, придав вид квартире претерпевшей маленький пожар или наводнение. На меня сыпались жалобы со всех сторон, и срочно требовалось что-то предпринять. А что и как сделать, так чтобы не обидеть, без вины виноватого, и беззащитного? Ещё недавно, не задумываясь о последствиях, повторялись нами красивые слова из "Маленького принца" Сент-Экзопюри: - мы в ответе за тех, кого приручили! А тут такой разлад в доме и в школе, что в пору не только коту Рикки, а всей семьёю искать убежища в Африке.
Выручил нас - сын начальника рыбной мореходки. У восьмиклассника Серёжи В. была редкая по тем временам роскошь - собственная комната в квартире родителей. К тому же Роберт и Серега подружились и души друг в друге не чаяли. Оба спали на одной подушке, ели из одной миски и мылись в одной воде в ванне. Поверив клятвенному обещанию никогда не расставаться с Робертом, мы с лёгкой душой отпустили его к Сергею. Пару лет не однажды натыкался я на Роберта, резвящегося в компании подростков из рыбацкого дома. Меня Роберт не забыл, запрыгивал на плечо, обнимал и шарил по карманам, однако же, пускался в след Сергею, стоило тому отойти на десяток шагов. Известно, благополучные и счастливые дни имеют свойства быстротечности. После десятилетки, Сергей поступил в Ленинградское Нахимовское училище. Теперь вместе с семейством начальника училища Роберт несколько раз в году катил на красном "Москвиче" по шоссе Таллинн-Ленинград на свидания с нахимовцем Серёжей. Если бы не несчастный случай, возможно, это продолжалось бы ещё пяток лет при дальнейшей учёбе Сергея в знаменитом училище Подплава им. Ленинского комсомола. Но не судьба. Случилось так, что на половине пути в Ленинград от аварийного столкновения у "Москвича" разлетелось лобовое стекло. Вылетевший как из катапульты с переднего сидения на асфальт, очумелый Роберт бросился в лес. Его искали и звали до вечера, но бесполезно, пока не обратили внимания на стаю ворон, пикирующих на верхушку лохматой ели. Зацепившись поводком за сучёк дерева, Роберт из последних сил отбивался от агрессивной стаи. Вспомнив деревенское детство, пятидесятилетний человек в морской форме чудом добрался до вершины ели, чтобы выйти на шоссе в изодранном мундире, но улыбаясь от счастья. Его шею обнимали ручонки не менее счастливого Роберта. Однако, непредсказуемо поведение братьев наших меньших. Идиллия кончилась, стоило Роберту увидеть передок изуродованной машины. Подобная реакция была бы вполне понятна и простительна для какого-нибудь неуравновешенного психопата шофера, не перенесшего аварии с его сокровищем дорогим Ролс-Ройсом. Но, как оказалось, от подобных переживаний не застрахованы и братцы наши меньшие. Обезумевший от горя, Роберт стал бить по щекам водителя и рвать на его голове пучки волос. Истерика Роберта закончилась полной прострацией, похожей на летаргию. Оклемавшийся Роберт с той поры стал шарахаться от отремонтированного "Москвича" как от огня. Из-за его капризов прекратились не только автомобильные поездки в Ленинград, но пропал традиционный семейный отпуск у деда Сергея на Селигере. По железной дороге отвезли Роберта в Ленинград, где со слезами на глазах сдали в местный зоосад.
Прошло несколько лет. Будучи в командировке в городе на Неве, я посетил вольер с резвящимися мартышками. Стоя у металлической сетки в ожидании редко случавшегося здесь безлюдья, я упорно выискивал взглядом Роберта. Из мельтешащих челноками фигурок мартышек, ни одна не проявила ко мне интереса, и не отозвалась на мой зов. Пришлось ждать, когда очнётся от раздумий сидевший в сторонке и меланхолично размышляющий о чём-то самец. Наконец и он подошел к сетке и стал разглядывать заинтересовавший его пакет с арахисом в моих руках. Но спина самца оказалась иной масти, и это явно был не Роберт.
Давно минули годы безалаберной перестройки страны, в разрушительном порыве выкорчевавшие элитные виноградники, а затем принявшиеся корчевать всё нажитое десятилетиями коллективного труда нескольких поколений строителей. Растащив по оффшорным зонам промысловый флот, прорабы перестройки "просто и за здорово живешь" принялись раздаривать своим зарубежным покровителям и рынки сбыта продукции, а заодно и международные квоты на добычу морепродуктов. Но и этого Западу показалось мало. Тогда "друг Боб" подарил "другу Биллу" изрядный кусок берегового шельфа в море Беринга, искони принадлежавший России. На этом Тихоокеанском нерестилище американцы сегодня черпают десятки тысяч тонн минтая, причём икру минтая лопают сами, а разделанные тушки рыбы меняют на миллиарды долларов в Корее. Российских рыбаков, осмелившихся сунуться в район, заделавшийся чужой экономической зоной, отлавливает американский фрегат. Траулер тут же подлежит аресту. После суда капитана, улов арестовывается, а судовладелец облагается штрафом. Так громадная страна, профукав нажитое, осталась в положении мартышки с до неприличия голым задом, и вынуждено солонцует залежалой норвежской сельдью и килькой по цене в десятки раз превышающей номинальную. А глобальный рынок, куда в качестве партнера было обещано ввести Россию, обернулся восточным базаром, на прилавках которого востребованы лишь минеральные ресурсы. Все этажи "Нашего общего Европейского дома", куда манили страну величавшие себя всенародно избранными президентами два самых заурядных секретаря обкома, оказались уже заняты предприимчивым и пронырливым анклавом, поспешившим обзавестись заокеанским гражданством. А для ограбленного и обнищавшего большинства в 90% россиян "наш европейский дом" стал ещё более недоступен. Разворованное национальное достояние России оказалось настолько огромно и необозримо, что у космополитического клана воров уже не хватает сил его разделить. В международном суде с помощью изощрённых адвокатов два нувориша рвут друг у друга из глотки кусок русского пирога, превышающий государственный долг Исландии. А в несчастной стране, стихийно продолжающей доискиваться правды, снова оживилась пятая колонна, из до времени притихших героев криминальной перестройки. Самые предприимчивые и горластые, из тех, что были обделёны в первом переделе, загорелись желанием его повтора, призывая наивных и не раз уже охмуренных, но так ничему и не наученных клиентов МММ, на новый штурм Белого Дома. Отрицая права большинства на формирование общественного устройства страны, поощряемые агрессивным меньшинством, как черти из табакерки выскочили в интернет-сети митинговые лозунги, опытных полемистов-демагогов призывающих признать выборы думы и президента страны нелегитимными. Лозунги вдалбливаются в забубённые головушки юнцов, познающих жизнь не из реалий, а из измерения, искривлённого кибер - пространством и нацеленным лишь на разрушение, умалчивая, что ни одна из четырех революций в России не пошла на пользу народу, а лишь приводила его к неизбежным страданиям, а саму страну к разрухе. В этой развернутой либерально-демократическими политтехнологами компании не брезгуют даже устарелым и давно списанным на утиль б/у материалом. Непримиримо конфликтующая с любым проявлением патриотизма в России, телекомпания RTVi, даже перестаралась, вытащив на белый свет замшелого пахана перестройки, два десятка лет жирующего на криминальном фонде своего имени. А ведь могли бы и подсказать ему внуки: - "хватит, дед не высовывайся", раз не осознаёшь, сколько бед и несчастий принесли твои неудалые "гласность и перестройка". В истории человечества ещё не известны случаи столь громадного по размеру предательства страны, собственным правителем. Когда поощряемые вседозволенностью так называемой "гласности" в кровь разодрались столетиями мирно проживающие народности, а общество разделилось на 10% очень богатых, и 90% влачащих жизнь за чертой бедности людей, "правитель слабый и лукавый" оказался в состоянии лишь удовлетворённо подметить: -"Процесс пошёл!". Вскоре по его злой воле появились в стране олигархи, никогда не виданные бомжи, и взросло молодое поколение "новых русских", для которых слово "Родина" означает банк в оффшорной зоне, в котором заныканы умыкнутые им капиталы. Под обречённое им государство первый, и он же последний, его президент собственноручно заложил мину. Она не преминула бабахнуть, развалив мировую державу на ряд далеко недружественных государств. Хотя за неоценимые заслуги перед Атлантическим альянсом "первому прорабу перестройки" удалось отхватить нобелевскую премию и звание "лучшего еврея года", ему этого мало, он добивается от преданного и проданного им народа признания "гениальным государственным деятелем". Стыдоба одна, да и только!
Вглядываясь в туманную даль прошедших лет, перелистываю картинки прошлого. Первыми в памяти всплывают рано постаревшие женские лица наших матерей. Вслед за отгремевшим в округе сражением вытаскивали они из подвалов и землянок отощавших детишек, чтобы самим тут же заняться разбором дымящихся завалов и руин. Вернувшихся с войны дееспособных мужиков была раз, два... и обчёлся, а инвалидов пруд-пруди. Многие из оставшиеся в живых, радуясь такой удаче, празднуя Победу постепенно спивались, и на хрупкие женские плечи, да на рано повзрослевшую детвору легла главная тяжесть восстановления мирной жизни. Благодаря их твёрдой воле, на глазах одного поколения страна поднялась из разрухи и утвердилась как ведущая мировая держава в этом неспокойном мире. А сделали это вопреки всем мрачным предсказаниям западных политтехнологов, люди иного и непонятного теперешним склада. Не в пример сегодняшним непомерно материалистичным убеждениям, народ, переживший военное лихолетье по образу мыслей и привычек был далёк от искушений сиюминутной наживы, а был жив иными стимулами. - Потерпи, сынок, небось завтра будет легче, - внушала мать сыну. - Главное, чтобы не было войны!
Глядя на современную, мятущуюся Россию, трудно поверить, что ещё совсем недавно в стране, потерявшей в войну пятую часть самого производительного населения, был возможен такой невиданный подъём коллективного бессознательного и всплеск духовной силы. Обидно сознавать, что многое из этой силы, правящая партия, вхолостую, как неотработанный пар, израсходовала "на гудок", трубя на весь белый свет о "загнивании и крахе мирового капитализма". Неумная и неумелая пропаганда лишь пробуждала в умах неверие в произнесённое слово и откровенный цинизм.
Даже при громадном избытке воображения, трудно представить одну из представительниц современного столичного бомонда в белой косыночке, с облезлым на солнце носиком, в брезентовом фартучке, таскающей кирпичи по подмосткам, как ударницу труда по восстановлению разрушенной Севастопольской панорамы. И при разгулявшейся фантазии не вообразить кого-либо из толпы джентльменов фланирующих по столичным бульварам с белым бантом в петлице, с мастерком каменщика или с тачкой кирпичей в руках вместо плаката с категоричным требованием: - "Долой!". А ведь именно так, с мастерком или носилками в нежных ручках их сверстниц-ударниц из студенческих отрядов, под гитару и авторские песенки, на моих глазах поднимался из руин город-герой и красавец у моря Севастополь. Так в трудовых студенческих отрядах выковывался дух созидания будущей советской творческой интеллигенции, вскоре покорившей мир своими достижениями в передовых отраслях науки.
А как требовать от современной молодёжи иного, если нынче законодателем мод стала мировая попса, а "героями нашего времени" явились детки российской элиты, чьими портретами и смакованием их эксцентричного поведения заполонены лощёные журналы и экраны ТВ. В век всеобъёмлющей информации и всепроникающей поп культуры, свалившийся не только на рядового обывателя, но и на головы именитой интеллигентной элиты, воспитание подрастающего поколения обернулось тяжкой задачей. Основным методом в воспитательной работе был, и очевидно останется, личный пример родителей. Благодаря чуду нашего века телевидению, российский телезритель имел редкую возможность наблюдения за процессом воспитания дочери известного всей стране адвоката - глашатая "гласности и перестройки" и митингового трибуна. Тот факт, что оба именитые родители подавали своей дочери дурной пример, призывая к одному, а поступая совсем по другому, документально запечатлели - СМИ, не упускавшие из своего внимания их частную жизнь. Так благодаря всепроникающим СМИ дотошный телезритель мог увидеть дочь именитых родителей ещё в нежном детском возрасте. Телеоператор увековечил для истории битву местного значения, когда девчушка вместе с мамой - будущим сенатором России - стойко отбивалась от назойливых журналистов, пытающихся выдворить их обоих из автобуса. Питерская пишущая братия дозналась, что пользуясь положением папочки - мэра и под видом "дитяти Чернобыля" его дочь вместе с мамочкой заняли чужое место в автобусе, предоставленном благотворительным обществом соседней страны, чтобы доставить чернобыльских детей на восстановление здоровья в санаторий Финляндии. По указанию мэра на помощь дитяти прибыл наряд полиции, и приструнил распоясавшихся телевизионщиков. Но прежде чем захлопнулись дверцы автобуса, в их проёме оператор ТВ усёк крупным планом смазливые личики победительниц с презрительно высунутыми язычками. - Накось вам, выкусите! Так со слоганом: - "Накось, выкусите!" и под прикрытием имени известных на всю страну родителей, с "шорохом" пролетели отрочество и созревание дивы, с твёрдо укоренившейся в её сознании вседозволенностью: - Накось вам! Выкусите!
Сегодня имя дивы связано с очередным скандалом. В её понятиях: - лучшая защита - нападение и она снова высунув язык, бросилась в атаку на правоохранительные органы. - Вас интересует, почему миллион баксов я предпочитаю держать под матрацем? Так мне спокойней спится. Где его взяла? Заработала честным журналистским трудом. А вы скорее лопнете, чем докажете иное, а меня поддержит вся демократической общественность, а если понадобиться, то и мама федеральный сенатор. Накось вам, выкусите!
Таковы нравы на сегодняшнем базаре российского Олимпа элиты. Здесь первостепенная задача с помощью продажных СМИ добиться от охмуряемого ими совка полной амнезии прошлого. Совку требуется забыть о временах и нравах, тех, что бытовали когда-то и вычеркнуть из памяти лучшие достижения прошлого. Требуется забыть о том, что у народа существовали иные стимулы и послевоенное поколение трудилось на восстановлении порушенных войною городов и хозяйства не за страх, а за совесть, не в рабском труде из-под палки, а на подъёме духа и в трудовом энтузиазме. И делалось это по вполне достойной и понятной тогда причине. "За державу было обидно". Не такими уж наивными казались ребята из послевоенного поколения, когда подтрунивая, над собой и себе подобными, говорили: - Обезьяна всю жизнь химичит, да всё равно на тот свет уходит с голым задом. И правильно говорили! Накопленное с собой всё рано не заберёшь, так пусть совесть, как и зад наш, останутся не замаранными. Не мешало бы, и нынешнему племени, смолоду о душе подумать, ведь, ей бедолаге, за все наши земные художества когда-нибудь и ответ держать перед вечностью.
