Моя мать Лаура и отец Арнольд были венгерскими подданными. Они решили перебраться из Будапешта, где тогда жили, в Москву, в Россию. У моей мамы был прекрасный оперный голос - меццо-сопрано (она даже выступала в московской опере ). Мой отец был электромонтёром. К тому же он занимался спортом и был автогонщиком. На соревновании Москва-Петербург в 1913 г. ему удалось занять призовое второе место! Эти соревнования считались большим событием в автомобильном спорте. На автогонках Москва-Петербург участвовало много сотен автогонщиков.
Может быть, именно от отца я унаследовал большую силу воли, которая необходима для участия в шахматных соревнованиях? Только не в автомобильных гонках. Боже, упаси! Ведь у меня правая нога парализована от рождения. Но, несмотря на это, уже 70 лет я вожу машину, т.е. левой ногой нажимаю на тормоз и на сцепление, а правой - только на газ. Но, в шахматном искусстве я перегнал отца. Не будем вспоминать о том, как он играл в шахматы...
1914 год ...
Я и моя сестра Маргит (Маргарета) родились в Москве. В 1913 г., когда мне было два года, а Маргит - четыре года, моя мать решила поехать в Будапешт с тем, чтобы забрать моего брата Кароя шести лет и вернуться обратно вместе с нами в Москву.
Мой брат жил у дедушки, который был директором еврейской школы на улице Доб (т.е. Барабан) в Будапеште. Здесь в основном жили евреи . Правда, я и моя сестра были греческими католиками потому что мы родились в Москве, а в царской России не разрешали быть евреями.
Увы, маме не удалось осуществить свои намерения, так как началась первая мировая война, а мой отец (поскольку он оставался венгерским подданным) был интернирован в Оренбург, то есть был выслан из Москвы и не смог вернуться на Родину, в Будапешт .
Как я стал евреем.
Как-то, когда мы уже вернулись в Венгрию и жили в Будапеште, мой дедушка сказал моей маме: "Как может быть, что Андор (Андре) и Маргит - не евреи?" Мне тогда было около семи лет, а Маргит - девять . Наша мама решила послушать дедушку и выполнить его просьбу. Приготовили к празднику выпивку и вкусные закуски. Меня положили на стол. И мне дядя Рабин отрезал кусочек кожи от моего члена. Я от боли орал как шакал и думал, зачем с такими муками мне надо было стать евреем. А потом, когда однажды я пошёл гулять во двор, мальчики и девочки увидели между моими ногами крупный забинтованный предмет. Одна девочка с силой ухватилась за него руками и спросила: "Что это за чудовище?" Но я не мог ответить. Я орал от боли как шакал и проклинал судьбу за то, что меня перекрестили евреем.
Военное детство...
Теперь вернусь к событиям того времени, когда моя мама хотела забрать моего старшего брата в Москву .
Бедная моя мама потеряла свой оперный голос и вынуждена была пришивать пуговицы к солдатским шинелям (шила она левой рукой т.к. была левшой). Но конечно, ее заработок был мизерным, и на него нельзя было прокормить троих детей, поэтому мама решила отдать нас в государственный приют в Будапеште. Однако подолгу мы не могли оставаться там и каждый раз удирали домой к маме. Тогда мама решила отдать меня и Маргит в приют в город Сомбатхей, расположенный подальше от Будапешта у границы с Австрией. Я уже не помню, какие там были условия для детей. Но, независимо от этого, мы очень тосковали по маме. И мы снова решили сбежать из приюта. Случилось это вечером. Надо было перелезть через высокие железные ворота. Они были закрыты на замок. Я взял Маргариточку себе на спину, так как у неё на пятке образовалась гнойная опухоль, и она не могла ходить. Пришли на вокзал, устали. Я был похож на лорда Байрона, но только ногами (ведь я тоже прихрамывал, потому что родился с детским церебральным параличом). Мы сели в один из вагонов, и поезд отправился в Будапешт. Пришёл калауз и спросил наши билеты, но, увы, билетов у нас не было, даже не было ни одного филера . Проводник высадил нас в городе Дьёре (мы проехали половину пути до Будапешта), где и передал полицейскому, который отвёз нас в местную городскую тюрьму. Так мы впервые узнали ещё в детстве, что такое камера, решётки, тюрьма. С нами было ещё много заключённых женщин, возможно проституток, которые использовали в своей речи очень "странные" выражения. Так нам представилась возможность научиться "кое-чему" из того, о чём они болтали.
Но самое главное - надо было вырезать опухоль на пятке моей сестры. Я никогда в жизни не забуду, как стоя у больничного окна в тюрьме, слышал крики бедной Маргитки, страдавшей от жуткой боли. Не знаю, может быть, тогда ещё не применялись обезболивающие средства при проведении хирургических операций?
Наша тюремная еда была неописуемо плохой и скудной, главным образом она состояла из чёрного хлеба. А в это время в одной из газет, выпускавшейся в Будапеште, появилась заметка, где говорилось, что два малолетних ребёнка находятся в тюрьме города Дьёра. К счастью, моя мама прочитала о наших злоключениях в газете, приехала за нами, и, к нашей радости, забрала меня с сестрой в Будапешт.
Помню еще один случай, связанный с моей жизнью в приюте. Обычно, детей из приюта отдавали какому-нибудь хозяину, не имевшему детей. Как-то меня отдали священнику в одну деревню, и я у него работал пастухом. Надо было караулить находившееся на летнем выпасе стадо коров, чтобы оно случайно не перешло на люцерну. Мне не повезло, одна корова всё же оказалась в люцерне. Хозяин увидел это и бросил в меня палку, и чуть было не попал мне в голову. Той же ночью я решил удрать от этого подлеца. Сел на поезд в направлении Будапешта. На сей раз мне повезло. Один солдат (он тоже ехал в Будапешт) накормил меня и уплатил за мой билет. Он служил в коммунистических венгерских войсках. Это я понял, когда патруль румынских оккупационных войск зашел в поезд , чтобы арестовать солдата. Он быстро схватил свою военную шапку и сорвал с околышка коммунистический значок. Мы оба благополучно добрались до Будапешта и попрощались. Этого доброго человека я никогда не забуду.
Послевоенная жизнь.
Однажды моя мама со слезами пришла домой, кто-то сообщил ей, что её мужа, Арнольда (нашего отца), видели в Вене. Когда мы дали знать о себе отцу, он приехал в Будапешт, но только для того, чтобы развестись с моей матерью и уплатить ей алименты, то есть дать деньги на содержание троих детей. Моя мама с болью, но безоговорочно согласилась. Затем отец пригласил нас с Маргаритой в Вену, и мы познакомились с его новой женой. Она была родом из Оренбурга, русской по происхождению, некрасивой, но с идеальной фигурой. По иронии судьбы, она шила моей маме концертные платья для выступлений в московской опере, где та пела прежде . Маргариту оставили дома, но меня отец отдал профессору, преподававшему музыку, который учил меня играть на фортепьяно. Однако через несколько месяцев я оставил занятия музыкой, поскольку очень тосковал по матери. Когда мой отец забирал меня, профессор посетовал на то, что тот делает непоправимую ошибку. "У вашего Андре блестящий слух" - сказал учитель моему отцу - "он уже прилично играет на фортепиано. Он может стать большим пианистом, когда вырастет". Но судьба сложилась иначе. Моя мама приехала в Вену, чтобы забрать с собой в Будапешт меня и Маргитку. Никогда не забуду, как в квартире отца и Варвары Николаевны (его новой жены) мы жили все вместе, как у моей мамы слёзы стояли на глазах, как она тихо плакала, чтобы отец и Варвара не заметили.
В Будапеште мы в те годы жили на улице Доб, в доме 34. Напротив нас была синагога . Я, Маргитка и мой брат Карой ходили в школу. Хорошо помню, как однажды зашли на нашу улицу студенты из Университета, антисемиты, и избили многих из живших там евреев. А по прошествии некоторого времени они захотели повторить свой "геройский" поступок. Но евреи, и даже не евреи, устроили им "ловушку", убив одного из них. Пришли полицейские, чтобы арестовать убийцу, но так и не нашли его. Хотя мы все знали, кто убил студента.
В школе, я был на первом месте, как самый худший ученик и самый опасный драчун. Я был физически очень сильным и избивал детей без всякого повода. Однажды директор школы вызвал мою мать и сказал: "Ваш сын такой хулиган, что наверняка когда-нибудь закончит свои дни на виселице!" Но, как видите, дорогие, уважаемые читатели, пока меня ещё не повесили, и, когда я пишу эти строки, мне уже больше 92 лет (для точности, я родился 5 мая 1911 года).
Рассказывая о своем детстве, я забыл упомянуть об одном "доблестном" поступке, совершенном мною тогда. Однажды около нашего дома в Будапеште на улице Доб проезжал автомобиль (тогда автомобиль был редким явлением), где сидели два пассажира, дама c господином, и шофёр. Я взял большой шмат лошадиного навоза и бросил его прямо им на головы! Шофёр и сидящий рядом с ним господин выпрыгнули и побежали за мной. Я со своей хромой ногой очень рисковал, поэтому быстро спрятался под ступени, где стояли мусорные ящики. Они побежали искать меня дальше. Но, слава Богу, я спасся. Вот каким "очаровательным" мальчиком я был!
Закончив I-ую Гражданскую школу в 5 классов (где учился в одном классе вместе с Яношом Кадаром ), я стал обучаться портновскому искусству, но тоже не без приключений. Я любил плавать и ходил в бассейн в Будапеште. Однажды, когда я по обыкновению плавал (мне тогда было примерно 15 лет), один незнакомец, понаблюдав за мной, подплыл ко мне и сказал: "Мальчик, ты неплохо плаваешь, но твой стиль брасом - неправильный. Давай я тебе покажу, как надо плавать этим стилем".
Я начал плавать, а он держал меня за живот, показывая правильные движения и всякое другое, вдруг я почувствовал, что его рука медленно скользит к моему мужскому достоинству. Я и не думал заподозрить что-то плохое, полагая, что это просто случайность. Потом, когда мы стали одеваться, он спросил, чем я занимаюсь. Я ответил, что я - портной. Он обрадовался и сказал, что у него первоклассный швейный салон. Затем он поинтересовался, сколько я получаю за свою работу. Я молчал. Он сказал: "Хочешь перейти ко мне работать? Я буду платить тебе 16 пенгё за неделю". Я был поражён. Для меня это были огромные деньги. На них можно было купить пирожки, мороженое и даже сходить один раз в цирк и кино. И я перебрался на работу к новому хозяину.
По субботам, когда рабочие парни уходили, я должен был оставаться. Моими обязанностями было смазывать швейную машину маслом и делать уборку в помещении швейной мастерской. Однажды хозяин спросил меня, как я стал евреем, то есть попросил показать cвое "хозяйство". Я ответил ему: "Ничего интересного в этом нет, у вас тоже самое". Тогда он сказал: "Пойдём в подвал, надо набрать уголь, чтобы натопить печку в квартире". Мы пошли, и он потребовал показать, как я стал евреем и предъявить мой "инструмент". Я быстро удрал от него, а потом рассказал маме и брату, почему я больше не могу идти на эту работу. Они меня поняли. Мой брат пошёл со мной к хозяину салона с намерением набить тому морду. Но дома его не было, мы застали только его мать, которая умоляла нас не трогать её сына. Она объяснила нам, что это у него такая страшная болезнь. Конечно, я больше не работал на него: договор с хозяином швейного салона мы расторгли.
Короче говоря, когда мне было около 16 лет, я получил диплом мастера-портного, сдав экзамен, который состоял в том, чтобы самостоятельно сшить мужской пиджак.
Мое знакомство с шахматами. 1927 г.
Мое знакомство с шахматами произошло следующим образом. Это было летом. В Будапеште на площади Алмаши находился профсоюз портных, где состоял и я, в качестве безработного ожидая, когда меня куда-нибудь возьмут на работу. Там же на площади Алмаши портные играли в шахматы. Один из них был моим другом. Как-то, он должен был идти со мной на футбол. Билеты на матч были у меня. Я пришел за ним на площадь и стал ждать, когда он закончит игру. Наконец, когда мое терпение было на исходе, я обратился к нему: "Мы опоздаем на матч Австрия - Венгрия". Он ответил: "Сейчас я закончу партию, и мы с тобой пойдём". Казалось, проходила вечность, пока кто-нибудь из игроков сдвигал свою фигуру, сделав очередной ход. Мне было смешно смотреть на эту "идиотскую" игру, терпение у меня лопнуло: я смахнул фигуры с доски (теперь я уже знаю, что это называется шахматной доской). Мой друг и коллега портной очень рассердился, схватив свою палку и успев ударить меня, он попробовал побежать за мной. Выше я уже упоминал, что от рождения я хромой, но, к счастью, у моего друга был протез вместо ноги, и мне удалось удрать от него. Конечно, на футбольный матч он со мной не пошёл.
Через несколько дней я попросил у него извинения. Мы помирились. "Хочешь, я научу тебя играть в шахматы? - предложил он мне. "Ты не представляешь, какая это изумительно красивая игра!" - вдохновенно воскликнул мой друг. Я без всякой охоты согласился - боялся отказать, чтобы вновь не разозлить его. Он показал мне, как ходить разными фигурами. Мы начали играть, он дал мне в качестве форы ферзя и две ладьи! Несмотря на это, я не сумел захватить вражеского короля. Всегда получалось "патовое положение". Я чуть ли не плакал от злости. Но, как это нередко бывает - ученик в конце концов превзошёл своего учителя. Через несколько недель я уже играл с ним без форы, на равных, и как хотел, так и выигрывал у него. Однажды я предложил ему: "Давай я тебе дам ферзя вперёд!" Он побледнел от злости и ответил: "Ты - наглый хвастун. Как ты можешь предлагать мне такую глупость? Давай ферзя, я тебе докажу, какой ты дурак!" Я снял с доски своего ферзя и, не смотря на это, выиграл и даже захватил его короля. Он был ошеломлен и побледнел. История повторилась: мой друг снова готов был убить меня. Но Бог помог мне, я, хромой, опять удрал от него. Но я ему очень благодарен на всю жизнь. Потом я так полюбил шахматы, что целый день-деньской и ночь напролет думал только об игре.
Моя мать все удивлялась, почему я много месяцев не могу получить работу. Наконец, она сама отправилась поинтересоваться в профсоюз портных, как обстоят мои дела. Там ей ответили, что ее сын с раннего утра до позднего вечера играет в шахматы, и он уже давным-давно забыл о карьере портного. Я же был занят поиском, где можно сыграть в шахматы с сильными шахматистами. Обычно их можно было встретить в разных кафе, где играли на деньги в шахматы, карты и прочие азартные игры. В одно такое кафе я и зашёл поиграть. Но мои соперники всегда выигрывали у меня, а это стоило немалых денег, что делало меня нищим. Но зато день ото дня я стал играть все лучше и лучше, даже обыгрывая уже сравнительно сильных шахматистов и зарабатывая выигрышами на хлеб.
К этому времени я уже стал сиротой. Моя мама умерла, пока я наблюдал, как в кафе играли шахматные мастера. Одним из них был Синер. Увы, он кончил жизнь самоубийством. И вот, наконец, я познакомился с мастером Каролем Штерком, обаятельным и добрым человеком. Он оказал большую услугу, начав учить меня, как разыгрывать дебют и тому подобным вещам. А потом я очень захотел увидеть Париж и решил на свой страх и риск отправиться во Францию.
Как я снова попал в тюрьму.
Итак, я сел в поезд Будапешт-Вена. Но мой паспорт был действителен только два месяца и только на территории Австрии. В Вене я разыскал кафе "Централ" и там увидел гроссмейстера Э. Грюнфельда, известного теоретика, создавшего "дебют Грюнфельда", который и в наши дни является очень популярным. В этом кафе я познакомился с одним человеком, его звали Геза (фамилию я забыл). Он в совершенстве говорил по-немецки и по-венгерски. Я ему рассказал о своих планах поехать в Париж. Он оказался очень добрым и участливым человеком и решил мне помочь. Мы поехали на поезде в сторону Пассау до австро-германской границы, проходившей по гористой местности, которую нужно было пересечь пешком. Мой попутчик предупредил меня: "Пока ни с кем не говори по-немецки". Потом мы пошли дальше. По дороге мы встретили какого-то местного жителя. Мой друг узнал у него, где живёт учитель. Он указал, куда надо идти. И вот мы оказались у моста, где на другой стороне была уже Германия, Пассау. Это был воскресный день. Обычно по воскресеньям австрийцы молча ходили через мост в церковь. Мы воспользовались этим, слились с толпой и пошли, вместе с остальными храня молчание. На другой стороне мой друг сказал: "Вот Андор, поздравляю! Ты находишься в Германии! Прощай! Я возвращаюсь обратно". Мы обнялись, и больше я никогда в жизни не встретил моего дорогого друга Гезу.
Откровенно говоря, не зная, куда идти и решив отдохнуть (я очень устал от волнения, к тому же был голоден, а денег у меня не было ни гроша), я вошёл в лес, лёг на траву и крепко уснул. Во сне я увидел, что около меня стоит немецкий полицейский. Почувствовав, что кто-то дёргает меня за плечо, я открыл глаза: прямо передо мной стоял живой полицейский. Сон оказался явью. Представитель немецких властей строго обратился ко мне: "Ihr Dokumenterscheinen" (т.е. "покажите ваши документы"). Увидев мой паспорт, который был действителен только на территории Австрии, полицейский за нарушение паспортного режима отвёл меня в тюрьму в местечко под названием Воршфельде. И там меня посадили в тюремную камеру. Для меня это не было в новинку, ведь в детстве я уже сидел в тюрьме. И здесь были все те же тюремные атрибуты: так называемый "брич" (т.е. кровать из досок) и решётка на дверях. Еду в тюрьме мне давали. Но, милостивый Боже, дорогие читатели, вы бы только попробовали эти тюремные деликатесы! Прошло несколько дней, и "Vogtmeister" (т.е. тюремный надзиратель), вывел меня погулять по довольно приятному двору, там даже были деревья с яблоками и грушами. "Чем Вы занимаетесь" - спросил меня тюремный надзиратель. Я ответил, что был портным, при этом добавив, что теперь профессионально играю в шахматы. Конечно, я ему не сказал, какая у меня квалификация, поскольку этим определенно не мог еще гордиться. Но он так обрадовался, что на следующий день принёс свои шахматы, и мы стали играть каждый день по многу-многу партий. Он играл очень слабо, но чтобы порадовать его, я всегда проигрывал пару партий. Он был счастлив, и я тоже, поскольку получал вкусную сытную еду, которую другие заключённые не получали! Наконец, спустя несколько недель начался суд, и мой друг вахтмайстер дал на меня прекрасную характеристику.
Меня выпустили из тюрьмы с обязательным условием явиться в Венгерское посольство, когда я буду в Берлине, чтобы получить другой паспорт, который будет действителен в других странах, в том числе и на территории Германии. Мы с моим вахтмайстером попрощались как хорошие приятели: обнялись и поцеловались по-дружески. У него слёзы появились на глазах, у меня тоже, но с той разницей, что у меня были слезы радости, поскольку я опять стал свободным человеком! Итак, я добрался до Берлина, пошёл в Венгерское посольство. Но в выдаче паспорта мне было отказано. Чиновник посольства сказал, что для получения новых документов мне необходимо вернуться в Венгрию. Я ещё несколько дней жил в Берлине, в так называемом "Unterkunft". Это был дом, предназначенный специально для бедных иностранцев, где можно было жить бесплатно, но где был жесткий распорядок дня. Я поздно ложился, поскольку бродяжничал по разным кафе, и утром не мог встать рано, то есть в 8 утра, как того требовали в "Unterkunft". Каждый день меня будили, ругая, что я ещё не встал, со словами: "Herr Lilienthal! Schon acht Stunden! Stehen Sie auf! Schon alle Leute in Berlin auf der Arbeit schwitzen!" (т.е. "Господин Лилиенталь! Вставайте! Уже восемь часов, уже все люди в Берлине потеют на работе!
В Берлине на Фридрихштрассе было одно кафе под названием "König" (т.е. "Король"). Если бы вы зашли туда, то смогли бы сразу увидеть много людей, играющих в шахматы, карты, а, самое главное - фотографию Эммануила Ласкера - гордость Германии, который в 27 лет от роду стал чемпионом мира! Между прочим, фотография Э. Ласкера красовалась во всех кафе Берлина. И вот начались мои первые выступления. Я играл лёгкие партии на небольшие ставки. Мне повезло: так как партнёры были очень слабые, удалось заработать на дешёвое питание. Однажды я подошёл к Э. Ласкеру и попросил со мной сыграть одну партию в шахматы, на память. Он как раз играл в Го (это японская игра, Э. Ласкер был разносторонним игроком: он играл в карты, бридж, изобрёл многие другие игры). Но со мной он отказался играть, сказав мне: "Молодой человек, я в шахматы больше не играю". В будущем он стал моим партнером. Но тогда мне в самых невероятных фантазиях не могло придти в голову, что однажды я все же встречусь на турнирах с таким гением шахмат, как Э. Ласкер!
Здесь же я увидел Арона Исаевича Нимцовича. Все шахматисты знают "дебют Нимцовича", "контргамбит Нимцовича". Однажды шахматисты-любители из кафе "Кёниг" попросили Арона Исаевича сыграть с одним способным юношей пару партий. Этим юношей был я. А.И. Нимцович тут же согласился сыграть две партии. В обеих встречах он меня легко положил на две лопатки. Больше мне не довелось встретиться с этим гениальным шахматистом.
Но в кафе "Кёниг" у меня была ещё одна интересная встреча с двумя великими шахматистами, русскими гениями - Александром Алёхиным и Ефимом Боголюбовым. Они играли матч, однако, как известно читателям, А. Алёхин победил Е. Боголюбова, удержав титул чемпиона мира [1929 г.]. Однажды, в этом кафе "Кёниг" они давали сеанс одновременной игры альтернативно на сорока досках. Я тоже участвовал. Точнее играла одна дама против них, а я ей помогал (сам участвовать я тогда не мог, поскольку это стоило денег ). И нам с нею удалось добиться ничьей! Эта дама была счастлива, в газете была напечатана её фамилия, а также сообщалось о том, что ей удалось сделать ничью!
Затем я вернулся обратно в Будапешт, чтобы получить новый паспорт, который был действителен на территории других стран Европы, и получил его.
Парижский период.
Мой брат Карой решил тоже поехать со мной. Он был на 4 года старше меня и учился профессии башмачника: умел шить верхнюю часть ботинок.
Итак, мы с братом прибыли в Париж. Искали, в каких кафе играют в шахматы. Одно оказалось на Рю де-ла Сорбон (т.е. на улице Сорбоны). Но сначала я расскажу, где и как мы жили.
Как опасно делать яичницу!
На Рю де-ла Сорбон были самые худшие и дешёвые гостиницы. В одной из них мы устроились на 5 этаже. Здесь с нами и произошёл кошмарный случай. Карой готовил на завтрак яичницу, стоя около открытого окна и тряся в руках сковородку. Он держал сковородку за ручку. И вдруг случилось нечто ужасное! Ручка сковородки оторвалась и осталась в руках брата, а сковородка вместе с яичницей вылетела через окно на улицу! Мы с братом увидели, как внизу на улице собирается много народу, все ругаются, даже полицейского позвали, чтобы наказать виновного. К счастью, сковородка ни на кого не попала, она могла тяжело ранить или даже ранить смертельно, если бы попала на голову. Мы в панике побежали вниз на улицу и, слившись с толпой, стали кричать и ругать неизвестных преступников, бросающихся сковородками с яичницами! Слава Богу, приключение закончилось благополучно!
В дальнейшем мой брат стал эстрадным танцором. Он выступал со знаменитым певцом Марио Ланца, с которым очень дружил. Пусть земля ему будет пухом, мой брат умер в 2003 г.
Деньги у нас кончились. Надо было как-то питаться, а на что? Как я выше уже упомянул, на Рю де-ла Сорбон нас привлекло кафе, где играли в шахматы. Оно называлось "Людо" . Я нашёл там приятного партнёра, имея по шахматам примерно категорию G! Играли мы блиц, ставка была 10 франков, которую получал победитель. Мой брат очень волновался, но всё закончилось благополучно. Я получил несколько десяток, и мы пошли с Кароем пообедать в так называемый ресторан "Préfix" . Обеденное меню стоило 15 франков. Вино стояло на каждом столе бесплатно. Вдруг ко мне подошёл один человек, русский, и обратился с предложением (я ещё плохо знал по-русски, поскольку забыл язык, но по-французски уже более-менее научился объясняться): "Молодой человек! Вы очень прилично играете в шахматы. Хотите, я отведу Вас в одно настоящее шахматное кафе?" Я согласился. Хочу отметить, что звали его Виктор Барт, он был художником и даже нарисовал моего брата в образе тореодора. Этот портрет купил в Париже Музей Изящных искусств [musée des Beaux-Arts]. В прошлом Виктор Барт был офицером, участником белогвардейского движения.
Итак, мы попали в кафе "Режанс" , на улице де Риволи. Когда мы вошли, перед нами стоял стол Наполеона, на котором император играл в шахматы, и даже игранная Наполеоном партия, брошюра с небольшим количеством партий, а затем - большой портрет А. Алёхина. Это было настоящее игорное кафе. Здесь играли в жаке, карти и, разумеется, в шахматы. Я помню, как обратился к официанту и узнал у него, с кем можно сыграть в шахматы. Тот указал на одного человека, сидящего за шахматной доской. Я подошёл к нему и спросил, хочет ли он со мной сыграть? Он ответил: "Я играю только на деньги". Я согласился. Не помню, сколько мы сыграли партий, но он проигрывал, только однажды с трудом добившись ничьей. Конечно, он отказался играть со мной дальше. А потом, после небольшого перерыва я предложил ему платить. Он мне ответил: "Я являюсь мастером по шахматам. В этом кафе, когда я выигрываю - мне платят, а когда я проигрываю - мне позволено не платить!" Я его фамилию запомнил - Кейстельбаум, по национальности он был поляк.
Мой первый учитель.
В кафе "Режанс" каждый день приходил блестящий гроссмейстер Савелий Григорьевич Тартаковер, создатель, так называемых, гипермодерн-шахмат. Если мне память не изменяет, он родился в Ростове-на-Дону. Мне посчастливилось, так как он согласился сыграть со мной блиц-партию. Но к этому времени я играл уже довольно прилично, и мне удалось выиграть у него, но, конечно, общий перевес оказался у С. Тартаковера. А затем мы нашли в этом кафе многочисленных любителей и, самое главное, меценатов, которые платили нам за то, чтобы мы с Савелием Григорьевичем играли блиц вслепую! То есть раз, два, три, четыре, пять - и нужно делать ход! Этим способом нами были сыграны красивейшие партии, будто бы с осмотрительностью сыгранные на доске. Меценаты и зрители получали удовольствие, и мы с Савелием Тартаковером - тоже. Так мы заработали у меценатов приличную сумму франками.
Я очень благодарен Тартаковеру! Он был по-настоящему богемным человеком. Первое время я не понимал, почему он, будучи хорошо обеспечен материально, должен играть лёгкие партии на деньги. Рассказывали, что в Санремо С. Тартаковер, получив за первое место на турнире приличную сумму денег, через час проиграл их в рулетку. Он любил любую азартную игру и всегда легко переносил материальные затруднения. Это не выдумки. Если кто-нибудь говорил ему о том, какой красивый у него галстук, С. Тартаковер тут же мог снять его со словами: "Хотите? Я с радостью подарю его вам". Кроме азартных игр, самой большой его слабостью были женщины. Ради изящной красавицы симпатичный доктор готов был пожертвовать всем, чем обладал сам.
Это конечно краткая, описываемая мною характеристика гениального шахматиста С. Тартаковера, моего дорогого учителя и друга.
Главные события в моей шахматной карьере. 20-е гг.
Опять в кафе "Режанс" заходил Александр Алёхин. Все присутствующие сконцентрировали своё внимание на гениальном русском чемпионе мира, победившем в матче гениального чемпиона кубинца Хосе Рауля Капабланку. Зрители сказали А. Алёхину, что вот тут один мальчик (то есть я) здорово играет лёгкие партии. И к моему удивлению и радости А. Алёхин подошёл ко мне и сказал: "Я хочу с Вами сыграть четыре партии блиц". Я ответил: "Доктор (так А. Алёхина многие звали)! Только без денег". А. Алёхин согласился. И мы начали. К удивлению зрителей я победил в первых трёх партиях. А. Алёхин выиграл четвёртую. Александр Александрович покраснел и сказал: "Давайте ещё сыграем четыре партии". Я ответил: "Доктор! Я больше с Вами не хочу играть. Хочу оставить этот результат на вечную память!" А. Алёхин только засмеялся и не обиделся, несмотря на то, что по характеру он был очень нервный. Можно сказать, он со мной даже подружился. Когда А. Алёхин пригласил шахматистов к себе домой, я, счастливчик, тоже был среди приглашённых гроссмейстеров, таких как: д-р Берштейн, С.Г. Тартаковер, Е.А. Зноско-Боровский, Дюшамб и другие. Хочу ещё отметить, что А. Алёхин обладал мужским обаянием, был высок ростом и хорошо сложен. Если бы организовывали конкурсы красоты среди мужчин, то русский гроссмейстер, наверняка бы занял первое место. Конкуренцию ему мог составить только Хосе Капабланка. Хочу ещё добавить, что А. Алёхин был эмигрантом, очутившимся во Франции после утверждения советской власти в России. Мне кажется, читателю будет интересно узнать ещё один незабываемый эпизод, связанный с А. Алёхиным. В здании Пале-Рояль [Palais Royal] проводился блицтурнир, в котором я должен был участвовать, но не мог уплатить определённый организаторами взнос. А. Алёхин спросил у организаторов турнира: "А почему Лилиенталь не участвует?" Ему объяснили, и тогда Александр Александрович заплатил за меня, и я смог участвовать. Я старался, чтобы турнирный взнос, выплаченный А. Алёхиным, не пропал даром. Я занял первое место! Тогда я подошёл к русскому шахматисту, чтобы вернуть долг. Александр Александрович не взял с меня денег и сказал мне: "Когда вы станете мастером, тогда и вернёте мне долг".
В саду Пале-Рояль, напротив фонтана с белым и зелёным узором находился обвитый растениями шахматный павильон Пале-Рояль - один из старейших и наиболее значительных в Париже. Обыкновенное кафе, но все сидящие в нём, или почти все - шахматисты, а на каждом столике шахматная доска. Ни одной женщины - разве что кассирша за стойкой. Сидят часами и играют. На всякого постороннего смотрят с удивлением - словно профану зайти сюда было нельзя. За столами знакомые лица прославленных шахматистов (Тартаковер, Зноско-Боровский) и всюду русская речь. На террасе в многочисленном окружении - шахматный король А.А. Алёхин.
Затем я был приглашён на проходивший в Париже турнир сильного состава, где А. Алёхин занял первое место, а мне удалось занять 4 место. Играя против А. Алёхина, я добился ничьей, но в партии против Жака [Якоба] Мизеса потерпел поражение, позорное для меня. Я избрал для дебюта французскую защиту. Немецкий мастер меня разгромил уже на 17 ходу! Пришлось сдаться.
Из Парижа я поехал в Прагу. Прекрасный город. На Венцель плац я зашёл в одно кафе (название забыл). Но мне повезло, я встретил одного великого шахматиста, его звали Соломон Флор. Потом я его звал Сало, а он дал мне прозвище - Лили, чуть-чуть короче моей фамилии. Мы с ним остались до конца его жизни самыми близкими друзьями. Сало Флор по профессии был не только гроссмейстером, но и журналистом.
А затем мы с Соломоном Флором поехали в Австрию на курорт Штубен [Stuben] , где должен был начаться очень сильный по составу турнир. Конечно, я тоже хотел участвовать. Но организаторы сказали, что мое имя им совершенно неизвестно, поэтому они не могут включить меня в число участников турнира. Но к счастью, Соломон Флор попросил их допустить меня к участию. Его авторитет оказался вполне весомой рекомендацией для того, чтобы мне разрешили участвовать наравне с остальными. И всем на удивление я занял первое место, а С. Флор - только второе. Когда он со мной встречался, то получил абсолютно выигрышную позицию на шахматной доске. Но к моему счастью прозевал фигуру, и я у него выиграл. Я извинился перед С. Флором.
Курорт Штубен был прекрасным местом. Я мог каждый день плавать в 50-ти метровом бассейне. Однажды я сказал Сало: "Хотите, заключим пари, что я переплыву этот бассейн под водой?" Он ответил, что это ему неинтересно. Но добавил при этом, что если я в одежде, то есть в костюме, переплыву под водой, то он согласен на пари. В газете появились карикатуры на то, как я плаваю. Но самый приятный сюрприз устроила дирекция курорта после моего "смелого поступка", подарив мне в чемодане новый костюм и бельё! Они предполагали, что я беден (пожалели и не ошиблись).
И после этого турнира я вернулся в Будапешт, где по приезде участвовал в чемпионате Венгрии по шахматам. Но уже в самом начале я проиграл первую и вторую партию, и многие иронически отмечали: "Хорош "международный мастер" вернулся". Когда никто не видел, я плакал.
А в чемпионате Венгрии участвовали очень сильные мастера, ставшие позже даже гроссмейстерами. Среди них: братья Лаёш Штейнер и Эндре Штейнер. Отец у них был преподавателем. Это были на редкость приятные люди. И вот Лаёш обратился ко мне и сказал: "Андре! Играйте спокойно. Всё ещё впереди". Я послушался его совета и старался играть более спокойно. В итоге я занял второе место (надо проверить таблицу). И к моей радости, мой авторитет, как международного мастера получил признание на моей Родине.
В 1933-1934 гг. я был приглашён на турнир в Гастингс (Англия), который начинался перед празднованием Нового Года. В этом турнире участвовал чемпион мира А. Алёхин и мой друг С. Флор, который занял первое место! А мы с А. Алёхиным разделили второе-третье место, отстав от победителя на пол-очка. А. Алёхин выиграл у меня на 65-м ходу (поверьте, в сложном, остром поединке). В холе гостиницы, где Александр Александрович жил, он играл в карты (бридж). Мы решили с Сало Флором пошутить над русским гроссмейстером. По совету Сало я подошёл к А. Алёхину и сказал: "Поздравляю Вас, после 7 часов муки Вам удалось победить старого Митчела (английского мастера) и разделить со мной второе-третье место". Хочу добавить: бывает так, что даже чемпиону мира не всегда удаётся быстро победить слабого противника. А. Алёхин бросил свои карты на пол и зло сказал мне: "Господин Лилиенталь! Учтите, Вы никогда не будете играть на тех турнирах, где буду участвовать я". Он убежал в свой номер. Я был кошмарно расстроен, и Сало решил исправить нашу идиотскую ошибку. Он зашёл к А. Алёхину, а я стоял около двери ... Вдруг Сало открыл мне двери. Я зашёл и умоляющим голосом попросил извинения. Слава Богу! А. Алёхин простил мою бездарную шутку. По-видимому, Сало оказался хорошим дипломатом.
Как "Голиаф" погнался за "Гномом".
Когда в 1933 г. я участвовал в парижском турнире, перед запуском часов я увидел, равно как и публика, сидевшая в зрительном зале, редчайшее зрелище: чемпион мира А. Алёхин погнался за Виктором Бартом, художником, организатором этого турнира, обещавшим А. Алёхину заплатить экстра гонорар. Но В. Барт не выполнил взятых на себя обязательств. А. Алёхину почти удалось поймать бедного маленького В. Барта, и тогда началось бы мордобитие. Но к счастью, в зале появился господин Блуменфельд, меценат турнира, и передал А. Алёхину положенный ему за участие экстра гонорар. Слава Богу, часы были запущены, турнир начался. На экстра гонорар за участие в турнире, который получил А. Алёхин, он мог купить себе велосипед! А сегодняшние чемпионы мира, получая экстра гонорар, могут купить себе автомобиль!
В 1935 г. на Олимпиаде по шахматам в Варшаве А. Алёхин представлял Францию и играл за французскую команду. Приехал А. Алёхин со своей женой, американкой, звали ее Грейс Уисхар. Интересно добавить, что Грейс была старше Алёхина на несколько лет, и первая жена знаменитого шахматиста тоже была старше его. Мы с Сало Флором хотели познакомить Алёхина с молоденькой девушкой. Но она была безразлична А. Алёхину: он любил только "пожилых" дам. Но не об этом хотел я рассказать, а о том, что А. Алёхин приехал на олимпиаду со своей любимой сиамской кошечкой! И вдруг кошечка исчезла, то есть пропала. А. Алёхин был очень расстроен. Да и не только он, но и участники Олимпиады и все остальные присутствующие. Было дано объявление в газеты и на радио: "Кто найдёт её - получит вознаграждение". И Бог помог! На следующий день кто-то принёс А. Алёхину пропавшую барышню. Оказывается, она пошла на прогулку и нашла себе приятеля!
Вы, дорогие читатели, не можете себе представить, что творилось в турнирном зале. Судья везде остановил часы. Каждый участник подходил к А. Алёхину и поздравлял его с находкой любимицы. А. Алёхин был очень счастлив, ведь он её безумно любил. Я хочу к этому добавить, кто так любит животных, как А. Алёхин, тот может быть только хорошим человеком. Да, я это могу подтвердить, поскольку дружил и хорошо знал А. Алёхина. Кошку звали Чесс (т.е. шахматы).
И вот, в 1934-1935 гг. я опять участвовал в турнире в Гастингсе. В то время в нем впервые принял участие советский шахматист Михаил Ботвинник. Мы сыграли неудачно, разделив четвёртое-пятое место, Х. Капабланка - второе, сэр Томас (англичанин) - первое (надо проверить таблицу, возможно, что ошибаюсь). Но, забегая вперёд, хочу сказать, у М. Ботвинника случилась неудача потому, что он в первый раз выехал зарубежный турнир. Уже во второй раз в 1936 г. в Нотингеме, где участвовал очень сильный состав, в который входили А. Алёхин и И. Ласкер, М. Ботвинник разделил первое-второе место с Х. Капабланкой! Но я выиграл у чемпиона мира Х. Капабланки уже на 28-м ходу! Я пожертвовал ферзя, и партия получила приз за красоту. Эта партия получила название "Бессмерной". Она прошла по всему миру в печати. Но мне не повезло в дальнейшем. В совершенно выигрышном положении против Томаса я прозевал коня. Мало того, против Эйве также, в совершенно выигрышной позиции я упустил победу. По-моему, справедлива поговорка, что в шахматной игре и счастливый случай тоже нужен.
Вайнштейн, тренер Ботвинника сказал мне, что я приглашён на международный турнир в Москву. Я был очень счастлив, ведь я мечтал об этом. Как выше уже было отмечено, я родился в Москве. Но я забыл упомянуть, что из Англии сначала я поехал в Голландию и жил в Амстердаме у шахматиста Ландау. Бедняга погиб, когда гитлеровские войска оккупировали Голландию. Он был евреем. Также я жил дома у голландского гроссмейстера Макса, профессора математики. Он стал чемпионом мира, победив А. Алёхина. Но через год А. Алёхин взял реванш и выиграл с внушительным перевесом.
Как-то я гулял с собачкой Ландау (маленькой болонкой) на крыше "Daht" (это гладкая поверхность, так строили крыши на домах Амстердама). Неожиданно к нам подбежала большая овчарка. Пес хотел напасть на мою болонку (а может быть, только понюхать). Но к счастью, хозяйке барбоса удалось поймать своего агрессора, и мы с нею очень подружились. Она пригласила меня к себе домой в гости, и мы наслаждались обществом друг друга, как полагается женщинам и мужчинам.
И скоро я решил поехать на выступление в Испанию, а оттуда в Будапешт. Но Шерри (так звали мою возлюбленную) заплакала. "Андре" -умоляла она меня, - "возьми меня с собой. Мои деньги и квартиру отберут". Что мне оставалось делать? Конечно, я согласился. И мы жили с нею в Будапеште. Однажды она сказала: "Андре, пожалуйста, женись на мне, иначе мой отец меня не признает, и я не смогу вернуться к нему домой в Амстердам". Я не хотел на ней жениться и сослался на то обстоятельство, что мне ещё не было 24 лет (а по венгерским законам совершеннолетие начиналось с 24 лет), и только с согласия родителей я мог на ней жениться. Тогда Шери сказала, что сама поедет в Вену и поговорит с моим отцом. Но мой отец категорически отклонил ее просьбу дать разрешение на брак со мной. Шери сочинила историю о своей беременности, и жена моего отца, Варвара Николаевна, которая была глубоко верующей женщиной, сказала: "Арнольд! Это грех". Отец подписал официальный документ, подтверждающий его разрешение на мою женитьбу. Но как сказала мне Шери, он предупредил её, что я очень легкомысленный человек. Я отвёз её в Амстердам и поехал в 1935 г. в Москву на международный турнир.
Поездом я добрался до станции Негорелая, находившейся на границе России с Польшей. Меня встретил Исаак Масел, шахматный мастер. Он был далеко не красавец, но умница, и мы с ним дружили до конца его жизни. Его женой была Ольга Рубцова, чемпионка мира по шахматам. Однажды я с ней играл на турнире Профсоюзов и, несмотря на то, что она играла чёрными, я не смог её победить. Секрет оказался в том, что её муж Исаак Масел сидел в третьем ряду партера, а потом пересел в пятый ряд. Это была хитрость, означавшая сигнал, какой ход должна была сделать Ольга! А затем он опять пересел в четвёртый ряд и т.д. Но организаторы разоблачили подсказчика и строго попросили его оставаться сидеть на одном месте.
Итак, как уже было мною упомянуто выше, я уехал в Москву. Однако в Варшаве я выходил из поезда, чтобы встретиться с моей сестрой Маргарет, которая выступала в Театре Эстрады в качестве танцовщицы. Она была пластична и танцевала прекрасно, тогда ей было 26 лет. Увы, это была моя последняя встреча с моей любимой сестричкой. Ниже я напишу причину.
Но с начала о том, как я прибыл в Москву. Нас, участников турнира, поместили в самую лучшую гостиницу - в "Националь". Рядом - Красная площадь, и из окна комнаты был хорошо виден Кремль. Условия были превосходными: блестящая кухня - кушайте икру красную, чёрную, вино пейте, сколько хотите, только надо было расписаться на счёте. Однажды шведский гроссмейстер попросил меня расписаться на его счёте. Попросил он потому, что должен был поститься, а на самом деле ел мясо и вылакал вино и водку, и ему было не ловко перед организаторами. Я, конечно, охотно неоднократно расписался, чтобы выручить моего коллегу и друга. И вот, начался турнир в здании Музея Изящных Искусств на Волхонке. Зрительный зал был переполнен, и организаторы вынуждены были выставить демонстрационные доски на здании со стороны улицы, чтобы информировать о ходе партий, за которыми шахматисты-любители, не попавшие на турнир во внутрь здания, тоже могли следить. И не зря говорили, что Советский Союз является шахматным Эльдорадо. Нет такого уголка, города или деревни в России, где бы не играли, или не преподавали это красивое шахматное искусство. Вскоре вновь в Колонном зале в Москве состоялся новый шахматный турнир. Было бы оплошностью забыть имя его организатора этих двух турниров, им был главный прокурор Советского Союза Николай Васильевич Крыленко. На турнире в Колонном зале первые места заняли Михаил Ботвинник и Сало Флор, Эммануил Ласкер занял третье место, Хосе Капабланка - 4 место, мне пришлось занять только шестое место среди участников (надо уточнить по таблице). Почему Хосе Капабланка не занял первое место? Из-за того, что был сильный состав? Думаю, что одной из причин было то, что с Капабланкой мы каждый вечер ходили в ресторан "Прага", и Капа смотрел, как танцуют цыгане, и слушал, как они красиво поют, и поздно ложился спать. А.М. Ботвинник и С. Флор вели спортивную жизнь, ложились спать рано вечером. Есть пословица: в здоровом теле - здоровый дух. Многие, может быть, и не подозревают, что шахматная борьба заключается в крепких нервах, так как во время партии много волнений, отнимающих много сил.
И вот, на выше упомянутых турнирах я увидел среди зрителей очень красивую блондинку с прекрасной фигурой. Она наблюдала за участником. Все её внимание было концентрировано на столе, где играл Х. Капабланка. Не удивительно, как я уже отметил, Капабланка был очень красивым человеком. Страшно разозлившись оттого, что блондинка никакого внимания не уделила мне, я сказал В.Е. Еремееву (помощнику Н.В. Крыленко по организации турнира): "Валериан Евгениевич! Если Вы меня не познакомите с этой женщиной, я отказываюсь дальше играть на турнире". В.Е. Еремеев помог мне. Так я познакомился со своей будущей женой Евгенией Михайловной. Самым счастливым временем в моей жизни стали годы, проведенные рядом с Женечкой. В течение пятидесяти лет мы жили вместе.
И опять занимательный турнир тоже в 1935 г. в Колонном зале. Первое место занял Хосе Рауль Капабланка. Он был в прекрасной форме. Каждый участник играл со своим противником две партии, короткий матч. Капа и я сделали одну ничью, но игравший белыми Капа победил меня, взяв реванш за предыдущую партию, которую он проиграл мне в Гастингсе. В итоге наш результат по общим итогам в сыгранных четырёх встречах - полтора на полтора очка. В Колонном зале Михаил Ботвинник занял второе место, Флор - третье, я занял четвёртое место, Э. Ласкер пятое, гроссмейстер Левеншин - шестое и т.д.
Но здесь произошло со мной такое грустное приключение, которое невозможно забыть никогда в жизни. Фрау Марта (так звали жену Э. Ласкера) сидела вместе с моей женой на турнире в зрительном зале, к ним подошёл В.Е. Еремеев и сказал моей жене, что ваш муж выигрывает у Э. Ласкера. На что моя жена воскликнула: "Это исключено! Мы такие друзья, как родные!" Увы, я этот разговор не слышал и чёрными в очень длительной и тяжёлой борьбе преодолел сопротивление Эммануила Ласкера и победил. Но дружба есть дружба, а шахматная борьба не признаёт дружбы. Э. Ласкер, конечно же, это понимал, и наши дружеские отношения продолжались.
Когда Э. Ласкер с фрау Мартой эмигрировали в Москву от преследований немецких фашистов, они получили квартиру в Посечельниковском переулке рядом с Синагогой (это улица недалеко от площади Ногина, теперь Старая площадь). И дня не проходило, чтобы мы с женой, Евгенией Михайловной, не находились у них дома. Ведь надо было помочь ходить по делам, покупать продукты и т.д. Ведь они могли объясняться только по-немецки или по-английски. Э. Ласкер читал лекции, не помню, по математике или философии? Он разносторонний, феноменальный человек! Их дочь жила в Америке, они очень тосковали по ней и, наконец, решили к ней уехать. И мы с грустью попрощались с ними. С гением, чемпионом мира Э. Ласкером и его женой Мартой мы больше никогда не увиделись.
Волнения и радости жизни.
Эпизод, описанный ниже, случился в 1935 г. Я ещё был венгерским подданным. Меня пригласили в Ленинград (тогда я жил в Москве) на турнир в два круга, очень сильный по составу. Собственно говоря, я его уверенно, без поражения, выиграл. Среди участников были: Раузер - блестящий теоретик, особенно большой знаток дебюта "испанское начало", Рагозин, Лисицин, Чеховер и другие.
После этого турнира я принял вызов молодого, подающего надежды, советского шахматиста Владимира Алаторцева на матч из 12 партий. Володя был учеником и большим знатоком Романовского, выдающегося теоретика.
Прежде чем рассказать о результате матча, хочу сказать, что мы с женой жили в апартаментах гостиницы "Астория", в очень красивом месте, напротив Исаакиевского собора. Там же в гостинице мы и питались. Короче говоря, я не преувеличу, если скажу, что гостиница "Астория" одна из лучших гостиниц в Европе!
В это же самое время здесь жил В. Нимерович-Данченко, главный режиссёр Московского художественного театра. Мы с ним очень подружились. Я находился как раз у него в номере, когда раздался телефонный звонок. Представитель из Большого Дома спросил: "Евгения Михайловна, Лилиенталь тоже живёт в гостинице?" Оказалось, что моя жена пошла на вокзал, чтобы взять билет на поезд в Москву. По словам милиции, она была очень похожа на одну женщину (шпионку), которую разыскивала НКВД. Но, наконец-то, её отпустили. Бедняжка пришла обратно в гостиницу почти в обморочном состоянии от переживаний.
Вот так началась моя "подготовка" к матчу с В. Алаторцевым. Матч вызывал огромный интерес, так как, в случае победы Володи, он получил бы звание международного гроссмейстера. И представьте себе, дорогие читатели, у В. Алаторцева уже был перевес 6:4, ему достаточно было в 11-ой партии сделать ничью, и он получил бы звание советского гроссмейстера! Каждый раз В. Алаторцев переигрывал меня в дебюте (это было моё слабое место). Но в середине или в окончании игры, а также тактически я всё же превосходил его. Часто я спасал трудные партии.
И вот, моя любимая жена, Евгения Михайловна, сказала мне: "Сдавай матч, нет смысла мучиться". Но есть одна поговорка: сдаться никогда не поздно! И я выиграл 11 партию. Сюрприз произошёл в последней, 12 партии, в которой я чёрными одержал победу, то есть c окончательным результатом 6:6! (см. сыгранные партии Алаторцев-Лилиенталь)
Из гостиницы я переехал жить на квартиру моей жены на улице Рождественка. У нас с женой была одна комната, если мне не изменяет память, 24 квадратных метра, наше окно выходило во двор, где было много зелени. Буквально рядом находились гостиница "Саввой" и Дом работников искусств.
В Москве впервые в жизни я узнал, что такое коммунальная квартира, короче многие другие жильцы жили вместе снами в той же квартире. Однажды, очень пожилая женщина, её звали Розалия Семёновна (она прекрасно говорила со мной по-немецки, я ещё по-русски понимал не всё) вышла на кухню, где готовили на плите всякую еду. В кухне также находилось одно важное удобство - уборная! Она туда пошла, а около уборной собралась очередь, то есть другие жильцы этой квартиры. И вдруг один из жильцов с нетерпением, громко сказал: "Розалия Семёновна! Вы ещё долго будете там!" Так я узнал все прелести коммунальной квартиры!
Однажды, я дал сеанс одновременной игры в шахматы в Доме работников искусств. Потом в дирекции мне предложили стать членом Дома работников искусств. Я, конечно, с радостью согласился. Каждый вечер там были концерты. Когда я приютился в Доме работников искусств, все жильцы нашей коммунальной квартиры почти каждый вечер могли вместе со мной посещать концерты и получать удовольствие от выступлений разных актёров. Как-то там выступил А.Н. Вертинский, актёр-певец вернувшийся из эмиграции (из Парижа) обратно на Родину (тогда ещё в СССР), с дочерьми, которые стали впоследствии киноактрисами . Его концерт стал большим событием для Дома работников искусств и для слушателей, конечно. По случаю концерта Вертинского у здания Дома работников искусств стоял конвой милиции. Певец исполнял разные песни, также и те из них, где слова и музыка были написаны им самим.
Однажды, мы с гроссмейстером Сало Флором были на выступлении Вертинского. Как известно, голос у него не был оперным, но мимика, жесты окупали этот недостаток. И вот одна из песен "В бананово-лимонном Сингапуре... ..." (всех слов я уже не помню) заканчивалась на слове "бездна". Флор сказал мне: "Вы знаете, что Вертинского за эту песню в Париже оштрафовали на тысячу долларов?" Я удивился: "Не понятно, за что?" Сало в ответ предложил: "Поедем ко мне домой!" Мы пришли, он завел патефон и поставил пластинку, зазвучала упомянутая выше песня в исполнении Вертинского. Только вместо слова "бездну" я услышал в конце "..." ! Извините, дорогие читатели, за мою пошлость. Вертинский выступал в Париже в разных ночных заведениях, среди них были и русские рестораны.
Затем я стал членом Олимпийской команды Венгрии. В Фолькестоне (Англия) играл как запасной и добился лучшего результата среди всех участников Олимпиады.
Наконец на Олимпиаде в Варшаве в 1935 г. я играл на первой доске. Но к этому рассказу я ещё вернусь потому, что в это время моя жизнь переменилась в интересную сторону.
1937 г., Стокгольм (Швеция) я играл на второй доске, набрал высокий процент очков. К сожалению, остальные члены команды играли не на высоте. Мы, венгерская команда, заняла второе место.
Во время моей последней поездки в Стокгольм (Швеция) в 1937 г. на шахматную Олимпиаду я, все ещё представляя венгерскую команду, играл на первой доске. Я попросил Крыленко Николая Васильевича помочь мне вернуться обратно в Москву, ведь моя любимая жена Евгения Михайловна ждала меня. Крыленко сказал: "Скажи (он почти ко всем обращался "на ты") в Советском посольстве, чтобы тебе дали бы советскую визу по моей просьбе". Я пошёл в посольство в Стокгольме, где сказали, чтобы я пришёл через пару недель. Я заполнил анкету, где надо было ответить на такой вопрос: "Кто даёт ручательство за Вас в Советском Союзе?" Я написал - Крыленко. И вот, я отправляюсь играть на Олимпиаду. По дороге я встретил Гедеона Штальберга, шведского гроссмейстера. Он сказал: "Вы знаете, что Крыленко арестовали?" От изумления чуть было не упав в обморок, я воскликнул: "Этого не может быть!" И мне тут же пришло на ум, что я написал фамилию Крыленко в анкете, которую заполнил в Советском посольстве, подумав, что визу, наверное, не дождусь и не увижу больше свою жену. Гедеон сказал: "Посмотрите на афиши". И действительно, почти на каждом шагу я увидел афиши, где крупным шрифтом было набрано: "Крыленко, главного прокурора Советского Союза, арестовали". Но, слава Богу, когда я пришёл в посольство, визу мне всё же дали. Я вернулся в Москву, но через несколько месяцев мне намекнули, если я не приму советского подданства, то придётся уехать из Советского Союза. Конечно, я согласился. Неужели я мог оставить мою любимую жену Евгению Михайловну. Её бы не выпустили со мной, не говоря уже о том, что и Москву, мой родной город, где родился, я очень любил. Могу добавить мою пословицу: "Как человек не может жить без воздуха, так он не может жить без Москвы!"
Хочу отметить один курьёзный случай. Приехав в Советскую Россию, я участвовал в турнире в Пярну, Эстония (Родина гениального гроссмейстера Пауля Кереса) и ещё очень плохо говорил по-русски. И вдруг я увидел на улице цыплёнка. Но тогда я еще не знал, как сказать по-русски, что это цыпленок. И я обратился к гроссмейстеру Котову: "Скажи Котик (так я его звал ласково), как называется щенок от петуха?" Он чуть-чуть не упал от хохота и сказал: "Цыплёнок!" Это эпизод ему так понравился, что он упомянул об этом в одной из своих книг.
Котов был не только великим шахматистом, но и писателем, кинорежиссёром. Например, он создал кинокартину об Александре Алёхине, хотя он его лично никогда не видел. Но мы с Сало Флором, хорошо знавшие чемпиона мира Алёхина, много рассказывали ему. Котову удалось создать фильм об Алёхине, который демонстрировался в кинотеатрах России.
1939 г., начало второй мировой войны.
Когда гитлеровские войска уже были в Химках (около 25 км от Москвы), мы решили с женой эвакуироваться в Саратов. Я получил извещение Красного Креста, что мою сестру Маргарет немцы убили в концентрационном лагере на территории современной Чехословакии (город забыл), и все трупы немецкие мерзавцы выбросили в реку. И я опасался, что меня ждет та же судьба, если гитлеровские войска оккупируют Москву.
Когда мы хотели сесть в поезд с нашим карликовым шпицем Жулькой (ее нам подарил наш близкий друг Юра Дуров, всемирно известный укротитель животных, выступавший в цирках во всех уголках мира), нас не пустили. Я умолял наших соседей по коммунальной квартире, чтобы они взяли временно мою собачку. Но они стали возражать со словами: "Андре! Вы же видите, как немцы бомбят Москву?! Мы не можем взять Жульку, кто знает, что с нами будет". Тогда мы с женой решили вызвать ветеринара, чтобы усыпить нашу самую дорогую родную Жуличку. Пришёл врач. Жулька тут же почувствовала, что её хотят убить, и прыгнула ко мне на колени, и врач её усыпил. Я плачу, когда пишу эти строки. Многие известные писатели писали о той невыразимой душевной боли, которую может причинить такая злая противоестественная смерть верного четвероного друга. Мы решили больше никогда не заводить собак! Но, ...... увидим, что было дальше.
Итак, приехали мы в Куйбышев (так называлась Самара) и остановились в маленьком домике у Любочки, младшей сестры моей жены. А напротив нас, за базаром, жили балерины Большого Театра, Московской оперы и другие актёры. Они тоже эвакуировались в Самару, и выступали там в опере. Я быстро устроился на работу в качестве гроссмейстера, читал лекции и давал шахматные сеансы раненым солдатам в госпитале Куйбышева.
Меня пригласили выступить в Горкоме комсомола. Городские власти не остались у меня в долгу и устроили меня в ресторан гостиницы "Интурист-Гранд", где я мог, когда захочу, поесть. Ресторан был только для избранных людей, например, для главного прокурора Вышинского (немало безвинных людей он отправил на тот свет) и многих сотрудников разных посольств. Метрдотеля звали Гоберидзе. Во время Ялтинской конференции он обслуживал Сталина, Рузвельта, Черчиля и был за это награждён орденом Ленина. Со мной он был очень любезен, исполнял все мои пожелания. Я мог взять домой для семьи продукты, сколько захочу, чтобы мы могли жить как в мирное время. Я смог устроить на шахматную работу гроссмейстеров Смыслова, Болеславского и мастера Константинопольского. Они играли на турнирах и давали сеансы одновременной игры, читали лекции и получали за это приличный гонорар, были хорошо обеспечены.
Но самым знаменательным был случай с гроссмейстером Левеншином, когда он появился у нашего домика. У него был измученный вид, он был очень голоден. Левеншин перебрался из Новосибирска в Самару. Мы его накормили. Позже он написал в своей книге, что А. Лилиенталь спас ему жизнь, а иначе он бы умер от голода. Хочу напомнить читателям, что Левеншин был по силе на втором месте в Советском Союзе, то есть после чемпиона мира Михаила Ботвинника. Жил он в Петербурге, по профессии был инженером.
Послевоенное время.
Наконец, закончилась война, и мы с женой возвратились из Куйбышева в Москву. И возникли новые проблемы. Надо было вновь прописаться в нашу квартиру на улице Рождественка. Я пошёл на улицу Якиманка, где находилась управление милиции. Фамилия начальника была Кокошкин. Я у него попросил прописку. Он посмотрел мой паспорт и увидел, что я по национальности венгр. И этот мерзавец написал обратное: "В прописке в Москве отказать!" Моя жена, Евгения Михайловна была так расстроена, что расплакалась. Пришёл к нам Исаак Масел (выше я уже упомянул о нем) и сказал: "Поедем к Берия!" И мы отправились к всесильному Берии на Кузнецкий мост. Масел сказал коменданту, что мы хотим попасть к Лаврентию Павловичу. Он узнал причину и сказал, что доложит Берии о моей просьбе. Удивительный случай! Спустя всего несколько часов комендант позвонил в нашу квартиру и сообщил, что мы с женой уже прописаны по адресу улица Рождественка. Но мы все же хотели жить в отдельной квартире. И я обратился с просьбой в ЦК партии. Там меня очень хорошо приняли и спросили: "Почему Вы не обратились к нам ещё раньше?" Очень скоро нам дали квартиру на Кутузовском проспекте в здании, где была гостиница "Украина". И мы стали прекрасно жить. Наши окна выходили на Москва-реку.
Я играл на многих турнирах. Дал сеанс одновременной игры в Екатеренбурге (Свердловске) на 200 досках. Тогда это был мировой рекорд. В 1946 г. я стал чемпионом СССР и получил звание заслуженного мастера спорта СССР.
Когда, в качестве тренера советской сборной команды, я отправился поездом на Олимпиаду, проходившую в Голландии, ещё на советской территории я выглянул из окна и увидел немецкого пленного солдата, подметавшего пол. И он увидел, что я курю. И он так начал умолять меня: "Пожалуйста, дайте мне одну папиросу". Я его очень пожалел и дал ему целую коробку папирос "Казбек". Хотя, тогда я мечтал о том, как бы мне убить хоть одного немца за смерть моей сестры Маргариты, которую немецкие фашисты замучили в концлагере. Но я подумал, причём здесь этот пленный немец? Руководители германских фашистов гнали воевать и этого несчастного. И я правильно поступил, что дал ему папиросы. А как вы считаете, дорогие читатели?
Особенности послевоенного советского спорта. Кто такой помполит.
Уже как советский гражданин я был включён в сборную команду СССР. Я ездил в Голландию в качестве тренера советской команды, а также как участник, то есть играл в составе за советскую команду.
Всегда действовало правило, согласно которому советские спортсмены, т.е. шахматисты, перед поездкой за рубеж на соревнования должны были присутствовать на так называемом собеседовании в НКВД. Перед отъездом в Лондон, где должна была состояться встреча Англия-СССР в 1946 г., мы, т.е. наша команда, прибыла в НКВД на площадь Дзержинского на собеседование. "Начальник" или кто он там был, сказать трудно, задавал мне разные вопросы, например: "Товарищ Лилиенталь, сколько времени Вы собираетесь оставаться в Англии?" Этот мерзавец уже знал, что мой брат живёт в Лондоне, поэтому он ставил мне ловушки, ждал, что я отвечу. Я настолько разозлился, что обратился к Бондаревскому: "Скажи Игорь, сколько!" И Игорь ответил вместо меня.
Итак мы прибыли в Лондон. С нами ехал Дмитрий Васильевич Постников, заместитель председателя спортивного комитета, и ещё так называемый помполит (фамилии не помню). Мы с Флором и Кересом, как бывшие иностранцы, ломали голову - что такое помполит? Но скоро мы узнали. Наш руководитель - помощник по политической части (фамилии я не помню) строго предупредил нас: "Товарищи! Будьте бдительны! Англия очень опасная страна, вас могут провоцировать. Ходите только вместе - вдвоём или втроём. А потом помощник по политической части в тот же день исчез и только через неделю по окончании матча с англичанами, перед возвращением в Москву, он наконец-то появился на горизонте. А где он был, угадать не трудно - он занимался шпионажем. Мы, бывшие иностранцы, то есть Пауль Керес, Сало Флор и я, узнали - кто такой этот помощник по политической части!
Я вспоминаю, когда участники первенства мира поехали в Будапешт, с нами поехал Михаил Михайлович Агапов, "энкавэдэшник". Он стал приставать ко мне с тем, чтобы я связался с моим дядей Давидом Лилиенталем, председателем Комиссии по ядерной энергетики в США. То есть, чтобы я ему написал, а он бы мне ответил. Венгерский гроссмейстер Гедеон Барца анализируя мою игру на турнире, высказал предположение, почему, имея в турнире выигрышную позицию, я упустил победу. Он, конечно, не догадывался о той главной причине, которую я уже отметил выше.
Однажды на турнир пришёл Янош Кадар, заместитель первого секретаря коммунистической партии Венгрии. Я с ним учился в одном классе, мы были хорошими друзьями. Он очень любил шахматное искусство. "Скажи, кто этот человек?" - спросил меня как-то Янош, имея в виду Агапова. Я растерялся и не мог сразу ответить. Но Янош тут же сам ответил вместо меня: "Я уже знаю".
Приглашение в Китай.
Нас с Михаилом Юдовшом, международным мастером (он также был редактором журнала "Шахматы в СССР") и гроссмейстером Владимиром Загоровским пригласили в Пекин (Китай), чтобы научить играть китайцев в шахматы. Владимир Загоровский неоднократно участвовал на первенстве мира по переписке и в 60-е гг. был провозглашён чемпионом мира. Он был военным, чин не помню, но что он работал в КГБ - совершенно точно.
На праздник годовщины коммунизма нас пригласили в Пекине на приём. Это было знаменательным событием. На сцене мы увидели Мао Дзэдуна, главу коммунистической партии. Он был одет точно как Сталин, в военный мундир (шинель). А затем мы были приглашены на банкет, там уже не было Мао Дзэдуна, но присутствовал министр иностранных дел Джуен Лай. Он был очень скромным и приятным человеком. Поблагодарив нас за то, что мы приехали совершенствовать мастерство китайских шахматистов, он даже сфотографировался с нами вместе. Это фотография находится в моей книге, которая называется "Жизнь шахматам".
Переезд в Будапешт.
Мы с женой каждый год летом ездили в Будапешт. Ей очень нравился Будапешт, останавливались мы на улице Абонет в гостинице, где жили в эмиграции правительства из разных стран. В отель нас устроил Серени Шандор, председатель Шахматной федерации Венгрии, бывший член правительства, директор высшей партийной школы, замечательный человек, ему сейчас 98 лет. Дай Бог ему ещё много лет жизни!
Однажды я пришёл к Яношу Кадару в ЦКП повидаться. Мы с ним были очень дружны со школы. Он обожал шахматы. Кадар спросил: "Ты один приехал?" Я сказал, что с женой, и она ждет в саду. Янош поинтересовался: "Почему она с тобой не поднялась ко мне?" Я ответил: "Она считает это неудобным." Тогда Янош Кадар без провожатого пошёл со мной вниз в сад, чтобы поприветствовать её. Он задавал ей всякие вопросы и даже спросил, как у нас материально. Мы ответили, что всё в порядке. Мы были уверены, что если бы мы пожаловались, он был бы готов нам помочь. Это был на редкость добрый человек!
И вот однажды, моя жена сказала, что она с удовольствием переехала бы жить в Будапешт. И я решил позвонить из Москвы Яношу Кадару и спросить, можем ли мы перебраться в Будапешт? Он ответил положительно. И мы приехали. Нас уже ждала квартира их трёх комнат. Окна выходили в сад. Тишина, нет никакого движения транспорта. Вот один маленький пример, каким замечательным человеком был Янош Кадар.
Наша квартира ещё стояла пустой. Мы ждали мебель, которую отправили из Москвы в Будапешт, а к нам пришёл Золтан Габор (он работал у Кадара и был заместителем Серени Шандора в шахматной федерации) и предложил перебраться в гостиницу, пока из Москвы не прибудет мебель. Но Евгения Михайловна воскликнула: "Никуда ни шагу! Мы на полу будем спать! Во всех трёх комнатах на паркете были настелены коврики. Мы достали подушки и т.д., и так мы прекрасно спали всю ночь.
Когда моя Женя умерла, я похоронил её в Обуде, Венгрия. Пусть земля ей будет пухом! В Москве я вновь женился на подруге Евгении Михайловны, Людмиле. Я называл её Милочка. Увы, мы жили с ней недолго, только два года, и она смертельно заболела. Она лежала в больнице Хонвед (Honvéd Korház). Её оперировали, но даже после операции адские боли не прекратились. Я решил её отвезти в Москву, надеясь, что, может быть, там врачи смогут нам помочь. Я вызвал профессора к нам домой. Он сказал: "Не давайте ей никаких лекарств, дайте ей покой. У неё остался максимум один месяц". Профессор оказался прав. Она даже месяца не прожила, только мучилась от боли, и умерла. Пусть земля тебе будет пухом, милая Милочка!
И вот однажды, я зашёл в шахматный клуб общества "Спартак" (теперь это клуб имени Тиграна Петросяна, чемпиона мира). Там я давал сеанс одновременной игры. И вдруг я увидел среди зрителей очаровательную женщину, гораздо моложе меня, лет на тридцать. И повторилась история, которая произошла со мной в далеком 1935 году, когда я играл на международном турнире в Москве. Я к ней подошёл и представился, а она назвала своё имя - Ольга. И я сразу, как говорится, с первого взгляда влюбился в Олечку. Оказалось, что её дочь была международным мастером по шашкам и пришла в клуб тоже играть. Её зовут Аня. Я попросил Олечку пойти со мной на банкет (я уже не помню по какому поводу состоялся этот банкет). Я умолял Олю приехать ко мне в Будапешт. И Бог помог мне! Она согласилась, я живу с ней идеально, не смотря на то, что она на тридцать лет моложе меня! Она ухаживает за мной, поэтому я и смог дожить до 93 лет, то есть 5 мая 2004 года мне исполняется 93 года.
Пусть иностранцы не обижаются на меня, если я скажу, что если они хотят счастливой жизни, то пусть женятся только на русских женщинах! Между прочим, Хосе Рауль Капабланка, чемпион мира, был женат на русской, её тоже звали Ольга. Рихард Рети, великий шахматист (есть дебют, изобретённый Рети, называется "дебют Рихарда Рети"), тоже женился на русской, актрисе. Её отец был известный писатель (к сожалению, пока не вспомню его фамилию). Венгерский композитор Кальман, писавший оперетты, тоже был женат на русской. Это свидетельствует о том, что русские женщины являются идеальными женами. Запомните это уважаемые мужчины-иностранцы!
А теперь ещё важно отметить, что с нами живёт очень важная персона по имени Линда. Хотя после смерти Жульки я клялся, что больше никогда в жизни не заведу другой собаки. Но, Олечкина дочь, Аня, пять лет тому назад купила в Москве породистого мини-шнауцера. Линдочка - редкостная умничка! Очаровательная красавица! Если бы в Будапеште были бы соревнования по красоте, то Линда, наверняка, заняла бы первое место, как самая красивая собака! Она категорически отказывает ухаживаниям мужиков. Её страсть - футбол. Она целый день играет с мячиком. Пока никому не удалось в её ворота забить гол! Даже Лев Яшин, считавшийся во всём мире самым лучшим футбольным вратарем, не может конкурировать с Линдочкой!
Я, несмотря на то, что 5 мая 2004 года мне исполняется 93 года, ещё работаю. Многие мои аналитические статьи по шахматам публикуются в России в газете "Шахматная неделя". Редакция этой газеты написала обо мне, что многие гроссмейстеры могут брать пример, как блестяще я анализирую. Хочу добавить ещё, чтобы голова была ясной и можно было бы заниматься интеллектуальной работой, необходимы какие-нибудь спортивные занятия. Потому и есть пословица - в здоровом теле - здоровый дух. Чемпион мира Михаил Ботвинник зимой катался на лыжах и очень много ходил пешком. Я тоже занимаюсь спортом - часто плаваю. Другими видами спорта заниматься не могу, потому что у меня парализована правая нога. Я таким родился. Но я ещё вожу машину. Научился водить в Москве около семьдесяти лет тому назад. Вожу машину левой ногой, нажимаю на сцепление или тормоз, а правой ногой - только на газ.
Как я живу материально? Я получаю пенсию от Международной шахматной федерации. Сколько? Желаю всем пенсионерам столько получать! Вдобавок, как олимпийский серебряный призёр, так как в Стокгольме венгерская команда заняла второе место, а я играл на первой доске.
Я являюсь самым старшим по годам гроссмейстером. Удостоверение я получил в 1949 году в Москве. А заслуженного мастера спорта тоже в Москве получил в 1948 году.
Я и моя жена Олечка много разъезжаем по разным странам. Недавно мы были на французской Ривьере, где был турнир на первенство мира по блиц-партиям (пятиминутки). Я, слава Богу, не играл, нас с женой пригласили как почётных гостей. Зиму мы с Олечкой и Линдочкой проводим в Будапеште, а в мае месяце уезжаем в Крым. Там у нас есть дача. Дом стоит совсем близко от моря. Местность называется Кача. Хочу добавить, что французская Ривьера - шикарнее, но суть не в этом. Крымский морской воздух - лучше. Любые лёгочные заболевания, например, астма, воспаление лёгких лечатся в Крыму лучше. Моя первая жена, Евгения Михайловна, болела астмой, и мы не в санатории спали, а совсем близко, на расстоянии двух-трёх метров от моря - через 20-25 дней моя жена забывала, что такое астма. Вот разница между французской Ривьерой и Крымом!
Читатель резонно может заметить, что каждый человек может написать о своём жизненном пути. Да, я с ним согласен. Но я хотел ознакомить читателей, особенно тех, кто понимает шахматы, с жизнью необычного шахматиста-профессионала.
Сыгранные мною партии.
Здесь я даю партии, которые не опубликовал на русском языке, а также те из них, которые не были опубликованы в моей книге "Избранные мои партии".
май 1930 года курорт Студнянски Теплице, Чехословакия. Французская защита, Лилиенталь
Это тот турнир, на который меня не хотели допускать, так как я не был ещё мастером, но по просьбе моего дорогого друга Сало Флора меня всё же допустили, и я даже занял I-ое место.
1. e4 e6;
2. d4 d5;
3. Kc3 Kf6;
4. Cg5 Ce7;
5. e5 Kf-d7;
6. h4, Чатардом (французским мастером) рекомендована жертва пешки. Относительно этого хода обращает на себя внимание партия Алёхин-Фархпи, 1914 год. Упомянутый выше Чатард атаку называет "атакой Алёхина-Чатарда". Если чёрные принимают жертву пешки, то белые в развитии получают перевес и хороший шанс по открытию линии: х (h) НПР 6. ...C:g5; 7. hg Ф:g5; 8. Kh3 Фe7; 9. Kf4; а затем Фg4 и 000. 6. f6 - долгое время этот ход осуждался, считался неудовлетворительным ввиду 7. Cd3 жертвы фигуры. Но в 30 гг. Беловенец и Юдович нашли усиление для чёрных. Но всё это случилось значительно позже, а кто видит будущее?
7. Сd3, см. диаграмму. (Позже доказывали, что у белых - лучший шанс, если сыграть 7. Фh5+ и на gb 8. f:f! и если 7. а, 8. ...g:h, то 9. f:e с перевесом у белых)
19. Фd6;
1. Фf6 Ce7;
2. Фf7+Kpd7;
3. Ka4! (заканчивает борьбу, потом от 23. Kb6+ нет защиты) b5 (если Лb8, то 23. Kb6+Kpd8; 24. Kf3! Чёрные окончательно привязали);
4. Kb6+Ф:b6;
5. Ф:e7+Kpc6;
6. Kf3 (редкий случай, что белый гусар выжидает до середины игры и немедленно угрожает матом - Ке5!) 23. ... d4 (???a2 ... b4 следует 26. Ке5+Крb5; 27. Фе8?)
7. Ке5+Крd5;
8. Фg5 Kpd6;
9. Kf7+Kpc6
10. Фf4+e5 (если Крd5, то 30. ... Фf3 или 30. Кс5; 31. Лс7?);
11. Фf6+Kp?5;
12. b4+ чёрные сдались
А.Лилиенталь
август 1931 года, курорт Ницца, Франция. Ферзевый гамбит, Лилиенталь - Рейлли
1. d4 Kf6;
2. c4 e6;
3. Kf3 d5;
4. Kc3 Kb-d7;
5. Cg5 Ce7;
6. e3 00;
7. Фc2 Этот ход особенно был моден в нашем столетии. Сначала белые систематически кушали, рокировали на длинную сторону, а затем начинали атаку на королевском фланге. В 1911 г. на ежегодном турнире в Карлсбаде в партии Ротвили - Теихман чёрные нашли эффектное противоядие против плана белых (7. c5; 8. 000 Фа5!) 7. ...с5 (чёрные открывают позицию, хотя этим они изолируют свои пешки на d5);
8. c:d (8. 000 Фа5);
9. cd ed;
10. d:e и опасно принять в жертву пешку;
11. С:f6? C:f6;
12. K:d5 Ce6!;
13. Kpb1 Лас8 или 11. К:d5 K:d5; 12. Л:d5 Ce6 и атака у чёрных. В упомянутой партии после 11. Kd4 Ce6; 12. Kpb1 Лас8; 13. Cd3 h6; 14. C:f6 C:f6; 15. Cf5 Лfd8; 16. C:e6 f:e; 17. Фg6 Лd6 и Теихманн получил хорошую игру. Только позже решили, что 9. Крb1! Вместо 9. cd. Белые же могут рассчитывать на благополучие НПР. 9. ...dc; 10. C:c4 h6; 11. C:f6 K:f6; 12. е5 или 9. c:d ; 10. e:d d:c; 11. C:c4 Kb6; 12. Cb3 Cd7; 13. Ke5 Лac8; 14. Фe2 (Паул Керес - Фихтл, Прага, 1943 год). 8. ...e6 -:d5 (Теперь доказано, что сильнее 8. ...K:d5; 9. C:e7 Ф:e7) 9. K:e7; 10. 00 cd; 11. Л:d4 и у чёрных возникают трудности. 10. К:d5 e:d; 11. Cd3 g6; 12. d:c K:c5 и после 13. Лс1 чёрные могут уравнять игру продолжая 13. ...К:d3 + 14. Ф:d3 Cf5! Белым невыгодно 15. Ф:d5 выигрывать пешку ввиду 15. ...Лfd8; 16. Фe5 Ф:e5; 17. K:e5 из-за Лс8, а ежели 15. Фd4, то Се4; 16. 00 С:f3; 17. g:f Фg5 + 18. Kph1 Фf5; 19. Kpg2 Фg5+ и результатом может быть вечный шах, что и было на первенстве мира между Алёхиным и Капабланкой в марте 1927 г.: 9. Ла-d1 Фd8-a5 (9.c4; 10. Ce2 Фа5; 11. Ке5 - лучшая игра для белых); 10. Cf1-e2 Лfd8. Если чёрные намерены избежать изолирование пешки d (так играл Ятес против Капабланки в 1922 г. на лондоском турнире, тогда в случае 11. 00 Ле8; 12. Ке5!, защищая пешку d5, причиняет беспокойство чёрным). 11. 00 Кd7-f8; 12. d:c Ф:c5; 13. Kd4 Kf8-e6!? Теперь, если атакованный белый слон отступает, тогда чёрные разменяют блокирующего белого коня на поле d4, и это вне всякого сомнения облегчает чёрным защиту. Но следующий ход доказывает, что пешка чёрных на поле d5 в опасности. Поэтому надо было сыграть 13. ...Се6, позволяющее сохранить белым оба слона.
14. Kd4-b3! Фc5-c7;
15. Cg5-h4 Ke6-f8? Диаграмма. Чёрные сознают, что своим последним ходом совершили неточность и теперь намерены исправить положение, продолжая 16. ...Се6. Но, чёрные не учли одной комбинации белых. (Можно ещё отметить, что плох был и 15. ...b6; 16. Cd3 h6; 17. C:f6 C:f6; 18. K:d5, а если бы 15. ...Фе5, то после 16. Cg3 королевский фланг чёрных был бы слишком связан.) 16 Кс3:d5! (Преувеличением было бы назвать жертву ферзя маленьким тактическим приёмом. Белые за ферзя получают ладью слона и пешки и разносную атаку. Слишком много хорошего! Причём, если 16. ...К:d5; 17. Ф:c7 K:e7; 18. C:e7, то чёрные остаются без пешки).
16. ...Ф:с2;
17. Кd5:e7+Kph8;
18. Лd1:d8 g7-g5, лучшего нет! На 18. ...Kd7; 19. Cb5 Фс7; 20. Kd5 Фd6; 21. C:d7 и белые выигрывают, а если 18. ...h5, тогда 19. Л:f8+Kph7; 20.Kd4 Фe4 (20. ...Фc7; 21. Cd3+); 21. C:f6 g:f; 22. K:c8, решающий перевес.
19. Сh4:g5 Kph8-g7 (на 19. К6-d7 чёрные получают мат, 20. Л:f8+K:f8; 21. Cf6!)
20. Kd4 Фc2-c5;
21. Лd8:c8! Чёрные сдались, так как после 21. ...Л:с8 последует 22. Kdf5+Kph8; 23. C:f6+ и следует мат.
сентябрь 1933 года. Париж, Контргамбит Албин, А.Лилиенталь - С.Тартаковер.
1. d4 d5;
2. c4 e5;
3. de d4;
4. Kf3 Kc6;
5. K5 d2 (играли и 5. g3 или 5. a3Ce6 - 6. C3d:c! .................... - Пеликан, Прага, 1933 г.) 5. ...Се6;
6. g3 Фd7;
7. Cg2 Kge7;
8. 00 Kg6;
9. a3 000. (В одной из партий Шпильман - Костич, Влед в 1931 году после 9. ...Лd8 - 10. b4 Ce7, 11. Фa4 00, 12. Cb2 b6, 13. Лac1 в руках белых остался перевес);
10. b4 K:e5;
11. K:e5 K:e5;
12. Фc2 d3;
13. e:d K:d3;
14. Кb3! (на 14. Лd1? могло последовать 14. ...К:f2!) 14. ...K:c1;
15. Ла:с1 Сf5;
16. Фb2 h5;
17. с5 с6;
18. b5! h4;
19. bc bc;
20. Ка5 hg;
21. hg3 Фс7? Очень массивный. Здесь Тартаковер отмечает: "Лучше было бы 21. ...Лh6! (Думаю, что и после 22. Лс1 d1! Чёрные могут сдаваться. Лилиенталь);
22. К:с6 Лd7;
23. Кd4! Ch3;
24. c6 Лd8;
25. Фb7+Ф:b7;
26. cb+Kpd7;
27. C:h3+Л:h3;
28. Ke6 и чёрные сдались.
Примечание Тартаковера взято из журнала "L'Echiquier".
5. c:d K:d5, так играл Грюнфельд в 1931 году на Пражской олимпиаде против Алёхина. ..... продолжение избегает создать на d5 изолирование пешки, но она поволяет создать сильное построение в центр белым;
6. e4 K:c3;
7. b:c cd;
8. c:d Cb4+;
9. Cd2 C:d2+;
10. Ф:d2 00;
11. Ce2, ввиду того, что у чёрных на ферзевый перевес имеется пешечный, у них тоже есть шанс на окончание. Белым в середине приходится решиться на насилие. Это видно из очень сильно атакующего 11. Сс4. В выше упомянутой партии чемпион мира Алёхин сыграл 11. Сd3, скрытые слабости которого можно выяснить на партии Костич - Штольц. Вот как: 11. Сd3 b6; 12. 00 Cb7; 13. Фf4 e5! и у чёрных положение лучше. 11. b6;
12. 00 Cb7;
13. Фf4 Ke6 (лучше было бы 13. ...Фf6; 14. Фe3 Kc6 15. e5, иначе чёрные играют е5). 1...Фh6! И чёрные получают контригру);
14. Лfd1 Ke7;
15. Лас1 Kg6;
16. Фе3 Фd7 (здесь ферзь нехорошо стоит, лучше было бы 16. ...Фе7). Диаграмма
17. h4! Лfc8;
18. h5 Ke7;
19. Ke5 Фd8;
20. h6 Kg6;
21. Kg4 Л:с1,
22. Л:с1 Ла:с8;
23. Л:с8 С:с8,
24. hg e5 (в случае взятия пешки g7 25. Фh6+, а затем связаный e5, потом Кf6 немедленно решает (что решает?);
25. К:е5 К:е5;
26. d:e Ce6;
27. a3 Фc7;
28. f4 Cc4;
29. Cf3 Kp:g7;
30. Фd4 Kpg8;
31. Kph1 Cb3;
32. Фe3 (угрожало бы 32. ...Фе1+ и 33. ...Ф:f4); 32. Ca4;
33. Фe1 a5;
34. Фg3+Kpf8;
35. Фh4 b5;
36. Фh6+Kpe8 (если 36. ...Крg8, то тогда 37. f5! Ф:е5; 38. f6 ведёт к мату);
37. е6 Фе1+
38. Крh2 Cb3;
39. Ch5 Ф:а3;
40. e:f+C:f7;
41. Фe6+ чёрные сдались.
*Анализ, то есть примечание принадлежит международному мастеру Эндре Штейнеру. Опубликовано в 1934 г. в будапештской "Шахматной газете".
август 1934 года. Мадрид. Ферзевый гамбит, А.Лилиенталь - Коцхер.