Писатель умирал в бедности. Из-за болезни пришлось оставить должность секретаря "Отечественных записок", служившую единственным источником существования, и уехать лечиться на Кавказ. Помогали, как могли, Некрасов и Салтыков-Щедрин, но и их поддержки хватило ненадолго.
Последняя спутница его жизни Л. Маклакова, печатавшаяся под псевдонимом Нелидова, написала о его жизни роман "На малой земле". Художественно несостоятельный, он не был опубликован и остался в ЦГАЛИ как один из источников его богатой биографии. Биографии Василия Алексеевича Слепцова, талантливого и незаслуженно забытого прозаика, о котором мы ныне так мало знаем.
По воспоминаниям В.Танеева, Слепцов, потомственный дворянин, но разночинец по образу жизни, был очень красивым человеком с яркой внешностью и "производил поразительный эффект. Женщины были от него без ума и просто толпами бежали его слушать...".
Молодость Слепцова прошла довольно бурно: от глубокой религиозности он бросился вдруг к военной карьере, но вместо армейской службы поступил на медицинский факультет Московского университета, где проучился около года. Увлекшись театром, уехал в Ярославль, где играл на сцене под псевдонимом Лунин. Несколько браков. Служба в канцелярии московского гражданского генерал-губернатора. Путешествие для сбора пословиц, песен и сказок по инициативе В.Даля. Публикации очерков. Переезд в Петербург. Сотрудничество в "Современнике". Организация коммуны, получившей название Знаменской или Слепцовской, по прообразу коммуны из романа Н. Чернышевского.
Литературная репутация Василия Алексеевича связана с повестью "Трудное время", опубликованной в "Современнике" в 1865 году. На название, очевидно, повлияли строки известного стихотворения Н. Некрасова "Рыцарь на час":
Захватило вас трудное время
Неготовыми к трудной борьбе...
Это главный, наиболее интересный труд Слепцова, весомый вклад в русскую литературу, которая приобрела с появлением повести очень и очень много.
Небольшое по объему, и, казалось бы, в чем-то вторичное по тематике произведение: его герой Яков Рязанов - разночинец, нигилист, приезжает к своему другу, либеральному помещику Александру Щетинину. Марья Николаевна, жена Щетинина, слишком близко к сердцу принимает идеи и настроения странного гостя, отвергающего и ее врачевание крестьян, и организацию школ, и либеральность ее мужа, но знакомящего ее с грубой действительностью и правдой жизни, которой она до сих пор не замечала.
Маша пытается пробудить любовь в сердце Рязанова. Но до него не достучишься. Куда там! Тогда она уезжает одна. Покидает друга и Рязанов...
Итак, содержание нам довольно знакомо даже в деталях.
Напомним: роман "Отцы и дети" Тургенева появился в "Русском вестнике" в 1862 году и в том же году вышел отдельным изданием. Однако он никак не повлиял на судьбу повести Слепцова: она существовала автономно, проповедуя свои идеалы и решая собственные задачи, и не оказалась вторичной и лишенной своеобразия и оригинальности.
Рязанова можно оценивать по-разному. Как только не величали его критики: и циником, и пустозвоном, и узколобым филистером. Кем же он был в действительности? Каким его задумал и нарисовал автор? Писатель, работавший бережно и внимательно не только с характерами, но и с деталями, придавшими повести "Трудное время" значительно больше значения, чем предполагалось для самой детали.
Кажущаяся фрагментарность и некоторая неясность вставных, на первый взгляд, сцен и эпизодов в повести, что послужило одним из упреков критики в адрес автора, легко объяснима и оправдана. Необходимо лишь уяснить себе задачи и постичь цели писателя, а также учесть историческое время создания произведения.
Например, к чему вдруг вставной эпизод в виде рассказа Рязанова о новой моде не бить собак? Лучше и правильнее, объясняет Рязанов, просто не давать им есть. Тогда за один кусочек голодная собака готова на все. О простой ли дрессировке идет речь? И нет ли здесь иносказания, проще - прямого непосредственного намека на ситуацию в России да и, наверное, не только в России. Всюду, где люди могут помыкать и помыкают друг другом, годится и отлично подходит новый, уже прекрасно отработанный метод дрессировки.
Странно, но подобные сцены - их в повести немало - ставили в тупик как большинство критиков, так и читательскую аудиторию. Ту ее часть, которая не хотела и не желала, отчасти - не умела, необученная - вдумываться в прочитанное, его осмысливать и анализировать. А Слепцов рассчитывал как раз на четкое аналитическое мышление, на умение сопоставлять. Без этого его повесть показалась бы действительно лишенной всякого смысла и содержания. Они очень глубоки, необычны, неожиданны даже при всем разнообразии высочайших образцов русской литературной классики.
Главный герой повести, на первый взгляд, вызывает странное непонятное ощущение. "...у тебя все смех", - говорит ему приятель Щетинин . И он прав: Рязанов, при всей его внешней серьезности, относится к жизни, к действительности, к происходящим событиям, по меньшей мере иронически, точнее, скептически, цинично. Сей синонимический ряд определений можно продолжить по желанию.
По словам того же Щетинина "...Петербург как-то совсем отучает смотреть на вещи прямо, в вас совершенно исчезает чувство действительности: вы ее как будто не замечаете, она для вас не существует".
Рязанов отвечает приятелю в своем собственном стиле, который надо понять и постичь, чтобы понять и постичь сам образ и характер, а, значит, и замысел писателя.
"... есть и такие, которые обо всем серьезно говорят. И даже таких гораздо больше, я как-то одного встретил на улице, - я в баню шел; пора, говорит, нам серьезно приняться за дело. Я говорю: да, говорю, пора, действительно, говорю, пора. До свиданья. - Куда же вы? - говорит. - А в баню, говорю, омыться... - Да, говорит, у вас все шутки... я серьезно... - Ну что же делать? - вдруг спросил Рязанов, поднимая голову. - Ведь и я тоже серьезно ему отвечал, а он говорит: шутки".
Рязанов пробует объясниться, но его никто не понимает.
"... а вон Суворов пел петухом, однако никто этого в шутку не принимал, все понимали, что он в это время какую-нибудь серьезную каверзу подстраивает".
Пожалуй, повесть "Трудное время" требует очень глубоких исследований, в которых ей было отказано: Слепцова редко издавали, и, следовательно, почти не читали. На мой взгляд, наиболее интересным исследованием могла бы стать работа об иронии и юморе Слепцова, которыми он от природы владел в совершенстве. Прозаик наделил Рязанова и повесть столь тонкими и блестящими образцами иронии, что просто диву даешься и ее утонченности, и своеобразному взгляду на мир, присущему лишь очень умным и глубоким натурам и очевидно, облегчающему существование ему самому и его герою.
" - Что это вы читаете? - спросила она Рязанова.
- Так, глупая книжонка.
- Зачем же вы ее читаете, если она глупая?
- На ней не написано: глупая книга. (курсив автора)
- Ну, а теперь, когда уж вы знаете?
- Ну, а теперь я уже увлекся, мне хочется знать, насколько
она глупа..."
Ирония Рязанова имеет сложное происхождение, реальное обоснование и очень крепкие корни: это не просто порождение большого ума, но ума горького, разочарованного, уставшего. Рязанов не видит ни честных человеческих сил в России, ни реальности их приложения, ни цели жизни. Он разуверился в ее изменении к лучшему и убежден, что метаморфозы вряд ли возможны. Здесь не помогут ни либеральные помещики с их полумерами, вроде Щетинина, ни помещичьи жены, вроде Марьи Николаевны, с их лечением крестьян и школами. О людях он говорит, что "пожалуй, еще с пяток наберется" и "осталась одна мелкота". А успех?
" - Как не верить? Нельзя не верить. Успех-то будет несомненно, только мы-то вот, кажется, немножко того... немножко опоздали для этого успеха".
"... жизнь штука любопытная, я вам скажу. Так вот всю видишь, кажется, ее насквозь и человека знаешь вдоль и поперек - чего бы, кажется, еще? Так нет; все мало. Еще чего-то нужно. Страсть нужна. Тут нужно просто прийти и взять..."
Рязанов вполне примирился со своим положением и с положением вещей. В этом его трагедия.
"...на жизненном пиру тоже мы с тобой не очень раскутимся. Места-то наши там заняты давно".
Свое кредо он формулирует сам:
"Это так следует: не верьте никому и мне в том числе; тем лучше, - меньше будет душевных кризисов, меньше ошибок".
Рязанов уже прошел путем многочисленных ошибок, миновал подобные кризисы и пережил боль разочарования. И именно она научила его жить иначе и вынудила искать пути самозащиты, способы душевного предохранения, чтобы окончательно не задохнуться, не сойти с ума, не обезуметь от невыносимой тоски и отчаяния. Рязанов надел на себя маску, похожую на Чайльд-гарольдовскую, онегинскую, печоринскую. Он стоит значительно ближе к ним, чем к нигилистам базаровского и волоховского типа.
Вероятно, нигилизм был в России явлением более чем сложным, гораздо проблематичнее, чем мы сейчас представляем по дошедшим до нас книгам и литературным источникам.
С горьким гоголевским смехом смотрел вокруг герой Слепцова. С той же болезненной иронией и нездоровым скепсисом оценивал происходящее и сам автор. Неверие, разочарование, моральная опустошенность, потеря идеалов, надежд, крах жизненных основ и принципов - поистине трагическую душу и судьбу своего героя обрисовал прозаик. Страшную действительность, в которой нет самой жизни, а только ее жалкое подобие, пародия на нее. Людей ждут лишь прозябание и бессмысленная, тщетная суета в пустых попытках найти себя и свое дело и место в жизни. В жизни, которой уже попросту не существует, но в которую продолжают усиленно, бесконечно играть несчастные и обездоленные. Что еще им остается делать? И не научить их чему-то, не посоветовать им нечего.